РАСКОПКИ

Через день после марш-броска наше отделение направили на раскопки.

Мы знали, что неподалеку от нашей части с начала лета работали археологи из Питера. Там они раскапывали какое-то древнее поселение. По их просьбе в порядке шефской помощи командование полка регулярно направляло им на подмогу бойцов, для выполнения черновых работ по снятию верхнего слоя грунта. После чего уже сами археологи аккуратно и скрупулезно своими кисточками, и разными скребками выцарапывали из так называемого культурного слоя разного рода древние предметы исторической ценности.

Побывавшие на раскопках бойцы рассказывали, что золота там нет. Только кости и какие-то глиняные черепки, от которых эти самые археологи приходили в дикий восторг.

– Адэржимые луди, – так о них отозвался курсант первого отделения нашего взвода туркмен Абдулла Пашаев.

Впрочем, курсанты ходили на раскопки с удовольствием. Археологи кормили солдат хорошо из своей собственной полевой кухни и работой особо не загружали.

Раскопки велись приблизительно в километре от нашей части. К ним от шоссе на Сарженку вела грунтовая дорога.

Настала очередь посетить это место и нашему отделению.

Во главе со Слесарчуком мы направились туда с бодрой песней сразу после завтрака, и уже вскоре были там.

Площадка раскопок располагалась на широченной поляне, которая была перерыта примерно на треть. В тени леса притаились несколько палаток археологов, а сами они уже копошились на площадке.

Нас встретил загорелый жилистый дедуля в красных шортах.

– Здравствуйте товарищи советские бойцы! – радостно поприветствовал он нас. – Очень хорошо, что вы прибыли. Мы вас заждались.

«Еще бы, – подумал я. – Бесплатная рабсила».

– Разрешите представиться. Аркадий Владимирович Лебединский. Профессор. Заведующий кафедрой археологии, этнографии и музеологии Ленинградского исторического института и одновременно с этим руководитель данных раскопок. Вам, друзья мои, предстоит принять участие в уникальнейшем процессе. Здесь, понимаете ли, сокрыто наидревнейшее поселение. Прошу вас пройти за мной.

Произнеся эту речь, дедуля с места рванул в карьер. Скорости его движения могла позавидовать гончая собака. Мы едва поспевали за ним.

Наконец он финишировал и показал перед собой указательным пальцем:

– Вот здесь. Это фронт ваших работ.

Фронт представлял собой квадратный участок со сторонами шагов в двадцать, и старательно обозначенный по углам деревянными колышками.

Тут же лежал десяток штыковых лопат и пара носилок.

– Вам надлежит, товарищи бойцы, снимать грунт на глубину полметра и не более, только очень аккуратно, – строго предупредил нас профессор. – Грунт складывайте на носилки и переносите ближе к лесу. Если что вдруг найдете, то сообщайте немедленно.

Товарищ Лебединский, а что мы можем тут вдруг найти? Что здесь раньше было? – спросил Вадик Павлов вкрадчиво.

– Очень хороший вопрос, молодой человек! – воскликнул восторженно профессор. – Здесь согласно нашим первоначальным находкам, а также научным гипотезам, тысячелетия назад жили люди еще неизвестной нам цивилизации человека древнейшего. Всё, что угодно тут можно найти. Все что угодно! Работайте, друзья мои, работайте.

С этими словами он на скорости удалился в сторону палаток.

– Работайте, – ухмыльнулся Слесарчук, отошел к лесу и завалился в тени на траву.

Мы лениво, разобрали лопаты. День обещал быть жарким, и работать желания не было.

Лично я после часа работы ни шатко, ни валко снял дерн на площади двух квадратных метров. Рядом со мной пыхтели с лопатами Кожура и Роман. Они поначалу работали молча, а потом приступили к обсуждению молодой девицы из археологов, которая дефилировала поодаль в купальнике бикини.

– Ишь, расходилась тут, как на пляже, – ухмыльнулся Кожура. – Как думаешь, Ромка, какой у нее размер лифчика? Даже издали видать, что не меньше четвертого.

– Это у тебя Толик воображение разыгралось, – хихикнул Роман. – Едва ли третий будет, если не второй.

– А на спор давай, что четвертый, – предложил Кожура.

