Ровно в девять утра я с огромным трудом отрыла бронзовую дверь кафедры и на долю секунды оторопела. Знакомые помещения преобразились до неузнаваемости. Жизнь била ключом, а то и несколькими ключами сразу.

Две юркие уборщицы рысью носились из угла в угол, а за ними, как дрессированные собачонки, помахивая ручками, ездили моющие пылесосы. Но жизнь уничтожала результаты их бурной деятельности прежде, чем я успевала ими налюбоваться.

Только розовый пол начинал блестеть чистотой, на нем появлялись отпечатки обуви, бумажки, плевки и подозрительные лужицы, все как одна грязных оттенков. Хорошо хоть не жвачки.

Только уборщицы, кряхтя, оттаскивали куда-то мусорные мешки, размером с Вархара, в углах материализовались холмики. Стеклянные, пластиковые, металлические бутылки, драные и целые пакеты соседствовали там с клочками непонятного вида и происхождения. И, конечно, как же без них — в углах, около стен и на подоконниках вырастали горки подсолнечной шелухи, вперемежку с семечками.

Только стены обретали благородно-розовый оттенок, на них, словно по волшебству, проступали надписи самого разного содержания и цензурности. От свежих новостей: «Здесь был Пулькет», «Эллиор втюрился в Брамину» до суровых обещаний: «Залларайну натянем зенки на пятки!», «Здесь на гвоздике будут висеть уши Кастросвета». Последними появлялись непереводимые на литературный язык фразы и междометья, порой в сочетании с чьими-то именами.

Свет гас каждые минут пять, и с брачной песней кита-горбатки включался запасной генератор. Два взъерошенных, злых на весь свет, в особенности на электрический свет, электрика сновали туда-сюда, с трудом разминаясь с уборщицами. Что-то усердно проверяли, чинили, подкручивали, щеголяя гораздо более нелитературными фразами, чем «увековеченные» на стенах до следующей помывки.

И надо всем этим «карнавалом» витал такой коктейль запахов, словно летний продуктовый рынок вздумал объединиться с парфюмерным салоном и чебуречной.

Вуз, милый Вуз.

Везде сновали люди, или существа, очень на них похожие. Каждый встречный незнакомец обращался по имени-отчеству и преспокойненько отправлялся по делам. Опять меня посетило ощущение, будто «оттрубила» тут лет десять, не меньше, и теперь страдаю жестокой амнезией.

Женщин работало в Академии — раз, два и обчелся — в прямом и в переносном смысле слова. Мне навстречу попалось восемнадцать преподов и только две преподши, десять аспирантов и ни одной аспирантки.

Прямо как на родном физическом факультете. В голове всплыл бородатый анекдот про обезьяну.

— Обезьяна, зачем ты поступаешь на физфак? Ты же в физике полный ноль!

— Зато я буду первой красавицей факультета.

К моменту, когда переступила порог собственного кабинета, чувствовала себя сильно похудевшим гномом. Абсолютно все вокруг были выше меня, как минимум, на две головы, и шире в плечах раза в полтора. Со спины преподши отличались от преподов не больше, чем студентки от студентов. Как и ребята, здешние сотрудники носили либо длинные косы, либо конские хвосты. Все, до единого, могли похвастаться торсами пловцов, шеями боксеров, ногами и ягодицами бегунов на короткие дистанции.

Подчиненные не ходили — маршировали так, что, не заметь они меня, снесли бы как ураган щепку. Хорошо, благодаря неиссякаемому мусору и лужам на полу, преподы и аспиранты вынужденно смотрели под ноги.

Зайдя в кабинет, я наглухо закрыла дверь и облегченно вздохнула.

Отвыкла от суеты, толкотни и беспрестанного шума сотен голосов.

А к тому, что голову нужно непрерывно вскидывать, приветствуя подчиненных, никогда и не привыкала.

Голова гудела, пульс слегка участился, шею свело.

Хорошо бронзовая дверь благородно отрезала меня от всех местных раздражителей — начиная от звуков и заканчивая запахами.

Тишину кабинета завкафедры нарушала лишь птичья перекличка за окном и привычный боевой свист ветра изо всех щелей рам.

Хорошоооо… Хоть весь день тут сиди.

