Май 1942 г.

Авиабаза под Ставрополем

– Вот мы и на месте, – объявила Настя, когда самолет коснулся земли и покатился по неровной поверхности в вечернем сумраке.

Алекс пыталась разглядеть хоть что-нибудь. В лучах заходящего солнца в отдалении виднелись темные силуэты самолетов, но больше не было ничего, что указывало бы на аэропорт: ни строений, ни диспетчерской вышки, ни взлетной полосы. Сумеречные окрестности были мрачны и безлюдны. Это слегка озадачило и встревожило ее.

Ей было жаль, что шестичасовой перелет подошел к концу. Они с Настей рассказывали друг другу про свою жизнь, говорили совершенно откровенно, начистоту, как можно говорить лишь с незнакомым человеком, и Алекс почувствовала близость со своим новым товарищем. Надо же я, кажется, употребила слово «товарищ», усмехнулась она про себя.

Настя развернулась и встала коленями на узкое кресло пилота.

– Было очень приятно поговорить с вами.

– Мне тоже, – ответила Алекс и, повинуясь случайному импульсу, развязала свой шелковый шарф. – Вам понравился мой шарф, и мне бы хотелось подарить его вам. Я купила его в одном из нью-йоркских магазинов. – Алекс неловко вложила шарф Насте в руку.

– Правда? О, я не могу… то есть… спасибо. Мне очень нравится. Это не по уставу, и мне придется носить его под формой, зато в воздухе я могу повязать его так, как мне нравится. – Настя провела шарфиком по своей щеке.

– А взамен возьмите мой. Он грубоват и сделан из парашютного шелка. Можете считать это подарком от 588-го полка.

Настя сняла с себя шарф и протянула его Алекс. В этот момент рядом с самолетом возникла девушка в форме.

– Ты чего застряла? – крикнула она.

– Прости! Я сегодня на дежурстве, или мне покинуть поле?

– Конечно, на дежурстве, сразу после меня. Мы идем четвертой и пятой, но Инне придется передвинуть твой самолет.

Настя кивнула и добавила:

– Катя, у нас гости. Американская журналистка, которая хочет про нас написать.

Это не произвело на Катю решительно никакого впечатления:

– Покажешь ей всё после вылета. Давайте выбирайтесь уже из самолета, Инна должна успеть проверить двигатель и перегнать машину на заправку.

– Хорошо, хорошо.

Настя перебросила ногу через борт и легко спрыгнула с крыла. Алекс сначала спустила свои камеры и рюкзак. Оказавшись на земле, она увидела, что кругом была непролазная грязь, вязкая черная жижа: в ней утопали даже ноги, и колеса самолета уже сидели бы глубоко в грязи, если бы не настил.

Похоже, раньше это был забор. Доски уложили прямо на поле, что позволило создать твердую поверхность, но по ширине она была всего в полтора самолета, так что пилоту нужно было очень постараться, чтобы приземлиться на эту твердь при свете фонаря. Рядом была выложена еще одна площадка из досок – видимо, для того чтобы самолеты могли взлетать и приземляться одновременно. Путь для самолетов, который вел с летного поля, также был выложен досками.

– Добро пожаловать, – Катя, наконец, обратилась к Алекс. – Вы говорите по-русски? – медленно спросила она, словно перед ней был ребенок.

– Да, вы можете говорить, как обычно.

Алекс внимательно рассмотрела девушку, из которой состояла вся встречавшая ее делегация. Катя была высокой и импозантной. Ее волосы были короче, чем у Насти, и зачесаны назад на мужской манер. Алекс знала несколько похожих женщин в Нью-Йорке. Их было модно называть «буч». Но она была не уверена, что это слово можно использовать в отношении женщин, служивших в армии, которым пришлось взять на себя мужскую роль поневоле и носить мужскую одежду в силу необходимости. Пока Катя наводила на нее страх.

– Идёмте в укрытие. А механики тем временем подготовят самолеты к вылету, – летчицы направились к пригорку на краю поля. Алекс с трудом поспевала за ними, каждый раз с чавкающим звуком вытаскивая ноги из грязи.

