ШТАБ БАТАЛЬОНА
В начале августа наш ротный Сенцов пошел на повышение. Ему дали звание капитана и должность командира батальона. Его предшественник на этом месте капитан Лисин удостоился перевода в штаб дивизии, который размещался в Парголово.
Командиром роты стал уроженец Татарстана старший лейтенант Улямаев.
Власть сменилась за один день.
На следующее утро Братухин приказал мне срочно прибыть в штаб батальона.
– Комбат вызывает!
Я незамедлительно направился к учебному корпусу, где на втором этаже размещался штаб, теряясь в догадках, зачем понадобился.
Сенцов встретил меня, сидя за широким письменным столом, на котором ничего, кроме раскрытого ноутбука, не было.
Я, как положено, приложил ладонь к виску.
– Товарищ гвардии капитан! Курсант Назаров…
Сенцов небрежно отмахнулся.
– Давай без формальностей, курсант. Присаживайся. Дело есть.
– Видишь, – продолжил он после того, как я устроился возле стены на одном из стульев.
– Что? – спросил я.
– Это говно кругом, – он показал пальцем на стены. Они были на половину высоты неровно облицованы квадратной белой кафельной плиткой. Кое-где плитка отслоилась, обнажив за собой серый цемент. Выше плитки стены пучились отстающими слоями синей масляной краски.
– Точно, говно, – огласился я.
– Здесь раньше сортир был, – ухмыльнулся Сенцов. – В соседней комнате пара унитазов еще осталась. Может Лисину и все равно – где сидеть, но я считаю, что штаб батальона гвардейской части должен выглядеть достойно. А ты как считаешь, курсант Назаров?
– Согласен! – кивнул я. – Командир батальона не должен сидеть сутками в сортире.
– Хорошо сказал! – Сенцов коротко хохотнул и мрачно нахмурился. – Здесь три комнаты. Две из них проходные. Мне что от тебя надо, Назаров. Ты круто рисуешь. Так круто, что прославился на весь полк, а может и на дивизию. Ты согласен, что круто рисуешь?
– Так точно.
– Красивые проекты с картинками можешь рисовать вот на этой штуке? – он ткнул пальцем в экран ноутбука.
– Могу.
– Нарисуешь мне, как это называется, интарь…, индурь…
– Интерьер, – подсказал я.
– Да, он самый. Внутренности короче. С перепланировкой стен. Чтобы красиво было и солидно. В советском стиле. Чтобы стены были и потолок достойные. Мебель расставь. Ну, ты понял?
– Понял, – кивнул я.
– За сколько времени нарисуешь?
– Да дня за три. Но мне программа нужна специальная.
– Есть тут программа. Вася Муха, наш великий спец загрузил. Короче бери эту штуку, – он вновь ткнул в ноутбук. – Располагайся в соседней комнате, где унитазы. Там стол есть. От занятий я тебя освобождаю. Вопросы есть?
– Есть. Я могу нарисовать все, что угодно. Но какими материалами и средствами вы располагаете?
– Любыми в пределах разумного, кроме золота, серебра и драгоценных камней, – самодовольно заявил Сенцов. – Ты рисуй, а там видно будет. Короче, приступай.
Он подтолкнул мне ноутбук. Я жадно схватил его обеими руками и вышел в соседнюю комнату, где было пыльно и сумрачно. Кроме пары разбитых унитазов там присутствовал старый стол с остатками лака на поверхности и табурет.
Уселся за стол, установил ноутбук, предусмотрительно подключив его к розетке, и жадно уставился на экран. Впервые в этом мире мне в руки попал компьютер. Признаться, я немного погорячился, самоуверенно заявив, что без проблем выполню задание комбата. Ведь я не знал, какая в этом компьютере операционная система и графическое программное обеспечение. Смогу ли я разобраться в нем?
Но уже минут через пять я убедился, что смогу выполнить задание. Операционная система была схожа с Windows, а графическая программа мало отличалась от Архикада.
Прежде чем приступить к работе, проверил соединение с интернетом и не без удовольствия отметил, что оно присутствует. Итак, мне выпал очередной случай пополнить свои знания об этом мире. Для виду, набросав кое-какие линии на экране с цветовыми пятнами, вышел в поисковик, и тут же погрузился в информационные потоки всемирной паутины.
