Январь 10 года эпохи Сёва (1936 г.)Токио

Открытая война против Юримару началась ближе к новому году. Прошло около двух недель после гибели Накадзо, когда на улицах Токио снова начали появляться каии. Они сопутствовали атакам устаревших мехов, сея панику среди мирных жителей своей чудовищной жестокостью. Как и отряд Накадзо в своё время, мы не успевали везде, пришлось ломать привычное боевое расписание. Мы дрались случайными парами, а то и вовсе в одиночку. Это выводило из строя доспехи, да и нам, пилотам, приходилось туго. Не один раз мы возвращались на базу, пополняли боеприпасы и, даже не залатав броню, отправлялись в новую схватку.

Но в те дни прорывы были только на территории столицы, а потому в распоряжении отряда оказались все ресурсы, какими располагала японская армия. Каждый вылет «Сяти» сопровождала эскадрилья лёгких мехов, оборонявшая дирижабль от летучих каии. С каждым доспехом духа в бой шёл взвод обычных мехов. Не смотря на усиливающееся давление со стороны Юримару, воевать было одно удовольствие. Мы уничтожали устаревшие модели, что выставлял враг, и каии десятками. Они не ведали тактики сражение и пёрли толпой, толком не используя даже местность. Собственно, случай с выведением из строя доспеха Наэ был первым звонком о том, что в действиях врага намечаются серьёзные изменения. И следом за ними начались прорывы по всей Японии, а после и по всей территории обширных колоний в Китае и Корее. Война закипела с новой силой, и начались перебои со снабжением отряда. Перестали присылать мехи на замену, правда, увеличили поставки запчастей и направили дополнительных техников и механиков. После начали урезать сопровождение. Эскадрильи сменили звенья лёгких мехов, а после «Сяти» стал летать и вовсе без прикрытия, и пилотов поднимали только по тревоге. Отряды сопровождения теперь комплектовались в зависимости от сложности задачи, а чаще из расчёта наличия более-менее исправных мехов и доспехов духа.

Как и говорил Ютаро, на следующее утро мы отправились в Штаб обороны столицы, где раз в неделю проводились совещания. Руководил ими Такэо Хори — тёсё, командующий Дай-ити сидан — Первой дивизией японской армии, и, по совместительству, гарнизоном столицы. Он был назначен на должность за несколько недель до начала войны и показал себя в этой роли просто отлично. Здесь же присутствовал наш куратор — хакусяку, даже в такое время не изменивший своему белоснежному костюму. Рядом с Хори-тёсё стоял военный министр Араки и Мадзаки-тайсё, вернувшийся на действительную службу. Остальных присутствовавших тут военных, преимущественно со звёздами на жёлтых петлицах, и гражданских чинов я в лицо не знал. Но все они были весьма серьёзными людьми, ворочавшими массами людей и техники, а также внушительными капиталами.

— Так дальше продолжаться не может, — решительно хлопнул кулаком по столу, застеленному картой столицы и ближних пригородов, военный министр. — Атакам подвергается уже Императорский дворец, а это недопустимо. Священная особа микадо подвергается опасности. Императору несколько раз предлагали покинуть столицу, он благородно отказывается. А значит, мы должны приложить все усилия, чтобы его подвиг не пропал зря!

По мне, так императору не стоило покидать Токио. Ведь нигде в Японии спокойно он себя чувствовать не может, кроме как в превращённой в настоящую крепость громаде императорского дворца. Не за границу же микадо бежать, в конце концов, даже в таких крайних обстоятельствах это было бы недопустимо.

— Легче всего, Араки-тайсё, — усмехнулся Мадзаки, — вот так кричать и стучать кулаком по столу. Надо думать, что нам делать, чтобы избежать новых опасностей для божественной особы. Не просто приложить все усилия, но дело делать, дело, Араки-тайсё.