Там, у пригорка был натянут брезент. Катя отодвинула его в сторону, и за ним оказалось помещение, освещенное слабым светом керосиновых фонарей. Такого Алекс не ожидала.

Это было что-то между блиндажом и землянкой, примерно метра полтора в ширину и шесть – в длину. Вдоль стен лежали толстые доски, на которых могло уместиться человек пятнадцать. Сквозь доски, подпиравшие стены, виднелась земля. Крышей тоже служили согнутые доски, присыпанные землей. В центре крыши было проделано отверстие для трубы, отходившей от примитивной печурки. Здесь стоял запах древесного дыма, влажной земли и человеческого тела.

Вслед за Алекс в землянку вошла Настя.

– Девочки, у нас гость. Это Алекс, американская журналистка. Можно найти для нее спальное место?

Из полутьмы вышла девушка небольшого роста с ангельским личиком.

– Я помню вас с Энгельса, – сказала она, – очень рада, что вы с нами немного поживете.

– Здравствуйте, Инна, – Алекс слегка обняла ее, потом обвела взглядом других девушек и улыбнулась.

– Вон там есть свободное место и скатка, – сказала Инна. – Подушки, правда, нет. Вам придется подложить под голову рюкзак.

Алекс пробралась к своему спальному месту, расстелила тонкий матрас и одеяло и положила рюкзак вместо подушки. Чувствуя обращенные на нее взгляды, девушка уселась и похлопала ладонью по постели.

– Очень уютно, – сказала она, вызвав у Инны смешок. – А где у вас туалет?

– Снаружи, – Катя указала пальцем себе за спину.

– Понятно. Э-э-э… вы тоже здесь живете? – спросила Алекс, пытаясь вовлечь неприветливую девушку в разговор.

– Нет, – отрезала Катя и вышла из землянки.

Пытаясь загладить резкость подруги, Настя объяснила:

– Пилоты и штурманы живут в коровнике, это совсем рядом с авиабазой. Там чуть больше света, что позволяет нам работать с картами, но там стоит такой запах!

– Пора докладывать начальству, – сказал кто-то снаружи и отодвинул брезент, – майор хочет получить отчеты. За это время ваши самолеты подготовят к вылету.

Настя повернулась к Алекс.

– Ну что ж, увидимся за завтраком, – сказала она и исчезла.

Алекс погрела руки над печкой. Под ногами была голая земля.

– Что вы делаете, когда начинается дождь? – поинтересовалась она.

– Мокнем, – ответила Инна.

Алекс подняла ногу и сняла кусок грязи, прилипший к подошве.

– Понятно.

– Через какое-то время вы привыкнете к запаху, – сказала Инна, словно читая ее мысли. – Проточной воды здесь нет, мы обтираемся мокрой тканью в столовой. Нам обещали, что раз в месяц будут пригонять сюда грузовик с водой, чтобы мы могли нормально помыться, но сомневаюсь, что это реально.

– Можно выйти наружу посмотреть, как взлетают самолеты? Снимать их мне запрещено, но мне бы хотелось это увидеть.

– Конечно. Вылеты начнутся минут через пятнадцать. Цели находятся довольно близко, так что они должны обернуться меньше чем за час.

Оставив фотоаппараты и рюкзак в укрытии, Алекс вышла вслед за Инной на летное поле. Несколько женщин – Алекс решила, что это оружейники и механики, – уже стояли в конце взлетного настила. Фотограф и Инна встали рядом с ними.

– У вас здесь есть мужчины? Для тяжелой работы? – спросила Алекс.

– Ни одного, – гордо объявила Инна, – мы сами копаем землянки и строим блиндажи. И дрова тоже заготавливаем сами. Вам обязательно нужно посмотреть, как наши девушки орудуют топором.

Как и говорила Инна, вылеты начались где-то минут через пятнадцать. Алекс наблюдала за ними вместе с наземной командой. Это был любопытный, почти сверхъестественный опыт: видеть, как самолеты, эти крупные нескладные насекомые, с грохотом взлетают в темноте один за другим, ориентируясь лишь на очертания машины впереди себя. Они отрывались от земли, как проклятые души, устремлялись вверх и растворялись в небесах.

