Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио.

Кошмар начался спустя несколько дней после инцидента на море.

После схватки с советскими и британскими кораблями злополучная баржа была найдена на одном из пустынных островов. Это был жуткий корабль-призрак, единственными обитателями которого являлись заползшие внутрь крабы и мелкие каии, плещущиеся в трюмной воде. Почти все помещения его надстройки были изрешечены пулями крупного калибра и снарядами авиапушек, повсюду металл пятнала кровь, но ни одного мертвеца или раненого найти не удалось. Трюмы транспорта были пусты. А рядом с ним стоял разбитый практически в хлам «Коммунист» Руднева с открытым люком. Пилота его также найти не удалось.

Сначала эта загадка будоражила весь отряд. Что же вёз этот загадочный транспорт? Куда делся его груз? Куда пропал Руднев? Но практически вслед за этим началось такое, что заставило всех позабыть о загадках.

В середине февраля Юримару начал настоящую атаку на Токио. Сотни каии и мехов обрушились на столицу Японии, казалось, со всех сторон. Пригороды и полуразрушенная Акихабара пали в первые же часы, но опомнившийся гарнизон быстро сумел остановить врага и выстроить линию обороны.

Отряд «Труппа» носился по всему городу, позабыв об износе доспехов и усталости. Даже о сне пришлось на время забыть. Сражаться часто приходилось едва ли не круглыми сутками. Выходили на линию обороны, где враг прорывался или только грозил прорывом, а по возвращении, часто даже без ремонта, пополняли боеприпасы — и снова в бой. Где уж тут даже думать о сне и отдыхе.

Более полутора суток в таком безумном режиме не прошли даром для бойцов «Труппы». Усталость накапливалась, выливаясь в раздражение. Девушки начали срываться друг на друга, на солдат, сражавшихся с ними плечом к плечу ещё минуту назад, на техников, что ремонтировали доспехи или пополняли боеприпасы. Ютаро следил за всем этим, но поделать ничего не мог. У него просто руки опускались.

Как заставить всех их держать себя в руках? Что сделать для этого? Какие слова найти? А может он слишком неопытный командир, и не готов ещё к такой ответственности? Ещё в бою командовать его хватает, а вне его, видимо, уже нет. Быть может, стоило согласиться на передачу руководства отрядом Рудневу? Он ведь боевой офицер, с реальным опытом военных действий, быть может, именно такой и нужен сейчас?

У Ютаро редко выдавалось достаточно времени на отдых, чтобы предаваться всем этим унылым мыслям. Но когда в конце второго дня боёв его доспеху сильно повредили линзы и прицельную систему, и техник заявил, что на ремонт уйдёт не меньше полусуток, он внезапно остался не у дел.

— Ступайте спать, Ютаро-тюи, — обратился к нему хакусяку. Он смотрелся весьма странно в своём элегантном белом костюме среди грязи и грохота, царивших в ремонтном цеху. — Что толку столько времени сидеть?

— Я не могу спать в такое время! — воскликнул возмущённый юноша.

— А что ты ещё можешь делать? — с невесёлой усмешкой спросил у него хакусяку. — Отряд ведёт бой без тебя. Командование группами приняли Марина-сёи и Асахико-дзюнъи. А тебе лучше всего сейчас отдохнуть, Ютаро-тюи, пока есть такая возможность. Считай это моим приказом, как куратора отряда.

Молодой человек поднялся на ноги и неохотно поплёлся наверх. Он добрался до своей совершенно необжитой комнаты — отряд перед самой атакой Юримару сменил место дислокации, и он очень редко бывал в ней — хотел было завалиться на кровать, как вдруг почувствовал, что в комнате кроме него кто-то есть.

Он схватился за кобуру, дёрнул из неё пистолет, но его остановил незнакомый спокойный голос.

— Не стоит стрелять в меня, Ютаро-тюи, — произнёс он. — Я — не враг. И я ждал тебя, именно ко мне тебя так настойчиво направлял хакусяку.

— И кто же ты такой? — поинтересовался Ютаро, не убирая руки с кобуры.

— Можешь называть меня Татэ, — представился незнакомец, щёлкая выключателем. — Я давно уже привык к этому прозвищу.

Личностью Татэ был совершенно непримечательной, на такого раз взглянешь и не вспомнишь потом, что видел. Одевался просто, оружия на виду не носил. Но Ютаро мог бы голову дать на отсечение, что под мешковатой одеждой у него скрывается небольшой арсенал.

— И для чего ты пришёл, Татэ-сан? — задал следующий закономерный вопрос Ютаро. — Твои сведения настолько важны, что сам хакусяку настойчиво направлял меня к тебе?

— Да, весьма важны, — кивнул тот. — У меня не очень много времени, чтобы передать их, дела не ждут. Поэтому внимательно слушай и не перебивай. Все вопросы задашь, когда закончу.

Ютаро кивнул, решив не перебивать Татэ.

— С сегодняшнего дня отряд «Труппа» выходит из войны, — начал Татэ, и тут же жестом отмёл все возражения вскинувшегося Ютаро. — Этот приказ подтвердит и хакусяку. Я пришёл сюда, чтобы объяснить почему, после доведёшь это до своих бойцов. Юримару, — пустился он в объяснения, — сейчас швыряет против нас всё, что есть у него, но сила, которую он получил, поглощает его. И чем больше он тратит, тем скорее она переваривает его. И очень скоро Юримару превратится в каии. Громадного. Может быть, величиной с доспех духа, может быть, с дом, а может, и с гору Фудзи. И вот тогда в дело вступит отряд «Труппа». Вашей задачей будет уничтожение того громадного каии, которым станет Юримару. Именно поэтому всё это время ваших доспехи будут чинить в самом спешном порядке, чтобы они к схватке с Юримару были готовы полностью. Насколько это, вообще, возможно в нынешних обстоятельствах.

Успокоившийся Ютаро убрал руку с кобуры, некоторое время раздумывал над услышанным, а потом задал только один вопрос:

— А что если Юримару одержит верх прежде, чем эта самая сила поглотит его?

— Есть и такая возможность, — не стал спорить Татэ. — Но чтобы этого не произошло, настолько я знаю, приложат столько сил, что иногда и мне становится страшно.

Ютаро по первому взгляду на него понял, что такого человека нелегко напугать, и что подобного рода фразами он бы просто так не бросался. Значит, масштабы грядущей войсковой операции были просто невероятными.

Но в тот момент Ютаро понимал, что вскоре ему предстоит куда более серьёзное сражение. С остальными бойцами отряда. А для этого стоило запастись поддержкой тяжёлой артиллерии в виде хакусяку.

Видимо, со сном в ближайшее время придётся повременить.

— Что значит, мы больше не будем сражаться?! — вскричала Марина. — Ты вышел из боя, а мы оставались в строю. Дрались с каии и мехами! Без нас линия обороны не выстояла бы!

— То же могу сказать и относительно нашей ситуации, — добавила Асахико.

Она легко освоилась в роли самостоятельного командира и отлично руководила своей частью отряда. Не смотря на опасения, которые терзали Ютаро в первые дни после назначения примы, «звёздность» Асахико не прогрессировала, скорее даже наоборот. Она стала спокойнее относиться к чужим недостаткам и почти перестала отпускать свои ехидные реплики.

— Не на одном нашем отряде держится оборона столицы, — покачал головой хакусяку. — Без вас она не рухнет какое-то время. К тому же, вы, наверное, пропустили мимо ушей то, что сказал Ютаро-тюи.

— Мы отлично слышали его, — отрезала Марина. — И поняли главное, пока другие будут сражаться, мы будем сидеть здесь и ждать, пока Юримару превратится в громадного каии.

— В это время будут чинить наши доспехи, — заметила Наэ. — Я постоянно слежу за их состоянием, и могу сказать, что очень скоро они пришли бы в негодность. Почти полную. Как доспех Руднева-сан, который мы обнаружили рядом с транспортом. Износ отдельных частей настолько велик, что…

— Мы это отлично знаем, — хлопнула ладонями по столу, прерывая её, Марина. — Но бросать линию обороны сейчас — преступление!

— Преступление, — резонно возразил ей хакусяку, покосившись на молчащего Ютаро, — это сражаться в полуразбитых доспехах. Они могут подвести вас в любой момент. Следовательно, и вы подведёте всех, кто сражается с вами плечом к плечу. Вот что я называю преступлением.

— Мы можем выходить в бой на других доспехах, — рассудительно предложила Готон.

— Вами рисковать никак нельзя, — покачал головой хакусяку. — Пилотов, даже квалифицированных, сейчас больше чем исправных доспехов. Не одним вам придётся ждать.

— Ведь мы — лучшие! — воскликнула Асахико. — Мы — элитный отряд!

— А так ли это, Асахико-дзюнъи? — поинтересовался Ютаро. С возобновлением боевых действий, да ещё и столь интенсивных, панибратство в отряде было забыто, обращались друг к другу только по званиям.

— Конечно же, — возмутилась она, — мы ведь элитный отряд, в конце концов.

— Наша главная сила, Асахико-дзюнъи, — сказал Ютаро, — в лучших образцах кристаллов духа, специально для нас разработанных доспехах и нашей особенно сильной степени слияния с кристаллом, установленным в доспех. Ничего этого не будет в стандартных мехах. И поэтому любой квалифицированный пилот справится с задачей намного лучше нас.

— Но ведь мы поступали так ещё в январе? — удивилась Сатоми.

— Тогда не было такого дефицита доспехов, — пожал плечами хакусяку. — Мы слишком много потеряли в том же январе, а восполнить эти потери просто нечем. Заводы едва справляются с поставками запчастей. Не забывайте, что основные мощности остались в колониях на материке. А от них мы отрезаны.

Водные разновидности каии потеряли свою обычную флегматичность в день атаки на Токио. Они стали крайне агрессивными и нападали на всё, что бороздит просторы морей, окружающих Японские острова. В первые же часы погибли несколько больших транспортов, везущих новые доспехи. Были атакованы все флоты и тактические соединения, но ощутимых потерь не было. Всё же калибры корабельных орудий, торпеды и минные заграждение сделали своё дело. Но заблокировать флоты в гаванях твари смогли практически одной массой, а не такие громадные бесчинствовали на морских просторах, топя всех, кто рисковал отчалить от берега. И жалкие рыбачьи баркасы, и сторожевики, сопровождающие транспорта, и подводные лодки, умудрявшиеся обманывать неповоротливых монстров, блокирующих гавани. В глубинах часто разгорались невиданные по масштабам схватки, которые подводники пока проигрывали.

Все замолчали. Марине и Асахико было просто нечего больше возразить хакусяку. Тот не находил нужным говорить ещё что-либо. Ютаро просто ждал реакции остальных бойцов отряда. Но никто не решался нарушить повисшую тишину, хотя она уже становилась гнетущей.

— В общем, — разбил её на осколки хакусяку, — приказ я отменять не собираюсь. Вы будете отдыхать, ваши доспехи будут чинить, и так до тех пор, пока сила не поглотит Юримару. Только в этот момент вы вступите в бой.

Он развернулся на каблуках и направился к двери.

— Я и так достаточно времени с вами потерял.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), 3-й флот, 6-я эскадра подводных лодок. Плавбаза подлодок «Тогей».

Командир шестой эскадры подводных лодок Третьего флота Коно-сёсё собрал капитанов трёх подлодок, что составляли его эскадру. I-24 погибла при постановке минных заграждений на пути пытавшихся запереть 3-й флот в гавани. Твари прорвались, не смотря на чудовищные потери, и даже быстрее, чем рассчитывали в штабе соединения. Они атаковали подлодку I-24, экипаж её успел выпустить четыре торпеды из носовых аппаратов, после чего громадный каии практически поглотил её. Тело монстра вздрогнуло, когда субмарина взорвалась внутри него.

— Наши подводные лодки, — начал Коно, — строились как минные заградители, а потому они не слишком хорошо подходят для выполнения поставленной перед нами задачи. Но иными подводными силами наш флот не располагает, а значит выполнять их нам. И главной задачей является прорыв морской блокады. Мы будем действовать совместно с эскадрами охотников Окавары-тюса и Накамуры-тюса. Они будут атаковать каии среднего размера и всю их мелочь, а нашей задачей является уничтожение крупных подводных особей. — Он перевёл дыхание после длинной речи и поглядел на твоих офицеров. — Вопросы?

