Звездный бархат опять лежал под ногами, чуть покачиваясь незаметно и неслышно. Вот из его неведомых глубин сорвалась звездочка и прочертила темноту от края до края. Выпал еще один серебряный гвоздик, которым небо приколочено к тверди, выпал, и вот оно чуть дрогнуло, пошло мелкой рябью и стало ближе.

Нет, показалось. Просто набежал ветерок и потревожил звездно-серебряное отражение в гладкой поверхности тихого омута. Сидевшая на камне русалка подняла голову и с надеждой прислушалась. Нет, показалось. Разве можно спутать шаги князя с чьей-то далекой шаркающей торопливой пробежкой? И звон мечей… Опять люди воюют. Зачем? И опять из-за войны и суеты никто не обратит внимания на маленькую русалочку.

Но она будет ждать. Она готова вечность посвятить своей любви, своему ожиданию. Что войны и подвиги против великого чувства? Оно вечно, а все остальное преходяще. Уйдут в прошлое злые кочевники и коварные грекосы, хитрозадые буяне и простодушные славельцы, грязные франконцы и жадные до денег каганиты… Останется вот этот омут и ясноглазое небо в нем. И грустная русалка на камне, ожидающая в темноте шагов своего князя. Так было, так будет.

Из небесного отражения вынырнула мокрая голова водяного и окончательно разбила потревоженную ветерком красоту. Да и откуда у простого омутника, пусть и главного на полноводной Шолокше, чувство прекрасного?

- Все сидишь?

- Сижу, - кивнула едва заметно. От легкого движения заструился по плечам поток длинных волос.

- Опять не придет. Занят он. И не ведает про тебя.

- Знаю.

- Смотри, перегреешься на ветру, заболеешь. Может, пойдешь к нам? Дядька Черноморд дельфинов ученых прислал в подарок с оказией. Забавные.

- Извини, дедушка Бульк, я лучше здесь посижу. Как тихо на реке, только у того берега рыба хвостом бьет.

- Да это сом Софроний учения щучьи проводит. Как их там… тренировки, вот, - старый водяной с удовольствием прислушался к далекому плеску. - Самых злых набрал. Ерунда, что глупые, зато зубастые… Так идешь?

- Нет.

- Ну, тогда оставайся, красавица. Авось и дождешься своего счастья. Кхе-кхе… Бог тебе в помощь, - и исчез бесшумно в опрокинутом небе.

И буквально через мгновение появился опять. Высунулся из воды по пояс, сухощавая (если так можно говорить про водяных) рука оттопырила поросшее зеленой тиной ухо:

- Ничего не слышишь?

- А какое мне до всего этого дело?

- Дура ты сушеная, - обругал красавицу дедушка Бульк. - У городских ворот смертоубивство творится. Нут-ко глянь, что там такое? У тебя глаза помоложе будут.

- Вот еще, на людские драки смотреть. Вечно они из-за сущей малости… И тебе какой интерес? Это же люди, - русалка поерзала на камне, устраиваясь поудобнее, с явным намереньем и дальше предаваться сладкой грусти.

Но крепкий подзатыльник от выбравшегося на берег деда выбил ее из мира грез в суровую реальность. Красивый носик пропахал в песке глубокую борозду, а по заднице звучно хлопнула мокрая пятерня.

- Ах ты, стерлядка непрожаренная, загрызи тебя пиявка! - внушительно произнес Бульк. - Людей она, жаба пупырчатая, в упор видеть не хочет, щука лягухомордая. А какого хрена земноводного второе лето подряд здесь торчишь, а?

- Да ведь у меня любовь безответная, - получилось довольно невнятно, так как набившийся в рот песок мешал говорить.

Но старый водяной и не нуждался в оправданиях:

- Дурость это беспросветная, а не любовь. За настоящую-то и жизнь отдать не жалко, тебе же лень жопу от насиженного камня оторвать. Али не люб больше князь?

- Люб…

- Вот! Сейчас убьют кого-нибудь лихие людишки, а Николай Василич податей в казне не досчитается. Все княжество хочешь с сумой по миру пустить, вобла малосольная?

Влюбленная в Шмелева русалка только на мгновение представила неисчислимые бедствия, которые обрушатся на любимого по ее вине, и впала в тихую панику. Подскочила, и широко распахнула глаза.

