Славельский князь Юрий Всеволодович молча мерил шагами просторную горницу, время от времени поглядывая в оконце, в переплетах которого было вставлено дорогущее, три веса серебром, татинское стекло. На улице смеркалось, и потому на столе горела лампа под прозрачным колпаком, заправленная чем-то вонючим. И она стоила немалых денег, как и многое другое, привезенное из соседнего княжества, неведомым образом появившегося под боком четыре года назад.

Да, черт возьми, именно княжество! А как иначе назвать страну поболее какой-нибудь Богемии раза в два? Для королевства слишком велико и раскинулось широко. С захода ограничено рекой Ладой, впадающей как раз у подножия славельских стен в Шелокшу, в свою очередь являющуюся северным рубежом. А на закате по Суровее спорные земли с черемисой луговой да чувашами-кимеретниками, причем последние все более склоняют голову в сторону Татинца.

- Господи! - князь Юрий Всеволодович плюнул и перекрестился.

И пришло же кому-то в голову назвать новый городок столь похабно. Нет, он догадывался кому, но все же… Правда и народец в нем имени тому соответствовал. Года три тому, булгары, обозленные потерей мордовской дани, решили разобраться с незваными соседями и подступились было немалым, тысячи в три, войском. Осадили, но в первую же ночь не досчитались половины коней. А во вторую и остатки пропали бесследно. Неделю продолжалась осада, по истечении которой булгарское воинство, оставшееся без обоза, исчезнувшего среди бела дня, согласилось поработать за харчи на раскорчевывании лесов вокруг городка.

Так бы и трудились мирно, если бы хан Тузбубей, обеспокоенный исчезновением войска, не повел на Татинец еще пять тысяч конников. На берегу Суровы их встретило посольство с предложением заключить мир. Передавая грамоту, хмурый воин с лохматой бородой до пояса добавил на словах, что де князь Николай, в знак выдающегося своего миролюбия, разрешает гостям невозбранно вернуться домой, оставив лишь в знак дружбы и взаимопонимания своих коней, на которых любовь к человечеству не распространяется. А буде вклад в дело мира покажется чрезмерным - то по серебряной гривне с гостевой головы, и не важно с чьей.

Хан возмутился неслыханными требованиями и приказал покарать нечестивца, их передавшего. Несмотря на урон, нанесенный окованной железом дубиной, посла схватили, связали по рукам и ногам, да бросили в Сурову. И долго потом юные русалки в двух реках шепотом пересказывали друг дружке интересные высказывания, подслушанные у возмущенного лешего, буксируемого до дома двумя огромными сомами.

А булгары, потеряв при переправе от неизвестных напастей десятую часть войска, спалили недостроенный Курмышский острог, и через трое суток осадили Татинец. По дошедшим до Славеля слухам, в решающей битве под стенами города князь Николай применил какое-то новое оружие, настолько тайное, что ничего о нем до сих пор не удалось выведать. И немногие оставшиеся в живых гости добровольно решили отработать нанесенный ущерб и расходы княжества на войну.

Вот тут-то, по мнению Юрия Всеволодовича, татинский князь и допустил ошибку. Не роковую, конечно, но все же… Зачем было отправлять вниз по течению Шолокши плот с повешенным ханом Тузбубеем? От него, правда, не много чего осталось после битвы, но доплыло еще меньше - тут уж постарались прожорливые мартыны. А может, это вовсе и не ошибка была? Обрадованные наследники еще дважды ходили походом и оба раза прямиком к городу, не отвлекаясь на заставы, острожки и мелкие деревни. И опять цены на коней на славельском торгу упали втрое.

- Почто грустишь, княже? - появившийся на пороге архиерей был бодр и весел. От его могучего голоса дрогнули стекла в окнах, а в налитом до краев ковше пробежала мелкая рябь. - Уныние - грех.

- Садись! - Юрий Всеволодович сам опустился на лавку и подвинул Савве тяжелую посудину. - Будешь?

- Господь с тобой, - перекрестился тот. - Что я, немец какой? И так в прошлом годе трижды нетрезв был, да и в этом уже один раз.

- Нешто в будний день хмельного предложу? - князь отпил и удовлетворенно крякнул. - Квас это черемуховый.

- Тогда буду, - архиерей уселся напротив и протянул руку. - Давай.

Савва приложился надолго, отчего борода его, скрывающая след давнего сабельного удара, задвигалась в такт глоткам. Сразу видно - наш человек. Прежний-то пастырь, ставленый Владиславльским митрополитом, был из греков и квас не жаловал, а наливался ежеутренне романеей да ренскими винами. Не мудрено при такой жизни упасть с колокольни, умудрившись перед тем перерезать себе горло, изображая архангела с пылающим мечом. Вот и наказал Господь за богохульство.

