19. Гражданская война 1211-1216 годов. Первые письменные законы

Вся первая половина XIII в. была наполнена ожесточенными конфликтами, в основе которых лежали классовые антагонизмы. Эти конфликты почти непрерывно продолжались вплоть до прихода к власти Афонсу III в 1248 году.

Непродолжительное царствование Афонсу II (1211 — 1222) с самого начала и до конца было борьбой против привилегированных классов. Основными вехами этой борьбы были: гражданская война 1211 —1216 гг., конфликты с высшим духовенством и принятие широкого и жесткого законодательства против злоупотреблений со стороны знати и духовенства.

Начало гражданской войны связано с завещанием Саншу I: он завещал своим дочерям-инфантам имущество, включавшее владение укрепленными городами Аленкер и Монтемор-у-Велью. Инфанты сочли, что им принадлежит вся власть над унаследованными землями, вплоть до суверенных прерогатив. Король же считал, что завещанное наследство не означало отчуждения данных территорий от королевства в целом, а значит, над ними должна осуществляться верховная королевская власть.

Однако инфант поддержала значительная часть дворянства. Из Кастилии прибыли дворяне, недовольные тем, что им приходилось скрываться в эмиграции. Король Леона предоставил свое войско для того, чтобы поддержать мятеж высшего португальского дворянства. Афонсу II оказался в очень трудном положении: королевская армия была разгромлена, а Коимбра, игравшая роль столицы, по-видимому, оказалась в руках дворян. Король бежал в Гимараинш. В разгар конфликта состоялся поход португальцев в Навас-де-Толоса, и это лишило короля поддержки муниципальных войск, которые — и это известный факт — приняли массовое участие в той битве и храбро сражались.

Вмешательство папы Иннокентия III позволило Афонсу II найти решение, которого он не мог достичь силой оружия. Однако его победа была победой лишь наполовину: король был вынужден возместить инфантам убытки в значительных размерах из-за причиненного войной ущерба принадлежавшим им территориям; гарнизоны мятежных замков были переданы в руки тамплиеров (подчинявшихся, в свою очередь, папе); инфанты получили гарантии стабильных доходов от принадлежавших им земель. Зато король сохранил суверенитет над этими территориями.

Высокого накала напряженности достигли и отношения с духовенством.

Политика короля была направлена на последовательное ограничение иммунитета, которым пользовалось духовенство: распространение королевской юрисдикции на церковников, требование участия населения земель, принадлежавших монастырям и церквам, в строительных работах, инициированных королем; аннулирование дарственных и других сделок по приобретению имущества. Вопрос о кольейте привел к выходу наружу скрытого конфликта. Кольейта — взимание продовольствия для королевского дома; ее всегда требовали при посещении королем городов и поселков. Эта прерогатива активно использовалась: король и его небольшой двор непрерывно разъезжали по своим землям. Но особенно это было важно в политическом отношении, поскольку означало, что королевская власть распространяется на любую часть территории, даже если она пользуется иммунитетом в качестве владения церкви или дворян.

Этим объясняется та энергия, с которой архиепископ Браги отстаивал тезис о том, что земли архиепископата не должны платить кольейту. Вопрос обострился, и прелат отлучил короля от церкви. Король направил военные отряды конселью Коимбры и Гимарайнша, чтобы силой захватить земли архиепископа и уничтожить там амбары, виноградники, зернохранилища. Еще больше проблема осложнилась после того, как вооруженные отряды дворян совершили набег со стороны северной границы, чтобы опустошить земли, принадлежавшие королю. Вновь вопрос был передан в руки папы, однако, пока тянулось его решение, в 1212 г. король умер. Церковь запретила христианское погребение короля.

Борьба против светских и церковных феодальных тенденций нашла свое отражение и в ряде законодательных мер. Закон о дезамортизации (первый в ряду законов, которые будут приняты в последующие периоды правления королей) запрещал религиозным орденам покупку недвижимого имущества. Комиссии королевских чиновников проводили «расследования» (inquirigoes), объезжая всю территорию страны и выясняя юридический статус собственности, основания для иммунитета и привилегий, которые приписывали себе ее владельцы. «Конфирмациями» назывались акты признания дарения и привилегий, предоставленных предыдущими монархами. Такое подтверждение делалось или милостью короля, или после изучения соответствующих документов.

Впервые подобные административные меры были применены королем Афонсу II; в период правления Афонсу III, Диниша и Афонсу IV они показали свою эффективность в борьбе за права короны против постоянных незаконных присвоений со стороны представителей привилегированных классов.

Вскоре после вступления на трон Афонсу II собрал в Коимбре на собрание прелатов, вельмож и другую знать. Это были первые кортесы, о которых до нас дошло письменное свидетельство, поэтому принято считать их первыми португальскими кортесами. Традиция проведения кортесов пришла из времен вестготской монархии; она укоренилась при дворе леонских королей с X в., что документально зафиксировано. Это были собрания королевской курии: баронов, состоявших на королевской службе, высшего дворянства, губернаторов земель, прелатов и членов королевской семьи. Все эти лица вновь появляются при совместных подписаниях грамот канцелярии Афонсу Энрикиша, что дает право допустить: такого рода собрания проходили начиная с правления первого португальского монарха.

Историки соотносят кортесы в Коимбре 1211 г. с публикацией важных законов, составивших наиболее ранний португальский законодательный свод. Определенно можно сказать, что эти законы относятся к периоду правления Афонсу II и, возможно, были изданы не одновременно. Основной смысл принимавшихся мер — защита имущества короны, запрет на злоупотребления королевских чиновников и гарантирование личных свобод. Желание защитить народ от произвола власть имущих хорошо отражено в некоторых из них. К примеру, на территории всего королевства грандам запрещалось покупать продукты по ценам ниже королевских, как это «делалось по старой дурной привычке»; каждому свободному человеку разрешалось самому выбирать, с кем жить; рыцарям запрещалось присваивать имущество виллана. В преамбуле этого закона говорится: «...Наше дело— оказывать милость несчастным и защищать их от власть имущих...»

 

20. Феодальная анархия и революция 1245-1247 годов

Энергия, с которой корона вела борьбу против сил феодализации, вызвала реакцию со стороны крупных сеньоров вскоре после смерти Афонсу II (1223). Новый король, Саншу II, был еще ребенком; бароны захватили в свои руки власть и правили в обстановке внутренних смут. Политическая анархия отразилась в источниках: полное отсутствие письменного законодательства, документации королевской канцелярии, прекращение требования подтверждений и запросов, упоминание частых междоусобных войн.

Кортесы собирались за все царствование только один раз: в 1229 г. в Коимбре, и их созыв связан с вмешательством папского легата, приехавшего в Португалию с целью утихомирить конфликты и восстановить порядок. Из некоторых форалов явствует, что они были дарованы этим папским легатом.

Некоторые епископы, недовольные представители знати и населения городов подавали в Рим жалобы, в которых внутреннее положение в стране описано как господство абсолютной анархии и насилия. Вследствие этих жалоб папа Иннокентий IV лишил португальского монарха престола и передал его младшему брату короля, Афонсу, графу Болонскому, уже много лет проживавшему во Франции. Прежде чем отправиться в Португалию, Афонсу подписал в Париже в присутствии португальских епископов-эмигрантов документ, по которому обязывался не только уважать иммунитет церкви, но и сохранять за всеми общинами, селениями и рыцарями их обычные и писаные права и привилегии (bons costumes e foros escritos), существующие со времен его деда и прадеда.

Он высадился в Лиссабоне без всякого войска, но сразу же получил поддержку населения города. Саншу не подчинился решению папы и приготовился оказать вооруженное сопротивление. Борьба длилась два года; значительная часть знати поддерживала Саншу, но население городов встало на сторону Афонсу. Во многих случаях сами местные жители захватывали замки, изгоняя оттуда наместников низложенного короля.

В самом старом нарративном источнике об этих событиях — Хронике 1419 г. еще прослеживается характер этой гражданской войны, имевшей много общего с той, которая в конце следующего века приведет на трон Авишского магистра. «...Столь велика была радость людей, когда граф вступил в Португалию, ведь они ждали от него спасения от всех смут, в которые они были погружены, что многие из городов и местечек, которые там были, передавались ему по доброй воле». И в другом пассаже: «Король дон Саншу не был любим народом».

Драматические события гражданской войны породили отзвуки в литературе. Среди наиболее известных — легенда о коменданте Коимбры, который сдал городской замок только после того, как король Саншу умер, перед смертью вручив ему символические ключи. Это — образное выражение феодальной этики, которое можно сопоставить с многочисленными упоминаниями в народных песнях и родословных книгах бесчисленных измен комендантов замков. Другая интересная историческая традиция — та, что связывает с этой революцией полулегендарную-полуреальную фигуру брата Жила из Сантарена, который якобы находился в числе духовных лиц, вручивших Саншу буллу, лишавшую его престола. Согласно легенде, брат Жил, подписавший еще во Франции договор с дьяволом, позднее приобщился к лику святых. Святой для победившей партии, дьявол для побежденных.

Другим напоминанием о политическом кризисе тех лет служит перемена, сделанная в королевском флаге Португалии: герб с пятью щитами (quinas) был окружен алой полосой с изображением замков. Это было феодальное знамя, которое граф Болонский должен был использовать во Франции: щиты напоминали о португальском королевском происхождении, замки означали родство с королевой-регентшей Франции, Бланкой Кастильской. Этот феодальный штандарт, применявшийся во время гражданской войны для различения с людьми короля, становится в дальнейшем, после победы графа Болонского, государственным флагом.

Победа революции означала возврат к политической линии на союз между королем и народными массами в общей борьбе с растущим влиянием привилегированных слоев.

Спустя небольшое время после окончания войны Афонсу III созвал кортесы, из актов которых явствует присутствие представителей городов и местечек, то есть сельской и городской буржуазии, поддержавшей нового короля в гражданской войне. Открытое упоминание об этом относится к кортесам в Лейрии в 1254 г., но почти наверняка можно говорить об участии народных представителей уже в кортесах 1250 г. в Гимарайнше.

В 1258 г. был дан приказ о начале королевских расследований, итоги которых послужили основой для широкомасштабных мероприятий по реорганизации управления. Злоупотребления знати в отношении вилланов были пресечены, усилены гарантии муниципальных свобод. Хроника 1419 г. говорит: «...поддерживал [король] свое хозяйство в большом порядке, а королевство в великой справедливости и спокойствии. И поправил дела страны, которая была в большом ущербе со времен его брата, короля дона Саншу Капелу».