– Поспорить то поспорим. А как ты проверишь?

– А пойду и спрошу.

– Так уж и спросишь?

– А чего? Да запросто! Спорим!

– Да спорим, а на что?

– На десять пинков.

– Отстань, придурок. Мне больше делать нечего, как только тебе пинки ставить. Об твою чугунную задницу можно ногу сломать.

– Что? Зассал спорить? Воистину.

– Отстань.

– Валера, скажи, что он спорить зассал, – Кожура дернул меня за рукав.

Я выпрямился, воткнул в землю лопату, вытер пилоткой пот со лба и кинул взгляд по сторонам. Девица продолжала медленно прохаживаться по площадке и что-то время от времени записывать в тетрадку. Археологи копошились. Бойцы взвода лениво шевелили лопатами, а Слесарчук спал в траве, открыв рот.

Я посмотрел на небо в желании увидеть там облака, которые закроют жаркое солнце.

– Блин! А где? – послышался удивленный возглас Кожуры. Я обернулся.

– Ромка, ты где? Где? – бормотал он, бестолково озираясь.

Я удивленно замер. Роман пропал. Вот еще пару секунд назад я его видел краем глаза. Он долбил лопатой сухую землю. Теперь его здесь нет. Но где же он?

– Вот, – прошептал Кожура и протянул руку перед собой, указывая на землю. Я посмотрел в направлении руки и увидел в земле черную дыру.

– Там, – прошептал Кожура и осторожно шагнул к дыре, встал на карачки и заглянул туда.

– Ромка! – позвал он.

Я тоже подошел к дыре, склонился над ней, но кроме темноты ничего там не рассмотрел.

– Ромка! – снова уже громче завопил Кожура. Его вопль привлек внимание бойцов. Они остановили работу.

– Что там? – поинтересовался Гоша Косицын.

– Дуров провалился, – растерянно ответил Кожура.

– Как? Как провалился? – все бойцы медленно направились к дыре.

– Назад, – остановил я их. – Не подходите. Провалимся запросто. Надо какую-нибудь жердину длинную выломать и туда засунуть. А я спущусь.

– Это древняя шахта, – уверенно заявил Вадик Павлов. – Я слышал, что тут золото добывали. Она может на сотни метров под землю уходить.

– Что ты за херь несешь! Под Питером золота никогда не было, – возразил Кожура.

– Что тут за митинг мальчики? Что случилось? – послышался ласковый женский голосок. Все разом оглянулись. К нам приблизилась та самая дамочка в купальнике.

– Ого! – воскликнула она, увидев дыру в земле, и наклонилась над ней.

Да уж. Грудь ее размером не меньше четвертого повисла над дырой и едва при этом не выпала из лифчика.

– Туда Ромка провалился, – пояснил Кожура, все это время не сводивший глаз c участка тела, едва прикрытого лоскутом ткани этой мисс бикини.

– Ромка – это ваш боец? – поинтересовалась она.

– Да, да, – закивали все разом.

– Всем отойти! – голос дамы стал металлическим. Она отпрянула от дыры и замахала руками. – Аркадий Владимирович! Аркадий Владимирович! Профессор! Быстрее сюда!

Подошел, протирая глаза и зевая, Слесарчук.

– Что за шум?

– Вот, – Кожура указал на дыру. – Там Дуров.

– Окопался, что ли? – тупо спросил Слесарчук. – В работе переусердствовал?

– Провалился, – пояснил я. – Его спасать надо! Вытаскивать. Может он там уже кони бросает, а мы тут топчемся.

Подбежал профессор Лебединский. Увидел дыру, разинул рот, растопырил руки и застыл.

– Товарищ профессор, там наш боец сидит, – пояснил Слесарчук и, сунулся было, к дыре.

Лебединский резко встрепенулся, так, будто ему в лоб заехали кулаком.

– О, черт! Назад! Отойти всем дальше, еще дальше! – завопил он и засуетился на месте. – Леночка! Собирай всю команду! Всем сюда с веревками! У нас там где-то лестница была! Пусть захватят! И фонари! Фонари не забудьте!

– Он погиб, – мрачно произнес Гоша Косицин. – Жалко парня.

– Хайло захлопни, – процедил Кожура. – Ромка не может погибнуть в какой-то дыре. Воистину!