Окна кабинета выходили на красивый дворик, со всех сторон огороженный стенами корпуса. На квадратном участке свечками устремлялись в небо деревья, похожие на кипарисы. Между ними теснились кусты, усыпанные цветами, размером с ладонь. И что самое невероятное — на одном и том же кусте распускались красные, желтые, голубые и даже черные цветы. Формой лепестков они напоминали то ли маки, то ли мальвы, из центра выстреливал острый белый пестик с плоским сердечком на кончике.

Красиво, черт возьми!

Вчера я смерила кабинет двадцатью шагами — что вдоль, что поперек. Львиную его долю отвоевал черный деревянный стол. Рядом с кожаным креслом, ему под стать, пристроились два стула, напротив — еще четыре.

Хочешь, сажай посетителей доверительно, рядышком, хочешь официально отгородись от них столом.

Лакированная громадина выглядела такой тяжелой и основательной, что я ничуть не удивилась, когда не сумела сдвинуть ее с места. Думала подтащить стол поближе к окну, чтобы вдыхать медовые запахи цветочного нектара, и не включать лампу днем.

Изрядно попыхтев, я бросила глупую затею до лучших времен. Темно-синяя юбка-колокол, и нежно-голубая трикотажная блузка в обтяжку — не самая удачная одежда для физических упражнений. Не говоря уже о туфлях на среднем каблуке. Хотелось произвести впечатление. Хотя, теперь становилось ясно, что даже двадцатисантиметровые шпильки не приблизили бы меня к желанной цели. В них я еле-еле доставала бы подчиненным до плеча.

Я плюхнулась в кресло за рабочим столом, утонув в нем почти целиком. Включила компьютер, налила себе воды из стройного граненого графина, и тут в дверь постучали.

— Да? — с подозрением спросила я. Надеюсь это не Вархар?

— Это Максдрагар, — нежный, юношеский голос обрадовал меня.

— Заходи, — в ожидании гостя я отставила круглый белый стакан то ли из стекла, то ли из пластика подальше от компьютера. Моя нервозность достаточная угроза бедной машине, хватит с нее.

На пороге появился Драгар, в уже вполне терпимом для сотрудника Вуза костюме. В серой трикотажной кофте с длинными рукавами и угольных брюках. Наверное, штаны на размер больше — последний писк Академической моды, прежде чем несчастная упала в долгий и затяжной обморок. Преподаватели, студенты, аспиранты — все как один — носили только такие.

— Ты что-то хотел? — спросила я, потому что парень мялся в дверях и молчал.

— Дело вот в чем, — разродился он. — Ректор приставил меня к вам секретарем и помощником. Если я вам подойду. Но я уже, кажется, проштрафился.

— Даже интересно, — кивнула я, внутренне холодея.

— Ну как? Пришел на работу позже вас, — тяжко вздохнул Драгар.

Ах, э-это! У меня просто от сердца отлегло. После вчерашних котовасий я ожидала выжженную дотла лекционную, залитую водой до потолка лабораторию или взорванную в пух и прах совещательную.

— Заходи, — скомандовала парню. — Мне как раз нужен помощник.

Драгар заулыбался так, что я поняла — скандрам улыбаться категорически противопоказано. Разве что во время сражения с сильно превосходящей численностью армией противника. Тут фирменный скандровский оскал сработал бы феноменально эффективным психологическим оружием.

Когда мы с Драгаром совместно накидали план действий, дышать стало легче.

Сегодня мне предстояла одна лекция, ближе к середине дня. Не мешало бы оповестить преподавателей о грядущем заседании кафедры — его я назначила на завтра. Пусть готовят отчеты за начало семестра.

Драгар заварил отличный чай, и за любимым напитком мы обсудили — какое наказание лучше назначить вчерашним бедокурам. Стоило только начать их описывать, как помощник закивал, словно китайский болванчик. С пулеметной скоростью выпалил Драгар имена, фамилии, явки и номер группы. Кажется, за два года обучения в Академии, ребята успели порядком прославиться.

Косвенно в пожаре виновата и я. Не напугай я «шотландца», он, может, не выронил бы молнию и не толкнул остальных спорщиков, присоединив их «не игрушки» к своей. Но напоминание о дисциплине парням уж точно не повредит.

Академические наказания разнообразием не баловали.