Афонсу III умер в 1279 г., но политический курс не менялся и в первую половину царствования его преемника, Диниша I. Когда последний взошел на трон, ему пришлось столкнуться с оппозицией части знати, возглавленной братом короля, оспаривавшим у него власть. Но Диниш I всегда был достаточно силен, чтобы подавить выступления мятежных сеньоров (1281, 1287 и 1299), которые не встречали никакой поддержки населения. Наоборот, во время одного из их наступлений им пришлось столкнуться с противостоянием со стороны «коммун всей нашей земли»; это было сражение, получившее известность как «бой при Алфаятиш» в 1287 г.

Обстановка политического мира отразилась на общем развитии страны, в экономической сфере, в совершенствовании административного аппарата государства и в культурном прогрессе. Первая и вторая половины XIII в. очень разные по своим историческим характеристикам периоды. Первый — это время междоусобной борьбы и засилья знати, второй — фаза исключительного прогресса, отмеченная социальным и политическим равновесием.

 

21. Гражданская война 1245-1247 годов. Эпоха Афонсу IV

Автор «Хроники Диниша I», написанной в первой четверти XV в., цитирует более раннюю хронику, согласно которой якобы произошли перемены в политике во второй половине царствования Диниша. «История гласит, что [после того, как у него появились незаконные дети] он во многом отступил от той справедливости и того правления, которое было для него обычно в его земле».

Многие факты подтверждают изменения в политическом курсе, установившемся со времен революции 1245—1247 гг.: кортесы перестали собираться, король сделал большие пожалования знати, в 1295 — 1297 гг. велись войны с Кастилией. Крупные феодалы узурпировали прерогативы королевской власти, такие, как посвящение в рыцари и суд высшей инстанции, новшества, с которыми, впрочем, король пытался бороться. Длительный период мирного царствования Афонсу III и Диниша I привели к значительному прогрессу в экономике и социальной жизни, но сама политическая стабильность вела к укреплению позиций знати и усилению ее влияния на остальные слои населения.

С этим естественным образом связана гражданская война, которая с небольшими перерывами тянулась с 1320 по 1324 г. Побудительным толчком и поводом к войне стал мятеж инфанта Афонсу (будущего Афонсу IV), считавшего, что отец хочет обойти его в наследовании престола в пользу своего незаконного сына Афонсу Саншиша. Но немногочисленные известные факты показывают, что события значительно превзошли масштабы чисто семейного конфликта. Страна разделилась на две партии, и мятежный инфант пользовался поддержкой городских коммун (конселью). Идейным руководителем мятежников был плебей, которого инфант сделал своим канцлером, адвокат из Бе-жи, сын плотника. Многие современные источники обвиняют его в том, что он «красивыми словами» прельстил многие конселью и многих фидалгу. Обвинения мятежников касались не только предпочтения, оказываемого Афонсу Саншишу, но и того, что справедливость перестала царить в стране. Надо иметь в виду, что справедливость часто понимается в ту эпоху как общественный порядок, равновесие между великими и малыми, сильными и слабыми.

При поддержке населения (которое в отдельных случаях изгоняло королевских комендантов из замков) инфант овладел многими населенными пунктами: Лейрией, Коимброй, Монтемором, Фейрой, Гаей, Порту. Жители Гимарайнша также обещали ему сдать город, но один верный королю знатный сеньор с помощью большого числа рыцарей помешал осуществить этот план. Данный факт вызвал такую народную ненависть в отношении этого сеньора, что король дал ему специальное разрешение укрепить свой дом, чтобы избежать мести жителей. Во вторую кампанию инфант Афонсу начал наступление на Лиссабон; король вышел ему навстречу, но бывшие в его армии коммунальные войска дезертировали и перешли на сторону Афонсу. Последний эпизод этой борьбы произошел в Сантарене, также поддержавшем инфанта. Король проник со своими рыцарями в город против воли жителей; после кровопролитного боя он вынужден был уступить, издав указ об изгнании из королевства и конфискации имущества Афонсу Саншиша и об отставке знатного сеньора, отличившегося при обороне Гимарайнша. Сторонами были даны друг другу гарантии мира и объявлено о взаимном прощении обид. Вскоре после этого Диниш умер (1325).

Политика победившей партии устанавливается уже в начале царствования: созыв кортесов для борьбы со злоупотреблениями влиятельных лиц, отмена пожалований, сделанных в последние двадцать лет предыдущего царствования.

Афонсу Саншиш и многочисленные феодалы, нашедшие убежище в Кастилии, попытались вести войну, но она ограничилась пограничными стычками, не получив никакой поддержки внутри страны. Один из незаконных сыновей Диниша I был обвинен в сговоре с мятежниками, подвергнут суду и обезглавлен. Вводная и мотивировочная части приговора представляют собой своего рода политическую декларацию: король существует для того, чтобы обеспечить каждому равным образом его права, чтобы народы обрели мир, милость и благо. Измена королю — это одно из самых тяжелых преступлений «как против Бога на земле, так и против Народа, который должен всегда защищать жизнь, потомство, честь и здоровье короля, так как последний олицетворяет жизнь, честь и потомство народа».

При дворе растет число юристов, проникнутых централизаторским духом римского права, и их влияние заметно в колоссальном законодательном труде, который, имея целью совершенствование отправления правосудия, постепенно ведет к его централизации. К этому царствованию относится введение института «внешних судей» (juizes de fora), назначаемых королем, которые мало-помалу заменяют собой судей, избираемых жителями конселью. «Устав о коррежедорах» (regimento dos corregedores), принятый в конце этого царствования, еще более обозначил тенденцию рассматривать юстицию как функцию государства. Вмешательство влиятельных феодалов в судопроизводство было запрещено под страхом суровых наказаний; личная месть — старый обычай знати самостоятельно сводить счеты между собой — воспрещалась под угрозой смертной казни.

Забота о справедливости в смысле равного обращения с малыми и великими вдохновляла деятельность короля. В решениях, принятых после Лиссабонских кортесов 1352 г. (и вызванных необходимостью бороться с нехваткой рабочей силы — последствием чумы 1348 г.), определено, чтобы соблюдались старые нормы об обязательном труде неженатых молодых людей. Но рекомендуется «уравнивать работников среди народа, с тем чтобы бедные были в равном положении с богатыми».

В царствование Педру I (1357—1367) этому курсу твердо следовали. Прозвище короля — Справедливый — связано именно с этим. В народе говорили, писал Фернан Лопиш, что никогда не было такого десятилетия в Португалии, как в правление Педру. В этом выражается ностальгия по временам — уже более не вернувшимся — союза между короной и народными массами.

 

22. Внешняя политика. Драма Инее де Кастро

Двумя военными эпизодами отмечено царствование Афонсу IV; им он обязан прозвищем Смелый, которое было дано этому монарху потомками.

Первый относится ко временам гражданской войны в Кастилии (1336—1338). Причины кроются в брачной политике, очень распространенному в то время среди иберийских монархов средству создания союзов и политических блоков. Одна из дочерей Афонсу IV была замужем за королем Кастилии, но затем была им покинута и подверглась унизительному обращению. С другой стороны, король Португалии устроил брак наследника престола, Педру, с дочерью испанского гранда, одного из вождей знатных феодалов, выступавших против короля. Последний воспрепятствовал тому, чтобы дочь его врага приехала в Португалию. Все это вписывается в более широкий контекст борьбы за достижение политического равновесия на полуострове, происходившей в XIV в. Война, помимо обычного разорения приграничных земель и одного вторжения кастильцев в глубь португальской территории, которое было остановлено португальскими войсками на подступах к Порту, была отмечена также крупными морскими сражениями, закончившимися разгромом португальского флота около мыса Сан-Висенти в Алгарви. Уже во время войны Диниша I против Кастилии, а позднее в войнах короля Фернанду имели место значительные морские битвы и разорение испанских портов португальскими кораблями, что, возможно, отражает торговую конкуренцию. Мир был заключен после переговоров при посредничестве папы римского и не принес ощутимых преимуществ ни одной из сторон.

В 1340 г. войско правителя Марокко переправилось на полуостров и вместе с силами правителя Гранады начало вторжение в земли христиан. Король Кастилии попросил помощи у португальского монарха, и объединенное войско дало противнику сражение на берегах реки Саладу, добившись крупной победы. Это была последняя серьезная угроза восстановления мусульманского господства. Сражение было описано неизвестным португальским автором, который, судя по всему, участвовал в нем. Этот текст рассматривается как одно из высших достижений средневековой португальской прозы.

Инее де Кастро принадлежала к очень могущественной галисийской дворянской семье и происходила по внебрачной линии от короля Санчо IV Кастильского. Она также была в какой-то степени связана родством с семейством Альбукерке. Афонсу Саншиш, незаконный сын короля Диниша, которого Афонсу IV смертельно ненавидел и из-за которого страна была погружена в гражданскую войну, женился на владелице замка Альбукерке. Эту женщину Инее де Кастро называла матерью, потому что именно она ее вырастила.

В 1350 г. в Кастилии разразился мятеж крупных феодальных сеньоров против короля Педро I. Вождем мятежа стал именно Хуан Альфонсо де Альбукерке, сын Афонсу Саншиша и таким образом сводный брат Инее де Кастро. Он наверняка пользовался своим влиянием на Инее, чтобы вовлечь инфанта Педру Португальского, который жил с ней как с женой, в гражданскую войну в Кастилии.

Жуан даж Реграш в своих знаменитых речах на кортесах в Коимбре объявил, что Афонсу IV за .три года до смерти Инее (то есть в 1351 г.) писал архиепископу Браги, находившемуся в то время при папском дворе, чтобы он убедил понтифика не давать разрешения на женитьбу принца Педру на Инее. Так вот, в этом письме есть прямое упоминание о маневрах Хуана Альфонсо де Альбукерке: «...некоторые родственники инфанта во второй степени родства в настоящее время совершают непозволительные вещи с нею». Под «непозволительными вещами» (coisa ndo licita) имеется в виду нечто незаконное, «совершать с ней» (cometer com ela) следует понимать как «предлагать через ее посредство». А родством во второй степени считалось то, которое связывало Хуана Альфонсо де Альбукерке и принца Педру, являвшихся детьми единокровных братьев.

