Деревня Дуброво. Тремя днями раньше.

В воздухе пахло неприятностями. Точнее - предчувствием крупных неприятностей, вплоть до беды. У мелких запах другой, чуть отдающий полынью и крапивой, а этот… Этот затхлый, но почему-то с примесью крови. Её ни с чем не спутаешь и никогда не ошибёшься. Запах был везде, в улыбках попадающихся навстречу односельчан, в их вежливых расспросах и приветствиях, он сочился отовсюду, заставляя болезненно сжиматься сердце, и он же стискивал холодным обручем виски.

Это случалось и раньше, но сегодня… стоило только выйти из дома, как сразу нахлынуло, придавило и склонило к земле так, что каждый шаг давался с трудом. Приходилось делать вид, будто никуда не торопится, а оглядывается по сторонам только из простительного в её возрасте любопытства. Это сейчас в тринадцать лет уже взрослая, но совсем недавно, три года назад - это ещё ребёнок. Вернуться? Там от мамы идёт тёплая волна жасмина, сменяющаяся зверобоем беспокойства за папу и Андрюшу. А от младших братьев - луговым разнотравьем. У этих бандитов даже мысли перемешались, не всегда определишь, которая чья. Но хорошие - ни страха, ни зависти, что тянут сладковато прелой листвой. Недавно приобретённая младшая сестрёнка, у которой нет ещё имени - только молоком.

- Ленка, дай стрельнуть! - а вот и они, легки на помине. Четыре мушкетёра, четыре буйных ветра - будущее славного Саргайского рода.

Издалека показала братцам кукиш. Не подействовало, продолжали приставать:

- Тебе что, жалко, да? А волшебной саблей можно нашу берёзу за один раз срубить? А возьми нас с собой на рыбалку! А Никитка Малов говорит, что ты целоваться не умеешь!

Лена остановилась и бросила в Витьку, выдавшего самую страшную тайну, подобранную с земли сосновую шишку. Да, не умеет! И что? Не с самим же Никиткой, тайным воздыхателем, учиться? Тоже вот жених нашёлся, не только стрелять не умеет, но и оружие в руках никогда не держал - родители не разрешают. Они у него пацифисты. Папа, правда, иной раз их педерастами называет, на что мама ругается, а Андрей смеётся и соглашается. Наверное, так оно и есть, отец и старший брат никогда не ошибаются. Не готов защищать - значит не мужчина.

Пацаны отстали, наверняка что-то задумали. Судя по хитрым физиономиям и взглядам, бросаемым на подаренную в день рождения шашку, сейчас проберутся в кузницу делать себе очередной меч-кладенец. Она не вмешивается - отец как-то объяснил, посмеиваясь в усы, что не запрещает, но и открыто разрешать не будет. Иначе пропадёт ореол таинственности и волшебства.

Ну и пусть занимаются и тренируются. Всяко лучше, чем весенняя попытка отправиться на охоту за тварёнышами с самодельными луками и кривыми стрелами. А у неё есть своя тайна, живая, и от этого жуткая. И ей уже два дня. Не связан ли с ней горький запах беды? Наверное, нет, от тайны пахнет любопытством, интересом, и, как это ни странно, доброжелательностью.

На воротах от старшего из стражей - болотная тина с добавлением гнилой капусты. Залепить бы все восемь картечин в ощупывающие глазки. Папа говорил: - "Видишь агрессию - стреляй первой. Выживший всегда прав. Или в большинстве случаев." Но вот так просто выстрелить в живого человека? Только за мысли? Люди, всё-таки…

Словно что-то почувствовав, охранник побледнел и отшатнулся. А может так оно и есть.

- Доброе утро, Леночка! - едва уловимая прелая листва. Боится?

- Для меня - доброе. Откроете?

- Конечно. На охоту?

Издевается? Обожгла взглядом и вышла за ворота. И уже не услышала за спиной сдавленный всхлип, не увидела прижатую к лицу ладонь и наливающийся кровью багровый след от виска до подбородка. Как от плётки.

В деревне уже давно привыкли, что иногда по утрам дочь Чертобоя Старшего уходит за стену. Зачем? Ну, зачем-то ей это нужно. Может быть, поля проверяет или ловушки на них устанавливает. Иногда приносит грибы, ягоды, букеты лекарственных трав - да пусть ходит, если не боится попасть на зуб тварёнышам. Не маленькая, вон - карабин наготове и шашка на боку. Дева-воительница. Ведьма! Последнее, впрочем, скорее в похвалу.

