Нет, подвиги точно не моя стезя. Я и так за сегодняшний день их наворотила лукошко дырявое с верхом. И что вообще на меня нашло? Для дриады - полукровки с жизненным девизом "сорной травы", по-моему, слишком? "Хотя...", - даже приостановилась я, шагая до этого по тропке уже своего родного леса. - "Кобель у лавки...ну, случайность. Любоня с Русаном - из простой сострадательности. Волчица с детенышем - мой прямой долг, а мужчина этот с "защитой" на цепочке... просто стечение обстоятельств. Так для себя и решим", - и припустила дальше, поддерживая одной рукой отяжелевшую сумку, вовнутрь которой даже заглянуть до сих пор не решилась...
- Адона, я сейчас баньку истоплю, а то...
- А-а-а-а!!!
- Перунова благость. Мокоши раденья!
- Живёхонька...
- Что здесь вообще творится? - выпали у меня из разжавшихся пальцев связанные за шнурки туфли... А вот про кумушек этих я и вовсе позабыла.
- Так, Евсечка, - обступили меня разом у захлопнувшейся двери трое начисто выкинутых из памяти весчанок (чтоб им всем с этого проклятого моста россыпью попрыгать). - мы ж думали, ты утопла.
- Как сорвались долу с этим пришлецом и вспять не вынырнули.
- Как же не вынырнули, Бояна? - наметился явный разлад в версиях. - Он ведь тотки обнаружился! В кустах недалече.
- Да не суть важна. Евси то не было.
- Точно, не было...
- А где ж ты была? - уперлись в меня четыре пары глаз. Три - со жгучим интересом, а еще одна - с вопросом, о-очень выразительным, подтвержденным скрещенными на груди руками.
- А я... дальше по течению вынырнула и берегом домой вернулась... Ой, а вон и батюшка Угост возвращается.
- Иде?
- В окно разглядела... издали.
- А-а, тады нам пора. Прощайте.
- Ну... за яйцами Евсю пришлешь... Раз уж ей так свезло, - сдуло всех троих прямо за высокий порог.
- Адона, я тебе сейчас все объясню. И не делай такое трагическое лицо. Ведь, ты же... - прищурила я трусливо глаза, наблюдая из под ресниц за приближающейся ко мне дриадой, которая, вдруг резко остановилась, прихлопнула ладонь к своему сердцу, а потом с душой меня этой же ладонью по лбу треснула. - Ну да. И я о том, - пробубнила уже из крепких объятий. - Ты ведь всегда чувствуешь, что со мной, но... всегда переживаешь... Ой, давай, лучше я сама из сумки все достану?
И не так оно страшно оказалось. Испугалась я лишь, когда в дом зашел нахмуренный своим "божественным" думам волхв, оттого прикрыла подсохшим тылом вываленные на стол покупки. Но, батюшка Угост вниманием лишь недавних гостий удостоил, вперясь отстраненным взглядом в мою размотанную косу:
- Что здесь Бояне с ее перечёсками надобно было?
- Новостями последними приходили поделиться, - как можно беззаботнее пожала я плечами.
- И о чем те новости?
- Да, сплетни одни.
- Сплетни? - поднял волхв на меня цепкие карие глаза. - Бабское верещание - пустое сотрясание небесной тверди, - и развернулся к Адоне. - Собери мне суму в дорогу. На заре к Охранному ухожу. Три дня не будет. И чтоб никаких тут без меня... гостий, - вышел он вон, сопровождаемый угрюмым взглядом моей няньки.
- Адона, а что батюшка Угост имел в виду под... Ты куда? - удивила во второй раз меня нянька, тоже удалившись за кухонную цветастую занавеску.
Мне же ничего не осталось, как в гордом одиночестве насладиться видом собственных последних приобретений. Хотя, уместнее было бы сказать "насолиться", потому как купленная соль в хрустящем влагой мешочке успела пропитать своим "рассолом" все остальное содержимое сумки. И мотки с разноцветными нитками и сложенную аккуратно кружевную косынку и, что самое обидное, книгу, купленную мной после тщательного выбора. "Превратности судьбы глазами путешественника". Да, пожалуй, этот разбухший фолиант сам стал прямым доказательством собственному же названию:
- Ну, хоть читать можно. Затем и брала...
