ПРОЛОГ

Мягкий ход машины сморил Елену, она задремала и проснулась, когда «Нива» свернула с асфальта и запрыгала по кочкам проселочной дороги.

— Ну что, выспалась? — смеясь, обернулась с переднего сиденья Наташка.

— Даже не заметила, как уснула, — улыбнулась сестра.

Под кронами дубового леса, еще не просохшего после сильного дождя, машина остановилась. Несколько холодных капель упали на лицо Елены, и она торопливо подняла капюшон ветровки.

— Вот оно, наше место, Дубки, — радостно сообщила Наташа. — По всем срокам сморчки уже должны пойти.

— Вчера сам на рынке видел, ведрами тащат, — подтвердил Василий, ее муж, выгружавший из багажника огромные, двухведерные корзины. Раздав их женщинам, он закрыл «Ниву» на ключ и энергичным шагом отправился в глубь дубравы. Невысокая, полноватая Наталья шустрым колобком устремилась за мужем, а старшая сестра остановилась под темными ветвями. Она задохнулась от лесного, свежего, по-весеннему резкого воздуха, давно ею забытого.

— Боже мой, как здорово, — пробормотала она и медленно пошла вперед, невольно улыбаясь.

"Сколько же лет я не была в лесу? — думала она. — Лет пять, не меньше.

Хорошо, что Наташка вытащила меня, за этой столичной суетой я окончательно забыла, что существует лес, грибы, весна, в конце концов! И, боже мой, какая ерунда все остальное — карьера-карьера, рейтинг, выше, ниже, и надо любой ценой его поднимать. А Виктор, этот паяц с грустными глазами, — все суета сует…"

Стройная, красивая — полная противоположность сестре, — Елена даже сейчас, в лесу, выглядела стильно: в обтягивающих джинсах, невысоких «ковбойских» сапогах и белой ветровке. Ей невозможно было дать ее сорок лет, она была словно женщина без возраста, безупречная в своей почти классической красоте. Высокий лоб, красивый абрис губ и серые миндалевидные глаза. Каждый вечер в десять вечера миллионы людей, и прежде всего мужчин, включали телевизоры, чтобы увидеть ее лицо. И не важно, что новости были хуже некуда, главное — заглянуть в эти необыкновенные глаза, прочесть в них надежду. Они как бы говорили с экрана: все будет хорошо.

Елена незаметно прошла метров тридцать и чисто случайно увидела гриб.

Сморчок, темный, сморщенный, выглядел необычно для человека, не посвященного в тонкости «тихой охоты». Первый весенний гриб! Женщина откинула капюшон, нагнулась и осторожно срезала свою «находку» под самый корень. Она радовалась, как девочка, когда почувствовала сзади чье-то дыхание. Елена резко оглянулась.

— Боже мой, как вы меня напугали! — с облегчением виновато сказала она.

Улыбка не успела сойти с ее губ, когда жесткие ладони намертво сомкнулись на ее шее…

 

Глава 1

Через пару часов на опушке Дубков стояли десятки самых разных автомобилей.

Тут были и солидные черные «мерседесы», один из которых принадлежал прокурору области, другой — главе областной милиции, третий числился за руководителем ФСБ. Шведский «вольво» доставил в дубовую рощу первого заместителя губернатора области, а «СААБ» — железногорского представителя скандально известной столичной телекомпании. Вовсю сновали и местные телевизионщики. Машины у них также самые разные, от отечественной «Нивы» до микроавтобуса «тойота ниссан».

Мэр города Кривова прибыл на «фольксвагене».

Самым, мягко говоря, невзрачным на этом внеплановом автосалоне был «уазик»

Кривовского уголовного розыска. Так называемый отечественный джип на фоне своих заграничных собратьев выглядел просто инопланетянином. В последний раз, причем довольно давно, его красили самой обычной краской для внутренних работ матового, темно-синего цвета. Кто бы ни проходил мимо, смотрел на это чудо с ехидной улыбкой. Такое же примерно отношение было у некоторых областных сыщиков к своим кривовским коллегам.

— Так где эти наши местные пинкертоны? — спросил высокий, самоуверенный моложавый мужчина, нелепо смотревшийся в строгом черном костюме, белой рубашке и явно дорогом галстуке в весеннем, влажном лесу. Василий Михайлович Обрубов — так звали щеголя, следователь областной прокуратуры по особо важным делам, сыщик новой формации, про таких сейчас говорят — «крутой». Он распутал не одно громкое дело и этим прославился. Но основные дивиденды он приобрел, как раз не раскрыв пару других дел, огласка которых была нежелательна властям предержащим.

Его «лэнд крузер» стоял сейчас в длинном ряду навороченных тачек и был отнюдь не «убитым» куском металла, попавшим в Россию из Зимбабве, а доставленным прямиком из Германии новеньким, в период обкатки.

— Они делают то, что вы им приказали час назад: осматривают окрестности в поисках улик и свидетелей, — ответил «важняку» худощавый, лысоватый мужчина. В отличие от своего собеседника, он был в джинсах и короткой кожаной куртке.

Михаил Никитин, подполковник, заместитель начальника областного угро, лучший оперативник, и Василий Обрубов на дух не переносили друг друга. А судьба, словно нарочно, сводила их вместе на самых «убойных» делах.

— Что, они все, что ли, там? — удивился Обрубов.

— Без исключения, — подтвердил Никитин, неторопливо закуривая.

— Дай дуракам команду, они лоб расшибут!

Портить отношения с начальством «важняк» не хотел — не раз обжигался, поэтому продолжать тему не стал.

— Михаил Никифорович, — уже без нажима сказал он, — хорошо бы найти хоть одного местного папуаса, чтобы показал кратчайшую дорогу в город. Надо срочно проявить пленку и отпечатать фотографии, кстати, заодно поднять дела последних лет, не было ли у них в Кривове раньше чего-нибудь подобного.

— Сделаем, — согласился Никитин. — Вон как раз один из них появился.

Человек, которого приметил Никитин, был не кто иной, как майор Андрей Викторович Колодников, заместитель начальника уголовного розыска города Кривова. Он не впечатлял своими габаритами: невысокого роста, да еще сутулившийся, с лицом, выдававшим поклонника Бахуса, он тем не менее был классным сыщиком. Фанатизм и преданность делу с лихвой покрывали недостатки майора. Андрей только что выбрался из небольшого болота и пытался счистить грязь со своих не соответствующих местности замшевых туфель.

— Блин, знал бы, что такое будет, сапоги бы надел, — бормотал он, когда к нему подошел Никитин.

— Слушай, майор, надо бы фотографа свозить в город, проявить снимки. И заодно узнать, не было ли у вас чего-нибудь похожего на это преступление, — обратился к нему оперативник.

— Фотографа отвезем, а насчет душителя, нет, такого не слышал, — отрицательно покачал головой Андрей. — Десять лет работаю, а на слуху ничего подобного. Хотя надо расспросить. Может, кто это время в тюрьме сидел. Дай, коллега, закурить, а то мои кончились.

Подполковник угостил майора, и они, покуривая, начали рассматривать людей, толпившихся на опушке. Все тут перемешалось: кители, строгие костюмы, джинсы…

Лица у всех озабоченные.

— Слетелось воронье, — пробормотал Никитин — хрен они нам работать дадут.

Хуже нет таких вот дел. По мне, так лучше убийство кого-нибудь неприметного раскручивать, чем вот такую хренотень, а еще лучше бомжа.

— Согласен, коллега, на все сто, — кивнул Колодников. — Там начальник позвонит раз в сутки, спросит: «Ну что у вас? Чего возитесь, давайте быстрей, чтобы к концу месяца „палка“ была!» — и поехал водку пить. А теперь все мозги через хрен высосут.

— Я как-то плакат юморной в одной конторе видел, — поделился Никитин. — «Не стой над душой». Надо себе, что ли, на спину такой повесить.

Сыщики нервничали, и понять их состояние было нетрудно. То, что произошло этим утром, никак не вписывалось в рамки криминальной жизни среднестатистической области в центре России. В лесу, в пятидесяти километрах от центра Железногорска, была задушена, а потом изнасилована одна из самых популярных телеведущих страны — Елена Водягина. Еще большую неприятность этой ситуации придавал факт давнего противостояния телекомпании Елены властным структурам страны в лице президента, правительства и прокуратуры. Мысль о мести была самой популярной среди телевизионщиков, тусующихся в ожидании новостей.

— Да фээсбэ ее и убрало. Команду дали, и все, мандец котенку. Водягина больше всех глотку драла в защиту этого своего магната, — уверенно заявил рослый оператор с жидкими волосами, забранными на затылке в хвостик.

— Не пори ерунды, Вадик! Ага, так президент себя и подставит. А трахнуть ее после смерти тоже он приказал? — сказал молодой парень, обозреватель местной криминальной хроники.

— А что, может, и так. Просто им надо было все обставить как домогательства маньяка, — настаивал «хвостатый» оператор. — Они ведь все могут.

Кучма вон завалил Гонгадзе! Почему наш не может отомстить Водягиной?

— Ой, Вадик! — вмешалась единственная в этой компании невысокая курносая девушка, смолившая сигареты наравне с мужчинами. Виктория Маслова уже лет пять работала в отделе криминальных новостей областного телевидения. — Поменьше читай политические детективы. Брехня там одна. Что-то услышали из третьих уст, что-то придумали, а выдают за истину. Откуда ты знаешь, что произошло на самом деле? У тебя, по-моему, крыша едет.

Виктория заметила стоящих без дела сыщиков и кивнула оператору:

— Серега, бери свою шарманку, пошли.

Пока тот собирал аппаратуру, на опушке остался один Колодников, его коллега Никитин отошел и уже что-то обсуждал с Обрубовым.

— Здравствуйте, — обратилась Виктория к майору. — По-моему, мы с вами уже прежде встречались? Если не ошибаюсь, господин майор.

— Было дело, — признал Андрей. Ему польстило, что его назвали «господином майором». Он улыбнулся, шутливо поднял руки:

— Сознаюсь, гражданин начальник.

Случайно не помните, когда и где?

— Сейчас попробую вспомнить. — Виктория наморщила лобик и, быстро распрямив несерьезные морщины, улыбнулась:

— Все, вспомнила. С год назад здесь, в Кривове, по делу об убийстве вашей журналистки Елены Брошиной. Да, — Вика погрустнела, — Ленку я хорошо знала, и учились мы с ней на одном потоке, и потом частенько материалами обменивались. Жалко ее. Хватка у нее была, скажу я вам, любой позавидует!

Без всяких переходов журналистка перешла в наступление.

— Так что вы можете сказать по этому делу? — Она кивнула туда, где нашли Водягину. — Как вы думаете, кто мог совершить преступление? Маньяк?

— Что можно сказать? — Колодников неуютно почувствовал себя под прицелом черного зрачка телекамеры. — В истории Кривова такого еще не было. Случайное это убийство или серийное — говорить рано.

Очень вовремя подошел один из железногорских оперативников и знаком показал, что пора ехать. Распоряжение Колодников воспринял с немалым облегчением. Этим заезжим журналистам с их камерой он вообще не хотел ничего говорить, неизвестно, как отреагирует областное начальство даже на общие рассуждения. Трудно предположить, что на уме у людей с большими звездами на погонах и какая им завтра шлея попадет под эти погоны.

Пока Колодников трясся в своем «уазике» по лесной дороге, в городе произошло еще одно крайне неприятное событие.

 

Глава 2

В коридорах управления Кривовского автопарка было тихо. Обеденный перерыв закончился, и немногочисленные служащие — пора отпусков — разбрелись по кабинетам.

В окно второго этажа, выходящее во двор автопарка, было видно, как изредка въезжали и выезжали из ворот машины, большей частью старые, дребезжащие автобусы. Они не интересовали двух парней в заношенных рабочих халатах, сидевших на подоконнике.

— Что-то опаздывают. Гера говорил, что в два часа по-любому должны быть, — сказал один из них, симпатичный, даже смазливый парень со стильной прической.

На таких парней девчонки западают сразу — голубые глаза, темные брови, правильные черты лица. Вот только был он чуть сутуловат, впрочем, этим часто отличаются высокие люди.

Его собеседник был стрижен наголо, ниже ростом, а в плечах, наоборот, гораздо шире, да и шея, выглядывающая из засаленного воротника халата, напоминала борцовскую. Примечательными были и два шрама — один на лице здоровяка, над бровью, другой — длинный, белый, от темечка к уху.

Обоим было лет по восемнадцать, может, чуть больше.

— Не го-они ра-аньше времени, Серый, — начал здоровяк, сильно заикаясь, — никуда они на хрен не д-денутся. — Он поднялся и подошел к другому окну, которое выходило на тихую, тенистую, безлюдную в это время улицу.

— Стоит он там? — спросил его напарник.

— А куда он на-а хрен денется?

— Не скажи. Витек мне, конечно, друг, но насчет опасности ссыкун невозможный. Чуть жареным запахнет, может в любую секунду слинять, уж я его как облупленного знаю. Мы с ним с первого класса вместе учились. Помню как-то в шестом…

Их разговор прервал появившийся в коридоре невысокий, седоватый мужчина со строгим, начальственным лицом.

— Так, вы чего это здесь прохлаждаетесь? — обратился он к парням. — Если за деньгами, то рано еще, давать начнут не раньше трех, так что идите работайте. Нечего разгуливать!

Тот, что был повыше и которого напарник называл Серым, спрятал за спину сигарету, слез с подоконника и извиняющим тоном начал оправдываться:

— Да нам вообще-то в отдел кадров надо. Мастер еще с утра сказал, но времени не было. Там где-то расписаться нужно. Мы пришли, ждем-ждем, а ее нету И обед уж кончился.

— Конечно, ее нет и сегодня уже не будет, — согласился седой. — Инна Владимировна сегодня за кассира, так что нечего ждать.

Затем он присмотрелся к своим собеседникам:

— Недавно, что ли, у нас работаете? Кто у вас мастер?

— Мастер? Жилин, ремонтный цех. Работаем первую неделю.

— А, то-то, я смотрю, незнакомые. Идите, идите по рабочим местам! Не будет ее сегодня, завтра приходите.

Напарник Серого, заика Толян, начал нервничать, лицо покрылось багровыми пятнами.

— М-мы с-совсем недавно пришли, — сказал он, при этом пудовые его кулаки по привычке невольно сжались.

Но Сергей быстро его оборвал:

— Хорошо, нет проблем. Пошли работать. — Он бросил взгляд в окно и увидел серый «жигуленок» пятой модели, въезжающий в ворота автопарка.

Машина остановилась около служебного входа, и из нее вышли двое: худенькая женщина в очках и крепкий симпатичный мужик. Он что-то оживленно рассказывал спутнице, судя по ее улыбке, смешное. Но парней в первую очередь интересовала большая брезентовая сумка в руках крепыша. Серый дернул Толяна за руку, и они поспешили к лестнице, ведущей на первый этаж. Строгий начальник уже скрылся в ближайшем кабинете.

— Как не вовремя мы засветились перед этим старым хреном, — с досадой сказал Серый. — Кто это такой, не знаешь?

— Судя по табличке на ка-абинете, главный инженер. Да-авай!

Они встали на лестничной клетке между этажами, напялили черные маски с разрезами для глаз.

Из-под халата Серый вытащил короткий, гладкоствольный карабин с магазином на два охотничьих патрона, пистолетной ручкой и складным прикладом. Толян передернул затвор «Макарова». Когда временно исполняющая обязанности кассира Инна Владимировна и ее сопровождающий с брезентовой сумкой в руках стали подниматься по лестнице, то почти сразу глазами наткнулись на направленные на них стволы.

— Стой! Давай сумку! — рявкнул Серый.

Женщина тихо охнула и стала оседать на пол, спутник ее, однако, не растерялся. Сергей Сапунов в своей жизни видел многое — прошел Афган — и долго рассуждать не привык. Выставив сумку перед собой, он рванулся вперед. Грабители не ожидали подобного поворота. Серый машинально нажал на спуск, и выстрел оглушающе прогрохотал в лестничном пролете. Заряд попал в сумку, и Сапунов на секунду остановился, но после мгновенной паузы он снова кинулся наверх и свалил Серого на пол прежде, чем тот успел передернуть затвор. После этого «афганец», казалось, будто легким ударом отшвырнул Тольку, так что тот спиной врезался в стену, но на ногах удержался. Увидев, что лежащий на полу парень упрямо тянет назад ручку затвора карабина, Сапунов подскочил к нему, хлестким пинком выбил оружие и начал бить ногой по голове, затянутой черной тканью маски. Заика несколько секунд оторопело смотрел на то, как его напарника мордует этот здоровый жлоб, затем оттолкнулся от стенки, выпрямился, вскинул пистолет и с полуметра выстрелил в спину охранника. Выстрел в упор откинул Сапунова, и он медленно сполз вдоль стены, корябая ногтями облупившуюся синюю краску. Серый еще пару секунд производил на полу какие-то непонятные телодвижения, затем наконец вскочил на ноги и сорвал маску. В пылу борьбы она перевернулась, и он ничего не видел.

— Бегом! — прохрипел он, сбегая вниз, на ходу подхватывая сумку с деньгами. Про оружие и маску он забыл. Позади хрипел в агонии упрямый охранник, а сверху и снизу уже звучали возбужденные голоса, звук выстрелов переполошил всех находившихся в здании.

Пробежав метров десять по коридору, они выскочили в тамбур, затем на крыльцо. Дожидаться, пока подъедет машина, налетчики не стали, сами побежали навстречу. Запрыгнуть в «девятку» было делом пары секунд, так что выскочившие на крыльцо свидетели увидели лишь стремительно удаляющийся автомобиль темно-зеленого цвета с заляпанными грязью номерами.

* * *

Вопреки планам, Колодников не вернулся в благодатные, кислородные и грибные кривовские леса, так как вынужден был заняться делом об ограблении автопарка.

— Так сколько, говорите, денег было в сумке? — спросил он Антона Анатольевича Куликова, директора парка, тучного, болезненного человека предпенсионного возраста. Он трясущимися руками пытался открыть тюбик с нитроглицерином.

— Третья таблетка за час, и не помогает, — пожаловался директор и наконец начал отвечать по существу:

— Почти шестьсот тысяч рублей. Точнее вы можете узнать у главного бухгалтера, но она, по-моему, сейчас в медпункте, плохо ей.

— Ого, кругленькая сумма, — присвистнул Андрей. — Нехило поживились!

— У нас же работают более трехсот человек, тут и отпускные, вот что обидно! Народ так этого ждал. Две недели выплату задерживали.

Колодников прищурился. Шестеренки его ментовского мозга сразу сделали невидимую его собеседнику зарубку на память.

— А кто знал, что сегодня будут давать деньги? Узкий круг людей в управлении или весь автопарк? — поинтересовался майор.

Куликов махнул рукой:

— Да все знали, господи! Разве у нас что-то скроешь от этого дошлого народа? Одному шепнешь, предупредишь, чтобы никому ничего, а через час уже весь парк знает. Бесполезно. Вы в курилку не заглядывали? Там человек двадцать сидели с двенадцати часов, отпускники. Вот кто им сказал? Вчера их не было.

Загадка природы.

— А все-таки, — настаивал майор, — когда точно стало известно, что привезут деньги, вчера или сегодня?

— Позавчера.

— Хорошо, с этим вопросом ясно. Значит, теперь что еще? Насколько я понял, сюда, в это здание, можно зайти как с улицы, так и через проходную автопарка? — продолжал допытываться майор.

— Да. А сторожа у нас дежурят только ночью, — сказал директор. — Работа у нас практически круглосуточная. В час кончают смену, в пять уже начинают выезжать на линию. Слесаря еще позже задерживаются, нужно, например, автобус к утру сделать, они и вкалывают до упора.

Разговор происходил в коридоре первого этажа, метрах в пяти от рокового места. Там еще копошились эксперты, периодически щелкали фотоаппараты.

— Сапунова жалко, такой парень был! — покачал головой директор. — Афганец, весельчак, душа-человек! Ничего не боялся.

— И давно он у вас работал?

— Да уж лет пять.

— Что ж, вы ему даже пистолета не выдали?

— Не полагается, мы же не охранное агентство. Да никто и не думал, что может такое случиться. Не было никогда такого в городе.

К ним подошел Павел Зудов, здоровенный, под два метра, оперативник, первый друг Колодникова. Несмотря на звание майора и солидный стаж работы в угро, все звали его просто Паша — внешность располагала. Черты его лица можно было назвать классическими, но какими-то женственными: прямой нос, брови вразлет, большие карие глаза, густые, волнистые волосы, — любая девушка позавидует. Но при этом романтическом облике — нордическая невозмутимость.

— Андрей, есть свидетель, который видел этих двоих без масок, — сообщил Зудов.

— Обоих? — удивился майор.

Многие сотрудники управления уже дали подробные показания. Из них следовало одно и то же: все видели двух грабителей, один был в маске, второй зачем-то бросил ее на месте преступления.

— Да, причем он даже разговаривал с ними, — подтвердил Павел. — И такие характерные портреты выдает, вплоть до шрамов на башке.

— Никого не узнал?

Павел отрицательно качнул головой.

— Не похоже на наш контингент. Молодняк какой-то. Совсем салаги.

После интенсивного общения с тем самым «начальником», который еще совсем недавно разговаривал с преступниками, Колодников имел на руках приметы налетчиков. Напоследок он спросил Марка Осиповича Сиротина, главного инженера:

— Скажите, а вы сможете их опознать в случае задержания?

— Без сомнения. — У Сиротина была прямо-таки военная выправка, хотя кадровым офицером он никогда не был. Просто, как и все невысокие мужчины, Марк Осипович страдал комплексом неполноценности и старался выглядеть чуть выше, чем был на самом деле.

— Знаете, многие ведь потом отказываются от своих показаний, боятся идти в свидетели, — настаивал майор.

Сиротин обиженно поджал губы и решительно замотал головой:

— Не так воспитан, чтобы какой-то там шпаны бояться. А на лица у меня память отменная, можно сказать уникальная. Я помню всех, с кем работал за последние тридцать лет. Вот пройду по улице и, если человек хоть неделю у нас работал, сразу узнаю и даже скажу кто, когда и кем. А вы можете себе представить, сколько людей прошло через наше предприятие? Тысячи!

— Тогда мы чуть попозже съездим в управление, — сказал Андрей, оглядываясь в поисках Пашки, который приехал на своей машине, — и покажем вам нашу картотеку. Может, вы кого и узнаете.

На поиски Зудова Колодников убил полчаса и лишь в самом последнем боксе громадного автопарка обнаружил его беседующим с щуплым мужичком пропитой наружности. Увидев начальство, Паша начал прощаться со своим собеседником.

— Это кто? — спросил его Андрей.

— Лекарь, старший.

— Брат Лешки? — удивился Колодников. — Какой он старый. Младший-то года три уж как крякнул?

Колодников был еще пацаном, когда братья Лекаревы «держали» его район.

Затрапезная одежда и помятый вид мужичка удивительно не сходились в его памяти с прифранченной парой блатных «королей».

— Да больше! — пояснил Павел. — Лет пять уже. Дозу перебрал. А этот живучий оказался, с иглы слез. А насчет того, что старый, такты посиди, сколько он, мы на тебя посмотрим, — засмеялся Пашка. — Он сейчас притих, здесь уже два года работает вулканизаторщиком, стучит мне потихоньку.

— Ну и что, есть какая-нибудь наколка? — заинтересовался Колодников. Но Павел его огорчил:

— Нет. Или не знает. Лекарь давно не при делах. Отошел от всего, уже не в авторитете.

Андрей кивнул.

— Тогда свози этого свидетеля, Сиротин его фамилия, да? Вот отвези его в управление, пусть посмотрит картотеку.

«Опознает кого или нет?» — думал Колодников, глядя вслед этой забавной парочке — рослому Зудову и на две головы ниже его главному инженеру.

 

Глава 3

Над этим вопросом задумались в это же время еще четыре человека, находившиеся на другом конце города. После выпитой водки основной мандраж у них прошел, только дымили все непрерывно, прикуривая одну сигарету от другой.

— Не хрен было подставляться, — сказал самый старший, худой мужике седыми висками. По сравнению с остальными членами банды он казался почти стариком, хотя ему только стукнуло тридцать семь. Видимо, когда-то он был очень хорош собой, и, хотя жизнь потрепала его изрядно и щеки изрезали морщины, а волосы поредели, порода все еще просматривалась в его как бы стертом облике. На таких, как он, женщины реагируют мгновенно.

Обильные наколки на руках, голос с хрипотцой, манеры Геры, по паспорту Александра Герасимова, — все говорило о богатом опыте по части отсидок в местах не столь отдаленных. Между тем он с высоты своего опыта продолжал разбор полетов:

— …А теперь вы засветились как на рентгене, а такой фарт, он до времени.

Да, Серый, завтра, а лучше сегодня же ботву свою сбрей, приметная больно.

— Чего? — не понял Сергей. — Какую ботву?

— Шевелюру свою долбаную, вот какую! Засветился ты с ней по-крупному. На хрен тебе было маску снимать?

Сергей промолчал, он не стал объяснять, что в пылу борьбы она перевернулась и он, ничего не видя, просто-напросто запаниковал. Но прическа Сергея действительно была слишком приметна. Сзади, ниже затылка, она сходила на нет, спереди длинные волосы падали парню на глаза, и он постоянно закидывал их назад.

— Нет, надо делить деньги и сваливать отсюда, и как можно скорее, — нервно сказал Витька, раскормленный парень, ровесник налетчиков. В свои восемнадцать лет он уже весил сто десять килограммов. Кличка у него была простая и соответствующая — Толстый. Он на это не обижался, привык. Именно он в момент ограбления сидел за рулем зеленой «девятки», и именно в его храбрости сомневался Серый.

— Вот так мы все и погорим, — усмехнулся Гера. — Один свалит, а других подставит. Мамочка твоя ведь сразу побежит к ментам: "Ой, сынку любимый пропал!

Целую ноченьку не ночует!" А те пробьют тебя по машине — зеленая «девятка», и все, кимблямс нашей компании. Ментам ведь после этого вычислить твоих друзей будет раз плюнуть. — Гера убрал усмешку, глаза обдали Витьку свинцовым холодом.

Если что отчудишь, Толстый, — найду и яйца лично откручу. Медленно и с душой.

Все понял?

— Понял, — поежился Толстый. — Че ты так сразу?

— Ас тобой по-другому нельзя. Когда стволы отдавал, не засветился? — сменил тему Гера.

— Да нет, мы же по-быстрому, минута в минуту. Я подъехал ровно без пяти, он дверь приоткрыл, я сумку отдал, и все. На улице не было никого: ни машин, ни людей.

— Хорошо, — сбавил тон Гера, — теперь о деле. То, что вы не сгорели, это чудо Божьей Матери, ей свечку поставить не забудьте. Валить надо было сразу, обоих! Я же вам говорил, дуракам! Валить!

— Так баба в секунду сомлела, зачем ее-то мочить? — попробовал возразить Серый и потрогал большой синяк под глазом — напоминание об убитом охраннике.

— Ее счастье, что сомлела, а в следующий раз — сразу, без базара.

Свидетели нам не нужны.

— В какой «следующий раз»? — удивился Толстый. — Ты это про что, Гера? Мы только на это дело подписывались.

На лицах поделъников тоже появилось чувство недоумения. Гера усмехнулся и обвел подручных пристальным взглядом.

— Что, щенки, скисли? Первый скачок — и в кусты? А вот хренушки вам! Будем считать, что сегодня была разминка. С вычетом бабок, простреленных этим придурком, — он кивнул в сторону съежившегося Серого, — у нас выходит по сто кусков на рыло, а это не куш, это так, пару раз в «буру» сыграть. На эти деньги даже тачку не купишь. Вот послезавтра на «Металлист» привезут зарплату, прикиньте хрен к носу. Это уже и на юг можно смотаться, куда вы там все рветесь — на Канары, что ли? И тачку купить. Ну как, орлы, рванем судьбу за жабры?

— А это все точно? — тихо спросил Серый, опять трогая опухший глаз. — Не сгорим?

Гера снисходительно усмехнулся:

— Наколка цветная, можешь не сомневаться. А все остальное зависит только от нас. В этот раз я с вами сам пойду, чтобы не сомневались.

Молодежь переглянулась между собой: последняя фраза Геры для них значила много.

— Ладно, можно попробовать, не так уж это все и сложно оказалось, — сказал Толстый. — Раз удалось, почему еще не повезет? — Он потянулся к бутылке, налил всем водки. Помимо трусости, он был одержим страстью к деньгам.

— Ну, тогда выпьем, — согласился Гера, — а потом обсудим, как все обставить. Надо все хорошо обмозговать.

 

Глава 4

В восемь часов вечера Колодников вынужден был покинуть родное третье отделение.

— Касьянов вызывает, там, в управлении, собрались все эти гаврики из Железногорска, и я зачем-то понадобился, — сообщил он Зудову.

— Он без тебя просто не может жить, — съехидничал Павел. — Такой вид изощренной любви.

Сиротин в это время рассматривал зудовский фотоархив. Паша уже года четыре собирал собственное досье на всех потенциальных кривовских бандитов. Все, кто задерживался и попадал в его третье отделение даже за самые ничтожные грешки, проходили перед объективом его фотоаппарата.

— Ага, это ты точно определил, главное — «и в особо циничной форме», — процитировал Андрей сухой язык милицейских протоколов. — В общем так, Павел! Ты это инкассаторское дело ведешь целиком и полностью. Попробую выбить для тебя еще кого-нибудь, хоть того же Юрку Астафьева. Как, сгодится?

— Вполне, — согласился Павел. — Шаврина мне дай, тоже толковый мужик, с тачкой тем более.

— Хорошо, считай, он — твой. — И Колодников со вздохом побрел на выход.

Вся милицейская братия собралась в кабинете начальника ГОВД Петухова.

Народу было так много, что пришлось принести стулья из других кабинетов. Во главе стола сидел прокурор области, рядом — Обрубов, по бокам — остальные деятели из прокуратуры, МВД и ФСБ. Кривовские сыщики расположились во втором ряду. Колодников опоздал к началу совещания и сразу же столкнулся с укоризненным взглядом Касьянова. Между тем докладывал Обрубов. К вечеру он подрастерял свой лоск, выглядел усталым и даже подавленным.

— Итак, можно считать точно установленным, что родственники Водягиной никакого отношения к факту ее убийства не имеют. Мотивов для убийства у них никаких, они ее просто обожали, к тому же она прилично помогала им материально.

Их дочь, племянница Елены, учится в Москве, оплачивает учебу Водягина. Что мы имеем еще? Почти наверняка доказано, что за тот час, пока родственники не хватились Елены, мимо не проехало ни одной машины.

— А почему? — поинтересовался прокурор. — Это как-то странно. Что, народ грибы перестал собирать?

— Нет, не перестал, но сегодня среда, рабочий день. Слышали, как неподалеку проезжал мотоциклист, но он, судя по показания Крюковых, не останавливался. Ехал со стороны Кривова. Василий Крюков определил как очень старый «Восход». В технике он разбирается хорошо, давно работает автомехаником, так что ему можно доверять.

— Ищете? — спросил прокурор.

— Конечно. Кроме того, рядом с местом преступления могли быть велосипедисты и пешеходы. Но их также нужно искать только в Кривове, до Железногорска оттуда далековато, более пятидесяти километров. К семи утра доехать нереально. С вечера также никто не приезжал: палаток не зафиксировано, свежих кострищ не попадалось. Холодно еще для туристов.

Совещание продолжалось, кто-то подходил, кто-то выходил, и Колодников подсел на освободившееся место поближе к Касьянову.

— Как там это дело с кассирами? — тихо спросил тот.