– А что он молчит? Почему голоса не подает? Он глубоко упал и разбился, – тупо пробормотал Гоша.

– Я тебе сейчас морду разобью! – вскипел Кожура.

– Заткнитесь, идиоты, – приказал Слесарчук.

– Да что вы там топчетесь, господа! – голос профессора дал петуха. – Рысью сюда!

Подбежали трое археологов. Один из них худенький маленький очкарик с трудом тащил на плече металлическую лестницу. Другой специалист раскопочных дел тоже худой, но высокий был налегке. Замыкал эту тройку пухленький крепыш с фонариком и мотком веревки.

– Вы заставляете себя ждать! Чего так долго тащитесь?! – вскипел Лебединский.

Троица молча и одновременно пожала плечами, выставившись на дыру.

– Чего стоим? Полезайте туда. Хотя, нет! Давайте веревку и фонарик. Я сам туда полезу. Вы своими копытами все артефакты мне тут затопчете, – проворчал Лебединский.

– Аркадий Владимирович, это опасно для жизни! – воскликнула мисс бикини. – Вы представляете неоценимую ценность для науки. Пусть Шура лезет. Он не представляет никакой ценности.

– Еще чего! Сама лезь. Ты вообще ноль с минусом для науки, – огрызнулся очкарик.

– Она бюстом не пролезет, – ухмыльнулся высокий.

– Разрешите мне спуститься, – предложил я.

– Нет, боец, – мотнул головой Лебединский. – Твое дело быть на передовой поля битвы. Здесь же передовая науки. Там может быть нечто неизведанное нам, которое при непрофессиональном обращении погибнет. Здесь я и только я могу быть первым. Но ты мне поможешь. Держи крепко.

С этими словами он передал мне конец веревки, а сам, раскручивая моток, осторожно подошел к дыре и посветил туда фонариком.

– Вижу дно, – доложил он. – Метра три до него будет. Можно по лестнице спуститься. Шурик, подавай туда лестницу. Только осторожно.

Очкарик трусовато приблизился к дыре и запихал в нее лестницу. Будучи метра четыре длиной она почти вся скрылась под землю.

– А ты говорил шахта, – ухмыльнулся Кожура, оборачиваясь к Вадику Павлову.

– Это могила, – прошептал тот, широко раскрыв глаза.

Профессор ступил на лестницу и ловко ногами вперед проскользнул в дыру. По всему видать опыт в таких делах он имел большой.

Томительно тянулись секунды.

Шло время, но из-под земли не подавалось признаков жизни.

– Может это дыра в параллельный мир? – пробормотал Гоша Косицин. – И они там все исчезают туда.

– Ага, прямо туда, – нервно ухмыльнулся Кожура и многозначительно взглянул на меня.

Конец лестницы дрогнул, а затем из дыры показалась лопата, зажатая в руке. Следом за лопатой из-под земли появилась физиономия Романа. Он повел глазами по сторонам и медленно выбрался на белый свет.

– Живой! Живой! – обрадовано загалдели бойцы.

Роман, молча воткнул лопату в землю. Взгляд его при этом был устремлен вдаль.

– Ромка, ты как? Ничего не ушиб? – спросил его озабочено Кожура.

Роман встрепенулся и уставился на него мутным взором.

– Курсант Дуров! У тебя все в порядке? – настойчиво спросил Слесарчук. – Курсант Дуров! Вы меня слышите?!

– Слышу, товарищ сержант, – Роман неожиданно расплылся в счастливой улыбке. – Все хорошо, товарищ сержант!

– А что там было? Курсант Дуров!

– Да кто его знает, – махнул рукой Роман, – может просто карстовый провал. Вы тут в таком множестве не топчитесь. Карстовые провалы они коварны. Могут многих поглотить.

– Чего? Чего? Что за карстовый провал? – насторожился Слесарчук.

– Это такая пустая промоина под землей, – охотно пояснил Роман. – Грунтовая вода её размывает, и образуется пустота. Вот эта пустота и нашла меня.

– Мутно ты как-то рассуждаешь, Дуров. Скрываешь что-то.

– Да ничего я не скрываю. Темно было. Спецы разберутся, что там на самом деле.

– Да врет он все! – заявил Вадик Павлов. – Слушайте анекдот. Солдат провалился в сортир…

Вадик не успел рассказать анекдот.

– Всем отойти! Всем! – раздался истошный вопль профессора Лебединского, который успел выбраться из дыры, пока мы тут выясняли у Романа, что там, да как.

– Что там, товарищ профессор? Могила царицы Нефертити? – игриво спросила мисс бикини.

– Нет, Тутанхамон, – ответил он, опалив её сквозь очки безумным взором буйнопомешанного. – Я сказал, всем отойти! Это всех касается, всех, без исключения!

Все послушно попятились.

– Что-то нашел, – пробормотал Вадик Павлов. – Что-то из ряда вон.

Профессор, убедившись в том, что все отошли подальше, поспешил уйти в сторонку, трясущейся рукой достал из кармана шорт мобильник, потыкал в него пальцем и поднес к уху. Говорил он тихо, так чтобы никто ничего не расслышал. При этом профессор активно жестикулировал свободной рукой, по всей видимости, убеждая кого-то в чем-то.

Разговор был короткий. Вернув телефон в карман, профессор вновь подошел к нам.

– На сегодня раскопки закончены, – заявил он внезапно изменившимся хриплым голосом. Бойцы, спасибо вам. Возвращайтесь обратно.

Затем развернулся и обратился к археологам:

– Товарищи! Всем до единого оставаться в лагере.

– Отделение в колонну по два становись! – скомандовал Слесарчук.

Мы тут же побросали лопаты там, где стояли и охотно построились. Солнце вошло в зенит и жарило нещадно. Работать под его палевом не было никакого желания.

При возвращении в часть бойцы все еще пытались выведать у Романа, что было в этой яме, но тот в ответ только отшучивался:

– Поскользнулся, упал, очнулся – гипс.

Откуда он мог знать эту известную в моем мире крылатую фразу? Ума не приложу.

* * *

Мы были последними, кто принимал участие в раскопках. Бойцы нашей части больше не привлекались к шефской помощи. Роман несколько дней ходил, как мне казалось, сам не свой. Он не всегда реагировал на приказы командиров и был замкнут. Слесарчук направил его в полковую санчасть на предмет обследования специалистами для выяснения наличия возможных повреждений частей тела и головы в результате падения.

Романа осматривал сам начальник санчасти капитан Гагаринский, который не просыхал сутками в результате потребления медицинского спирта. Ассистировали ему два санитара – ветеринара.

В результате обследования они ничего явного в изменениях организма пациента не нашли, но все же решили оставить Романа на несколько дней при санчасти и назначить ему процедуры трудотерапии в виде подметания дорожек и мытья полов.

Похоже, что трудотерапия была универсальным способом лечения всех болезней, и по возвращении из санчасти Роман обрел свой былой облик. Он вновь стал общительным, а иногда улыбчивым, но все же порой я ловил себя на мысли, что его поведение теперь какое-то не натуральное и внешне наигранное, а за ним тщательно скрывается нечто иное, не от мира сего, которое иногда проявлялось в его взгляде – ледяном и темном, как бездна вселенной.

– Слушай, тебе не кажется что с Ромкой что-то не так? – обратился ко мне с вопросом как-то Кожура.

– Возможно, – кивнул я. – Он не такой, как раньше. Но человек имеет право меняться.

– Он наверняка там что-то видел в этой яме, – прошептал Кожура и настороженно оглянулся. – И это что-то его изменило. В нем как будто что-то проявилось такое, что сидело в нем. Понимаешь, Валера, я сам иногда чувствую в себе нечто, что прячется во мне. Это что-то очень древнее. Ты думаешь, я симулировал свое помешательство? Как бы, не так. Я просто открывал как бы дверцу в себе, и оно проявлялось. Но открыть эту дверцу полностью я опасался. Вдруг это нечто захватит меня, и я забуду сам себя. Но я знаю, однажды, настанет время, и я перестану бояться. Как мне кажется, Ромка перестал бояться. Ты понимаешь меня, Валера?

Я кивнул.

– Да. В каждом из нас живет кто-то чужой.

