Я открыла дверь и поняла, что раньше меня взглядом еще не раздевали, а вот тепееерь…

Куда там диллетантам студентам и аспирантам до настоящего профессионала — Вархара.

Первой жертвой его цепкого взгляда стало все, что не столько прикрывало, сколько искусно подчеркивало кружево. Проректор трижды сглотнул, но промолчал.

Следующей его жертвой стало все, что не столько скрадывал, сколько подчеркивал тонкий трикотаж. Вархар сглотнул еще трижды.

Слася молча выскользнула из комнаты, коварно бросив меня на милость слегка подвисшего проректора.

Некоторое время он только открывал рот и произносил нечто вроде:

«Оггоооггго»… «Оггггоооо»…

Истинный скандр проснулся в Вархаре, и способность связно выражать мысли благоразумно уступила ему место.

Прошло пять минут, если верить моим экзотическим настенным ходикам, а проректор так и не отвис. Его лихорадочный взгляд уже даже не раздевал, «ощупывал» самые выдающиеся места, и я начала всерьез побаиваться за свою целостность.

Вдруг с немыслимой силой захотелось переодеться, но было уже поздно…

Вархар улыбнулся одной из своих самых нахальных и самых сладких улыбок. Теперь на меня смотрела помесь акулы и Чеширского кота. Я нарекла эту улыбку Чеширским оскалом. Страшноватое зрелище.

Я попыталась ответить проректору той же монетой, окатив его взглядом с ног до головы.

Не скажу, что Вархар изменил своему фирменному стилю, он просто слегка усилил акценты, как говорят модельеры.

К черным брюкам на два размера больше прилагалась самая узкая угольная футболка в сеточку, что я видела.

Соски даже не просвечивали, они зазывно торчали в дырки.

Я ожидала, что проректор подаст руку, протянет ладонь, хотя бы пригласит вслух.

Вместо этого Вархар схватил меня за талию, поднял и поставил рядом, захлопнув ногой дверь. Не успела возмутиться, замахнуться каблуком, проректор, как порядочный кавалер, продел мою руку через свой локоть и потащил за собой.

Он даже не маршировал, летел, и половину пути до лифта я добежала на цыпочках. «Контуженный» платьем Вархар, заметил мои трудности не сразу, но, заметив, сразу сжалился и сбросил скорость. На каждый его шаг приходились три моих, но теперь проректор двигался как брейкер, что изображает робота. Делал шаг, замирал, а когда я догоняла его, делал второй. И, что самое интересное, выглядел Вархар не столько курьезно, сколько пластично.

Это должно было сразу меня насторожить. Но инстинкт самосохранения временно отпросился в отгул. Перегрелся на пожаре, перенапрягся на лекции, переутомился на практических занятиях.

Без задней мысли доехала я с проректором до двадцатого этажа.

По счастью, лифт был на моей стороне и доставил нас к месту действия за считанные секунды. За это время Вархар успел зажать меня в углу, и погладить по ягодице. Его взгляд ужасно хотелось прямо-таки оторвать от груди. Казалось, он пристал к ней как липучка, и только отлипал, также намертво приклеивался к бедрам.

Мы очутились в холле-перекрестке между двумя кафедрами, лифтом и лестницей, как и на этаже физиков и биологов. Вархар лихо крутанулся на пятках и утянул меня в одну из дверей.

Я в ступоре разглядывала помещение, залитое синевато-сиреневым светом и наполненное музыкой так, что, чудилось, даже воздух завибрировал.

Мои поджилки, органы и мышцы задрожали, как камертон от удара молоточка. Я оглядывалась широко раскрытыми глазами, а Вархар улыбался Чеширским оскалом.

В зале с потолками высотой с восемь, а то и десять Вархаров, танцевало несколько сотен студентов и чуть меньше сотрудников вуза. Но свободного места оставалось так много, что еще несколько сотен легко разделили бы с ними танцпол. Не только нашли бы где развернуться, но и долго искали остальных танцоров.

Музыка не лилась, скорее фонтанировала из черных колонок, чуть поменьше Вархара. Я насчитала двенадцать штук — по три у каждой стены. Диско, вальс, рок-н-ролл, тяжелый металл и нечто без стиля и ритма, вроде «пумц-думц» беспорядочно сменяли друг друга, но это никого не смущало. Скорее всего, уже спустя несколько минут, многие воспринимали музыку только по пляске внутренних органов.

В шаге от троицы колонок дрыгалась кучка «иванушек интернейшенел», студентов. Как оказалось «сон в руку», а название в тему. Приплясывая так, что уже даже танцы скандров на моей паре выглядели балетными партиями, «иванушки» громко подпевали. Они не попадали ни в ритм, ни в ноты, жутко фальшивили, резко переходили с баса на фальцет. И, что самое ужасное, какофония их подвываний время от времени стойко перекрывала музыку.

В ладонях горе-певцов, как водится на вечеринках, тряслись пластиковые стаканчики с какими-то напитками. Вязкие струи щедро выплескивались на студентов. Но они настолько вошли в «музыкальный катарсис», что ничего не замечали.

