На следующее утро Мазуров и Астафьев вышли из здания третьего отделения милиции, и направились к своему неизменному Уазику. В это время из подъехавшей машины их окликнул Колодников.

— Эй, бойцы, вы куда это?

— Как куда? Работать, — резонно ответил Мазуров.

— Иван Михалыч, кажется, мы еще не обсудили план работы на сегодня. И куда вы после этого отправились?

Тон Колодникова был достаточно язвителен. Ответ Мазурова был не менее язвителен.

— Ну если у тебя нет плана, то это твои проблемы, Андрей Викторович. А у нас все спланировано заранее. Вон, видишь, — он кивнул головой на Уазик, — там уже люди ждут меня.

Из заднего зарешеченного окошка Уазика на них смотрел изрядно заросший щетиной Николай Никифоров.

— И куда это вы собрались? — Все не понимал Колодников.

Мазурова прорвало.

— Ты забыл что ли, уже, Андрей?! В Луга мы собрались, в Луга! Вчера же еще с тобой договаривались, я конвойную службу поднапряг, они его привезли, все как полагается. Никифорова сегодня везем на то место, где он обнаружил мотоцикл Касатика.

Колодников, наконец-то, вспомнил.

— Ах, да! Черт, а я рассчитывал тебя тут занять. Ты и Юрку хочешь с собой забрать?

— Ну да, а как же я без него то?

— Перебьешься. Что ты его с собой все время таскаешь? Пусть сам работает!

— Нет, а кто мне говорил еще неделю назад — учи, Иван Михайлович, сменщика. Не дай боже, что с тобой случится.

— Ладно, мало ли что я не говорил сгоряча. Один съездишь, тем более с тобой вон сколько конвоиров. Забираю я у тебя его. Пошли Юрий.

Астафьев развел руки.

— Извините, Иван Михайлович.

Мазуров удрученно вздохнул.

— Совсем старость у нас в стране не уважают. Нет, пора на пенсию. Никакого к тебе нет почтения, Мазуров. Никому ты уже не нужен.

Он уселся в Уазик.

— Поехали, Николай. Хоть на природе, может быть, развеемся.

Свою работу Мазуров и его "сборная команда" закончили уже ближе к обеду. Солнце в этот день палило как никогда, и наличие рядом воды, камышей, запаха тины больше тянуло к отдыху, чем к работе. Но Мазуров был, как всегда, хоть и весь потный, но серьезный и сосредоточенный.

— Значит, мотоцикл стоял здесь? — Спросил он, рассматривая участок донельзя разбитой и явно давно заброшенной дороги.

Никифоров подтвердил.

— Да, тут дорога раздваивается, здесь колею пробили так, что даже на танке не проедешь, забросили, увели ее в сторону. А эта осталась, но тут никто уже давно не ездил.

Никифоров был прикован наручниками к одному из милиционеров. Мазуров же все пытался найти в этом что-то особенное.

— То есть, с той дороги этот участок не виден совсем?

— Нет.

Мазуров удовлетворенно кивнул головой, начал записывать показания Николая, положив бумагу на неизменную папку. Никифоров же блаженно щурился на июньское солнце, жадно вдыхал невероятный воздух заливных лугов.

— А что, хозяина мотоцикла убили? — Спросил он.

Мазуров ответил, не поднимая голову от бумаги:

— Не знаем еще пока, пропал он. Он и еще один его друг.

— Двое, значит. Их тоже на меня вешать будете?

Тут Мазуров уже не выдержал.

— Запомните, молодой человек, в милиции никому ничего не вешают, а ищут подозреваемых и находят доказательную базу.

Он снова начал писать, а Никифоров, чуть помолчав, попросил:

— В кусты бы мне сходить по нужде.

— По серьезному? — Поинтересовался Мазуров, не отрываясь от бумаги.

— Очень по серьезному. Что они только там кладут в эту баланду в ИВС. Несет третий день. До города точно не дотерплю.

Мазуров тогда кивнул конвоиру.

— Ну, ладно, своди его, только не отцепляй. Пусть одной рукой как-нибудь управляется. Лопухов там нарвите по дороге. Так, а мы пока поищем тут, по округе. Пошли.