— У нас практически ничего не осталось, кроме «всех усилий», — заметил один из гражданских чиновников или представителей капитала, одетый столь же элегантно, как и хакусяку. — Промышленность в упадке, хуже было только во время Русской кампании, коммуникации в раздрае из-за постоянных прорывов и налётов каии, остальные государства, включая Соединённые Штаты, отказывают нам в кредитах. Их правительства можно понять, ведь под угрозой находится само существование нашего государства. Кто будет возвращать деньги кредиторам? — почти иронически усмехнулся он. — Каии или этот ваш мифический Юримару. Вряд ли.

— Корэкиё-сан, - зло поглядел на него Араки, — чем вы предлагаете воевать с каии? Без патронов и снарядов, без запчастей и бронелистов мы не можем драться с ними. Я не хуже вашего, Корэкиё-сан, знаю, сколько расходуется снарядов в день на территории нашей страны, даже без учёта материковых колоний, где идёт настолько масштабная кампания, что и думать о ней не хочется.

— Вот потому, Араки-тайсё, что вы не думаете о войне в Китае и Корее, — возразил ему Корэкиё, — наша экономика и находится в таком страшном упадке. Колонии, к вашему сведению, Араки-тайсё, должны приносить доход империи, а не поглощать ресурсы и людей в таких количествах, как это происходит сейчас. Нам давно стоило бы покинуть Китай, оставив его разбираться со всеми своими повстанцами, партизанами и императорами. Оставить войска на границе Кореи, чтобы не дать им добраться до полигона.

— Это невозможно! — вспылил Садао. — Это нанесёт непоправимый ущерб репутации нашей страны!

— Речь идёт о выживании нашей страны, Араки-тайсё, — напомнил ему Такэо Хори, — о престиже после позаботимся, когда враг будет повержен. Я уже поставил вопрос перед кабинетом министров и лично особой божественного микадо о временном выводе войск из наших провинций в Китае и сосредоточении их на территории Кореи. Ближе к экспериментальному полигону.

— Я поддержал прошение Такэо-тёсё, — сообщил Корэкиё, который, как я узнал немного позже, был министром финансов. И мне отчего-то сразу показалось, что решение о выводе войск из Китая можно решать принятым, как кабинетом министров, так и божественной особой.

Араки, видимо, думал в том же ключе, потому что больше не поднимал тему национального престижа Японии. Беседа, наконец, перетекла в сугубо деловое русло.

— Сколько мы тут не совещаемся, — вздохнул повергший военного министра Такэо, — а мы никак не можем выработать стратегии борьбы с врагом. Мы боремся с последствиями, никак не затрагивая причин войны, а они мне, если уж быть полностью честным с вами, хакусяку-доно, — короткий кивок в сторону нашего куратора, — не слишком понятны. Устаревшие мехи, какие-то твари, бойня первого кугацу двенадцатого года Тайсё. Некий Юримару, который был героем, но стал нашим врагом, а если верить вам, так врагом всего мира, или что-то близкое к этому. Вы ничего толком не объясняете нам, хакусяку-доно, но как нам в таком случае бороться с этим Юримару, кем бы он ни был.

— Его личность не имеет никакого отношения к этой войне, — отрезал хакусяку. — Юримару давно уже перешагнул границы человечности. Он действует, исходя совсем из других категорий, понять которые нам, наверное, не под силу.

— В таком случае, — мрачно заметил Араки, пребывавший в печали после того, как его практически идиотом выставили перед столь высоким собранием, — нам проще сразу оружие сложить, оставив родину этому вашему Юримару. Кем бы он ни был.

— Бороться с последствиями мы больше не имеем сил, — поддержал его Корэкиё. — Если всё продолжится прежним порядком, то экономику нашей родины ждёт полный крах. Мы и так стоим на грани финансовой пропасти, и ещё неизвестно чего нам будет стоить выбраться из неё. Если вы не покончите с Юримару, какими бы категориями он не оперировал, в ближайший месяц, от экономики нашей страны ничего не останется. Надеяться на внешние вливания, как это было во время войны с Россией, не приходится. Но я уже говорил об этом.