— Хай, — ответил Уэно-тюса, командир подлодки I-23, поднимая руку. Коно кивком разрешил ему говорить. — I-24 уже попыталась уничтожить каии торпедным залпом изо всех аппаратов, но тому это не слишком повредило. Как и взрыв лодки со всем боезапасом и топливом.

— Считаете, что у нас нет надежд на удачное выполнение, Уэно-тюса? — поинтересовался Коно-сёсё. — Но другого выхода нет. Мы обязаны попытаться сделать это, ведь задача командованием флота нам уже поставлена. Возможно, каии, даже самого большого размера не выдержат нескольких совместных залпов всех трёх подлодок нашего соединения. Первый же залп из носовых аппаратов — это дюжина торпед, столько же, сколько было на I-24. Взрыв направленный и повреждений нанесёт намного больше.

Поняв, что начал уходить в пустопорожние рассуждения, Коно-сёсё прервал себя и обратился к командирам подлодок:

— Поставленная задача всем понятна? — перешёл на строго казённый тон Коно-сёсё. Так было намного проще, позволяло не думать.

— Хай! — в один голос ответили командиры подлодок.

— Тогда выполняйте, — махнул им рукой Коно-сёсё. — Ознакомьтесь с планом действий. Операция начнётся ровно в десять утра.

Командиры отдали честь и отправились на свои подлодки. В руках каждый держал запечатанный конверт с планом операции. Самоубийственной, как казалось каждому из них.

Коно-сёсё вернулся в свою каюту, с надеждой глянул на запертый шкафчик, где лежал его личный запас сакэ. Но отвернулся. Сейчас было совсем не время для спиртного, как бы не хотелось сделать хотя бы один маленький глоток. Всего лишь крошечную чарку, какую он позволял себе по государственным праздникам, знаю о своём пагубном запойном характере. Он и не слишком трезвым мог командовать своей плавбазой, но то в мирное время, сейчас же разум его должен быть чист и остро отточен, как клинок фамильного меча.

— Довольно уже коситься туда, Коно-сёсё, — бросил ему Миядзаки-дайсё, командующий тринадцатым дивизионом подлодок, в который входили субмарины I-21 и I-22. — Вы ведь и меня, своего подчинённого, вводите во искушение.

Миядзаки-дайсё оставался на плавбазе, командование подводной частью операции было поручено командиру девятого дивизиона, Эндо-тюса, державшему вымпел на I-23. На время операции оба дивизиона объединили и вести его в бой было поручено именно Эндо. Это бесило Миядзаки, но спорить со штабом флота, откуда пришёл приказ, он, конечно же, не стал.

— Я вот никак не могу в толк взять, — продолжал он, — зачем, вообще, нужна вся эта операция? Я ещё понимаю, если бы на прорыв пошли силы центрального подчинения, тогда понятно. Прорвись к столице «Нагато» и «Муцу» — они могли бы устроить там настоящий ад для всех этих тварей. Их калибра хватит, чтобы смешать с землёй целый городские кварталы. Но у нас во флоте только лёгкие крейсера, эсминцы и минные заградители. Толку с них будет не слишком много.

— Ты забываешь о гидроавиатранспортах, Миядзаки-дайсё, — заметил Коно. — Именно из-за них, а точнее из-за доспехов духа, которые стоят на них, всё и затевается. Они очень нужны в Токио, а тут они заперты вместе со всем нашим флотом. Сейчас все силы направлены в столицу. Связь с ней идёт от случая к случаю, часто обрывается прямо на середине передачи, так что понять, что именно там происходит сложно. Но то, что там очень туго, ясно и так.

— Но с трёх транспортов доспехов много не наберется, — пожал плечами Миядзаки.

— Я уверен, Миядзаки-дайсё, — усмехнулся Коно, — что в девять утра прорыв начнётся не только у нас. Вполне возможно, что следующее утро будет очень громким.

Начало атаки можно было сверять по часам. Да что там, по секундомеру, какие были зажаты в руках сотен офицеров. Они замерли на палубах и в трюмах кораблей и подводных лодок у казёнников торпедных аппаратов. Начало атаки всех флотов на блокирующих их в гаванях каии было назначено на девять утра. И ровно в девять завыли сирены, офицеры начали отдавать приказы, делая короткие взмахи руками и давя большими пальцами на секундомеры.

— Пуск! Пуск! Пуск! — неслось по палубам и трюмам.

— Торпеды пошли! Пошли! Пошли! — был ответ.

Сотни тонн взрывчатки устремились в тёмную массу тварей, закрывающих выходы из гаваней, где томились корабли. Торпеды ударили в неё — и море вскипело!

Акустики срывали наушники, швыряя их на панели. Гром, разнесшийся по воде, был просто невыносим, грозя разорвать барабанные перепонки. Те, кто оказался не таким расторопным, поплатились за это. По щекам их текла кровь. Некоторые даже повалились на пол, свернувшись в позе эмбриона и зажимая себе уши.

Удар был чрезвычайно силён, но ожидаемых результатов всё же не достиг. Каии, казалось, слились в единую плотную массу и приняли на себя торпеды, распределив взрывную силу на всех. Ближайшая к гаваням часть их просто испарилась, в оставшихся зияли чудовищные каверны, но масса вспучилась, пошла пузырями и начала снова заполнять собой воду.

— Дивизион, самый полный вперёд! — скомандовал Эндо-тайса.

Сразу после взрыва торпед, выпущенных с подлодок, крейсеров и миноносцев третьего флота, начиналась самая опасная часть операции. Три субмарины сводного дивизиона и два дивизиона номерных морских охотников на всех парах рванули вперёд. Охотники шли примерно в трёх кабельтовых впереди, готовясь сбросить глубинные бомбы, чтобы ещё сильней повредить каии, но при этом не зацепить взрывами свои же субмарины.

Бомбы посыпались в воду градом, одна за другой уходя под воду. Глубина на них была выставлена минимальная, лишь бы под днищем самих охотников не взрывались. За каждым кораблём вздымались фонтаны воды, перемешанной с чёрной плотью каии.

Враг среагировал мгновенно. Вода вскипела вокруг охотников — в воздух взлетели сотни мелких тварей. Они смертоносным роем закружили над кораблями, обрушиваясь на его палубу. Матросы открыли по ним огонь из винтовок и зенитных пулемётов. На палубу дождём посыпались стреляные гильзы. Но команды, занимающиеся сбросом глубинных бомб, не прекращали работы. Летучие каии атаковали в первую очередь именно их, но матросы стеной встали вокруг бомбосбрасывателей, отстреливаясь от каии и заменяя погибших товарищей.

Под водой бой кипел не менее жаркий. Команды, обслуживающие торпедные аппараты, только успевали заряжать их. В жаре трюмов, обливаясь потом, они ворочали неповоротливые «сигары», отлично понимая, что от их расторопности сейчас зависит жизнь всей лодки.

Залпы давали без команды, главное сейчас было сохранить темп огня. Каждый взрыв оставлял в плоти каии серьёзные прорехи, впрочем, быстро зарастающие пузырящейся тьмой. Акустики докладывали о многочисленных попаданиях — ни одна торпеда не прошла мимо цели. Но они же сообщали, что количество и масса тварей уменьшается слишком медленно. Каии всё ещё блокировали выход из гавани.

— Крейсера и миноносцы дают новый залп, — доложили связисты на всех трёх подлодках.

И уже готовые к массовому взрыву, бьющему по ушам, акустики взялись за наушники, готовые сорвать их в считанные секунды до поражения целей. На этот раз успели почти все. Наученные горьким опытом акустики спешили снять наушники, прежде, чем прогремят взрывы. Но даже лежащие на коленях или приборных панелях мембраны выдали звук такой силы, что слышно было и так.

— Есть попадание, — почти в один голос докладывали акустики, снова надевшие наушники.

Почти следом прогремели последние взрывы глубинных бомб.

— Есть проход! — доложил акустик с идущей первой I-23. — Темп стягивания массы каии снижается.

— Дайте связь с командованием флота, — тут же приказал Эндо-тайса. — Сообщите об открытии прохода в массе каии. — И добавил: — Пусть поторопятся.

Силовые установки всех трёх транспортов двенадцатой дивизии были запущены и в считанные минуты они двинулись вперёд. Их сопровождала шестнадцатая дивизия крейсеров. Они направились практически по кильватерному следу охотников, медленно набирая скорость. Правда, крейсера не могли дать full speed, ведь транспорта шли намного медленней.

На ходу крейсера выстреливали последние торпеды, чтобы не дать массе тварей снова сомкнуться. Это было весьма рискованно, ведь можно было зацепить свои охотники или подлодки, но приходилось идти на этот риск, слишком много было поставлено на карту в этой небывалого масштаба военно-морской операции.

Крейсера и гидроавиатранспорта рвались из гавани среди взлетающих в небо грязно-чёрных столбов перемешанной с плотью каии воды. Это был в высшей степени странный бой. Орудия кораблей молчали, на тех же транспортах и морских охотниках они и вовсе остались зачехлёнными. Не было пламени, залпов, грохота взрывов, криков погибающих людей. Только стрекотали зенитные пулемёты и орудия, выплевывающие снаряды, поражающие взлетающих из-под воды каии.

Последних не становилось меньше. Они постоянно атаковали палубные команды кораблей, собираясь в большие стаи. На таких стаях сосредотачивали огонь зенитные орудия, часто хватало всего пары снарядов, чтобы уничтожить их в одно мгновение. Но если такая стая всё же налетала на корабль, противостоять ей было очень тяжело. Пулемёты захлёбывались очередями. Пули рвали тварей, сыплющихся на палубу десятками. Расчёты не успевали менять ленты и короба. После каждого такого налёта на палубах кораблей оставались тела матросов и офицеров, меж которыми валялись исходящие тьмой трупы каии.

В проход, проделанный в массе каии, последним двинулась плавбаза «Тогей». Она шла на тот случай, если он продержится достаточно долго, чтобы в него прошёл сводный дивизион подводных лодок, и им нужно будет обслуживание по дороге до Токио. Надежд на это было немного, и потому плавбаза двигалась последней, чтобы не мешать крейсерам и транспортам, идущим впереди.

Корабли шли через сужающийся проход, который постоянно пытались расширить торпедами с подлодок и лёгких крейсеров. Но запас их подходил к концу. Правда, и каии оставалось не так много, как в начале боя. Они не могли закрывать проход с прежней стремительностью. Очень не хватало глубинных бомб, но отойти к «Тогею», на борт которого были погружены и они тоже, чтобы пополнить запас, охотники не могли.

— Тишина впереди! — доложил акустик передовой лодки. — Море чисто! Тварей прямо по курсу нет.

— Отлично, — произнёс Эндо-тайса, и только в этот момент осознал, что сжимает правой руке хронометр, да с такой силой, что пальцы побелели и теперь начали болеть.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио.

Самым страшным испытанием для Ютаро было ежедневное чтение оперативных сводок. Он мог бы и не делать этого, но считал своей обязанностью. Ровно в девять утра ему на стол ложились несколько куцых листков, сообщавших о по-настоящему кошмарных вещах, произошедших за прошлые сутки в столице. По всему городу шли бои. Где-то частям гарнизона удавалось закрепиться, где-то они отступали, где-то им даже удавалось отбить у врага пару кварталов. Но каждый шаг, не важно, назад или вперёд, и даже простое стояние на месте, стоил немалой крови.

— Для чего ты делаешь это, Ютаро-тюи? — поинтересовался у него как-то хакусяку, заставший юношу за чтением очередной сводки.

— Я должен, — только и ответил тот, даже не отвлекаясь от чтения.

— Интересно, кому именно? — продолжал расспрашивать хакусяку.

Ютаро оторвался от документа, положил его на стол, машинально перевернув, и поднял голову, чтобы посмотреть на хакусяку.

— Конечно же, себе, — сказал тот. — Я сижу тут, в тылу, под защитой товарищей по оружию. Единственной моей обязанностью является проверка технического состояния наших доспехов, даже контроль сроков работ и тот вы взяли на себя, хотя у вас и без того дел, думаю, хватает с избытком. Я должен быть там, — он хлопнул ладонью по бумаге с отчётом, — но вместо этого — сижу здесь, и ничего не делаю толком. Тут даже нет МТВ, чтобы на них отрабатывать приёмы борьбы с каии и вражескими мехами. Это безделье просто убивает всех нас. Каждый ищет свой способ отвлечься от мрачных мыслей.

