Пока мы ехали в лифте, неутомимые скандры наперебой рассказывали про прошлые магнитные бури. Жестикулировали как две бешеные мельницы и строили гримасы тиранозавра на охоте.

Спасенная мною девушка забилась в дальний угол и вжалась в кресло — отходила от шока. Сначала на нее напала мебель, а потом и Вархар. После такого любой не скоро придет в себя.

Бледное лицо «шотландки» выглядело получше, чем у вчерашних бедокуров. Но веснушек, прыщей и щербинок и на нее природа не пожалела.

Долгая поездка отозвалась в моих ногах ноющей болью, а шумные мужские возгласы и бешеные махи руками — мигренью. Я только и мечтала прийти в свою комнату, упасть на кровать и не вставать до завтра.

— А вот три года назад магнитной бурей принесло кусок какого-то здания, — щедро делился воспоминаниями Вархар. — Что было-ооо… Оно врезалось в башню, башня упала вниз, врезалась в учебный автобус. Автобус взлетел в небо. Выбил окна сотого этажа. Снес все кафедры и коридоры как взрывом, — проректор перечислял катастрофы таким восторженным тоном, словно речь шла о прогулке по парку аттракционов.

— Стоп, — вынырнула я из мутной отрешенности. — А почему сотого этажа? На вид тут не больше четырех?

Вархар запрокинул голову и загоготал. Драгар подхватил, хотел взять слово, но проректор просто приложил пятерню к его рту и, игнорируя возмущенное мычание помощника, как ни в чем не бывало, поведал:

— Видишь ли. В стратегических целях бОльшая часть здания невидима. А то, что ты видишь снаружи — нечто вроде фантома, наложенного на настоящие корпуса. Снизу все без изменений. Сверху будто бы небо, облачка, а на самом деле, это все еще здание. Так вот, — без перехода обрушил на меня Вархар новый поток баек из местного склепа.

Казалось бы, в автоматные очереди рассказов проректора невозможно вставить ни слова. Да что там слова, даже нечленораздельный возглас не втиснуть.

Но Драгар исхитрялся вставлять слово и даже не одно.

Моя бедная голова гудела, как будто на нее надели ведро и беспрерывно, из чувства особого садизма, били по нему молотком.

В лифте, что недавно вмещал под триста существ, или даже больше, казалось, мужчин слишком много, а меня слишком мало. Внимать неиссякаемым фонтанам их красноречия становилось все невыносимей.

Я всерьез заинтересовалась возможностью сойти с лифта на ходу.

… — А что было, когда бурей принесло доспехи, мечи и щиты… — распространялся Вархар.

— Ага-а… Мы их потом неделю собирали во всех углах парков, — перебивал его Драгар. — А еще на газонах, на чердаках, на деревьях. Коты забрались аж на крыши башен. И как только умудрились? До сих пор гадаем. Оралииии оттуда почти как сигнализация. И так пять ночей напролет. То ли град клинков вспоминали. То ли вниз спуститься очень хотели, но боялись. То ли вообще оголодали. Мы пытались их подкормить. Мы ж не звери какие! — помощник оскалился в самой добродушной из своих акульих улыбок. — Только мало кому удавалось докинуть еду. На такую высоту-то. Мы ж не какие-нибудь там бассетхаунды… ой, баскетхаунды… ой баскетглисты? В общем! Чаще всего случался недолет. Еда попадала кому-нибудь на голову. И на третий день преподаватели запретили кормление котов. Под страхом темной башни запретили.

Так и вообразила себе эту живописную картину. Выходишь себе из корпуса, и — блюмц — яичница падает прямо на лицо как какая-нибудь увлажняющая маска. Или, того хуже, чья-нибудь поджаренная нога со свистом обрушивается на затылок. Даже странно, что преподы терпели два дня. Возможно, просто не все помнили, что случилось…

— А когда принесло три поезда…

Я тонула в океане слов, они кружились в голове вихрем, сметая мысли подчистую.

— А самолет с людьми?

— А железобетонный забор?

— А лошадей в железной сбруе?

