Если человеку исполнилось 25 или 30 лет, становится ли он взрослым автоматически? Является ли количество прожитых лет, получение образования, женитьба, рождение ребенка гарантией возникновения в его сознании новообразований взрослости? Оказывается, это не такой простой вопрос, как кажется на первый взгляд, и в последние годы все чаще звучат речи о великовозрастном инфантилизме, которому подвержены современные молодые поколения. Знакомство с угрожающе звучащим феноменом невзросления мы начнем с небольшого фрагмента диалога с клиентом.
Рассказ Алины Н.
– Не знаю даже, могу ли я жаловаться… По сравнению с другими у меня, наверное, все более или менее нормально. Подружки мои уже вон успели по два раза замуж сходить, а я и вообще никогда не думала о разводе с мужем, тем более что вроде и серьезных поводов нет. Или есть?
– Смотря что вы считаете серьезным…
– Я не знаю, серьезно ли то, о чем я думаю. Мама и бабушка мне говорили, что мужчины долго остаются детьми, гораздо дольше, чем женщины, просто надо подождать, дать им, как говорится, перебеситься, и они остепенятся… Ну, в общем, я расскажу по порядку, а вы скажете мне – это нормально, так и должно быть, или это только с нами что-то не так.
– Расскажите все по порядку.
– Мы с мужем женаты уже шесть лет, поженились на последнем курсе универа. В общем, все неплохо – у нас обоих есть работа, не ахти, конечно, какая, но бывает и хуже. Я люблю свою работу, а муж – не очень, говорит, что просто «тянет лямку», «отбывает время», но пока там деньги платят, работает. У нас – сыновья-близнецы. Вроде семья как семья. Но… как бы это сказать… Такое впечатление, что я взрослею, старею, а муж мой как был, так и остается ребенком. Как будто у меня не двое детей, а трое.
– Хотите сказать, что ваш муж ведет себя как ребенок?
– Да хуже! Все гораздо хуже! Мы с ним познакомились на третьем курсе, и он мне тогда очень нравился тем, что казался человеком веселым, общительным, слегка отвязанным, не жадным, без предрассудков. Про таких говорят – «легкий человек».
– «Легкий»? А что это значит?
– Понимаете, с ним всегда все было необременительно, весело, без нервов, как будто и не вполне всерьез – учился не всерьез, ухаживал не всерьез, поженились не всерьез, дети родились – не всерьез, работает сейчас – тоже не всерьез. Ко всему относится со смехом, с отмашкой, главное, чтобы ненапряжно было. Учился он так себе, у меня списывал, но руки всегда были золотые, и голова хорошая. Он с универа еще подрабатывал, чтобы свои деньги были, хотя и с родителей понемножку тянул, раз давали, – он всегда хотел быть стильным и современным, чтобы все прикольное у него было раньше всех. У него присказка есть: «Бьют – беги, дают – бери». А сейчас… денег нет – да и ладно, как-нибудь перебьемся.
Как поженились, снимали квартиру, жили отдельно, потом дети родились, расходы и нагрузки выросли, перебрались к моим родителям – я думала, временно, а он и вовсе из головы выкинул, что надо думать о своем жилье. Конечно, чего не жить на всем готовом, если моя мама обо всем похлопочет! И обстирает, и обед сготовит, и за внуками присмотрит, а уж если он заболеет – будет лечить-ухаживать, она ведь врач, по поликлиникам в очередях сидеть не надо, а ему-то и всласть разболеться… Прямо мир тогда переворачивается из-за того, что у него две сопли! Своего жилья нет – да не проблема, ему ничего и не надо, как-нибудь все само собой утрясется. Во всяком случае, он об этом сейчас ни говорить, ни думать не хочет. У нас сейчас все по принципу «танцуй, пока молодой». Пока гром не грянет, он вообще не почешется… Так и будет за своим компьютером днями-ночами сидеть! Он и планов-то на жизнь не строит – живем ведь как-то… значит, все нормально. А ведь это ненормально! Мужику – тридцатник!
– И что же не так?
– Да все не так! Может потратить кучу денег на какой-нибудь компьютерный наворот, а потом занимаем по друзьям даже на стиральный порошок или за детсад заплатить. Он вообще легко занимает – и по-крупному, и по мелочи, а потом забывает, что надо отдавать. Живем с родителями, а в общий котел он очень мало приносит, типа «Ой, как раз сейчас нет, потом все отдадим». Ну куда это годится? Мне уже перед родителями стыдно! Они ведь не должны нас содержать! Мы же взрослые люди! Хотя… взрослая, наверное, только я. И родители. А он себя таким и не мыслит, мне кажется.
Может ночь играть в Сети в компьютерные игры, пишет какие-то макросы для игр, на свое развлекалово денег может кинуть немерено, я как-то слышала, он с кем-то по телефону говорил, что на какой-то там шлем или автомат, что ли, положил больше 60 тысяч. Как будто важнее этого у нас нет забот. Сыновей вроде любит, а относится к ним как-то безответственно, может забыть из сада забрать, не помнит, что я просила для них купить, может вообще всякие глупости им молоть, особенно когда выпьет.
Вообще забывает почти все, что не касается его и его «дел», воображает себя статусным меном, а реально-то – ничего особенного. Вскидывается, когда пытаешься завести серьезный разговор, все переводит в смешки или на другие темы. И еще… меня как-то смущает, что ни на какой работе он долго не задерживается – что-то его поманит, обо всем забывает, бросает все обязательства. Я не хочу сказать, что он плохой человек… Но что нормально для студенческих лет, как-то совсем неуместно выглядит, когда тебе за тридцать…
– А как, по-вашему, он должен бы себя вести?
– Ну, как? Как нормальные взрослые мужчины себя ведут. Как мой отец или сестрин муж – ничего на других не переваливают, не жалуются на какие-то там обстоятельства, все планируют, цели по жизни ставят, о семье заботятся! Положиться на них можно, и они не подведут. А мой – в одно ухо влетело, в другое вылетело, сегодня одно на уме, завтра другое… вскочил, побежал, а куда, зачем?.. На уме одни игры и корпоративчики. Тут он вообще отрывается по полной, себя наутро не помнит… И друзья такие же – на все им, по сути, наплевать, только бы прямо сейчас ни о чем не думать, ни за что не отвечать, расслабиться и получать удовольствие…
– Но что-то ведь он делает хорошо?
– Да он ничего особенного не делает, чтобы можно было сказать «хорошо». Вот, пожалуй, только к себе относится хорошо и внимательно – чистый «йагупоп» (помните, в «Королевстве Кривых Зеркал» был король-попугай?): чтобы рубашка там, ремень фирменный… перед такими же пацанами, как он сам, только и выделывается… Тут он – мачо-мучачо! Собой любуется, как петух, особенно перед девчонками офисными… А так… никаких принципов, ноль надежности. Все – сама. А он только: «Не бери в голову!», и всегда: «Любую беду руками разведу».
У меня ощущение, что жизнь наша стала какая-то временная, неосновательная, показушная. Да она, собственно, никогда основательной-то и не была, просто по молодости это казалось чем-то временным. Думала, что все пройдет, когда поженимся, когда дети появятся. А ничего не изменилось, правильно говорят: «Нет ничего более постоянного, чем временное». Я от этого устала. Мне надоело, что я все время без опоры. А у нас ведь дети, и они все это видят. Разве им нужен отец-подросток, который никогда ничего не знает, ни о чем не заботится, ни за что не отвечает, ничего им, по сути, не дает как отец? Получается, что это мне все надо, а ему – ничего, он «идет по жизни смеясь». Живет за моей спиной, за спиной моих родителей, как будто в безоблачном детстве – в уверенности, что кто-нибудь за него все сделает и позаботится, чтобы его дети были сыты-обуты-одеты. Скажите, разве так можно жить?
