День двенадцатый.

Этот день для Зорича начался как кошмар. Он никогда и не думал, что у него могут возникнуть такие проблемы. Сначала к нему пришли попы. Впрочем, попами полковник назвал их по привычке, на самом деле тут были священники самых разных религий. Сутаны и рясы перемешивались с шафрановыми накидками кришнаитов и буддистов, а черные митры с зелеными тюрбанами мусульман. Вся эта цветастая компания прорывалась к командующему едва ли не с первого дня после старта, но только сегодня у них это получилось.

— Разрешите представиться, — седовласый мужчина в наряде протестантского пастора взял на себя роль гида, — пастор Шредер, это митрополит Петр, Глава Иерусалимской православной церкви, имам Хабидула, Далай-Лама восемнадцатый, Глава всех буддистов, реббе Менахим, Глава иудаистов, Глава кришнаитов Вамшар.

— Чем обязан таким своеобразным визитом?

— Видите ли, у нас возникла проблема. Ваш этот комендант, этот, Манштейн, он не хочет перемещать беженцев по конфессиональному порядку. Мы уже подсчитали, что христиане вполне могут заселить левый борт корабля, их больше всего, мусульмане правый, а буддисты и иудеи согласны заселить по одному эсминцу.

Зорич невольно сжал кулаки.

— То есть, вы снова хотите разделить людей?

— Да, конечно.

— Зачем?

— Как зачем?! — Пастор возмущенно взмахнул своими пухлыми ручками. — Люди должны продолжать веровать, исполнять привычные обряды, знакомые по Земле. Они не должны отрываться от своих традиций.

— Вера всегда объединяла людей, — наставительно сообщил православный поп.

Зорич зло осклабился.

— В этом можно усомниться, если вспомнить хотя бы Крестовые походы или инквизицию.

— Это все в прошлом, — попробовал успокоить пастор. — Мы сейчас нашли общий язык. И с мусульманами, и с иудеями. Мы даже согласны на создание общего храма.

— Храма?! — Снова поразился Зорич. — Храма? Где? Где вы его собираетесь построить?

— Здесь! — Торжественно подтвердил пастор, и даже ткнул пальцем в пол, словно он собирался строить этот храм прямо в рубке линкора. Серб никак не мог поверить во все происходящее.

— Здесь? В космосе вы хотите построить свой храм?!

— Да, на одном из эсминцев, четвертом, есть один, почти пустующий отсек. Там вполне можно разместить образа, и поставить священные светильники, правда, ребе.

Ребе важно кивнул головой.

— Мы положим туда священную Тору, а когда будут приходить иноверцы, прикрывать их одеялами.

Пастор тут же его поддержал.

— Мы уже распределились по дням. В понедельник молятся иудеи, во вторник мусульмане, в среду — кришнаиты, в четверг будет день православных, в пятницу там отводим службу мы — лютеране.

— А католиков среди вас, что же, нет совсем? — ухмыльнулся Зорич.

Пастор печально развел руками, хотя в глазах его серб не увидел особой скорби.

— Католики есть, но, увы, как-то ни одного поводыря римского наш общий Бог не сподобил спасти.

— Значит, ему повезло, и его прибрал сразу на небо, — пошутил Зорич. — Хорошо, мы подумаем над вашими предложениями.

Когда шествие удалилось, Зорич, вздохнув, вызвал по радио Манштейна.

— Курт, что там за молельня образовалась на четвертом эсминце?

— Там один из отсеков почти пустой, и его заселили мусульмане, суниты. Они начали интенсивно молиться, как полагается, с муэдзином, пять раз в сутки, и туда как-то потянулся народ. Естественно, мусульмане.

— Ну, так что, можно этот отсек освободить?

— Конечно. Этот эсминец самый пустой. Они сами согласны уплотняться.

— Ладно, пусть они его оформляют, как хотят, хоть фрески пишут, хоть сурры на стенах вырезают, но, только приставь туда пост полиции. Не верю я в это мирное воинство. Рано или поздно они там все передерутся.

Вскоре его посетил еще один человек из прошлого.

— К вам рвется какой-то Рэйнгольд, — сообщил Зоричу адъютант. В этот раз им был Огнен Вукич.

— Кто такой и что ему надо?

