Эта повесть не совсем обычная. Рассказал ее не один человек, а целых восемь по очереди. Мы каждому дали высказаться — а почему бы и нет?

Семеро из них уже вам известны. А особенно хорошо — Саша Заец. Он-то сейчас и начнет…

 

На чьей стороне Эйнштейн?

По нашей школе поползли упорные слухи, что Вадим Колотыркин, Катин брат, изобрел Машину Времени.

Кто их распустил — непонятно. Катя никому ничего подобного не говорила.

А сам Вадька в школе вообще не появлялся, потому что был уже студентом с усами.

Пал Палыч, наш директор, приказал не верить. «Машина времени, — отчеканил он на собрании, — есть измышление зарубежных фантастов, рассчитанное засорять мозги наших школьников и отвлекать их от учебы». Ромку Свистунова освободили на неделю от уроков труда и физкультуры, чтобы он выпиливал лобзиком буквы и клеил эту цитату на стенд. Когда он дошел до слова «мозги», запас клея иссяк, и мысль Пал Палыча осталась недоклеенной.

А слухи ползли все шире. Отличникам было поручено их опровергать. В нашем классе главным опровергателем стал Максим Дрозд. В присутствии Пал Палыча он написал на классной доске какие-то формулы из теории относительности и заявил, что нам их все равно не понять, но из них следует, что никакая машина времени невозможна. А значит, великий Альберт Эйнштейн был бы на нашей стороне.

Пал Палыч остался очень доволен, пожал Дрозду руку и поставил ему жирную пятерку по физике в классный журнал. Но на перемене Максим изменил свои научные взгляды и признался в узком кругу, что великий Эйнштейн, весьма вероятно, был бы на стороне Колотыркина.

Следующий урок был история. Мы спросили Петра Ильича, что лично он думает о машине времени. Гелазония ответил, что хотел бы в нее верить, но это скорее всего фантастика. Будь у нас такая машина, — мечтательно продолжал он, — мы изучили бы историю нашего города и точно установили бы, кто построил замок на озере Подвальном. Мы могли бы наблюдать знаменитые исторические события — например, битву при Бородино…

— И участвовать! — крикнул Толя Гордеев.

Свистунов заржал, как боевой конь, и замахал невидимой саблей.

А Петр Ильич, сверкая очами, стал читать из Лермонтова:

— «Ну, был денек! Сквозь дым летучий французы двинулись, как тучи, и все на наш редут!..»

В те дни у нас в седьмом «А» вновь появился давно забытый откровенник. Раньше в нем без подписи оценивали друг друга, а теперь — Машину Времени.

«Такая машина — шикарная вещь. Лучше любых «Жигулей». Можно съездить на несколько лет вперед и достать все самое модное».

«А я бы из будущего привезла лекарства для неизлечимых больных. Вот!»

«Ну и дуры девчонки! Жить не умеют. Мне б такую машиночку, я б накупил билетов «Спортлото» и узнал бы, какие шарики выпадут в следующее воскресенье…»

«Нечестно, Жук! Я, Гордеев, заявляю тебе это как будущий офицер».

«Я бы ездил в будущее смотреть погоду и рассказывал бы телезрителям точный прогноз».

Это, по-моему, Свистунов.

А что напишу я, Саша Заец?

«Мне хотелось бы к бабушке. Она была очень хорошая, но я уже стал ее забывать…»

Вот такой откровенник ходил по классу, отвлекая нас от учебы.

 

Колотыркина раскрывает секрет

В конце мая моего брата показали по телевизору в передаче «Юные таланты». О Машине Времени не было сказано ни звука, — Вадик демонстрировал свою старую работу — кибернетического Филина.

— Эх! Каков успэх! — орал Филя с экрана. Прошлым летом он побывал на выставке в Тбилиси, и с тех пор у него кавказский акцент.

— Я верю, Вадим, — сказала красивая молодая ведущая, — что вы станете знаменитым изобретателем.

А Вадька, хоть и нахал, заволновался и ответил не своим голосом, что талант в нем открыл Див Дивыч из клуба «Архимед», который… которого… которому…

Это только со мной и моими товарищами Вадька не лезет за словом в карман.

После передачи снова пошли разговоры про Машину Времени. Кто и как о ней пронюхал, ума не приложу. Знали только брат и Див Дивыч. Даже мне, родной сестре, Вадя ничего не говорил, пока я не наткнулась во время уборки на его секретную тетрадь. В ней были расчеты и чертежи с поправками Див Дивыча. Я ни о чем бы не догадалась, если бы Вадька — тоже мне, конспиратор! — не написал на обложке печатными буквами: АНИШАМ ИНЕМЕРВ. А это шифрование задом наперед сейчас любой первоклассник знает.

После этого Вадька открутиться не смог. Я вытянула из него всю правду. «Расколола», как выражается наш папа, майор милиции.

Брат признался, что Машина Времени уже почти готова.

Он собрал ее по частям в одном месте, куда практически не ступает нога человека, и в воскресенье собирается испытать.

— Разрешаю тебе участвовать в испытаниях, — сказал Вадька. — Но при условии, что до воскресенья будешь держать язык за зубами.

Я обрадовалась, а потом вспомнила, что в воскресенье у моего звена культпоход. Мы договорились пойти в музей, который открылся в Замке. Жора Жук, как обычно, пробовал увильнуть, но я сказала ему пару слов. Придет как миленький! И вот те на — испытания…

— Вадим, — сказала я твердо, — в них будет участвовать все звено!

Брат зафыркал, завозмущался:

— Пионеров твоих там не хватало!

Но я напомнила ему, что «пионер» переводится как «разведчик», «исследователь». Так кому же, если не пионерам, стать первыми хрононавтами?

Тут Вадя почти сдался:

— Тебя, Катерина, не переспоришь. Только плюнь ты на этого Жору, а? Не бери! Уж больно он противный.

— Тем более надо взять! — возразила я. — Если плюнуть, он еще хуже станет…

Я упрямая. Вся в папу.

— Делай, как знаешь, — махнул рукой Вадим.

 

Четырнадцать порций мороженого

До Замка ходит пятый автобус. Вернее, до центрального пляжа на берегу озера Подвального. А Замок стоит на острове. Туда ведет длинный деревянный мост, на перилах которого чего только не вырезано…

Раньше мы думали, что наше озеро назвали в честь каких-то подвалов. Но Петр Ильич объяснил нам, что это заблуждение. «Не в подвале дело, — сказал он, — а в земляной насыпи, окружавшей Замок в старину. Такая оборонительная насыпь называется «вал». А озеро было под самым валом, потому оно и Подвальное».

Петр Ильич, наверное, прав, только лучше бы он этого не говорил. Мы так мечтали опуститься с аквалангом на глубину и найти там таинственные подвалы! Научник Дрозд даже книгу раздобыл — «Подводная археология». А теперь, выходит, нечего искать…

Но ближе к делу! В воскресенье после обеда я сел в «пятерку» и отправился к месту встречи нашего звена. В автобусе было жарко, как в бане. В спину мне упирались чьи-то ласты. Сплющенные пассажиры ехали молча и стойко, предвкушая купание в озере.

Звено собралось у ворот Замка, возле киоска «Мороженое». Последним пришел Ромка Свистунов и стал приставать к продавцу:

— Дядя, эскимо есть?

— Кончилось.

— А какое есть?

— Никакого нету.

— А когда будет?..

— Прекрати, — одернула его Катя. — Все за мной!

Она толкнула чугунную калитку, украшенную львиными мордами, и с видом бывалого экскурсовода повела нас в музей.

Музей был крохотный. Он помещался в привратницкой, где три года назад меня держали в плену Фокусник и Штопорыло. Испорченный телевизор куда-то убрали и на его место поставили рыцаря с алебардой. Не было и дырявой ширмы — в том углу стояли теперь стеклянные шкафы с экспонатами.

«Ятаган XV века. Подарен князю турецким послом», — прочитали мы возле сабли, похожей на полумесяц.

— Ух, сабелька, скажи?! — толкнул меня в бок Свистунов.

Мы еще долго ухали и ахали, разглядывая мечи и кинжалы, а Жук громко охнул, увидев клад старинных монет, найденный на территории Замка.

Одна Катя упорно молчала. Она все время посматривала на часы и вдруг стала нас торопить:

— Есть еще одно важное дело!

Мы пошли за ней во двор. Наш Замок уже много лет на ремонте. Посреди двора, сколько я себя помню, лежит ржавая бетономешалка, а с галереи свисает на длинной проволоке дырявое ведро.

Колотыркина направилась к юго-западной башне. «ВХОД ЗАПРЕЩЕН. ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!» было написано на двери мелом.

— Это для конспирации, — небрежно сказала Катя. — Не обращайте внимания.

По винтовой лестнице мы поднялись на самый верх. С башни был виден весь Замок и город за озером. Когда-то здесь расхаживал дозорный с мечом, а сейчас валялись битые кирпичи и стоял невзрачный дощатый вагончик серо-буро-малинового цвета. В таких обычно хранят на стройках лопаты и рукавицы. Окон у вагончика не было, а на двери висела непонятная табличка:

МАВР-1

Катя постучала четыре раза, и дверь открылась. На крыльцо вышел Вадим, одетый во все торжественное.

— Я пригласил вас, — начал он театральным голосом, — чтобы сообщить приятное известие. Вы имеете уникальную возможность стать первыми хрононавтами.

— Хрено… кем? — переспросил Жора.

— Хрононавтами. Путешественниками во времени, — вполголоса объяснила ему Катя.

Жук свистнул от неожиданности: «фьють-фьють!». Свистунов глупо засмеялся. А мы с Максимом переглянулись, не веря своим ушам.

— Что такое МАВР? — вопросил Колотыркин, скрестив руки на груди.

— Малый Административный Вагончик для Рабочих, — высказал я предположение.

— Не угадал, Заец, — усмехнулся Вадим, — МАВР расшифровывается проще простого: МАшина ВРемени!

— Ха! — недоверчиво сказал Жук. — А чего ж у нее такой вид?

— Это на всякий случай, — ответил Колотыркин. — Чтобы не привлекать внимания.

Тут Ромка снова заухал и стал толкаться, а Максим спросил: — В какой мере вы использовали специальную теорию относительности?

— В должной мере, — ответил Колотыркин и жестом пригласил нас войти.

Первой, ступая на цыпочках, пошла Катя. За ней Дрозд. Потом я. В самолете без привычки и то боязно, а это ж Машина Времени!..

Внутри не было никаких лопат. Стены без окон и потолок матово светились. Вадим усадил нас в мягкие высокие кресла, а сам сел за пульт с экранами и заманчивыми кнопочками. — Пристегнуться ремнями! Куда прокатить вас — в прошлое или в будущее? Только для начала недалеко!

— Лучше в прошлое, — облизнулся Свистунов. — На пару часов назад. Мороженого охота.

— Не мельчи! — запротестовал Максим. — Это ведь исторический момент, а ты — мороженое!..

Но Колотыркин, который и сам любил эскимо, уже нажимал кнопки на пульте.

Нас тряхнуло. Электронные часы мигнули растерянно и вместо пятнадцати показали 12.00.

— Приехали, — сказал Вадим.

Наступая друг другу на пятки, мы выскочили из МАВРа. Все вокруг было, как было, только солнце вернулось в зенит, а киоск внизу у ворот бойко торговал мороженым.

— Ай да Вадька! — восхитилась Катя.

— Ай да молодец! — добавил я от души.

Колотыркин на радостях вынул кошелек и послал Свистунова за эскимо:

— Купишь двенадцать порций! По две на каждого!

— Четы-ырнадцать! — раздался шоколадный голос.

Из МАВРа, ступая, как балерина, вышла Аня Кураго, первая красавица нашего седьмого «А».

 

Улыбки Ани Кураго

В тот день я загорала на пляже с Толиком Гордеевым. На мне был обалденный купальник, в котором я выгляжу на все семнадцать. Взрослые ребята приглашали меня играть в бадминтон, и я соглашалась. Вообще-то мне скучно отбивать этот дурацкий волан, но зато можно показать себя всем-всем. А если просто валяться на песке, кто тебя увидит?

От ревности Толик распсиховался и куда-то ушел. Ну и пусть! На меня смотрел из-под грибка сам Думбилов. Он был в темных итальянских очках, но я его узнала.

Вообще-то я терпеть не могу хоккей, но Думбилов — звезда. Пройтись бы с ним вечером по набережной — все девчонки отключатся… Он смотрел на меня и делал вид, что читает газету, а его здоровенная подруга — тоже, наверно, хоккеистка — натирала ему плечи кремом.

Я решила ему улыбнуться. У меня целая коллекция улыбок. Для начала я выбрала задорную, но ненавязчивую, открывающую мои красивые зубы. Думбилов чуть газету не уронил. Я плавно прошлась взад-вперед и улыбнулась ему приветливо, как старая знакомая. Но здоровенная подруга перехватила мою улыбку и так сдавила тюбик с кремом, что он загнулся.

Я оделась и, послав Думбилову улыбку-вопрос, не спеша пошла в солнечную даль. Я думала, он меня догонит, но хоккеистка его, наверно, крепко держала. И тут я увидела этих самых голубчиков — Колотыркину с ее звеном. Интересно, что им нужно в Замке?

Я незаметно пошла за ними на башню, а потом в вагончик и спряталась в кабинке, где зеркало.

Сначала я думала, что все это треп, и они просто играют в Машину Времени. Но моя прическа вдруг стала такой, как до пляжа, — волосок к волоску. И я поняла, что Вадим не фантазирует: он и правда перевез нас в своем вагончике на несколько часов назад.

Вообще-то я терпеть не могу изобретателей, все они какие-то чокнутые и не понимают важных вещей. Вот и Колотыркин, когда я вышла из вагончика, не заметил мою прическу и грубо спросил:

— Как ты сюда попала?

Я скромно улыбнулась:

— Очень просто. Была на пляже с Думбиловым. Потом он мне надоел, я пошла пройтись и увидела вас, голубчиков.

— Шпионила, значит? — угрюмо спросила Колотыркина. — Кралась по нашим следам?

— Ничего подобного. Просто шла. Это ты у нас, Колотыркина, топаешь, как солдат, а у меня легкая походка, неслышная.

Здорово я ее! Прямо наповал. Но чудик Вадим не обратил на мою победу внимания и продолжал гнуть свое:

— Где ты пряталась, что я тебя не видел?

— Я не пряталась. Я смотрела на себя в зеркало. И вообще, воспитанные люди называют девушек на «вы».

— Извините, — смутился Вадим. — Но больше так не делайте. Пожалуйста.

Наконец-то он заметил мою прическу и все остальное.

— Ну, прокатилась, ну и что? — вступился за меня Свистунов. — Давай, Вадик, еще сорок четыре копейки, я и Ане куплю мороженое.

Ромка тайно в меня влюблен. Но что это за кавалер, который не способен угостить мороженым за свои деньги?

— Кутить так кутить! — щедрым голосом крикнул Жук и заказал Свистунову за счет Вадима семь бутылок пепси-колы. Жук не любит меня, но знает: красота — это сила. Поэтому он старается иметь со мной хорошие отношения.

Короче, трое из этой компании на моей стороне: Ромка, Жора и, главное, Вадим. Он сразу стал другим, когда заметил мою прическу. Потерял всякую уверенность.

Максим Дрозд — тот ни рыба ни мясо. Недаром у него фамилия птичья. А Катенька с Заецом в меньшинстве.

— Вадик, — сказала я нежно, чтобы их позлить, — а куда мы еще поедем в твоей машине?

И выдала такую улыбку, что Колотыркин совсем обалдел.

Его сестрица не стерпела и начала выступать:

— Хорошего понемножку! И вообще мы с Вадей идем искать подарок: у нашей мамы сегодня день рождения.

— Ах, да! — хлопнул себя по лбу Вадим, — Из-за МАВРа я совсем забыл!

Он в темпе проглотил свое мороженое и поздравил всех с успешным испытанием. А мне пожал руку отдельно, со значением, и тихо сказал:

— Обещаю свозить вас на бал, где танцевала Наташа Ростова.

Что еще за Наташа? Что за бал? Разве так назначают свидание?

И ушел, голубчик… Я же говорю: все изобретатели какие-то чокнутые!

 

Максим Дрозд завидует

Кто бы мог подумать, что слухи подтвердятся и легкомысленный тип Колотыркин сотворит ТАКОЕ? Я считаю, ему просто повезло. Это изобретение должен был сделать академик или хотя бы профессор. А что такое Вадим? Даже не инженер.

Об узости кругозора Колотыркина говорит его поведение за пультом. Отправиться в исторический момент за мороженым мог только недалекого ума человек. По-моему, он даже не понимает возможностей своего МАВРа. А они колоссальные, прямо дух захватывает.

Лично я поехал бы в будущее защитить диссертацию и вернулся бы с документами доктора наук. Самый молодой ученый в мире! А Колотыркину, могу поспорить, такое и в голову не пришло.

Он запер Машину Времени и ушел вместе с Катей. Заец тоже поехал домой. Кураго предложила идти на пляж: мол, солнце опять высоко и можно загорать по второму кругу. Но Жук сказал ей и Ромке:

— Вы себе идите, а нам с Максимом надо поговорить.

— О чем это, интересно? — прищурилась Кураго.

— Много будешь знать — скоро состаришься! — огрызнулся Жук и потащил меня за рукав в дальний угол башни.

— Макс, ты помнишь, какие кнопки нажимал Колотыркин? — спросил он нетерпеливым шепотом.

— Приблизительно помню. Ну и что?

— А то, что мы с тобой на пару можем выиграть в «Спортлото»! Тысяч по пятьдесят на брата!