Думается, что многим описанная картина знакома. Попробуем разобраться, почему же она так узнаваема.
«Синдром Питера Пэна»
Несмотря на то что в юном возрасте взрослость кажется исключительно привлекательным этапом жизни, на деле быть взрослым оказывается не так уж легко и комфортно. В обыденной жизни каждый сталкивался с тем, что далеко не все номинально взрослые (по количеству прожитых лет) люди демонстрируют реальную внутреннюю взрослость, по крайней мере в том ее виде, в котором она традиционно описывается в психологии.
Тенденцией последних лет, приобретающей массовый характер, становится отрицание многих сущностных аспектов взросления и, главное, внутреннее сопротивление ему. Живущие с родителями великовозрастные «кидалты» (от англ. kid – ребенок и adult – взрослый), сохраняющие инфантильные увлечения (страсть к мультфильмам, компьютерным играм, полудетским книгам жанра фэнтези, дорогостоящим безделушкам и бесполезным, но статусным гаджетам), и дети-«бумеранги», постоянно возвращающиеся под родительское крыло в случае жизненных неурядиц или финансовых трудностей, становятся сегодня настоящей социальной проблемой.
Такое бесконечно затянувшееся детство Д. Кейли предложил называть «синдромом Питера Пэна» по имени главного героя пьесы Дж. Барри, желающего навек оставаться ребенком. «Законсервировавшийся» в ребячестве Питер Пэн превыше всего ценит спонтанные радости жизни, желает получить от жизни все и сразу, категорически противится принятию на себя каких-либо обязанностей и обязательств, боится жизненных превратностей, страданий, боли, избегает напряжения и волевых усилий (Степанов, 2006).
Якобы самодостаточный, никем и ничем не обремененный, следующий только за собственными потребностями, безответственный, легкомысленный и бессердечный, не способный ни на самоотверженность, ни на самодисциплину и сбрасывающий с себя любой «груз жизни», Питер Пэн становится распространенным типажом, особенно в ранней взрослости. В противовес зрелости, которой в большей степени присущи понятия долга, ответственности, решительности, самоограничения, именно юность часто представляется необременительной порой свободы, свежести и яркости впечатлений, обретения нового соблазнительного и казавшегося ранее запретным опыта, раскрытия новых возможностей. Постепенная утрата всего этого становится предметом ностальгии, идеализации и разочарований, а сама необходимость взросления и расставания со всем этим – чуть ли не поводом для погружения в отчаяние и депрессию.
С. С. Степанов, обсуждая синдром Питера Пэна и считая его результатом неправильной социализации мальчиков, указывает на шесть его основных характеристик:
1) эмоциональный паралич: неадекватность и заторможенность эмоций;
2) социальная беспомощность: отсутствие прочных социальных привязанностей, податливость любому влиянию, импульсивность, слабая развитость моральных представлений;
3) «страусиная политика»: стремление избегать проблем, ни во что не вмешиваться, эскапизм, равнодушие и безразличие ко всему, что лежит вне удовлетворения его собственных потребностей;
4) зависимость от матери: смесь раздражения и чувства вины во взаимоотношениях с ней, выражающаяся в чередовании конфликтов и вспышек нежности;
5) зависимость от отца: смесь желания близости с отцом и переживания неполноценности при сравнении с ним, приводящая к сложным отношениям с представителями своего пола, особенно более старшего возраста;
6) сексуальная зависимость: социальная беспомощность, инфантильность мужчины отталкивает женщин, что приводит к формированию защитных реакций в форме подчеркивания своей часто нереалистичной «бывалости», сексуальной опытности, «мачизма» и брутальности, за которыми ничего не стоит.
Характеристики синдрома проявляются уже в 12–17 лет в виде безответственности, беспокойства, одиночества, нарушений половой роли. Позже появляются нарциссизм, инфантильное отрицание имеющихся межличностных проблем, демонстрация жесткого, брутального поведения (с 18–22 лет). С 23–25 лет ярко переживается возрастной кризис, после которого (с 26–33 лет) тотальное разочарование в жизни становится хроническим переживанием, деформирующим характер человека и затрудняющим освоение социальных позиций взрослости. В период от 30 до 45 лет жизнь окончательно кажется скучной, монотонной, бесперспективной, нарастают разочарование и отчаяние, в дальнейшем только усиливающиеся и часто приводящие к попыткам вновь и вновь «начать жизнь сначала», обычно с более молодым партнером, чтобы эту «молодость» для себя продлить (Степанов, 2006).
Эту картину дополняют характеристики отчуждения, описанные С. Мадди. Он говорит о нем как об «экзистенциальном недуге», включающем вегетативность (неспособность поверить в истину, важность или ценность любой реально осуществляемой или воображаемой личностью деятельности), бессилие (утрата человеком веры в свою способность влиять на жизненные ситуации), нигилизм (убежденность в отсутствии смысла жизни) и авантюризм, «крусадерство» (компульсивный поиск жизненности, вовлеченность в опасные, экстремальные виды деятельности, сопровождаемые переживанием бессмысленности повседневной жизни).
Женским вариантом синдрома Питера Пэна иногда считают описанный Н. Дункасом и Г. Найкелли «синдром Персефоны», характеризующий взаимную невротическую привязанности дочери и матери (Персефоны и Деметры). Страх перед возможной разлукой с матерью (с родительской семьей) создает у взрослеющей женщины переживание покинутости, нервное напряжение, настороженность, она чувствует себя несчастной и быстро разочаровывается в привязанностях. Страх усиливает подверженность фрустрациям, формирует чрезмерную ранимость, болезненное самолюбие, стимулирует реакции эскапизма от интимности, заставляет тревожно избегать опыта налаживания глубоких эмоциональных отношений с другими людьми, особенно противоположного пола. Такое защитное поведение будто бы «страхует» личность от сравнения себя с другими, реализовавшимися в интимном плане.
Тем не менее свойственное ряду представителей обоих полов нежелание взрослеть имеет более общий и системный характер. Его истоки лежат не столько в пороках семейного воспитания, сколько в изменившихся социальных контекстах современного взросления и соответственно в изменении содержания задач, которые ставятся социумом перед взрослеющими людьми, в отношении к характеру и способам их разрешения.
Необязательность взросления
Как ни странно, сегодняшнему взрослому вполне можно не иметь профессии («я просто живу»), не работать («пусть лохи работают»), не иметь семьи и детей («ничто ко дну не тянет, есть не просит»), не заботиться о старшем поколении («я их себя рожать не просил и ничего им не должен»), не стремиться к самоактуализации («работа меня напрягает», «я поступил сюда, потому что здесь можно ничего не делать»), ни по отношению ни к чему не испытывать чувство долга («это – не мое дело», «не хочу ни во что влезать», «это меня не касается»), патриотизма, уважения, не переживать чувства общности, единения с кем-то, не иметь принципов и пр. И главное – это уже не будет категорично осуждаться социумом, не поставит человека в разряд «незрелых» лиц, великовозрастных инфантилов, «недорослей» (для примера, понятие «тунеядец», знакомое представителям старших поколений, практически полностью исчезло из употребления).
Иными словами, за «невзросление» не налагаются никакие социальные санкции, во всяком случае, человек не лишается желанных взрослых благ (сексуальной свободы, финансовой свободы, свободы распоряжаться своим временем и пр.). Это рождает своеобразный феномен псевдовзрослости, а «традиционная» взрослость с ее необходимостью принимать на себя ответственность и самоопределяться во многом утрачивает привлекательность для молодых поколений. Эмоциональное «ядро» жизни смещается от взрослости к кажущимся менее обременительными юности и молодости, когда, по мнению многих, «и жизнь хороша, и жить хорошо».