- Так чего грустишь-то? - Переспросил архиерей, переводя дыхание.

- Посольство еще неделю назад должно было вернуться, - пояснил князь. - Из Татинца, черти бы его побрали.

- А зачем?

- Зачем вернуться, или зачем побрали?

- Не о том спрашиваю. На кой ляд Николаю Васильевичу с нами связываться? Ему вроде и своих забот хватает.

- Уже и по имени отчеству величаешь? Недавно лишь самозванцем называл.

- Ну и что? - Савва поставил на стол пустой ковш и вытер губы рукавом. - В сем грехе перед Господом я покаялся. Власть, она от Бога, а князь татинский это силой подтвердил. Сам же небось не квасу испить его зовешь.

- У меня политика.

- Мне-то уж не ври, - укорил архиерей. - Знаю твою политику.

- Знаешь, - согласился Юрий Всеволодович. - И чего тогда перечишь?

Савва только руками развел. Всем хорош славельский князь, да вот есть у него мечта многолетняя - досадить родичам нелюбимым, из-за которых и покинул стольный Владиславль, забравшись в здешнюю глухомань. Это сейчас в Славеле хорошо, и как говорят проклятые латынцы, цивильно, а во времена былые медведи не только по улицам ходили, но и горшки с кашей из печей воровали.

Но за многие годы княжество окрепло, прибавило земель, и разбогатело до такой степени, что родственники перестали досаждать грабежами приграничных деревушек. Но не оттого что опасались, а просто не хотели разорять то, чего считали почти уже своим по лествичному праву. Юрий Всеволодович, по обыкновению своему, и послал бы племянников в кощееву задницу, только это ничего не меняло. Сыновей ему Господь не дал, а единственная дочь, отданная в Гледен за тамошнего князя, погибла вместе с мужем при нападении на город булгар.

- Не хочешь отдавать?

- Не хочу. Вот им, бляжьим детям! - князь Юрий повернулся и ткнул кукишем точно на закат. - Их там осьмнадцать рыл, и все с большими ложками к моему столу. Для того ли все собирал, чтобы потом эти земли по кусочкам растащили? Уж лучше черту лысому отдам.

- Не поминай черта! - повысил голос архиерей и грохнул кулаком, случайно расплющив серебряный ковшик. - Хотя бы при мне не поминай. Тьфу, ввел во искушение.

- Да я…

- Ладно, -отмахнулся Савва. - То для порядку сказано. Грех это малый, а если к пользе Земли Русской, то вроде как и не грех вовсе.

- А покойный отец Павлин говорил…, - попробовал усомниться князь.

- Да чего он знал, окромя содомии, тот грек немытый? Настоящий черт, если честно сказать, нечистым не является, и направленный умелой рукой, естественно с молитвой, пользу может принести немалую. От пьянства кого отвадить, или с колокольни сбросить… Э-э-э… В смысле, если звонарь приболел, то и к обедне прозвонят.

- И не помрут тут же в корчах?

- С чего бы это? Чай не бесы какие, и к диаволову семени отношения не имеют. Ты же домовых демонами не зовешь? А что с хвостом, так и не с такими изъянами живут. У боярина Вечкана жену видел?

- Что, и у нее хвост? - поразился Юрий Всеволодович.

- Ну, так далеко я не заглядывал, - улыбнулся Савва. - К тому веду, что у чертей нрав помягче будет.

Князь усмехнулся в ответ:

- Так вот почему он так в Татинец с посольством рвался.

- И ты его отпустил?

- Да уже и вернуться должен. А что не так?

Архиерей долго молчал, пытаясь расправить злополучную посудину, а потом задумчиво произнес:

- Не нравится он мне.

- И правильно, не баба же…

- Не о том говорю. Мутный какой-то твой боярин.

- Может пьет тайком? - предположил князь. И тут же себе возразил: - Это вряд ли, уж больно бережлив и за лишнюю куну удавится.

- Вот, - Савва качнул головой, - скупердяй известный, а двоих франконских рыцарей с оруженосцами с самой зимы кормит-поит, да привечает.

- Это от Папы Римского которые приехали? А вроде трое было…

- Угу, было. Ты почто их в Татинец послал?

- Я? - искренне удивился Юрий Всеволодович. - И не думал, я их в другое место посылал. Может перепутали второпях?

Архиерей хорошо помнил, как долго и безуспешно франконы пытались добиться приема. Но князь все отказывал, ссылаясь на то, что гордый, но слишком уж смрадный рыцарский дух вызывает у него воспаление в железах и разлитие черной желчи. Рыцари продолжали настаивать на личной встрече, но мыться перед тем отказывались, им де в доспехах в бане слишком жарко будет. И в один прекрасный момент своего добились - князь Юрий вышел на крыльцо самолично, и пояснил причины своего отказа громко и подробно. Неизвестно, поняли ли посланцы Григория Пятого правильно, но только в тот же день уехали все шестеро, считая оруженосцев. А вернулись вчетвером, имея в поводу лишнего коня, груженного помятыми латами.