— Странный способ, — протянул хакусяку, присаживаясь рядом, чтобы юноше не приходилось задирать голову. Он был достаточно высокого роста, поэтому не очень любил, когда на него смотрят снизу вверх. — Так успокоиться не выйдет, скорее уж, ты накрутишь себя сверх меры. А сейчас тебе, Ютаро-тюи, нужна холодная голова.

— Именно это, хакусяку, — Ютаро провёл ладонью по документу, — и позволяет мне сохранить холодную голову. Пока мои товарищи по оружию сражаются, пока они гибнут, обеспечивая нам время на ремонт доспехов и изматывая Юримару, я жду, жду того момента, когда вы сможем пойти в бой против Юримару. И я лично пойду именно за них, — новый хлопок по бумаге, — за всех, кто погиб, и за всех, кто погибнет ещё.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Митака. Префектура Токио

Отдельную артиллерийскую бригаду формировали в городе Митака, что находится всего в трёх ри от столицы. Туда тащили орудия, какие только можно было найти во всей стране. С немалым риском доставляли пушки и гаубицы с соседних островов, что часто приводило к весьма серьёзным схваткам с каии, обитавшим теперь в проливах между островами. Но, не смотря ни на что, в Митаку сумели стянуть весьма внушительные силы. Колёсные тягачи и шагоходы тащили самые разные орудия. Были тут и самоходные орудийные платформы на гусеничной и шагоходной основе — последние меньшего калибра, зато более высокой мобильности. Подтянули даже новейшие реактивные миномёты «Тип 4», которые были секретными до последнего времени. Их было не слишком много, но на них командование возлагало весьма большие надежды.

Небольшой город наводнили тысячи военных. Они укрепили местный гарнизон. Офицеры заняли почти все дома, а солдат разместили в громадном палаточном лагере, выросшем вокруг Митаки. Для обеспечения безопасности даже сняли с фронта в столице полуроту боевых мехов. Их вид впечатлял. Давно не знавшие такой жестокой войны, как та, что кипела сейчас вокруг них, солдаты и офицеры рассматривали залатанную, покрытую многочисленными сколами и иными следами боя броню. Примерно так же глядели и на пилотов — уставших от постоянных боёв, явно наслаждающихся часами отдыха.

Пилоты сидели, как правило, неподалёку от своих машин, часто даже опершись на их ноги, и весьма слабо реагировали на попытки завести разговор. Жили они в своей палатке, с остальными офицерами почти не общались. На всех их как будто стояло клеймо, оставленное ежедневными тяжёлыми и кровопролитными боями. Поэтому и заговаривать с ними решались немногие.

— Расслабились мы тут все, — заявил Онодера-сёи, командир гаубичной батареи. — Слишком быстро забыли, как бои по всей стране шли. Нас стягивают к столице, где бушуют эти проклятые каии, да ещё и мехи какие-то чуть не со всего мира собранные. И для чего, спрашивается, тащат наши батареи чуть ли не в самые пригороды?

— Да уж понятно для чего, — невесело усмехнулся его приятель, такой же командир батареи гаубиц, Наито-сёи, — стрелять по кварталам, занятым врагом.

Вести огонь по столице родины не хотелось никому. Потому все разговоры, как только они касались этой темы, тут же прекращались. На какое-то время повисало тягостное молчание.

— Но я не об этом сейчас хотел сказать, — поспешил прервать его Онодера-сёи. — Мы очень близко подобрались к противнику. Нашим батареям при переправе пришлось схватиться с водными каии, но больше ничего. Меня это настораживает. Вот что я хотел сказать. Здесь, в Митаке, собраны сотни стволов артиллерии, но солдат для прикрытия откровенно мало. Слишком мало!

— Ты считаешь, что догадайся наш враг ударить прямо сейчас, — развил мрачную мысль Наито, — то от всей силы, собранной здесь, останется очень мало, верно?

— Да ничего не останется, — рассмеялся Хори-сотё, командир орудия в батарее противомеховых орудий. Именно из-за склонности к таким вот шуточкам и прямолинейности его не отправляли учиться на офицера. — Нас просто сметут одним ударом. Хватит пары сотен тварей, чтобы не оставить от нас ни рожек, ни ножек.

— Это далеко не так, — вмешался Икома-тайи, командир дивизиона противомеховых орудий, — это ваши гаубицы загнаны в резерв. А вот наши пушки, — с гордостью заявил он, — в полной боевой.

— А тогда что вы здесь делаете, Икома-тайи? — поддел его товарищ по офицерскому училищу Онодера.

— Оставил дивизион на командира первой батареи, — честно ответил тот. — Пусть учится. Мне тут прозрачно намекнули, что он на повышение скоро пойдёт, если войну переживёт, конечно. Вот и надо поднатаскать. Я не против, парень толковый, хоть и чей-то там сынок или племянник. Пусть осваивается в роли командира дивизиона, пока есть возможность. А если тревога, мне до орудий добежать меньше минуты. Вон они, — махнул рукой себе за спину Икома, — мои красотки.

Там, действительно, стояли на позициях, укреплённых мешками с песком, самые современные противомеховые орудия «Тип 94». Рядом с пушками прямо на земле сидели немногочисленные бойцы охранения.

— Маловато солдат, — заявил мрачный Хори-сотё. — Дорвётся враг до пушек — и что будете делать?

— Отстреливаться, — пожал плечами Икома, — фугасами. А там как дело пойдёт. Расчёты орудий тоже винтовку в руках держать умеют. И стрелять и штыком колоть. И гранаты у нас имеются. Отобьёмся или продадим жизни подороже.

— Нам всем останется продать жизни подороже, — Хори отдал честь и направился к своим орудиям.

Как только он ушёл, остальные вздохнули с явным облегчением. Не то чтобы Хори-сотё не любили товарищи, просто он всегда озвучивал самые мрачные мысли, которые все старались держать при себе. Однако после его ухода разговор затих как-то сам собой. Офицеры отдали честь друг другу и разошлись по своим местам.

И как оказалось очень вовремя!

Не прошло и четверти часа, как с постов наблюдения доложили о приближении тварей.

— Количество понять невозможно, — докладывал трясущийся гунсо, прибывший с поста. — Как будто какая-то чёрная волна прёт на нас. — Он растерял все казённые выражения и говорил своими словами. Офицеров это не смущало.

— Только каии, — уточнил командующий противомеховыми орудиями бригады Дзимбо-тюса, — или есть мехи?

— Возможно есть, — ответил гунсо, — но они скрыты массой каии.

— Свободны, гунсо, — махнул ему Хатицука-дайсё, командующий сводной бригадой. — Господа офицеры, у нас несколько минут, чтобы высказать предложения, прежде чем нас атакуют.

— Разрешите отправиться на позиции моих орудий, Хатицука-дайсё, — кивнул Дзимбо.

— Ступайте, — ответил тот, и Дзимбо едва не бегом бросился к своим пушкам. — А что остальные?

— Пока есть такая возможность, — выпалил Ханабуса-тюса, командующий гаубичной артиллерией бригады, — надо развернуть мои орудия и дать по тварям хотя бы пару залпов.

— Не успеем, — покачал головой Хатицука, — да и снарядов слишком мало. Мне чётко сказали, что каждый из них понадобиться в Токио.

— Тогда мои миномёты, — предложил Уджиё-тайса, — на их развёртывание много времени не надо, а снарядов к ним вдоволь.

Хатицука-дайсё колебался всего минуту.

— Развёртывайте, — махнул он рукой. — Но не тратить больше трети от общего запаса снарядов. И как только враг подберётся к вам близко, тут же проваливайте в тыл.

Как будто по взмаху его руки началась канонада. Противомеховые дивизионы дали первые залпы по напирающим каии. Толпа тварей скрывала мехов, прячущихся во втором и третьем ряду. Когда осколочно-фугасные снаряды проделали первые бреши в массе каии, они на всей доступной скорости рванули к позициям передовых орудий.

Длинные очереди из пулемётов прошлись по мешкам с песком, заставляя солдат прикрытия пригибать головы. Те ответили, но куда более экономно, целя, в основном, в каии, так как мехам, даже давно устаревшим, пулемёты были на таком расстоянии не страшны. А вот твари тьмы пёрли столь плотно, что ни одна пуля не пролетала мимо. Они валились под ноги таким же монстрам и мехам, но те просто не обращали внимания на исходящие чёрным дымком трупы.

— Грамотно выбирать цели, — пришла команда к расчётам. — Бить по немцам.

Это было весьма разумно, потому что большая часть «Кампфпанцеров» были оснащены противомеховыми ружьями, снаряды которых легко прошивали щиты пушек на средней дистанции. А приближались они достаточно быстро, да и бронированы были весьма хорошо.

— Аккуратней, — самому себе шептал Хори-сотё, — аккуратней. Два снаряда в «молоко». Пора бы и попасть. А то сожрут без толку. — Он выпрямился, закрыл уши руками и крикнул: — Пли!

Противомеховое орудие рявкнуло, отпрыгнуло назад, выплюнув в сторону напирающего врага болванку, а под ноги расчёту — исходящую паром на холодном ветру гильзу.

— Есть накрытие! — выкрикнул один из бойцов.

Хори и сам видел, что в этот раз ему удалось поразить врага. Несущийся одним из первых «Кампфпанцер» лишился верхней половины корпуса. Ноги его кувыркнулись и остались лежать в грязи.

— Молодцы! — махнул рукой за спиной Хори Икома-тайи, хотя тот, конечно, не мог его услышать в общем страшном гвалте. — Пессимист пессимистом, а воюет отменно!

Бойцы расчёта отпихнули ногами гильзу и начали заряжать новый снаряд.

Что самое страшное в миномётном обстреле — это тот факт, что пока снаряды не обрушатся на позиции, ничего не слышно. Из-за канонады, треска пулемётов и воя каии характерный резкий свист летящих мин было не услышать, равно как и хлопки, когда они вылетают из стволов. Даже артиллеристов передёрнуло, когда в опасной близости от их позиций прогремели сотни взрывов.

Они гремели непрерывно в течении нескольких секунд, сметая каии и мехи, буквально перемешивая их с зимней грязью. Свою лепту вносили и орудия, вновь начавшие стрелять осколочно-фугасными снарядами, стремясь поразить как можно больше целей. В плотных рядах каии начали образовываться серьёзные проплешины, мехи валились один за другим, но многим всё же удавалось подняться на ноги. Пулемёты строчили, кося подошедших достаточно близко каии целыми рядами.

Массу врага начала затягивать чёрная дымка, говорящая об огромном количестве трупов тварей тьмы. Вот только казалось, что меньше их не становится. Они продолжали переть вперёд сквозь огонь.

— Были бы они людьми, — произнёс Икома-тайи, опуская на минуту бинокль, — я бы восхитился их стойкостью и целеустремлённостью. А так они меня просто до тряски в поджилках пугают. Сколько снарядов на них не обрушь, а им как будто всё равно.

Миномётный обстрел прекратился также быстро, как и начался. Взрывы перестали прореживать ряды каии. Те быстро опомнились и ринулись вперёд с новой силой.

— Фугасами! — снова прилетела команда. — Бить не прицельно! Главное, темп стрельбы!

Орудия начали стрелять чаще, выплёвывая в каии и мехи осколочно-фугасные снаряды. Пулемёты захлёбывались длинными очередями. Бойцы охранения открыли огонь из винтовок, лихорадочно передёргивая затворы. «Кампфпанцеры» принялись стрелять из своих ПМРов. Их снаряды пробивали щиты, сражая артиллеристов. Расчёты быстро редели. Они не могли уже выбирать цели, стреляя только на скорость. А темп стрельбы падал. Враг уже был у самых орудий. Часть артиллеристов были вынуждены отстреливаться из пистолетов и винтовок.

— Гаубицы развёрнуты, — доложил связист командиру бригады. — Ханабуса-тюса докладывает, что все орудия готовы к стрельбе.

