Январь 1944 г.

Алекс приземлилась в аэропорту Хитроу и заселилась в гостиницу, номер в которой ей заказал Джордж Манковиц. Она рассчитывала насладиться какой-нибудь едой, о которой мечтала два года, – говяжьей вырезкой, настоящим кофе и мороженым – но оказалось, что в Великобритании еда тоже выдавалась по карточкам. Все деликатесы можно было изредка достать в ограниченном количестве и по очень высокой цене.

Джордж дал ей два дня, чтобы прийти в себя. Алекс много спала, привыкая к новому часовому поясу, и потратила полдня на покупку одежды, хотя выбор был невелик.

Наконец, отдохнувшая и посвежевшая Алекс встретилась со своим боссом в вестибюле гостиницы. В зеленом твидовом костюме Джордж больше походил на англичанина, чем на американца. Он тепло поприветствовал девушку, пожав ей руку как никогда энергично.

– Я так рад видеть тебя снова, Алекс. Ты выглядишь слегка похудевшей. – Взяв девушку под руку, Джордж повел ее в большой обеденный зал.

– Именно так выглядит человек, который прожил в нужде два года, месил грязь по всему Восточному фронту, был избит НКВД и провел десять дней в советской тюрьме.

– Да, Терри мне рассказал. Что случилось, черт возьми? – Джордж отодвинул перед Алекс стул и уселся напротив нее.

– Небольшое недопонимание. Я попросила кое-кого выяснить, можно ли мне будет научиться пилотировать Як. В письме она написала: «Я разузнаю для тебя эту информацию» – и русские сочли это шпионажем. К счастью, вмешался Гарри Гопкинс.

– Да уж, Гарри – хороший человек. Повезло, что он оказался в Москве в то время.

Алекс не хотелось думать, что в противном случае она могла бы провести недели или месяцы в застенках Лубянки, и сменила тему.

– Послушай, Джордж, я горю желанием заняться делом. Что ты для меня приготовил?

– Ты уверена, что не хочешь отдохнуть пару недель? – Он сделал знак официанту, чтобы принесли два кофе.

– Я не хочу больше отдыхать, я хочу работать.

– Что ж, если это так, у меня есть кое-что, и как раз для тебя. Думаю, ты уже знаешь, как и все, что союзники планируют высадку в Европе, и, разумеется, она будет происходить из Великобритании.

– Сталин добивается открытия второго фронта уже целый год, но как далеко это продвинулось?

– Точная дата никому неизвестна, разумеется, а если кто о ней и знает, то молчит. Но высадка состоится, и я организовал встречу с теми, кто все это затевает, сегодня утром. Они расскажут нам то, что посчитают нужным, а мы расскажем им то, что можешь ты как фотограф.

– Ты правда думаешь, что они захотят меня привлечь? Я хочу сказать, что у них наверняка есть свои фотографы.

– Конечно, есть, но им нужно больше – для разведки, для истории, для пропаганды. А у тебя превосходная репутация. Среди журналистов будут знаменитости: Капа, Кронкайт, Руни, Севарейд. Словом, ты будешь среди лучших. – Он бросил взгляд на свои часы. – Пойдем, снаружи нас ждет машина. Встреча начнется через двадцать минут.

Джордж оставил на столике деньги за кофе и, поднявшись, помог Алекс отодвинуть стул. Девушка успела отвыкнуть от мужской галантности, после двух лет, проведенных в зоне военных действий, где женщины сами вставали из-за стола.

Он открыл огромный черный зонт, и они побежали под дождем к автомобилю.

– В Норфолк Хаус, пожалуйста, – сказал он водителю.

Поездка в автомобиле прошла в молчании. Когда они вышли из машины, Джордж снова раскрыл зонт.

– Мы с тобой идем в штаб Верховного командования экспедиционных сил союзников, сокращенно – ВКЭСС. Все крупные операции с 1942 г. планируются здесь.

У дверей в величественное здание из красного кирпича, Алекс отдала свое пальто охраннику и вошла в вестибюль. Шесть военных офицеров собрались в элегантной обстановке XVIII века. Высокий, приятной наружности офицер с узкой полоской седых усов, обратил на вновь пришедших внимание.

