— Ольга Искандеровна! А Ольга Искандеровна? Я вам нужен на переговорах? — Драгар подскочил так быстро и неожиданно, что я вздрогнула, и отшатнулась. Зачем-то сунула руку в карман, и там что-то убийственно зашуршало, а потом еще более убийственно хрустнуло. Я вздрогнула снова, отступив от Драгара под защиту кабинета проректора. Помощник воспринимал его почти также, как и самого Вархара. То ли с нездоровой ревностью, то ли со здоровым опасением.

Я судорожно соображала, что же такое постирала вместе с одеждой? На ощупь оно было прямоугольной формы. Гладкую поверхность нарушали два ряда круглых выпуклостей. Ой… Да это же моя упаковка валерьянки! Так вот куда она спряталась, родимая!

И тут на меня, без предупреждения и объявления войны, накатила ностальгия по нормальной жизни. Ненадолго я выпала из ужасной реальности, погрузилась в прекрасное прошлое.

После нескольких дней в Академии нормальным и даже прекрасным казалось абсолютно все.

Сосульки, что каждую весну норовили спикировать с крыши на голову. Труженики управления нашего дома клятвенно заверяли, что у них боязнь высоты, а сосульки рано или поздно спустятся сами.

Зимний гололед на лестнице и крыльце. Соседка утверждала, что поливает их святой водой, чтобы очистить дом от скверны, и отпугнуть полтергейст. Увы! «Скользкой чистоты» едва хватало на пару часов. И то в удачные дни. В сильную метель или скрипучий мороз.

Виной всему крики гостей и случайных прохожих, которые обязательно наворачивались на «чистом крыльце». Они безнадежно загрязняли ауру нашего дома многоэтажной бранью. Что требовало немедленного вмешательства святой воды. Дети катались с крыльца на ледянках, иногда неудачно врезаясь в прохожих. Не трудно догадаться, что и эти несознательные субъекты коварно загрязняли ауру нашего дома нецензурной бранью и «выхлопами негативной энергетики».

Град стройматериалов с верхних этажей. Кирпичей, останков мебели, плитки, ветоши. Верхние соседи — все как один — считали, что выносить мусор обычным способом дурная примета.

Собаки на стройке через двор. Днем они молчали как рыбки баскервилей, а ночью ехидно принимались выть на все голоса. Милиции так и не удалось призвать собак к ответу — они слишком хорошо лаялись. Отловщики примерили на себя шкуру змей и пауков. Поползали по трубам, полазили по недостроенным этажам и категорически открестились от наших вызовов.

Пианистка-соседка, изгнанная из театра за какие-то особые заслуги, что принималась играть гаммы с часу ночи до трех. Как она умудрялась сфальшивить, до сих пор ума не приложу!

И даже баба Света из нашего дома, что сутками грызла семечки под окнами и плевалась шелухой в прохожих, не выглядела таким уж стихийным бедствием. Прошел мимо, стряхнул кожуру с прически, вывалил из сумки, из обуви, из карманов. И снова человек!

Дом, милый дом.

А всему виной фансайт. Старый, добрый, милый фансайт.

Я вооружилась двумя упаковками успокоительного, прежде чем идти на окончательные и бесповоротные разборки в чате. На том самом, что довел мой бедный разум до изнеможения, а инстинкт самосохранения до комы. Из-за их «временной недееспособности» я и очутилась в «Академии войны и мира».

Одну упаковку валерьянки я прикончила быстрее, чем чашку чая. Точно помню — предпоследняя таблетка отправилась на отчаянную борьбу с моими расшатанными нервами на втором часу бойни в чате. Тогда меня объявили мужиком нетрадиционной ориентации, далеко за сорок.

И несколько фанаток поклялись на крови… других посетительниц форума, что в Личке я им не раз об этом писала.

Дальше пошли такие многоэтажные и витиеватые оскорбления, что я не запомнила. Помню только, что валерьянка схватку проиграла. А мои нервы победили с разгромным счетом три ноль после третьего припадка рыданий и четвертого насквозь мокрого платка.

Вскоре после этого победили они еще и компьютер, и сон. Но кто считает?