Я сказал:

— Это нечестно. Гордеев правильно писал.

— Что значит «нечестно», что значит «нечестно»?! — задергался от возмущения Жук. — В уголовном кодексе сказано про машину времени? Не сказано. Значит, денежки будут законные!

— А какую характеристику дадут нам в школе? Напишут «любители легкой наживы» или что-нибудь в этом роде.

— С такой суммой на сберкнижке, — скривился Жук, — чихать я хотел на характеристику!

Тут с ядовитой улыбкой подошла Кураго:

— Я вас, голубчиков, насквозь вижу! Учтите: я в очереди первая!

— Ладно, не возникай, — сказал Жук. — Нужен ключ от МАВРа. Что там Вадим шептал тебе перед уходом?

— Не твое дело! Ну, допустим, приглашал…

— Куда?

— На бал, где танцевала Наташа Ростова. Ты ее знаешь?

— Не-а, — сказал Жук. — В нашей школе нету такой.

— Ну, до чего же неразвитые люди! — Наташа Ростова, — растолковал я им, — это юная графиня, героиня Льва Николаевича Толстого. Ее первый бал состоялся в начале прошлого века и описан в романе «Война и мир».

— Знаем мы эти балы! Никакого кайфа! — встрял в разговор Свистунов. — У них там такие танцы-шманцы были, что и не выговоришь! А при входе швейцар проверял уши у дам и кто без брильянтов — не пускал. Шуганут тебя, Аня, оттуда вместе с Вадькой!

Кураго презрительно улыбнулась:

— Я и сама туда не поеду. Пускай этот пришибленный Колотыркин ищет другую дурочку!

— Правильно, Аня! — обрадовался Свистунов. — Долой прошлое! Давайте рванем в будущее всей четверкой!

— А ключ от МАВРа? — напомнил Жук.

— Обойдемся, — сказал Свистунов и с хитрым видом полез под вагончик.

 

МАВР на месте, но…

Назавтра я собрался ехать после занятий в Замок, чтобы допаять в системе управления МАВРа очень важный блок. У дверей института меня поджидали Катя и Заец. Оба были страшно взволнованы.

— Ой, Вадим!.. Плохо дело, Вадим!.. — заговорили они наперебой.

— Не галдеть! — приказал я. — Говорите кто-нибудь один.

— Они исчезли, — сказал Заец. — Бесследно.

— Кто «они»?

— Жук, Ромка, Максим и Кураго. Со вчерашнего дня никто их не видел.

— Их розыском руководит папа, — добавила Катя. — Он уже послал водолазов на дно озера…

— Та-ак, — произнес я, холодея от страшного подозрения. — Ловим такси — и в Замок!..

Мы взбежали по винтовой лестнице на башню с такой скоростью, что нам позавидовали бы лучшие княжеские гонцы. МАВР стоял на месте, но это ничего не значило. По третьему принципу Мамикоряна такие машины, отправившись в будущее, не исчезают из настоящего.

Так был угон или нет? Дать ответ могла только дверь. Мы осмотрели ее: целехонька! И замок нетронут.

— Уфф! — облегченно вздохнул я, доставая ключ из кармана. — Войдем-ка, посидим, успокоимся.

Первым вошел Заец и… провалился по пояс в люк, который служил МАВРу запасным выходом.

Катя бросилась осматривать его ссадины, а я схватился за голову, мысленно ругая себя последним идиотом. Ну, что мне стоило приделать шпингалет? Поленился, отложил на потом! Крышка люка держалась на загнутых гвоздях, вбитых в дно вагончика снаружи…

Спустившись в люк, я осмотрел его снизу. Кто-то здесь похозяйничал — отогнул гвозди. Ну и, конечно, открыл крышку, залез в вагончик, сел за пульт…

— Это же авантюристы! — простонал я. — Катя, кого ты воспитала?!

Катя, которая все поняла, топнула ногой:

— Ну, попляшет у меня эта четверочка!

— Где они сейчас? — спросил Заец.

Это был теперь самый важный вопрос. Дело в том, что МАВР еще не имел БФВВ — Блока Фиксации Внутреннего Времени. Я собирался впаять его только сегодня, он был у меня в портфеле. Без этого блока хрононавты должны стремительно стареть на пути в будущее, а двигаясь в прошлое, наоборот, расставаться со своими годами. И если только эта чертова четверка рванула чересчур далеко, то она уже поумирала от старости или вовсе еще не родилась.

Дрожащими от волнения руками я включил бортовой мини-компьютер. Он был никудышный, неточный, но кое-какую информацию давал. Компьютер посвистел соловьем и высветил на экране: 1988±3.

— Что с тобой? — спросила Катя. — Чего ты так странно смеешься?

— Это нервный смех, — ответил я. — Сейчас пройдет… Живы, слава аллаху, твои воспитаннички!

— Где же они?

— Лет на пятнадцать впереди нас: в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом плюс минус три года.

— Надо вернуть их! — вскричали Катя и Заец.

— Это будет непросто. Внутреннее Время в Машине не было зафиксировано, и они теперь, значит, вдвое старше вас. Представляете, им уже под тридцать! Закончили, наверное, институты, продвинулись по службе. Получили хорошие квартиры… Захотят ли они возвращаться…

— А кто их будет спрашивать?! — перебила Катя. — Обязаны вернуться! Здесь родители слезы льют, а они там будут жить в свое удовольствие? Это свинство!

— Эгоизм! — поддержал ее Заец. — Заводи, Вадик, МАВРа — и в погоню!

— Ну и прыткие вы стали! — удивился я. — Не гоните лошадей! Пока не допаяю БФВВ, никуда не поедем.

— Что за «бэ-фэ-вэ-вэ»?

— Блок, который остановит время внутри Машины, иначе постареете в ней, тридцатилетними станете, а мне так вообще четвертый десяток пойдет.

— Ладно, паяй, — милостиво разрешила Катя. — А я с Сашей пока продумаю план действий.

Во дает! Тоже мне, полководец, метр сорок с косичкой…

 

Ромка становится директором

Я обнаружил этот люк, пока Жора и Максим секретничали. Хотел громко залаять из-под вагончика, чтобы всех насмешить, полез туда прятаться — и увидел.

Открыть крышку и пролезть в будущее можно было запросто. «Вот это везуха!» — мелькнуло у меня в голове. Ведь кто я в настоящее время? Школьный шут гороховый. Не Роман и даже не Рома, а Ромка.

А вот пролезу в будущее и такое вытворю, что сразу стану «наш уважаемый Роман Алексеич!»

Чего бы такого вытворить, чтобы все ахнули? Была у меня одна идеечка, но я ее в откровеннике сдуру выболтал. Думал, что Машина Времени — это сказки, вот и написал. И мне теперь нельзя предсказывать погоду: все поймут, что я ее просто в будущем подсмотрел.

Пока я так сидел под вагончиком, Кураго заговорила про бал. Еще немного — и сообразит, что там гусары, тогда попробуй ее удержи! Ну, я быстренько ее напугал, она передумала ехать к предкам, и мы решили двинуть в будущее всей компанией.

Залезли, и Жук сказал Максиму:

— Шеф, газуй в следующий понедельник!

— Ну и пенек ты, Жора! — говорит Кураго. — До понедельника мода не переменится. Едем в следующий год!

— За год наука даст мало нового, — заявил Максим. — Чтобы увидеть ее плоды, надо ехать в следующую пятилетку.

Меня это устраивало:

— Я согласен! Пять лет — нормальный срок.

— Но затормозим в понедельнике и купим газету, — настаивает Жук. — Мне очень нужна газета за следующий понедельник.

— Остановимся через год и посмотрим, что там носят, — говорит Кураго. — Ты слышишь, Максим?

— Слышу, слышу…

Дрозд помудрил с кнопками на пульте, что-то зажужжали, и по стенам, но потолку побежала настоящая цветомузыка.

— Всем в кресла! Скорее! — крикнул Максим.

Мы сели. Машина жужжала все громче и на разные голоса. А потом как рванет! Нас прямо вдавило в мягкие спинки. В голове что-то завспыхивало и замелькало, будто в ней со страшной скоростью крутили кино. Я вдруг почувствовал, что я, Роман, — нет, уже Роман Алексеевич, — большой начальник. А Кураго Анна — мой личный секретарь. Вот это да!..

Машина выключилась. Мы глянули друг на друга — и обалдели. Анна Кураго побежала к зеркалу, ахнула и заплакала аккуратно, чтобы не потекли накрашенные ресницы:

— Что вы со мной сделали, Максим Максимыч! Превратили в старуху! Мне уже по виду все двадцать пять!..

— Скорее тридцать, — безжалостно уточнил Дрозд. — Дело в том, что я не справился с управлением. Мы попали дальше, чем хотели — куда-то во вторую половину восьмидесятых.

— Не горюйте, Анна Ивановна, — вмешался Жук, у которого появились кожаный пиджак и животик. — Никто не даст вам даже двадцати. Какой костюм у вас прелестный!

Кураго сразу успокоилась и с победоносной улыбкой стала разглядывать себя в зеркало…

Мы вышли из МАВРа. Был такой же солнечный майский день. Наш вагончик не изменился, только выцвела краска. Я глянул с башни во двор Замка — там по-прежнему лежала ржавая бетономешалка и висело дырявое ведро.

Зато город за озером стал шире и выше! А само озеро вышло из берегов, затопило центральный пляж и подступило к воротам Замка.

— Набрало силушку наше Подвальное! А раньше мелело, — с гордостью произнес я.

— Вы правы, Роман Алексеевич, — подтвердил Дрозд, сверкая на солнце очками. — Мы видим плод успешного сотрудничества моей научно-исследовательской лаборатории и вашего ППО.

«ППО… ППО… — наморщил я лоб. — Ах, да, это значит Проектно-производственное объединение. Я его директор…»

— Роман Алексеич, нам пора: через тридцать минут пресс-конференция! — красивым голосом напомнила Анна, мой секретарь.

Мы спустились по винтовой лестнице во двор Замка. «Как же добраться до берега?» — с беспокойством подумал я. Озеро затопило мост и плескалось под аркой ворот. Еще немного — и двор станет заливом…

— Эй! — крикнул Жук и хлопнул в ладоши. Под арку вплыла длинная плоскодонка с высоким гнутым носом и такой же кормой. На корме стоял, орудуя веслом, черноволосый крепыш в форменной фуражке. Вместо эмблемы фуражка имела шашечки, как у такси.

— Прошу в гондолу! — сказал Жук. Мы уселись на кожаные подушки. Гондола выплыла из-под арки, и лишь тогда я заметил, что чугунных ворот с львиными мордами больше нет. Исчез и киоск «Мороженое». Впрочем, скоро я его обнаружил: он плавал между Замком и берегом, как полузатонувший корабль.

— Песню, гондольеро! Мою любимую! — весело распорядился Жук. И черноволосый крепыш, разогнав лодку, грянул:

— Браво! — захлопала крепышу Кураго и послала ему испанскую улыбку.

На берегу нас действительно ждал народ: симпатичные студенты и культурные пенсионеры, всего человек сто. Когда мы вышли из гондолы, они дружно подняли руки, но вместо приветствия стали выкрикивать: «По-зор! По-зор!»

Хулиганы какие-то. А может, ненормальные. Я отвернулся и быстро зашагал к автомобилю.

Машина была новой марки. Я хотел расспросить про нее шофера, но на перекрестке мы попали в ужасную пробку. Со всех сторон рычало и гудело автомобильное стадо. Ого, сколько машин в нашем Блинове!

— Все улицы перекопаны, вот и пробка, — проворчал шофер. — Разве это езда, елки-моталки?!

Пришлось нам выйти и добираться пешком.

— Ничего, — подбадривал Жук, — скоро будем плавать в гондолах!..

Мы шли гуськом по деревянным мосткам через широкие канавы.

— Какой идиот их вырыл посреди улиц? — спросил я с раздражением.

Жук захихикал:

— Юмор у вас, Роман Алексеич, — высший класс!

А секретарь Анна напомнила мне противным голосом:

— Вы же, извиняюсь, и вырыли…

Моя память, взбаламученная скачком во времени, быстро приходила в норму. Я легко узнал свою двенадцатиэтажную резиденцию. Над входом на гранитной стене сверкали стальные буквы:

ППО «ЗЕМВОДПОВОРОТ».

А выше висел бледно-голубой транспарант:

ПРЕВРАТИМ НАШ БЛИНОВ В ВЕНЕЦИЮ!

Давно висел. Успел полинять. Но снять его — значит сдаться. Не бывать этому!..

Я уже взялся за ручку двери, когда из-за угла вывалила толпа — те самые юнцы и старики-горлохваты, которые хулиганили на берегу. Очкастый заводила поднес ко рту мегафон и оглушительно проорал: «ПОЗОР ГУБИТЕЛЯМ РОДНОГО ГОРОДА И ПРИРОДЫ!»

— Никого не пускать! — приказал я вахтерам и уверенной спортивной походкой поднялся по ковровым ступеням в конференц-зал.

 

«Докукарекаемся, братцы!»

Меня зовут Юрий Лещенко, можно просто Юра. Я корреспондент блиновской молодежной газеты. Раньше я был внештатным сотрудником уголовного розыска, работал с самим Колотыркиным (его потом в столицу перевели) и писал в основном о милиции. Но теперь у меня другая тема. Втянула — и не отпускает.

Началось с того, что в нашу газету назначили нового редактора. Он вызвал меня и с ходу спросил:

— Что вас волнует как журналиста?

Я ответил:

— В Замке из музея исчез клад старинных монет. Милиция ведет расследование.

— Исчез клад, — задумчиво повторил редактор. — Жаль, конечно. А если весь Замок исчезнет, что тогда?

Я улыбнулся.

— Это не шуточки, — строго сказал редактор. — Найдите Лузгина, побеседуйте с ним и сделайте острый материал о БЭПе.

БЭП значит «Блиновский Эпохальный Проект». Местные газеты писали о нем так много, что длинное название пришлось сократить. За счет этого высвободилось место для дополнительных восторженных слов типа «грандиозно!» и невиданно!».

Суть БЭПа была проста: повернуть вспять речку Нетихую. Тысячу лет она вытекала из озера Подвального, а теперь должна втекать.

Блиновцы насчет проекта разное говорили. Многие жалели, что затопит пляж и негде будет загорать. Но Свистунов, директор «Земводповорота», назвал это шкурными интересами, которые противоречат благородному делу покорения природы.

В одно прекрасное утро на берегах Нетихой появились бульдозеры с экскаваторами и распугали рыбаков. Наша газета откликнулась на это статьей «СДАВАЙСЯ, НЕТИХАЯ!» А наутро в редакцию пришел Степан Лузгин, экскаваторщик, и принес школьную тетрадку с расчетами.

— Доиграемся, братцы! — сказал Степан. — Наш Замок-то потихоньку водой накроется!

Старый редактор передал эту тетрадь Свистунову: мол, мы тут ничего не поймем, так что скажите, уважаемый Роман Алексеевич, ваше слово. А Свистунов, не глядя, швырнул тетрадь в урну:

— Кому вы верите? Кандидату наук Дрозду, который математически обосновал Проект, или работяге с лопатой?

Ну, положим, не с лопатой, а с экскаватором. Но это так, к слову. Главное, что «работяга» Лузгин по вечерам заканчивал инженерно-строительный институт, был силен в математике и даже программировал для ЭВМ.

Тетрадь так и пропала. Степан уволился с работы, заявив, что не будет своими руками хоронить памятник истории. А Нетихую повернули, справиться с ней недолго — наша речка ведь не Обь и не Лена…

Вода в озере стала прибывать — не очень быстро, зато неуклонно. Сначала покрыла пляж. Потом залила мост, по которому ходили в Замок. Блиновцы начали роптать, хотя и с оглядкой (никому не хотелось прослыть врагом благородного дела).

И тогда Жук, председатель фирмы «Блинбыт», заявил:

— Подумаешь, мост! Мы построим гондолы и пустим их в Замок и обратно, да еще с песнями!

Наша газета откликнулась на это статьей «ЗАПЕВАЙ, ГОНДОЛЬЕРО!». А наутро в редакцию пришел бывший экскаваторщик Лузгин и принес распечатки сделанных на ЭВМ расчетов.

— Докукарекаемся, братцы! — сказал Степан. — Одни флюгера над водой останутся!

Старый редактор передал распечатки Свистунову: дескать, мы тут, уважаемый Роман Алексеевич, ничего не поймем — ну, и так далее. Свистунов не бросил их в урну: все-таки ЭВМ — не лопата, и с ходу сказать, что Дрозд умнее, было трудно.

— Разберемся и пришлем вам ответ, — сказал Свистунов. И действительно прислал: мол, в расчетах не учтена теорема Дрелье-Пассатижа и поэтому им верить нельзя. Еще он и Дрозд требовали развенчать на страницах газеты «безответственного недоучку Лузгина».

Старый редактор уже собрался развенчивать, но тут его в связи с перестройкой отправили на пенсию. А новый вызвал меня и поручил найти Лузгина, чтобы развенчать Дрозда и Свистунова.

Вот так я поменял милицейскую тему на БЭП и стал заклятым врагом «Земводповорота».

А вода в озере прибывала. Свистунов с Дроздом поняли, что дали маху, и объявили о второй очереди Проекта. Большинство улиц Блинова будут превращены в каналы. Это живописно и для здоровья полезно. Наш город станет маленькой Венецией.

