Поднятый по тревоге Второй гусарский, бывший Ахтырский, полк напоминал разворошённый неосторожно пчелиный рой. Но отнюдь не бестолковой суетой, как сказали бы предвзято настроенные господа, совсем не суетой. А её как таковой и нет - бегающие туда-сюда гусары имели чётко обозначенную задачу, и любые намёки на бестолковость восприняли бы отрицательно. Военные люди вообще не любят намёков.
- О чём задумались, господин временный лейтенант?
Маленький пухлый человек в круглых очках, чей вид совсем не гармонировал с мундиром, вопроса не расслышал. Он наблюдал за всеобщим движением с любопытством учёного, каковым. Собственно, и являлся до недавнего времени.
- Симеон Модестович! - голос за спиной приобрёл сердитые интонации.
Ответа не последовало - бывший профессор Московского университета настолько глубоко ушёл в изучение упорядоченного хаоса, что выпал из реальности и не реагировал на внешние раздражители. Впрочем, чего ещё ожидать от статского человека? И он не один такой в полку - указом Его Императорского Величества разрешалось принимать на вакансии добровольцев, не имеющих опыта военной службы. Разумеется, в технические и прочие нестроевые подразделения. Оружейными мастерами, например, или как Симеон Модестович - главным механиком воздухоплавательного парка.
Да, хлебнули лиха со штафирками... И ведь не выгонишь в отставку за отсутствием замены - тот же аппарат для получения летучего газа требует знаний, каковых у большинства офицеров не наблюдается. Нет уж, пусть лучше вчерашние студенты с погонами временных сержантов занимаются.
И воздушные шары, гордость небесной кавалерии, желательно обслуживать грамотно. Это вам не посыльно-почтовые баллоны, чья точность прибытия на место назначения достигается исключительно массовостью запуска. Сотня посланцев с сотней одинаковых писем... хоть какой-нибудь, да долетит.
Из-за них, паразитов, шёлк подорожал безбожно. А китайцы три шкуры дерут, пользуясь моментом.
- Видишь, Миша, что с людьми творит излишняя учёность? - безуспешно пытающийся докричаться до профессора командир полка повернулся к спутнику. - Беда с ними.
Старший лейтенант Нечихаев тоже не ответил. Он буквально на днях вернулся в двумя эскадронами, казаками, и примкнувшим шляхетским ополчением из многомесячного похода по лесам, и пребывал в некоторой эйфории. Полк для Мишки давно стал семьёй, и родные лица друзей и знакомых настраивали на лирический лад.
- Миша, уж не спишь ли ты на ходу?
- Что, Иван Дмитриевич?
- Проснись, говорю.
- Я не сплю.
- Заметно, - командир полка покачал головой. - Свою задачу помнишь?
- Там и забывать-то нечего! Высаживаемся в тылу у противника и приступаем к привычным партизанским действиям. Не переживайте, Иван Дмитриевич, чай оно не в первый раз.
- Поэтому и беспокоюсь, - нахмурился полковник. - Обнаглели там до потери осторожности... Береги себя. Миша.
Нечихаев, отличавшийся редкой среди гусар рассудительностью, возмущённо засопел, но перечить не стал. Командир добра хочет и беспокоится исключительно в силу почти родственных чувств.
- Поберегу, - пообещал Мишка, и хлопнул так и не обернувшегося профессора по плечу. - Симеон Модестович, ну и где наши воздушные кони?
Лететь на воздушном шаре интересно только первые полчаса, а потом виды и пейзажи приедаются. Попутный ветер, которого дожидались двое суток, исправно несёт летательный аппарат в нужном направлении, мелькают далеко внизу заснеженные леса и покрытые льдом реки, кое-где видны сожжённые деревни с торчащими печными трубами... В общем, обычная картина среднерусской полосы, в меру красивая, в меру скучная. Всё как всегда.
Попадаются и французы. Вот на них полёт полусотни шаров производит впечатление. Иные пытаются стрелять, а когда осознают тщетность попыток, то бессильно грозят вослед. Смешно выглядят крохотные, размером с муравья фигурки, то и дело окутывающиеся пороховым дымом. Ружья с высоты не разглядеть, и кажется, будто неприятель попросту портит воздух, пытаясь взлететь подобно ракете.
В таких случаях от одного-двух аппаратов отделяется едва заметная точка. И устремляется к земле с нарастающим воем, чтобы там разлететься тысячами осколков. Плюнувшему в небо возвращается сторицей...
Нечихаев на происходящие время от времени бомбардировки внимания не обращал - сыплющиеся на головы французов подарки являлись личной инициативой воздухоплавателей, и никак не могли сказаться на уменьшении принадлежавших отряду боеприпасов. Хотят швыряться - пусть швыряются. У каждого своя привычка развлекаться.