Дорога, всего лишь две узких протоптанных стёжки параллельно друг другу. И те постоянно зарастают травой, расползающейся со средины. Пусть, зато не будут скользить под ногой и раскисать после каждого дождя. Эту недавно прокашивали - жёсткая щёточка стебельков похрустывает под сапогами. На обочине небольшая копёшка, смётанная пока сено ещё сырое. Перегнивает, а на следующий год пойдёт под вспашку вместо навоза.

Дорога уходит дальше к югу, в сторону Фроловского и Грудцино, но Лена сворачивает вправо, на едва заметную тропинку. Там, через десять минут неторопливого шага, на самом краю громадного оврага, ждёт старый друг - столетний дуб с бьющим из-под корней родником. И новый знакомый, который, она чувствует, изо всех сил хочет стать другом. Только зачем ему это? Именно ему?

Он появился два, нет, уже три дня назад, в день рождения, когда отец со старшим братом уехали, не дождавшись праздничного обеда. Обидно. Можно понять, что дела подождать не могут, но ведь и тринадцать лет бывает только один раз в жизни! Обида… и чтобы не срывать её на младших, она ушла сюда, к старому дубу, на толстой ветке которого можно лечь и молчать, слушая тишину, жаворонков и шелест листвы. А потом… потом достать флейту и вдохнуть в неё душу. Пусть оживёт, запоёт мертвая деревяшка, выплёскивая и развеивая над полями девичьи несчастья!

Дома - гитара. Живая, своенравная, с характером испанской доньи, закалывающей мантилью отравленным стилетом. Неподдающаяся, покорная только сильным рукам старшего брата, которого одного лишь признала равным себе. А при вдохновении - превосходящим. Девичьим же пальцам не подчиняется, не строит, дребезжит серебром басовых струн, сопротивляется. Так что - флейта. Хрупкий кусок дерева с чуточкой кости и металла, неизвестными путями попавший в эту забытую богом деревню.

Вот и тогда… Сидела опустошённая, выдохнув из себя всю жизнь в импровизацию, в жалобу, в детский плач. Открыла осушенные внутренним огнём глаза, посмотрела вниз - чтобы сразу встретиться взглядом со Зверем. Круглые зрачки, не обычные, кошачье-змеиные. В них - интерес? И ванильный запах мыслей. У тварёнышей есть мысли? Наверное, если они чувствуются.

Флейта полетела вниз, когда рука потянулась к карабину. Но зверь, вопреки ожиданиям, не бросился на промелькнувший инструмент, остался на месте, скаля клыки в каком-то подобии… улыбки? Вздор и бред, единственное, на что они способны - жрать. Единственная эмоция - голод. Мутант? Урод среди себе подобных? И гораздо крупнее остальных - размером с хорошую кавказскую овчарку, только не такой лохматый. Застыл, чувствуя взгляд сквозь прорезь прицела. Шаг вперёд. Палец выбирает холостой ход спускового крючка. Ещё шаг. Придержать дыхание… Третий… На что надеется? Зверь - самоубийца? Десять шагов - и ванильный запах. Подошёл к флейте. Они же не видят неподвижные предметы? Этот - видит. Взял передними лапами, протягивает. Поднялся на задние, воткнул инструмент в трещину в коре. Отошёл, пятясь задом, застыл. Сыграть ещё? Ему? Да не жалко, пусть слушает.

А дома долго колотила запоздалая нервная дрожь. Он - враг. Но тогда почему провожал почти до самой стены, держась на десяти шагах впереди и чуть левее, как будто специально предоставляя выгодную позицию для выстрела? Лишь немного не доходя до ворот - растаял, исчез во ржи, посеянной по обеим сторонам дороги.

На следующий день встретил на том же месте, где расстались накануне. Зверь оставался неподвижным, ожидая приближения девушки, и поднялся, только когда опять оставалось десять шагов. Шёл впереди не оборачиваясь, только у самого дуба сделал широкую дугу, освобождая место для прохода. А потом вновь запела флейта.