Когда Драгар сильно выпендривался, Вархар просто закрывал ему рот рукой и продолжал говорить, под аккомпанемент сердитого мычания помощника. Судя по улыбке проректора, его это даже забавляло.

Не помню, как мы доехали до нижнего этажа. Только помню, как пулей вылетела из лифта, а мужчины хором крикнули: «Ольга, давай провожу до комнаты!»

Наплевав на то, что Вархар уже почти нагнал меня, а Драгар ни с того, ни с сего назвал по имени, без отчества, я припустила сильнее. Но куда слабой женщине до воинственных скандров.

Меня настигли, зафиксировали между двух мощных тел и довели до самой двери.

Быстро и нервно выкрикнув «Не-ет!» на предложение сходить в столовую или приготовить чай «на дому», я захлопнула дверь и сползла по ней на пол.

Переживания догнали, накрыли и утопили. Где-то в самом горле билось сердце. Едва дыша, вспоминала я, как вокруг летали смертельно опасные для любого нормального человека предметы, а затем едва не погибла девушка.

Нервотрепка перед лекцией тоже давала о себе знать. С трудом поднявшись с пола, я на неверных ногах добрела до кухни, и выпила сразу три чашки мятно-ромашкового чая. Залпом — одну за другой, как коньяк.

Когда я дошла до кровати и плюхнулась навзничь, руки все еще тряслись, а сердце бешено колотилось. Но поспешную мысль «наконец-то передохну, переведу дух, высп…» прервал настойчивый стук в дверь. Мне дико захотелось прикинуться шлангом, крикнуть «Никого нет дома, зайдите завтра, а еще лучше — никогда».

— Ольга Искандеровна? А, Ольга Искандеровна? — подростки, что с них взять. Что в обычном мире, что на волшебном перекрестке миров, все они похожи, и проблемы их всегда попахивают местечковым «концом света».

Высокий голос с нотками заискивания, кажется, принадлежал спасенной от мебели студентке.

— Заходи, — вздохнула я устало, садясь на кровати и тремя хлопками зажигая свет. Надо проснуться, а яркие кружочки перед глазами преотлично стимулируют почти отключенный мозг.

Девушка слегка приоткрыла дверь, бочком протиснулась между ней и косяком и встала как вкопанная.

Дылда, так называли бы ее в моем мире. Широкоплечая, с небольшой грудью, крупными чертами лица и очень глубоко посаженными серо-голубыми глазами. Я приняла бы ее за парня, тем более, что низкие хвосты до пояса тут носили все кому не лень. Только широкие бедра, крепкие и округлые говорили о том, что передо мной не очередной варвар-воитель. Длинные, по-мужски мускулистые ноги ее обтягивали тонкие колготки, в тон кожи. Студентка молчала, переступая с ноги на ногу и нервно дергая за ручку двери. Та жалобно скрипела, переходя на предсмертный скрежет.

— Слушаю вас, — предложила я «шотландке» высказаться, спасая бедную ручку от вандализма. Еще немного, и я даже запереться не смогу.

— Я хотела вас поблагодарить, Ольга Искандеровна. Меня в потоке не очень-то уважают. Скорее уж наоборот, — это она зря рассказала, я догадалась и так. Никто не протянул «шотландке» руку помощи, когда в нее метила мебель, никто не подождал ее, чтобы ехать назад вместе. Зато все задорно хихикали и тыкали пальцем, когда девушка едва не погибла. Да и сама она явно предпочитала нашу, предподскую компанию, родной, молодежной.

Я молчала, угрюмо ожидая продолжения, а студентка снова мялась у дверей.

— Благодарность принята, — поддержала я беседу. Ясно как божий день — сама «шотландка» этого не сделает, но и не уйдет восвояси, позволив мне наконец-то «бросить кости» на кровать.

— Ольга Искандеровна, я просто хотела… не знаю… поблагодарить и… поговорить… — девушка помялась еще немного и наконец-то собралась с духом, избавив себя от страданий, и меня, заодно тоже. — Можно мне к вам в группу по практике?