— Он сам скажет. Говорит, что очень важно.

— Он не псих?

— Более чем нет.

— Тогда пускайте.

Зорич отошел в сторону, чтобы попить воды из большого бака. Это была единственная привилегия генералитета и пилотов — неограниченное потребление воды. И так получилось, что серб, чисто случайно, встретил вошедшего как раз на середине комнаты. Но тот воспринял это как должное. Он с удовольствием пожал руку Зоричу.

— Наконец-то я смог к вам прорваться, господин командующий. Я, хоть сам и не служил в армии, но всегда уважал эту важную структуру государства.

Вошедший был небольшого роста, одет явно с чужого плеча: в спортивную куртку на два размера больше, и штаны, которые были ему явно малы. Незнакомец был обрит наголо, но при этом держал себя так, словно на нем была как минимум сутана Папы Римского, а на голове нимб.

— Ни одно государство мира не может выжить без сильной армии и флота, — продолжал незнакомец. — Мы должны сохранить это важный институт государственности.

Зорич чувствовал, что чего не понимает. Он явно знал этого человека раньше, где-то даже слышал этот бархатный голос, но никак не мог его вспомнить до конца. Между тем незнакомец прошел вперед и уселся в свободное кресло, оставленное сербом, то есть во главу стола, и, широко улыбнувшись, сообщил Зоричу и всем остальным генералам.

— Я чувствую, что вы меня не узнаете, Душан. Это понятно, мне пришлось немного сменить свой привычный имидж. Я Джон Рэйнгольд, сенатор Сената Соединенных Штатов Америки от штата Техас, претендент на президентский пост на последних выборах от Республиканской партии. Они напали на мой дом на Гавайях среди ночи, и я чудом спасся, немного даже обгорев, — и он небрежно махнул рукой на свою сморщенную лысину.

Вот теперь Зорич вспомнил его! Лишившись своей знаменитой белоснежной шевелюры, бывший кандидат в президенты Соединенных Штатов лишился и большой части своей ауры. Рэйнгольд считался одним из самых влиятельных политиков США, махровым консерватором. Кроме того, за ним числилось звание лучшего оратора Сената. Вот и сейчас его голос бархатным ручьем разливался по пространству рубки.

— Слава Богу, что все приходит в норму. Нашлись высшие силы, спасшие наш род от полного истребления. Теперь пришла пора вернуться к нашим основным ценностям.

— Каким ценностям, сенатор? — Спросил Зорич. — Вы это про что?

— К нашим вечным ценностям. К праву на жизнь, праву на защиту слабого от сильного, к праву избирать и быть избранным. Все-таки, как говорил старик Черчилль, демократия большая глупость, но лучше нее не придумано еще ничего. Мы возродим новое, единое государство, и оно будет самым сильным в Галактике. Я думаю, что сейчас, на данный исторический момент, двухпалатная система нам не нужна, достаточно одного конгресса. Надо подсчитать количество избирателей и определить квоту для избрания своего представителя. Выборы должны быть абсолютно прозрачными и честными. Я позабочусь об этом…

Тут Зорич его прервал:

— Господин сенатор, вы все это говорите серьезно?

Но Рэйнгольд даже не улыбнулся.

— Более чем. Предстоит большой труд. Как я слышал, нам лететь всего год. И за это время мы должны избрать не только представительную власть, но и законодательную. Одно только создание министерств потребует огромного труда, но я не сомневаюсь, что правительство возглавите вы, Душан.

— А вы будете нас контролировать и спускать бюджет? — С кривой ухмылкой спросил Зорич. Рэйнгольд развел в сторону свои пухлые ручки.

— Что поделать, полковник, такова жизнь. Я вас понимаю, я прощаю вам эту интонацию. Да, это именно я настоял в свое время на том, чтобы вас признали военным преступником. Я не имел ничего личного против вас, но, тогда это было делом принципа.

— И у вас есть последователи? — Спросил Зорич.

— Да, у меня есть три человека, достаточно активных, чтобы возглавить мой избирательный штаб. Все дело в наших принципах.

Пока он говорил, Зорич тихонько переместился за его спину — сенатор не обратил на это внимания, он вдохновенно вещал.