«Завзятых шалунов», как выражался Драгар, отправляли на дежурство к «магнетометру». Прибор с точностью, какая метеорологам моего мира и не снилась, фиксировал приближение магнитных бурь. О сильных оповещал громогласным гудком по всем корпусам. Хорошая штука, и никаких дежурных не требовала. Но установлена она была на самой верхотуре — на последнем этаже самой длинной башни. От малейших колебаний магнитного поля башня раскачивалась как маятник и дергалась как эпилептик. От сильных — вибрировала под стать камертону. Чтобы продержаться там хотя бы несколько часов, требовался железобетонный вестибулярный аппарат и стальные нервы. Многих студентов колотило с неделю.

Тех, кто «нахулиганил всерьез» посылали мыть «электрический чердак». Так звался чердак нашего корпуса — там, из-за способностей учащихся, всегда бродили куски сильного электрического поля. Как электрическое поле дробилось на куски, и «бродило по помещению» мой мозг закостенелого физика понимать отказывался. Но факт оставался фактом.

Мыть полы на чердаке нужно было с особой осторожностью, поминутно проверяя — нет ли поблизости шального тока.

После наказания многих студентов тоже колотило, но уже по более приземленной причине. Если верить Драгару, еще ни один хулиган не избежал «бродячего» электричества.

«Самых отпетых» сажали в Темную башню. Башня как башня, если смотреть на нее из окна кабинета завкафедры. Но внутри обитало очередное, неведомое науке моей планеты явление — сгустки темной материи. Согласно легенде, ректор выловил их неподалеку от перекрестка миров и запер в ограниченном пространстве, «чтобы никому не вредили». Из знаменитой на всю Академию башни, не выходили, выползали по-пластунски. Темная материя порождала ужасные страхи, кошмары наяву. Но хуже всего другое — она медленно, но верно высасывала силы, энергию. «Самых отпетых» шатало от слабости не меньше месяца, и до полного восстановления они напрочь лишались способностей.

Сказать, что наказания произвели на меня неизгладимое впечатление, не сказать ничего.

Сочтя «шотландцев» «шалунами», я распорядилась расправиться с ними самым мягким способом. Драгар вскочил со стула, как подорванный, бросился вон из кабинета и спустя несколько минут вернулся — запыхавшийся, но довольный собой.

— Все передал ответственному за дисциплину в корпусе, — доложил, на всякий случай, не садясь на место. — Кстати, это преподаватель физики, как и вы — Констанса Ливви.

— Женщина? — удивилась было я. Казалось, даже Темному Властелину придется изрядно попотеть, прежде чем местные бретеры-студенты обратят внимание на его замечания.

— Почему женщина? — веснущатый нос Драгара поморщился, как обычно, когда парень пытался что-то осмыслить, «переварить» услышанное.

— Ну имя-то женское. Констанса.

— Мужчина это. И вы, это, про женское ему не говорите, — замялся Драгар. — В его мире так мужчин зовут. С гласными на конце. Он может расстроиться. Даже очень может расстроиться.

На лице помощника, как в открытой книге читалось, что «расстройство» Констансы выльется вовсе не в слезы. В какой-нибудь взрыв, пожар или еще чего похлеще. Все же не зеленый студент, преподаватель со стажем. Тут легким пожаром в корпусе не отделаемся.

С первыми кафедральными делами я закруглилась гораздо раньше, чем предполагала. Помощь Драгара оказалась незаменимой во всех отношениях. Он в одиночку и без видимых усилий выполнял роль секретаря, академического справочника и психотерапевта. Заваривал вкусный чай, лихо мыл посуду, мигом относил распоряжения подчиненным, знал все обо всем и охотно делился ценной информацией. Если что-то меня расстраивало или пугало, забавно это что-то комментировал и уморительно подмигивал. Не столько его комментарии, сколько дико перекошенное лицо снимало стресс лучше любой медитации.

Парень просто клад! Надо брать его в аспирантуру! Не смотря на то, что я понятия не имею, какой смысл вкладывается в это слово в этом учебном заведении.

Отложив более близкое знакомство с подчиненными до завтрашнего заседания кафедры, я решила пообедать вместе с Драгаром.

Парень предложил перекусить, и мой желудок громко с ним согласился.

