В этот раз желающих защищать Софью Романовну Зубаревскую нашлось немного. Она сама не стала звонить Кашиной, и равнодушно приняла весть о том, что ей назначили дежурного адвоката, некого Анатолия Иванушкина. Это был совсем молодой парень, только начинающий свою карьеру после юридического института. Ольга Малиновская, пришедшая в ИВС допрашивать цыганку, сразу обнаружила, что та выглядит совсем по-другому, чем в прошлый раз. Не осталась и следа от ее агрессивности, Сонька смотрелась потухшей, вялой. Даже прическа у нее была другой, собранной в тугой пучок на затылке.

— Вам предъявляются еще несколько обвинений. Против вас дали показания Александров и Каховский. Кроме того, против вас есть еще показания Нины Тимофеевны Якуниной, — сообщила Ольга цыганке.

— Заговорила, сука старая? — равнодушным тоном спросила Сонька.

— Заговорила, и весьма охотно.

— И что, она говорит, сколько я ей давала бабок за одну ее паршивую подпись?

— Да, представь себе, все выложила. Как говорилось в одной рекламе — с точностью до копейки.

Сонька тяжело вздохнула, и как-то вся подобралась.

— Тогда я тоже хочу сделать заявление. Пишите. Я, Зубаревская, Софья Романовна, была только исполнительницей приказов и распоряжений Мылыгина, Георгия Ивановича. Это он, под угрозой смерти, приказывал мне совершать все махинации с квартирами.

Ольге в этот момент почему-то нестерпимо захотелось пить. Такое мгновенное перемещение «стрелок» на своего сожителя поразило даже ее.

— Вы это всё говорите вполне серьезно? — спросила Ольга.

— Да, абсолютно. Он мне угрожал, неоднократно избивал, практически я была его рабыня. Я была только инструментом в его руках.

— Ну, что ж, мы устроим вам очную ставку с Малыгиным, и выясним, кто из вас есть кто, — сказала Ольга.

Говоря это, Ольга блефовала. Никто тогда из милиционеров не знал, где сейчас находился Жора Могильщик. Было даже выдвинуто предположение, что он замерз где-то в степи под Кривовым. Но, Жора был жив.

У Ивана Сазонтьева была кличка Гриб. Пошла она от несуразной фигуры Сазонтьева. Он был невысокого роста, с длинными, ниже колен руками, с узкими плечами, с несуразно крупной головой. Но голова его при этом словно лежала на плечах, Иван ходил еще чуть сутулясь, от этого и было такое ощущение грибообразности. В свои пятьдесят два Гриб имел за плечами семь ходок в зону и инвалидность по причине туберкулеза в открытой форме. Большей частью своей криминальной жизни он практиковался по кражам вещей с балконов, что делал удивительно ловко, с цепкостью обезьяны поднимаясь по водосточным трубам и балконным решеткам. В тот вечер Сазонтьев сидел у себя дома, пил горячий, сладкий, но жидкий чай, слушая, как за окном шумит первая, зимняя вьюга. Старый телевизор у него сломался еще на прошлой неделе, денег не было ни гроша, так что старому зэку было скучно и муторно. Но уже по темноте в его дверь сильно постучали.

— Кого там черти принесли?! — визгливым голосом крикнул хозяин, хотя на самом деле этот стук его обрадовал. Соседи не приходили к нему просто так, поболтать о жизни. Мужики приходили к нему непременно с бутылкой, выпить в тепле, и подальше от глаз бдительных подруг.

— Открывай, Гриб! — невнятно донеслось из-за двери. Он откинул крючок, и в дом ввалился огромного роста человек в странной, скукоженой позе. Пройдя к печке он протянул руки навстречу раскаленной плите, и просто взвыл от боли. Гриб несколько секунд вглядывался в лицо ночного гостя, лишь потом узнал его.

— Могильщик?! Жорка!? Ты откуда это такой красивый?

— От ментов обрывался, — с трудом выдавил тот. — Замерз как сука. Налей водки.

— Нет водки, на мели я.

— Тогда чаю.

— Счас, теплый он у меня уже, счас я чайничек поставлю.

Он кинулся с чайником к бачку с водой, но Жора его остановил.

— Ну, погоди, хоть горчица у тебя есть?

— Горчица есть. Я без нее за стол не сажусь.

— Давай!