Впрочем, вскоре я убедился, что всемирной ее вряд ли можно назвать. Поисковая программа называлась «Инфо СССР». Видно, что вся информация в ней жестко фильтровалась. Какие-либо зарубежные сайты отсутствовали напрочь. Погуляв по сайтам, я наткнулся на портал с той же самой книгой «История СССР». Продолжил чтение и обнаружил, что с началом двадцать первого тысячелетия в мире резко возросла гонка вооружений, а в 2008 году мир снова стоял на краю ядерной войны, когда войска США вторглись в Иран, пытаясь воспрепятствовать в этой стране развитию в ней атомной энергетики.
На стороне Ирана выступил СССР и высадил свой десант возле Тегерана.
Конфликт разрешился личной встречей лидеров двух ведущих держав.
– Историей интересуешься? – услышал я одобрительный возглас возле уха и аж вздрогнул от неожиданности. Обернулся. Надо мною нависла грузная фигура заместителя командира батальона по политической части майора Кравцова. Увлеченный жаждой познания я и не заметил, как он вошел сюда.
– Так точно! Повышаю свой идейно-интеллектуальный уровень! – нашелся, что сказать я и вскочил на ноги.
– Сиди, сиди, – снисходительно произнес Кравцов, ладонью придавливая мое плечо и заставляя вновь присесть. – Это хорошо. А то, как некоторые тут заимеют компьютер, так сразу норовят куда-нибудь не туда заглянуть. И мусор всякий в голове культивируют и воспроизводят безобразие. Вот, гляди. Только, что изъял у одного бойца.
Он достал из кармана потрепанную записную книжку.
– И чего тут только нет. Сплошная похабщина. Стихи пошлые. Вот, например, это. Похоже, что это песня. Ты только послушай, какие куплеты! Лежала я на пляже, мне дурно стало даже, как вдруг ко мне подходит кавалер. Он мною восхищался, в любви мне признавался, наверно познакомиться хотел, Он взял меня за груди…
Кравцов читал стих с упоением, будто артист на сцене. Его толстая красная морда лоснилась. Он читал куплет за куплетом, а его рот при этом все более расплывался в сальной улыбке.
Туда-сюда – обратно
И стало мне приятно
И наше дело общее пошло
Кравцов завершил стих и дико захохотал. Я тоже захохотал. Идиотизм заразен.
– Эй! Вы что там ржете? – послышался возглас Сенцова
– Повышаем свой политический уровень! – крикнул, икая от смеха Кравцов.
– Не мешай архитектору работать! Иди сюда!
– Работай, боец! – Кравцов хлопнул меня по плечу и удалился. Через пару минут в соседней комнате раздался громкий хохот.
– Нет, ты послушай, послушай, – донесся до меня голос замполита, – Лежу я как большая, за ним я наблюдаю, хотела только руку приподнять, как вдруг он вынимает… Аа.. Хаа, ха, ха!
Я продолжал шарить по интернету. Но ничего более интересного из событий в мире не нашел. На всей планете Земля, как бы наступило затишье. Но затишье бывает перед бурей.
Пора начинать работу. Мне не составило труда накидать общий план помещения, затем я приступил к разверткам по стенам. Размеры я видел на глаз. Шаг несущих стен был стандартный – шесть метров. Ширина комнат – четыре метра.
Примерно через час ко мне заглянул комбат.
– Назаров, я тебе второй ключ на столе оставил. Будешь уходить на обед или еще, куда, так обязательно запирай штаб.
– Есть, товарищ капитан!
Хлопнула дверь. Замполит и комбат ушли. Наступила тишина. Я продолжил работу. Дело спорилось. Графическая программа была то, что надо, уже с готовыми шаблонами для оформления интерьеров. Если оно так и дальше пойдет – смогу уже к завтрашнему вечеру закончить всё. А мне это надо? Пожалуй – нет.
* * *
На второй день утром в штаб заявился курсант из первой роты по фамилии Креш. Он был писарем при штабе.
– Ты что тут делаешь? – спросил он, увидев меня.
– Задание комбата, – ответил я.
– Какое еще задание? Никак писарем устроился вместо меня?
– Бери круче, – ухмыльнулся я.
– Что круче? – насторожился Креш.
– Я главный архитектор сортира.
– Издеваешься? Да?
– Истинная правда.
– Да иди ты, – Креш отмахнулся. – А где комбат?
– Не пришел еще.
– Подождем, – Креш присел на стул, достал сигарету и закурил.
Хлопнула входная дверь. Пришел комбат.
– Ты чего приперся? – спросил он, увидев Креша, и скривился при этом брезгливо.
– Службу нести, товарищ капитан! – бодро доложил Креш. – Меня выписали. Я здоров!
– Пошел вон! Мне тут с мандавошками не нужны! Бегом марш на плац!
