День второй.

Соболев проснулся сам, и это было удивительно хотя бы потому, что прошло всего шесть часов после того, как он отключился от реальности с единственной мыслью проспать, не вставая с этих пластиковых нар весь предстоящий год полета. Сначала он не мог понять где находится, но потом вспомнил все, и, со вздохом сожаления, сел на лежанке. На полу уже не было следов недавнего конфуза с содержанием желудков жителей отсека.

— Сашка, это кто тут у нас убирался? — спросил Соболев у попавшего ему на глаза Симонова.

— Да, мы все понемногу. Сейчас как раз составляем график уборок. Спорим, по алфавиту его делать, или по национальностям.

Соболеву было не до этого. Желудок напомнил о своей пустоте сосущей тоской. Но, сначала нужно было сделать кое-что еще.

— Где тут туалет, Сашка?

— Два отсека, назад, только не промахнись там, пилот. Там нужно быть настоящим асом.

— А я кто? Я и есть ас, — отшутился Сашка.

Туалет Соболев нашел быстро, его было видно из-за не очень длинной, но очереди. Поразило Соболева то, что в одной очереди стояли и мужчины, и женщины. Оказалось, туалет действительно был общим. Просто для каждого вида деятельности было свое отделение. Тридцать раковин для умывания, тридцать писсуаров, тридцать разделенных загородами и дверцами унитазов — это было маловато для такой массы людей. Смысл фразы Сашки Симонова пилот понял, когда увидел унитазы, на которых надо было ему угнездиться. По размерам это седалище напоминало туалет для воспитанников младшей группы детского сада. Собственно, сильно рассиживаться ему не дали, за дверцей кабинки приплясывали десятки невынужденных танцоров. Сделав свое дело, Сашка развернулся, чтобы нажать на что-то, чтобы смыть плоды своей деятельности, но понял, что никакой ручки или педали тут не было. Но и дерьма в емкости тоже уже не было. Как-то это у хасков обходилось без помощи воды. А сам унитаз оказался уже девственно чистым.

— Да, однако. Вот это я понимаю — цивилизация, — пробормотал пилот.

Столь же малы были раковины, а вода, включающаяся автоматически, как только он протянул руки, еле текла. Ни первая, ни вторая гигиеническая процедура пилоту не понравилась. За умывальником была еще какая-то дверца. Заглянув туда, Соболев увидел длинный ряд душевых кабин. Они были исполнены в столь же спартанском стиле, так что Сашка увидел за ближайшей загородкой парочку вполне милых ножек, а над загородкой — копну черных, кучерявых волос.

"М-да, не сильно большое однообразие. Наверняка те же тридцать душевых", — подумал Соболев.

— А где тут у вас пожрать можно? — Спросил Сашка, вернувшись, у того же Симонова.

— А, это просто. Через каждые десять отсеков есть пункт питания. Ты его сразу увидишь. Подходишь к нему, прикладываешь браслет к такой красной штуке, и все.

— А ложки там, вилки?

Симонов отмахнулся.

— Не парься с этим. Забудь вообще, что они существовали. Там увидишь, там все просто.

То, что ему нужно, Соболев увидел издалека. Во-первых, эта серебристая, встроенная в стену штука в высоту была метра три, но узкая, не более метра. А еще перед ней стояла очередь человек в сто. Правда, она быстро продвигалась, и минут через десять Соболев подошел к аппарату. Он уже видел, как это все происходит. Люди подносили к специальному табло свои браслеты. Тут же из небольшого окошечка появлялась бесцветная, пластиковая миска. Все брали ее, и отходили в сторону. Но, как раз на Соболеве вся процедура дала сбой. Он приложил к красному датчику свой браслет, внутри аппарата что-то всхлипнуло, и все. Александр почувствовал себя полным дураком.

— Да врежь ты по нему кулаком, — добродушно посоветовал голос сзади. Говорил человек по-русски, но пилот как-то постеснялся так варварски поступать со свехимпортной аппаратурой. Тогда из-за его плеча протянулась рука с могучим кулаком, и увесисто приложилась к матовой стенке аппарата. Тот снова всхлипнул, и выдал пилоту долгожданную миску с едой.

— Я эту дрянь настраивал, поэтому знаю, как с ней обращаться. Вся эта система рассчитана на пищу хасков, а наша, она гуще, — пояснил могучий, одного роста с пилотом, бородатый детина. Соболев взял миску и растерялся.