Другое свидетельство того решающего значения, которое имела Инее де Кастро во всей этой политической интриге, — женитьба короля Кастилии на ее сестре, Хуане де Кастро. Быть может, он рассчитывал таким образом воспрепятствовать возможному вмешательству португальцев, перетянув семейство Кастро на свою сторону. Прямо в день свадьбы король дал развод супруге, так как узнал, что Альбукерке организовал новую лигу знатных сеньоров против него. В заговор входили два незаконнорожденных брата самого короля (один из них — Энрике де Трастамара, который позднее возглавил мятеж и убил Педро Жестокого, став новым королем). Развод с Хуаной де Кастро усугубил положение. Ее братья использовали португальскую территорию для войны с Педро Жестоким. В том же году (1354) Хуан Альфонсо де Альбукерке настойчиво предлагал португальцам союз с мятежниками: он послал в Португалию брата Инее де Кастро, чтобы предложить принцу Педру выступить претендентом на кастильскую корону, ввиду того что он является внуком короля Санчо IV (мать Педру, королева Беатриш, была дочерью Санчо IV). Педру выразил готовность принять это предложение, и только решительный запрет Афонсу IV помог избежать вовлечения страны в гражданскую войну в Кастилии.

Чтобы воспрепятствовать этому, Афонсу IV приказал казнить Инее де Кастро, которая была обезглавлена 7 января 1355 г. во дворце Санта-Клара в Коимбре в то время, когда инфант отсутствовал. Последний не смирился с решением короля и восстал против него. Долгие месяцы страну опустошали отряды инфанта, состоящие прежде всего из португальской и галисийской знати (к которой примкнул и Кастро). Они в течение двух недель осаждали Порту, стремясь захватить его богатства. Жители города оказали сопротивление, закрыв бреши в городских стенах вымпелами кораблей, стоявших на якоре в устье Доуру. Этот необычный эпизод, приведен в «Родословной книге графа Дона Педру», очевидно, показывает преданность народных масс делу короля.

Конфликт закончился примирением. «И, увидев разрушения и бедствия войны, сказал им народ Португалии, чтобы они примирились, ибо иначе это невозможно терпеть». Эти строки хрониста Асеньейру (работавшего с более ранними источниками), судя по всему, отражают требование восстановления мира со стороны народа.

Несмотря на все торжественные клятвы о прощении, Педру, как только взошел на трон, добился, чтобы король Кастилии выдал ему советников Афонсу IV, вынесших приговор Инее, и приказал их убить с крайней жестокостью, поразившей современников. В 1360 г. он официально заявил, что тайно женился на Инее, и приказал построить монументальные надгробия в монастыре Алкобаса, самые яркие образцы надгробной скульптуры, существующие в Португалии. Как только была закончена гробница Инее де Кастро, ее прах был перенесен из Коимбры.

Эти факты — любовное помешательство инфанта, конфликт с королем, убийство Инее по политическим мотивам, солидарность значительной части знати, гражданская война, жестокая месть, торжественное перезахоронение, художественное совершенство надгробий — привели к рождению легенды, наверняка возникшей в образованных кругах, но вскоре распространившейся в народе. Эта легенда включает совершенно безосновательные подробности, вроде посмертной коронации и приема придворных с целованием руки трупа. Получили известность пьеса Антониу Феррейры «Кастро» и особенно взволнованные строфы «Лузиад»1, во многом способствовавшие внутренней популяризации и мировой известности этой истории. Только на итальянском языке в начале XX в. появилось сто двадцать шесть музыкальных и хореографических произведений на эту тему. Из литературы она перекочевала в кино и в изобразительное искусство, оставив глубокий след в народном театре.

В Песни III поэмы Камоэнса «Лузиады» рассказана история Инее де Кастро.

 

23. Успехи товарно-денежной экономики

На протяжении XIII и XIV вв. развивается внутренняя и внешняя торговля и усиливается связь торговой деятельности с сельским хозяйством. Это не чисто португальское явление, а тенденция, наблюдавшаяся во всей Западной Европе. Развитие португальского хозяйства в этом контексте шло в направлении его интеграции в европейскую экономику.

Число ярмарок быстро выросло после политического кризиса 1245- 1247 гг. Между серединой и концом XIII в. появляется около тридцати ярмарок. Документы, относящиеся к их появлению, всякий раз подчеркивают инициативную роль короля. В одном документе 1269 г. горожане Коимбры объединились «не силой и не обманом, а по своей свободной воле» и поддержали решение Афонсу III устроить ярмарку в этом городе, в квартале Алмедина.

Ярмарки имели важное социально-экономическое значение. Там обменивалась на деньги продукты земледелия, делая тем самым возможной покупку того, что земля не производит. Список продуктов, с которых собиралась пошлина, включенный в устав ярмарки или в местные форалы, дает хорошее представление о том, что представляла собой торговля. Форалы Бежи, например, упоминают скот разных пород (лошадей, вьючный и крупный рогатый скот, ослов, баранов, свиней); ястребов и соколов для охоты на птиц, хорьков для охоты на кроликов; кур, уток, куропаток; кожи дубленые и недубленые, белые и окрашенные в красный цвет; кроличьи шкурки и другой мех; сушеную и соленую рыбу и морепродукты (особо выделялись крабы и мидии); овощи: фасоль, чеснок, лук, зелень; садовые фрукты, изюм, каштаны, орехи, желуди, тыквенные и другие семечки; масло, вино, мед, воск, соль, перец, тмин; ремесленные изделия и строительные материалы: дерево, черепица, известь, смола, железо, сельскохозяйственные инструменты, колокольчики для скота, конская упряжь, замки, арбалет со всеми его приспособлениями: смазка, дрок для изготовления тетивы; некоторые предметы обихода: сита, решета, сундуки, лари, кули, мешки; шерсть и лен, сукно простое и цветное, готовая одежда, обувь.

Торговцы из города посещали ярмарки внутренней части страны, продавая там ввезенные ими товары и закупая партии товаров для вывоза. С начала XIII в. отмечается прогресс в технике: парусное вооружение большей площади; фиксированный руль, дающий возможность управлять кораблем на большей скорости; увеличение тоннажа, позволяющее перевозить все большее количество товаров. Слово «каравелла» впервые появляется в форале 1255 г. города Вила-Нова-ди-Гая. Многие признаки свидетельствуют об интенсификации морской торговли. В 1226 г. более ста португальских мореходов получили от короля Англии пропуск, охранявший их от нападений корсаров. В 1293 г. Диниш I подтвердил (а не учредил) «морскую биржу», организацию, капитал которой был основан на отчислении процента от прибыли и которая предназначалась для возмещения убытков от кораблекрушений. На протяжении всего XIV в. растет торговая активность портов, и именно в это время Лиссабон превращается в большой торговый город, превосходящий все остальные городские центры и завоевывающий положение столицы.

Интенсификация торговых связей приводит к растущему давлению купечества на деревню с целью получения большего количества экспортных товаров. Продукция, производимая на вывоз, — в основном вино и оливковое масло — начинает таким образом развиваться в ущерб производству для внутреннего потребления, например, зерновых. Именно под новые культуры, а не под традиционные отводятся вновь осваиваемые земли; появляются даже посевные земли, которые забрасываются или превращаются в виноградники и оливковые рощи. Хлебный дефицит постоянно обостряется вплоть до начала эпохи Великих географических открытий.

Продукты земледелия под натиском купца постепенно теряют характер простого средства к существованию, чтобы приобрести новую роль: объекта торговли. Она теперь предназначается не для того, чтобы кормить людей, а для того, чтобы приносить прибыль. Вопрос цены поэтому становится очень важным фактором в производстве. Производитель должен производить дешево, так как цены, предлагаемые скупщиком, установлены на основе текущих цен международного рынка, на который он и экспортирует продукцию, а также должны давать возможность оплачивать фрахт и приносить прибыль купцу. Это приводит к сильному сокращению той части, которая остается у производителя, что отражается на заработках: сельский хозяин ищет дешевую рабочую силу и прежде всего отказывается переплачивать за нее.

Но прибавочный продукт, производимый в сельском хозяйстве, остается в основном в руках городского купца-экспортера. Возникают ростки городского капитализма на сельской, аграрной основе. Деньги становятся все более и более необходимыми, и даже житель деревни не может обойтись без них. Уже в «Обычаях Каштелу-Родригу» в начале XIII в. есть упоминания о ссудах под залог урожая и о попытках пресечь спекуляцию. В 1321 г. народные представители в кортесах жаловались, что евреи-ростовщики разоряют крестьян, поскольку уже не довольствуются прибылью в одну треть. На кортесах в Лиссабоне в 1364 г. высказывалась просьба обязать денежных людей (евреев) заниматься земледелием и скотоводством, что они «могут очень хорошо делать, так как имеют много движимости». Иными словами, они в состоянии заниматься сельским хозяйством, потому что располагают капиталами. И эта просьба не новость, ведь уже в свое время Диниш I покровительствовал большим вложениям капитала евреев в виноградники провинции Тразуж-Монтиш. Эти факты показывают, до какой степени в середине XIV в. товарно-денежная экономика руководила экономикой аграрной.

Португальский экспорт состоял в основном из вина, оливкового масла и соли; второстепенное значение имел вывоз пробки, изюма, фруктов, кожи, воска. Важнейшей статьей импорта были высококачественные ткани (парчовые, вышитые, шелковые, шерстяные), оружие, металл, специи, зерно, дерево с севера, копченая и соленая рыба. Налоговая политика короля стимулировала импорт. Корабли должны были привозить в Португалию товары на сумму не ниже вывезенных, так как пошлины собирались при ввозе, а не при вывозе, и только таким образом косвенно облагался и экспорт. Но прошло немного времени, и стоимость импортируемых продуктов, в большинстве своем мануфактурных изделий и дорогостоящих товаров, превысила стоимость экспортируемого сырья. Тогда король начал взимать алеалдаменту, налог, установленный на эту разницу. Так складывается, еще в Средние века, ситуация постоянного дефицита платежного баланса, которая была, с одной стороны, следствием, а с другой — фактором, способствующим глубоким различиям в уровне жизни между классами, производившими продукцию на экспорт, и теми, что потребляли импортные товары.

 

24. Великие и малые

Социальные последствия экономических изменений были глубокими: знать беднела, горожане богатели, арендаторы, эксплуатировавшие наследственные имения, вступали в конфликт с их владельцами-дворянами и с плебеями-работниками, так как и тем и другим они стремились платить все меньше. Трудящиеся отвечали протестом, которому способствовал рост городов и уменьшение резерва рабочей силы.