— Ты сейчас о какой практике? — я смутно начала понимать — о чем речь, но решила окончательно убедиться в прискорбности своего положения. По словам Драгара, каждый преподаватель кафедры набирал группу для обучения управления стихией. Небольшое количество студентов, на свой вкус. Конечно же, он их и курировал — заботился, опекал, защищал от нападок сокурсников.

Мне было ужасно жаль девушку. Кажется, ее тут назначили официальным изгоем, козлом отпущения, мишенью для насмешек. Но напроситься ко мне в группу — не выход. Я взяла бы ее, из сострадания, из женской солидарности, из чувства справедливости, наконец. Но этим лишь оказала бы медвежью услугу. Добиваться уважения сокурсников нужно не прячась за спиной «препода», а, напротив, доказав им, что ничуть не хуже остальных.

Я попыталась как можно мягче, но и как можно убедительней объяснить это «шотландке». Но после нервотрепки и общения с воинственными скандрами мой дар убеждения стремился к нулю, и студентка ужасно расстраивалась. Делала она это настолько нарочито, что не только Станиславский сказал бы «не верю», но и слесарь-алкоголик Дядя Ваня недоверчиво икнул. И даже после того, как приполз бы в свою слесарскую коморку «на бровях». Студентка сгорбилась, вытянув шею вперед, как страус во время бега, смешно подтирала нос пальцем. Дилетантка! Даже и не подумала о том, что после этого не мешало бы для достоверности вытереть палец о юбку. Взгляд кота из мультика про Шрека «артистке» не особенно удался — она выпучила глаза до размеров блюдец и бешено ими вращала. Хорошо, что я уже повидала улыбку Езенграса, Вархара и Драгара тоже. После них даже такой взгляд грустного зомби перед поеданием человека заживо не сильно пугал. Так, до легкого нервного тика. Мелькнула шальная идея посоветовать «шотландке» встречать насмешки сокурсников с таким же лицом. Остановило меня лишь то, что в Академии уже год как не было штатного психолога.

Сначала я поразилась — откуда взяла сведения об этой предсказуемой оказии. Драгар не рассказывал, а я не спрашивала.

Только потом дошло. С перепугу, во время магнитной бури, у меня открылся редкий среди индиго дар — черпать в информационном поле перекрестья нужные и совсем ненужные сведения. Эх! Была бы моя воля — закрыла бы дар обратно! Некоторые вещи лучше даже в общих чертах не представлять. Сведения из жизни «Академии войны и мира» яркий тому пример. Но самым худшим оказалось другое — я видела и узнавала только то, чем хотело поделиться информационное поле. Все прочее, как ни прискорбно, оставалось темным пятном.

Когда истории просто приходили в голову, еще полбеды. Но временами красочные эпизоды загружались в мой бедный мозг, словно файлы в компьютер. Упорно проигрывались там, без рекламы, попкорна, и, что самое ужасное — без предупреждения и успокоительных.

Именно так я и увидела, как последний вузовский психолог уволился отсюда с криком «Я лучше пойду санитаром к самым буйным!». А когда ректор попытался уговорить его остаться, решительно вышел в закрытое окно третьего этажа. Отделался бедолага очень легко — буквально три-четыре гипса, штук сто порезов по всему телу — и он дома, в родном мире, далеко от Академии.

Хуже того — все ректорские запасы сильнейших транквилизаторов (Езенграс принимал их, чтобы взбодриться) закончились после какой-то «костюмированной вечеринки».

Что меня, кстати, совсем не удивило.

Конечно же, от натуги на глаза студентки навернулись слезы. Снова здорОво! В какой вуз не попаду, везде одно и тоже. Никакой фантазии у этой молодежи, никакой экспрессии, никакого креатива!

Спектакли, рассчитанные на женское сострадание «жалостливой преподши» разыгрывала чуть ли не каждая вторая студентка. Невдомек было горе-артисткам, что проницательна я не меньше, чем сострадательна. И спектакли раскалываю как белочка орешки.

