Если в полк под командованием майора Казар – явно не без помощи генерала Осипенко – Алекс попала моментально, то чтобы попасть в полк ночных бомбардировщиков пришлось пройти медленную иерархическую цепочку. Сначала журналистка обсудила свою идею с Джорджем Манковицем. Затем отправила заявку в Отдел печати. Потом девушке пришлось ждать еще три недели, пока Народный комиссариат обороны перешлет ее просьбу в авиационную дивизию ночных бомбардировщиков, а там уже – непосредственно майору Бершанской.

В результате в 588-м полку Алекс оказалась уже в октябре. Полк был переброшен в Володарку под Киевом. Сменив несколько поездов и грузовиков журналистка, наконец, оказалась на авиабазе. Когда Алекс вылезла из грузовика, ее встретила незнакомая девушка-летчица и проводила к землянке, которая почти ничем не отличалась от тех, что американка видела в Ставрополе. Похоже, эти жилища в принципе все на одно лицо.

– Как вас кормят? – поинтересовалась Алекс у летчицы.

– Довольно неплохо. Старожилы говорят, что гораздо лучше, чем прежде. Меньше каши и больше американской тушенки. Но мыши добираются до всего, что не в жестянках.

– Вишнева, ты, кажется, на дежурстве. – На пороге землянки появилась Ева Бершанская.

– Да, товарищ майор. Я как раз убегала. – Отдав честь, девушка проскользнула мимо командира и ушла.

– Рада вас видеть, мисс Престон. Прогуляемся? – предложила Бершанская.

– Да, конечно. – Алекс бросила вещмешок на ближайшую свободную койку и вышла из землянки вслед за майором. Бершанская выглядела более уставшей, чем при последней их встрече, ее форма была помятой.

Алекс чувствовала теплоту и уважение по отношению к немногословному командиру. Ходили слухи, что Бершанская никогда не рвалась на командирскую должность и поначалу отказалась, прося, чтобы ей просто позволили летать, но Марина Раскова, способная убедить самого Иосифа Сталина, уломала и ее. Бершанская направилась к летному полю, Алекс пристроилась рядом.

– Вы по-прежнему летаете на У-2?

– К несчастью, да. – Они вышли на поле и зашагали мимо самолетов. В большинстве случаев капоты двигателей были открыты, и внутри копались механики.

– Я горжусь своими женщинами, – объявила Бершанская. – Уже больше десятка из них получили звание Героя Советского Союза. Они как сестры друг другу, а иногда даже больше, гораздо больше. Наши души немного мертвеют с гибелью каждой из них. Мы оплакиваем их, но на следующую ночь возвращаемся к работе. А теперь скажите мне правду: зачем вы здесь? Ничего нового вы у нас не сфотографируете.

Алекс на мгновение задумалась. Ей не хотелось врать этой женщине.

– Я уже сфотографировала все, что можно, на фронте, на заводах и железнодорожных станциях, но это были незнакомые мне люди. В то же время девушки, с которыми я познакомилась в 588-м полку и которые стали мне небезразличны, гибнут одна за другой. Осталась одна Настя Дьяченко, и она намекнула мне, что может снова вернуться в ночные бомбардировщики. Для нас обеих война началась в этом полку, и мне кажется, я привязалась к нему, как и она.

Бершанская пошла вперед.

– Итак, вы вернулись из-за Насти. Я не удивлена. Ее любят многие – и мужчины, и женщины. Но она близка лишь с немногими. Если она подпустила вас ближе, вам очень повезло.

Алекс расслабилась от откровенных слов майора.

– Я знаю, что мне повезло. Но я волнуюсь. Я не получала от нее вестей уже несколько недель.

Бершанская остановилась и повернулась прямо к журналистке.

– Боюсь, у меня нет для вас хороших новостей. Остальные летчицы еще не знают об этом, но командир 586-го полка вчера сообщил мне, что Настя пропала в ходе боя.

У Алекс сжалась грудь.

– Пропала? Что это значит? Ее подбили?

– Это значит ровно то, что я сказала. Другой пилот видел, как она влетела в облако, но потом уже больше не появилась. Она находилась над спорной территорией, на ее поиски выслан отряд. Если она или ее самолет не будут найдены в течение следующих дней, Дьяченко будет официально признана без вести пропавшей и эта новость будет обнародована.

– А если ее самолет не найдут?

– Тогда ее будут подозревать в дезертирстве.

* * *

Журналистку терзала неизвестность.

Шли недели – новостей об Насте все не было. От подозрений в дезертирстве Алекс становилось тошно, но вместе с тем это давало ей надежду. Пока Настю не нашли, оставался шанс, что она все-таки не погибла.

Девушки из 588-го полка объединились вокруг Алекс, словно сестры в ожидании вестей о родном человеке. Когда ночных бомбардировщиков перебросили на Белорусский фронт, журналистка поехала с ними, хотя для этого у нее оставался лишь крошечный предлог: ее статус иностранного корреспондента. Теперь она пользовалась лишь одной камерой, снимая женские лица. Когда все вокруг потеряли надежду, она продолжала ждать новостей, чувствуя – или грезив – что Настя жива и где-то близко.

Чтобы занять время, Алекс помогала оружейникам. Когда она поднимала стокилограммовую бомбу с тележки и перекладывала ее на держатели под крыльями самолета, то ее тело кричало от боли, а мучительные мысли – вариантов было два, и оба ужасны: либо Настя мертва, либо попала в руки врага – переставали крутиться у нее в голове.

Как-то в ноябре, после завершения ночных вылетов, когда Алекс, пошатываясь, побрела к землянке, майор Бершанская приказала всем собраться на летном поле.

– Мне только что позвонили из штаба, и мой печальный долг сообщить вам, что в ходе поисковой операции, проведенной 586-м полком, был найден самолет лейтенанта Дьяченко. Он разбился на территории, которая в тот момент переходила то к нам, то к немцам, но сейчас отвоевана Красной армией.

Ропот недоверия прокатился по кругу собравшихся женщин.

– А что с Настей? – наконец, воскликнул кто-то.

Майор стиснула руки, опустив их как сельская учительница, словно в попытке сдержать эмоции.

– Рядом с самолетом найдено тело женщины. Оно сильно обгорело, и опознать его нельзя, но было решено, что это лейтенант Дьяченко.

– Нет! – раздался чей-то крик, и голоса еще десятка женщин вторили ему в отчаянии.

– Я разделяю ваше горе от потери друга и товарища. Нападая на врага в следующий раз, мы будем помнить о ней, как и о товарищах Будановой и Беляевой, а также обо всех, кто пал в бою. На этом все, товарищи. Разойтись.

Алекс стояла как вкопанная, не в состоянии уложить эту новость в голове, словно Бершанская говорила на каком-то непонятном языке. Затем словно контуженая, журналистка поплелась за остальными в землянку.