– Джордж Манковиц! Как поживаешь, старина? – Мужчина приблизился к ним и протянул руку. – Сто лет тебя не видел.

– Вам стоило почаще заглядывать в Нью-Йорк, генерал Морган. Могу я представить вам Алекс Престон? Это фотограф, о котором я вам говорил. Она только что вернулась из СССР, где провела два года, и горит желанием поработать с вами. – Повернувшись к девушке, Джордж сказал: – Алекс, это Фредерик Морган, один из тех, кто готовит операцию «Оверлорд».

Генерал взял руку Алекс и пожал ее с умеренной силой.

– Два года, это не шутка. Должно быть, вам есть, что рассказать.

– Скорее, показать, генерал, но в целом, да. – Алекс подбирала слова. – Операция «Оверлорд» – звучит угрожающе.

– Мы надеемся, что так и будет. – Генерал улыбнулся и собирался что-то добавить, но в этот момент отворилась дверь, и в комнату вошел полный мужчина с перекинутым через локоть черным пальто и шляпой-котелком в руке. Его костюм-тройка был слегка помят, а на жилете не хватало одной пуговицы.

– А, премьер-министр. Мы очень рады, что вы пришли, – сказал Морган. – Уинстон Черчилль похлопал генерала по плечу.

– Могу я переговорить с вами с глазу на глаз, генерал? – спросил Черчилль, отводя Моргана в сторону.

В этот момент Джордж слегка тронул Алекс за руку.

– Постой здесь немного. Мне нужно сходить за бейджами, чтобы нас пропустили на заседание.

Немного растерявшись, Алекс осталась стоять на месте. Она рассматривала сложный и искусно сделанный молдинг на потолке. Девушка пыталась припомнить историю этого здания, но вспомнила лишь, что оно имеет отношение к какому-то герцогу.

– Простите, вы же фотограф? – раздался мужской голос позади Алекс. Она уже было собиралась брякнуть: «Ага, а кому я понадобилась?» – но, обернувшись, увидела американское лицо и редкие светлые волосы. От неожиданности Алекс запнулась.

– Генерал Эйзенхауэр! Да, я фотограф. Я… я здесь с Джорджем Манковицем, но он отошел за бейджами. – Алекс протянула руку и получила такое же теплое, но твердое рукопожатие, как и в случае с генералом Морганом. Интересно, всех генералов учили так пожимать руки?

– Я так полагаю, это вы сделали все эти чудесные снимки России и Восточного фронта. Поздравляю! Журналу «Сенчери» очень повезло с вами.

– Спасибо, генерал. Причем это только те снимки, которым удалось пройти цензуру. Фотографии, которые могли произвести нежелательное впечатление, конфисковали.

– Боюсь, на войне все так поступают – из соображений безопасности или в целях пропаганды. Или для того и другого сразу. Но я видел просто невероятные снимки из Сталинграда. Они тоже ваши?

– Если они были напечатаны в журнале «Сенчери», то да. Я была его единственным корреспондентом в Москве.

– Насколько я помню, некоторые фотографии сняты с воздуха. Для этого вы полетели на разведывательном самолете?

– На самом деле это была личная услуга советского пилота. И летели мы на старом биплане У-2.

– Смелый мужчина. Это был огромный риск.

– Это была женщина. Настоящий ас и герой Советского Союза. К несчастью, она погибла, вывозя меня из Сталинграда. Ее звали Катерина Буданова. – Произнеся это имя, Алекс почувствовала укол вины.

– Мне очень жаль. – Раздался звонок, и генерал бросил взгляд через плечо. – Хм, похоже, встреча вот-вот начнется.

– О боже, у меня нет бейджа.

Генерал слегка коснулся плеча Алекс.

– Пойдемте, я за вас поручусь. Как-никак, я же верховный главнокомандующий.