— В работе, — так же тихо ответил Андрей.

— Сразу не удалось?

— Нет, но наследили они прилично. Есть за что зацепиться.

На них начали осуждающе поглядывать, и собеседникам пришлось примолкнуть.

Вскоре разговор на совещании коснулся лично их.

— Я думаю, что поиски грибников, рыбаков и прочих любителей «тихого отдыха» стоит поручить местным работникам угро, они эти места лучше знают, — предложил прокурор.

— Но у нас сегодня тоже произошло серьезное преступление, — подал голос Касьянов. — Нам нельзя отвлекать людей от этого дела.

— Знаю, но с этим, надеюсь, справитесь быстро, — подал голос начальник губернской милиции генерал-лейтенант Глухарев. — Это дело местного масштаба. А основные силы бросьте в помощь Никитину.

После окончания долгого, утомительного совещания Касьянов пояснил, зачем ему понадобился Колодников.

— В прошлом году ты по делу Орловой долго занимался этими рыбаками, так что тебе и карты в руки. К тому же Луга ты все равно знаешь лучше меня.

Касьянов только два года как перебрался из Кустаная в Кривов, так что в этом он душой не кривил. Андрей чуть поморщился.

— Надо бы Пашке помочь с ограблением, дело сложное, мокрушное, — попробовал отказаться он.

— Ничего, справится, — хмыкнул Касьянов. — Он же майор у нас, это в тридцать шесть лет, так пусть пашет.

Касьянов был неплохой мужик, но, забуксовав в своем проклятом богом Казахстане с карьерой, он недолюбливал тех, кто слишком рано, по его мнению, надел такие же, как у него, майорские звездочки.

«Копейка» Паши Зудова остановилась около проходной автопарка.

— Большое спасибо, что подвезли, — сказал Сиротин, выбираясь из машины. — Всего хорошего вам.

— Может, вас подождать? — предложил Павел. — Вы же говорили, что у вас тут дел на пять минут.

— Нет-нет, не надо! — замахал тот руками. — Я живу отсюда буквально в двух шагах, на Волгодонской. Идти пять минут, не больше. Большое спасибо, что сюда подвезли.

— Вам спасибо, вы нам здорово помогли. Рано или поздно, но они нам все равно попадутся, — пообещал Павел. — Слишком уж у них рожи характерные.

Рассмотрели вы их отлично.

— Да это что, вот если бы я их сразу опознал да сказал вам, кто они такие и где живут. — Марк Осипович подумал и сказал:

— Есть такое странное чувство, что где-то я эту парочку уже видел. Но не в нашем автопарке, это точно. Где-то в городе. И как будто кто-то еще с ними должен быть.

— Как это? — не понял Павел.

— Ну вот представьте себе… — Сиротин напряженно замолчал, подыскивая сравнение. — Статую «Рабочий и Колхозница» помните?

— Конечно, кто ее не видел.

— Вот, и представить их раздельно очень трудно. И этих парней я видел с кем-то еще, может, втроем, может, вчетвером, может, вообще на какой-нибудь демонстрации или празднике! И теперь мне нужно увидеть что-то еще, чтобы вспомнить это. А так — не могу. Хотя вертится где-то близко!

Он с досадой махнул рукой.

— Ладно, не мучайтесь, — засмеялся Павел. — Как вспомните, позвоните.

Телефон я вам свой дал?

— Да-да! — инженер хлопнул себя по карману пиджака. — Непременно позвоню, можете не сомневаться.

— Ну, всего хорошего!

Машина уехала, а Марк Осипович привычно, как и все предыдущие тридцать лет, направился к проходной. На скрип турникета в окошечко выглянул вахтер.

Главный инженер кивнул ему и отправился к ремонтным боксам.

В автопарке царил полумрак, только в одном углу ярко горел свет: новый красный автобус, судьбой которого и интересовался Сиротин, стоял на яме.

Спустившись на пару ступенек и заглянув под днище автобуса, Марк Осипович огорченно покачал головой.

— Эх, как они мне надоели! — с чувством пробормотал он. — Хоть кол на голове теши!

— Вы про кого это, Марк Осипович? — раздался позади знакомый хрипловатый голос.

— Да про слесарей, горе наше, — скривился инженер. — Они должны были еще до обеда его сделать, и ничего. Разобрали кардан и бросили! А утром он должен быть на маршруте!

Сиротин выбрался из ямы, отряхнул брюки и поднял глаза на своего собеседника. Он хотел сказать что-то еще, но слова словно замерли в горле, Марк Осипович даже побледнел.

— Что с вами? — встревожился мужчина в рабочем комбинезоне. — Вам плохо?

— Нет, все хорошо, — пробормотал Сиротин, но поверить ему было трудно.

— А все-таки, что случилось? — настаивал рабочий, вытирая ветошью замасленные руки. — Может, сердце прихватило? Валидольчику принести?

— Да нет, все нормально, уже все нормально, — пробормотал главный инженер, а затем спросил:

— А ты чего это, Александр, так поздно в парке? Ты же на первой смене был?

— Да повозится надо, я же с завтрашнего дня в отпуск ухожу, — пояснил тот.

— Этот ковбой, Лешка Хромов, вместо меня будет, а он же в мотор совсем не лазит. Ему лишь бы гонять, едет, и ладно. Угробит мне машину, и все.

— Ладно, я пошел. — Марк Осипович повернулся, а потом все же задал один не очень логичный вопрос:

— Слушай, Сашка, у тебя, кажется, гараж в районе старого кладбища?

— Да, а что?

— Да… — Сиротин замешкался, — сосед один у меня спрашивал, ему в том районе гараж нужен. У тебя нет на примете?

— Нет, но я поспрашиваю, если надо. Хорошо?

— Хорошо-хорошо! До свидания. — Марк Осипович сделал несколько шагов, завернул за красный автобус, остановился, привалившись спиной к прохладному железу, и перевел дух.

«Похоже, зря я его про гаражи спросил, — подумал Марк Осипович, — как бы он не догадался. Хотя как?» Перед глазами его снова появилась вынырнувшая из памяти картинка: он проезжает по гаражному ряду, там стоят те, сегодняшние грабители, а Сашка Герасимов копается в моторе зеленой «девятки».

Сиротин осторожно выглянул и посмотрел на освещенную часть бокса.

Собеседника его и след простыл, тогда он с недоумением вышел из своего прикрытия. Боксы были пусты, это подняло в душе главного инженера чувство опасности и тревоги. Он услышал сзади какой-то шорох, хотел обернуться, но не успел. Шести килограммовая кувалда со страшной силой опустилась на его затылок.

 

Глава 5

День этот для всех работников уголовного розыска третьего отделения милиции начался, как обычно, с оперативки. Только народу в этот раз было как никогда мало: трое оперуполномоченных да шесть участковых. Собирались, как обычно, не спеша, опаздывая, на ходу отбиваясь от заждавшихся посетителей. В основном это были потерпевшие, пришедшие в отделение чуть ли не к семи часам утра в полной уверенности, что вся милиция должна работать круглосуточно. Были и старые знакомые, «завсегдатаи», при виде которых участковых начинала трепать нервная лихорадка. Одна из посетительниц, в галошах на босу ногу и ржавого цвета плаще — ее нарядом на все времена года, — цепко ухватилась за рукав участкового Фортуны и торопливо выдала словно выученный наизусть текст.

— Невозможно же с ними жить, невозможно, пьют, все из дома выносят и пропивают, куда милиция смотрит! Я сколько прошу вас посадить их, сколько прошу! Ведь невозможно так жить! Невозможно!

Она повторила эту фразу раза три, потом неожиданно замолкла, развернулась и стремительным шагом двинулась прочь из отделения. Следующим пунктом ее программы была городская мэрия, затем прокуратура, и так по кругу.

Еле избавившись от этой сумасшедшей старухи, Фортуна попал в объятия пожилой женщины с палочкой в руках.

— Володь, — с чувством начала она. — Третью ночь у соседей ночую! Так и грозит голову топором снести. Володь, ну хоть на пятнадцать суток его посади!

Круглое лицо Фортуны скисло.

— Да куда я его посажу! — взорвался он. — Тут за злостное хулиганство не можем посадить, а ты со своим сыночком. В дурдом его нужно оформлять, в дурдом!

Старуха канючила до тех пор, пока Фортуна не пообещал ей сегодня же зайти и попробовать «приструнить» ее сына, уголовника с богатым послужным списком.

Так что когда вспотевший Владимир появился на пороге кабинета, все уже были в сборе и ждали только его.

— Нет, классно день начинается! — с порога сообщил он всем присутствующим.

— Если так и дальше пойдет, то к вечеру я повешусь.

— Кто там тебя тормознул? — спросил Зудов, рассматривающий какие-то записи.

— Да сначала эта, Трандычиха, поймала, потом Незванская достала. Сын ее гоняет, а я его должен воспитывать.

— Это младший, что ли? Володька? — поинтересовался кто-то из участковых. — Сажал я его как-то.

— Ну да, он. Старший-то, Сашка, на зоне крякнул А у этого совсем крыша поехала, все за матерью с топором бегает…

— Ладно, хватит лирики, — прервал обсуждение Павел. — Давайте работать.

Планерку Зудов вел в первый раз в жизни.

— Так, сначала по делу Водягиной. У кого что есть? Семин, ты проверил этого своего грибника на «Восходе»?

Участковый отрицательно замотал головой:

— Нет, там полный облом. Он, оказывается, его разобрал еще в прошлом году, по осени.

— Чего это он? — удивился Павел.

— Да старье. Замучился ремонтировать, продал на запчасти, остался там бачок да рама. Я проверил.

— У меня в этот день Павлов ездил в Луга, у него как раз «Восход», — подал голос Андрей Мысин, участковый района под названием Гусинка, — но он говорит, что ездил на Гнилое, а там никак в Дубки не попадешь…

Отчет продолжался минут двадцать, затем Павел ввел всех в курс дела по автопарку, зачитал ориентировки с описанием машины и самих грабителей и отпустил участковых.

— Так, теперь с вами, господа тунеядцы, алкоголики и дебоширы, — обернулся он к оперативникам — Есть наряд в песчаный карьер. То есть пошли ко мне в кабинет.

Внимали ему двое: Юрий Астафьев и Алексей Шаврин. Остальные были откомандированы в управление для работы по делу Водягиной. Цепочкой, как утята за мамкой, они последовали за Павлом, открыли свои непременные папки. Но сначала Зудов решил выполнить привычный ритуал.

— Так, война войной, а обед по расписанию, — заявил он и взял тефалевский чайник. — Пока я чаю не напьюсь, хрен с места сдвинусь.

Его собеседники засмеялись. Эту привычку Зудова знали все, и если кто-то «обламывал» ему с утра эти «чайные церемонии», то он потом весь день чувствовал себя не в своей тарелке.

Разговор продолжили только за чаепитием.

— Значит, «Перехват» плодов не дал? — уточнил Астафьев. — Что же, они бросили машину?

— Да кто знает, — неуверенно сказал Павел. — Пробовали две похожих «девятки» в час ночи выехать с девочками из города, их проверили, перетрясли все, что можно, на всякий случай всех переписали, и все. Я так и думал, что они из города сейчас рыпаться не будут, лягут на дно.

— Список «девяток» гаишники, конечно, подготовили, — сказал Шаврин, тридцатилетний коренастый мужик.

— Ты им как раз и займешься, — сказал Зудов, подавая ему большой лист бумаги. — Это мы с Шалимовым еще вчера обговорили. Там не очень много, штук сорок.

— Ага, совсем немного, — засмеялся Алексей. Его поддержал Астафьев, высокий, симпатичный парень. Особенностью его внешности бьши глаза, вернее, их цвет. Один — голубой, другой — зеленый. Друзья подкалывали: один мамин, другой папин. Тем не менее этот, по сути, изъян придавал его лицу выражение какой-то незащищенности и вместе с тем особой привл е кател ьности.

Астафьев занимался пропавшими без вести людьми и находящимися в бегах уголовниками.

Но с уходом на пенсию своего непосредственного начальника и напарника, Ивана Михайловича Мазурова, Юрия начали нещадно бросать на подмогу с одного дела на другое, и этот пинг-понг ему изрядно надоел. Конечно, при Михалыче, так все звали Мазурова, такого не было, он сам выбирал, когда и кому помогать, но и авторитет Мазурова был непререкаем, а Астафьев свой еще только зарабатывал.

— Пока их всех обойдешь, целая неделя, блин, уйдет, — продолжал, дуя на слишком горячий чай, Шаврин. — Машины-то не дали?

— Покатаешься на своей. Кстати, — вспомнил Зудов, — а у тебя ведь тоже зеленая «девятка»?

— Да! — оживился Шаврин и провел по списку пальцем. — Ну-ка проверим, не забыли они там ничего. Шнурков, Шлыков, о! Шаврин! Есть. Одного, будем считать, уже проверил.

Павел обернулся к Астафьеву, подмигнул ему:

— Ну что, Юр, поверим ему на слово или будем крутить гражданина до конца?

— А как же! Только так! Работать так работать, — поддержал игру Юрий и, уставившись в глаза коллеге непроницаемым взглядом, продолжил уже совсем другим, резким и суровым тоном:

— Итак, гражданин Шаврин, где вы были вчера днем с двенадцати до пятнадцати часов? И в глаза, в глаза смотреть! Ну, быстро!

Не задумываясь! Не задумываясь, говорю!

Это было сыграно настолько точно, что Алексей даже растерялся.

— Как где, с вами в лесу топтался, — пробормотал он.

— Не было такого! Кто еще может подтвердить твое алиби?! — в тон Астафьеву жестко продолжил Зудов.

— Да идите вы на хрен! — наконец взорвался Алексей. — Генерал-лейтенант Глухарев может подтвердить! Я у его ног по траве ползал, улики искал.

— В несознанку ушел гражданин. Что с ним делать будем? — спросил Павел.

— Ну как что? Как обычно, наручниками к батарее и дубинкой по почкам. К утру все скажет. Машина у него ворованная, сразу видно. Хозяина убил, номера перебил и ханку на ней возил из Осетии, в особо крупных размерах. Верно я говорю, гражданин Шаврин?

После этого они не выдержали и втроем дружно захохотали.

— Ну вы — козлы! А кстати, хреново чувствовать себя в шкуре подозреваемого! — поежился, вытирая слезы, Шаврин. — Никогда бы не подумал.

— Так что в следующий раз хорошо подумай, как выйдешь на большую дорогу машины воровать, — засмеялся Юрий.

Отхлебнув чайку, Зубов обратился к Астафьеву:

— Ну а тебе, голубоглазый ты мой, придется протралить всех сотрудников автопарка. Особо обратить внимание на судимых и тех, кто привлекался по такой же статье за разбой. Наводчик работает там, это ежу ясно. Сиротин вспомнил, что эти два гаврика назвали фамилию мастера. Ищи, Юрик, там все корни! Все ясно, зеленоглазый ты наш?

— Понятно. — Юрий не обиделся — привык, что цвет его глаз часто становился поводом для шуток. — А ты чем будешь заниматься?

— Оружием. Странный набор, судя по описаниям и гильзам, это карабин ТОЗ-106 и пистолет Макарова.

— И что тут странного? — не понял Алексей.

— Карабины эти в основном состоят на вооружении охранных фирм. Дорогая штучка, не каждый купит. Не видели такой?

— Нет, — отрицательно замотали головой подчиненные.

— Я бы себе такой взял. Со сложенным прикладом он сантиметров шестьдесят, может, чуть больше. Стреляет охотничьими патронами, снизу вставляется магазин на два патрона. У вневедомственной охраны такие, я у них и видел.

Дверь открылась, и показалось круглое, добродушное лицо участкового Фортуны.

— Паш, тут бабка одна пришла с Харьковской улицы, гусей у нее сегодня ночью украли, аж сорок штук. Представляешь?

— Володь, кого послать на хрен, тебя или ее? — ласково спросил Зудов.

— Все понял, — вздохнул Фортуна, — но она так просто не уйдет. Она хипиш поднимет до небес. Я ее давно знаю.

— Вот сам и займись этим делом. Святое дело старшим помогать. Сразу скажи ей — тридцать гусей ей, десять тебе. Если найдешь.

На столе у Павла зазвонил телефон. Подняв трубку, Зудов услышал знакомый голос Павла Лузгаева, старшего оперуполномоченного из второго отделения милиции, ровесника и однокашника Зу-дова по училищу, но пребывающего еще в звании капитана.

— Привет, тезка.

— Привет, как дела?

— Да хреново, — со вздохом признался коллега. — Опять труп на моем участке, — пожаловался он.

— Сочувствую. Это всегда неприятно.

— Ты не сочувствуй, лучше помоги. У тебя, говорят, аж двое в подчинении. А я вообще один на все отделение, представляешь? Всех выгнали в Луга. Подари кого-нибудь на пару дней.

— Ну ты и молодец, — засмеялся Зудов. — Как говорят, Христос велел делиться, так, что ли? Я тебе что, рабовладелец? Опять, поди, бомжа в бараках прирезали?

— Да в том-то и дело, что нет. Приличный с виду человек, хорошо одет.

Нашли рано утром в лесопосадке. Даже паспорт при нем.

— И кто такой?

Услышав ответ, Зудов вскочил.

— Как, повтори?! — почти закричал он.

— Марк Осипович Сиротин.

 

Глава 6

Тело главного инженера нашли около железнодорожной насыпи, довольно болотистом месте, в зарослях разросшегося тальника. Буквально в нескольких метрах проходило шоссе. Зудов сразу сориентировался.

«Привезли ночью, места болотистые — далеко идти не стали, бросили, где удобней, поэтому и нашли так быстро», — прикинул он.

Все формальности к этому моменту были уже соблюдены: ждали только Зудова, чтобы он оценил все на месте. Поздоровавшись с худощавым, невысоким Лузгаевым, малознакомым ему экспертом и совсем незнакомым участковым, Павел подошел к трупу.

Марк Осипович лежал лицом вниз, руки вытянуты вдоль тела, голова повернута в сторону, на затылке корка запекшейся крови. Паша присел на корточки.

— Что, удар тяжелым тупым предметом? — спросил он.

— Да, и очень сильный удар, — сказал Лузгаев, так же присев около тела. — Смотри, как череп сзади деформировался. Но убили его не здесь. Крови почти нет, так, накапало чуть-чуть, когда тащили. Так ты, Паша, говоришь, что он у тебя проходил главным свидетелем?

— Да, он единственный видел тех грабителей в автопарке, причем описал их от и до, как сфотографировал.

— Похоже, поэтому его и убрали.

— Да, и вот этого я и не предусмотрел. Что-то недодумал, не учел.

Зудов мрачно задумался, а Лузгаев закурил и махнул рукой трем милиционерам, топтавшимся около «уазика» с прицепом.

— Ну что, мы забираем его? — спросил он.

— Да, везите, — сказал Зудов, поднявшись.

— Странно все это, — сказал он своему тезке, — до девяти часов вечера мы с ним смотрели фототеку, потом он подробно расписал мне эту парочку на бумаге. К десяти я отвез его в автопарк, он сказал, что ему нужно посмотреть, как идет ремонт автобуса. А живет он на… — Павел прищурился, припоминая.

— На Волгодонской, — подсказал коллега.

Тем временем милиционеры перевалили тело Марка Осиповича на старое покрывало и потащили в прицеп, задняя стенка которого отсутствовала. Этот примитивный труповоз сильно нервировал кривовцев. Действительно, не очень-то приятно наблюдать из рейсовых автобусов, как мимо везут какой-нибудь не очень симпатичный труп. Местный журналист даже написал статью в газете по этому поводу: «Труп с протянутой рукой», после чего прицеп стали прикрывать разным тряпьем.

— До Волгодонской от автопарка примерно метров триста, не больше, — продолжал размышлять Зудов и, машинально вытащив из кармана ручной эспандер, начал автоматически сжимать его. Это была его давняя привычка, которая помогала мыслительному процессу.

— Ну что, может, возьмешь это дело? — с надеждой спросил Лузгаев. — Тебе оно все до хаты.

— Ага, счас! Твой сектор — ты и пахать будешь. Волгодонская, это ведь твой район?

Территориальное разделение города по зоне ответственности между вторым и третьим отделением проходило как раз по Волгодонской, и автопарк принадлежал к третьему, а сторона, где жил Сиротин, — ко второму, так же как и заросли около железной дороги.

— Мой, — обреченно вздохнул капитан, — но у меня и так «висят» три трупа.

И хорошо, упорно «висят»!

— А у нас, думаешь, меньше? Хорошо еще на прошлой неделе взяли банду Чекана, кое-что свалили. А то бы вообще полный завал…

Он похлопал тезку по плечу.

— Не дрейфь, все будет ништяк, и мы поженимся. Кого из следователей назначили?

— Верчука.

— Ну ничего, он парень башковитый. А здесь кончики надо искать по дороге от автопарка к дому. Но в первую очередь в самом парке. Это верней. Я туда Астафьева отправил, переговори с ним, может, у него есть уже какая-нибудь информация.

Всю дорогу до прокуратуры Павел напряженно пытался вспомнить что-то, касающееся вчерашнего разговора с памятливым инженером. Что-то он тогда упустил в этом разговоре, и что-то очень важное.

 

Глава 7

К вечеру они собрались снова. Неприметный гараж на самой окраине города внутри был отделан не хуже некоторых кривовских домов. Гера, купив его лет пять назад, сзади пристроил еще такое же по размеру помещение, где и разместился со всеми удобствами. Пол выложил кафельной плиткой, стены обшил вагонкой и покрыл лаком. Создавалось ощущение жилой комнаты: вполне еще приличный диван, пара крепких кресел, журнальный столик, черно-белый телевизор и даже люстра «каскад», правда, давно вышедшая из моды. Большой самодельный электрический обогреватель спасал хозяина в самые лютые морозы. Когда Гера уходил от очередной подруги, то обитал здесь, предпочитая это отдельное жилье своей пропахшей чужими щами барачной коммуналке.

С усмешкой рассмотрев своих гостей, застывших в нетерпении, Гера подчеркнуто неторопливо достал из-за дивана большую сумку, не спеша расстегнул молнию и начал выкладывать на стол оружие. Здесь был короткоствольный АКМС, три пистолета ТТ, граната, патроны и три самодельных глушителя. Вид этого арсенала потряс парней.

— Ого, и куда ты это столько всего накупил? — спросил Сергей, уже лишившийся своей продвинутой шевелюры. Теперь он, как и Толян, блестел наголо бритой головой.

— Это еще мало, — ехидно усмехнулся Гера. — В этот раз будет не пустой охранник с очкастой бабой, а два настоящих инкассатора, с брониками и автоматами. Кроме того, брать их будем на заводской проходной, а там тоже как минимум четверо вертухаев с пушками. Дежурить, правда, в это время там должны одни бабы, но маслиной в лоб шмальнуть и они смогут, а нам такая фруктовая диета ни к чему.

— Это на какой проходной? — спросил Толстый.

— На второй, — небрежно уточнил Гера.

— Ты что? — изумился Витька, у которого инстинкт самосохранения был развит гораздо больше, чем у его друзей. — Я же на «Металлисте» практику проходил, через вторую каждый день шастал! А теперь что же выходит, мы со стволами туда попремся? Через все эти турникеты?

— Соображаешь, молодец! — одобрил Гера и начал что-то чертить карандашом на листе бумаги, лежавшем на столе. — Через турникеты мы как раз не пойдем.

Колитесь, кто, кроме Толстого, бывал на «Металлисте» и на этой проходной?

— Ну, я там был на практике, с ним вот вместе, — признался Серый.

Толян отрицательно покачал головой, и теперь Гера обращался только к нему:

— Там такая система. С фасада большие стеклянные окна, от пола до потолка, как в магазине. Двери тоже стеклянные, четыре штуки, открываются в обе стороны, за ними — ограждения и турникеты, их можно пройти только по одному — вокруг поручни. Дальше упираешься в большую дверь, называют ее калиткой. Калитка эта особенная, снизу щель с полметра. С внешней стороны кнопки с номерами.

Подходишь, дергаешь на себя за такую фигню с номером, и в желоб выпадает пропуск. Это делают все, в том числе и заводские инкассаторы. Но мы там не пойдем.

Он нарисовал на бумаге прямоугольник, затем разметил входы в здание.

— Вот здесь, с торца здания, есть небольшая железная дверь. Толстый знает.

Так вот, она будет-открыта. Делаем так: подъезжает инкассаторская машина, они выходят и идут к проходной, а машина едет к воротам, там у них своя пропускная система. Толстый подвозит нас к этой двери, мы выходим, а он разворачивается и ждет нас. Даю полминуты на то, чтобы через эту дверь пройти в тамбур. Всем быть в кроссовках, чтобы ни звука! Выход отсюда, — Гера пальцем ткнул в схему. — Ждем инкассаторов и мочим их из пистолета с глушителем, хватаем сумки с бабками и тихо уходим тем же путем.

— А если охрана услышит или увидит и поднимет шум? — попробовал возразить Серый.

— Тогда мочим из всех стволов и автомата, бросаем в зал гранату и уходим через проходную. Калитка открывается рычагом снизу, вот здесь. — Гера набросал план хитроумного устройства, перекрывающего в случае необходимости выходы из завода.

— А эта за-ачем? — не понял Толян. — Ну, гра-аната…

— Чтобы все на проходной залегли на пол. Я уже говорил, что там в это время должны быть только две бабы. Не пришибет, так по ушам так даст, что они обдрищутся. И тебе, — Гера обернулся к вспотевшему Витьке, — Толстый, знак будет. Рванет, в секунду подъезжаешь прямо к проходной. В этом случае все будет зависеть от тебя.

Все трое пристально посмотрели на Толстого, и тот невольно смутился.

— Ну, чего вы так уставились? — спросил он.

— А то, что от тебя зависит почти все. Успеем вовремя слинять — все будет в ажуре. Нет — мандец нам. Полный кимблямс с собачьими потрохами! Сейчас съездим в песчаный карьер у Зубовки, пристреляем пистолеты и проверим автомат.

А то я глушители в спешке доделывал ночью. Кстати, — он привычно, язвительно усмехнулся, — заодно я замочил того старпера, что вас «сфотографировал». Так что свидетелей нет, а за это с вас по литру водки, сосунки.

Его подельники облегченно вздохнули.

— Да, — Гера притормозил разговор, чтобы закурить, и продолжил:

— Витька, твоя тачка больше для дела не годится. Сегодня по городу останавливают все зеленые «девятки». Надо искать другую лайбу, и покруче, чтоб оторваться при случае смогла, но и не сильно приметную, желательно с тонированными стеклами. И такую, чтобы можно было взять без лишних хлопот, чтобы подольше ее не хватились. Колитесь, ни у кого нет на примете?

— Есть! — буквально вскинулся Серый. Он давно кипел желанием реабилитироваться за свое жалкое поведение в автопарке. — У моего у соседа такая тачка: «десятка», с форсированным двигателем и тонированная до черноты.

Ни хрена не видно, кто в салоне. Тюнинг офигенный! Накладки на двери, радиатор, как у БМВ, навесные фары — все круто! Классно сделано!

— Ну, выпендриваться нам незачем. Фары снимем, не хрен светиться. А так неплохо. «Десяток» сейчас по Кривову бегает как сдбак нерезаных. И где ее можно взять? — заинтересовался Гера.

— А прямо там, в его гараже. Этот чудак каждый вечер девок снимает на Бродвее, раньше трех ночи не возвращается, тачку ставит и дрыхнет потом полдня.

У него бабок — как грязи, каждый год зимой на Канары катает, — с завистью в голосе сказал Сергей.

— Семья есть?

— Нет, родители крякнули года два назад, влетели на БМВ под КамАЗ, так что живет он один, его если что, то и не хватятся сразу.

Сергей немного замялся.

— Только я с вами не могу пойти, у матери сегодня день рождения, — извиняющимся тоном сказал он. — Она и Так меня пилит за этот синяк. Чуть в ментовку с ним не потащила.

— Ага, и он на меня стрелки перевел, козел! — Толстый ткнул локтем друга.

— Хоть бы предупредил, а то она мне звонит, а я и базарить про что не знаю.

— Ладно, тогда ты, Серый, только нам покажи то место, и мы с Толяном ночью этим и займемся. А все остальные — марш по домам, к мамочке под крыло. А то они опять будут беспокоиться, — усмехнулся он, — еще пойдут в ментовку разыскивать.

Толян же, как и Гера, был сиротой, прошел приюты и детдом, а у Серого и Толстого были семьи, правда, неполные — воспитали их одни матери, давно распрощавшиеся с мужьями-алкашами. Обе работали в сфере торговли, так что детки материального недостатка не испытывали, хотя и не сильно шиковали. В банду старого уголовника их привели совсем другие обстоятельства. Как часто бывает, материнская любовь приняла в обоих случаях настолько гипертрофированные формы, что невольно вызвала отчуждение отпрысков. Ни Серый, ни его друг Витька не примкнули ни к крутым чадам кривовских богатеев, ни к пролетарской массе детей улиц, властвующих в темных, ночных переулках. И лишь общение с Герой давало им ощущение собственной значимости, они и не заметили, как легко бывший уголовник подвел их к жестокому преступлению.

Толстый свел Серого с Герой, соседом по гаражному ряду. Ореол настоящего волка-одиночки заманчиво витал над бывшим зэком. Частенько они с Серым задерживались допоздна в уютной комнате Геры, слушая рассказы хозяина о воровской доле, фарте и тюремной романтике. Все это казалось просто и вместе с тем таинственно и интересно.

Толян, после того как окончил школу-интернат, получил квартиру в том же бараке, где обитал Гера.

Переговорив с пацаном пару раз, старый «волк» понял, что из этого хлопца можно слепить все, что угодно. Он принялся заботливо опекать сироту, подкармливать и воспитывать на свой манер. Устроил на нехитрую работу грузчиком в горторг, как раз по его недюжинным силам.

Годы терпеливого воспитания не прошли даром, и вчерашнее ограбление было долгожданным плодом многолетнего труда старого налетчика.

 

Глава 8

Антон Максимович Вощук считал себя прожигателем жизни высшего класса.

Погибшие два года назад в автомобильной катастрофе родители оставили ему нехилое наследство — два продовольственных магазина в центре города. Дело было отлажено настолько хорошо, что Антон не утруждал себя особым контролем за управляющими, просто приезжал после обеда, смотрел документы, подсчитывал прибыль и обсуждал стратегию дальнейших закупок. Другие давно пустили бы по миру молодого хозяина, потихоньку перекачав капиталы в собственное дело, но ему повезло и с управляющими, хоть они и приворовывали.

Вечером у Антона Вощука начиналась, как он считал, настоящая жизнь. Ровно в девять он выезжал на своей «десятке» из гаража и мчался на Бродвей, так горожане называли центральную часть улицы Ленина, с небольшой площадью, где с призывно поднятой рукой стоял гипсовый вождь мирового пролетариата. Именно здесь дефилировали самые длинноногие красавицы Кривова. По площади Вощук ехал не торопясь, выбирая самых фигуристых девиц. Коротко переговорив с понравившимися ему «ночными бабочками», он сажал их в машину и вез в какой-нибудь кабак, поил и кормил девок и вдоволь оттягивался в танцевальном марафоне. А затем начинались автомобильные гонки по ночным кривовским улицам, с выездом на скоростную федеральную трассу, где и «десятка», и ее водитель могли показать, на что они способны.

Машину Антон брал в самом Тольятти, в тюнинговой фирме, где классно потрудились не только над ее внешним видом, но и перебрали потроха «десятки». В результате автомобиль Антона еще на старте оставлял далеко позади крутые иномарки, а на трассе мог «сделать» кого угодно, доводя до восторженного визга временных подруг, а владельцев «мерседесов» и «ауди» — до бешенства. При обгоне Антон открывал окошко и, высунув руку, показывал аутсайдеру большой палец.