– Товарищ капитан! Меня вылечили подчистую!
– Пшел! Под Мурманск отправлю!
Креша, как ветром сдуло.
– Мудак! Это же надо, – помотал головой Сенцов. – Его Лисин в увольнительную всего один раз отпустил. Так он из увольнительной мандавошек припер. Скотина! И еще наглости хватило сюда заявиться.
– Командир. Ты чего кипятишься? – спросил зашедший в дверь Кравцов.
– Да вот без писаря мы остались.
– А это тебе чем не писарь? – Кравцов показал на меня. – По клавиатуре он круто долбит.
– Может и писарь, – кивнул Сенцов. – Будешь писарем?
Я отрицательно мотнул головой. Отдохнуть здесь несколько дней, еще куда ни шло, но просиживать в этом полумраке недели и месяцы – желания не было.
– Не хочешь, – усмехнулся Сенцов. – Вижу настоящего воина. Наслышан я о твоих подвигах. Да и сам видел. Хорошо. Будь по-твоему. А кто сможет? Кого знаешь?
– Гена Шихман сможет.
– Почему ты так решил?
– Он еврей с Одессы.
– Железная логика! – комбат коротко хохотнул и тут же схватил трубку телефона.
– Дежурный по роте! Это комбат Сенцов! Курсанта Шихмана ко мне!
* * *
Работу я закончил, как и обещал через три дня. Смотреть результат собрался весь командный состав батальона.
– Вот эту дверь надо заделать, а здесь дверь пробить, – бодро докладывал я, показывая шариковой ручкой на экран ноутбука.
– Зачем? – тупо спросил комбат.
– Мы получаем приемную комнату и два раздельных кабинета, – пояснил я. – В одном кабинете будете сидеть вы, товарищ комбат, а другой для офицеров батальона. Там будет сидеть начальник штаба, заместитель по технике и заместитель по политической части. Да, и еще снабженец прапорщик Хруленков.
– Прапорщик там сидеть не будет, – возразил начальник штаба старший лейтенант Чухров. – Прапорщик должен постоянно рыскать, как волк за добычей, чтобы снабжать батальон. Правильно я говорю?
– Так точно, – ухмыльнулся прапорщик и дыхнул густым перегаром. – Мы постоянно рыщем в поиске.
– А кто в приемной будет сидеть? – спросил заместитель комбата по технике майор Бычищев. Он дорабатывал последний год до пенсии и ничего не делал, кроме, как считал дни до дембеля. За три дня своего пребывания здесь, я не раз слышал, как Сенцов выговаривал ему, что тот мягко сказать бездельничает.
– Писарь будет сидеть, – ответил я.
– Шихман! Ты слышишь! Тебе отдельный кабинет будет! – комбат оглянулся на Гену, который скромно сидел в углу на стуле, поблескивая стеклами очков.
– Рад стараться товарищ капитан!
– Хорошо! А здесь что? – спросил комбат, вернувшись к монитору.
– Здесь мебельная стенка из красного дерева. Вот она как выглядит на развертке, – я нажал кнопку мышки и показал следующую страницу.
– Солидно, – кивнул комбат. – По стенам тоже красное дерево?
– Так точно. Красный цвет мирового пролетариата. Красный цвет боевого знамени, водруженного нашими воинами над рейхстагом.
– У Гитлера тоже было красное знамя, – пробурчал замполит.
– Что ты несешь, – процедил Сенцов. – Я тебя в органы за это сдам, как неблагонадежного.
– Здесь на стене портреты Ленина, Сталина и Жукова, – продолжал рассказывать я и показал следующую страницу.
– Хруленков! – комбат повернулся к прапорщику. – Все видишь?
– Так точно!
– Все материалы и детали этого интер…, интур…
– Интерьера, – подсказал я.
– Да, его самого. Все материалы и детали должны быть в наличии.
– Уже в наличии, – самодовольно хмыкнул Хруленков.
Я показал еще несколько картинок, и мой проект был принят на ура.
– Назаров! Будешь руководить работами, – заявил, как отрезал Сенцов. – Подберешь себе в роте работников. Человека четыре не больше. Сроку тебе на реализацию твоего проекта две недели. Все понял?
– Так точно, товарищ капитан! – бодро ответил я, понимая, что возражать бесполезно.
* * *
В бригаду я взял Кожуру, Романа, Вадика Павлова и Васю Муху. Вася был нужен для проводки электрики.