В ответ газета напечатала мой фельетон «Венеция по-свистуновски». Я доказывал, что «Земводповорот» не заботится о городе и его жителях, а просто хочет замаскировать свою ошибку. В каналы уйдет из озера катастрофический излишек воды, и уровень Подвального на какое-то время станет нормальным. А за это время «великие проектировщики» придумают, как им выкручиваться дальше.

Что тут началось! Свистунов позвонил редактору и потребовал напечатать опровержение, иначе он привлечет нас к ответственности за клевету. Звонили и мне. Чей-то загробный голос советовал: «Кончай свою писанину, а то хуже будет!» Ночью у моего «Запорожца» прокололи скаты. Впрочем, ездить по перерытым улицам все равно было невозможно.

Зато к нам в редакцию пришло три тысячи писем, осуждающих и клеймящих позором Блиновский Эпохальный Проект. Жители города уже не стеснялись, как пару лет назад. Многие начинали словами: «Не могу больше молчать…»

Этими письмами был завален весь мой письменный стол, угол кабинета и подоконник. Каждый день я отбирал несколько и давал в очередной номер, мысленно приговаривая: «Батарея, по БЭПу — огонь!..»

Другие газеты города поддержали нас. Свистунов тогда назначил пресс-конференцию. Он явно надеялся переубедить на ней хотя бы часть журналистов и склонить их на свою сторону.

Интерес к пресс-конференции оказался очень большим. Утренним поездом из столицы прибыла группа корреспондентов. Свистунов прислал за ними к вокзалу вертолет — якобы для того, чтобы показать ход грандиозных работ с высоты птичьего полета. На самом деле он хотел избавить их от уличных пробок. Если бы уважаемые гости добирались городским транспортом, то явились бы на пресс-конференцию взмыленными и злыми.

В начале конференции нам показали слайд-фильм. Счастливый рыбак на берегу озера держит в левой руке щуку, а правой приветствует Свистунова и его свиту. При лунном свете на фоне Замка плывет гондола, в которой сидят невеста и жених. Художник увлеченно рисует каналы, еще не наполненные водой, но уже, надо понимать, живописные…

Журналисты вежливо похлопали. Слово взял Свистунов и пошел громить «самоуверенных выскочек, не понимающих общественной пользы и красоты».

— Этот вчерашний милицейский репортер, — указал он на меня пальцем, — совершенно не понимает сути проекта и списывает, как двоечник на экзамене, чужие ошибки, — я имею в виду ошибки Лузгина!..

Он рассчитывал, вероятно, что я обижусь и уйду. Но я не доставил ему такого удовольствия. Терпеливо дослушав, я задал вопрос:

— А зачем вообще было поворачивать Нетихую?

 

Сенсационный кадр

На этой пресс-конференции я, Жук, тихо сидел в последнем ряду. Впереди аж сияло от вспышек: фотокоры щелкали Свистуна и Макса. Кураго тоже лезла в кадр, стреляя улыбками.

А мне и тут, возле двери, хорошо. Я за славой не бегаю. Пускай Свистун красуется, сколько влезет, и строит из себя великого деятеля — все равно ему без меня не обойтись.

Нужна была щука для рекламного фильма — он ко мне. Потому что в нашем озере после БЭПа не то что щуку — карася не поймаешь. А кто художника достал, рисующего каналы? Снова я. Нарядил фотографа Яшу из быткомбината в бархатный берет, бородку ему наклеил — вот вам и художник.

А не так давно намекнул мне Свистун, что хорошо бы попугать этого Лещенко. Я выполнил заказ: позвонил ему диким басом. А Эдик, мой гондольеро, скаты продырявил.

Эдик у меня вообще разносторонний специалист. Раньше был на озере спасателем, но погорел за пьянку еще до того, как пляж затопило. Я взял его к себе в «Блинбыт» водителем экскурсионного воднотранспортного средства типа «гондола», а по совместительству — учителем венецианского пения и игры на гитаре. Умник Макс доказывал, что венецианское пение — это чушь, бывает венецианское стекло, а песни — неаполитанские. Но мы с Эдиком (я переименовал его в Эдуардо) решили так оставить. Чем непонятнее, тем дороже можно брать с клиентов.

А недавно Свистун дал мне такой заказ!.. Но нет, об этом я молчок. «Молчание — золото», — говорили предки. Вернемся лучше на пресс-конференцию, где я тихо сижу в последнем ряду.

— А зачем вообще было поворачивать Нетихую? — спросил этот тип Лещенко.

Свистун развел руками, как артист:

— И вы еще беретесь писать, не зная азбучных истин?!

Но все же ему пришлось ответить, что озеро год от года мелело, и это ставило под угрозу существование знаменитых блиновских карасей, которых еще в пятнадцатом веке ели в сметане.

Тогда этот Лещенко заявил:

— Озеро не мелело! Его уровень колеблется испокон веков, то понижаясь несколько лет подряд, то снова повышаясь. Вот это действительно азбучная истина! Но вы с Дроздом не пожелали ее учесть, потому что тогда бы не было «Эпохального Проекта»!

— Я протестую! — воскликнул Дрозд, сверкая со сцены очками. — Это клевета!

— Клевета, что не захотели учесть? — переспросил Лещенко. — Ну, допустим. Но тогда, выходит, надумав «покорять» озеро, вы не дали себе труда его изучить!

— Без-зобр-разие! — рявкнул Свистун в микрофон.

— А еще журналист! — поддала жару Кураго.

— Ему здесь не место! — махнул рукой Дрозд и опрокинул бутылку с нарзаном.

Они нарочно раздували скандал, чтобы Лещенко ушел. Но корреспонденты в зале его выручили.

— Давайте-ка все успокоимся, — сказал самый старший из них, седой. — Мы пришли сюда ради установления истины…

Я понял, что, если дальше так пойдет, мои могучие дружки будут в глубоком нокауте.

— Пора! — шепнул я фотографу Яше, который только и ждал команды.

Яша поднял руку:

— Разрешите, товарищ председатель? Я простой работник фирмы бытовых услуг. Фотографирую туристов и экскурсантов. И вот вчера на нашем озере я случайно заснял тако-ое!..

Свистун постучал по микрофону карандашом:

— Пожалуйста, покороче!

— Уже закругляюсь, — закивал Яша. — Я имел желание отснять солнечный закат. Не для клиентов, а для души. Потому что нельзя думать только про деньги, вы согласны?

— Ближе к делу! — перебил Свистун.

— Хорошо, не беспокойтесь, я уже совсем близко… Пленка у меня была цветная обратимая «Орвохром»…

— Давай про главное! — прошипел я, наступая Яше на ногу.

— Ой! — вскрикнул он. — Сейчас вы сами все увидите. Пусть этот мой дефицитный кадр вставят в ваш проектор…

Свистун дал знак оператору. Свет в зале погас. На экране появилось озеро, подсвеченное заходящим солнцем.

Слева вдали плавал на боку белый киоск с большими голубыми буквами «МОР», остаток надписи скрывала вода.

Яша сунул палец в луч проектора:

— Вот оно, справа! Всем видно?

— Это невероятно! — вскричал Дрозд. — Не может быть!

 

Кураго пудрит нос

Вы не поверите: в этом самом будущем снова стало входить в моду короткое! Я своими глазами видела одну певицу в обалденном мини. А джинсы, которые были у спекулянтов по двести, в любом магазине лежат навалом. По сто. И никто на них даже не смотрит. Все ищут «варенки» — это у них тут такие остромодные штаны.

Ну, я, конечно, за дефицитом не бегаю, мне девочки с универмага сами приносят, — я ведь личный секретарь самого Свистунова, и от меня много зависит. Наберу телефончик: «Алло, Иван Иваныч? Это из приемной Роман Алексеича…» И сразу к моей просьбе хорошее отношение, хоть я еще и сказать не успела.

Да, высоко забрался наш Ромочка. Какие люди у нас в приемной сидят! Был даже один кинорежиссер. Шоколадку мне подсовывал, дарил розочки…

Все в нашей конторе было о’кэй, пока не возник этот Лещенко. Законтачил с Лузгиным, и как пошли нас поливать! Что мы всем головы заморочили, губим Замок и озеро, а город превратим в болото…

Блиновцы всегда спокойные, а тут их как оса укусила. Кричат у нас под окнами: «Долой поворот!», «Свистунову и Дрозду — позор!» Мы с шефом хотели вызвать милицию, а нам ответили: «Никакое это не хулиганство, а выражение общественного мнения». Ей-богу, не вру!..

Шеф ходил, как туча, никого не принимал и без конца устраивал секретные совещания с Жуком и Максим Максимычем. А вчера после пресс-конференции сразу повеселел. Еще бы, ведь под окнами стало тихо! Всем теперь сделалось не до нас. В городе только и разговоров, что про этого плиссе… безе… Язык можно сломать, пока выговоришь.

О, вспомнила: плиссеозавр! Я видела его на Яшином слайде — ничего особенного. Торчит из воды голова, как у верблюда, только черная, а за ней в ряд какие-то острые бугры…

Это ж надо, столько шуму из-за такой ерунды! Лично я в зоопарке и не такое встречала. А корреспонденты как заахали, как стали рвать Яшу на части, чтобы отпечатал им тот несчастный снимок!

Представляете: на следующее утро позвонили из Парижа! Симпатичный такой мужской голос, взволнованный. Залялякал по-ихнему, но главные слова я поняла: «мадмуазель», «фото» и «сильвупле». Я сначала подумала, он мое фото просит, но оказалось, и ему чудовище подавай. Чокнулись они все на этом плиссеозавре!

Жук устроил на берегу озера смотровые площадки, стал брать по рублю за вход и выдавать напрокат бинокли. Приглашал меня, обещал провести бесплатно. А я из принципа туда не поехала. До чего дошло: позвонил тот самый кинорежиссер с шоколадкой, что вылетает со съемочной группой, и чтобы я заказала всем гостиницу. И кого же он собрался снимать? Ну, конечно, чудо-юдо подводное. А еще розочки дарил…

Поговорила я с ним и сижу, пудрю нос. Тут в приемную кто-то входит медленно.

— Идет совещание! — говорю. — Приема нет!

А мне два голоса хором:

— Здравствуй, Аня!

Я глянула — и чуть пудреницу не уронила: вот так посетители! Этого мне еще только не хватало…

 

Погоня из детства

Дело было на другой день после пресс-конференции. Я, Максим и Жук сидели в моем кабинете и просматривали свежие газеты.

ОЧЕВИДНОЕ — НЕВЕРОЯТНОЕ

Кто не знает об озере Лох-Несс в Шотландии? Еще в VI веке ходили легенды о змеевидном чудовище, которое обитает в нем. Это доисторическое животное — плезиозавр — ежегодно привлекает на берега озера около 12 миллионов любопытных людей, жаждущих его увидеть. Плезиозавру даже дали имя — Несси, — но обнаружить его, а тем более сфотографировать до сих пор не удалось.

И вот на днях в озере Подвальном, живописно раскинувшемся на окраине нашего древнего Блинова, фотограф местного быткомбината Я. Райгородецкий запечатлел аналогичное чудовище (см. фото). По мнению участников пресс-конференции, состоявшейся вчера в НПО «Земводповорот», оно не уступает по величине шотландскому экземпляру, а возможно, и значительно превосходит его.

ФИРМА «БЛИНБЫТ» ОБЪЯВЛЯЕТ КОНКУРС

на лучшее имя для нашего плезиозавра. Свои предложения направляйте в редакцию на почтовых открытках. Победитель получит постоянный бесплатный пропуск на смотровую трибуну и право внеочередного проката бинокля.

«ПРИРОДА ГОЛОСУЕТ ЗА БЭП!»

Так заявил нашему корреспонденту директор «Земводповорота» Роман Алексеевич Свистунов. По его убеждению, появление плезиозавра в Подвальном стало возможным благодаря повороту Нетихой. Это лишний раз доказывает, что БЭП дал озеру новое, мощное дыхание, подчеркнул Р. А. Свистунов.

Я гордо встал и подошел к окну:

— То ли еще завтра будет! Прогремит наше чудище на весь белый свет! А я под шумок пущу воду в каналы…

— И тогда — все, привет! — хихикнул Жук. — Никакая общественность ничего не изменит.

— Тэ-экс… О чем еще пишет местная пресса? — шуршал газетами Максим. — «СЕВЕРНЫЕ ПРОТИВ ЮЖНЫХ»… Это о военной игре в пионерских лагерях. «ПОД ГИТАРЫ СЛАДКИЙ ЗВОН»… Это о курсах пения, возглавляемых нашим славным Эдуардо…

— Хвалят или как? — спросил Жук с тревогой.

— Пока что хвалят… А вот фельетон: «С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ КАРАСЯ В СМЕТАНЕ»… Гм-гм! — Макс внезапно охрип. — Вы только послушайте: «Венеция давно страдает от сырости и загнивающей воды, а Свистунов с Дроздом решили подарить эти «блага» нашему городу…»

— Автор — И. Лещенко? — усмехнулся я.

— Он самый.

— Пускай себе выступает. Никто сейчас не станет читать его писанину — у всех чудище на уме. А пустим воду — съездим в Венецию в порядке обмена опытом…

Тут за дверью послышалась какая-то возня. Что там стряслось? Нахмурившись, я выглянул в приемную.

У порога спиной ко мне стояла секретарь Анна и, расставив руки, кричала: «Не пущу!» На нее напирали и пытались прошмыгнуть под мышками два юных пионера. Это были… Заец и Колотыркина из нашего седьмого «А».

 

«Назовите ваше желание»

— Ага! Вот вы, голубчики! — сказала Катя, когда мы прорвались в кабинет. — Ну, здравствуйте, здравствуйте!

— Привет! — разинул рот Жук.

Свистунов промолчал.

Максим протер очки и пробурчал что-то невнятное.

Кураго вышла поправить прическу, пострадавшую в бою, но потом вернулась испепелять нас взглядом.

— Соли-идные! Ва-а-ажные! — продолжала Катя, переведя дух. — А сесть не предложат. Свистунов, у тебя сколько по поведению?

Свистунов нервно моргнул и указал нам на свободные кресла.

Я присел. А Колотыркина дернула себя за косичку и выпалила без долгих предисловий:

— Значит, так: строимся — и шагом марш!

— Куда это? — вытаращил глаза Жук.

— В Машину Времени. Вам здесь не место. Вы сюда незаконно попали.

— Ну, ты, Колотыркина, выбирай выражения! — оскорбился Свистунов.

— А ты не строй из себя, не строй! — топнула Катя. — Подумаешь, директор! Да я, может, министром буду, когда честно до будущего дорасту!

— Не будешь, Колотыркина, — мстительно сказал Ромка. — Я здесь навел справки: ты просто учительница. Твоего отца в столицу перевели, а ты за ним переехала. И братец твой туда перебрался, и муж — вот этот самый Заец…

— Жени-их и неве-ста из ки-ислого те-ста! — стал дразниться Жук, скаля зубы.

Это был коварный удар! Катя сделалась пунцовой и замолчала.

Я тоже смутился, но сказал:

— Хорошая учительница, чтоб вы знали, не хуже министра!

Эх, упустили инициативу… Свистунов немедленно воспользовался замешательством в наших с Катей рядах.

— До свидания, юные друзья! — произнес он, вставая, — Ваше время истекло. Мы люди занятые.

— Роман Алексеич — директор! Максим Максимыч — почти что доктор наук! — надменным голосом напомнила нам Кураго.

И тут мне в голову пришла идея:

— Самозванцы они оба! Какой «директор», какой «доктор»? Они же седьмой класс не закончили!

Свистунов как стоял, так и сел. У Максима запрыгали очки.

— Что ты тут, Заец, болтаешь? — неуверенно спросил «директор».

— То, что слышишь! Вы сбежали перед самыми экзаменами. И значит, как вы тут ни крутите, образование у вас — неполные семь классов!

— Можем привезти из школы справку с печатью! — подключилась Катя. Она успела прийти в себя и была теперь бледно-розовая.

В кабинете стало тихо.

— Зачем справка? — вкрадчиво спросил Жук. — Можно ведь по-хорошему договориться. Назовите, ребятки, ваше желание — и оно мигом исполнится.

— Ты что, золотая рыбка? — фыркнула Катя.

— Почти угадала, — ухмыльнулся Жора. — Я тут много чего могу. Хотите, отправлю вас в круиз на теплоходе по Северному морскому пути? Или устрою поездочку в Австралию?

— Наше желание, — твердо сказала Колотыркина, — чтобы вы сели в МАВР и немедленно вернулись домой. Вас же все ищут — думают, вы утонули. И потом, вы тут наш город уродуете…

— А тебе не все равно? — спросил Жук. — Ты же в столице жить будешь со своими родственниками. Чихать тебе на Блинов!

— Кому и правда чихать, так это вам, — ответила Катя. — Хотите урвать для себя побольше, а там хоть трава не расти!

— Спокойнее, Катя, здесь не собрание, — примирительно заговорил Свистунов. — Мы понимаем тебя, но и ты пойми нас в нашем новом положении. И давай найдем выход, который всех устроит.

— Придем к оптимальному решению, — ввернул Максим.

— Вот именно. Почему бы тебе и Заецу не остаться здесь, в будущем? А? Ну, хотите — мы вас усыновим?

— Что-о?! — изумились мы с Катей.

— Усыновим, — повторил Ромка. — Будете себе в школу ходить, приобретать знания.

— Школы сейчас — во! — поднял Жук большой палец.

— Компьютеризация! — важно добавил Максим.

Я дико захохотал и чуть не выпал из кресла. Катя тоже смеялась до слез.

— Дураки неблагодарные! — вскричала Кураго. — Им такая честь предложена, а они…

— Просто плюнули нам в лицо, — сказал Максим, протирая очки.

