Ноябрь 9 года эпохи Сёва (1935 г.) Токио

День рождения маленькой Алисы Руа стал для театра событием почти вселенского масштаба. Все очень хотели угодить девочке с непростой судьбой, она быстро стала любимицей всей труппы и персонала. Однако, как празднуют день рождения за пределами Японии, знали лишь трое. Марина, Асахико и я. Правда, прима тут же заявила, что никаких зарубежных обычаев не знает и не признаёт. Так что остались только мы с Мариной.

И вот, где-то за неделю до дня рождения нас вызвал к себе Накадзо и напрямую заявил:

— Я знаю, что вы, мягко говоря, недолюбливаете друг друга, но сейчас вам придётся немного поработать вместе. Только вы можете помочь всему театру в таком очень деликатном деле, как день рождения Алисы-тян.

— Нет никакой необходимости в нашей совместной работе, — отмахнулась Марина. — Я получила хорошее образование и не бегала из гимназии на фронт, так что вполне могу справиться этой задачей сама. Мне не нужно для этого никаких военспецов.

— Кто вам для этого нужен, а кто — нет, — осадил её Накадзо, — решать мне. В общем, иного развития событий я не ожидал, потому можете считать это прямым приказом. И с вас обоих спрошу за организацию праздника. Всё ясно?

— Так точно, — по привычке, по-русски отчеканил я, щёлкнув каблуками.

Марина же ограничилась коротким кивком.

Мы вместе вышли из кабинета и практически рука об руку прошли до холла. Там остановились и поглядели друг на друга. Бывшие возлюбленные, никогда не бывшие любовниками, тульские Ромео и Джульетта, смертельные враги в страшной, братоубийственной войне, товарищи по оружию через много лет после её окончания. Кто мы теперь? Кем станем? Мы стояли и смотрели в глаза друг другу, будто в душу заглянуть хотели, только что воздух между нами не шипел, и молнии не сверкали.

— Мы никогда не забудем о том, что лежит между нами, — первым отважился заговорить я. — Ни Крыма, ни Перекопа. Но всё это в прошлом, а перед нами лежит будущее. Зачем тащить в него нашу ненависть и кровь?

— Ты знаешь, Пантелеймон, — ответила она по-русски, называя меня по имени, как звала всегда, — я каждый день, после твоего прихода в театр, просыпалась с мыслью, что именно сегодня застрелю тебя. Я заряжала свой «Смит-Вессон», выбирала пулю именно для тебя, но так и не решилась выстрелить тебе ни в спину, ни в лицо.

— Он и сейчас при тебе? — спросил я. Марина в ответ покачала головой. — Ну и бог с ним, с револьвером. Главное, что ты не стала настоящей убийцей, потерявшей всё человеческое. Значит, у тебя есть будущее.

— А про себя ты не можешь сказать того же? — задала мне вопрос Марина.

— Не знаю, если честно, — пожал я плечами. — Ведь я не оказывался на твоём месте, потому и не могу судить, каково это, быть в шаге от врага, иметь возможность убить его, но не делать этого.

— А как же я? — удивилась Марина.

— Убей я тебя, — честно сказал я, — на следующий же день прикончат и меня. А я не для того бежал из СССР, чтобы через два месяца умирать за границей.

— В логике тебе никогда нельзя было отказать, — усмехнулась Марина. И усмешка стала первой трещиной в том льду, что сковывал наше отношение друг к другу.

Вместе мы направились на театральную кухню, где Марина принялась объяснять родственнице бригадира Тонга, как готовить праздничный торт для дня рождения. Я же сказал ей, что отлучусь, и пошёл в кабинет Мидзуру, который занимала теперь Дороши, чтобы выяснить, сколько лет исполняется Алисе. Надо же знать, сколько свечей ставить на торт.

— Сколько лет Алисе-тян, — озадаченно произнесла Дороши. — Надо поднять документы Мидзуру-сан по ней. Я вам обязательно скажу, только я не понимаю, для чего.

Я кратко объяснил, в чём дело, и хотел уже покинуть кабинет, но Дороши остановила меня.

— Погодите, Руднев-сан, — сказала она. — Мне надо поговорить с вами.

— По какому поводу? — удивился я, садясь в кресло напротив девушки по её приглашению.

— Мне надо работать над программами мехов для вычислителя, — пустилась в объяснения Дороши. — Для них я беру цифры из справочников и прочей литературы, но нужна более точная информация. Вы, единственный из всех в театре, воевали на устаревших моделях советских мехов «Большевик» и «Подпольщик». Расскажите подробней, как они ведут себя в бою, как реагируют на повреждения разной степени тяжести.

— Очень интересно, — потёр я подбородок. — Давайте так, Дороши-кун, вы меня спрашивайте обо всём по порядку, а я буду отвечать вам, по возможности максимально развёрнуто и подробно, насколько смогу. Не забывайте, воевал я на «Большевике» ещё в двадцать девятом, после этого были только учения.

— Хорошо, — кивнула Дороши, выкладывая перед собой на стол пухлый блокнот и перо, приготовившись записывать за мной. — Как поведёт себя «Подпольщик» при прямом попадании из ПМРа? К примеру, того же Mauser P-gewehr.

— Из противомеховых ружей в меня не попадали, — честно ответил я. — Их, скорее всего, не было у гоминдановских солдат. Могу описать попадание из сорокопятимиллиметровой пушки.

— Нет-нет, — покачала головой Дороши. — Мне нужно узнать поведение меха при попадании из пулемётов и авиапушек, примерно соответствующих тем, которые применяются доспехами духа.

Какое отношение к этому имел немецкий ПМР, я так и не понял, но принялся развёрнуто и подробно отвечать Дороши. Из пулемётов в меня стреляли часто, даже очень часто. Бронирование «Большевика» было противоосколочным — пули из «Максима» отскакивали от неё, как горох. Мы шли на окопы врага, совершенно не опасаясь огня противника. Правда, самые слабенькие пушки могли своими болванками остановить нас. Карандаши их снарядов прошивали нашу броню — одного-двух попаданий вполне хватало для того, чтобы вывести из строя «Большевика». «Подпольщику» хватало ненамного больше.

— А вот про авиапушки ничего сказать не могу, — развёл я руками в конце длинного монолога. — Их у нас стали ставить на лёгкие мехи «Красный ястреб» и «Красный альбатрос», «Коммунист» первая наземная модель БМА, оснащённая ею. У китайцев мехов не было вообще, да и у нас их было всего десять штук. Ровно поровну «Большевиков» и «Подпольщиков».

Дороши быстро писала что-то в своём блокноте.

— При повреждении ножных тяг, — записав всё, продолжала она расспросы, — как сильно начинает уводить «Большевика» и «Подпольщика» в сторону?

Я припомнил, как мне пришлось полчаса воевать на «подволакивающем ногу», как у нас говорили, «Большевике». Те ещё ощущения. Движется намного медленней, экраны боевой оптики перекошены и приходится постоянно по-птичьи склонять голову к плечу, отчего потому долго ещё болела шея. При каждом шаге «Коммуниста» едва ли не разворачивает, вести огонь на ходу невозможно — стволы пулемётов Фёдорова болтает из стороны в сторону.

— На «Подпольщике» стояли те же фёдоровы, — рассказывал я, — только спаренные. А по массе они не сильно превосходит «Большевика», потому при повреждении коленных тяг его должно болтать примерно также.

Примерно в том же ключе мы беседовали около часа, пока к Дороши не зашёл Накадзо, одетый в форму.

— Пора начинать тренировку, — сказал он. — Все собрались и ждут, собственно, только тебя, Дороши-кун. Ну и Руднева-сан тоже, — добавил полковник, глянув на меня.

— Тренировок сегодня не будет, — отмахнулась она, дописывая предложение. — Мне надо закончить беседу с Рудневым-сан, после этого я буду работать с программами для МТВ. Так что возможно и завтра не будет тренировки, пока я буду дорабатывать программные характеристики моделей «Большевик» и «Подпольщик». Кроме того, надо будет и над остальными моделями потрудится с учётом сказанного Рудневым-сан.

— Вот как, — только и сказал на это Накадзо, — и никакой субординации, — усмехнулся он, поглядев на меня.

Он вышел из кабинета, наверное, чтобы сказать отряду, что тренировки сегодня, а возможно и завтра, не будет.

— Продолжим, — склонилась над блокнотом Дороши, погрызла кончик пера и задала следующий вопрос.

Свободное время, неожиданно свалившееся на них, каждый использовал по-своему. Асахико сразу же укатила по дорогим магазинам. Готон отправилась в тренировочный зал. Сатоми последовала за ней. А вот Марина, взяв в помощь Ютаро, поехала в город. Ей долго пришлось объяснять юноше для чего.

— Странная традиция, дарить подарки на день рождения, — сказал он, пожимая плечами. — Да и вообще, праздновать этот день как-то непривычно.

— Не забывай, Ютаро-кун, — ответила на это Марина, — что Алиса-тян не японка, и приехала сюда меньше месяца назад. Да и раньше, у себя на родине, она не часто праздновала свой день рождения.

— Но чем я-то могу вам помочь в этом деле? — удивился Ютаро.

— Я не слишком хорошо ориентируюсь в Сибуе, чтобы выбрать хороший подарок для Алисы-тян, — безапелляционным тоном заявила Марина.

— Марина-кун, — остановился в холле театра Ютаро, — вы, что же, считаете меня большим экспертом по подаркам десятилетним девочкам?

— А кого мне лучше взять с собой тогда? — развела руками Марина.

— Сатоми-кун, — не задумываясь, ответил Ютаро.

— Она почти не была в столице за пределами театра, — заметила Марина.

— Но лучше взять её с собой, — предложил Ютаро. — Ведь она лучше нас выберет подарок для Алисы-тян.

— Верно, — согласилась Марина. — Идём в зал тренировок. Сатоми-кун, кажется, туда пошла.

Они, действительно, застали девушку там. Она фехтовала против Готон, отбивавшейся от неё голыми руками. При этом вооружена Сатоми была своим боевым мечом. Девушки словно танцевали друг вокруг друга, сверкал клинок меча, молниями метались кулаки. Готон каким-то непостижимым образом отбивала плоскость клинка предплечьями, пыталась поймать его в захват двумя раскрытыми ладонями. Руки её были покрыты царапинами и мелкими ранами, но она не обращала на них внимания, продолжая грозящий смертью танец.

В какой-то момент противницы разошлись, давая друг другу отдых. Вот тогда-то Марина и обратила на себя внимание, несколько раз хлопнув в ладоши.

— Довольно ваших опасных игр, — сказала она. — Сатоми-кун, идём с нами.

— Куда? — спросила удивлённая девушка.

— Выбирать подарок Алисе-тян, — ответил Ютаро. — Никто лучше тебя этого не сделает.

— Ступай, Сатоми-кун, — сказала Готон. — Мне руки перебинтовать надо, а то кровь так и течёт. Похоже, перестарались мы с тобой с этими тренировками.

— Мы ждём тебя внизу, — бросила Марина.

Они спустились в холл, и Марина ушла в театральный гараж, выводить авто. Ютаро вышел на улицу. Вскоре к нему присоединилась переодевшаяся Сатоми, а через пять минут подъехала автомашина с Мариной за рулём.

Они покатили по улицам Токио. Первое время разговор как-то не клеился, но когда молчать уже не было никакой возможности, Сатоми брякнула первое, что пришло в голову:

— Марина-кун, а что вы любили в детстве? Ну, какие игрушки или кукол?

— Мы, вообще-то, тебя взяли как знатока детских потребностей, — ответила Марина, не оборачиваясь.

— Я же выросла при синтоистском храме и школе мечников моего отца, — удивилась Сатоми. — Он всегда мечтал о сыне и наследнике, но мама после первых родов была слишком слаба и врачи в один голос утверждали, что вторых она уже не перенесёт. Отчаявшись, отец решил сделать из меня наследницу своего мастерства. Он учил меня с самого детства обращению с мечом. Так что игрушек у меня почти что и не было.