Тем не менее жизнь любого социума существует и развивается именно благодаря взрослым поколениям как наиболее активным, ответственным, компетентным, способным сохранять, поддерживать и развивать культурные и цивилизационные ценности и управлять развитием молодых поколений. Во все века общество традиционно стремилось к созданию необходимых для взросления условий и развитию соответствующих актуальному социальному запросу характеристик.
Согласно Д. Б. Эльконину, детство длится до того момента, когда человека можно будет свободно включать в систему общественного производства. Именно эта включенность ставит на нем «знак взрослости». Осознанно и компетентно владея соответствующими средствами (орудиями) и способами труда, человек способен адекватно вписываться в существующие социальные практики и жить самостоятельной, ответственной и осмысленной жизнью, управляя собственным развитием.
Но современная, быстро усложняющаяся и предъявляющая многоплановые требования к психическим возможностям личности жизнь увеличивает длительность периодов, предшествующих взрослости, очевидно тесня и удлиняя взросление. В результате современный человек довольно долго продолжает оставаться всего лишь в статусе психологического потребителя (продуктов материального производства, информации, ценностей, смыслов, целевых установок, идентификационных образцов и пр.), реально не включаясь в их производство. Комфортно удовлетворяя свои возрастающие потребности, он вполне легитимно может почти ничего не привносить в бытие, а потому часто и не чувствует необходимости приращивать его собой, реализовываться в нем.
В каком-то смысле самореализация начинает отождествляться всего лишь с успешно-оправдательной адаптацией к социуму, что отражено в известном понятии социального интеллекта. В отличие от традиционно понимаемого интеллекта как способности мыслить, решать когнитивные задачи, находить новые способы реагирования и т. д., оно обозначает всего лишь приспособление индивида к типичным ситуациям, наиболее часто встречающимся в его опыте и детерминирующим его способы поведения в них. Такой интеллект формируется в ходе первичной социализации под воздействием условий конкретной социальной среды («не высовывайся», «не верь, не бойся, не проси», «не лезь, куда не надо», «прогнись перед авторитетом», «польсти», «дай дорогу дураку») и обеспечивает постоянную актуализацию клишированных паттернов поведения и, следовательно, кажущуюся успешность взаимодействия.
Особенности современной реальности далеко не всегда делают взросление необходимостью личностного развития, давая человеку возможность долго оставаться в промежуточном между детством и взрослостью статусе.
И человек привыкает к этому необременительному статусу: очень удобно не вкладывать труд и усердие в овладение профессией, если нет намерения работать вообще или работать по специальности; разрушение понятной связи между уровнем квалификации и занимаемой должностью снижает мотивацию содержательно конкурировать с другими в профессиональном и карьерном плане и т. д. Подобные явления открывают возможность лишь «играть во взрослость», имитировать ее, принимая только вторичные, игровые и развлекательные, аспекты взрослой жизни без личностного вклада и стремления достичь чего-то иного, кроме «паблисити и просперити». Взрослеть становится попросту не выгодно, да и психологически не нужно.
По-видимому, во всех таких случаях содержательно размывается франкловское «ради чего…» и «ради кого…», и взрослость лишается неких значимых смыслов, ориентиров и атрибутов: сегодняшний пришедший к отцу «крошка-сын» далеко не всегда обнаружит в нем личностную зрелость, профессиональную компетентность, сформированное психическое самоуправление, творческое начало, долг, волю и т. п., достойные становиться образцами для идентификации и подражания.
«Ну вот и стал я ужасно взрослым…»: путаница возрастных границ и ее последствия
Вплоть до 30 и даже позднее «незрелый взрослый» продолжает ощущать себя в статусе взрослеющего, «условно взрослого», когда некоторые аспекты взрослой жизни (к примеру, репродуктивный или коммуникативный) им вполне освоены и создают иллюзию полноценной взрослости, а в других аспектах (профессиональном, творческом, личностном) он остается все еще недостаточно компетентным. Но когда/если же он становится реально взрослым, в восприятии социума прожитые годы ставят на нем символическую «метку» старения и старости. В этом смысле достаточно взглянуть на «дискриминационные» предложения работодателей, в которых четко проведена желаемая возрастная граница – обычно до 35 лет. Вот как об этом рассказывает одна из наших клиенток.
* * *
Я сразу после института пришла работать секретарем к И. В. Тогда требования у работодателей были – ого-го! Не сравнишь с теперешними. Это сейчас главное, чтобы блондинка и ноги от ушей, а все остальное – «приложится» во всех смыслах этого слова… А тогда… Нужно было знать делопроизводство, стенографию, машинопись, бухгалтерию, английский… Потом, когда компьютеры появились, я и их освоила, любая оргтехника мне по плечу, вместе со своими детьми я учила языки и сейчас свободно читаю и говорю по-английски и по-немецки, немного знаю итальянский. В общем, знания, навыки, компетентность пришли с опытом.Ангелина С., 46 лет
Когда в 90-х И. В. с двумя партнерами создали свою фирму, я, как говорится, «по наследству» перешла к ним. Современные девчушки – «офис-менеджеры», уверяю вас, мне и в подметки не годятся! Я знаю деловой этикет, научилась за эти годы очень дипломатично общаться с самыми разными людьми. Я занималась техническими и экономическими переводами, хорошо знаю все производство «от и до» вместе с нашими сотрудниками, потому что приезжающие партнеры, особенно из-за рубежа, говорят на совершенно разные темы, а мне приходилось переводить и на переговорах, и в «культурных программах». Я содержала офис и кабинет И. В. в исключительном порядке и всегда на самом современном уровне – от дизайна мебели до араукарии в эркере. Без ложной скромности скажу: не было такого документа, который я не могла бы отыскать у себя в приемной за минуту, не было такой информации, которую я не отыскала бы в Интернете за десять минут! Я знала всех сотрудников фирмы, всегда была в курсе, где кого найти, кого и как зовут, у кого сколько детей и как зовут жену…
И вот И. В. два года назад не стало, фирма постепенно пришла в упадок, и я осталась без работы. Поначалу не нервничала – смело звонила по всем объявлениям и предлагала свои услуги. И знаете, что я всегда слышала в ответ: «Да, спасибо, но нам нужен кто-то помоложе». Мне так и хотелось спросить, как в том анекдоте: «Вам ехать или шашечки?», но реальность суровела на глазах. А я ведь вовсе не старая и выгляжу хорошо… А главное – я опытный и знающий человек. А со мной говорят так, как будто бы я уже вышла в тираж… Неужели никому не нужны мои знания и навыки? Хорошие работники, как я думала, – это всегда счастливая находка для руководителя. Но мне отказывают, отказывают, отказывают… потому что мне не «до 35»…
Человек оказывается в своеобразной социальной ловушке возраста: старым он себя не мыслит и мыслить не хочет – в собственном восприятии он только что повзрослел, «вошел в ум», «начал жить», «обрел опыт». Но социум, пополнившийся новыми «взрослыми», активно вытесняет его из едва освоенного статуса в когорту зрелых и пожилых людей.
Экспансивное удлинение продолжительности «квазидетства» одновременно создает и известный феномен «бегства от старости», принимающий иногда комичные и одиозные формы – достаточно вспомнить сегодняшнюю востребованность пластической хирургии, следование молодежному стилю одежды и нормативам более юных субкультур, использование молодежного слэнга в социальных сетях, сохранение музыкальных и литературных предпочтений, характерных для подростков, и пр.