— Принципы, этот тот краеугольный камень, вокруг которого строится стены государства. Нам предстоит огромный труд, но его цена несопоставима с целью — создание самого могучего государства, защищающего…

Зорич, оказавшись за спиной Рэйнгольда, вытащил пистолет, и выстрелил в затылок политику. Пуля, выпущенная из «Беретты», пробила голову насквозь, так что часть мозгов и крови последнего сенатора Соединенных Штатов забрызгала половину сидящих генералов. Этери и Чай Сен невольно выдали щедрые ругательства на своем родном языке. Голова Рэйнгольда в луже крови лежала на проецируемом столе, как раз на карте Вселенной.

Зорич вызвал караул.

— Парни, уберите эту падаль в холодильник. А если кто будет спрашивать про него — скажите, что сенатор покончил жизнь самоубийством.

— Выстрелом в затылок? — Удивился Огнен Вукич.

— Именно так, — подтвердил полковник. — И еще. Если кто-нибудь из нас, — он кивнул головой в сторону отряхивающихся генералов, — даже я, заговорю о выборах, парламенте и прочей демократической чепухе — сразу стреляйте мне так же в затылок, без разговоров.

Когда тело Рэйнгольда за ноги утащили из рубки, Зорич обернулся к генералитету.

— Ну, господа генералы, а как вы относитесь к такому моему ответу этого говоруна?

— Не зависеть от штатских — это мечта всех военных со времен Адама. Так что, я бы от себя тоже бы добавил ему пулю в череп, — сказал Этери.

— Я вам даже прощаю свой запачканный мундир, — сообщил Луи Фиш. Он и в самом деле очень гордился своим оливкового цвета мундиром. — Как я в свое время мечтал пристрелить этого недоноска президента Бартоли! Вы счастливый человек, Душан. Вы пристрелили последнего политика среди землян, это редкое счастье. Это все равно, что убить последнего льва.

— Скорее шакала, — поправил его Этери, и все хохотнули.

Через час, когда Зорич вел очередное, расширенное заседание штаба, в него, вместе с Манштейном, буквально ворвалась невысокая, полная, кудрявая женщина.

— Что значит, занят?! — орала она, активно отбиваясь от обоих часовых. — Мне срочно нужно!

— В чем дело? — нахмурился полковник.

— Вот, требует срочно встречи с вами, — заявил взмыленный серб.

— А попозже нельзя? У меня совещание.

Но дама продолжала бушевать.

— Вот и хорошо, что совещание, тут, я вижу, все сидят, и генералы и врачи. Я представитель объединения "Эмансипированная Америка" Джина Симпсон. Мы требуем…

— Стой! — заорал Зорич. — Какая еще Америка? Где вы тут нашли Америку? Вы что, тут создали какую-то свою организацию?

— Нет, мы создали ее еще на земле. Большинство ее членов скушали эти мерзкие твари, но три моих подруги выжили, и находятся на этот жутком корабле. Мы непременно возродим нашу организацию, но сейчас я хочу выступить от имени всех женщин человечества. Мы требуем, чтобы даже в этих чудовищных условиях соблюдались права женщин.

— Это, какие еще права? — не понял Зорич.

— Прежде всего, на право прерывание беременности. Как я поняла, никто из этих тупоумных мужиков, занимающихся эвакуацией, не позаботился о том, чтобы запастись концераптивами. Вы представляете, чем это нам все грозит?

— Ну и чем? — хмыкнул Фиш.

— Миллионами беременностей! Уже сейчас эти парочки жмутся по всем углам линкора, и в последнее время даже перестают стесняться. Вчера иду ночью в туалет, а там пар пять во всю занимаются любовью.

— Значит, по-вашему, это плохо? — С ухмылкой спросил Чай Сен.

— А как же! Мы летим, черт значит куда, непонятно, что там ждет нас. Наверняка нас поселят в каких-нибудь бараках, в каких-нибудь жутких условиях, каких-то болотах. Как это все переносить с детьми на руках? Вот я и предлагаю, избежать всего этого. У меня остались с собой оральные концераптивы, — она выложила на стол коробку с лекарствами, — наука у этих зеленых карликов развита хорошо, они наверняка смогут скопировать этот состав, а потом его бесплатно распространять всем женщинам. Кроме того, надо начинать читать лекции о безопасном сексе для всех этих африканок, папуасок, и прочих первобытных племен. Иначе дело будет плохо.