* * *

– Как видите, – подытожил Фредерик Морган, – нам необходимо гораздо лучше представлять себе береговую территорию, где планируется высадка. Нам нужно знать препятствия, размещение орудий, топографию, угол наклона и даже состав песка, чтобы понимать, что танки в нем не увязнут.

Черчилль стряхнул пепел со своей сигары.

– Вы можете назвать нам примерные сроки, генерал? Сталин стоит у меня над душой.

– Боюсь, что нет, премьер-министр. Слишком многое зависит от того, как быстро мы сможем собрать необходимую информацию о местах высадки и погодных условиях. Мы задействуем аквалангистов, спецназовцев, летчиков – самолеты должны будут летать прямо над морем. Наши фотографы, работающие на море, проделают большую часть работы, но мы задействуем и гражданских профессионалов, включая одного-двух журналистов, – генерал кивнул в сторону Джорджа Манковица.

Обсуждение продолжилось, но по большей части велось уже на языке военных и почти не представляло интереса для Алекс. Она пыталась угадать, на каком самолете ей предстоит лететь. После заседания девушка забрала свое пальто и села с Джорджем в такси.

– Видишь, Алекс? Вот как нужно получать серьезную работу – оказаться на важной встрече с важными людьми.

– Согласна, Джордж. Я-то думала, что буду снимать, как янки наводняют Англию или что-нибудь в этом роде.

– И это тоже снимай. Пока ты будешь летать над Ла-Маншем и фотографировать для них берега, я договорюсь с Морганом, чтобы ты пощелкала бивуаки и склады с припасами так, чтобы они прошли цензуру. Ну и американских солдат с кружками чая в руках, куда без этого. Читатели это обожают.

– Есть шанс попасть на фронт после высадки?

– Почти наверняка, если ты действительно этого хочешь. Ты нравишься Айку, это плюс. Давай отвезу тебя в гостиницу.

Сидя рядом с Джорджем в такси, Алекс задумалась. Она внесет свою лепту в открытие второго фронта, словно НКВД, Казар и тюрьмы на Лубянке никогда не было. Почему же она не могла избавиться от депрессии? Проведя пальцем под воротником, девушка нащупала потертый парашютный шелк, и ее осенило.

– Джордж, прости, что не спросила раньше. Ты случайно не знаешь, как получить информацию от Красного Креста? Я хочу выяснить, не попадала ли Настя Дьяченко в один из лагерей для советских военнопленных на Украине.

– Хм. Конечно, можно отправить им запрос, но сейчас ты вряд ли чего-то добьешься. Ситуация на Восточном фронте слишком нестабильна, и мы сами не всегда знаем, где находятся лагеря. Ты знаешь название предполагаемого лагеря?

– Ну, я знаю, где он находится: в Виннице на Украине. Я хочу разузнать, попала ли Настя Дьяченко в этот или другой лагерь поблизости.

Джордж сделал быструю пометку в своем маленьком блокноте.

– У меня есть контакты в Красном Кресте, и я свяжусь с ними, но лучше не питай особой надежды.

Алекс кивнула. Ее надежда превратилась в тоненькую соломинку, но журналистка все равно за нее цеплялась.

* * *

Только Алекс обосновалась в гостинице и стала привыкать к регулярной еде, возможности принять душ и долгим спокойным ночам, как ей позвонила секретарша генерала Моргана. Она быстро уведомила журналистку о том, что ее допустили к участию в подготовке операции и что ВКЭСС уже готов отправить ее на задание на самолете-разведчике.

И вот теперь ее Спитфайр в очередной раз пролетел над береговой линией, и Алекс сделала последние десять снимков прибрежных утесов. Скорость и проворство разведывательного самолета приводили девушку в восхищение: Спитфайр низко опускался и снова стремительно набирал высоту. Насте бы это понравилось, подумала Алекс.

Доставив фотографии в штаб ВКЭСС, журналистка получила разрешение фотографировать военные силы и снаряжение союзников при условии, что она будет предоставлять негативы цензорам.