Прапорщик Хруленков обеспечил нас инструментами на полную. В нашем распоряжении появилась дисковая электропила, электролобзик и электрорубанок. В материалах недостатка не было.
Работали мы ни шатко и ни валко и в основном в присутствии офицеров, которые появлялись в штабе ненадолго утром и под вечер. Часов в восемь вечера они покидали штаб, а мы предавались отдыху. Кожура, Роман и Вадик чаще всего сразу после ужина заваливались спать здесь же на полу штаба, расстелив старые бушлаты, и спали до утра. На вечернюю поверку мы не ходили. Командование роты знало, что мы выполняем срочное задание Сенцова и нас не беспокоило.
Гена Шихман откуда-то раздобыл старую гитару и бренчал на ней, напевая разные песни из одесского блатного репертуара. Чаще всего он исполнял песню «Я с детства был больной ребенок».
Всю песню я так и не запомнил, но первый куплет врезался мне в голову, как заноза вместе с неровным фальцетом Гены:
Я с детства был больной ребенок
Я больше матери страдал
Когда мне не было и года
Я с подоконника упал…
Вася Муха, при исполнении этой песенки почему-то всегда истерично хохотал.
Закончив очередной концерт, Гена тоже ложился спать на бушлаты, а утром докладывал комбату, что работал без устали всю ночь, но зависал компьютер.
Пару раз за неделю Гена смог скатать в увольнительную в Ленинград, якобы за новыми программами для увеличения быстродействия ноутбука.
После увеличения производительности компьютера у Гены перестал печатать принтер. Для ремонта принтера Гена вновь получил у комбата увольнительную.
Я не сомневался, что после ремонта принтера у Гены вновь зависнет компьютер.
Через неделю мы закончили два кабинета и перешли в приемную. Сенцов был доволен нашей работой. Хруленков завез в его кабинет мебель, и комбат поселился там – в красных стенах за новым столом из красного дерева под портретами Ленина. Сталина и Жукова.
На следующий после заселения день замполит привел в штаб курсанта Деркачова из второго взвода нашей роты. Своим обликом он напоминал суслика на задних лапах и отличался постоянными жалобами сержантам на свое здоровье с непрерывным желанием залечь в санчасть, а несколько дней назад удрал в самоволку. Его искали по всем окрестностям, а нашли неподалеку на учебном поле в одном из бутафорских домиков.
– Почему вы самовольно покинули часть?! – зарычал на него комбат.
Деркачов молчал.
– Это тот самый, у которого я книжечку записную с похабщиной отобрал, – пояснил замполит и захихикал.
– Понятно. Извращенец значить похотливый, – ухмыльнулся Сенцов. – В то время, когда все бойцы нашего краснознаменного полка достойно переносят все тяготы военной службы, вы Деркачов занимаетесь онанизмом, почитывая похабные стихи из своей записной книжки, а после и вовсе решили сбежать, чтобы удовлетворить свои низменные потребности с проституткой.
– Он женатый человек, – снова пояснил замполит.
– Женатый? Очень хорошо! – Сенцов потер ладони. – Шихман! Печатай письмо за моей подписью его жене, что этот дезертир был все это время у проститутки.
– Я не был у проститутки! – возмущенно возразил дезертир.
– Неееет, вы были только у проститутки. И не возражать! – прорычал Сенцов. – Вы дезертир. И могли быть только у проститутки! А проституция в нашей стране уголовно наказуема. Будучи у проститутки, вы стали соучастником уголовного преступления. Я так и сообщу вашей жене. Пусть знает, какой у нее защитник отечества. Кравцов, позаботься о том, чтобы этого мудака перевели из нашего полка подальше на север. Пусть он там северных оленей сношает.
– Будет сделано! – бодро отозвался замполит и захохотал.
– Я не был у проститутки! Не был! – завопил дезертир.
– Пошли! – Кравцов развернул Деркачова и коленом под зад направил его к двери.
– Не был! – послышался эхом отчаянный возглас уже в коридоре.
– Скотина, – процедил Сенцов сквозь зубы. – Хруленков!
– Тут я! – отозвался прапорщик.
– Ты все приготовил к вечеру?
– Так точно! В лучшем виде.
– Хорошо. Начнем в восемь.
* * *
Вечером руководство штаба провожало старшего лейтенанта Чухрова к новому месту службы в Тихвин.
Нас привлекли к накрытию стола в кабинете комбата. Собственно, никакого накрытия и не было. Под присмотром Хруленкова Вадик Павлов, Роман и Кожура принесли из полковой столовой чашку с кусками вареного мяса, нарезку соленой трески, кастрюлю отварного картофеля и пару буханок черного хлеба.