И все же помочь жертве невоспитанных амбалов хотелось сильно. Эмансипированные гены во мне даже уже не проснулись, взорвались бодростью и энтузиазмом, как студенты после четырех-пяти банок энергетика.

— Тебя как зовут? — спросила я, запоздало смекнув, что мы так толком и не познакомились.

— Сласа, Слася Вольк, — с придыханием представилась девушка. Слезы в ее глазах тут же высохли, на скорбных губах мелькнула улыбка Чеширского кота. Так я, в принципе, и думала.

— Вот что я скажу тебе, Слася Вольк. Заходи ко мне завтра, после занятий. И мы подумаем — как тебе добиться уважения сокурсников. Вступление в мою группу вопроса не решит. Наоборот, они обозлятся. Решат, что ты прикрываешься дружбой с преподом. Поверь, у меня опыт есть.

— Вы где-то еще работали? — заинтересованно приподняла брови Слася, словно полагала, что я буквально вчера вылупилась из яйца посреди Академии и тут же заступила на должность.

— Где только не работала, — устало протянула я. — А теперь иди. Одохни, отдышись, выспись. Сон улучшает кожу, между прочим.

Девушка картинно вздохнула, подняла и опустила плечи, но открыла дверь.

— Ой, Слася, — окликнула я.

Она быстро обернулась.

— Пудра и тональный крем ухудшают кожу. Лучше смешай раствор соли. Треть столовой ложки на литр воды. И делай примочки — утром и вечером. Минут по тридцать-сорок. Следи, чтобы не щипало. Увидишь разницу.

— Просто раствор соли? — поразилась Сласа, всплеснув длинными руками, словно надеялась взлететь. Этот жест в Академии явно в почете.

— Просто раствор соли, — кивнула я. — И не надо замывать лицо до дыр. Гигиена — хорошо, уничтожает бактерий. Но чрезмерная гигиена приводит к обратному результату. Ты смываешь с кожи жировую пленку. А именно она защищает от бактерий, которые провоцируют прыщи.

Брови Сласы совсем выползли на лоб. Будто бы я не элементарные вещи ей говорила, а открыла новую Галактику.

— Вы такая умная, — восхитилась девушка.

Да уж, и такая усталая, прибавила я мысленно.

Сласа еще раз длинно поблагодарила и ушла.

Только я погасила свет и устроилась в постели, в дверь снова постучали.

Да что ж за день-то?

— Да? — промямлила я.

В комнату влетел энергичный Вархар. Самолично нахлопал самое яркое освещение — у меня аж искры из глаз посыпались — и небрежно шлепнул на мой рабочий стол кипу бумаг. Высотой с пол моего роста она подозрительно поползла вбок, грозя упасть и разлететься по комнате. Но Вархар уставился на стопку и грозно нахмурился. Бумаги замерли на полпути, наверное, в суеверном ужасе. Теперь кипа напоминала слеш.

Черт знает что!

Не жилье, а проходной двор! Надо бы поставить какой-нибудь суперзамок, а еще лучше устройство, отпугивающее нежеланных посетителей.

Проректор пробежался взглядом по комнате, и, заметив, что я сижу на кровати, ухмыльнулся. Его мутный взгляд и румяные щеки не сулили ничего хорошего.

— Ольга! Тебе очень идет эта тонкая пижама, — с придыханием произнес Вархар, и улыбка его стала шире. И, что еще хуже — гораздо нахальней. — А как тебе идет кровать! Я вообще считаю, что главное место женщины на кровати!

— Ага. А еще на кухне и беременной, — усмехнулась я. Но проректор не оценил анекдот моего мира.

— На кухне лучше кухарка, — поучительно произнес он: — А женщина… — проректор обвел руками воздух, словно очерчивал гитару, и хищно ухмыльнулся. Правая бровь вскинулась, приподняв родинки. — Женщина хороша в постели. Ну и детей рожать тоже.

— Можно мне отдохнуть, — взмолилась я, осознав, что фонтанирующему энергией Вархару вряд ли близки мои трудности. — А потом я подумаю, в чем хороша женщина. А?