Едва различимый в неясном предутреннем сумраке, из городских ворот выбежал, сильно прихрамывая, вооруженный длинным мечом человек. Громко сказано, конечно, выбежал. Николай еле держался на ногах, и при каждом шаге из-за голенищ сапог щедро плескалась кровь. И кто решил, что она алая? Штанины гораздо выше колен уже черные. А с рассеченной головы натекло еще… Ладно, навстречу никого нет, а не то подумают, что их самодержец обделался самым постыдным образом.

Но гораздо большая неприятность - в сортир действительно очень нужно. Да, не стоило на пиру налегать на медовуху и квас. Но не просить же собственных убийц на пару минут остановить погоню, а то до того приспичило, что и до ближайших кустиков не дотерпеть. Может, попробовать? Нет, лучше не надо. До реки бы добежать - там уже не возьмут. Вот он - берег. И кустики по его краю. А сзади… сзади послышался гулкий шлепок пополам с костяным хрустом и жалобные крики. Николай обернулся, переводя дыхание, и рукавом размазал по лицу пот с кровью.

На пути у погони стоял невысокий крепкий дедок в мокром кафтане и ловко орудовал здоровенным веслом. Не иначе из-за него третьего дня приходили жаловаться на пропажу купцы со свинландского кнарра. Хрясь! Противник в сером балахоне свалился в воду и остался лежать вниз лицом. Дед брезгливо отшвырнул обломки меча и, обернувшись, подмигнул:

- Будь здоров, пресветлый князь. Подобру ли почивалось?

Коля с трудом выдавил улыбку:

- Здорово, дед. Как же тут уснуть, сам видишь - блохи одолели.

- Это точно, - крякнул водяной и сбил с ног еще одного нападавшего. Второй удар пришелся ребром весла по физиономии.

А в тылу врага появился новый воин. Точнее - воительница. Как же можно было сразу не заметить разметавшиеся в боевом азарте длинные, гораздо ниже пояса, волосы. В руках у нее было еще одно весло, но за это Николай полностью не ручался. Дева-воительница держала оружие за средину, как боевой шест изредка появляющихся в Татинце желтомордских монахов, и стремительный круг над головой гудел предупреждающе и опасно. На легкую добычу (как же, с бабой не справиться) наскочили сразу двое. Один тут же получил сильнейший тычок в живот и свернулся калачиком - кованая кираса под одеждой вмялась и стукнулась о позвоночник. Второй поднырнул под вращающийся пропеллер и попробовал достать по ногам, но отлетел с разбитым затылком.

Отдышавшийся Николай зарубил отступающего от водяного вражину со спины. Какая уж тут галантность и сантименты…

- В воду их гони, князь! - крикнула воительница.

- Спасибо за помощь, красавица! - откликнулся Шмелев. - А не уйдут по реке-то?

- От нас? - звонко захохотала русалка.

От красивого даже в бою девичьего смеха стало вдруг легче. Показалось, что и раны затягиваются. Нет, точно. Уже и кровь с головы не сочится. Или действительно на победителях заживает быстрее? Николай недоверчиво подпрыгнул, проверяя ощущения, и шагнул вперед.

- Дед, оставь хоть одного для допроса!

- Кота своего наглого поучи! Девке спину прикрой!

- Где?

И успел прыгнуть к русалке, почти на лету ухватил за плечи, развернул, подставив под брошенный нож окольчуженную спину. Сильно стукнуло в поясницу - целили девушке в грудь, а она Коле до плеча разве что в прыжке достанет. Инерция протащила чуть дальше, в самом пудов пять с половиной будет, да доспех… Протащила и бросила в объятья лицом к лицу. Или камешек удачно подвернулся?

Хотя вокруг еще с криками бегали от дедова весла уцелевшие противники, но их Шмелев уже не видел и не слышал. Так вот они какие на самом деле - тихие омуты. Зеленые омуты русалочьих глаз. И где-то там, в глубине, - черти. Отчего бы им там не водиться?

- Ты… - хрипло прошептал Николай, не выпуская русалку.

- Я, - призналась та и выронила свое оружие.

- Твою мать! - только и смог произнести князь, когда тяжелое весло упало на ногу.

Воительница испуганно отшатнулась, потянув за собой Шмелева. Коля неловко переступил, споткнулся, и оба покатились по песку, остановившись в интересной позе у большого камня. Старый водяной, уже вязавший единственного оставленного в живых противника, с пониманием отвернулся.

- Дед, ты чего рожу воротишь? Помоги.