Перемены все настоятельнее требовали, чтобы знатный сеньор располагал деньгами. Не мешками зерна, а золотыми и серебряными монетами должен был он платить португальскому, генуэзскому, венецианскому, бискайскому, фламандскому, английскому купцу (все они присутствовали на биржах Лиссабона) за все, что необходимо, чтобы жить достойно своего титула: дорогую одежду, золоченые стремена и седла, постельное белье, духи. И в борьбе за поддержание своего поставленного под угрозу экономического положения он обращался ко всем доступным ему средствам: к долгосрочной аренде, к майорату, к пенсиям от короля, к насилию и даже, в некоторых случаях, к труду.

Мы уже видели, как в предыдущий период собственности сеньоров пришлось конкурировать с крестьянской земельной собственностью и как в результатом этого стало снижение числа работников на сеньориальных землях. Захват мавров в ходе военных действий компенсировал какое-то время нехватку наемной рабочей силы, но в середине XIII в. португальская территория была окончательно освобождена от мавров, и набеги, характерные для Реконкисты (fossados), закончились. Чтобы привлечь работников на свои земли или чтобы воспрепятствовать их уходу, знатным землевладельцам пришлось обеспечивать им условия, которые бы не отличались принципиально от того, что они могли найти на крестьянских землях: сеньор полностью передавал работнику распоряжение землей, не вмешивался в процесс сельскохозяйственного производства и только получал определенную долю доходов как ежегодную пенсию. Это называлось термином «эмфитевзис». Договор был бессрочный или пожизненный, причем сумма выплат по эмфитевзису была неизменной и рассчитывалась на основе дохода, который земля приносила во время составления контракта. Во многих случаях арендная плата, получаемая феодалами в XIV в., была зафиксирована в XIII в. С тех пор все подорожало, не увеличились только доходы сеньора.

Со временем наследственные владения делились и в конечном итоге распылялись. Смерть каждого земельного собственника приводила к дележу наследства, и внуки богатых людей могли стать бедными. Защитой против этого нового фактора обеднения стало учреждение майоратов, то есть подчинение неизменным юридическим нормам, не допускавшим ни отчуждения при жизни, ни раздела после смерти некоторого имущества. В случае наличия нескольких сыновей только старший наследовал данное имущество. Майораты имели следствием укрепление социального положения знати; некоторые из них сохранялись за одной и той же семьей с момента основания еще в Средние века до 1863 г., когда они были упразднены либеральным законодательством.

Несмотря на то что знать в значительной степени утратила свое значение как военный класс после окончательного освобождения португальской территории от мавров и не была подготовлена к отправлению государственных должностей, корона не могла обойтись без нее: это был элемент достоинства государства, необходимый для трона человеческий ресурс; поэтому власти сохранили и после окончания войн в порядке вознаграждения выплаты за военную службу, которые делались знати. Это были так называемые контиаш (contias). На протяжении XIV в. контиаш очень выросли, и усилилась также оппозиция их предоставлению со стороны горожан, так как они означали перераспределение прибавочного продукта, возникшего благодаря деятельности городских слоев, в пользу группы населения, которая ничего не производила.

Споры стали особенно ожесточенными во времена Фернанду I. Авишский магистр вскоре после прихода к власти покончил с контиаш, заменив их жалованьем, то есть выплатой за действительно осуществляемую службу. Но несколькими годами позже, укрепив свою власть, он снова начал предоставлять контиаш.

Трудности часто побуждали знать к попыткам жить за счет крестьян, что вызывало постоянное насилие и жалобы. Вот одно описание злоупотреблений, включенное в «Установления Афонсу»: «Принимаются ходить по землям и местам нашего королевства с большими отрядами конных и пеших и, чтобы питаться самим и их животным, отбирают у земледельцев хлеб и ячмень, которые они имеют для своего пропитания и для посева на своей земле; и убивают их быков и коров, которых они держат для работы, и съедают их, и уносят все прочие вещи, что у них находят, против их воли; и по их воле берут у них некоторые вещи, оставляя их в уверенности, что [те] получат за них должную цену, и не платят им». Особенно острым был вопрос постоев: знатные сеньоры считали себя вправе располагаться в домах простолюдинов, когда путешествовали по стране. Они силой брали у них пищу, одежду, солому, скот. Жалобы, вызванные такой практикой, весьма многочисленны. Самым драматичным эпизодом является резня горожан в Алтер-ду-Шан: один знатный сеньор из Алентежу хотел остановиться на постой в городке, а местные жители отказались пустить его. Сеньор подал жалобу королю, но король признал правоту горожан. Тогда обиженный сеньор собрал вооруженных людей, напал неожиданно на Алтер, убив двенадцать «лучших» жителей, то есть самых обеспеченных людей, руководивших местным управлением.

Последним решением, к которому мог прибегнуть знатный человек, чтобы избежать нужды, был труд. Некоторые шли на это, хотя такой шаг означал отказ от дворянского достоинства. Судьи одной следственной комиссии, объехавшие страну в начале XIV в., встретили дворян, работающих на земле, как вилланы. Они передали это дело на решение короля, и последний постановил, чтобы «таковые не пользовались честью дворянина, пока не живут достойным благородного человека образом». Однако он различает два случая: работающий по найму или работающий на себя, но занятый ремеслом (кузнец, сапожник, портной, свечник) терял звание дворянина, а работающий на собственной земле сохранял его.

В то время как знать беднела, складывался новый высший класс: купцы города и разбогатевшие крестьяне сельских районов. Финансовая и аграрная буржуазия имеет противоположные интересы, потому что то, что зарабатывает одна, достигается за счет убытков другой. Но и та и другая быстро усиливаются в мирный период, начавшийся с победой народных масс над силами феодализма при Саншу II.

Крупные буржуа затмевают своей роскошью верхушку феодальной знати (рикуз-оменш). Как и последние, они носят алые плащи, подбитые горностаем, кафтаны из тонкой английской шерсти с рукавами и воротниками из меха выдры, серебряные пояса, позолоченные шпаги. Роскошь выросла до такой степени, что королю пришлось вмешаться, дабы избежать смешения буржуа с крупными феодальными магнатами. В 1340 г. была опубликована прагматика, фиксирующая в отношении каждого сословия количество и качество одежды, которую можно использовать. Но при всех ограничениях роскошь, позволенная буржуа, ставит их на один уровень с рыцарями-фидалгу, уступая только рикуз-оменш. Женщины могут носить вуали с вплетенными золотыми нитями, пользоваться позолоченными седлами и стременами, «и если захотят носить украшенные шпаги, пусть положат ту же цену [то есть пусть используют шпаги той же стоимости], что сказано выше о шпагах фидалгу». Шпага была символическим предметом, основным отличительным знаком лица благородного сословия. И буржуа хотел быть похожим на благородного. Один закон 1305 г. упоминает о скандальном случае с рикуз-оменш, которые посвящали в рыцари горожан, нарушая закон, которым это право было дано только королю.

Городская буржуазия находилась в конфликте с низами города, сельская буржуазия — с простонародьем в деревне. Город быстро рос.

В 1374 г. король приказал построить новые стены в Лиссабоне, потому что город вышел за пределы старых оборонительных сооружений времен мавров. Пространство, окруженное новыми стенами, почти в десять раз превышает старое. В основе этого роста лежала торговля, но также и приток простонародья из деревни, искавшего лучших условий жизни. Бывший деревенский батрак становится погонщиком мулов, уличным торговцем, учеником ремесленника либо слугой, поденным рабочим, нищим, бродягой. Но именно эта возможность выбора его освободила.

В конце XIII в. в Лиссабоне уже были «добрые люди мастеровые» (homens bons dos mesteres), то есть буржуа, выбившиеся в люди благодаря физическому труду, а не торговле. А ниже их располагалась масса рабочих, подмастерьев, учеников, слуг, составлявшая значительный слой городского населения и надеявшаяся получить право голоса в городском совете. Были целые улицы ремесленников и религиозные братства, существовавшие на средства ремесленников. Но управление в городе находилось в руках настоящих буржуа, тех, что отправляли за моря большие корабли, давали ссуды, избирались в кортесы и смотрели с недоверием на «союзы» людей ручного труда.

В деревне эксплуатация земельных ресурсов сконцентрирована в руках «добрых людей», которые также монополизируют муниципальное управление. Они завидуют буржуазии приморских городов и жалуются, что живут далеко «от побережья, где добрые люди имеют большую выгоду от всего, что имеют», то есть где можно быстро разбогатеть. Но самый острый конфликт возникает у них с сельскими тружениками, которые отказываются служить, как в добрые старые времена.

 

25. «Черная смерть» и проблема занятости

В 1348 г. по Европе прокатилась страшная эпидемия чумы — «черная смерть». Вымерла огромная часть населения, в некоторых районах — более половины жителей. Современные историки видят в эпидемии начало крупных кризисов в сельской местности в Западной Европе XIV в. Социальные последствия этого окажутся столь глубокими, что позднее будут даже считать, что «черная смерть» предопределила завершение Средневековья и начало этапа современной истории.

О том, что происходило в то время в Португалии, известно не очень много. Наиболее подробно описываются события в монастырской хронике, составленной, вероятно, несколько позднее. «В сентябре, на Св. Михаила, началась эта чума. Случилась в мире большая гибель людей, сразу умерло две трети. Эта гибель продолжалась на земле в течение трех месяцев, самыми частыми болезнями были опухоли в паху и на руках». В другом сообщении, как и в предыдущем, упоминалась Коимбра; в нем говорилось, что в живых не осталось и десятой части жителей.

В сообщениях речь шла обо всем мире, а не об одной Португалии; возможно, это был отголосок того кошмара, который накрыл всю Европу. Между тем, хотя во многих документах есть упоминания о сокращении населения, приписывается это не чуме, а отсутствию поддержки земледельцам. Есть документ, содержащий нечто наподобие официального доклада по данному вопросу: преамбула к закону 1349 г. На современном языке это звучит так:

«Приветствую вас, судьи, муниципальные избранники и сидящий там честной люд. Довожу до вас, что я узнал о том, что в этом поселке есть мужчины и женщины, которые, до чумы, зарабатывали деньги тяжелым трудом, работая каждый и каждая по своей профессии, и служили своему конселью как положено. А теперь, получив часть имущества после смерти нескольких человек, стали считать себя такими важными особами, что не хотят трудиться на своих рабочих местах так, как это делали прежде; по этой причине жители поселка несут большие потери и ущерб. Есть также и многие другие жители, которые копали, подстригали виноград, пахали, жали, собирали виноград, пасли скот и выполняли другую работу, нужную этому конселью. Теперь они не хотят служить, если им не заплатят денег, сколько они просят. Таким образом, владельцы виноградников, и поместий, и скота, и другой собственности, видя, что у них спрашивают такие суммы денег, которых не хватило бы даже от выручки от продажи, чтобы рассчитаться с расходами, — перестают обрабатывать землю, возделывать виноградники и трудиться в поместьях».