Проректор хмыкнул, не прекращая улыбаться во все тридцать два зуба и не сводя с меня взгляда. Он ни разу не моргнул с момента, как делал комплимент моей пижаме.

— Женщина! Заруби себе на носу! — Вархар ткнул пальцем в воздух, едва не достав до названной части моего лица. — Чем хороша женщина, может знать только мужчина. В твоем случае, только я!

Звучало как приговор. Тот самый, что окончательный и обжалованию не подлежит.

И черт меня дернул удивиться:

— Это почему же в моем случае только ты?

— Потому, что я лучший мужчина в Академии! И самый лучший для тебя, разумеется, — изрек Вархар прежним тоном.

Но я слишком вымоталась, чтобы спорить с его раздутым до размеров корпуса самомнением.

— Давайте мы потом обсудим лучших мужчин и вообще, — скатилась до просьбы.

— Это не обсуждается! — отрезал Вархар — лицо его посерьезнело, а бровь все еще удерживала родинки на лбу.

— Тогда, может, ты позволишь мне отдохнуть? Чтобы, потом, на свежую голову, разобраться в мужчинах получше? — с надеждой в голосе спросила я.

Проректор снова хмыкнул, пожал плечами, ткнул пальцем в кипу бумаг на столе — она вздрогнула и слегка сдвинулась — и смягчился:

— Я принес тебе программы для обучения. Физике и управлению огнем, электричеством, магнетизмом. Хотя, судя по сегодняшнему, ты сама можешь последнюю составить.

— Ой, да я понятия не имею, как все произошло, — отмахнулась я, поздно сообразив, что начала общаться с Вархаром по-свойски.

— Давай разберемся, — немедленно воспользовался он ситуацией и с выражением лица «вы хотите об этом поговорить» запрыгнул на кровать. Матрас пожаловался скрипом, одеяло — треском, и горячий бок проректора прижался к моему.

— Я хочу отдохнуть. Давай позже, а? — взмолилась почти шепотом.

— А ты ложись, отдыхай. И мы поговорим, — непробиваемый Вархар и не думал уходить. Напротив, его рука словно бы невзначай легла на мою талию и медленно так поползла ниже.

Останься у меня силы, я бы точно его стукнула, и даже субординация не удержала бы мой кулак от знакомства с носом проректора. Хотя, не исключено, что остановило меня не только это. Родилось ужасное предположение, что мой хук Вархар воспримет как заигрывание. А сочетание лже-заигрывания, кровати и проректора казалось мне, мягко говоря, взрывоопасным.

— Дай мне поспать! — вскрикнула я, и отодвинулась от вездесущей пятерни Вархара.

— Ладно, спи, — ухмыльнулся он с таким видом, словно говорил «мы продолжим, только позже».

Медленно, шаг за шагом проректор отступил к двери, и вышел, бросив через плечо.

— Зря отказываешься. Отдых — это смена рода деятельности. А такой деятельностью ты сегодня точно не занималась. Уж я проследил. Да и со мной это лучший отдых! Буквально второе дыхание! — и захлопнул дверь.

Я легла снова, и еще с полчаса нервно дергалась, поглядывая на дверь.

Но на сей раз меня и впрямь оставили в покое.

Я закрыла глаза и провалилась в сон.

* * *

— Р-раз, два, р-раз, два, р-раз, два! Поднажми-и! Р-раз, два! Стоя-ять!

От этих волшебных звуков я не проснулась — подпрыгнула на кровати, как ужаленная. И если бы не полусонное, еще ватное тело, точно вскочила бы по команде.

За окнами забрезжил рассвет.

Розовые языки солнца лениво лизали небо у горизонта, расползались красочными разводами. Звезды выцвели и призрачными силуэтами таяли в синеве.

Сколько сейчас времени?

Жертва бешеного дизайнера — настенные часы в форме наконечника стрелы — показывали четыре утра.

По счастью, выключилась я вчера рано, и успела выспаться.

