Под утро Ольге приснились серые, немигающие глаза Могильщика, и она проснулась с жутким чувством, что лежит голая, в его камере, а Жора стоит рядом, и ее рассматривает. Убедившись, что она хоть и действительно лежит голая, но в своей кровати, и с любимым человеком, Ольга с облегчением вздохнула, оделась, и пошла на кухню готовить завтрак. Но это неприятное чувство сидело в ней, как заноза в мозгах. Своими опасениями она поделилась с Астафьевым уже за утренним кофе.

— Ты знаешь, мне кажется, что сегодня все опять пойдет не так, как я думаю.

Астафьев отмахнулся.

— Да ладно тебе! Не внушай себе с утра пораньше. Кто их после всего этого отпустит? Там только на Жоре семь явных трупов.

— Не знаю, просто предчувствие какое-то нехорошее. Вспомни, как вчера себя вела Сонька? Неспроста все это. Что-то у них там приготовлено.

Да, вчерашний их совместный допрос цыганки завершился странно. Разговор шел про махинации с квартирами связанными с дурдомом.

— Так кто был инициатором этой аферы? — спросил Юрий.

— Доктор Зильберман, — спокойно ответила Софья. — Он вышел на меня после того, как я продала квартиру его соседа, старого алкаша. Доктор был мне за это очень даже сильно благодарен. Сказал, что мучается с ним уже лет двадцать. А после того, как я спровадила этого алкаша в подвал, в соседнюю с доктором квартиру вселились вполне приличные люди.

— Почему же тогда эта операция с выселением психически больного человека у вас прошла только один раз? — спросил Юрий.

— Хитрый еврей решил, что он получает слишком маленький процент. Потом я случайно узнала, что он начал работать точно так же с Каховским.

— Сколько вы ему тогда заплатили?

— Двадцать пять процентов. Плюс десять главврачу.

Астафьев не поверил своим ушам.

— Что? Самсонов получил за это десять процентов? — переспросил он.

— Ну да. Так мне сказал сам Зильберман. Без согласия главврача он работать не хотел.

— А вы сами встречались с Самсоновым по поводу этого дела? — спросил Юрий. Она отрицательно покачала головой.

— Нет, да и зачем? Чем меньше народу в теме, тем лучше.

Юрий посмотрел на застывшую с авторучкой в руке Ольгу и отрицательно покачал головой.

— Про это не пиши, доказать все равно уже не удастся, — шепнул он на ухо Малиновской.

Зубаревская поняла, что поставила своих следователей в тупик и довольно улыбнулась. Все время допроса она с какой-то улыбкой посматривала на Юрия, а когда Малиновская ушла в туалет, Сонька начала говорить Юрию какие-то странные вещи. Она взяла руку Астафьева, и, поглаживая ее начала ворковать приглушенным голосом.

— Ты ведь меня выведешь отсюда, Юра, да? По старой дружбе, выведешь? Завтра придешь сюда, и выведешь меня с утра, да ведь? Ты такой хороший, такой добрый, такой ласковый. Ты заберешь меня отсюда.

Это походило на разговор матери с несмышленым ребенком.

— С чего это вдруг? — насмешливо спросил Астафьев, отдергивая руку. Цыганка смешалась, удивленно взглянула на Юрия.

— Я не хочу сидеть, Юра. Может, ты поможешь мне? Ты ведь любишь красивых женщин?

Она снова попыталась завладеть рукой Астафьева, но тот ее не дал. В этот момент вернулась Малиновская, а вскоре Зубаревскую отвели в свою камеру. Уже на пороге она повернулась и взглянула на Астафьева со странным выражением удивления и разочарования на лице. Юрий тут же рассказал Ольге про те речи, что пела ему в ее отсутствии цыганка. Та ничего не поняла, и Юрий тогда начал звонить Владе. Доктор эту задачку решила в момент.