Чтобы решить проблему, король постановил: в каждом приходе добропорядочным жителям выяснить, кто до чумы там работал, были ли серьезные причины для прекращения работы, и в противном случае заставить их работать за плату, которую они, добропорядочные люди, посчитают достаточной.

Таким образом, впервые декретом устанавливается обязательный груд; с этих же пор ужесточаются законодательные меры по этому вопросу. Чувствуется, что законы не сумели справиться со стремительной силой социальных изменений.

Проблема возникла задолго до эпидемии чумы, которая ее лишь обострила. Сельский труд свободного труженика можно было разделить на три вида: благотворительная работа, работа за жалованье, поденная работа. Эволюция в этой области мало известна, поскольку португальские авторитетные историки уделяли гораздо больше внимания битвам и политическим играм, нежели тем реалиям, которые лежали в их основе. Благотворительная работа выполнялась в обмен на покровительство со стороны хозяина: последний должен был облагодетельствовать работника. Такое благо обычно означало: кормить, одевать и обувать работника. Эти обязанности затем были зафиксированы, и благодетельность превратилась в вознаграждение в виде определенного количества ткани, двух пар обуви и пр. Это был уклад, предшествовавший монетарному хозяйству. В середине XIII в. он находился уже в стадии разложения, поскольку общий закон, принятый в 1253 г., вскоре после гражданской войны, и зафиксировавший цены, установил смешанные вознаграждения: частично одеждой и обувью, частично деньгами.

При работе за жалованье с работником заключался договор на год, и жалованье было ежегодным. В соответствии с форалом города Эвора от XIII в. хозяин, увольнявший работника до истечения года, был обязан выплатить ему жалованье полностью; в середине следующего века было зафиксировано: если наемный работник прекратит работу до установленного контрактом срока, он понесет наказание со стороны поселковой власти. Вместе с тем его нельзя было заставить работать у одного и того же сеньора более трех лет. Все труднее становилось нанять работников на год. Закон 1349 г. определял: работники отныне могут устраиваться на работу только на месяц или на неделю, что позволяло им уходить, когда работы прибавлялось.

Последний вид работы — поденная, оплачиваемая деньгами. Бывшие слуги отныне становились сельскими пролетариями. Хозяева называли их шабашниками. Именно они составяли «голытьбу», «чернь».

Хозяева видели в них угрозу и несправедливое отношение: за благие деяния отдачи от них почти никакой. И использовали против них всю силу муниципальной власти: устанавливали им твердое жалованье, переписывали работников, препятствуя их уходу, ходатайствовали перед кортесами о введении принудительных работ в соответствии со старым законом о ежегодных жалованьях.

Напрасными оказались эти усилия. Но именно это противоборство и породило на селе очаги социальной напряженности, которые приведут к кризису 1383—1385 годов.

 

26. Перемены в культуре

Конец лирики и рождение истории

Так же как и политическая жизнь, развитие культуры подвергалось бурным изменениям.

Литературное творчество (за исключением монастырского) на протяжении всего XIII в. было исключительно изустным. Поэзия служила для пения, а пение, сопровождаемое музыкой, должно было оживлять танцы. Тысячи простых и искренних песен собраны в песенниках (кансионейру), и это позволяет нам сегодня познакомиться с творчеством самых ранних португальских поэтов. Первый в хронологическом порядке — некий Паю Суариш ди Тавейрош, родившийся в 1141 г., в начале правления Афонсу Энрикиша.

До середины XIII в., вероятно, не было различий между поэзией культурных людей и народной поэзией. «Песни о друге» (cantigas de amigo), называемые так, поскольку в них лирическая героиня обращается к возлюбленному, имеют народное происхождение и, возможно, представляют собой соединение христианской, мусульманской и иудейской традиций, возникших в древние времена: народные деревенские и морские темы в Галисии выражаются в форме харджи, арабской песни, усвоенной евреями. Большой оригинальностью отмечен этот период галисийско-португальской лирики, не имеющей аналогов в литературе других европейских стран.

Но чистота и лиризм этой поэзии нарушаются после гражданской войны 1245— 1247 гг. Афонсу III, проживший много лет во Франции, привез с собой любовь к провансальской поэзии, более изысканной, галантной, рафинированной и манерной. Господствующими темами становятся теперь не рассветы, сельские паломничества, источники, лодки, напоминающие о море, а куртуазная любовь, то есть галантные и полные условностей дворцовые ухаживания с некоторым элементом эротизма. Это так называемые «песни любви» (cantigas de amor), в которых мы уже слышим мужской голос, обращенный к возлюбленной. Легкость, с которой эта новая мода распространилась (не вытеснив полностью прежней поэзии, которая продолжала культивироваться даже при дворе), возможно, связана со значительным обновлением господствующего политического класса в ходе революции.

Сочинения такого рода в целом многочисленны. Сегодня их известно более двух тысяч. Создается впечатление, что все сочиняли стихи. Сами короли были поэтами; авторство одного стихотворения приписывается Саншу I, а Диниш I был превосходным поэтом, так же как и его дед Альфонс X, автор знаменитых «Песен о Деве Марии» (Cantigas de Santa Maria). Но вдруг, почти внезапно это поэтическое щебетание прекратилось, и поэзия вновь проявила признаки своего существования на значительно более позднем этапе, во времена «Всеобщего кансиопейру» (Cancioneiro Geral), опубликованного в 1516 г., но включающего творчество всей второй половины XV в. Это неожиданное молчание совпадает с окончанием царствования Диниша I, умершего в 1325 г., и представляет собой загадку, объяснения которой пока не найдено.

В этот период имеются признаки строгого контроля за нравственностью: законы, запрещающие совращение, супружескую неверность, проституцию, поэтическое бродяжничество (ваганты, клирики-жонглеры были приравнены к бродягам). Также, вероятно, произошли большие изменения в составе придворных; восшествие на престол Афонсу IV означало триумф антиаристократической партии, как мы уже говорили. Вероятно также, что огромное духовное влияние, которым пользовались тогда францисканцы и доминиканцы, имеет какое-то отношение к закату поэзии; это был период расцвета обоих орденов. Их воодушевляло глубокое и драматичное религиозное чувство, воплощенное, например, в образах «Черного Христа» из Коимбры или «Мертвого Христа» из Музея им. Машаду ди Каштру, хотя они являются несколько более поздними. И возможно также, что существует связь между упадком лирики и новыми экономическими условиями. Связи по морю с внешним миром оживились, общеобразовательный уровень вырос, и культурная деятельность отныне означала «читать и писать», а не «петь и слушать», как это было ранее. Это была культура в большей степени потребляющая, чем творящая, и то, что потреблялось, было в основном импортировано из-за рубежа: рыцарские романы артуровского цикла (то есть совокупность легенд о короле Артуре и его рыцарях, защищающих Британию; исторические факты, лежащие в основе этих легенд, датируются примерно 1200 г., а формирование легенды завершается к 1300 г.).

Рыцарские романы долго были в моде и являлись любимым чтением дворян и мещан, выучившихся читать и мечтающих стать дворянами. Нуну Алвариш, родившийся около 1360 г., был воспитан на этих книгах, особенно на истории Галаада, одного из сподвижников короля Артура.

С любовью к рыцарским романам совпадает появление первых сочинений исторического характера — «родословных книг». Именно знатные люди выступают их авторами или заказчиками, стремясь возвысить свой род и утвердить превосходство своего сословия. Это они отвоевали землю от мавров, это они помогли королю стать королем. Легко понять такое стремление к самооправданию в эпоху, когда знати угрожала нищета и растущее политическое влияние буржуа. Первой родословной книгой действительно литературного характера стала так называемая «Родословная книга графа дона Педру». Этот дон Педру — незаконный сын короля Диниша, один из многих знатных сеньоров, которых победоносное движение сына плотника из Бежи отдалило от двора и вынудило жить почти в изгнании. Его произведение позволяет видеть, как в родословных книгах зарождался жанр исторической хроники. Кстати, тот же Дон Педру инициировал составление «Всеобщей хроники Испании» (1344), первой большой хроники на португальском языке. Любопытно наблюдать аристократическое происхождение жанра, который в дальнейшем, столетие спустя, приведет к творению Фернана Лопиша, высшей точке развития культуры народного характера в Португалии.

Устное творчество

Не всякое устное творчество имело счастье быть собранным и зафиксированным в письменной форме. Это произошло с творчеством придворным, но не затронуло то, то рождалось в народной среде, в деревнях, на ярмарках, на кораблях. Известно, что жонглеры и менестрели развлекали народ поэтическими повествованиями о чудесах, героях, житиях святых, но ничего из этого не записывалось. Есть только одно исключение, хотя и очень важное, потому что оно показывает, что одним из воспевавшихся в народе героев был король Афонсу Энрикиш. Предание было зафиксировано в прозаической форме монахами Санта-Круш в Коимбре, поддерживавшими на протяжении длительного времени что-то вроде культа первого короля. Родилось это предание, скорее всего, в первой половине XIII в. и еще сохранило отзвуки социальной борьбы той эпохи. Вот какую программу и политическое завещание передает граф Энрики будущему основателю независимой Португалии:

Будь товарищем фидалгу, и соблюдай их права, и почитай конселью, и делай так, чтобы сохраняли свои права как великие, так и малые.

И ни из-за просьб, ни из алчности не отступай от справедливости, ибо если отступишь хоть на одну пядь, то на другой же день отнимется от тебя на целую сажень в сердце твоем.

Итак, сын мой, имей всегда справедливость в сердце твоем, и будут с тобой Бог и твои люди.

Таким образом, король выступает как арбитр между двумя силами — фидалгу и конселью. Равновесие между этими силами и называется справедливостью. И если правитель отступит от справедливости, то потеряет и Бога, и поддержку людей, как это случилось с Саншу II.