— Да у тебя каким местом руки вставлены? Каким местом ноги топорщатся? В глаза смотри! Я к кому обращаюсь? Если руки растут из задницы, туда я их тебе и вставлю! Чтобы все видели твою истинную физиологию!

Звуки бодрили несказанно.

От каждого выкрика я снова подпрыгивала на постели. Ну что ж, по крайней мере, зарядку уже можно не делать. Главное — позитивный настрой!

Выбравшись из постели, я не удержалась и выглянула в окно. И это было моей роковой ошибкой. Еще более роковой, чем согласиться на работу в «Академии войны и мира».

Зрелище во дворе корпуса убедительно доказывало — всякий раз, когда я думала, что уже ничему не удивлюсь, жестоко ошибалась.

Мне представлялись солдаты, что идут строем и выполняют всякие финты, которые умные люди называют «военно-строевая» подготовка.

Реальность превзошла не только самые смелые, но и даже самые извращенные фантазии.

Вархар — без него утро не утро — с генеральским размахом командовал пятью… садовниками. Он орал так, что даже у меня закладывало уши. И жестикулировал как три регулировщика движения и два дирижера большого Оркестра вместе взятые.

Жилистые парни, в одинаковых зеленых робах, подпрыгивали от каждого возгласа Вархара, и метались по Академическому дворику как заполошные.

Малейшая задержка всерьез угрожала здоровью садовников. Посчитав, что его не расслышали, проректор подходил поближе и размахивал руками прямо у их лиц. Парни нервно дрыгались, уклоняясь от карающей десницы начальника. Вархар не пытался их задеть. Но увернуться от сверхскоростной мельницы его рук мог либо нинзя, либо герой фильма «Матрица». Бедные садовники слегка уступали обоим фантастическим персонажам в талантах, поэтому время от времени сдавленно ойкали и шарахались в сторону.

На раз-два каждый должен был добежать до указанного проректором куста. Заслышав «Поднажми-и!» отстричь «некондиционные» после магнитной бури ветки секаторами чуть ли не с человека размером.

Если кто-то запинался, путал кусты, или хуже того, натыкался на товарища, Вархар разряжал в него всю обойму своего варварского юмора.

Послушав куда и кому вставить ноги, руки, или даже голову, я отпрянула от окна, в надежде, что меня не засекли. И зачем тут вообще на что-то надеяться?

— Ольга-а! — кажется, зов Вархара услышали во всех пяти мирах вокруг Академии. Не исключено, что и в соседних тоже. — Просыпайся и пошли завтракать!

Я тяжело вздохнула, понимая, что спокойный завтрак мне не грозит, да и день, видимо, тоже.

— Да куда ж ты пре-ешь! — без перехода рыкнул Вархар. — Я тебе сейчас копыта местами переставлю, и глаза на задницу натяну. Может хоть тогда научишься ходить в нужном направлении!

Что поразительно, фантазии проректора на тему замены частей тела или натягивания одной на другую, никогда не повторялись.

— Ольга-а! — новый крик лишил меня шанса немедленно юркнуть в ванную.

Я опять выглянула наружу, заметив, что из окон повысовывались студенческие головы и кончики носов преподавателей. Похоже, в их представлении это был верх тактичности и уважения к коллеге.

— Да отстаньте уже! — раздраженный возглас вырвался сам собой. — Я еще даже себя в порядок не привела.

— А-а-а… Да не вопрос! Я тут подожду! — казалось, Вархара вообще ничем не проймешь. — Для женщины важно привести себя в порядок. Умыться, помыть все свои места. Голову помыть, наконец.

На этом его фантазия иссякла. Но и первых перечислений хватило, чтобы у меня загорелись уши, студенты загоготали, а преподы деликатно захрюкали в кулаки. И меня прорвало.

— Свои места помой, варвар невоспитанный!

Зря я это сказала. Ой, как зря!

— Хм, — Вархар вскинул голову так, что, казалось, шея у него резиновая и гнется под любым углом. — Приятно, что тебя это волнует. Не беспокойся, я очень гигиЕнистый варвар. И все свои места мою регулярно. Даже не один раз в день.