— А ты вспомни, о чём мечтала лет в десять? — подтолкнула её Марина. — Ведь если нет игрушек, то их очень хочется получить.

— Я не об игрушках мечтала, — покраснев, ответила Сатоми, — а о том, как бы отцу угодить и выучить новый приём как можно быстрей.

— Да уж, — постучала пальцами по рулевому колесу Марина. Их авто стояло на перекрёстке. — Выходит, мы, все трое, совершенно не представляем, что дарить Алисе-тян. Скверное дело.

Загорелся зелёный свет, и она нажала на педаль газа. Автомобиль покатил дальше, по направлению к Сибуе.

Перезвон колокольцев и амулетов отвлёк Накадзо от скучных размышлений ни о чём. Тренировок не было, однако почти весь персонал театра носился с днём рождения Алисы и антрепренёр, не принимавший в этом никакого участия, чувствовал себя едва ли не лишним на всём этом безумном празднике жизни. С ним, вообще, иногда случались приступы острой меланхолии, которые обычно гасил ударными дозами сакэ. Но сейчас расслабляться было никак нельзя. Юримару мог объявиться в любой момент, надо быть готовым к этому, встретить его во всеоружии, а потому пить Накадзо сейчас никак нельзя. Вот он и боролся с меланхолией без этого спасительного лекарства.

Появление агента Татэ не то, чтобы застало Накадзо врасплох, хотя тот и явился вне обычного графика. Антрепренёр обрадовался этому поводу отвлечься от дурных мыслей. Он быстро спустился, вышел на улицу, опёрся локтями о передвижной прилавок, словно прицениваясь к амулетам.

— Мои осведомители, — указал ему продавец на кругляш с иероглифами, облегчающий роды, — видели сегодня в городе Юримару. Создаётся впечатление, что он намеренно показался им.

— Это вполне в его стиле, — кивнул Накадзо, вертя в пальцах амулет. — Он бросает нам вызов по всем правилам. Прикажи своим осведомителям держаться от него подальше и ни в коем случае не пытаться следить за Юримару. Ни в коем случае, — повторил он.

— Уже пытались, — мрачно сказал продавец, кладя амулет родовспоможения и наугад протягивая Накадзо другой. — И закончилось это весьма скверно.

— Как именно? — поинтересовался Накадзо, отказываясь от нового амулета, в отличие от продавца он отлично разглядел его — надобности в талисмане для привлечения богатых покровителей у него не было.

— Последний из них пришёл к нам и сообщил, что следить за Юримару не стоит, — мрачно произнёс продавец. — Правда, он мёртвый был и голову свою под мышкой нёс.

— Да уж, — протянул Накадзо, — шутка вполне в его стиле. Ты только за этим пришёл, Татэ-сан?

— В общем-то, да, — ответил продавец. — Больше никаких новостей, однако я посчитал, что появления Юримару вполне достаточно, чтобы прикатить свой лоток вне расписания.

— И правильно сделал, — заверил его Накадзо.

Приобретя фарфоровую манэки-нэко с поднятой правой лапкой, он вернулся в театр.

Марина припарковала автомобиль и все выбрались из него. Вокруг них кипела суматошной жизнью Сибуя. Молодые люди совершенно не представляли, куда им идти, как выбирать подарок. Так и стояли они вокруг чёрного авто, потерянно глядя на суету вокруг.

— Чего мы стоим? — подтолкнула всех к действию решительная Марина. — Разделяемся и ищем подарок для Алисы-тян. Возвращаемся через полчаса сюда, обсуждаем варианты и выбираем.

Сатоми и Ютаро кивнули и они, как в сказке, разошлись в три разных стороны. Сатоми долго ходила среди ярких витрин, не решаясь заглянуть ни в один из магазинов. Она слабо представляла себе, что кроется за их ярким блеском. Что бы не говорили Марина и Ютаро, она не знала, что дарить Алисе. Да и что, вообще, принято дарить детям на день рождения. И зачем что-то дарить? Странные обычаи, всё же, у этих европейцев.

— Я вижу вы в затруднении, — вырвал её из раздумий незнакомый голос. — Быть может, я смогу помочь вам?

Сатоми подняла голову, отвернувшись от витрин. Перед ней стоял молодой человек с длинными, седыми волосами, одетый в костюм, представляющий собой эклектику японского и европейского костюма. Весьма удачную, надо сказать, что было удивительно.

— Я вижу, вы недавно в столице и у вас разбегаются глаза, — с усмешкой сказал седовласый. — Скажите, что вы хотите купить, быть может, я смогу вам помочь.

— Вряд ли вы сможете помочь мне, — вздохнула Сатоми. — Я ищу подарок для девочки десяти лет.

— Это же Сибуя, юная госпожа, — усмехнулся незнакомец, — здесь можно найти всё!

— Хорошо искать, когда знаешь, что ищешь, — развела руками Сатоми.

— Юная госпожа, — незнакомец явно был в приподнятом настроении, — дети любят игрушки. А девочки больше всего обожают кукол.

— У вас есть дети? — наивно поинтересовалась у него Сатоми.

— Нет, — как-то даже смутился седовласый незнакомец. — Однако это же проще простого. Мальчишкам подавай мечи и пистолеты, а девочкам кукол.

— Спасибо… — Сатоми замялась, не зная, как обратиться к незнакомцу.

— Уцуномия, — представился тот с лёгким вежливым поклоном.

— Уцуномия-сан, спасибо, — куда ниже поклонилась ему Сатоми.

— Позвольте узнать ваше имя, юная госпожа, — сказал ей седовласый Уцуномия.

— Кузуноки, — ответила она. — Кузуноки Сатоми.

— Уж не родственница ли вы мастера меча Кузуноки Наэтаки? — заинтересовался Уцуномия. — Я брал у него когда-то уроки.

— Я его дочь, — с какой-то даже гордостью ответила Сатоми. — А вы приезжали к нему в школу или учились, когда он преподавал в столице?

— Я брал у него уроки в столице, — сказал Уцуномия, — частным порядком. Он — великолепный мастер, его уроки очень много мне дали. Как его здоровье, кстати?

— Отец ещё преподаёт, — грустновато произнесла Сатоми, — хотя, к радости его учеников, занятия длятся не так долго, как раньше.

— Все мы, увы, не молодеем. — Уцуномия прочесал длинными пальцами седые пряди. — Наверное, и я бы сейчас был только рад уменьшению тренировки, хотя когда-то мне казалось, что они слишком коротки. Однако ваш отец, Кузуноки-сан, за эти короткие тренировки умудрялся выжимать меня, как тряпку. Когда увидите его, передавайте привет от меня.

— Обязательно передам, Уцуномия-сан, — поклонилась Сатоми. — А сейчас мне пора идти. И ещё раз спасибо за подсказку.

— Погодите, Кузуноки-сан, — остановил её Уцуномия. Он сунул руку во внутренний карман длиннополого плаща и вынул оттуда небольшой колокольчик на красной ленточке. — Передайте этот колоколец вашему уважаемому отцу, вместе с моим приветом.

Уцуномия протянул ей колокольчик на затянутой в узкую чёрную перчатку раскрытой ладони. Сатоми приняла его, подивившись тому, что колокольчик оказался странно тяжёлым. Вся поверхность его была покрыта сложным узором, который Сатоми ощущала кожей ладони.

— Обязательно передайте его отцу, — попросил на прощание Уцуномия.

Сатоми вежливо поклонилась ему, заверив, что конечно же передаст подарок и напоминание отцу при первой же возможности. Попрощавшись с Уцуномией, Сатоми поспешила к автомобилю, где её уже ждали Марина и Ютаро. Колокольчик лежал у неё в кармане, иногда позвякивая и сильно оттягивая его своим весом.

Посоветовавшись, молодые люди пришли к тому, что дарить лучше всего именно куклу. Ютаро предлагал ещё платьице в европейском стиле, но девушки резонно возразили, что платье лучше всего шить по индивидуальным меркам, а не покупать готовое. Ютаро быстро уступил более авторитетному мнению, и они все вместе отправились в первый же магазин, где торговали игрушками.

Насколько хороша была кукла, которую они купили, могла бы оценить разве что сама Алиса, но брать её в эксперты не получилось бы никоим образом. Марина потратила все деньги, что были выделены на это дело Накадзо, и большая кукла в нарядной коробке заняла почти всё заднее сидение чёрного авто. Всю дорогу до театра Сатоми разглядывала её, думая, понравился бы ей такой подарок, когда ей было десять лет. А в кармане периодически позвякивал тяжёлый колокольчик на красной ленточке.

Несмотря на прекращение тренировок и медитаций дел у меня, кажется, только прибавилось. Я ведь почти забросил основную работу в театре, и теперь приходилось выслушивать бесконечные жалобы мастера Тонга. Китайский эмигрант со своей бригадой тянул эту работу сам.

— А как работать? — в энный уже раз спрашивал он у меня. — За деньгами к кому идти? Мидзуру-сан нет, а кто за неё — не знаем. Ни вас, ни Накадзо-сан не доищешься. А деньги заканчиваются. Надо дерево покупать. Надо грузовики подряжать. Краски, опять же недешёвы. Да и людям моим кушать хочется. Ещё день-два, помяните моё слово, и они разбегаться начали бы.

— Будут вам деньги, Тонг-сан, — в сотый раз отвечал я. — И на краски, и на дерево, и на грузовики.

После Тонга на меня наседала Дороши, к которой я приходил с нарядами для Тонга. Надо отдать ей должное, девушка не подмахивала их, не глядя, внимательно читала все, заставляла меня обосновывать суммы. Даже Мидзуру так внимательно не относилась ко всем деталям. И ведь видно же было по всему, что Дороши не особенно занимают эти вопросы, скорее, она как будто отбывала длинный, скучный, но необходимый номер. Но только когда все наряды были подписаны и суммы выплат согласованы, Дороши принималась подробно и с азартом расспрашивать меня о БМА. Обработка данных, необходимых, как говорила Дороши, для корректной работы моделей вычислителя.

— На ваших ответах, — говорила она, — я собираюсь построить поведение сходных моделей мехов. Очень жаль, что в вас не попадали из авиапушки и крупнокалиберных пулемётов.

— А вот мне, Дороши-кун, — усмехнулся я, — как-то совершенно не жаль, что меня не дырявили из подобных орудий.

— Гхм, — произнесла нечто нечленораздельное девушка, понявшая, что сказала бестактность, и потёрла пальцами щёку. — Простите, Руднев-сан, я немного увлеклась.

— Ничего страшного, — отмахнулся я. — Всё в порядке. Продолжайте, Дороши-кун, а то меня ждёт Накадзо-сан для тренировки.

Ввиду отсутствия «подпольных дел» Накадзо решил радикально увеличить часы фехтовальных упражнений. Теперь мы сражались по несколько часов напролёт, почти без отдыха. Накадзо хоть и был намного старше меня, и по виду его никогда нельзя было сказать, что в этом сухопаром человека, скрывается столько силы и выносливости, однако каждый раз мне приходилось просить о передышке. Накадзо был готов сражаться бесконечно долго.

— Вы делаете определённые успехи, Руднев-сан, — сказал он в очередную такую передышку. — Но всё же слишком медленно. Юримару уже начал появляться в городе, а значит, в самом скором времени он нанесет нам удар.

— Это вы к тому, — сказал я, снимая плечевой щиток и проверяя свежие синяки, которые «весьма удачно» легли на старые травмы, хорошо отделывал меня Накадзо, — что он называл меня личным врагом. Я имел сомнительно счастье фехтовать против него, к счастью, всего несколько секунд, и могу сказать, как бы упорно я ни тренировался, он прикончит меня очень быстро.