Удивительно, но эта «невоплотившаяся», «недоросшая», почти маргинальная в плане возрастной периодизации взрослость становится одним из популярных идентификационных образцов, охотно транслируемых литературой, кино, прессой и телевидением: не имеющий возраста «положительный» герой, походя преступающий закон, совершающий будто бы оправданные асоциальные действия, нарушающий взятые на себя обязательства, лгущий, циничный, часто жизненно и личностно неустроенный, ни к чему не относящийся серьезно и готовый все обесценить и оскорбить, не сходит с литературных страниц и киноэкранов.
«Жизнь без усилия жить»
Смысловой центр этой новой «ментальности взросления» образует обобщенная ориентация на жизнь «без усилия жить» (Мамардашвили, 1995, 1996), на сознательное избегание экзистенциального героизма выборов и поступков, уклонение от смыслополагания, страхование себя от непредсказуемых порывов. Об этом можно составить впечатление по репликам некоторых участников наших семинаров.
* * *
Вы что, смеетесь? Какая еще «жизнь для других»? Кто сейчас так живет? Все живут по принципу: бери от жизни все и не мешай брать другим. Зачем усложнять все, что можно делать просто?Олег И., 34 года
* * *
Ну, мало ли что в книжках написано. Что значит «служение»? Что значит «предназначение»? Мое предназначение – чтобы мне жилось хорошо: чтобы работа с хорошей зарплатой, а не горбатиться, как моя мать, в школе за двадцатник; чтобы квартира была; чтобы одеться-обуться, в клуб сходить, в отпуск в Таиланд слетать и там себе ни в чем не отказывать, детям образование за границей дать… А служение, призвание – так, слова высокие… Только ваше поколение в них еще и верит!Инга В., 37 лет
* * *
Я не верю в то, про что нам с детства талдычили, мол, без труда не вытащишь и рыбку из пруда. Вытаскивают, и еще каких рыбищ, на каких никаким трудом за всю жизнь не наработаешь. Мне всегда примером является моя одноклассница. В то время, когда мы все после школы по институтам и консерваториям разбрелись, она, не рассуждая о любви и романтике, вышла замуж за пожилого статусного мэна – сразу пришла на все готовое, а когда дед ее отошел в иной мир, при ней и наследство немалое, и квартира, и машина, и собственность за рубежом, и еще коллекция каких-то там восточных картин, он их полжизни собирал… Вот и спросите – зачем ей образование, работа? Пять минут стыда – и на всю жизнь обеспечена! Сейчас в Италии живет… своя вилла там у нее, к матери иногда приезжает, так та к моей матери хвастаться ходит…Ольга Р., 42 года
Такая инертно, энтропийно существующая псевдовзрослость характеризуется прежде всего тенденцией к избеганию ответственности за течение и психологическое содержание собственной жизни, за совершаемые в ней выборы, а также откровенным желанием «отдать свою свободу» кому угодно (Фромм, 1990а). Такой взрослый человек часто не понимает и даже отрицает необходимость себя, он оказывается «не в силах вынести, что он предоставлен собственным силам, что он должен придать смысл своей жизни» (Фромм, 1990а, с. 11).
Помимо этого, иногда наблюдается парадоксальное равнодушие к себе, собственным выборам, собственному волеизъявлению и его результату. Случайное, игровое выбирание жизненных альтернатив, нежелание всматриваться в собственный жизненный горизонт, отсутствие долгосрочного планирования и продуманных проектов способны придать упрощенный характер целям жизни и даже обесценить благо жизни как таковое.
Это желание передоверить себя кому-то (чему-то) другому можно сегодня наблюдать на всех фазах взросления и взрослости. Его подтверждают быстрая и легкая смена работы и интимного партнера, отсутствие долгосрочных дружеских привязанностей, постоянная внутренняя готовность отречься и предать недавние привязанности, спонтанное изменение направленности собственных интересов и принципов в зависимости от конъюнктуры, флюгерная идеология, аполитичность, служебная профанация и недобросовестность, завистливо-презрительное отношение к усилиям и труду других и пр.
В никуда из ниоткуда: феномен «квазижизни»
С желанием передоверить себя другим (государству, супругу, родителям) связано стремление переживать любой момент своего существования как ситуативный, временный, неокончательный, ни на что существенное не влияющий. Желание жить «процессом», а не «результатом» («делать, а не сделать», «идти, а не прийти»), соотносимо с восприятием жизни как игры, имитации, уводящей субъекта от реальной ответственности, достижений, долженствований и пр.
Нежелание ментально и деятельностно завершать определенные фрагменты собственной жизни, намерение их только декларировать и маркировать (зрелищно, ритуально, словесно, символически) не создает возможности их осмыслять, итожить и далее на их основе ставить новые цели и перспективы, создавать собственную систему ценностей, конструировать свою жизнь и свою аутентичность.
Вспомнив известное высказывание Ю. М. Лотмана: «то, что не имеет конца – не имеет и смысла» (Лотман, 1994, с. 417), отметим, что такая процессуальная жизнь довольно быстро подвергает девальвации даже заявленные самой личностью ценности и смыслы. Им на смену приходит имитация, симулирование и профанация. Неудивительно, что этот суррогат жизни постепенно приедается, становится скучным, в силу того что он самоисчерпываем, поскольку в нем ничего сущностно значимого и инициируемого самой личностью не происходит – нет важных побед, преодолений, достижений, а потому нет и постоянной внутренней экзистенциальной динамики, работающей на повышение ценности собственной жизни.
В качестве примера обратимся к следующим диалогам между участниками одного из наших семинаров.
– Мне по-любому надо два высших, а еще лучше – три. Сейчас, если в резюме не напишешь, что у тебя два высших образования, подтвержденных государственными дипломами, да плюс всякие сертификаты, на хорошую работу можешь не рассчитывать. Конкуренты обойдут.Андрей Б., 27 лет, Светлана К., 43 года
– Но чтобы второе высшее получить, надо же время потратить. Может, его лучше потратить на то, чтобы набраться опыта?
– Кому они нужны сейчас – опыт, знания? Все знают правила игры.
– Какие правила?
– Если не ты, то тебя, без бумажки ты букашка, все можно купить, кроме здоровья… Неужели вы пребываете в иллюзиях, что сейчас на работу за образование берут?
– А вы что, пребываете в иллюзиях, что за четыре года вы реально приобретаете два высших образования? Становитесь образованным? Профессионалом?
– А я ничего про образованность и профессионализм не говорил. Всему можно научиться, когда будешь работать в реальном месте. Тем более что то, куда все стремятся попасть на работу, никакого такого образования не требует.
– И куда это?
– А то вы не знаете! В системы управления. Там любое образование подойдет, главное, чтобы руководить умел.
– А вы умеете?
– Я вас умоляю… Тут и уметь ничего не надо, умеешь общаться с людьми, а дальше все само придет.
– Так уж и само?
– Главное – должность иметь, а что там думают другие, неважно. Если я начальник, кто там будет проверять мои образования.
– А если найдется кто-то реально образованный, профессионал, знаток своего дела?
– Пусть себе и работает. Я же ему не мешаю.
– А если он уличит вас в некомпетентности, безграмотности?
– Не осмелится. Смолчит. Сейчас нет «борцов за правду». Повторяю вам: все сейчас знают правила игры. Вы делаете вид, что ваш начальник – реальный крутой босс, хотя на самом деле он – полное ничтожество, а он соглашается, что у вас два высших образования, и платит вам зарплату.