Вторую упаковку валерьянки я случайно оставила в кармане сегодняшних брюк. И в полуневменяемом состоянии, дрожащими руками кинула в стиралку. Где-то между новыми сообщениями о том, что я «нетоварного вида старушенция» и «вышла в тираж». Здесь моя логика тоже встала в тупик и безуспешно пыталась разгадать ребус, похлеще тех, что загадывал читателям Льюис Кэрролл. Как можно, имея нетоварный вид, выйти в тираж? Хорошо нашлась одна добрейшей души женщина … когда спит зубами к стенке. Для начала он заклеймила меня в чате «лысой клушей». Наверное, это была ее смелая фантазия о том, как выдергивает обидчице любимой актрисы все волосы. И что-то подсказывало мне, что не разом, а по-одному. Чтобы я уж точно мало отличалась от голой… ой главной героини сериала. У той несколько волосенок еще висели в художественном беспорядке. И отчаянные парикмахеры-гримеры, кажется, вылили на них весь лак. Получившийся шедевр напомнил мне одну чудесную, хотя и бородатую, комедию. Там, герой с героиней спасался от преследователей на мотоцикле. Когда погоня отстала, они остановились и огляделись. Повернулись в профиль к зрителям и ненадолго замерли, позируя. Волосы их так и «развевались» флагом по ветру.

Добрейшей души женщина (чтобы никто ненароком не усомнился в этом, она даже ник такой взяла) перевела мне в личке часть предыдущих обвинений. Должно быть, опасалась, что, не разгадав их сакрального значения, не смогу проникнуться собственной ничтожностью. С ее слов «выйти в тираж» все равно что «выйти на улицу красных фонарей». И тут моя логика снова спасовала перед фанатской смекалкой. Зачем выходить на улицу красных фонарей, если ты уже нетоварного вида? Тогда еще одна добрая девушка из чата великодушно пояснила в Личке, что цель «посылов» — не логика. Их цель — донести до меня эмоции фанаток. Вынести мне этими эмоциями весь мозг.

Я опять не поняла, как чужие эмоции могут вынести мой, собственный мозг. Но, похоже, меня сочли непроходимо тупой и больше ничего не расшифровывали. Упорно продолжая осыпать китайской грамотой молодежного и прочего сленга.

Нервы сохранить я не надеялась, не говоря уже о логике — бедняжка категорически отказывалась анализировать сообщения в чате. Даже под страхом смертной казни — полного отречения от нее в дальнейшей жизни.

Я попыталась утешить несчастную, морально поддержать.

Ну какая может быть логика у тех девушек? Бедные свято верили, будто актриса, что за всю блистательнейшую кинокарьеру снялась в одной-единственной голой, ой, главной роли, в сериале — гениальна.

И, что гораздо важнее, сексуальна. Что же может быть сексуальней девы среднего возраста, в пух и прах разодетой в носки до середины икры, прыщи и морщины? Особенно когда она задорно присвистывает щербинкой, трогательно косолапит и косит глазами-бусинками, что едва угадываются из-под обвисших век.

Хотя… не запомнить этот образ, не пронести его сквозь долгие месяцы, невозможно.

Наверное, поэтому, все до единого нелюди сериала хотели героиню со страшной, просто нечеловеческой, силой. Столько нелюдей не жило в ее городе, сколько хотело героиню. Но и это не смущало фанаток. Даже столбы возле отеля, где работала горничной героиня, хотели ее. Только сказать не могли. Так и торчали, бедные.

Естественно, вначале она была целомудренной, но потом, выражаясь языком моих антифанаток «вышла в тираж». Не выдержало девичье сердце. Штабели загорелых, брутальных оборотней у ног, бледных, но мускулистых вампиров, не менее бледных и мускулистых фейри кого угодно лишат целомудрия. И редкий нелюдь не удовлетворил свое хотение. Это же сериал! Количество персонажей ограничено, а осчастливить каждого красавца-пушистика главная задача режиссера. Иначе фанаты порвут как тузик грелку. Ну или как меня, в чате.

Последнюю таблетку валерьянки я заглотила ближе к утру. Запила ее уже не помню чем, может даже лимонным соком — меня изрядно перекосило. Или это случилось от взгляда на трехмерную фотографию актрисы без макияжа? Эту ядерную бомбу я хранила в отдельной папке. Один взгляд на нее пробирал до кончиков волос, обеспечивая бессонную ночь получше литров кофе. Но меня довели. И я нажала красную кнопку — выложила снимок в чат.