- Да Бог с тобой, княже, - Бульк подвинулся подальше. - Чай и сам справишься - ваше дело молодое.

- Чего мелешь, коряга мокрая? Она головой о камень приложилась. Помоги поднять, а то у меня нога…

Водяной для верности еще раз оглушил связанного пленника и поспешил на выручку.

- Ничего страшного, - успокоил он после быстрого осмотра. - Сомлела малость, с русалками такое бывает.

- И чего?

- А ничего, полежит да встанет. Чай не… хм, ну, да ты ишшо молодой, не поймешь. Дай ка ногу твою гляну.

Дед помог князю сесть и несколькими сильными тычками корявого пальца снял боль.

- Спасибо. Ты где точечному массажу учился?

- Да был тут один, - усмехнулся водяной, поглаживая зеленую бороду. - Лет пять назад утопили, теперь у меня живет. То есть - не совсем живет… так, бродит туда-сюда по дну, за раками зимующими присматривает, нерестом руководит. А чего? Кто просил Савве в спину иголки втыкать? Мало ли что золотые.

- Серьезно? Иглоукалывание от радикулита - первейшее средство.

- Может быть. Но зачем было на домовых свое искусство тренировать? Не по-людски это.

- У Саввы домовой был?

- Ну, дык. Как же без него? И в церкви прибирался, за свечами приглядывал, кадило раздувал. Чай у нас у каждого крещена душа, не нечисть какая. А желтомордский лекарь его того… замордовал. Эх… Сейчас-то вредителя в строгости держу. Хочешь посмотреть? Позову. И Яну нашу на ноги подымет. Кудесник, право слово, хоть и сволочь утопленная.

- Стой, погоди, не надо поднимать пока! - испуганно попросил Николай и метнулся в сторону прибрежных кустов.

Скоро оттуда раздался вдох облегчения, потом леденящий кровь вопль и следом - громкий взрыв, поднявший почти до небес черное пламя. Старый Бульк бросился на помощь. К счастью она не потребовалась - князь стоял закопченный, с точащими дыбом волосами, но невредимый. Только побелевшие пальцы стиснуты на завязках штанов.

- Чего это было, Василич? - водяной беспокойно оглядывался по сторонам. - Твои огнестрельные штучки?

- Нет, - Шмелев передернул плечами и толкнул ногой что-то круглое.

- Хосподи! - перекрестился дед. - Никак колдуна замочил?

На песке скалилась черным провалом рта и пустыми глазницами мертвая голова. Наверное, кто-то бы и смог признать в ней Артура фон Юрбаркаса, бывшего высшего вампира, бывшего славельского купца, и бывшего же тайного соглядатая Ордена Бафомета.

- Я его не убивал. Он сам.

- Ясно дело. Его и мечом нельзя убить, живуч, падла. Только вот так вот - замочить. В прямом смысле. От ентого в ем замыкание колдовских сил получается, выхода наружу нет, и бабах! Все к чертям! И чем сильнее колдун, тем шибче грохает. Которых только в собственном соку жарит, а тут вот оно как… Глянь на город, видишь - морок спадает?

Над Татинцем стремительно вставало запоздавшее утро, будто невидимая рука сдернула огромное покрывало. И сразу на нескольких колокольнях ударил тревожный набат.

- Беспокоятся, - улыбнулся водяной. - Теперь себя корить будут, что лазутчиков проворонили.

- Чего уж теперь… Не убили же меня.

- Убили. Эка невидаль. Вот если бы увезли за тридевять земель, да под крепкие запоры посадили бы…

- Как Кощея?

- Не знаю такого. Может, и как его, - из городских ворот вылетело несколько всадников и Бульк, не любящей лишней суеты, поспешил распрощаться. - Так прощевай, пресветлый князь, ужо не раз свидимся. Заходи.

- Постой, а Яну в чувство привести обещал?

Дед задумчиво почесал в затылке:

- Чувство, говоришь? А возьми ее к себе, а? Пусть под твоим присмотром будет.

- Сдурел? Она же русалка. Где она спать будет, в тазике?

- Где положишь, там и будет. Если русалка, то чего, не человек? И без воды проживет. Вот если ты в березовом лесу родился, так что, в сосновом бору помрешь сразу? Только пусть почаще чай с лимоном пьет. У тебя лимоны есть?

- Даже на подоконнике растут.