Жук пошептался со Свистуновым и заявил:

— Будь по-вашему. Вернемся в золотое детство, но только через пару часов. Мне надо слетать на вертолете по одному дельцу. Чтобы вы тут не скучали, беру вас с собой.

— Честно?! — обрадовались мы с Катей.

— Честно, — ухмыльнулся Жук.

 

ЧП на узкоколейке

Когда мы взлетели, Жук стал угощать нас пирожками.

— Бери, Катя! С капустой! — уговаривал он меня. — И ты, Зая, тоже налетай, не стесняйся. Неизвестно, когда еще придется поесть.

Мне это показалось подозрительным. Жора никогда не угостит просто так. Что-то он, наверное, задумал. Но отказываться мы не стали, потому что ничего не ели с утра.

На МАВРе был запас бутербродов, но мы их оставили Вадьке. Он там на башне один-одинешенек, как Робинзон. Добровольно остался, чтобы покопаться в своей Машине и подрегулировать, пока мы вернемся, разные штучки-дрючки.

Сквозь окошко вертолета я увидела озеро, и Замок вдали, и крохотный вагончик на башне. На берегу, в районе затопленного пляжа, теснилось множество людей: казалось, что с футбольного стадиона перенесли сюда трибуну вместе с болельщиками.

— До чего любопытные у нас граждане! — ткнул Жора пальцем в окно. — Вы уже в курсе насчет чудовища? Читали сегодня газету?

— Читали, — ответил Саша, — Эх, посмотреть бы на этого плезиозавра!

Мне тоже ужасно хотелось глянуть, по никто ж не знает, когда он всплывет. Мы будем ждать у моря погоды, а Свистунов и компания за это время сбегут или еще что-нибудь выкинут.

— На картинке посмотришь, — сказала я Саше. — Вернемся — дам тебе детскую энциклопедию…

Озеро осталось далеко позади. Мы летели над лесом. Тень вертолета скользила по зеленому морю — темному там, где сосны, и нежно-салатовому, где деревья с молодыми листьями.

— Понимаете, — говорил Жора, жуя пирожок, — лесник у меня знакомый. Я ему лекарство обещал. Нельзя ж подвести старика. Вот отдам лекарство и — в золотое детство! Законно?

Ох, что-то здесь не то. Не родился еще тот старик, для которого Жук вот так бы старался… Я уже стала жалеть, что согласилась на этот полет.

— Ух ты! — вскрикнул Жора и указал пирожком вниз, где в лесной чаще петляла узкоколейка. — Кажется, одного рельса не хватает! Приземляемся!

Летчик посадил вертолет на поляну в сухую высокую траву. Мы втроем поспешили к насыпи. Рельса и правда не было.

— Молодец, Жора, что заметил, — сказала я. — Это же может быть крушение!

— Еще какое! — подтвердил Жук, дожевывая пирожок. — Значит, так: вы здесь подежурьте, в случае чего будете махать машинисту, а я слетаю за подмогой. Раз-раз — и вернусь!

Он улетел.

— Нельзя терять ни минуты, — сказала я Саше. — Снимай пионерский галстук и беги налево, а я — направо.

— А докуда бежать?

— Чем дальше, тем лучше. Увидишь поезд — махай машинисту галстуком. Только не так, как машут на вокзале, а круговыми движениями руки. Есть вопросы?

— Нету.

— Тогда вперед!

И мы побежали по шпалам в разные стороны.

 

Заец попадает в плен

Я бежал, пока у меня не закололо под ложечкой. Что это за ложечка и как она выглядит, никто не знает, но под ней всегда больно колет, если чересчур долго бежишь.

Я вспомнил, как в одной книжке герой прикладывал ухо к рельсам: звенят — значит, поезд идет. Я тоже приложил, но ничего не услышал, только в траве насвистывал ветер да стрекотал кузнечик.

Я уселся на пенек возле насыпи и стал терпеливо ждать. Солнце уже опускалось за сосны, а поезда все не было и Жука с подмогой тоже.

Лес вокруг был не то чтобы дремучий, но серьезный, как в фильмах про партизан. Я решил немного развлечься, выломал из сухой ветки пистолет и устроился за кустом возле насыпи, как в засаде. Там, за узкоколейкой, враги. Если они появятся, я забросаю их гранатами. Я взял пару сосновых шишек покрупнее и по-пластунски пополз к рельсам.

— Ни с места! — крикнули за спиной, и на меня кто-то навалился, выкручивая руку с гранатой. Я лягнул его и рванулся. Меня крепко придавили к земле.

— Держите крепче! Вяжите руки! — командовал кто-то над ухом. — Так… Хорошо… Теперь не уйдет!

Это были трое парней, одетые по-военному — приблизительно мои ровесники. Через плечо у них висели автоматы — по виду самые настоящие.

— Вы что, сдурели? — возмутился я. — Какое вы имеете право?!

— Не возникай, — сказал один из них, конопатый, с голубой повязкой на рукаве. — Отвечай лучше, чего ты тут высматривал.

— Я не высматривал. Я хотел дать машинисту сигнал.

— Какому машинисту? Это что — кличка?

— Ну, с вами не соскучишься! Машинисту поезда! Желе-зно-дорожному! Там в путях одного рельса нет…

Автоматчики засмеялись:

— Придумай что-нибудь поумнее. Здесь поезда уже четыре года не ходят. Не видишь — рельсы ржавые?

Как же это мы с Катей не сообразили? И Жук тоже не догадался. Привезет подмогу на вертолете — и все напрасно…

— Ну, а зачем ты на животе ползал? — допрашивал Конопатый. — С земли паровоз лучше видно или как?

Я молчал, глядя под ноги. Не мог же я сказать этим роскошным автоматчикам, что играл в войну со своим жалким сучком-«пистолетом»…

— Все ясно. Повели его, Федя, в штаб! — предложил длинный парень в маскировочном халате и кроссовках.

— Пошли, южанин! — сказал Федя Конопатый, снимая автомат с плеча.

— Не могу я! Сюда скоро вертолет прилетит!

— Какой вертолет? — насторожился Федя.

— С подмогой.

Автоматчики переглянулись.

— Не волнуйся, их тут встретят. А теперь шагай, только без глупостей!..

Вели они меня по всем правилам, с автоматами наперевес. Про Катю я им нарочно ничего не сказал: не хватало, чтоб ее тоже взяли в плен! Пусть посидит там на пеньке, Жук ее заберет. Ну, а я все объясню в этом самом штабе и меня отпустят…

Шли мы напрямик, без тропинок. Сосны сменились дубами с березами. Я вспомнил стихи, которые сочинил для меня папа, когда я был маленьким:

Стихи эти всплыли в голове совсем не вовремя и повторялись, повторялись в такт шагам.

Вскоре среди леса показалась металлическая арка с надписью: «ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ «ДУБКИ». Под ней стоял пацанчик с автоматом и в каске.

— Стой! Пароль! — крикнул он, бледнея от важности.

— Сокол, — ответил Федя Конопатый. — Отзыв?

— Ласточка! Языка поймали? Вот это сила!

— Замри, Ласточка! — приструнил его Федя. — Часовому разговаривать не положено.

Штаб помещался за дверью с табличкой «Игротека». На бильярде лежала большая карта, над которой склонились несколько человек с цветными карандашами в руках. Старший из них — по виду пионервожатый — говорил:

— Второй отряд должен выйти в квадрат шестьдесят восемь, атаковать высоту с востока и закрепиться на ней. Эх, если бы знать, где у них артиллерия!..

Федя встал по стойке «смирно» и проорал:

— Разрешите доложить, товарищ начштаба! Группа разведчиков третьего отряда доставила языка!

— Вольно! — выпрямился начальник штаба. — Развяжите ему руки. Почему он одет в гражданское?

— Потому что шпион! — не задумываясь, резко ответил Федя.

— Сам ты шпион! — сказал я. — Меня зовут Саша, фамилия Заец. Я прибыл к вам на Машине Времени из прошлого…

— Очень приятно. А я — Виталий Денисович, — сказал начштаба. — И я не советую тебе валять дурака.

— Я не валяю…

— Чем ты занимался в лесу?

— Ждал поезда.

— Бронепоезда? — поднял брови начштаба. — Ты хочешь сказать, что южане установили пушки на бронепоезд?

— Знать не знаю никаких южан!

— А вертолет? — напомнил Федя. — Он проговорился, что в двадцатый квадрат, где мы его взяли, прилетят вертолет с подмогой.

— Срочно сообщите пятому отряду: пусть устроят там засаду! — распорядился Виталий Денисович.

— Есть! — щелкнул каблуками Федя и быстро вышел.

Виталий Денисович, поигрывая синим карандашом, приблизился ко мне и стал гипнотизировать. Его зрачки сузились, а глаза пошли расширяться и излучать силу воли. Когда мои мозги съехали набекрень, он спросил:

— Так где у ваших артиллерия?

— Где березки и дубы, — ответил я.

 

Засада в темноте

Я сидела на рельсах и вертела головой, как локатором. Слушала то небо, то лесную даль. Но поезда не было. Жук тоже не летел почему-то. «Может, с вертолетом авария?» — забеспокоилась я.

В лесу шла негромкая жизнь. Застучал дятел, прожужжал над одуванчиками шмель. Что-то заскрипело вверху, как несмазанная дверь: это сосна терлась о ствол своей соседки. Потом издалека донеслись протяжные крики: мне показалось, что там кричат «ура!».

Солнце село, а вертолет с подмогой все не прилетал. Мне стало совсем тревожно: ведь если поезд появится в темните, машинист не заметит наших сигналов. Можно, конечно, сделать факел себе и Саше, но где спички взять?

Я стала думать, как бы Вадька поступил на моем месте. Он ведь считает себя ужасно находчивым. Наверное, пошел бы в Сашину сторону в расчете встретить какого-нибудь курильщика. Ничего умнее я придумать не смогла и зашагала по тропинке вдоль насыпи.

В густых сумерках послышались голоса. Я обрадовалась и прибавила шагу. Но мне ясно представился Вадька, он грозил пальцем: «Не спеши, дура! Сначала узнай, кто это шастает по лесу на ночь глядя».

Я тихо приблизилась к неизвестным. Они сидели за кустами и что-то неразборчиво говорили. Мне удалось разобрать «прилетит вертолет» и «стрелять только по моей команде».

Засада! Вооруженные бандиты! Пронюхали про вертолет и собираются его захватить! Лес, темнота, все условия… Вадька, Вадька, ну что же мне делать?

«Только не паникуй! — грозил пальцем брат. — Может, слово «стрелять» тебе почудилось?»

Но тут, как по заказу, ихний главарь скомандовал проверить оружие, и за кустами заклацали затворы…

От этих звуков я прямо похолодела. Вадька сразу улетучился. Да и что он тут поможет? Сюда бы нашего папу-майора — и не воображаемого, а настоящего!

Надо найти Сашу — он где-то неподалеку — и действовать вдвоем. Постараемся выйти к людям и вызвать милицию!.. Я осторожно, на цыпочках, пошла в обход засады, и тут, по закону подлости, под ногой стрельнула сухая ветка.

— Стой! Кто идет?! — закричали, вскакивая, бандиты. Но я уже неслась без оглядки в глубь леса…

Остановилась, когда бежать стало невмоготу. Прислушалась — позади тихо. Я прислонилась к дереву, отдышалась и быстро пошла дальше. Забрела в какое-то болото, потом в кусты со зверскими колючками — наверное, в шиповник…

Мелькнули два зеленых огонька — чьи-то глаза. «Мамочки, вдруг волк?» — подпрыгнуло у меня сердце. А тут еще закричала ночная птица: «У-у-у!» Я позорно ойкнула и помчалась туда, где за деревьями дрожало лунное зарево.

Мне повезло: это была не луна, а электрический фонарь. Он светил со столба над железным глухим забором. Из-за забора долетала музыка — значит, там люди. Я не сразу отыскала ворота — черные, старинные, с выпуклыми львиными мордами.

О, да это же ворота нашего Замка! Их ни с какими другими не перепутаешь. Но раздумывать, как они здесь очутились, было некогда.

Я подергала чугунную калитку — заперта. Звонка не видно. Через высоченный забор без лестницы не перелезть. А вот через ворота, пожалуй, можно, если ступать на львиные головы…

Правильно говорит мой папа: «Безвыходных положений не бывает!»

 

«Мое дело математика»

Пуск воды в каналы был намечен на завтра. Решающее событие! Если все пройдет, как задумано, мы победим окончательно и бесповоротно.

И надо же, чтобы в такой ответственный момент возникла эта погоня из прошлого! Свалились как снег на голову, чтобы зачеркнуть все наши успехи. А у меня на днях защита докторской диссертации. Вот стану доктором — тогда, пожалуй, можно и в золотое детство…

Помню, однажды этот Лещенко из газеты пришел ко мне брать интервью. Он еще только знакомился с БЭПом и не успел нам насолить. «Можно задать нескромный вопрос? — спросил он в конце беседы. — Зачем вы, толковый и знающий человек, ввязались в эту БЭПовскую авантюру?»

Я вспылил и выставил этого нахала. Он ушел, но его проклятый вопрос долго еще портил мне кровь.

Авантюра… Это Свистунов авантюрист, а я, Максим Максимович Дрозд, — серьезный ученый! Мои расчеты, включенные в проект, безупречны, в них использован самый современный математический аппарат! Так твердил я себе. И это была правда. Чистая правда, но… не вся.

Я использовал в расчетах исходные данные, которые подсунул мне Свистунов. Они были, мягко говоря, недостоверны, и я это понимал, но делал вид, что ни о чем не догадываюсь. По этим данным озеро неудержимо мелело и должно было в недалеком будущем высохнуть вообще. А раз так, его надо было срочно спасать вместе с карасями, что и стремился доказать Свистунов.

Мои расчеты выглядели очень солидно: длинные формулы, матрицы, интегралы. В конце сияла победоносная фраза: «Таким образом, предлагаемый поворот р. Нетихой является оптимальным решением проблемы». Но Свистунову этого было мало, — он попросил меня подсчитать еще и экономический эффект. Я отказался, и он это сделал сам при помощи Жука. Ну и липу же они состряпали!

Начали они со свидетельства летописца о том, что карасей в Подвальном озере «видимо-невидимо».

— Сколько это, если в цифрах? — спросил Свистунов. — Тысяч десять? Или больше?

— В другом месте написано «тьма-тьмущая», — ответил Жук. — А это, я думаю, миллион.

— Миллион — слишком круглое число, — невольно вырвалось у меня. — Сразу поймут, что взяли с потолка. Напишите так: «Количество карасей — один миллион сто тридцать пять тысяч».

— Лучше двести тридцать пять, — сказал Жук.

— Где двести, там и триста! — махнул рукой Свистунов и записал, что карасей в озере 1 335 000.

— Что-то маловато, — заметил Жук. — Они ведь размножаются? Дают приплод?

Свистунов на лету поймал его мысль и написал в следующей строке: «Коэффициент размножения карасей Кр равен 0,5». Это позволило к 1 335 000 прибавить еще половину. Получилось 2 002 500 карасей. — Красиво! — сказал я. — Эти 2500 в конце кого хочешь убедят, что расчет выполнен с большой точностью.

— Без точности в нашем деле нельзя! — потирал руки Жук.

Дальше они взяли среднюю цену каждого карася. Сначала магазинную, но она показалась им слишком низкой.

— Берем ресторанную! — предложил Жук. — Это рубль пятьдесят штука.

Умножили количество карасей на полтора рубля, и вышла очень приличная сумма.

«Следовательно, поворот р. Нетихой, — записал Свистунов, — позволит спасти карасей на сумму 3 003 750 руб. в первый же год, а в дальнейшем ежегодно будет спасать их очередной приплод стоимостью 1 001 250 руб. Учитывая, что попорот р. Нетихой обойдется в 4 миллиона рублей, он полностью окупит себя уже через два года, а затем будет приносить чистую прибыль».

Вот такой расчет они сочинили. Но я, как вы убедились, в этом практически не участвовал. Мое дело — математика.

Имея на руках такие козыри, Свистунов пошел вверх, как ракета. Его сделали директором, и он пересел со старого «Москвича» на «Волгу» новой модели. Потом Жук надоумил его, как получить вертолет. На фюзеляже написали «Техпомощь». Ему полагалось обслуживать экскаваторы вдоль каналов, но он обычно порхал совсем в других направлениях. Жук летал на нем по каким-то таинственным делишкам, Кураго тоже чуть что взмывала в небо.

Один только я никогда не прошу вертолет у Свистунова. Из принципа! А еще потому, что страдаю морской болезнью…

Как видите, мне не в чем себя упрекнуть. Математическое обоснование Проекта я выполнил мастерски, на высоком научном уровне. Доказал, что поворот спасет озеро. А что исходные данные были враньем, так это не моя забота. За это Свистунов пускай отвечает.

Так разве же справедливо, что на всех перекрестках кричат «Позор!» и ему, и мне? Он действительно авантюрист, но я-то, я-то — ученый! И если я, по выражению Лещенко, ввязался в БЭП, то лишь для того, чтобы скорее защитить докторскую. Защищаться я буду в далеком городе, где статей Лещенко никто не читает. Никому там и в голову не придет крикнуть «Позор!» мне, Дрозду, соавтору такого звонкого проекта.

И надо же — накануне пуска воды в каналы возникла эта погоня из прошлого! Все могло пойти прахом, если бы не Жук.

— Пусть, — говорит, — подежурят на ржавых рельсах, а завтра, когда пустим воду, они нам уже не страшны!