— Нас и без экономики не хватит больше чем на месяц, — буркнул Такэо. — Больше мы не выдержим, даже при условии полного оставления Китая во власти повстанцев. Надо готовить решающий удар по врагу. Для этого перебросить войска из колоний на Хонсю — и обрушить удар на врага. Вот только, скажите же мне, наконец, хакусяку-доно, куда этот удар наносить. Мы можем выковать самый лучший меч, но он лишь рассечёт пустоту!

— Войска лучше оставить на границе с китайскими провинциями и охране экспериментального полигона, — вступил, неожиданно для всех, в разговор Ютаро. — Мы ещё не знаем, как воевать против Юримару, как победить его, как покончить с ним раз и навсегда. Найти способ ударить по нему не столь сложно. Хакусяку-доно не совсем прав относительно личности Юримару. Он вполне человек, со многими человеческими недостатками, главный из которых гордыня. К примеру, Юримару отправил Накадзо-тайса вызов на поединок по всем правилам и традициям.

— И окончился этот поединок гибелью Накадзо-тайса, — заметил хакусяку. Я был очень благодарен ему, что он не добавил, что схватку пережил я. — Быть может, нам бы и удалось сыграть на гордыне Юримару, но мы не знаем, как убить его. В схватке с Накадзо-тайса, он был практически расчленён, что не уничтожило его. Наверное, только с помощью доспехов духа мы сможем одолеть Юримару.

— Вот потому я предлагаю перебросить как можно больше доспехов с Корейского полигона, — настаивал Такэо, — и нанести ему удар. Раз Ютаро-тюи говорит нам, что Юримару можно выманить или спровоцировать, сыграв на его гордыне, то это надо использовать!

— Осуществить столь масштабную переброску войск с Корейского полигона на Хонсю в течение месяца невозможно, — внёс долю разумного пессимизма Корэкиё. — К тому же, денег на это также нет. Для выполнения вашего грандиозного плана, Такэо-тёсё, потребуется вывести один из наших флотов, включая гидроавиатранспорты, на которых базируются доспехи, обороняющие сами эскадры и наши ключевые порты, где базируются суда. Это проделает серьёзную брешь в нашей обороне, что понимаю даже я, человек от войны далёкий. А выход в море даже одной эскадры — проест такую дыру в бюджете, какую заделывать просто нечем. Финансовых резервов у нас нет.

— Равно как всех остальных, — отрезал Араки. — Пока мы болтаем тут — гибнут наши солдаты!

— Демагогия, — бросил ему Мадзаки. — Словами, даже самыми правильными, солдатам не помочь. Мы собираемся здесь не в первый раз, чтобы выработать стратегию борьбы с Юримару. И за всё это время, нам это не удалось. Молодой человек, Ютаро-тюи, кажется, хотел нам что-то сказать, но мы заболтали его и позабыли о том, с чего он начал. Давайте же дадим ему слово. Не зря же он в этот раз пришёл с двумя спутниками.

— Ютаро-кун, — кивнул нашему командиру хакусяку, — говори всё, что хотел сказать. Гарантирую, наше высокое собрание не помешает тебе больше. Верно, господа? — усмехнулся он.

И я снова задумался над тем, кто же такой этот наш загадочный куратор, раз может едва ли не рот затыкать всем этим генералам и министрам?

— Юримару весьма расчётливо наносит удары по нашим коммуникациям, — начал юноша, — я считаю, что мы должны поступить так же.

— Спуститься в нижний мир, и отрезать от Юримару потоки тьмы, — усмехнулся не чуждый, наверное, мистики Араки.

