Ольга Малиновская пришла домой примерно в таком же состоянии, что и Косарев после двух суток бодрствования. Но она, в отличие от подполковника, не гонялась за преступниками, она просто разговаривала с Зубаревской и ее подручным. Юрий, только взглянув на ее белое лицо, бросился помогать ей раздеваться.
— Что, устала? — спросил он.
— Не то слово. Вот парочка то! Этот ее сожитель вампир еще хуже Соньки. Я с ним даже взглядом встречаться не могу.
— Почему?
— Жуткий он какой-то! Чувствую себя как-то по дурацки, как будто я — не следователь прокуратуры, а голая шлюха возле шеста.
Она разделась, выгрузила из пакетов продукты. А когда Ольга вышла из ванной комнаты, Юрий уже сварил лапшу и поджарил яичницу с колбасой.
— О, спасибо. Горяченькое!
— Чаю, кофе?
— Чаю. Как представлю себе, что завтра еще с ними целый день возиться, повеситься хочется.
— Завтра в суд?
— Да, в два дня. А с утра хочу привезти ту бабку с соцпалат да устроить им очную ставку. Это будет для нее "контрольный выстрел".
Это были Ольгины планы. Но когда она в девять утра позвонила в четвертую медсанчасть, ее огорошили неожиданным известием.
— Увы, мы не можем ее привести к вам, — сообщила главврач.
— Почему?
— Антонина Монина умерла сегодня ночью.
— Как!? — Ольга даже вскочила на ноги. — Ей же было лучше?
— Да, было, но три дня назад неожиданно пошло ухудшение. И вот, сегодня не выдержало сердце. Мы уже ничего не могли поделать.
— Хорошо, спасибо вам большое.
Ольга положила трубку. Она еще раздумывала о том, что ей делать после всего этого, как в дверь постучали, и вошел молодой человек приятной наружности, с бледным, словно замыленым лицом.
— Добрый день. Вы мне звонили вчера. Извините что раньше назначенного времени, но позже у меня все занято. Людям назначено давно уже, и я не могу им никому отказать.
Ольга, еще не отошедшая от своих проблем, с недоумением посмотрела на посетителя.
— Простите, а как вас зовут?
— Каховский, Виктор Антонович.
— А, вспомнила! Это же я вам звонила. Только я думала, что вы придете попозже. Раздевайтесь, присаживайтесь. Суть дела вот в чем. Вы глава самого известного в городе риэлтерского агентства. А у нас тут возникли проблемы по делу такой Софьи Зубаревской. Там очень много документации, мы хотели призвать специалистов из отдела по экономическим преступлениям, но там неудачно складываются обстоятельства. Тот, кто наиболее сведущ в этом всем — он болен. Остальные просто не берутся за это дело. Вы не могли бы нам помочь разобрать эти дела именно по нарушениям в документации? Мне бы только показать, что и как должно быть, и где явные подделки. А дальше я уже сама попробую тут все разгрести.
Каховский вздохнул с явным облегчением.
— И, все дело в этом? Конечно, я помогу! Мне это даже интересно, как специалисту.
— Хорошо. Вот вам документы, — она выложила перед Каховским довольно солидную папку. — Возьмите хотя бы несколько квартир, и покажите мне, что тут можно выбрать для обвинения.
С Каховским они проработали до часу дня, и расстались, каждый довольный собой. У Ольги теперь был огромный список нарушений, допущенных цыганкой, а Каховский убедился в том, что с таким грузом криминала цыганка из тюрьмы уже точно не выберется.
"Хрен я ей отдам деньги за ее квартиру! Перебьется!" — твердо решил он.
В два часа дня все было готово к рассмотрению. Как обычно, судебное заседание началось с получасовым опозданием. Подвели работники конвойной службы, поздно доставившие криминальную парочку в здание суда. Препроводив обоих за решетку клетки, они освободили им руки. Что поразило Малиновскую, Софья и Могильщик не сказали после этого друг другу ни слова. Зато к ним сразу подскочила Кашина, перекинулась двумя словами с Софьей, та кивнула головой, и бросила ироничный взгляд на Ольгу. Что еще было неприятно, Могильщик продолжал пристально рассматривать ее с этим нехорошим прищуром глаз, и хотя на Малиновской в этот раз был форменный мундир, она снова почувствовала себя голой. Как назло, по заведенному веками порядку ей пришлось сидеть лицом к подследственным.
— Встать, суд идет! — объявила секретарь.
Вошла судья Куликова. Ольга Владимировна в свои сорок лет смотрелась хорошо: высокая, стройная женщина с симпатичным, хотя и несколько неврастеническим лицом. Сейчас это лицо было бесстрастным, и, как показалось Малиновской — каким-то высокомерным. Все шло по заведенному протоколу, Малиновская долго приводила свои доказательства вины Зубаревской и Малыгина. Неожиданностью, как для Кашиной, так и для самой Софьи было обвинение в подделке документов по обмену квартир. Эпизод с Мониной проходил в общем списке, но, сегодня он уже не был главным. Сейчас Ольга сделала упор на убийство деда по Лермонтова пятьдесят два.
