…Здравствуй, Аполлон! Во-первых, я тебя хотел еще раз поблагодарить за подарок. Твоя золотая кифара служила мне верой и правдой много лет. Все главные события Эллады прошли под ее аккомпанемент, боги и смертные внимали моему искусству и узнали о моем творчестве благодаря ей. Да что скрывать, я неплохо заработал, играя на ней, честное слово! Но, знаешь, время ведь не стоит на месте, Аполлон. Это для тебя, бессмертного, время бесконечно, а для меня, хоть я и сын бога, это совсем не так. Я кое-что изменил в кифаре, и теперь она может гораздо больше! Да, Аполлон, ее звук стал гораздо богаче, а две новые струны, что я добавил к твоим, дают ей силу и мощь.
Слыхал, у тебя было состязание, не так ли? С флейтистом Марсием? Да-да, я знаю, что ты его выиграл, конечно… Но молва говорит, что ты… словом как-то неубедительно, некрасиво получилось! Иначе зачем ты содрал с него с живого кожу? А она, скажу тебе по секрету, кожа эта, висит себе в пещере и каждому встречному-поперечному про ваше соревнование и рассказывает правду. Вот так, Аполлон.
Словом, у меня предложение: я тебя научу играть на этой новой кифаре! Ты всегда будешь победителем, Музы будут следовать за тобой по пятам, а имя твое как великого музыканта – Аполлона Мусагета – будет славиться в веках и эпохах. Негоже ведь великому богу равняться с простыми смертными! А ты взамен – поговоришь с Зевсом, чтобы он даровал мне бессмертие! Идет, Аполлон?
Вернувшись домой, Ник долго сидел, с трудом переваривая полученную информацию. Голова его была похожа на древний «Пентиум 2», в который кто-то по ошибке загрузил с десяток современных программ и пытается работать. «Компьютер» Ника временами подвисал и подтормаживал, не в силах осмыслить увиденное.
Сначала ему казалось, что все это какое-то недоразумение и телемагнат просто шалил, демонстрируя трюки и фокусы. Но знание подробностей, о которых было известно только Нику, и невероятная сила убеждения Мамина не давали ему покоя. Фигура человека в черной шляпе тоже вызывала у него немало вопросов. Он, конечно же, сразу вспомнил Моцарта и его «черного человека», который заказал композитору знаменитую заупокойную мессу. «А он ведь плохо кончил. Реквием был его последним сочинением. Нехорошо вышло… Этот сомнительный перец – олигарх просит песню… и гастроли какие-то. Правда, я все равно больше ничего не умею». Ник снова и снова воспроизводил подробности их встречи с Маминым. Его больше не тошнило, возможно, потому, что он, чтобы снять стресс, довольно активно продолжал поглощать виски.
Было уже довольно поздно. Ник расположился в любимом кресле перед большим трехстворчатым окном. Из полумрака комнаты окно казалось гигантской плазмой, на экране которой бесконечно крутился удивительно красивый мультфильм с падающими крупными снежинками. Глядя на них, Ник постепенно успокаивался. Алкоголь потихонечку делал свое дело. Ему всегда казалось, что хороший виски умеет создавать особую, неповторимую мягкую подушку, которая справляется с бессонницей и хандрой. Последнее, о чем он подумал, прежде чем уснуть, была мысль о волшебной гитаре.
– So, so you think you can tell, Heaven from Hell, Blue skies from pain… – «Pink Floyd. Не оригинал, но поет отлично», – это было его первой мыслью на грани пробуждения. Открыв глаза, он увидел, что на его уютном диванчике сидит недавний гость, здоровенный мужик в татуировках, в футболке с надписью «PEACE» и с массивными серьгами в левом ухе. В его ручищах была любимая гитара Ника, струны которой он ловко перебирал, аккомпанируя себе.
– Здра… здрассьте, – вякнул Ник.
– А чё – молодец! Гитарку-то хорошо привел в порядок, не стыдно в руки брать. Конечно, от родного инструмента мало чего осталось. Душа вот если только, – гость прекратил петь, не закончив первый куплет, и громко захохотал. – Где у тебя сигареты эти красненькие, что в прошлый раз курили?
– Вот, пожалуйста, – растерянный Ник пошарил по креслу, нащупал пачку и осторожно протянул ее гостю.