- В том и дело, что было, - повторил Савва. - Повесили франконов татинские лешаки.

- За что?

- За шею, знамо дело.

- Нет, причина в чем?

- Да вроде убили кого-то…

Юрий Всеволодович нахмурился и забарабанил пальцами по столу.

- Не по Правде князь Николай сделал. Нехорошо.

- А мне нравится, - неожиданно заступился архиерей. - Око за око, зуб за зуб. По Божьим законам живут, святые писания чтят. Да и чего Николаю Ярославова Правда, коли он не из Рюриковичей?

- Да оно и хорошо, что не Рюрикович.

Савва вопросительно поднял бровь:

- И чем же?

- Греха Каинова на нем не будет.

- Так ты…

- Догадался? Вот и ладушки. Пока живой, я это сделаю.

Из записок Николая Шмелева.

"Да кто же знал, что жизнь княжеская не медом намазана? Сейчас вернуться на четыре года назад - уговорил бы Серегу принять на себя эту достойную и почетную обязанность. Не зря он волхв премудрейший. А я…, а я дурак. Но дурак начитанный, и потому из многочисленных книжек вынес стойкое заблуждение - стоит только накинуть на плечи красный плащ, а на голову соответствующую шапку, как тут же сам собой образуется большой и перманентный ништяк. Нет, какие-то трудности конечно будут. Интриги завистливых соседей там, или подкладывание в мою постель шпионящих баб-с.

Угу, хренушки. За тот плащ на торгу приезжие грекосы просят столько, что жаба душит, и за четыре прошедших года так и не смог с ней договориться. И баб нет. В смысле - вообще нет. Какие-то, конечно, бегают по городу… Но ни одна сволочь не догадывается, что князь тоже живой человек. Да и поняли бы, что с того? У меня несколько иные представления о женской красоте.

И какая свинья писала, что наивные и малообразованные люди в прошлом будут заглядывать в рот пришельцу из будущего, с благоговением выслушивая великие откровения? Дождешься от них, как же. Им слово - они в ответ восемь. Я идею - мне отчет о состоянии казны. А на предложение построить что-нибудь такое, что принесет денег много и сразу, просто покрутили пальцем у виска.

Они - это Серега, Тимофей, и Хведор Лешаков. Первый неофициально выполнял обязанности первого министра, второй как-то незаметно стал заведовать финансами, а третий получил должность главного воеводы, подтвердив в боях, что звание дважды полковника было получено по заслугам. И я, как центральная фигура, на которую спихивается вся ответственность за самые непопулярные решения.

Вот кто, например, прослыл среди соседей кровавым палачом и чуть ли не людоедом? Догадались? А то, что идея отправлять на виселицу виновных в грабежах и убийствах мирного населения принадлежит многомудрому волхву, не помнит никто. А я чего? Так, только небольшие изменения внес - вешать убийц за ноги. И если инициативу на местах творчески доработали, то не моя вина. Сам был удивлен, когда узнал, что насильников привязывали за… хм… орудие преступления. У кого оно оставалось в наличии после проведенного по горячим следам расследования.

Ладно уж, перетерплю несправедливые упреки в кровожадности. Мальчики кровавые еще не мерещатся. Зато постоянно плывущие вниз по Шолокше плоты с виселицами выдрессировали агрессивных соседей так, что набеги постепенно сошли на нет, а во время официально объявленных войн булгары стороной обходили деревни, над которыми был вывешен флаг с моим гербом. Сам флаг можно было купить у Тимохи совсем недорого, но использование его обходилось владельцам в пять процентов годового дохода. Мало, конечно, зато живыми деньгами и никакой мороки с полюдьем. И даже, говорят, в самой булгарской столице появились целые кварталы, огороженные серпастым и молоткастым.

Ну да, не стал ломать голову, и просто изобразил на гербе Татинца серп и молот. И, как оказалось, угадал. В новом символе местные мудрецы увидели некий сакральный смысл, намекающий на единого Бога и призывающий к объединению креста и полумесяца перед лицом мерзких язычников. К последним отнесли всех врагов внутренних и внешних, включая Папу Римского, калифа Багдадского, и Патриарха Константинопольского. Сомневаюсь, конечно, что они когда-нибудь слышали о нашем существовании, но в информационной войне превентивный удар никогда не будет лишним.

Выпрошенный у славельского архиерея батюшка поначалу новшества не одобрял и грозил анафемой, но удалось подобрать ключик и к его скверному характеру. Отец Мефодий в молодости был изрядным рубакой, оставив меч только из-за тяжелых ранений, так что получив в подарок шелковую рясу с кольчужной подкладкой и пастырский посох со спрятанным внутри клинком, сменил гнев на милость. Только распорядился образ Ярилы Чудотворца, изображенный с излишней подробностью, унести в алтарь, куда нет хода женщинам.