После того, как взлетел последний самолет, Инна стала ходить туда-сюда. Алекс пристроилась рядом с ней, чтобы благодаря движению немного согреться.

– Если остановиться и прислушаться, можно услышать взрывы. Они вон там, километрах в десяти. Можно даже разглядеть вражеские прожекторы.

Алекс посмотрела в сторону, куда махнула Инна, и прищурилась. На горизонте виднелось беловатое мерцание. Эти проблески и приглушенные удары недвусмысленно свидетельствовали о том, что в этом месте идет бой.

– Как им удается сбрасывать бомбы и оставаться в живых?

– Я расскажу вам, только об этом нельзя писать в вашем журнале.

– Конечно, нет! Я никогда не раскрываю военные секреты.

– Что ж, первой летчице в отряде приходится тяжелее всего, потому что кругом темно. Ей нужно сбросить сигнальные ракеты, чтобы осветить цель. После этого она оказывается в свете прожекторов противника. Но пока прожекторы нацелены на первый самолет, второй сбрасывает бомбы под прикрытием темноты. Когда прожекторы перемещаются на второй самолет, первый перемещается в сторону и тоже сбрасывает свои бомбы.

– Это при условии, что в первый самолет не попали.

– Да. Если все в порядке, летчицы возвращаются на базу в темноте, ориентируясь по компасу. Наш аэродром никак не освещен, мы открываем керосиновые фонари, только тогда, когда слышим двигатели первого самолета.

– Звучит просто кошмарно.

– Так и есть.

– Я что-то слышу, – сказал кто-то в темноте.

Алекс всмотрелась в ночное небо, но ничего не увидела. Зато расслышала знакомый стук двигателя У-2. Затем у нее над головой возникла тень, казавшаяся черной на фоне темно-синего неба.

– Это мой, – сказала какая-то женщина, – этот звук я распознаю где угодно.

Через пару секунд самолет уже катился по мосткам, снова направляясь к стартовой позиции. Оружейники побежали к нему с тележками, на которых лежали бомбы.

А потом прилетел второй самолет, за ним третий и четвертый. Алекс помнила, что Настя была пятой. Инна, похоже, занервничала. Они прождали положенные три минуты, потом четыре и пять.

– Слышу, летит еще один, – произнесла Инна, но это не Настя: другой движок.

По летному полю прогрохотал самолет и свернул на взлетную полосу, куда побежала наземная команда. Из самолета выбралась Катя, тяжело зашагавшая навстречу техникам. Ее лицо было перемазано сажей.

– Что случилось? – спросила Инна. – Где Настя?

– Не знаю. Они поймали нас в прожекторы, я не видела ни черта. Нас обстреляли зенитки, мы наглотались дыма. Пришлось разделиться.

Прошло несколько долгих томительных минут. Инна вслушивалась в ночь, сгорбившись и скрестив руки на груди, и морщилась от ветра. Наконец, она вскинула голову.

Вдруг она резко прибавила пламя в фонаре, вытянула его перед собой и выдохнула:

– Ну слава богу!

Самолет Насти спикировал из темноты на место посадки. Девушка развернула машину и пристроилась за Катей. Инна бросилась к самолету. Алекс выдохнула с облегчением.

Летчицы пили чай, ожидая, когда их самолеты снова заправят. Кто-то протянул Насте жестяную кружку. Девушка сделала большой глоток и вытерла губы тыльной стороной руки.

– Зенитчики насели как следует. К тому моменту, когда я там оказалась, лучи прожекторов были повсюду. Так что я сошла с курса и подлетела с другой стороны. Мне пришлось сбросить бомбы чуть в стороне, но, как мне показалось, довольно близко к цели.

– На этом все? Работа сделана? – спросила Алекс у девушки, окутанной темнотой.

– Какое там! Нам нужно вернуться и снова сбросить бомбы, но уже с другого направления. А потом еще раз. И еще. – Настя вернула кружку.