Там воцарилась убийственная тишина, прямо как после взрыва. Так и слышала, как скрипят шестеренки в головах фанаток, как с хрустом ломается их представление о жизни. Уж больно отличался мой прощальный подарок от шедевров фотошопа из многостраничных темок сайта.

Несколько нечленораздельных смайликов высыпали в чат, нервно дрыгаясь и приплясывая. Шок это по-нашему!

Хотя знакомство с доктором Мастгури перевернуло мое понятие о шоковой терапии с ног на голову.

Эх! Были ж времена!

Рядом с «Академией войны и мира» тот фансайт просто райские кущи рядом с адскими сковородками. А фанатки — ангелы по сравнению с местными студентами и преподами.

Хочу туда, назад.

Не понятно почему, внезапно, во мне вспыхнула тихая истерика. Все нервные клетки ходили с плакатами «Положите нас туда, откуда взяли!», «Согласны на десять ночей в чате вместо одной ночи в Академии», «Готовы каждое утро любоваться на ту самую фотографию с минимальными последствиями! Легкий нервный тик, еженощные кошмары максимум! Торг уместен!»

Я слегка осадила их, похрустев в кармане валерьянкой и тонко намекая на смирительные рубашки более сильных успокоительных.

Обреченно вернулась в реальность и сосредоточилась на Драгаре. Помощник прямо-таки горел энтузиазмом, во всех смыслах слова. Между его пальцами даже искры проскальзывали. Я решила, что огневая поддержка нам не помешает, и махнула парню рукой. А что по этому поводу подумает Вархар, пусть оставит при себе.

Плавки с мечом не самый весомый аргумент!

* * *

Я очень надеялась лично поучаствовать в переговорах. Хотя бы увидеть — как они проходят в Академии войны и мира. Чтобы знать, на будущее.

По-человечески тут не делалось ничего.

Занятия напоминали работу на крокодильей ферме. Никогда не знаешь, какие неприятности или опасности тебя поджидают. И откуда щелкнут челюсти.

Обед в обществе Драгара и Вархара напоминал экскурсию в пещеру к неандертальцам.

Лечение напоминало казнь на электрическом стуле. С той лишь разницей, что ты оставался жив и способен пройти еще несколько таких же казней. Для профилактики.

Что же напоминают переговоры?

Но мы с Драгаром ворвались в кабинет проректора к шапочному разбору. Радовало одно — Вархар успел одеться. И хотя футболка мало что изменила, брюки и ботинки придали нижней половине его тела вполне цивилизованный вид.

Леплеры, еще бледнее прежнего, даром, что Мастгури ушел и его помощники с электроукалыванием тоже, выстроились у стенки по стойке смирно.

Вархар высился над ними, как Циклоп над греками.

И обернулся с таким лицом, что я снова нащупала в кармане валерьянку.

Для полноты картины проректору не хватало только человеческой ляжки в зубах, стакана крови в руке и костей вместо сережек.

— О-ольга! — улыбка Вархара стала шире, а мне стало еще страшнее. — А мы тут уже мило поговорили и все решили, верно ж?

Он по-дирижерски взмахнул руками, словно показывал — кто это мы. Леплеры с трудом уклонились от карающей десницы проректора — его пальцы мелькнули в миллиметрах от их глаз. Отступить назад или отшатнуться студенты не могли — им, как и мне, очень мешала стена. Они ушли бы и в стену, но благоразумно нагнулись вбок.

И моя тоска по старому миру снова полезла изо всех щелей. Кажется, мой организм использовал ее как противоядие к академическим будням. Или шок от последних событий спровоцировал длинные приступы ностальгического бреда.

Вспомнился бравый ведущий физкультминутки на каком-то канале, времен советской молодости. В майке-алкоголичке и семейных трусах он странно растопыривал ноги «на ширине плеч», и упирал кулаки в бока. Да, не руки, а непременно кулаки. Наверное, так он представлял человека, который «всегда готов». Набить кому-то морду, в том числе.