Кончался такой заезд в какой-нибудь лесопосадке, где секс втроем был гармоничным продолжением ночи.

Сегодня, высадив девок в центре, Антон поехал к себе, ощущая, как приятная истома заполняет тело и душу. Гараж находился метрах в ста от дома, и, подъехав к нему и высветив фарами привычные контуры ворот, он уже позевывал, представляя, как через пять минут упадет в постель, но не успел сделать и шага, как из-за куста карагача появилась темная фигура. Вспышка пламени и хлопок слились воедино — Антон упал сразу. Тотчас же в конце гаражного ряда вспыхнули фары, и через несколько секунд подъехала машина, «пятерка» Геры. За рулем был он сам. Стрелял Толька. Выскочив из машины, преступник наклонился над телом, подсветил фонариком.

— Готов, — сказал он, — точно в сердце положил. Молодец, Толян, хорошо стреляешь.

Подобрав лежащие на земле ключи, Гера торопливо подошел к воротам гаража.

— Посвети, — сказал он заике, и тот, заведя мотор «десятки», включил дальний свет.

Подобрать ключ оказалось делом сложным, в связке их оказалось десятка полтора самых разнокалиберных: от двух квартир, магазинов и складов Вощука.

Чертыхнувшись, Гера заметил:

— Надо было стрелять, когда он ворота открыл.

— Так и с-сказал бы сразу, — отозвался Толян. Волнуясь, он начинал заикаться больше обычного.

Наконец Гера справился с замком, и они занесли мертвое тело Антона в гараж.

— Ну вот, пусть здесь лежит, так лучше будет, — сказал зэк, закрывая ворота. — Поехали! — скомандовал он, усаживаясь за руль «десятки», Толяну доверил «пятерку». Они двинулись в сторону Гериного гаража.

Начинало светать.

— Машина — класс! — оценил авто старый бывший зэк. — Серый не зря ее хвалил. Рвет с места как сумасшедшая. Снимем с нее все лишнее, поменяем номера, и все будет тип-топ!

Теперь ему предстояла непростая задача — загнать в свой гараж обе машины, но опытный «волчара» с ней быстро справился. Все складывалось как нельзя лучше, если бы, закрывая ворота, он нос к носу не столкнулся со стариком Андреичем. Он появился из утреннего тумана в полной рыбацкой амуниции — брезентовом плаще, с удочками в руках.

— Ты что это, Сашка, новую, что ли, себе взял? — спросил Андреич, кивая в сторону «десятки».

— Да нет, ты что! — преувеличенно-изумленно воскликнул Гера. — С каких шишей?! Друг просил двигатель посмотреть, что-то там постукивает. А ты что, опять на рыбалку?

— Да надо на Гнилое съездить, там в этот разлив, говорят, много щуки зашло. Авось поймаю килограмм десять. Оставить тебе парочку?

— Кошке сначала поймай, — ехидно засмеялся Гера вслед отъезжающему соседу.

Кошки на самом деле скребли у него на душе. Он приглушенно выматерился.

— …Принесла же его нелегкая! Козел старый, шляется тут по ночам.

— Н-надо было его замочить, — сказал, дернув щекой, Толян. — Вернее было бы.

— Ладно, авось пронесет, — отозвался Гера, хотя тоже ломал голову — может, действительно стоило ради профилактики замочить этого бойкого дурака Андреича?

 

Глава 9

Вечером оперативники вновь собрались в кабинете Зудова. За непременным чаем шло обсуждение успехов и неудач прошедшего дня.

— Обзвонил я тех, у кого есть телефоны, восемь машин в ремонте, восемь я лично проверил, у всех железное алиби, так что осталось девятнадцать, — доложил Шаврин. — А у тебя, Паш, что с оружием?

Зудов огорченно махнул рукой:

— С оружием полный голяк. За последние два года никто с таким набором у нас не засветился. «Макарами» практически не пользуются, все больше старые ТТ, обрезы, два автомата как-то изъяли. Пробовал пройтись по старым адресам, тех, кого брали за хранение оружия, все божатся, что такого добра у них нет.

Он неожиданно засмеялся:

— Сволочной народ эти урки! Божится, что у самого ничего нет, а потом потихоньку дружбанов закладывает. «Вот у этого точно ствол имеется, он мне хвастался!» Приходишь к этому кадру, берешь за шкирку — нету ничего, клянется чем может. Тут и начинаешь рассказывать, что у него на самом деле есть и где хранится. У того глаза на лоб, все отдает, тогда спрашиваешь про того, кто его заложил. Он тоже в свою очередь начинает постукивать. И так по кругу. Три обреза изъял, старый, военных времен ТТ и незарегистрированную бескурковку.

Зудов обратился к Астафьеву:

— Ну, а что там в парке? Нарыл что-нибудь путное?

— Проверил по анкетам, из ныне работающих трехсот двадцати человек сидели сорок два, — его собеседники дружно присвистнули, — по серьезным статьям — десять, конкретно по разбою — шесть. Их-то я и начал крутить. Двое электриков в отпуске и разъехались по деревням, слесарь лежит в тубдиспансере, врач подтвердил, что он никуда не отлучался, да и вообще, говорит, еще с месяц протянет — и каюк. Еще один был на смене, водитель. Смена у него кончилась в четыре…

Пашка его прервал:

— Судя по рожам, нарисованным Сиротиным, это были совсем какие-то сосунки.

Так что вряд ли он сам участвовал в ограблении. Скорее наводчик, может быть, на машине их ждал. Ты не выяснял, есть у кого-нибудь в автопарке зеленая «девятка»?

Юрий кивнул.

— Ну как же! Зеленая «девятка» у главного механика, но в момент ограбления она стояла во дворе автопарка.

— Да нет, — махнул рукой Шаврин, — если он здесь работает, то светиться на своей машине ни за что не станет. Наоборот, постарается, чтобы алиби было стопроцентное. Это и ежу ясно.

Доклад оперативника прервала телефонная трель.

— Привет, тезка! — в трубке Зудов услышал знакомый голос Лузгаева.

— Паша, привет. Как успехи?

— Да не очень. Крутимся на месте. Вот что я выяснил про твоего крестника.

По дороге домой Сиротина пристукнуть по идее не могли. Волгодонская хорошо освещена, полно лавочек, и на них тусуется местная молодежь. Согласись, стремно как-то там бегать с кувалдой за человеком на глазах у всех? В подъезде дверь железная, над козырьком фонарь горит — хоть иголки собирай. Проверил автопарк, терлись там задницами с твоим Астафьевым. Вахтер видел, как Сиротин пошел к боксам, а вот как выходил, не видел. Но он мог и отвлечься, по телевизору как раз футбол шел. Еще такой момент, инженер мог выйти через управление. Сторож, который тогда дежурил, будет только завтра, тогда и поговорим.

— Ну и какая у тебя версия? — поинтересовался Павел. — Что надумал?

— Грохнули его, скорее всего, в автопарке. Где — черт его знает, сам видел, какая там махина. Тысяч пять квадратных метров. То, что это связано с ограблением, — ты прав на все сто.

— Твои предложения?

— Проверять всех, кто был в автопарке в ночную смену.

— Верно. И много их?

— Да человек двадцать — водители, слесаря, тот же вахтер, пятеро до трех сидели в вулканизаторской, обмывали отпуск. Думаю, должна появиться хоть какая-то зацепка.

— Сычева бы ты притянул, — посоветовал Зудов. — Он кровь чует, как хищник, сколько бы времени ни прошло.

Эксперт-криминалист Николай Сычев в самом деле умудрялся чуть ли не с первого взгляда на месте преступления сразу определить следы крови там, где она даже давно засохла.

— Да это я знаю! Он сейчас был на деле, — пояснил Лузгаев. — На Володарской вчера ночью какого-то старика убили. Разбили на кухне окно, задушили, забрали телевизор и ордена. Там парни Зимина работают. А этим молодым экспертам я не доверяю, один раз прокололся, теперь зарекся.

— Ладно, держи меня в курсе, — сказал на прощание Павел.

Они просидели в кабинете еще больше часа, когда позвонил Колодников.

— Ну, как у вас дела? — спросил он.

— Дела у прокуроров, сам знаешь, — парировал Зудов.

— А если серьезно? — усталый голос Колодникова к шуткам не располагал.

— Если серьезно, то работаем.

— Зацепки есть?

— Есть, и с каждым днем все больше. Мне кажется, что это дело мы непременно свалим. Получается, что все завязано на автопарке.

— Хорошо бы! Хоть что-то тогда скинули, — вздохнул Андрей, потом признался:

— Я тебе так завидую.

— Что это ты сегодня какой-то не такой? Вон и на юмор не реагируешь? — удивился Павел, давно не видевший своего друга в таком упадническом настроении.

— Да засношало это областное начальство, — судя по тихому голосу и почти полному отсутствию мата, Андрей звонил из дома. — Знаешь, чувствую себя временами как мальчик на побегушках. «Иди туда, принеси то!» Самое главное толку от всей этой суеты — ноль!

— Да ты что! — ахнул Павел. — Я думал, вы там уж взяли этого душегуба.

Такая команда работает!

— Да если бы! Такое впечатление, что тащим мы чистый «глухарь». Никаких следов, этот вампир словно на летающей тарелке спустился и на ней же улетел.

— Лихо!

— Еще как лихо! Сейчас вот вырвался помыться, побриться да упасть хотя бы на час.

— Ладно, спи и не забивай голову. Свалим мы это ограбление, можешь не сомневаться.

Положив трубку, Паша сообщил своим друзьям:

— А дело-то Водягиной идет плохо. Андрей говорит — полный «глухарь». Одно утешение — не одни мы закопались.

 

Глава 10

Отводить утром сына в детский сад — непременная обязанность Павла Зудова.

— Ты его сегодня сможешь забрать? — спросила жена Наталья.

— Не знаю, — пожал плечами Павел. — Как дело повернется.

Жена нахмурилась:

— Ну начинается, как всегда! Я сегодня хотела к маме зайти.

— Ладно, постараюсь. — Павел устранился от точного ответа. — Ты же знаешь, как это бывает! Все неприятности происходят в конце дня.

— Ну, все, короче, ясно! — махнула рукой Наталья. — Ладно, я тебе позвоню часа в три.

— Вот это верно! А лучше в полчетвертого. Этот ритуал у них сохранялся уже три года, столько, сколько Мишка ходил в детский сад. Павел отводил сына, ему все равно было по дороге, а забирала чаще всего жена. Была только одна неудобная деталь: в саду надо быть в восемь утра, а рабочий день Зудова начинался с девяти, так что почти час он мыкался один в отделении. Правда, время это не проходило даром — в последние полгода Паша серьезно увлекся японскими кроссвордами. Сегодня ему попалось что-то заковыристое, и он никак не мог сообразить, что это такое.

— Лягушка, что ли? — с досадой нахмурился он. — Да нет, не похоже.

Динозавр какой-то. Или просто монстр.

Неожиданно и без всякого повода его осенила совсем другая мысль. Он вспомнил, о чем говорил ему Марк Осипович Сиротин!

«…Вот и этих парней я видел с кем-то еще, может, втроем, может, вчетвером, может, вообще на какой-нибудь демонстрации или празднике! Теперь мне нужно увидеть что-то еще, чтобы вспомнить это».

"А если он тем вечером и увидел это «что-то» или кого-то? — подумал Павел.

— И поэтому его убрали. Но тогда и тот, кто его убил, понял, что его узнали. А как он это мог понять? Он должен знать, что Сиротин давал показания милиции. А кто ему это мог сказать? Да кто угодно — весь автопарк видел, как мы с ним топали к моей машине. Логично. Но, кроме этого, он должен знать и про хорошую память главного инженера. Значит, он работает — и давно — в автопарке. Там он его и грохнул. А почему обязательно в автопарке, а не просто встретил на улице и догнал где-то у дома? Потому, что тогда он просто не успел бы организовать это убийство".

Зудов отодвинул кроссворд и начал торопливо набирать номер рабочего телефона Павла Лузсина, но в ответ раздались лишь длинные гудки. Ровно в девять он наконец-то дозвонился.

— Слушай, тезка, — возбужденно начал Зудов, — ну-ка надиктуй мне тех, кто во время убийства Сиротина был в автопарке.

— Тебе всех, что ли?

— Да, за исключением крыс.

Зудов терпеливо записывал за монотонным голосом Лузгина, когда открылась дверь и зашли его подчиненные — Астафьев и Шаврин. Судя по смеющимся лицам обоих, Шаврин, как всегда, травил анекдоты.

— Ну что, господин начальник, планерка сегодня будет? — спросил Алексей.

Зудов поднял большой палец и, лишь закончив телефонный разговор, обратился к коллегам:

— Так, Юрий, покажи-ка тот твой список сотрудников автопарка, судимых за разбой.

Астафьев разыскал в папке нужный листок и отдал его Зудову.

— Юра, хочешь, я угадаю, кто из этого списка в тот день работал? — предложил Павел.

— Ну попробуй, — удивился Астафьев, ранее не слышавший о телепатических возможностях Паши.

— Герасимов?

— Он! — признался Астафьев. — Откуда ты узнал?

— Догадайся с трех раз. По какой статье он сидел?

— Один к одному, вооруженное нападение на инкассаторов, труп, одно тяжелое ранение. Я как чувствовал, — оживился Юрий. — Вчера вечером позвонил Мазурову, тот это дело сразу вспомнил, он его и вел. Тогда эти бандюки взяли за раз тридцать тысяч, при социализме бешеные деньги. Сначала им удалось уйти. Но их все-таки повязали, прокололся один из напарников Герасимова, начал деньгами швыряться по кабакам. И выживший после ранения инкассатор был главным свидетелем на процессе. Получил Герасимов тогда восемь лет только потому, что он был на подхвате, сидел в тачке. Второй заработал пятнашку, из зоны не вышел, крякнул от тубика, а главному дали вышку, в тот же год и хлопнули. Кстати, кличка у Герасимова — Гера, не путать с героином. На игле он не сидел, Михалыч говорит, что его с детства так звали.

Павел почесал лоб и сказал:

— С героином мы его не спутаем, а вот навестить надо бы. И чем раньше, тем лучше. Берем оружие и погнали!

 

Глава 11

Гера остановил машину на дороге, недалеко от своего барака, отдал ключ от комнаты Толяну и начал перечислять все, что ему нужно.

— Возьмешь мою большую сумку, синюю, адидас, туда сунь черную ветровку, потом кроссовки, там, в углу, под вешалкой стоят. А я пока смотаюсь в «Мечту», надо жратвой затариться.

Заика только успел зайти в барак, как подъехал «жигуленок» Зудова. Кроме него и Шаврина из машины вылез Владимир Фортуна, участковый этого беспокойного района.

— Да нет, я бы не сказал, чтобы Гера так уж сильно понтовал, — говорил он.

— Ну, чувствовалось, правда, что он сидел, и плотно, блатные его уважали, а так, чтобы он крутизну тут не по делу гнал, такого не было. Серьезный мужик, на автобусе работал последние года три. На обед, бывало, идешь — смотришь, автобус его стоит. Я как раз мимо прохожу.

Они зашли в барак, поднялись на второй этаж и быстро нашли нужную комнату.

Павел осторожно постучал в дверь. Ответом так же была тишина.

— Вы к Сашке, что ли? — спросила вынырнувшая словно из-под земли старуха.

— К Герасимову?

— Да, к нему, — признался Фортуна. — Он дома?

— Так нет его, и давно уж нету. — Как и всех женщин этого возраста, бабушку одолевало желание хоть с кем-нибудь поговорить. — Он вообще редко у нас тут появляется. Где живет, с кем — бог его знает. То вроде бы с Людкой из «Мечты» жил, белая такая баба, дородная! Потом, говорят, бросил ее, может, еще с какой-нибудь сошелся. Он как из тюрьмы вышел, так этих девок уж целую роту поменял. Потом пнут его бабы — он сюда приходит.

«Да, похоже, тут голый Вася», — печально подумал Павел, но тут бабка выдала совсем неожиданную информацию:

— Да вы лучше у Тольки спросите, где его дружок, он-то должен знать.

— А кто этот Толька? — заинтересовался Павел.

— Да дружок его из десятой комнаты. Молодой, лет восемнадцать, не больше, только заика, детдомовский он. Сашка его прямо как сына воспитывал, вместемузыку у него допоздна гоняли да водку пили. Он сейчас вот только что к себе прошел!

— Спасибо, мать, — поблагодарил Зудов и направился к десятой комнате.

— Похоже, это один из них, — сказал Пашка, на ходу оборачиваясь к своим спутникам. — Сиротин тоже что-то про заикание говорил. Сейчас подойдем, я скажу что-нибудь по-бабьи, а вы будьте наготове. Да не мешкайте с ним, сразу руки заламывайте, вдруг У него есть оружие!

Был в репертуаре Зудова такой фокус. Пользуясь тем, что у него и от природы был грудной, почти женский голос, он ломал его до конца, и отличить от бабьего было практически невозможно. Но все их планы пошли прахом.

Заика к этому моменту собрал все, что наказал ему Гера, уложил в сумку и свои необходимые шмотки, небольшой магнитофон, самую большую свою ценность, и собрался уходить. Но, открыв дверь, увидел идущих по коридору людей. Ему все стало ясно: не столько форма участкового, сколько напряженные лица остальных мужиков. Он рванулся назад и закрыл дверь на замок. Перейдя на бег, милиционеры остановились около двери.

— Открывай! Милиция! — рявкнул Фортуна. В ту же секунду три выстрела прошили тонкую дверную фанеру. Участковый даже побледнел, одна из пуль пробила ему погон. Отпрыгнув в сторону, он пробормотал:

— Ни хрена себе примочки…

— Анатолий, открывай дверь и сдавайся! — крикнул Павел, доставая пистолет, и услышал за дверью звон битого стекла.

— Лешка, вниз! — скомандовал Зудов Шаврину, а сам взглянул на участкового:

— Ну что, снесем ее?

— А он снова палить будет? На хрен надо! — Фортуна никак не мог отойти от пережитого, продолжая коситься на свое правое плечо. Тогда Зудов сам встал против двери и трижды выстрелил в нее. Ответа не последовало, и тогда участковый, уже пришедший в себя, крикнул:

— Давай!

Таран из двух тел общей массой больше двух центнеров снес хлипкую дверь времен социализма, и милиционеры проскочили в комнату. Она была пуста, только сквозняк трепал занавески на окне.

Зудов подошел, посмотрел вниз. Из-за угла показался запыхавшийся Шаврин.

— Ушел, гаденыш! — сообщил он. — Его подобрала машина, серая «пятерка»!

Стояла тут, на дороге.

— Номер не заметил? — поинтересовался Зудов. Алексей отрицательно мотнул головой:

— Нет, далеко было. Только видно, что не первой свежести тачка.

— Хорошо, сейчас мы спустимся.

Павел огляделся по сторонам, поднял с пола большую спортивную сумку, потянул за молнию и быстро просмотрел ее содержимое. Уже на улице, когда они все трое жадно смолили сигареты, заново переживая все произошедшее, Павел высказал свои соображения:

— Похоже, они собираются соскочить. Поняли, что на крючке, и рвут концы. И где, интересно, их нычка?

После короткого раздумья он ткнул пальцем в грудь Шаврина:

— Ты отправляйся в БТИ, поинтересуйся там, есть ли у Александра Филипповича Герасимова еще какая-то другая недвижимость: гараж, дача. А я займусь этой Людкой из «Мечты». Может, она что толковое скажет.

 

Глава 12

Они уже подъехали к гаражу, но Гера по-прежнему молчал, уставившись в одну точку, а Толян боялся нарушить затянувшуюся паузу. Наконец Гера коротко сказал своему верному адъютанту:

— Этим двоим о ментах ни слова. Завибрируют сразу, сосунки, заранее в штаны наложат. Все остается в силе, как решили, так и будет.

Одноклассников они нашли в гаражной пристройке, сидящими напротив друг друга в креслах. На столике перед ними лежало готовое к работе оружие, смазанное и заряженное. Толстый вертел в руках ТТ, а Серый ему что-то оживленно рассказывал, истерично посмеиваясь.

— Положи оружие и не играй с ним, — велел Гера и подошел к Сергею, резко схватил его за подбородок, так что голова запрокинулась. Зрачки парня были неестественно расширены, и Сашке мгновенно стало все понятно.

Со всей силы ударив Серого по лицу, Гера вместе с креслом свалил его на пол и еще пару раз пнул по ребрам.

— Ты что, сука?! Ох… л! Нам на дело идти, а ты наркоту ширяешь!

— Гера, я ж только косячок забил, травку… для спокойствия… — испуганно пробормотал парень.

— Я тебе сейчас кадык вырву, пидор! — вскрикнул Сашка и еще раз пнул Серого.

Бывший зэк бушевал еще минут пять, и эта внезапная вспышка ярости ошеломила его подельников. Таким они еще его не видели ни разу.

Когда лет пять назад Витька Голенков познакомился с ним, он был для него просто клевым мужиком с романтическим тюремным прошлым. Уверенность, сквозившая в его движениях, голос с хрипотцой, циничные и вместе с тем точные суждения о жизни, все это невольно притянуло к бандиту и его, и Сережку Белова.

Хладнокровие, умение держать себя в руках в любых условиях — этим притягивал Гера. И вдруг он запсиховал!

Причину знал только заика, но он молчал. Для него Гера был еще большим авторитетом, чем для этих маменькиных сынков. Для сироты и вечного изгоя Толика Малинина он заменял теперь все — отца, брата, наставника и учителя. Когда он начал заикаться, это стало поводом для шуток и издевательств всего интерната.

Он так и рос — сильным физически, но замкнутым и угрюмым. И после всего этого Гера его пригрел, позволил находиться рядом с собой, учил жизни, часами рассказывал о себе. Более того, он сам расспрашивал бывшего детдомовца о прежнем житье-бытье, и Толька ему рассказывал, также часами, и лишь затем спохватывался и понимал, что за это время он и заикался-то самую малость, чуть-чуть!

Отбушевав, Гера упал на свободное кресло, перевел дух, а затем снова обратился к поднявшемуся с пола Серому:

— Ну, козел, если все сорвется из-за тебя, я тебе лично яйца напоследок отстрелю! — Посмотрел на часы:

— Так, до часу всем отбой. Не хрен зря нервы трепать.

И первый откинулся на спинку кресла, демонстративно прикрыв глаза.

Наступила тишина.

Но Серый не спал — болела разбитая скула, кровоточила губа, неприятной солоноватостью заполняя рот. Он прикрыл глаза и затаился, боясь пошевелиться.

Его трясло как в лихорадке. На первое дело он шел легко, как на лихое приключение, но тяжелые ботинки бывшего афганца выбили из него эту блажь.

Теперь душа его холодела от одной мысли, что снова придется стрелять в людей, убивать. Серый сломался, но пути назад не было, он понимал. И это было самое страшное.

Толян тоже не спал, но глаза не закрывал, а смотрел в потолок, и мысли его, наоборот, были спокойны. Он безгранично верил своему наставнику и пытался представить, как все будет происходить. Еще очень не хотелось, чтобы Серый шел вместе с ними. Подсознательно он не верил ни ему, ни Витьке.

В отличие от других, Толстый спал.

Паша Зудов имел приватную беседу с Людой Яки-мовой, заведующей отделом в самом большом магазине района со сладким названием «Мечта». Полноватая, коротко стриженная, Люда в свои сорок всячески старалась выглядеть хотя бы на пару лет моложе и усиленно пользовалась косметикой, которая, как ни странно, лишь подчеркивала ее возраст.

— Да только что его видела, за полчаса до вашего приезда, — легко, не задумываясь, ответила она на первый вопрос Павла. — Выхожу — и он тут, продуктов набрал, как на Северный полюс собрался, все больше консервы. Но я даже подходить к нему не стала, прошла мимо, и все!

— Вы, говорят, были с ним близко знакомы? — улыбнувшись, спросил Зудов.

— Ну, было дело, с полгода мы с ним валандались. А чего, я женщина одинокая, с жилплощадью, — говоря это, Люда так откровенно стреляла глазами на красавца опера, что Пашке стало и неудобно, и смешно одновременно. Так явно его еще никто не пытался «подснять».

— Ну и как он вам? Что за человек? — поинтересовался он.

Люда пожала плечами.

— Гера? Да ничуть не лучше остальных мужиков. Сволочь сволочью. Ну… разве что горы золотые не обещал, хоть в этом молодец. Я и сама могла эти горы наворочать, без проблем, — продавщица томно опустила перекрашенные глаза, рассматривая яркий маникюр.

— А по характеру он как? — продолжал донимать вопросами опер.

— Ну… жесткий, — Люда подняла глаза вверх, припоминая, — мог при случае отматерить, но отходчив. Рукам воли не давал. Пил как все, но пьянел мало, это и незаметно было даже. Теткам моим в отделе нравился, мы и разбежались с ним из-за этого. Выбрались тут с девками и их мужьями на природу с шашлычками. Ну, приревновала я его там к одной овце, она одна приехала, без мужа. На Сашку начала вешаться, а он, кобель, и не прочь вроде бы. Ну, я, конечно, им сцену с разбором устроила, а как приехали домой, он молча собрался и ушел. Я думала к этой суке, оказалось — нет.

Паша почувствовал, что сейчас из глаз Люды брызнут слезы, но она удержалась.

— И давно он от вас ушел? — поинтересовался опер.

— С неделю назад, в прошлую субботу, — вздохнула она. — Главное, мы и до этого с ним ругались, и хуже было, но он так как-то вот сразу… — Она даже не находила слов. — Взял и просто ушел!

— А у него есть еще какое-то жилье?

— В бараке где-то, — махнула она рукой.

— Нет, это я знаю, — настаивал Павел. — А еще? Там — гараж, дача? Может, родня какая живет здесь?

Люда наморщила лоб:

— Дачу… не знаю я, с лопатой в руках я его себе не представлю, это точно. Не тот человек. А гараж у него есть, где-то в районе старого кладбища.

Мы однажды ездили с ним туда, но я сейчас даже не найду, мы приезжали ночью, зимой, на минутку. Какая-то деталь ему нужна была для автобуса. Я даже и из машины не выходила, холодно так было.

— Понятно. Спасибо, вы нам очень помогли, — поблагодарил Павел.

Люда подняла ярко прорисованные брови и спросила:

— Он что, во что-то серьезное влип?

— Да, — зачем-то подтвердил Зудов. — Очень.

— Это он может. Есть в нем что-то такое, — Люда Щелкнула пальцами, и по ее губам пробежала легкая Улыбка, — рискованное. Он, бывало, подопьет и говорит:

"Людка, отхватить бы нам с тобой пару миллионов да махнуть куда-нибудь на юг, где тебя никто не знает и ты никого не знаешь. И зажить по-человечески, чтобы к тебе обращались не как к фраеру на побегушках, а просто и коротко: «Хозяин».

— Интересно, — пробормотал Павел, а сам подумал: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Пара миллионов — это хорошо, только где он их возьмет? В парке он отхватил шестьсот тысяч, и их ему делить надо. Маловато будет. К тому же если он хотел на юг, то уже бы давно свалил из города. А он еще здесь и консервами запасался. Неужели еще пойдет на дело?»

Эта мысль нехорошим предчувствием откликнулась в душе Павла.

— Можно от вас позвонить? — обратился он к женщине.

— У нас все можно, — двусмысленно ответила Люда и слегка качнула бедрами, но потом спохватилась и сказала, как пройти в подсобку.

Трубку взял Астафьев.

— Юра, у тебя есть что?

— Да! — Астафьев явно обрадовался возможности поделиться успехами. — Сычев сразу нашел следы крови в автопарке, на колонне в боксе. И похоже, нашли орудие убийства. На кувалде даже волосы остались.

— Это точно?

— Железно! Кроме того, Герасимов в ту ночь приезжал на своей машине, серой «пятерке». Все сотрудники машины ставят на территории автопарка, места там много, под охраной. Именно на ней он, похоже, и вывез тело Сиротина.

— Слушай, у меня есть предположение, что они не сегодня-завтра снова попробуют взять кассу. И уже по-крупному! Я сейчас подскочу в банк, попробую узнать, куда должны отправить большие суммы. А ты поезжай в гаражный кооператив в районе старого кладбища. Где-то там у Геры есть гараж. Точнее должен узнать Шаврин, я его послал в БТИ, попробуй связаться с ним. Пока! До связи!

 

Глава 13

Игоря Анатольевича Белоножко, начальника службы безопасности банка, Павел увидел сразу. Он был начальником кривовской милиции, когда Паша работал еще участковым. Потом подполковник ушел на пенсию, вернее, на хорошо подготовленный плацдарм — в Госбанк.

— О, Игорь Анатольевич, вас мне как будто сам бог послал!

— Что такое, Паша? Что-то случилось? — подполковник, не по возрасту черноволосый и бодрый, явно был рад видеть бывшего сослуживца. — Что-то срочное?

— Да, м очень. Слышали про кассиров в автопарке?

— Ну как же! — Белоножко завелся:

— Что я; в городе, что ли, не живу и все связи обрезал? Обидеть хочешь?

— Да нет, при чем тут обида? — отмахнулся Павел, но, покосившись на рослого охранника в камуфляжной форме, отвел подполковника подальше. — Просто есть предположение, что эти парни хотят повторить «скачок», только уже с более крупным кушем, и если не сегодня, то завтра. Надо узнать, какие заводы сегодня получают крупные суммы и в котором часу.

Белоножко быстро оценил ситуацию и, выкинув сигарету, повел Зудова по коридору. Около его кабинета толпились граждане, жаждущие записаться на прием к руководству банка, но пддполковник коротко бросил:

— Сегодня записи не будет, — и, не обращая внимания на возмущенный ропот, пропустил Павла в кабинет и запер дверь. — А то так и будут лезть, — пояснил он и набрал короткий телефонный номер. — Людочка, радость моя, как здоровье, как настроение? — игриво начал он. — Хорошее, ну это хорошо, просто прекрасно!

Свадьба-то когда? И не боишься потом всю жизнь маяться? Ну смотри! А пока подскажи-ка мне, детка, какие наши крупные предприятия сегодня получают деньги.

Да, у кого мошна больше всего. Так, так, так! А во сколько? Ага, понятно.

Спасибо, Людочка, дай бог тебе хорошую свекровь!

Он еще желал невидимой Людочке всяческих благ, а сам уже пододвинул Павлу листок с четырьмя названиями.

— На, бери! — сказал он, положив трубку. — По идее это должностное преступление, информация строго секретная. Никому бы не доверил, а тебе и Андрюшке Колодникову, как себе, верю. Давай, Паша, крути этих чертей.

 

Глава 14

Дальше все складывалось словно мозаика калейдоскопа, и каждый новый ее фрагмент коренным образом менял картину событий.

Ровно без пяти час Гера открыл глаза, но Толян был уверен, что наставник вообще не спал. Слишком не похоже было тревожное дыхание Александра на расслабленность спящего человека.

— Все, подъем, пора собираться! — скомандовал он.

Они погрузили в «десятку» оружие, надели на головы черные шапочки, которые моментально превращались в маски. Еще вечером Гера снял с машины слишком приметные прибамбасы — сейчас это было обычное авто.

Герасимов открыл ворота, и машина с ревом вылетела наружу. Сделав резкий разворот, «десятка» так же резко остановилась, поджидая закрывавшего гараж Геру. После внезапного припадка ярости теперь он держал себя в руках, и движения его были подчеркнуто неторопливы. Но Толстому он все же сделал короткое внушение:

— Будешь гнать, сам поведу машину, а ты вместо меня пойдешь на дело!