– Нет, ты не понимаешь меня, – огорченно махнул рукой Кожура. – Потому, что боишься. В этой жизни мы больше всего боимся не смерти, не болезни, не боли. Больше всего мы боимся себя. Мы боимся себя изначальных без маски. Воистину.

Я снова кивнул.

– Рота! На вечернюю прогулку становись! – прервал нашу беседу зычный возглас Братухина.

* * *

В один из дней сразу после завтрака весь полк построили на плацу. Само собой, последовали команды – равняйсь, смирно, вольно.

На плацу собрался весь офицерский состав во главе с полковником Зверевым, а с ними еще какой-то гражданский.

Ба! Да это же профессор Лебединский собственной персоной! На этот раз он был в строгом деловом бежевом костюме и шляпе.

– Товарищи, бойцы! – громогласно произнес Зверев. – Сегодня к нам в полк прибыл руководитель археологических раскопок профессор Лебединский. Он желает выразить вам слова благодарности. Прошу, товарищ профессор.

Лебединский шустро вышел на середину плаца, снял шляпу и отвесил нам низкий поклон.

– Здравствуйте, товарищи! – воскликнул он. – У меня нет слов! Меня переполняют чувства! От себя лично и от всей археологической общественности выражаю искреннюю благодарность лично товарищу Звереву и всем вам за неоценимую помощь в проведении раскопок. Благодаря вам сделано выдающееся научное открытие. Найдено уникальное захоронение воина – викинга. Захоронение очень богатое. Там покоился не простой воин. Судя по доспехам и прочим артефактам, которые мы там обнаружили, это конунг – вождь! Захоронение обнаружил ваш соратник, боец вашего полка Роман Дуров. Именно он, рискуя собственной жизнью, первым обнаружил эту находку.

– Рискнул, ага, – пробормотал Кожура мне в затылок. – Как в сортир провалился и чуть не обделался. До сих пор ходит, как в штаны наклал.

От лица нашего института и от себя лично выражаю благодарность Роману Дурову и вручаю ему именной знак «Почетный археолог»! – громко прокричал профессор и достал из внутреннего кармана пиджака маленькую красную коробочку.

– Нифигасе, – завистливо пробурчал Кожура.

– Курсант Дуров! – прорычал Зверев.

– Я! – отозвался Роман.

– Выйти из строя!

– Есть!

Роман четким чеканным шагом вышел на середину плаца. Тут же бравурно грянул полковой оркестр.

Лебединский нацепил на гимнастерку Романа какой-то знак. Долго пожимал руку.

– Служу Советскому Союзу! – бодро выкрикнул Роман.

– Молодец! Орел! Лев! – рассыпался в похвалах Зверев.

– Всех приглашаю в музей! Всех приглашаю в Русский музей через месяц. Там вы сможете лицезреть артефакты. Всех благодарю! Всех! – восклицал Лебединский.

По команде Роман вернулся в строй. Когда он проходил мимо меня, я успел бегло рассмотреть знак на его груди. Он был похож на небольшую медаль.

Уже в расположении роты мы все подробно рассмотрели награду. Это был металлический кружок, подвешенный за ушко к планке с чеканной надписью: «Почетный археолог» На кружке рельефно была изображена лопата и кисть.

– А ты говорил, что там ничего нет. Брехун. Поздравляю. Теперь ты рыцарь лопаты и кисточки. – Кожура пожал Роману руку, а тот лишь холодно усмехнулся в ответ. Что-то с ним явно было не так.

* * *

В пятницу нас как всегда погнали всей ротой на стрельбище для ведения огня с ходу.

В этом упражнении боец с автоматом по команде начинает пешее движение. В какое-то время на стрельбище на расстоянии примерно пары сотен метров от него поднимается мишень с очертаниями человеческой фигуры. Она стоит пять секунд. Боец волен продолжать движение, чтобы сократить дистанцию или немедленно остановиться и стрелять. Боец может стрелять очередями или одиночными на выбор. При стрельбе очередями у него остается меньше патронов на поражение следующей мишени.

При поражении мишени боец продолжает движение и перед ним поднимается следующая цель. На этот раз стрельба по ней производится с упором локтя на колено.

Третий этап упражнения заключается в задаче поразить стоя две подвижные мишени за десять секунд.