Религиозная культура. Готический стиль

Религиозная культура развивалась в то время в монастырях, и особенно важна деятельность двух из них: Алкобаса и Санта-Круш в Коимбре. Именно в монастыре Санта-Круш учился один из самых выдающихся деятелей той эпохи — святой Антоний, который родился в Лиссабоне в конце XII в. и которому была уготована удивительная судьба. Он был миссионером на севере Африки, затем отправился в Италию, где познакомился с Франциском Ассизским. Последний, хотя и являлся противником схоластического богословия, был так поражен новой, горячей и человечной теологией португальского монаха, что избрал его в качестве преподавателя теологии для своего молодого ордена. Проповеди Антония в итальянских и французских городах производили глубокое впечатление. Через год после смерти (1231) он был объявлен церковью святым. Краткие изложения некоторых его проповедей были записаны, и отдельные фразы позволяют понять сенсационное впечатление, которое они вызывали. Большой успех в народе проповедей Францисканцев заключался в их социальном содержании, в осуждении богатства и превознесении смирения. Нашему святому приписывается, например, такая реплика, обращенная к богачам, одетым в ярко-красные наряды по моде той эпохи: «Ваша одежда красна не от краски, а от крови бедняков!»

Другая крупная фигура того периода также связана с церковью, но по иным причинам. Это Петр Испанский, сын лиссабонского врача (в то время почти все врачи были евреями), глубокий знаток арабской науки и гениальный популяризатор, книги которого на протяжении последующих поколений служили основой преподавания, а значительно позднее, после изобретения книгопечатания, были изданы многократно и во многих странах. Одна из его самых знаменитых работ — Thesaurus раирегит («Сокровище бедняков»), задачей которой было сделать медицину доступной каждому. Другой его труд, Summula logicae («Начала логики»), имел целью изложить логику в таких простых выражениях, чтобы поняли даже дети. Еще и сегодня в некоторых учебных заведениях применяются его мнемонические приемы допустимых форм силлогизма (barbara, celarent...), изобретенные в этой книжке семьсот лет назад. В 1276 г. Петр Испанский был избран папой под именем Иоанна XXI.

Влияние церкви проявляется и еще в одном важном явлении XIII в.: переходе от романского стиля к готическому. Первые готические церкви были построены для новых религиозных орденов, францисканцев и доминиканцев, обосновавшихся в Португалии около 1220 г., то есть в период большой социальной напряженности. Новые ордены, прежде всего францисканцы, возникли именно в этой обстановке. В итальянских городах великие (maggiori) противостояли малым (minori), как и в Португалии. Франциск Ассизский назвал членов своего братства «младшие братья, минориты», то есть поставил их на сторону простого народа. Очень немногое известно об их деятельности в Португалии во время народных волнений, так как сами эти волнения, социальная борьба простолюдинов игнорировались португальскими историками. Но они были на стороне народа, вызывая этим живейшее сочувствие простых людей и возмущение епископов, которые называли их лжепророками, ворами, вредными для мира людьми и старались не позволять им обосновываться в крупных населенных центрах и даже публично проповедовать. Легко понять, насколько опасными казались их проповеди, когда читаешь, что проповедовал один францисканец в Лиссабоне в 1384 г., когда кастильцы только сняли осаду города. Он защищал тезис, согласно которому все совершенство христианства состоит в милосердии, а быть милосердным означает просто-напросто не позволять другим жить в нищете. Далее он иллюстрировал эту мысль примерами хорошо известной спекуляции богатых на голоде бедняков во время осады. Народ слушал его с «плачем, рыданием, пролитием многих слез и воздымая руки к небу».

Вместе с новым религиозным духом пришло и новое архитектурное выражение — «готический стиль». С XIII по начало XV столетия в Португалии были построены многие десятки готических монастырей и церквей. Новое веяние распространилось на всю территорию страны, но его популярность была гораздо большей на юге, где значительную роль играли народные слои, чем на севере, где сохранялось сильное влияние крупных сеньоров. В северных районах важнейшие готические памятники расположены в немногих крупных городских поселениях: это Гимарайнш, Ратиш, Барселуш, Виана, Вила-ду-Конди, Порту. Значительные произведения готического стиля создаются на юге: церкви Св. Франциска в Сантарене и Эштремоше, Св. Клары в Сантарене и Коимбре, Св. Доминика в Элваше.

С мощным расцветом церковного зодчества совпадает развитие гражданского строительства; к этому периоду относятся почти все португальские средневековые замки, могучие стены и башни которых возникали на месте примитивных оборонительных сооружений предыдущей эпохи. Это один из периодов наиболее активного строительства в стране, что служит еще одним признаком экономического процветания. Росла численность мастеровых: зодчих, каменщиков и каменотесов, кузнецов, стекольщиков, столяров, резчиков, ювелиров, заполнивших города. Любопытная деталь — название и расположение запасного выхода из замков (явление, отмеченное не только в Португалии). Главные ворота замка выходят в сторону поселения — это porta da vila («городские ворота»). Но в задней части замка есть другой выход, позволяющий сразу оказаться в поле, если проход через город представляется невозможным, это и есть porta da traigdo (букв, ворота предательства). «Предательством» было народное восстание, страх перед которым всегда присутствовал. «Ворота предательства» неоднократно использовались во время революции 1383—1385 гг.

 

27. Возникновение университета

Экономическое развитие и рост городов вызвали перемены в культуре. Инициативой обладала церковь, так как церковное служение более, чем какое-либо другое, требовало знаний и подготовки. Церковь была не кастильской, английской или итальянской, а католической, то есть всемирной и поэтому должна была говорить на всемирном языке. Этим языком была латынь, а говорить на латыни мог только тот, кто получил образование. При больших монастырях и кафедральных соборах были школы. Самое первое упоминание о португальских учащихся содержится в документе 1072 г. и относится к собору города Брага. Самый первый учитель, о котором сохранились сведения, — это Педру Грамматик, упомянутый в одном документе 1088 г. Друг короля Афонсу Энрикиша, прозванный Жуаном Пекулиаром, был учителем школы при соборе Коимбры, а в дальнейшем стал одним из основателей монастыря Санта-Круш (1131).

Эти школы предназначались для подготовки служителей духовенства, но не только будущие клирики хотели учиться. Дети горожан также хотели повысить свой статус благодаря образованию. Таким образом, обучение вышло за стены храмов. Везде, где находился хороший учитель, собирались ученики, и стихийно возникала даже не школа, а центр более или менее свободного обучения. Самым ярким примером был Париж, где очень талантливый монах, Абеляр, добился такой известности, что привлек тысячи учеников со всей Европы. Такая стихийность представляла определенную опасность с точки зрения единства церковного вероучения. С тем же Абеляром возникли проблемы, и его учение было осуждено, несмотря на то что ученики считали его святым. Церковь начала тогда регламентировать эту образовательную деятельность, требуя от учителей наличия специального разрешения (licentia docendi). Отсюда происходит наше звание лиценциата.

Такое обучение, которое велось вне религиозных центров, было открыто для всех. Это было образование, которое могли получать как духовные лица, так и миряне. Поэтому оно называлось, для различения с чисто церковной учебой клириков, «общим обучением» (estudo geral). Именно из заведений «общего обучения» родились университеты. Последний термин тоже весьма знаменателен. Он происходит от латинского universitas, что означает «всеобщность», «совокупность». Церковь не пренебрегала этим направлением поиска знаний, развивавшимся вне ее стен. Она старалась управлять им и упорядочить его. Как же определить такие неорганизованные сообщества учителей и учеников, одни из которых принадлежали к клирикам, другие — нет, причем каждый был родом из своей земли? Выражение, которое церковь использовала, навсегда закрепилось за учреждениями высшего образования: их так и назвали — сообщества учеников и учителей (universitates scolarum et magistrorum). Первым из таких объединений, признанным церковью, было парижское (1215). К первому этапу относятся также Тулуза (1229), Болонья, а в Испании — Паленсия (1214-1216) и Саламанка (1230).

Именно в данном контексте следует рассматривать создание училища «общего обучения» в Лиссабоне в 1288—1290 гг. Первая из упомянутых дат знаменует обращение глав некоторых крупных церковных конгрегации (Алкобаса, Санта-Круш в Коимбре, Сан-Висенти в Лиссабоне и Санта-Мария в Гимарайнше) к римскому папе с просьбой разрешить использовать часть их дохода для содержания учреждения «общего обучения» в Лиссабоне. Они утверждали, что это облегчит подготовку кадров для церкви, позволив избежать тех огромных расходов и опасностей, которые представляло посещение учебных заведений в других странах. Папа дал свое разрешение, и в 1290 г. Диниш I официально учредил новое училище.

Светское образование возникло, таким образом, с опозданием на несколько десятков лет по сравнению с другими странами. Этому есть несколько объяснений. Одно из них заключается в том значении, которое имели Алкобаса и Санта-Круш в Коимбре как центры культуры; оба монастыря тесно связаны с первыми португальскими королями, видимо считавшими их достаточными для культурных нужд своего времени. Другая гипотеза состоит в существовании еще одной системы внецерковного обучения — при синагогах. Там учились многие сподвижники первых монархов. Самое распространенное объяснение (что социальная отсталость отражалась в отсталости культурной) имеет против себя тот аргумент, что очень многие португальцы до создания «общего обучения» в Лиссабоне отправлялись учиться в другие страны. Очень показательно сообщение источников, что Саншу I еще в XII в. выделил четыреста мараведи для оплаты учебы португальцев за рубежом.

Посещение иностранных университетов большим количеством португальских студентов продолжалось и после создания «Общего обучения» в Лиссабоне. В народных песнях есть любопытные отражения того предпочтения, которое отдавалось зарубежным школам.

Приехал Паю-недоучка

В своем шартрском плаще.

Мне читал он Частей

Даже и месяц.

И вот с понедельника на вторник

Стал он командором Уклеша.

Это сатира на предпочтение, оказывавшееся тем, кто отправлялся учиться (или делать вид, что учится) за границу. Этот Паю возвращается в страну одетым по французской моде, но столь же невежественным, как и уехал, потому что его учеба не продлилась и месяца (Части — это разделы учебного пособия, «Суммы», каждый из которых соответствовал одному году обучения). Но этого оказалось достаточным, чтобы очень быстро (с понедельника на вторник) он получил прекрасную должность — командора ордена Сантьяго (орден Уклеш)!