— Тогда возьмите у Марины-сан револьвер и сразу пустите себе пулю в лоб, чтобы не мучится, — резко ответил мне Накадзо. — Уж от вас-то я не ожидал подобного нытья. Вы, Руднев-сан, человек бывалый испытанный, а сейчас сидите тут и подвываете от жалости к себе. Убьёт вас Юримару, так примите смерть с честью.

— Я вырос в другой культуре, Накадзо-сан, — буркнул я, надевая щиток и беря эспадрон. — En garde!

Новая сходка. Стук клинков. Треск щитков. Мы пляшем друг вокруг друга, обмениваясь ударами. Не знаю, то ли разозлил меня Накадзо, то ли просто повезло, но в этот раз мне удалось достать его. Клинок эспадрона лишь краем задел руку Накадзо и в ответ я получил мечом по плечу, да с такой силой, что я даже на колено припал. От второго выпада противника я сумел каким-то чудом закрыться. Деревянный клинок стукнулся об основание клинка стального. Использовав инерцию этого удара, я разорвал расстояние, выставил перед собой эспадрон. Накадзо продолжил атаку. Проскочил несколько разделявших нас метров и вскинул меч, целя мне в голову. Конечно, именно туда он бить не собирался — я давно понял, что очевидные атаки никогда не бывают результативными. Разве что иногда. Очень редко. Вот как сейчас! Я в последний момент успел уклониться от деревянного клинка, но контратаковать не стал, ведь именно этого ждал Накадзо, явно намеренно открывшийся. Он отступил на полшага, закрылся деревянным мечом. Вот тогда-то я и атаковал. Четыре чётких и быстрых удара были отбиты Накадзо. После чего сделал молниеносный выпад. Я успел уклониться от него, деревянный клинок прошёл в считанных миллиметрах от моего лица. Но Накадзо оказался достаточно близко ко мне, и я сумел перехватить его запястье, взяв в жёсткий захват. Накадзо рванул руку, попытавшись вывести меня из равновесия. Я подался вперёд, будто следуя заданному им направлению, но лишь для того, чтобы врезаться в сухопарого противника всем весом. Я, конечно, не был чудо-богатырём, однако сбить с ног Накадзо мне удалось. Он так и остался лежать на полу с задранной кверху рукой, запястье его я не выпустил из захвата.

— Отлично! — воскликнул он, не поднимаясь с пола. — Вы, наконец, сумели применить свои навыки рукопашного боя в фехтовальном поединке. Развивайте их, применяйте почаще и тогда можно будет говорить о первых шагах к победе над Юримару.

Я отпустил руку Накадзо. Тот быстро поднялся на ноги, сменил иссечённый деревянный меч на новый и встал в позицию.

— К бою, Руднев-сан!

Надо ли говорить, что все последующие схватки я проиграл. Мне так и не удалось повторить успеха.

Новое убежище устраивало Юримару полностью. Не смотря на некоторую склонность к театральным эффектам, которую он за собой замечал, седовласый самурай любил и ценил комфорт. А его так не хватало в том разрушенном храме. Не то что здесь. Где и несколько комнат, и приличная мебель, и даже патефон. Пластинка у него, правда, была только одна, зато слушать её он мог почти до бесконечности. Да, Юримару имел сентиментальную слабость — едва ли не каждый день он слушал «Марш борцов с каии».

И каждый раз он задавался вопросом: а что бы сталось с ним и со всеми, не переступи он тогда опасной черты? И что самое странное, всякий раз, когда он задавался таким вопросом, рядом тут же оказывалась Кагэро.

— Прибыла новая партия трупов, — сказала она. — В этот раз из САСШ. Ни одного пилота меха. Кажется, это всё американские преступники, убитые в уличных схватках.

— Почему ты пришла к такому выводу? — поинтересовался Юримару.

— Почти во всех дыры от пуль, — сказала она. — Некоторые буквально изрешечены ими.

С тех пор, как Юримару удалось улучшить заклинание, ему больше не требовалось, чтобы труп и при жизни был пилотом меха. Поэтому теперь ему, вместе с устаревшими моделями со всего мира слали и мертвецов самого различного происхождения. Из Германии эшелонами слали тела исхудавших людей в полосатых робах с жёлтыми шестиконечными звёздами на спинах. Из СССР трупы были все в странных, грубых татуировках, с плохими жёлтыми зубами, многие были проморожены настолько, что члены их не разгибались ещё довольно долго. Американские мертвецы всё чаще бывали изрешечены пулями. А вот японских трупов почти не было. Слишком сильно обратил на себя внимание Юримару, потому сторонники общего с ним — до поры — дела сидели тише воды ниже травы.

— Возможно все эти трупы нам уже не понадобятся, — задумчиво произнёс Юримару, поглаживая рукоятки своих мечей. — Разве что напоследок устроить большую бучу в столице, чтобы вызвать прорыв Тьмы.

— Ты думаешь, что сможешь уничтожить Накадзо и его отряд одним махом? — с интересном поинтересовалась Кагэро.

— Мы уже сумели подорвать их моральный дух, — произнёс Юримару, — убив Мидзуру. Если удастся прикончить ещё и Накадзо, а с ним ещё пару бойцов, то можно считать победу над его новым отрядом полной.

— Считаешь, без Накадзо отряд станет небоеспособен. — Кагэро провела пальчиком по единственной грампластинке, толкнула её, заставив медленно закрутиться. — Вряд ли всё будет так легко.

— В первые дни отряд будет полностью деморализован, — сказал Юримару, — и не сумеет оперативно отреагировать на мои действия.

— Первые шаги на пути к царству Тьмы, — театрально-зловеще рассмеялась Кагэро. — Под звон серебряного колокольчика.

За неимением лучшего подарок Алисе на день рождения поставили в моей комнате. И теперь она занимала угол моей и без того невеликой комнаты. Здоровенная такая коробка в расписной бумаге, перевязанная ленточками. Все разумно рассудили, что ко мне в гости Алиса точно не заявится, а потому надёжней всего хранить подарок именно у меня.

Каждый раз, выбираясь из постели, я старался не задеть большую коробку, хоть и не догадывался о её содержимом. Каждый раз собирался спросить и забывал за дневными заботами. Однако в одну из ночей позднего ноября я едва не погубил подарок.

Было далеко заполночь, когда я неожиданно открыл глаза. Сам не понял, что меня разбудило. Просто спал себе спокойно, даже сон какой-то видел, и тут — бах! — открыл глаза и лежу, тупо глядя в потолок. Полежал так с минуту, хотел было повернуться на бок, чтобы снова заснуть, но вдруг раздался негромкий звон колокольчика, мгновенно затихший. Динь-динь. И снова тишина. Наверное, первый такой «динь-динь» и разбудил меня.

Я откинул одеяло, быстро выбрался из постели. По пути едва не смёл коробку с подарком. Опасность угрожала ей на протяжении моих длительных поисков выключателя. Когда свет загорелся, оказалось, что я стою вплотную к коробке, упираясь в неё коленями. Очень надеюсь, что ничего не испортил внутри неё. Наскоро одевшись, я захлопнул за собой дверь и выскочил в коридор.

Динь-динь!

Откуда идёт чёртов перезвон? Я покрутил головой. Но понять ничего не понял. Вокруг был только зловещий в ночной темноте театр. Коридор осветился, когда из своей комнаты вышла Алиса. Девочка была небрежно одета в своё обычное платьице, лицо её было бледно от страха. Она обернулась ко мне.

— Он идёт, — едва прошептала Алиса. — Он скоро будет тут.

Я сразу понял, что перезвон имеет потустороннее происхождение, а значит, маленькая дзюкуся должна куда лучше моего ощущать, откуда идёт звук.

— Алиса-тян, — подошёл я к ней, присел рядом, только что за плечи не взял, — откуда этот перезвон? Я тоже слышу колокольчик. Где он звонит?

— Колокольчик зовёт его, — ещё тише сказала Алиса. — Он звонит, — она закрыла глаза, прислушиваясь к себе, — он звонит, — повторила она, — из комнаты Сатоми-кун.

— Буди всех, Алиса-тян, — сказал я ей.

— Опасайтесь его, Руднев-сан, — подняла на меня глаза Алиса. — Он идёт на звон колокольчика.

— Я остановлю его, — заявил я с решимостью, которой никак не чувствовал.

Я поднялся на ноги и решительно направился по коридору к комнате Сатоми. Похоже, девушку звон колокольчика ничуть не беспокоил, у меня же каждый его «динь-динь» отдавался, казалось, в самых костях и зубах. Я едва не споткнулся, когда колокольчик звякнул снова. Я стоял уже у двери комнаты Сатоми и, чтобы не упасть, схватился за стену. В этот раз звук проник внутрь меня. Я задохнулся, почувствовал во рту металлический привкус крови. Зубы заныли, как при скрежете металла по стеклу.

Нового «динь-динь» я мог уже и не пережить, а потому несколько раз сильно стукнул кулаком в тонкую дверь. Та вся затряслась. Никаких звуков изнутри не последовало, и я снова обрушил кулак на дверь. Наконец, с той стороны донеслись звуки возни — Сатоми проснулась и, наверное, одевала кимоно. Прошло не больше полуминуты, как девушка открыла-таки дверь. Она была сильно удивлена, увидев меня на пороге, да ещё и выглядел я, скорее всего, не самым лучшим образом.

— Что случилось, Руднев-сан? — спросила она. — Что такое?

— Колокольчик… — прохрипел я.

Боже! Каким же отвратительно замедленным был мой голос, словно из патефона с разболтанной пружиной.

— Что с вами?! — недоумевала Сатоми.

— Колокольчик, — нашёл в себе силы сказать я. — Колокольчик… Где он?

— Откуда?.. — на полшага отступила Сатоми. — Откуда вы знаете о нём? Я же никому не говорила.

— Где?! — закричал я. — Где колокольчик?!

Сатоми только ойкнула, когда раздался новый «динь-динь». А вот мне он, как клином в череп изнутри ударил. Я рухнул на колени, отплёвываясь кровью. Теперь она сочилась из носа, из глаз, из-под ногтей.

— Что с вами? — Девушка опустилась на пол рядом со мной. — Руднев-сан, что с вами?

— Да колокольчик же!!! — закричал я ей прямо в лицо, оплёвывая кровью. — Неси его сюда! Быстро!!!

Она отпустила меня и нырнула в комнату. Порывшись в ворохе одежды, Сатоми вытащила небольшой серебряный колокольчик на алой ленточке. Язычок его медленно двигался от одной его стенки к другой. Разглядеть его как следует мне не удавалось — он расплывался, как будто всё ещё вибрировал от удара.

Я протянул за ним окровавленную ладонь, и Сатоми уронила колокольчик в неё. Он, зараза, оказался тяжёлым, будто не из серебра, а из свинца отлит. Я рефлекторно сжал его в кулаке. Колокольчик обжигал кожу, словно небольшой уголёк. Я сдавил его пальцами, хотя понимал, что смять его никак не получится. Поверхность его начала медленно накаляться. Я сжал зубы от нарастающей боли, во рту тут же начала скапливаться кровь. Я закашлялся, взвыл от боли и выпустил-таки колокольчик. Он рухнул на пол между мной и Сатоми, с недоумением наблюдавшей за странными манипуляциями. Язычок его приблизился к стенке, через секунду ударился в неё, издав ненавистное «динь». Тут же метнулся к противоположнной — второй «динь».

Я схватился за голову и рухнул на пол, кашляя кровью.

Вокруг затопотали. Я видел только ноги. В мягких туфлях и босые. Меня обступили, заговорили, кажется, все разом.

— С Рудневым-сан то же, что и с Алисой-тян…

— Как ему помочь?

— Что делать?

