Ох, и некстати появилось в Подвальном чудовище! Блиновцы, забыв о каналах, рвались к озеру, чтобы взглянуть на эту невидаль собственными глазами. Билетов на трибуны для зрителей не хватало, и Эдуардо, подручный Жука, продавал их из-под полы по пятерке.
Не скрою, меня тоже туда тянуло, но надо было писать срочный материал. Лузгин сообщил, что по его сведениям, завтра перед полуднем в каналы будет пущена вода. Я кусал за столом авторучку, пытаясь собраться с мыслями, и злился на свою соседку по редакционному кабинету. Нинель угощала чаем Антона из отдела науки и громко вела с ним умный разговор.
— Этот плезиозавр ужасно древний, правда? Бери абрикосовое варенье!
— Да, — звякал ложечкой Антон. — Он современник наших пращуров. Я считаю, что Змей Горыныч из народных сказок — его фольклорная модель…
Потом вернулся с озера Сережа из отдела спорта и стал возбужденно рассказывать, как чудовище вынырнуло и чуть не сцапало неизвестного пловца.
— Мы все ахнули: думали, ему крышка. А он уплыл с огромной скоростью — ну, прямо рекордсмен Европы!
Зрелище, по-видимому, было весьма впечатляющим. Очевидцы пересказывали его неочевидцам, те — своим знакомым, и вечером я услышал в пятом автобусе, что дракон проглотил сборную команду по плаванию…
Я ехал этим автобусом после работы на лодочную станцию. На мне были «фирменные» темные очки и большая мохнатая кепка.
И вообще это был не я, Игорь Лещенко, а нумизмат Дегусадзе из города Кутаиси.
Превращение произошло быстро и неожиданно. В конце рабочего дня мне позвонили из БУРа — Блиновского уголовного розыска. Говорил мой старый приятель Саша Наумов:
— Напали на след клада!
Я догадался, что речь идет о кладе старинных монет, украденном несколько месяцев назад из музея.
— Поможешь нам, дружище! — продолжал капитан Наумов. — Вместе возьмем преступника на горячем.
— Саша, не могу, дел по горло: завтра хотят пустить воду в каналы… Ты что, сам не справишься?
— Я как шкаф, — вздохнул капитан. — Два метра на полтора. С моей фигурой гримироваться бесполезно.
И добавил проникновенно:
— Надо, Игорь!
После этого я, конечно, не устоял.
Лодочная станция фирмы «Блинбыт» имела на берегу большой эллинг, где хранились лодки, весла и спасательные круги. В этом же помещении Эдуардо два раза в неделю по вечерам проводил занятия своих курсов венецианского пения.
— Фактически это маленький черный рынок, — сообщил мне капитан Саша. — Сегодня там должны всплыть монеты…
Я позвонил в заднюю дверь эллинга так, как он меня научил: длинный звонок, три быстрых коротких и еще раз длинный. Отворил сам Эдуардо. На груди у него висела гитара. Она, как шлагбаум, загораживала мне вход.
— От Георгия Павловича, — сказал я пароль. — Очень, понимаешь, петь хочется!
— Проходи, дорогой, — подмигнул Эдуардо, убирая свой шестиструнный шлагбаум.
Я представился:
— Дегусадзе из солнечного Кутаиси!
— Как там ваш Арарат? — любезно спросил Эдуардо.
— Арарат не наш, — слегка обиделся я. — Зачем такое говоришь?
— Ну, неважно. Все это мелочи! — хлопнул меня по плечу Эдуардо. — Лучше скажи, дорогой, какими песнями интересуешься?
— Редкими, — ответил я. — Старинными. Чтобы звучали, как чистое серебро.
Гондольеро сладко зажмурился:
— Вот это деловой разговор! «Вы хочете песен? Их есть у меня!» — как говорят в красавице Одессе.
Он повел меня в глубь зала, где немногочисленные любители венецианского пения с любопытством рассматривали изящную яхту, сверкающую лаком и медью. На палубе сидел лысый толстяк с гитарой и фальшиво пел: «Лодка моя легка, весла большущие. Санта Лючия, Санта-а-а Лючиия!..»
— Цены у тебя большущие, а не весла! — брякнул один любитель. — Цыц! Убери звук! — шикнул на него Эдуардо. — Не ломай конспирацию!
«Совсем запуганные, не то что раньше, — подумал я. — Да-а, крепко у нас взялись за нетрудовые доходы…»
Другой любитель отвел меня в сторону и приоткрыл футляр для гитары. Футляр был набит магнитофонными кассетами с заграничными этикетками.
«Вот кассеты по два сольдо, по два гроша-а, но я лично предлагаю их доро-оже!..» — промурлыкал он на мотив известной песенки. — Закройся и не морочь человеку голову! — оборвал Эдуардо. — Наш гость генацвале приехал за другой музыкой.
«Учитель пения» важно поднял кулак и разжал его у меня перед носом. На ладони лежала потемневшая монета с изображением человеческой головы. Я взял ее и осторожно попробовал на зуб — мне казалось, что нумизмат Дегусадзе должен поступить именно так.
Эдуардо, спрятав монету в карман, тронул струны гитары и бойко запел на популярный итальянский мотив:
«Три динара — это, вероятно, три сотни», — подумал я и, взяв у него гитару, подобрал аккомпанемент к знаменитой неаполитанской мелодии. «Любители пения» навострили уши. Им не терпелось узнать возможности гостя — разумеется, не музыкальные…
Любители разочарованно отвернулись. И — окаменели от жуткого испуга: из-за горы спасательных кругов вышел капитан Наумов. Крепко взяв «учителя пения» под руку, он продекламировал заключительные строчки: