ФИЛЬМ И ПОКАЗНЫЕ ЗАНЯТИЯ

В первый день августа полковник Зверев построил весь полк на плацу и объявил, что с сегодняшнего дня и всю неделю в части будут проходить съемки документального фильма под названием «Комиссары». Фильм снимается под руководством заслуженного деятеля искусств СССР знаменитого советского режиссера – документалиста Алексея Учителя.

– Сейчас для съемок фильма будут названы лучшие бойцы нашего полка, – объявил командир. – Они покажут в кадрах этого кинофильма, на что способны советские мотострелки. Товарищ Гречишников, огласите список лучших воинов нашего полка.

Начальник штаба полка подполковник Гречишников заглянул в лист бумаги и зычным голосом озвучил фамилии курсантов.

Я оказался первым в этом списке. Вторым был Роман. Третьим оказался Кожура. Всего же в список попали около пятидесяти бойцов из разных рот и взводов.

Уже вскоре мы в полном боевом облачении прибыли на учебное поле. Над полем курились черные дымы, а на его краю урчали двигателями пять боевых машин пехоты «Харза-117М». Это были самые новейшие модели боевых машин. Насколько я знал, они даже еще не вошли в серийное производство. Откуда они здесь?

Эти «коробочки» благодаря своему вооружению и маневренности, могли успешно вести борьбу с тяжелой боевой техникой, воздушными целями и живой силой противника.

Всем нашим воинством руководил командир второго взвода нашей роты старший лейтенант Улямаев. Он построил нас в две шеренги у кромки леса.

Вскоре на дороге, ведущей из части, появился бронированный вездеход командира полка. Вслед за ним катился небольшой автобус. Вездеход и автобус остановились напротив нашего строя. На борту автобуса крупными синими буквами красовалась надпись: «Ленфильм».

– Смирно! – завопил Улямаев при виде командира полка, вышедшего из вездехода. – Товарищ полковник! Лучшие бойцы полка имени Ленинского комсомола построены. Все, как один готовы показать свои способности и навыки военного искусства, обретенные в нашей доблестной части, не только советскому зрителю, но и всему миру!

– Вольно! – небрежно махнул рукой Зверев и торжественно вскинул голову. – Товарищи бойцы! Сейчас вы перед объективами кинокамер покажете боевое развертывание и атаку советских мотострелков. Вы должны смело пойти в атаку так, чтобы у зрителей дух захватило от полной уверенности в том, что советские воины сметут на своем пути любого врага. После высадки из машин на ходу вы устремитесь вперед в едином порыве…

Пока он говорил, из автобуса вышла съемочная группа из семи человек. Среди них сразу можно было определить главного. Он был одет в простой спортивный костюм, но в отличие от всех остальных, загруженных тем или иным оборудованием для съемок кино, был налегке.

Окинул взглядом поле. Что-то сказал человеку с кинокамерой на плече, и тот направил её объектив в нашу сторону.

Съемки начались.

Вот уж не думал я никогда, что стану героем фильма.

Кинокамера обвела своим цепким глазом наш строй, а затем нацелилась на Зверева.

– Товарищи бойцы! – радостно воскликнул тот. – Представляю вам гениального советского кинорежиссера товарища Алексея Учителя вместе с его творческим коллективом. Ура, товарищи!

– Ураааа! – дружно завопили мы.

– Товарищ режиссер! – продолжил Зверев. – Перед вами грозные советские пехотинцы. Они сделают все, чтобы ваш фильм вызывал восторг у советского зрителя и гордость за свою великую армию. Они выполнят любое ваше указание, и пусть наш советский народ проникнется полной уверенностью, что он под надежной защитой.

Режиссер подошел ближе к нам. Он был роста чуть ниже среднего и приветливо улыбался. В тот миг меня посетило ощущение, что я уже где-то видел этого человека. Но где и когда? Ничего на ум так и не пришло. Дежавю?

– Здравствуйте, товарищи, – произнес он мягко и спокойно.

– Здравия желаем, товарищ режиссер! – громогласно выдали наши глотки.

Зверев показал нам большой палец. Молодцы, дескать. Так держать!

– Товарищи, – снова заговорил режиссер. – Прежде чем начать съемку основных сцен, я расскажу вам, что за фильм я намереваюсь сделать вместе с вами. Этот фильм о наших советских комиссарах. Наш великий вождь товарищ Ленин говорил: «Там, где наиболее заботливо проводится политработа в войсках и работа комиссаров, там больше побед». Эту фраза, товарищи, будет эпиграфом к нашему фильму. Я называю его наш, потому что каждый из вас своим участием в его съемках внесет в него неоценимый вклад.

Режиссер говорил, а я словно видел уже начало фильма. Видел, как под торжественную музыку на огненно-красном фоне экрана, будто из глубины давних годов проявляются на экране слова товарища Ленина, и торжественный голос диктора произносит их. А затем сквозь пламя гражданской войны проносится конница всадников революции с саблями наголо.

– Я намереваюсь снять фильм о тех комиссарах, которые вели революционные полки в годы гражданской войны, – как бы в подтверждение моих мыслей продолжил режиссер. – О тех политруках, которые поднимали в атаку на врага батальоны против нацистских оккупантов и о современных политработниках, проводящих кропотливую ежедневную работу среди вас по воспитанию несгибаемого духа советского воина. В качестве современного героя в фильме будет представлен заместитель командира первой роты вашего полка по политической части старший лейтенант Шаров. А вы покажете, как сказал товарищ полковник, свое боевое мастерство. Я уверен, что у нас всё получится, и мы справимся здесь за неделю. Сегодня у нас день масштабных сцен. Сейчас наша съемочная группа расставит оборудование в нужных точках для съемки, и мы уже скоро приступим к ней. Вы пойдете в атаку. Желаю вам успехов, товарищи.

Режиссер закончил речь.

– Да, они пойдут в атаку! – торжественно произнес в свою очередь Зверев, потрясая крепким кулаком.

И мы вскоре пошли в атаку. Загрузились в машины пехоты, и они рванули вперед. По команде на ходу покидаем их и тут же разворачиваемся в цепь.

Огонь при атаке ведем холостыми патронами, но мне кажется, что мой автомат бьет настоящими пулями, а сам я иду навстречу коварному врагу.

На уши давит грохот взрывов. И пусть вокруг нас рвались не настоящие снаряды, а ширасы, но я всем своим нутром в тот миг почувствовал, как это оно идти в атаку.

Впереди нас поперек поля вспыхивает полоса огня. В прыжке преодолеваем жаркий заслон, ныряем под линию колючей проволоки, ползем под ней по-пластунски, вновь поднимаемся и устремляемся вперед.

Атака удалась на славу. Второго дубля не потребовалось.

Когда вернулись на исходные позиции, нас встретил довольный режиссер и полковник Зверев.

– Я же говорил, что это настоящие орлы! – громогласно зарычал Зверев. – Богатыри!

– Хорошо, очень хорошо, – кивает режиссер. – Товарищи бойцы! Благодарю вас за проявленное мастерство. На сегодня съемки закончены, а завтра мы продолжим.

– Служим Советскому Союзу! – гаркнули мы в ответ на заслуженную похвалу.

– В колонну по четыре становись! – скомандовал Улямаев. – Раавняйсь! Смирно! Шаагом ааарш! Песню запевай!

– Дружно шаг, солдаты! Враг бежит от нас! Нас ведут комбаты! Выполним приказ! – звонко выдал запевала из второго взвода нашей роты Айтжан Асанов.

– Ура! Ура! Стремительно и смело! Мы к победе на пути! Мы за правое дело! С нами Ленин впереди! – вдохновенно подхватил весь строй.

* * *

На следующий день с утра, когда наш взвод перед завтраком подметал площадь перед клубом, к нам заявился сам полковник Зверев.

– Смирно! – завопил Слесарчук.

Все побросали метлы.

– Отставить, – спокойно сказал Зверев и подошел ко мне.

– За мной, Назаров. Поговорить надо.

Я отошел за Зверевым в сторону.

– Тебе задание будет. Знаю, что ты справишься, – уверенно произнес Зверев.

– Готов выполнить любой приказ, – бодро заявил я.

– Готов, значит, – ухмыльнулся Зверев, – Сегодня будут очередные съемки. Мне нужен боец, который прыгнет на движущийся танк со второго этажа дома. Ты должен прыгнуть на танк.

– Зачем? – тупо спросил я.

– Затем, что это эффектно для кадра. Боец прыгает и прикладом автомата имитирует, что он сбивает оптику, затем накрывает плащ-палаткой смотровую щель механика водителя, а потом спрыгивает с танка и бросает в него гранату. Ты это сделаешь.

Я тупо пожал плечами.

– Что жмешься? Кишка тонка? – ехидно спросил Зверев.

– Нет, – мотнул я головой. – Сделаю, но пару раз потренироваться надо. – Одного не могу понять. Зачем прыгать со второго этажа на танк, сбивать оптику, накрывать эти щели-амбразуры, когда можно сразу сверху кумулятивной гранатой этот танк нае.., извините, жахнуть. Не понимаю.

– Не понимаешь? – ухмыльнулся Зверев. – Все очень просто. Фильм делается для зрителя, а зритель должен быть потрясен. Гранату можно кинуть, но не тот эффект будет. А вот когда зритель увидит нашего советского солдата, который самоотверженно, как орел с неба атакует сверху танк, тогда он будет потрясен до глубины души. Надеюсь, ты понял?

– Так точно.

– Ты должен потрясти зрителя.

– Будет сделано, товарищ полковник!

– Молодец! – Зверев хлопнул меня ладонью по плечу, так, что у меня подогнулись ноги. – Готовность после завтрака в восемь тридцать в полной боевой выкладке. Как понял?

– Есть готовность в восемь тридцать в полной боевой выкладке.

– Свободен!

* * *

Бутафорский поселок в виде нескольких малоэтажных домиков вдоль короткой улицы прятался за леском на лужайке по соседству с учебным полем. Это был тренировочный сектор полка для отработки приемов боя в условиях населенных пунктов.

Домики, из старого кирпича и бетона, выглядели, как после мощного артобстрела. Проваленные крыши, с обгорелыми стропилами, пустые глазницы окон, покрытые копотью стены, создавали гнетущую обстановку разрушенного войной поселения. Даже в хорошую солнечную погоду здесь было мрачно.

Сегодня здесь было мрачно вдвойне. Небо нависло тяжелым свинцом туч, и накрапывал мелкий дождь, а над домиками стелились черные дымы от подожженных автомобильных покрышек.

Съемочная группа скрывалась от непогоды в автобусе. Неподалеку от автобуса стоял на изготовке танк ИС-72 «Тайфун» и негромко урчал двигателем.

Полковнику Звереву погода была нипочем. Он мужественно стоял в брезентовом плаще, под пронизывающим, не по-летнему, холодным ветром. Рядом с ним топтался взводный Улямаев и еще несколько офицеров из нашей роты. У кромки леса строем застыли бойцы.

– Готов? – спросил меня Зверев.

Я был готов, но меня не покидало ощущение какой-то незавершенности предстоящей сцены. Я видел в ней несовершенство композиционного решения, как в некой архитектурной конструкции, которая могла бы стать идеальной при условии её должного оформления.

Решение пришло, как молния.

– Что молчишь боец? Или струсил? – спросил Зверев.

– Никак нет, товарищ полковник. Но у меня есть предложение.

– Какое предложение? – насторожился Зверев.

– Надо обогатить сцену.

– Главное не обгадить, – усмехнулся полковник. – Как это?

– Если уж поражать зрителя, так на полную, – решительно заявил я. – Надо чтобы в кадр попало не только уничтожение танка, но и ликвидация экипажа. Танк задымит после моего броска гранаты. Правильно?

– Конечно, задымит, – согласился Зверев. – Там дымовая шашка загорится.

– Этого мало, – мотнул я головой. – А что с экипажем?

– А что с экипажем? – переспросил Зверев.

– Когда у танка подбит двигатель, то экипаж, как правило, остается жив. Правильно?

– Да, жив. Но может быть контужен, но жив, – согласился Зверев. – Ты к чему клонишь, боец?

– К тому, что, как только я брошу гранату, и танк задымит, из него начнет выбираться экипаж. И вот тут в сцену должны включиться еще два бойца. Они вместе со мною вступают в рукопашную схватку с танкистами и побеждают их. Это будет заключительная сцена, ставящая точку в победе над врагом.

– Неплохо, – Зверев снял фуражку и задумчиво почесал затылок.

– И еще, – добавил я. – Перед тем как мне запрыгнуть на танк, он должен выстрелить на ходу. Стреляет само собой холостым, но должен выстрелить обязательно с огнем из дула.

– Зачем? – спросил Зверев.

– Это повышает напряженность момента и показывает мощь боевой машины, которую мне предстоит укротить, – пояснил я.

– Согласен, – кивает Зверев. – Только так и не иначе. Пойду и сообщу режиссеру твою задумку.

– Подождите, товарищ полковник! Предлагаю бойцов экипажа противника все же не уничтожать, а взять живыми. Это будет проявлением гуманизма со стороны советских воинов. Мы ведь за мир? Правда?

– Точно! – соглашается Зверев.

– Если мы за мир, то должны взять экипаж в плен. Ведь вражеские солдаты – это простые люди на гражданке – рабочие и крестьяне. Империалистические силы толкают их на войну. А их ждут дома жены, матери и дети. Мы должны врага взять на исправление, а потом вернуть домой просветленным человеком.

– Правильно, Назаров! Молодец! Мыслишь идеологически верно! Так тому и быть!

Зверев прошел к автобусу и скрылся в нем. Вскоре вышел обратно, а за ним вывалила вся съемочная группа. Режиссер торопливо поспешил ко мне.

– Это вы придумали сцену? – спросил он.

– Киваю.

– Великолепно! Мы будем снимать крупным планом. У вас несомненный талант сценариста молодой человек!

– Кого ты возьмешь себе для сцены? – спросил подошедший Зверев.

– Кожуру и Дурова, – не задумываясь, ответил я.

– Хороший выбор, – одобрил Зверев и обернулся к строю бойцов. – Кожура и Дуров, ко мне!

На инструктаж ушло минут пять. Кожура и Роман одобрительно кивали. Бойцы экипажа танка охотно согласились сыграть роль врага, но видно было, что у них нет желания быть побежденными. Похоже, что будут сопротивляться.

– По яйцам не бить, – предупредил нас Зверев. – На исходную бегом марш!

Я ринулся к двухэтажному кирпичному дому. Кожура и Дуров скрылись по соседству с ним за забором.

Съемочная группа рассредоточилась по местам.

Решено было снимать без предварительной тренировки. Если, что не получится сразу, то будет второй дубль, а если надо, то и третий и четвертый.

Я забрался на второй этаж и выглянул из окна. Танк стоял на исходной позиции метрах в ста от меня.

Великолепно! Никогда не предполагал и даже не мечтал о том, что буду играть главную роль в фильме.

– Внимание! Полная готовность! – раздался голос режиссера. – Начали!

Послышался свистящий звук двигателя, и танк двинулся вперед.

Идет быстро. Не промахнуться бы, блин!

Приближается. Я изготовился.

Выстрел!

Из дула вырывается пламя. Потрясающая мощь!

Танк поравнялся с домом, не снижая скорости.

Прыгаю чуть вперед по ходу танка.

Ноги пружинят и будто прирастают к броне.

В правой руке автомат, в левой плащ-палатка.

Танк движется дальше.

Имитирую разбивание оптики прикладом, накидываю плащ-палатку на лобовую броню и эффектно с кувырком приземляюсь.

Танк движется, но уже через миг замедляет ход. Бросаю ему вслед гранату.

Танк задымил. Открываются люки. Из них, как большие черные тараканы выскакивают танкисты.

Немедленно из-за забора, как черти из табакерки, выпрыгивают Кожура и Роман. Они вступают в рукопашный бой.

Бросаюсь им на помощь.

Мы эффектно имитируем удары ногами, болевые захваты и прочие приемы из арсенала ближнего боя.

Уроки прапорщика Токового не прошли даром. Я провожу быструю подсечку круговым ударом ноги. Противник падает. Нейтрализую его, имитируя удар раскрытой ладонью в горло. Кожура и Роман тоже показывают, на что они способны.

Бой завершен. Враг повержен и взят в плен.

Раздаются аплодисменты. Нам рукоплещет съемочная группа и режиссер.

– Браво! Браво! – слышатся возгласы.

– Молодцы! Молодцы! – зычно грохочет Зверев.

Второго дубля не понадобилось.

* * *

В эту же ночь снимались ночные стрельбы трассирующими пулями, где я, Кожура и Роман также проявили себя, метко поражая цели. В следующие дни были съемки с форсированием водной преграды колонной боевых машин пехоты на марше, штурмом высоты и рукопашным боем в окопах.

В последний день съемок режиссер решил запечатлеть на камеру празднование дня рождения рядового Юры Прокопьева, для чего в полковом кафе был организован стол для чаепития с булочками.

Обычно в дни рождения бойцов поздравляли коротко их командиры с пожеланиями хорошей службы, но на этот раз решили для фильма снять хорошую добрую сцену, где замполит Шаров поздравляет виновника торжества в теплой, почти домашней обстановке.

Юра Прокопьев на гражданке был профессиональным актером кино. Успел сняться в нескольких фильмах. В последнем из них он сыграл лейтенанта советской армии, после чего его загребли в эту же армию простым рядовым.

Вот такие интересные нити событий плетет ткачиха по имени Жизнь.

Теперь он играл роль самого себя.

Я участвовал и в этих съемках, где напился чаю и поел свежих булочек.

По окончании съемок режиссер Алексей Учитель благодарил нас и обещал пригласить на премьеру фильма, которая должна состояться в октябре этого года.

Но я так и не увидел этот фильм.

* * *

Вторник следующей недели выдался на славу. Вся наша съемочная команда участвовала в показных учениях, где мы демонстрировали перед военной делегацией из Аргентины свое воинское мастерство.

На огневом поле был устроен самый настоящий фейерверк из гранатометов, минометов и прочего стрелкового оружия.

Боеприпасов не жалели. Лично я выпалил два автоматных рожка боевых патронов.

Апофеозом показа стал наш трюк с танком.

Я снова прыгал на броню, как орел на добычу. Но на этот раз я прыгал с одинокого дерева, которое росло на краю огневого поля. А затем мы снова бились с бойцами экипажа в рукопашную и брали их в плен.

За нашей безупречной работой наблюдал сам командир дивизии генерал Сакалаш.

Иностранные гости были в восторге.

Генерал Сакалаш лично пожал мне руку и сказал, что в начале сентября в дивизию ожидается военная делегация из Мексики, и мы должны будем показать иностранцам всю свою великую мощь.

– Так точно, товарищ генерал! Всё покажем, как есть! – уверенно заявил я.

Но игра под названием «Жизнь» решила иначе.