— Он кровью истекает…

— Смотрите, колокольчик…

— Про него Алиса-тян говорила…

Худая рука, которая могла принадлежать только Накадзо, подняла колокольчик. Я успел заметить, что язычок снова опасно приблизился к стенке. Я рванулся вперёд и вверх, выхватил колокольчик из пальцев Накадзо. Перехватил раскалённый язычок, попытался отжать его обратно, но тот непреклонно сопротивлялся моим усилиям. Я понял, что остановить его не смогу, а следующий звонок точно прикончит меня, а, быть может, и Алису.

Откуда только силы взялись? Я рванулся к окну, прямо с пола, не поднимаясь на ноги. Я возблагодарил японских строителей за невеликие размеры комнат, когда швырял чёртов колокольчик. Он разбил стекло и вылетел на улицу. Не стану врать, что мне тут же полегчало, но из головы как будто вынули тот раскалённый клин, что заколотил в него звон колокольчика. Я без сил опустился на пол, ощущая ладонями и щекой мокроту собственной крови. Она всё ещё слабо сочилась из глаз, дёсен, из-под ногтей.

— Руднев-сан, — меня подняли на ноги, через слипающиеся от крови ресницы я разглядел лицо Накадзо, — что всё это значит? При чём тут колокольчик? Что творится с вами и Алисой-тян?

— Не… знаю… — прохрипел я, сплёвывая себе под ноги, чтобы можно было нормально говорить. — Меня разбудил чёртов звон. Я вышел из комнаты и в коридоре увидел Алису-тян. Она сказала, что колокольчик звенит в комнате Сатоми-кун. Я отправился к ней, а Алису-тян попросил поднять на ноги остальных. Извини, Сатоми-кун, что напугал тебя. Но я просто шалел от звона колокольчика.

Я уже мог стоять сам и перестал виснуть на поднявшем меня Ютаро. Действие колокольчика уже почти не чувствовалось, о нём напоминали только головная боль да корка крови на лице, во рту и на руках. Удивительно даже, пяти минут не прошло, как я едва в ящик не сыграл от боли, а уже как огурчик — готов к труду и обороне, как теперь говорят у меня на родине.

— Надо поглядеть на этот колокольчик, — заключил Накадзо. — В нём, похоже, было очень много тёмной силы. Откуда он у тебя, кстати, Сатоми-кун?

— Мне его вручил бывший ученик моего отца, — ответила девушка, — просил передать ему в память. Это он, кстати, подсказал мне идею подарка.

— И как его имя? — спросил Накадзо.

— Уцуномия, — сказал Сатоми, — а имени он не назвал.

— Не мудрено, — невесело усмехнулся Накадзо. — Уцуномия. Я уже начал забывать его фамилию. Мы же звали друг друга только по именам. А имя Уцуномии-сёса — Юримару.

Мы спешно направились вниз по лестнице, в фойе театра, оттуда вышли на улицу, быстро обошли здание. Под окнами среди осколков стекла лежал злосчастный колокольчик. Он больше не издавал зловещих звуков, но, всё равно, у меня всё внутри похолодело от одного его вида.

— Пантелеймон, — неожиданно сказала мне Марина, протягивая свою шашку, которую несла в левой руке, — возьми. Думаю, оружие тебе пригодится.

— Спасибо, — кивнул я, принимая шашку и вынимая её из ножен. Хотел было съехидничать, да не стал. Марина ведь сама делала шаг навстречу, отказываясь, хоть и в малой степени, от прежней вражды.

Накадзо, тем временем, склонился над колокольчиком и поднял его.

— Тяжёлый, — прокомментировал он, и тут вдруг отшвырнул в сторону, будто колокольчик обернулся ядовитой змеёй.

А тот не упал на землю. Он повис в паре вершков над жухлой осенней травой, от него во все стороны принялись бить чёрные молнии, отчётливо видимые даже в полуночной тьме. Они трещали, воздух напитался запахом озона. Молнии образовали некое подобие человеческой фигуры, она сделала шаг, обратившись Юримару.

— Отлично, — удовлетворённо произнёс он, складывая руки на торчащих из-за пояса мечах. — Просто здорово, что все вы здесь сегодня собрались.

Он, наверное, хотел сказать ещё что-то, но его прервали выстрелы. Марина методично всаживала ему пулю за пулей из своего «Смит-Вессона». Крупнокалиберные заряды заставили Юримару буквально закрутиться на месте. Одна пуля угодила точно лоб, выйдя из затылка, она разнесла его на куски. Седые волосы Юримару окрасились кровью. Однако он даже на землю не упал. Он только отступил на полшага, а затем обратил к нам своё жуткое, залитое кровью лицо с дырой во лбу.

— Вы всерьёз считаете, что меня можно убить, нашпиговав свинцом? — рассмеялся он. — Я вам не американский гангстер.

Марина спокойно принялась перезаряжать свой револьвер, а Накадзо, Ютаро и Дороши открыли огонь. Пули рвали кимоно и тело Юримару, превратили его лицо в кровавую маску. Теперь он упал навзничь, сметённый настоящим свинцовым ливнем. Однако, как только все перестали стрелять, он легко поднялся на ноги и направился к нам, обнажая длинный меч.

— Мне всё это надоело, — произнёс он страшным, разбитым ртом, лишившимся большей части зубов. — Пора покончить с вами, раз уж вы все тут.

Я заступил ему дорогу с шашкой наголо. Пришло время проверить, насколько хорошо я учился у Накадзо.

— Я не стану больше щадить тебя, — сказал Юримару. На моё счастье, много говорить он не мог из-за разбитого пулями лица, а не то мне пришлось бы снова переходить на нелегальное положение.

— Мне этого и не нужно, — ответил я, отбрасывая за спину ножны шашки.

Юримару атаковал стремительно и яростно. Отбить его удары мне удалось, наверное, только потому, что тело седовласого самурая было очень сильно повреждено пулями. Вообще, непонятно, как он мог двигаться с перебитыми суставами и переломанными костями. Но двигался — и двигался стремительно. Я на пределе сил отбивал его атаки. Изогнутые клинки звенели друг о друга. После очередного обмена ударами, я метнулся вперёд, целя кулаком в челюсть противнику. Раз уж я когда-то сумел одолеть Накадзо приёмами дзюдо, почему бы в схватке с Юримару не припомнить кое-что из английского бокса. Кулак мой — как говаривали многие соперники по рингу, весьма увесистый — с треском врезался в и без того разбитые кости лица Юримару, буквально сминая их. Это был, конечно, не нокаут, но хороший такой нокдаун. Юримару покачнулся и, что называется, слегка «поплыл». Похоже, после стольких пулевых ранений, мой удар стал той самой соломиной, что переломила спину верблюда.

Не переломила, конечно, но дала мне шанс. Я обрушил на него удар шашки, самый быстрый и сильный, какой только смог. Юримару парировал его, приняв на самое основание клинка. И, видимо, руки с перебитыми костями подвели его. Рукоять меча вырвалась из его пальцев, и оружие улетело куда-то под ноги Накадзо и остальным. Раздался одиночный выстрел, как после выяснилось, это Марина пулей перебила клинок меча. Я попытался снова достать Юримару шашкой, тот подставил левую руку под тяжёлый клинок. Остро отточенное лезвие начисто срезало её ниже локтя, но прежде чем я рубанул снова, он отступил на пару шагов и выхватил короткий меч.

«Ну прямо как в старинной легенде!» — мимоходом поразился я.

— В сторону, Руднев-сан! — раздалось из-за моей спины, и я, не раздумывая, рванулся прочь с линии огня.

Теперь все, кроме Сатоми, Асахико и Готон, открыли огонь. Юримару отлетел на полсажени, покатился по земле. Но и в этот раз сумел подняться на ноги, правда, уже не столь стремительно, как до того. Изломанной куклой, марионеткой с оборванными нитями, сделал он несколько шагов в нашу сторону.

— Твоя горячность погубит тебя, Юримару. — Когда и каким образом появилась в театральном саду Кагэро, не заметил никто. — Тебя вполне могут пленить, из-за этой дурацкой выходки. А этого допустить никоим образом нельзя.

Я теперь ощущал её на каком-то почти физическом уровне. Наверное, это из-за медитативных упражнений с Рюхэем. От демонической женщины исходило ощущение жуткой силы.

Кагэро взмахнула рукой — широкий рукав кимоно хлопнул на несуществующем ветру парусом. Под ними с Юримару образовалась чёрная лужа, очень похожая на прорывы тьмы, как описывал их мне Юримару. Они погрузились в неё, а взамен из глубин полезли твари, которые могли быть только каии. Их вылезло где-то с десяток, прежде чем чёрная лужа иссякла — и тут же ринулись на нас, занося руки с когтями для удара.

К тому моменту все успели зарядить оружие и теперь всаживали в здоровенных тварей пулю за пулей. Правда, скорее всего, они расстреливали последние патроны, вряд ли, кто-то много с собой взял. Вообще, удивительно, что у Накадзо, Ютаро и Дороши по-военному, три обоймы к пистолетам с собой взяли. А вот Марина, похоже, постоянно таскает с собой кучу патронов к своему «Смит-Вессону».

Когда они прекратили пальбу, на земле валялись трое каии и ещё пара были основательно подранены. Но решимости не потеряли. Они бежали на нас, вскидывая для атаки чудовищные когти. И тогда на их пути встали мы с Сатоми и Готон. Последняя готова была встретить врага с голыми руками.

Двух подранков мы с Сатоми прикончили, как только они приблизились к нам — им хватило и пару ударов. А вот оставшиеся три заставили нас попотеть. Они обрушили на нас свои когти, стремясь разорвать на куски. Я уклонился от атаки своего противника, нырнул под руку с когтями, рубанул снизу по этой самой руке. Но плоть каии тяжело поддавалась остро отточенной стали. Отсечь руку, как я это сделал с Юримару, мне не удалось — клинок оставил только длинную резаную рану. А каии попытался укусить меня — и зубы у него были под стать когтям. Вытянутые, загнутые и зазубренные. Грызанёт такими — и можно прощаться с хорошим куском своего мяса. Я сгруппировался и откатился назад, почти наугад отмахнувшись шашкой от каии. Сталь звякнула о зубы.

— Не вставай! — раздался голос Марины почти над моей головой. Следом зарявкал её «Смит-Вессон».

Убить каии ей не удалось, конечно, но тварь остановилась, получив шесть пулевых ранений. Я снова рванулся на врага, целя шашкой в уже повреждённую конечность. Каии закрылся этой лапой, подставив под клинок мощные когти. Ничтоже сумняшеся, я рубанул прямо по когтям. Клинок шашки угодил точно меж когтей, заставив каии взвыть — неужели от боли? Я освободил оружие и ударил каии по плечу. Но лезвие снова только раскроило плоть, врезавшись в прочную кость твари. В ответ она приложила меня левой рукой, на которой когтей не было, зато он мог сжать её в кулак. Удар выбил из меня дух. Я отлетел на несколько шагов, плюхнувшись под ноги Марине. Она ничего не стала мне кричать на этот раз, просто расстреляла в каии все шесть патронов из своего «Смит-Вессона». Правда, уже не в того, с которым дрался я.

Полуоглохший, я ринулся к наступающему противнику, теперь уже целя шашкой ему в ноги. Рубанул под колено — на сей раз удачно. Каии рухнул на бок, привалив всем телом вооружённую когтями руку. Не воспользоваться этим было бы просто преступлением. В два шага сократив расстояние, я обрушил шашку на голову каии. Под тяжёлым клинком череп твари треснул и раскололся напополам. Освободив оружие, я оглядел поле нашего небольшого боя.

Сатоми добивала своего врага, раз за разом вонзая меч в его тело. А вот Готон боролась и явно проигрывала ему. Каким бы сильным рукопашным бойцом она не была, превосходство в силе и когти давали каии огромное преимущество. К тому же, тварь была выше и тяжелее, и применить к ней большую часть приёмов дзюдо не получилось бы. В общем-то, Готон удавалось только сдерживать каии, не давая ей прорваться к остальным.