Если боец на каком-либо этапе не успевает поразить мишень за установленное время, то он прекращает выполнение упражнения.

Мы выполняли это упражнение уже пять раз, но редко кому из бойцов удавалось поразить все мишени. Мне это удалось сделать три раза, и я был пока лучшим из роты.

Кожуре ранее пару раз удавалось добраться до третьего этапа, но он всякий раз промахивался.

Роман всегда сливал стрельбу на первом этапе.

Сливал всегда, но только не в этот раз.

Стреляли мы, направляясь навстречу мишеням редкой цепью, по пять человек. Роман попал в пятерку вместе со мной. Он шел справа от меня.

Я уверенно прошел первый этап, вышел на второй, поразил мишень с колена, ринулся вперед, чтобы по возможности сократить дистанцию с целью на третьем этапе. Отстрелял удачно. Поставил оружие на предохранитель, развернулся, направился на исходную и с удивлением заметил Романа. Тот тоже возвращался с третьей позиции стрельбы.

Неужели он все мишени положил?

Так оно и вышло. Роман положил все мишени.

На этот раз все мишени поразил и Кожура

В следующие стрельбы Роман снова положил их все. Тогда мы были в разных пятерках. Отстреляв по полной, некоторое время я наблюдал, как Роман, будто киборг-терминатор уверенно вгоняет все пули в цель.

Кожура тоже показал высший класс.

Что-то изменилось в этих симулянтах после того марш броска, а особо в Романе, после раскопок.

* * *

В ночь с пятницы на субботу состоялись ночные стрельбы. Стреляли трассирующими пулями. Цель обозначалась мигающей лампочкой размером с ноготь, но излучения яркого. Такой размер сводил к минимуму попадание в нее пулей. Но, все же такие случаи редко, но бывали. Калаш оружие точное и в руках мастера творит чудеса.

На этот раз мастером оказался Кожура. За последнее время он бил цели отменно наравне со мной и Романом.

Стрельбу пришлось прекратить на полчаса, пока лампочку не заменили.

Надо заметить, что мои друзья по сумасшедшему дому делали здесь успехи равно, как на стрельбище, так и на спортплощадке, на полосе препятствий и в рукопашном бою.

Кстати о рукопашном бое.

По понедельникам в первой половине дня наш взвод, как правило, занимался в спортгородке два часа отработкой приемов рукопашного боя.

Тренировал нас прапорщик по фамилии Токовой. Тот самый Токовой, чьи малые сыновья каждый день приходили ко мне на учебное поле, чтобы посмотреть на мою художественную работу. Токовой представлял собой настоящий образец крепкого коренастого индивида. От него всегда разило перегаром, и нередко в том винегрете приемов из карате, самбо и прочих изысков боевых искусств, которые демонстрировал прапорщик, проявлялся стиль «Пьяный кулак».

Глядя на него, я пришел к выводу, что китайцы присвоили себе авторство этого стиля. На самом деле «Пьяный кулак» это стиль исконно русского происхождения.

Надо заметить, что прапорщик дело свое знал. На вид ему было лет сорок. Мы знали, что он участвовал в Бразильско-Аргентинском конфликте десять лет назад и там же обучился бразильскому джиу-джитсу.

Глаз у него был наметан.

– Занимался раньше? – спросил он меня при нашем знакомстве на первой тренировке.

– Коричневый пояс, каратэ стиль шотокан, – ответил я и по удивленным глазам прапорщика понял, что сморозил, что-то не то.

– И где это ты себе пояс отхватил, сынок? – ехидно спросил он. – У нас в советской стране нет поясов. У нас разряды и мастерские звания. А ну-ка покажи, на что способен.

Пришлось мне на глазах всего взвода доказывать, что я не зря три года кулак об макивару набивал.

Но вышло так, что зря.

Прапорщик уделал меня за полминуты. Я не заметил, как очутился на земле, сбитый с ног молниеносной подсечкой.

– Неплохо держался, – хмыкнул прапорщик. – Другие тут и десяти секунд не стояли. Толк из тебя будет. Но забудь все, чему учился раньше и слушай меня. Такому ты нигде не научишься. У меня тут группа продвинутых ребят набралась. Есть желание заниматься дополнительно?

Я поднялся и кивнул.