А, пока он тоскливо сушился на моем подоконнике, прополосканный вдобавок в кадушке на углу, мне пришлось вернуться к делам насущным - ритуалам ежедневным. Даже не знаю, чем он для моей няньки является. Мне же - сплошное удовольствие и возможность поболтать о свершившихся за день событиях. Особенно, если их много:
- Ну и вот... А потом я сбежала. И ведь, действительно, сразу видно, что не местный. Одет, как... - тут вышла временная заминка с нужным образом, но, потом я нашлась. - галерщик. Я о них в книжке читала. Это такие подневольные гребцы на больших лодках. И черты тоже не местные. У наших мужиков нет таких высоких скул и... вообще у нас таких нет. А на цепочке у него - защита от магии, представляешь... Ой, Адона, больно же. Когда-нибудь я их точно обстригу, эти космы. Ой!.. Молчу... Нет, слушай. Я вот все думаю про то, что мне волчица сказала. Почему она меня "хранительницей двух стихий назвала"?.. Не знаешь? Ой-й, Адона! Дай ко я сама буду чесать... Ну, тогда, осторожнее... А мне, "тише"?.. Ну, хорошо. Буду тише говорить... Странная ты какая-то сегодня, Адона. Правда, странная...
А на следующее утро я "оглохла" и "ослепла". Сопровождалось это состояние привычным нытьем внизу живота и привычной же надеждой на необратимость произошедших со мной перемен. Хотя, к ним еще прибавилось одно ощущение. Необычное, незнакомое. И если раньше я в такие, "бабьи дни" представляла себя запертой в глухой темной каморке, то сегодня в каморке той, появился, будто бы... "сквозняк" из-за приоткрытой, совсем чуть-чуть двери. И ветром от того сквозняка мне в мой замкнутый мир струйками понесло какие-то запахи... и даже звуки. Не то шуршание, не то журчание...
- Адона! Я пойду, прогуляюсь. Недалеко, вдоль берега, - и, скинув старые туфли, босиком припустила по траве к озеру.
Остановилась у песчаной кромки воды, из-за хмурой сегодняшней погоды, дымчато-серой и неприветливой, и глубоко вдохнула... Потом еще раз, уже закрыв глаза и откинув назад голову.
Мысли тут же понеслись куда-то, как долгожданно выпущенная стрела, над этой, почти неподвижной, сонной гладью, все дальше и дальше, сначала касаясь ее и отмечая в глубине, где рыбин, а где и просто колышущиеся темные водоросли. Мелькнули над камышами со снующими в них кряквами, а потом круто развернулись обратно. Будто страшась покинуть родную стихию... "Стихию?", - распахнула я глаза, с изумлением обнаружив себя, уже по щиколотки в теплой воде.
- Адона, это... что? - женщина стояла у самого берега, и тяжело дышала. Потом, взмахнула требовательно рукой. - Да иду. Только ты мне объясни... Как это, "отстань"?! Ну, ничего себе, отстань! Со мной леший знает что, творится, а она от меня отмахивается. Ай! И хватит меня бить! Чай, не маленькая уже. И так все мозги поотшибала. Теперь вот мерещится всякое... Ай!.. А вот попробуй, догони сначала!..
Да... Странности продолжались. Зато, появилась нежданная оказия из дома сбежать. И я сейчас снова летела с холма. Только в этот раз, в сторону веси, размахивая в руке берестяным кузовком под дюжину куриных яиц...
Подружка моя нашлась почти сразу, после допроса ее матушки, по локти в муке и младшей сестрицы, по уши в малиновом варенье. Хотя, обе занимались одним и тем же - пирожки стряпали. А вот Любоня... Любоня в это время откровенно отлынивала. На длинном бревне за задним огородным забором.
- Здравствуй, не чихай, - радостно хлопнулась я рядом с ней на прохладное дерево и приткнула сбоку от себя полный яиц кузовок. - А ты чего здесь скучаешь?
- Я?.. - повернула ко мне Любоня свое круглое личико. - Ду-умала.
