После той, нашей первой встречи, отец еще пару раз заходил поболтать, когда приезжал в замок, но, по-моему, наши разговоры все больше тяготили его. Невеселое это дело – беседовать с тем, кто тебя не видит. А особенно с тем, что ничего не помнит. Я быстро поняла, что он вообще при любом удобном поводе предпочитает улизнуть из замка. Потерялась в какой-нибудь дальней деревне овца, – отлично, идем искать всем миром, отец впереди. Завалился сарай с вилами – ставим новый, чем больше, тем лучше. Кроем крышу соломой. И потом пир и танцы на каком-нибудь подворье.

Это была хорошая жизнь, правильная, и я бы с удовольствием потанцевала тоже, если бы хоть кого-нибудь узнала или увидела. Хоть что-нибудь, кроме разлапистых елей, которые не давали проходу. Мне не хватало людей – тех, кто работал на кухне, в конюшне, в полях. Я представляла себе все, что рассказывал отец, пыталась оживить замок хотя бы у себя в голове, но это было так трудно. И по-настоящему не могла вообразить ничего хорошего, кроме мягкого, теплого волчьего бока.

Правда, иногда по ночам я стала просыпаться от странных звуков – будто кто-то очень далеко, за могучей стеной, неумело выстукивал простую мелодию. Бень-бень-бень.

И каждую ночь на каменных перилах балкона я снова и снова видела сову. Она сидела спокойно, не боясь меня, и вертела головой. Может, отсюда ей было удобнее высматривать мышей? Так что я потихоньку стала разговаривать с совой.

Только одна комната в замке, кроме моей, стояла открытой. Небольшая прямоугольная спальня с высоким окном, выходящим на площадь. Оттуда были видны ворота и часть моста – комната находилась прямо над парадным залом. У окна располагалось трюмо, на котором пылились шкатулки с жемчужными бусами и серьгами. Мерить их мне почему-то совсем не хотелось. Зеркало, как и повсюду в замке, покрыто тусклым мороком и ничего не отражало. Будто меня и нет вовсе. Будто я привидение. Но я знала, что это не так. Я часто щипала себя за руку. Если бы я была неживой, то ничего бы не почувствовала. Слева у стены в комнате стоял большой шкаф с книгами. С десяток, а то и больше дверок его были закрыты на ключ, и за мутным стеклом виднелось множество угрюмых коричневых корешков, выстроившихся в ряд. Здесь жили мыши, они скреблись по углам даже днем, и от этого делалось жутковато.

На столе для вышивания осталась незаконченной работа, иголка была воткнута в искусное шитье. Может, это скатерть? Или картина? На ней была изображена гора, та самая, что виднелась из моего окна. С горы вниз спускались нити – как будто бы гора была пастухом, держащим коз на поводках. Может, это дерево нашего рода, замысловатое, ветвистое и сложное? Мне оставалось только гадать. В самом низу были вышиты имена – я ни одно не узнала. А по верху шла торжественная алая надпись «Гедамбола». Если бы такая картина висела на стене под стеклом и в рамке, наверное было бы здорово, – подумалось мне. Это оживило бы комнату. Особенно, если бы ее не поели мыши по краям, и не засыпало пылью.

Честно говоря, я вообще не знала, смогу ли я читать что-нибудь еще, кроме имен и названий. Стоит попробовать? Вдруг вспомню что?

Я стояла в раздумьях перед шкафом и решала, с какой книжки начать.

– Ты, душечка, у нас тут прямо легенда.

Неуютный холодок забрался мне за воротник, ухватил за лодыжки.

– А, это ты. То-то у меня руки заледенели. Будто призрак из могилы.

Ветер. Лучше бы, конечно, хоть кто-то живой. Но мне теперь и ветер сойдет.

– Это ты у нас как приведение. А не я. Не будь я так жутко занят на покосе, я бы тебя подробнее обо всем расспросил. У нас в королевстве про тебя чего только не говорят. Твой отец теперь почти всегда ходит снулый от этих разговоров. И только рядом с коровами чувствует себя получше. Сразу веселеет.

– Мне-то что? – я пожала плечами. – Я его даже ни разу ни видела. Портрет только. Мне кажется, я вообще одна на всем белом свете.

– Э, да ты раскисла. Ну-ка открой окно.

Вздохнув, я с трудом распахнула ссохшиеся деревянные рамы.

– Отойди, или лучше спрячься под кровать.

– Нет уж, спасибо, там такая пылюга.

– Тогда подожди за дверью.

Я послушно вышла в коридор и приложила ухо к двери. Послышался жуткий рев, будто что-то пронеслось по стенам. Может, я начала постепенно привыкать к ледяному ветру? Теперь, казалось, мне было уже не так холодно, хотя все еще немного неуютно.

– Заходи!

Комната стала чистой, будто кто-то сделал уборку. Теперь было отчетливо видно, что шторы ярко-вишневого цвета, а ковер – желтый с голубым.

Я улыбнулась. И правда, лучше.

– Так, прошелся, знаешь ли… То же самое надо сделать и у тебя. Не будь я так занят на покосе…

– Скажи, ты знаешь, что со мной случилось?

– Думаю, тебя унесло за гору.

– Куда?

Ветер зашуршал в комнате, что-то задвигалось, изменилось в воздухе. Он пролетел мимо, и будто холодный газовый шарф набросили на плечи. Шторы качнулись, люстра зашаталась.

– Знаешь, я тоже люблю простор и свободу. Я не какой-нибудь ручной зверек, как некоторые тут у нас думают. Иногда я взлетаю так высоко, что вижу только пятачок леса. Да, да, я могу это сделать. Не веришь? Внизу видны только горы и река. Никакого замка и деревень. Эти вообще превращаются в точки. И тогда, если слегка отклониться на север, можно заметить, что за горой что-то есть. Огромное холодное море, а на берегу, на склоне – крошечная полоска огоньков. Это значит, там кто-то живет. Кто-то живет не в Гедамболе, – добавил он зловещим шепотом, будто открыл мне страшную тайну.

– Там, за горой есть люди?

– Наверное, моя милая. Но мы – ветры Гедамболы. Мы не можем преодолеть гору. Только волки могут. Потому что волки с горой никак не связаны, не то что мы, ветры. Эти разбойники, волки, где только не побывали. Лучше не думать о них, а то дрожь пробирает.

– Но если там люди живут…, – я даже задохнулась от своих новых мыслей. – Значит, я могу с кем-то увидеться? И поговорить?

– Может, да, а может, нет.

И снова ледяная ладонь мазнула по щеке. Ветер закружился, подол моего платья – голубого, с кружевным воротником – я тоже нашла его в комоде – обвился вокруг ног.

– Ну, что, пора на покос. Без меня там как без рук. Стога, они, знаешь, сами себя не поставят.

– Подожди! – крикнула я, но Климентин уже вылетел в окно, и в комнате снова стало теплее, как будто выключили зиму. – Но как я могу быть за горой, раз я здесь? В замке? Ведь говорят, что «нельзя быть сразу и мельником, и мукой»!

Что значило, или ты управляешь лодкой, или течение несет тебя. Возможно только что-то одно. Уж это-то я знала наверняка.

Решительным шагом я прошлась по комнате. От ветра одна из нижних дверок шкафа распахнулась, на пол высыпалось несколько книг, не выдержавших усердной уборки.

«Этикет Гедамболы», «Дети Гедамболы», «Как управляться с домашними ветрами?», «Кухня на подносе». Я вздохнула, сгребла их в охапку и потащила в свою комнату. Вдруг узнаю что-то полезное?