Другое сатирическое стихотворение, написанное в конце XIII или в начале XIV в., высмеивает некоего мэтра Николау, приехавшего в Португалию одетым по последней моде Монпелье и с кучей книг, из которых он не понимал ни слова. Конечно, он не в состоянии лечить больных, которые к нему являются на прием, но какая разница! Он показывает на фолианты, рассказывает, каких денег они ему стоили, и этого достаточно, чтобы его воспринимали всерьез.

Полезно вспомнить, что Университет Монпелье был основан в 1289 г., почти одновременно с Лиссабонским. Несмотря на это, учеба в нем была в Португалии предметом гордости и престижа. Многие другие известия подтверждают тот же факт: уже после основания Лиссабонского университета продолжался отток студентов в Европу.

Сказанное объясняет, почему высшее образование в Португалии оставалось в первые века своего существования в тени. Тот, у кого были деньги, не хотел учиться в Португалии, а те, у кого их не было, не могли учиться нигде. Нет никаких сведений о выдающихся профессорах, оригинальных доктринах, книгах, получивших сколько-нибудь широкую известность. Университет ограничился второстепенной ролью на службе церкви и государству: для первой он готовил духовных лиц, хорошо владеющих латынью, для второго — образованных специалистов (letrados), служивших в бюрократическом аппарате либо, не входя в него непосредственно, практиковавших как частные адвокаты. Один документ 1380 г. свидетельствует, что король Фернанду просил у папы разрешения создать училище «общего образования», так как в Португалии еще не существовало ни одного! Эта очевидная неточность свидетельствует, что семена, посеянные Динишем I, не дали всходов в виде образовательного центра, пользующегося какой-либо известностью.

Во времена Диниша I в Коимбре было даже построено специальное здание для университета. Колонны его внутренней галереи позднее использовались при строительстве монастыря, и их можно увидеть еще и сегодня. Но в Лиссабоне так и не было создано отдельного помещения для этого учебного заведения. Неизвестно даже достоверно, где именно работал первый университет. Учитель давал уроки в школьном здании, а ученики располагались, как могли, в частных домах. Горожане не были довольны присутствием этого веселого и шумного народа и два раза добивались от короля изгнания училища из города и переноса его в Коимбру. Это произошло в 1308 и 1354 гг. Указ о первом переносе даже упоминает о конфликтах школяров с горожанами; любопытным совпадением стало открытие в городе за год до этого новой великолепной синагоги. Второй перенос произошел в период, когда могущество крупной городской буржуазии Лиссабона достигло высшей точки. Позднее, при Фернанду I, училище вернулось в Лиссабон (1377) и интересна мотивировка, которую дает король: он хочет пригласить хороших учителей из-за границы, а они не согласны жить иначе как в Лиссабоне.

Социальная роль Лиссабонского университета в Средние века — это тема, никогда не изучавшаяся в истории. Есть основания считать, что она была значительнее, чем принято думать. Одним таким свидетельством является то, что восстание против Диниша I имело в качестве вдохновителя красноречивого адвоката, сына плотника из Бежи. Адвокаты существовали с возникновения португальской монархии: это были так называемые «гласные» (vozeiros), предоставлявшие свой голос в пользу того, кто не умел выступать перед судом. Но в университете преподавалось право, и многие из бывших «гласных» стали настоящими адвокатами: они знали закон и тонкости процесса и не позволяли судьям принимать поспешные решения. Педру I Справедливый нашел, что это означает «затягивать дела злонамеренными ходатайствами», и запретил под страхом смерти деятельность адвокатов. Но в 1361 г. народные представители в кортесах протестовали против данного запрета: мотивы, побуждающие людей учиться, утверждали они, это те доходы, которые они надеются получить. Запрещать адвокатуру — значит препятствовать распространению учения. Сказанное показывает, как учеба в университете служила средством продвижения по социальной лестнице. Сын плотника из Бежи, очевидно, был не одинок. Такие, как он, помогли Авишскому магистру во время революционных событий в Лиссабоне. Главный идеолог революции был очень богат и получил образование в Болонье, но в первом совете, созданном в Лиссабоне, присутствуют несколько юристов, а инфант Педру говорит в 1443 г., что из университета вышло много образованных людей, которые «оказали ему [Жуану I] большие услуги благодаря своему ясному знанию и просветили темные умы многих». Среди тех, кто правил в Эворе после восстания крестьян, фигурирует один «школяр». И, рассуждая, как просветитель, Педру полагал, что враги свободы — это и враги просвещения. «Тираны, уничтожающие общественные свободы, ненавидят знающих людей». Поэтому он издал закон, учреждавший второй университет в Португалии, который так и не начал действовать, поскольку те, кого он называл тиранами, спустя всего несколько лет взяли в свои руки политическую судьбу страны.

 

28. Кризис конца века. Правление Фернанду I

Король Педру умер в 1367 г., и с правлением нового короля, Фернанду I (1367—1383), совпадает начало нового политического курса.

Португальская история оказывается в те годы тесно связана с перипетиями политики соседней Кастилии. После длительного периода гражданских войн вождь феодальной знати Энрике де Трастамара победил и убил короля Кастилии Педро Жестокого, став новым королем. Многие знатные испанцы, принадлежавшие к побежденной партии, нашли убежище в Португалии и убедили Фернанду I оспаривать трон у победителя. Права Фернанду были те же, которые ранее уже искушали его отца, короля Педру: происхождение от Санчо IV Кастильского. Фернанду был его правнуком по законной линии, новый кастильский король тоже, но он был бастард.

Первой войне с Кастилией (1369—1370) предшествовали соглашения с королем Арагона и мусульманским правителем Гранады. В последнем соглашении предусматривалось прибытие на полуостров мавров из Северной Африки. Кампания включала в себя попытку блокады порта Севильи португальской эскадрой (тридцать две галеры и тридцать кораблей). Но ни на море, ни на суше король не добился успеха. Мирный договор включал отказ Фернанду от своих притязаний и женитьбу португальского короля на дочери кастильского монарха.

В 1372 г. Фернанду приготовился к новой войне, теперь при поддержке Англии. Герцог Ланкастерский, сын Эдуарда III Английского был женат на незаконнорожденной дочери Педро Жестокого. На этих основаниях он претендовал на трон Кастилии, но такая позиция была связана прежде всего с борьбой, которую Англия вела против Франции (Столетняя война). Господство англичан в Кастилии стало бы решающим обстоятельством. Фернанду обязался поддержать английские претензии и начал подготовку к войне, но кастильский монарх его опередил, вторгся в Португалию и, не встречая сопротивления, начал наступление на Лиссабон.

Был подписан мир, по которому Фернанду обязывался поддержать Кастилию в ее борьбе с Англией.

Третья война (1381 —1382) является, так же как и вторая, эпизодом англо-французской борьбы. Сильный английский контингент прибыл в Португалию, но португальцы заключили мир с кастильцами. Сам король Кастилии предоставил англичанам, уцелевшим от засад португальского населения, корабли для возвращения домой.

Любопытный факт: ни в одной из этих трех войн не произошло ни одного настоящего сражения (только во второй из них ополчения Порту и Гимарайнша вместе с несколькими знатными рыцарями попытались оказать сопротивление вторжению и были разбиты). Война была игрой феодальной знати, ее средством к существованию. А тяготы ложились на буржуа и народ: первые расплачивались своим имуществом, вторые жизнью.

На кортесах 1371 г. в Лиссабоне и 1372 г. в Лиссабоне и Порту политика короля сурово и энергично осуждается представителями конселью (они принадлежали обычно к верхушке горожан и к сельскому среднему классу). В целом в этих жалобах проводится сопоставление политики двух эпох: времена Афонсу IV упоминаются как период справедливости и процветания в противовес нынешнему правлению. По мнению представителей третьего сословия, политика короля направлена на обогащение знати за счет разорения всего остального населения, для чего осуществлялся набор в войска, военные займы и налоги, девальвацию монеты, фиксацию цен на уровне значительно ниже себестоимости продуктов (что обедняло производителей и обогащало потребителей), пожалования знати (которая теперь ела на золоте и серебре). Сюда же следует перечислить расходы королевского дома и отсутствие учета. Есть также обвинения во вторжении знати в сферы деятельности буржуа: сеньоры стали торговцами и экспортерами, они получают продукты для своего потребления, потом продают их с большой выгодой. Наконец, очень многочисленны упоминания (как и на других кортесах) о коррупции и хищениях королевских чиновников, о слабости правосудия, несоблюдении законов, растущем насилии королей в отношении простолюдинов.

Все это лежало в основе «великого раздора между королем и народом», о котором говорит Фернан Лопиш, — раздора, который приведет к 1383 г. династию к краху.

Существующим недовольством объясняются беспорядки 1372 и 1373 гг., возникшие связи с женитьбой короля на Леонор Телиш.

Мы видели, что в 1371 г. Фернанду I договорился взять в жены дочь короля Кастилии. Это было гарантией мира между двумя королевствами. Но договоренность не была осуществлена, потому что король предпочел жениться на Леонор Телиш ди Менезиш, принадлежавшей к одному из самых могущественных знатных семейств и уже состоявшей в браке со знатным сеньором из Бейры. Слухи о женитьбе вызвали народное возмущение. В Лиссабоне четыре тысячи вооруженных мастеровых заявили королю, что они не допустят этого брака. Король притворился, что уступил, затем бежал из Лиссабона и женился на Леонор Телиш. Руководители народного выступления были казнены. То немногое, что известно об этих событиях, позволяет заключить, что движение мастеровых в значительной степени вышло за рамки обычных лиссабонских волнений: имеются сведения о «сходках» (unioes) в Сантарене, Лейрии, Монтеморе, Томаре, Портеле. Во всех этих городах организаторы сходок были казнены. Воспоминания о жестокости этой расправы были, согласно Фернану Лопишу, еще живы в памяти народа в 1383 г. и стали одной из причин враждебного отношения лиссабонских ремесленников к королеве-регентше.