- Во, а ты говоришь… Забирай девку! Любит ведь она тебя.

- Меня? - переспросил Николай. - За что?

- Вот и спросишь, - водяной оглянулся на приближающихся всадников, пнул на прощание голову колдуна, и с громким бульком нырнул в Шолокшу.

Усталость бессонной ночи сказывалась - отчаянно зевая с риском вывихнуть челюсти, Николай отдавал последние распоряжения. Как и предсказывал водяной, все ощущали себя виноватыми и старались быть полезными хоть сейчас. Русалку, что так и не пришла в себя, сразу окружили теплом и заботой.

- Не перестарайтесь с одеялами, - предупредил Шмелев, которому волхв обрабатывал мелкие порезы чем-то едким и вонючим. - Перегреете девку, помрет ненароком от вашего лечения.

- Чай мы с понятием, - оправдывался домовой Тимоха, незаметно задвигая ногой под кровать медвежью шкуру. - Учены мы.

- Знаю ваши понятия и ученость. Давай, выметывайся отсюда, лекарь хренов.

- И я? - переспросил Серега.

- И ты такой же. Дайте отдохнуть спокойно.

Быстро всех вытолкал и завалился спать, положив под подушку два заряженных огнестрела. И еще долго ворочался - напряжение уходило медленно, с нервной дрожью и гулом в ногах. И наконец провалился в сон, тяжелый и беспокойный, со смятыми простынями и скрежетом зубов, матерной бранью, которая заставляла стражей за дверями уважительно покачивать головой.

А проснулся от странного ощущения неудобства и тесноты. И левый бок, ноющий от вчерашнего удара, приятно холодило. Коля сладко потянулся и замер, когда его локоть уперся во что-то мягкое. Скосил глаза - рядом, уткнувшись носом чуть ли не в подмышку, уютно посапывала русалка. Правда, одетая. Или они прямо так и рождаются в привычных бесформенных хламидах? Хотя… почему бесформенных? Под натянувшейся в нужных местах тонкой тканью обрисовывается очень даже заманчиво. А на ощупь? Нет, нельзя. Но, с другой стороны… Да, и с другой стороны все аккуратно и аппетитно.

И вообще, какого черта к почти женатому мужчине в постель залезать? Нет, понятно зачем, но и предупредить могла. Тут как колхоз - дело добровольное. Но хороша, чего не отнять. На оставшуюся в будущем жену похожа. Даже имя почти одно… Яна. Стоп, а вдруг это ее прапрапра… много раз, бабушка? Батюшки-светы, тут геронтофилией попахивает. Сколько ей лет?

Шмелев бесцеремонно растолкал незваную гостью. Та с готовностью распахнула зеленые глаза - ясное дело, не спала. Притворялось. И тут же прижалась еще крепче, положив голову на грудь.

- Погоди, подруга, - отстранился Николай. - Ты ничего не попутала? Хорошо, видно, о камень приложилась. Это моя кровать!

Русалка скромно потупила взор и мило улыбнулась.

- Хоть бы покраснела ради приличия.

- Мы не краснеем - кровь холодная, - пояснила Яна.

- Как у рыбы? Или как у жабы?

- Нет-нет, - поспешно заверила русалка и попыталась вскарабкаться на Колю целиком.

- А по ушам кому-то?

Девушка покрутила головой по сторонам в поисках этого кого-то, не нашла, и продолжила атаку, предприняв попытку прорвать оборону на флангах. Но была с некоторыми потерями остановлена на дальних подступах к не сдающейся крепости.

- Нет уж, погоди, дорогуша, еще успеешь лишить меня невинности.

- Правда? - в глазах русалки вспыхнула отчаянная надежда.

- Конечно, нет. И не лови на слове. Скажи лучше - с какой целью сюда пробралась?- ага, румянец все же проступил, не помогла холодная кровь. Да и холодная ли? - Молчишь? Ну и молчи себе на здоровье, только на другой кровати. Давай-давай, шевели ластами.

Яна тяжело вздохнула и пошлепала босыми ногами через всю горницу к противоположной стене.

- Стой! - крикнул вслед Николай.

Она с готовностью остановилась и даже сделала несколько шагов назад.

- Подушку отдай.