— А что тут непонятного? В прошлый раз она тебя загипнотизировала, и в этот раз решила снова тебя использовать для побега. Но в транс ты не впадал?

— Нет. И голова не болит.

— Странно. Должен был ты податься на это все. У кого прошло один раз, должно пройти и дважды. А, понятно! Так вот зачем тебя Самсоныч прошлый раз оставлял в кабинете! Он тебе поставил защиту, блок против гипноза.

— А такое возможно?

— У очень сильных гипнотизеров возможно все. Ну, молодец, Ленчик, монстр просто какой-то.

— Ну, вот видишь, какой хороший человек. А ты его в тюрягу хочешь упечь. Кстати, цыганка подтвердила участие твоего Самсоныча в махинациях. По его словам он имел десять процентов от стоимости квартиры.

— Вот, что я вам и говорила! Врач должен сидеть в тюрьме! — перефразировала известную фразу Влада. Астафьев ее сразу остудил.

— Но доказать это невозможно. Они ни разу не встречались, кроме того, эта операция прошла у них только раз.

— Что выскользнул снова? Вот змей! — и, как-то неестественно засмеявшись, Влада отключила телефон.

И вот теперь сегодня, в преддверии процедуры судебного ареста, Ольга снова почувствовала странную неуверенность.

— Скажи Попову, чтобы он выделил как можно больше конвоиров для этой парочки, — предложил Юрий.

— Ты забыл что ли, у Попова мать умерла, его сегодня не будет.

— Ах, да! Ну, тогда к самому Гульбекяну обратись.

Гульбекян был начальником конвойной службы.

— Попробую, — согласилась Ольга.

Было одиннадцать утра, и Юрий занимался своими делами, когда ему позвонила Ольга.

— Ты представляешь, они снова назначили Соньку к Куликовой! — сообщила она неврастенично подхохатывая.

— Почему?! — удивился Юрий. — Что у них там, других судей нет?

— Представь себе — нет. Кто болеет, кто учиться, на семинаре, типа Порошиной. А у Сычугиной весь день уже расписан, у Сазонова и Вольпина тоже весь день одни заседания.

— Ну, ладно, не бесись заранее. Может, все обойдется.

Эти слова мало успокоили Малиновскую. Ольга ходила по коридору как тигрица в клетке.

Как обычно, судебное заседание задерживалось. Сначала опоздала сама Куликова — она меняла летнюю резину на зимнюю в автосервисе. Потом долго не везли подозреваемых. Когда их все же привезли, Ольга с удивлением увидела, что сопровождает Соньку и Могильщика обычный состав конвойных из трех человек.

"Что там, Гульбекян, с ума сошел? Я же просила хитрого еврея назначить хотя бы пять конвоиров?" — подумала она.

Они прошли мимо. Как и полагается, каждый подследственный был пристегнут наручниками к руке милиционера. Один конвойный — рослый сержант красавец, шел впереди. Два других конвоира — вынужденные спутники Соньки и Могильщика, наоборот, не поражали своей атлетической комплекцией. Через пару минут секретарь пригласила всех пройти в зал заседания.

Для такого большого зала кучка собравшихся сегодня людей была ничтожна мала: трое конвойных, двое подозреваемых в клетке, судья с секретарем, да Ольга с молодым адвокатом. Ольге сразу показалось, что Куликова в этот раз была совсем иной, чем прежде. Не было этой застывшей маски лица, этого высокомерно вздернутого носика. Она, словно пыталась испепелить взглядом Соньку, но та упорно отводила свои глаза в сторону.

Процедура шла своим чередом, Ольга зачитывала свои обвинения, адвокат что-то пытался черкать в своем блокноте, но потом оставил свое занятие.

— Подозреваемые признали свою вину, и дали соответствующие признательные показания, — сказала Ольга уже в конце. — На основании этого я прошу суд определить для подозреваемых меру пресечения — арест сроком на три месяца.