Сегодня так же - только клыкастая улыбка уже не кажется такой уродливой. Красавица и чудовище? Пусть так, а что делать, если единороги давным-давно вымерли? А в сказках из чудовищ порой получаются вполне приличные принцы. Из этого, правда, недомерок какой-то выйдет. Вот он приосанился, будто чувствует мысли о нём, шевелит круглыми, как у мышки, ушами. А морда вовсе не крысиная, зверь больше похож на виденную только на картинке росомаху, особенно в профиль, когда останавливается и к чему-то прислушивается, повернув голову. В этот момент смешно подрагивают усы-вибриссы. Ярко-рыжие, они хорошо заметны даже с десяти шагов.

Около дуба - ставший привычным ритуал уступания дороги. Залезать на ветку не стала, чай не русалка, на ветвях-то сидеть. Зверь лёг, вытянулся, положил морду на лапы и смотрит с ожиданием. Концерт тебе? Ну что же, получишь! Флейта заныла на одной, самой верхней ноте, даже у самой заломило зубы. Слушатель подскочил, скривился от отвращения и замотал башкой. Что, разве не нравится? А вот так? Пальцы забегали по инструменту и началась музыка - то тревожная, то торжественная, приправленная грустным запахом надвигающейся беды.

Закрыть глаза. Смотреть некуда - эти ноты никогда не ложились на бумагу. И почувствовать непонятную тяжесть на коленях - зверь улучил момент и, подобравшись поближе, положил голову. Тоже зажмурился от удовольствия. Даже кажется, что он впитывает в себя все звуки, не пропуская их на сторону. Будто гурман, но оголодавший гурман, дорвавшийся до изобилия.

- А ну, брысь отсюда! - Лена прекратила игру и отвесила слушателю подзатыльник. Тот ткнулся носом в голенище сапога, фыркнул возмущённо, но остался на месте. - Кто разрешил?

Молчание. Только следующий удар был перехвачен мягко, но решительно. Зубастая пасть сжала запястье аккуратно, чуть придержала, положила на колено, а потом, словно извиняясь, длинный шершавый язык прошёлся по пальцам.

- Нельзя! Ты же ядовитый?

Вопросительный взгляд - что тогда можно? Только слушать?

- Да, только слушать. И не лизаться, - ладонь потянулась погладить. - А ты мягкий, как кот Вася. Был кот, пока… Зверь, хочешь быть Васькой? Опять лижешься? По ушам получишь!

В глазах удивление - за что? А по ушам не нужно - лучше почеши за ними.

- Обойдёшься! Ты, Васька, кушать хочешь? Или только людьми питаешься?

Обида. Крупными буквами читается: - Я! ТЕБЯ! НЕ ЕЛ!

Лена сама не знает как, но поняла. Погладила успокаивающе страшную морду, стирая с неё горечь, и достала из кармана пакет с прихваченным из дома завтраком. Четыре запечённые в печке картошины, луковица, два огурца - всё. Горсточка сушёных белых грибов в чистой тряпочке - лакомство и десерт.

- Будешь картошку? Я тебе её почищу.

Зверь мотает головой, отказывается. Но вежлив - попробовал маленький кусочек, слизнув с ладони неожиданно длинным, ярко-красным языком. Щекотно.

- Чем же тебя покормить? У меня больше и нет ничего. Привереда ты, Васька.

Запах ванили сменяется мятой пополам с чабрецом - смотри! Хищник неуловимым движением выскочил из тени на солнце и замер. Шерсть поднялась дыбом, глаза округлились ещё больше, уши встали торчком, усы перестали вибрировать. Волна удовольствия и сытости.

- Вы что, как деревья, солнышком? А зачем тогда…

Недоеденная картофелина выпала из руки и укатилась в траву. Слёзы из глаз. Они не видят, перед ними встают лица погибших за три года друзей и знакомых. Умерших от голода, от яда и заражений, загрызенными тварёнышами. Такими, как этот. Зверь уже рядом, слизывает бегущую по щекам солёную влагу, порой застывает, будто прислушивается к внутренним ощущениям. И запах мяты уходит, уступив место запаху боли. Он не похож ни на что, просто почувствуешь раз, и знаешь - это боль. Разрывающая душу пополам и связывающая нервы в тугой узел. В общий узел общих нервов.

Хрип. Стон. Открыла глаза.

- Вася, что с тобой? - зверь катается по земле. - Что?