– Но так можно далеко зайти. Если все так начнут рассуждать…
– А все так и рассуждают. На наш век хватит, а там хоть трава не расти…
– Но это же андерсеновская сказка о голом короле и его платье…
* * *
– Здесь написано, что вы поступили учиться в 1998 году, а окончили университет в 2009 году. Как так получилось? Что вы делали столько лет?Наталья М., 51 год, Оксана В., 31 год
– Училась. Жила. Искала себя. Занималась творчеством. Что такого?
– Просто пытаюсь понять, почему так долго. Почему не поставили себе цель окончить университет, не сделали это приоритетом, не вложили в обучение усилия, чтобы начать работать по выбранной специальности?
– Да я и не собиралась работать по той специальности, я и не помню, что у меня там в дипломе написано.
– Тогда зачем столько лет потрачено на получение образования?
– Для себя. Не возвращаться же к себе в райцентр. Лучше оставаться студенткой.
– Но это какой-то «вечный студент» получается! К тому же вы за это время переходили на четыре абсолютно разные специальности.
– Ну, мне же нужно было получить высшее образование.
– Не понимаю. Если вы не собирались работать, зачем оно вам?
– Сейчас у всех высшее образование. Почему у меня его не должно быть?
– Но ведь люди получают образование, чтобы работать по специальности…
– С чего вы взяли? Диплом – дипломом, а жизнь – жизнью… Надо было получить диплом, я получила…
– А сейчас собираетесь работать по специальности?
– Нет. Я хочу просто жить…
«Пусто́ты» жизни часто заполняются тем, что Э. Берн именовал времяпрепровождением (глупой и пустой болтовней, «тусами», «клубной жизнью», многочасовыми фитнес или косметическими процедурами, шопингом, просмотром боевиков, эротических видео, фэнтези, развлекательных реалитии ток-шоу и пр.). Все это постепенно трансформирует незрелую жизнь в квазижизнь, в кажимость, в символизацию самой себя, когда демонстрацией «корочек» маркируется образование, стоянием со свечой в церковный праздник – вера, дракой с представителями иного этноса – патриотизм и т. д.
Более того, на смену реальным поступкам и деяниям, требующим самодетерминации и самоорганизации, приходит потребность искусственно «впрыскивать» в жизнь «адреналин» (суррогат должен «заводить», «зажигать», стимулируя тем самым теряющее смыслы существование). Такой человек начинает тяготеть к прожиганию жизни, что сопровождается бессмысленными рисками, эпатажем, конфликтами, асоциальными действиями, азартными играми, экстремальными увлечениями, брутальным спортом, пьянством, поступками «на грани» (морали, закона, здравого смысла), неадекватными притязаниями и т. д. Все это насыщается «романтикой» авантюризма, тюрьмы, бродяжничества, игры, судьбы, трикстерства и пр.
Искусственное подстегивание становится необходимым, потому что без него человек ощущает, что его жизнь и он сам, как есть, ничего сущностного собой не представляют, не стоят и не значат – они обесцениваются в своей естественности. Но когда максимальная мера «адреналина» вычерпана и острота ощущений уже ничем не достигается, наступает кризис, способный привести к суициду, примыканию к агрессивной толпе, преступным действиям или к равнодушному бездействию, приравненному, по словам М. М. Бахтина, к неучастию (алиби) в бытии.
Диффузия идентичности и ее последствия
С феноменом невзросления связано понятие «диффузия идентичности», характеризующееся спутанностью и отсутствием полноценной рефлексии собственных идентификаций, ролевой сумятицей, фрагментарностью «Я» (Эриксон, 1996а, 1996б), отсутствием осознания необходимости себя в бытии (Мамардашвили, 1996): еще не нашедших себя взрослых сегодня не меньше, чем ищущих себя подростков.
Диффузия идентичности характеризуется нежеланием принимать во внимание и смешивать свою идентичность с идентичностью других, истерическим эгоцентризмом, неумением содержательно интегрироваться в продуктивные социальные практики, конформизмом, эмоциональным равнодушием, поверхностностью в межличностных отношениях, а также неспособностью оставаться один на один с самим собой из-за страха столкновения с собственной пустотой и отсутствием подлинности, экзистенциальными вакуумами и др.
Переходный период от юности к взрослости, задача которого – собрать многочисленные «Я-образы» человека в его самобытное целостное «Я», сегодня может длиться годы и десятилетия, и, что самое главное, все это время личность остается в неустойчивом состоянии. В этом состоянии человек не способен мысленно охватить свою жизнь целиком, ощущать себя одновременно свободным субъектом жизнетворчества и объектом собственных преобразований. При нечастых попытках вынужденной рефлексии (рефлексия требует остановки, времени для размышления, что нехарактерно для «синдрома невзросления», как мы говорили выше) такая личность видится себе оскольчато, односторонне и почти никогда со стороны своих сущностных характеристик, что, в свою очередь, ведет к нецельной и непоследовательной жизненной стратегии, разрозненности эпизодов планирования жизненного пути, фрагментарной и во многом случайной реализации жизненных намерений и т. д.
Отсутствие осознанных убеждений, слабое представление своих особенностей, минимальный уровень побуждений к свершениям, нечеткое осознание направленности своих интересов сохраняются и закрепляются, особенно если социум по каким-то причинам (например, страх перед неуправляемой и неконтролируемой активностью молодого поколения) находит их адекватными и не побуждает личность к преобразованиям. В развитии личности с «синдромом невзросления» наступает нечто вроде «личностной энтропии», «экзистенциального декаданса», итогом которых становится презрительное равнодушие, демонстративное «неучастие» ни в чем, чувство пустоты (тот самый франкловский «экзистенциальный вакуум»), переживание собственной «малости», отсутствие чувства «общего дела» и мотива долженствования, отторжения сущностной близости, единства с кем-либо или чем-либо.
Потакание инфантильности обнаруживается, в частности, в предлагаемых средствами массовой информации «примерах для подражания»: банды, гламур, свободная любовь, эпатажные зрелища, циркачество, клоунада, черный юмор, развлекательные шоу с бессмысленным смехом за кадром и пр. Этому сопутствует «анекдотизация», «макдональдизация» и «кафкаизация» повседневного обыденного существования людей (для примера достаточно посмотреть фильмы, снятые в последние годы в России – «Однажды в провинции», «Короткое замыкание», «Волчок», «Как я провел этим летом», «Сынок»).
Диффузия идентичности также отчетливо обнаруживается в активном нежелании смешивать собственную идентичность с другой в поисках единомышленников, соратников, партнеров, друзей, просто объектов любви и привязанности. Распространенная эгоцентрическая позиция «сам по себе», своеобразная «социальная глухота», объявляется психологически более выгодной, чем позиция «бытия вместе». Это не значит, что страдающий «синдромом невзросления» человек вообще не нуждается в других людях, но, нуждаясь, он занимает по отношению к ним потребительскую позицию, без принятия на себя каких бы то ни было обязательств, без взаимного обмена смыслами или чувствами. Другой человек рассматривается лишь как средство для удовлетворения потребностей при одновременном нежелании самому становиться таким же средством для кого бы то ни было.
Как следствие, на свет рождаются распространенные сегодня состояния привычной покинутости, заброшенности, неоцененности, вынужденной предоставленности самому себе, отчаяния одиночества, отсутствия переживания заботы и близости, близко этому понятие «одинокая толпа» (невозможность остаться одному с одновременной неспособностью интересоваться другими и заинтересовать их собой), испуганное избегание какой бы то ни было глубины межличностных отношений («чтобы мной не воспользовались»).