– Вот это дело, – воскликнул тот и с удовольствием задымил. – Ну что, наслушался сказок от Мамина?
– Да, – Ник пытался собраться с мыслями, не понимая, откуда его гость знает про эту встречу.
– Это я шучу так. Должен тебе сказать, брателло, что это не сказки. Почти все, что он тебе рассказывал, правда. И про богов, и про чудеса твои, и про гитарку! – он снова загоготал, схватил гитару и одним движением воткнул ее в стойку под ложкинскую картину.
– Он мне много чего наговорил, – Ник чуть осмелел. – А вы не врете?
– Ладно, недоверчивый ты мой, придется кое-что напомнить, – гость встал и взмахнул рукой, очертив в воздухе квадрат, становящийся на глазах Ника стенгазетой из его недавнего сна. Внутри листа что-то задрожало, разноцветные пятна, рисунки и фотографии стали смешиваться, а потом разошлись, и в образовавшемся просвете побежали картинки. Это было полноценное кино, только цвета в нем было маловато, будто оператор снимал его каким-то в хлам убитым гаджетом. Откуда-то появился звук, изображение прояснилось, и Ник увидел школьный коридор и себя, стоящего перед классной руководительницей. «Линник! Вместо аттестата получишь справку, понял? А после школы Родину защищать пойдешь! Если, конечно, для тебя наша страна – Родина!» – услышал Ник злобные вопли. Знаменитая бородавка на ее носу прыгала в такт этим крикам, ему даже показалось, что он снова чувствует противный запах немытых волос. Затем картинка сменилась другой: Ник увидел себя стоящим на школьной сцене с «Орфеем» в руках.
«Ух ты! Это же „Чикатило“, я и забыл про эту песню», – подумал Ник. Картинка снова сменилась. Жуткий женский крик, звуки глухих ударов, падения, мельтешение каких-то теней, руки, ноги – кадры сменяли друг друга ежесекундно. Ник сумел рассмотреть в полумраке лежащее на земле тело, но изображение пропало, словно его резко смахнули с экрана.
– Ну что, вспомнил? – спросил незнакомец.
– Ага, – офигевший от этого видеосюжета Ник быстро сообразил, что это было: – Мою классную какой-то маньяк пытался изнасиловать на школьном дворе. Она еще в больнице провалялась целую четверть, а потом вообще из школы ушла.
– Ладно, зачет, – и гость снова махнул рукой, включая свой «кинопроектор».
Ник увидел себя входящим в какой-то кабинет. «Линник, мы вас отчисляем. Вы не были в институте уже два месяца», – человек за столом листал какие-то бумаги. Затем он снова увидел себя стоящим на сцене с гитарой:
Дальше на экране были сплошные неприятности: огонь, горящие книги и бумаги, сирена пожарной машины, дергающаяся, как живая, от напора пены кишка брандспойта. Ник, конечно, сразу узнал родной институт. Он хорошо помнил, как еще года полтора на втором этаже воняло дымом и гарью.
– А эта живописная картинка ничего не напоминает?
– Ага. Мы с первым альбомом из студии не вылезали, не до учебы было, прогулял все на свете. Собрались меня было из института выгонять, а тут пожар случился в канцелярии. Все личные дела третьекурсников сгорели, скандал был страшный… Короче, пока все восстанавливали, про меня и забыли. А я тихо в академку свалил.
– Ну что, молодец, и это помнишь.
– Как вы все это делаете?
– Что именно?
– Как вы это кино показываете? И откуда оно у вас?
– А, ты про это? Ерунда, ты главного так и не понял, – незнакомец опять сделал взмах, и висящий в воздухе ватман исчез, словно свернулся в трубку в его руке. – Ты, когда «Чикатило» писал, о ком думал? Об училке своей юдофобской?
– Не без этого. Нехорошо, конечно, так говорить, но сука она редкостная была!
Гость ловко приземлился на диван:
– А про бумаги – что у тебя было?
– «451 по Фаренгейту». По Брэдбери написал, очень старая песня. Я ее и сейчас пою иногда.
– Ну да. Все случайно, правда? – в голосе гостя звучал явный сарказм: – Про училку спел – ее чуть не угрохали, про бумаги – и все сгорело. А если еще вспомнить? Ты про клиническую смерть сочинял что-нибудь?