Позволив зрителям насладиться всей прелестью позы, он начинал так резво наклоняться туда-сюда, что я опасалась за здоровье и жизнь телефизкультурников. В последние демократично-торговые годы, когда цены в магазине демократично покусывали, а не отгрызали руку покупателя по локоть, зрителей таких передач хотя бы предупреждали. Не вздумайте повторить это дома! Если же вздумаете, заранее вызовите скорую. Пока она через несколько часов до вас доедет и разогнет…

А так вам помогут сразу, как только сведет все тело и «заклинит» позвоночник…

Тоска по родному, безопасному, нормальному миру решила добить меня окончательно и бесповоротно. Хотя именно от образа физкультурника времен соцреализма мое чувство стиля и прекрасного испытало первый шок. Знало бы, что ждет его в «Академии войны и мира», еще тогда бы покончило с собой!

Физкультурник перед моим ностальгическим взором уже приседал. Но почему-то выдыхал он как Мастгар, сбивая с полок у телезрителей все, что «плохо лежит». Томики советской энциклопедии падая, пробивали пол и валились на осчастливленные головы нижних соседей. Ведь теперь у них были не только сотрясенные энциклопедическими данными мозги, но и надежные «прессы» для консервирования разносолов. Банки с этими загадочными разносолами каждую весну устилали асфальт, рядом с мусорными контейнерами. И местные алкоголики легким толчком нижней челюсти вскрывали металлические крышки, употребляя соленья-варенья как хороший самогон. Но каждую осень все как один солили, мариновали, варили и снова солили все, что только вырастало на грядках любимых шести соток. Какой же уважающий себя советский гражданин не имел шести соток?

Мириады статуэток покачивались, недовольно позвякивали. Некоторые решительно падали с полок, считая, что недостойны находиться в обществе остальных. Но здесь их ждал ковер. Старый-добрый ковер, который вытряхивали на балконе, чтобы все соседи вдохнули уюта домашнего очага.

Неожиданно физкультурник остановился и голосом Вархара скомандовал:

— А теперь на занятия шагом марш!

Вот черт! Варвар взял штурмом даже последний форпост — мои фантазии. И ладно бы сексуальные. Этот позор я бы еще пережила. Так ведь фантазии о доме!

Под привычные выкрики Вархара:

— Раз-два, раз-два! — леплеры припустили так, что я думала вот прямо сейчас у них запылают подошвы.

— Видала, какой энтузиазм? Какое рвение к наукам? — Вархар потер ладони. — Вот это я называю воспитательная беседа, — закончил, гордо вскинув голову и подозрительно приближаясь. — Хотя, на самом деле, я просто пообещал при малейшей промашке сдать их Мастгури на опыты. Под предлогом странного обморока на глазах всей кафедры. Вдруг сотрясение мозга? Воспаление глупости? Менингит, наконец! А то и вообще! Красная волчанка! Во! — проректор медленно и с чувством сокращал расстояние между нами до ничтожного.

Враз ощутив себя трепетной ланью перед совсем не трепетным тигром, я отступила к двери.

— Ну раз тут все без меня улажено, я пошла дальше работать? — пробормотала с робкой надеждой.

Вархар не ответил. Глазом не успела моргнуть, как он очутился у двери, ловко перекрыв самый удачный, легкий и нетравматичный путь к отступлению. Я с сомнением оценила окно проректорского кабинета.

Четвертый этаж, внизу с распростертыми объятиями ждут каменные плиты. Чтобы долететь до кустов, придется развить прыгучесть кузнечика и скорость вертолета.

Вархар проследил за моим взглядом, стрельнул глазами в Драгара и довольно произнес:

— Отличная идея, Ольга. Я давно хотел проверить — допрыгнет ли Драгар до кустов. Научный эксперимент и крайне полезный в случае войны или пожара. Ну? Давай, парень! Не вадь время! Мы ждем твоих подвигов! — проректор подмигнул Драгару и плотоядно улыбнулся. — Хочешь, помогу? Может быть, тогда разучишься пялиться на чужих женщин?

Драгар опасливо оглянулся, но уходить не спешил. Так и застыл справа от меня.

— А ну марш на кафедру! У меня к Ольге отдельный разговор! — вспыхнул Вархар, окатив Драгара взглядом, от которого еще недавно мне самой хотелось выпить все таблетки валерьянки разом.

— Я…в-вам еще нужен? — не сдавался Драгар, лишь слегка заикаясь. Только глаз его безнадежно задергался в нервном тике, и нервный пот капал с ладоней на пол.