— А что, ложки нет?

— Нет, тут жевать нечего, — просветил его здоровяк, получающий свою порцию. — Эту дрянь нужно пить. А еще приложи браслет рядом, — он кивнул на второй датчик. — Это для воды.

Соболев последовал его совету, и получил пластиковую, кубообразную емкость с прозрачной жидкостью.

— Вода, — пояснил его гид. — Ровно триста грамм. Бери непременно, каждый раз после этой баланды потом хочется пить.

Соболев отхлебнул из миски, не очень как-то веря, что эту массу можно есть. И тут он приятно ошибся. По вкусу это походило на кашу с мясом.

— Съедобно, что ты так недоволен? — удивился Сашка. — Курсантами, помниться, нас вообще такой баландой кормили! А это ничего, вкусно даже.

— Да, ты, я чувствую, только первый раз это ешь?

— Ну да.

— А я тут уже месяц жру эту… баланду. Вовка, Малыгин, — он протянул пилоту руку. — Из Иркутска, слесарь-инструментальщик.

— А я Соболев, Сашка, пилот.

— О, так ты один из наших Сталинских соколов?

— Почему сталинских?

— Да, народ вас так прозвал. Наши, русские.

— А, вот в чем дело. А я и не знал. Ты, выходит, здесь давно?

— Месяц ровно, — повторил слесарь. — Чем только не приходилось заниматься. В том числе и этим кашепроводом.

— А кухня тут где?

— В корме. Оттуда идут трубы, по ним все и поступает во все концы этой хреновины.

Соболев удивленно вытаращил глаза.

— Ни хрена себе, вот это система! А как же там…

— Ничего не застревает? Э, брат, там такие технологии. Они же тоже часто перевозили своих солдат на этих гробах. Там трубы такой чистоты, что все летит как из пушки. Отполированы изнутри до изумления. Еда заканчивается, они продувают систему воздухом, и все. И мыть не надо. Мы больше мучились, добиваясь такой вот консистенции, — он приподнял миску. — Три недели на это ушло. Все, на хрен перемалывается в таких здоровых мясорубках: мясо, каша, лапша, добавляется какая-то белковая хреновина из пищи хасков, все это варится без огня, что-то вроде СВЧ, а потом мы это жрем. Скоро нашу пищу вообще перестанут добавлять, будем жрать их хавку. Там чистая синтетика. Тоже ничего, но… Мне каждую ночь сняться пельмени. Наши, сибирские, из трех сортов мяса, да сваренных на мясном бульоне с косточкой.

Соболев посмотрел на нового знакомого чуть ли не с ненавистью. После таких воспоминаний вкус инопланетной каши как-то сразу поблек. Закончил пить свою странную пищу, посмотрел миску на свет. На ней и в самом деле не осталось и следа еды.

— А миску куда теперь? — спросил он своего невольного гида.

— Да, бросай вон туда, — Малыгин показал на закрытое шторкой большое, квадратное отверстие в двух метрах места от выдачи того же аппарата. — Потом они ее переплавляют, и снова делают эти миски. Кстати, всем полагается по две тарелки этой бурды в сутки. Второй раз получишь через шесть часов, не раньше. И не вздумай потерять браслет, а то сдохнешь тут от голода. Вот воду можно пить сколько угодно.

— Да я, вроде, наелся.

Бородач вздохнул.

— Везет тебе, а мне этого мало. Через пару часов снова жрать захочу. А добавки у них не предусмотрено. Крохоборы!

Он хотел что-то сказать еще, но тут сквозь обычный шум этого людского муравейника прорезался характерный голос диктора.

— Пилот Александр Соболев, срочно подойдите к рубке, сектор восемнадцать, двадцать, двадцать.

Голос дважды повторил это сообщение и отключился.

— Так, мне пора, — сообщил Соболев. Малыгин уважительно похлопал его по плечу.

— Похоже, парень, тебя ждут большие перемены. Так просто и кого попало, в рубку не вызывают. Ни пуха тебе там, ни пера.

— К черту!

Соболев добрался до рубки за считанные минуты. У входного люка стояли два знакомых серба, но улыбка Соболева не заставила их открыть вход.

— Куда? — строго спросил один из них.

— Меня тут вызвали, — пробормотал Александр, несколько обескураженный таким холодным приемом знакомых ему людей.