Драгара песнь оголодавшего желудка не смутила совсем. Я стушевалась, пряча глаза, но помощник понял это по-своему.

— Ой, Ольга Искандеровна, простите ради бога, — Драгар подскочил и вместо того, чтобы как порядочный кавалер отодвинуть мне стул, легким движением руки… отодвинул стол.

Очень вовремя! Желудок как раз издал новый душераздирающий вопль, но его перекрыл скрип недовольной бесцеремонным обращением мебели.

Я выскользнула из-за стола и поспешила за Драгаром. Парень замаршировал столовую, без умолку посвящая новую начальницу в то — куда она попала и чем все это грозит.

Сказать по правде, с каждым словом, есть хотелось все меньше, а сбежать отсюда все больше. Любопытство боролось во мне с инстинктом самосохранения, и сегодняшний раунд выиграло нокаутом. Когда еще доведется попасть в такое чуднОе место?

Мы обошли два корпуса и обогнули три «землянки» — окна приземистых избушек наполовину уходили под землю. Казалось, у подножья здания выросли каменные грибы. Не дожидаясь вопроса, Драгар ткнул пальцем в «землянки» и поведал, что там хранится «компромат» на миры и расы перекрестья.

Я все больше убеждалась, что первое впечатление об Академии, как о рыцарской крепости, оказалось верным. Не только корпуса — гаражи, склады, морозильные комнаты для продуктов — соединялись друг с другом перешейками, не ниже двух этажей высотой. И пока еще ни разу цепочка каменных зданий не обрывалась. Так и возводились когда-то рыцарские крепости, вбирая в себя уйму подсобных помещений, включая конюшни и хранилища.

Драгар шествовал чуть впереди, но постоянно оборачивался, чтобы вставить реплику.

Когда мы добрались до места назначения, и парень ткнул пальцем в табличку «СТОЛОВАЯ», на половину бронзовой двери, я почти свыклась с тем, куда угодила.

Академия стояла в какой-то аномальной зоне, вроде Бермудского треугольника. Вокруг нее клубились невиданные потоки энергии, прорываясь вовнутрь и воздействуя на все живое и неживое.

Способности любого существа раскрывались здесь как вялый бутон розы, по «горлышко» погруженный в воду с «волшебной» таблеткой аспирина.

Теперь все вставало на свои места. В родном мире я лишь сжигала электроприборы, читала чужие эмоции, воздействовала на них аурой. Здесь начала швыряться молниями как супергерой, без усилий понимать незнакомые наречья. Еще ни с одним обитателем «Академии войны и мира» нас не разделил языковой барьер. Хотя в школе мои способности к английскому с трудом дотягивали до твердой троечки, а уж к французскому и подавно.

Ректор тащил сюда всех энергетически сильных существ из миров пентаграммы, а иногда даже из соседних.

Кафедры обучали не только традиционным вузовским предметам, но и управлением какой-то стихией.

Математики натаскивали повелевать ветрами, вихрями и смерчами.

Физики, как я — электричеством, светом, огнем, магнетизмом.

Биологи — водой.

Геологи и географы — землей и камнями.

Еще целых четыре кафедры занимались военной подготовкой. Академия выпускала «боевые единицы», и некоторые оставались тут, только уже в новом качестве. Ректор выбирал тех, кому лучше прочих удавалось укротить собственную стихию, направить ее, и при случае, дать подзатыльник плохишам.

Их главной задачей было сдерживать полчища из других измерений — каждый тамошний боец тоже владел одной стихией, а то и несколькими.

И не сиделось им в родных пенатах — утопические мечты о мировом господстве кого угодно лишат сна и покоя.

Вот так из тихой-мирной квартиры на неколдовской Земле, меня затащили в Академию для воинов-волшебников.

БОльшая часть абитуриентов приходила из мира Вархара — там каждый второй управлялся хотя бы с одной стихией, и это меня совсем не удивляло.

Я еще не встречала в Академии маленьких и щуплых студентов. Зато бугаев от природы, с явной печатью любви к физкультуре на теле, было хоть отбавляй.

«Шотландцы» прибыли сюда из другого мира, и происходили из какого-то богатого и воинственного клана.

Лекцию по кланам неведомой земли я благополучно пропустила мимо ушей. Решила, что для моего несчастного мозга новых сведений уже предостаточно.