Изо рта пена с кровью. Бьётся судорожно - умирает? Придержать, чтобы не покалечился? Лена упала сверху, отбросив мешающий карабин в сторону, и попыталась прижать Васька. Не получилось, он крупный и сильный, хоть и меньше размером её самой. Но не намного. А когда ухватила за уши, стараясь удержать голову, вдруг наткнулась на взгляд распахнувшихся широко глаз. Общий узел общих нервов…

Нет, это была не память самого зверя. Скорее наследственная, может быть генетическая или память предков. Но в неё затянуло как в омут. Нет, не так, полностью растворило в ней, поглотило личность, а потом мучительно долго возвращало её обратно.

Там были горящие города, задыхающиеся в ядовитом дыму планеты, армии механизмов, пилотируемых… управляемых тварёнышами. Армии? А на Земле, значит, полигон? Это не так, и Лена уже сама знала ответ. Не полигон - небольшая по их масштабам тренировочная база молодняка с функцией естественного отбора. На полном самообеспечении, то есть - кормушка. А люди - одноразовые манекены в спортзале и вкусный приз за победу. Проигравших не считали и не жалели - расходный материал, выведенный в лабораториях на основе таких, как Васька.

Он же товар штучный. Командир. Их на всю Землю всего миллиона полтора. Сколько точно - неизвестно, естественный отбор для всех одинаков. Они предназначались для командования теми армиями, и только. Но не управления ими или постановки задач - этим занимались исключительно Хозяева. Кто такие - тоже неизвестно. Их лица (морды?) в воспоминаниях всегда размыты и окутаны радужной сферой. Таинственные Хозяева тварей. Создатели тварей.

Сколько будет продолжаться обучение, Васька не знал. В каждом заложена своя программа, и после её завершения должен включиться сигнал готовности. Кому и куда передаётся - тоже неизвестно. Наверное, технические разделы высокого искусства войны будут преподаваться не здесь и не сейчас, может быть даже и не на Земле. Пока же в командирские обязанности входило справедливое распределение охотничьих угодий и сдерживание излишней агрессии. Задача уничтожения человечества не ставилась - иначе пропадал азарт, смысл и интерес. В первый год утолена жажда убийства, вбитая ещё до рождения, и привит вкус к живой крови - этого достаточно.

Следующими этапами должны были стать штурмы и осады укреплённых населённых пунктов с применением местных ресурсов. Подкопы, тараны, катапульты - уровень средних веков этого мира. Всё взрывающееся, стреляющее, зажигательное и тому подобное, программой категорически запрещалось. Противника требовалось убить клыками и когтями - приказ, нарушить который ни один зверь не в состоянии.

Лена открыла глаза и с недоумением увидела над собой ветви дерева. Это что, она уснула прямо на земле, позабыв про осторожность, и ей снились кошмары? А Вася? Поднялась рывком, сжимая лежавшую поперёк груди "Сайгу".

- Васька, ты? Почему белый? Ты же зверь?

Непонимание, радость… мысли. И уже более чётко:

"Зверь умер. Я - другой. Я - Василий".

- Говоришь?

"Думаю".

- Но… как?

"Было. Общий узел общих нервов. Я - это почти ты. Василий, и немного Лена".

- А я?

"Ты - Лена. Не Василий".

- Вася, а почему ты не пытался убить меня тогда, в самый первый раз? Когтями, зубами, как приказывает программа?

Недоумение. Обида.

"Убить музыку? Как? Зачем?"

- Но я же не всегда играла. По дороге сюда, например.

Понимание. Радость. Черёмуховый запах радости.

"Брак. Сбой программы. Понимаешь?"

- Некондиция, значит. И куда теперь тебя, на переплавку? Или куда отправляют биороботов?

Скалится не зло. У них есть чувство юмора?

"Не роботы. Теперь просто жить. Командир - ты".

- Зачем я командир?

"Нужно. Цель - служить. Или самоликвидация".

- Сложно-то всё как у вас, - проворчала Леночка, и задумалась.

Нет, похоже, что сложности начались как раз у неё, а Васька свои благополучно свалил с больной головы на здоровую. Куда его теперь девать, домой забирать? Ну, допустим, через забор-то можно перелезть, чтобы не идти в ворота, или пусть подкоп делает, в конце-то концов. Но мама будет категорически против нового жильца, и вполне отстоит своё мнение с помощью автоматной очереди. Вот младшие братья придут в полный восторг, но толку-то от такой поддержки?

- Вася, а ты точно без еды можешь обходиться? Только солнечным светом?