— Браслет, сюда, — сказал один из них, кивая на все такой же датчик красного цвета. Соболев приложил его, дверь открылась, и, через несколько секунд, он зашел в рубку. К самому пульту управления линкором его не пустили, направили в небольшую комнату за прозрачной стеной. Но и это была только прихожая, в которой толпились самые разные люди, от уже знакомой Соболеву Берты, до нескольких священников, причем чуть ли не всех религий. Все они переминались с ноги на ногу, и смотрели в более объемное помещение так же за прозрачной стеной. Сейчас там присутствовал весь генералитет землян: китаец Чай Сен, танзаниец Мбова Этери, французский генерал Луи Фиш, полковник Карл Свенсен. Из русских был полковник генштаба Андрей Столяров, да все тот же Клебанов. Но, командовал здесь другой полковник, серб Душан Зорич. В этот момент говорил как раз он.

— Я предлагаю изменить дату в вашем бортовом журнале, Столяров.

— Это как? — не понял тот.

— Все прежнее летоисчисление становится бессмысленным. Ни Христа, ни Магомета, ни Будды у нас больше не осталось. Предлагаю начать все заново. Старая история Земли умерла вместе с нашей планетой. Новая история начинает с момента старта нашего корабля. Вот с этой секунды и начните отсчет. Кто за это предложение?

— Верно, — согласился француз, остальные только кивнули головой.

— Тогда распределим наши роли. Война не закончилась, так что все остаются на военном положении. Так как командующий, генерал Райт, не может выполнять свою роль, то я, как первый его заместитель, беру власть в свои руки.

Нельзя сказать, чтобы лица присутствующих выразили восторг, но, против не высказался никто.

— Это логично, — пробормотал Столяров.

— Итак, у нас теперь будет перераспределение ролей. Генерал Чай Сен назначается моим первым заместителем. Комендантом гарнизона, то есть, линкоры и кораблей сопровождения, а так же моим заместителем — Курт Манштейн. Сейчас никто лучше его не знает лайнер.

Невысокий, лысеющий блондин в камуфляже без звезд, кивнул головой. Бывший исполнительный директор Роттердамского порта, гениальный логистик, весь этот месяц Манштейн занимался размещением на корабле беженцев и грузов. К нему у Зорича так же был свой вопрос.

— Кстати, Курт, напомните данные о точном количестве землян на борту? Я как-то пропустил цифру между ушей.

— Да, конечно. Сегодня на борту всех судов находятся семь миллионов, шестьсот пятьдесят восемь тысяч сто тридцать два человека.

— Каких национальностей? — спросил Этери.

— Более ста. Наибольший процент, это китайцы: девятнадцать процентов.

Чай Сен, до этого расплывшийся, было, в довольной улыбке, удивился.

— Всего девятнадцать?

— А что вы хотите? Из некоторых стран вообще удалось вывести считанных людей. Из Бельгии, Дании, Мавритании. Кстати, на втором месте переселенцы из Океании и Африки, по пятнадцать процентов.

Зорич тут же обозначил другую проблему.

— Из этого вытекает второй вопрос. На каком языке мы будем разговаривать?

— На английском, — сразу предложил Энди Маркес, бывший капитан «Дельты», и первый зам Райта по Лос-Анджелесскому сопротивлению. Сейчас он командовал оперативными группами землян — разведкой и десантом.

— На английском языке разговаривают только двадцать три процента всего контингента, — заметил Манштейн. — Это много, но и в тоже время мало.

— Например, мы все говорим на английском, — заметил Маркес.

Зорич кивнул головой в сторону прихожей.

— Позовите сюда Берту Хофман.

Столяров пригласил полиглота.

— Скажите, Берта, какой язык в нашем этом странном обществе может стать доминирующим? — спросил Зорич.

— Тот, в котором как можно меньше слов, и они гораздо короче. Сейчас происходит естественный отбор, но, вообще то больше шансов у более примитивных языков. Если вы сомневаетесь в моих словах, то можете спросить специалистов. Тут у нас два профессора словесности попались, один русский, второй еврей, из Америки. А вообще, общий язык давно изобретен — эсперанто. Кстати, я предлагаю заменить все надписи в корабле на пяти языках пиктограммами, и постепенно заменить их одной, на эсперанто.

— Но это мертвый язык! Он искусственный! — Возмутился Чай Сен.

— Ну, ваш китайский тоже вряд ли кто выучит, — съехидничал Луи Фиш.