- И о чем же ты ду-умала? Или о... Подруга, ты чего? - а вот этот выпад стал для меня полной неожиданностью. И, прижав в ответ кинувшуюся мне на шею Любоню, я лишь растерянно замолкла:
- Евся, я ведь сначала думала, ты померла, у-топла, - всхлипнула она мне в быстро намокшее плечо. - Эти трещетки весевые... Пока от них правды дознаешься. А сама к тебе в лес ваш кудесный бежать струсила... Евся, если еще и тебя... - вновь зашлась Любоня.
- А, ну, погоди. Да с чего ты взяла, что я вообще утопнуть могу? Ты вспомни хорошо, еще в детстве мы с ребятней ныряли на спор в Козочке, и я всегда дольше всех под водой могла пробыть. Помнишь?.. А помнишь, как один раз, у себя на озере, я рубашкой за корягу донную зацепилась, и ты успела за Адоной сбегать, пока я оттуда уже голой не вынырнула, и с корягой этой?.. Вспомнила?
- Угу, - отлипла от моего плеча подруга и посмотрела мне внимательно в глаза своими, похожими сейчас на небесную лазурь. - И точно. Тебя вода любит. Ты в ней - как ры-ыбина.
- Вот и я о том. Любит. И утопнуть никогда не даст, - теперь уже на долечку, задумалась и я сама, вспомнив утреннее свое наваждение, а потом решительно тряхнула головой. - Так что, хватит выть. Мы с тобой - подруги на всю жизнь и друг без друга, никуда.
- Угу. И в мутную воду.
- Ну, туда, не обязательно... Ты мне лучше другое скажи. Кроме меня ты кого еще так боишься потерять? - осторожно решила я "подкрасться" к заветной теме.
- Кого? - тут же отстранилась от меня Любоня и я только сейчас заметила на черной головке подруги, сползший к уху венок из одуванов. И где она их насобирать то смогла? Ведь отцветают уже.
- Кого? - настойчиво повторила я свой вопрос. - Любоня, ты жениха своего любишь?
- Я его... уважаю, - потупив очи, поправила девушка сползший венок.
- Уважаешь?.. И откуда слово то такое взяла?
- От отца. Он сказал, что Ольбега надо уважать за то, что он много достиг. И держит себя, как граф. И никому не дозволяет собой помыкать. И я за ним буду, как за каменной оградой.
Вот это то и угнетает, подружка дорогая:
- Значит, как за каменной оградой? А с другой стороны той ограды - все остальные. Кроме...
- Кроме... - эхом выдохнула Любоня. - Евся, я...
- А я тебя, Евся, обыскался! Вот оно вам, наше здрасьте! - пред нами, колыхая на ветру просторной, не по плечу, рубахой, лыбился во всю щербатую ширь Осьмуша. С румяным пирожком в зажатой ручонке - сразу видно, кто ему нужное направление задал:
- И какого лешего я тебе, вдруг, понадобилась? - с явной досадой, но, все ж, удивилась я.
- Да не лешим его кличут, - иронично скривился малец. - И от него тебе письмецо. Он меня у дядьки Кащея словил и тут же на коне его карандашом наскреб. И еще мне пол меденя обещал за услугу.
- Да кто ж? - дуэтом вылупили мы глаза на конопатого интригана.
- Да Лех! - в ответ выдал он. - Кого ж еще ты самого лицезреть отказалась? Так что, теперь, получи и распишись.
- Я тебе сейчас на заднице твоей тощей крапивой распишусь, - с угрозой поднялась я с бревна, - письмоносец весевой.
- А ну, давай! - козликом отпрыгнул вышеименованный, и принял геройскую позу. - Лех мне еще пол меденя обещал, если я от тебя люлей наполучаю. Только шибче крапиву прикладывай. Чтоб у меня того... доказательства были.
- Ему предъявить? - хихикнула сбоку от меня Любоня, а потом ухватилась за мое запястье. - Евсь, давай глянем, что он там наскреб? Интересно же.
- Интересно? - окрысилась я попутно еще и на подружку. - Да он меня достал, как дятел стреху своими выкрутасами. Да я его и видать и слыхать уже не в мочь.
- Ну, пожа-луйста. Ну, токмо, ради меня. Ведь, страсть, как интересно.
- Тебе интересно?.. Вот сама и читай тогда его дурные каракули, - бухнулась я обратно на свое сиденье, оставив, однако ж, в поле зрения вмиг оживившуюся парочку.