— Хорошо, что скажет защита? — Спросила Куликова.

Иванушкин поднялся, откашлялся, а потом развел руками.

— Защита не находит аргументов для нахождения данных людей на воле, и не возражает против их ареста сроком на три месяца.

Сказав это, он так явно глянул на часы, что стало ясно, почему его защитная речь была столь кратка.

— Хорошо, — согласилась Ольга Владимировна, — суд удаляется для вынесения решения.

Куликова ушла, но вернулась так быстро, что Ольга успела только выкурить сигарету на крыльце. Как она поняла, тем же самым занималась у себя и Куликова. Судья начала читать текст своего решения, и Малиновская не поверила своим ушам! Она определила срок задержания для криминальной парочки сразу в полгода! Закончив читать, Ольга Владимировна развернулась, и тожественно скрылась в совещательной комнате.

Малиновская ликовала. Между тем Сонька прикрыла лицо ладонями, и опустилась на скамейку. Могильщик сел рядом, обнял ее, начал утешать. Адвокат Иванушкин исчез из зала заседания просто стремительно. За ним ушла девушка секретарь. Сержант открыл ключом выполняющие роль замка в клетке наручники, открыл дверь.

— Выходите! — приказал он.

Ольга, не сильно спеша, собрала свои бумаги. Она могла идти, но что-то заставило ее задержаться. А Зубаревская, наконец, встала, подошла к двери, пристально взглянула на сержанта, и вышла из зверинца. Она прошла дальше, но тот конвойный, что должен был сковаться с ней одними наручниками стоял столбом. Сонька, между тем, сказала что-то второму конвоиру, и тот тоже замер. Тут к двери подошел Могильщик, но на пороге он без замаха, резко ударил сержанта под дых. Тот захрипел, и согнулся от боли. Жора быстро вытащил у его из кармана пистолет, ударил его рукоятью сержанта в висок, и толкнул дальше в зверинец. Ольга, онемев от неожиданности, с удивлением заметила, что на остальных конвойных эта сцена не произвела никакого впечатления. Более того, Сонька что-то сказала им, и показала рукой на клетку. И они послушно зашли в нее! Могильщик тут же закрыл ее на все те же наручники.

А Сонька в этот момент заметила Малиновскую.

— Придуши ее! — крикнула она Могильщику, а сама побежала в совещательную комнату. Малиновская кинулась бежать к выходу, но Жора был гораздо ближе к дверям, он перехватил ее, и прижал к стене.

— Куда?! — сказал он, щерясь своей странной улыбкой. — Нет, подруга, теперь ты от меня не уйдешь.

Он запустил руки под распахнутую дубленку Малиновской, и рванул ее мундир в разные стороны так, что от него отлетели все пуговицы. После этого Жора дернул кофточку за вырез вниз, что разорвал не только ее, но и бюстгальтер. Ольга шесть лет занималась карате, прошла курсы самообороны, но в этом момент была словно парализована. Она чувствовала горячие руки уголовника на своих грудях, и ничего не могла сделать.

Между тем из совещательной комнаты появилась Сонька. Увидев Могильщика занятого совсем не тем делом, что она ему приказала, цыганка закричала ему: — Жора, хорош херней заниматься! Сверни ей шею и пора обрываться! У меня ключи от машины судьи!

Она метнулась к двери, оттуда уже крикнула ему: — Да убей ты ее!

— Пошла нахрен! — отрезал Жора, а потом влепил Ольге жадный поцелуй в губы, и сказал, оторвавшись: — Люблю красивых баб, на этом и горю всю жизнь.

Он оттолкнул Ольгу в сторону, а сам выскочил за дверь. Малиновская услышала, как с другой стороны двери в замке провернулся ключ, и сползла на пол.

После того, как Сонька заперла зал заседания, она взяла Могильщика под ручку, и сказала ему на ходу: — Попробуем проскочить на дурика. Если не получиться — вырубай обоих.