Витек с ужасом глянул на него. Этого он боялся больше всего, больше милиции и тюрьмы — стрелять и убивать. Машину он тронул с места плавно.

* * *

В десять утра, заступив на смену, Михаил Жданов с удивлением увидел среди привычных лиц Владимира Полькина, рослого сорокалетнего мужика.

— Ты чего это, Владимир, разве сегодня дежуришь? — спросил он, пожимая вахтеру руку.

— Да, у Машки там кто-то умер, попросила заменить, —.ответил тот.

Подменить кого-то было делом обычным, так что расспрашивать дальше Михаил не стал.

Время тянулось, как никогда, особенно для невыспавшегося Жданова. Основная масса заводчан уже прошла, и сейчас через проходную изредка проскальзывали те, кто выходил по специальным увольнительным запискам. Ровно в два часа дня Жданов взглянул на часы и подошел к начальнику караула, Василию Охлопкину.

— Пора обедать, товарищ начальник.

— Сейчас, два слова осталось отгадать, — ответил тот, не отрываясь от сканворда. За тридцать лет работы в охране завода Охлопкин стал настоящим профессионалом по части логических шарад. Через пять минут он снял очки и с довольным видом отложил в сторону газету. — Ну вот, все. Простоватые пошли сканворды.

— И как тебе это не надоест? — искренне удивился Жданов.

— Ну, тебе же не надоедает ходить по болотам ради какой-то костлявой утки.

А сканворды, брат, совсем другое, тренировка ума. Ну что, пошли обедать? Валь, мы ушли! — крикнул он в сторону проходной.

— Хорошо, — ответила женщина. Все было как всегда, из года в год.

Мужчины вышли, но не успели пройти и нескольких метров, как Жданов остановился, хлопнул себя по карманам форменной рубахи и с досадой воскликнул:

— А деньги-то я не взял! Вот дурак! Иди, я тебя догоню.

— Да у меня есть, потом отдашь, — попробовал остановить его Охлопкин, но Михаил уже бежал к проходной.

Два человека, в бронежилетах, с большими брезентовыми сумками в руках, вышли из старинного здания в центре города. На шее каждого висел небольшой пистолет-пулемет «Кедр». Усевшись в «Ниву», старший по наряду бросил шоферу:

— Поехали!

Гера велел остановить машину метрах в двухстах от проходной, на углу Красноармейской и Заводской.

Толян вытянул шею, стараясь рассмотреть и изучить здание, которое он видел впервые. Это была довольно большая квадратная коробка из красного кирпича, выступающая из заводского забора. Большие стеклянные двери напоминали вход в обычный магазин. Рассмотрел он и загадочную черную дверь в торцевой стене проходной.

Милицейский «жигуленок» остановился на углу Заводской и Карла Мркса.

— Останови здесь, дальше не надо! — сказал Зудов шоферу. — А то засветимся.

Заводской улица называлась не зря. Сюда выходили проходные нескольких больших и малых заводов Кривова, поэтому окружающий пейзаж был довольно уныл — с обеих сторон бесконечные заборы, машины здесь почти не проезжали, люди появлялись еще реже, лишь в начале и конце смены.

— Они должны вылезти здесь, — пробормотал он и подумал, что, если он ошибся, начальство намылит ему шею, а коллеги будут долго над ним смеяться и называть паникером. В это время в машине ожила рация, и Зудов схватился за микрофон.

— Тридцать два шестьдесят шесть, Павел, ответь! Это Шаврин!

— Да, Алексей, что у тебя?

— Я нашел их нычку, — доложил опер. — Это гараж в районе старого кладбища, оформлен на Александра Филлиповича Герасимова. Один местный дедок показал, что сегодня рано утром Герасимов загонял в гараж зеленую «десятку», цвет малахит, жутко навороченную. Ему он сказал, что друг просил ее подремонтировать.

Павел невольно выругался. «Десятка» не входила в его планы. По всему городу были даны ориентировки на зеленую «девятку» и серую «пятерку»

Герасимова.

— Что в гараже? — спросил он. — Внутрь заходил?

— Не знаю, тут такие замки, что пробиваться надо с динамитом. Но, судя по всему, он пустой. Другой сосед сказал, что они уехали примерно с полчаса назад.

— Ты там один?

— С участковым.

— Хорошо, никуда не уходи. Я к тебе Астафьева отправил. Если что у них не получится, они вернутся к себе в логово. Только будь осторожен. Оружие у них есть, сам знаешь.

— Хорошо!

Тем временем белая «Нива» с инкассаторами тоже свернула на Заводскую. Все шло, как обычно. Шофера волновало неожиданно забарахлившее сцепление, дергающее машину. Леонид Бегма, старший по наряду, думал о своих отношениях с Ленкой.

Полгода назад она была для него просто очередной красивой бабой, а теперь стала единственной… И что теперь говорить детям? Жене? Со стороны казалось, что инкассатор пристально смотрит на дорогу, на самом деле он в очередной раз пытался найти какой-то выход из этого тупика.

Его напарник, Витька Пашков, в свои двадцать два еще не был обременен узами брака. Мысли его перескакивали от вчерашней драки на дне рождения друга к мучительным размышлениям, где взять деньги на ремонт сдохшего мотоцикла. Пока это было все, чем жизнь озадачила его на данный момент.

— А почему именно здесь? — спросил Зудова сидевший сзади сержант, один из прикомандированных патрульных милиционеров.

— На другие заводы деньги уже провезли, это последний, — пояснил Павел.

— А «Металлист»? Он-то помощней этого «Каустика». У меня жена там работает, ей сегодня тоже должны деньги давать, — удивился сержант.

Паша резко обернулся.

— Ты это точно знаешь? — переспросил он.

— Конечно! — с пылом подтвердил тот. — Она у меня в бухгалтерии завода работает, так что знает побольше других.

Павел достал из кармана список, предоставленный ему Белоножко, и, хотя помнил его наизусть, снова перечитал. «Металлист» среди них не значился. А ведь это был самый крупный, единственный держащийся на плаву завод Кривова. Зудов ничего не понимал.

— Вот они! — сказал Гера, когда белая «Нива», проехав мимо, свернула к кирпичному кубу проходной. — Приготовились! — И первый снял с автомата предохранитель и передернул затвор.

 

Глава 15

Зудов торопливо включил рацию и начал вызывать дежурную часть:

— Тридцать два шестьдесят шесть вызывает дежурную часть! Срочно!

Отозвались сразу, все были в курсе оперативного задания Зудова.

— Миронов, дозвонись до Белоножко в Сбербанк, узнай, получает ли сегодня деньги «Металлист». Минут через пять динамик ожил.

— Вызываю тридцать два шестьдесят шесть, Зудова! Белоножко говорит, что «Металлист» они не обслуживают, у них свой банк, «Кама — Волга».

Слова дежурного перекрыл далекий, но отчетливый треск выстрелов.

* * *

Сначала все шло по плану. Лишь только инкассаторы скрылись за стеклянными дверями проходной, а «Нива» поехала к расположенным в двадцати метрах воротам, Толстый рванул машину с места. Обозначенная Герой дверь действительно оказалась открытой, и они быстро и бесшумно проникли в здание, на ходу натягивая на лицо маски. Инкассаторы уже прошли турникеты, но еще стояли около закрытой калитки.

Наконец она открылась, и выглянувшая оттуда Валя Берзина, сорокапятилетняя, полная женщина, расплылась в счастливой улыбке:

— О, значит, сегодня деньги будут! А то вчера говорили, что задержат дня на три.

— Типун тебе на язык, — подхватил не менее счастливый Полькин. — Хватит, не те времена для задержек.

Первым получил пропуск и прошел Пашков, а вот Бегма задержался.

— Слушай, — обратился он к Полькину, — ты, говорят, свал-развал можешь в автосервисе устроить?

— А как же, дорогой! Приходи, сделают на высшем уровне.

— Я полгода назад делал его в «Идеале», вроде и неплохо; а резину жует.

— Знаешь что? Завтра у меня отсыпной, а вот послезавтра давай сговоримся после обеда…

Сначала Витька Пашков терпеливо ждал Леонида в проходной, а когда ему надоело, вышел в полутемный тамбур и сразу увидел направленный на него ствол.

Рука Витьки дернулась за оружием, но раздался приглушенный хлопок, и на переносице инкассатора обозначилась красная точка. Оружие Толяна было наготове, ему надо было всего лишь нажать на спуск.

Закончив разговор с вахтером, Бегма открыл дверь в тамбур и увидел падающего напарника, а за ним, в полутьме, черные тени без лиц. Реакция инкассатора была мгновенной, и он бросился назад. Две пули полетели ему вдогонку, одна попала в бронежилет, а вторая просвистела над головой.

— Налет! — крикнул Бегма и, отшвырнув в сторону сумку с деньгами, схватился за свой небольшой пистолет-пулемет. Теперь в дело вступил автомат Геры, беспощадно прошивая тонкое дверное полотно. Первые три пули ударили в бронежилет и откинули тело Леонида назад, четвертая попала в горло, перебив позвоночник, окончательно лишив его последнего шанса выжить. Автомат умолк, и теперь слышался только непрерывный визг вахтерши Вали. Неожиданно, откуда-то сбоку, застучали выстрелы из пистолета: Полькин успел достать свой «Макаров» и вступил в бой.

— Гранату! — крикнул Гера.

Серый торопливо рванул чеку и, открыв дверь, кинул в глубь проходной округлую лимонку. Через три секунды рванул взрыв, оборвавший крик обезумевшей женщины. Полетели выбитые стекла, сбитая штукатурка заполнила помещение пылью.

— Вперед! — крикнул Гера и первый рванулся в дверной проем. Перепрыгнув через лежащего инкассатора, он огляделся по сторонам и увидел в луже крови тело женщины. Он не мешкал и вскоре обнаружил главное — лежащие у стены серые инкассаторские сумки. Подхватив одну из них, он кивком указал на вторую заике.

— Возьми ее! — крикнул он, а сам побежал вперед и, потянув рычаг, открыл калитку. Он с облегчением увидел, что зеленая «десятка» уже стоит у ступенек проходной с открытыми дверями. Гера проскочил турникет, остановился, крикнул назад:

— Быстрее!

Толян пробежал быстро, а вот Серый зачем-то решил перепрыгнуть турникет, зацепился ногой за «вертушку» и, взвыв, упал на пол: боль в руке была сумасшедшая. Пистолет его отлетел далеко в сторону, и Гера с досадой крикнул:

— Бегом, хрен с ним!

Буквально вытолкнув Сергея за дверь, он тем самым спас ему жизнь. В открытой калитке показалась пошатывающаяся фигура в синем форменном мундире.

Взрыв гранаты обошелся для Полькина контузией — пробегавшая мимо Валя своим телом невольно прикрыла его. Очнувшись, он поднялся и, увидев, что налетчики далеко не ушли, с трудом добрался до турникета, его качало, как при землетрясении, но все же он вскинул пистолет и, не в силах прицелиться, выпустил вдогонку бандитам оставшиеся в обойме патроны. Одна пуля чудом попала в цель. Гера, уже закинувший в машину сумку, нагнулся, чтобы сесть в машину, и вдруг почувствовал сильный удар в спину и буквально ввалился в салон. Толян вскинул пистолет и выпустил по проходной всю обойму. Толстый рванул машину с места, и последние пули ушли в молоко. Зазвенели, осыпаясь, стеклянные двери, в осколки упало и тело вахтера.

— Зацепило меня! Жми, Толстый, — прохрипел Гера, теряя сознание.

 

Глава 16

Зудов курил на ступенях проходной и наблюдал, как в «скорую» грузят раненого Полькина, единственного оставшегося в живых во время страшной бойни.

— Жить, может быть, и будет, но допросить вы его сможете не скоро, — сказал врач.

Павел все никак не мог поверить в свое невезение. Они могли успеть и перехватить налетчиков, но надо же было такому случиться, что в нужный момент у патрульного «жигуленка» напрочь отказал мотор.

— Вот каждый день так! — чуть не плача, жаловался шофер. — Ему уже пятнадцать лет, что вы хотите!

Не выдержав, Павел выскочил из машины и побежал по Заводской. Он еще успел увидеть, как вдалеке, примерно в полукилометре, пулей пронеслась темно-зеленая машина. Зудов схватился за рацию:

— Всем постам! Налет на инкассаторов завода «Металлист»! Задержать машину, «десятку» темно-зеленого цвета! Направление от Заводской к Красноармейской!

Бандиты вооружены!

Он переключил рацию на прием и вскоре по перекличке услышал, как посты ДПС и наряды патрульно-постовой службы перекрывают город. Тут наконец-то подъехал соизволивший завестись «жигуленок».

— Ну что, за ними? — как-то даже радостно спросил водитель.

— Несись в автосервис, гонщик хренов! Давай вперед, к проходной! — рассвирепел Зудов.

Ни на одной из дорог, ведущих из Кривова, темно-зеленая «десятка» не появилась.

Гера очнулся и, глянув вперед, прохрипел:

— Куда, на хрен, правишь?

— В гараж, — испуганно ответил Витька.

— Сворачивай на дорогу за кладбище, и быстрей!

— А как же те деньги, с автопарка? — чуть не заплакал Толстый.

— Те деньги у нас в багажнике, мудило! — отрезал Гера.

Они промчались буквально в тридцати метрах от Шаврина, Астафьева и местного участкового Петрунина, сидевших в засаде за гаражом того самого старику Андреича. Он и обратил внимание мили-. ционеров на рев пронесшегося за боксами автомобиля.

— Boн, слышь, как носятся? Наверняка либо «чурки», либо эти ваши новые русские. Ни хрена эта ваша ДПС не работает. Как иномарку, так они фиг остановят, а у нас, простых работяг, так готовы последний мопед отобрать.

«Десятка» быстро проскочила три километра до заброшенной свалки, и здесь Гера велел свернуть на грунтовку.

— Выедешь на шоссе, доедешь до поворота на Воскресенку, но свернешь не направо, а налево. Там будет дачный участок, третий дом. Ключи от ворот у меня в куртке.

Всю дорогу Толян пытался освободить от одежды раненого, постанывающего от боли Геру. Рядом подвывал сломавший руку Серый, но на него заика внимания не обращал.

Наконец он стянул рубаху с наставника: пуля прошла навылет, и, по словам Геры, это было хорошо. Анатомических подробностей Толян не знал, и его ужаснул вид раны. Увидев, что парень растерялся, Гера отобрал у него рубаху и сам прижал ее к окровавленному месту, застонав от боли.

Тем временем они приехали. Толстый загнал машину во двор и открыл дверь небольшого, одноэтажного дома из белого кирпича. В единственной комнате, пять на пять метров, стояла железная старомодная кровать на колесиках. На нее тотчас же загрузили Геру.

Кроме кровати, здесь была небольшая, с продавленными поролоновыми подушками тахта, два кресла и старый деревянный стол. Витька осмотрелся и по очереди выглянул во все окна. Их было четыре, по количеству стен. Одно из них выходило на стандартные шесть соток, где стояли молоденькие груши и яблони.

— Машину загони за дом, — прохрипел Гера, — накинь сверху чехол, там, в сарайчике, есть. Ключ на гвоздике.

— И чьи это хоромы? — поинтересовался Витек.

— Ты его не знаешь, — ответил Гера, — это наш пятый корешок.

Через два часа уже никто и из оперативников не сомневался, что в банде был пятый человек. Наводчик.

Первым высказал свое недоумение следователь прокуратуры Сергей Александрович Шалимов.

— Странно, — сказал он Зудову, — такое впечатление, что бандиты шли с территории завода.

— Почему ты так решил?

— А посмотри на расположение тел. Инкассаторы убиты выстрелами в грудь, потом женщина-вахтер, и уже почти на выходе подстрелили этого героя Полькина. С первоначальной версией это никак не срастается. Не могли они прорваться вслед за ними. Никак не могли.

— А как же они попали на завод? — недоумевал Зудов.

— Вот это и есть главная загадка. С автоматами, пистолетами на режимный завод? Фантастика! С улицы подошел Астафьев.

— Глухо, — сказал он, — как в танке. С той стороны забор «Полимера», дальше — «Каустика», и никаких свидетелей, ничего.

— Да, тяжелый случай.

К ним подошел невысокий мужчина лет пятидесяти пяти с расстроенным лицом — комендант завода Николай Михалкин.

— Что ж вы так, Николай Иванович, самое благополучное предприятие города, и даже камер наружного наблюдения не удосужились установить? — укоризненно обратился к нему Шалимов. Михалкин огорченно махнул рукой:

— Не знаю, Сергей Александрович, куда они эти деньги девают? Лапин дачу себе на Волге построил, замы его тоже себе хоромы отгрохали, а как до дела — так у них вечно денег нет. Это же смешно, но мы только в этом году перешли на «Макаров», а то бабы мои вообще ходили с наганом на заднице, представляете?!

Как комиссары в Гражданскую войну!

— А что, кроме пистолетов, в вашем аресенале больше ничего нет? — без задней мысли спросил Павел.

— Почему нет? Есть. Приобрели с месяц назад два карабина ТОЗ-106. Один хранится здесь, другой на первой проходной.

— А можно взглянуть на оружие? — внезапно заинтересовался Зудов.

— Пожалуйста! — охотно согласился комендант. — С этим у нас все в порядке!

Учет строжайший!

Они прошли в комнату отдыха караула, и Михалкин вынул из шкафчика связку ключей.

— Здесь у нас туалет, раздевалка, отдельно мужская, отдельно женская, — пояснял он, шествуя с Зудовым по длинному, узкому коридору. — Все условия, работай — не хочу.

Наконец он остановился и начал отпирать обитую железом дверь.

— Три замка, — многозначительно сказал комендант, — и столько же на шкафу с оружием.

Оружейная комната выглядела обычной клетушкой, три на три, где единственным предметом был железный шкаф.

— Вот здесь и хранится весь наш арсенал. Заступив на смену, старший по караулу выдает оружие, а после смены принимает и сдает сменщику. Все под роспись, журнал в полном порядке, проверяю каждую неделю.

— Можно посмотреть? — спросил Павел.

— Что, журнал?

Зудов меньше всего доверял бумагам, поэтому отрицательно замотал головой.

— Да нет, оружие.

Михалкин отпер шкаф и кивнул на два пистолета, лежащих на полке:

— Это резерв. Остальное оружие у ваших криминалистов.

Но не пистолеты заинтересовали Зудова, а лежащий ниже карабин. Со складным прикладом и пистолетной ручкой он походил чем-то на помповое ружье, только не с таким массивным цевьем, и перезаряжался обычным затвором.

— ТОЗ-106? — спросил Павел коменданта, хотя и сам знал ответ.

— Да, — не без гордости подтвердил тот. — Отличное оружие!

— Можно его посмотреть?

— Конечно!

Получив в руки оружие, Павел внимательно осмотрел его и даже понюхал ствол.

— Давно из него стреляли? — невинным тоном поинтересовался он.

— С месяц назад, как получили, так сразу и пристреляли. Нормальное оружие ближнего боя.

— А что же после этого, не чистили?

— Как же, обязательно! При мне тот же Полькин Драил.

— Да, только запах нагара почему-то свежий, — пробормотал Зудов, возвращая оружие коменданту. Тот с недоумением уставился на карабин, но Павел Не стал ничего объяснять и направился к выходу.

— У вас работают сутками? — спросил он, обратив внимание еще на одну неприметную дверь в оружейной.

— Да, конечно.

— А эта куда ведет? — поинтересовался он.

— Ну, это как бы пожарный выход, — пояснил Михалкин, — хотя я считаю, что, когда строили здание в семьдесят втором, зря его сделали. Практически мы им не пользуемся.

— Во время ограбления дверь была закрыта? — подойдя вплотную к объекту своего интереса, продолжал расспрашивать Зудов.

— Да, конечно! С той стороны ее вообще открыть невозможно, там даже нет замочной скважины.

— Зато здесь простая щеколда, — кивнул Павел. — Ну ладно.

Они вернулись в комнату отдыха, и Зудов приостановился, слушая допрос одного из вахтеров, возрастом под пятьдесят, с густыми седыми усами.

— Вы всегда уходите на обед в это время? — спросил следователь.

— Да, это такая неписаная традиция. Как-то давно уже повелось. В три столовая закрывается.

Послушав вахтера, Зудов вышел на проходную и подошел к эксперту, Николаю Сычеву, который обрабатывал кисточкой поверхность турникетов.

— Слушай, Николай, ты внимательно смотрел гильзы? — спросил Павел.

— Да, а что тебя конкретно интересует? — спросил эксперт.

— От каких систем?

Сычев чуть прищурился и начал вспоминать:

— В тамбуре от автомата Калашникова, затем семь гильз от «Макарова» — это вахтера, а все остальное — ТТ. И в тамбуре, и на улице.

— Значит, из пистолетов у нападающих были только ТТ?

— Ну, похоже, что так. Вон он, — Сычев ткнул кисточкой в сторону оброненного Серым пистолета, — один из них, новенький, еще не обтертый, чешского производства. А вот глушитель самодельный, и сделан так, будто его у нас тут, в Кривове, делали в какой-нибудь шарашке.

— А точнее, в автопарке, — уверенно сказал Зудов и пошел искать коменданта.

Михалкин стоял рядом с машиной, в которую грузили тело убитой женщины.

— Пятнадцать лет здесь проработала, — со вздохом сказал он, — двое детей, младшему — двенадцать.

— Да, жалко ее, — посочувствовал Зудов, а потом спросил:

— А кто дежурил позавчера? Это можно узнать?

— Да, конечно.

Они прошли в небольшой кабинет за комнатой отдыха, и Михалкин вытащил толстую, изрядно потрепанную тетрадь.

— Вот, смена Зубова, отличный парень! Бывший военный, лейтенант, медаль «За отвагу». Работали Платова, Курдюмова, Мишкин и… — тут он запнулся и удивленно сказал:

— А что это здесь Жданов делал? Мишкин должен быть на этой смене.

— Это точно?

Комендант возмущенно пожал плечами:

— А как же! Я список наизусть помню. У нас люди десятилетиями работают.

Текучки нет. Они мне все как родные становятся. Я про них все знаю — про их жен, детей, братьев, сватьев. От этого тоже много зависит. Кто в каком настроении пришел на работу, все ли в порядке в семье. Я должен знать.

— Хорошо, — усмехнулся Павел, — сейчас мы это проверим. Вот этот, седоусый, — он кивнул себе за спину, где следователи допрашивали вахтеров, — сколько он уже у вас работает?

— Охлопкин? Ну, вы что! — Комендант даже поднял брови. — Ветеран! Он на два года раньше меня сюда устроился, еще в старую проходную. Значит, тридцать лет. И на пенсию я его отправлять не собираюсь.

— Хорошо, а второй, вот этот, Жданов, сколько он работает?

— Ну, — Михалкин недовольно поморщился, что успел отметить Зудов, — этот немного, года два. Так, ничего парень. Плохого сказать ничего не могу, хорошего тоже. Скрытный какой-то. Добросовестный, этого не отнять. На работу никогда не опаздывает, отпуск всегда в сентябре берет, на уток ходит. У него и собака есть специальная охотничья, как-то нам даже уток приносил, продавал по дешевке.

— Хорошо, с этим все ясно, — согласился Павел. — А где он раньше работал?

Можно посмотреть его личное дело?

— Да зачем вам дело, сейчас вспомню, — отмахнулся комендант, он чуть нахмурил брови, а потом радостно и чуть по-детски взмахнул руками:

— Ну, что я вам говорил! До этого он работал в автобусном парке, мастером.

— Все! — воскликнул Павел. — Больше мне ничего не надо. Большое спасибо!

На проходной он собрал коллег: Астафьева, подъехавшего Шаврина, Сергея Шалимова и двух оперативников из следственного отдела. С полчаса они что-то бурно обсуждали, а потом разошлись в разные стороны.

* * *

Зудов отправился в комнату отдыха вахтеров и сразу увидел Жданова, который явно нервничал. Вахтер сидел на диване, нога на ногу, подавшись вперед, напряженно сцепив руки на коленке так, что побелели костяшки пальцев. Серые глаза тщательно пытались скрыть испуг. Подошел и Шалимов, взял со стола объяснительную Жданова, прочитал, покачал головой и спросил:

— Скажите, а почему вы позавчера дежурили не в свою смену?

— Сменщик попросил подменить, — ровным голосом ответил Жданов. — У нас такое часто бывает. То свадьбы, то похороны, кто с похмелья мучается. Вот и помогаем друг другу.

В комнату отдыха вошел комендант.

— Сергей Александрович, — обратился он к Шалимову, как к самому старшему, — скоро смена кончится. Это полторы тысячи человек. Они разнесут нашу проходную по щепкам, если мы их вовремя не выпустим. А перед этим пойдет вторая смена, это тоже не менее пятисот человек. Люди на аппаратах нужны, надо что-то делать.

Человек сорок уже стоят на улице, ждут.

— Я вас понимаю, хорошо-хорошо, — согласился Шалимов, — скоро мы закончим, вызовите пока уборщицу, надо вытереть кровь, а то как-то… особенно женщинам.

Зашел Астафьев и тихо, но так, чтобы,слышал не только следователь, сказал короткую фразу:

— Полькин умер.

— Жалко, — вздохнул Шалимов, — важный был свидетель, можно сказать единственный.

Через час проходная приступила к своей обычной работе. Пропуска принимали и выдавали трое: Жданов, Охлопкин и сам комендант.

 

Глава 17

На следующий день в десять утра, сдав смену, Охлопкин и Жданов не торопясь двинулись к ближайшей автобусной остановке.

— Да, все-таки нам повезло, Мишка, а то лежали бы сейчас в морге, как Валентина с Полькиным, — философствовал Василий. Его напарник только поддакивал, Жданов не был расположен к обсуждению произошедшего. Распрощавшись с Охлопкиным на остановке, он облегченно вздохнул. Михаилу казалось, что автобус тащится нестерпимо медленно. По лестнице он просто взлетел и, открыв дверь квартиры, отшвырнул сумку в сторону. Отмахнувшись от надоедливого пса, спаниеля Марса, Михаил схватил сотовый и набрал длинный номер.

— Да, — с хрипотцой отозвался далекий абонент, и из Михаила словно выпустило пар. Он рухнул на диван и стер со лба пот. За последние сутки он почти уверовал, что Гера «кинул» его с награбленными миллионами и уже смылся далеко-далеко, забросив в придорожные кусты новенький мобильник.

— Как дела? — спросил Жданов.

— Хреново, — признался Гера. — Поедешь к нам, возьми побольше бинтов.

Продырявил меня этот твой усач, чтоб ему… Что в городе?

— Все ништяк. Он уже загнулся.

— Кто загнулся? — не понял Гера. — Тот, кто тебя подстрелил, Полькин.

Дверь я закрыл, успел. Так что у ментов полный облом, никто из них ни хрена толком не понимает. Видел бы ты их рожи!

— Ладно, не пляши раньше музыки. Приезжай скорей, мне бинты нужны. И закупи где-нибудь ханки, нет, на хрен эту дрянь, лучше героина, чистого, и побольше. И не мелочись, проверь, чтоб настоящий был, не мешаный, плачу из своих. Шприцов захвати. Боль адская, совсем не спал. Все понял?

— Хорошо, — как-то даже обрадовался Жданов, — скоро буду. Пожрать привезти?

— Не надо. Воды только побольше, минералки. Пить хочется. А жратвы нам двоим тут хватит на полгода. Все.

Гера отключился, а Жданов, посвистывая, начал собираться в дорогу.

Известие о ранении подельника обрадовало его.

«Минус два, а потом и минус один. Это было бы здорово!» — подумал он.

Гера недаром сказал, что еды им хватит двоим. К этому времени Сергей и Витек были не только мертвы, но и похоронены на огороде за сараем. А началось все с простого разговора.

— Гера, нам с Серым домой надо, — вечером сказал Толстый. Они втроем уже изрядно нажрались, стряхнув напряжение прошедшего дня. Серый, казалось, даже забыл про сломанную руку и только сидел, покачиваясь в кресле из стороны в сторону. Гера лежал на кровати, положив под голову все найденные в доме подушки, так чтобы рана ни с чем не соприкасалась. Он не пил, а покуривал анашу, отобранную у Серого.

— Ты же пьяный, как свинья, — сказал Гера. — Тебя на первом же посту загребут в кутузку. Да и нельзя соваться на этой машине в город. Она наверняка в розыске.

С перепоя Толстый плохо выговаривал слова.

— Нет, Гера, а ты представляешь, что будет, если мы, не предупредив наших мамочек, не появимся дома? Они же всю эту долбаную ментовку на уши поднимут.

Тебе это надо? Надо хоть доехать куда-то, позвонить.

— Хорошо, звони, — согласился Гера.

— Как?! — возмутился очнувшийся Сергей. — Откуда? В Воскресенку, что ли, гнать?

— Толян, притащи мне сумку, ту, черную, с деньгами, — обратился он к своему ординарцу.

Подручный выполнил приказ, и Гера расстегнул молнию. Парни жадно уставились на прямоугольные бруски упакованных денег, но хозяин запустил руку на дно сумки и извлек совсем не то, что они ожидали. Это был самый обычный сотовый телефон.

— Блин, а это откуда у тебя? — завопил Толстый. В Кривове, только недавно подключившемся к современным средствам связи, мобильник среди молодежи считался признаком крутизны, и иметь такую трубку мечтали оба одноклассника.

— Я же говорил, что у меня все схвачено, — усмехнулся Гера. — На, звони, — сказал он, кинув мобильник. Пока Толстый сосредоточенно тыкал пальцами в кнопки, Гера дал дельный совет:

— Скажи мамашке, что тебя не будет в городе несколько дней.

— А что сказать, куда я уехал? — поинтересовался Витек, поднося к уху трубку.

— Скажи — в Кошки, с девчонками из Железно-горска, — посоветовал Гера. — Подцепили с Серым где-нибудь в «Седьмом небе».

Витька подхватил идею с полуслова. Кошки — самый престижный район городских дач, расположенный километрах в двадцати от Кривова, на берегу Волги.

Там строили себе фазенды сливки железно-горского общества — банкиры, бизнесмены и прочие магнаты областного масштаба. Для обычных кривовцев этот, огороженный со всех сторон район был тем же, чем Москва для провинциалов.

— Мам, это я, — закричал в трубку Толстый, и круглое его лицо приобрело какое-то совсем глупое, детское выражение. — Догадайся, откуда я тебе звоню?

Нет, нет, нет! Да не из гаража, нет! Из Кошек, по сотовому. Да, представляешь, по мобильнику! Мы тут с Серым в «Седьмом небе» познакомились с двумя девчонками, сестрами. У них родичи в Америке, вот хата и свободна. Да, нехилая такая хата, три этажа, бассейн, сауна. Что, мам? Я что, девочка, что ли, предохраняться, — это их забота!

Серый после этих слов буквально сполз с кресла и начал в голос ржать.

— Не, мам, раньше понедельника не жди, — продолжал наводить крутизну Толстый. — Позвоню, может быть. А может, и нет. Ма, отстань, а! Я не маленький!

Все, у меня тут Серый трубу из рук рвет, пока, мам!

Сергей и в самом деле пытался вырвать у него мобильник, но набирать номер ему пришлось с помощью Витьки, одной рукой не получалось. Матери он устроил представление еще более грандиозное.

— Мам, ты меня не жди, я, может, недели на две съезжу на юга. Откуда деньги? Да за красивые глаза дали…

Пока парни резвились, Гера поманил к себе Толя-на и, когда тот нагнулся, тихо сказал ему на ухо:

— Их надо убрать. Сегодня же. Как уснут, завали их из ТТ.