Аферист он. Я это понял еще в четвертом классе. А его трюк с узкоколейкой можно даже подлостью назвать. Но, если вдуматься, это был единственный выход. Только так можно спасти БЭП, а с ним — мою диссертацию.

И я не высказал Жуку ничего. Решил промолчать. В виде исключения…

 

Ужин самозванцев

Я отправил Жука вертолетом, чтобы готовил ужин перед завтрашним трудным днем нужно устроить вечер отдыха. Прилетим после работы втроем: я, Анна и Максим. Все расходы ему будут оплачены.

Еще я успел шепнуть ему в последний момент, чтобы хорошо накормил Сашу с Катей, раз уж хочет по дороге на дачу высадить их в лесу.

Некрасиво, конечно, получилось. Но они сами виноваты. Примчались без приглашения из прошлого, объявили нас самозванцами с неполным семилетним образованием… А главное, нахально требуют, чтобы мы тут все бросили и вернулись в детство!

Разве так я вел бы себя на их месте? Нет, нет и нет! Попросился бы выступить по телевидению в пионерской программе и рассказал бы, как замечательно учился Роман Алексеевич Свистунов, каким серьезным и ответственным человеком он был уже на школьной скамье. А Свистунов, то есть я, их бы за это отблагодарил. Сделал бы ценные подарки. Сели бы они с подарками в МАВР, отдали бы нам салют и вернулись бы тихо-мирно в золотые школьные годы. Все вежливо, культурно и главное — всем хорошо…

Но не умеют они, к сожалению, себя вести. Жить не умеют. Вот и пускай погуляют в лесу, а там посмотрим.

Я решил не думать о них хотя бы сутки. Но не вышло. Когда мы летели к Жуку на дачу, я вдруг испугался, что увижу их с воздуха. Стоят на рельсах, как часовые, а смена не придет…

— Юра, — сказал я пилоту, — обогни старую узкоколейку.

— Есть обогнуть! — откликнулся Юра. Он у меня не задает лишних вопросов…

Когда мы прилетели, солнце уже село за лесом. Жук накрыл стол под яблоней и жарил неподалеку шашлыки.

— Красная икра — моя слабость! — воскликнула Анна, усаживаясь. — Но почему так мало? А, Георгий?

— Я скормил Кате с Заецом в вертолете целых две банки, — вздохнул Жук. — Роман Алексеич распорядился накормить их получше.

Кураго сказала с вызовом:

— Слишком добрый наш Роман Алексеич!

И вонзила красивые белые зубы в бутерброд с икрой.

— А что же им — ягодами там питаться? — рассердился я.

— Почему бы и нет? — пожала плечами Анна. — Ягоды — это вкусно!

— Ягоды появятся только в июне, — дал справку Максим и взял с тарелки два бутерброда сразу.

— Питайте, питайте их деликатесами, — усмехнулась Кураго. — А эти субчики через пару дней выйдут из лесу и начнут всем звонить, что мы — самозванцы!

— И на здоровье! — сказал я. — Через пару дней они нам уже не опасны. Мы поставим завтра победную точку, а победителей не судят!

— Но не упрекнут ли нас в жестокости? — забеспокоился Дрозд. — Высадили в лесу на ночь глядя… Все же они дети.

— Если такая темочка попадется Лещенко, он захочет сделать из нас шашлык, — весело хихикнул Жук, поворачивая шампуры. — Но не трухайте, братцы: этот писака ничего не докажет! Договоримся так: я не знал, что там не ходят поезда. Честно хотел предотвратить крушение!

— Допустим, — сказал Максим. — Но тогда спросят, почему к ним не прилетел вертолет.

— А поломался! — весело вскричал Жук. — Целые сутки чинили!

Я одобрил:

— Все гениальное просто. Примем это предложение за основу. И хватит о них! Давайте наполним бокалы и выпьем за наш завтрашний успех!

— А потом — за плезиозавра! — заржал Жук, подавая горячие шашлыки.

— А ну его! — вздернула нос Кураго.

— За успех! — произнес я, вставая, — За БЭП!

И… выронил бокал. Из садового полумрака надвигалась Колотыркина с горящими, как угли, глазами.

 

Шампурная шпага

Готовить шашлыки надо уметь — это я, Жук, вам говорю! Самая большая ошибка — уксус. В маринад его нельзя лить ни грамма. От уксуса мясо делается жестким и бледным… Лично я побледнел без всякого уксуса, когда из темноты возникла Колотыркина, схватила шампур и — на меня!

«Сейчас проткнет», — понял я и стал убегать вокруг стола.

— Негодяй! — вопила она громче трех мушкетеров. — Я все слышала!

А моя компания — Свистун, Макс и Кураго — даже не шевельнулась. Застыли, как на фото. Испугались, что эта бешеная Колотыркина и за них возьмется.

— Предали нас, — кричала она, — а сами тут веселитесь! Еще и пить задумали!

Она схватила со стола бутылку с вином и замахнулась на меня, как гранатой. Делать нечего, я залез под стол. Здоровье дороже, чем какие-то предрассудки…

— Ка… Ка… Катя! — выдавил из себя Дрозд. — Ты успокойся и по… поговорим.

— Не о чем мне с вами говорить! И некогда! В лесу вооруженные бандиты!

Тут у Макса задрожали ноги. Еще немного — и сползет ко мне под стол.

— Не выдумывай, Колотыркина, — громко сказал Свистун (молодец, взял себя в руки!). — Сейчас не времена батьки Махно. В лесу все спокойно.

— Это ты МНЕ будешь рассказывать? — вскричала Катька. — Да они там затворами щелкают! В засаде! Ждут вертолет ваш задрипанный!

— Не может быть! — подал я голос из-под стола. — Откуда им знать про вертолет? Только ты и Заец думали, что он туда прилетит!

В ответ Колотыркина ударила по столу чем-то тяжелым:

— Сиди там, предатель, и помалкивай!

— Кажется, я понял, — заговорил Макс, ноги которого уже перестали трястись. — В лесу идет большая военная игра: «северные» против «южных». Ты, Катя, никому не говорила про вертолет?

— Никому!

— Значит, Саша сказал. Засада — это просто игра! Ха!

— Ха! — Ха-ха! — засмеялся я тоже и хотел было вылезти, но Свистун придержал меня ногой: посиди, мол, еще на всякий случай.

— Весело вам, да? — топнула Колотыркина. — Подло нас обманули, бросили голодных в лесу!..

— Ну, прямо уж и голодных! — ядовито пропела Кураго. — Мало вам двух банок красной икры?

«Хорошо, что не вылез, — подумал я. — Ай-я-яй, плохи дела».

— Какой еще икры? Что ты мелешь? — спросила Колотыркина.

— Той, которую Жук вам скормил. Уже забыла?

— Да он дал нам только по два пирожка с капустой!

Я быстро переполз на другое место и очень вовремя: нога Свистуна стала искать меня под столом, чтобы сделать больно.

— Предупреждаю тебя, Жук, ты скверно кончишь! — сказала Колотыркина голосом прокурора. — Кстати, отвечай: почему здесь, на даче, ворота Замка?

Разглядела-таки… Но меня голыми руками не возьмешь.

— Это временно! — заверил я. — Чтобы на озере не ржавели!

— Хватит, Катя, ссориться. Давай лучше поедим, — бодро сказал Свистун. — Шашлык, между прочим, остывает.

Ну и ну! Не буду же я есть под столом? Но Колотыркина отказалась от заманчивого предложения.

— Чтобы я тут пировала, когда Саша в лесу голодный? Плохо же ты меня знаешь, Свистунов!

— Напрасно беспокоишься, — сказал Макс. — Я ведь убедительно доказал, что у Саши был контакт с участниками военной игры. А следовательно, они его накормили.

— Ну, разумеется! — поддержал Свистунов. — Хочешь, я проверю по телефону?

Он ушел в дом и через несколько минут вернулся довольный.

— Ну, я же говорил! Твой Заец в пионерлагере «Дубки». Это два километра отсюда вон в том направлении.

— Не врешь? — подозрительно спросила Колотыркина.

— Честное директорское.

— Прошу всех к столу! — крикнул я и осторожно вылез наружу.

Колотыркина уже не махала своей шампурной шпагой, но настроение у нее было решительное.

— Значит, так, — объявила она. — Пир отменяется. Убираем быстренько со стола — и шагом марш в вертолет!

— Кончай командовать! Надоело! — завизжала Кураго. — Три вершка от горшка, а туда же!

— Анна права! — шлепнул ладонью по столу Свистунов. — Мы, взрослые, не пойдем на поводу у этой девчонки!

Колотыркина стала белая-белая и тихо спросила:

— Вам даже на родителей своих наплевать? Они ведь там плачут — думают, что вы утопли…

— Вот ты и расскажешь им, что у нас все в порядке, — сказал Свистунов. — Что живы-здоровы, делаем карьеру…

— …и шлем им пламенный привет! — добавил я.

— Почему ты так стараешься нас вернуть? — спросил Дрозд.

— Да! — присоединился Свистунов. — Это довольно странно!

— Я ведь уже говорила: вы — самозванцы. Вы не люди будущего. Вы его разрушаете. Но клянусь, — тут Колотыркина топнула, как Илья Муромец, — я вам этого не позволю!

— Интересно, каким образом? — ехидно улыбнулась Кураго.

— Это уж не ваше дело. До завтра!

И она скрылась в темноте.

— Надо ее задержать, — забеспокоился Макс. — Как бы беды не натворила.

— Далеко не уйдет, — махнул рукой Свистунов. — У нее одна дорога — к Заецу, в «Дубки», а там я уже проинструктировал кого надо.

Все-таки варит у Свистунова голова, ничего не скажешь. А я его в школе не раскусил…

— Роман Алексеич, — напомнила Кураго, — вы предлагали тост за наш успех.

— За успех! За БЭП! — прокричали мы в один голос.

 

Вадим встречается с чудовищем

А я тем временем был на башне Замка и понятия не имел, в какую передрягу попала моя сестрица.

Как только мы прибыли в будущее, я осмотрел приборы — и глаза полезли на лоб. МАВР слопал в дороге столько энергии, что всей моей годовой стипендии не хватит за нее расплатиться… У меня пропало всякое желание идти в город.

— Буду регулировать блок питания, — сказал я Кате и Саше, — а вы ступайте одни.

Но оказалось, что мост между Замком и берегом исчез. Хорошо, что проплывал одинокий рыбак и согласился переправить ребят.

— Хорошо клюет, а, дедуля? — спросил я его из вежливости.

— Эх! — потемнел он от досады. — Какой там клев! Два карасика за все утро. А скоро и того не будет.

— Почему же? — удивился я.

— Негде стало карасю икру метать! Он ведь раньше как? Стаями шел к берегу, в тростники, на места свои укромные. А теперь их нету — затопило… Вымрет наш карась. У, чтоб вас!.. — погрозил дедуля кулаком какому-то высокому зданию.

— Кому это вы?

— Известно кому — «Земводнаобороту»! Из-за них тут еще и этот завелся… как его? Дракон, короче.

Я оторопел:

— Какой дракон? Расскажите!

Но дедуля налег на весла и, пугливо озираясь, поплыл к берегу.

«Рыбацкие байки, — думал я, поднимаясь обратно на башню. — Но вода действительно поднялась. Настоящий потоп…»

Я вынес из МАВРа двенадцатикратный бинокль и стал осматривать берег озера. Экскаваторы, бульдозеры… Зачем их тут столько? Ага, понятно: рыли канал. Он тянется в сторону города и там разветвляется… Воды в канале пока нет. От озера его отделяют ворота шлюза. Там что-то сваривают, нервно дрожат голубые огни… На воротах надпись краской: «ПРЕВРАТИМ БЛИНОВ В ВЕНЕ…» А дальше стерлось.

В Венеру, что ли? Так ведь каналы не на ней, а на Марсе, да и то давно доказано, что их нет. В Венесуэлу? Абсурд! В Венецию? Вот это похоже. Но, если задуматься, тоже вздор: зачем город калечить?

Так ничего и не поняв, я перевел бинокль правее, в сторону бывшего пляжа. Там, на берегу, стояли две трибуны, заполненные зрителями. Рядом плотники заканчивали третью. К будке с надписью «Касса» тянулась длинная очередь.

На кого они пришли смотреть? Уж не на нас ли? Но нет, все взоры были устремлены вниз, на озеро. Очень многие держали наготове фотоаппараты. Был даже какой-то старик в морской фуражке и с подзорной трубой — похоже, он плавал еще на парусниках…

Все это напоминало бы водный стадион, будь тут какие-нибудь гребцы-пловцы-ватерполисты. Но ничего похожего! Поверхность озера была пустынной, если не считать белого киоска, который торчал из воды, как айсберг, и лениво покачивался на волнах.

Чудеса в решете! Куда ни глянь — ребус… Ну, ничего — вернутся ребята и все объяснят. А пока что надо браться за блок питания.

Когда я закончил регулировку, было начало пятого. Катя обещала вернуться не позже трех, а она — человек слова. Может, не на чем переправиться? Я снова взял бинокль. Возле лодочной станции, где их высадил рыбак, не было ни души.

Зато правее, в районе затопленного пляжа, людей заметно прибыло. Они заполнили уже и третью, свежесколоченную трибуну. Я осмотрел всех зрителей в красных галстуках, но Сашу с Катей не обнаружил.

А на воде по-прежнему ничего не происходило. Чего бы я вот так сидел, да еще покупал билет? Что-то здесь неладно. Я почувствовал тревогу: как бы эта загадочная история не поломала наши планы.

Поплыву-ка я на берег! Выясню, в чем там дело, и ребят поищу… Я спустился с башни, разделся, связал свои вещи в узелок и, держа его над головой, поплыл на боку.

Я неплохо плаваю. Триста метров для меня пустяк. Правда, озеро оказалось холоднее, чем я думал. Проплывая мимо полузатопленного киоска, я перевернулся на другой бок, и в этот момент вода невдалеке забурлила.

Трибуны испуганно ахнули. Я не придал этому значения, но в следующий момент из воды высунулась большущая темно-лиловая голова. Она походила на черепашью и одновременно на верблюжью, но клыкастая пасть и налитые кровью глаза имели ужасно хищный вид.

Это было настолько неожиданно и нелепо, что я буквально остолбенел. Успел заметить острые загнутые шипы на спине чуда-юда — как у шиповника, только здоровенные. Но когда до меня дошло, что это не передача «В мире животных», а реальный дракон, проявляющий ко мне интерес, я выпрыгнул из воды как дельфин, и с нечеловеческой скоростью поплыл обратно. Оглянуться не было ни времени, ни сил. Трибуны возбужденно гудели. Я влетел, вздымая брызги, в ворота Замка — кажется, жив! — и, не останавливаясь, взбежал на башню.

Подумать только: дракон! В нашем озере! А я-то думал, что рыбак плетет небылицы…

Едва отдышавшись, я схватил бинокль. Чудовище неторопливо плыло по кругу — то погружаясь, то выныривая. С башни оно казалось не таким уж страшным. Трибуны притихли, фотографируя, и только какой-то недоумок орал: «Дракона на мыло!»

Из пасти чудовища ударил фонтан воды, и оно исчезло в пучине неподалеку от плавающего киоска. По рядам зрителей прошел восторженный гул. Никто не расходился, все ждали повтора. Но дракон больше не появился: видимо, выполнил на сегодня свою программу.

А моих ребят все не было видно. Что же могло с ними случиться? Нужно все-таки добраться до берега: возможно, им помощь нужна.

Но на чем туда отправиться? И… в чем? Только сейчас я хватился, что нет узелка с одеждой: пропал при встрече с драконом…

 

Нумизмат Дегусадзе

Ох, и некстати появилось в Подвальном чудовище! Блиновцы, забыв о каналах, рвались к озеру, чтобы взглянуть на эту невидаль собственными глазами. Билетов на трибуны для зрителей не хватало, и Эдуардо, подручный Жука, продавал их из-под полы по пятерке.

Не скрою, меня тоже туда тянуло, но надо было писать срочный материал. Лузгин сообщил, что по его сведениям, завтра перед полуднем в каналы будет пущена вода. Я кусал за столом авторучку, пытаясь собраться с мыслями, и злился на свою соседку по редакционному кабинету. Нинель угощала чаем Антона из отдела науки и громко вела с ним умный разговор.

— Этот плезиозавр ужасно древний, правда? Бери абрикосовое варенье!

— Да, — звякал ложечкой Антон. — Он современник наших пращуров. Я считаю, что Змей Горыныч из народных сказок — его фольклорная модель…

Потом вернулся с озера Сережа из отдела спорта и стал возбужденно рассказывать, как чудовище вынырнуло и чуть не сцапало неизвестного пловца.

— Мы все ахнули: думали, ему крышка. А он уплыл с огромной скоростью — ну, прямо рекордсмен Европы!

Зрелище, по-видимому, было весьма впечатляющим. Очевидцы пересказывали его неочевидцам, те — своим знакомым, и вечером я услышал в пятом автобусе, что дракон проглотил сборную команду по плаванию…

Я ехал этим автобусом после работы на лодочную станцию. На мне были «фирменные» темные очки и большая мохнатая кепка.

И вообще это был не я, Игорь Лещенко, а нумизмат Дегусадзе из города Кутаиси.

Превращение произошло быстро и неожиданно. В конце рабочего дня мне позвонили из БУРа — Блиновского уголовного розыска. Говорил мой старый приятель Саша Наумов:

— Напали на след клада!

Я догадался, что речь идет о кладе старинных монет, украденном несколько месяцев назад из музея.

— Поможешь нам, дружище! — продолжал капитан Наумов. — Вместе возьмем преступника на горячем.