– Да, было дело… «Реанимация», из второго альбома, – растерянно пробормотал Ник.
– Точно. Дед твой из комы вышел и еще три года прожил. А про такси не помнишь, что ты сочинил? И что потом случилось, а?
– Вы хотите… вы хотите сказать, что песня может…
Тут гость завопил:
– Ааа!! Наконец-то дошло! Да! Еще как! – он снова с видимым удовольствием закурил: – Блин, хорошие сигареты америкосы делают. «Мальборо»? Ты только их покупай, ладно?
– Ладно. Вы меня уже просили об этом в прошлый раз… – ошарашенно кивнул головой Ник, – а вы… кто?
– Я? Ну, предположим, что без меня все эти чудеса были бы невозможны. Я Орфей.
– Какой Орфей?
– Как какой – настоящий! – и тут странный тип взял в руки гитару с логотипом «ORPHEUS», – музыкант.
– Тот самый? Из мифа? – «Так, спокойно. Это же, наверное, сон. Можно делать что угодно», – подумал Ник в этот момент, но вслух как ни в чем не бывало спросил: – А ведь вас же вакханки растерзали? – Книгу «Легенды и мифы Древней Греции» Куна он проштудировал еще в пятом классе.
– Да ну их в жопу, мифы эти! – из-за бурной жестикуляции огонек сигареты в здоровенной Орфеевой руке нарисовал в воздухе замысловатую фигуру. – Придумают черт-те что, а мне потом объясняться! Не было никаких вакханок, не было! – Было видно, что его очень задел этот вопрос Ника. – Никто меня не убивал! Дионис перестарался как-то раз, какая-то шмара ко мне приставать стала, а у меня не того… прибор не работает… перебрал, похоже накануне, вот и оконфузился. А она, стерва, насочиняла историй! Да и не похож я на себя по россказням этим.
– Так значит, вы как-то с моей гитарой связаны?
– Во-первых, давай на ты, давно знакомы ведь. Во-вторых, не всегда. Гитара, тем более электрическая, не так уж давно появилась. И лютня была, и кифара, да и гусли тоже были – Садко помнишь?
– Конечно. Былина такая русская, – удивленно пробормотал Ник.
– Там, конечно, тоже наврали с три короба. Но дел мы с ним натворили немало! – Орфей с наслаждением затянулся, вспоминая былые подвиги. – Но я помогаю только тем, у кого есть талант.
– И как эта ва… твоя помощь работает?
– Да вот же, – и он показал татуированной ручищей на лежащий «Орфей», – тут есть особенность одна. Гитара – не волшебная палочка, просто так ничего не выйдет.
– А как выйдет?
– Наконец-то стал правильно формулировать! Отвечу тебе, как твоя чудесная бабуля, вопросом на вопрос. Скажи, как песня появляется? Как в байке про чукчу – что вижу, то пою?
Услышав это, Ник вспомнил, как однажды он абсолютно неожиданно написал песню про Ким Ир Сена. Тогда ему запало в голову смешное слово «чучхэ», странно созвучное чукче, и песня написалась как-то сама собой.
– Нет, конечно! Что-то в голове крутится, образы какие-то, слова… Спусковой крючок какой-то нужен, – задумчиво произнес он.
– Точно. Дело как раз в нем, в этом щелчке. Если совсем просто, на примере из прошлого, то схема такая: училка достала, у тебя внутри что-то включилось, песню написал, спел – получи результат!
– И так все время?
– Нет, конечно! Во-первых, ты должен обозначить желание. Помнишь, ты же хотел, чтобы дед не умер?
– Но я же тогда ничего не понимал!
– Это не важно, я-то вижу, вернее слышу, – Орфей снова закурил и продолжил: – Во-вторых, сам для себя ты ничего не можешь сделать! Ни-че-го!
– Как это?
– Очень просто. У меня есть такое правило: давать не рыбу, а удочку. Ты не можешь просто так попросить у меня денег, я не дам. А вот заставить своим искусством кого-то заработать их для тебя – легко! – Орфей легко повернулся на диване. – И, наконец, в-третьих, песня должна быть хорошей!
– А кто определяет ее уровень?
– Я, конечно, больше некому! В общем, если написал клево – обращайтесь! – и Орфей загоготал, явно очень довольный собой.
– Слушай… а как же Севан? Неужели это я натворил? – заорал Ник в ужасе. – А если я, почему ты меня не остановил?