Улыбка.

"Не только светом. Но зачем знать? Чем питаются комары, когда в лесу нет грибников и охотников?"

- Шутишь? А потом возьмёшь и отгрызёшь мне голову.

Обида. Непонимание. Предельная серьёзность.

"Зачем? Как? Я - это почти ты. Себя нельзя съесть".

- А других? Маму, папу, братиков, сестрёнку?

"Семья. Прайд. Только охранять".

- А чужие?

"Покажешь. Можно не есть, можно просто убить".

- Кровожадный.

"Нет, не жадный. Придёшь после ночи? Завтра?

- Сегодня уже уходишь?

"Я - нет. Ты уходишь".

- Ну да, - Леночка бросила взгляд на часы, подаренные старшим братом ещё до Нашествия. - Мне ещё сетки на озере проверять. Пойдёшь с нами на рыбалку?

"Озеро? Мы не любим воду - наш океан нас убивает. Хищники".

- И никогда не купаетесь?

"Только если приказ".

- А просьба?

"Твоя? Она выше приказа".

- Потому что я командир?

"И это. И другое. Командир не может быть своим, ты - да. Командир - свой. Это много больше".

- Тогда подождёшь?

"Уже жду".

- Мам, дай рацию, я на озеро!

Ольга только головой покачала, глядя на стремительно влетевшую в дом дочь. Про таких раньше говорили - "чертёнок в юбке". Но Лена надевает платья только по большим праздникам, объясняя, что потёртые джинсы гораздо лучше смотрятся с бронежилетом и сапогами. Ей бы в куклы играть, образно говоря, но любимая игрушка - карабин. Висит на плече, даже когда выходит в огород за пучком укропа. Папина дочка. Но добрее, учитывая возраст.

- Скоро обед будет готов.

- Перловка? Не хочу. Мам, я мальчишек с собой возьму?

- С ума сошла? А если зверьё набежит?

- Они защитят! Мужчины же… будущие.

Да уж, мужчины. Но неожиданно Ольга поняла, что это действительно так. Мальчишки выросли - пришли другие времена, и порог взросления значительно понизился. Не отпускать в самостоятельную жизнь сейчас, подрезать крылья орлятам и держать возле себя? А потом? Выживут сильнейшие, и дай бог, чтобы это были её пацаны. Четыре мушкетёра, четыре буйных ветра… Сашка, Витька, Сережка и Мишка.

- Пойдём.

Лена послушно пошла за матерью в полуподвальный этаж, где за печкой стоял тяжеленный, окованный стальными полосами заветный сундук. Отец строго-настрого запрещал даже прикасаться к нему, но сегодня… сегодня щёлкнул замок и откинулась крышка.

- Выбирай!

Глаза разбегаются от невиданного богатства. Вот она, мечта каждой современной девушки!

- Может быть, позвать их? Пусть сами себе по вкусу выберут.

- И будут тебя сопровождать четыре гранатомётчика… Нет уж, давай на своё усмотрение.

А как? Разве что… ну да, Мишке, как самому маленькому, хорошо подойдут два охотничьих пистолета шестнадцатого калибра. Будет вылитый пират Карибского моря с красной банданой на голове. Но когда прилетит стволом в лоб от отдачи, сразу сменит её на шапку. Остальным одинаковые помповушки, иначе передерутся, выясняя чья пушка круче. Отец с Андреем такие не любят, называя "томагавками", но именно коротышки подойдут этим недомеркам. Можно будет стрелять с ремня, не боясь, что после выстрела оружие вылетит из детских рук. Хотя… какие детские? Орлята вполне оперились, стали орлами, а то, что бриться начнут только года через четыре, да и не все ещё, - мелочи. Не борода делает человека человеком. У козла вон она какая, а всё равно - каз-з-з-ёл!

Поглядеть на грозный отряд, на улицу высыпало почти всё свободное население Дуброво. Зачем? Ну что им не сиделось по домам? Нет же, повыскакивали, добавив к запаху беды целый букет мыслей и эмоций. Лена опять едва устояла на внезапно ослабевших ногах. Любопытство, одобрение, чуточку умиления и тревоги… Злорадство? Откуда?

