Весть об аресте Жоры Могильщика обрадовало всех. Уже на следующий день Ольга Малиновская с торжеством сообщила об этом самой цыганке. Как ни странно, но Софью это даже обрадовало, она улыбнулась.

— Это хорошо, с Жорой я согласна идти по любой статье.

— Чего это так? — не поняла Ольга.

— Хороший он мужик, надежный. Тебе этого не понять, у тебя же не мужик, а мент поганый.

При этом она так нехорошо ухмыльнулась, что Ольга опять заподозрила Астафьева в том, что у него с этой цыганкой в тот раз в кабинете что-то было.

В этот день Зубаревскую свели на очной ставке с Якуниной. Нина Тимофеевна с пеной у рта рассказывала о том, сколько, как и когда она получала денег от этой страшной женщины.

— Я ни в чем не виновата. Если бы не она, я бы никогда не пошла на такое страшное преступление — лишать детей будущего! — убежденно закончила она.

— Что вы скажите на все это, Софья Романовна? — спросила Ольга.

Сонька зевнула, и спокойно ответила: — Врет она все. Она и до меня брала взятки, например от Жевновой. Или от Александрова. Да и Витек Каховский ей взятки совал, и немало. Это я точно знаю. Кроме того, она же не все рассказала. Что, дополнить твой список, Ниночка?

У Якуниной от страха снова запотели очки.

В два часа дня Ольга созвонилась с Астафьевым и договорилась встретиться с ним на обеде в «Руси».

— Что-то случилось? — спросил Астафьев, только глянув на задумчивое лицо Ольги.

— Садись, поешь. Я тебе заказала то же, что и себе.

— Так что же случилось? — спросил Юрий, покончив с первым блюдом.

— Не нравиться мне как себя ведет эта цыганка. В прошлый раз она бесилась как тигрица в клетке, а сейчас — это как будто только ее тень. На допросах сидит, зевает, все отрицает, или валит на своего этого сожителя, монстра. Мне что-то кажется, что она всех уже купила. Если ее снова выпустят в суде, то я не знаю что делать. Я тогда расстреляю эту сволочь прямо в зале суда.

Юрий чуть не поперхнулся котлетой.

— Ну-ну! Ты эти мысли выбрось из головы! Что это еще за самосуд!? Все будет хорошо. В этот раз она влетела по-крупному. Хочешь, я с тобой посижу на допросах?

— А ты найдешь время? — не поверила Ольга.

— Ну, с часок я выкрою.

В это время у него зазвонил мобильник.

— Да, Влада, — ответил Юрий, и у Ольги тут же высоко поднялись брови. — В «Руси», обедаем с Ольгой. Ну, с полчаса еще будем. Хорошо, приезжай.

— Чего ей надо? — нахмурилась Ольга.

— Не знаю, что-то срочное.

Влада поспела как раз к десерту.

— Фу, как я спешила!

Зарецкая бросила на стул рядом с ними свою короткую, голубую норковую шубку, попросила подошедшую официантку: — Минералки, большой стакан, и шоколадку.

Пока ждали заказ, Влада рассказала обо всех событиях, произошедших у них в психдиспансере этой ночью и утром.

— Жуть! — сказала Малиновская, и передернулась всем телом. — У меня даже мурашки по коже побежали. И так ваш диспансер не самое приятное место, а тут еще эти трупы!

Обилие трупов на Астафьева впечатления не произвело. Удивило совсем другое.

— Да, круто это все. Практически из жизни ушли все, кого мы могли привлечь к ответственности. Доктор, санитар, душитель этот. Я не понял только одного — как этот ваш санитар мог попасть под колеса машины? Доктор отравился, Дымчук этот ваш повесился, но он то чего? По своей воле шагнул под колеса?

Зарецкая отрицательно замотала головой.

— Это невозможно. Нельзя человека заставить броситься под колеса машины. Это может быть случайностью, но после всего, что я узнала о нашем милейшем докторе, я не удивлюсь ничему. Кстати, — Влада полезла в карман шубки и достала склеенный скотчем листок бумаги, — это я достала из корзины для мусора в кабинете Зильбермана.

Астафьев прочитал текст, и удивился.

— Тут что — подпись Самсонова?

— Да, но она подделана и очень грубо.

— А кто ведет следствие от прокуратуры?

— Молодой такой парень, с татарской фамилией.

— Касимов?

— Ну да.

— Маратик, — Юрий безнадежно махнул рукой. — Этот закроет все. Вот если бы он ее нашел, тогда бы, может, он и задумался.

— Ну, давай я ее обратно брошу, — предложила Влада.

Ольга и Юрий дружно засмеялись.

— А обыск в кабинете доктора производили? — спросила Ольга.

— Да, сразу после того, как я ее изъяла.

— Ну, тогда поздно.

Юрий нашел ещё кое-какие аргументы для доктора.

— Влада, учти, сейчас на ней уже и твои отпечатки пальцев. Так что ты тоже войдешь в число подозреваемых, — пояснил Юрий.

Зарецкая несколько нервно рассмеялась.

— Тогда не надо. К тому же, Самсонов уговорил наших патологоанатомов не вскрывать доктора. Они подмахнули диагноз инфаркт, а то, что там еще пустая пластина из-под «Страфонтина» в урне была, про это никто не знает кроме меня и Самсонова.

— А при чем тут "Строфантин"? — не поняла Ольга. Влада посмотрела на нее снисходительно, как шаман на непосвященного.