— Саша, не могу, дел по горло: завтра хотят пустить воду в каналы… Ты что, сам не справишься?

— Я как шкаф, — вздохнул капитан. — Два метра на полтора. С моей фигурой гримироваться бесполезно.

И добавил проникновенно:

— Надо, Игорь!

После этого я, конечно, не устоял.

Лодочная станция фирмы «Блинбыт» имела на берегу большой эллинг, где хранились лодки, весла и спасательные круги. В этом же помещении Эдуардо два раза в неделю по вечерам проводил занятия своих курсов венецианского пения.

— Фактически это маленький черный рынок, — сообщил мне капитан Саша. — Сегодня там должны всплыть монеты…

Я позвонил в заднюю дверь эллинга так, как он меня научил: длинный звонок, три быстрых коротких и еще раз длинный. Отворил сам Эдуардо. На груди у него висела гитара. Она, как шлагбаум, загораживала мне вход.

— От Георгия Павловича, — сказал я пароль. — Очень, понимаешь, петь хочется!

— Проходи, дорогой, — подмигнул Эдуардо, убирая свой шестиструнный шлагбаум.

Я представился:

— Дегусадзе из солнечного Кутаиси!

— Как там ваш Арарат? — любезно спросил Эдуардо.

— Арарат не наш, — слегка обиделся я. — Зачем такое говоришь?

— Ну, неважно. Все это мелочи! — хлопнул меня по плечу Эдуардо. — Лучше скажи, дорогой, какими песнями интересуешься?

— Редкими, — ответил я. — Старинными. Чтобы звучали, как чистое серебро.

Гондольеро сладко зажмурился:

— Вот это деловой разговор! «Вы хочете песен? Их есть у меня!» — как говорят в красавице Одессе.

Он повел меня в глубь зала, где немногочисленные любители венецианского пения с любопытством рассматривали изящную яхту, сверкающую лаком и медью. На палубе сидел лысый толстяк с гитарой и фальшиво пел: «Лодка моя легка, весла большущие. Санта Лючия, Санта-а-а Лючиия!..»

— Цены у тебя большущие, а не весла! — брякнул один любитель. — Цыц! Убери звук! — шикнул на него Эдуардо. — Не ломай конспирацию!

«Совсем запуганные, не то что раньше, — подумал я. — Да-а, крепко у нас взялись за нетрудовые доходы…»

Другой любитель отвел меня в сторону и приоткрыл футляр для гитары. Футляр был набит магнитофонными кассетами с заграничными этикетками.

«Вот кассеты по два сольдо, по два гроша-а, но я лично предлагаю их доро-оже!..» — промурлыкал он на мотив известной песенки. — Закройся и не морочь человеку голову! — оборвал Эдуардо. — Наш гость генацвале приехал за другой музыкой.

«Учитель пения» важно поднял кулак и разжал его у меня перед носом. На ладони лежала потемневшая монета с изображением человеческой головы. Я взял ее и осторожно попробовал на зуб — мне казалось, что нумизмат Дегусадзе должен поступить именно так.

Эдуардо, спрятав монету в карман, тронул струны гитары и бойко запел на популярный итальянский мотив:

«Три динара — это, вероятно, три сотни», — подумал я и, взяв у него гитару, подобрал аккомпанемент к знаменитой неаполитанской мелодии. «Любители пения» навострили уши. Им не терпелось узнать возможности гостя — разумеется, не музыкальные…

Любители разочарованно отвернулись. И — окаменели от жуткого испуга: из-за горы спасательных кругов вышел капитан Наумов. Крепко взяв «учителя пения» под руку, он продекламировал заключительные строчки:

 

Катастрофа при луне

Когда я хватился, что узелок с одеждой пропал, мне стало не по себе. С отчаяния пришла в голову идиотская мысль махнуть на МАВРе в доисторические времена, когда люди ходили нагишом. Я обшарил весь вагончик в надежде найти какие-нибудь запасные штаны, хотя знал прекрасно, что их там нет. В Машине Времени вообще не было ничего матерчатого, кроме белой занавески перед туалетной кабинкой.

Сняв занавеску, я задрапировался в нее и сколол самодельными булавками. Глянул на себя в зеркало: если бы не усы, был бы похож на молодого римского сенатора. Римляне, насколько мне известно, усов не носили. Если я отправлюсь с Петром Ильичом во времена Спартака, надо будет не забыть их сбрить.

Решив таким образом проблему одежды, я стал размышлять, как добраться до берега. Проще всего сколотить плот, но от одной мысли, что снова всплывет дракон, я содрогнулся.

Можно размахивать с башни факелом и взывать о помощи — тогда, пожалуй, пришлют вертолет. Но в мои планы не входило привлекать к МАВРу всеобщее внимание — чего доброго, кто-нибудь снова им воспользуется. Самовольно. А потом, у меня такой характер, что я, даже утопая, не стал бы кричать «спасите!». И не от гордости: я просто застенчивый, хоть в это трудно поверить…

За озером в лучах вечернего солнца парил ястреб. Он-то и навел меня на мысль соорудить дельтаплан. Давным-давно, во втором классе, я ходил в кружок авиамоделирования и немного кумекал в этом деле. Вот летать, правда, никогда не летал…

Замок уже, наверное, четверть века числился на ремонте. Его залы и комнаты были невероятно захламлены. Возмутительное отношение к старине! Но сейчас этот хлам оказался очень кстати: я отыскал в авгиевых конюшнях нужные планки и бруски. Правда, гниловатые, но ведь мой дельтаплан предназначался для одноразового полета.

В МАВРе хватало всевозможных инструментов, и после полуночи каркас был готов. Крылья я обтянул полиэтиленовой пленкой, большие куски которой со следами масляной краски валялись в куче мусора.

Город должен был уже спать, но во многих домах светились окна: наверно, блиновцы обсуждали своего дракона и раззяву, которого он чуть не проглотил… Ворота шлюза озарялись огнями электросварки. Вот туда и полечу! У сварщиков всегда найдется какая-нибудь запасная одежда — пускай даже брезентовая.

Взгромоздив на себя дельтаплан, я залез на каменный парапет башни. Из-за туч выглянула луна, и сразу стало жутко: без нее не так чувствовалась высота. Но отступать было некуда.

Я крепко зажмурился и с распростертыми руками прыгнул в лунную бездну.

Вряд ли это можно было назвать полетом. Ночные воздушные потоки закрутили мой дельтаплан, как сухой лист, и понесли куда-то направо. Я судорожно наклонял крылья, пробовал рулить ногами, но потоки в упор не замечали моих попыток. Хуже всего, что я быстро терял высоту. Уже через несколько секунд стало ясно, что до берега не долететь. Тогда я применил самое последнее средство: отчаянно зажужжал, подражая самолету. Но и это не помогло. Дельтаплан шлепнулся на воду, и жужжание в соответствии с законами акустики перешло в бульканье.

Я захлебнулся бы от одной только мысли, что водяной дракон где-то рядом, по внутренний голос шепнул мне: «НОЧЬЮ ОН, НАВЕРНОЕ, СПИТ». Это меня приободрило. Я вынырнул из-под обломков дельтаплана и кролем устремился к киоску, плавающему невдалеке.

Я вскарабкался на него, как на спасательный плот. Киоск погрузился глубже, однако под воду не ушел. До берега было недалеко, но никакая сила не заставила бы меня расстаться с этим плавучим приютом. Дело в том, что мой внутренний голос, так славно меня успокоивший, вдруг добавил ужасные слова: «НО, ВОЗМОЖНО, У НЕГО БЕССОННИЦА!»

Оставалось одно: плыть к берегу верхом на киоске. Для этого нужно было весло. Я решил пошарить в затопленном «трюме»: может, найдется какая-нибудь доска.

Я полез в открытое окно киоска, как в прорубь. И — выскочил обратно, будто ударенный током! Там, внутри, под водой притаилось что-то большое, скользкое, непонятное…

 

«Шпионам компот не положено»

После напрасного сеанса гипноза Виталий Денисович рассердился и приказал:

— В изолятор его!

Меня отвели в узкую палату медицинского изолятора, где ничего не было, кроме койки, тумбочки, умывальника и плаката «УНИЧТОЖАЙТЕ МУХ — ПЕРЕНОСЧИКОВ ЗАРАЗЫ!». У открытой двери встали двое часовых: Федя Конопатый и длинный парень в кроссовках, у которого было редкое имя Пека.

— Поставьте еще парочку под окном, — посоветовал я. — А то ведь сбегу.

— Молчи, южанин! — грубо ответили Федя с Пекой.

— Для меня, конечно, большая честь иметь личную охрану. Да еще с автоматами. Но получается некультурно: я сижу, а вы стоите. Присели бы, а?

Федя с Пекой стиснули зубы. А я изливал на них красноречие, которого у меня раньше не было. Наверно, гипноз повлиял.

— Впрочем, стоит ли с вами церемониться? Я ведь старше вас лет на пятнадцать.

— Кончай брехать! — не выдержал Пека.

— Собака брешет, а я вам чистую правду говорю…

Тут появился Ласточка — тот самый, который спрашивал при входе пароль. Он притащил в тарелке ужин — рисовую кашу с котлетой.

— А где компот? — спросил я. — Небось, по дороге выпил?

— Шпионам компот не положено! — гордо ответил Ласточка и стал наблюдать, как я ем.

Тарелка опустела в два счета.

— Нельзя ли добавки?

— Что, вкусно? У южан хуже кормят? — усмехнулся Ласточка. — Ты расскажи, где артиллерия, тогда принесу.

— Из прошлого я! Из прошлого! Слыхали про Машину Времени?

— Слыха-а-али, — протянул Ласточка. — Так ведь это все неправда. Ее фантасты придумали, чтобы дурить людям мозги.

Я заинтересовался: ведь Свистунов выпиливал лобзиком очень похожую мысль…

— Кто тебе такое сказал?

— Пал Палыч.

— Пал Палыч?! — вскричал я.

— Ну, да. Наш массовик-затейник. Он всем это говорит.

— Так это ж директор девятой школы! Позовите его, он меня узнает!

— Кончай брехать! — сказал Пека. — У нас в девятой Петр Ильич директор.

Все ж Ласточка привел Пал Палыча. Тот порядком изменился с утра — тьфу ты, за пятнадцать лет. Выглядел он, как списанный броненосец, который уже не может сотрясать воздух громом орудий, но еще наводит своим грозным видом страх на маленькие корабли.

— Здрасте, Пал Палыч! Это я, Саша Заец! Узнаете?

— Узнаете его? — повторил Ласточка, нетерпеливо шмыгая носом.

— Фамилия знакомая, — ответил бывший директор. — А насчет внешности ничего сказать не могу. У меня были тысячи воспитанников — и все на одно лицо.

— Но я же учусь в вашей школе! В седьмом «А»! Я приехал сюда на Машине Времени!

— Вот она, вредная болтовня! — указал на меня острым пальцем Пал Палыч. — Ученый Дрозд еще в детстве доказал под моим руководством, что никакая машина времени не возможна!

И он величественно удалился.

— Что, съел? — ехидно сказал Пека. — Кончай брехать про свою машину и признавайся!

— А ну вас!

Я лег на кровать и стал думать, почему школьники до сих пор не знают о великом изобретении Колотыркина. Наверное, до сих пор учатся по старым учебникам. А может, Машину засекретили?

Федя Конопатый ушел по каким-то стратегическим делам. Ласточку он оставил вместо себя и приказал не спускать с меня глаз.

Но Ласточка не годился в часовые — он слишком любил поговорить.

— Пека, а Пека! Как ты думаешь, этот дракон из озера сильнее кита?

— Кто его знает, — отвечал Пека.

— А я думаю — сильнее. Вот бы связать их за хвосты железной цепью, чтобы тянули в разные стороны! Сила была бы, скажи?

Он стал шипеть и рычать, как дракон, перетягивающий кита.

— Замри! — приказал ему Пека.

Ласточка замер, но очень скоро разболтался опять:

— Пека, а Пека, возле вас вырыли канал? Возле нашего дома — аж с трех сторон! Сила будет, скажи? А жильцы недовольны. Говорят: «Ни проехать, ни пройти».

— Правильно говорят! — вмешался я. — Видал, что в городе творится? «Там на улице заторы, там волнуются шоферы…» Слушай, Ласточка, что-то скучно мне. Принес бы шахматы, а?

— Замри! — гаркнул Пека. — Тоже мне, Каспаров!

— Каспаров? А кто это такой?

— Во дает! — удивился Ласточка. — Чемпион мира по шахматам.

— А разве не Фишер чемпион?

— Во дает!

— Прикидывается шлангом, — хмуро сказал Пека. — Шпионы — они все такие.

Тут появился Федя Конопатый.

— Вольно! — скомандовал он часовым. — Никакой Саша не шпион. Это недоразумение.

Меня от радости аж подбросило на кровати:

— А что я вам говорил?!

— Так что, отпустим его? — спросил Ласточка.

— Не совсем, — загадочно произнес Федя. — Саша поживет с нами в лагере. Оздоровится. Наш отряд возьмет над ним шефство.

И добавил, указывая пальцем на потолок:

— Таков приказ.

 

Репетиция речевок

Я шла по лесу с той дачи ужасно решительная. Окажись на пути у меня серый волк — отскочил бы в испуге. Вот дойду до пионерлагеря, выручу Сашу, и тогда мы покажем этим самозванцам!

Было темно, но лагерь, светился огнями, и я нашла его довольно быстро. Пароль я, конечно, не знала. Часовые вызвали своего начальника Виталия Денисовича.

— Я Катя Колотыркина. Мы из прошлого…

— А, знаю, знаю! — обрадовался он мне, как старой знакомой. — Прибыли на Машине Времени! Ну, как там в прошлом? Какие новости?

Я хотела ответить, что это у них тут новости, а в прошлом одни только старости, но Виталий Денисович не слушал.

— Проводи Катю к Феде, — поручил он проходившей пионерке. — Выше нос, Катюша! Все будет хорошо!

Этот Федя был весь в веснушках, но ужасно серьезный. На рукаве у него красовалась голубая повязка с буквами КО. Потом я узнала, что это значит «Командир Отряда», хотя некоторые остряки расшифровывали по-другому: «Конопатый Очень».

Федя тоже не удивился моему появлению. — У нас тут хорошо, — зачем-то сообщил он и отвел меня в освещенную беседку, где Саша, отмахиваясь от мошек, играл в шахматы с каким-то шустрым парнишкой.

— Катя! — подпрыгнул Заец. — Ты как сюда попала? А я думал, тебя забрал вертолет!

Федя положил ему руку на плечо: — Успокойся. Тебе нельзя волноваться. И в шахматы много не играй, пусть голова отдохнет. Закругляйтесь, Ласточка!

— Мы уже! Мат королю! — затараторил Сашин партнер, делая ход конем. — И принял он смерть от коня моего! Красивая комбинация, скажи, Федя?

— Вот что, Ласточка, — сказал Командир Отряда. — Дуй на кухню и принеси Кате поесть. Только в темпе, а то через двадцать минут у нас построение.

— Есть принести поесть!

Ласточка убежал. А мы с Сашей молча смотрели друг на друга. Будь он девочкой, я бы его крепко обняла.

— Значит, не прилетел вертолет? — спросил Саша.

— Они нас предали! — ответила я.

Тут Федя почему-то засуетился и стал переводить разговор на другую тему:

— Вертолет — это вздор! Жизнь прекрасна! Хотите, я расскажу, как мы здесь отдыхаем?

Я хмыкнула:

— Тоже мне отдых! Бегаете с автоматами!

— Ты неправа, — сказал Федя. — Во-первых, это интересно. А во-вторых, с двадцати одного ноль-ноль начинается перемирие на сутки. И завтра мы едем в город приветствовать товарища Свистунова, а также посмотреть на дракона.

— Кого, кого приветствовать?! — переспросили я и Саша.

— Товарища Свистунова. Он сам звонил сегодня вечером и пригласил. У нас, говорит, будет большое событие — пуск воды в каналы, а без пионеров никакой торжественности…

«Будет ему торжественность! — подумала я. — На всю жизнь запомнит!»

А вслух спросила: — Где у вас телефон? Я должна срочно позвонить.

— Телефон у дежурного пионервожатого, — сказал Федя. — Звонить можно только в исключительных случаях.

— У нас как раз исключительный! Мы прибыли на Машине Времени с особым заданием…

— Успокойся, пожалуйста! — снова засуетился Федя. — Дыши глубже: вдох-выдох! А вот и Ласточка с котлетами. Поешь — и все будет хорошо!

Да что они, сговорились? «Будет хорошо» да «будет хорошо»! Спросить бы, что это значит. Но я не спросила, потому что уплетала за обе щеки.

Съев все до крошки, я быстро умылась и причесалась. Федя с Ласточкой пригласили нас на линейку, где уже строился третий отряд.

Мы с Сашей тоже встали в строй.

— Отря-я-ад, смиррно! — скомандовал Федя, и под барабанную дробь на середину линейки вышел Пал Палыч. Он надел очки, вынул из кармана бумажку и четко, как диктор, начал читать свою речь.

— Завтра нам предстоит ответственное мероприятие — приветствование товарищей Свистунова с Дроздом. Это для вашего отряда большая честь, которой он удостоен за хорошие показатели в отдыхе. Администрация пионерлагеря выражает уверенность, что вы оправдаете оказанное вам доверие.

Тут он сделал паузу, строго посмотрел на нас, и мы поняли, что надо дружно похлопать.