— Что значит, готовы к стрельбе? — возмутился Хатицука-дайсё. — Под трибунал захотел! — Потом задумался на секунду, вздохнул тяжело и махнул рукой связисту, чтобы подал трубку полевого телефона. — Ханабуса-тюса, — рявкнул в трубку, — ты у меня до трибунала допрыгаешься, понял?! Открывай огонь!

Выставленные на позиции гаубицы начали швырять во врага снаряды. К небу взлетали целые фонтаны земли, перемешивающие каии и мехи с грязью. Если миномётные обстрел был страшен для врага, оставляя в его рядах существенные прорехи, то тяжёлые орудия просто перемалывали их.

Понадобилось не больше трёх залпов гаубичной артиллерии бригады, чтобы переломить ход сражения. Выставленные на возвышенностях орудия били прямой наводкой по скоплениям мехов противника, часто уничтожая сразу несколько удачным накрытием.

На флангах в бой вступили прикомандированные доспехи духа. Они старались как раз избегать вражеские мехи, отчасти из-за огня своей артиллерии, сконцентрированного на них, и сосредоточившись на истреблении каии.

Чёрная волна отхлынула от артиллерийских позиций, оставив груду исходящих дымом тел и обломки мехов. Отступать враг, конечно, не спешил, просто благодаря усилиям гаубиц и доспехов духа удалось под корень уничтожить весь авангард, подступивший вплотную к пушкам. А резервов у тварей больше не осталось, чтобы швырять их сотнями на позиции противомеховых орудий.

Доспехи духа перешли в наступление, правда, не особенно отрываясь от своих, ведь приходилось постоянно возвращаться, чтобы пополнить боезапас. Патроны и снаряды улетали со страшной скоростью.

Теперь вели огонь только самые тяжёлые орудия, добивая арьергард врага, рвущийся в бой, несмотря ни на что. Фонтаны грязи взлетали к небу уже на пределе взгляда, большую часть их можно было увидеть только в бинокль.

— Хватит снаряды разбазаривать! — приказал Хатицука-дайсё. — Гаубицам прекратить огонь.

Связист передал команду и орудия, дав ещё один прощальный залп, замолчали.

Остатки громадной орды каии нахлынули на позиции артиллеристов, но были истреблены очень быстро. Мехов среди них было очень немного, серьёзного сопротивления они оказать уже не могли. Однако отступать они не спешили, продолжая переть в явно самоубийственную атаку.

— Славно поработали, — тихо произнёс Хатицука-дайсё, опуская бинокль, в который он оглядывал поле минувшего боя. — Пора покидать Митаку. Слишком мы тут засиделись. — Он обернулся к связисту и приказал: — Дайте связь с командованием.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио

Алиса Руа и монах Рюхэй старались не терять времени даром. Монах всё свободное время посвящал обучению маленькой дзюкуси. Девочка поражала его своим талантом и одарённостью. Такой яркий, как у неё, дар он видел только у старого наставника из Асакуса Канон. Но тот прожил уже почти весь человеческий век, посвящая его практике усиления своего дара, а девочка же делала лишь первые шаги на этом пути. Рюхэй и представить себе не мог, каких высот она достигнет, если проживёт хотя бы половину того срока, что был отпущен старому наставнику из Асакусы.

В тот ненастный день, когда за окном ветер нёс мокрый снег, и солнца не было видно с самого утра, они сначала практиковались в левитации мелких предметов. При этом Рюхэй решил схитрить, как часто это делал его учитель. Он вместе с достаточно лёгкими шариками и кубиками из дерева толкнул в сторону Алисы несколько полых, залитых изнутри свинцом. Весили такие обманки в несколько раз больше, и когда учитель впервые провёл этот трюк, юный ученик Рюхэй едва голову не сломал, пытаясь поднять их вместе с лёгкими. В итоге он был вынужден признать поражение, объяснив учителю, что не может ничего поделать с заговорёнными по его мнению шариками и кубиками.

Алиса же как будто и не заметила этого трюка. Подплывшие к ней по воздуху деревянные и залитые свинцом фигурки по-прежнему покачивались в воздухе перед ней. Она внимательно всматривалась в них, явно чувствуя подвох, но не понимая, в чём дело.

Белая зависть снова сжала сердце Рюхэя. Даже достигнув вершин мастерства, он никогда не станет столь силён, как эта маленькая девочка.

— Здравствуйте, — хакусяку, как обычно, вошёл без стука. Он какое-то время смотрел на сосредоточенно глядящих друг на друга светловолосую девочку и бритого наголо монаха, между которыми плавали в воздухе деревянные шарики и кубики. Не будь он столь привычен к подобным вещам, наверное, подивился бы, но он повидал на своём веку и не такое. — Ну, не буду мешать, — хакусяку уже отвернулся и хотел выйти, понимая, что на него просто не обращают внимания.

— Постойте, хакусяку, — попросил его Рюхэй, не отворачиваясь от покачивающихся в воздухе фигурок. — Вот как раз сейчас вы нам будете нужны.

— Чем же? — живо заинтересовался хакусяку, входя-таки в комнату.

— Упражнения в левитации уже слишком просты для Алисы-тян, — пояснил не отрывающийся от фигурок Рюхэй. — Пора переходить к принципиально новым дисциплинам.

— К каким именно? — Хакусяку присел рядом с ними.

— Мысленный поиск людей, — ответил Рюхэй. — Очень хорошо, что вы зашли, это поможет нам создать своего рода чистоту опыта. Вы произнесёте имя человека, судьбу которого хотите узнать, так тихо, чтобы я его не услышал. Тебе же, Алиса-тян, надо будет думать об этом человеке, чтобы узнать, что с ним, где он сейчас, что делает.

— Понятно, — кивнул хакусяку. — Когда мне назвать имя?

— Можно прямо сейчас, — бросил монах. — Совмещать разные упражнения — самое лучшее занятие, не правда ли, Алиса-тян?

— Вы сами говорили, Рюхэй-си, - несколько отрешённым голосом произнесла Алиса, — что решение сложных задач, самая интересная часть обучения.

Хакусяку аккуратно, стараясь не задеть девочку, переместился к ней поближе, склонился и как можно тише прошептал ей на ухо имя. Алиса сосредоточенно кивнула, казалось, названное имя совсем не заинтересовало её, хотя хакусяку ожидал хоть какой-то реакции. Алиса прикрыла глаза — шарики и кубики перед ней закачались, но быстро выровнялись. Несколько секунд напряжённой тишины и Алиса заговорила.

— Он жив, — произнесла она, несколько нараспев, будто была каким-то оракулом, — но ему очень больно. Он сидит… Сидит ровно, выпрямив спину. Спина у него тоже очень сильно болит. Но он не может согнуть её, расслабить. Из-за раны.

— Весьма интересно, — потёр подбородок хакусяку. — У тебя очень сильный талант, Алиса-тян. Я даже не знал, насколько сильный.

Он поглядел на девочку, потом на Рюхэя, делавшего вид, что ему и дела нет до того, о чём беседуют Алиса и хакусяку.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.). Бронепоезд «Мусаси».

«Мусаси» был заслуженным бронепоездом, помнящим ещё кошмар Великого землетрясения Канто. Правда, командир его ушёл в отставку сразу после него, получив внеочередное звание, раннюю седину в волосах и кошмары по ночам. Новый командир, занявший его место после длительного ремонта, ничего не знал об истинной подоплёке тех событий. Его сильно удивляло, что унтера и младшие офицеры не хотят говорить о причинах внезапной отставки предшественника. Именно это позволило достаточно быстро заметить его на ставленника Усуи-дайсё, который командовал им и по сей день.

Получивший новое гордое имя как раз после землетрясения Канто бронепоезд стоял в Иокогаме, якобы прикрывая порт от каии. На самом деле, для этого вполне хватало и кораблей, стоящих в порту, но приказа не было и «Мусаси» ждал. Экипаж его нервничал из-за этого, солдаты и унтера ходили мрачные, иногда затевая совершенно ненужные ссоры с матросами, не менее злыми из-за вынужденного бездействия. Однако все ссоры прекратились, как только бронепоезду пришёл приказ выдвигаться в сторону Токио.

Готовить бронепоезд к боевому походу долго не пришлось. Не прошло и двух дней, как он отправился из Иокогамы на всех парах. Но выдерживать такой темп долго не удавалось. От дрезин, пущенных вперёд, пришло сообщение о том, что пути повреждены. Возможно, это работа каии.

— Самый малый вперёд, — распорядился Оути-тюи, командир бронепоезда, кладя трубку полевого телефона. — Выслать дрезину с ремонтной бригадой.

Вторая дрезина ушла вперёд. Бронепоезд двигался по рельсам с черепашьей скоростью. Однако разрыва в рельсах он достиг намного раньше, чем пришёл ответ. Вернее, ответа просто не было. И понятно почему. Обе дрезины валялись перевёрнутые, а под насыпью лежали растерзанные тела солдат и ремонтников.

— Полная боевая! — скомандовал Оути-тюи, и тут же по внутренним помещениям бронепоезда разнёсся вой сирены. — Бригаду на рельсы. Два взвода на прикрытие.

Пришли в движение орудия и пулемёты бронепоезда. Часть задрались в небо, выслеживая летучих каии. Другие шарили по окрестностям. Но ни те, ни другие ничего не находили.

Вторая бригада ремонтников быстро попрыгала на рельсы. Из соседних вагонов выбирались солдаты, вооружённые не длинными винтовками, а автоматами «Бергман», с которыми куда удобней обращаться в тесноте внутренних помещений бронепоезда.

Рельсы с полотна валялись неподалёку от насыпи. Растерзанные ремонтники лежали рядом с ними. Их товарищи, ничтоже сумняшеся, переступали через их трупы, подхватывали рельсы и тащили вверх. Бойцы охранения заняли позиции вокруг них, прикрыв спины насыпью.

Работа шла быстро, ибо всем хотелось как можно скорее вернуться под защиту стальных стен бронепоезда. Вернув рельсы на место, ремонтники и солдаты забрались обратно в тесное нутро «Мусаси», но тот не спешил двигаться дальше.

— Верните дрезины на борт, — приказал Оути-тюи, — и тела занесите. Не стоит бросать даже мёртвых на растерзание зверью или ещё чему похуже.

И снова в грязь и мокрый снег прыгают солдаты. Часть собирают тела товарищей и споро грузят их внутрь. Другие осматривают дрезину и, убедившись в том, что она вполне исправна, затаскивают её на полотно. Вторую дрезину, также неповреждённую, заносят на предназначенную для неё платформу бронепоезда.

Отделение разведки забирается на дрезину, и только после этого «Мусаси» продолжает движение вперёд. Дрезина разведчиков быстро опережает его, уходя в даль.

Солдаты в залитых кровью мундирах, поверх которых были надеты чистые шинели, следили с безопасного расстояния за бронепоездом. Их скрывала опушка небольшого леса, делая практически невидимыми для наблюдателей с «Мусаси». Командир их не отрывался от мощного морского бинокля, а когда бронепоезд двинулся с места, сообщил своим людям:

— Ремонтников больше не трогать, а то они и развернуть его могут. И солдат не особенно крошите. Им ещё воевать. Может быть, даже с каии.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио

Две девушки замерли друг напротив друга. Они были чем-то неуловимо похожи при всей массе внешних отличий. Назвать похожими Сатоми и Готон было бы сложно. Но только не сейчас, когда они стоят, глядя друг другу в глаза. Напряжённые спины, «мягкие» ноги, чуть сгорбленные плечи. Обе готовы в любой момент кинуться в атаку, но пока выжидают удобного момента.

У Сатоми по виску стекает капелька пота. В подвальном помещении с ровным полом, которое было спешно переоборудовано в зал для тренировок, достаточно жарко. Однако на Готон это ничуть не сказывалось.

Наконец, Сатоми не выдержала и рванулась в атаку с громким воплем. Готон мгновенно среагировала, уйдя в сторону от быстрого выпада меча противницы. Но оказалось, что атака Сатоми лишь провокация, она не собирается доводить её до конца. Главной задачей её было заставить Готон контратаковать, вроде бы не слишком правильно, при условии, что вооружена Сатоми была мечом, которым проще атаковать, а не обороняться, особенно против того, чьим оружием были только кулаки. Но именно на этом был построен расчёт.