Теперь у меня уже горели не только уши, а еще и лицо, и шея.

Студенты ржали как кони, преподы продолжали задорно похрюкивать, а садовники вдруг захихикали как гиены. Зоопарк, ей богу.

И посреди всего этого возвышался непробиваемый Вархар, как главный дрессировщик местной фауны.

— Тебе подробно объяснить, как и чего мою? Или поверишь на слово? — уточнил он, и я поняла — проректор не угрожает. Так, предупреждает, добродушно предоставляет выбор.

— Нет, — пискнула я, и спряталась в окне.

— Как скажешь, — спокойно гаркнул Вархар. — А вы чего вылупились? Чего зубы скалите? Смотрите, чтобы шальным камнем не выбило. (И почему я сразу догадалась — кто хозяин этого «шального камня»?) Ща сюда вызову! Помогать будете, раз утром заняться нечем. Заодно и разомнетесь перед тем, как на занятиях задницу плющить! Чего прячетесь? Я всех запомнил еще пять минут назад, — и чтобы никто не сомневался в прискорбности своей участи и памяти проректора он поставленным лекторским голосом перечислил имена студентов. Чуть помедлил, словно наслаждаясь произведенным эффектом — учащиеся и впрямь разом затихли. Теперь из их окон доносилось лишь покаянное дыхание. — Так-то лучше, — похвалил их Вархар. И не менее громко перечислил имена-фамилии и должности преподавателей. Хрюканье тоже вмиг прервалось. Как проректор узнал подчиненных по кончикам носов, для меня осталось загадкой. Только из окон полетели длинные извинения, вперемежку с испуганной икотой.

— Конечно же, я вас прощаю! Я сегодня добрый, — хохотнул Вархар. — Буду добрым. Если Ольга со мной пообедает.

— Коне-ечно пообедает! Уж мы убедим, — обещания рекой полились из окон, и стало ясно, что моя песенка спета. Единственный шанс избежать обеда с проректором — бежать, куда глаза глядят. Но что-то подсказывало — меня все равно догонят и под белы рученьки приведут к начальнику.

— Отлично! — прервал клятвы Вархар, а то я уже боялась, что сейчас любопытные варвары начнут вскрывать вены и расписываться кровью, и выдал. — Если Ольга согласится, всем сотрудникам легкий выговор с лишением премии. Плюс необременительные двухмесячные уборки в подвале корпуса. Крысы развелись, заразы! Гадят, где попало. А уборщицы отказываются отмывать полы под прицелом электротока. Не оценили в последний раз красоты момента. Тогда вчетвером отплясывали хип-хоп. Вальсы любят, наверное. Вот не верят они нашему главврачу. Не доверяют его квалифицированному мнению. Мастгури клянется, что своевременный электрошок великолепно улучшает мелкую моторику.

Я живо представила этого доктора Франкенштейна с фирменным академическим оскалом. Вообразила как он «улучшает» мелкую моторику у тех, кто не перегрыз металлические прутья решетки и не выскреб ногтями камни из стен. Чтобы избежать «прокачки», сохранить мелкую моторику и мозг в неулучшенном электрошоком виде пойдешь и не на такое.

— Короче! — продолжил между тем Вархар. — Если Ольга не согласится, всем тяжелый выговор со всеми вытекающими, — из тяжелого выговора вытекало не только лишение премии, но и штраф в размере трети зарплаты за неуважение к коллегам. — А также посменное дежурство в темной башне. Езенграс запихал туда еще темной материи. Уже несколько месяцев жаждал проверить ее действие на мозги. Я рад, что подопытные, наконец-то, нашлись. Бедный ректор уже хотел вспомнить дни своей бурной варварской молодости. Понахватать пленных из враждующих с нами миров. А после этого… сами знаете он слегка в неадеквате.

Мне страшно было представить Езенграса «слегка в неадеквате» после того как познакомилась с Вархаром и Драгаром «в адеквате».