Зорич с любопытством повертел в руках коробку, потом спросил:

— Это у вас единственный экземпляр?

— Да. Тут еще есть шесть таблеток.

— Это хорошо.

И смяв упаковку, он кинул ее под стол, в урну. Дама вскрикнула: — Вы что, с ума сошли?! Что вы делаете?!..

— Это вы делаете, хрен знает что. Это вам не Америка, и даже не Земля. А нам сейчас важно не бороться за права, не делать карьеру, а рожать как можно больше детей. Быстрое размножение человечества, это наш шанс выжить. Так что, забудьте про такие слова как презерватив или аборт. Ваша работа теперь, как женщины, одна — рожать, рожать, и рожать!

— Типично мужской шовинизм!

— Вы как хотите это назовите, но рождаемость сейчас — задача номер один.

Мадам Симсон несколько секунд молчала, свирепо раздувая ноздри. Потом она неожиданно быстро успокоилась.

— Тогда у меня второй вопрос. Я, например, никак не могу промыть свои волосы, — она тряхнула своей кудрявой шевелюрой. — Не могли бы вы синтезировать для нас, женщин, хоть какой-то шампунь?

Зорич вопросительно посмотрел на Майдачного. Тот пожал плечами.

— Да, можно, пожалуй. Я и сам волосы не промываю.

Но тут в разговор вмешался Манштейн.

— Ой, вот только не надо мне этого! Мы без всяких шампуней замучились с канализацией, а потом волос станет еще больше. Кроме того, система очистки воды и так едва справляется с таким наплывом людей. А если тогда еще там будет и шампунь!? Тогда мы точно заткнемся. Учтите, вся эта вода ходит по замкнутому циклу. То, что мы пьем, потом писаем — все это через сутки опять оказывается у нас в желудке. У нас сейчас уже идет задержка в цикле очистки на два часа. Заметили, наверное, что вода еле течет? Дальше будет еще хуже, начнутся перерывы с подачей воды.

— Да, это проблема, — согласился Зорич, и, машинально почесал волосы. Он сам никак не мог промыть свои хоть и седые, но очень густые волосы.

— Эту проблему можно решить очень просто, — хрипловатым голосом сказал человек в потертом, зеленом камуфляже, сидевший к главе эмансиписток спиной. — Надо просто всем землянам, и мужчинам, и женщинам, сбрить волосы. Кстати, из них можно наделать массу полезных вещей.

— Так может говорить только бесчувственный мужик! — Взорвалась Глория. — Женщина без волос становится похожей на обезьяну, это уже не женщина.

— Вы так боитесь стать похожей на меня? Я что, так сильно похожа на обезьяну? — спросил, поднимаясь из-за стола человек в камуфляже. Он развернулся, и снял свою фуражку. Глория Симсон ахнула. Это лицо она уже не раз видела на экране внутреннего телевиденья. Перед ней стояла сама Ванесса Райт, дочь генерала Райта. Во время боев на Земле она попала в плен к хинкам. Узнав, что она дочь главы сопротивления, ящеры жутко ее пытали, а потом просто попробовали распять на кресте, как в свое время Христа. Сербам и пилотам тарелок удалось спасти ее, и записи этого чудесного спасения крутились на мониторах во всех отсеках линкора. Ванесса тогда чудом выжила. А волосы свои она сбрила еще в начале военной компании, на Земле. Но, никто этого не знал, что от нервного потрясения они у ней перестали расти совсем. Сейчас голова Ванесса была гладкой, как бильярдный шар. Это не портило ее облик, лицо по-прежнему было красивым, хотя два больших шрама на темени не украшали ее.

— Так что, Глория, вы не хотите походить на меня? — Спросила еще раз Ванесса.

— Почему? Хочу, — смущенно пробормотала женщина.

— Тогда, я думаю, вы и возглавите это движение по сбриванию волос. Да не выбрасывайте их. Из них можно приготовить массу нужных вещей. Сплести что-нибудь, подушек наделать. А то так неудобно спать на собственной руке. Зайдите ко мне в отсек сорок-двадцать-шестьдесят два ближе к отбою. Поговорим о наших женских проблемах.