Только помощь святого отца, вошедшего в долю, помогла мне открыть предприятие, приносящее стабильный доход. Конечно, не завод и не фабрика, но небольшая стекольная мастерская дымила потихоньку своими печами. Сырье для нее было свое - странной прихотью природы чуть выше по течению Шолокши располагалось богатейшие залежи кварцевого песка. Месторождение это существовало и в моем мире, и доказательством может послужить обычный граненый стакан. Возьмите его в руки и… Как нет стакана? Вы что, женщина, или вообще нерусский человек? Ах в гараже…. Так вот, возьмите его в руки и посмотрите на донышко. Там, кроме цены в четырнадцать копеек, есть еще три буквы, обведенные полуовалом. Нет, это не те буквы, которые можно прочитать на заборах, немного другие. В наше время там было написано "Бор", по имени городка, в котором находился завод. А сейчас там только лес, в котором добровольцы из пленных копают песок под присмотром лешачьего спецназа.

Лешаки понадобились скорее не как конвой для работников - люди трудились за плату и бежать не собирались, а на случай непредвиденных случайностей. Но если в Славеле и углядели непонятную суету на противоположном берегу чуть ниже города, где шла погрузка на плоты, то виду не показывали, старательно не замечая нашу деятельность.

С соседями у нас вообще сложились странные отношения. После моего стремительного… хм, ну, пусть будет - отступления, и мы, и они делали вид, что другого города не существует вовсе. Князь Юрий Всеволодович беспрепятственно пропускал купцов (да, не смейтесь, появились и такие), а я всеми силами изображал равнодушие и непомерную храбрость. Хотя, по чести сказать, все четыре года серьезно опасался удара в спину. Много и не надо было, и не обязательно военной силой, просто перекрыть подвоз хлеба. И все, наступает полный и неотвратимый каюк. Или песец, как кому нравится. Против нормальной дружины выстоять бы не смогли, при всей моей способности важно надувать щеки и делать умное лицо. Тем более тут свои, чуть ли не вчера вместе детей крестили.

Но князь проявил редкостное миролюбие, позволившее Татинцу окрепнуть и встать на ноги. Появились уже упоминавшиеся купцы, жители кое-какие, небольшое профессиональное войско вдобавок к лешачьему спецназу, который правильным боем не владел и обучению не поддавался категорически. И относительно мирный период подействовал благодатно. Серебришко в кошелях появилось, особенно благодаря той самой относительности. Стычки с беспокойными восточными соседями приносили более-менее регулярный доход в казну. Выгодное дело, оказывается, если подойти с правильной стороны.

А недавно и они перестали беспокоить, только распускали нелепые слухи об имеющемся в Татинце чудовищном оружии, способном испепелить триста человек единовременно. К большому сожалению - врут. Вундерваффе из пушек так и не получилось - самобраный мешок категорически отказывался выдавать порох даже для экспериментов, а идея получать его самим мало того, что изрядно пованивала выгребными ямами, так еще и с треском провалилась. Кто-нибудь сам пробовал добывать селитру из дерьма? Нет? И не пробуйте, мой вам совет. После нескольких месяцев, самых мерзких, замечу, стало немного получаться. Ага… А потом вывариваемое зелье взорвалось к чертовой матери, обрушив две башни и метров двести стены.

Из наших, слава Богу, никто не пострадал, только Тимоха неделю заикался и боялся близко подходить к городу. Так и ночевал в лесу. А под удар попали занятые на строительстве пленные булгары. Вот они-то, все пятеро уцелевших из почти трех сотен, и послужили источником мерзких и насквозь лживых слухов. Предлагал же Сереге пустить недобитков в расход. Нет же, мудрому волхву пристало быть гуманным. Тьфу на такой гуманизм! Могли бы и в жертву их принести ради такого случая. И пусть его боги человеческих жертвоприношений не требуют, а вдруг… И даже если нет… Поменяются с кем-нибудь. Или в запас, как консервы. Но отпускать-то зачем?

Распустились они, ей-богу распустились. Это я о соратниках своих говорю. Ни тебе самодурства не дают проявить, ни абсолютизма. Сатрапы, одним словом. Нагрузили на бедного пришельца из другого мира непомерную власть, но не объяснили, что это просто работа такая. Вроде сантехника - люди гадят, а мне прибирать…

На этом поучения чадам и домочадцам заканчиваю. Зовут. Сказали, что Змей Горыныч прилетел. Рычит перед воротами и ругается. Так что без меня никак. Если не съест - завтра продолжу.

Татинец. Год пятый от основания города ."