Ольга приехала домой в двенадцатом часу ночи в абсолютно измочаленном состоянии.

— Боже, как я устала! — пробормотала она, просто рухнув на пуфик в прихожей.

— Чего это так? — удивился Юрий, и принялся сдирать с ног своей подруги ее изящные сапожки.

— Эта цыганка — чудовище! Вампир! Я просто чувствую, как она качает мою энергию. Пять часов допроса, и, представишь, я была даже благодарна Кашиной, что она предложила прекратить допрос за длительностью времени.

— Так, ну это, допустим, девять вечера. А что ты там еще делала три часа?

— Подбивали с Колодниковым бабки.

— И что?

— Так все пока получается неплохо. Улик против нее — море! Одна машина со всем содержимым чего стоит. И наркота, и оружие! Прелесть, а не улики. И, главное, все оформлено как надо. Теперь даже Кашина к ним не придерется.

По ходу разговора Юрий постепенно раздевал Ольгу, так что про находки в машине она рассказывала, уже лежа в ванне.

— У меня было впечатление, что этот автомат был приготовлен для нас, — сказала она с закрытыми глазами. — Мне как-то даже не по себе стало.

— Ну, уж, ты это борщанула. Может, он действительно ее брата?

— Может. Кстати, у нас есть что поесть?

— Не-а! Я тоже только недавно пришел. Да и надеялся, что ты что-то купишь. А так — холодильник пуст, все, что лежало снизу пропало, а в морозилке ничего нет, даже льда. Он же у нас саморазмораживающийся.

— Печально.

У Юрия было свое предложение. Он завернул Ольгу в полотенце, а потом поднял на руки.

— Давай лучше займемся любовью.

— Ну, это можно. А я тебя не съем потом во сне?

— Можешь откусить уши. Я разрешаю.

Впрочем, через полчаса, закончив со всеми любовными утехами, Астафьев все-таки подсунул Ольге бутерброд с сыром.

— М-м! Откуда такая роскошь? — пробормотала она, впиваясь зубами в пищу.

— Нашел в холодильнике. Хотел зажилить, съесть один, да пожалел тебя.

— Ну, милый, ты делаешь успехи. Вот так заядлые холостяки и превращаются в семейных дядечек с пивным брюшком и в растянутых трусах до колен.

— Ужас! Я лучше застрелюсь.

Ольга уснула быстро, а Астафьев лежал, и думал: почему он так долго крутит роман с этой девушкой. Почему он позволил ей жить в своей квартире, и, самое главное, почему его устраивает такое положение вещей? Он как-то не тяготился ее присутствием, и с удивлением замечал, что как-то даже скучает, когда долго не видеться с Ольгой. У Юрия были десятки романов с самыми разными женщинами, один раз он даже связывался узами Гименея, но продержался в таком состоянии только полгода. А тут все шло так естественно, что впереди маячили свадебные кольца, и это так же как-то не пугало старого холостяка.

"Старею", — сделал вывод Астафьев, и, повернувшись на бок, скоро уснул.

Софья Зубаревская так же была доставлена в ИВС поздно ночью. Но ее тут давно и с нетерпением ждали. Толстая женщина в форме с погонами прапорщика бесцеремонно велела ей раздеться до гола, и цыганка, уже знакомая со всеми этими процедурами, не сопротивлялась. Зато она сорвалась уже в камере. Та была рассчитана на четверых, но сейчас в ней находилась только одна подруга, старая женщина лет шестидесяти. Увидев свою новую соседку, она обрадовалась.

— О, подруга! Как хорошо то, а то я тут сижу одна уже три дня, как сука подколодная.

— Ты кто? — спросила Сонька, заваливаясь на нижнюю кровать.

— Я? Людмила Анатольевна, кличка Шкура.

— Шкура? — удивилась цыганка. — Это за что тебя так обозвали?

— За то, что всю жизнь шкурами звериными торговала.

— И много ты их продала?

Старуха захохотала.

— Ни одной. Я только деньги с лохов собирала, а потом обещала привести соболей с Байкала.

Она что-то долго и весело рассказывала про свои махинации. Потом Шкура спросила: — А ты за что села?

— Я еще не села. Я скоро отсюда выйду.

— Ой ли!

— И не ой ли, а выйду! Я тут на три дня, до суда.

Старуха захохотала, и Соньке пришлось припустить матом, чтобы заставить ее замолчать. Она смертельно устала, а надо было еще придумать, как вести себя дальше.