Португальские историки, повторяя версию Фернана Лопиша, отмечают — как положительные стороны этого правления — меры по развитию экономики, особенно защиту торгового мореплавания и Закон о земельных наделах (sesmarias). Правление Фернанду стало периодом политического, социального и административного, но не экономического кризиса. Развитие морских связей было следствием скорее общеевропейских экономических факторов, чем внутренних; строительство новой городской стены Лиссабона (1373—1375) показывает быстрый рост главного порта страны. Ломбардцы, генуэзцы, миланцы, каталонцы, бискайцы грузили свои корабли в устье Тежу; по словам хрониста, в некоторые дни в виду города стояло на якоре до пятисот торговых кораблей. Доходы от этой активной торговли обогащали горожан, но также и короля. Некоторые меры, рассматриваемые как протекционистские, например создание морской компании, главным пайщиком которой был король, свидетельствуют о вмешательстве короны в деятельность, ранее осуществлявшуюся частными лицами, и в этом смысле является скорее фактором кризиса, против которого не замедлили возникнуть протесты. Закон о земельных наделах (1375) был направлен на восстановление посевов зерновых, ранее заброшенных в пользу других, более прибыльных культур. Наибольшие выгоды от этого получили знатные землевладельцы и крупные сельские хозяева, а все тяготы задуманной конверсии (которая, кстати, не была осуществлена) пали на сельских трудящихся, принуждаемых к обязательным работам за фиксированную плату. Все это являлось причиной недовольства и «раздора» не только между королем и народом, но и между великими и малыми, между верхами и низами общества.

Смерть короля (1383) привела к открытому разрыву и вызвала последнее из крупнейших социальных потрясений в средневековой истории Португалии.

 

29. Революция 1383-1385 годов

В отличие от событий, сопровождавших другие политические кризисы эпохи Средневековья в Португалии, события 1383—1385 гг. вызвали большой интерес среди современных историков. Этому во многом способствовал тот факт, что кризис был предметом внимания гениального писателя первой половины XV в., проницательно выявившего его социальные аспекты и описавшего его в драматическом ключе. Если бы это произведение не было написано или, как многие другие сочинения той же эпохи, было утрачено, мы знали бы об этой революции не многим больше, чем нам известно о событиях 1211 - 1214, 1255-1257 или 1320-1324 гг.

Трактовки историками социального характера этой революции различаются. Речь идет помимо прочего о попытках реинтерпретации, поскольку все они опираются на описание Фернана Лопиша, которое уже само по себе является интерпретацией, основанной на определенных политических позициях (оно было составлено во время другого революционного периода, в события которого автор, вероятно, был вовлечен). Согласно его толкованию, революция представляется очень сложным явлением, в котором сталкивались противоположные силы, интересы и чувства и глубокий классовый антагонизм.

Фернанду I умер в 1383 г., оставив в качестве наследницы престола инфанту Беатриш, вступившую несколькими месяцами ранее в брак с королем Кастилии. Соответствующий брачный контракт предусматривал, что Леонор Телиш сохранит в своих руках регентство до тех пор, пока у Беатриш не родится ребенок мужского пола и пока этот ребенок не достигнет четырнадцати лет. Этот последний и является наследником португальской короны, но не кастильской, ввиду того что король Хуан I Кастильский имел детей от первого брака.

Такое положение вызывало возмущение: народ и некоторые представители знати плохо восприняли провозглашение Беатриш королевой. Они считали, что престол должен принадлежать брату короля Фернанду, инфанту Жуану, сыну Педру I от Инее де Кастро. Население городов (особенно Лиссабона) выступило против регентства Леонор Телиш, которое означало продолжение политического курса предыдущего царствования. Историки, занимавшиеся этим периодом, не пользуются по непонятным причинам сведениями хрониста Фруассара, который был современником этих событий и основывался на рассказах людей, принимавших в них непосредственное участие. Его трактовка сильно отличается от подхода Фернана Лопиша и приписывает инициативу переворота группе заговорщиков из числа представителей городских советов (конселью) четырех главных португальских городов: Лиссабона, Порту, Коимбре и Эворы. Но идея убийства графа Андейро исходила от Авишского магистра, которого представители конселью избрали на роль руководителя движения.

Но вернемся к истории — так, как ее рассказывает нам Фернан Лопиш.

Открытое восстание началось в Лиссабоне. Верхушка горожан попыталась навязать регентше свой политический курс и предложила ей создать правительственный совет из числа «граждан», то есть буржуа. Именно они в союзе с некоторыми представителями знати приняли решение об убийстве графа Андейро, галисийского авантюриста, располагавшего огромным политическим влиянием и представлявшего, несомненно, препятствие для планируемых перемен. Для этой миссии они избрали дона Жуана, магистра Авишского рыцарского ордена и незаконного сына Педру I.

Народ Лиссабона был призван, чтобы поддержать этот дворцовый переворот, и данный факт вызвал последствия, которых заговорщики не предусматривали. Поднявшиеся против регентши и знати, народные массы Лиссабона быстро захватили руководство событиями. Революционно настроенные мастеровые и «черный люд» провозгласили Авишского магистра «правителем и защитником королевства», то есть регентом. Более богатые и знатные горожане пытались занять нейтральную позицию, но ремесленники заставили их собраться на следующий день в здании городской ратуши и открыто примкнуть к народному движению. Фернан Лопиш повествует об этом эпизоде очень выразительно: буржуа колебались, поскольку опасались рисковать своими состояниями. Один бондарь, говоря от имени толпы, которая к тому времени собралась вокруг ратуши, обратился к ним со следующим увещеванием: ему, бондарю, нечего терять, он рискует только своей шеей; богатым гражданам есть что терять; но если они не согласятся с решением народа, то не спасут и свои шеи. Этот аргумент стал решающим.

Магистр организовал правительственный совет из числа юристов и купцов, причем тогда же была создана (Фернан Лопиш не говорит кем) так называемая Палата двадцати четырех, революционный совет, включающий по два представителя от всех основных ремесленных корпораций, который действовал при городском совете и одобрение которого требовалось «во всяком деле, которое будет постановлено на благо правления и для службы магистру». Эта фраза и позднейшие события, как представляется, указывают на то, что ремесленники взяли в свои руки управление городом.

В городах и местечках знать и городские верхи, в руках которых находилось местное правление, признали королеву Беатриш и выполняли приказы Леонор Телиш, несмотря на враждебность простого народа, не имевшего сил для сопротивления. Но известия о восстании в Лиссабоне вызвали большое оживление. Повсюду возник большой «раскол между великими и малыми». Первые, в насмешку над вторыми, называли их «народом лиссабонского мессии»; «малые», набравшись храбрости и собравшись воедино, называли «великих» предателями и раскольниками, и тот, кто осмелился бы противиться им, знал, что «скоро его постигнет жестокая смерть».

Восстание простонародья приняло в Алентежу особые черты. В городах Эвора, Бежа, Эштремош, Порталегри «черный люд, плохо вооруженный, без предводителя, с голым брюхом» нападал на крепости, в которых укрывались знатные наместники и коменданты, и брал их штурмом. В Эворе отряды сельских жителей захватили город, изгнав из него даже сторонников Авишского магистра. Один документ 1384 г. сообщает о присутствии в городе «вождя простонародья» (caudilho dos miudos).

Во время восстания в Алентежу мы не видим выступлений против знати; все это движение направлено против землевладельцев и богатых крестьян, которые составляли сельский средний класс и конфликт которых с батраками постоянно обострялся. Есть много черт сходства между данными событиями и волнениями, которые в тот же период потрясали другие страны Западной Европы. Но в то время как в последних крестьянские восстания были подавлены феодальными силами, в Португалии война за независимость приняла другой оборот.

Король Кастилии вторгся в Португалию по просьбе регентши Леонор Телиш, которая надеялась при его поддержке подавить восстание в Лиссабоне. Однако кастильцы рассматривали непопулярность регентши в качестве основного препятствия для принятия португальцами Беатриш в качестве королевы. Поэтому кастильский король заставил Леонор отказаться от регентства в свою пользу. В конце мая 1384 г. он осадил Лиссабон с огромным войском, однако смертоносная эпидемия чумы вынудила его вернуться в Кастилию в октябре, чтобы собрать новые силы. В Алентежу молодой дворянин Нуну Алвариш Перейра сумел при поддержке отряда крестьян разгромить крупный корпус кастильской кавалерии (бой при Атолейруше). Это событие серьезно повлияло на развязку войны, так как показало возможность сопротивления с опорой на народные силы. Начиная с победы при Атолейруше Нуну Алвариш, принятый сначала с недоверием в Алентежу, превращается в народного героя и добивается мобилизации всех сил крестьянского движения на защиту дела Авишского магистра.

Как только кастильцы сняли осаду Лиссабона, магистр покинул город и, согласно маршруту его передвижений, который можно установить по рассказу Фернана Лопиша, вернулся туда лишь через четыре года. Такие важные события, как женитьба на Филиппе, дочери герцога Ланкастерского, произошли не в столице, что, возможно, показывает недоверие вождя революции к Лиссабону, в котором власть в это время оставалась в руках мастеровых.

В апреле 1385 г. собрались кортесы в Коимбре. Давление представителей конселью, возглавляемых юристом Жуаном даж Реграшем (пасынком Алвару Пайша), привело к провозглашению магистра королем, несмотря на противодействие присутствующих представителей знати, до последнего отстаивавших права инфанта Жуана. На этих кортесах было принято решение, чтобы королевский совет включал в себя по два представителя от каждого сословия: духовенства, знати, образованных (letrados) и горожан.

Между тем король Кастилии снова вторгся в страну с многочисленным войском, в которое входило большинство португальской знати. Войска двух королей встретились возле Алжубарроты 14 августа 1385 г. Действия Нуну Алвариша, уже назначенного коннетаблем, опять оказались решающими. Португальские войска, построенные квадратом, твердо выдержали натиск феодальной конницы и нанесли ей поражение, приведшее к радикальным политическим последствиям.

Также и в этом пункте версия Фруассара расходится с изложением португальского хрониста и содержит ценное объяснение этой военной победы, которая иначе могла бы показаться удивительной. Согласно рассказу, который передает Фруассар, сражение состояло из двух боев, с продолжительным перерывом между ними. Атаку на португальское каре вели французские войска, действовавшие несогласованно с кастильскими. Когда они были разбиты и в подавляющем большинстве взяты в плен, кастильцы попытались, уже на закате солнца, отомстить за них и взять реванш. Также и в этом втором столкновении португальцы, воодушевленные победой над французами, взяли верх над разделенным и деморализованным противником. Данный текст объясняет многие детали, вызывавшие удивление наших военных историков и, вероятно, соответствует действительности. Он никоим образом не умаляет значения подвигов португальцев, хотя и безжалостно подчеркивает жестокость войны.

Власть Авишского магистра и независимость Португалии становятся с этого момента непреложным фактом. Война тянулась еще несколько лет, сводясь к небольшим приграничным стычкам; наиболее известным эпизодом является бой при Валверди (в районе Мериды), выигранный Нуну Алваришем. Мир был подписан в 1411 году.