— Хорошо, я приду, — пробормотала Глория, и тихо вскользнула из каюты.

Зорич покрутил головой, и невольно почесав голову, вернулся к своим подчиненным.

— Ну что ж, продолжим разговор. Что скажут медики о психическом состоянии народа?

На это ответила Алина Васильевна.

— Не очень хорошее. Здоровый сон снял некоторые проблемы, но, за последнее время было еще три случая самоубийства. У народа слишком много свободного времени.

— Кто еще убил себя кроме этого итальянца?

— Один голландец, один масай, и один японец. Причины у всех одни и те же — они не видели смысла жить. Один был системным оператором, второй — охотником, третий — художником.

— Ну что ж, тогда надо как-то занять всех этих людей. Сколько человек у нас обучаются новым профессиям?

За это отвечал Луи Фиш.

— Полторы тысячи.

— Это подсмена хасков?

— Не только. Тут пилоты все видов летающих аппаратов, операторы, навигация, управление системами жизнедеятельности, медики, бомбардиры.

— Мало! — Бросил Чай Сен.

— Очень мало.

Француз пожал плечами.

— Другим там просто нечего делать.

— Семь миллионов бездельников, умножить на один год — этого мы не выдержим.

Зорич думал недолго.

— Ну что ж, тогда надо формировать армию. Все мужчины призывного возраста, а у нас других нет, должны пройти военное обучение. Как у нас с офицерским составом?

Луи Фиш одобрительно кивнул головой.

— Прекрасно. Есть практически все военные специальности, и все ранги, он сержантов до полковников и генералов. Все рода войск. Можно сформировать даже генеральный штаб.

— Вот и займитесь этим, Луи. Я так думаю, нам придется создать еще не одну армию. Устройте курсы повышения квалификации. Сержанты должны учить солдат, лейтенанты — сержантов, полковников — генералы. Курт, а что там с этим большим ангаром в корме линкора? Он заполнен?

Манштейну не нужно было пояснять, про какой ангар говорит серб. Этот человек знал на своем корабле все.

— Да, но с каждым разом все меньше и меньше. Там наши продукты, ингредиенты для производства белковой смеси, и еще какие-то контейнеры, оставшиеся после разгрузки.

— Что в них?

Манштейн пожал плечами.

— Там какие-то хитроумные замки стоят. Да и вообще, надо спросить про это хозяев.

— Курт, привыкайте к мысли, что хозяева этого суда вы. Сегодня заболели еще пять хасков. Найди того мальчишку, русского, помнишь?

Манштейн оживился.

— Ваню? Этого невероятного жулика?

— Да, Ивана, — подтвердил Зорич. В свое первое посещение линкора он познакомился с двенадцатилетним парнишкой, без проблем открывающим любой цифровой замок. Как он это делал, было непонятно, но делал он это безошибочно. — Он тебе откроет все, что угодно. Я думаю, нельзя ли занять этот ангар для обучения солдат.

— Можно найти и другое помещение. На том же четвертом эсминце.

— Поищите, Курт. Но, найти его надо. Вы то уж знаете эту железяку, как никто другой. Кстати, что там с нашими хозяевами? — Зорич снова обратился к врачам. — Мы действительно болеем с ними одной болезнью?

Алина Васильевна кивнула головой.

— Да, мы, кажется, выявили этот вирус, он не земного происхождения. Его притащили на Землю хинки.

— Суки. И тут они напакостили. Какие у нас перспективы?

— Первые заболевшие люди еще болеют. Болезнь протекает вяло, высокая температура, слабость.

— Температура? — поинтересовалась Ванесса Райт.

— Да, сильный жар, головная боль.

— У Огнена было что-то похожее в Саввиных пещерах, — припомнила Ванесса. — Тогда один хинк прокусил ему плечо. Температура у него точно была, это я помню, и голова болела. Но он вылечился в течение буквально нескольких часов.

Доктора оживились.

— Каким образом? Антибиотики? — Спросил Гольденберг.

Ванесса хмыкнула.

— Ну, не совсем. Анальгин я ему давала, а еще был здоровый секс и холодная вода. Ему некогда было болеть, мы тогда воевали день и ночь.

Профессор восхитился.

— Если у него в крови есть антитела этого вируса, то можно будет изготовить вакцину.