— Нет, — спокойно ответил Ютаро. — Все атаки мехами Юримару наносил лишь в Токио и ближних пригородах. Это может значить, что он прячет их где-то в столице. Надо отыскать места, где он прячет их, и уничтожить. Я считаю, что это серьёзно подорвёт силы Юримару. Кроме того, нанеся ему несколько ощутимых ударов, мы сможем спровоцировать Юримару на менее обдуманные ответные действия.

— Но это шаг ставит под угрозу нашу основную силу, — заметил Такэо, — ваш отряд, я имею в виду.

— Если всё пойдёт теми же темпами, Такэо-тёсё, — мрачно сказал ему Ютаро, — то от нашего отряда ничего не останется. Уже сейчас мы не можем выставить его в полном составе, а пройдёт неделя, и, боюсь, мы уже не каждый день сможем выставлять даже один из доспехов отряда. Они изношены, бронелисты залатаны кое-как, нет боя, чтобы не заклинивали суставы… Да нет смысла перечислять всё. Важно одно, надолго нас не хватит.

— Ютаро-тюи, — неожиданно произнёс Такэо, — а ведь вы ничего не сказали о ваших людях. Вы привели с собой двоих товарищей по оружию, но они пока молчат, и причина, по которой вы их привели, не слишком понятно, по крайней мере, мне.

— Наверное, — вновь, не без ехидства заметил Араки, — хотел продемонстрировать, что его люди крепче машин. Вот только оба они гаидзины, а это просто оскорбление нашей армии.

— Не знаю, где вы углядели оскорбление, — нарочито равнодушно пожал плечами Такэо. — Сейчас нам важен каждый солдат, и если уроженцы чужых берегов хотят помочь нам, то я только рад этому. Никто лишним не будет. Высадись здесь Чан Кайши со своими бойцами, я с радостью приму и его помощь. Но мы снова отвлеклись и преступно тратим время. Объясните же, Ютаро-тюи, для чего вы привели с собой своих товарищей.

— Они сами лучше объяснят это, — кивнул в нашу с Мариной сторону Ютаро.

Я сделал Марине приглашающий жест, давая ей право первого слова.

— Высказанное Ютаро-тюи предложение исходило от нас с Рудневым-сан, — высказалась она, — а потому наш командир взял нас с тобой для того, чтобы мы сами аргументировали свои позиции.

— Так отстаивайте их, — усмехнулся Араки.

— Нечего отстаивать, — отрезал Такэо, — потому что мы не возражали против предложения Ютаро-тюи. Оно вполне резонно, за исключением одного. Скажите, хакусяку-доно, вы занимались поиском складов, пакгаузов или иных хранилищ, откуда поступают мехи Юримару?

— Это практически невозможно, — развёл руками наш куратор. — Мехи появляются вместе с каии из прорывов, и остаются на поле боя в разобранном виде. Так что проследить их путь до складов и обратно никак не получается. Мои агенты работают над этим, но дело это крайне сложное, особенно в данных условиях. Мы постоянно теряем людей, и неизвестно — нащупали они нужный след или же просто попали на зуб случайному каии. Их ведь немало бродит ночами по всей столице, да и днём тоже.

— Вот, — указал куда-то в пространство пальцем Араки. — Вот с этого и надо было начинать! Мы слепы. Воюем просто с завязанными глазами, в то время, как враг наш вполне зряч и отлично осведомлён обо всём.

— Снова демагогия, Садао-тайсё, — сообщил ему Мадзаки. — От перечисления наших проблем, которые и так все отлично знают, они не решатся сам собой. Надо искать решения.

— Именно этим мы тут и занимаемся, Мадзаки-тайсё, — не преминул ответить Араки. — Только я не понимаю, как искать эти решения, ибо мы подобны слепцам в темноте.

— В этом и кроется ответ, — раздался спокойный и тихий голос, к которому, впрочем, прислушались все, ибо говорил знакомый мне древний монах, повергший в своё время Юримару в тонком мире. — Слепцу нечего боятся темноты, он живёт с ней, он знает её. Примите тьму и слепоту, тогда вы сделаете первый шаг к победе над Юримару.