Заика несколько секунд смотрел в глаза своего благодетеля, но они оставались холодными и спокойными. И тогда он согласно кивнул.

Когда Серый закончил разговор, Гера взял слово:

— Давай, Толстый, наливай. Пить мне нельзя, так хоть тост скажу. А то вы и это ни хрена толком делать не умеете. «Вздрогнули» да «крякнули» — и все тосты.

Он терпеливо дождался, пока все разберут пластиковые стаканчики и притихнут в ожидании его речи.

— Весь этот людской кодляк, — он обвел рукой воображаемый мир, — одно большое стадо лохов. Есть овцы, есть пастухи. А есть и волки. Можно подняться из лохов в пастухи, можно опуститься из пастухов в лохи. Но только волки всегда остаются волками! Рождаются волками, живут волками и подыхают волками! Так что давайте выпьем за то, что никто уже не может сказать, что мы — лохи. Мы — волки! За последних хищников этого вшивого города!

Его подручные выпили, затем еще, уже без тоста. Правда, Толян лишь подносил ко рту полный стаканчик и ставил на место. Его бесстрастное лицо сейчас больше, чем обычно, походило на маску. Серый с Толстым этого не замечали и друг друга вообще видели с трудом. Через час они отключились окончательно, один сидя на кресле, другой на полу. Начало темнеть, можно было зажечь свет, но Гера медлил. Он хотел, чтобы это произошло в темноте. Со своего импровизированного трона он видел в сумраке только силуэт Толяна.

— Давай, — тихо скомандовал бывший зэк, и в тишине раздался лязг передернутого затвора.

Убийца подошел к Серому и приставил дуло пистолета с глушителем к его виску. Раздался хлопок. Голова спящего резко дернулась. Затем Толян нагнулся к Витьку, и второй хлопок оборвал недолгую и несуразную жизнь толстяка.

— Что с ними теперь де-елать? — спросил заика абсолютно спокойно.

— Закопать, пока темно, — сказал Гера. — А то завтра суббота, дачники наедут, не до этого будет. Да и хрен его знает, сколько мы тут еще торчать будем. Жарко, а они скоро вонять начнут. Давай поработай, братишка.

Земля в этом месте была благодатной, чистый чернозем. И после двух часов интенсивного труда Толян полностью освоил и профессию могильщика.

— Готово, — сказал он, зайдя в дом.

— Сядь, — обратился Гера к своему воспитаннику. Тот осторожно пристроился на краешке кровати.

— Осуждаешь? — спросил Сашка.

— Да не о-очень. Не нравились они мне. Оба.

— Да, — согласился Гера, — говнистые ребята, гонора больше, чем ума. Они стали бы обузой. Я их сразу решил убрать, с самого начала. Зачем нам делить на пятерых, если можно на троих.

— А з-зачем на троих? — не понял Толька, — Можно ведь и на д-двоих. Зачем нам этот, пятый?

Гера засмеялся, обнял его здоровой рукой.

— Верно, соображаешь. Но это потом, а пока этот шустрик нам нужен. Мы здесь, похоже, застряли надолго. Нам нужна жратва, лекарства, да и паспорта он обещал достать. Помнишь, на той неделе я просил тебя сфотаться?

— А, ну да, — припомнил Толян.

— Я не объяснил тогда зачем. Теперь говорю: будем делать тебе новую жизнь, новую фамилию и новое имя.

Гера похлопал его по плечу.

— С этими парнями мы бы погорели как караси на сковородке. С таким гонором их бы загребли максимум через неделю, как только они по кабакам бы пошли, бабками сорить. Знаем, плавали. Но и одному трудно выжить в этом крысятнике под названием жизнь, поверь мне. Даже волку. Стаей легче. Вот поправлюсь, уедем куда-нибудь в теплые края, обменяем все это «дерево» на доллары, откроем свое дело и будем грести бабки, не отходя от пляжа. А положиться я могу только на тебя.

Гера не кривил душой — его подкупала слепая преданность парня. С большими деньгами жить опасно, а иметь под рукой такого человека, как Толян, необходимо.

Даже если он остаток жизни проживет состоятельным бизнесменом, то такой преданный телохранитель не будет лишним.

Эту ночь Толян провел в обнимку с автоматом на полу, у входа, усевшись на продавленные подушки старой тахты, вздрагивая от малейшего звука. Он был готов убить любого, кто может представлять опасность для его хозяина.

 

Глава 18

Сменив камуфляж на цивильную одежду, Жданов наскоро перекусил, убрал за Марсом кучи из специального лотка, не забыв похвалить умную собаку. Затем достал из кладовки большую сумку, сложил туда кое-какие вещи, вытащил из-под дивана зачехленное охотничье ружье. Псина чуть не сошла с ума от радости.

— Нет, Марсик, зря не прыгай. Сегодня мы едем не на обычную охоту, — засмеялся Михаил, — а на особую, двуногую дичь.

Миша Жданов вполне мог быть неплохим человеком, если бы не редкая по силе влюбленность в самого себя. Отец его умер слишком рано, и Миша его почти не помнил. Мать же считала, что ее ребенок самый необыкновенный, с совершенно уникальными способностями и замечательным характером. Материнская любовь не слепа, она близорука. Скромные достоинства Миши мать видела как бы через очки с большими диоптриями. Ее восхищение быстро передалось сыну, и он вскоре сам уже требовал от окружающих постоянного внимания и подтверждения своей незаурядности. Посредственные успехи Миши в учебе мать объясняла происками завистливых учителей. Когда же сын два раза подряд провалился на вступительных экзаменах в институт и впереди замаячил призыв на срочную службу, она откупила его от армии и устроила мастером в автопарк, где сама долгие годы работала главным бухгалтером. За это время она сумела обзавестись неплохими связями и поднакопить денег.

Три года назад мать умерла, и для Жданова начались тяжелые времена.

Отношения в автопарке со многими испортились, и он ушел на завод в вахтеры, но непомерные амбиции требовали больших и легких денег. И тогда ему пришло в голову ограбить родной завод. Одна мысль, что мимо в обычной сумке проносят огромное количество столь нужных ему денег, сводила Мишку с ума. Но для этого нужны были помощники, а проще — подельники. И такой человек на примете у него был!

Мишке чем-то нравился Гера, несколько раз болтали у проходной. Знал Жданов и за что тот сидел и решил, что лучшей кандидатуры ему не найти. Договорились они быстро, Герасимову давно наскучила нынешняя его пресная жизнь. Свою идею они лелеяли и вынашивали чуть ли не год. Парней подобрал Гера, но без оружия план невозможно было осуществить. А оружие стоило дорого. Тогда пришла мысль разжиться деньгами в автопарке. Заодно и проверить молодняк в действии, повязать кровью. Стволы Жданов «позаимствовал» на родном заводе. Дружеские до безалаберности отношения в коллективе вахтеров легко позволили ему сделать копии со всех ключей «ружейки».

Все удалось! И сегодня Жданов окончательно уверовал в свою избранность и неповторимость, в свой успех.

Гараж его находился во дворе, так что через десять минут он уже ехал по городу, подпевая дешевеньким мелодиям, несшимся из динамика магнитолы. Он останавливался трижды: около продуктового магазина, около дома в «цыганском поселке» и около аптеки, где пришлось постоять в небольшой очереди. Сзади Мишки стояли три женщины и парень в солнцезащитных очках, который, рассмотрев ассортимент, покинул аптеку. Мишка еще рассчитывался за бинты, шприцы и лекарства, а запыхавшийся Юрий Астафьев уже докладывал шефу о покупках вахтера.

— Набрал кучу всего. — Астафьев начал перечислять, снимая темные очки и устраиваясь на заднем сиденье шавринской «девятки». Опера, выбрав для слежки Алешкину машину, рассчитывали, что тонированные стекла надежно скроют их.

— Значит, точно — вахтер! — восхитился Зудов, сидевший рядом с хозяином машины — Шавриным. — Как, кстати, там этот Полькин?

— За ночь дважды приходил в себя, но говорить еще не может, — ответил Алексей, стараясь не упустить из виду отъехавшую от аптеки белую «Ниву».

— Куда ты, на хрен, лезешь ему в багажник! Он же сейчас нас вычислит! Я бы на его месте давно все просек! — неожиданно закричал Павел.

— Давайте свернем налево, все равно он сейчас выедет на Ленина, там другого пути нет, через рельсы он не поедет, не паровоз, — советовал дышащий Шаврину в ухо Астафьев.

— Да отстаньте вы все! — огрызнулся Алексей. — Сам знаю, как вести!

Волновались они напрасно: Жданов настолько уверовал в себя, что ни на что не обращал внимания.

* * *

Вскоре выехали за город, и машин стало меньше. Шаврин свернул к небольшому кафе, торгующему и мороженым на вынос. Это была фора, которую оперативники позволили дать «Ниве». Пока Юрка покупал всем желанное в этот жаркий день мороженое, оперативники закурили.

— Не уйдет? — нервно спросил Павел.

— Да куда он денется, — отмахнулся Алексей. — Тут дорога на тридцать километров прямая как стрела, сворачивать некуда, я его достану за пять минут.

Так и произошло: на первом же пригорке они увидели вдалеке знакомый белый силуэт машины.

— Не прибавляй больше, а то сейчас нарисуемся ему под зенки. Трасса-то пустая! — сказал Зудов, чередуя порцию никотина с мороженым.

Обычно в это время, да еще в субботний день, по шоссе из Железногорска несся поток машин в соседние деревни и дачные поселки. Но сегодня почему-то было затишье. Они проехали поворот на Воскресенку, холмы остались позади, и дистанция между машинами сократилась метров до трехсот. Алексей машинально начал прибавлять скорость, слишком уж хороша была эта федеральная трасса. Зудов хотел было в очередной раз тормознуть его, но потом резко подался вперед и попросил Астафьева:

— Юрка, дай-ка мне нашу оптику!

Павел поднес бинокль к глазам и через секунду тихо, смачно выругался.

Упавшим голосом сказал Алексею:

— Все, тормози! Эта не та машина.

— Как не та? Других не было, — опешил Шаврин. — Может, он сменил номер?

— Ага! — взорвался Павел. — И прицепил багажник! Другая это машина, и номер другой, и знак «шипы»! Просрали мы его!

Шаврин остановился, все вышли из машины. Юрка закурил, а Зудов, выкинув остатки мороженого и пометавшись от бессильной злобы, пнул колесо «девятки».

— А машина-то в чем виновата? — спросил Алексей. — Ну, мы облажались, а она-то при чем?

Зудов послал на три буквы не только авто Шаврина, но и его самого. На это Алексей обескураженно развел руками, погладил капот машины и сочувственно переглянулся с Юрием. Таким Павла они видели крайне редко.

— Все, с меня теперь скальп снимут, а не только погоны, — закуривая, сообщил Павел.

Это была его идея — выследить Геру и его банду по их наводчику. Ему стоило большого труда уговорить пойти на это рисковое дело начальника ГОВД Петухова и прокурора. Те просто предлагали взять Жданова и выжать из него допросами все, что он знал. Зудов убедил, что против Жданова у них ничего нет, ни одного отпечатка пальцев, — только запах пороха из ствола. И такой бесславный конец грандиозной идеи!

— Постойте, а что мы так рано паникуем? — сказал Шаврин. — Мы проехали от кольца всего десять километров. Куда он мог свернуть за это время?

— На Воскресенку, — напомнил Юрий.

— Если туда, то это все, мандец, — признался Зудов. — Там кругом дачи, деревни, выезд на Саратовскую дорогу, и хрен мы его там найдем.

— Там дэпээсники стояли, — напомнил Астафьев. — Тридцать третье отделение, это, кажется, Покровские. Может, они его видели.

— А это верно! — обрадовался Павел. — Хоть какой-то шанс! Поехали, пока они не сменили точку, — скомандовал он.

О том, что гаишники еще стоят на перекрестке, усердно мигая фарами, сообщали все встречные машины. Особенно усиленно они это делали, видя, с какой бешеной скоростью несется зеленая «девятка». На требовательно-радостный взмах жезла Шаврин остановился с огромной радостью. Зудов не дал инспектору даже начать свой традиционный запев.

— Кривовский уголовный розыск, майор Зудов! — крикнул он и резво выскочил из машины, на ходу доставая свои корочки.

Инспектор — крупный детина — с явным разочарованием взял под козырек.

— Слушай, лейтенант, — обратился к нему Зудов, — за прошедшие десять минут на Воскресенку не сворачивала белая «Нива» с госномером 566УРН?

Лейтенант, усиленно припоминая, напряг красное, широкое лицо, но его опередил напарник, молоденький сержант с рыжими, запорожскими усами, сидевший за рулем.

— Нет, не было, абсолютно точно! Мимо нас на Воскресенку проехало машин пять, не больше, и все как на подбор иномарки.

— Так, а куда же мог подеваться наш клиент? — удивился Павел. — Последний раз мы видели его на кольце.

— А он точно поехал в эту сторону? — переспросил лейтенант.

— Да, точно! — чуть не взвыл Павел. — Больше некуда.

— Тогда тут только два съезда, к прудам направо, туда ездят парочки купаться, и налево — дачный массив, — развел руками лейтенант.

— А у прудов какое-нибудь жилье есть? — поинтересовался Зудов. Сейчас он был готов уцепиться за любую соломинку.

— Да были там раньше штук пять домиков, — припомнил сержант, — но я там давно не был. Карпа там разводили. Потом забросили. Что у вас за клиент-то?

Серьезный?

— Более чем. Слыхали про вчерашнее ограбление в Кривове?

— А как же! — заинтересованно переглянулись гаишники. — А правда, что они там три лимона взяли?

— Правда, — скривившись, признался Павел. — Больше даже. Этот на «Ниве» как раз к ним и ехал, там один раненый должен быть. Где-то они рядом с городом.

— Ого! — восхитились оба инспектора. — И оружие у них есть?

— Как в арсенале, — подал из машины голос Шаврин. — Калаш и штуки три ТТ.

А может, даже и гранаты, одну они в проходной рванули.

Гаишники переглянулись. Конечно, подставляться под пули не хотелось, но участие в задержании столь крупной «рыбы» могло пойти на пользу карьере.

Понимали они друг друга с полуслова, не первый год работали вместе.

— Может, помочь вам? Нам уже тут ничего не светит, — сказал лейтенант.

Он неодобрительно покосился в сторону несущихся мимо машин, словно видел, как, проехав пост, они начинают интенсивно мигать встречным автомобилям.

— Хорошо, — быстро согласился Павел. Ждать помощи из города — слишком долго, а тут такие добровольцы. — Тогда сгоняйте на эти самые пруды, посмотрите, что там. Ищите две машины, про «Ниву» я уже сказал, а еще там должна быть «десятка» темно-зеленого цвета, номер не знаем. Если увидите, ждите нас, сообщите по рации, как будем действовать, обсудим, одни не суйтесь.

Слишком опасно. Покрошат в капусту.

Договорившись о связи, гаишники умчались.

 

Глава 19

В дачном домике Жданова шел разговор между подельниками.

— И где вы их закопали? А то как бы потом не нарваться. Яблоню там сажать буду или что еще, — поинтересовался развалившийся в кресле хозяин.

— Рядом с с-сарайчиком, с-слева, в метре примерно, — ответил Толян, бинтуя раненого патрона.

— Понятно, — кивнул Жданов и задал вопрос, давно мучивший его:

— И сколько теперь нам приходится каждому на рыло? — Он покосился в сторону большой спортивной сумки, стоявшей между креслами.

— Ну, посмотри, посмотри сам, разрешаю, — понял его взгляд Гера.

Михаил торопливо расстегнул молнию. Несколько секунд он молча рассматривал содержимое сумки, а потом истерично засмеялся. Толян пристально посмотрел на Геру, но тот еле заметно отрицательно мотнул головой.

— Рано, — одними губами шепнул он и повернулся к вахтеру:

— Чего ржешь-то?

— Да так, хорошо! Аж в голову ударило. Так я возьму на текущие расходы кусков восемьдесят? — спросил он, держа в руках несколько пачек.

— Возьми, только не засветись с ними. А то начнешь по кабакам шиковать. Ты не думай, что если вчера тебя менты отпустили, то больше трепать не будут. Они в тебя как волки вцепятся. Походишь еще на допросы.

Переложив деньги в свою сумку, Жданов подошел и внимательно осмотрел рану Герасимова. Вопреки его ожиданиям, не похоже было, чтобы он собирался в скором времени загнуться.

— Эк тебя угораздило! — с нотками сочувствия сказал Михаил.

— Да фигня, — поморщился Гера. — Похоже, ничего серьезного не задело, а то бы крякнул давно. Я такого в зоне полно навидался. Сейчас только слабость, голова кружится, и все. В следующий раз привези побольше гранатового сока, он хорошо гемоглобин поднимает. И бинтов, что ты три штуки-то привез? Зажлобился?

Наконец Герасимов завел разговор о том, что мучило его больше всего:

— Паспорта когда будут готовы?

Жданов пожал плечами.

— Не знаю. Парень все завтраками кормит.

— Он задаток взял?

— Да.

— Сколько?

— Сорок кусков. Но говорит, что сложно, трудно. Намекает, что хорошо бы еще подкинуть.

— Если в пределах разумного, добавь. А будет сильно выдрючиваться, скажи, что получит маслину в лоб, а не деньги!

Гера потихоньку приходил в ярость, но доза героина, принятая им перед перевязкой, глушила эмоции. Слишком с этими паспортами все шло медленно, не было определенности.

Между тем Жданов пребывал в некоторой прострации. Никаких паспортов он никому не заказывал, и знакомый в паспортном столе — чистый блеф. Он надеялся, что сможет после завершения дела убрать этих двоих, но никак не мог представить, как это реально можно сделать. Оружие они куда-то припрятали, хотя Толян встретил его с автоматом. Жданов знал наверняка, что под подушкой Геры лежит пистолет, но где еще один?

С этими мыслями он вышел к машине и уложил в багажник сумку. Мимо ворот проехала, урча двигателем, машина. Михаил насторожился, но звук мотора затих где-то на соседней улице.

«Дачники съезжаются, суббота», — подумал он и был очень не прав.

Зудов и его команда проехали бы мимо его дома, но хозяина невольно выдала его собственная собака. Марсик подлез под ворота и с любопытством разглядывал проезжающую машину.

— Это же пес Жданова! — воскликнул Астафьев, единственный из присутствующих, кто видел, как вахтер грузился в машину.

— Ты уверен? — спросил Павел.

— Конечно, на все сто! Это спаниель! Смотри, холеный какой! У меня такой был в детстве.

— Точно спаниель, — подтвердил заядлый собачник Шаврин. — Лет пять по возрасту, не больше.

— Тогда сворачивай! — приказал Павел.

Остановив машину в ближайшем переулке, в разведку отправили Юрку.

Осторожно подойдя к дому, оперативник поначалу немного растерялся: в оцинкованном железном заборе не было ни одной щелочки. Помог все тот же Марсик, который стоял около калитки и дружелюбно помахивал хвостом. Ворота немного не доходили до земли, именно в эту щель и пролез пес. Юрию не оставалось ничего другого, как наклониться, согнувшись в позу молящегося мусульманина, и заглянуть во двор через «собачью дверь», вызвав этим немалое удивление Марсика.

Астафьев мало что мог отсюда увидеть, но главное оказалось в поле его зрения — колеса и задок белой «Нивы». Тогда он поднялся на ноги и махнул рукой остальным.

— Давай, Лешка, врубай рацию, вызывай, кого только сможешь, пусть перекрывают дороги и летят сю-Да, — с облегчением приказал Зудов. Самое страшное было позади, они сумели найти хитроумного вахтера.

 

Глава 20

За эти дни у Толяна развилась какая-то фантастическая интуиция. Он, например, еще до налета точно знал, что не все пройдет так гладко, как они задумывали. Да и когда Серый сломал себе руку, заика сразу зачислил его в покойники, а заодно почему-то и его толстого друга. Жданова он также заранее «приговорил», хотя видел его сегодня впервые.

— Не нра-авится он мне, — сказал заика, закончив перевязку. У Геры от слабости выступил на лбу пот, и Толян заботливо промокнул его полотенцем. — С-сдаст он нас, сука.

— Мне он тоже не нравится, — признался патрон, с трудом опускаясь на подушки. — Скользкий парень, это я давно понял.

Толян подошел к окну и сразу уловил легкое, незаметное движение под воротами.

— Гера, там кто-то есть за забором! — отпрянув от окна, сказал он.

— А этот пидор где? — вскинулся Гера.

— Не зна-аю.

— Все-таки привел с собой хвоста, вертухай позорный! — скрипнул зубами Герасимов.

«Сдал ментам или на хвосте привел, недоносок?»

В машине шло небольшое совещание.

— На соседних дачах вроде никого нет, чуть подальше к пруду кто-то музыку гоняет, — доложил Шаврин.

— Надо попробовать зайти с соседних участков, там заборы пониже — обычный штакетник, — размышлял Зудов. — Главное, не дать им уйти. Юрка, иди к тому дому, слева. А ты, Лешка, давай через этот участок, а я попробую с ними поговорить.

Но говорить ему не пришлось. Лишь только Шаврин перескочил через забор во двор соседнего дома, одновременно со звоном разбитого стекла прогремела автоматная очередь. Сломя голову Алексей бросился за угол дома. Там он перевел дух, почесал лысину и, опустив глаза, обнаружил в своей ветровке солидную дырку.

— Еханый бабай, в прошлое воскресенье только купил! — с досадой пробормотал он, как-то даже не думая о том, что такая же дырка могла быть совсем в другом месте, например в его собственном брюхе. «Тогда бы и ветровку жалеть было некому», — как-то отстранение подумал Шаврин.

Маневр Астафьева — прыжок на соседский участок — также сопровождался выстрелами, только теперь пистолетными. Это Гера велел Толяну вывезти кровать на середину комнаты. Таким образом он контролировал окна, выходящие на участок, в руке у него был пистолет.

— Герасимов, Жданов и все остальные! Бросайте оружие и выходите по одному!

Дом окружен, сопротивление бесполезно! — закричал Павел.

В ответ прозвучала автоматная очередь. С трех метров оцинкованное железо забора прошивалось как бумага, и Зудов боком прижался к угловому столбу из белого кирпича.

— Прекратите стрельбу, это бесполезно! — продолжал он, и опять прозвучала очередь.

— Не жги зря патроны, они нам еще пригодятся, — остановил Толяна хозяин.

Сам он стрелял редко, расчетливо, лишь когда видел попытки забравшегося в соседний двор парня подобраться ближе к дому.

Неожиданно взревел мотор «Нивы», она резко рванулась вперед, форсировав дачный участок, выбила пролет забора и выскочила на дорогу. Астафьев успел пару раз выстрелить, так как ближе всех находился к беглецу.

Начало осады застало Жданова в уборной. Услышав первые выстрелы, Мишка натянул штаны, чуть приоткрыв дверь, оценил обстановку и, пригнувшись, побежал к машине. Гера просто не видел вахтера, тот попал в зону между окнами, а внимание оперативников было приковано к дому.

— Лешка, вахтер уходит, попробуй достать его! — крикнул из своего укрытия Павел.

Шаврин чертыхнулся, подставляться под выстрелы не стал, а покинул негостеприимный двор через соседний участок. Через минуту заурчал мотор и его «девятки», и звук двигателя начал удаляться. Но бойцов у Зудова от этого не убыло, на дачную улицу влетел «жигуленок» покровских гаишников. Пашка жестом показал, где можно встать, и через рацию передал им свои указания.

— Зайдите с тыла, перекройте дорогу с той стороны, пусть видят, что дом окружен.

Когда.через окно влетели первые пули, Толян бросился на пол и тихо сказал своему пахану:

— Х-хреново, Гера, надо уходить!

— Куда?! — тот зло скрипнул зубами.

— Не знаю! Б-берем тачку и рвем отсюда.

— Поздно! Теперь только к ангелам на небеса. Дай еще патронов, Толян швырнул на кровать пару горстей и сам начал торопливо набивать запасной магазин. Время от времени он выглядывал в окно. Не уловив со стороны улицы никакого движения, он перебежал к противоположной стене и дал длинную очередь по забору. При виде появляющихся в заборе дырок гаишники ткнулись носами в землю. В этот момент оба они пожалели, что связались с этим делом. Нет чтобы стоять на дороге и мирно щипать проезжающих лихачей! Никакого риска!

— Стреляет, гад, — сказал сам себе Зудов и пригнулся. Он услышал, как трижды саданул по остаткам окон Юрка Астафьев. «Живой, курилка», — одобрительно подумал Павел.

Услышав стрельбу Астафьева, открыли огонь и гаишники.

Толян просто не мог поднять головы. А вот Гера был словно заговоренный, он даже не пытался укрыться от пуль, а лишь поворачивал руку с пистолетом в сторону очередного выстрела и незамедлительно в ответ нажимал на крючок.

— Патроны! — потребовал он. Толян пошарил в сумке и сыпанул ему на кровать штук пять.

— Последние, — сказал он и, перебежав к другой стене, дал очередь в сторону Астафьева.

— Ну, значит, и все, — устало сказал Гера. — Не фартовые мы с тобой, Толик. Не судьба нам с тобой в белых штанах щеголять по курортам.

Его воспитанник тяжело дышал, пот ручьями стекал по лицу — слишком велико было нервное напряжение. Он сидел сбоку от Герасимова и не видел своего наставника. А иначе заметил бы нечто странное, противоестественное, такое, чего и предположить не мог: из глаз Геры текли слезы.

Толян торопливо набивал магазин последними патронами и не видел, как Герасимов медленно вставил обойму, поднял пистолет и, сунув дуло себе в рот, выстрелил. Кровь резко хлестанула на беленую стену, и тело бывшего зэка завалилось на бок.

Толян, несколько секунд ничего не понимая, смотрел на мертвого Геру, потом вскочил на ноги и, заорав от горя и ненависти, начал крутиться на месте, поливая все вокруг себя свинцовым дождем.

Патроны закончились, но он продолжал нажимать на спуск и крутиться на месте. И лишь точный выстрел Зудова остановил эту бессмысленную карусель. Павел понял, что наступил финал, и перебрался через забор. Переждав несколько секунд, он осторожно заглянул в окно и едва не попал под пули гаишников.

— Эй, автоинспекция! — заорал он. — Кончай палить, все кончилось!

 

Глава 21

Да, все кончилось, но не для Алексея Шаврина. Первым его трофеем стал спаниель Марсик, которого оперативник увидел на дороге. Псина растерянно смотрела вслед умчавшемуся хозяину и не реагировала на автомобильные гудки, беспрерывно подаваемые Шавриным.

У Алексея, сколько себя помнил, в доме всегда были собаки, от таксы до ризеншнауцера. А вот спаниеля никогда не было. Пес Жданова был хорош — с висячими лохматыми ушами, лоснящейся пятнистой шерстью, с умными карими глазами. «Пропадет собака, хозяин, конечно, за ней не вернется, и хана ей», — подумал Алексей. Чертыхнувшись, он выскочил из машины, схватил псину на руки и, быстро закинув на заднее сиденье, тронулся дальше.

Чувствовалось, что Марсику было не впервой ездить в машине: он самостоятельно перебрался на переднее сиденье и застыл, глядя на дорогу.

Сначала Жданов ехал не разбирая дороги, вперед его гнал страх. Но постепенно он начал приходить в себя, а потом мысли потекли привычной рекой.

"Надо выбраться отсюда и взять направление на юг. У меня с собой восемьдесят тысяч, еще тысяч шестьдесят я выручу, если продам машину. На эти деньги можно будет купить новый паспорт, там, слышал, это дешево и не проблема.

Переберусь потом куда-нибудь на Украину и заживу как хочу. Сорвалось в этот раз — получится в другой".

Его захлестнула дикая злоба: он вспомнил сумку с деньгами, оставленную на даче.

«Ч-черт, и чего я взял только восемьдесят кусков?! Надо было забирать все и делать ноги!»

Он невольно покосился на заднее сиденье, там лежала собранная двустволка.

Выйдя тогда во двор, он все же решился попробовать перестрелять своих ненужных уже компаньонов и даже собрал ружье. Ну а дальше все завертелось как в каком-то гангстерском боевике, вопреки его воле и расчетам.

"Ничего! — подбадривал себя Жданов. — Все, что ни делается, к лучшему.

Меня либо эти козлы пристрелили бы — этот заика волком смотрел, либо менты. А так я живой и невредимый, на колесах и с деньгами".

Вскоре он сориентировался на местности и, выбравшись на шоссе, повернул на юг, далекий и спасительный. Но буквально через пять минут его начала догонять темно-зеленая «девятка». Приблизившись, она не обгоняла белую «Ниву», но и не отставала. Михаила это удивило, он попробовал прибавить скорость, но «девятка» не отставала. Весь ужас в том, что он не видел за темными стеклами, кто сидит за рулем и сколько там человек вообще. Но, присмотревшись к номеру,машины, Михаил понял, что не раз видел ее в Кривове. Зрительная память не могла его обмануть.

«Менты!» мелькнула паническая мысль, но он ее в себе погасил и начал снижать скорость. Пятьдесят, сорок — «девятка» повторяла его маневры, но обгонять «Ниву», видимо, не собиралась.

— Сволочь! — пробормотал Жданов и, поняв, что этот эскорт только до ближайшего поста ДПС, свернул на первый же разбитый проселок. Здесь он имел явное преимущество, но все же существенно оторваться ему не удавалось. Он уходил на все более разбитые дороги, выжимая из машины все, что можно. Но «девятка» неумолимо маячила в пределах видимости. Алексей Шаврин также на ходу вытирал пот и от всей души матерился. Прежде всего он волновался за автомобиль.

— Чтобы еще согласиться работать на своей машине! Да никогда в жизни! Вот дурак-то, а!

Погоня продолжалась уже более часа, оба гонщика надеялись, что у соперника полетит что-нибудь в двигателе или подвеске. Или, на худой конец, кончится бензин. Но незапланированное ралли закончилось совсем по другой причине.

Проселки, по которым они неслись, были незнакомы Жданову, и, выехав на пригорок, он понял, что загнал себя в ловушку. Впереди блестело озеро, справа проходил бетонированный канал, а слева громадный овраг, за которым виднелся зеленеющий лес. Выключив двигатель, Жданов услышал звук преследующей его машины, но самой ее еще не было видно.

«Все, сейчас вылезут, руки скрутят, и хана!» — подумал он. Страх полностью овладел им, он схватил ружье, сумку и, выскочив из машины,побежал вниз. Когда к «Ниве» подъехал Шаврин, то увидел на противоположной стороне оврага быстро удаляющуюся фигурку. В бинокль Алексей внимательно рассмотрел беглеца и, убедившись, что это его подопечный, покачал головой.

— Пошли, псина, найдем твоего хозяина, — заперев машину, обратился он к спаниелю.

Как ни странно, теперь он был спокоен. Даже то, что в руках его врага ружье, мало его беспокоило.

На преодоление этого грандиозного оврага у Шаврина ушло минут пять. Но, к сожалению, преодолевая препятствие, он не смог проследить, в какую сторону побежал Жданов. Буквально в ста метрах от края оврага начиналась неширокая лесопосадка. Где она заканчивалась, даже предположить нельзя. Шаврин почувствовал себя в полном тупике, потом улыбнулся и наклонился к собаке:

— Как тебя зовут-то, умный песик? Зевсик, что ли? Геракл? Нет? А, Марс, Марсик!

Услышав свое имя, спаниель радостно завилял хвостом.

— Марсик, Марсик, умный песик! Ну-ка, Марсик, поработай. Ты у нас умная собачка. Ищи, ищи своего хозяина. Где Миша, Миша где? Ищи!