Возле ближайшей стенки сгрудилась внушительная группка леплеров. Наконец-то я увидела девушек этой расы! Пышногрудые и круглобедрые они носили шаровары и вместо четырех-шести ремней на талии втрое больше ремней-браслетов на руках. Усыпанные заостренными клепками, они явно предназначались не только, чтобы подчеркнуть узкие запястья. Но и чтобы подчеркнуть, как небезопасно лезть к шикарным бедрам и груди владелиц. Эх! Мне бы такие!

Полутьма спасала мои глаза от пестроты одежды леплеров. Даже промаргиваться не потребовалось. Хотя их «вечерние туалеты» отличались от будничных, также как фрак от цыганского наряда.

Мало того, что рубашки и штаны были разного, бешеного цвета, с узорами непременно тоже бешеного оттенка. Так ведь ребята надели еще и жилетки! И, конечно же, они были бы не леплерами, если бы жилетки не то чтобы совпадали по цвету, хотя бы гармонировали с остальной одеждой. Последним штрихом на голове каждой «живой палитры» красовалась бандана, или что-то очень похожее. Банданы испещряли мелкие аляповатые кляксы нескольких оттенков. И каждая клякса, буквально каждая, не совпадала по цвету с остальными деталями гардероба и непременно с ними же не сочеталась.

Как можно откопать такое количество несочетающихся цветов, для меня осталось загадкой.

Пояса, клепки леплеров мигали всеми цветами радуги и еще несколькими оттенками.

Чувство стиля, уже умершее во мне недавно, дважды перевернулось в гробу и подозрительно затихло. Боюсь, с горя обращалось в вампира.

Танцевали леплеры как роботы, у которых закончились батарейки. Так и чудилось — вот-вот они совсем «встанут».

От ритма движения леплеров не зависели совсем. Их танец жил сам по себе, музыка сама по себе. Любые совпадения можно было смело списать на случайность.

Под бешеный пумц-думц, веселый рок-н-ролл, тяжелый металл леплеры танцевали одинаково. Лениво и медленно приподнимали расслабленные руки, ни в коем случае не выше чем на две ладони, и опускали. Лениво и медленно покачивали головами, и очень редко покачивали туловищами. И ни разу, ни разу, не сдвинулись с места. Самым интересным движением мне показались неспешные выпячивания бедер. Бедро начинало свой долгий и тяжелый путь в одну сторону. Замирало так, словно его владелец планировал продемонстрировать нам свое искренне неуважение. В это время леплеры начинали крутить руками у висков — с чувством, с толком, с расстановкой. Словно оценивали интеллект тех, кто смотрит на их танец.

Ближе к центру «выкаблучивались» самые смелые. Свято убежденные, что их танец не грех показать общественности. Даже если сама общественность предпочла бы его не видеть.

Несколько «эльфов-терминаторов» извивались на полу, изображая нечто среднее между нижним брейком, танцем живота и движениями кобры на охоте. Временами их руки и ноги сталкивались, переплетались, цепляясь друг за друга, и на полу образовывался клубок тел. Позам «терминаторов» позавидовали бы даже йоги.

Живая скульптура напоминала очень сложную модель атома, где руки и ноги исполняли роли химических связей, а головы — молекул. Части тела бодро дергались в такт в тщетном усилии «развязаться». Но вместо этого живая скульптура подпрыгивала на полу, как мячик.

Добросердечные соседи помогали не сразу, только вдоволь похихикав.

Невдалеке от «модели атома» танцевало несколько десятков «иванушек интернейшенал». Огромная группа выстроилась спиралью. Медленно, трясясь, как в ознобе, они описывали над неподвижными ногами широкие круги торсом. Полузакрытые глаза и отсутствующие выражения на лицах не сулили ничего хорошего. Я грешным делом начала побаиваться, что в центре спирали с душераздирающим скрипом откроется дверь в потусторонний мир. Улыбчивые зомби, хохотушки-привидения и задумчивые Франкенштейны вылезут оттуда и присоединятся к вечеринке. Складывалось ощущение, что посреди всеобщей вакханалии их не сразу и заметили бы.

Чуть ближе к стене вытанцовывали несколько «медиков». Я затруднилась определить стиль, хотя отучилась в балетной школе без малого четыре года.

Они дружно приседали до пола и вращали обеими руками так, словно крутили то ли колеса, то ли рычаги.

Несколько студентов разных рас сидели у стены, кажется в состоянии полного и безграничного катарсиса, как выражался Мастгури. Они почти не двигались, лишь изредка руками в такт музыке и мычали.

Рядом выстроилась батарея прозрачных бутылочек с жидкостью болотного цвета. Я сделала себе зарубку, что к «болотной воде» лучше не прикасаться.

В отличие от студентов, преподы больше трех не собирались.

Зато высились над толпой как карандаши над огрызками таких же карандашей. Вроде бы похожи, но гора-аздо длиннее.

Почти в самом центре зала сгрудились пары.

Одни прижимались и терлись друг о друга так, что, казалось, я снова на сеансе жесткого порно. Вторые танцевали, чуть касаясь партнера вытянутыми руками и едва заметно шевелясь в такт.