— И как нам это понимать? — обратился сразу ко всем Араки. Спрашивать разъяснения у самого старика или его сопровождающего было бесполезно. Такие люди, как наш древний монах, способны говорить, наверное, только загадками.

— Знаете, как мы поступали в таких случаях, — сказал я, — во время подавления Тамбовского мятежа, в двадцать первом. Я имею ввиду тысяча девятьсот двадцать первый, — добавил я, чтобы не возникло путаницы в летоисчислении.

— Ты и там успел отметиться? — удивилась Марина, на мгновение позабыв о высоком собрании генералов и чиновников.

— Почти сразу после Кронштадского мятежа, — больше для всех, чем лично Марине, начал рассказ я, — Тухачевского-гэнсуй отправили командовать войсками против мятежников Тамбовской губернии. Гэнсуй хотел снова доказать преимущество новейшей техники, а именно БМА. Поэтому потащил и наш отряд за собой. Ведь, по сути, мы были единственными более-менее опытными пилотами БМА во всей Советской России.

Май 1921 года, Тамбовская губерния

Те дни я запомнил слишком хорошо. Даже чересчур хорошо для человека, который, как говорится, не просыхал все несколько месяцев кряду. Пилотам БМА, не смотря на суровую дисциплину, которую начали насаждать в Красной Армии после Польской войны, прощали всё. Наверное, как и артиллеристам. Ибо и нам, и им приходилось видеть настолько кошмарные вещи, что кровь стыла в жилах. И это ничуть не преувеличение. Гаубицы зашвыривали леса, деревни и хутора химическими снарядами. А потом приходили мы.

Во взводах были преимущественно БМА «Пламя Революции» и «Могильщики капитала» — это странное название получила огнемётная модификация немецких БМА «Кампфпанцер». Но это было ещё не так страшно, ведь в лагерях восставших крестьян, их деревнях и на хуторах, ещё затянутых противным дымком от газовых снарядов, мы находили только трупы. А если попадались живые, то он имели такой кошмарный вид, что сжечь их струёй пламени было простым милосердием.

Хуже было, когда приходили в деревни, которые не «обрабатывала» наша артиллерия. И таких было всё больше с каждым днём.

Война — это более-менее упорядоченный бардак. И чем дольше она длится, тем больше бардака — и меньше порядка. Но самым вопиющим был случай с безымянной деревенькой. Почти в самом конце той кампании против озверевших повстанцев.

— Как хоть зовётся эта дыра, товарищи средний комсостав? — поинтересовался Макаров.

— Сто раз она мне сдалась, товарищ Макаров, — ответил Костиков.

Воевали мы прежней тройкой, той же, что штурмовала не так давно мятежный Кронштадт. Правда, Макаров и я сменили БМА. Я теперь сражался на новеньком «Могильщике капитала», бывшем немецком «Кампфпанцере», со спаренными пулемётами на руках; а получивший новое звание помкомроты Макаров пересел на новую модификацию «Кавалера». Откуда КБ получил эти модели для обкатки, я слабо себе представлял, если честно. Да и думать сейчас об этом не стоило. И лишь Костиков дрался на том же самого «Пламени Революции».

— Верно, — поддержал я Костикова, — тем более, что скоро от неё ничего не останется. За что, кстати, мы её палим, товарищ помкомбат? — обратился я к нему.

— Чоновцев местные вырезали, — ответил тот. — Зашёл отряд в четверть сотни штыков в эту дыру, а поутру никто не вышел. Значит, товарищи краскомы, не должно остаться этой дыры. Товарищ Руднев, колокольня!