— После приветствования вышеуказанных товарищей, — читал дальше Пал Палыч, — ваш отряд примет участие в коллективном просмотре плезиозавра при том условии, что не допустит ни единого нарушения дисциплины. Категорически запрещается бегать, свистеть, издавать возгласы, а также кормить животное. По окончании просмотра отряд организованно занимает места в автобусах и с песнями возвращается в лагерь.

Пал Палыч аккуратно сложил свою бумажку и спросил уже без нее:

— Вопросы есть?

Вопросов не было.

— В таком случае приступим к культурно-массовой работе — прорепетируем завтрашние речевки.

— Речевку начи-най! — скомандовал Федя и стал махать кулаком сверху вниз, будто забивал гвоздь. Отряд, следя за его рукой, дружно прокричал:

— Неплохо, — кивнул Пал Палыч. — Но желательно еще громче.

Вторую речевку грянули так, что земля вздрогнула:

— Молодцы, — похвалил Пал Палыч. — Громкость нормальная. А теперь все организованно принимают вечерний туалет и отходят ко сну.

— А дискотека?.. Мы хотим танцевать!.. — раздались возгласы.

— Никаких танцев! — повысил голос Пал Палыч. — Учитывая важность завтрашнего мероприятия, вам необходимо полноценно выспаться.

— У-у-у!.. — загудели недовольные. Отряд стал медленно расходиться.

— Пора бежать! — шепнул Саша.

А я тихо ответила:

— Ночью заблудимся — и все. Давай сделаем по-другому…

Тут подошел Федя, и я умолкла.

 

Газета с фонариком

Федя отвел Катю в палату к девочкам, а меня взял в свою командирскую, на второй этаж. Там жили, кроме него, Пека и Ласточка, а четвертая койка была свободна.

— Что такое дискотека? — спросил я, когда потушили свет.

— Во дает! — удивился Ласточка.

— Я так понял, что там танцуют. Но у нас, в прошлом, это называется танцплощадка…

Федя беспокойно заворочался:

— Не надо, Саша, о прошлом. «Кто прошлое помянет — тому глаз вон», — знаешь такую поговорку?

— Дыши глубже, — посоветовал мне Пека. — Вдох-выдох!..

— Жизнь прекрасна! — заверил Ласточка.

— Чего это вы все время утешаете? — спросил я.

— Просто так, — ответил Федя. — На всякий случай.

Тут кто-то осторожно приоткрыл дверь.

— Ребята! Есть важное сообщение! — прошептал девчоночий голос.

— Это ты, Оксана? — спросил Федя. — Входи.

— Тс-с-с! Я не одна! Нас много. И новенькая с нами.

В темной палате зашуршали шаги. Входили на цыпочках и усаживались кто на кровать, кто на тумбочку, а кто и просто на пол. С грохотом опрокинулась табуретка. Все замерли.

— Кажется, все спокойно, — прошептала невидимая Оксана. — Ну, нельзя же так! Прямо слоны в посудной лавке!

— Так что случилось? — нетерпеливо спросил Федя. — Южные нарушили перемирие?

— Какие там южные! Новенькая правду говорит! Она и этот мальчик приехали к нам из прошлого!

— Кончай брехать, — пробурчал Пека.

— А где доказательство? — спросил командир.

— Вот оно, — раздался Катин голос. — Мой ученический билет!

Федя посветил на билет фонариком:

— Колотыркина Екатерина… Ученица седьмого «А» класса… Печать… Дата… Ребята, вот это да!

— Что там такое, а, Федя? Ну, говори скорее! — сгорал от любопытства Ласточка.

— Вот это да, ребята! Она училась в седьмом классе ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД!

— А билет не поддельный? — недоверчиво спросил Пека.

— На, смотри сам!

Пека внимательно посмотрел и присвистнул:

— Кажись, порядок…

— Дайте мне! — взмолился Ласточка.

Ему тоже дали.

— Ух ты, сила! — восхитился он. — А где ваша машина времени? А глянуть на нее можно? А какая у нее скорость, а?

— На все вопросы мы потом ответим, — пообещала Катя. — А теперь слушайте, для чего мы сюда приехали…

И она рассказала всю историю нашей погони от начала до конца.

 

«Пройдемте, товарищ Цезарь!»

Пора вернуться к моим злоключениям. Лунная ночь. Озеро Подвальное, в котором спит дракон (а может, и не спит!). Киоск «Мороженое», качающийся на волнах, и я, весь в белом, верхом на этом киоске…

Когда я хотел спуститься в затопленный «трюм», моя босая нога нащупала там что-то страшное. Я отдернул ее, как ужаленный, и впервые в жизни стал кричать: «Помогите!» Ночью это не так уж стыдно, а впрочем, в ту минуту мне было не до стыда.

К счастью, возле лодочной станции стоял автомобиль. Он сразу осветил меня своими фарами.

— Что вы там делаете, гражданин? — хрипло спросил громкоговоритель.

— Зову на помощь!

— Как вы туда попали?

— По воздуху! Авиакатастрофа!

— Потерпите! За вами приедут!

Деться было некуда, и я стал терпеть. Мне казалось, что из окна киоска вот-вот что-то высунется.

Наконец у причала затыркал мотор. Ко мне направлялась лодка.

Когда она приблизилась, мои силы иссякли и я потерял сознание.

Очнулся я в машине. Здоровенный офицер милиции держал у меня под носом ватку, смоченную нашатырным спиртом.

Я чихнул.

— Будьте здоровы, — любезно сказал офицер. — Давайте знакомиться: капитан Наумов!

— Очень приятно, — проговорил я, поправляя мокрую тогу из занавески. — Колотыркин Вадим. Мой папа работает в БУРе.

— Мы в столицу его проводили, — сообщил капитан. — И вас тоже. Между прочим, уезжая, вы были намного старше…

Он выбросил ватку в окно и добавил со вздохом:

— А кроме того, Вадим Павлович Колотыркин — уважаемый конструктор и не бегает по ночам в простыне.

— Это не простыня! И никуда я не бегал. Я потерпел воздушную катастрофу.

— Пассажир? — спросил капитан Наумов.

— Нет, пилот.

— А в каком, простите, воздушном флоте носят такую элегантную форму?

Я ответил с достоинством:

— Это, чтоб вы знали, одежда древнеримского образца. В такой ходил даже Юлий Цезарь.

— Ясно, — сказал капитан. — Приехали. Пройдемте, пожалуйста, товарищ Цезарь, в мой кабинет.

Мы вошли в горотдел милиции и мимо удивленного дежурного поднялись на второй этаж.

— Присаживайтесь, — предложил капитан Наумов и стал куда-то звонить.

Обстановка кабинета была казенная, как и в папины времена. Оживляла ее только книжная полка. Я машинально пробежал взглядом по корешкам: юридические справочники, Джек Лондон, книга очерков какого-то Лещенко и… «Современная робототехника» В. П. Колотыркина!

Я схватил ее и, открыв, прочитал автограф на титульном листе: «Капитану Наумову от автора на добрую память».

Ниже стояла моя собственноручная подпись.

— Умную книгу вы написали! — сказал капитан. — Похоже, первый раз ее видите?

— Если честно, то да. Но книга моя. Это я ее вам подарил!

— Только не волнуйтесь, — попросил капитан и снова стал накручивать телефонный номер.

— Алло! Говорит Наумов из БУРа. У нас тут гость в наряде Юлия Цезаря. Объясняет, что летал по воздуху и приземлился на плавающий киоск. Это не ваш человек? Ну, извините…

— Психиатрам звонили? — догадался я. — Обижаете, товарищ капитан! Не для того я прибыл сюда на Машине Времени!

— Ну, положим, вы прибыли сюда на милицейской машине, — возразил Наумов.

Разговор снова зашел в тупик.

— Неужели вы не слышали о МАВРе?!

— Тише, пожалуйста. Конечно, слышал. Кто же не слыхал о знаменитом мавре?

Я просиял:

— Ну, вот видите!

— Мавра Отелло знает весь мир, — невозмутимо продолжал капитан. — Герой Шекспира. Между прочим, совершил преступление, предусмотренное статьей девяносто пять: убил в состоянии сильного душевного волнения гражданку Дездемону.

— Почему вы не хотите меня понять?! — воскликнул я.

— Потому что вы не хотите чистосердечно объяснить, кто вы такой и откуда. Документов у вас, конечно, нет?

— Конечно, нет. Утонули в озере вместе с одеждой.

— Чему же я должен верить? Вашему утверждению, что вы Колотыркин, который лет на пятнадцать старше вас?

— Но у нас ведь одно лицо, разве вы не видите?

— Да, вы на него похожи, но это еще ни о чем не говорит.

— Ладно, я вам докажу. Дайте ручку!

И я размашисто расписался на титульном листе «Современной робототехники». — Вот моя подпись, товарищ капитан, а вот подпись автора книги. Совершенно одинаковы, разве не так?

— На первый взгляд, сходство есть, — сказал капитан. — Но достоверный ответ сможет дать только почерковедческая экспертиза.

Я снова почувствовал сильное головокружение. Наумов заботливо дал мне стакан воды. В этот момент вошел какой-то начальник.

— Ну, как там с Эдуардо? — спросил он.

— Сделали обыск в его квартире и на лодочной станции, — доложил капитан. — Нашли казенный акваланг и крупную сумму денег. Старинных монет больше не обнаружили.

— Где же он прячет этот клад? — задумчиво спросил начальник. Я всмотрелся: это был мой старый знакомый лейтенант Ольховский, только уже с майорскими погонами.

— Здравия желаю, товарищ лейтенант! — встал я со стула. — То есть, извините, товарищ майор. Узнаете меня?

— Ну и ну! — развел руками Ольховский. — Я бы дал честное офицерское, что это Вадька.

— Так это же я и есть! Я на Машине Времени к вам прибыл! И подпись моя, и лицо, а капитан не верит!

— Ну и ну! — повторил Ольховский и, сдвинув фуражку на затылок, вытер лоб носовым платком.

— Помните, как мы с вами слона мыли? В цирке, в засаде?

— Было дело, — улыбнулся Ольховский. — Я думал, ты сыщиком станешь, а надо же — в конструкторы пошел!

— Вы разве не слышали, что я построил Машину Времени?

— Ходили какие-то слухи. Но лично я не верил. Служба у нас такая, что все надо проверять!..

— Так давайте я вас на ней прокачу! Хоть в прошлое, хоть в будущее!

— А что, интересно бы! — сказал Ольховский. — Прокатимся, Наумов, после работы?

— Мне все-таки неясно, — вздохнул капитан вместо ответа, — как этот юноша попал на киоск. И почему у него такой, я бы сказал, банный наряд.

— Я вам все расскажу. Но знаете, что сделал бы сейчас мой папа? Срочно проверил бы тот киоск! В нем находится что-то подозрительное!

— Вот как? — поднял брови майор.

— Вот как? — повторил капитан.

…Через час два сержанта милиции взяли киоск на буксир и потянули его моторной лодкой к берегу.

— Давно пора было вытащить, — сказал Ольховский, — Захламлял озеро. Жук обещал принять меры, да чего-то не спешил.

Недалеко от берега киоск сел на мель. Пришлось тянуть его еще и милицейскими «Жигулями». Наконец он выполз на сушу. Из щелей струилась вода.

— Глуши мотор! — махнул шоферу Ольховский.

Капитан Наумов зажег фонарь.

Я осторожно заглянул вместе с ними в окно киоска — и шарахнулся назад: из-под прилавка злобно пялилась голова дракона.

 

Выступление дракона переносится

Находки в киоске были такими важными, что Наумов с Ольховским позвонили начальнику БУРа домой.

— Ждите! — сказал он и вскоре приехал на озеро.

Это оказался Строгов, которого я помнил дружинником. Он был выбрит, подтянут, форменные пуговицы сияли в свете фар, и не верилось, что его разбудили среди ночи. Я в своей самодельной тоге и босиком выглядел рядом с ним особенно нелепо.

— Вылитый Вадим Колотыркин! — сказал Строгов, как только меня увидел.

Я ответил, что это я и есть: прибыл из прошлого на Машине Времени, которую сам построил.

Строгов не удивился. Во всяком случае, не подал виду. Он только критически осмотрел мой наряд и распорядился:

— Отвезите его в горотдел и выдайте какую-нибудь одежду!

Пока старшина подбирал для меня списанную милицейскую форму, я стоял над душой у дежурного и слушал, как он переговаривается с ночными патрулями по рации. Это была на сегодня последняя надежда найти Катю и Сашу. Но патрульные милиционеры, как и все остальные, не имели о них никаких сведений.

— Не беспокойтесь, — утешал меня дежурный. — Днем найдем их на сто процентов!

Переодевшись, я сел в уголок и незаметно уснул.

Снились мне кошмары на тему дракона, мороженого и старинных монет. Пробудился я с облегчением. Было утро. Дежурный по горотделу милиции угостил меня чаем из термоса и посоветовал съездить на озеро:

— Не пожалеете!

— А что там будет?

— Увидите сами! — отвечал он, загадочно щуря глаз.

Я стрельнул у него гривенник на дорогу и сел в «пятерику». Это было нелегко: народ валом валил на озеро.

Автобус еле полз, объезжая перерытые улицы. Пассажиры возмущались драконом, который вчера кого-то проглотил. Одни говорили — пловца, другие — целую команду. Я не сразу понял, что речь идет обо мне.

— А пусть не плавают, где не велено! — вступился за дракона дяденька с оттопыренными ушами. — Совсем разболталась эта молодежь!

— Вы что такое говорите? — напустились на него женщины. — А если б он вашего сына?.. Как вам не стыдно, гражданин!

— Вы посмотрите, что они танцуют! — распалялся дяденька, — А одеваются? Глядеть тошно! Да я б их всех в драконьи рукавицы!..

— Откуда вы такой злобный? Из какого времени? — спросил я.

Дяденька резко крутанулся, чтобы мне ответить, но моя милицейская форма, хотя и без погон, произвела на него впечатление. Он с сожалением закрыл рот и молчал до конца пути.

Большинство пассажиров, и я вместе с ними, поспешили к трибунам. Но касса была закрыта. Над окошечком висело объявление:

ВЫСТУПЛЕНИЕ ПЛЕЗИОЗАВРА СОСТОИТСЯ ВОЗЛЕ ШЛЮЗА

Горотдел милиции

— При чем тут милиция? — пожал плечами старик в морской фуражке.

— Как это «при чем»? — отвечала его спутница с подзорной трубой. — Взяли его, гада, на учет, чтобы больше не безобразничал!

Все повернули к шлюзу. Многие бежали трусцой, чтобы занять наблюдательную позицию поудобнее. Я тоже побежал, но случайно взглянул на озеро, и мои ноги сами остановились.

Киоск «Мороженое» — тот самый, который ночью вытащили на берег, — плавал на прежнем месте!

 

Третий отряд идет в бой

В жизни бывает много важных дней, но лишь один можно назвать самым главным. И вот для меня, Свистунова, наступил этот Главный День.

Солнце встало за озером. Я смотрел на него из окна своего высокого кабинета, заряжаясь энергией после бессонной ночи. Я чувствовал себя полководцем перед битвой.

— Вот оно, солнце победы!

Петр Ильич рассказывал на уроке истории, что такой возглас издал перед одним своим сражением Наполеон.

Надо обойти свои войска. Я двинулся по отделам. За мной шли Дрозд и Кураго. При нашем появлении все вставали, и я, пожимая каждому руку, поздравлял с торжественным днем.

Кураго доносит: многие земводповоротовцы плохо думают о БЭПе. Но я их не боюсь. Они высказываются в курилках, а на собраниях помалкивают — не хотят рисковать теплым местечком. Кто же станет пилить сук, на котором сидит? Только такие, как Лузгин, но их, слава богу, пока еще мало…

— Прослушайте объявление! — говорила Кураго, пока я занимался рукопожатиями. — Выход на церемонию пуска воды ровно в девять тридцать! И чтобы никто не пропал по дороге! Возле шлюза будет перекличка!..

Как известно, на любой церемонии должна присутствовать общественность. Я и Жук решили заранее: это будут земводповоротовцы. Ну, еще пионеры, — без них нельзя. А всех остальных отвлечет плезиозавр.

Но наш план лопнул. К началу церемонии возле шлюза собрались тысячи незваных гостей — я имею в виду жителей города. А операторскую, где на пульте была кнопка «Пуск», окружили, взявшись за руки, активисты-общественники. На груди у них висели листы ватмана с возмутительными надписями: «БЭПу — нет!», «Не дадим родной город в обиду!» и тому подобное.

— Что будем делать? — тихо спросил я Жука. — Какие предложения?

— Можно заслать к ним в цепочку Эдуардо, — ответил он. — Пусть крикнет «Позор!» и бросит камень в Дрозда.

— Почему в меня? Я не желаю! — запротестовал Максим.

Жук сочувственно вздохнул: — Придется пострадать ради общею дела. Когда он бросит в вас камень, мы объявим всех в цепочке хулиганами и заставим их разойтись.

— А почему бы ему в тебя не бросить? — ехидно спросил Максим.

— Я формально человек посторонний, не имею к БЭПу отношения, — выкрутился Жук.

— Пусть тогда в Свистунова бросает!

— Как ты можешь торговаться в такой момент! — пристыдил я Дрозда.

К сожалению, Эдуардо нигде не было видно. Я поднялся на деревянный помост и под жидкие аплодисменты своих подчиненных подошел к микрофону. — Товарищи! Сегодня наш БЭП финиширует. Но для славного «Земводповорота» это только старт! В нашей необъятной стране еще много рек, текущих не туда, куда надо!

— Свисту-нову по-зор!!! — дружно крикнула живая цепочка.