- На, - Яна тут же постаралась споткнуться о небрежно брошенный сапог и упала с жалобным писком. Как маленький котенок, и если не видеть, как этот котенок работает тяжелым веслом…

Шмелеву ничего не оставалось, как кинуться навстречу и подхватить девушку на руки. Вдруг опять какой-нибудь обморок? Тут же без всякого стука распахнулась дверь, и в проеме появилась мохнатая спина Базеки. Тяжело отдуваясь, он тянул за собой маленький столик на колесах, заставленный тарелками. Обернулся, шумно выдохнув, и застыл:

- Ой, вы это… Я уже ухожу, чо.

Русалка еще раз пискнула и спряталась за Николая. Кот смутился:

- Извините, чо… Не сообразил, - и пулей вылетел на четырех лапах.

- Ты чего творишь? Теперь эта свинья на весь город растрезвонит, что я с русалкой сплю. Тебе это нужно?

- Нужно.

- Да не в том смысле. И не прикидывайся валенком, тебе не идет.

- А что мне идет?

- Не умничай, в угол поставлю.

- Зачем?

- Буду кольчугу на ночь вешать. И прекрати пререкаться с князем! Одевайся, давай! Тебе еще с вечера кучу платьев приволокли, вон на сундуке лежат. Да сними ты наконец этот дурацкий балахон!

Надо же было брякнуть, не подумавши - русалка выполнила приказ точно, быстро и буквально. Николай судорожно сглотнул пересохшим ртом и попытался отвернуться. Бесполезно, не получилось. А Яна не торопясь подошла к сваленной в беспорядке одежде и оглянулась, проверяя произведенное впечатление. Потом подняла и приложила к груди что-то кружевное.

- Нравится?

- А-а-а-а… да!

- А вот так?

- У-у-у… - Шмелев только кивнул, чтобы голос не выдал волнение. А наваждение не отпускало, затягивало, манило, держало в напряжении, заставляло тонуть в зеленом тихом омуте.

И потом резко оборвалось, сменившись истерическим, до боли в животе, хохотом. Коля ржал самым бессовестным образом, и только когда у Яны от обиды вытянулось лицо и на глазах выступили слезы, смог остановиться.

- Извини, не принимай близко к сердцу, - Николай взял русалку за руку и подвел к зеркалу. - Посмотри, самой-то нравится?

Яна в испуге отшатнулась и расплакалась уже всерьез, пачкая новое платье яркими пятнами потекших румян. На нее смотрело закутанное в дорогие тряпки чудовище в рогатой кике поверх кокошника, с красными щеками и россыпью драгоценных каменьев во всевозможных местах. Дорвался ребенок до побрякушек.

- Горюшко, - Коля обнял рыдающую девушку за плечи и осторожно погладил по голове, стараясь не поцарапаться о находящееся там невозможно-фантасмогорическое сооружение. - Сейчас будем помогать. Шить умеешь? Нет? Раздевайся.

На этот раз удалось сохранить спокойствие и невозмутимость. Как патологоанатом. Только измерил взглядом фигурку. А вообще, положа руку на сердце, - восхитительна! Просто мраморная статуя. Может, найти у грекосов скульптора и заказать изваяние? Такую же, только умытую, как в первый раз увидел - девушка с веслом. И у крылечка перед теремом поставить.

Русалка расцвела под оценивающим взглядом и потянулась ближе.

- Не мешай! - прикрикнул Шмелев.

Так, что тут есть? Ага, берется кусок тонкого, почти прозрачного шелка… В некоторых местах придется свернуть втрое - не все готовы адекватно воспринять изыски высокого искусства. Тут разрезы… Еще вот здесь… А декольте поглубже. И никаких украшений - сама по себе чистый яхонт. Изумруд, да. Бледный.

Коля отошел в сторону, любуясь собственным произведением. Получилось что-то среднее между вечерним платьем, сари и римской туникой. Пожалуй, последний штрих - стянуть на талии тонкой цепочкой. Нет, вот это лучше - широкий пояс, и на нем узкий, почти шпага, меч.

- Будешь у меня царицей амазонок.

- Как Таис Афинская?

- Кто? Ты откуда про нее знаешь? Какими вихрями времен навеяло?

- Мне дедушка Бульк рассказывал. Сам видел.

- А про оргии с Буцефалом он не рассказывал?

- Нет, а нужно было? Я спрошу.

- Не надо! Давай-ка лучше позавтракаем, да за работу.

- Какую работу?

- Обычную, княжескую. Пленного немного пытать, интриги плести, коварные захватнические планы лелеять - все как всегда. Пошли!