Сам Мишка предпочитал более традиционный для солдата способ времяпровождения - привалился спиной к стенке корзины, укрылся поплотнее, и задремал. Нужен станет, разбудят.
И снился старшему лейтенанту Нечихаеву никогда не виденный им Париж, горящие дворцы, какой-то полуразрушенный артиллерийским огнём католический собор с украшениями в виде каменных обезьян, расстрельный взвод и стоящий с завязанными глазами у стены коротышка в белых штанах... Вот поднимаются винтовки... молодой офицер, в котором Мишка узнал себя, отдаёт команду... Залп!
- Ваше благородие! - пилот воздушного шара дотронулся Нечихаеву до плеча. - Ваше благородие, проснитесь!
- Что случилось?
- Прямо по курсу бой!
- Где? - старший лейтенант поднялся на ноги и вынул из кармана сложенную подзорную трубу. Не ахти какое увеличение, конечно, но в случае чего можно использовать в качестве неплохой дубинки. - Что у нас там?
Действительно, в показавшейся на горизонте деревеньке кипела нешуточная баталия с применением пушек. Шесть штук, почти полная батарея, дружно лупили по небольшой церквушке на окраине, а на той в ответ вразнобой вспухали белёсые облачка от ружейных выстрелов.
- Дать сигнал!
Жёлтые ракеты, обозначающие команду приготовиться к прыжку, ушли в разные стороны, а через минуту - ещё четыре. Мишка достал из-за борта жестяной короб с парашютом:
- Фёдорыч, подсоби.
Сержант помог застегнуть ремни и довольно усмехнулся:
- По полтине заработаем!
- В боевом рейде по два пятьдесят полагается, - Нечихаев тоже умел считать деньги, и причитающееся за прыжки вознаграждение откладывал на подарок младшей сестре. - Все готовы? Цепляй вытяжные фалы! И красные ракеты давай!
Деревня Кошёлкино. Некоторое времени спустя.
- А я говорю, что Господь явил чудо! - отец Сергий внушительно указал пальцем в небо. - Не может человек своей волей по воздуху ходить аки по земле, и если сие случилось, то никак не без помощи небес. Ангелы по доброте своей дали крылья православному воинству. Дабы те успели придти на помощь погубляемым безвинно душам.
Аполлон Фридрихович с батюшкой не спорил, не до того ему было. Пока кто-то из добровольных сестёр милосердия перевязывал пробитое плечо и посечённую осколками ядра ногу, отставной поручик с тревогой прислушивался к частой стрельбе армейских винтовок и редкому бумканью ружья на колокольне. Манефа Полуэктовна оказалась настолько везучей, что не получила ни единой царапины, и продолжала палить по позабывшим про осаду французам.
- Самое бы время вылазку сделать, - предложил Клюгенау.
- Без вас там обойдутся, - священник отвлёкся от проповеди и подмигнул служке. - Лекарство принеси! И закусить чего-нибудь сообрази!
Тот довольно улыбнулся, предвкушая малую толику целебного снадобья и на свою долю, но уйти никуда не успел. В дверь забарабанили прикладами, и громкий голос спросил на чистом русском языке:
- Есть кто живой?
- Откройте, отец Сергий, - Аполлон Фридрихович сделал слабую попытку подняться. - Это свои.
- Нужно ещё разобраться, что там за свои.
- А кто недавно говорил об ангелах небесных, давших крылья?
- Аз есмь человек, и могу ошибаться.
Стук в дверь прекратился, и Клюгенау забеспокоился. А ну как пришедшие на подмогу гусары (а кому ещё взбредёт в голову прыгать из поднебесья?) обидятся? А тут раненые... За себя Аполлон Фридрихович не переживал - это не первые дыры в шкуре старого солдата, и если не случится горячки или антонова огня, то можно посчитать их пустяковыми царапинами.
- Открывайте, отче!
На разбор завалов ушло не менее получаса. И откуда в бедной деревенской церкви столько всего? Два сундука, резной комод, куча берёзовых дров, старинный клавесин, портрет Петра Великого в бронзовой раме, мешки с зерном и картошкой... Особенно удивительно последнее - господин главный губернский агроном неоднократно рекомендовал сей продукт, уверяя, что именно картофель выручит в трудную минуту. Неужели он подразумевал войну?
- Господин старший лейтенант! - отец Сергий перехватил Нечихаева около французских пушек, где тот руководил приведением их в полную негодность.
- Слушаю вас, - не слишком верующий Мишка, тем не менее, с искреннем уважением относился к священникам, и некоторое вольнодумство тому не мешало. - Требуется наша помощь?
- Да. Я хотел бы осмотреть пленных, и при необходимости... Ну вы понимаете? Из человеколюбия...
- Пленных? Увы, пленных у нас нет.