Гриб подал ему пол-литровую банку, где на четверть еще было желтоватой массы. Жора непослушными руками налил из чайника в банку теплой воды, размешал все это ложкой и, в несколько глотков, выпил всю эту жидкость. У хозяина горчицы глаза на лоб полезли от изумления.

— Ах, как хорошо! — сказал Жора, прислушиваясь к происходящим в организме изменениям. — Горит все.

После этого он с трудом стянул с себя куртку, бросил на вешалку шапку, сел за стол.

— Что, Ванька, на мели, говоришь, сидишь? — спросил он, потирая руки и дуя на них.

— Ну, да, Жора. Мы от делов отошли, здоровья нет — пенсионеры, живем от пенсии до пенсии. Хорошо, если кто забредет с деньгами, какого-нибудь «керосина» притаранит. Сегодня вон, ни одна сволочь не пришла, не подогрела старичка. Сижу вот один, «байкал» глотаю, — он показал чашку со своим бледным чаем.

— Укрыться мне надо дня на три. Как, примешь?

— Да, почему бы и нет. По старой памяти. Мы хорошо с тобой жили на «девятке».

— Ну, считай тогда, что я тебя подогрел.

Могильщик достал из кармана толстый бумажник. Это был его личный фонд, такой же, как ее «общак» для Соньки — заначка на случай внезапного побега. Купюры тут были все крупного достоинства, и, порывшись, Жора с трудом нашел тысячную, кинул ее на стол.

— Сгоняй в магазин, купи два пузыря самой дорогой водки, и пожрать чего-нибудь. Колбасы, сала. Ну, ты знаешь, чтобы бацилл было побольше. Сигарет возьми, «Мальборо», пачки три, а лучше пять.

— Счас все притараню, и, чехнарь и тарочку, — обрадовано ответил собирающийся Гриб. Когда он ушел, Могильщик вытащил из кармана куртки еще непослушными руками пистолет, вынул обойму. Она была пуста. Тогда он еще пошарил по карманам, и выгреб оставшиеся патроны.

— Четыре, — пробормотал он себе под нос. — Маловато.

Тем вечером они гульнули на славу. Гриб уснул прямо на кухне, свернувшись калачиком на старом сундуке, а Жора залез на русскую печь, отогреваться.

Утром Могильщик проснулся от холода первым, сам растопил печку. Растолкав Гриба, он спросил его: — Мы что, вчера всю водку выжрали?

— А хрен его знает. Может и так.

— Беги тогда в магазин. Да, и возьми там еще пожрать побольше. Что ты там вчера принес, только лилипутов кормить! И еще, Гриб, — он остановил на пороге хозяина, — если встретишь кого из наших, воров, не говори им про меня. В отрыве я. От всех. И от ментов и от наших.

— Понял, — сказал Гриб, хотя на самом деле ни черта не пронял. Он давно уже отошел от активной воровской тусовки.

В этот раз Жора вручил Грибу на закупки пятитысячную. Тот быстро добежал до местного комка, небольшого магазина переделанного из обычной избы. Эта купюра вызвала у местной продавщицы, толстой Вальки, большое недоверие.

— Откуда это у тебя, Ванька, такая хренотень? Сам, что ли, рисовал? — спросила она, рассматривая купюру на свет.

— Зачем, друган по зоне у меня сейчас квартирует. Его это картина.

— Богатый, что ли такой друган?

Гриб ухмыльнулся.

— Жора? Жора богатый! У него лопатник толщиной с твою задницу. И там все такие «картинки».

Продавщица добродушно послала его на три буквы, но добросовестно собрала в два больших пакета все заказы Могильщика. Все было бы ничего, но через полчаса в магазин заехал хозяин заведения — Антоныч.

— Как дела, Валька? — спросил он, сочно шлепая ту по заднице. Валька хихикнула, под такую ласку хозяина.

— Хорошо.

— Лешка еще не приезжал?

Лешка был управляющий магазина, экспедитором и грузчиком.

— Нет, он к вечеру товар привезет.

— Тогда заверни-ка мне пузырь "Березовой на бруньках", кефира бутылку и колбаски обезжиренной. А то Миша-Саша копченую не ест.

Валька все собрала, и тут вспомнила про Гриба и его купюру.

— Да, Иван Антоныч, тут Гриб, дружок твой по отсидке, заходил. Вчера пришел тысячную мне сунул, а сегодня вот, смотри, что притащил, — и она протянула Антонычу пятитысячную.