– Боже мой, – пробормотала Алекс. Она смотрела на летчиц и их команды: девушки приходили и уходили в определенной последовательности, очевидно, имевшей для них смысл. Но для Алекс они были тенями в подземном мире, обреченными, как Сизиф, повторять свой труд в темноте снова и снова, целую вечность.

Рядом с ними возникла Инна.

– Тебя заправили и бомбы подвесили. Самолет готов к вылету, – объявила она.

Настя сделала глубокий вдох и подула на руки.

– Хорошо. Думай обо мне.

– Конечно, – хором ответили Инна и Алекс. Журналистка вдруг поняла, что эта фраза предназначалась механику, и почувствовала, как лицо её заливает румянец. И порадовалась, что в темноте этого не видно. Инна промолчала.

Они снова стояли рядом, как члены семьи, пока их общий герой умчался в ночь. Через сорок минут Настя вернулась, но еще через двадцать снова улетела. Алекс оставалась с Инной, пытаясь показать, что она стойкая, но ближе к рассвету, когда самолеты возвращались из последнего рейса, она едва могла стоять на ногах.

Когда Настин самолет с грохотом прокатился до самого конца посадочной полосы, первые лучи солнца озарили небо. Настя выбралась из кабины – теперь ее, наконец, было видно в утреннем свете – сняла перчатки и шлем. Ее белокурые волосы спутались, она устало зажмурилась и обняла Инну.

– Отличная ночка, – сказала летчица и положила руку на плечо Алекс, – спасибо, что ждали меня. Хорошо, когда есть к кому возвращаться.

Настя пошла за Катей и другими пилотами и штурманами в офицерское помещение, которое здесь в шутку называли «Летающим хлевом».

– Пора спать, – объявила Инна, беря Алекс под руку. – Лучше воспользоваться моментом, пока есть возможность. Подъем у нас в восемь.

– В восемь? – Алекс взглянула на часы. – Так до восьми всего два часа.

– Вы, если хотите, можете поспать подольше. Летчицам и штурманам разрешается. В это время должны отчитываться только механики.

– Я… постараюсь встать вместе со всеми. А то это будет нечестно.

Инна, фыркнув от смеха, вошла в блиндаж и рухнула на свою постель.

– Спасибо за солидарность. Проверим, насколько крепки американские женщины.

Она снова хихикнула, потом стащила с себя сапоги, с трудом выбралась из комбинезона и… осталась в мужских семейных трусах, которые были ей явно велики и держались лишь благодаря резинке. Алекс не могла скрыть своего удивления.

Заметив взгляд американки, Инна улыбнулась, а потом взялась за концы трусов и вытянула их в стороны:

– Смешно, да? Нам выдали только такие. По три пары. Две я подшила, но, когда заканчивается чистое белье, приходится задействовать и эти.

– По крайней мере, вас в них никто не видит.

– Зато вот в них видит, – сказала девушка, подкладывавшая дрова в приспособленную под печь металлическую бочку из-под топлива, и выставила вперед ногу, показывая свой сапог: – Они тоже мужские. Мы можем ходить в них, только обернув ноги в двойной слой портянок. А мы в них должны еще и работать.

– Какой ужас, – вырвалось у Алекс. Она раздевалась рядом с печкой, где было потеплее. Ей вдруг стало неловко за свою прекрасно сидевшую военную форму. Хорошо хоть ночная рубашка у неё была фланелевая и мало отличалась от того, в чем спали остальные.

Алекс повалилась на постель, самую жесткую из всех в ее жизни, и пристроила голову на рюкзак – самую неудобную в её жизни подушку. «Мне ни за что не удастся уснуть на такой кроватке», подумала Алекс и отключилась.

* * *

Из состояния глубокого сна ее вывел шум: девушки в блиндаже стали собираться на утреннее дежурство. В теле Алекс ныла каждая мышца, и ей пришлось заставить себя встать и одеться. Ладно, хотя бы удастся сделать хорошие снимки, утешила себя Алекс, перебросив чехол с фотоаппаратом через плечо.