Готон переступила с ноги на ногу и нанесла Сатоми быстрый удар кулаком, целя в висок. Та вскинула меч, ставя его на пути вражеского кулака. Готон была вынуждена убирать руку и тут же попыталась достать Сатоми ногой по колену. Та была вынуждена принять удар, припала на ногу и вскинула меч, заставляя Готон отступить. Уроженка Окинавы отпрыгнула от остро отточенного лезвия. Сатоми оттолкнулась здоровой ногой от пола, перекатилась, выбрасывая меч вперёд в длинном выпаде, стремясь опередить Готон.

Клинок распорол лёгкое кимоно уроженки Окинавы, едва не задев тело. Со стороны было не понять, было ли это мастерство контроля оружия Сатоми или же Готон удалось каким-то чудом уклониться в последний момент.

Девушки замерли на мгновение. А потом Сатоми поднялась и отошла на исходную дистанцию. Они церемонно поклонились друг другу.

— Вы только не покалечьтесь, барышни, — насмешливо произнёс следящий за схваткой хакусяку. — Сатоми-дзюнъи, почему вы пренебрегаете деревянными мечами?

Он рассеяно махнул рукой на стойку, уставленную тренировочным оружием.

— Это несерьёзно, — бросила Готон, осматривающая разрез на своём кимоно, — да и не очень честно по отношению к Сатоми-кун. — Сняв форму, девушки отбрасывали и военные обращения. — Где мне взять тренировочные кулаки?

— И всё же, — неодобрительно покачал головой хакусяку, — ваши… хммм… забавы, барышни, слишком опасны. Любое неверное движение может привести к травме, а то и… — Развивать тему он не стал.

— Накадзо-тайса всегда любил говорить, — заявила Сатоми, — что в настоящем бою хватит одной неверной мысли, чтобы остаться без головы. Именно поэтому на тренировках мы всегда выкладывались по полной. И сейчас расслабляться с деревянными мечами нельзя.

— Именно! — поддержала её Готон, подняв вверх указательный палец.

— Ну, как хотите, барышни, — развёл руками, признавая своё поражение, хакусяку. — Но всё же, послушайте старика, будьте осторожнее.

— Конечно же, — едва ли не хором заверили его «барышни».

Тяжко вздохнув, понимая, что не будут они ни на йоту осторожней, хакусяку вышел из тренировочного зала.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Сводная артиллерийская бригада

Не смотря на самое горячее желание Хатицуки-дайсё выступить на следующий день после схватки с каии бригада, естественно, не смогла. Некоторое количество времени занял ремонт противомеховых орудий, пострадавших более всего. Затем ждали подвоза боеприпасов, взамен растраченных в ходе схватки с каии. А потом ещё и подхода самоходных орудий. Последние представляли собой мощный шагоход, на открытой платформе которого устанавливалось либо противомеховое орудие, либо небольшая гаубица. Они предназначались для борьбы со средними мехами, и должны были прикрывать бригаду, движущуюся длинной колонной на Токио, от нападений каии с флангов.

На следующий день после прибытия двух самоходных дивизионов бригада выступила на столицу. Она растянулась длинной колонной, стальной змеёй ползущей по местности. Приданные мехи шли в передовом охранении, фланги и тыл прикрывали самоходы. Колонна не останавливалась ни на минуту, двигалась днём и ночью.

— Разумно ли это, Хатицука-дайсё? — не раз спрашивал у командира Дзимбо-тюса. — Люди прибудут на место сильно вымотанными и вряд ли смогут нормально сражаться. А ведь им, вполне возможно, придётся сразу же разворачивать орудия и вести огонь.

— Возможно, — кивал тот, — но время сейчас дороже всего. Даже уставшими наши бойцы смогут вести огонь, да и не так уж сильно они вымотаются за эти три с половиной ри дороги. Не такой уж длительный и сложный марш. Главное, опередить каии.

— Вы считаете, враг снова готовится нанести удар? — поинтересовался Дзимбо.

— Скорее всего, да, — снова кивнул Хатицука. — По крайней мере, мы должны быть готовы к нему. А наиболее уязвима любая армия в момент сбора и разбора лагеря. Поэтому, как бы то ни было, моя бригада пойдёт на Токио без остановок.

Первые нападения на бригады начались, когда бойцы передового охранения доложили о том, что видят дальние пригороды столицы. Сначала на флангах замелькали каии, но они не спешили приближаться к колонне, а командир бригады запретил стрелять по ним, напрасно тратя патроны и снаряды. Но вскоре каии сменили «Кампфпанцеры» и «Биг папасы». Под прикрытием каии они начали приближаться к колонне. Раздались первые, пристрелочные выстрелы ПМРов.

— Самоходы, не спать! — выкрикнул Хатицука.

И словно в ответ на его слова те открыли ответный огонь. Фугасные снаряды врезались в толпу каии, оставив в ней существенные прорехи. «Кампфпанцеры» начали стрелять интенсивней — заряды ПМРов на столь большом расстоянии не пробивали щиты самоходов, их экипажи оставались в безопасности. Но враг стремился сократить дистанцию как можно скорее. Каии закрывали их в прямом смысле своими телами, десятками гибли во взрывах фугасных снарядов, но со своей задачей справлялись — мехи продолжали наступать.

— Скоро снаряды их ПМРов будут пробивать наши щиты, — сказал командир одного из самоходов, — так что пора бы уже и начать рисковать. Бронебойным заряжай, — скомандовал он.

Заряжающий ловко загнал в казённик болванку, и командир приник к приборам наблюдения. Он отдавал команды, наводчик, следуя им, двигал орудие. Наконец, командир поднял руку, задержал её на мгновение, и быстро махнул. Говорить что-либо нужды не было. Орудие рявкнуло, отпрыгнув назад. Болванка вылетела из ствола, пронеслась над каии, окружавшими «Кампфпанцер». Попала она очень удачно. Врезалась в мощное плечо, развернув его. Мех покачнулся, из пробоины потянулся дым. Он сделал ещё пару шагов и рухнул, подмяв под себя несколько мелких каии.

— Молодец! — выкрикнул Хатицука, следивший за сражением в полевой бинокль. — Узнать, кто командир машины, присвоить ему внеочередное звание.

Начальник штаба бригады быстро записал приказ в блокнот.

— Не останавливаться! — вскричал Хатицука, быстро меняя милость на гнев. — Дать мне связь с передовыми частями. — Он нетерпеливо выхватил трубку переносной радиостанции, протянутую ему связистом. — Почему встали?! — тут же выкрикнул в неё. — Знать ничего не желаю! Я сказал, ничего не желаю знать! Сохранять прежний темп движения!

Медленно колонна снова пришла в движение. Самоходы то и дело останавливались, чтобы дать залп по наступающему врагу. Это существенно замедляло продвижение, но без этого противник подошёл бы слишком близко.

По всей видимости, именно задержка продвижения была главной задачей атакующих каии и мехов. Их было намного меньше, чем при первом нападении, ещё в Митаке, да и интенсивность была много ниже прежней. Они несли потери, стараясь приблизиться к колонне, обстреливая её из ПМРов и пулемётов. Очереди последних заставляли экипажи самоходов пригибать головы, а солдат, шагавших рядом с орудиями, залегать. Всё это приводило к серьёзному замедлению движения, что дико бесило Хатицуку, но он больше не хватался за трубку радиостанции, понимая, что в данных обстоятельствах быстрее его бригада идти просто не могла.

Её бойцы и без того делали почти невозможное. С боем продвигались к намеченной цели. А ведь до позиций, которые нужно занять, не так и далеко. К вечеру бригада будет на месте, надо разворачивать её, но как это сделать под постоянными нападками со всех сторон. Хатицука сам не так давно говорил, что более всего уязвимой любая армия бывает как раз в момент развёртывания и свёртывания, и очень скоро ему предстоит проделать именно это.

— Связь с командиром самоходов, — снова протянул руку за трубкой Хатицука. — Расчётное время выхода бригады на позиции будет через десять минут, не больше. Развёртывание займёт около четверти часа, плюс-минус десять минут. За это время ни одна тварь, ни один мех не должен подойти к моим орудиям ближе, чем на сотню дзё. Часть противомеховых орудий поддержат вас, как только займут свои позиции. Всё понятно? Отлично!

Тягачи и шагоходы потащили передовые орудия на заранее оговоренные позиции. Конечно, на месте ситуация сильно отличалась от того, что значилось в картах, выданных им. Местность была буквально перепахана множеством небольших сражений, что шли тут. Руины домов, обломки мехов и прочей техники, воронки на месте взрывов. Всё это делало местность почти неузнаваемой. Часто командирам батарей и дивизионов приходилось выбирать позиции для своих орудий, совершенно не руководствуясь картами. Это приводило к большой неразберихе, когда кто-то занимал чужие позиции, начинались короткие, но жаркие перебранки, офицеры хватались за мечи. Однако шум боя, идущего очень близко, успокаивал их. Все проблемы решались в считанные минуты.

Доспехи охранения и самоходы дрались изо всех сил, ведя огонь по наседающему со всех сторон врагу. Каии и мехи оживились, начали давить с новой силой. Бойцы охранения отлично понимали, что прорвись к развёртывающимся орудиям хоть бы и небольшая группа тех же каии или же «Биг папасов» с их пулемётами, и на бригаде можно ставить крест. Поэтому доспехи носились как угорелые, поливая каии длинными очередями, а самоходы практически замерли, лишь изредка перемещаясь с места на место. Их экипажам приходилось работать разве что не лёжа — над головами их свистели снаряды вражеских ПМРов. «Кампфпанцеры» уже не удавалось держать на безопасном расстоянии. К тому же их поддерживали «Биг папасы» — короткими экономными очередями.

Один из самоходов неожиданно припал на левую ногу. Снаряд из ПМРа весьма удачно угодил в вывернутый коленный сустав. Он пробил бронещиток, закрывающий его, и глубоко вошёл в колено. Нога самохода подломилась, платформа накренилась, экипаж замахал руками, стараясь удержать равновесие. Сразу несколько «Биг папасов» на полной скорости подскочили к нему, накрыв ураганным огнём. Длинные очереди выкосили всех бойцов в считанные секунды.

Соседние самоходы развернули орудие и дали почти слитный залп в ту сторону, не боясь задеть своего. «Биг папасы» получили несколько попаданий, но отступать не спешили. Они огрызались длинными очередями в сторону остальных самоходов. Пули рикошетили от щитов, закрывающих платформы, заставляя экипажи пригибать головы. На выручку им пришли доспехи охранения. На всей доступной скорости они прорвались к врагу, по дороге уничтожив несколько «Кампфпанцеров», спешащих поддержать своих, и бессчетное количество каии. Ударив в спину «Биг папасам» доспехи духа покончили с ними в считанные секунды и быстро отступили под защиту самоходов. Ведь к месту возможного прорыва уже стремилось великое множество каии и несколько десятков мехов, в основном тех же «Биг папасов». Самоходы открыли по ним огонь, стараясь поразить фугасами как можно больше целей. Осколки разлетались в разные стороны, пробивая тонкую броню. Мехи окутывались клубами чёрного дыма, валящего из множества небольших пробоин, и в обычной ситуации это грозило бы пилотам неминуемой гибелью, но кто бы ни сидел внутри этих мехов, похоже, им все осколки были нипочём.

Но всё же прорыв удалось остановить. Пополнив боеприпасы, в строй вернулись отступившие доспехи духа. Длинными очередями они выбили всех каии, сопровождавших вражеские боевые машины, и добили сами мехи. Тяжёлые пули легко пробивали их броню, превращая североамериканские машины времён мировой войны в решето.

Враг продолжал давить в том же месте, сковывая действия едва ли не половины доспехов духа, приданных бригаде. Каии и мехи наседали на плюющуюся огнём линию обороны. Кругом рвались фугасы, к небу взлетали фонтаны жирной грязи, грохот взрывов оглушал. Бойцы часто уже не слышали команд, выполняя их автоматически. Поэтому офицеры отдавали приказы жестами, взмахами рук, продолжая по привычке ещё и надсадно кричать, правда, и сами себя не слышали при этом. Поле боя затягивал маслянистый дым, дышать в котором становилось тяжело. Он мешался с тем, каким исходили умирающие каии, делая воздух вокруг практически непригодным для дыхания.

— Надеть противогазы! — распорядился Хатицука, натянув поданный ему.