— Иди, — обреченно отпустила я парня, от греха подальше. С Вархара станется. Выбросит Драгара в окно и скажет, что экспериментировал. Проверял — умеют ли электрики летать. А если и умеют, то хороши ли в приземлении. И так трижды. После чего парень, совершенно случайно, раз пятнадцать упал на кулак Вархара.

— Ольга! — весело подмигнул мне проректор, почти вытолкав помощника в дверь. Когда дар убеждения Вархара не добивал оппонента окончательно, Вархар добивал его более привычным и традиционным для варвара способом.

Я дернулась, пытаясь отскочить вправо, но проректор мастерски отрезал путь к отступлению. Я судорожно отпрыгнула влево, но путь к бегству, как всегда преградила стена. Нарочно они, что ли? Постоянно встают на дороге!

Я оглянулась в поисках нового пути к отступлению или хотя бы очень тяжелого предмета, чтобы погладить затылок Вархара, но было поздно. Ладони проректора уперлись в стену, аккуратно у моих висков, а наши носы почти «чокались».

— Завтра идешь со мной на танцевальный вечер, — Вархар не предлагал и не спрашивал. Приказывал. Взгляд проректора помутнел, опустился на мою грудь, скользнул ниже, и снова вонзился в глаза.

— А я не пойду на танцевальный вечер! А я отдыхать буду! — нараспев произнесла я.

Вархар загоготал, выплескивая мне в лицо горячий пар. И, что самое противное — пахло у него изо рта отнюдь не противно. Все мои предрассудки о варварах с нечищеными зубами, с несвежим дыханием проректор убил как мухобойка мошкару. Изо рта Вархара пахло приятно — то ли сосной, то ли пихтой.

— Ольга! — наставительно заговорил проректор. — Ходить на танцевальные вечера для преподов — не развлечение, а служебный долг. Если, конечно, мы хотим после этого вечера найти в Академии хотя бы один целый предмет мебели. Хотя бы одного недобитого студента. Хотя бы одного не упившегося в хлам студента. Хотя бы одного не упившегося в хлам препода. Который, к тому же, не добил ни одного своего студента. Или у тебя другие цели? Признавайся! — бровь Вархара снова переселила родинки на лоб.

Ну и что тут ответишь? Жажду, чтобы от Академии остались рожки да ножки? Мечтаю увидеть «допившихся» и «добитых» студентов?

Вот тебе и приглашение на танцы! И ведь, что самое мерзкое, не откажешься!

— В общем-то не-ет, — протянула растерянно, и меня тут же перебили.

— Вот и отлично! — заявил проректор. — Зайду за тобой в семь. И, Ольга, — он расплылся в акульей улыбке. — Наряжайся поосторожней. Я тоже не железный. То ты меня на кровати встречаешь, то в пижаме. То в волосы руками лезешь. То щупаешь бока. Между прочим, именно между ребрами у меня самые эрогенные из приличных зон. Я уже даже не говорю о щипках! За такое на моей родине сразу валят. И даже не один раз!

Знаешь ли, я ведь варвар. И на заигрывания мой варварский организм, а особенно самые мытые и неприличные места, реагирует однозначным образом.

— А почему собственно я должна идти на вечер с вами? — от возмущения его нахальством сердце подскочило к горлу и настойчиво стучалось в виски. Я выскользнула из-под руки проректора, так ловко, что сама себе поразилась, и отскочила вбок. Но здание Академии, и академическая мебель предсказуемо выступили на стороне Вархара. Стул подставил мне подножку. Я начала заваливаться назад, и чуть не опрокинулась на громадный стол, размером с четырех Вархаров. И была победоносно поймана проректором. Он схватил меня одной рукой и приподнял как картонный манекен.

Перекинув меня на другую руку, Вархар наклонился к лицу и снова расплылся в акульей улыбке.

— Прия-ятно заранее репетировать танец! — бросил в лицо, снова обдав горячим дыханием и запахом хвои. Я набрала в грудь побольше воздуха, собираясь высказать проректору все, что думаю о его манерах, о том, как он приглашает на вечер, и о нем самом. Но очутилась прижата к крепкому мужскому телу. Вархар будто бы окаменел. Его горящий, но при этом мутный-мутный, нахальный-нахальный взгляд, казалось, проникал сквозь одежду.

