Со следующего месяца Виктор вплотную занялся созданием местной типографии. Уже из изготовленных деталей первый помощник Федора собирал конструкцию станка с кареткой на рельсах.

Теперь Виктор проводил целые дни в ангаре, стоя над душой парня. Вынуждал по сто раз переделывать связки, замерять ход до миллиметра, регулировать горизонтальность и синхронность динамических деталей станка. Потом, из кузницы поступили заготовки под пресс. Помощник переместился за фрезерный, и вновь началась возня с многократными замерами. Виктор оставил его в покое только неделю спустя, когда не нашел к чему уже придраться.

Новенький печатный станок с кареткой и прессом на четырех направляющих, рассчитанным на формат книжной страницы в пятьдесят строк, теперь свободно функционировал за счет ряда зубчатых колесиков на подшипниках, только посредством одного длинного рычага.

— Вот теперь можно сказать, все нормально, — удовлетворенно в последний раз нажал на рычаг Виктор. — Теперь по этим замерам тебе нужно собрать еще пару таких станков.

Под типографию отвели маленькую пещерку, которую строители по принятому стандарту застроили кирпичными стенами и застелили пол. Туда собирались переместить типографские станки. А Виктор уже переключился на Федора.

— Не больше этого размера должны быть, — изобразил он на бумаге печатную букву. — Весь алфавит и знаки препинания. Вот форма и размер такого литера. — Виктор выложил перед ним новый чертежик. — Сначала на торце таких стальных литеров гравируешь зеркально все необходимые знаки. По ним выдавливаем формы отливок.

— Виктор, это дело серьезно задержит производство пистолетов, — огорчился Федор.

— У тебя есть хорошие помощники. Им там поручай. А кроме тебя эти гравировки никто не сможет сделать. Поэтому, сам лично займись этим делом, и немедленно.

Федор нехотя забрал чертеж и направился к станку, а Виктор тут же засел за проектирование корпуса матрицы под сборку будущих литеров.

Спустя некоторое время в ангар заглянул Сергей. Он сразу направился к Виктору за письменный стол и сел рядом.

— Приветствую, Витек. Чем занят?

— Да вот, типографией занимаюсь. А ты чего не работаешь?

— Я по делу к тебе. Видишь ли, наша Валентина нас подводит.

— Что? Начались проповеди?

— Нет. Другое. Сочинение детям давала на странную тему: «гордость — человеческий порок». Каково тебе?

Виктор удивленно воззрился на друга:

— Это, в каком смысле порок? Ладно, нужно спросить у нее самой.

— Тогда пойдем, заглянем к ней прямо сейчас. Нужно разобраться что происходит.

— Может, поручим выяснять профессору? Все-таки она его подчиненная, а не наша.

— Да что по каждому поводу загружать человека? Пусть отдыхает. Мы и сами сможем разобраться. Давай, пошли.

Виктор с сожалением посмотрел на бумагу с недоконченным рисунком, поднялся и пошел за Сергеем к выходу, на ходу цепляя тулуп.

Валентина оказалась дома одна. Семен, как всегда пропадал с утра до ночи в больнице. Она крайне удивилась приходу друзей, но не подала виду. Пригласила в гостиную, предложила откушать чаю:

— Варенье сама варила. Не хотите попробовать?

— С удовольствием, Валентина Петровна.

На столе разложились блюдечки со смородиновым вареньем и травяной чай.

— Вы пришли не просто так меня повидать, — улыбнулась Валентина. — Вижу, есть что вам мне сказать.

— Вы правы, — согласился Сергей. — Только, есть что спросить.

— А у меня есть, что вас попросить, Валентина Петровна, — добавил Виктор, смакуя давно забытый вкус варенья. — Но это я потом скажу. А пока вот Сергея вопрос нас тревожит.

Валентина сидела за столом напротив гостей, подперев ладошкой подбородок, и ожидала продолжения беседы.

— Я только хотел спросить у вас, уважаемая учительница, — начал Сергей, — как вы относитесь к гордости?

Валентина явно не ожидала подобного вопроса. Удивленно округлила глаза:

— Это ты о чем, Сергей?

— О сочинении, что пишут дети в школе.

Валентина призадумалась, вспомнила тему, что давала старшеклассникам, кивнула:

— Да. Писали сочинение на тему гордости. Называлась она «гордость — порок человеческий».

— Я об этом, — пояснил Сергей. — О порочности. Почему вы так считаете?