Марсик действительно оказался смышленым псом. Продолжая помахивать хвостом, он уткнулся носом в землю, крутанулся на месте и уверенно повел своего спасителя. Шаврин убедился в этом, когда метров через сто они наткнулись на синюю сумку Жданова. Забрав деньги и документы, тот решил избавиться от неудобной ноши. Пошарив в вещах вахтера и не найдя там ничего интересного, Алексей вытащил рубаху Жданова и, ткнув ее в нос собаки, снова скомандовал псу:

— Ищи, ищи хозяина!

Теперь Марсик шел более уверенно. Он убедился, что правильно понял приказ нового хозяина. А старый был где-то совсем близко, спаниель чувствовал его, теперь он даже не опускал голову к земле.

«Двоеборье какое-то, — думал Алексей на бегу. — Новый вид спорта — автомобильное ралли с последующим кроссом».

Бег по пересеченной местности продолжался более получаса, и Алексей чувствовал себя уверенно. В свое время Шаврин долго ходил на борьбу, и кое-какая спортивная закалка у него осталась. А вот Жданов выдохся. Вскоре Марсик радостно.залаял и наддал ходу. Шаврин притормозил и, заметив какое-то движение в кустах, прыгнул за ближайшее дерево. И вовремя. Полыхнула вспышка, и рядом с оперативником пролетел заряд картечи.

— Жданов, хватит дурить, сдавайся! — крикнул Алексей. — Тебе некуда деваться! Все дороги перекрыты, ты никуда не уйдешь!

Он попробовал было выглянуть из-за дерева, но второй заряд ударил прямо в ствол.

"Хорошо стреляет, сволочь! — подумал Шаврин. А потом пришла совсем дурацкая мысль:

— Теперь это что получается — еще и стрельба добавилась, значит, троеборье!"

Со стороны противника раздался какой-то металлический звук, и Алексей понял, что вахтер перезаряжает двустволку. Воспользовавшись передышкой, Шаврин перебежал к другому дереву, чуть ближе. Но Жданов это заметил и снова выстрелил. Древесная кора клочьями полетела в стороны. Алексей не целясь, высунув из-за дерева только пистолет, выстрелил в ответ. Пуля не достигла цели, а сам Жданов быстренько распластался на земле. От страха его била нервная дрожь, но, как ни странно, именно страх заставлял его нажимать на спуск. Он даже не мог толком понять, сколько человек его преследуют. За каждым кустом ему виделся враг. Жданову до ужаса не хотелось в тюрьму, и эти мысли придавали еще больше паники. Лежа на земле, он выстрелил еще раз, потом снова принялся перезаряжать ружье. Шаврин за это время успел сменить позицию, упал на землю и, прикрытый кустами, прополз по-пластунски метров пять. В этот раз вахтер зевнул маневр противника.

Терпение его было на пределе, да еще Марсик лез под ноги. Со злостью оттолкнув пса, он выстрелил по березе, где раньше стоял Шаврин, тем самым подставив себя под прицел стоящего всего в десяти метрах Алексея. Выстрел навскидку у оперативника получился не очень точным, и пуля попала Жданову в ногу. Он вскрикнул от неожиданной боли, упал и выронил ружье. Увидев бегущего к нему человека, вахтер подобрал ружье, но подоспевший Шаврин ударом ноги выбил оружие и направил в лицо преступника пистолет.

— Руки! — крикнул он. — Встать! Быстро!

— Не могу, больно, — простонал вахтер, но одну руку поднял.

— Сейчас больней будет, если вторую клешню не задерешь! Ну!

Жданов повиновался.

Алексей недовольно покачал головой: пуля раздробила пяточную кость, крови было сравнительно немного, но идти Жданов не мог. Кое-как перевязав противнику рану, Алексей помог ему подняться. Сейчас беглец стал похож на одноногого аиста, стоящего на болоте.

«Так, ну теперь уж совсем полный спортивный беспредел. Кажется, начинается тяжелая атлетика», — подумал Шаврин, помогая повисшему на нем Жданову сделать первый шаг.

 

Глава 22

Поздним вечером в одном из кабинетов третьего отделения милиции горел свет. За столом сидели : Шаврин, Астафьев и Зудов. Пашка уже полчаca по телефону разговаривал с женой — оправдывался, Астафьев нарезал колбасу, а Алексей разливал только что открытую вторую бутылку водки. Посуда была самой разнообразной, от хрустального бокала хозяина кабинета до пластикового стаканчика Астафьева. Пережитое за день не давало им разойтись по домам.

— Сержант и говорит: «Дайте хоть на деньги посмотреть», — рассказывал Астафьев. — Мы сумку открыли, показали ему. Он фуражкой лицо закрыл и говорит:

«Вот дурак! Теперь мне это до конца жизни будет сниться!»

Шаврин засмеялся, потом потер загривок и пожаловался:

— До сих пор шея болит. Отмотал, гад, напрочь. Хорошо еще вовремя мы с ним пришкандыбали к машинам. Подходим, а там какие-то местные механизаторы с «Нивы» уже магнитолу сняли, колеса откручивают и в мою «ласточку» заглядывают!

Пришлось пару раз в воздух пальнуть, разогнать. — Он засмеялся и поднял рюмку.

— Ну, давайте, мужики. За нас, хорошеньких. Такое дело свалили, — предложил он тост.

Зудов выпил, не отрываясь от телефона, а Юрка начал выспрашивать у Алексея подробности задержания Жданова, но в этот момент отворилась дверь, и на пороге появился Андрей Колодников. Заместитель начальника угро за эти дни заметно похудел, лицо заросло щетиной.

— Ну, так я и знал, — сказал он, пожимая по очереди руки присутствующим. — Как я вас знаю, а! Дай-ка, думаю, заеду в отдел, парни должны еще быть там. Не могли они после такого дела просто разойтись по домам.

— Ты сейчас на «лесного брата» похож, Андрей, — вглядываясь в лицо начальника, рассмеялся Астафьев. — Не хватает обреза, трезубца на папахе и гранат на боку.

— Садись, Андрей, бери стакан. Выпей за нашу удачу, — предложил Шаврин, наливая ему водку.

— С удовольствием! Я как узнал, что вы этих чертей раскрутили, так за вас порадовался! Даже гордость появилась — мои подчиненные, можно сказать — воспитанники! — Андрей даже стукнул себя кулаком в грудь. — А-а! За вас, мужики!

Они выпили, и Павел, закончивший разговор с женой, спросил начальника:

— Ну, а как у вас-то? Нашли этого душителя?

Колодников безнадежно махнул рукой:

— Куда там! Полный «глухарь»! И вообще это дело-я вам скажу точно — стопроцентный висяк. Пока этот маньяк еще раз себя не проявит, там ловить нечего.

Он улыбнулся и, щелкнув пальцами, сообщил последнюю новость:

— А самое интересное знаете что? Сегодня приехала опергруппа из Москвы.

Там в основном комитетчики, ну эти крутые, как вареные яйца. Они сразу все подмяли под себя, и уже наши железногорские сыскари пашут у них на побегушках.

Довольный, он захохотал, и к нему с удовольствием присоединились остальные. Их смех достиг ушей скучающего дежурного по отделению. Лейтенант завистливо вздохнул: «Везет же парням. Веселятся! А тут сиди на телефоне как проклятый, и хрен от него куда отойдешь».

Он неодобрительно покосился на своего «врага», и тот, словно в отместку, тут же зазвонил.

— Да, третье отделение милиции слушает…

 

Глава 23

Лето шло своим чередом. Дожди были редкими, но продолжительными и обильными, грибными. В такое время находиться надо либо в воде, либо у воды, но никак не в кабинете размером три на три. Астафьеву было обидно. Да и день не предвещал ничего особенного, а рутина повседневной милицейской работы не вселяла оптимизма.

С утра пораньше пришел Иван Матвеевич Пахо-мов. Рослый, с венчиком седых волос вокруг лысины, с добродушным лицом, в круглых, смешных очках, он сразу располагал к себе. Пахомов посещал Астафьева раз в месяц, не качал права, не стучал в пол своей толстой палкой, не требовал во что бы то ни стало найти его исчезнувшую где-то под городом Байдукове жену. Он усаживался и просто спрашивал.

— Ну как, Юрий Андреевич, никаких вестей о моей Евдохе нет?

— Увы, Иван Матвеевич. — Астафьев извиняюще улыбался, хотя от него уже ничего не зависело. В Кривове он все уже отработал, передал дело в Бай-дуково, именно где-то там, на проселочных дорогах, и, исчезла без следа Евдокия Алексеевна Пахомова, ехавшая к своей сестре.

— Ну что ж, видно, такова судьба, от нее не уйдешь. Я вот помню, году так в восемьдесят втором служил я на Севере…

Пахомов, бывший офицер, майор, за годы службы объездил весь Союз, воевал в Афганистане, видел много, да и рассказывал бесподобно. При этом в его байках не было ничего солдафонского, Пахомов даже не употреблял столь обычный для этой среды мат. Юрий поневоле заслушался, и за этим пролетел битый час. Прервал этот задушевный рассказ старший оперуполномоченный уголовного розыска Андрей Викторович Колодников, вихрем ворвавшийся в кабинет Астафьева.

— Так, Юрка, бросай все на хрен, поступаешь в мое распоряжение!

Лишь только глянув на озабоченное лицо майора, Юрий понял, что дело серьезное.

— Что-то случилось? — спросил Астафьев.

— Да. — Колодников коротко глянул на посетителя, и тот сразу поднялся.

— Пойду я, Юрий Андреевич, засиделся тут у вас, — сказал Пахомов. — До свидания.

Когда старик вышел, Колодников наконец произнес заранее заготовленную фразу:

— На Россоши нашли задушенную женщину.

— Как?! Еще одну? — ахнул Юрий.

— Да, и все точно так же. Задушена, потом изнасилована.

— Значит, все-таки серийный?

— Выходит, так, — согласился Андрей. — Сигареты у тебя есть?

Юрий пошарил по карманам.

— Да, почти полная пачка.

— Тогда поехали.

Трясясь в «уазике» по разбитым дорогам, Колодников с досадой сказал:

— Как я надеялся, что тот случай со столичной штучкой единичный, а все же нет! Навязался этот маньяк на нашу голову! Жили не тужили!

— Да, — согласился Астафьев, — это плохо. Не дай боже опять шухер будет по всей стране.

Когда по весне в окрестностях города задушили известную телеведущую Елену Водягину, Кривов прославился на всю Россию. Такого количества журналистов горожане никогда не видели. От скуки и отсутствия хоть каких-то фактов представители средств массовой информации пытались споить или подкупить местных и железногорских оперов, — словом, мешали нещадно. Один из операторов пережрал дурной местной водки и умудрился вывалиться с лоджии единственной приличной гостиницы в Кривове. Слава богу, что полет он совершил с первого этажа и отделался переломом руки и сломанным носом.

Самое паршивое, что в город слетелось все областное начальство милиции, прокуратуры и ФСБ. Силовики, получив накачку сверху, просто носом землю рыли в поисках убийцы. Два месяца кропотливой работы, и — ничего. Хорошо еще, что это дело сначала вела областная прокуратура. Водягина с сестрой и ее мужем приехали из Железногорска, так что Колодников и его парни были только на подхвате.

Пытались даже вмешаться в ход дела столичные пинкертоны, но их запала хватило ненадолго.

В областном утро головы уже полетели. Пышущий здоровьем следователь-"важняк" Василий Обрубов как-то неожиданно слег в больницу, замначальника областного угро и просто классный мужик Никитин плюнул на все и подал рапорт об уходе на пенсию — возраст позволял. Так что кривовские сыскари благодарили бога, что дело коснулось их стороной. Но со временем все постепенно притихло, армия журналистов и сыщиков схлынула, московские комитетчики две недели назад уехали вроде как отдохнуть от командировочной жизни. Дело Водягиной начали считать типичным «глухарем» и потихоньку пытались спихнуть на кривовских сыщиков. Те, естественно, были от этого не в восторге и отбрыкивались, как могли.

Но буквально через два дня после отъезда москвичей в лесопосадке в пяти километрах от города нашли еше одну женщину, убитую абсолютно идентичным способом. Областная прокуратура в этот раз не стала поднимать шум, выделили дело в отдельное производство и целиком сгрузили на кривовских сыскарей. И вот теперь, спустя две недели, еще одна жертва. Это было тем более некстати, так как Колодников уже неделю замещал своего начальника, майора Касьянова, загремевшего в больницу с сердечным приступом.

Машина, подпрыгивая из стороны в сторону, с трудом пробиралась по лесной дороге. В народе эти места звали просто — Луга, и новичок мог бы легко заблудиться в этих краях. На громадной площади в пойме Волги разместились десятки озер, проток, небольших речек, глухих ериков да еще леса, перелески, дубравы, а самое главное — благодатнейшие заливные луга, где в самое засушливое лето трава вымахивала в человеческий рост. Луга — рай для охотников, рыболовов и грибников. В разлив тут не всегда и не везде можно было проехать, а после дождя колеса нещадно забивал жирный чернозем. Густые камыши скрывали не только уток и бобров, но и сети браконьеров.

Искать место убийства Колодникову с товарищами долго не пришлось: рядом с дорогой, около опушки леса, стояли несколько машин.

— О, прокуратура уже здесь, — заметил Астафьев, — и фээсбэ!

— Да и наш Петушок тоже, — добавил, морщась, Колодников. Он не переносил нынешнего главу ГОВД подполковника Петухова, как нарочно носящего и имя Петр Петрович. Неприязнь эта возникла сразу, с первой встречи по прибытии Петухова в Кривов. Чувство это было взаимным, но понять причину столь сложных взаимоотношений не мог .никто, в том числе и враждующие стороны. Увидев прибывших, Петухов конечно же язвительны воскликнул:

— Ну, как всегда, наш доблестный уголовный розыск прибывает на место преступления в последних рядах!

В толпе засмеялись, и Колодников, поморщившись, ринулся в бой. Его прокуренный, с хрипотцой голос прозвучал слишком резко, не по субординации:

— Мы тоже не грибы собирали, были в Аксеновке, там старик своего сына запорол.

— Бытовуха? — спросил Сергей Александрович Шалимов, следователь прокуратуры с приятным, открытым лицом. Увидев его, Колодников обрадовался: значит, дело будет вести Сергей. Вместе они работали давно и понимали друг друга с полуслова.

— Да, пережрали денатурата, и начались разборки. Не сошлись во мнении, чья зона была круче, — подтвердил он. — Я оставил там Киреева, чтобы до ума все довел.

Колодников кивнул в сторону леса:

— Ну, а что там?

— Как под копирку — задушена и изнасилована.

Метрах в десяти от них, за кустами, блеснула вспышка фотоаппарата, и вскоре оттуда выбрался Николай Сычев, единственный оставшийся в городе толковый эксперт-криминалист. Достав сигареты, он сообщил:

— Все готово. Туманов только закончит свои исследования.

Медэксперт долго задерживать их не стал, минут через пять и он, прихрамывая, появился из тех же кустов, на ходу стягивая резиновые перчатки.

— На шее явные следы удушения, однозначно — изнасилована. Судя по трупному окоченению, убили ее вчера, примерно сутки назад. Ну, теперь можете топать всем стадом.

Идти всем стадом не разрешил Колодников.

— Куда, на хрен! — цыкнул он на двинувшихся было вперед начальников. — Сначала мы с Шалимовым.

Женщина лежала в прогале между кустов, на спине, руки вытянуты над головой, розовая кофточка задралась так, что виден черный бюстгальтер, загорелые ноги раздвинуты, белый треугольник незагорелой кожи с рыжеватыми волосами на лобке. Рядом аккуратно стоит пустая корзина.

— Похоже, ее задушили там, на поляне, а притащили сюда, чтобы не видно было с дороги, — сказал Колодников, приглядываясь к положению тела и примятой вокруг траве.

— Похоже, — согласился Шалимов.

— Оттуда лес просматривается почти насквозь, — Колодников махнул рукой в сторону поляны, — значит, нападение не было внезапным, она видела убийцу и подпустила его вплотную.

— Как она сюда, Красная Шапочка, попала, все-таки до города двадцать километров? — недоумевал Шалимов.

— Может быть, привезли на машине?

— Тогда надо поискать следы протекторов на дороге…

— Андрей! Там сержант дамский велосипед нашел! Метрах в ста отсюда! — крикнул с дороги Астафьев.

— Он не трогал его?! — встревожился Колодников.

— Кто «он»?. Нет! Не трогал!

— Хорошо, пусть Николай снимет отпечатки пальцев! — Колодников обернулся к следователю:

— Ну вот и понятно теперь, как она сюда попала.

— Да, спортивная женщина, в такую даль на велосипеде. Давай описывать? — предложил Шалимов.

— Давай, — согласился Колодников, открывая папку.

Начиналась обычная, рутинная работа.

 

Глава 24

Вечером того же дня Шалимов, Астафьев и Колодников засиделись в кабинете последнего. Это была узкая, несуразно вытянутая в длину комната, с обшарпанными обоями и старыми, пыльными шторами. Казенная мебель давно просилась на свалку, особенно стянутые металлическими болтами стулья. Накурено было так, что не помогала даже открытая форточка.

— Ну и что мы имеем в сумме? — спросил Шалимов. — Все три эпизода абсолютно идентичны.

— Сто процентов, — кивнул Колодников и повторил фразу, произнесенную за этот день совершенно разными людьми:

— «Как под копирку». Почерк не спутаешь.

Каллиграфический.

— Что еще общего?

— Все трое подпустили убийцу очень близко. Водягину убили буквально в тридцати метрах от машины, и сестра с мужем ни звука не слышали.

— С Шолоховой тоже непонятно. — Шалимов, сморщившись, затушил очередную сигарету. Его начало подташнивать от никотина, сегодня он только завтракал, и два беляша, съеденных по ходу дела, не могли заменить полноценной тарелки домашних щей. — В десяти метрах от лесопосадки проходила трасса.

— И трасса, и в ста метрах от места убийства стояли бабушки, яблоки продавали, — напомнил Андрей.

— А она тоже искала грибы? — спросил Астафьев, не посвященный в детали предыдущего дела.

— Нет, она набрала бидончик земляники и шла домой, — пояснил Андрей.

— Еще их объединяет возраст, — продолжил Шалимов. — Всем примерно по сорок, женщины привлекательные, хорошо одетые, не шалашовки какие-то, спортивные. Водягина ежедневно занималась на тренажерах, кроме того, прошла курсы самообороны.

— Да и эта дама, сегодняшняя, проехала двадцать километров на велосипеде, а значит, могла и так же двадцать обратно. Между тем никто из них не оказал убийце никакого сопротивления, следы борьбы отсутствуют. И это самое странное.

Закончив размышления, Колодников взялся за телефон.

— Мелентьев, ты опять дежуришь? А, все в отпусках… Слушай, заявлений о пропаже людей вчера, сегодня не поступало, нет? Шести лет? Нет; это не то.

Хорошо, если будет женщина лет сорока, ну ты в курсе, да, на Россоши, срочно звони мне.

— Да, это тоже странно, — согласился Шалимов. — Убили ее вчера, и до сегодняшнего вечера никто не хватился.

— Может, жила одна? — предположил Астафьев.

— Вполне может быть. С большим семейством в такой поход не вырвешься. Надо бы ее приметы по радио объявить. Да и в газете напечатать.

— Хорошо, предложим Петухову. Хотя для него сейчас главное, чтобы снова столичная саранча не налетела. Ему эти журналисты — как кость в горле. А тут такая роскошная тема — кривовский маньяк снова душит женщин! — Колодников с досадой иронизировал.

— И все-таки это странно, три здоровые, цветущие женщины не оказали никакого сопротивления убийце, — продолжил свою мысль Шалимов.

— Значит, не успели, — предположил Юрий.

— Может быть, — согласился Сергей. — Но какой надо обладать силой, чтобы вот так запросто задушить человека?

— Ну что ж, одна из примет у нас есть — силен физически, — безрадостно заключил Колодников.

— Верно, но это мы еще с железногорскими ребятми вычислили, — согласился Шалимов. — Что еще?

— Еще? Внушает доверие, — сказал Андрей, — подпустили же они его вплотную.

— Может быть, человек в форме? Лесник, милиционер? — не очень уверенно высказал мнение Юрий.

— Нет, этот вариант мы отрабатывали с Водягиной! — отмахнулся Андрей. — Тогда перебрали всех, кого можно, но никто не видел в тех местах ни милиг пионеров, ни лесников, ни рыбнадзора. Что у лесников, что у рыбнадзоров полное алиби.

— Может, убийца их знакомый? Знал он и ту девицу, и эту… — фантазируя, Юрий машинально разгибал уже третью скрепку, методично доставая их из коробочки на столе. — Может, они приехали вместе, специально так далеко и завез, чтобы подольше не нашли:

— А Водягина? — парировал доводы Юрия Шалимов. — Водягина его тоже знала?

Столичная штучка приехала на родину впервые за пять лет, к тому же не из Кривова, а из Железногорска.

— Да, это вряд ли, — вынужден был согласиться Астафьев.

— Вот то-то!

Колодников безнадежно махнул рукой, затем отобрал у лейтенанта коробочку со скрепками и спрятал в ящик стола.

— Ладно, главное, что ни Петухов, ни областное начальство не хочет поднимать шум, и с этим делом придется кувыркаться нам одним.

— А жаль, — качнул головой Шалимов. — Нам бы сейчас специализированную опергруппу из Москвы. У них возможностей побольше.

— Ага, и опять работать мальчиками на побегуш-ках? хмыкнул Колодников.

— Ну, не слишком-то ты убегался, — засмеялся Шалимов. — Кстати, ребята работали хорошо, правда ведь?

— Ну, правда-правда! — признал Колодников, возбужденно сорвался с места, и, пробежавшись по узкому проходу, снова уселся на стул и обратился к Шалимову:

— Ты, насколько я помню, ездил на лекции прокурора, этого, который Чикатило взял?

— Ну, было дело, — настороженно признался Сергей. — И что?

— Вот тебе и карты в руки, давай дерзай.

Шалимов хмыкнул:

— Я тебе что, психолог? А там ведь все было на психологии замешено.

Трудное детство, комплекс неполноценности. Что нам теперь, бросать все и выяснять, у кого из кривовцев было трудное детство? У нас у всех было трудное детство, но это не значит, что все жители потенциальные маньяки.

— Это все, что ты запомнил? — ехидно улыбнулся Андрей.

— Почему все, — обиделся Шалимов. — Много чего еще помню. Например, все эти маньяки очень общительные и обаятельные люди. Легко входят в доверие, с первого взгляда их ни за что не отличишь от нормальных людей. И самое главное — они Уже не могут остановиться. Просто башка, сообра-жаловка, отключается, и он действует как на автопилоте.

— Я где-то читал, что некоторые из них коллекционируют вещи своих жертв, — сказал Юрий. — Трусики там, лифчики, часы.

— Ты последний раз букварь в первом классе читал, а это ты в импортных триллерах насмотрелся, — поддел друга Колодников и первый захохотал хрипловатым смехом заядлого курильщика.

— Нет, в самом деле, — согласился с Астафьевым следователь. — Есть такое понятие, фетишизм называется. Но в нашем случае это вряд ли. Ни у Шолоховой, ни у Водягиной ничего не пропало, мы уж проверяли-перепроверяли. Ничего наш маньяк с собой на память, увы, не взял.

Колодников вытащил из пачки очередную сигарету, но тут же с досадой бросил ее на стол. Даже у него, смолившего как паровоз, избыток никотина в организме превзошел все пределы и вызывал отвращение. С силой потерев лицо, он начал подводить итоги:

— Круг подозреваемых мы определили еще в мае: рыбаки, грибники и охотники.

Думаю, надо продолжать искать в том же направлении. Юра, завтра зайдешь к Петушку, согласуешь с ним насчет радио, если даст «добро», то дашь объявление о нашей велосипедистке, и надо бы определиться с завсегдатаями Лугов.

— По Лугам полгорода в выходные рыщет, — скептически заметил Астафьев.

— Полгорода — это в выходные, а вчера была среда. Водягину, кстати, тоже в среду убили, если мне память не изменяет. Шолохову убили в понедельник. Значит, либо пенсионер, либо работает где-то посменно, — предположил Шалимов.

— Ну, пенсионер — это вряд ли, — замотал головой Юрий. — Сам же ведь говорил, силен физически.

— А что, молодых пенсионеров не бывает? — легко парировал следователь. — В городе на химзаводе мужики по вредности уходят в пятьдесят. А отставные военные, а милиционеры, пожарники? Те вообще в сорок пять.

* * *

Пока они спорили, на другом конце города в небольшой чахлый скверик вошел высокий мужчина в светлых летних брюках и такой же светлой рубашке с короткими рукавами. Было тихо, где-то подальше, в беседке, гомонила молодежь, из открытых окон доносились невнятные звуки работающих телевизоров.

Сквер не пользовался популярностью среди любителей ночной жизни, давно уже переломали все скамейки, так что приземлиться было негде. Оглядевшись по сторонам, незнакомец вытащил сигареты и закурил. Прошло несколько минут, ему показалось, что в кустах что-то зашевелилось, мужчина нервно вздрогнул, но затем все затихло. «Кошки», — подумал он и, взглянув на светящийся циферблат часов, полез за очередной сигаретой.

«Может, не надо? — в который раз подумал он. — Может, все это зря? Неужели нельзя разрулить без крови, мирно, за бутылочкой хорошего коньяка?»

И холодок страха, скользнув по спине, заставил неприятно занеметь ноги.

Размышления незнакомца прервала противная трель мобильного телефона. В трубке прозвучал знакомый женский голос:

— Он едет, будь готов…

* * *

Колодников продолжал рассуждать о возможных вариантах поимки кривовского душителя.

— Скорее всего, это человек пришлый, недавно в городе…

— С чего ты взял? — прервал его Шалимов.

— Потому что раньше ничего похожего у нас не было, — внушительно произнес Андрей.

— Чикатило всю жизнь прожил в своем Ростове, и ничего никто не знал, — возразил Сергей.

— Но у себя-то в городе он не следил, я это хорошо помню. А за этим своим маньячным делом по всему Союзу мотался.

— Может, и наш убивец приезжий? — высказал робкую надежду Астафьев. — Живет где-нибудь в Саратове, а к нам приезжает грибов пособирать да придушить кого-нибудь.

— Вряд ли, — с ходу отмел это предположение Шалимов. — Незнакомого человека в Лугах сразу бы заметили. Да и на чем он сюда приедет? На поезде с одной корзинкой? На машине? Тоже сомнительно, кто-нибудь бы приметил чужие номера и сообщил нам. Тогда всех, кого можно было, перетрясли, но, похоже, в то время там были все свои, местные.

— Да наш-это, местный! — махнул рукой Андрей. — В Луга, минуя Кривов, не попадешь. Да и ушел он как лихо. Ведь никто ничего не видел! Знает он эти места, и хорошо знает.

Его рассуждения прервал телефонный звонок.

— Да, Колодников! Что?!!

«Ого, что-то из ряда вон выходящее», — подумал Юрий, наблюдая, как резко Андрей вскочил со стула.

— Когда?! Хорошо, сейчас еду.

Положив трубку, оперативник выпрямился во весь свой небольшой рост и даже как-то торжественно заявил:

— Однако у нас труп. Да еще какой! Иванова убили.

— Какого еще Иванова? — не понял Астафьев.

— Какого-какого? Простого! Петровича!

И Шалимов, и Юрий в голос ахнули. Предприниматель Иванов владел едва ли не половиной магазинов города, но в Кривове его знали больше как «У Петровича», именно так назывался самый большой ресторан и большая сеть магазинов.

— Кто же это его? — удивился Астафьев.

Заказных убийств в городе, можно считать, не было. Убили лет пять назад местного авторитета Василька, но там дело было совсем другое, свои же урки его и грохнули в борьбе за власть.

— Не знаю, надо срочно ехать, — сказал Колодников. — Вызову Пашку, это его район. Поехали, Сергей.

— А я? — вскочил Юрий.

— А ты иди отдыхай, завтра будешь работать только по грибникам, — отмахнулся Андрей. — Козлова знаешь?

— Какого Козлова?

— Анатолия Григорьевича.

— Нет.

— Запиши адрес: Раскова десять, квартира пять. Бывший главный инженер силикатного завода, а теперь самый главный знаток грибов. Можно сказать, фанатик. Я уже разговаривал с ним, так что он в курсе.

— Один за всех будешь отдуваться, — хохотнул Шалимов, подталкивая молодого коллегу к выходу. — За себя и за того парня.

 

Глава 25

Колодников откровенно удивился, когда прибыли на место. Он почему-то думал, что «ресторанный король» живет где-нибудь на окраине, в собственном неприступном замке из красного кирпича. А оказалось, что дом, где проживал Петрович, был самой обычной панельной хрущевкой.

В толпе, собравшейся вокруг третьего подъезда, Андрей с чувством неприятного удивления увидел знакомую троицу: подполковника Петухова, городского прокурора Виктюка и главу ФСБ Семина.

«А эти-то откуда взялись? — с раздражением подумал Колодников. — Сейчас опять цепляться начнут». Он не ошибся.

— О-о! А вот и наш и. о. начальника уголовного розыска прибыл! — с пафосом возвестил Петухов. — Он, как всегда, вовремя, труп уже остыл.

Его спутники громогласно заржали.

«Да они пьяны, суки! — вдруг понял Колодников. — Наверняка сидели в кабаке у Рамазанова, а тут выстрелы, милиция с мигалками, как же тут опоздать!»

Уютный небольшой ресторан «Дарьял» находился как раз напротив дома Иванова и особенно был отмечен элитной публикой из-за отдельных кабинетов, скрывающих эту самую публику от любопытных глаз.

Петухов продолжал куражиться:

— Так, в чем дело, майор? Почему вы стабильно приезжаете на место преступления позже начальства? Это что, стиль работы?

— Нет, не стиль, а приехал позже вас просто потому, что денег нет по кабакам ходить, — зло ответил Колодников и, раздвинув плечом собутыльников, двинулся к подъезду. За его спиной еще продолжал что-то выкрикивать подполковник, прокурор уговаривал его пойти домой, да ржал в полный голос фээс-бэшник. Этому вообще все было по барабану.

Тело предпринимателя лежало на крыльце, лицом вниз, ноги на ступеньках, правая рука вытянута вперед. Большая галогенная лампа над подъездом высвечивала всю картину не хуже чем днем. Андрею бросился в глаза лежащий метрах в двух от крыльца светло-серый полуботинок. Над убитым в голос причитала растрепанная полная женщина лет сорока в красном бархатном халате:

— Ванечка! Ваня! Ванечка!

Вдову пытались отвести в сторону люди в белых халатах, врачи «скорой».

Колодникова кто-то потянул за руку, обернувшись, он увидел Демидова, местного участкового. Среднего роста, рыжеватый, с белесыми бровями, одет он был по-домашнему: в тренировочных, шлепках, и только голубая форменная рубаха выдавала его принадлежность к милицейской среде. Андрей вспомнил, что Демидов живет в этом самом доме, они не раз у него засиживались за «рюмкой чая».

— Виктор! — оживился Колодников. — Ты, случаем, не видел, как это случилось?

— Да нет, — Демидов обнажил желтоватые от табака зубы. — Видеть не видел, но думаю, что он приехал с работы, отпустил машину и пошел к подъезду. Он уж полгода так делает, после того случая.

Колодников понимающе кивнул. На Иванова прошедшей зимой было совершено нападение, когда он ставил машину в гараж. От грабителей он отбился, мужик здоровый, а варнаки, наоборот, хлипкие, наркоманы. Но с тех пор он стал пользоваться служебной машиной и нанял личного водителя.

Демидов продолжал:

— И какой-то хрен и всадил в него целую обойму.