Столовая находилась в соседней землянке. Вместо металлической бочки здесь стояла передвижная полевая кухня, на которую сверху можно было ставить большие стальные котлы. Сбоку находился огромный самовар, в котором кипятили воду. Из таких же досок, на которых спали механики, был сделан узкий стол и лавки.

Алекс умирала от голода, тем более, что накануне поужинать ей не удалось. Но она была уверена, что все остальные, проголодались еще больше, ведь им приходилось заниматься тяжелым физическим трудом, а она просто наблюдала. Но на завтрак, как выяснилось, выдавали кусок жесткого черного хлеба и чай без сахара. На хлебе лежал кусочек мяса неясного происхождения. Алекс стала пристально его разглядывать.

– Тушенка, – пояснила сидевшая рядом девушка, – подарок вашего правительства. Вам нравится?

Алекс осторожно откусила кусочек хлеба.

– Неплохо, учитывая все обстоятельства.

– Мы обожаем тушенку, но нам дают ее далеко не каждый день. Это лучше конины, которую едят в Москве.

– Или древесных опилок, которые приходится жевать в Ленинграде, – добавила другая девушка.

Разговор неожиданно прервался, и все взгляды устремились на порог землянки – там стояла майор Бершанская.

– Итак, дамы, заканчивайте. Вас ждут самолеты и дрова. Уверена, кое-кто из вас уже заметил, что прошлой ночью повредили посадочную площадку, и до вечера ее необходимо починить. Мы же не хотим опозориться перед нашим журналистом? Становись!

Алекс посмотрела на часы. На завтрак отводилось всего полчаса, а девушек уже отправляли на дежурство. Было ли дело в войне, или майор Бершанская была садисткой по натуре?

– Мисс Престон, не хотите ли присоединиться ко мне во время проверки? Можете взять с собой фотоаппарат.

– О, да. Конечно!

Алекс догнала майора, которая направлялась к посадочной площадке. Теперь Алекс увидела сломанные доски, утонувшие в грязи. Два механика уже осматривали повреждение, а две другие девушки тащили новые доски. Такая скорость выполнения приказов вызывала восхищение, тем более Алекс, чувствуя, как у нее самой ломит спину, знала, что все они устали, как собаки.

– Такое чувство, что механики работают и днем, и ночью. Должна сказать, они приводят меня в трепет, – Алекс на мгновение задумалась. – А какой распорядок у летчиц и штурманов?

– Им разрешается спать на час больше – ведь от бодрости тела и духа зависит их жизнь. Впрочем, кое-кто из них, судя по всему, уже на ногах.

Алекс, бросив взгляд в сторону, увидела, как восемь женщин идут в сторону землянки-столовой. В центре группы она разглядела Настю, хотя уже могла узнать эту девушку где угодно. Настя что-то оживленно обсуждала с Катей и своим штурманом. Смутившись от неожиданного прилива радости, Алекс отвернулась и сфотографировала девушек, чинивших посадочную площадку.

Майор повела ее дальше по настилу.

– У вас есть семья, мисс Престон?

– Нет, я сама по себе, – ответила Алекс. – Будь у меня семья, я бы не могла заниматься тем, чем занимаюсь. А у вас?

– У меня сын. У некоторых других женщин тоже есть дети. Но все они вызвались добровольцами и боролись за право служить Родине.

– Я ни капли в этом не сомневаюсь. Ночью на поле я не услышала от них ни единой жалобы, разве что насчет мужской одежды, в которой они смешно выглядят.

– Могу представить. Они в таком возрасте, когда внешность имеет большое значение. И это правильно. Эти девушки сейчас в самом рассвете сил, но многим из них предстоит погибнуть. Мысль о том, что мир смотрит на них, должна их подбодрить. Вы можете фотографировать их, сколько угодно, если они не против. Только не мешайте им работать и не снимайте ничего секретного.

– С удовольствием пофотографирую их. Они все такие фотогеничные.

Алекс снова обернулась и бросила взгляд на группу летчиц рядом со столовой. Настя отстала от остальных. В последний момент, прежде чем войти в землянку, она обернулась и помахала американке. У Алекс радостно забилось сердце.