Прежде всего, мы бы сразу хотели отвергнуть любые обвинения в «разжигании розни», «унижении достоинства» и пр. То, что мы высказываем – есть точка зрения в дискуссии, а не призыв к какому-либо «окончательному решению» татарского (казанского) вопроса, тем более что поле для его решения после того, как Иван IV (Грозный) решал его по своему разумению, сократилось до исчезающих величин. Вопрос этот в куда большей степени должен интересовать самих татар, народа, объединенного с русскими, если мы даже опустим «фашистскую» науку – генетику, как минимум общей исторической судьбой. Для того чтобы народ состоялся как нация (т.е. имел основания для этнической, культурной, экстерриториальной и пр. самоидентификации), племена (роды), его составляющие, должны пройти ряд этапов развития.

Прошли ли их татары? Давайте разберемся. Часть из них (мишарцы/мещеряки) – угры, согласно концепции Миллера, часть – выходцы из Персии, а часть – ассимилированные с каждой предыдущей частью русские, исповедующие православие. «Мещеряки составляют особое татарское колено, которое заключает в себе около двух тысяч семей, из которых четыреста пятьдесят шесть в исетской провинции между башкирцами, а прочие в уфской провинции отчасти между уфскими татарами, а отчасти между башкирцами живут, следовательно, все в Башкирии, и потому в Оренбургской губернии.

В четвертом надесять [четырнадцатом] столетии, да может быть, еще и ближе к нашим временам, жили они на нижней Оке между мордвою или муромами и черемисами. А как перешли они в Башкирию, то принуждены были башкирцам, как помещикам, платить с каждой семьи по 25 копеек поземельных денег. Во время башкирского бунту в 1735 году и после доказали мещеряки правительству свою верность и преданность; почему оное и освободило их от платежа башкирцам поземельных денег, и вместо всякой подати повелело исправлять им козацкую службу . (Выделение мое. – М.С. ). С виду походят нарочито на уфимских татар» [55] . Мы снова сталкиваемся с «некорректным» употреблением этнонима «татары». Уфимские татары – стало быть, башкиры. Ох… Вот не хотел бы я оказаться на месте уважаемого Карла Вильгельма Миллера, если бы ему вдруг пришлось озвучить это в каком-нибудь кабаке рабочего района Набережных Челнов… За башкира бы ответил. Как положено, по всей строгости! Ибо нет для татарина более страшного и уничижительного оскорбления, чем «башкир» (ну и башкиры «уфские татары» тоже в долгу не остаются). Увы, как бы ни хотелось кому-то, или, наоборот, НЕ хотелось, до какого-то «национального единства» волжским булгарам очень и очень далеко! Это лишний раз доказывает, что этногенез татар сегодня – не свершившийся факт. Процесс идет полным ходом. А вот куда он вырулит? Это вопрос. Может вырулить так, что мало никому не покажется. Особенно если за «точку сборки» принять «монголо-татарский» миф. Практически новую жизнь этот народ начал с 1919 года, когда татары получили пусть со всеми оговорками совковой автономии, но реальную государственность, и второй очень важный момент – письменный язык на основе кириллицы. Арабское письмо устраивало – и сегодня устраивает – далеко не всех. И на это есть свои причины. Это можно назвать даже конфликтом цивилизаций. От таких конфликтов лучше быть подальше, но иногда линия фронта проходит по территории твоего двора, а порой и через сердце…

И тут мощным фактором этногенеза начинает выступать религия. Ислам, пришедший к татарам в XIV – XV вв. вместе с персидскими купцами, принес не только арабскую письменность и суры Корана, но еще и высокую материальную культуру Персии. С тех же пор у татар появилась довольно мощная генетическая линия, восходящая к индо-иранским (арийским) корням. И здесь заложено еще одно противоречие. Ислам – как газ, никогда не занимает часть объема. Он стремится заполнить собой все возможное пространство. И тут против исламской доминанты поднимаются с одной стороны – РПЦ, с другой – древние национальные верования и традиции.