Зорич усомнился.

— Не поздновато ли? Даже если мы ее изготовим, то вряд ли успеем ее вколоть всем землянам. А тем более все хаски уже болеют.

Гольденберг отмахнулся.

— Нет, я думаю не о них и не о нас, а о тех хасках, к кому мы летим. Вряд ли какую крепость обрадует чумной обоз с беженцами. А так мы сразу сможем предоставить им вакцину. Это был бы показатель нашего уровня развития.

— Да это было бы здорово, — согласился Зорич. — Действуйте.

— Хорошо, мы попробуем.

Уже через час Огнен Вукич, один из сербских разведчиков, сидел в медицинском отсеке и смотрел, как из его вены в шприц медленно перетекает кровь.

— Не больно? — спросила его медсестра.

Серб засмеялся.

— Это не самая сильная боль, которую я испытал в своей жизни. Особенно если ее приносит женщина с такими красивыми глазами. Как вас зовут?

— Эльза.

— Красивое имя — Эльза. А я Огнен, Огнен Вукич. Огнен, значит — огонь.

— А Вукич?

— Вукич — значит волк.

Уже уходя за ширму, медсестра не удержалась, и оглянулась на своего пациента. Она то была девушкой более чем заурядной, разве что, глаза, действительно, были красивые. А вот серб был напротив, чертовски красив! Кудрявый, с орлиным носом, с глубокими, черными глазами, с хищными усами скобкой, он сразу привлекал к себе внимание любой женщины. Переждав, когда кровь остановится, Вукич опустил рукав своего камуфляжа. Он развернулся, чтобы уходить, но, потом раздумал, и мягко, неслышно ступая, зашел за пластиковую ширму. Эльза уже заложила пробирки с кровью в бокс экспресс-анализа, и стояла, дожидаясь пока он выдаст информацию. Огнен обнял медсестру, губами уткнувшись в ее шею. Та вздрогнула от неожиданности, но сопротивляться не стала.

Через десять минут крайне довольный Вукич покинул медпункт, и отправился на четвертый эсминец. Уже два дня его методично разгружали, переселяя жителей в линкор или другие эсминцы. Теперь треть его, в том числе и большой, более трехста метров в длину, длинный зал — ангар для тарелок, были пусты. Именно в этом зале сейчас было место работы серба. Около одной из стен стояли три десятка масаев, в своих забавных, крайне скромных одеждах. Перед ними вышагивал длинный, под два метра, рыжий парнишка лет семнадцати. Несмотря на свой юный возраст, Сашко Билич был одним из ветеранов краткосрочной войны с хинками. Что он умел лучше всех, так это исследовать пещеры и метать ножи. Именно этим он сейчас и занимался. В руках у него был обычный штурмовой нож армейского спецназа США, а в пяти метрах, прямо на пластиковой стене, была нарисована фигура хинка. Рисовал ее большой мастер, и всемирный агрессор был изображен как живой: в черном балахоне, с выпученными круглыми глазами, с костяным гребнем на затылке. В руках его было плазменное ружье.

— Итак, смотрите, — Сашко взял нож за рукоять, отвел руку назад, и бросил его. Лезвие вонзилось точно в горло нарисованного хинка. Масаи начали бурно приветствовать эту удачу, кричать, хлопать в ладоши, некоторые даже подпрыгивать, причем очень высоко. Сашко подошел к мишени, вытащил нож. Пластик тут же затянулся, поглотив рану.

— На, повтори, — предложил Сашко, и вручил нож ближайшему к нему негру. Тот встал точно так же, как серб, отвел руку назад, прищурился, и запустил нож в сторону мишени. Вукич ожидал, что нож удариться плашмя, или ручкой и отскочит в сторону, но тот вонзился в пластик, правда, чуть левей горла нарисованного хинка.

— Ого! — удивился Сашко. — Здорово. Ты что, этим уже занимался? Метал уже когда-нибудь ножи?

С третьего раза и скорее при помощи жестов, чем слов, масай понял, что от него хочет узнать его молодой учитель, и отрицательно замотал головой. Потом он ударил себя в грудь рукой, и торжественно сказал какое-то слово. Потом он сделал вид, словно кидал в кого-то копье.