В середине мая девушка фотографировала бесконечные ряды палаток и сборные бараки, разбросанные по лугам и полям, штабеля пиломатериалов, бочки с топливом, резиновые шины, понтоны, яичный порошок и подготовку солдат в деревнях на юго-западе Англии. Как и советские цензоры, их коллеги в ВКЭСС позволили Алекс опубликовать лишь бодрые снимки, сделанные крупным планом. Панорамные фотографии было разрешено напечатать в журнале лишь после высадки.

Алекс работала с холодным профессионализмом, хотя одно из заданий снова разбередило рану, которая с трудом заживала. Однажды туманным утром по широкой улице в Ливерпуле мимо Алекс проехала казавшаяся бесконечной колонна грузовиков, которые перевозили американские истребители P-51 на авиабазу. С самолетов сняли законцовки крыльев, чтобы они не цеплялись. При виде истребителей, заполонивших всю городскую улицу, журналистку охватило благоговение. Но когда Алекс подняла фотоаппарат, чтобы сделать снимки, ей показалось, будто призрак Насти смотрит на эти самолеты ее глазами.

Вне работы Алекс не знала, куда себя деть. Когда ей надоедало сидеть у себя в комнате, она отправлялась в военные клубы-столовые. Назойливые солдаты оставляли ее равнодушной. Медсестры, сотрудницы столовых, женщины-водители «скорых» и военнослужащие вызывали у Алекс лишь чуть больше интереса.

Но однажды вечером к ней подсела стройная блондинка со славянскими чертами лица. Видимо, она почувствовала на себе взгляд Алекс.

– Приветик. Я заметила, что ты все время сидишь одна, и решила принести тебе пива. Один из парней сказал, что ты только что из России. Ничего себе. Там, должно быть, холодрыга?

– Зимой – да. – Алекс не очень хотелось говорить о погоде, но для начала сойдет. Пиво тоже было милым жестом. Журналистка отпила глоток.

Незнакомка изящно держала у рта сигарету, но еще не прикурила ее.

– Хуже, чем у меня в Айове быть не может. Знаешь, эти метели на Среднем Западе. Бывают дни, когда даже из дома выходить не хочется. И как тебе там? – Девушка подвинулась к Алекс поближе и задела коленом ее бедро, хотя и совсем слегка.

Несколько прямолинейно, подумала Алекс. Впрочем, интеллектуальная беседа ей не требовалась – лишь утешение. Пиво тоже помогало.

– Таких дней там было немало. Но в зоне военных действий нельзя просто остаться дома. Русским много чего пришлось пережить, хотя они невероятно стойкие люди.

– Охотно верю. Тамошние парни наверняка просто животные. У тебя был русский приятель? – Девушка подмигнула.

Алекс оказалась застигнута врасплох. Очевидно, они не будут терять время на пустые разговоры.

– Не было. Большую часть времени я провела с женщинами-пилотами, которые летали на бомбардировщиках и истребителях.

– Ну и ну! Подумать только – женщины на истребителях. – Незнакомка прижала к щеке руку. Ногти у нее были накрашены красным лаком. – Они, должно быть, тоже сущий кошмар. Представляю себе этих крупных тяжелых баб, похожих на мужиков. – Девушка хихикнула. – Я б до смерти испугалась.

Алекс вспомнила добрую Катю, которая погибла, спасая ее из ада. Дверь, приотворившаяся в ее душе, вдруг громко захлопнулась, и журналистка резко встала.

– Я вспомнила, что мне срочно нужно по делам. Спасибо за пиво. – Проскользнув между танцующими парами, Алекс удалилась из клуба.

Несмотря на теплую ночь, она набросила на плечи куртку. Ей было очень одиноко. Неужели ее привлекал лишь такой тип девушек? Еще хуже было то, что это глупое создание с карикатурными представлениями о России напомнило Алекс саму себя два года назад. Она прислонилась к фонарному столбу, засунув кулаки в карман куртки. Ее окутала влажная дымка, принесшая с собой прохладу.

Моя дорогая Настя, посмотри, что ты со мной сделала. Пожалуйста, пожалуйста, только будь жива. Любовь к тебе не дает мне быть с кем-то другим.