Третьи прислонились друг к другу так, словно не прислонись они хотя бы к чему-то, рухнули бы навзничь. Уютно устроив головы на плече партнера и закрыв глаза, они мерно покачивались, как на волнах.

Судя по танцам, визгам, что перекрывали даже убойно громкую музыку (если под нее убивать, никто не услышит крики жертвы), вечеринка удалась. Запах универсального мерила веселья и бесшабашности — сильного алкоголя — в прямом смысле слова сбивал с ног. Казалось, меня с головой окунули в медицинский спирт. Захотелось немедленно закусить. Соленым огурцом. Нет, банкой соленых огурцов. Нет, двумя банками. А потом залпом выпить весь рассол.

Откуда взялись эти крепкие напитки?

Я пригляделась повнимательней, и зацепила взглядом прямоугольник света, в дальнем углу зала. Он обрамлял дверь, на которой временами загоралась зеленая надпись «КАФЕ». Оттенок ее недвусмысленно так предсказывал, какой цвет лица обретут те, кому залить в уши музыку для драйва мало. Требуется еще залить чего-нибудь горячительного в горло. И с первого же взгляда становилось ясно — погорячились смельчаки изрядно.

Из кафе вываливались студенты и преподы со стаканами, бутылками и странными сосудами, похожими то ли на женскую фигуру, то ли на гитару.

Волосы и одежду присутствующих словно развевал ветер. Я поискала взглядом вентилятор, но его нигде не было. Зато в глаза бросился Мастгар.

Он пришел на вечер с Лицией, и вдвоем они насвистывали что-то в дефекты прикуса. От беззубой пары во все стороны разлетался веер слюны. Благодаря этому они лихо вытанцовывали на свободной площадке радиусом не меньше двадцати метров. Вытанцовывали нечто среднее между брейком, вальсом, танцем живота и пляской скандров в ожидании, когда закончится электроток.

Пока я оценивала насколько все запущено, музыка прервалась. На секунду все вокруг стихло, только «иванушки интернейшенал» у колонок продолжали петь, как ни в чем ни бывало.

На нас обрушилась мелодия танго. Большинство обитателей танцпола и не подумали сменить стиль. Зачем оглядываться на такую мелочь как мелодия, ритм, если тело просит движения?

— Пойдешь танцевать? — возглас Вархара утонул в громогласном пении колонок и «иванушек интернейшенал». Даже проректору не удавалось их перекричать. Все еще слегка прибалдевшая от запаха алкоголя, контуженная музыкой, я не сразу поняла суть вопроса.

Но Вархару этого и не требовалось.

Не дожидаясь ответа, он схватил меня за руку, и дернул на себя. Точно в ритме танго я упала на грудь Вархара. Проректор ловко отклонился, застыв в позе слеша, и удерживая меня почти на весу. Теперь я возлежала на Вархаре целиком, и едва доставала носочками до пола. Крепкие мужские руки на талии не стискивали, как ожидала, лишь придерживали.

Возмущение закипело, обожгло щеки и уши. Я толкнулась назад. И, не рассчитав силы удара, полетела спиной вниз. Не успела испугаться, восстановить равновесие — на шпильках это не так-то просто — Вархар поймал меня почти без усилий. Наша поза очень подходила для танго. Одной ногой проректор остановил обе мои — с его размером ступни остановил бы и три, и четыре. Правая пятерня Вархара удерживала меня за левую руку. Наклонился он с красивой, прямой спиной — балетные бы взмолились о мастер-классе. И я зависла в четырех-пяти ладонях от пола.

— Ну что женщина, — точно попадая в ритм музыки, нараспев произнес проректор. — Отпустить тебя? Или не надо?

— Не-ене, — не успела договорить «не надо», Вархар выпустил мою левую руку и у самого пола поймал правую. Конечно же, левой пятерней. Да так ловко, что я почти не приблизилась к каменным плитам.

— Значит, не-е? — уточнил проректор, приподняв бровь с родинками.

Я закивала настолько сильно, насколько могла в своем нижайшем положении.

— Запомни! Ты сама это сказала! — снова нараспев скандировал Вархар и дернул меня на себя.

Ахнуть не успела, как снова легла на каменное тело проректора, он поднял меня за подмышки, как куклу и… крутанул колесом.

Поставив меня на ослабевшие ноги, Вархар уточнил сквозь Чеширский оскал:

— А теперь отпустить?

— Уку, — только и смогла выдавить я — голова еще кружилась от неожиданного виража.

— Понял! Мне повторять не надо, — Вархар подтолкнул меня, и мы сделали несколько шагов танго. Точнее, сделал проректор. Я по большей части дрыгала ногами, почти не касаясь, пола. Вот это партнер! Он мог жонглировать мной как клоун мячиками.

— Очень бы хотелось встать на пол! — возмутилась я, когда наконец-то смогла дышать.

— Любой каприз! — усмехнулся проректор. Поставив меня на ноги, ухватился рукой за колено и рванул его на себя.