— Охотник? — понял Билич, и так же сделал вид, словно стреляет по летящей птице из ружья. Масай радостно закивал головой. Иностранных охотников в своих краях он повидал достаточно.

— Это хорошо. А откуда у тебя эти шрамы? — спросил Огнен, тыкая пальцем в один из этих шрамов на плече. В самом деле, тело масая было густо обезображено шрамами. Теперь африканец ответил по-французски.

— Леон.

— Лев?

Масай кивнул головой.

— Молодец. Сколько ты их убил?

Масай растопырил свои пальцы.

— Девять штук! Однако!

Из тридцати человек десять с первого раза попали в цель, а остальные начали попадать со второго, или третьего раза.

— Да, классные из них получатся воины, но надо их учить языку, — сделал вывод Вукич. — Нахрена мне нужны глухонемые солдаты?

Почти с такими же проблемами сталкивались все командиры новых подразделений. Получалось так, что по составу вполне боевая рота не могла воевать по той же самой причине — отсутствие общего языка. Тогда Фиш начал собирать новые части по национальному составу. Пусть они были не столь боеспособны, но зато понимали друг друга и быстро обучались. Постепенно образовалось семь батальонов. Восьмой, женский, начала формировать Ванесса Райт. Она не была профессиональной военным, но в прошлом она была военной журналисткой, да и армейская жилка была у ней в крови. Ее отец дослужился до поста начальника объединенных штабов Армии США, и то, что за год до вторжения ушел в отставку, спасло ему жизнь.

Ванесса не была идеальным командиром. Чудовищные пытки хинков сильно подорвала ее нервную систему. Вот и сейчас, рассматривая физические упражнения полутора десятков женщин, она явно была недовольна. Лицо ее, довольно красивое, передергивали неврастенические гримасы. И было от чего. Из этих полутора десятка молодых девушек только одна привлекла ее внимание не только ростом, но и хорошей координацией движений. Другие вряд ли посещали в прошлой жизни даже фитнес-клубы.

— Как вас зовут? — Спросила Ванесса у высокой брюнетки.

— Софья Благова. Я болгарка.

— Говорите по-английски?

— Немного.

— Каким видом спорта занимались?

— Баскетболом.

— Хорошо. Вы остаетесь, остальные свободны.

Примерно такой же процент отбора был и у других претендентов. Ванесса, в отличие от других командиров, набирала солдат только по физической кондиции, а не по знанию языка. В результате у ней оказалось очень много негритянок, а так же славянок. Посетивший ее батальон Огнен Вукич нашел другие параметры отбора. Рассмотрев солдат своей невенчанной жены, он даже облизнулся.

— Ты что, выбирала самых красивых девок со всего корабля? Я и не знал, что ты у меня лесбиянка.

— Дурак! У тебя только одно на уме — гипертрофированная похоть.

— Могла бы забить для своего мужа право первой ночи. Зорич же требует от всех плодиться и размножаться. А от меня у них было бы самое красивое потомство.

— Я тебя скоро убью! — Пообещала мисс Райт, и в ее голосе не было игривости.

В эти же дни прибавилось работы для врачей. Несколько ночей подряд к ним начали поступать молодые парни с черепно-мозговыми травмами. Отличало их одно — молодой возраст и прекрасно накачанные фигуры. К этому времени доктора достаточно освоили медприборы хасков, так что таких больных они довольно успешно лечили. Все пострадавшие, придя в себя, говорили одно и тоже: — Спал, во сне свалился с третьего яруса, упал, ничего не помню.

Когда счет таких неудачников возрос до пяти пострадавших, обеспокоился уже Душан Зорич. Он попытался выяснить что-то по своим каналам, но ничего не узнал.