Осьмуша, шустро выудив из-за пазухи, маленький цветной квадрат, нырнул под березку (видно, ему за ответ еще чего-то наобещали), а Любоня, так же шустро вернулась ко мне, на бревно:
- Только, чёй-то, я не пойму, - возникла, вдруг, с ее стороны заминка. - Здесь не письмо, а етикетка какая-то... Вино "Улыбка Зилы". Специально для... Евся...
- Это он, наверное, хочет, чтоб я ему теперь все время улыбалась. Шифрованное, видать, письмо, - сердито буркнула я, демонстративно отвернувшись в сторону.
- Так ты, переверни бумажку то! - подал из-под засадной березы голос письмоносец, и снова там затаился.
- О-о, точно... Угу. Читаю... Евсения! - торжественно продекларировала Любоня и вновь, надолго замолчала. - Евсь, я, чёй-то, опять ничего не пойму, чего он тут понаписал. Какие-то слова странные.
- Ничем помочь не могу.
- Угу, - вздохнула подружка, но, решила не сдаваться. Видно, любопытство - их кровная черта. - Ежевика... еже-виты... О! Ежели ты! Ежели ты и да-льше бу-дить меня... Ты его что, будишь?
- Чего? Это кто его будит?! Да больно мне надо?!
- А как?.. А-а, погодь... Ежели ты и дальше бу-диш... Будешь! Меня му-чить. Во как... Ж-ж-ги кости бояну. Жги кости Бояны?! Евся, а ее-то за что?
- Любоня, а ну, дай сюда! - кончилось мое малосильное терпение. - Сама буду читать... Ага... Ежели ты и дальше будешь меня мучить, ж-ди в гос-ти Бо-я-ну. Сроку ти-бе три, уф-ф, здесь, хоть цифрой смилостивился... дня... Ну, ничего себе, угрозы!
- А Бояна то тут причем? - отработанным дуэтом уставились мы в этот раз друг на друга.
- Кочерыжки вы капустные, а не невесты! - пригнул наши головы, раздавшийся сверху праведный писк, а потом и знакомое пыхтение. - Бояна ж - сваха у нас. Любоня, ты что, забыла, кто к нам от твого жениха приходил? - свесила две косички с той стороны забора, уже отмытая от варенья Галочка.
- А ведь и правда, Евся! - распахнула рот девушка. - Лех тебе решил сваху заслать.
- Та-ак... Видно, по-хорошему у нас с ним не выйдет, - процедила я сквозь зубы и снова поднялась с бревна. - Осьмуша!
- Чего? - неуверенно проблеяли из укрытия.
- Передай Леху, что если он еще раз мне даже в письменном виде предстанет, то я ему его неугомонный...
- Евся! Дети же!
- Ага... - с трудом, опомнилась я. - Дети... Скажи ему, чтоб дождался Солнцеворота, а там мы с ним лично об жизни и судьбе побеседуем. Но, если, сунется ко мне в дом раньше, с Бояной или с бояном, я ему тот боян на этот самый... В общем, ты меня понял... Понял ведь?!
- Как не понять? - колыхнулись нижние березовые ветки. - А это тебе, от дядьки Кащея. Лови! - через долечку мелькнула меж них прямо мне в руки маленькая деревянная игрушка.
- Что это, Евся?
- То, кёнтаврь, - оповестило вместо меня с забора вездесущее дитя. - Дядька Кащей вчера еще ей эту свистульку выстругал. Сказал, специально для Евси. С четырьмями дырочками, чтобы чище было... это... звучание. А у всех остальных - только с двумями... А еще, Евся, можно Леху пообещать, что ты его за уши полотенцем к колодезному журавелю привяжешь и будешь макать, пока он не поумнеет.
- Галушка!
- А чего? Матушка так всегда отцу грозит, когда он...
- А, ну, мотай живо с забора! - да-а... видно, вопрос мужнего "уважения" в этой семье, действительно, сильно актуален...