Мы снова застыли в позе танго. Мое колено прижалось к бедру проректора, и разрез призывно распахнулся. Горящий взгляд Вархара прошелся по телу, недвусмысленно застревая на груди и бедрах, и все больше мутнея. Опустился на голую ногу и несколько секунд исследовал ее. Каждый миллиметр того, что открывало платье и, как мне показалось, каждый миллиметр того, что оно еще прикрывало. Стало страшновато.

Но тут Вархар отступил, не выпуская мою ногу из стальной хватки. Я упала бы на него, если бы ценой титанических усилий не удержала корпус прямо. Поза танго стала еще более красивой и возмутительно зависимой от проректора. Не теряя времени даром, Вархар положил руку мне на грудь и медленно, в такт, провел ею до обнаженного бедра. Ладонь проректора возмутительно по-хозяйски стиснула его, чуть отпустила и не менее возмутительно скользнула к колену. Снова взлетела к бедру, и снова его сжала.

Да! Платье было неудачной идеей! Самой неудачной с тех пор, как я согласилась тут работать.

Слегка притушенное танцем негодование вспыхнуло с новой силой, опалило щеки, достучалось пульсом до ушей. Я вдохнула поглубже, чтобы высказать Вархару все, что думаю. К несчастью, оторвать руку, чтобы приласкать проректора по темечку, в ответ на путешествие его пятерни по моему телу, не представлялось возможным. Я крепко держалась за плечи Вархара, чтобы не потерять равновесие на тонком каблуке, в неудобном, наклонном положении.

Проректор расплылся в Чеширском оскале, словно прочел мои мысли. Подтянул на себя и еще крепче прижал мою ногу к своему бедру. Его лихорадочный и мутный взгляд так и гулял по груди, и казалось, просачивался сквозь платье.

Я уже решила плюнуть на равновесие и организовать пламенную встречу своего кулака с глазом проректора. Хотя бы с его челюстью, а там как пойдет…

Но Вархар резко отпустил мою ногу. Подхватил за руки и заставил сделать еще несколько шагов танго. Сказать, что Вархар вел, не сказать ничего. Сказать, что он великолепно танцевал, не сказать ничего. Сказать, что он вопиюще нагло пользовался танцем, чтобы тискать меня, управлять мной, тоже не сказать ничего.

Но возмущение таяло, а восхищение Вархаром стремительно и неумолимо росло. Для бретера он поразительно грациозно исполнял фигуры танго. Для скандра одаривал невероятно умными, ехидными репликами. И в его руках я ощущала себя пушинкой, я ощущала себя… женщиной.

Лишь спустя несколько минут заметила, что пары вокруг расступились — мы танцевали в пустом центре зала. Остальные же слабо подражали где-то на галерке, ближе к стенам и окнам.

Вначале танца внутри закипало возмущение властью проректора над моим телом, движениями, но ближе к концу тело и чувства предали меня.

Наше танго безумно походило на изысканный секс. Каждая моя клетка, даже мысли и эмоции повиновались Вархару. То предельное напряжение собирало тело в кулак, то блаженная расслабленность разливалась по мышцам. Проректор безапелляционно вел, а я послушно крутила бедрами, выписывая фигуры танго. Без единой мысли, возражения, прогибалась, выпрямлялась, удерживала ноги и руки в верном положении. Вархар вращал меня, кружил, подбрасывал, закидывал на плечо, и неизменно осторожно опускал на ноги.

Помимо воли к концу танца все мое существо предательски размякло, подлючески поддалось необычному обаянию проректора.

Помимо воли я улыбалась ему, вскидывала голову, чтобы поймать горячечный, мутный взгляд мужчины. Воина, который умел так шикарно, так неподражаемо танцевать.

И это стало для меня самым большим открытием, шоком. Помнится, несколько знакомых дзюдоистов сопровождали нас с подругой на дискотеку. Боже мой! Как они двигались! Танец борцов напоминал нечто среднее между балетом бегемота, медведя после спячки и коровы на льду.

Вархар даже не чувствовал музыку, он жил в ней. Эта гора мышц двигалась, словно вообще ничего не весила. И к последним аккордам я забыла обо всех наших ссорах, о его беспримерной наглости. Я дышала танцем вместе с Вархаром, как единый организм.

На финальных аккордах он подхватил меня на руки и подбросил вверх крутанув винтом. Я выпрямилась струной, взлетела до плеч Вархара, и упала в его руки. Инстинктивно обхватила проректора за шею и чуть прильнула к нему.

Музыка стихла, но зал утонул в звоне аплодисментов. Еще недавно казалось, моим ушам все нипочем. Они закалены и готовы к любому академическому грохоту. Но хлопки в ладоши эхом пронеслись по залу и ненадолго оглушили. Контуженная, потрясенная, пьяная и расслабленная я повисла на руках Вархара. А он приподнял мою голову и поцеловал. Резко, порывисто, словно все еще двигался в такт танго. И не успела возмутиться, только-только замахнулась, чтобы врезать Вархару хотя бы по темечку, выпустил из рук.