Этой же ночью в одном из залов первичной переработки отходов, а, проще говоря, канализационном коллекторе, собралось пятьдесят молодых, хорошо накачанных парней. Это помещение они выбрали недаром. На самом деле, коллектор представлял из себя довольно обширный зал традиционных тридцати метров в длину, с возвышением над трубами канализации. На этой огороженной перилами площадки и происходило то, о чем Зорич только догадывался. По размерам это был настоящий ринг, и на нем сейчас исполняли своеобразный танец двое: высокий, с хорошо накачанными плечами негр, и невысокий, но плотной сбитый парень с невероятно мощной шеей. Оба были по пояс голыми, руки замотаны какими-то тряпками. Они кружились по рингу, время от времени нанося друг другу быстрые, почти невидимые глазу удары. Было не понятно, что это: бокс, каратэ, какой-то другой вид единоборств. В это время низкорослый здоровяк вдруг резко разорвал дистанцию, и, обхватив руками талию негра, поднял того на воздух. Но тот, изловчившись, резко ударил коротышку кулаком по затылку. Удар был хлестким, хорошо поставленным, так что тот разжал руки, и, отскочив назад, начал, морщась, потирать затылок. Из-под его руки потекла кровь. Негр улыбался своими пухлыми губами, пританцовывал, и делал приглашающие жесты рукой. Дескать — подходи. Малыш снова начал исполнять перед ним свой танец, и нанося удары по очереди то ногами, то руками. Негр ловко уходил от них, временами сам отвечая не менее резкими ударами. Малыш от них не уходил, а ставил блок. Потом он внезапно упал на железный пол, и резко крутанувшись, ловко подсек ноги верзилы. Тот грохнулся на землю, но, тут же гибкой змеей перепрыгнул на метр в сторону, и вовремя. Ибо малыш целил удар своих ботинок в то место, где только что была голова противника. И тут его чернокожий противник совершил чудо. Крутанувшись прямо с пола в стремительной вертушке, он ударил пяткой в затылок малыша. Тот был совершенно к этому не готов, тело его бросило вперед. А впереди был не мягкий ринговский канат, а вполне жесткий металлический поручень. Удар пришелся точно в лоб, брызнула кровь, и боец без сознания сполз на пол. К нему тут же бросились двое, начали приводить его в чувство. Парень очнулся, начал подниматься на ноги. Между тем на помост ловко вспрыгнул высокий, жилистый парень в затертой форме американской армии. Это был заместитель Маркеса по «Дельте», лейтенант Джон Эшли.

— Итак, традиционное каратэ в исполнении Андрея Солодова потерпело поражение. Счет стал пять шесть в пользу стиля Акихэй.

Со стороны зрителей раздались жидкие аплодисменты. Они скоро умолкли, но не все. Кто-то продолжал упорно хлопать в ладоши. Все невольно обернулись в эту сторону. Это был Зорич. Из-за спины сербы выглядывало лицо Манштейна. Именно он вычислил самое удобное для ристалища помещение. А ночное целеустремленное движение атлетично развитых мужчин в одном направлении подтвердило его предположение.

— Браво-браво. Значит, решили тут устроить небольшой чемпионат? — Спросил Душан.

— Это проверка разных стилей боевых искусств в режиме прямого контакта, — просветил командующего Эшли. — Мы выбираем лучший стиль для единого, объединенного спецназа.

— Ну, может, для вас это и проверка, а для меня только один урон живой силы. Насколько я понимаю, тут собрались одни офицеры?

— Так точно.

— Причем офицеры спецназа. Верно, Эшли?

Тот не понимал, к чему ведет командующий.

— Так точно.

— Вы были офицерами. Я всех вас лишаю звания, и разжалую в солдаты сроком на месяц. Кто продолжит заниматься этой ерундой — останется солдатом навсегда.

Он отвернулся, но, сделав пару шагов, снова обернулся к бойцам.

— Кстати, а сама идея неплоха. Я бы даже начал транслировать ваши бои по местному телевиденью. Вот только все это должно происходить в защитных шлемах и перчатках.

Зорич и Манштейн вышли. Эшли чуть высокомерно улыбнулся.

— Пугает, господин полковник. Без нас он никак не обойдется. Ну, что, кто следующим хочет выйти на ринг против победителя предыдущей схватки?

Но никто не шелохнулся, а потом все развернулись и пошли к выходу. Только один из старейших спецназовцев, ветеран английской спецлужбы САС Пит Барток, покачал головой.

— Нет, брат. Я в такие игры больше не играю. Ни денег, ни славы мы уже больше не заработаем. И мне не хочется умирать солдатом. Звание — хоть какой-то стимул в этой новой жизни.

Бои без правил вскоре действительно начали показывать по телевиденью, и они нашли многочисленных поклонников среди землян.