Её мальчишки пахнут лавром - благородным деревом победителей. Ещё гордостью, обещанием, надеждой встретить врага, непременно коварного, и тут же ему показать… Что показать, они не знают сами, но лица суровы, брови сурово сведены к переносице, а губы сжаты. Но они иногда подводят - то и дело расплываются в улыбках. И глаза… глаза косят по сторонам - все ли видят, какие они взрослые, сильные, вооружённые? Все ли оценили? Особенно Никитка Малов, у которого родители педерасты… то есть - пацифисты.

Из сторожки у ворот показался Сотский. Провожать и встречать рыбаков - его обязанность, взятая на себя добровольно. Оглядел воинство, бросил взгляд на садовую тележку, в которую нагружены две резиновые лодки, хмыкнул в усы:

- Ну, теперь вся рыба наша! Рацию не забыли?

- Взяли, дядь Валер! - старший, Сашка, с гордостью предъявил включенный на приём агрегат.

- Отлично, и не выключать!

- Чай не маленькие…

- Конешна-а-а… Лена, зайди-ка на минуточку.

В сторожке Сотский тяжело опустился на заскрипевшую лавку и выставил вперёд деревянный протез.

- Осторожнее там. Что-то мне тревожно в последнее время.

- Так ведь зверьё у деревни три дня вообще не показывалось. И на озеро вчера спокойно прошли.

- Я не про это. Знаешь… после отъезда твоего отца и брата, у нас происходит что-то странное. Что - не пойму. Такое ощущение, что кот из дома - мыши в пляс. И две рации пропали.

- Куда?

- Вот и я хотел бы это знать.

- Люди?

- Больше некому. Не тварёныши же по ним между собой разговаривают.

Лена вспомнила про Ваську. Ну да, рация ему точно ни к чему. Но кто же тогда? Остаться бы и походить по деревне, послушать запах мыслей… Как пахнет предательство? Но некогда, это всё на потом, вечером.

- Ну, я пошла? Мы на связи, дядя Валер.

- Добро. Будешь "Русалкой"?

- Позывной?

- Ну!

Девушка тряхнула толстой тяжёлой косой с заплетённой в неё длинной жемчужной нитью:

- Буду!

Когда ворота и стена деревни скрылись за пригорком, Лена остановила братьев. С видом заговорщика оглянулась по сторонам, понизила голос до таинственного шёпота и спросила:

- Ребята, вы тайны хранить умеете?

Ну какой же мальчишка в здравом уме ответит на такой вопрос отрицательно? Не только сохранит любой секрет, но и преумножит его, и… и даже сам не знает, что сделает, но готов землю есть в подтверждение.

- Землю не нужно, а вот руки от оружия держите подальше - пристрелите ещё ненароком мою тайну.

Заулыбались довольно. Как же, они взрослые, сильные и опасные. И выжидающе уставились на старшую сестру.

- Не туда смотрите. Васенька, выходи!

Мелькнула во ржи белоснежная шкура. И дружный вздох:

- Ой…

- Ух ты…

- Ни фига себе…

- Лен, а он настоящий, всамделишный?

Зверь растянул пасть в подобии улыбки, не показывая клыков. Интерес. Любопытство. Симпатия.

"Твой прайд, командир? Отряд?"

- Братья. Знакомься, Вася.

Санёк, как самый старший и смелый, первым вышел вперёд и протянул руку:

- Привет. Я - Саня. Александр Николаевич.

Язык прошёлся по открытой ладони. Парнишка вздрогнул, но мужественно выдержал процедуру знакомства. Младшие пискнули и последовали его примеру - несолидно таким взрослым парням бояться, когда… когда… а никогда не надо бояться! Особенно сейчас, под прищуренным взглядом старшей сестры, выдавшей и доверившей оружие.

- Лен, а Лен… он оборотнем быть умеет?

- А глаза отводить?

- Это всё фигня! - авторитетно заявил третий по возрасту, Серёга. - Самое главное, чтобы огнём плеваться умел.

- Да, и летать тоже! - Мишка высказался и чуть отступил назад, поглаживая рукоятки заткнутых за пояс пистолетов. Скорее всего, втайне надеялся, что зверь не выдержит, бросится, а он тут всех защитит и спасёт от неминуемой гибели.

- Тихо вы! - Лена остановила расспросы. - Это же не Змей Горыныч, в конце-то концов. Вася, ты их понимаешь?

"Нет. Но они хорошие. Буду защищать. Пойдём?"

- Пошли. Ребята - вперёд!