Поставил на неверные ноги и придержал, посмеиваясь:

— Ольга-Ольга… Теперь можешь и не пытаться от меня открещиваться. Твое тело и твои восторги в танце мне уже сказали «да». Рано или поздно скажешь и ты, — он хохотнул, и снисходительно так провел рукой по моему плечу. И также снисходительно в стиле «чем бы дитя не тешилось…», «на тебе, маленькая, только не ной…» убрал пятерню.

Воспользовавшись неожиданной свободой от вездесущих, нахальных лапищ Вархара, я рванула в сторону. Но тут кто-то ласково дернул за руку, едва не вытащив ее из суставной сумки.

Слася.

Студентка оттащила меня к окну так, словно я вообще ничего не вешу. За считанные секунды я узнала от «шотландки» больше, чем за два часа сборов на вечеринку. Сколько раз ее приглашали на танец, и сколько раз она отвергала «хулиганье из родной группы». Солько записок с телефонами у нее в кармане и сколько она демонстративно выбросила в окно на глазах у хозяев. Хорошо, что у бирюзового платья был кармашек — маленький, но воистину женский.

Особенность истинно женских карманов в том, что туда можно уместить невероятное количество вещей. В карман, не больше спичечного коробка мои подружки умудрялись засунуть: помаду со спичечный коробок, пудру, вдвое больше спичечного коробка, кошелек, вдвое больше пудры, визитницу, вдвое больше кошелька. И так, по мелочи: штук двести дисконтных и банковских карточек.

Слася была талантливой девушкой. Из кармашка не больше половины ладони она достала, повертев у меня перед глазами, кипу бумажек в три ладони толщиной — от тетрадного листа до формата А2. Похоже, местные ухажеры считали — чем больше листок и крупнее цифры, тем соблазнительней телефон.

Даже удивительно, что никто не принес Сласе плакат, в ее рост высотой.

Я немного расслабилась, отвлеклась, и тут меня снова дернули за руку.

Я показалась себе куклой, у которой скоро станет одной рукой меньше. И придется идти к Доктору Шоку. Он, кстати, уже вовсю отплясывал нижний брейк возле женщины, на полторы головы выше Вархара.

Дивная пара произвела фурор еще в момент появления на вечере. Мастгури едва доставал спутнице до пупка. Зато вместо того, чтобы степенно держать ее за руку, или подставить локоток, преспокойненько обхватывал длиннющей рукой ягодицы. И нежно так водил по ним. От самых неожиданных и нескромных движений его ловких пальцев, спутница главврача смешно подпрыгивала.

Даже тут Мастгури умудрялся довести до шока не только свою женщину, но и окружающих.

Немало студентов неосторожно обзавидовались доктору Шоку и попытались повторить движения его шаловливых пальцев на ягодицах собственных дам.

Громкая музыка почти заглушила их крики, грохот падения тел и «профилактических» ударов черепов о камень пола.

Мастгури оглянулся, улыбнулся так, что те, кто вставал, упали снова и ласково так предложил первую помощь. Студенты подскочили как ошпаренные. В ужасе похватали выбитые зубы, наверное, на память, приподняли опухшие от синяков веки и стройным хором отреклись от помощи доктора Шока.

— Ольга, потанцуем?

Образ Драгара, с розой в зубах, и акульим оскалом еще долго преследовал мое воображение.

Не говоря уже о его спортивном костюме. На танцевальном вечере он смотрелся гораздо примечательней, чем самые смелые наряды леплеров. Тех хотя бы можно было спутать со светомузыкой оригинальной конструкции.

Разглядывая мешковатые трико помощника, растянутые на коленях, майку-алкоголичку между полами распахнутой спортивной куртки, я даже забыла о главном. О том, что он снова, безо всякого разрешения и повода назвал меня по имени, совершенно без отчества.

Или опять сработал ужасающий «эффект платья»?

Не успела обдумать эту идею, случилось нечто совсем изрядное. То, что и привело меня на следующее утро в кабинет проректора с прославленным на весь вуз заявлением об уходе.

Прославилось оно сразу после того, как Езенграс вывесил документ на не менее прославленную доску объявлений в главном корпусе.

Откуда ни возьмись, возле нас с Драгаром появился Вархар. Я готова была поклясться, что не видела его нигде поблизости. Но проректор собственной персоной возвышался рядом со мной, напротив помощника.

Я ожидала очередную пламенную речь о том, куда Вархар отправит Драгара, если тот не прекратит «пялиться на мою женщину». Но, как уже повелось, ошиблась.

Легким ударом ноги Вархар послал Драгара туда, куда я сама собиралась секунду назад. В другой конец зала, подальше от воинственных скандров.

Драгар летел как смерч, сметая все на своем пути. Сбил с ног «медиков», и наступил на «модель атома» в исполнении «иванушек интернешенал». Ноги помощника запутались в их ногах-руках-головах-телах. Восседая на шее у одного из студентов, он взмахнул руками, словно планировал взлететь, как птица, но вместо этого повалился навзничь. Но мощь вархаровского посыла на этом не иссякла. Вся куча-мала, из которой торчали чьи-то пальцы, уши и ботинки, покатилась дальше, и добралась до леплеров. Ребята попытались расступиться, но их смели и приобщили к веселью.