Татары-булгары никогда не делились по религиозному принципу. Русские/татары – это деление последних десятилетий. «В многочисленных войнах, которые вело со своими противниками Московское государство, на стороне Москвы активно участвовали отряды татар-мусульман. Они сыграли значительную роль в разгроме на р. Шелони в 1471 г. войска непокорного Новгорода Великого; в поход на Казань в 1552 г. вместе с русскими православными воинами отправились и верные вассалы Москвы – мусульманские отряды касимовских татар (что еще раз косвенно подтверждает – те войны не имели под собой этнического или религиозного содержания. – М.С. ) <…> когда в 1612 г. в рядах сводного русско-татарского отряда, прибывшего для участия в Земском ополчении в Ярославль из Казани, произошел раскол, то часть православных и мусульман остались служить общероссийскому делу освобождения Родины от иноземного ига, другие же казанцы (русские и татары) предпочли продолжить бунт, смуту и «многую пакость земле поделаша», как гласит «Новый летописец» [56] .

Как видим, исторически противопоставление «казанцев» и «православных» не имеет под собой серьезной почвы. Ислам – это еще не все татары, а татары – это не только ислам. Казань едва ли не единственный город мира (возможно, еще Иерусалим(!), и то с большими оговорками), где на равных правах существуют христианские и мусульманские святыни. Но много ли есть на свете стран, где ислам мирно уживается с другими религиями? Да, пожалуй, и нет таких, либо страна – целиком исламская, либо в ней разгорается бесконечная гражданская война. Ливан, Израиль, Турция (северный/южный Кипр), Босния, Сербия… Список можно продолжить. Понятно, что речь идет не о природной «агрессивности» ислама, а скорее об использовании ислама в политических целях, но список имеет место быть (не важно, по какой причине). России, можно сказать, «повезло», она состоит из множества мелких «реторт», каждая из которых по-своему сопротивляется внешним влияниям. Татарская реторта, возможно, сопротивляется даже активнее других. Если спросить, опять же не у специалиста, а у прохожего на улице, что в Москве, что в Казани, Татарстан – это исламский субъект Федерации? – нет сомнений, что прохожий ответит: – Да, исламский! Но есть и другое мнение, в самом Татарстане: «Ислам не соответствует менталитету, образу жизни, географически-климатической жизни татар. <…> религия предков общинно-коллективистская, все ее обрядовые ритуалы имеют коллективную форму, и оно этим объединяет воедино весь народ. Сразу после смерти Узбек-хана в Татарии начался Хаос и смута. Так началась гражданская война (заметьте, не я это заявляю. – М.С. ). Гражданская война расколола татар на две половины, с разными психологическими мышлениями. Такой раскол и привел к утрате единства внутри народа, которое продолжается и сегодня. <…> Сегодня стало очевидным, что ошибаться и выбирать ложный путь развития могут не только отдельные люди, группы людей, но и народ в целом [57] .

Из этого можно сделать вывод, что и о религиозном единстве татарам также говорить рано. Язычество хотя и сохранилось, в том числе и как культурный дискурс (взять хотя бы «Шурале» Габдуллы Тукая), но пока всерьез с исламом конкурировать не может. Кстати, мишарка-кикимора – ближайшая родственница русалки, которая «на ветвях сидит».

Итак, мы имеем 3 ветви, образующие татарский этнос – языческую, христианскую и исламскую, – по какой из них передается «наследство»? Мишарцы? Исконные жители глухих лесов и болот, к которым запросто захаживает в гости дух леса – Шурале? Тенгрианство? – хорошо, а где хоть что-то, что сохранилось в фольклоре от «степняков», и как произошла утрата «степной» тематики и замена ее на «лесную»? Мусульмане? – Ну, мы уже говорили, что они – персы, а про «персо-монголов» не писал даже В. Ян. Остаются… православные. Кстати, по нашей версии именно так оно и есть. Эстафету, если уж говорить о какой-то преемственности «татары» – татары, то русские православные казаки, получается, претендуют на роль наследников «Золотой Орды» куда как с большими основаниями, чем какие-то полумифические «мурзы-чингизиды».