Домой я возвращалась злее вьюжной ночи, едва не промахнув мимо нужного мне проулка. Да, промахнула уже, но, все ж развернулась, не желая делать крюк через все тот же крутой холм. Это, когда на душе спокойно, можно просто идти по любимой тропке, вдыхая полной грудью сочную лесную жизнь, а сейчас... И злилась я на весь белый свет, резко поменявший теперь краски. И это, не смотря на выглянувшее полюбопытствовать на землю солнце. И на Леха, впустую тратившего упрямство на мою неприглядную персону, для него, однако, недосягаемую. И на Любоню, подружку дорогую, решившую в купе с собой, принести в жертву нелюбви еще и меня. Даже венок свой одуванный мне меж кренделей нацепила. Он, видите ли, душу очищает и обнажает. А то я не знаю. Нашла, кому "мази втирать". Да и на себя тоже злилась. На непонятности, коих давно со мной не было. Потому как, давно разложила в своей жизни все по полочкам с умным названием "принципы"... Все, ровно по аккуратным пыльным стопкам, иначе мне точно не...
- Жизнь моя, пожухлый лист!
Он стоял, опершись на старый орешниковый тын, в аккурат на середине моего пути. И в аккурат посредине цветущего клеверного луга. Напоминая собой приготовившегося к взлету коршуна, в этом своем жилете на голое сильное тело. И, похоже, ожидал именно меня. Я скосилась сначала на пасущегося рядом буланого жеребца, чьи передние подковы были мне очень близко знакомы, потом на пути обхода и его и седока, и, хмыкнув, двинула прямо по тропке. Вдруг, мимо пронесет?
- Доброго дня, - как видно, не пронесло. - А я тебя искал, - голос незнакомца оказался глубоким и каким-то настораживающе спокойным.
- Интересно. И скоро нашел?
- Да, - усмехнулся лишь уголками губ мужчина. - Спросил, где в этой деревне живет девушка, умеющая разговаривать с животными, плавать, как русалка и заживлять раны, как магиня. Мне на тебя и...
- Что?! - перехватило у меня дыхание. - Да как ты вообще посмел про меня такое болтать? - пошла я в наступление на мужика. Вот и спасай их после этого!
- Ты чего? - вместо того, чтобы зверзнуться спиной вперед с тына, распрямил он спину и внимательно посмотрел мне в глаза. - Я просто пошутил.
- Пошутил? Да мне такие шутки... В общем, зачем пришел? - вперилась я гневным взглядом снизу вверх. - Если благодарить, то, обойдусь. Считай, мы с тобой квиты. Ну-у?
- Отдай то, что взяла и я уйду, - спокойно произнес мужчина, не отрывая от меня взгляда.
- Что я взяла? - напротив, открыла я удивленно рот.
- Мой... талисман. Я понимаю, ты заслужила плату за мое спасение и предлагаю альтернативу ему. Просто, он мне очень дорог и очень ну...
- Что ты мне предлагаешь?
- Альтернативу, - мотнул головой незнакомец. - Замену. Хочешь, деньгами. Хочешь, чем-нибудь друг...
- Да не брала я твою "свечку", - нахмурив лоб, тут же отпрянула я в сторону. - Больно она мне нужна... Значит, ты меня за воровку принял? - и почему мне стало так важно сохранить свое честное имя? Ведь я его не знаю, и знать не...
- А где же он тогда? - вот теперь настала очередь и его выкатывать свои совершенно черные глаза. - И я тебя не считаю... воровкой. Просто...
- Мне некогда.
- Что?
- Мне некогда, прощай. А свой защитный талисман в осече поищи, на берегу. Он мне мешал и я его туда отбросила, когда... В общем, прощай, - и направилась в сторону тропинки.
- Евсения... - имя мое прозвучало, будто бы теплый ветер подул, так странно по родному, что я даже приостановилась, а потом развернулась к нему. Мужчина стоял, засунув руки в карманы брюк, и с прищуром смотрел мне вслед.
- Да?
- Имя у тебя странное. Одну лишь букву изменить, и получится "чужестранка".
- Не твое дело, - не шелохнулась, однако ж, я, подумав про себя, что "и ты тоже на весевого соседа не больно смахиваешь. Как бы там тебя не звали".
- Меня Стахос зовут. И я... тебя снова найду.
- Только попробуй. Я тебя в дуб превращу, - вот теперь уже сорвалась я с места, услыхав вдогонку громкий мужской смех:
- Это вряд ли. Ведь я уже буду с защитой!
- Тогда сразу в трухлявую корягу!..