Я презрительно усмехнулся и показал на них пальцем: — Почему кричат эти люди и стараются нам помешать? Потому что не видят дальше своего носа. Это такие, как они, отрицали вращение Земли и требовали запретить электричество!

— Демагогия! — крикнули мне из толпы.

Но я не растерялся:

— Вот именно! Иначе, как дешевыми демагогами, этих людей не назовешь! Мне стыдно за них! И не только мне, но и нашему подрастающему поколению. Верно, Пал Палыч?

— Совершенно верно! Нам, пионерам, стыдно! — подтвердил Пал Палыч, выходя к микрофону. — Мы за БЭП, а БЭП за нас! Кто против БЭПа, тот против нас!

Он сделал знак ребятам из пионерлагеря, и те друг за дружкой взбежали на помост. Я широко улыбнулся и развел руки, как бы принимая их в объятия, — да так и застыл. В строю я увидел до боли знакомых Заеца и Колотыркину…

— Речевку начи-най! — скомандовал конопатый вожак.

Прокричав это, пионеры умолкли: видно, забыли от волнения, что дальше.

— Все, кому нужна вода, повороту скажут «да!» — подсказал по бумажке Пал Палыч.

Но отряд прокричал совсем другое:

Зрители грохнули смехом.

— Правильно! Молодцы! — рявкнул боцманским голосом старик в морской фуражке.

А Пал Палыч, не понимая, что происходит, подсказывал, как суфлер в театре, следующую речевку:

Конопатый вожак взмахнул рукой, и деточки выдали что есть мочи:

Собравшиеся взревели от восторга и зааплодировали не шаля ладоней. Пал Палыч ошарашенно смотрел в свою шпаргалку с речевками, сличая написанное с услышанным…

— Наши тоже хлопают. Вот негодяи! — доложила мне на ухо Кураго. — Я запишу фамилии: Болдаков, Волобоев, Пекарский…

Но мне было не до них. Если срочно не погасить скандал, наша песенка спета!.. А Заец с Колотыркиной аж сияли. Это, конечно, их работа.

— Спасибо за критику, юные друзья! — заговорил я, скорчив улыбку. — Мы действительно не святые. Иногда допускаем отдельные ошибки. Но даю вам честное свистуновское, что мы их со временем исправим.

Тут к микрофону вышел Лещенко и произнес нехорошим голосом:

— Последняя ошибка гражданина Свистунова уже исправлена. К сожалению, это сделал не он, а уголовный розыск. Внимание! Перед вами последний раз выступает блиновский плезиозавр!

Все головы повернулись к озеру. Прямо к нам плыло чудовище. Оно выпустило из пасти фонтанчик воды и… вышло на берег на двух человеческих ногах, обутых в ласты. За ним, извиваясь, тянулся шлейф из пластиковых поплавков, усеянных загнутыми шипами…

— Ух ты! — загалдели вокруг меня пионеры. — Да это же человек! С аквалангом!

Следом на берег вышли еще два аквалангиста, по-милицейски подстриженные. Они сняли с «дракона» страшную голову, и все увидели, что это просто Эдуардо.

— Труба дело! Пора сматывать удочки! — шепнул мне Жук и, спрыгнув с помоста, юркнул в гудящую толпу.

— Это был следственный эксперимент! — продолжал Лещенко. — Эдуардо прятал свое драконье одеяние в плавающем киоске, который служил ему своеобразным гардеробом. На мошеннической сенсации грели руки и сам исполнитель роли дракона, и его шеф…

Лещенко сделал паузу и стал искать глазами Жука, но того уже и след простыл.

— Эдуардо признался, — повысил голос газетчик, перекрывая всеобщий гул, — что их цель состояла не только в преступном обогащении. Он и Жук выполняли задание Свистунова: отвлечь внимание горожан! Дракон был нужен, чтобы мы забыли об угрозе, которую несет нам БЭП!

— Клевета! — гневно крикнул я, пытаясь вырвать у него микрофон. — Мало ли что наговорит ваш Эдуардо! Я знать его не знаю, да и к Жуку не имею никакого отношения!

Тут выскочила вперед Колотыркина:

— Ну, зачем, Свистунов, так врать? Ты и Жук — два сапога пара! Самозванцы вы! И Дрозд! И Кураго! Ваше место — в прошлом!

— Товарищи, будьте свидетелями! — закричала Кураго. — Эта девчонка нас оскорбляет! Она назвала Романа Алексеевича сапогом!

Вот дура набитая…

Я придвинулся к Дрозду, который стоял, втянув голову в плечи.

— Максим, а не рвануть ли в двухтысячный год? Это был бы выход!

— Нет, — ответил Дрозд, — наше время кончается. Если здесь нам такое устроили, то там только перышки полетят…

— А я бы рискнул! Необязательно реки поворачивать. Что-нибудь другое придумаем, чтобы все ахнули!

— Нет, — сказал Дрозд. — Хватит с меня позора. Катя, я в детство хочу!..

 

Подарок для служебного пользования

Бледный Максим дергал меня за руку: торопил. А Ромка еще колебался. Но тут подошли Ласточка с Оксаной, на ходу сочинявшие новую речевку:

— Катя, Саша, есть уже три строчки! Быстро придумайте четвертую!

Ласточка, встав на цыпочки, продекламировал:

— Мы на БЭП сломали моду. Потечет река назад. Речке мы дадим свободу…

— Свистунову же — под зад! — подсказал Саша. — А что? Справедливая концовка.

Для Ромки это была последняя капля.

— Сдаюсь! — поднял он руки. — Не надо больше речевок! Забирай нас отсюда, Катя, мы с Аней согласны.

— Э, нет! — сказал брат мой Вадька, протиснувшись к помосту. — Сначала извинитесь перед народом.

Свистунов послушно подошел к микрофону: — Извините меня, товарищи! Я больше не буду!

— А кто за все ответит? — закричали блиновцы. — Кто каналы закопает?

— Наша могучая землеройная техника, — заверил Ромка, — в два счета сделает все, как было. А я ни за что отвечать не могу. Я учусь в седьмом классе, и мне еще нет четырнадцати лет.

— Это правда, товарищи, — сказала я. — Он пролез в будущее незаконно. Мы вернем его на Машине Времени в детство и постараемся перевоспитать. Даю вам честное пионерское!..

Я велела Саше усадить трех самозванцев в лодку и плыть к Замку, а сама пошла с Вадиком искать четвертого. Жук будто сквозь землю провалился. Мы отправились в БУР: только там смогут нам помочь.

— А мы его уже нашли, — сказал Ольховский. — Сидит у Наумова.

— Где же он был?

— На вокзале. С турпутевкой и портфелем денег. Хотел уехать в круиз по Северному морскому пути.

Ольховский повел нас к Наумову. Жук сидел, весь красный, в углу кабинета а твердил, как попугай:

— Гражданин капитан, я чистосердечно раскаиваюсь!

— Мы забираем его, товарищ Наумов, — сказала я. — Этот тип сбежал из детства, надо вернуть его назад.

— Я готов! — обрадовался Жук и встал по стойке «смирно». — Разрешите идти, гражданин капитан?

— Не спешите, подозреваемый, — усмехнулся хозяин кабинета. — Сначала скажите: было ли вам известно, что Эдуардо украл из музея старинные монеты?

— Вот негодяй! — возмутился Жора. — Носит же земля таких жуликов!

— Отвечайте: было известно или не было?

— Не было! — вскричал Жук, ударяя себя в грудь кулаком. — Это его личная инициатива!

— Ну, а то, что он прячет монеты в плавающем киоске, вы знали?

— Как я мог знать, гражданин капитан? Если б я только знал, то давно перепрятал бы их в свой тайник!

— Вот тут я ему верю, — усмехнулся Ольховский. — Будем считать, что в похищении клада он не участвовал. Но ваша затея с драконом, Жук, — чистейшее мошенничество: вы с Эдуардо обманывали граждан, чтобы нажиться на билетах!

— Что было, то было, — вздохнул Жук. — В этом я чистосердечно раскаиваюсь. И прошу использовать изъятые у меня деньги для озеленения города.

— А как с воротами? — напомнила я.

— Ах, да, чуть не забыл! Я взял на временное хранение ворота Замка. Они у меня на даче. Прошу учесть, гражданин капитан: я возвращаю их добровольно, по зову сердца.

— Жук, — сказал капитан Наумов, — жалко мне тебя отпускать. Тюрьма по тебе вот такими слезами плачет!

— Плачет, — кивнула я. — Но мы берем его на поруки. Поезжайте с нами в прошлое и увидите, как мы возьмемся за этого Жука.

— А что? Я бы съездил! — оживился Наумов.

— Я бы тоже, — сказал Ольховский. — Но бухгалтерия разорится. Ей же придется выплатить нам командировочные за тридцать лет: пятнадцать туда и пятнадцать обратно!

— Дорогая поездочка! — забеспокоился Жора. — Нет уж, вы лучше оставайтесь. Я не хочу, чтобы государство несло из-за меня такие расходы. Я этого не стою…

— Распишитесь, Жук, тут и вот тут, — перебил его капитан. — Все, теперь можете идти. А вам, товарищ Колотыркин, я хочу сделать на прощанье подарок. Поверьте, что это от души!

Он потряс Вадькину руку своей огромной ладонью и вручил ему запечатанный пакет. На пакете было написано:

Для служебного пользования.

ВСКРЫТЬ ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД.

«МАШИНА ВРЕМЕНИ — НЕ КАРУСЕЛЬ!»

Провожать нас хотел весь третий отряд, но Пал Палыч категорически запретил.

— Вы наказаны за срыв мероприятия, — сказал он. — И никакая машина времени не возможна. А кроме того, согласно инструкции переправа школьников на лодке может производиться только в безветренную погоду при температуре воды не менее двадцати пяти градусов Цельсия и глубине не свыше одного метра. При этом каждый участник переправы должен иметь спасательный жилет пли круг установленного образца.

И все-таки трое — Федя, Ласточка и Оксана — нарушили его запрет и приплыли в Замок на гондоле. Причем гребла «невидимая» Оксана — она оказалась очень спортивной девчонкой. У нее, как уверял Ласточка, целых три разряда: по гребле, плаванию и конькам.

— Так это и есть Машина Времени? — спросили ребята, недоверчиво оглядев наш вагончик. — А войти можно?

Вадим разрешил. Но объяснять ничего не стал: он срочно что-то отпаивал в системе управления.

— Внутри — другое дело! — одобрил Ласточка, трогая блестящие кнопки. — Ух ты, у вас и компьютер есть! А кресла как в самолете — скажи, Федя?..

Я рассказал им о МАВРе все, что знал. А Катя тем временем глаз не спускала с четырех самозванцев — боялась, как бы они напоследок не выкинули какой-нибудь трюк.

— Это безобразие! — говорила Кураго, причесываясь перед зеркалом. — Мне даже не дали зайти домой взять мои любимые платья!

— Успокойся, Аня, — отозвался Вадим, не отрываясь от паяльника. — Они же на даму пошиты, а ты через полчаса снова будешь девчонкой четырнадцати лет.

— Молодость — это прекрасно! — мечтательно сказала Кураго. — Но четырнадцать все же маловато. Вадик, остановишь машину по требованию, когда мне будет ровно шестнадцать!

— Шеф, ты лучше сюда послушай, — подал голос Жора. — Тормозни за неделю до конечной! Я только газету куплю: раз-раз — и все!..

— С тиражом «Спортлото»? — насмешливо спросил Максим. — Все разбогатеть рвешься? Так ты ведь уже был богатенький и знаешь, чем это кончается.

— А ты сиди! — огрызнулся Жук. — Тоже мне, честный нашелся!..

Вадим выключил паяльник: — Готово, братцы! Возвращаться в прошлое будем в два приема. Сначала самозванцы — им ведь надо помолодеть. Для этого я временно отпаял БФВВ — Блок Фиксации Внутреннего Времени.

— А кто же будет пилотом? — спросил я. — Без тебя, Вадик, их снова куда-нибудь занесет.

— Не беспокойся, Саша, — уверенно сказал Колотыркин. — Все предусмотрено: их доставит автопилот. Самозванцы, сядьте в кресла и пристегнитесь ремнями! Провожающих прошу выйти из Машины.

— Придержите язык, молодой человек! — оскорбился Ромка. — К директору так не обращаются. А я пока еще директор.

— Фу-ты ну-ты, лапти гнуты! — фыркнула Катя. — Видали мы таких директоров!..

Вадик проверил у всех четырех ремни и включил автопилот. Силовая установка в заднем отсеке тихонько зажужжала, а на матовом потолке заиграли нежные краски.

— Ух ты, сила! — задрал голову Ласточка. — Как северное сияние! Скажи, Федя?

— Быстро все наружу, а то станете грудными младенцами!

Вадим решительно вытолкал нас из Машины и вышел сам, закрыв за собою дверь.

Жужжание МАВРа делалось громче, выше и перешло в пронзительный свист. Я хотел заткнуть уши пальцами, но не успел: свист внезапно прекратился. Все посмотрели на Вадима с тревогой: что бы это значило?

— Нормальный ход, — сказал Великий Изобретатель. — Они уже прибыли.

— А войти можно? — спросил Ласточка, у которого даже уши дергались от любопытства.

— Пожалуйста, — разрешил Колотыркин.

В Машине не было ни души.

Ласточка на всякий случай заглянул под кресла и в туалетную кабинку, но никого не обнаружил.

— Вот это да! — захлопал он глазами. — Скажи, Федя?

— Знание — сила! — солидно произнес командир третьего отряда.

— Прямо не верится, — сказала Оксана. — Это похоже на то, что я в цирке видела. Там в такой же вагончик входили человек двадцать, и все они куда-то исчезали.

— Тоже мне скажешь! — обиделся Федя за Машину Времени. — То фокусы, а это — наука!

— Прокатите нас, дядя! — попросил Ласточка Колотыркина, который снова паял.

— Нет, ребята, — ответил Вадим. — Машина Времени — не карусель! Я теперь это понимаю… Ну, все, пора! Прощайтесь.

Мы вышли из вагончика. Я крепко обнялся с Федей и Ласточкой, а Катя — с Оксаной.

— Пишите нам, ребята! — попросил я.

— Это вы нам пишите, — ответил Федя. — Письма ведь можно отправлять только в будущее.

Я всегда расстраиваюсь, когда прощаюсь с хорошими людьми. Поэтому стараюсь поменьше провожать, а встречать, наоборот, почаще.

Но этих ребят я встречу нескоро — через пятнадцать лет. Они будут точно такими же, как сейчас, а я — совсем взрослым. Останемся ли мы друзьями? Надо постараться. Вместе мы многое сможем…

— Отправляемся! — крикнул Великий Изобретатель голосом железнодорожного проводника.

 

Записка, которая вам пригодится

Когда эта повесть готовилась к печати, редактор меня спросил:

— А что же было, товарищ Колотыркин, в том запечатанном пакете?

Я ахнул: а ведь и правда, нигде не сказано, что за подарок сделал мне капитан Наумов.

Там была очень ценная книга «Современная робототехника», которую написал я сам, но гораздо позже, после окончания института. То, что она попала мне в руки еще на студенческой скамье, изменило все мои научные планы. Я увлекся созданием роботов нового поколения. Иногда его так и называют — колотыркинское. А с Машиной Времени я покончил. Дрозд ужасно этим возмущался и все твердил, что на моем месте он стал бы академиком.

А вот Див Дивыч из клуба «Архимед» меня понял. Дело ведь не только в роботах. После истории с четырьмя самозванцами мне стало ясно, что машины времени будут привлекать разных негодяев.

Кто поручится, что Эдуардо и любители венецианского пения не проникли тайком из прошлого? И не оттуда ли свистуновские земводповоротовцы, готовые губить нашу землю за наши же, народные, деньги? Нет, нельзя нам строить машины времени, пока мы не избавились от таких людей! Вот только как это сделать?

— Можно отправить их куда-нибудь подальше, — говорит Див Дивыч. — Лучше всего в каменный век. Но это будет нечестно по отношению к нашим предкам. Значит, остается перевоспитывать.

Я с ним согласен. Но это уже не моя специальность — здесь Катя дока. Вы бы видели, как она взялась за своих самозванцев — особенно за Жука и Свистунова! Ходит советоваться к Петру Ильичу, к лейтенанту Ольховскому из инспекции по делам несовершеннолетних… В классе у Кати есть помощники. Но ее правая рука — Саша Заец. Как-никак, будущий муж.

А МАВР я разобрал и увез. На башне его больше нет. Хотел спрятать его в подвал, где мама держит картошку, но передумал и подарил директору цирка Арбалетову.

Теперь у Арбалетова потрясающий аттракцион, который он показывает во всем мире. В мой вагончик на глазах у публики входят человек двадцать пять. Вагончик жужжит, а потом его быстро разбирают — и внутри никого. Ну, тут, конечно, раздаются бурные аплодисменты.

Через пятнадцать минут все пропавшие снова в цирке. МАВР перенес их на четверть часа вперед, — вот и весь секрет. А чтобы никто не уехал самовольно дальше, я впаял специальный ограничитель. Так что теперь от моего вагончика не может быть вреда.

Если вы увидите афишу «Великий маг Арбалетов», знайте — это он приехал к вам на гастроли. Обязательно посмотрите его выступление и, если повезет, можете сами поучаствовать в аттракционе. Правда, с билетами очень трудно. Великий маг страшно популярен. Поэтому сделаем так: возьмите с собой эту книгу и покажите ему записку в конце:

Уважаемый тов. маг!

Предъявитель сего — мой друг. Прошу пропустить его в цирк без билета.

С приветом — В. КОЛОТЫРКИН.