И — очень кстати — мы добрались до столовой.

Драгар открыл дверь, и нос защекотали чудеснейшие запахи свежей пищи. Я затруднялась выделить один. Слишком много их было, и каждый обещал незабываемую трапезу.

По дороге воображение рисовало традиционную вузовскую столовую — решетку-змею для подносов, прилавки для еды и суетливых поварих за ними. И, конечно, не без кассира в самом конце «туннеля» — очереди страждущих перекусить между парами до самых дверей. Я даже нащупала кошелек в кармане юбки, заволновалась — в ходу ли здесь деньги с родной планеты?

Но огромное круглое помещение, со сводчатым потолком и белыми-белыми стенами в пух и прах разбило все мои стереотипы.

Вдоль стен тянулись бесконечные столы с едой. Никаких тебе касс, никаких очередей — студенты и преподаватели брали все, что приглянулось и садились за один из деревянных столиков.

Ярко-красные в рассеянном солнечном свете они в хаотичном беспорядке сгрудились в центре столовой.

Пока я ошарашенно оглядывалась, Драгар раздобыл где-то пару подносов, и мы принялись методично обходить ломившиеся от кушаний развалы. Жаркое из всех известных мне видов мяса и нескольких неизвестных, овощи, приготовленные сто и одним способом, горячая выпечка, фрукты — виданные и невиданные, напитки. От ароматов и богатства выбора голова шла кругом.

Решив не рисковать желудком, я взяла борщ, чайник мятного чая с лимонной цедрой, три булочки со злаками и картофель по-деревенски.

Радостно предвкушая трапезу, устроилась вместе с Драгаром за один из столиков. Компания веселых солнечных зайчиков — гостей из высоких сводчатых окон — обещала приятное времяпрепровождение. Но сегодняшний день ничуть не отличался от вчерашнего, и сюрпризов он приготовил ничуть не меньше.

В тот самый момент, когда я старательно размешивала сметану в борще, в дверях показалась массивная фигура Вархара. Рядом с ним твердой поступью вышагивала долговязая, неплохо скроенная женщина, с иссиня-черной косой и темно-серыми глазами. Я сразу подумала, что она из мира начальника.

Резкие черты лица, словно бы заточенные, высокие скулы, плечи и грудь штангистки, руки метательницы ядра и ноги легкоатлета. Прямо-таки женская копия проректора! И, надо сказать, очень даже привлекательная копия.

Пережидая, пока борщ немного остынет, я с опаской поглядывала на начальника. В душе еще теплилась наивная надежда, что он слишком увлечен спутницей, чтобы помешать мне спокойно пообедать.

Но на воротах Академии Войны и мира стоило бы вывесить табличку «Оставь надежду всяк сюда входящий».

Зорким взглядом Вархар не только выцепил меня из толпы в несколько сотен голодающих, но и в очередной раз оценил фигуру.

Не обращая внимания на недовольство спутницы, проректор отодвинул ее как картонную куклу, и строевым шагом направился к нам. Я поперхнулась борщом и закашлялась.

Глазом не успела моргнуть, как едва не попробовала борщ носом — удар в спину согнул меня в три погибели. Сверху посыпался хохот Вархара.

— Ты, поосторожней, женщина! Подавишься еще! Я не хочу терять столь ценный кадр.

Пока раздумывала — шутит он или всерьез, проректор оглушительно поставил свой поднос на наш столик.

Тарелки подпрыгнули, как при землетрясении, чашки подскочили со звоном, а стол со скрипом сдвинулся вправо.

Не обращая на эти мелочи никакого внимания, Вархар взял себе стул и устроился между мной и Драгаром.

Только что уплетавший за обе щеки какую-то жареную тушку помощник, уставился на проректора как баран на новые ворота.

— Пасть закрой! Мухи залетят! — тактичность Вархара все больше поражала мое воображение.

Для полного эффекта присутствия варвара, проректор ненавязчивым движением обглодал мясо с ножки диковинной птицы, размером, наверное, с собаку. Жуя и улыбаясь одновременно, Вархар закинул локти на стол, положил голову на ладони и с до отказа набитым ртом поинтересовался:

— Ну и как тебе кафедра? Первый рабочий день? Сотрудники? Преподы? Студенты? Аспиранты?