– Это не мое дело, дружище, – вдруг очень серьезно, медленно и отчетливо произнес Орфей. – Ты написал отличную песню, а в тот момент действительно хотел его убить.
– И что – прямо вот так?
– Да, Ник. Прямо вот так. Виктор наверняка говорил тебе, что люди делают огромное количество идиотских, необъяснимых и ужасных поступков, не предполагая, какими возможностями располагают. Должен тебе сообщить еще менее радостную вещь: даже когда человек знает, какими умениями и силой он обладает, это не меняет ровным счетом ничего. Даже хуже: люди сразу начинают пытаться завоевать весь мир, добиться всего сразу, – Орфей задумчиво затянулся очередной сигаретой. – Надеюсь, Ник, что тебе хватит ума и сил не поступать так.
– Я постараюсь.
– Виктор предложил тебе славы и денег, как я понял?
– Да, в обмен на песню, которая должна уничтожить какого-то там повелителя – по заказу загадочного мужика в шляпе.
– Ясно. Старые песни о главном. Этот, как ты выразился, мужик – самый злобный и закомплексованный бог-неудачник Мом. Виктор Мамин – его подручный, бывший крестоносец. А убить тебе, брателло, предлагается Властелина Нижнего мира – самого Аида. Если ты сделаешь это, Мом останется единственным божеством во всех мирах и уничтожит все, что еще существует. Ему не нужен никто, кроме него самого. Не вижу смысла помогать ему, если честно, – Орфей покрутил в руках полупустую сигаретную пачку. – Он серьезный парень, этот Аид. Попасть к нему непросто, это – отдельная история. Я был там, давно.
Ника так и подмывало спросить про возлюбленную Орфея Эвридику. Ему показалось, что столь романтический миф о вечной любви как-то не очень вяжется с обликом собеседника. Но тот опередил Ника.
– У меня не получилось, Ник. Ты же знаешь – женщины и дети всегда все портят, – Орфей усмехнулся, но как-то невесело. – В мифе, как всегда, все наврали – люди, что с них взять, – Нику показалось, что Орфей специально медленно закуривает, чтобы скрыть смущение. – Просто она не захотела возвращаться на землю. Сказала, что со мной одни проблемы – вечные пьянки, поездки, телки какие-то посторонние. А как иначе – я ж музыкант! У всех богов, на всех торжествах – работа. Да и у людей тоже. А ей там, у Аида, спокойно и уютно. Так что никакого соляного столба, – он снова помолчал, – и не было. По правде сказать, я сам его и придумал. Не скажешь же никому, что бабе с тобой жилось хуже, чем на том свете, – он заржал и снова стал тем же шумным и циничным Орфеем, с которым Ник познакомился совсем недавно.
– А можно было уйти оттуда?
– Это непросто, конечно, но возможно. Самое сложное – договориться с Аидом.
Это был шанс для Ника. С того момента, как он понял, что Орфей вполне реален, мысль о Свете не выходила из его головы.
– Орфей, наверное, я сейчас глупость спрошу. Скажи, а все люди попадают туда?
– Все, Ник. Без исключения. Я знаю, о чем ты. Вернее, о ком. Твоя Света тоже там.
– Я не буду убивать никакого Аида. Я вообще никого не хочу убивать. Незачем. А вот за ней готов идти куда угодно! – Ник вскочил со стула. – Ты поможешь мне?
– Помогу. У меня не вышло, может, тебе удастся, – неожиданно серьезно ответил Орфей и тут же, скорчив уморительную рожу, спросил с шикарным одесским акцентом: – А шо я буду за это иметь?
– Все, что захочешь! Я тебе гитару подарю, – и Ник тоже засмеялся, показав на стойку с «Орфеем».
– А ты ничего, с юмором, брателло! Ты как с Виктором договорился?
– Завтра должен дать ответ.
– Отлично. Скажешь ему, что готов. Не забудь взять у него четки. Большие такие, из темного камня. Это предмет Мома, он тебе пригодится. Если он будет навязываться с тобой в дорогу, шли его в задницу!
– Хорошо. Как я тебя найду?
– Не ссы, не пропаду. Мне самому интересно, – он увидел на столе нераспечатанную пачку «Мальборо» и по-хозяйски положил ее в карман.