- Как это?
- А вот так.
- Расстреляли или повесили? Это не по-божески?
- Какое повешение, Господь с вами! Государственных преступников ждёт суд и каторга, чай в России живём, а не захолустье европейском. Поэтому не беспокойтесь, оба француза живы и здоровы.
- Оба?
- Ну да, двое их. Или вы отказываете нам в умении метко стрелять?
- Но я думал...
- Зря.
- Что зря?
- Для думанья у нас есть государь-император, а прочим же полагается проявлять разумную инициативу, своевременную смекалку, и прочие, способствующие укреплению государства материи. У нас в армии исключительно так!
По серьёзной физиономии Нечихаева никак не определить, шутит он, или нет, и лишь вид веселящихся гусар навёл отца Сергия на правильный ответ:
- Ржёте всё... А люди, может быть, страдают.
- Люди? - усмехнулся Мишка. - Знаете, меня всегда удивляла привычка некоторых... скажем так, человеческих особей творить добро. Нет, поймите, я не против добра как такового, но против его применения к чужим за счёт своих.
- Поясните свою мысль, господин старший лейтенант.
- Пояснить? Охотно. Причём на вашем же примере. Но сперва ответьте на вопрос - среди крестьян раненые есть?
- Есть.
- А среди моих гусар?
- Не знаю.
- Вот вы и пояснили... мне, во всяком случае. А себе?
- Не понимаю.
- А что тут сложного в понимании? Вам перед иностранцами стало стыдно, так?
- Но причём здесь это?
Мишка зло прищурился:
- А при всём! Прав был государь Павел Петрович - нужно выдавливать из себя раба. Какая, на хрен, забота о ближнем?
Деликатный кашель за спиной вынудил Мишку прервать фразу и обернуться. Поддерживаемый под руки двумя гусарами человек в почтенном, далеко за пятьдесят лет, возрасте смотрел на старшего лейтенанта уважительно и чуть смущённо. Только выглядел он несколько... старомодно, что ли. Кого в нынешние времена заставишь напялить на себя тесный мундир екатерининской эпохи, а на голову водрузить нелепый парик с буклями и косицей?
- С кем имею честь?
- Отставной поручик Ингерманландского полка Аполлон Фридрихович Клюгенау! - бодро отрапортовал незнакомец, после чего покачнулся, и упал бы, не будь подхвачен сопровождающими. Слишком рано те его отпустили.
- Лекаря сюда! - закричал Мишка, бросившись на помощь.
- Не стоит беспокоиться, господин старший лейтенант, - вяло отнекивался отставной поручик. - И он уже меня осмотрел.
Нечихаев возражений не слушал и повысил голос:
- Где этого коновала черти носят?
- Оказывает помощь тем, кому она нужнее! - Аполлон Фридрихович скривился от боли, но повторил. - Не нужно лекаря.
Внимательно наблюдавший за сценой отец Сергий вдруг ни слова не говоря повернулся кругом, и размашистым шагом пошёл к церкви. На половине пути будто что-то его подтолкнуло в спину - заторопился и перешёл на бег.
- Неужели дошло до человека? - хмыкнул Мишка, провожая взглядом священника.
- Вы не думайте, он хороший, - вступился за батюшку Клюгенау. - Просто ему в молодости не повезло, и пришлось прослушать три курса в Гейдельберге...
- Вот как?
- Да, и пагубное влияние европейской цивилизации... Но он на самом деле хороший! Тут сразу столько всего навалилось! Война, французы, стрельба из пушек... расстроился немного, но это с каждым может произойти. Кстати, господин старший лейтенант, вы сегодня обедали?
Пообедать Нечихаеву довелось только поздним вечером, почти ночью. Плох тот командир, что хватается за ложку вперёд подчинённых. Понятное дело, это не относится к снятию пробы, но как раз данное мероприятие сегодня сильно запоздало. Пока размещали на постой гусар, причём руководила сим ответственным делом Манефа Полуэктовна, оказавшаяся рачительной и внимательной хозяйкой вдобавок к выдающимся достижениям в стрельбе из ружья, и ночь наступила. Надобно сказать, что сама госпожа Клюгенау фактом человекоубийства не тяготилась, и на осторожные похвалы и поздравления с геройским поведением попросту отмахивалась:
- Так они первые войну объявили! У Аполлона Фридриховича и бумага есть!
Вышеозначенный документ Мишка видел, и настоятельно рекомендовал отставному поручику сохранить оный, дабы по окончанию войны передать в музей победы. В том, что и победа и музей обязательно будут, старший лейтенант нисколько не сомневался.
И вот, наконец-то, все дела закончены, люди накормлены и распределены по крестьянским избам, часовые выставлены, трофеи посчитаны, и наступили минуты долгожданного отдыха. Самого Нечихаева гостеприимные хозяева поселили в счастливо избежавшем пожара флигеле, во втором этаже, себе оставив первый.