— А уж эти ваши иероглифы — и подавно! — поддержал его африканец. Китаец разозлился.

— Просто все вы чересчур ленивые. Вы не хотите даже запоминать простейшее…

Зорич оборвал этот спор.

— Ладно, к этому вопросу вернемся позже. Запрягите этих ваших профессоров, Берта, всех переводчиков, и пусть они составят один небольшой словарик для армейской надобности. Команды туда подбирать по мере краткости и четкости. Солдатам для боя и службы нужно знать одни и те же команды на одном языке.

Наконец, еще через полчаса вызвали Соболева и еще более дюжины человек самых разных специальностей. Трое из них были явные евреи, только из разных стран, два японца, поляк и один китаец. С ними всеми на английском языке разговаривал Андрей Столяров.

— Итак, господа, пока нас везут на этом здоровенном корыте как пассажиров, но, так будет не всегда. Мы уже отжали у хасков право обучаться на пилотов линкоров, и вообще, всех этих космических колесниц. Вам в будущем надлежит стать командой управления линкором. Мы проверили ваши данные, вы самые подходящие для этого люди.

— В чем это выражается? — не удержался, и спросил Соболев.

— Некоторые навыки в лётной практике, это к вам относится, Соболев. Знание как минимум двух языков, инженерная подготовка, а так же хорошее знание программирования.

— А это то зачем? — Удивился Соболев.

Столяров хмыкнул.

— Наши союзники предлагают нам учиться по методу тыка. Ткнул пальцем в клавишу — поехал. Ткнул в другую — остановился. Нас это не устраивает. Нам нужно полное овладение новой техникой. А без программирования тут не обойтись.

— А как мы это сможем сделать? — Возразил Соболев. — Там же все данные забиты на языке хасков?

— С помощью нашей уважаемой, уникальной фрау Берты. Да ведь, фрау Хофман.

— Да, это не так сложно, — согласилась женщина. — Алфавит у хасков примерно такой же, как у нас, тридцать букв, такая же система деления на гласные и согласные. Система программирования двоичная, да и лучше десятичной системы в математике общий разум ничего придумать не мог. Над переводом уже работают десять человек.

— Но, нам надо знать, как хотя действует этот реактор, какие физические законы там действуют? — настаивал Соболев.

— Этим уже занимаются несколько наших физиков, работы идут интенсивно, так что о теории не волнуйтесь. Подчинятся, вы, будете мне, а пока идите в рубку, — он кивнул в сторону основного пульта. — Старшим над вами будет вон тот рыжий парень.

Рыжий парень оказался бывшим лейтенантом армии США Джоном Маккормиком. Он восседал на высоком кресле за спинами пяти хасков, сидевших каждый перед своим монитором. Соболев не сказал бы, что на пультах этих парней было много кнопок и датчиков. В его МиГе их было гораздо больше.

— О, наконец-то хоть кто-то у меня на подхвате! — обрадовался Маккормик. — А то мне тут сутками не с кем словом перекинуться.

Но уже через час произошел крупный разговор между заместителем командующего эскадрой хасков Сакисом и Душаном Зоричем.

— Мне стало известно, что ваши люди начали изучать систему управления линкором, — начал разговор Сакис.

— Да, мы об этом с вами договаривались уже давно.

— Но мы говорили только о системе управления и боя. А ваши люди занимаются полным изучением системы движения наших судов, в том числе и перепрограммированием. Это недопустимо!

Зорич недоумевал.

— Я не понимаю ваших претензий, Сакис. Мы считали, что это естественный процесс. Нам нужно полностью освоить ваши корабли. Мы с вами союзники, или нет?

— Да, мы союзники, но… С очень давних пор Советом объединенных цивилизаций запрещено посвящать вновь найденные цивилизации в тонкости наших военных технологий. Все наши корабли управляются только хасками.

— Почему?

Было видно, что Сакис колебался, говорить правду, или нет. Потом он все же признался.

— Именно такую ошибку мы в свое время совершили с хинками. Мы им слишком доверяли. И тем страшней было их предательство.

— Вы не расскажете мне об этом поподробней? — Заинтересовался серб.

— Хорошо. Тем более, что у нас на каждом корабле есть полная история этой войны.

Он протянул свою слабую руку, и, поиграв на клавиатуре, вывел на экран заставку, сразу напомнившую сербу фильм "Звездные войны". Была чернота космоса, были очертания летящего в бескрайнем пространстве линкора.