— Прямо-таки целую? — недоверчиво переспросил Шалимов.

— Ну, сам же знаешь, я же через подъезд живу, так что все слышал. Еще посчитал машинально, семь раз пальнули.

— Тогда ты мог его и видеть?

— Да ничего я не видел! Балкон у меня с другой стороны, а из окна смотреть неудобно, наискось. Я пока его открывал, все уж кончилось. Но многие тут ег° видели, я уже опросил. Короче, высокий парень, худой, в светлых брюках, светлой рубашке и черной омоновской маске на лице.

— Странный набор.

— Почему странный, сейчас лето, все так ходят, — возразил незаметно подошедший сзади Шалимов. — А маску можно надеть в самый последний момент.

— Ну, может быть, — пришлось согласиться Ко-лодникову. — И куда он девался потом? — снова развернулся к Демидову Андрей.

— Киллер-то? — переспросил участковый. — Рванул за угол и через сквер убежал в ту сторону, — он махнул рукой в темноту.

— Там его, конечно, ждала машина… — начал Шалимов.

— Нет, — милиционер отрицательно мотнул головой. — Никакой машины не было, я бы слышал, я же сразу окно открыл. Тихо было.

— Что же он, прогулочным шагом удалился? — удивился Колодников.

— Может, и так, — согласился Демидов.

— Что ж ты за ним не побежал? Догнал, скрутил бы. Прикинь, как здорово было бы. Мы приезжаем, а ты его нам на блюдечке с голубой каемочкой! — съехидничал Шалимов.

— Ага, нашли мальчика бегать за ним в одних шлепках, — возмутился участковый. — Я бы побежал, если б знал, что он пешком потопает. Я ведь тоже высунулся, ждал, что машина загудит, хотел узнать, какая примерно марка и куда двинет.

— И что?

— И ни хрена. Наши вон минут через пять приехали, и голяк.

— Ну, ладно. Раз так, тогда нам нужен кинолог, — решил Колодников. — Вызывай Антошкина со своим волкодавом.

Увидев, что врачи отходят к «скорой», Колодников рванулся за ними, перехватил одного за руку:

— Постойте, какой характер ранений у Иванова?

Доктор, молодой парень, глубоко затянулся и не спеша, нагнетая солидность, начал рассказывать:

— Ну, что можно сказать? Семь пулевых ранений, разброс ран очень большой: и в шею, и в бедро, одна пуля даже в колено попала. Но смертельных, на мой взгляд, только два: в шею и в сердце. Точнее завтра скажет патологоанатом.

— А в голову что же, ранений не было? — удивился Колодников.

Врач отрицательно покачал головой.

— Нет, на удивление. Вообще у меня такое впечатление, что в него палили либо с закрытыми глазами, либо он сразу упал, и в него стреляли с одной точки, не приближаясь.

— Спасибо, доктор!

— Не за что.

После разговора с врачом Андрей нашел в толпе Демидова:

— Слушай, Виктор, а промежутки в этой пальбе были?

— Нет, — участковый уверенно мотнул головой. — В том-то и дело, что палили подряд, очередью, как из автомата.

— Да, кажется, здесь работал дилетант, — высказал мнение Андрей, — причем очень перепуганный. Всадить в человека обойму и не выстрелить в голову, так сказать контрольный, на профессионала не похоже.

— Может быть… — начал Демидов, но на полуслове замер, взгляд его метнулся куда-то за спину Колодникова. Затем лицо его исказилось гневом. — Ну-ка иди сюда! — рявкнул он.

Обернувшись, Андрей увидел девчонку лет тринадцати и такого же по возрасту парнишку в синих до колен шортах и длинной красной майке. Услышав окрик, девчонка быстро скрылась за углом дома. Парень же опустил голову и подошел к участковому, опасливо поглядывая исподлобья. Тот с ходу влепил ему подзатыльник и начал орать, через слово вставляя мат:

— Ты, п…. я что тебе говорил, чтобы ты к этой б… близко не подходил! Я тебе это говорил?!

— Ну и че? Че я сделал-то?! — так же в голос начал орать сын. Худой, рыжеватый, он даже манерой говорить походил на отца.

— Ты мне еще поговори! Я тебя пришибу, п..,!

— Че, у нас ничего не было!

— Чего ты мне!.. Ты шорты-то хоть выверни!

Теперь и Колодников увидел, что шорты на парне одеты наизнанку. Андрея начал разбирать смех, но в этот момент пацан получил от отца еще одну затрещину и выдал фразу, заставившую взрослых замолчать и переглянуться.

— Да не было у нас ничего! Этот ваш киллер нам всю мазу испортил, весь кайф обломил.

— Какой еще киллер? — не понял Демидов.

— Ну тот, что стрелял.

— А ты откуда знаешь? — быстро спросил Андрей.

— Говори, сейчас же! — приказал отец.

Сынок опасливо покосился на него, Колодников, чуть подтолкнув участкового, сказал:

— Виктор, иди-ка ты погуляй, дай нам со свидетелем поговорить с глазу на глаз.

Когда недовольно сопящий Демидов отошел от них метров на десять, Андрей полуобнял подростка за плечи и начал расспрашивать:

— Тебя как зовут?

— Гена.

— А меня Андрей Викторович. Ты где был в момент убийства?

— Там, в кустах, рядом с беседкой, — парень мотнул головой себе за спину.

— Прямо в самих кустах?

— Ну да, там два ряда, очень удобно, ничего не видно, я туда свою старую куртку притащил…

Парень замялся, и Андрей все понял.

— Так, это мы опустим, давай рассказывай по делу, что видел, что слышал?

— Ну что, мы с Галкой лежим целуемся, я уже шорты стянул, а тут слышим шаги, подошел кто-то, встал рядом. Сопит как слон и сигареты смолит одну за другой, зажигалкой щелкает. Ни дернуться, ни шевельнуть, такой облом. Комары еще кусают, суки.

— А лицо ты его видел? — на всякий случай поинтересовался Андрей.

— Не-а, кусты же. Да и темно там.

— И сколько он там так стоял?

— Да ну… минут пятнадцать, может, больше. Но сигареты три он точно выкурил. Одну бросает, другую сразу закуривает. Бычок один мне чуть на морду не упал, прямо под носом приземлился. А я дым не переношу и чуть не закашлял.

Хорошо тут телефон зазвонил…

— Какой телефон? — не понял Колодников.

— Ну, как какой, этот, мобила, сотовый.

— Так, и что дальше?

— Он сказал: «Да!» Потом послушал и сказал: «Может, все же не надо?»

— Так и сказал? — с азартом переспросил Андрей.

— Ну да! — с не меньшим азартом подтвердил парень.

— А потом что?

— Что потом, свернул «трубу» и пошел туда, к дому.

— Дальше что?

— Дальше? Ну, мы с Галькой по новой целоваться начали. И тут выстрелы. Я сразу понял, что кого-то грохнули…

— Сколько примерно времени прошло между звонком и выстрелами?

— Да еще, наверное, столько же.

— Минут пятнадцать? Больше, меньше? — настаивал Андрей.

— Ну да.

— А почему ты решил, что кого-то убили?

— Ну, это ведь, понятно, не петарды. Да и лупану-ли сразу очередью. И этот обратно мимо нас пробежал…

— Ты его и в этот раз не разглядел? — с надеждой спросил Андрей.

— Нет, видел только, что в светлом, и все.

— Хорошо, что дальше было?

— Ну, тут уж у нас совсем полный облом, давай одеваться да выбираться из кустов.

— Ты место это нам покажешь?

— Какое?

— То самое, где ты с Галькой валялся?

— Ну, ладно, — нехотя согласился отпрыск участкового, — что ж делать-то.

Аида!

— Сейчас, погоди, — притормозил его Колодников. Он обернулся к крыльцу и окликнул эксперта Сычева:

— Николай!

Когда тот подошел, Андрей подтолкнул к нему Генку:

— Слушай, бери фотоаппарат, фонарь, и вот этот парень покажет место, где стоял киллер, там должны остаться его окурки. Берем Колесникова, Демидова надо все подчистить.

— Да, еще, — младший Демидов потер затылок, — он когда бежал, что-то кинул в кусты. Я как вылез, так туда пошел. Ну, пошарил-пошарил, но ничего не нашел.

Через пять минут под ярким светом фонаря милиционеры извлекли из кустов черную вязаную шапочку, из которой Сычев аккуратно, двумя пальцами вытащил пистолет.

— ТТ, как я и думал, — удовлетворенно сказал он — Отпечаточки он наверняка стер, а запах остался.

— Антошкин приехал? — крикнул Колодников.

— Да, только что!

— Давай его сюда!

Через пару минут подошел кинолог, невысокий парень с лычками сержанта, с рослой овчаркой на поводке. Григорий только полгода как отслужил в погранвойсках, и на памяти Колодникова это был единственный в городе кинолог, который действительно отлично знал и любил свое дело.

— Давай, Гриша, работай. А ты, Николай, останься, поищи эти бычки. Вот тебе помощник, — Андрей кивнул в сторону Геннадия. — Привыкай, парень, вырастешь, тоже ментом станешь, как папка.

— Очень надо, собачья работа, — пробурчал подросток.

— Какая ж это собачья работа? — возмутился Андрей. — Ты за кого родного отца держишь, за легавого, что ли?

— А то я не вижу, как он работает. Вон среди ночи вытаскивают из дома, и ищи хрен знает кого. Я лучше в адвокаты пойду, — сказал пацан, переодевая шорты на лицевую сторону. Закончив эту процедуру, он все же последовал за экспертом.

Лорд, так звали собаку Антошкина, след взял сразу, и очень уверенно.

Остальным поневоле пришлось заняться легкой атлетикой. Колодников подобных физических упражнений не любил, выдохся метров через сто, зато бежавший рядом Демидов умудрялся еще на ходу жаловаться на свою тяжелую родительскую долю:

— Этой соплюхе всего тринадцать, на два года младше моего гаденыша! Не хватает мне еще внуков в таком возрасте. Представляешь, мы с Нинкой приходим из гостей, а они лежат в нашей постели голые, да еще и нашу порнуху смотрят…

— Сам виноват, — с трудом прохрипел Андрей. — Не хрен порнуху в доме на видном месте держать…

— Ну, ты меня еще поучи! Мало мне Нинка плешь проклевала…

Вскоре бегуны вслед за кинологом свернули на центральную улицу, миновали памятник Ленину и Дворец культуры. Лорд и его молодой хозяин уже метров на двести оторвались ото всех. Впрочем, вскоре Антошкин нарисовался в поле зрения.

Тот стоял у подъезда одного из пятиэтажных домов по Пролетарской улице. Вид у него был свеженький, не запыхавшийся, даже и не скажешь, что он совершил такой забег.

— Все, мы отработали, — сказал он.

— Что, потеряли? — прохрипел Андрей. Кинолог кивнул на подъезд:

— Сюда он зашел, это точно, но дальше мы не пойдем.

Приоткрыв дверь, Колодников понял причину отказа — сильный запах хлорки.

— Интересно, что это они на ночь глядя полы моют, — пробормотал он и обратился к Демидову:

— Вить, пусть Антошкин на всякий случай еще пройдется с Лордом вокруг дома. Да заодно посмотри, в каких квартирах еще горит свет.

Колодников не спеша начал подниматься по лестнице, разглядывая двери.

"А неплохой домик, престижный, — подумал он, — сталинка, все до единой двери железные, потолки три двадцать или три сорок, точно не помню, но не меньше. Две квартиры на одной площадке.

Это что же, четырехкомнатные?! Да, точно такая же, как в соседнем доме у Михеева была, бывшего директора завода, застрелившего по пьянке в прошлом году жену. Раздельные комнаты, огромная кухня, коридор шириной с мою спальню.

Нехилая житуха!"

На третьем этаже его догнал запыхавшийся Демидов и молча показал на левую дверь.

— И на пятом этаже, направо, там тоже свет горит, — добавил он.

Андрей кивнул, приложил ухо к двери, прислушался. Эта старая ментовская уловка не дала результата, двойные двери хранили мертвую тишину. Тогда Колодников нажал на кнопку звонка. Минуты через две послышался звук открываемой внутренней двери, и женский голос спросил:

— Кто там?

— Милиция.

Теперь с лязгом приоткрылась и железная дверь. Андрей готов был поклясться, что эту женщину в красивом дорогом халате — на красном шелке черно-желтые драконы — он видел в городе не один раз. Не заметить ее было просто невозможно. Видно, лет десять назад она была потрясающей красавицей — правильные черты лица, большие темные глаза, аккуратный, чуть вздернутый нос, эффектные, даже сейчас, в этот поздний час, накрашенные губы. Но время неизбежно начало брать свое: даже в неярком электрическом свете, скрывающем приметы возраста, были видны морщинки у глаз. Но оставалась еще грация бывшей красавицы. Андрея удивила роскошная, волосок к волоску, прическа хозяйки, яркий макияж.

— Простите за беспокойство, старший оперуполномоченный уголовного розыска майор Колодников, — представился он. — В этот подъезд недавно зашел опасный преступник. За прошедший час вы случайно не слышали ничего подозрительного?

— Нет!

Андрей удивился, — ответ женщины прозвучал слишком резко, а в глазах полыхнула почти паническая тревога.

— Простите, вас как зовут? — спросил Колодников.

— Анна Тимофеевна.

— Анна Тимофеевна, скажите, а полы в подъезде у вас всегда так вот моют, на ночь глядя?

Женщина удивилась и пожала плечами:

— Да нет, по-разному, и утром моют, и днем. Когда время у уборщицы есть, так и моет.

— А кто моет?

— Машка, фамилию не знаю, мы ее давно уже нанимаем всем подъездом.

— И где она живет? — продолжал уточнять Андрей.

— Не знаю, но, по-моему, где-то рядом.

— У вас всегда так после ее трудов хлоркой воняет?

— Бывает, — односложно ответила собеседница, и Колодников понял, что большего он из этой свидетельницы сегодня не выжмет.

— Ну что ж, спасибо за помощь, — поблагодарил он.

— Не за что. — Анна Тимофеевна захлопнула дверь.

— Где-то я ее уже видел, — сказал Колодников Демидову.

— Она, по-моему, в городской администрации работает. По крайней мере, я там ее недавно видел на комиссии по делам несовершеннолетних, — припомнил участковый.

— Вот как?

— Да, только фамилию не помню. Кажется, имеет какое-то отношение к гороно.

— Про такую красивую женщину на своем участке нужно знать все, Виктор.

Вплоть до того, какой у нее темперамент.

— Ага, скажешь тоже! Всех шалашовок в округе я знаю, это точно. А нормальный человек может всю жизнь рядом прожить, а я про него и не слышал ничего.

— Ну, это и хорошо, — согласился Андрей. — Так и должно быть.

В квартире на пятом этаже их не очень приветливо встретил худой, носастый старик в махровом халате.

— Чего надо? — буркнул он, чуть приоткрыв дверь. Выслушав версию Колодникова, ответил одним словом:

— Нет, — и закрыл дверь.

Переглянувшись и пожав плечами, милиционеры побрели вниз. К их удивлению, около крыльца они не увидели ни Антошкина, ни собаки, ни даже двоих сержантов.

Впрочем, не успел Колодников достать сигареты, как все четверо появились в другом конце улицы. Явно довольный кинолог издалека крикнул Андрею:

— Лорд все-таки взял след! Отсюда этот парень ушел на остановку на Рабочей улице.

— И там его следы конечно же теряются? — ехидно спросил Демидов.

— Да, — ничуть не смутившись, ответил Антошкин. — А что вы хотите? Вас бы сунули носом в хлорку, а потом сказали: «Ищи!» Молодец, Лордушка. — И он с нежностью потрепал пса за холку.

Колодников тоже погладил Лорда, большие собаки были его слабостью, но на лице майора была досада. Взглянув на погасшие окна на третьем этаже, Андрей пробормотал.

— Сорвалась рыбка.

А про себя подумал: «Надо пробить данные на эту Анну Тимофеевну. Что-то она чересчур волновалась для столь простых вопросов».

— Ладно, возвращаемся, — скомандовал он и первым двинулся к месту преступления, на ходу прикидывая план дальнейшей работы.

— Надо опросить кондукторов автобусов, которые были в это время на маршруте. В это время их не много ездит. Там у нас какие останавливаются?..

«Первый» и «десятка»…

Из-за штор на третьем этаже за уходящими милиционерами наблюдала женщина в красном, с драконами, халате. Она с облегчением вздохнула, отошла от окна и, буквально упав в кресло, взялась за мобильник и набрала номер.

— Они ушли, — сказала она. — Видишь, ты сомневался, а я опять оказалась права. Да ни в жизнь они никого не найдут, ты бы видел их рожи. Сразу видно, что алкоголики. Надо еще кое-что подправить…Только, пожалуйста, не говори мне «нет»! Хорошо, уже поздно, поздно…

 

Глава 26

Колодников попал домой лишь в пять утра. А на работе был уже в девять и к десяти часам уже многое знал об Анне Тимофеевне Верстаковой. Провинциальный город имеет большое преимущество, все друг друга знают. Короткая пробежка в паспортно-визо-вый отдел, расположенный в соседнем здании, три телефонных звонка, и биография подозреваемой стала известна ему почти досконально. Сорок восемь лет, давно разведена, детей нет, работает в Кривовской администрации председателем комитета по охране семьи, материнства и детства. Но бумаги не скажут того, что могли бы рассказать люди, знавшие Верстакову.

— Так, а фамилия-то знакомая, — пробормотал Андрей и снова взялся за телефон. — Добрый день. А Колодникову можно позвать к телефону? Скажите муж.

Хорошо, подожду… Ань, слушай, Верстакова Анна Тимофеевна, это не та штучка, с которой ты в свое время работала в третьей школе?

— Да, она, а что? — удивилась жена.

— Ты ее хорошо знаешь?

— Ну, а как же, кто ее не знает. Лет пятнадцать как на руководящих постах сидит. Сначала в гороно, теперь в администрации.

— Слушай, ты можешь ее коротко охарактеризовать?

— Сейчас?! Андрей, у меня уже звонок на урок, а это разговор долгий.

— Ну, коротко, в двух словах, — настаивал Колодников.

— Господи! Вот достал-то! Главное, вовремя.

— Ну, напрягись, коротко, ты же умеешь.

— Ну, хорошо-хорошо! Ты Мичурина помнишь?

— Это Витьку, что ли? Который в девяносто пятом семью по Саратовской вырезал? — припомнил майор.

— Да нет, господи! Садовода-селекционера! Так вот он говорил: «Не надо ждать милостей от природы, взять их — наша задача». Анька как раз такая, берет свое любой ценой.

— Ну видишь, все мне разъяснила. Я же говорил, что ты сможешь. Спасибо, милая!

«Вот что значит учитель биологии, даже жизненные примеры берет из учебника», — с улыбкой подумал Колодников, опуская трубку.

— Ну что ж, займемся этим Мичуриным в юбке — пробормотал он.

Но именно в этот момент открылась дверь, и в кабинет вошел невысокий, полный бородач в темных очках. Отличительной особенностью местного журналиста Антона Рябцева бьша улыбка, не покидающая его круглого лица.

— Привет ментам! — сказал он, оглядывая тесный кабинет Андрея.

— А, Антон, привет.

— Ремонт в твоей резиденции так и не делают? Скоро подвал отпетого бомжа будет лучше, чем твой кабинет.

— Что ты хочешь, чтобы я с бомжами местами поменялся?

— Нет, — засмеялся журналист, — это я так, к слову. А на самом деле хочу на взаимовыгодных условиях обменяться с тобой информацией. Правда, что Петровича грохнули?

— Правда-правда, — пробормотал Колодников, роясь в бумагах.

— «По горячим следам задержать убийцу не удалось», — процитировал Антон, осторожно усаживаясь на расшатанный стул. — Точно?

— Все-то ты знаешь! Что тогда спрашиваешь?

— Ну не все, но если тебе будет интересно, то вчера утром Петрович мне позвонил, просил вечерком встретиться.

— Ну? — заинтересовался Андрей. — Дальше. Не томи!

— Мы встретились. Он просил меня написать статью про этот новый рынок. По его словам, приезжие ребята начали его выживать.

Это было уже интересно, и Колодников оторвался от бумаг, закурил и уставился на собеседника.

Новый рынок в Кривове затеял строить некто Мастеров, приехавший в город из областного центра на крутом «лэнд крузере». По слухам, доходившим до Колодникова, Мастеров был из бандитов, уж очень ему были свойственны черты этой братвы: комплекция, золотая цепь на шее, манера говорить, распальцовка. Опять же по слухам, у него было высшее экономическое образование, но, по мнению общавшихся с ним людей, выходило, что диплом тот просто купил, слишком несовместимы были его внешний вид и высшее образование.

— И что Иванов тебе говорил конкретно? — спросил Андрей. — Какие факты привел?

— Ну, ты же знаешь, что этот рынок начали строить, нарушив кое-какие законы. Не выставили проект на тендер, еще кое-какие нарушения. Например, в администрации до сих пор не смогли нам ответить, какая форма собственности будет у этого рынка. То ли он будет частным, то ли муниципальным, то ли смешанной формы. Короче, этот рынок — плата мэра за финансирование его избирательной компании.

— Это я знаю, слышал, — кивнул Колодников.

Нынешний мэр, Романовский, провел очень удачную избирательную компанию, оставив позади многих претендентов из числа самых уважаемых людей, в том числе и представителя традиционно сильных в Кривове коммунистов. Буквально через месяц после выборов в самом центре города, на пустыре, начал возводиться грандиозный торговый комплекс на пятьсот квадратных метров. Стоимость его превышала миллион долларов, и инвестиции шли со стороны, в основном от богатых нефтяных компаний из соседних, более благополучных, чем Кривое, городов.

— С рынком они просчитались знаешь в чем? — продолжал журналист. — Он слишком большой. Со всеми лотками там три тысячи мест, а у нас в городе столько торговцев не найдется. Плюс десять мини-рынков, и, чтобы обеспечить работу нового рынка, надо закрыть все остальные. И два мини-рынка, по Пролетарской и в Соцгороде, принадлежали Петровичу.

— В Соцгороде, это же очень далеко! — удивился Колодников.

— Вот именно. А район большой, народу там знаешь сколько, не протолкнешься. Поэтому им и важно его закрыть, чтобы все пошли к Мастерову.

— И как же они на него наезжали? Забивали стрелку, угрожали?

— Да нет, все делалось по-другому. За последние два месяца на рынках Петровича было восемь проверок самого разного рода: санэпидемстанция, налоговая, комиссия по правам потребителя и снова сэс.

— Но это же еще не убийство? — развел руками Колодников.

Рябцев с досадой махнул рукой:

— Погоди, это еще не все. За неделю до этого они встречались.

— Кто? Иванов и Мастеров?

— Да! И вот тогда Мастеров предложил продать ему оба рынка, но цену предложил смешную.

— Петрович, конечно, отказался? — предположил Андрей.

— Естественно! Тогда этот заезжий петух расправил крылья, начал понтовать, сказал, что у него здесь все схвачено, от мэра до последнего мента, и житья Петровичу все равно не будет, так что он ему дал неделю на раздумье.

— И что тогда?

— Как он точно-то сказал? — Антон нахмурил лоб. — А, «смотри, пожалеешь!».

— Так, значит, говоришь, Иванов для этого тебя вызывал? Чтобы рассказать все?

— Ну да, я же говорю, просил статью написать в областную газету. Авансик скинул, не без этого, — признался Рябцев, — братва-то серьезная, что я, за так буду задницу подставлять. А тут видишь как все повернулось.

— Постой, — Колодников напряженно всматривался в журналиста, — а когда вы с ним виделись?

— Вчера, часов в девять вечера.

— И когда расстались? — Андрей даже подался вперед, это было самое интересное во всей истории.

— Примерно пол-одиннадцатого, — машинально взглянув на часы, припомнил Рябцев. — Я пошел домой, а он извинился, что не может подвезти меня, сказал, что надо куда-то еще заехать. Еще пошутил: «Работяги уже спят давно, а тут вертишься как белка в колесе». Я тогда подколол его: «Поди на свиданку?» А он засмеялся и сказал, как это точно-то… — Рябцев даже почесал затылок, припоминая. — А, вот: «Лет пять назад точно бы так и было, а теперь все свидания только деловые».

— Интересная фраза! Очень интересная! Значит, ты думаешь, что в смерти Иванова виноваты Мастеров и вся эта заезжая братва?

— Ничего я не думаю, — отмахнулся журналист, — я тебе просто сказал, что знаю. А ты уж делай выводы. Но то, что смерть Петровича на руку рыночной братве, это точно.

Рябцев снова посмотрел на часы и заторопился.

— Ну ладно, мне пора. Ты скажи мне, какие у Петровича ранения и есть ли приметы киллера?

Колодников быстро надиктовал все необходимое.

— В областную «сплетницу»? — спросил он.

— Да, любят они жареные факты. Пойду, Сычев обещал еще пару фоток выделить из своего запаса. А ты сиди и размышляй.

«Блин, пришел тут, все карты спутал, — с досадой Думал Андрей, глядя в след Рябцеву. — Как все было просто еще полчаса назад. Есть Анна Тимофеевна Верстакова, излишне перепуганная женщина сорока восьми лет, встречающая незваных гостей ночью в халате, но почему-то с залакированной прической, при полном макияже».

Проводить дальнейшие прикидки Колодникову не дал следующий посетитель, Паша Зудов, самый близкий Андрею человек среди сотрудников уголовного розыска.

Еще утром Колодников запряг его в свою команду и надавал кучу самых разных заданий.

— Рябой от тебя, что ли, шел? — спросил Павел, усаживаясь.

— Да, а что?

— Да встретил его в коридоре.

Зудов недолюбливал журналиста, из-за одной его статьи Пашку едва не выперли со службы.

— Кое-что я раскопал, — своим спокойным, грудным голосом сказал он, расстегивая папку. — В тот вечер машину Иванова видели около дома номер семь по Пролетарской.

— Точно?

— Ну, «Нива» с такой гирляндой прожекторов у нас в городе одна. Показали это трое: Синицкая из восьмой квартиры, Осташко, квартира пять, и Мастеров, квартира девять…

— Постой, какой Мастеров? — не понял Андрей.

— Известный — Анатолий Андреевич.

Колодников откинулся на спинку стула и коротко выругался.

— Паш, я действительно уже охренел, — признался он, — видно, жара действует, совсем мышей не ловлю. Полчаса говорил с Рябцевым, и даже не екнуло.

— А что должно было екнуть? — не понял Павел.

— Что-что, я ведь его видел! — И Андрей потряс списком жильцов дома. Он коротко рассказал Зудову о том, что поведал ему журналист, и Паша присвистнул.

— Выходит, я поперся к самому главному подозреваемому? Спугнул рыбку.

— Может, и так. А может, и наоборот, даже лучше. Ну-ка, припомни, как он себя вел? Сильно завибрировал?

Паша прищурился и начал припоминать:

— Ну, во-первых, он только проснулся, это в девять утра. С хорошего бодуна. Сначала мне показалось, что, услышав про убийство, он испугался, потом ничего, прошло. Сказал, что про Иванова ничего не знает, и мне показалось, что так и есть на самом деле.

— Точно? — удивился Андрей. — С чего ты взял?

— Если это не так, то он очень хороший актер. Но по нему не скажешь, чтобы он интересовался театром. Глаза вытаращил как рак на суше.

— И когда видели там машину Иванова?

— Примерно часов в одиннадцать.

— Так, значит, все сходится. Кто-то в этом подъезде вечером встречался с Петровичем. Именно он позвонил убийце, когда тот вышел из подъезда. Затем Иванов едет в свой ресторан, там метров двести, не больше, оставляет машину и уже на служебной едет домой. На все про все минут десять-пятнадцать, не больше.

И Генка, сын Демидова, тоже говорил про пятнадцать минут.

— А Петрович что же, гаражом не пользовался? — поинтересовался Зудов. — Это после того случая?

— Да, после того как его там чуть не нахлобучили, он его вообще продал.

Либо этот Мастеров, директор нового рынка, либо Верстакова, — продолжил свои Рассуждения Андрей.

— Да что ты уперся в эту бабу? — удивился Зудов.

— Интуиция, Паша, интуиция! Погоди-ка!

Колодников замер.

— Ты сказал «баба» и «намыливается»? — переспросил он.

— Ну да, и что такого? Захотелось и того и другого?

Майор безнадежно махнул рукой.

— Да нет. Намыливаться мы будем по команде руководства, а на баб нам времени не хватает. А самое главное то, что меня точно нужно увольнять. Совсем мышей не ловлю.

Колодников поднялся и быстро запихнул в папку бумаги.

— Поехали! — скомандовал он.

— Куда это?

— Искать ту бабу, что мыла вчера в подъезде полы. По времени она как раз точно должна была видеть этого нашего киллера.

 

Глава 27

Юрий Астафьев занимался несколько необычным для оперативника делом: дегустировал грибы. В стеклянных банках, выстроенных в ряд, были аппетитные, сочные белые, блестящие маслята, разлапистые грузди, упругие волнушки, черные свинухи.

— А вот это шампиньоны, — сказал хозяин дома Анатолий Григорьевич Козлов, пододвигая гостю очередную банку. Грибной фанат, про таких в народе говорят — чудик.

— А что, разве их маринуют? — удивился Юрий. Грибы он любил, и очень, так что, посещая Козлова, он совмещал приятное с полезным, с удовольствием поглощая лесные деликатесы. Хозяин этому был несказанно рад. Правда, кроме грибов, на столе из закуски ничего не было, хотя и стояла початая бутылка портвейна.

Объяснялось это просто — жена грибника была в отъезде, а готовить Анатолию Григорьевичу было лень.

— А как же! Только про это почему-то мало кто знает. Про грибы у нас вообще мало знают. Собирают несколько видов, а про остальные и ведать не ведают. Вот зонтики, например. Их у нас никто не берет, ходят и пинают ногами.

А это съедобный и очень вкусный гриб. А одна дура вообще написала в нашей «сплетнице», что волнушки ядовитые. Якобы в каком-то там журнале была про это статья написана. Это южнее они, бывает, набирают яду, но и то, если растут рядом с дорогой. Ведь и мухоморы можно есть, нужно только знать, как их готовить.

Козлов имел полное право на подобные убеждения, вряд ли в городе был человек более искушенный в «тихой охоте», чем Анатолий Григорьевич. Грибы были его самой большой страстью. Летом с утра он садился на велосипед и уезжал навестить одному ему известное грибное место. За окраинами города, в лугах, их было более пятидесяти. По молодости, лет двадцать назад, он как-то поставил на велосипед счетчик, и оказалось, что за сезон он нагонял полторы тысячи километров. Жена ничего не имела против его хобби. Козлов, как это часто бывает, сам грибов почти не ел, ему был интересен сам процесс поиска. Зато на вырученные с его «страсти» деньги неплохо жили не только сами супруги, но и их дочь и трое внуков.

— Скажите, Анатолий Григорьевич, а вот в лесопосадке около силикатного завода, на повороте, там грибы бывают? — с трудом оторвавшись от фантастически вкусных опят, сцросил Юрий.

Козлов отрицательно мотнул головой:

— Нет. Никогда не было.

— Понятно, — озадачился Астафьев. Этот вердикт знатока разрушал стройную гипотезу оперативника. А хозяин дома продолжал:

— В этой лесопосадке нет, но если проехать дальше, через поле, в километре примерно, там есть одна замечательная рощица, в ней я в эту пору пару раз хорошо набирал свинухов. Большие такие, и гроздьями. С квадратного метра не меньше полведра. Да и сыроежек там полно.

— Вы одни знаете это место? — заинтересовался Юрий.