— Что именно искать? — Спросил второй конвоир.

— Что-нибудь. Тела, захоронение, следы стоянки. Что-нибудь, что осталось от Касатика и его друга. Ты туда иди, я сюда. Николай, ты тоже не прохлаждайся, а сходи вон туда. Где-то они тут должны быть рядом, не могли они далеко уехать.

Все три группы разошлись в разные стороны, около машины остался только блажено щурившийся на солнце водитель Николай. Он пока не спешил исполнять приказание опера.

Пока Мазуров и второй конвоир штурмовали заросли, в это время за кустами разворачивались крайне неожиданные события. Никифоров вроде бы приготовился снимать штаны. Конвоира предстоящее действие не сильно интересовало, но тут Николай внес неожиданную поправку в ровный ход событий. Он развернулся и со всей силы ударил своего конвоира кулаком в солнечное сплетение. Тот тут же «запозевал» ртом и опустился на землю. Никифоров лихорадочным движением содрал у того с пояса связку ключей, нашел там ключ от наручников, открыл их. Чуть отдышавшийся милиционер еще попытался ухватить убегающего за ноги, но тот со всей силы ударил его ногой по голове, так что милиционер отчаянно и болезненно вскрикнул. Когда Мазуров и остальные милиционеры прибежали ему на помощь, они увидели лежащего на земле конвоира, у которого из носа обильно текла кровь. А вдалеке, метрах в пятидесяти, шевелились кусты за убегающим Никифоровым.

— Стой, Никифоров! Куда, сволочь! — Скорее жалобно, чем грозно, закричал Мазуров. — Быстро за ним!

Второй конвоир и водитель кинулись вдогонку за беглецом, а Мазуров обратился к лежащему на земле неудачнику:

— Ты идиот, ты что, расковал его?!

— Да нет, не расковывал я его! — Жалобно запричитал конвоир. — Он мне в солнечное сплетение заехал, а потом ключ забрал и снял наручники.

— Вот балда!

Конвоир обиделся.

— Ага, знали бы вы, как было больно! Я его за ногу попытался ухватить, а он меня этой ногой по лицу двинул.

Мазуров отмахнулся:

— Да это я не про тебя, это я про себя! Должен же я был почувствовать, что он хочет ноги сделать! Дубина старая! Совсем нюх потерял! Нет, пора на пенсию.

В это время из кустов вываливаются оба запыхавшихся милиционера.

— Ушел!

— Оторвался метров на сто, а потом как сквозь землю провалился. Там камыши кругом, кусты, упади в них и хрен его найдешь.

Мазуров был вне себя от досады:

— Ах ты, черт! Представляю, как теперь все в отделе смеяться надо мной будут. Чтобы от Мазурова подозреваемый ушел — такого еще никогда не было! Вот стыдоба-то! Тьфу ты! Поехали!

Но тут на поляну неожиданно въехала еще одна машина, точно такой же Уазаик группы немедленного реагирования, и из него начали выходить хорошо известные ему людей: Ольга Малиновская, Астафьев, патологоанатом Гоблин и криминалист Сычев. Мазуров растерялся.

— О, вы что, уже все знаете? Откуда? — Спросил он.

— Вы про что, Иван Михайлович? — Весело ответил Астафьев. Не менее весела была и Ольга. Чувствовалось, что всю эту поездку Юрий развлекал байками свою красавицу из прокуратуры.

— Да Никифоров от нас только что сбежал, минут десять как деру дал. Вырубил конвоира и ноги сделал.

Астафьева эта новость скорее позабавила.

— А, вот оно что. Но мы не по этому поводу. Похоже, нашли тела Касатика и его друга.

Мазуров тут же забыл про свои неудачи.

— Где?!

Юрий достал бумагу, с нарисованными на ней примерными координатами местности.

— Как я понял, это метров пятьсот отсюда. Рыбак какой-то по мобильному позвонил. Он еще должны быть там.

— Поехали!

Мазуров обернулся к конвоирам.

— А вы оба ищите Никифорова!

Один из них попытался сопротивляться этой бесполезной работе.

— Да где тут его найдешь? Тут собак надо.