- Я вижу, злодейское нападение не помешало вам, Любезная Манефа Полуэктовна, проявить чудеса кулинарного искусства! - спустившийся к позднему обеду старший лейтенант облизнулся. - Однако!
- Ну что вы, право слово, - засмущалась госпожа Клюгенау. - Просто крытый соломой свинарник загорелся от искр... ну я и подумала...
- Похвальная экономия, - одобрил Мишка и сел за стол. - Командуйте, господин поручик!
Аполлон Фридрихович улыбнулся:
- Ну, раз уж руководство застольной баталией поручено мне, то предлагаю начать с анисовой. Или предпочитаете настоянную на смородиновых почках?
- Сразу выводите тяжёлую артиллерию?
- Предлагаете начать с лёгкой... хм... кавалерии? - Клюгенау потянулся к графину с вином. - Нам, старикам, простительно не знать новшеств современной военной мысли.
- Что вы, ни тактика и ни стратегия нисколько не изменились, во всяком случае именно в таких сватках. Увы, но я в них неважный боец.
- Печально, - вздохнул помещик. - В этом случае не устроить ли нам фейерверк?
- В каком смысле?
- В смысле цимлянского! Греет душу, веселит ум, придаёт ясность мысли! Не зря же Светлейший князь Кутузов из всех вин предпочитает его. Манечка, солнце моё, вели подать нам полдюжины.
- Так усадьба же сгорела, откуда взяться цимлянскому? - удивился Нечихаев.
- Ну и что? Её всё равно летом собирались перестраивать, а винный погреб поджечь... Поверьте, я не настолько выжил из ума!
Когда кухарка принесла корзину с запылёнными бутылками, Аполлон Фридрихович указал на одну из них:
- Вот с этой начнём.
- И чем она отличается от других? По мне, так все одинаковы.
- А вы прислушайтесь. Слышите, как она поёт?
- Бутылка?
- Нет, душа. Не слышите? Ничего, когда-нибудь и у вас проснётся чувство прекрасного, и вы будете узнавать хорошее вино даже с закрытыми глазами. Даже ещё не открытое! У него, кстати, тоже есть душа, и настоящий ценитель её ощущает. Входит в резонанс, так сказать. В гармонию.
- И у ярославского есть душа?
- Зря иронизируете. Вопреки расхожему мнению, в Ярославле делают вполне приличные заграничные вина. После разгрома водочных откупов мало кто рискнёт выпускать негодный товар. А что до этикетов на бутылках... Людей тянет к прекрасному, и уважающий потребителя промышленник просто обязан удовлетворить этот спрос. Кто-то хочет мадеры или бургонского? Пожалуйста! Желаете кьянти и малаги? Ещё раз пожалуйста! Джина с ромом? Они есть у нас! И, заметьте, деньги не уходят из страны в жадные ручонки иноземных... как бы поприличней выразиться... да, не уходят! И вновь работают на благо Отечества.
Аполлон Фридрихович долго бы ещё говорил о превосходстве российского продукта перед привезённым из-за границы, но Манефа Полуэктовна напомнила:
- Дорогой, соловья баснями не кормят.
- Ах да. Простите, - Клюгенау попытался открыть цимлянское одной рукой, так как вторая висела на косынке. - Увы, я вынужден передать командование.
У Мишки получилось быстрее, благо некоторый опыт в откупоривании бутылок у него всё же имелся, и разлил вино по бокалам.
- За победу!
Спустя недолгое время, когда обстановка стала достаточно непринуждённой, Аполлон Фридрихович поинтересовался ближайшими планами гусар.
- Если они не являют собой военную тайну, господин старший лейтенант.
- Тайна? Да нет здесь никакой тайны. Обычное задание - перерезать неприятелю пути снабжения, охота на курьеров и фуражиров, беспокоящие удары по мелким гарнизонам.
- Да? Тогда позвольте посоветовать одно хорошее место для расквартирования. Уютно, тепло, безопасно...
- Аполлон! - Манефа Полуэктовна запоздало одёрнула мужа.
- А что Аполлон? Нет, ну что Аполлон? Дорогая, я собирался показать Михаилу Касьяновичу короткие дороги через наши болота и чудесный островок и охотничьей избушкой. Пятью избушками... Или чуть больше.
- Но там же...
Клюгенау нахмурился:
- Манечка, мы составляем конкуренцию ярославским промышленникам, а не гусарам государя-императора!
- Вы хотите сказать... - перебил Нечихаев, но так и не закончил вопрос.
- На одной торговле льном нынче не прожить, господин старший лейтенант! Но акцизы мы обязательно заплатим! После победы, да...