Валентина мягко улыбнулась:

— Это не только я так считаю. Так считал выдающийся мыслитель своего времени Лев Николаевич Толстой.

— И что же с того? Толстой за основу своего мировоззрения брал библию. Не забыли, что тут такого в принципе быть не должно?

— Как я помню, — усмехнулся Виктор, — он подобную позицию принял к концу своего творчества. Даже отказался от всего, что до того писал. Теперь вы предлагаете его мысли из сочинений, от которых автор сам же и отказался. Как такое понять?

— Да, он отказывался от авторства, но не от мыслей в них, — возразила Валентина. — У Толстого было жизненное кредо «не гордись, но бойся».

— Понятно, что такое кредо могло быть у верующего писателя. Это же означало, бойся бога, а не людей.

— Конечно, — подтвердила Валентина. — Он свято верил и чтил заповеди. Вы же знаете, что самый большой грех, это гордыня. А вы, неверующие, считаете, что это не так, — с огорчением в голосе сказала она.

Друзья переглянулись. Чувство закрытости Валентины к подобной беседе не оставляло им надежды обсуждать с ней подобные темы.

— Ладно, — заговорил Виктор. — Давайте с самого начала будем думать. Сперва я приведу отвлеченный пример. Двоим дали по револьверу. Один из них тупой обыватель, а другой умный, способный трезво рассуждать. Теперь, оба пошли вооруженными в люди. Как вы считаете, Валентина Петровна, кто из них способен натворить бед?

Валентина удивленно выслушала Виктора, никак не соображая, к чему это он ее ведет. Потом решила не обижать гостей отказом, и ответила:

— Ну, наверное, кто тупой, у того больше шансов совершить глупые поступки.

— Я тоже так думаю, — улыбнулся Виктор. — Теперь, если я скажу, что револьвер порочное человеческое изобретение, буду прав?

— Ах, вот ты к чему ведешь? — догадалась Валентина. Потом немного подумала и добавила. — Это совсем другое. Нельзя предмет сравнивать с пороком человеческим.

— Почему? Можете обосновать, почему нельзя? — настаивал Виктор.

Валентина вновь задумалась. Потом призналась, что сразу так, слету не может это обосновать.

— Не можете, потому что нет принципиальной разницы, Валентина Петровна. Револьвер тут действительно не причем. Важен человек, у которого он есть в руках. Теперь касательно гордости в самой ее максимальной выразительности, в не признанности никем преимущества. Это тот же револьвер. В умном человеке это самооценка по трезвым реальным признакам, а у тупого — по ложным надуманным признакам. А то, что непризнанно никем… Так, мало было в истории случаев, что гениев признавали сотню лет спустя? Значит, нужно говорить не гордость — порок человеческий, а тупость — порок человеческий. Потому что не будь устремленности человека быть выше остальных, не было бы прогресса вообще.

Валентина упрямо сжала губы и сердито проговорила:

— Сказано: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». А еще сказано: «Придет гордость, придет и посрамление. Но со смиренными — мудрость».

Виктор только развел руками и замолчал. Тогда заговорил Сергей:

— Значит так, уважаемая учительница. Отныне составляйте план занятий со школьниками с подробным содержанием тем. Представляйте директору на утверждение, чтобы больше не было подобных казусов. Договорились?

Валентина в упор уставилась на него, потом о чем-то своем подумав, потупилась и тихо проговорила:

— Да будет так.

— Ну и славно, — решительно поднялся Сергей. — Мы уж пойдем. Дела.

— Постой, Сережа, — встрепенулся Виктор. — Моя просьба осталась. — Он повернулся к Валентине. — Мы вскоре будем книги свои печатать. В связи с этим есть к вам просьба.

— Правда?! — восхитилась Валентина. — Самые настоящие книги?

— Самые настоящие, — подтвердил Виктор. — Так вот. Во-первых, потребуются учебники школьникам. Если вы составите их, мы напечатаем. Во-вторых, чтобы поддержать в этом мире нашу культуру придется по памяти стихи известных поэтов излагать. Сколько сможем. А вы, наверное, много таких наизусть знаете.

— Да уж. Знаю предостаточно, — усмехнулась Валентина. — А когда нужно-то?

— Месяц, другой, и начнем. Так что, поторапливайтесь.

— Хорошо. Прямо с сегодняшнего дня и начну.

— Договорились. Буду ждать ваших рукописей, — поднялся и Виктор. — Пойдем, Серега.

Они пошли к дверям, в сопровождении Валентины.