— До этого момента все было терпимо, — огрызнулась я, и, чтобы не наговорить лишнего, применила рекламный совет. Начала жевать, что, в отличие от Вархара, не позволяло мне говорить.

Несколько минут я вместе с борщом глотала витиеватые монологи в адрес проректора, его культуры речи, его способа не дать поперхнуться.

Тишина за столиком никого не смущала.

Вархар успел доесть еще четыре ноги, не меньше прежних. Драгар опустошил три тарелки с мясом, овощами и прикончил свою тушку, оставив на тарелке красиво обглоданный скелетик.

Еда перетягивала на себя внимание мужчин недолго, скорее всего, потому, что в их обществе долго не жила. Не успела ополовинить тарелку с борщом, как два горящих взгляда неотрывно впились в мое бедное лицо.

Я поперхнулась опять, и заработала новый хлопок по спине, сравнимый разве что с ударом садовой лопаты.

— Жуй помедленней, женщина, — всерьез посоветовал Вархар.

— Я принесу вам еще чаю, — пообещал Драгар.

— Сиди, мелочь пузатая, — рука проректора нежно так легла на плечо помощника. И, судя по тому, как скривился и ойкнул Драгар, пятерня Вархара очень тяжела на подъем.

Проректор лично встал и молниеносно вернулся с подносом — на нем дымились два трехлитровых чайника. Запах ромашкового чая опередил комментарий проректора на считанные секунды.

— Вот тебе, ромашковый, успокоишься. А то ты больно нервная.

Я поспешила доесть, пока мужчины благородно позволяли это сделать, попивая свои напитки.

Вархар осушил три стакана розоватой жидкости, по запаху и виду похожей на клюквенный кисель. Драгар опустошил четыре чашки очень темного чая с какими-то особыми травами.

Я потянулась за чайником, но проректор перехватил его и налил три чашки сразу.

— Остынут, — заявил довольно.

Кажется, ему было глубоко все равно, что никто за нашим столиком не рад новому соседству.

Под перекрестными взглядами мужчин, в гробовом молчании, я за рекордные несколько минут, выпила целый чайник ромашкового чая. Вмести мой бедный организм больше успокоительного напитка, опустошила бы и второй. Демонстративно отодвинула чашку, давая понять, что обед закончен.

— Ну что? Пошли в Университетский сад? Я тебе его еще не показывал. Или предпочитаешь полисадник Главного корпуса? — Вархар говорил так, словно я уже на все согласна.

Возражения так и рвались с языка, но благоразумие удержало их на месте.

Проректор поднялся, и застыл в ожидании.

Я медлила, судорожно прикидывая, как бы от него избавиться. Вархар вызывал смешанные чувства — волнение и возмущение. И пока второе сильно лидировало по очкам. Сердце в присутствии начальника намного чаще колотилось от гнева и негодования, чем от его мужского шарма и варварских ухаживаний.

Драгар встал тоже, кивком предлагая мне вернуться в корпус.

Выручили великанские настенные часы. Ходики раскинулись на четверть стены и напоминали стекающую вниз вязкую субстанцию. Кажется, дизайнер пересмотрел картины Сальвадора Дали, или у него серьезные проблемы со зрением.

Не взирая на размеры циферблата, сами цифры распознавались с трудом — их стилизовали до невозможности. Нолики походили на ажурные салфетки, единицы — на увитую плющом резную пику. Остальные цифры выглядели сложными переплетениями завитушек и узоров.

Не сразу удалось разобраться, что уже почти полпервого. А это значит — через полчаса у меня лекция!

Я восторженно вскочила, и на удивленный взгляд Вархара победоносно выпалила:

— А у меня скоро лекция! А я пошла готовиться!

Проректор хохотнул, и, как ни в чем ни бывало, изрек:

— Что ж, я провожу тебя до кафедры. Все равно хотел провести инспекцию родной вотчины. Соскучился. Ностальгирую даже.

Драгар слегка поник, но «на выход» отправился первым.

Я жестом предложила Вархару двигаться следом, и обреченно замкнула шествие.

Уже на дорожке, мужчины притормозили и пристроились по бокам. Я ощущала себя зажатой между двумя гигантскими, горячими борцовскими грушами.