— Вот это я называю импульсом! — хохотнул Вархар, указывая мне на дело рук своих. — Физику нужно изучать экспериментально! Как Ньютон! — добавил глубокомысленно, воздев палец к потолку. — Он изучал на собственной башке. А твой непутевый и крайне недогадливый аспирант — на своей. И не только на ней. Как там у вас говорят? Дурная голова геморрой в заднице? Не?

Я только открывала рот, как рыба, выброшенная на берег, мысленно оценивая масштаб катастрофы. Увы! Это были лишь цветочки!

Куча-мала докатилась до стены, врезалась в нее и провернулась несколько раз. Уверена, посыла Вархара хватило бы, чтобы она докатилась до потолка, но неподалеку присвистнул Мастгар. От ударной волны его дыхания, клубок тел рассыпался на составляющие и оттуда выскочил Драгар. Глаза его бешено вращались, от оскала мне захотелось немедленно уйти в стену.

— Ты не хозяин Ольге! Я хочу с ней танцевать! И буду танцевать! — выпалил помощник, и в два прыжка добрался до нас. Я на всякий случай шарахнулась в сторону. Благоразумие проснулось во мне после долгой и затяжной спячки. В ужасе икнуло и заткнуло кляпом эмансипированные гены, уже готовые выплеснуть на скандров феминистские не-восторги. Такое чувство, что ни Вархару, ни Драгару и в голову не приходило, что на пути их танца «с Ольгой» есть еще одно, малюсенькое препятствие — мое, собственное мнение.

Рука помощника дернулась к моей талии, но… легла на талию Вархара. Ловкий проректор очень вовремя загородил меня и теперь плотоядно усмехался в расширенные от удивления глаза Драгара. Дав парню секунды, чтобы осознать собственный конфуз, Вархар со всей дури дернул его на себя и ловко отскочил в сторону. Драгар полетел вниз, и распластался на полу, у ног до ужаса довольного собой проректора.

— Короче! Скажу я тебе, Масдрагар одну простую истину, — процедил он сквозь зубы. — Если ты еще хоть раз хоть какой-то частью тела дотронешься до моей Ольги… Можешь с этой частью тела загодя проститься. Я дам тебе на прощание с ней пару минут. Если очень будешь умолять, целовать ноги — десять. А потом оторву.

— Парни, ой… ребята… ой… скандры… Вархар, Драгар, — пока я судорожно искала подходящие для обоих эпитеты, варвары заняли подозрительно немирные стойки. Ближайшие к ним танцоры еще подозрительней рассыпались по сторонам.

— Да ладно ва… — я попыталась встать между скандрами. Но Вархар подпрыгнул, пробежал несколько метров, оттолкнулся руками от пола и перелетел через меня как какой-нибудь Брюс Ли.

Я ошарашенно наблюдала, как проректор приземляется рядом с Драгаром, хватает его за шкирку и… начинается веселье.

Дикими воинственными воплями скандры легко перекрыли музыку и даже «иванушек интернейшенал». И… понеслась душа в Рай.

Ноги, руки, головы и зубы мелькали перед моими глазами как в ускоренной сьемке. И все эти части тела принадлежали вовсе не драчунам, а тем, кто попадался на их пути или не успевал вовремя освободить дорогу.

Лоскуты одежды, кнопки, молнии, ремни задорно свистели в воздухе и градом осыпались на головы.

Танцоры заметались по залу, то и дело натыкаясь на воинственных скандров.

Многие изловчились все же отползти или даже уковылять.

Большинство напоминали нудистов — их одежда пала невинной жертвой неприязни Драгара и Вархара. Они, не церемонясь, срывали с ближайших студентов и преподов ремни, куски ткани, обувь.

Трижды Вархар надевал на голову Драгара чьи-то сапоги, дважды душил его несколькими ремнями сразу. И уже не помню сколько раз скручивал руки ноги тряпками.

Бывшие владельцы этого оружейного новодела, прикрывая все, что можно прикрыть ладонями, убегали из зала под улюлюканье оставшихся. Тех, кто ухитрился прибиться к стене или занять безопасную позицию в углу.

Драгар попытался повторить все маневры проректора, но не очень успешно.

Сапоги леплеров никак не хотели налезать на голову Вархара. Ремни он рвал легким движением шейных мускулов, а куски ткани расходились на нитки, стоило проректору напрячь руки.

Спустя некоторое время Вархар с Драгаром снесли звуковые колонки. Двое студентов, «сбитые начальником и помощником с ног в процессе эмоционального общения», как выразился потом Езенграс, запутались в проводах.

В последнем, отчаянном порыве попытались вырваться из сетей проводки, но грохнулись на пол, и поползли куда-то, волоча за собой колонки.

— Эй, вы, хвостатые! — окликнул их Вархар, одновременно дубася Драгара то в живот, то в челюсть и тщательно шнуруя у него на голове чей-то сапог. Как всегда Юлий Цезарь перевернулся бы в гробу. — Не выползайте из зала. Музыка еще может понадобиться!

