На следующий день нам читали лекцию о газах: как против них защищаться, что делать, если ядовитая жидкость попадет вам на кожу, как пользоваться целлофановой накидкой, и много разных других вещей, таких сложных, что сам инструктор еле с ними справлялся. Целлофановая накидка – это даже не накидка, а целая небольшая палатка, которая должна прикрывать все ваше тело. Только для того, чтобы ее развернуть, инструктору (у которого был большой опыт) понадобилось около трех минут, а это слишком много, когда кругом газ. Но в конце концов ему удалось завернуться в палатку. За спиной у него был ранец, на лице – противогазовая маска, на голове – шлем, кроме того, на нем была защитная одежда и толстые перчатки на руках, и теперь он намеревался показать нам, как стрелять из винтовки сквозь палатку и выиграть таким образом войну.

Ну это просто физически невозможно, вот и все. Если бы дело дошло до этого, каждый предпочел бы скорее быть убитым. Лучше умереть, чем нагромождать на себя такую кучу всякой дряни. Ничего нелепее я не видел. Это было просто издевательство над человеческим телом, особенно когда инструктор дал понять, что после всей этой возни и суматохи нужно еще бежать вперед и стрелять из винтовки.

После лекции мы промаршировали к газовой камере и прошли в ней испытание. Оказалось, что мой противогаз пропускает. Я чувствовал, что дышу газом, но молчал, так как сам был виноват. Нам велели потуже стянуть тесемки, чтобы воздух не просачивался, но, когда я надел маску и затянул тесемки, мне больно сжало лоб, и, кроме того, я едва не задохся, так что я слегка распустил завязки. А теперь вот я глотнул газу. Тут сержант спросил, не чувствует ли кто-нибудь, что дышит газом, и я поднял руку. Тогда он подбежал ко мне, затянул тесемки и что-то такое пробормотал через свою маску, чего я не понял. Он говорил через маску – как же я мог разобрать?

Мы вышли из камеры и, когда был дан отбой, проделали контрольные приседания, потом сняли противогазы и сложили их в сумки. Сержант спросил, как я себя чувствую, и я отвечал: хорошо, хотя глаза у меня щипало. Он сказал, пусть это будет мне уроком, раз я не затянул тесемки, как мне было сказано. А я говорю, сам знаю, урок уроком, но когда я стягиваю тесемки так, чтобы маска не пропускала, то мне жмет лоб и дышать нечем, а это для меня еще хуже газа.

Немного погодя мы снова прошли через камеру, на этот раз нас окуривали другим газом, и на этот раз у кого-то другого маска была стянута недостаточно туго, и он глотнул газа. Парень заметался по камере в поисках выхода, но сержант крепко его ухватил и не выпускал, потому что стоит кому-нибудь одному впасть в панику в газовой камере, как и другим покажется, что они дышат газом, – и тут начинается отчаянная беготня по камере, наполненной газом, и беды, конечно, не миновать. Ведь когда люди в противогазах поддадутся панике, им и в голову не придет, что совершенно бессмысленно срывать с себя маску или бросаться к железным дверям, запертым снаружи, и пытаться пробить стену лбом. Сержант заставил этого парнишку успокоиться. Тот перестал размахивать руками и метаться по камере, и все в конце концов обошлось благополучно.

В тот же день двое ребят из нашей команды отказались от увольнительных, которые им полагались, потому что им в Нью-Йорке идти некуда, и мы с Виктором попросили их уступить очередь нам. А они спрашивают, что мы им за это дадим. Тут я поспешил опередить Виктора, потому что знал, что он скажет – пять долларов. Я предложил им пачку сигарет, и сделка состоялась. В этот вечер мы опять отправились в город.