Пока добрались до кафедры, я узнала о Вархаре больше, чем о преподах прежнего вуза, хотя и проработала с ними бок о бок без малого пятьдесят лет.

Драгар усиленно пытался вставить в поток словоблудия проректора хотя бы что-то из собственной яркой, варварской биографии. Но Вархар так плотно забивал «эфир», что у помощника не было ни шанса.

Для «разгона» проректор сообщил, что работает в Академии уже тридцать лет и его первой должностью была моя. И… понеслось.

Зазывно подвигав бровями, Вархар поведал, что ни разу не был женат. Во всех пяти мирах не нашел ни одной достойной его женщины. Вот так, ни много, ни мало. Зато в набегах частенько «баловался» аборигенками, и в искусстве секса искушен по самое не могу, в отличие от «всяких там сопляков».

По тому, как вспыхнул Драгар, стало понятно — в кого метил презрительное слово проректор. И удар явно нашел цель.

Вархар монотонно перечислил, что имеет черных пояса по единоборствам, в совершенстве владеет мечом, алебардой и, конечно же, светом.

А потом с акульей улыбкой до ушей прорычал: «Ни одному слизняку из миров перекрестья не удалось серьезно меня ранить!».

К сообщению прилагались перечисления взятых в плен врагов, «пустяковых» ран, походов с участием проректора. Вархар походя задирал футболку, демонстрируя едва заметные шрамы и с оскалом саблезубого тигра рассказывал, что сотворил с теми, кто эти шрамы оставил. От красочных описаний вырванных глаз, кишок, печенок, раздробленных черепов, мой желудок едва не выбросил все, что выцыганил диким урчанием еще недавно.

Но Вархар на этом не остановился, и понизив голос, поведал, что в совершенстве повелевает светом. Направить, сгустить, спалить до тла, или, напротив, рассеять, погасить для него раз плюнуть. Все, что «знает» свет, ведомо и проректору.

Оказалось, что раса Вархара, и Драгара называется скандры, академическая кличка — воинственные скандры. Они очень похожи на людей, как и большинство других рас пентаграммы миров, но, конечно же, во всем лучше и круче.

До трехтысячелетия доживают почти все, кого не убили в бою. Неутомимость скандров в постели можно сравнить только с их «беспримерной отвагой» и «непомерной неуязвимостью».

От одного названия расы Вархара жителей соседних миров пробивает мелкая дрожь, жителям родного мира скандров достаточно первого слога. «Да и вообще… Надо ж понимать… Не каждый дотягивает до того, чтобы услышать второй слог…» — романтичным, почти ласковым тоном добавил проректор.

Каждый пункт иллюстрировался яркими картинками из жизни Вархара и его соплеменников. Даже тот, где проректор хвастался достижениями в постели.

О том, что он может и стоя, и сидя, и держа партнершу на весу, и даже вверх ногами, я наслушалась по самое не хочу.

Что поразительно, Драгара это не смущало ни на грамм, скорее злило. Он то и дело вставлял монологи о собственных подвигах с «сокурсницами-девственницами» и «похотливыми преподшами».

Ближе к корпусу меня снова подташнивало, и складывалось впечатление, что сильно пересмотрела жесткого порно.

Не могу передать того вселенского счастья, что испытала, когда скрылась от проректора на просторах родной кафедры.

Драгар немедленно вызвался показать мне лекционную. После обеда и баек о сексуальных и боевых подвигах скандры буквально фонтанировали энергией. Я грешным делом побаивалась, что они взлетят как ракеты или взорвутся как петарды.

Несчастная нервная система истошно делилась тем, насколько не готова к такому сопровождению. Пусть бы даже лекционная располагалась где-то в лабиринте Минотавра.

Слава богу, зрительная память меня еще никогда не подводила, а вчерашняя экскурсия оказалась более чем подробной.

Я с облегчением отправила Драгара восвояси, а чтобы он не маялся без дела и попутно не натворил делов, надавала заданий.

Проследить за наказанием «шотландцев», напомнить преподавателям об отчетах, разузнать, как оформляется аспирант.

Драгар взял под козырек и мухой помчался исполнять.

А я, вдохнув побольше воздуха, отправилась на свою первую лекцию в «Академии войны и мира».