С подобными переживаниями психологам часто приходится сталкиваться в консультативной практике. Двойственные и поверхностные отношения «рядом, но не вместе» не способствуют становлению потребности быть интеллектуальной и эмоциональной поддержкой для других, вкладывать собственный опыт и знания в их жизнь, даже развитие собственных детей не становится поводом для личностного вклада. Такая «коммуникативная безучастность», «неосознаваемое невмешательство» являются характерным компонентом обсуждаемого варианта взросления.
«Вырожденность» внутреннего эмпатического содержания межличностных отношений становится особенно очевидной, если принять во внимание широкое распространение виртуального общения, не требующего реального «бытия вместе», дающего возможность демонстрировать не только себя-реального, но и себя-выдуманного (в этом смысле достаточно показательны романы Януша Вишневского «Одиночество в Сети», «На фейсбуке с сыном» или Войцеха Кучока «Как сон» и др.). В таких случаях собственное существование и поступки других воспринимаются как спектакль, отмечал Жан Бодрийяр. Сущность этого искусственно построенного квази-Я часто невозможно распознать другому человеку (да тот и сам готов принять такую образную анонимность в качестве «правила игры»), но, главное, это затрудняет и фальсифицирует собственную идентификацию, мешает самопониманию. Привычное выдавание себя за кого-то иного не способствует обретению столь необходимого взрослому человеку личностного комфорта, переживанию собственной целостности и подлинности.
Следствием этого становится «летаргия чувств», слабое ощущение самого себя и нарастание депрессивных тенденций – человек не может найти свое место в жизни и ощущает себя «живым» только тогда, когда реальность вокруг него сама приходит в движение, запущенная стимулом извне, а не изнутри личности. Виртуализация моделей любви, дружбы, стремление жить не «здесь-и-теперь», а где-нибудь «там-и-тогда» (это видно из предпочтений молодыми людьми литературы фэнтези, пестрящей выдуманными мирами и вымышленными ситуациями, не требующими соотнесения с собственной жизнью и личностью, с потребностями и особенностями других людей) – один из отчетливых признаков «синдрома невзросления».
«Коллективный субъект» против «лохов»
При таком очевидном отчуждении, как ни парадоксально, часто сохраняется и даже усиливается тенденция управлять, точнее, манипулировать другим человеком, подчинять его, контролировать реальность вокруг себя и других, быть «властителем их дум», повелевать, настаивая на жесткой субординации. При этом содержание поведения особого значения не имеет, а потому бывает непоследовательным, флюгерным, подвластным более высокому статусному влиянию. Идея «вертикали» в этом смысле подходит для игнорирующего реальность статусного управления как нельзя лучше, поскольку предназначена лишь для трансляций и деклараций и упраздняет размышление, критику и дискуссии, а также, собственно, и сопротивление управляемых. Отсюда – выраженное стремление к статусу «вожака», «лидера», «главы» в любой сфере, осуществляемое преимущественно через «хождение во власть» (законодательную, общественную, партийную и пр.) или «примыкание к власти».
Одновременно носитель «синдрома невзросления» демонстрирует в разной степени осознанный конформизм в отношении всего, что требует выражения собственного мнения или оценочного суждения. Как указывает Ж. Бодрийяр, это связано со страхом разрушить свой уютный, хотя и никчемный с точки зрения социального смысла, кокон существования, удобную для «жизни без усилия» реальность. Единственное, что стимулирует активность, – это желание «соответствовать, чтобы не утратить», а все люди в сознании такого субъекта различаются между собой лишь по уровню объектов, которые доступны их потреблению (Бодрийяр, 2006).
Лица с «синдромом невзросления» довольно часто обнаруживают нежелание заниматься своим саморазвитием, «расти над собой», вообще меняться. Саморазвитие, компетентность, профессионализм, достоинство перестают быть ценностью и не служат гражданскому, социальному, профессиональному и личностному самоопределению. Более того, их обретение довольно часто воспринимается как менеджерская процедура, как покупка символа социальной услуги (статуса, признания, успешности и пр.), как форма товарно-денежных отношений, а вовсе не как необходимый результат «обучения жизни» и обретения экзистенции, не как вид деятельности, необходимый развитию человека на всех этапах его жизни. Человек с «синдромом невзросления» всегда интересуется материально выраженной ценой любого приобретения – вещи, отношения, услуги и пр.; для него всегда существует «цена вопроса», которая становится единственным мерилом ценности любого объекта.
Парадоксально, но в кругу носителей «синдрома невзросления» когнитивная сложность, компетентность, образованность и высокий профессионализм людей, взрослеющих по «классической модели», становятся факторами, порой исключающими истинно взрослых из внутренних сетей коммуникации (в том числе и профессиональных), делающими их социальными изгоями, объектами насмешек и игнорирования и потому обреченными на вынужденное одиночество или эскапизм. Такие люди лицами с «синдромом невзросления» воспринимаются как опасность и угроза, потому что с ними трудно конкурировать, им нечего противопоставить, им трудно подражать, сложно оказаться с ними на равных. Вынужденная изоляция требует от взрослого человека, не страдающего этим синдромом, значительных усилий и мужества в отстаивании своего образа жизни, принципов и идеалов, поскольку он становится в каком-то смысле маргиналом, в ком не востребованы именно те качества, которые были развиты им в себе как наиболее ценные и полезные социуму.
Лица с «синдромом невзросления» тяготеют к тому, чтобы действовать не индивидуально, а выступать как «коллективный субъект», отсюда – распространенные реакции примыкания, выражающиеся в обязательной принадлежности к «тусам», связи с которыми легко разрываются без особых психологических последствий. При этом иногда такие «коллективные субъекты» могут становиться реальной силой, психопатически отстаивающей свои несложные жизненные образцы. Агрессия (вербальная или поведенческая), вытеснение, проекция, идентификация (не с индивидуально выбранными образцами, а с образцами, внушенными масс-медиа) становятся превалирующими защитными механизмами.
Такая ситуация повсеместно приводит к девальвации ценностного и уважительного отношения к повседневному труду и личностным результатам, достигнутым трудом и усилием и, главное, желанием делать, поступать. Труд, творчество, профессиональная самореализация обесцениваются и перестают восприниматься «невзрослыми взрослыми» как социальная необходимость и личностная доблесть, как признаки зрелости и успешности. Наоборот, труд, усилие, наличие принципов, волевое преодоление лени и инерции выступают как маркеры неудачника, «лузера», «лоха» – человека, не сумевшего «взять от жизни все». Более того, случай, везение абсолютизируются, и личность с «синдромом невзросления» часто уповает именно на них как на двигатели своей жизни, все время поджидает случай, находится в готовности к нему, а потому отрицает необходимость заниматься чем-то долгосрочным, монотонным, повседневным, обыденным.
«Я буду счастлив! Я буду молод! Я буду дерзок! Я так хочу!»: психология нарциссизма
Еще одной характеристикой «синдрома невзросления» можно считать отчетливое сведе́ние, схождение духовного, ментального аспекта личности к телесному и материальному. Для носителей «синдрома невзросления» пирамида А. Маслоу превращается в необъятный зиккурат из одного-двух нижних уровней. «Отелеснивание», по наблюдениям Жана Бодрийяра, повсеместно обнаруживает себя в современных социальных практиках (рекламе, литературе, театре, кино) и повседневных дискурсах, в настойчивом преувеличении значения удовлетворения телесных потребностей в мотивационно-потребностных иерархиях.