Да что ж такое-то! Возмущение продолжало клокотать в горле. Мне так и хотелось то ли огреть его посильнее, то ли ткнуть побольнее, то ли наступить на ногу и попрыгать на ней. Но советы проректора о заигрываниях и варварском организме не прошли даром. Я медленно, но уверенно скользнула вниз. Поднырнула под рукой Вархара, выпрямилась и отступила к противоположной стене, чтобы уж точно не споткнуться.

Проректор ухмыльнулся во все зубы.

— Как мне нравятся твои финты, Ольга, — пророкотал он утробно. — Заводишь не раздеваясь. Поэтому слишком открытую одежду надевать тебе не советую, — вернулся к заезженной пластинке.

Я опасалась, что Вархар снова прижмет или, того хуже, схватит. Но он, напротив, широким шагом отошел к столу и присел на него, сложив руки на груди. Я решила, что это мой шанс, но, как всегда, ошиблась.

— Может быть, ходить на танцы и моя обязанность. Еще проверю! — я погрозила Вархару пальцем, но он только шире ухмыльнулся. — Но более чем уверена, что в мои обязанности не входить ходить туда с тобой!

От собственной решительности я даже взвизгнула. Пачка валерьянки предупреждающе хрустнула в кармане. Словно намекала, что для ответа проректора может мне ее не хватить. Вархар запрокинул голову и расхохотался.

— Конечно же, входит, — вытирая ладонью слезы, произнес он, когда успокоился. — У нас нельзя женщине появляться на таких вечерах одной. Ты студентов видела? А остальных варваров-преподов? Я тут один из самых деликатных, если что!

Вообще, — он заговорщически понизил голос. — У нас новичков принято на таких вечерах слегка… хм… опускать. Сначала на них случайно проливают холодную воду, потом роняют в фонтан. Он под окнами бального зала. Там даже я мог бы утонуть, при желании. Да что я, даже Мастгури со всеми своими аспирантами!

А потом вытаскивают и несут сушиться. Всей кафедрой, не без участия самых активных студентов. Сушат у нас как белье. По-старинке. Протягивают над залом веревку и вешают новичка. Прямо над танцполом. На высоте метров десяти.

Снимают к концу вечера. И я не шучу, — снова эта фирменная улыбка, никак не привыкну. — А если ты придешь со мной, тебя никто не тронет.

Так и хотелось выпалить «Не потому ли, что все решат, что я уже достаточно наказана? И ужасы посвящения рядом не стоят с вечером в твоей компании?»

Но сильный приступ запоздалого благоразумия остановил меня.

— Короче! Я зайду за тобой в семь, — проректор совсем уселся на стол и скрестил ноги. Стол недовольно скрипнул, но ломаться поостерегся. — Оденься красиво, но не слишком открыто. Если не хочешь проверить мои рассказы о том, каков я в постели. Ты только намекни, за мной дело не станет! — он подмигнул так, что пачка валерьянки звонко сломалась у меня в кармане. — А пока иди на занятия, — благородно разрешил проректор.

Проглотив несколько не слишком цензурных в моем мире слов, я развернулась и выскочила из кабинета, понимая, что все худшее впереди. Впереди Вархара. Его наглые руки, его мутный взгляд и все остальные части тела, что не питают ко мне ни малейшего уважения. Но, к несчастью, питают вполне четко обозначенный интерес.

* * *

За дверью дежурил всклокоченный Драгар. Он со скоростью гоночного автомобиля накручивал круги, восьмерки и замысловатые косички в холле. Посыпь мы подошвы парня мелом, он уже расчертил бы поле для игры в баскетбол, футбол и волейбол сразу.

Когда Драгар ринулся навстречу, я впервые захотела послать человека очень по-русски и очень матерно. Но Драгар не был человеком. Хуже того, он был скандром. А воинственные скандры посылы, тычки, удары и выдирания волос воспринимают как заигрывания. В панической суматохе я отступила в сторону кафедры и быстро выкрикнула:

— Драгар! Сходи-ка, проверь, все ли занятия идут, как надо. После инцидента.