— А то, что десять таблеток, принятых одновременно вызовут сердечный приступ, а не купируют его. Тимофеевич в этот день только вышел на работу, не мог он за день сожрать столько «Строфантина». Если лопаешь такое лекарство, то тут же надо вызывать скорую. Вот, жук, выкрутился, а!

— Ты это про Зильбермана или Самсонова? — не понял Юрий.

— Ну да, по Лёню!

— Что ты его так невзлюбила? — удивилась Ольга. — Такой обаятельный мужик.

Влада искоса посмотрела на нее.

— Потому и невзлюбила. Говорят же: от любви до ненависти один шаг. И этот шаг я уже сделала. Кстати, у него завтра большой день. Защита!

— Ты поедешь туда?

— Конечно! Такое событие! Там весь бомонд психиатрии будет, из Москвы, из Самары Носачева ждут. Икру килограммами закупают. Мне интересно только одно — что Самсоныч будет делать с Ириной Ковалевской? Он же ее готовит на выписку. А куда ее выписывать? К бомжам? В подвал?

На этой ей никто не ответил. Ольга взглянула на часы, и поднялась.

— Пора. Надо попробовать допросить Могильщика, пока он не очухался после ареста.

Странно, но допрос Могильщика чем-то походил на допрос цыганки. Жора был спокоен, равнодушен, и соглашался почти со всем.

— Софья Романовна Зубаревская в своих показаниях указывает на то, что именно вы, были организатором вашего преступного тандема. Более того, по ее показаниям вы были в вашей шайке главным, и она только подчинялась вашим указаниям, — как автомат, мерно и без сбоев зачитала ему основные претензии Ольга.

— Да? Это Софочка так сказал? — со странной улыбкой спросил Могильщик.

— Именно так.

— Ну, значит, так оно все и есть.

— То есть, вы соглашаетесь с тем, что вы были в этот криминальном сообществе главным, а не простым телохранителем Зубаревской?

— Именно так.

Ольга откинулась на спинку стула, и пристально посмотрела в глаза Могильщика. За время допроса она сделала это первый раз. До этого она либо смотрела куда-то в сторону, либо в бородавку на лбу допрашиваемого.

— Георгий Иванович, а вам не обидно брать на себя все? Вы знаете, сколько вам за все это светит? — спросила она.

На губах допрашиваемого снова появилась улыбка.

— Как вас зовут? — спросил он.

— А вы уже забыли? Ольга Леонидовна.

— Оленька. Хорошее имя. Оленька, мне уже столько светит, что годом больше, годом меньше — все фигня. Вот так, Оленька.

Он с какой-то странной интонацией протянул это «Оленька», что Малиновская вспыхнула как факел своими розовыми щеками.

— Я вам не Оленька, для вас я Ольга Леонидовна! Следователь прокуратуры по особо важным делам.

— Хорошо, Оленька.

Она хотела что-то сказать, но поняла, что только льет воду на мельницу Могильщика. Она все больше злилась, а тот был издевательски спокоен и даже снисходителен.

— Вы понимаете, что ваше положение очень серьезно? — настаивала она. — Вам ставиться в вину смерть шести человек по улице Котовского, и трех по улице Лермонтова двенадцать. Это не считая того деда на Лермонтова, и четверых, погибших от метилового спирта.

— Ну, это не совсем так. По первому адресу там только четверо моих. Пацанов они замочили до меня. Да и вообще, это все была чистая самозащита.

— Так вы признаетесь в убийстве этих четырех человек? — не поверила своим ушам Ольга.

— Да признаюсь. Но я только защищался. Им была нужна моя башка, а я хотел ее сохранить.

В это время Попову принесли запрошенную им справку из БТИ о владельце квартиры на улице Строительной, дом шесть, квартира сорок. Прочитав ее, он чертыхнулся. Тут же он набрал номер телефона судьи Куликовой.

— Ольга, здравствуй. Я могу тебя разочаровать.

— Что, хочешь сказать, что квартира подписана на тебя? — Съехидничала судья.

— Нет, но и не на тебя тоже.

— Что, неужели она достанется этому дураку Копчику?! Или корейцу?

— Ни тому, ни другому. Она по-прежнему числиться за Николаем Паршиным. Сонька не успела переоформить её на себя. А это значит, что вчерашнее чудо в вонючих носках — законный преемник и владелец квартиры. Все документы, что эта сучка сунула нам — чистой воды подделка.

Куликова сматерилась, и такие слова из уст судьи Попов слышал в первый раз.

— Хрен с ней, делай с этой квартирой что хочешь, а я умываю руки, — сказала служительница Фемиды.

Попов положил трубку и задумался над тем, что ему делать дальше. Идея фикс подарить дочери на свадьбу квартиру сидела в его сознании вбитым по самую шляпку гвоздем. Но он знал, что корец из Хабаровска уже подал в дежурную часть заявление о факте мошенничества. Устранить же Петю Паршина сейчас можно было только криминальным путем. Но для этого надо было выходить на каких-то бандитов, а это было чревато дальнейшей насадкой на жуткий «крючок» компромата.

Все разрешилось само собой. Раздался телефонный звонок, и Попов, только услышав в трубке этот голос, вскочил с места. Звонил главврач первой медсанчасти Пухов.

— Владимир Александрович? Это Пухов. С прискорбием сообщаю, что ваша мать только что умерла. Мы ничего не смогли поделать.

— Хорошо. Спасибо вам.

Он положил трубку, сел за стол, обхватил лысую голову руками, и начал думать, как заказанный на послезавтра свадебный банкет превратить в траурную тризну.