Уже на плато Виктор сказал Сергею:

— Невозможно с ней говорить. Полное затмение.

— Я это уже заметил. Пусть Василий Иваныч пробует дальше. Она нам не по зубам.

— Ладно. Попросим его. А теперь о делах наших скорбных. Серега, я не знаю, каков состав металла для отливки литеров. Может, ты этим займешься?

— Не вопрос. Займусь. Что еще?

— Еще, касательно типографской краски. Помню только про сажу и оливковое масло.

— И смола, — добавил Сергей. — Иначе будет сходить с бумаги. И не обязательно оливковое масло. Можно, наверное, и наше конопляное использовать. Короче, поэкспериментирую и скажу точно. А еще лучше, дам тебе готовую краску. Не боись.

— Спасибо, друг, — обрадовался Виктор. — Тогда нет проблем.

— Проблема есть, — вздохнул Сергей. — Изоляционное покрытие медных проводов — вот проблема моя.

Виктор, молча, шел рядом, когда резко остановился и хлопнул себе по лбу:

— Нет проблемы! — воскликнул он. — Плетенка!

— Сергей непонимающе поглядел на друга.

— Вот что, Серега. Сделаем по принципу ткацкого станка плетение сванговой нитью вокруг проволоки. Вот и все решение проблемы.

— Ой, блин! — оторопело встал Сергей. — А сможешь?

— Такой станочек? — презрительно хмыкнул Виктор. — Конечно. Принцип известен.

— Витек! — Сергей полез обниматься.

Виктор сорвался от него подальше и с улыбкой попросил:

— Только без рук.

Но Сергей все равно догнал и сгреб его лапищами.

— Всё, всё, — вырвался из его хватки Виктор. — Пора и честь знать. Работать надо.

Виктор вернулся в ангар, чтобы закончить дело с недовершенной матрицей и приняться за плетеночный станок. А Сергей нырнул в кузнечный цех, чтобы выяснить, как обстоят дела с холодной протяжкой медной проволоки.

В углу стоял большой деревянный барабан уже наполовину замотанный проволокой. Формирующая плашка продолжала медленно подавать сквозь фильеры на него медный шнур.

***

Вечерком Василий Иваныч заглянул к Виктору с предложением посетить баньку. Они зашли за Сергеем и втроем пошли париться. По дороге Василий Иваныч сделал необычное предложение:

— А давайте возьмем с собой Бориса тоже.

Собственно, друзьям было ни к чему в совет, а такие бани проходили обязательно с обдумыванием дальнейших планов триумвирата, приглашать постороннего, но предложение профессора пустой прихотью не могло быть. Явно что-то задумал человек. Поэтому, Сергей поймал первого попавшего под руку парнишку, дал срочное задание сбегать в бараки и позвать Бориса в баню. Сами пошли дальше.

Пока топили каменку, пока распивали первые бокалы вина, в дверях возникла статная фигура зодчего. Он поздоровался и вопросительно глянул на Сергея.

— Борис, ты еще не парился тут? — спросил его Василий Иваныч.

— Нет еще. Не приходилось. Хотя все уши прожужжали.

— Правильно, что прожужжали. Давай, научись и этому искусству. Раздевайся вон там, накидывай на себя простынку, как мы, и подсаживайся. Сам тебя научу париться, — улыбнулся Василий Иваныч.

Борис с сомнением поглядел на них, потом покорно направился в уголок, чтобы тоже раздеться. Как подсел, налили и ему вина. А Василий Иваныч спросил:

— Ну как, Борис, подумал над моими словами или еще не было времени?

— Подумал.

— И каков твой вывод?

Борис потупился:

— Пока ничего определенного не могу сказать. Не понимаю я всего в душе происходящего. Трудно мне…

— Так и должно быть. Трудно от привычек отказываться. Ну, ты пока посиди, подумай еще за бокалом вина, а мы побеседуем о своих делах. — Он хлебнул из бокала и спросил у друзей: — Как идут наши дела?

— Вроде нормально, — улыбнулся Сергей. — К лету осветим все помещения. А в первую очередь, вашу квартиру, профессор.

— Это хорошо. Ну, а строительство, сам вижу, успешно продвигается. Что с типографией?

— Виктор изготовил первый станок. Теперь еще два других собирают. Так что, через недельку запустят все три на полную катушку. Я увеличил производство бумаги под формат книги. Завтра собирался еще один сектор создать для изготовления обложек. Придется начать с кожаных обложек.