— Ищите, я сказал! Сами нюхайте, раз сами упустили. Собак им надо! Все. Обратно поедем, вас заберем.

Два Уазика с трудом пробирались по разбитой колее. Юрий уже начал сомневаться в точности нарисованного плана, но вскоре на дороге появилась фигура в камуфляже с накомарником на панаме. Человек активно размахивал руками, показывая, куда можно свернуть. Он был невысокого роста, лет шестидесяти, с лицом, набравшим загара на всю оставшуюся жизнь, сколько бы она ни продлилась.

Мазуров, выпрыгнув, тут же по-свойски подал рыбаку руку.

— О, Михаил Михалыч! Привет! Это ты, что ли, тут наших жмуриков нашел?

Тот засмеялся.

— А кто еще? Кому так может повести? Только бывшему менту.

Мазуров показал на рыбака, представил его:

— Знакомься, Юра, Ольга. Михаил Михайлович Воронцов, наш бывший участковый, капитан в отставке. И самый заядлый рыбак в городе.

— Ну ты это преувеличиваешь!

Было видно, что на самом деле Воронцов был польщен такой характеристикой. На этом реверансы кончились, началась рутинная работа.

— И где ты их нашел? — Спросил Мазуров.

— Да тут вон, левей, за теми кустами, метрах в десяти. Там заезд для машины с другой стороны, но я туда уже тропинку протоптал, так что вы можете и отсюда зайти.

На его отмашку отреагировал Гоблин и Сычев, за ними нехотя пошла Ольга. Они ушли, а остальные продолжили беседовать.

— Как это место называется? — Спросил Астафьев.

— Это? Россошь.

— Та самая Россошь? Много слышал про это место, но ни разу тут не был.

Мазуров удивился.

— Разве это Россошь? Но мы с Краюшкиным были совсем в другом месте?

— Да, эта протока и называется Россошь, она тут километра три идет, петлю делает, — Воронцов кивнул в сторону воды. — Это ее самый дальний кусок. Я давно тут не был, мотоцикл сломался, а на велосипеде сюда долго чалить. А тут я мотик наладил и первым делом сюда. Место уж очень хорошее, клеевое.

— Ну вот, будем знать куда приезжать, — пошутил Мазуров. — Как ты их нашел-то?

— Да что их искать то? Приехал еще затемно, удочки на зорьке закинул и чую: запашок трупный пахнул. Потом все затихло. А после рассвета ветерок подул, снова потянуло. К десяти утра ветер уж устойчиво дул. А какой кайф от рыбалки с таким ароматом? Я думал, может, собака какая тут сдохла? Пойду, думаю, в воду ее брошу, все хоть сомам да ракам пища. Пошел по ветру, камыши раздвинул, а там!…

Воронцов махнул рукой.

— Их там двое? — Спросил Юрий.

— Да. Лежат рядышком. Распухли, почернели! Потекли. Ой, как страшно!

— Юр, не хочешь сходить посмотреть? — Спросил Мазуров.

— Да нет, как-то нет особенного желания.

— Пора бы привыкать начинать. Ладно, я пойду, схожу, привычка такая дурная есть. Без меня все равно не оформят, протокол-то мне писать.

Мазуров направился к тропинке, а навстречу ему вышла Ольга, ей явно было дурно. Сделав извиняющееся движение руками, она бросилась в кусты. Судя по доносящимся оттуда звукам, следователя прокуратуры сильно рвало.

Астафьев двинулся, было, в сторону девушки, но потом остановился.

— Даже здесь запах, — сказал он, и озабочено понюхал ворот своей рубашки.

Воронцов охотно подтвердил.

— Запах этот теперь хрен чем отобьешь, только стирать все. Помню, мы как раз с Иваном Михайловичем, гараж как-то вскрывали на Силикатной площадке. Там мужик в «копейке» умер, а родня вся на юг уехала. Я даже фамилию его помню — Осипов. Так вот он там месяц в июне пролежал в закрытом гараже и в этой «копейке». Потом дочь пыталась ту машину продать — бесполезно! Один раз ее мужу даже морду за это набили. Они отдушкой какой-то трупный запах перебили, а он-то потом все равно проявляется. Раз ту «копейку» даже продали, а через неделю вернули машину, деньги забрали обратно, да еще и морду зятю начистили.