И, не дав ему ответить, бросилась бежать. В прямом смысле слова бежать в свой кабинет, в свою крепость. Скорость я развила невероятную — как минимум серебро на Олимпиаде завоевала бы махом. Заскочив в свой кабинет, метнулась к графину, налила стакан воды и залпом осушила его. С минуту подумав, вытащила упаковку валерьянки и закусила четырьмя таблетками. И только после этого, следуя пресловутой женской логике, взглянула на срок их годности. По счастью лекарство обещало спасать меня от наплыва впечатлений в Академии еще, как минимум, два года.

Нет! Так надолго мне этой упаковки точно не хватит. Максимум на неделю.

Опустившись в кресло, я бросила взгляд в угол монитора, на часы. Пять минут второго. Через полчаса у меня по расписанию очередной подвиг — практические занятия. Резко захотелось выброситься в окно, чтобы уволиться традиционным для Академии и, кажется, единственно возможным способом.

Но валерьянка не дремала и спустя минут десять мне заметно полегчало. Я даже смогла выглянуть во дворик не для того, чтобы оценить, куда лучше падать, а чтобы полюбоваться на цветы.

Сегодня распустились удивительные бархатно-черные соцветия. Распахнув окно, я вдохнула медово-пряный аромат нектара и бодрящий — свежескошенной травы.

Валерьянка продолжала свои разрушительные действия на мой здоровый инстинкт самосохранения. Он отчаянно боролся, но заметно сдавал позиции. Я вдохнула еще раз. «Все-таки неплохо тут» — произнесла за меня валерьянка. «Заводами-фабриками не пахнет, кислорода хоть отбавляй… Природа-а… Дикая, как местные проректоры-варвары и студенты-бретеры… Но симпатичная-я.»

«А какие у них плавки-и! А какие шикар-рные тела!» Вздумал высказаться совсем другой инстинкт. И мечтательно так, с придыханием, добавил. «А какие губы-ы-ы! А какие настойчивые ухаживания! А какие крепкие объятия!»

От последней, шальной мысли, я залпом осушила второй стакан воды, и закусила тремя таблетками валерьянки.

Теперь можно смело в бой. Ой… то есть на практику.

* * *

Первые минуты в аудитории стерли оптимизм напрочь, и меня снова неудержимо потянуло в окно.

Прочитав в расписании «практика по электричеству» я в глубине души надеялась, что мы порешаем безобидные задачки. Ну пускай не мы! Пускай порешаю я! Студенты же будут с выпученными глазами списывать с доски малопонятные буковки и циферки, до глубины души поражаясь — как они сюда попали и зачем? Все это я тысячу раз проходила на решениях задач.

Да и навести порядок на такой паре раз плюнуть. Пригрозил, что вызовешь к доске решать очередную задачу, для пущего страха зачитаешь условия — медленно так, смакуя — все, в аудитории гробовая тишина.

Но меня, по местным, жестоким традициям, ждало глубочайшее разочарование. Практика оказалась теми самыми лабораторными занятиями, о которых в Академии я иначе как с ужасом не думала.

На аудиторных столах топорщились подозрительно рабочие установки с электрическими контурами, лампочками, термостатами. А над ними почти безумно сияли глаза и улыбки двух десятков студентов.

И я бы пережила, будь они «шотландцами», «иванушками интернейшенел», да пусть бы даже леплерами.

Но на меня с истинно акульими улыбками смотрели два десятка скандров.

Их шаловливые пальчики, как бы невзначай, тянулись к розеткам, фазовым переключателям и проводам.

Я ощутила себя радистом, которого ни с того, ни с сего перевели в саперы. И из чувства особого садизма сразу же направили обезвреживать самое настоящее минное поле.

Несколько минут мы со студентами обменивались улыбками. Я постаралась тоже порядочно оскалиться и даже выпучить глаза. Полоснув взглядом по стеклянной дверце шкафа у стены, осталась весьма довольна собой. От вида женщины в отражении рука снова потянулась за валерьянкой, а в горле пересохло. Не помог даже аутотренинг. Это я, это я, это же я, любимая. Надо бы запомнить это выражение лица… специально для Вархара и Драгара. Взгляд Медузы Горгоны, похоже, не действует. И даже к взгляду «не высосу всю кровь, так закусаю до икоты» у обоих начал вырабатываться до неприличия стойкий иммунитет.

Придется идти дальше. Главное, отшивая воинственных скандров, случайно не посмотреть на себя в зеркало…