— Ну и что? — не понял тот. — Что, первый раз что ли, такую видишь?

— Да нет, не первый раз. Но она, случаем, не фальшивая? Откуда у него такие бабки? У него пенсия то всего полторы тысячи.

Антоныч посмотрел купюру на свет, хмыкнул. В богатом криминальном прошлом старого уголовника было время, когда он сбывал фальшивые деньги ельцинского периода.

— Да нет, похоже, что настоящая. А откуда у Гриба такие бабки?

— Говорит, друг у него приехал с зоны, какой-то Жора.

Соображал Антоныч быстро, за это и ценился среди своей братвы.

— Жора? Не Могильщик, случайно? Не ронял он такое погоняло?

Валька пожала своими пухлыми плечами.

— Не знаю, этого он не говорил. Сказал только, что Жора этот богатый очень, лопатник, дескать, шире моей задницы.

— Ну, это он врет. Шире твоей задницы только китайская граница. А где он живет, Гриб то? Знаю что тут, рядом, а не навещал ни разу. Надо бы доехать к нему, попроведать старого хрыча.

— Да, на соседней улице. Лермонтова, не то десять, не то двенадцать. Там ель перед домом приметная, высокая такая. Одна она на всей улице, не ошибешься.

— Ладно. Если он еще с такой «картиной» придет, позвони мне.

Антоныч сунул пятитысячную в карман, и поехал в город. Своих корешков он нашел на базаре, в кафе «Уют»: Мишу-Сашу, Авдона и Никиту Белого, только третьего дня вернувшегося с зоны. Они и обрадовали старика сообщением об аресте цыганки. Самыми большими связями в ментовке обладал Авдон. Он хоть и был среди них самым молодым, но стремительно наращивал свой авторитет.

— На гоп-стопе ее взяли, она с Жорой одного карася мочкануть хотела, но там оказалась ментовская подстава, — с пеной у рта вещал Авдон.

— А Жора? — спросил Антоныч.

Авдон был в курсе всех версий происшедшего.

— Тот ушел. Сковозанул через поле и по пурге оторвался. Менты думают, что он замерз там, в поле. Вчера мело то как! Я дом соседский за пургой не видел.

Вот теперь в разговор со своим веским словом вступил Антоныч.

— Хрен он вам замерзнет! У Жорки здоровья на восьмерых, уж я то знаю, сидел с ним на «девятке». Тут он, в городе Жорка. У Гриба в Синевке он припарковался.

— Откуда ты знаешь? — не поверил Миша-Саша.

Антоныч довольно усмехнулся.

— Я все знаю, что в этом городе мутиться. Мимо меня не проскочишь. Поднимайте бойцов, надо его прищемить.

Миша-Саша чуть подумал, потом кивнул головой.

— Да, надо его за Клыка мочкануть. Займись ты им, Авдон.

— А чего это я? — не понял тот, и чуточку от этого обиделся. После того, как Жора положил Клыка и его парней, все как-то опасались встречаться лично с Могильщиком. Антоныч усмехнулся.

— А тебе что, бабки разве не нужны? Гриб гутарил, у Могильщика лопатник толщиной с твою задницу. И там одни пятикусковые.

Авдон два дня назад проиграл тому же самому Антонычу тридцать кусков в буру. Денег сейчас у него не было, а долг отдавать было надо любой ценой. Жадность взяла свое над страхом получить в лоб маслину от Могильщика.

— Хорошо, я его положу в химкину хату, — уверил он стариков, и взялся за мобильник.

Через полчаса в «Уют» прибыли трое самых крепких парней из окружения Авдона. Для Ковыля, Сокура и Анаши замочить человека было проще, чем помочиться против ветра.

— Стволы взяли? — спросил Авдон с ходу.

— Имеются, — ответил Сокур, самый возрастной из этой троицы.

— Какие?

— Два Макарыча и лупара.

— Хорошо. Поехали. Косого захватите, вперед его пошлем. Пусть присмотрится к хате.