Из камышей выбрался сдирающий с рук перчатки Гоблин, за ним шел весьма кислый Мазуров.

— Ну этот что лежал лицом вниз — у него ножевое ранение в области сердца, — на ходу прояснял патологоанатом. — У второго я ничего такого не заметил, но сейчас там и не видно. Надо будет подробней исследовать уже в морге. Пойду, хоть продышусь немного.

Мазуров обернулся к курившему Воронцову.

— Дай сигарету.

— Вы же бросили курить на прошлой неделе? — Удивился Астафьев.

— Да бросил, а как тут не закурить? Хоть запах этот отбить. Нет, я протокол тут писать буду, там дышать нечем. Михаил, ты понятым будешь.

Бывший участковый не сопротивлялся.

— Да это ясно.

— Иван Михайлович, что там? — Спросил Астафьев. — Это действительно Касатик?

— Он. Даже я его узнал. А второй, похоже, этот самый Колян. У него на костяшках рук наколка еще проглядывает — «Коля». Вот только он лежал лицом вверх, там чайки глаза выклевали. И вообще… — Мазуров махнул рукой. — Черви там уже вовсю поработали.

Астафьев сморщился.

— Может, поедем отсюда?

Мазуров потрогал рукой район сердца.

— Ага, как тут уедешь? Я, правда, там осмотрел все, попросил, чтобы Сычев побольше фотографий сделал. Увезут тут их без нас, труповозка с пятнадцатисуточниками выехала. Вот они приедут, а мы тогда поедем.

Работа продолжалась еще битых два часа. Пришлось сходить к месту преступления и Астафьеву. Это загнало его в те же кусты, что и Ольгу. Малиновская так и просидела все оставшееся время около Уазика с бледным, каким-то затравленным лицом. Приехал еще один Уазик, «булка», с прицепом-труповозкой. Мазуров как раз кончил осмотр и попросил рыбака.

— Распишись-ка здесь, коллега. И вот здесь. Ну вот и все. Давай, Михал Михалыч. Удачного тебе клева.

— Да какой тут клев. Счас свернусь, да попробую до Качкары доехать. Там, говорят, карась хороший в этом году. Жалко, такое место испохабили! Эх, люди!

Астафьев и Мазуров направились к машине. Ольга открыла рот, чтобы сказать что-то, но потом изменилась в лице и побежала в кусты.

Мазуров сочувственно покачал головой.

— Эк ее скрутило то! Я тоже что-то плохо все это переносить начал. А ведь было время, мы вдвоем с Косаревым трое суток с двумя трупами в одном сильно натопленным доме протокол писали. Старею, что ли?

Они дождались Ольгу и тронулись с места. Вскоре их уазик подъехал к тому участку дороги, где от них сбежал Никифоров. Конвоиры, сняв рубашки, просто спали в тенечке. Мазурова это рассердило.

— Ну что, обормоты? Загораем? Не нашли беглеца?

— Да где ж его тут найдешь?

— Где найдешь! — Передразнил их старый опер. — Не найдешь никогда, если не ищешь. Ладно, собирайтесь, садитесь. В отделе от всех сразу по рапорту. Николай, — он обернулся к водителю, — от тебя — тоже рапорт.

— А я-то что?..

— И от тебя тоже! Ты теперь уже не просто водила, а свидетель… моего позора.

Они уже снова поехали, когда их догнал на мотоцикле Воронцов, начал сигналить, махать им рукой. Пришлось остановиться.

— Куда это вы собрались? — Спросил рыбак, ехидно посмеиваясь. — Эта дорога в Торск вас приведет, а не Кривов. Вы совсем в другую сторону едете.

И Мазуров и водитель удивились.

— Да? Странно. А куда нам теперь?

— Вам надо сейчас сдать назад метров триста, и там развилка будет, — посоветовал Воронцов. — Вот на левую дорогу и надо уходить.

— Спасибо, Михаил Михалыч, а то бы сейчас уехали к теще на блины. Удачного тебе клева.

— Спасибо!