Марина, похоже, расстреляла все патроны, что у неё имелись, так что на помощь Готон пришёл я. Пойдя уже проверенным путём, я ударил каии по ноге, подрубив её. Готон помогла монстру упасть, врезав ногой в бок. Этот каии не привалил себе руку, он даже лёжа продолжал размахивать конечностью, пытаясь достать меня или Готон. Девушка ловко перепрыгнула через неё, впечатала ногу в невеликую голову каии. Затрещали кости, но каии явно остался жив. Готон пришлось быстро отпрыгивать в сторону от его когтей. Этим и воспользовался я. Рубанул шашкой по мощной шее каии, практически отделив голову от тела. Совсем бы отрубил, если б упругая плоть не пружинила под клинком. Но и этого каии вполне хватило. Он растянулся на земле, истекая чёрным ихором.

— Завтра по всему театру выходной, — подвёл своеобразный итог под этой дикой ночи Накадзо. — Репетиции, тренировки и прочие занятия — побоку.

— Надо узнать, что с Алисой-тян! — воскликнула Сатоми.

И все тут же устремились в комнату, где осталась лежать девочка.

Девочка неподвижно лежала на кровати, тяжело дыша. Рядом с ней сидела Кавори, державшая Алису за руку.

— Она дышит прерывисто, и только по этому я понимаю, что Алиса-тян ещё жива, — сказала она, едва увидев нас.

— Марина-кун, — обернулся к девушке Накадзо, — бери мой автомобиль и езжай за врачом.

— Лучше в Асакуса Канон, — посоветовал я. — Здесь буссо помогут лучше врачей.

— Верно, — согласился Накадзо. — Поезжайте с Мариной-кун, Руднев-сан. Вы больше нашего имели дел с тонким миром и всем прочим. Вы лучше объяснитесь с Рюхэем и введёте его в курс дел ещё до прибытия в театр.

Мы кивнули и вместе направились по коридору. Я молча вернул Марине шашку. Оказалось, что ножны так и остались лежать в театральном садике, рядом с телами каии.

— Бог с ними, — отмахнулась Марина, забирая у меня оружие, — после заберём. Не пропадут. А вообще, надо поговорить с Накадзо-тайса, чтобы тебе выдали оружие. С одной моей шашкой против Юримару и каии тебе долго не протянуть.

— Вряд ли мне разрешат ходить по столице Японии с пистолетом, — усмехнулся я. — Я ведь не просто гайдзин, а ещё и бывший командир Красной Армии, потенциальный враг, так сказать.

— Пантелеймон, — рассмеялась Марина, — ты в скором времени будешь разъезжать на боевой машине, которая может уничтожить полквартала города. Что, в сравнении с этим, какой-то пистолет?

— А ведь верно, — протянул я, — как-то не думал над этим в таком разрезе.

— Мы с тобой, Пантелеймон, не можем стать кадровыми офицерами императорской армии, — объяснила Марина. — Но ниша неких военспецов, о которых ты говорил, для нас открыта. Во времена их гражданской войны и после неё, когда император преобразовывал свою армию, он приглашал из-за границы многих офицеров, чтобы учить его солдат. С тех пор и осталась такая вот лазейка для Накадзо-тайса и его таинственного хакусяку.

— Ты не знаешь, кто он? — спросил я. — Этот хакусяку?

— Погоди, — сказала мне Марина. — Спускайся в фойе, Пантелеймон, я оставлю шашку и подгоню авто к входу.

Я вышел на улицу. Ждал автомобиль недолго — Марина поспешала. Я прыгнул на переднее сидение, и мы покатили по начинающим светлеть улицам к Асакусе. На дороге никого не было, потому до храма мы добрались меньше чем за четверть часа. Болтать в пути как-то не хотелось, разговор просто не возобновился. Марина сосредоточенно глядела на дорогу. Мы проехали, что было не совсем по правилам, через сувенирную улицу, подкатили к самым воротам Асакуса Канон.

— Оставайся в авто, — бросил я Марине, — я сейчас приведу Рюхэя.

Она кивнула, а я выбрался из автомобиля и едва не бегом кинулся к воротам. Меня встретил пожилой служитель, ухаживающий за большой курящейся ароматным дымом чашей.

— Молодой человек, — усталым голосом сказал он, — ночь ведь ещё на дворе. Зачем вы врываетесь в храм так поздно. — Он поднял глаза, поглядел на небо и уточнил: — Вернее, рано.

— Простите, — вежливо поклонился я старику, — но мне нужно повидать Рюхэя-сан. Очень срочно.

— Зачем вам понадобился сей отрок, молодой человек? — заинтересовался старец. Говорил он неким «высоким штилем» и понимать его мне было сложновато.

Я очень пожалел, что при мне сейчас нет оружия, и нельзя, как когда-то в двадцатом сунуть деду ствол под нос и наорать, как следует. Работало почти со всеми. Но поступить сейчас таким образом я не мог, а потому решил зайти с другой стороны.

— Я от Накадзо-сан из Европейского театра, — сказал я. — Нам нужна помощь Рюхэя-сан.

— Я почувствовал, что в столице снова творятся неладные дела, — старик медленными движениями тёр тёмный бок благоухающей чаши, — но не думал, что так скоро и именно к нам прибегут с ними.

— Поймите! — не удержался я. — У нас девочка лежит и едва дышит после всех этих «неладных дел». Мне нужен Рюхэй-сан! Он сможет помочь!

— А может и такая старая развалина, как я, на что сгодится, — улыбнулся почти беззубым ртом старец, и только тут, в восходящих лучах солнца, я признал в нём Дорутона. Скромное одеяние заставило меня принять его за служителя.

Ей-богу, сюжет из сказки! Служитель оказывается настоятелем храма, а глупый герой не понимает этого, демонстрируя всяческое неуважение. После этого обычно происходит длинное нравоучение о почитании старости. Но сейчас не было времени на это, а потому я низко поклонился и быстро заговорил, не разгибая спины.

— Дорутон-сан, — сказал я, — простите меня за неуважение, но к нам наведался Юримару. Мы отразили его атаку, вот только Алиса-тян сильно пострадала. Она сейчас лежит пластом, мы опасаемся за её жизнь.

— Правильно опасаетесь, — ответил Дорутон. — Хватит уже спину гнуть, Руднев-сан, помогите мне добраться до вашего экипажа.

Я едва удержался от того, чтобы подхватить худого старца на руки, так бы мы много скорее добрались бы до авто. Однако подобного неуважения демонстрировать я не стал, подставил Дорутону локоть, и мы медленно зашагали к чёрной автомашине. Я распахнул перед старцем дверцу и помог ему устроиться на заднем сидении, сам же прыгнул рядом с Мариной. Не успел я закрыть дверцу за собой, как Марина дала задний ход. Уличка сувениров, по которой мы приехали к воротам Асакуса Канон, была очень узкой, развернуться здесь большой чёрный автомобиль наш не мог. Улочка уже начинала оживать, и редкие торговцы спешили убраться с нашего пути, ругаясь, конечно же, на чём свет стоит.

На наше счастье японских орудовцев поблизости не было, ни то не миновать нам штрафа и разбирательств. Автомобиль развернулся в сторону театра, и Марина нажала педаль газа. Меня вжало в мягкое кожаное кресло, катили бы мы по нашей, расейской, дороге — прыгали бы уже до самого потолка, но тут как будто летели над землёй, так легко и плавно ехало наше авто, управляемое твёрдой рукой Марины.

Примчались в театр мы так скоро, что вводить Дорутона в курс дела не было смысла. Я вышёл из автомобиля, помог выбраться монаху и, вновь подставив ему локоть, повёл внутрь театра. Марина успела поставить авто в гараж и нагнала нас на лестнице — древний старец едва шевелил ногами. Наконец, мы добрались до комнаты, где лежала Алиса. Дорутон потеснил Кавори, которая, казалось, не пошевелилась с нашего отъезда. Он присел у постели Алисы, проверил пульс, пощупал лоб, виски, шею, живот, солнечное сплетение.

— Её энергетические потоки не были нарушены вредоносным влиянием магии Юримару, — заключил он. — Ничего страшного, девочка находилась далеко от источника, это только шок. Скоро организм её переборет последствия и она оправится. С ней всё будет хорошо. А вот вы, Руднев-сан, — обернулся он ко мне, — получили очень сильный удар скверной магией. Однако, могу сказать, что Рюхэй-кун хорошо поработал с вами. Вашей силы вполне хватило, чтобы защитить вас.

— Простите, что мы потревожили вас, Дорутон-сан, — поклонился ему Накадзо. — Мы сейчас же вернём вас в Асакуса Канон.

— Рано ещё, — возразил старец. — Защита вашего театра прорвана. Я останусь здесь, а вы вызовите из храма монахов для того, чтобы восстановить её.

— Понятно, — сказал Накадзо.

— И лучше всего всем покинуть комнату, — добавил Дорутон, поднимаясь с моей помощью. — Пусть только девушка останется, — он указал на Кавори. — Ты хорошо влияешь на неё, — улыбнулся он почти беззубым ртом.

Мы вышли из комнаты. Дорутон попросил проводить его в фойе. Он сел на один из стоящих там кожаных диванов и, казалось, задремал.

Гонять автомобиль в храм снова Накадзо не стал. Он прямо из фойе позвонил куда-то, сказал всего пару слов и положил трубку. Не прошло и получаса, как в театр прибыла группа из пяти монахов. Был среди них и Рюхэй, хотя сразу видно, что он явно не главный среди них. Приехали они на рикшах, и тут же принялись за дело под руководством Дорутона.

Они расставляли вокруг театра небольшие чаши, крошили в них благовония, лепили на стены листки бумаги с иероглифами, двое же просто ходили по кругу навстречу друг другу, бормоча молитвы и щёлкая чётками. Когда приготовления были закончены, монахи — все, кроме расположившегося на полу фойе Дорутона — расселись прямо на земле, сложили пальцы в сложные фигуры и принялись читать не то молитвы, не то заклинания. Голоса их звучали вразнобой, отдаваясь почти колокольным гулом в моей голове. Хорошо, что старец заранее предупредил меня об этом и сказал, что голова может закружиться, а потому мне лучше всего присесть, чтобы не грохнуться на пол. Я так и поступил, однако ощущения были далеки от приятных.

Я чувствовал вибрацию голосов уже всем телом. Однажды мне довелось попасть на небольшом дирижабле в жуткую болтанку. Это было по пути в Харбин. Ураганный ветер трепал несчастный летательный аппарат, корпус его отчаянно вибрировал и дрожь его, казалось, трясла меня от макушки до пяток. Вот примерно также чувствовал я себя и сейчас. Не хватало только шума моторов и свиста ветра.

Но вот ритуал был завершён. Монахи собрали свои принадлежности с обычной скрупулёзностью и покинули театр. Для Дорутона, оказывается, пригнали рикшу с роскошной двуколкой. Теперь Монахи не доверили мне поддерживать старца под локоть. Его вёл под локоть уже Рюхэй. Они расселись по двуколкам и укатили в храм. А ещё, наверное, четверть часа не мог найти в себе сил подняться из кресла, так сильно сказался на моём организме этот буддистский ритуал. Ей-богу, от звона чёртова колокольца я отошёл намного быстрее.

Каким будет долгожданный день рождения Алисы Руа было непонятно почти до самого конца. Она пролежала без сознания несколько дней, а когда пришла в себя была очень слаба. За ней постоянно ухаживала Кавори, ставшей для девочки добровольной нянькой. К ней-то накануне Накадзо и обратился с вопросом — стоит ли праздновать день рождения или Алиса ещё слишком слаба?

— Лучше было бы отпраздновать, — подумав, сказала она. — Дело в том, что физически с Алисой-тян почти всё в порядке. Ей надо добраться духовных сил.