И тут же врезал лбом в лоб Драгара. Звон самых крепких черепов, что я видела, ознаменовался взрывом проводки. От ласкового оклика Вархара, студенты, что ползли с колонками на ногах, истерично дернулись. Раздался оглушительный треск и провода выскочили из стены, припорошив пол каменным крошевом. Техника безопасности в Академии довела бы до инфаркта любого проверяющего. Провода оказались бесстыдно голыми, как и те, за чей счет вооружались скандры. И, конечно же, немедленно закоротились друг о друга.

Фейерверк вышел знатный. Все заискрило, и от стены горизонтально выстрелили лепестки пламени. Несколько студентов на их пути, упали на пол, спасаясь от огня. И, конечно же, угодили прямиком на колонки. Ползуны припустили сильнее — вокруг их ног вьюнами вились провода. С прежним упорством, не унывая, волокли они за собой всю конструкцию, напоминая ездовых черепах.

Стена упорно продолжала пламенеть.

Студенты упорно продолжали ползти.

Те, кто спасся от вынужденного стриптиза и травм продолжали следить за всем, как за цирковым представлением.

Вархар с Драгаром прочно завладели их вниманием, оттеснив на второй план даже Мастгури, который нижним брейком упорно колотил по ногам спутницы. Она прыгала, увиливала, но не всегда успешно.

Попутно, Мастгури сбил с ног двух беженцев от драки Вархара и Драгара, а Лиция наступила им на волосы.

Беженцы распластались на полу и тут же прямо по ним кубарем прокатились проректор с помощником. Их мертвой хватки хватило лишь до ближайшей стены.

Скандры врезались в нее и клубок тел распался.

Теперь отчетливо стало видно, что одежды на обоих кот наплакал. На Вархаре остались знаменитые плавки и кусок штанины. Он трогательно болтался на лодыжке, как браслет. Драгар умудрился сохранить в потасовке только черные плавки… с золотой ракетой на самом интересном месте. Конечно же, острие ракеты смотрело вверх.

Вархар вскочил на ноги мгновенно, и с акульей улыбкой взирал на Драгара, все еще распластанного на полу. Его расфокусированный взгляд бродил по потолку, на лице застыла удивленная гримаса — брови приподняты, рот приоткрыт. Кажется, парень порядочно приложился к стене.

Я надеялась, что битва титанов завершена. Драгар повержен и Вархар уйдет восвояси. Как же я ошибалась!

Проректор резко отлучился в дальний конец зала и вернулся с сапогом и несколькими ремнями в руках.

Не успела сообразить, что происходит, Вархар напялил на голову Драгара сапог и зашнуровал. Руки проректора прямо-таки летали, пока он с улыбкой людоеда, что поджаривает человека на костре, продевал и подтягивал шнурки.

Хлястик Вархар, похоже, засунул внутрь сапога, потому что шнуровка начиналась на лбу Драгара и спускалась по носу, подбородку. С победоносным видом завязал проректор шнурки на шее парня каким-то на диво замысловатым узлом. И затянул посильнее.

Я думала — на этом все. Но Вархар по-одному накрутил на шею Драгара ремни и застегнул их. Те самые тяжеленные ремни леплеров.

С удовлетворением на лице проректор поднялся, глядя на плоды трудов своих.

Я думала — ну вот теперь-то его душенька довольна! Но снова ошиблась.

С криком:

— Хей-я! — Вархар схватил помощника за шкирку и ненавязчивым движением рук выбросил в окно. Все-таки он провел обещанный эксперимент.

Драгар пролетел через весь зал, традиционно взмахнул руками как крыльями, будто бы хотел улететь подальше от собственного позора. На подступах к стеклу, сердобольный Суггурд открыл ему окно и даже проводил широкой улыбкой голодного аллигатора. Правда, слегка приласкал краем рамы по голове. Но кто считает?

Драгара встреча с оконной рамой не смутила нисколько. Еще бы! Голову его надежнейшим образом защищал сапог, с кованой, между прочим, подошвой. Глаза помощника бешено вращались в дырках шнуровки.

Под хлопки и улюлюканье всех вокруг, даже преподов, Драгар со свистом вылетел на свободу, и быстро-быстро замотал руками. Занятный народец, эти скандры! Все, как один, считают себя птицами.

Но чуда не случилось. Драгар с треэтажным криком рухнул вниз. Рухнул как булыжник и ударился о каменные плиты во дворе корпуса с таким же звуком.

Вархар не дал мне выдохнуть, не дал посмотреть — жив ли вообще помощник. Подскочил, схватил на руки и потряс над головой, как охотник добычей.

И, что самое страшное, студенты хором скандировали его имя. А заодно и мое. Из толпы зевак послышались на диво дружные возгласы. Такое чувство, словно они репетировали заранее. И даже не один раз.

«Вархар раздобыл Ольгу, отбив Драгару все, что нужно», «Вархар отбил Драгару все, что нужно, вместе с охотой добиваться его женщины!» «Вархар отбил Драгару желание прикасаться к Ольге и все остальные части тела!» Новоизобретенные фразеологизмы окончательно добили и меня тоже.