— Тоже неплохо. Витя, а как с перевооружением дело обстоит? Тебе к лету необходимо быть полностью укомплектованным и готовым.

— Буду, — сурово проговорил Виктор. — Обязательно буду.

— Надеюсь, — отчески поглядел на него Василий Иваныч. — Теперь, по поводу нашего старого разговора. Рисование включил в программу. Только Федор еще не подходил ко мне.

— Подойдет, профессор, — заверил Виктор. — Эти дни крайне занят. Обещал, после каникул точно будет преподавать.

— А я еще поговорил с Валентиной насчет уроков пения. Она согласилась. Поэтому, после каникул ввожу в младших классах и этот урок.

— Касательно Валентины Петровны, — заметил Сергей. — Вы не в курсе дела. Наша уважаемая учительница проводила недавно с детьми урок на тему: «гордость — порок человеческий».

— Ага! — ухмыльнулся Василий Иваныч. — Заповедь вспомнила.

— Да. Мы с Виктором сегодня посетили ее. Виктор объяснил в доступной форме, что тема не соответствует действительности, но аргумент отлетел от брони веры, как теннисный шарик. Невозможно призвать ее к разуму. Верует, ибо это нелепо, — засмеялся Сергей. — Единственное чего смогли добиться, это обязали ее нести вам план учебной программы на утверждение.

— А чему ты удивляешься? Это и есть сущностная цель верований. Какая же это вера, если можно подвергнуть анализу на логику. Тогда это наука, а не вера. Критический подход вере нетерпим.

Василий Иваныч испытующе поглядел на тихо слушающего их Бориса и продолжил:

— В голове человека некритичное мышление реализуется в конкретной части мозга. Если не ошибаюсь, в левом полушарии оно, а в правом полушарии — критичное. Нейрофизиологами проводились измерения активности этих частей у глубоко верующих и у неверующих. Все вопросы касательно веры у верующих активизировал левый участок мозга, а у неверующих — правый. Вот вам и предметное доказательство состояния дел.

— Интересно было бы такое исследование провести им и с правительственными чиновниками, — засмеялся Виктор. — Почему-то мне кажется, что и их речи активизировали бы только левое полушарие.

— А знаешь, ты не так уж далек от истины, — заметил Василий Иваныч. — Правда, я не насчет частей мозга. Я о другом. Все дело в том, что зарождение монотеистических религий в той нашей жизни и их путь дальше, это некая форма банального захвата власти и инструмента ее удержания. Есть два пути такого захвата. Первый — это сверху вниз за счет подчинения реальными силовыми структурами конкурентов и дальше до нищей толпы. А второй — мистическими силовыми структурами. Снизу вверх за счет подчинения этой толпы и выше, до знати и дальше. Вспомните, «блаженны нищие духом, ибо ваше есть царствие божье». Или еще, «удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царствие божье». Так ведь, если не ошибаюсь? До византийского феномена власть снисходила от верхушки пирамиды вниз. На основании пирамиды оказывалась полностью лишенная власти толпа. Вера этим воспользовалась сполна, чтобы создать власть с основания пирамиды вверх. И успешно создала, опираясь на голытьбу. Вот почему в обоих случаях требуется некритичное мышление больше критичного. Когда же произошло слияние обоих властей воедино, когда реальной силовой властью заодно завладел религиозный лидер, наступил средневековый коллапс. Ведь выходило, что нищим духом теперь может быть и знатный богач. Толпа лишалась власти вторично. Антагонизм стал очевидным разрушительным фактором. Назревали катаклизмы. Пришлось разъединяться, чтобы не наступил полный коллапс и хаос. Хотя суть религии все равно оставалась неизменной, как и любой нынешней силовой структуры: иметь власть над некритически мыслящей паствой. Вот почему проповеди совершенно идентичны рекламным выступлениям властных чиновников. Только диаметрально противоположно направлены.

— Как я догадался, — заговорил тихо Борис, — ты говорил сейчас о религии тех краев, откуда вы пришли сюда. Там тоже служители собирают дань от народа, как тут?

— Да, конечно. Если бы действительно существовал бог, то ему ничего материального не могло бы быть нужно от людей. Зато людям, назвавших себя служителями бога, ой как необходимы такие жертвы от толпы. Правда, в нашем мире брали не только золотом, но и домами, кораблями. Ладно, успеем еще поговорить об этом. Пошли-ка лучше в парную. Научу тебя по-настоящему париться.