Навязчивая максимизация телесности, как считает Жан Бодрийяр, обнаруживается в «шумной пропаганде спорта <…> рекламе косметической продукции и средств ухода за телом, в мании здоровья, сопровождающейся неслыханным ростом использования лекарств и различных медицинских услуг. Культ тела свидетельствует о том, что оно <…> заняло место души. В результате <…> трансцендентное исчезло из мироощущения <…> уступив место абсолютной имманентности объектов потребления <…> в рекламе и прочих СМИ мы имеем дело с телом-фетишем, телом-товаром, человека приглашают ухаживать за своим телом, так как его красота, стройность, ухоженность составляют знак престижа, орудие в статусной конкуренции». В этом же духе Бодрийяр рассматривает навязчивость сексуальной темы в СМИ.
Человек с «синдромом невзросления» и сам с охотой готов превращать себя в телесный товар, поскольку ему часто вообще больше нечего предложить миру, кроме телесности, – у него нет иного (ментального или эмоционального) орудия воздействия на мир и тем более способов его преобразования, «навязывания» ему своих смыслов. Одновременно он начинает иначе относиться ко времени своей жизни, поскольку сроки «продажи» такого товара, как телесность, не так уж велики – человеку оказываются не очень нужны долгосрочные жизненные проекты, он не строит планов и не ставит целей, охватывающих всю жизнь, ему не нужны стратегии, он живет торопливо реализуемыми тактиками длящегося момента.
Метафора «и жить торопится, и чувствовать спешит» вполне отражает стремление личности с «синдромом невзросления» как можно раньше, призывнее, откровеннее начать демонстрировать окружению «зрелую» телесность и эксплуатировать ее даже в то время, когда ментальность ей еще не соответствует, когда другие стороны собственного «Я» осознаются фрагментарно и поверхностно, если вообще осознаются. Необходимость эксгибиционистски демонстрировать свою телесность, одновременно скрывая душевную пустоту за символами (интеллекта, образованности, профессионализма и пр.), делает довольно распространенными нарциссический, демонстративный, эгоцентрический варианты развития характера у людей, страдающих «синдромом невзросления», и порождает сложные отношения со всеми, с кем им приходится конкурировать, исходя не из критериев телесности, а руководствуясь критериями реальной взрослости (профессионализма, креативности и т. д.).
Вводя в свое время термин «нарцисс», З. Фрейд характеризовал им человека самовлюбленного, находящегося в иллюзии собственной исключительности, предполагающего, что за счет своей внешней привлекательности он достигнет грандиозных успехов в любой сфере, в которой бы не притязал. Но содержательно конкурировать с людьми, взрослеющими по другому типу, такая поверхностно ориентированная практически во всем личность просто не в состоянии, и здесь появляются отличительные личностные деформации: наряду с пассивностью, тяготением к конформизму и движению за вожаком у нарциссов гипертрофируется потребность во что бы то ни стало отстоять свою значимость, принудить других признать их мнимую исключительность, конфликтуя с ними и мстя за «непризнание», невнимание к своей персоне, насмешки, отношение свысока, ущемление болезненного самолюбия (которое они именуют чувством собственного достоинства).
Часто нарциссическая деформация характера делает конфликт привычно комфортной формой существования, ведущей, почти навязчивой потребностью. Объединяющимся во вре́менные группы нарциссам почти все время нужен реальный или виртуальный соперник, враг, в качестве которого могут выступать «толстые», «негламурные», «ботаники», «умные», «бедные», «провинциалы», «работяги», «иные» и пр. Хайнц Кохут, вслед за З. Фрейдом анализируя нарциссический характер, описал феномен «нарциссического неистовства», который свойственен и лицам с «синдромом невзросления»: такие люди даже в ситуации случайной ссоры или спора по пустяковому поводу настойчиво стремятся отомстить за уязвленное самолюбие, пытаясь восстановить внутреннее равновесие, которого постоянно не хватает из-за отсутствия внутренней определенности, устремленности, нацеленности.
Незаполненность внутреннего мира, наличие смысловых пустот и отсутствие внутренне осознанной жизненной стратегии, придающих жизни определенность и постоянство в течение достаточно длительного отрезка времени, создает у человека с «синдромом невзросления» ощущение, что он может в любой момент времени назваться кем угодно и тут же, без приложения когнитивных или личностных усилий, начать успешно осуществлять любое дело, не учась, не готовясь и профессионально не осваивая его. Такая личность часто считает себя «позитивно неспециализированной», способной быть успешной везде и во всем.
Диктат телесности также делает необязательной, второстепенной «заботу о душе». Практически повсеместный отход от побуждения взрослеющей личности к духовным исканиям и самореализации в пользу потакания телесности и консумеризму повлиял на систему потребностей, обозначение возрастных целей и постановку социальных задач взрослости. Склонность рассматривать себя и воспринимать других как отчужденный от других и даже самого себя товар (Фромм, 1990б), а не как самобытную ценность, владеющую экзистенциальным благом жить и должную, обязанную это благо оправдывать, – характерная примета «синдрома невзросления».
К этому стоит добавить, что пересмотр содержания мировоззренческо-ценностных категорий в современных повседневных дискурсах подвергает сомнению и девальвации даже усвоенную в ранней социализации систему жизненных императивов, принципы, веру, комплекс смысложизненных установок взрослого поколения и меняет общие ментальные ориентиры и «картину мира» людей, чье взросление пришлось на «лихие девяностые» и «нулевые» годы.
Этот социально-моральный «тектонический сдвиг» создает у лиц с «синдромом невзросления» ощущение «свободы от общества» и от связанных с социальным образом жизни табу и долженствований: например, феномен «Ивана, не помнящего родства» довольно часто обсуждается в контексте нежелания исполнять воинский или гражданский долг, а уклонение от службы в армии, лжесвидетельства в судах, «киллерский» и «рейдерский» бизнес – это в сознании лиц с «синдромом невзросления» едва ли не образцы доблести. Выбрасывание из поля осознания необходимости соответствовать социально-моральным нормам снижает и потребность личности в самосовершенствовании: ей уже не надо становиться лучше, ставить высокие цели, прыгать выше головы и пр.