Сражаться в резиновых масках было тяжело, но это всё же лучше, чем дышать той гадостью, что заменяла воздух.

Бой больше напоминал подземный мир. Чёрные демоны каии, устрашающего вида мехи с бурами и пулемётами вместо рук, закопченные пороховой гарью люди с жуткими масками вместо лиц. И всюду дым, пламя, грязь, кровь. На земле, прямо под ногами самоходов, валялись трупы солдат охранения и экипажей тех же машин. Едва ли не каждый раз переступая, чтобы сменить позицию, самоходы давили мертвецов, превращая их в кровавую кашу с белыми осколками костей.

Часть противомеховых орудий развернули против наступающего врага. Они давали залп за залпом, грохот которых вливался в общую какофонию войны. Благодаря им удалось, наконец, оттеснить каии и мехи. Но и этого было мало, слишком много врагов кинул в бой загадочный Юримару — или кто там командовал всей этой массой тварей.

— Лёгкие гаубицы развернуть против каии, — глухим из-за маски противогаза голосом приказал Хатицука.

Командир самохода, первым поразившего врага ещё во время движения колонны, потерял почти всех бойцов экипажа. Наводчик у него из другого самохода, уничтоженного врагом, а заряжающим он взял здоровенного бойца охранения, ловко управлявшегося со снарядами. Длинная очередь прошила воздух над головами самоходчиков, заставив их припасть к днищу машины. Как только пули просвистели, командир поднялся, встал на колено, взялся за приборы наблюдения. Но оказалось, те разбиты вдребезги.

— Наводи по стволу! — приказал командир, припадая обратно.

Их орудие и так било практически наугад, расходуя последние фугасы, а теперь машина и вовсе, можно считать, ослепла. Но это не было поводом для прекращения огня. Враг подступал всё ближе, целиться просто не нужно. Самоход швырял снаряды один за другим, кончились фугасы, в ход пошли бронебойные болванки, пропахивающие длинные борозды в толпе врага, лишь изредка поражая мехи. Кругом свистели пули, снаряды ПМРов превратили щит в форменное решето, не дающее никакой защиты. Один такой пробил плечо заряжающему, когда тот брался за очередной снаряд. Рука повисла на окровавленном куске кожи. Солдат взвыл, схватился за неё, заорал от боли ещё громче.

Командир выхватил кортик и быстрым движением перерезал кожу у самого обрубка.

— Ступай, — махнул он ему рукой с окровавленным кортиком, — найти медиков.

Побелевший от боли и кровопотери солдат кивнул и начал неловко слезать с платформы самохода.

Искать нового заряжающего было некогда, поэтому командир сам подхватил снаряд и сунул его в казённик. Орудие рявкнуло, выплюнув болванку. Но результат выстрела превзошёл все ожидания командира самохода. Цепь взрывов пронеслась по полю боя, разрывая каии, уничтожая мехи. Это дали залп лёгкие гаубицы. За ним последовал ещё один и ещё.

Как и в прошлый раз гаубицы решили исход сражения. К тому же, орудия уже заняли позиции и были готовы ударить по столице. Врагу не удалось добиться нужного результата. И он предпочёл отступить.

Чёрная волна каии отхлынула от линии обороны, забирая с собой и немногочисленные оставшиеся мехи, огрызающиеся очередями из пулемётов и выстрелами из ПМРов.

— Мы на позициях, Хатицука-дайсё, — доложил начальник штаба бригады. — Когда прикажете открыть огонь?

— Ждём, — коротко ответил тот.

— Чего? — удивился начальник штаба.

— Приказа, — ответил Хатицука, постучав пальцем по радиостанции.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио

Ранг Наэ казалось вовсе не покидала ангар, где ремонтировали доспехи духа. Вместе с рабочими и инженерами она трудилась не покладая рук. Они ели и спали прямо в ангаре. Перемазанные в машинном масле и смазке они восстанавливали доспехи, едва ли не по частям. Работа в ангаре не прекращалась ни на минуту. Одни бригады сменяли другие. Металлический грохот стоял сутками. Казалось, здесь ничуть не тише, чем на поле боя, в которое превратилась столица Японии.

Хакусяку не слишком любил спускаться сюда, но во всех остальных помещениях базы он уже побывал, пообщался со всеми бойцами отряда, кроме Марины. Та столь самозабвенно отдавалась стрельбе из своего любимого револьвера, что он решил ей не мешать. Теперь пришла очередь ремонтного ангара и Ранг Наэ.

— Как идёт подготовка доспехов? — поинтересовался хакусяку у кореянки.

— Я и не представляла, в каком они плачевном состоянии, — ответила та. — Пока мы сражались в них, казалось, так и надо, а оказывается, доспехи разве что не разваливались на ходу. Система «Иссэкиган» повреждена на всех машинах, линзы все в трещинах, маркировка сбита. Как мы умудрялись попадать хоть в кого-то, просто не понимаю!

— Вот видишь, — кивнул хакусяку, — а вы хотели драться в них и дальше.

— Это было бы просто немыслимо! — воскликнула Наэ. — Да они могли бы развалиться в следующей же схватке.

— Не развалились бы, конечно, — рассудительно произнёс хакусяку, — но и воевать в них было, наверное, равно самоубийству. Особенно когда против вас будет гигантский каии.

— А почему вы, хакусяку, так уверены в том, что Юримару обязательно превратиться в этого самого гигантского каии? — поинтересовалась Наэ. — Я лично не слишком верю во всю эту мистику, все эти энергии тьмы и прочее. Я считаю, что даже это вовсе ни какие-то там твари, порождённые злом, а просто некая форма жизни, отличная от нас. Просто Юримару удалось наладить с ними контакт и заключить союз для каких-то своих целей.

— Как бы то ни было, — развёл руками хакусяку, — но нам надо добраться до него и уничтожить. Превратится он в гигантского каии или нет — не важно. Ремонт надо закончить в течение следующих суток. Я понимаю, что для этого придётся проработать эти сутки без перерыва, но тебе, Наэ-дзюнъи, я приказываю отдыхать. Прямо сейчас отправляйся в душ и спать. К началу боя ты должна быть отдохнувшей и в полной боевой готовности. И этот приказ не обсуждается. Шагом марш!

— Но я… — начала было Наэ.

— Не обсуждается, — отрезал хакусяку. — Шагом марш!

— Мы вполне справимся без вас, Наэ-сан! — крикнул один из работников. — Вы очень помогли нам, и теперь мы работаем намного лучше! — Он махнул ей разводным ключом.

— Спасибо, — церемонно поклонилась кореянка. — Работать с вами было одно удовольствие для меня.

— Ступайте уже, Наэ-дзюнъи, — поторопил её хакусяку, стоящий в дверях ангара.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Первый воздушный флот

Это соединение хоть и называли Первым флотом, но на самом деле стоило бы именовать его единственным. В ходе войны с каии погибло много дирижаблей, и теперь самые тяжёлые собрали в один флот, готовящийся к бомбардировке столицы. Флот собирали, как говорится, с бору по сосенке, два механосных дирижабля пришлось даже с большим риском гнать из Китая. Именно из-за них вылет флота был сильно задержан. После столь длительного перелёта воздушным гигантам требовался ремонт, и только когда они были признаны готовыми к бою и полностью укомплектованы лёгкими мехами, флот пришёл в движение.

Громадными облаками дирижабли закрыли небо, потянувшись против ветра в сторону Токио. Они прошли над Митакой — с высоты были отлично видны следы недавнего побоища, произошедшего тут не так давно. Летели над дорогой, изуродованной схваткой, шедшей на её полотне всего несколько часов назад. Вот уже флот минует замершую на позициях сводную артиллерийскую бригаду Хатицуки-дайсё.

А внизу, под ними, радист вскидывает голову и протягивает трубку командиру бригады. Тот выслушивает приказ и передаёт его своей бригаде. Все орудия её уже давно стоят на позициях. Гаубицы, мортиры и миномёты готовы по первому слову Хатицуки обрушить на столицу тысячи снарядом.

— Огонь! — командует Хатицука, и бригада как будто взрывается в едином, слитном залпе из всех орудий.

Прошедшие над бригадой дирижабли опускаются на высоту бомбардировки и открывают люки. Тысячи бомб обрушиваются на Токио. С запозданием в небо рвутся крылатые каии, но их встречают лёгкие мехи. Начинается воздушный бой.

А Токио внизу иначе как адом назвать было нельзя.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио

За прошедшие дни вынужденного отдыха Марина извела боеприпасов, наверное, больше, чем за всё время войны с каии. Она стреляла каждый день, разнося в щепу фанерные мишени, выкрашенные в чёрный цвет. На стрельбах они обозначали каии, но Марине намного приятней было воображать, что стреляет она не в абстрактных чёрных чудовищ, а в красных комиссаров, которые так любили носить кожаные куртки и фуражки, или командиров, вроде того же Руднева. И вот что самое странное, стоило ей представить вместо чёрного овала плоской «головы» мишени лицо Пантелеймона — и нажать на курок становилось невозможно. И ведь вместо нынешнего мрачного и какого-то потемневшего лика, чем-то напоминающего великомученика с иконы, Марине представлялась задорная веснушчатая физиономия, какой он щеголял в дни их гимназического знакомства. Ей очень хотелось запомнить его грязным, окровавленным, каким он валялся под копытами их коней, вместе с другими бойцами красного отряда, перебитого Волчьей сотней. Но каждый раз, всё равно, всплывала задорная веснушчатая физиономия с вихрами и в гимназической фуражке набекрень.

Это злило Марину, она начинала откровенно мазать — пули ложились мимо «десятки». Она несколько раз глубоко вздохнула, приводя чувства в порядок, медленно перезарядила револьвер, подняла руку, сосредоточившись на мушке, навела её на «лоб» мишени. Представила себе красную звёздочку на чёрном картузе комиссара. Так стрелять было намного проще. Палец выбирает слабину спускового крючка. Вдох. Задержать дыхание. Выстрел!

Но вместо выстрела прогремел настоящий гром. Это на Токио обрушились бомбы и снаряды. Казалось, здание, где помещалась временная база отряда, подпрыгнуло на месте. Пол заходил ходуном, Марина взмахнула руками, чтобы удержать равновесие. Бомбы и снаряды сыпались на столицу смертоносным дождём.

Почти тут же заревела сирена тревоги. Марина быстро зарядила свой револьвер и бегом бросилась к ангару. Опередила её только Наэ, хотя кореянка могла быть здесь с самого начала. Она ведь большую часть времени проводила в ангаре.

— Наши доспехи полностью готовы к бою, — весело сообщила она Марине. — Мы с техниками только что провели последнюю проверку всех систем.

— Вы пренебрегли моим приказом, Наэ-дзюнъи? — строгим голосом поинтересовался вошедший следом за Мариной хакусяку.

— Никак нет, — ответила та. — Я отправилась в душ, как вы мне приказали, после чего выспалась, проспала около десяти часов. После этого вернулась в ангар, где все работы были завершены, и осталось только провести проверку. Она заняла не более получаса.

— Хорошо, — отмахнулся, словно признавая своё поражение, хакусяку. — Проверять готовность машин одна из задач пилотов, в конце концов.

Остальные бойцы отряда прибежали в течение пяти минут.

— Стройся, — скомандовал хакусяку, мгновенно становясь похожим на высокопоставленного военного.

Отряд встал в шеренгу, вытянувшись по стойке «смирно». Правда, выправка была более чем удовлетворительной только у Ютаро и Марины, остальные мало походили на настоящих солдат, ведь строевой подготовки в отряде не было никогда.

— Начался главный удар по Юримару, — сообщил хакусяку. — Сейчас тонны снарядов и бомб обрушились на кварталы, занятые его тварями. К чему это приведёт, предсказать сложно… Да что там! Невозможно это, не смотря на все заверения наших «верных источников». Но нам остаётся только положиться на них. Как только Юримару превратится в гигантского каии, отряд отправится на грузовиках под прикрытием взвода обычных доспехов, и вступит с ним в бой.

— Разрешите вопрос? — словно ученица, подняла руку Наэ, и, дождавшись кивка хакусяку, поинтересовалась: — А если Юримару не превратится в гигантского каии? Что нам делать в этом случае?

— По окончании артобстрела и бомбардировки, — ответил хакусяку, — отряд выдвинется в район, занимаемый каии, с целью уничтожения Юримару. В любом виде. Задача понятна?