К обеду Могильщик и Гриб выдули литр водки, но Жора пьянел слабо, в отличие от хозяина дома. Он напряженно думал о том, как ему оборваться из этого поганого городка, и, главное — куда? На Север, в Воркуту? Там было много его друзей по отсидке, но куда он денет свои два метра роста и эти невероятной ширины плечи? Его будут пасти по всей железке, это факт. Можно было заплатить дальнобойщикам, чтобы они его вывезли, но, опять же, куда? Уйти на Кавказ, прибиться к какой-нибудь банде нацменов? Это можно было бы, но что это будет тогда за жизнь? Вечный страх и холод схронов. Впервые Жора почувствовал, как ему не хватает Соньки. Та такие проблемы решала махом, быстро и неожиданно.

Его раздумья прервал Гриб, выбравшийся из-за стола, и неуверенной походкой направившийся в сторону двери. Жора проводил его взглядом, потом встал, подошел к окну, выходящему на улицу. И тут он увидел, как из-за забора мелькнула голова. Она показалась только на секунду, но эти косые глаза и торчавшие из-под вязаной шапки рыжие волосы Жора не мог спутать ни с чьими другими. Выматерившись, Могильщик кинулся в прихожую, торопливо одел свою подбитую овчиной куртку.

Гриб выходил из туалета, когда из калитки со стороны огорода вышли три человека. Старый домушник только успел открыть от удивления рот, как Ковыль, бывший боксер, закрыл его мощным ударом в челюсть. Гриб полетел опять в нужник, где и замер в задумчивой позе над очком. Троица Авдона пробежала во двор, от этого залаяла соседская собака. Сокур пригнулся, и проскочил под окном, выходящим на кухню. Ковыль и Анаша дернули дверь и, держа пистолеты наготове, вломились в хату. С улицы раздался звон разбитого стекла — это их страховал с обрезом Сокур. Он ожидал выстрелов, ругани, чего угодно, но только не тишины и пустоты. Между тем двойка бойцов, с вытянутыми вперед пистолетами обследовали дом. В кухне не было никого, не было никого и в единственной жилой комнате дома. Зато было открыто настежь окно, и от этого нестерпимо тянуло сквозняком.

— Бл…! Ушел! Сокур, он ушел! — заорал Анаша.

Ковыль сразу взялся звонить Авдону.

— Авдон? Его нет. Он ушел.

— Куда?

В доме появился Сокур с обрезом в руках.

— Куда он ушел? Косой ничего не видел.

— Смотреть надо было лучше надо. Вон, в окно сквозанул! — Анаша кивнул в сторону открытого окна.

Сокур подошел к окну, перегнулся через подоконник, и выругался. Под окном снег был девственно белым, никаких следов. Он дернулся назад, но из узкого закутка между стенкой дома и стеной большой, русской печи уже появилась фигура Могильщика, и тут же загремели выстрелы. Сокур и Анаша упали первыми, а вот Ковыль успел выстрелить, но пуля просквозила над плечом Жоры и ушла в стену. Зато выстрел Могильщика был точен. Когда все затихло, Жора первым делом схватил с пола обрез, развернулся лицом к окнам, выходящим на улицу, но выстрелов оттуда не было. Тогда он проскочил вперед, прижался к простенку, и осторожно выглянул в окно. Там никого не было. Он чуть постоял, потом услышал, как где-то недалеко завелась машина.

Ковыль не успел отключить связь, и Авдон слышал в динамике своего мобильника всю перестрелку. Он правильно понял, что его бойцы попали впросак. Бросив бегущего к нему Косого, он развернул машину, и помчался в город. На первом же перекрестке Авдон остановил машину, достал мобильник, и, набрав на нем номер милиции, сообщил: — Жора Могильщик, которого вы разыскиваете, находиться в доме номер двенадцать по улице Лермонтова. Приезжайте быстрей, там слышна стрельба.

Жора успел уйти от дома Гриба всего сто метров, когда ему навстречу из-за угла вывернул милицейский Уазик. На широкой деревенской улице Могильщик был один, сияло полуденное солнышко, расстояние межу ними было всего двадцать метров, и Жора замер. Остановился и Уазик, а потом из него выскочил парень в милицейской форме, и, встав на одно колено, направил в его сторону автомат.

— Стоять! — закричал он.

Из бобика выпрыгнули еще два человека с оружием наизготовку, и Могильщику вдруг нестерпимо стало жалко себя, а потом нахлынула безысходность.

— Брось оружие! — донеслось до его ушей. Жора полез в карман, и бросил на снег пистолет. Сейчас ему ужасно захотелось выпить стакан водки!