Зубаревская говорила про охранников на входе в здание суда. Они спустились по лестнице и, не торопясь, двинулись к выходу. Оба охранника, толстые, уже в возрасте люди в черной форме судебных приставов, беседовали с молодой женщиной. Один из них был к ним спиной, а второй поднял голову и посмотрел в сторону Соньки и Могильщика. На его лице отразилось что-то такое, что заставило обернуться и второго охранника.

— До свидания! — громко сказал Сонька, проходя мимо них.

— До свидания, Ольга Владимировна, — ответил охранник.

Они вышли на крыльцо, и только тут Жора понял, что Сонька махнулась шубами с Куликовой, и, кроме того, прихватила ее норковую шапку и белую сумочку.

— Кто это был с Куликовой? — спросил в это время один охранник второго.

— С Куликовой? Когда?

— Да сейчас?

Тот пожал плечами.

— Не обратил внимание. Галь, она с кем-то была?

— Кто? — не поняла Галина, та самая женщина, с которой они так заигрывали.

— Ну, судья, Куликова?! — настаивал охранник. — Сейчас она только прошла с таким здоровым мужиком.

— Что ты ко мне пристал? — возмутилась женщина. — Не было тут никого, ничего я не видела!

На улице Сонька порылась в сумке судьи, и, достав ключи, протянула их Могильщику.

— Класс! — сказал он, заведя «Ниссан-Альмеру». — Сейчас мы от них оторвемся.

Через десять минут серебристая машина с крутым номером покинула город.

К этому времени Ольга перестала плакать, кое-как запахнула свою кофточку, застегнула дубленку, и, подойдя к двери, убедилась, что их действительно заперли. Тогда она вернулась, посмотрела на конвоиров. Два из них сидели на скамье подсудимых с застывшими лицами, третий без чувств лежал на полу. Тогда Ольга вошла в совещательную комнату. Ольга Владимировна Куликова сидела за своим столом с прямой спиной и стеклянными глазами. Малиновская потрясла ее за плечо — бесполезно. Дверь, выходящая из совещательной комнаты в коридор так же оказалась заперта. Тогда Ольга вернулась в зал, и, достав из сумочки мобильник, позвонила Астафьеву.

— Юр, Юра, — ее снова пробило на слезы. — Юрочка, они сбежали!

— Кто? — сначала не понял Юрий. Потом до него дошло. — Сонька и Могильщик?!

— Ну да! Из зала суда. Он, он меня чуть не изнасиловал! — Ольга уже в голос ревела. — Приезжай, а то нас тут всех заперли в зале заседаний. Это зал номер три.

— А конвоиры?

— Они все тут, она их загипнотизировала! И Куликову тоже.

Астафьев приехал через пятнадцать минут, еще минут двадцать служители Фемиды судорожно искали запасные ключи от третьего зала суда. Потом оказалось, что их просто не было, и пришлось дверь ломать. К этому времени подъехал и начальник ГОВД Панков, и прокурор Кудимов, и еще масса самых разных людей. Конвоиру сержанту пришлось вызывать «скорую», у него определили перелом височной части черепа, и было чудо, что он был еще жив. Хуже было с двумя конвоирами и Куликовой. Они были как роботы, как ходячие манекены, и начали отходить от гипноза только часа через два после «заседания». Ничего не могли рассказать и судебные приставы. Они бестолково спрашивали друг у друга о каком-то здоровом мужике, и совсем не видели цыганку. По их показаниям выходило, что из зала суда вышла Куликова. У всех отошедших после гипноза дико болела голова.

Ольгу пробовали привлечь в качестве основного свидетеля происшествия, но она была в состоянии только плакать, и Астафьев увез ее домой. Там она долго и отчаянно отмывалась в ванной, у ней было такое ощущение, словно ее и в самом деле изнасиловали. Больным ребенком она забралась в кровать, и уснула, свернувшись калачиком.