– Обязательно принесите зеленый лук, – напутствовал их перед этим замполит. – Зеленый лук благотворно влияет на половые органы.
Зеленого лука в столовой не оказалось. Принесли пару луковиц репчатого.
Выставили все на стол.
Хруленков достал из сейфа несколько бутылок водки. Комбат протянул мне одну.
– Идите. Там в приемной расслабьтесь. Позовем, если будете нужны.
Что такое одна бутылка водки на шестерых? Только понюхать. Мы уничтожили ее за один заход и сидели молча.
Из соседней комнаты все громче и громче доносились пьяные возгласы.
– Коллектив! – послышался вопль Хруленкова. – На новом месте ищи коллектив! С ним не пропадешь. Без коллектива ты никто, а с коллективом ты все! Ищи коллектив!
Послышался голос замполита, затем хохот.
– Туда, сюда обратно! Ахаа, хааа!
Замполит снова читал похабные стишки из блокнота.
Примерно через час Сенцов и Кравцов нетвердой походкой покидают штаб. До двери их провожает Хруленков.
– Товарищ, капитан. Товарищ комбат. Да я за вас на пулемет лягу. Клянусь, – бормочет он тупо.
– Не надо на пулемет. На жену ложись, – бросает ему напоследок Сенцов.
– Бойцы! – вопит Хруленков в нашу сторону. – Пошли, выпьем!
Все мы заходим за ним в кабинет комбата. Здесь густо накурено. На столе пустые чашки, кастрюли и бутылки. Остался только хлеб. Водка тоже кончилась, но Хруленков достает из сейфа бутылку, заткнутую пробкой из газеты. В бутылке какая-то красная жидкость.
– Я это говно не пью, – отмахивается Чухров.
– Я тоже, – мотает головой Бычищев.
Все мы тоже отказываемся. Мало ли там что в этой бутыли.
– Ну и дураки, – обиженно бормочет прапорщик. – Это же самогонная наливка собственного производства. А я выпью!
Он наливает себе полный стакан и стоя медленно высасывает тягучую жидкость. Видно, что это ему удается с большим трудом. Его покачивает. Пару раз он замирает, как бы прислушиваясь к себе, его передергивает при этом, но он упорно продолжает процесс. Едва только стакан опустошается, как мощная судорога проходит по его телу. С булькающим утробным звуком изо рта прапорщика истекает мутная красная жижа и вновь наполняет стакан до краев. В жиже плавают куски хлеба и еще какая-то дрянь из желудка. Хруленков тупо смотрит на стакан секунду-другую, а затем вновь вливает его содержимое себе в рот.
– Какой героизм! – нарочито восторженно произносит Вадик Павлов. – С такими воинами мы непобедимы.
Хруленков роняет пустой стакан, садится на стул, некоторое время смотрит перед собой остекленевшими глазами, а затем с громким утробным воплем обильно выблевывает содержимое своего брюха прямо на штаны капитана Чухрова.
Тот резко вскакивает с трехэтажными матами, срывает с головы Хруленкова фуражку и пытается ей стряхнуть со штанов блевотину.
– Хорошо проводили! – комментирует Павлов. – Будет что вспомнить.
На том проводы заканчиваются. Чухров с Бычищевым подхватывают прапорщика под руки и волокут его на выход.
– Обновили кабинет, – ухмыляется Вася Муха. – Я блевотину убирать не буду. Пусть Шихман подтирает. Он тут писарь официальный, а мы временщики.
– Еще чего! Я что с подоконника упал!? – возражает Шихман.
– Жребий тянем, – предлагаю я, достаю из коробка, оставленного кем-то из офицеров на столе, шесть спичек и обламываю одну из них.
– Тяните.
Короткая достается Кожуре. Тот недовольно мотает головой, а я только развожу руками. Жребий есть жребий. Все справедливо.
Через полчаса в штабе все чисто. Но ночевать в нем не остается никто. Все идут в роту.
* * *
Реконструкция штаба закончилась в установленный срок.
– Всем увольнительные дам, – обещает нам довольный Сенцов. – После полевого выхода все пойдете. А потом еще каждому неделю отпуска дам. Назаров, тебе далеко до дома?
– Далеко, товарищ капитан. Очень далеко.
– Ты из Сибири, вроде, как я слышал?
– Да, вроде, как оттуда.
– Я тебе аж две недели отпуска дам. Молодец, сибиряк! Благодарю за службу!
– Рад стараться. Служу Советскому Союзу!