«Поколение ЯЯЯ»
«Синдром невзросления» сегодня находит свое закрепление в характеристиках «поколения ЯЯЯ» и перерастает в целый комплекс вторичных признаков, инвалидизирующих личность (Баранский, 2013):
1) частая встречаемость расстройств нарциссического круга: их количество выросло примерно в три раза по сравнению с поколением тех, кому сейчас 55–65 лет; более того, количество нарциссов увеличивается сейчас намного быстрее, чем это было раньше;
2) безосновательная уверенность в том, что вне зависимости от уровня личного вклада в работу и достигнутых результатов карьерный рост не должен замедляться: 40 % представителей «ЯЯЯ-поколения» рассчитывают на повышение и социальный лифтинг каждые два года;
3) одержимость славой, желанием во что бы то ни стало быть на виду, превратить себя в «брэнд» – большинство готовы быть на вторых ролях «в команде», «в обойме» известного человека, купаться в лучах его славы, нежели «тратить себя» и образовывать свою команду, начинать собственное дело, принимая на себя усилия, риск и ответственность;
4) необоснованная самоуверенность: 60 % представителей «поколения ЯЯЯ» считают себя «крутыми», «продвинутыми», без специальных знаний и какого бы то ни было обучения лучше всех знающими, что хорошо и правильно, а что – нет; многие из них страдают демагогическим резонерством;
5) леность (в том числе и душевная), потакание своим прихотям и активное отторжение любой ответственности, что отлично проиллюстрировал фильм А. Попогребского «Как я провел этим летом»; большинство представителей «ЯЯЯ-поколения» легко бросают работу или занятие, наскучившие им («кидают» партнеров, «сливаются» с совместных проектов), презирая и команду, и – тем более – взятые на себя обязательства («прости, но так получилось, ничего личного» – распространенная присказка этого поколения);
6) зацикленность на себе и своей потребностной сфере: представители «поколения ЯЯЯ» легко раздражаются и впадают в ярость при невозможности «здесь-и-теперь» удовлетворить сиюминутно возникшую потребность;
7) прозаичный материализм в действиях и отношениях, поиск сиюминутной выгоды и узкий прагматизм; большинство из них также откровенно корыстны, «бессребреников», работающих «за идею», среди них практически нет;
8) максимальная зависимость от технологий – большинство из них ничего не помнят точно и не знают наверняка; в случае необходимости они прибегают к «викизнаниям» (для многих границы мироздания вообще очерчены границами Интернета); почти все неважно говорят и пишут на родном языке и почти никакую информацию не читают больше 30 секунд, а только «сканируют» и «копипастят»;
9) эгоцентризм и эгоизм, обнаруживаемые даже в повседневных бытовых мелочах: так, если в 1950-х годах люди хранили в альбомах свадебные, школьные, армейские фотографии, то сегодня в «портфолио» представителей «ЯЯЯ-поколения» обнаруживаются только фотографии самих себя (часто довольно откровенные, эпатажные и сделанные не на память, а «на продажу» ими же самими с помощью современных гаджетов) – эти «фотки» практически немедленно выкладываются в социальные сети); тенденция «усилить» себя, фиксируя и выставляя напоказ чуть ли не каждый свой шаг (FitBit – «я ем», «я танцую» и др.) и местоположение (Foursquare – «я в метро», «я на даче» и т. п.);
10) сниженный уровень гражданской активности, «растяжимая толерантность», особенно в моральной сфере, подмена участия в политической жизни стремлением «потусоваться», «засветиться», «отметиться»; это поколение ни против чего всерьез не бунтует и легко принимает все, что угодно, ничего не относя к себе и не затрудняя себя мыслями о далеко идущих социальных последствиях, которые когда-то коснутся и их; более того, они отторгают необходимость присоединяться к большим социальным институтам (церкви, общественным движениям и пр.) и их идеологии;
11) слабое осознание социальных дистанций: для многих представителей «поколения ЯЯЯ» вообще не существует возрастных, статусных и профессиональных границ – они нерефлексивно чувствуют себя равными любому человеку и часто ведут себя с ним бестактно и фамильярно, даже не понимая этого;
12) инфантилизм: большинство представителей «ЯЯЯ-поколения» живут не столько под влиянием взрослых, книг или средств массовой информации, сколько под влиянием знакомых одногодков (к тому же иногда плохо знакомых, поскольку общение часто не выходит за границы сетевого), что по определению тормозит и затрудняет как социализацию, так и взросление, поскольку для развития нужны именно те, кто старше;
13) зависимость от коммуникации (наличие сообщений на телефоне проверяется беспрерывно, телефон не выключается даже ночью; многие испытывают синдром фантомной вибрации) и постоянная потребность в формальном одобрении («лайках»), принимаемом за выражение симпатии;
14) падение уровня креативности, на смену которой приходят откровенный плагиат и репродуктивность;
15) эмоциональная незрелость и низкий уровень эмпатии: абсолютное равнодушие практически ко всему, кроме самих себя, и отсутствие реального интереса к другим людям (представители «поколения ЯЯЯ» видят в других людях только проекции самих себя и своих потребностей);
16) истерически ориентированная демонстративность, стремление приукрашивать себя и свою жизнь, превращая себя в «микрозвезду» и не гнушаясь откровенной лжи и передергиваний фактов; отсюда – ложное отношение к самому себе и плохая ориентация в собственной личности;
17) страстное желание яркой, веселой, незатруднительной жизни, выраженная тенденция заменить повседневность карнавальностью, игрой, ритуалами; из-за этого банальность и монотонность повседневности кажется невыносимой, действует угнетающе, но собственной ассертивности часто не хватает, чтобы что-то изменить, отсюда – жажда «адреналиновой подпитки» извне;
18) стремление делегировать ответственность за свою жизнь родителям, сохранив при этом независимость в желаниях;
19) социально-психологическая поверхностность, нежелание глубоко вникать в поведенческие и личностные особенности другого человека; многие представители «поколения ЯЯЯ» на основании отрывочной, недостоверной информации или влияния других, не критикуя и реально не оценивая, легко одобряют действия друг друга и высказывают необоснованно позитивное отношение, не отдавая себе отчета, за что и почему;
20) отсутствие личностной глубины и многомерности, поверхностность и приблизительность существования при отсутствии стремления вообще «лезть глубоко», идет ли речь о восприятии, понимании, обобщении, выводах, выборах, связях, – такие люди, по сути, ничем всерьез не дорожат.
Кто виноват и что делать?
В полном соответствии с обеими извечно русскими формулами попробуем разобраться в происходящем и наметить линии психологической помощи для тех, кто понимает, что он сам или его близкие оказались в ловушке синдрома невзросления. К сожалению, такие люди сами довольно редко приходят на консультацию к психологам, прибегая к другим средствам «самотерапии» – алкоголю, агрессии, авантюрам, риску, психотропным веществам, зависимостям, случайным связям и пр. Чаще специалисты узнают об этом от их близких, уставших от симптомов.
Тем не менее было бы неверно считать, что сами лица с «синдромом невзросления» совсем уж не осознают нарастающие со временем внутриличностные и межличностные трудности. Осознание приходит по мере взросления, когда возникает все больше противоречий между внешней и внутренней реальностью. Психологи знают, что «синдром невзросления» может «просвечивать» сквозь иные жалобы и запросы клиентов, поэтому обычно вслушиваются в их жалобы на раздражительность, утрату поводов для общения, неспособность долго поддерживать эмоциональные отношения, «усталость от жизни» и пр. Но и близкие таких псевдовзрослых тоже могут распознать «синдром невзросления» по некоторым характерным жалобам: «меня никто не воспринимает всерьез», «со мной никто по-настоящему не считается», «у меня есть ощущение, что мной манипулируют, как пешкой на шахматной доске», «я марионетка, а не кукловод» и пр. Своеобразными сигналами могут быть также жалобы на скуку, монотонность, пустоту, однообразность содержания жизни.
Кроме того, это жалобы на поверхностность и недолговечность межличностных связей («меня бросают через несколько месяцев после знакомства», «через месяц я не знаю, о чем мне с ней говорить» и т. п.), отсутствие прочных привязанностей и эмоционально значимых, прогретых глубокими чувствами отношений. Также это жалобы на невостребованность и ненужность, отсутствие «обратной связи» от значимых людей и вообще серьезных, сущностных внешних оценок от кого-либо («мне иногда кажется, если завтра я умру, этого вообще никто не заметит, как будто и не было меня»).
Довольно часто рефлексия собственного внутреннего неблагополучия начинается с переживания того, что человек решает не свои жизненные задачи, «таскает для других каштаны из огня», «остается вечным слугой, а не господином».
Ответ на вопрос «кто виноват?» достаточно очевиден – это сам носитель «синдрома невзросления», который по ему одному понятным причинам на протяжении долгого времени сбрасывал с себя ответственность за авторство собственной жизни и, образно говоря, превратил ее в «черновик», стремясь к «ненапряжной жизни». Жизнь, к сожалению, всегда пишется набело, и в ней нет возможности исправить прошлое, но всегда остается возможность спланировать себе иное будущее. И это – ответ на вопрос «что делать?»: начинать планировать для себя иное будущее с иным собственным «Я».
Понять, можно ли все же как-то посодействовать человеку с «синдромом невзросления» повзрослеть, поможет следующая таблица.