– Тогда приходи в пятницу после ужина сюда же. Кто еще желает дополнительно заниматься? Ты желаешь? – спросил он Романа. – Из тебя тоже может получиться настоящий боец.

– Мне это не надо, – Роман улыбнулся, и его глаза превратились в лед.

– Может и не надо, – кивнул прапорщик и повернулся ко мне. – А ты приходи.

Я пришел. Кроме меня здесь было еще пять человек.

Прапорщик тренировал нас жестко. Впрочем, не тренировал в обычном смысле слова. Обладая молниеносной реакцией, прошибающей силой удара и непредсказуемой техникой боя, он попросту избивал нас поочередно и вместе каждый раз. Когда я высказал недовольство тем, что он ошибочно видит во мне мазохиста и не обучает никаким приемам, то получил ослепляющий удар в лицо, откинувший меня навзничь.

– Запомни! Тебе не нужны чужие приемы боя, – назидательно произнес он, поставив ногу мне на горло. – Усваивая чужие приемы боя, ты теряешь свою индивидуальность и убиваешь себя истинного. Вся сила в тебе. Ты должен обрести свои приемы боя. Я тебе помогу в том. Либо ты будешь испытывать боль, либо проявишь себя. Вставай!

Я встал. Избиение продолжилось.

Через неделю на тренировку не пришли два бойца. Еще через неделю я остался с прапорщиком один на один.

Шло время. Я все еще получал синяки и рассечения. В роте смотрели на меня с усмешками. Избиения продолжались, и вот однажды во время одного из таких издевательств после очередного сшибающего с ног удара во мне будто что-то взорвалось и подкинуло упругой пружиной. Я вдруг ощутил себя сгустком силы, подобной шаровой молнии. Молниеносно отбив серию ударов прапорщика, отпрыгнул назад, и тут же испугался этой силы. Она мгновенно затухла, спряталась где-то внутри за барьерами моего рационального начала. Я вспомнил слова Кожуры о страхе самого себя.

Прапорщик прекратил атаку и усмехнулся.

– Проявился, – произнес он. – Проявился и испугался самого себя истинного. Ничего. Главное, что ты ощутил это состояние истинной силы. Оно к тебе вернется. Иди, отдыхай. Тренировка закончена.

Прапорщик оказался прав. Это состояние вернулось ко мне. Уже через несколько дней я мог управлять им и достойно встречал атаки своего инструктора. При этом мне казалось, что руки сами отбивают удары, не касаясь соперника, будто окутанные невидимыми силовыми полями. Но порой, когда все мое тело растворялось в этих полях и начинало терять форму, я внутренне напрягался и возвращался в привычное мне состояние. Страх полностью потерять себя все еще был в силе.

– Боишься, – усмехался прапорщик. – Боишься потерять разумное мироощущение. Боишься потерять чувство материальности. Запомни – материя – это ничто. Материя – это иллюзия. Энергия это все. Энергия это все, что тебя окружает. Все эти формы, что ты видишь, это не более чем проявления и метаморфозы энергии. Ты сам энергия. Твоя энергия взаимодействует с другими энергиями мира. Она взаимодействует со всей вселенной. Чем более ты владеешь собой, тем сильнее влияешь на мир. Тот, кто всецело властен над собой, тот властен над всем миром и становится богом.

– Богом? – переспросил я? – Каким богом? В СССР бога нет.

– Бог есть, – возразил он мне. – Но не тот, который обитает за переплетами религиозных трактатов.

– А какой он? – поинтересовался я и вместо ответа получил ощутимый удар ногой по печени.

– Зачем тебе мои пояснения? – загадочно усмехнулся прапорщик. – Однажды ты его явно почувствуешь сам, как ощутил этот удар. А теперь не отвлекайся на пустые философские измышления, курсант!

Я стиснул зубы и, молча, продолжил учебный бой.

Мы увеличили количество занятий и тренировались в лесу, на скалах, на болоте, в развалинах зданий. Он учил меня биться с завязанными глазами и скрученными веревкой руками.

Он учил меня выживать в любой ситуации.

В середине июля наши тренировки прекратились. Как потом мне и стало известно, прапорщика перевели куда-то на север под Мурманск в какую-то особую команду.

На его место пока никто не пришел.