Удивляло, что никто из преподавателей не последовал примеру психолога, и бесповоротно не уволился, выйдя прямо из окна. Должно быть, отставные варвары стремились закалить характер, чтобы потом щелкать вражеские армии как орешки. После Вархара и дикарь, что с чавканьем вгрызается в человеческую ляжку, казался безобидным интеллигентом.

В Академическом дворике воцарилась звенящая тишина. Даже птицы перестали петь, даже кошки — мяукать. Похоже, проректор и на них находил управу, и даже не один раз.

С чувством полной безысходности забредя в ванную, я услышала новую фантазию проректора на тему расчлененки.

— Вот свинти свою тупую башку и приклей на задницу! Может, хотя бы тогда перестанешь натыкаться этой задницей на окружающих. А заодно и наконец-то увидишь их той частью тела, которой ходишь вперед.

* * *

В ванной мне удалось отдохнуть душой, даже выходить не хотелось. Но приведя себя в порядок и в чувство, я со вздохом вернулась в комнату.

— Я тебе сейчас глаза повыкручиваю и пришью на темечко! Может, тогда ты будешь видеть дальше собственного носа?

Я больше ни на что не надеялась, и оклик Вархара заставил лишь усмехнуться. Пора начинать воспринимать все с чувством юмора. Иначе долго в здравом уме я здесь не протяну.

Уходить из-под окон проректор не собирался, а клятвы преподавателей и студентов оставляли мне мало шансов скрыться в никому неведомом направлении. И я не нашла ничего лучше, чем одеться как можно скромнее. Раскопала в шкафу свободную бежевую тунику, широкие черные брюки и угольные балетки.

Поравняться ростом с подчиненными мне все равно не грозит, к чему ненавистные каблуки? Да и меньше риска навернуться на бутылке, бумажке, поскользнуться на ворохе семечек или банановой кожуре. Благодаря студентам, этого незатейливого дизайна помещений на кафедре хватало с лихвой.

Повертевшись перед зеркалом, размером с двух Вархаров, я сочла свой вид достаточно несексуальным. Чтобы не казаться совсем уж расхлябанной, подпоясалась узким черным ремешком.

Волосы забрала в высокий пучок и закрепила двумя резинками без всяких кружавчиков.

Краситься я перестала еще лет тридцать назад. Как отрезало. Но брови укладывала всегда, иначе густые длинные волоски торчали во все стороны. Убедив самые упрямые из них вести себя прилично, и не сильно выбиваться из коллектива, я наконец-то вышла наружу. Кипу бумаг, которую Вархар нес играючи, и швырнул, как пустую картонную коробку, подняла с огромным трудом. И теперь тащила ее, мысленно проклиная длинный холл и отсутствие здесь машин-погрузчиков, как в супермаркете. На худой конец тележек.

Я еще льстила себе надеждой, что проскользну по холлу и быстренько скроюсь на кафедре, пока Вархар распекает на все корки бедных садовников.

Но он словно чуял меня.

Едва дошла до лифта, сзади послышался громкий оклик:

— Ольга? А поесть? На тебе вон уже одежда болтается! Грех портить такую фигуру.

Я нервно вздрогнула и обреченно обернулась — Вархар размашисто маршировал навстречу. По блеску во взгляде проректора становилось ясно — формы от него даже в мешке не утаишь.

— У меня очень насыщенный день, — деловито сообщила я Вархару, заходя в лифт. Он, конечно же, шагнул следом. — В девять утра заседание кафедры, а в двенадцать практика.

— И? — бровь проректора приподняла родинки в уже знакомом мне жесте.

— Очень бы хотелось подготовиться. Морально и физически, — как можно тверже отчеканила я.

— Ах, э-это! — проректор деланно всплеснул руками и хохотнул. — Да я тебя так подготовлю, что твои преподы будут ползать на корточках и приносить апорт в зубах.

В чем в чем, а в этом, после сегодняшнего утра, я не сомневалась ни секунды.

Без единого слова, звука, предупреждения Вархар вырвал у меня из рук документы. Все-таки в его опеке были и плюсы тоже — руки устали так, что слегка подрагивали. Не самый выгодный вид для знакомства с подчиненными.