Я поднял правую руку меха, навёл спаренные пулемёты на колокольню. Даже не знал, есть ли там кто, и поднимет ли он тревогу при нашем появлении. Я просто нажал на гашетку. Спаренные пулемёты выплюнули длинную очередь, почти на четверть ленты. Мы находились далековато, и более короткой у меня было мало шансов уничтожить засевшего на колокольне врага. Верх колокольни окутался серо-коричневым облаком. Пули ударили в колокол — тот зазвенел как-то протяжно и тоскливо, как будто пропевая последнюю песню обречённой деревеньке. Завершилась последняя песня его протяжным громом, когда он упал на землю вместе с перебитыми балками и телом часового.

А следом раздался знакомый до боли зубовной свист. На деревню и её окрестности падали снаряды.

— Назад! — закричал Костиков. — Назад! Надеть маски!

В специальном креплении у каждого из нас в кабине БМА находился противогаз. Ведь мы часто входили в деревни, над которыми ещё не рассеялись облака ядовитого дыма, а герметичными наши БМА, конечно же, не были. В отличие от созданных на основе водолазных скафандров американских «Биг папасов». А уж попадать под обстрел химическими снарядами было и вовсе смерти подобно.

Я рванул рычаги меха, перекидывая передачи на задний ход, и начал быстро, как на учениях, вытаскивать из сумки противогаз. Начни я суетиться и рвать его судорожными движениями, задохнулся бы в кабине в считанные мгновения. Сбросив шлемофон, надел противогаз, сверху не без труда натянул шлемофон обратно, застегнул под горлом. Всё в норме.

Снаряды впереди нас падали, в основном, химические, лишь изредка гремели взрывы, разворачивающие землю или подбрасывающие к небу брёвна. Тяжёлые газы стелились по-над землёй, их щупальца потянулись к нам. И мы повели БМА от них. Несмотря на противогазы, попадать под снаряды не хотелось никому.

Артобстрел был коротким, но удивительно интенсивным. Похоже, в штабе что-то напутали и позабыли о том, что отправляли ещё и наш отряд на зачистку территории. Фронтовая артиллерия закидала деревеньку снарядами, буквально, сровняв с землёй.

Мы вошли в неё только спустя четверть часа после окончания артобстрела. Над землёй ещё клубился тошнотворный дымок. Мы были почти слепы, через стёкла противогазов и визиры БМА да ещё в жёлто-зелёной дымке почти не видели. Шагали, то и дело натыкаясь на остатки домов и просто кучи брёвен.

Нужды в наших с Макаровым БМА особенной не было. Не по кому было стрелять в этой деревне. Никто даже не шевелился в руинах. А вот для Костикова работы хоть отбавляй. Его БМА раз за разом выплёвывал длинные струи пламени, заливая им всю округу. Дерево разбитых изб и успевшие раздуться от газов тела крестьян вспыхивали факелами. Вокруг нас запылали десятки костров, то сливающиеся в в один большой, то распадающиеся на меньшие.

Мы поспешили покинуть мёртвую деревню. По дороге мой БМА зацепил что-то ногой. Это был пробитый пулями и помятый колокол.

Январь 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио.

— Смысл вашего рассказа несколько ускользнул от нас, — заметил Такэо. — Поясните его в менее аллегорической форме.

— Видимо, долгое общение с монахами наложило на вас отпечаток, Руднев-сан, — не преминул съехидничать Садао.

— Деревянные дома всегда можно выжечь дотла, — жёстко ответил я, — сровнять с землёй усилиями всего нескольких отделений мехов.

— Сровнять с землёй Акихабару? — тихо спросил Мадзаки. — Ведь именно там больше всего тех самых складов и пакгаузов.

— И порт, — добавил Корэкиё. — Тем более, у нас была масштабная программа реконструкции… — Он тут же оборвал себя, понимая, что сказал явную глупость.

— Там же полно народу, — сказал кто-то из чиновников, придерживающий увесистый кожаный портфель.

— Известим всех, — жёстко отрезал Такэо, — а кто останется и не скроется в пригородах — сам виноват. Глупцы пускай сетуют на судьбу.

— Готовьте доспехи к этой операции, — поддержал его прямым приказом военный министр.