— Да, — кивнул Накадзо в ответ на её слова, — праздник лучше всего подойдёт для поднятия духовных сил.

После этого антрепренёр собрал всех нас в театральной столовой и попросил нас с Мариной рассказать, как проходит празднование дня рождения за пределами Японии.

— Да, — произнесла Марина, — собственно, никаких особенных правил нет. Просто устраивается вечеринка. Одни проводят только маленькие семейные торжества, другие приглашают друзей именинницы, третьи устраивают огромные праздники, собирая всех знакомых.

— И у каждого такого торжества, — резюмировал Накадзо, — свои правила поведения, верно?

— Разве что только в последнем случае, — сказал я, — когда из дня рождения ребёнка устраивают бал, на котором он очень быстро начинает чувствовать себя лишним.

— А маленькие торжества как проводят? — спросила Сатоми.

— Очень просто, — ответила Марина. — Ставят торт со свечками по годам именинника, дарят подарок, а потом сидят, едят этот торт, ну и вообще, всё, что ещё приготовят ко дню рождения, болтают о пустяках…

— Примерно так, — добавить к словам Марины мне было нечего.

— Насчёт торта и остальных угощений я уже договорилась с нашим поваром, — сказала Марина, — осталось только купить к нему свечек. Вот только Алиса-тян совсем не встаёт с постели.

— Ничего страшного, — заметила ненадолго покинувшая свою подопечную Кавори. — Я когда кормлю её, ставлю небольшой столик с тарелками и стаканами. А остальные расположатся рядом за своим столом.

— Только кровать Алисы-тян надо будет перенести в комнату побольше, — задумчиво произнёс Ютаро.

— Ну уж это-то невеликая проблема, — усмехнулась Готон. — Отнесём!

— Может быть, — предложила Сатоми, — устроить ей сюрприз. Ночью, пока она спит, перенести в большую комнату. Утром она только откроет глаза, а тут — праздник! Цветы, ленты, воздушные шары!

Девушка много расспрашивала нас о днях рождения и так впечатлилась нашими рассказами, что теперь просто фонтанировала идеями по этому поводу.

— Не стоит, — как-то невесело произнесла Кавори. — Алиса-тян как-то рассказала мне, что её однажды так уже переносили. Только не для празднования дня рождения. Её так перевозили из одного приюта в другой.

— Да уж, — помрачнела Сатоми, — тогда, действительно, не стоит. Но комнату надо украсить обязательно.

— Вот и займись этим, — отдал распоряжение Накадзо, — а Руднев-сан съездит в город и купит воздушные шарики со свечками для торта. Тем более, что вас, Руднев-сан, подвезут, — усмехнулся он.

— Кто меня подвезёт? — не понял я.

— Мне позвонили из контрразведки, — также весело ответил Накадзо, — и сообщили, что завтра за вами приедет автомобиль для проверки. Они вас и подвезут.

Весёлое дело! Накадзо, конечно, думает, что можно так подшутить над контрразведкой, не зная, что приедет за мной Мадзаки. И как мне просить его отвезти меня в магазин за шариками и свечками для торта? А по дороге, значит, мы обсудим судьбу восстания. Кстати, Мадзаки нужно будет передать отчёт для Михаила Николаевича, а я его ещё не закончил со своими этими делами.

День, не смотря на его нестандартное начало, продолжился по обычному расписанию. Дороши сказала, что у неё осталось работы на несколько часов, и завтра уже можно начинать тренировки.

— Раз у нас сегодня последнее длительное занятие, — сказал мне Накадзо, — надо выложиться по полной. Вы, Руднев-сан, показали себя в схватке с Юримару и каии очень хорошо, значит, мы неплохо потрудились за это время. Надо продолжать в том же духе. Времени будет меньше, а потому тренироваться придётся интенсивней.

Из этих слов можно было сделать вывод, что синяков и шишек мне с завтрашнего дня будет приходиться намного больше.

В учебных поединках Накадзо серьёзно отделал меня. Хорошо, что фехтовали мы уже после репетиций, и мне не приходится охать и ахать, когда я не так сяду или зацеплюсь за что-либо. Правда, завтра у меня всё будет просто адски болеть, но это будет завтра, до него ещё дожить надо. А в ходе тренировок с Накадзо у меня часто возникало ощущение, что я и до конца занятий не дотяну. Но дотянул, остался жив и после ужина плохо слушающимися пальцами принялся дописывать доклад Михаилу Николаевичу. Закончив его, отправился спать.

Чёрный автомобиль приехал как раз, когда мы заканчивали завтрак. Накадзо вышел к нему вместе со мной и строго сказал контрразведчику, выбравшемуся из авто:

— Не затягивайте. У нас слишком много дел в театре, чтобы надолго отрывать бригадира декораторов от работы.

— Конечно-конечно, — пробурчал контрразведчик, садясь на переднее сидение.

— Не забудьте то, о чём я вам говорил, Руднев-сан, — напомнил мне Накадзо, прежде чем я забрался в автомобиль. Он подошёл ко мне и вынул из бумажника несколько купюр, протянул мне. — На расходы.

Конечно же, внутри меня ждал Мадзаки. Я первым делом протянул ему конверт с переписанным начисто отчётом для Михаила Николаевича. Отставной генерал спрятал его во внутренний карман пиджака.

— Мы переправим его по нашим каналам так быстро, как только сможем, — сказал он мне.

— Вы только для этого приехали за мной, Мадзаки-тайсё? — спросил у него я.

— Конечно, нет, — ответил Мадзаки. — За отчётом вполне можно было бы и человека прислать, курьеров у нас вполне достаточно. Есть более важные и срочные новости. — И не дожидаясь моего вопроса, взял быка за рога. — Завтра к причальным мачтам аэропорта Ханэда пришвартуется дирижабль «Граф Цеппелин» с немецкой дипломатической группой на борту. Её возглавляет Иоахим фон Риббентроп, ему уже назначена аудиенция у императора и выделены часы для переговоров с нашим кабинетом министров. Думаю, вы понимаете, что это означает, Руднев-сан.

— Союз рейха и вашей империи, — пожал я плечами. — Этого стоит опасаться Британии, Франции, ещё Польше с Чехословакией, если Гитлер на восток попрёт.

— Считаете, он не нападёт на СССР? — удивился Мадзаки.

— Конечно, нет, — убеждённо заявил я. — Гитлер — не дурак, думаю, понимает, что воевать с такой необъятной страной, как наша, бессмысленно. Даже если ему и удастся оттеснить нас на значительное расстояние от границ, его армия просто не сможет контролировать такие необъятные пространства. Уж простите, Мадзаки-тайсё, но самым ярким примером в таком плане является ваша экспансия в Китай. Корейский полуостров вам удалось подмять под себя, а вот весь Китай — нет.

— Сейчас не времена Наполеона, — возразил Мадзаки. — Достаточно уничтожить армию и технику врага, отрезать от заводов, загнать партизан в леса и болота, где им неоткуда будет брать оружие и патроны. Тогда воевать будет просто нечем. А политика запугивания мирного населения и принуждение к труду в конце концов заставят подчиниться захватчикам..

— Россия на Урале не кончается, — покачал головой я. — Надо будет — и за ним встанут новые заводы, оттуда придут новые армии. Они опрокинут любого захватчика и дойдут до его столицы.

— Вы говорите с убеждённостью настоящего фанатика, — усмехнулся Мадзаки, разряжая обстановку, — даже странно, что вы покинули родину с такими-то убеждениями.

— Именно из-за своих убеждений я остался на родине в семнадцатом, — ответил я, — когда многие бежали из гибнущей России. А сбежал как раз потому, что в новой России мне, как наследию проклятого прошлого, не осталось места.

— Как бы то ни было, — решил переменить тему, точнее вернуться в конструктивное русло, — Риббентроп близок к Гиммлеру, занимает какой-то высокий чин в СС, а Гиммлер — первейший из врагов нашего дела в Германии. Раз Риббентроп прибыл в Токио и получил аудиенцию у императора, значит, грядёт великая война. Намного страшнее той, которую назвали Мировой. А одной из главных задач нашего дела является как раз её предотвращение. И времени у нас всё меньше. Пока у нас военный министр Араки-тайсё, с его амбициями и ненавистью к Советам, нам не избежать войны с СССР. Если, конечно, она есть в планах Гитлера и его генералов из СС, а в этом я, в отличие от вас, Руднев-сан, как раз не сомневаюсь.

— Вы сказали генералов из СС, — зацепился я за его фразу, — только из СС, не из вермахта.

— Вы очень внимательный человек, Руднев-сан, — растянул губы в улыбке Мадзаки. — Да, среди высших генералов немецкой армии есть не только те, кто сочувствует нашему делу, но и наши союзники.

— Мы сражались с Юримару на днях, — сказал я, — это к вопросу о времени, которого осталось мало. Убить его не удалось, хотя он едва унёс от нас ноги. Думаю, после такой пощёчины он придёт в ярость и нанесёт ответный удар. Именно это и нужно нашему делу, не так ли.

— Очень надеюсь, что ответный удар хорошо дестабилизирует обстановку в столице, — кивнул Мадзаки, — а то недавние события в Акихабаре уже начинают забываться.

— На Юримару я влиять больше не могу, — развёл я руками, насколько позволяли размеры автомобиля. — Но я думаю, что долго он не станет ждать с ответом. Это же понимает и Накадзо. Он постоянно торопит Дороши с тренировками.

— Я не очень понял, о ком вы сейчас говорили, Руднев-сан, — пожал плечами Мадзаки, — но общий смысл ясен. Театр готовится к войне с Юримару, верно? — Я кивнул. — Но ему грозит не только эта опасность. — Он снова не стал дожидаться моего уточняющего вопроса. — Среди адъютантов Риббентропа наша контрразведка заметила гауптштурмфюрера, — отставной генерал без запинки произнёс зубодробительное эсесовское звание, наверное, из-за хорошего знания немецкого языка, — фон Кемпфера. Мне рассказал о нём Араки-тайсё. Фон Кемпфер весьма известен в оккультных кругах, которым не чужд и мой бывший друг Араки. Вам знакомы такие слова, как Thule-Gesellschaft и Ahnenerbe?

— Про Общество Туле что-то слышал, — пожал я плечами, — как раз из оккультной сферы, но оно, кажется, больше не существует, или я не прав?

— В общем, правы, — согласился Мадзаки, — Общество Туле было запрещено, а его глава арестован. Но идеи общества и оккультизм глубоко проникли в СС, из него вырос, собственно, институт Аненербе. И фон Кемпфер, не смотря на невеликое звание, далеко не последнее лицо в институте. Думаю, Накадзо также очень скоро сообщат о его приезде.

— Что-то я вас не очень понимаю, Мадзаки-тайсё, — удивился я. — Кто такой этот фон Кемпфер, чтобы о его приезде докладывали Накадзо? Чем он может быть так опасен?

— Кто он такой, — покачал головой Мадзаки. — Да уж, Руднев-сан, вы исключительный материалист, раз вы не понимаете, чем может быть опасен для Накадзо и отряда «Труппа» Исаак фон Кемпфер.

— Отряд «Труппа», — задумчиво произнёс я. — Доспехи духа. Знатный окультист из Германии прибыл в Токио под видом адъютанта Риббентропа с целью выведать секреты доспехов духа?

— В точку! — прищёлкнул пальцами Мадзаки. — Я уже говорил вам, Руднев-сан, вы очень проницательный человек.

— Другого, — скривил я губы в ехидной улыбочке, — Михаил Николаевич на такое дело не отправил бы.

— В общем, я высказал вам всё, что было нужно, — сказал Мадзаки. Он уже поднял руку, чтобы постучать в стекло, разделяющее водителя и пассажиров, давая ему знак разворачивать к театру.

— Погодите, — попросил его я. — Мне надо заехать в магазин за свечами и воздушными шарами.