— Хай! — слитно ответили бойцы.

— Тогда быть готовыми к выезду в пять секунд, — кивнул хакусяку.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио. Территория, занятая каии.

Юримару наслаждался. Откровенно наслаждался всем, что происходило. Взрывы грохотали вокруг него. Бомбы и снаряды падали совсем рядом. Он только смеялся. Хохотал, словно безумец. Взрывы закрывали одни прорывы, он тут же открывал новые, швыряя в мир тварей.

Уже не полагаясь на свою фантазию, Юримару перестал создавать каии по своему желанию, полностью отдавшись во власть тьмы. Кошмарные твари лезли из чёрных луж. Одни, выкарабкавшись, ковыляли на звуки выстрелов, готовые рвать людскую плоть. Другие взмывали прямо в небо, распахивая громадные крылья с зазубренными краями.

Вокруг Юримару и над ним шёл бой. Гремели взрывы, рявкали где-то в отдалении пушки, гудели в небе дирижабли, трещали пулемётные очереди. Вместе с бомбами на город падали ошмётки чёрной плоти каии и обломки лёгких мехов, сражающихся с ними в небе. Этот дождь также забавлял Юримару.

Силы его были безграничны. Вот уже несколько дней он без перерыва швырял во врага самых разных каии, восстанавливал за счёт голой тьмы разбитые едва ли не в хлам мехи и снова отправлял их в бой. Часто вместо покойников, которые давно уже подошли к концу, за рычагами этих мехов сидели те же твари, наделённые зачатками разума, вполне достаточными для того, чтобы сражаться. Патроны для пулемётов и снаряды для ПМРов также создавал Юримару. Его силы хватало на всё!

Опьянённый силой Юримару не замечал многого. Как его руки изменились, став похожими на когтистые лапы. Как кожа стала чёрной как смоль. Как перед глазами встала багровая дымка, будто бы его обуял дикий гнев. Как само тело стало меняться — трещат рёбра, раздаваясь вширь, растут мышцы, целыми клоками выпадают волосы, обнажая чёрную кожу головы. Тело его уже не вмещалось в одежду — кимоно затрещало по швам и свалилось с него. Стукнули о мостовую под ногами мечи.

Пятна прорывов потянулись к нему, словно вливаясь в его тело, наполняя новой силой. Но взамен забирая разум. А Юримару всё хохотал, увеличиваясь в размерах, теряя остатки человеческого сознания. Выпрямившись во весь свой ставший громадным рост Юримару потряс кулаками, будто грозя небесам, вместо безумного смеха из его изменившейся глотки вырвалось звериное рычание.

Февраль 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио.

Хакусяку поднял трубку телефона, выслушал всё, что ему сообщили, и скомандовал:

— По машинам. — И добавил: — Громадный каии замечен в центре района, контролируемого Юримару.

Бойцы отряда в одну минуту запрыгнули в свои доспехи и направили их к грузовикам с открытыми платформами. Водители, дежурившие в кабинах, завели двигатели. Рядом с ними заняли позиции стрелки бронегвардии, присланные лично императором. Каждый из них был вооружён пулемётом Тип 11 Тайсё, удобно устроившимся в специальной выемке в двери. Бронегвардейцы были вынуждены ехать наполовину высунувшись из кабины, пристроив стволы в тех самых выемках.

Замыкали колонну три грузовика с крытыми тентами, их кузова были под завязку набиты боеприпасами. Причём одни из них — только ракетами и эресами для доспеха Наэ.

Колонна выехала из ангара и направилась прямиком к территории, контролируемой Юримару. И даже оттуда была отлично видна громадная, уродливая чёрная фигура, возвышающаяся над домами и руинами. Её интенсивно обстреливали и бомбили, но ей, кажется, не было до этого никакого дела, хотя на шкуре её то и дело вспыхивали взрывы фугасных снарядов, мин и бомб.

И в голову Ютаро заползла подленькая мыслишка: «Как же нам удастся победить его с нашими пулемётами и авиапушками?». Но останавливаться было поздно, пути назад у отряда просто не было.

Я тогда, конечно, не знал, что мы выдвинулись в район, занятый каии, едва ли не одновременно с отрядом Ютаро. Наш ждал чёрный автомобиль, на котором обычно разъезжал по столице Накадзо, за рулём его сидел, конечно же, Татэ. На переднем сидении устроился антрепренёр, всё также старающийся сидеть как можно ровнее. На заднем же лежал пистолет-пулемёт Томпсона, а на полу устроился короб с дисками к нему.

— Серьёзно, — даже присвистнул я, забираясь на заднее сидение и кладя пистолет-пулемёт на колени. — Мы прямо налётчики из Североамериканских штатов, только шляп и пальто не хватает.

Татэ неодобрительно поглядел на меня через плечо, а Накадзо, несмотря на боль, усмехнулся. Он сунул руку в бардачок и вынул знакомый мне пистолет. Мой старый ТТ, с которым я дезертировал из рядов Красной Армии. А может быть, и другой, особой разницы для меня не было. Я взял пистолет и пару запасных магазинов к нему. Оружие я сунул за пояс, магазины рассовал по карманам

— Бери с места в карьер, Татэ-сан, — велел Накадзо, закрывая бардачок, — не обращай внимания на моё состояние.

— Но, Накадзо-сан… — начал было тот, но антрепренёр оборвал его коротким жестом.

Татэ что-то пробурчал себе под нос и со злобой рванул рычаг коробки передач. Автомобиль рванулся вперёд, подпрыгнув на какой-то колдобине. Накадзо глухо выругался от боли, которая, наверное, пронзила сейчас всё его тело.

Только сев за рычаги доспехов, и проведя в них некоторое время, бойцы отряда поняли, насколько сильно были повреждены их боевые машины раньше. Это как будто встать на ноги после множества переломов, мешающих ходит, двигаться, даже стоять прямо. Очень приятно было вновь ощутить бронированное тело, сомкнувшееся вокруг тебя по настоящему целым и здоровым. Все узлы работали нормально, конечности двигались без досадных, но ставших уже привычными задержек, на противоударном стекле больше не было сетки трещин, мешающих обзору и прицеливанию.

Вступить в схватку с чудовищем, беснующимся на окраине Токио, отряду пришлось спустя десять минут после прибытия на место. Всё это время продолжался артобстрел и бомбардировка. И только когда отгремели последние взрывы мин и снарядов. А громадные туши дирижаблей отбомбились, приняли на борт лёгкие мехи и потянулись прочь, огрызаясь от наседающих со всех сторон каии очередями из пулемётов и авиапушек.

Вот тогда пришло время отряда «Труппа»!

— Сближаемся, — начал командовать Ютаро. — Атакуем парой и тройкой. Состав меняем в зависимости от обстановки. Стараемся не попадать под кулаки твари. Наэ-сан, занимаешь позицию, даёшь несколько залпом ракетами и реактивными снарядами и сразу меняешь позицию. При необходимости тут же зови нас на помощь. Никакого геройства! Наша задача уничтожить этого каии, а не погибнуть с честью!

Эта мысль показалась революционной даже ему самому. Ведь он был воспитан в классической семье военных, считавших себя настоящими самураями. Для них смерть была самым важным событием в жизни, к которому надо готовиться едва ли не с рождения. Но времена изменились, на первое место вышла боевая эффективность, первым всегда должен умереть враг, а ты — выйти из боя живым и целым, желательно, как можно менее повреждённым, чтобы уничтожить других врагов. И побольше. И с самурайским духом, считал Ютаро, это вполне сочетается.

— Двигаться на максимальной скорости, — завершил короткую речь Ютаро. — Эта тварь столь велика, что промазать по ней почти невозможно.

Отряд бросился на врага, практически не обращая внимания на обычных каии, которые периодически пытались преградить им путь. Для борьбы с ними отряд сопровождали бойцы бронегвардии. Они же прикрывали грузовики с боеприпасами, следующие за «Труппой».

Первые две ракеты сорвались с направляющих на плечах доспеха Наэ. Преодолев расстояние до громадного каии, они врезались тому в грудь. Взрывы оставили глубокие каверны в его чёрной плоти, но они быстро начали зарастать. Тело монстра потекло, словно местами стало жидким, и раны закрылись. Наэ послала вдогонку все эресы разом, но они не нанесли каии такого уж сильного вреда.

Остальной отряд буквально танцевал вокруг твари, расстреливая её изо всех стволов. Пули, казалось, и вовсе не могли повредить ей. Тело каии как будто поглощало их, по чёрной плоти только расходились небольшие волны, как будто она, действительно, была жидкой.

До определённого момента каии, которого Ютаро называл Юримару, хотя точно не знал, конечно, действительно ли это изменившийся седовласый самурай, не обращал внимания на вертящиеся вокруг него доспехи отряда. Казалось, он был полностью поглощён увлекательной охотой на Наэ. Кореянка лишь каким-то невероятным везением успевала уклоняться от громадных кулаков, легко разбивающих крыши и стены домов, за которыми она скрывалась. Водителю грузовика с ракетами и эресами приходилось проявлять просто чудеса мастерства, чтобы не угодить под пудовые кулаки Юримару. Боец бронегвардии, прикрывавший его, отгонял налетающих со всех сторон каии длинными очередями из своего пулемёта. Когда же в бункере заканчивались патроны, брался за меч, ловко орудуя им, будто сидел верхов на коне, а не высовывался наполовину из кабины грузовика.

— Похоже, мы никак не вредим Юримару, — передала Марина. — Нам не удаётся даже отвлечь его от Наэ-дзюнъи.

— Надо продолжать атаковать его, — упрямо настаивал Ютаро. — Пули убивают обычных каии, а этот отличается от них только размером. Значит, на него надо просто потратить больше пуль.

— Логично, — весело поддержала его Готон, азартно выпускающая в тварь снаряды из авиапушки непривычно длинными очередями.

— Да он просто игнорирует нас, — обиженным тоном заметила Асахико, расстреливающая Юримару едва ли не в упор.

— Бьём изо всех стволов! — выкрикнул Ютаро. — Заставим его считаться с нами!

Ничуть не беспокоясь о пулемётах и авиапушках своих доспехов, отряд поливал Юримару длинными очередями, пуская стволы оружия в расход. По двое возвращались к грузовикам с боеприпасами, пополняли их и снова рвались в бой.

И вот Юримару обратил-таки внимание на окружающие его доспехи духа. Он взмахнул рукой — во все стороны полетели чёрные копья. Уклониться от них не составило труда. Этот жест больше походил на отмашку от назойливых насекомых. Но раз Юримару обратил на бойцов внимание, значит, им удалось нанести ему хоть какой-то урон. Пусть пока и не столь существенный. Главное, отряд заставил обратить внимание на себя, а там и до более серьёзного вреда дело дойдёт.

Как только на нас начали атаковать каии, гонка начала, действительно, напоминать налёт чикагских гангстеров. Я читал о них пару бульварных книжек, купленных ещё в Харбине. Мне пришлось высунуться из окна, ведя почти непрерывный огонь из «Томпсона», делая перерывы только на смену магазинов. Автомобиль нёсся на всех оборотах, буквально снося мелких каии, что попадали ему под колёса. Более крупных приходилось объезжать, часто сворачивая в какие-то проулки, а то и вовсе переезжая через развалины домов.

Тяжёлое немецкое авто стоически выдерживало все испытания, выпадающие на его долю, а вот Накадзо приходилось очень туго. Он кривился от боли, шипел, ругался себе под нос, но терпел. Вот только по его форме начало разливаться тёмное пятно. Я успокаивал себя тем, что антрепренёр, как и я, и Татэ, сильно вспотел, не смотря на холод. Вон у меня уже рубашка липнет к телу, а по лицу и шее катятся крупные капли пота. Татэ тоже то и дело проводил рукавом по лбу. Однако что-то подсказывало тёмные пятна на одежде Накадзо — это совсем не нервный пот.

Я в очередной раз высунулся из автомобиля, открыв дверцу, дал длинную очередь по выросшему прямо перед нами здоровенному каии. Пули практически разрезали монстра надвое, обе части его рухнули под колёса нашего автомобиля. Тот подпрыгнул, переваливаясь через груду чёрного мяса, я едва не выпал из него, ухватившись левой рукой за крышу и едва не выронив «Томпсон».