Казанское ханство существовало одновременно с «Золотой Ордой» и существовало совершенно автономно. Почему вдруг, опираясь на какие-то мутные свидетельства, проложена хронологическая линия ОТ «Золотой Орды» к Казани, а не к той же Астрахани, к Азову, Дербенту? Возвращаемся в XV век. Москва представлялась Казани вовсе не «удобным полем для колонизации», а опасным и очень агрессивным соседом. То же для Ногайской орды, то же для Астраханского ханства, да и для Османов/ОТТоманов. Как следует из достоверных источников, война между Москвой и Казанью велась более 115 лет, и интересы сторон были абсолютно прозрачны – чисто экономические.

Но даже если закрыть глаза на историю вовсе, то и тогда выведение генезиса от ТЕХ казанцев – полная фантастика. Нету ТЕХ казанцев, что были подданными казанского царя Едигера, вырезаны все вчистую доблестным войском Ивана Васильевича. И на их место, сообщают хроники, для того чтобы Казань вновь стала городом, насильно заселили 7 000 русских, так что с тех пор понятие «казанец» в смысле подданный Казанского ханства потеряло этнический смысл. Но это же акт геноцида! Не слишком ли опасно признавать геноцид в отношении «татар»? Не потребовали бы компенсации!

Вот только кому эту компенсацию будем выплачивать? Потомкам тех самых русских стрельцов, что воплощали в жизнь царскую волю? Подобную же волю они воплощали, кстати, и в отношении, например, новгородцев. А помогали им в этом отряды касимовских «татар», вовремя перешедшие на сторону победителя. Так что цепочка наследования прерывается дважды: во-первых, Казань и «Золотая Орда» – не одно и то же и не преемники, во-вторых, современные татары и «казанцы» времен Ивана Грозного – тоже не родня. Скорее наоборот. Так что сентенция «потри русского – татарина найдешь» должна быть переформулирована: «Потри татарина – русского найдешь»! Но в современном Татарстане об этом вспоминать не принято. Может, оно и правильно. В будущее надо смотреть! Вот только каково это будущее?

Национальная самоидентификация – сложнейшая задача, которую нельзя решать нахрапом. Это результат кропотливого труда тысяч интеллектуалов. Можно смело сказать, что важнее задачи для нации просто не существует. Поскольку от того, кем себя видит народ сегодня, зависит его будущее завтра, послезавтра и через 100 лет. Если народу наплевать на свое будущее – можно оставить этот вопрос другим интеллектуалам других народов. Какую будущность они приготовят лентяям?

У нас очень любят бравировать сложностью выведения понятия «русский». Но тот, кто походя бросает: «Скажите, кто такой «русский»?» – либо идиот, либо провокатор. Но не менее сложно в свое время ставился вопрос «Кто такой немец?» – этот вопрос не стеснялись себе задавать Гете и Вагнер, Шопенгауэр и Бисмарк. И однозначного ответа, формулируемого в двух строках, как аксиома, нет до сих пор. Испания представляет собой достаточно пеструю палитру из каталонцев, басков, кастильцев и пр. Но никому не придет в голову спросить: «А есть ли на свете испанцы?» Во Франции, как известно, рулит Гасконь, но каждый француз четко знает, где заканчиваются французы и начинаются швейцарцы или итальянцы. И вот я имею все научные основания написать: русские и казанцы – это один народ, притом народ, с полным основанием называющий себя европейским, но тени Чингисхана повисают над моим мозгом, и мне нужно делать чудовищное усилие, чтобы признать очевидные данные краниологии и генетики. Вместо казанцев Бутлерова и Лобачевского я вижу скачущую по степи орду, в которую, как в библейское стадо свиней, вселились бесы. И сейчас кажется, что так было всегда. Какова же сила художественного слова, если оно способно подвигать границы континентов и поворачивать время вспять! Какова же сила мифа, если в эпоху нанороботов и адронных коллайдеров претендовать на национальную идею может сказка о никогда не существовавших в действительности кишащих паразитами аЦЦких всадниках, жадно хватающих с вертела куски подрумяненной человечины!