— При задержании в кармане у Георгия Малыгина был обнаружен кастет, производства Германии времен второй мировой войны. По заключению криминалистов именно подобным орудием был убит Соболев. Об этом говорят характерные следы на туловище убитого, а так же не соответствие следа удара в висок и угла стола, на которую пытался перевести улики убийца. При этом рана должна быть нанесена острым предметом, а в этом случае мы имеем тупой удар в висок. Кроме того, следы от колес его машины были зафиксированы в трех метрах от калитки дома по Лермонтова пятьдесят два.
Ольга чуть перевела дух, а потом продолжила.
— Далее. При обыске в квартире принадлежавшей Зубаревской была обнаружена бутыль емкостью три литра, в которой находился метиловый спирт в размере полутора литров. Точно таким же спиртом были отравлены четыре фигуранта проходящих по делу Зубаревской. Это Семенов, Заславский, Евдокимов и Паршин. На основании всего этого я прошу заключить Зубаревскую Софью Романовну, и Малыгина Георгия Ивановича на срок три месяца со дня решения суда. У меня все, ваша честь.
— Хорошо, — согласилась судья. — Что на эти обвинения скажет защита?
Кашина встала, одернула свою серую, бесформенную кофту.
— Ваша честь, многие факты этого дела просто притянуты за уши. Например, эпизод с Мониной. Мы уже не узнаем, что бы нам сейчас сказала сама бабушка, если бы она осталась жива. Удивительно то, что она была помещена в больницу, хотя сотни бомжей не удостаиваются такой чести. Наверняка ценой этого удивительного со стороны милиции жеста и были показания против моей подзащитной. Сейчас уже это доказать или опровергнуть невозможно. По факту переселения семей имеющих малолетних детей могу сказать, что в этом случае надо предъявлять обвинение работникам комитета помощи материнства и детства. При чем тут моя подзащитная?
Факт за фактом Кашина ставила под сомнение все приведенные Ольгой факты. Все это было умно, тонко продумано, но Малиновская была спокойна. Слишком большой криминальный шлейф тянулся за цыганкой.
— Что касается убийства Соболева. Все улики тут косвенные. Кто вам сказал, что следы от машины оставлены именно этой ночью? Из показаний моего подследственного явствует, что он приезжал в этот дом за два дня до убийства, а так как погода после этого пошла минусовая, то и следы машины Малыгина остались с тех пор. Что касается обнаруженной бутыли с метиловым спиртом, то никто не докажет, что эти люди погибли именно от этой жидкости, а не от паленой водки, пустых бутылок из-под которых так много было обнаружено у этих алкашей. На основании всего этого я прошу освободить Зубаревскую и Малыгина из-под стражи за отсутствием состава преступления.
— Хорошо, я все поняла, — Сказала судья. — Суд удаляется для принятия решения.
Все встали, Куликова ушла. Ольга вышла на крыльцо, перекурила. Тут ей позвонил Астафьев.
— Как дела?
— Перерыв. Пока все идет нормально.
— Как Кашина?
— Терпимо, пока ничего особенного эта сука не выдала.
— Ну, тогда ни пуха тебе, ни пера.
— К черту.
Через сорок минут секретарь пригласила всех пройти в зал заседаний. Куликова, своим бесцветным, монотонным голосом долго перечисляла разные статьи закона, а потом вынесла свой вердикт: — Отклонить ходатайство прокуратуры о взятии под стражу Зубаревской Софьи Романовны, и Малыгина Георгия Ивановича. Применить к обвиняемым такую меру пресечения как подписка о невыезде. Приговор вступает в силу немедленно.
Эти слова ввели Ольгу в состояние шока. Она в каком-то трансе наблюдала, как конвойные открыли клетку и люди, которые на сто процентов были жуликами и убийцами, покинули ее. Софья расцеловалась с Кашиной, и все они втроем вышли из здания суда. Малиновская машинально пошла за ними, и с крыльца наблюдала за тем, как криминальная парочка усаживается в такси. Когда же машина скрылась за поворотом, Ольга вытащила мобильник и позвонила Астафьеву.
— Юра-Юра, она их освободила.
— Что!! — Астафьев был ошеломлен. — Как?! Совсем?!
— На подписку о невыезде. Юр, это как? Это вот как, как это, почему?!
Она стояла, и плакала, плакала от обиды и чувства собственного унижения. Между тем мимо, даже не взглянув в сторону Ольги, прошла Куликова. Пикнул, радостно приветствуя хозяйку серебристый «Ниссан-Альмера». Судья загрузилась в машину, и, с гордо поднятой головой поехала от здания суда к своему двухэтажному дому на окраине города.
В это время Кашина спросила Софью: — Ну, куда теперь?
— В сауну, к Абдуле, — предложил Жора.
Кашина была не согласна.
— Ну, можно и к Абдуле, но вы сначала со мной расплатись. А то стрельнете счас из города, и поминай, как вас звали.
Сонька усмехнулась.