Каии тут же воспользовались этой заминкой. Несколько десятков мелких тварей ринулись к нам, стремясь дотянуться длинными когтями, достать моего сладкого мясца из чёрной консервной банки. Но я быстро перехватил длинный автомат и дал по ним очередь во весь остаток барабана, и тут же нырнул внутрь авто, захлопнув дверь. Когти каии заскрипели по стали, сдирая краску.

Самый ловкий умудрился сунуть лапу в открытое окно автомобиля. Он бежал рядом с нами, легко выдерживая скорость, второй лапой вцепившись в крышу. Когти щёлкали в считанных сантиметрах от моего лица. Спасло меня только то, что я наклонился к стремительно пустеющему коробу с барабанами. Пришлось рухнуть на пол, пребольно ударившись затылком о тот же чёртов короб. Каии просунул руку ещё глубже, потянулся когтями к затылку Татэ. Я выдернул из-за пояса ТТ — выпустил в чёрную конечность весь магазин. Каии убрал руку, но отцепляться не спешил.

Я быстро перезарядил пистолет и несколько раз выстрелил в окно. Одна пуля угодила в дверь — остальные две в тело каии. Тварь обвисла, держась только на когтях, вонзённых в крышу нашего авто. Я загнал в «Томпсон» новый барабан, рывком распахнул дверь, сбрасывая тварь, и снова открыл шквальный огонь по каии.

Громадный кулак Юримару обрушился на дом, стоящий совсем рядом с доспехом Наэ, разнеся не только его, но и основательный кусок мостовой, осыпав боевую машину осколками и каменной крошкой. Она всё же рискнула остаться на месте, чтобы прицельно расстрелять оставшиеся у неё в коробах реактивные снаряды. Они легли очень удачно, поразив колено каии. Здоровенная нога монстра подломилась, и он упал, опершись на кулаки. Наэ рванулась к грузовику с боеприпасами, чтобы как можно скорее пополнив их, развить успех.

— Поддержать Наэ-дзюнъи! — скомандовал Ютаро. — Марина-сёи, Готон-дзюнъи, — девушки только отошли от грузовика, — атакуйте Юримару. Патронов не жалеть! Сатоми-дзюнъи, Асахико-дзюнъи, за мной!

Втроём они подбежали к машине с боеприпасами. Солдаты тут же начали спешно перезаряжать их пушки и пулемёты, выбрасывая пустые бункера и на скорую руку прочищая оружие.

— Скорее, скорее! — торопил их Ютаро, которого весьма нервировала эта вынужденная задержка. — Нам надо быть на передовой!

— Не с неисправным оружием, — отрезал командир отделения, отвечавшего за обслуживание доспехов. — Вы так много не навоюете!

— Так работайте быстрей! — не унимался Ютаро.

Как только все необходимые процедуры были закончены, три доспеха рванули в сторону Юримару. Не смотря на все усилия Марины и Готон, обстреливающих повреждённую конечность твари, громадный каии уже начал подниматься. Раны в плоти его зарастали, хоть и не так быстро как в первые минуты боя.

Подбежав к нему, оставшиеся три бойца открыли огонь.

— Бейте по рукам! — скомандовал Ютаро. — Не дайте твари встать!

Они сконцентрировали огонь на верхних конечностях Юримару. Однако тварь медленно, но верно выпрямлялась, несмотря на все усилия отряда. Монстр повернул в сторону бойцов уродливую голову, жуткая пародия на лицо, казалось, улыбалась. Неожиданно вся морда чудовища ощетинилась чёрными иглами, став больше похожей на спину дикобраза.

Юримару выстрелил иглами, попытавшись накрыть весь отряд. Именно эта самонадеянность и помешала ему. Один или два доспеха он бы смог уничтожить и достаточно легко — игл было для этого более чем достаточно. Но так как Юримару решил поразить как можно большую площадь, уклониться от его снарядов было куда проще.

Тяжёлая ракета врезалась в очистившуюся от игл голову Юримару. Взрыв буквально разнёс её на куски. Вторая довершила дело, разворотив верхнюю часть корпуса.

— Огонь! — закричал Ютаро. — Огонь! Огонь!

Пушки и пулемёты буквально раскалились от длинных очередей. Пули и снаряды рвали тело Юримару. Теперь вместо воронок как на поверхности воды во все стороны полетели ошмётки чёрной плоти.

Первый рой эресов попал в плечо Юримару. Он покачнулся, плоть его потянулась, словно была карамелью, тающей на солнце. Тяжёлая рука оторвалась от тела и рухнула на мостовую, обратившись в большую лужу прорыва, которая быстро впиталась в землю, как будто её и не бывало.

Юримару развернулся навстречу опасности — и второй рой поразил его в грудь. Взрывы разворотили её, оставив множество уродливых каверн. Гигант закачался, словно подрубленное дерево, и завалился на спину. Тело его стремительно таяло, исходя чёрным дымом. Оно прошло сквозь дома, не повредив им, рухнуло на землю и расплескалось, словно в единый миг стало жидким.

— Неужели всё? — удивлённо протянула Сатоми.

Доспехи духа замерли, пушки и пулемёты их исходили пороховым дымом, медленно остывая. Никто не мог поверить, что враг повержен.

— Тормози! — закричал Накадзо, когда буквально перед бампером нашего авто рухнул гигантский каии.

Татэ надавил педаль тормоза, но мы шли на слишком большой скорости, и автомобиль носом нырнул-таки в полужидкую чёрную плоть монстра.

— Вперёд! — Накадзо несмотря на незажившую рану и трудности поездки, первым выбрался из авто. Мы с Татэ последовали за ним.

Я забросил на плечо «Томпсон» с полным барабаном, левой рукой проверил ТТ за поясом. В пистолете оставался последний магазин. Татэ привычно помогал идти Накадзо, потому мне постоянно приходилось сдерживать шаг, чтобы не обогнать его.

— Юримару должен быть где-то здесь, — с трудом процедил через сжатые зубы Накадзо. — Надо найти его как можно скорее.

— Он ведь лишён сил, не так ли? — покосился на меня Татэ, конечно же, не доверявший ни единому моему слову.

— Вот и проверим, — пожал плечами я. — Он и без мистических сил может своими ногами уйти. И лови его потом.

Свободной рукой Татэ вытащил пистолет, снял с предохранителя.

С максимальной доступной нам скоростью мы шагали вперёд, внимательно осматривая окрестности. Разделяться было нельзя, так ведь поступают только герои дешёвых готических романов — их я тоже в Харбине покупал.

Юримару очнулся от холода. Он не чувствовал боли. На самом деле, он не чувствовал ничего, кроме проклятого холода. Ледяной ветер обжигал его, казалось, и снаружи, и изнутри. Он поднялся на ноги, обхватил себя за плечи. Кимоно его превратилось в лохмотья, когда он обращался в громадного каии.

Что-то тёплое билось в груди. Юримару приложил пальцы к коже, на них осталась кровь. Оказалось, что в теле его зияет чудовищная рана, из которой потоком хлещет кровь вперемешку с каким-то чёрным ихором.

И тут Юримару скрутила жуткая судорога. Он рухнул на колени, и его вырвало той же неприятной субстанцией. Тошнило долго и мучительно. Кровь и ихор хлынули с новой силой, заливая живот и руки Юримару.

Когда спазмы прекратились, он сумел с трудом подняться на ноги, придерживаясь за стену ближайшего дома. Где-то рядом зазвучали выстрелы. Длинные очереди из автоматического оружия. Он обернулся на звук — и увидел приближающихся к нему Накадзо, Руднева и какого-то мужчину в чёрном, помогающему бывшему командиру Юримару идти.

— Достали вы меня, — прорычал Юримару, схватившись за голое бедро. Мечей при нём не было, и где они, Юримару представлял с трудом.

— А вот и он, — расслышал он голос Накадзо, и троица поспешила в его сторону. Руднев на ходу вскинул здоровенный автомат, но расстояние для прицельной стрельбы было велико.

Юримару привычно призвал свою силу, но та не отозвалась. Её как будто вовсе не было. Юримару прислушался к себе, и понял, откуда взялось сосущее чувство, как будто потерял руку или ногу. Сила тьмы, которую он привык чувствовать как неотъемлемую часть себя, пропала. На её месте теперь была пустота.

Но приказывать каии, которых в округе осталось предостаточно, он ещё мог. И не преминул воспользоваться этой возможностью.

Каии вдруг ринулись на нас со всех сторон, хотя до того вроде бы потеряли весь интерес к чему бы то ни было. Я едва успел оттолкнуть Накадзо и Татэ и дать длинную очередь по тварям. На наше счастье, все они были мелкими, совсем не те, с которыми мы сражались в доспехах. Пули скосили нескольких, но остальные не обратили на это внимания. Я продолжал стрелять, пока боёк не щёлкнул — барабан опустел.

— Беги к Юримару, Руднев-сан! — крикнул мне Накадзо.

— Беги! — неожиданно поддержал меня Татэ. — Я прикрою Накадзо-тайса.

Юримару трясло. Как будто в жару. С ним бывало такое несколько раз прежде, когда он отлёживался после особенно тяжких боёв. Но после обретения силы подобные ощущение забылись, и для него было шоком, когда он ощутил их снова. Кровь лилась не переставая, Юримару левой рукой зажимал рану на груди, но помогало это слабо. Однако рана меньше всего волновала его сейчас. Главное, вернуть себе прежние силы. Не жалкий контроль над горсткой каии, снующих в округе, а всю ту мощь, которой он обладал считанные часы назад.

Он опустился на колени, попытался погрузиться в транс, совершенно позабыв о троице, на которую натравил каии. Выстрелы Юримару также пропустил мимо ушей. Он помнил, что его преследователи вооружены — не могут же они просто так дать тварям тьмы сожрать себя.

В первый момент он даже не ассоциировал выстрелы с несколькими болезненными ударами в спину. Сила их была такова, что Юримару повалился ничком. Из нескольких новых дыр в груди и на животе хлынули кровь и чёрный ихор. Преодолевая боль, он перевернулся, поглядел на стоящего над ним Руднева. Тот держал в руках пистолет с дымящимся стволом.

— Думаешь… — прохрипел Юримару, — простые пули… убьют меня…

— Теперь да, — усмехнулся Руднев, и нажал на курок.

Я стрелял в Юримару покуда магазин моего ТТ не опустел. После этого перезарядил пистолет полупустым магазином, высадил и его. Не помню, на каком именно выстреле Юримару перестал дёргаться. Передо мной лежал труп в луже чёрного ихора и крови. Седые волосы разметались по грязной мостовой.

Я пару раз пнул его, толкнул носком ботинка голову — она безвольно перекатилась. Зачем-то с размаху опустил каблук на лицо Юримару. Раз, другой, третий, превращая его в кровавое месиво.

Только после этого достаточно удовлетворившись результатом, я обернулся туда, где остались Накадзо и Татэ. Пожилой тайса сидел над телом агента, продолжавшего сжимать пистолет. Вокруг них громоздились несколько тающих в зимнем воздухе тел каии. Я быстро направился к ним, не чинясь, опустился на колени.

— Прикрывал меня до последнего патрона, — глухим голосом произнёс Накадзо. — Но тварей было слишком много. Пришлось обоим браться за клинки.

Только сейчас я заметил лежащий рядом с Татэ короткий меч. Накадзо же опирался на длинный, положенный ему по рангу, син-гунто. Клинки обоих были перепачканы медленно испарающимся чёрным ихором, заменявшим каии кровь.

— Он никогда не доверял мне, — произнёс я, сам не зная, к чему, — но всё же… Вы знаете, как его звали? — спросил я у Накадзо. — А то всё Татэ-сан, да Татэ-сан… Надо же что-то на могиле написать.

— Так и напишем, Татэ, — ответил Накадзо. — Это было его единственным именем долгие годы. И другого я просто не знаю… — Он как-то беспомощно развёл руками.

— Идёмте к отряду, Накадзо-сан, — предложил я. — Юримару мёртв — я удостоверился.

— Пока рано, Руднев-сан, — покачал головой тот. — Это победа Ютаро, пусть юноша насладится ей сполна. А завтра мы с вами снова покажемся.

— Как скажете, Накадзо-тайса, как скажете.