Не помню, как спрыгнула с рук проректора. Но помню, что даже не навернулась на шпильках, даже не пошатнулась. Наконец-то настал час моих любимых лодочек! Со всего размаху я наступила каблуком на проректорскую ножищу.

— Ой-оооо! Какая ж ты страстнаяяяя! Ойо! Ойо! — вскрикнул непробиваемый, неунывающий Вархар.

Не глядя под ноги, я бросилась наутек, заскочила в лифт и нажала кнопку своего этажа. Вылетев из лифта, как ужаленная, не оглядываясь, бросилась к своей комнате. И заперлась.

Подумав хорошенько, решила, что для воинственных скандров этого мало. К гадалке не ходи, сочтут — заигрываю, заманиваю.

Я подтащила к двери кресло. Нет, и этого показалось мало. Я подтащила к двери второе кресло. Затем еще стул и еще. Когда баррикада уперлась в потолок, на душе слегка полегчало.

Руки тряслись то ли на нервной почве, то ли от усталости после перестановки мебели. Даже стулья тут весили больше меня.

Меня не слабо колотило. На языке вертелось все, что не успела сказать Вархару. Изо рта так и рвались нечленораздельные возгласы задушенного моей природной интеллигентностью мата.

Еще час или больше, я, как загнанный зверь металась по комнатам, в ужасе ожидая гостей.

Когда слегка успокоилась, обнаружила в руке пустую пластинку от валерьянки, три разбитые чашки в раковине, и опустошенный чайник из-под ромашкового чая.

Но до утра меня никто не трогал.

Возможно, судьбоносный удар шпилькой по ноге Вархара, произвел на всех неизгладимое впечатление. Возможно, то, как я лихо вонзала шпильки в ноги студентов, что неосторожно попались на пути.

Возможно, ректор заставил всех прибираться в бальном зале, больше похожем на место мамаева побоища.

Возможно проводка, искря и потрескивая, умудрилась-таки привлечь внимание общественности к собственной скромной персоне.

Возможно все вместе.

Я отключилась в двенадцать ночи, так и не разобрав баррикаду у двери.

А утром прибежала к Вархару с тем самым, прославленным заявлением об уходе.

По дороге остановила Суггурда и осторожно поинтересовалась — выжил ли Драгар.

Препод расплылся в акульей улыбке, и махнул рукой.

— Та не беспокойтесь! Легкое сотрясение, несколько ушибов. Это ж скандры! Чтобы их добить надо бросать уж сразу с крыши… — он немного подумал, почесал затылок и покачал головой. — Не! На всякий случай, лучше с башни.

В ушах били колокола, сердце заходилось от возмущения, бешенства, дыхание перехватило.

Я обязана была сначала подать заявление Вархару. Что и сделала, цинично сняв копию и заверив у проректорского секретаря. У той самой оглобли, что сопровождала его в столовую, в мой первый рабочий день. У той самой Гандалии, которую упоминал Вархар в нашу первую встречу.

Победоносная, хищная улыбка расползлась на ее лице, когда девушка потянулась за печатью. Когда же печать обрушилась на бумагу, я всерьез испугалась, что она пробьет лист насквозь, а заодно стол и, возможно, даже пол.

Но бумага выдержала. Не даром говорят: «Бумага все стерпит». Стол покряхтел, немного пошатался и все же решил не распадаться на части в столь прекрасное солнечное утро.

С новехоньким заявлением и копией проректорского, я пулей влетела в кабинет Езенграса.

Его секретарша не успела даже закончить фразу:

— Доброе утро Ольга Искандеровна.

Последнее слово догнало меня вместе с грохотом встречи двери и косяка. Металл задребезжал, и ручка осталась в моей руке.

Я с опаской взглянула на Езенграса, на нежданный трофей и снова на Езенграса, ожидая, как минимум, выговора, за порчу казенного имущества.

— Хм! — хмыкнул ректор, выбираясь из-за стола и направляясь мне навстречу. — А Вархар прав. Ты женщина с огоньком. Во всех смыслах! Кстати, — он кивнул на дверь. — Эта дверь пережила три нашествия варваров из соседних миров.

При этих словах дверь задребезжала снова, покосилась и повисла на одной петле, жалобно проскрипев нечто вроде «Аг-гаааа».

Но не прошло и секунды, как ее словно ветром сдуло. Вархар, отбросив дверь, как меченосец ненужный щит, вошел в кабинет и с порога гаркнул:

— Если ты уволишь Ольгу, я тоже увольняюсь!

И в подтверждение своих слов вытащил из кармана кусок ватмана. Развернул его, и продемонстрировал нам обоим заявление об уходе. Заглавные буквы были размером с ладонь, обычные — с пол ладони.

Езенграс посмотрел на меня, на Вархара, снова на меня, и снова на Вархара. Он переводил взгляд и поворачивал голову, пока моя собственная голова не закружилась. Я пошатнулась, а ректор деловито изрек:

— Вы оба остаетесь. И хватит уже дурить! На нас идет армия крипсов. Решили взять сначала нас, а потом уже и Заллеандру. Иначе-то теперь никак.