— Да нет, я теперь из этого города хрен уеду. Хорошо, если ты не веришь мне, то поехали на улицу Павлова.
На этой улице они подъехали к дому, где жил лихой десантник Соков, но цыганка вошла не к нему, а в первый подъезд. Кашина удивилась. Она знала, что Софья до этого жила в квартире в совсем другом районе города.
"Похоже, это запасная нычка у ней", — поняла Антонина.
Между тем Софья поднялась на пятый этаж, открыла неприметную дверь однокомнатной квартиры своим ключом, прошла в зал. Ей показалось, что в квартире слишком холодно. Из мебели в зале стоял только огромный, старомодный комод. Она открыла нижний ящик, запустила руку куда-то вглубь, в россыпь старого, противно пахнущего белья и… Софья не поверила сама себе. Свертка с деньгами там не было. Тогда она начала по очереди выкидывать все ящики на пол, и только когда от комода остался только ребристое основание, поверила в то, что ее ограбили. Софья вскочила на ноги, затравленно оглянулась по сторонам. Она отодвинула в сторону штору, и поняла, почему в квартире так холодно. У балконной двери не было стекла. Все оно лежало в квартире, но не целое, а разбитое, и скрепленное между собой скотчем. Зубаревская тут же догадалась, как работали домушники — спустились с плоской крыши на веревке, заклеили стекло скотчем, что бы не было звона и осколков, о которых можно было порезаться, и, разбив его, влезли в квартиру. А дальше все было просто: мебели один комод, перетрясти его много времени не надо было.
Жора понял, что случилось что-то неприятное сразу, как только Софья вышла из подъезда. Такой он ее не видел даже в момент ее задержания.
— Тонь, на вот тебе в залог мой телефон, — сказала Софья, жестом выманив из машины адвоката и Могильщика. — Деньги будут завтра.
Сотовый у цыганки был навороченный, с фотоаппаратом, диктофоном, поэтому Кашина охотно взяла его в залог, и тут же уехала.
— Что случилось? — спросил Жора.
— Нас обнесли. Увели все деньги, наш «общак», всё, что я тут прятала.
Могильщик выругался, со всей душой, и знакомыми матерными словами. Он закурил, предложил сигарету Софье.
— Кто это мог сделать? — спросил он.
— Не знаю!
— Пошли, посмотрим.
В квартире Могильщик первым делом разулся и заставил это же сделать свою подругу. Он включил свет и внимательно осмотрел следы оставленного погрома.
— Так и было? — спросил он Софью, кивая на кучу разбросанного белья.
— Нет, это я уже тут метала. А так все было аккуратно, я и не поняла сразу ничего.
— Собери все как есть, только не следи пальчиками.
Жора осмотрел балконную дверь, хмыкнул.
— Сколько тут у тебя было? — спросил он.
— Пять лимонов. Половина в баксах, половина в евриках.
— Да, хорошо парни крутанулись. Что, попробовать их найти?
— Найди, их Жора! Возьми свою машину, — она достала свое портмоне, половину находящихся в нем денег отдала Могильщику. — На вот тебе на расходы, а я сейчас попробую стрясти бабки с должников.
— Это с кого?
— С Каховского и Ибрагима. Дай мне твой мобильник, а себе купи новый.
Она нашла в записной книжке сотового телефона номер Каховского. Тот очень удивился, услышав в трубке голос цыганки.
— Ба, Софья! Вас что, уже выпустили?
— Да. Все что нам шили эти недоумки накрылось медным тазом. Подготовь деньги за квартиру, я за ними сейчас заеду.
— Слушай, у меня сейчас их нету.
— Ничего не знаю.
— Соня, у меня их нету! — повторил Каховский. — Я же думал, что тебя надолго упекли. Я их тут же в дело пустил. Через неделю я их тебе верну.
Сонька не выдержала, и заорала в микрофон.
— Витя, ты что, сука, на перо захотел!? Ты мне эти байки не пой, ты не Арина Родионовна! Чтобы завтра же, завтра же! Бабки было полностью! А то я тебя еще и на счетчик поставлю.
Положив мобильник на стол, Каховский с досадой посмотрел на него, словно это телефон был виноват в этих дурных вестях. Потом он снова взял его в руки и набрал номер Малиновской. В этот раз его тон был умеренный, почти ласковый.
— Ольга Леонидовна, здравствуйте. Это Каховский. Ольга Леонидовна, что, неужели дело Зубаревской прекращено?
— Нет, почему. Это дело никто закрыть не может. Просто суд решил выпустить ее по подписке о невыезде. А следственные действия мы будем продолжать. Она еще погуляет, но недолго, пару дней, не больше. Не беспокойтесь, Виктор Антонович. Мы ее непременно посадим.
— Хорошо, спасибо большое, Ольга Леонидовна.
Он положил трубку и подумал: "Соньке надо когти рвать, вот она и психует. С недельку помурыжить ее, а там либо она свалит из города, либо ее все-таки посадят. Хрен ей, а не деньги!"
Каховский жутко не любил расставаться с теми деньгами, которые уже считал своими.