— За чем? — узкие глаза Мадзаки смешно расширились. — Какими свечами и шарами?

— Для дня рождения Алису Руа, — честно ответил я. — Накадзо-сан сказал, что раз я еду в город, то надо привести в театр свечей для торта и воздушных шаров для украшения комнаты.

— Алиса Руа, — непонимающе произнёс Мадзаки. — Она что, восходящая звезда театра?

— Вполне возможно, — пожал плечами я. — Рано судить. Ей первого дзюнигацу исполняется одиннадцать лет. Дело в том, что она сильно пострадала в схватке с Юримару, и Накадзо решил устроить ей настоящий европейский день рождения. Для этого и нужны воздушные шары и свечи для торта.

— Я много слышал об эксцентричности антрепренера тайса, — задумчиво произнёс Мадзаки, — но ничего подобного просто не ожидал.

— Вы, всё равно, высаживаете меня в паре кварталов от театра, — пожал я плечами. — Так что просто высадите меня около магазина, где можно купить шарики и свечи для торта.

— Хорошо, — пожал плечами Мадзаки.

Он постучал в стеклянную перегородку, сделал водителю знак остановиться. Как только авто встало, с переднего сидения выбрался контрразведчик в костюме. Мадзаки опустил стекло и объяснил ему, куда ехать. Тот кивнул и забрался обратно в автомобиль, сказал несколько слов шофёру. Автомобиль покатил куда-то, в совершенно неизвестном направлении. Остановились мы у большого магазина, выглядевшего вполне европейским, не смотря на то, что располагался он в большом деревянном доме, построенном ещё бог весть когда.

Я попрощался с Мадзаки, выбрался из чёрного автомобиля и направился в магазин. Внутри всё вполне соответствовало моим представлениям о детском магазине. Игрушки, японские комиксы, ещё какие-то книжки с картинками, ну и конечно, воздушные шары. Я прикинул, что средств, выданных мне Накадзо хватило бы на несколько сотен таких шаров, даже если купить самые дорогие свечи. В общем, я ограничился двумя десятками разноцветных шариков. Баллоны с гелием имелись у Тонга, так что наполнить шары газом не составит труда.

Купив всё необходимое, я спросил у продавщицы каким транспортом лучше всего добраться до театра. Приятная девушка сказала мне, что если пройти полквартала, можно сесть на трамвай, идущий как раз к театру. Я поблагодарил её и поспешил на трамвай. Если часы из магазина не врали, то до первых учебных сражений с применением усовершенствованных Дороши программ, оставалось около получаса. Я и так пропустил тренировку с Накадзо, чего мне очень не хотелось делать.

Трамвай был полон людей, втиснуться в него стоит изрядных усилий. Наверное, только благодаря моему превосходству в весе и физической силе над большинством пассажиров. Я потеснил всех, вызвав волну недовольства и шепотки, вроде: «бандзин» и «эбису». Мне было наплевать на эти шепотки — я всё равно для японцев останусь варваром и чужаком, как бы вежливо не вёл себя.

Выбравшись из трамвая, я зашёл в театр. В фойе сидела одна Кавори, скучавшая за стойкой билетёра.

— Все уже внизу, — сказала она мне.

— Понятно, — кивнул я. — Давно уехали?

— Только что, — ответила она.

Оставив ей шарики и свечи, я рассказал ей о баллонах с гелием мастера Тонга, а сам поспешил в лифт. Оказалось, что он ещё внизу. Мне пришлось ждать пару минут, пока он поднимется. Я успел застать Ютаро в раздевалке. Юноша уже застёгивал последние пуговицы на кителе.

— Попроси Накадзо-тайса не начинать тренировки без меня, — попросил я.

— Я вас подожду, — сказал Ютаро. — Без меня точно не начнут, — усмехнулся он.

Я переоделся как можно быстрее и вместе с Ютаро отправился в тренировочный зал. Дороши явно прибывала в нетерпении, ей хотелось, наконец, испытать на нас свои новинки. Накадзо стоял над ней, внимательно вглядываясь в экраны, на которых, наверное, уже строились в боевые порядки её мехи.

— Все в сборе, — увидев нас, сказал Накадзо, — отлично. Начинаем.

Мы забрались в тренировочные мехи. Тёмные экраны их осветились, продемонстрировав нам выстроенных тремя группами врагов. На сей раз впереди стояли «Кампфпанцеры» со спаренными пулемётами на руках и парой башенок с MG 08/18. Противопехотная модель, но на небольшом расстоянии она опасна и для доспехов духа, благодаря тому количеству пуль, которыми они могли засыпать противника. Рядом с ними стояли «Адские псы» с язычками пламени на форсунках огнемётов. Второй линией были «Биг папасы» и ряд британских и советских мехов с их пулемётами. А за их спинами те же «Кампфпанцеры» уже с ПМРами. В общем, старая тактика. Значит, не смотря на изменившийся количественный и качественный состав врага, бороться с ним надо прежними методами. Надеюсь, Ютаро это поймёт и не станет искать каких-то новых ходов. Однако именно этим он и занялся. На свою голову.

— Теперь будем действовать тройками, — принялся выдавать он указания. — Сатоми-кун, примыкай к Готон и Асахико. Руднев-сан, к нашей паре. Наэ-кун, маневрируй и старайся вывести из строя «Адских псов» и передовые «Кампфпанцеры». Когда закончатся ракеты — отступай в тыл и поддерживай нас огнём.

Как только он закончил отдавать распоряжения, я понял, что мы — обречены. Весь его план состоял из одних ошибок, громоздящихся одна на другую. Но я не стал указывать командиру на них. Я подвёл свой доспех духа к паре Ютаро — Марина, и приготовился к бою.

Загремели мы весело!

Бой был проигран меньше чем за десять минут. Мы попытались сковать противника своими действиями, не подпустить его к доспеху Наэ, швырявшему во врага ракету за ракетой. Однако два штурмовых «Кампфпанцера» сумели прорваться, а отбиваться Наэ было уже практически нечем. С одним пулемётом против той лавины огня никак не выстоять. А после этого, основательно потрёпанные попаданиями ракет «Кампфпанцеры» ударили нам в тыл. Это поставило жирную точку в этом бою.

Ютаро буквально вылетел из своего тренировочного доспеха. Он явно был ярости. До стола, вокруг которого мы собирались при «разборах полётов», наш командир буквально добежал. Треснул обеими руками по столешнице.

— Хорошо вас разделали, — усмехнулся подошедший Накадзо. — Похоже, Дороши хорошо поработала над программами мехов.

— Но мы же не должны были дать врагу прорваться к Наэ-кун! — воскликнул Ютаро, — снова хлопая по столу, теперь уже раскрытыми ладонями.

— Хочешь обвинить своих бойцов в проигрыше? — хитро прищурившись, спросил Накадзо.

— Конечно, нет, — возмутился Ютаро, даже не поняв сути подвоха. — Я попытался изменить тактику, считал, что двумя маневренными группами по три доспеха добьюсь больших результатов, чем раньше.

— А как ты считаешь, Ютаро-кун, — поинтересовалась Марина, подошедшая к столу, — для чего мы тут тренируемся день за днём?

— Чтобы знать, как побеждать врагов, — пожал плечами Ютаро, снова не понимая, зачем его спрашивают об очевидных вещах.

— Вот именно, — поддержал его я. — Только благодаря таким вот тренировкам, Ютаро-кун, ты можешь оттачивать свои командирские навыки. Можно сказать, ты просто учишься воевать и командовать.

— Но почему тебе это так нужно? — продолжала наседать на юношу Марина.

— Я же командир отряда, — удивился Ютаро.

— А ты понимаешь, что это значит, — к осаде присоединился и Накадзо, — быть командиром отряда?

Юноша глядел на Марину и Накадзо, выжидательно глядящих на него. Он явно был обескуражен их вопросами, на которые он вроде бы ответил, но от него чего-то всё ещё ждут.

— Дело в том, — наконец, пришёл я ему на помощь, — что обычно молодые командиры учатся воевать и командовать в бою. И это часто обходится их подразделениям слишком дорого. Пока научатся, губят очень многих. Так было у нас, сразу после Революции. Солдат было полно, а вот командиров… — Я выразительно развёл руками. — И это очень аукнулось нам и в Гражданскую, и в Польскую кампании, и, очень боюсь, что ещё будет аукаться.

— Всё ещё считаешь себя советским офицером? — поддела меня по старой памяти Марина, но уже без какой-либо злости, скорее, даже почти по-дружески.

— Офицеров мы всех в двадцатом аннулировали, — ответил я в том же тоне, произнеся последнее слово по-русски, потому что не знал, как перевести его на японский, — остались одни командиры Красной Армии.

— Оставим эту тему, — остановил нашу перепалку в зародыше Накадзо. — Руднев-сан прав, командиры, которые учатся в бою, либо сам гибнет очень быстро, либо гробит солдат, что доверяют ему. Тебе же, Ютаро-кун, предоставлена практически уникальная возможность учиться на своих ошибках без гибели вверенных тебе бойцов. Именно поэтому я не приму ни одного твоего рапорта о переводе. Пока ты сам не понимаешь, от чего отказываешься.

Ютаро смущённо опустил голову. Теперь он царапал ногтями столешницу, не зная, что сказать.

— Давайте, всё же, проведём работу над ошибками, — предложил я. — Думаю, Ютаро-кун есть, что сказать нам.

— Я допустил ошибку, — решительно заявил Ютаро, — попробовал новую тактику — и провалился. Значит, надо разработать другую. Нас нет времени на это, поэтому я стану опробовать все тактические приёмы прямо на ходу. И это значит, что нам предстоит много поражений, пока я не нащупаю нужной тактики для борьбы с противниками, выставленными против нас Накадзо-тайса. Поэтому будем сражаться по пять-шесть боёв, не выбираясь из доспехов.

— Отлично, — кивнул Накадзо. — Значит, самое время приступить к тренировкам.

Мы вернулись в доспехи, чтобы вступить в новый тренировочный бой.

Воевали мы почти до полного изнеможения. Выстраивались почти каждый раз по-разному. То я оставался прикрывать Наэ, а Сатоми попеременно примыкала то к одной, то к другой боевой паре. После мы менялись ролями. Потом из нас сформировали отдельную пару, в наши задачи входила сначала оборона центра, мы пытались не дать врагу прорваться к Наэ. Однако при этом мы мешали ей эффективно вести огонь по противнику. Затем Ютаро отправил нас в рейд с приказом атаковать фланг и прорваться в тыл противника. В результате мы смогли сковать боем левый фланг врага, но оказались слишком близко к врагу во время массированного ракетного обстрела, устроенного Наэ. Залпы накрыли и нас — мехи и доспехи доха скрылись в пламени. Это одновременно взорвались двигатели и баллоны с горючей смесью «Адских псов», да ещё и сдетонировали боеприпасы. В общем, досталось всем, а от флангового прикрытия противника не осталось. В последний раз Ютаро решил, что из нас выйдет отличная ударная сила — и отправил нас на прорыв по центру. Ведя ураганный огонь, мы двинулись в атаку на предельной скорости, какую могли развить наши доспехи. В этот раз шансы на победу у нас были, хотя и благодаря, скорее удаче, нежели продуманной тактике. Первыми же пулями мы вывели из строя «Адских псов» — передовые мехи врага запылали. Следом их накрыли ракетные залпы Наэ, уничтожив то, что осталось. Мы с Сатоми прорвались, разделили врага, добрались до третьего ряда, обстреляли «Кампфпанцеры», вооружённые ПМРами. Однако первые успехи обернулись для нас гибелью. Из-за разлившихся по земле здоровенных луж горючей смеси боевые пары, что должны были поддержать нас, не смогли подойти вовремя, нас взяли в клещи и уничтожили. Мы отстреливались до последнего, но и врагов было слишком много, и товарищи не успели.

Этот бой стал последним в тренировке. Мы выбрались из доспехов. Промокшая от пота одежда неприятно липла к телу, хотелось немедленно сорвать с себя китель, а лучше ещё и нательную рубаху под ним. В подвале было довольно прохладно, отчего одежда становилась ещё противней. Однако прежде чем отправиться в раздевалку, мы собрались вокруг стола для финального «разбора полётов».

— Я прошу всех высказать своё мнение о сегодняшней тренировке, — решительно заявил Ютаро. — Как командир я должен прислушиваться к мнению своих бойцов. Вот только я ещё ни разу у вас его не спросил. Марина-кун, начнём с тебя.

— Ты ищешь тактику борьбы с врагом, — пожала плечами девушка, — пока не находишь нужной, но не бросаешь этого дела, а потому могу сказать только одно — в любом случае ты на верном пути, Ютаро-кун.

— Спасибо, Марина-кун, — церемонно поклонился ей Ютаро. — Асахико-кун?

— Ты хороший командир, — сказала прима, — хоть и не лучший из тех, кто мог бы быть. Мне до сих пор не очень понятно, почему именно тебя, Ютаро-кун, Накадзо-тайса выбрал на эту должность. Ведь в имперской армии есть очень много куда более опытных офицеров.

— Но ни одного с реальным боевым опытом сражений в доспехах духа, — ответил ей Накадзо. — Я наблюдал за твоими выпускными испытаниями, Ютаро-кун. Ты отлично справился. Хотя у твоего друга Садао несколько выше общие показатели меткости, но я запомнил главное. Ты взял руководство на себя после того, как ваш командир выбыл из строя. Именно поэтому я взял тебя, Ютаро-кун, в «Труппу». Да, и ещё ты кажется неплохо играл в детском театре, — с усмешкой добавил Накадзо.

— Благодарю вас, Накадзо-тайса, Асахико-кун, — поочерёдно поклонился обоим Ютаро и обратился к остальным с прежним вопросом об их мнении.

Сатоми, Готон и Наэ выразились в том же духе, что и Марина с Асахико. Когда же Ютаро попросил высказаться меня, я только головой покачал.

— Я обещал кое-кому, что не стану больше давать тебе советов, — сказал я. — Скажу лишь, что ты возводишь новое здание, совершенно позабыв о фундаменте прежних, на котором строил прошлые победы.

По дороге в раздевалку меня перехватил Накадзо. Он взял меня за рукав насквозь промокшего кителя и сказал с улыбкой:

— Вижу, вы научились говорить иносказательно, Руднев-сан. Жизнь в Японии определённо влияет на вас.

— Делает из широкоглазого варвара человеком? — в том же тоне поинтересовался я.

— С разрезом глаз ничего не поделаешь, — рассмеялся я.

Он направился к лифту, я же зашёл вслед за Ютаро в раздевалку.

1 декабря 9 года эпохи Сёва (1935 г.) Токио

И вот пришёл праздничный день. Первое дзюнигацу. День рождения Алисы-тян. Как выяснилось, ей сегодня исполнялось десять лет. Вечером предыдущего дня мы украсили одну из комнат купленными мной шариками, развесив их по стенам и потолку. Повариха — родственница мастера Тонга — расстаралась на славу, испекла большой торт, который даже на взгляд выглядел таким вкусным, что слюнки текли.

Утром первого декабря, в комнату, где лежала Алиса, (Кавори заранее сообщила нам, что девочка проснулась и сама Кавори помогла ей привести себя в порядок с утра) вошли мы с Ютаро. Оба одеты в парадные мундиры — Накадзо где-то достал его для меня, без знаков различия, конечно, — чётко промаршировали два шага до кровати Алисы. Девочка явно ничего не понимала, а потому съёжилась под одеялом, натянув его до самого носа, как будто хотела спрятаться от нас. Щёлкнув каблуками, мы синхронно, как на параде, отдали честь, после чего подхватили кровать Алисы с двух сторон и вынесли её из комнаты. По всему коридору от комнаты Алисы до той, где мы собирались праздновать, замерли бойцы отряда «Труппа», все тоже в парадной форме. Рядом с ними стояли Дороши и Кавори, успевшая надеть свой мундир. Я с удивлением обнаружил, что даже бывшая младший билетёр, оказывается, по званию сотё. Похоже, что кроме меня и мастера Тонга с его многочисленной роднёй, случайных людей в этом театре просто нет. Хотя и за китайцев я не был уверен на сто процентов. Хотя ещё режиссёр Акамицу была в штатском.

Мы внесли кровать с девочкой в комнату, украшенную воздушными шарами. Посередине комнаты стоял стол с расставленной на нём едой, центральное место занимал большой торт, украшенный десятком горящих свечей. Алиса, всё ещё напуганная, высунула нос из-под одеяла и тут же восторженно ахнула, закрыв рот ладошкой.

— Это всё… — по-французски прошептала она, от удивления, видимо, — Это всё для меня? — Так точно, — ответил я ей, наверное, из-за мундира по-военному и тоже на французском, конечно, и подмигнул.

Мы поставили кровать во главе стола, придвинув поближе. Кавори помогла Алисе сесть, сложив подушки.

— С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!!! — провозгласили все хором, прямо как на параде.

После все уселись за стол, и как-то так оказалось, что мы с Мариной сидим рядом. И это не вызвало ни у меня, ни, наверное, у неё не малейшего отторжения. Весь праздник я как вежливый кавалер ухаживал за Мариной, передавая ей всё, что она просила, наполняя бокал, ну и всё в том же духе. И она принимала мои ухаживания, как будто и не было ничего в нашем прошлом. Но я при этом чувствовал себя редкой сволочью и лицемером. Ведь это сейчас я веселюсь вместе с отрядом, скоро буду воевать с ними плечом к плечу, а после этого, и очень скоро, поверну оружие против них. Да и так ли давно я дрался с ними, пусть тогда, в убежище Юримару, я не знал в кого стреляю — теперь-то знаю, в отличие от моих нынешних боевых товарищей.

День, несмотря на начавшуюся зиму, был погожий, а по случаю праздника Накадзо отменил все тренировки и репетиции. Мы довольно долго просидели в комнате, украшенной шарами. Когда добрались, наконец, до десерта, Алисе придвинули торт. Девочка набрала полные лёгкие воздуха и задула все свечки разом. Мы с Мариной захлопали, почти тут же к нам присоединились остальные. Хотя, похоже, никто, кроме нас, не понимал, зачем это делать. А как покончили с тортом, что произошло довольно быстро, благодаря кулинарному искусству нашей поварихи, решили продолжить торжество на улице.

Мы с Ютаро вынесли кровать Алисы в театральный дворик. Предварительно девочку потеплее одела Кавори, к тому же набросив ещё одно одеяло. В это время остальные тоже оделись — на улице было уже довольно холодно. А когда мы вынесли кровать с Алисой, пошёл снег. Не первый в этом году, но падал он большими хлопьями, холодными и какими-то мягкими на ощупь. Он ложился на землю, обжигал своими прикосновениями щёки и ладони. Мы поставили кровать под навесом, перед ним выставили небольшой столик с несколькими кусками торта, ещё какими-то сластями и бутылками с вином и соком. Отдельно стояла бутылочка сакэ, вокруг которой — несколько чашечек.

Я продолжал отчаянно ухаживать за Мариной, а она всё так же не возражала. Марина раскраснелась от вина и морозца, отчего у меня в голове начали крутиться мысли, весьма далёкие от дня рождения Алисы. Мы болтали о каким-то пустяках, часто переходя на русский, и никто уже не возражал против этого.

Наконец, ближе к вечеру, когда Алиса устала и начала клевать носом, мы с Ютаро вернули её вместе с кроватью в комнату, оставив вместе с Кавори. Однако спать ещё не хотелось. Я спустился в фойе, на лестнице встретив Марину, и беззастенчиво предложил ей прогуляться по городу.

— Пантелеймон, — сказала она по-русски, — мне было слишком хорошо сегодня. Я непозволительно расслабилась. Может, ты и не враг мне, но ни дружеских, ни каких иных отношений между нами быть не должно.

— Очень жаль, — тихо произнёс я в ответ. — Жаль, что два русских человека так далеко от родины, не могут быть друзьями.

— Нет у меня больше родины, Пантелеймон, — ещё тише сказала Марина.

Она прошла мимо меня. Я услышал громкий хлопок двери.

— Марина-кун, — я и не заметил, как ко мне подошёл Накадзо, — давно уже стала похожа на моллюска. Сегодня она раскрылась, показала своё нежное тело из-под панциря. А как только Марина-кун это осознала, тут же захлопнула раковину. Идёмте в мой кабинет, — без перехода сказал он.

— Снова серьёзный разговор? — поинтересовался я.

— Да нет, — отмахнулся антрепренёр. — Не в фойе же нам пить. Мы хорошо начали сегодня, не с Ютаро-кун же мне продолжать.

Хорошо начинаем! Вечер уже, а у Накадзо только начало. С другой стороны, у меня такое настроение, что только продолжать праздник вместе с Накадзо. Правда, японское сакэ мало отличается от китайской ханши, а от неё меня в Харбине тошнило.

Мы поднялись в кабинет антрепренёра. И оттуда я в тот день уже не вышел.

Он ослушался прямого приказа Татэ, но остановиться не мог. Он был лучшим из соглядатаев, именно потому его приставили следить за странной женщиной в вечно падающим с плеч кимоно. Она объявилась в столице, казалось бы, бесцельно бродя по улицам с расписным зонтиком. За ней следили лучшие филёры из группы Татэ, но наблюдали с большого расстояния, обычно в бинокль или подзорную трубу, реже в прицел снайперской винтовки. И никто не приближался к женщине ближе, чем на половину тё, таков был строгий приказ Татэ, последовавший сразу за указанием следить за ней. Из осторожных расспросов людей, с которыми женщина периодически беседовала, выяснилось, что зовут её Кагэро, но больше ничего о ней известно не было.

И вот в этот раз соглядатай решил выяснить о Кагэро побольше. Он отложил бинокль и спустился с чердака, на котором был оборудован наблюдательный пункт. Ему казалось, что он следует за Кагэро совершенно неслышно, поэтому он сократил расстояние до самого минимума, приблизившись к объекту на почти непозволительно малое расстояние. И путь этот привёл его к неприметному дому на окраине Токио.

Он заглянул в окошко полуподвального помещения, в котором скрылась Кагэро. Внутри было довольно темно, но соглядатай отлично всё видел. На пыльном полу была начерчена большая фигура, в которую были вписаны, наверное, сотни иероглифов. Он внимательно вглядывался в них, но от этого становилось дурно, начинали болеть и слезиться глаза, начинали ныть зубы, а вслед за ними и все кости, какие только есть в теле. Он пытался отвести взгляд, но его снова тянуло к фигуре, голова словно сама собой поворачивалась к ней. Соглядатай решил не противиться этому желанию, он внимательно вгляделся в фигуру, стремясь, несмотря на начинающуюся головную боль, запомнить её извивы и вписанные в них иероглифы. Странно, что он не сразу заметил лежащего в правой стороне фигуры человека, вернее, его останки. Изорванное кимоно, покрытое тёмно-бурыми пятнами, торчащие кости, лицо — так вовсе сплошное кровавое месиво, ни глаз, ни рта не найти.

Перестук каблуков возвестил о том, что вошла Кагэро. Она аккуратно обогнула фигуру, подошла к окошку, за которым скрывался соглядатай, и поманила его длинным пальчиком.

— Нагляделся на меня? — томным голосом спросила она. — Спускайся сюда, довольно сидеть наверху.

Соглядатай сам не заметил, как оказался внизу. Причём уже лежащим слева от останков человека в кимоно. А Кагэро взмахнула руками и принялась уже совсем не томным голосом читать заклинание.