— Да нет, не утаишь ведь, — махнул рукой Козлов. — Все не знают, а вот старые грибники, вроде меня, те да. К тому же на машине там не проедешь, это надо или пешком идти, или на велосипеде.

— А почему не проедешь? — удивился Астафьев.

— Овраги там. Мостов нет, так что только конным по-пешему, — и он руками изобразил, будто ведет велосипед.

— А на Россоши тоже грибное место? — продолжал расспрашивать Юрий, прожевав очередной гриб, плотный, по вкусу похожий на свинушку.

— Конечно, одно из самых лучших! Там белый гриб, подберезовик.

— А сейчас они там есть?

— Да, самая пора. А рядом с лугами дубы и березняк. Для грибов самая благодать. Нигде может быть и не быть, а там есть, обязательно. Почва такая.

Астафьев немного подумал, за это время Козлов налил себе стакан портвейна и не спеша со смаком выпил, сморщился, тряхнул седой головой.

— Ах, хорошо! «Семьдесят второй» — вечная память почившего в бозе социализма. Может, все-таки налью, а? — предложил он Астафьеву.

— Нет-нет, я на службе, — в который уже раз отказался лейтенант, цепляя на вилку разлапистый груздь. — Скажите, а вот как вам, например, трудно доехать до Россоши на велосипеде? Тяжело?

— Ну, сейчас я туда не езжу, года два как там машины дорогу хорошую наездили, пока доедешь на велосипеде, там уже все выбрано. Не имеет смысла.

Грибы поутру надо собирать. А раньше так бы поехал, почему нет. Ездил и дальше.

На Леньковку, например.

— А по дороге где-нибудь еще набрали бы грибов?

— Да, конечно! Там вокруг дороги как раз самые грибные места. На заливных лугах колхозники пасут коров, а где навоз, там и шампиньоны. Так что пару килограммов луговых шампиньонов я бы обязательно набрал. У них, в отличие от лесных, низ шляпки белый. Красивые!

— А кто у нас в городе еще так основательно увлекается грибами?

— В смысле? — не понял Козлов.

— Ну, вот так же, как вы, с велосипедом и каждый день?

Козлов снова задумался.

— Да есть люди, немного, человек десять. Сейчас трудно стало, машин слишком много развелось, и все в луга прут. А эти балбесы еще что делают, приезжают и ставят машину как раз на грибницу. Несколько моих самых любимым мест так сгубили. А насчет грибников…

Закончить он не успел. В прихожей щелкнул замок, и в тихую квартиру ворвался звонкий гомон детских голосов.

— Деда, деда!

— О, внуки приехали, — засмеялся Козлов и, поднявшись, шагнул вперед.

Через секунду его едва не сбили с ног два абсолютно одинаковых пацана лет десяти. А за ними в двери небольшой кухни заглядывали жена и дочь грибника.

— Ну, дед, как ты тут без нас? Опять портвейн глушишь? — спросила пожилая, грузная женщина. Астафьев после этой фразы почувствовал себя сообщником преступления и начал прощаться. Через головы родственников к нему обратился хозяин дома:

— Юра, я сегодня вечером напишу списочек, а завтра заходи. Меня не будет, так супруга отдаст. Хорошо?

— Спасибо, Анатолий Григорьевич. Всего хорошего, — сказал Астафьев и бочком начал пробираться узким «хрущевским» коридором.

 

Глава 28

К удивлению Колодникова, оказалось, что не так-то легко найти неизвестную золушку, уборщицу элитного дома по Пролетарской. Никто из опрошенных жильцов подъезда точно не знал, где она живет. Все отсылали майора к какой-то Ольге Онуфриевне, но ее, как назло, не было дома. Потеряв надежду, Андрей подошел к столику с традиционной четверкой доминошников.

— Где-то она рядом живет, — ответил на его вопрос тот самый носатый старик с пятого этажа, днем превратившийся из мрачного отшельника в самого обычного, добродушного «забойщика» козла.

— Почему вы думаете, что рядом? — заинтересовался Колодников.

— Да она все время в домашних тапочках шлепала, — пояснил старик, вертя в руках «баян», доминушку с дублем шесть-шесть.

— Машка-то? — переспросил его явно глуховатый напарник. — Где-то на Рабочей она живет. Я ее все время на маленьком рынке встречаю.

Он закурил, прищурился.

— Кто-то мне говорил, что она еще в какой-то школе работает. Не то в четвертой, не то во второй.

— Кем? — спросил Андрей.

— Кем она может работать, не директором же? Техничкой, кем еще.

— Да, она такая, — засмеялся старик с пятого этажа и крутанул пальцем у виска. — Здоровая как лошадь, а ума маловато.

В это время к столу подошел еще один пенсионер, добродушно хлопнул носатого по спине.

— Ну что, наигрался, Демидыч, вылазь.

— О, слушай, Андреевич, — обрадовался тот. — Вовремя ты подошел. Это ты ведь говорил, что Машка еще и в школе полы моет?

— Какая Машка? — не сразу понял тот.

— Ну, как «какая»! Та, что в нашем подъезде уборщица! Здоровая эта. Она как мыть начинает, так мимо нее хрен пройдешь. Задом своим всю лестницу перегораживает.

— А, эта! — понял Андреевич. — Она и не только в нашем подъезде, но и во всем доме моет. Да, точно, она в четвертой школе работает. Я внука туда вожу, она там все время ошивается. Один раз мне чуть было ноги не отшибла своей шваброй, лошадина!

— Это точно? — спросил Колодников.

Старик даже обиделся:

— Я на склероз пока не жалуюсь.

— А на него больные и не жалуются, — поддел его все тот же Демидыч. — У меня вон сосед в прошлом году в санатории был, так тот раза по три обедать ходил. Поест, выйдет, и тут снова вспомнит, что обедать пора. Садится за первый попавшийся стол и рубает все подряд. А раз он заходит в кабинет главврача, открывает холодильник, кладет в него кепку, оборачивается и спрашивает: «А куда вы это мою кровать дели?»

Все засмеялись, а вошедший в раж рассказчик продолжил:

— Вызвали его жену, а она ему по возрасту как раз во внучки годится. Врачи ей и говорят: «Забирай своего кадра, он у нас полсанатория оставляет без обеда». А та в ответ: «Фигушки! Я вам заплатила, вот вы мучайтесь, дайте мне от него отдохнуть».

Байки старички были травить мастера, но надо было продолжать поиски Машки-поломойки, и, со вздохом покинув уютный столик в тени тополя, Колодников отправился к родному «уазику».

В четвертой школе было по-летнему пусто, прохладно, пахло краской и побелкой. Но не успел Коледников сделать и двух шагов по коридору, как из окна гардероба высунулась худющая старушенция и сурово спросила:

— Чего надо?

— Мне вообще-то надо бы увидеть вашу уборщицу, Машу.

— Это которую Машу — косую или Белову?

Андрей здраво рассудил, что раз старики не поведали ему о такой явной примете Машки, как косоглазие, то, стало быть, речь шла о второй.

— Наверное, Белову. Она такая здоровая, еще моет подъезды в доме семь, по Пролетарской.

— А-а, тогда точно она.

Суровость старушки сошла и, наоборот, прорезалась обычная для подобного возраста болтливость.

— Она, кроме этого, ничего больше не умеет, поэтому и хапает себе подработки выше крыши. Она еще и у себя в доме в трех подъездах полы моет. Чуть не круглые сутки трет и трет. Другой бы сдох давно, а ей хоть бы что, лошадь, а не баба! Да и было бы кому деньги зарабатывать, а то ведь одна живет.

Схлестнется с каким-нибудь алкашом на месячишко, тот пропьет все, что в доме есть, Машка выгонит его и снова одна живет…

— Так я могу ее увидеть? — нахмурился теряющий терпение Колодников.

— Нет, не можете. Не вышла она сегодня почему-то на работу. Хотя делов полно, ремонт все же…

— А где она живет? — уже заволновался Андрей.

— А этого я не знаю, сходите вон к завучу, — старушка кивнула куда-то вверх, — на второй этаж, сразу налево. Она должна сказать.

Пожилая завуч Марья Ивановна действительно знала, где живет Мария Белова, и, не заглядывая в бумаги, сразу выдала нужный майору адрес.

— Рабочая десять, квартира пять.

— А она часто не выходит на работу?

Завуч, не задумываясь, ответила:

— Первый раз на моей памяти. А я работаю в этой школе уже пятнадцать лет.

Что-то у нас Мария начала пользоваться большим успехом.

— В каком смысле? — не понял Андрей.

— Вы уже второй, кто интересуется ее адресом за сегодняшнее утро. Только первый раз звонили по телефону, а вы вот пришли сами.

После этих слов в душе Колодникова снова ворохнулось дурное предчувствие.

— А кто звонил, мужчина или женщина? — поинтересовался он.

— Мужчина.

— Давно?

— С час назад.

Торопливо поблагодарив Марью Ивановну, Андрей бегом рванул вниз по лестнице.

От школы до Рабочей напрямую было метров двести, дорогой в объезд гораздо дальше, и Колодников только махнул рукой шоферу в нужном направлении, а сам заспешил дворами своей семенящей походкой.

Дверь квартиры номер пять выделялась из всех остальных своей первозданностью: она не обзавелась деревянной филенкой, не прикрылась строгим железом. Темно-коричневая краска давно облезла, так же как и на жестяном ромбе номерка цифра «пять» скорее угадывалась, чем читалась. Андрей задержался, прислушался. За дверью было тихо, и он легонько, костяшками пальцев толкнул дверь. Свирепо проскрежетав, она наполовину открылась, подтвердив мрачные предчувствия майора. Колодников, не перешагивая порога, заглянул внутрь и болезненно сморщился. Ему хорошо была видна небольшая прихожая и часть комнаты.

Первое, что увидел Колодников, — ноги, толстые, с большими ступнями и темными узлами варикозных вен. Затаив дыхание Андрей ступил в прихожую, подошел к телу и, не нагибаясь, осмотрел его. Удовлетворенно кивнув, он уже повернулся, чтобы выйти из квартиры, но почему-то оглянулся и, присвистнув, шагнул в небольшой коридорчик, ведущий на кухню. Было темновато, застекленная дверь на кухню была закрыта, но и в этом полумраке было видно, что подпирало дверь тело мужчины, застывшее в слишком неестественной для живого человека позе.

— М-да, весело тут, — пробормотал Колодников и потянулся за рацией.

Когда приехала опергруппа, он уже примерно представлял себе картину произошедшего.

— Было это так, — говорил он вполголоса. — Убийца звонит, Машка открывает дверь. Тот вытаскивает пистолет, она пятится назад, он, наоборот, шагает вперед и практически в упор стреляет ей в лоб, оборачивается и обнаруживает, что в квартире Машка не одна. Витька Кривой, позавчера вернувшийся из мест заключения, находится в кухне и все видит, выскакивает, бьет киллера по морде.

Тот отлетает, сбивает эту вешалку, — Андрей показал рукой на повисшее на одном гвозде старомодное деревянное сооружение. — Завязывается борьба, в результате которой Витька Кривличенко, кличка Кривой, получает пять пуль в живот и один контрольный в голову.

Андрея внимательно слушали трое: эксперт Сычев, следователь прокуратуры Шалимов и местный участковый Демидов. Именно он первым начал дискуссию.

— Все может быть, но выстрелов никто не слышал, хотя соседи были дома, и наверху, и внизу. Возню какую-то слышали, шум слышали, а выстрелов нет.

— Может, глушитель? — предположил Шалимов.

— Может быть, — согласился Сычев. — Одно знаю точно одно — пистолет ТТ.

Патроны от него, родимого.

— Так же, как и с Петровичем?

— Да, но тот пистолет у нас, — возразил Сергей.

— Ты скажи лучше, когда это было? — спросил эксперта Андрей.

— Около половины одиннадцатого, тела практически не успели остыть.

— За полчаса до моего прихода, — подвел итог Андрей.

— Похоже, что ты своими расспросами напугал кого-то в доме на Пролетарской, — предположил Шалимов. — Спугнул большую рыбку.

— Да, скорее всего, так, — Колодников с досадой почесал лоб. — Если дурак — это надолго. Практически навсегда.

Подошел Паша Зудов, обходивший квартиры. По своему обыкновению, он не торопился делиться информацией, но по блеску глаз Андрей понял, что тот что-то накопал.

— Ну, Паша, что там, колись? — подбодрил его Колодников.

— Кое-что интересное есть. На первом этаже, как раз под этой квартирой, живет инвалид, сапожник, без ног. Он, как и многие, в это время смотрел мексиканский сериал, по ходу дела прошивал туфли и поглядывал в окно.

— Как это он умудрился-то? — скептически заметил Шалимов.

— Очень просто. У него все на кухне: телевизор, плита под боком, стол с инструментами. Чтобы еще и на улицу поглядывать, он сам соорудил коляску с подъемником…

— А, так это Коля-сапожник! — понял Колодников. — Он в моей школе учился, года на три меня старше. А ноги ему поездом отрезало, по пьянке. Как же, знаю.

— Да, он это. У него киоск по ремонту обуви на Запорожской. Мастер на все руки. Он еще на синем «запорожце» ездит.

— Ну да, — подтвердил Зудов. — Так вот, даже при работающем телевизоре он слышал сверху звуки борьбы, потом какие-то хлопки, но он отвлекся на сериал, а когда хлопнула дверь подъезда, посмотрел в окно и увидел женщину. Она очень торопилась, но он успел заметить, что это была блондинка, с хорошей фигурой, в синем платье.

— Верстакова! Она! — с азартом вскричал Колодников. — Попалась, рыбка!

— Ну, так сразу и Верстакова! — хмыкнул Шалимов. — Сколько у нас в городе блондинок в синих платьях?

— Между прочим, я ее сегодня с утра видел, когда обходил квартиры по Пролетарской, — сказал Зудов. — И она действительно была в синем платье.

— Мало ли у нас женщин ходит по городу в синих платьях, — продолжал упорствовать следователь. — Лица-то ваш инвалид не видел.

— Серега не п…! — Колодников перешел на мат. — Что ты нам мозги компостируешь?! Она это, она! Я задницей чувствую! У нее все мотивы грохнуть эту несчастную посудомойку.

— Поломойку, — поправил Андрея Демидов.

— Ну да, поломойку. И только женщина догадается залить подъезд хлоркой, чтобы сбить со следа собаку. Надо выписывать ордер на арест и брать ее.

— Мы не знаем мотива, по которому она могла убить Петровича, — напомнил Шалимов.

— Прижмем ее, она сама нам все скажет. Главное, не тянуть, взять тепленькой!

Но Шалимов продолжал невозмутимо выдвигать все новые аргументы против версии Колодникова:

— Этот инвалид видел ее со спины, значит, точно опознать не сможет. А оформить все, как полагается по УПК, мы не сможем. Ты же знаешь, что показания инвалида в суде не аргумент. Адвокат просто сунет нас носом в это.

— Твою мать-то! — сорвался Колодников. — Сергей, от твоих слов кактусы сдохнут! Вот такие, как ты, соорудили Сахару!

— Да ты хоть что хочешь мне говори, но, пока я не буду уверен на сто процентов, я за санкцией не пойду — У меня пока еще ни одно дело на доследование не передавали. Скажешь, нет?

Против этого Андрей возразить не мог.

— Это правда. В своем деле ты мастак, ничего не скажешь. Но надо же ее прижать сейчас, по горячим следам! Пока эта не остыла еще, — и Колодников махнул рукой в сторону трупа.

— Прижать можно, даже нужно. Но без санкции. Любой прокурор с такими уликами тебя пошлет от винта.

Все вынуждены были согласиться с Шалимовым.

— Кстати, чего это Виктюка нет? Ни его, ни Петухова, — удивился Андрей. — Тот тоже любит на трупы выезжать, извращенец.

— А ты не знаешь, что ли? — удивился в свою очередь и Шалимов. — И Петя, и прокурор в больнице.

— Что это с ними? Паленой водки оппоролись? — хмыкнул Демидов.

— Почти. У Петухова обострение холецистита, а мой умудрился ногу сломать на собственной лестнице.

— Слава богу! Хоть никто над душой стоять не будет! — обрадовался Андрей.

— Как, а Зубко? Он теперь и.о. прокурора, — напомнил Шалимов.

— Ладно, Геннадьевич человек, — с уважением протянул Колодников. — Сам бывший опер, десять лет на «земле» пахал, этот зря соваться не станет. Слушай, может, он даст нам ордер на ее арест?

Шалимов отрицательно замотал головой:

— Зубко еще хлеще Виктюка, он все твои прорехи быстро сфотографирует.

— Да, это точно, — вздохнул Колодников и выкинул в открытую форточку уже пятый за час бычок. — Так что будем делать с этой дамочкой? Может, все же допросим?

— И что я ей предъявлю? Инвалида? — хмыкнул следователь. — Нужно проводить опознание по полной форме. Ты же знаешь эти процедуры, а нарушать УПК не стоит.

Ты сильно не гони, если это она, то все равно где-нибудь да проколется. Ты же знаешь женскую психологию.

— Вообще-то правда, — пробормотал Андрей, вытаскивая очередную сигарету и вслух продолжая размышлять:

— Если она только что грохнула этих двоих, то у нее еще мандраж не прошел. Надо ее крутить. Паш, — он обернулся к другу, — у тебя диктофон при себе?

— Да, а что?

Павел единственный в угро обладал такой техникой, купил за свой счет.

— Давай сюда. Киреев пусть останется, займется с Сергеем Александровичем описью, это им на полдня. А ты и Виктор, — Андрей обернулся к участковому, — пошукай тут по окрестностям. Не может она по городу таскаться с этим ТТ, наверняка скинула где-то рядом.

Доехать до Пролетарской было делом трех минут. Еще столько же Колодников жал на кнопку звонка, пока из соседней квартиры не выглянула женщина пенсионного возраста, та самая, неуловимая прежде Ольга Онуфриевна.

— Вы к Анне Тимофеевне? Так ее нет, она на работе.

— Да? — удивился Колодников. Он даже представить себе не мог, что после того, что произошло утром в квартире Машки Беловой, Верстакова еще и на работу пойдет. — Хорошо, спасибо большое.

Найти кабинет Анны Тимофеевны в здании администрации оказалось делом несложным.

— Верстакова где тут у вас сидит? — спросил Колодников на вахте у молоденького, но важного милиционера в звании младшего сержанта.

— Второй этаж, восьмой кабинет.

Андрей направился было к лестнице, но сержант его окликнул:

— Э-э, гражданин, вы не борзейте! Позвоните сначала, если вас примут, тогда и пройдете!

— Что ты сказал? — и удивился, и разозлился Андрей. Обычно все милиционеры знали его в лицо. — Ты сколько в органах, орел?

— Уже год.

— И все время здесь стоишь?

— Да, — важно ответил сержант.

— Можешь прощаться с этим местом, сегодня же скажу Милехину, чтобы перевел тебя куда-нибудь подальше, ночным волком в пешую команду.

Сержант опешил, и, пока он прикидывал, кто этот человек и почему он так себя ведет, Колодников птицей взлетел на второй этаж.

В восьмом кабинете сидели двое: спиной к двери молоденькая черноволосая девушка, напротив — Верстакова. На ее лице был тот же самый безупречный макияж.

Увидев вошедшего сыщика, Анна Тимофеевна заметно изменилась в лице, и столь явный ужас промелькнул в ее красивых глазах, что Колодников уже не сомневался в правоте своих предположений. К тому же на ней действительно было красивое темно-синее платье. Несмотря на уверенность, Андрей все же решил соблюдать приличия до конца.

— Добрый день, Анна Тимофеевна! — вежливо поздоровался он и затем обратился уже к ее молодой напарнице:

— Будьте добры, оставьте нас вдвоем.

Хорошенькая мордочка девушки выразила недоумение, и она с немым вопросом в глазах посмотрела на свою начальницу. За этот год, что Инночка работала в администрации, она уже все поняла в негласном табеле о рангах городских чиновников, но этот посетитель никуда не вписывался. И одет слишком просто, и лицо странного гостя мало походило на лощеные будки визитеров. Но Анна Тимофеевна дрогнувшим голосом сказала совсем не то, что ожидала услышать ее молодая коллега:

— Идите, Инночка, можете сразу на обед.

— Но до обеда еще десять минут… — начала было девушка, но, взглянув на застывшее лицо своей начальницы, замолкла. Удивленно подняв красиво прорисованные бровки, Инночка вышла из кабинета.

«Да, стерва еще та растет, — подумал Андрей, глядя ей вслед. — Через пару лет к ней на драной козе не подъедешь».

Неторопливо опустившись на освободившееся место, Колодников, так же не спеша, достал из кармана диктофон, включил его и, поставив на стол, задал первый вопрос.

— Скажите, Анна Тимофеевна, вы были сегодня, примерно около одиннадцати, в квартире номер пять дома десять по Рабочей улице?

Верстакова молчала и как завороженная смотрела на крутящееся колесико кассеты. Колодникову пришлось повторить вопрос. Тогда его собеседница попыталась что-то ответить, даже открыла рот, но голос сорвался. Андрей выключил диктофон и заговорил как можно спокойней:

— Анна Тимофеевна, получилось так, что инвалид с первого этажа видел, как вы входили и выходили из подъезда. На процедуре опознания он. вас узнает, вы слишком эффектная женщина, тем более в таком красивом ярком платье.

— Я была там, но я не убивала, — она заговорила как-то неожиданно быстро, и Колодников не успел записать эту фразу. Нажав на пуск, он жестом предложил собеседнице повторить ее. Та все сказала слово в слово, и Андрей с удивлением заметил, что Анна Тимофеевна как-то успокоилась, в глазах уже не бы-Ло прежней паники, да и голос почти не дрожал.

— Тогда как все это было? Расскажите, — настаивал майор.

— Когда я зашла, она была уже мертва.

— Кто?

Голос майора теперь звучал жестко и напористо, сейчас он никак не напоминал добродушного увальня с забавной походкой.

— Ну эта, Машка.

— А как вы попали в квартиру? — Колодников решил раскручивать сразу.

— Дверь была приоткрыта, я постучала и вошла.

— Что дальше?

— Я шагнула вперед. — В глазах Верстаковой мелькнуло какое-то замешательство, и Андрей про себя закончил ее мысль: «С пистолетом в руке». А Анна Тимофеевна продолжала:

— …и увидела, что она лежит на полу, мертвая.

— И как вы это определили?

— Она лежала на полу, в комнате, — повторила Верстакова. — Я подошла поближе и увидела дырку в ее лбу.

— Продолжайте.

— Мне стало страшно, я развернулась и побежала вниз.

— Вы не стали вызывать милицию?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, у меня был какой-то шок. Все тут перехватило, — она двумя руками показала на горло. — Инночка может подтвердить. Я пришла, она мне про работу твердит, а я не понимаю ничего. Только сейчас начинаю приходить в себя.

«Это видно, — подумал Андрей, — говоришь, как пишешь». А вслух спросил:

— Это настолько вас потрясло?

— Да. — Анна Тимофеевна открыла ящик стола, достала сигареты, закурила, с жадностью сделала первую затяжку. — Не каждый день, знаете ли, видишь мертвецов, да еще убитых…

— . А что вы там вообще-то делали? — наконец задал главный вопрос Колодников. — Зачем вы пришли в квартиру Беловой?

— Ее фамилия Белова? — удивилась она, а в глазах даже мелькнул смешок. — Забавно!

— Почему забавно?

— У меня тоже девичья фамилия Белова.

— Не родня?

— Нет! — это прозвучало слишком резко, словно Анну Тимофеевну оскорбило предположение о родстве с малограмотной поломойкой. — Таких у нас в родне нет.

— Да, бывают совпадения, — согласился Колодников и продолжил:

— Так зачем, с какой целью вы пришли утром в квартиру Марии Беловой?

— Я принесла ей деньги за уборку подъезда, — она кивнула куда-то в сторону. — Вот они, до сих пор в сумочке лежат.

— А почему именно сегодня? К тому же еще вчера вы мне говорили, что не знаете, где она живет, — настаивал Колодников.

Анна Тимофеевна снова глубоко затянулась, чуть сморщилась от едкого дыма.

— Это я узнала только сегодня утром. У меня вчера от этой хлорки разболелась голова, я подошла к Ольге Онуфриевне, это старшая по подъезду, моя соседка напротив. Она всегда собирает деньги за уборку, пожаловалась ей. Она и попросила меня по дороге на работу занести Машке эти самые деньги и лично высказать ей все претензии. От нее я и узнаг ла этот проклятый адрес.

«Похоже, она не врет, и выглядит логично, — решил Колодников. — На сто процентов уверен, что эта самая Ольга Онуфриевна все подтвердит. Только одна неувязочка, дорогая моя Анна Тимофеевна, здание администрации от дома Беловой в противоположной стороне. Поди, скажет, что решила прогуляться. Погода хорошая, то-се!»

— Но вам же совсем не по пути? — высказал он свои сомнения вслух.

— А я решила перед работой прогуляться. Погода хорошая, и время было.

Глядя на довольное лицо собеседницы, Колодников понял, что именно этот вопрос она и рассчитывала услышать и ответ был готов заранее.

«Хорошо, ты решила, что все просчитала точно и владеешь ситуацией. А как ты отнесешься к этому?»

— Скажите, а в котором часу вы пришли к Беловой? Постарайтесь ответить с точностью до минут.

— Ну, — она заколебалась, — примерно в пол-одиннадцатого.

— По заключению экспертов и показаниям свидетелей именно в это время в квартире произошло убийство. Вы кого-нибудь видели в квартире или по-близости?

Верстакова замерла, глаза ее расширились.

— Да, я ведь видела его!

— Кого его? — сразу не понял Андрей. — Убийцу!

— Почему вы решили, что именно убийцу? — пришло время удивляться Колодникову. Такого поворота он никак не ожидал.

— А он вышел из подъезда прямо передо мной. Кроме того, когда я вошла в квартиру, там еше стоял дым такой, от пороха.

— А вы хорошо знаете, как пахнет порох? — заин тересовался Андрей. — Увлекались стрельбой, охотой?

В глазах женщины промелькнуло смятение.

— Да нет… отец у меня в свое время увлекался охотой, с детства помню.

— Ну хорошо, — согласился Колодников. — А почему убийцу не видел инвалид?

— А он не пошел по дорожке, а сразу свернул и прошел под окнами к торцу дома.

— Можете его описать?

— Попробую.

Глядя на напряженное лицо Верстаковой, Андрей понял, что она действительно старается припомнить все до малейших деталей.

"Да, если это все на самом деле так, как она-говорит, то это ей на руку.

Пока игра в ее пользу", — подумал он.

— Ну, такой молодой парень, — почти нараспев начала она, — как модно сейчас, коротко стриженный, здоровенький такой крепыш. Рост выше среднего, серые брюки, синяя рубашка с погончиками, с карманами. Да! — Она даже чуть привстала и торопливо сунула в пепельницу давно прогоревшую сигарету. — Губа у него была разбита!

— Это точно?

— Да! Разбита, и очень сильно. Он ее еще на ходу платком вытирал. Нет, не вытирал, а так, — Верстакова показала жестом, — промакивал.

— Что еще, какие-нибудь детали, мелочи? — настаивал Колодников. — Особенности?

Она неуверенно покачала головой.

— Какие-нибудь другие впечатления, — продолжал Андрей. — Кто он по характеру лица, одежды? Национальность? Алкаш, бомж? Вы же женщина, Должны отмечать такие вещи.

— Ну-у… русский, это точно, за это ручаюсь. Что еще? Одет прилично. И рубаха, и брюки хорошего качества, все отглажено, отутюжено, побрит хорощо. Не бомж, конечно! По-моему, хорошо физически развит, плечи такие мощные… Да! Он был очень злой!

— Это точно? С чего вы взяли? — напирал Колодников.

— От него прямо несло этой злостью, как жаром от печки, — Верстакова руками показала нечто отталкивающее. — Я даже в сторону от него шарахнулась.

— В руках у него что-нибудь было?

Она задумалась.

— Не помню… Кажется, что-то было, но что, сказать точно не могу.

Анна Тимофеевна замолчала, и по ее потухшим глазам Андрей понял, что сеанс прикладной магии кончился. Выдержав паузу, Колодников с сожалением сказал:

— Анна Тимофеевна, пожалуйста, изложите все, что вы сейчас вспомнили, на бумаге, занесете потом в третье отделение милиции, вы там рядом живете. И если припомните что-то еще, звоните в любой момент дня и ночи, очень вас прошу. Вот мои координаты.

Он записал на листочке номера своих телефонов.

В этот момент ожила рация.

— Колодников Андрей!

Майор сразу узнал голос Зудова и торопливо щелкнул переключателем.

— Что, Паша?

— Тут один прохожий у пацанов отобрал пистолет, принес к нам в отделение.

ТТ, между прочим.

— Хорошо, сейчас еду.

 

Глава 29

Когда Колодников зашел в кабинет Зудова, то кроме хозяина увидел еще двоих — худощавого, высокого, изрядно потрепанного старика и белобрысого мальчишку, лет восьми, в шортах и белой майке с надписью РИО. Пацан сидел на стуле и усиленно хлюпал носом, а раскрасневшийся старик возбужденно ходил по крошечному кабинету, грозя разнести на своем пути хлипкую канцелярскую мебель.

— Вот до чего распустили народ эти продажные демократы! Уже дети с оружием в руках носятся по улицам. Да вас бы за это при Сталине расстреляли в двадцать четыре часа! Всех, до одного!

«Господи, да это же Кукин!» — понял Андрей, и ему стало как-то даже нехорошо. Василий Фомич Кукин прославился тем, что создал в городе собственную партию Сталина. Человек тридцать ярых последователей «отца народов» отличались сплоченностью и организованностью. Они единой колонной появлялись на центральной площади города в пролетарские праздники и столь же дружно, с пением «Интернационала», хоронили своих сподвижников. Последние мероприятия у них случались чаще, чем праздники, ибо средний возраст сталинистов зашкаливал за семьдесят пять. При этом партия неизменно восстанавливала свою численность, что оставалось самой большой загадкой.

— Так что все-таки случилось, гражданин Кукин? — спросил Колодников, пристраиваясь на стул рядом с Пашкой.

— Гражданином я тебе буду на скамье подсудимых, когда эти ваши продажные демократы найдут статью, по которой меня упекут в тюрягу, а пока извольте называть меня товарищ! — взорвался партийный вожак.

— Извольте, товарищ Кукин, как прикажете! — Развел руками Андрей. Ему даже пришлось подыграть Кукину:

— Так в чем дело, товарищ Кукин? Как Все это было, расскажите нам. Поверьте, что ребенок с оружием для нас также событие чрезвычайное и очень тревожное.

Кукин пристально, как удав на кролика, уставился на Колодникова, но лицо Андрея было настолько невозмутимо, что придраться было не к чему. Тогда Ва-силий Фомич нервным движением протер очки мятым носовым платком и наконец заговорил по делу:

— Я иду по центральному парку к Дому культуры, у нас там сегодня мероприятие, люди гуляют, мороженое продают. И вдруг я вижу большую группу мальчишек у скамейки. Это вам сейчас все по фигу, даже милиции, а мне нет! Я не поленился и подошел. Заглядываю сверху, и что я вижу в руках одного из них? — Он артистично взмахнул руками. — В руках его пистолет! И он пытается передернуть затвор! А предохранитель уже снят! Представляете, что было бы, если ему это удалось? Осталось бы только нажать на спуск, и все! Кто бы ответил за детскую смерть? Вы? А может быть, ваш паршивый президент?

— А как вы узнали, что это настоящий пистолет, а не игрушечный? — попробовал сменить тему Андрей. — Сейчас делают такие похожие игрушки.

Кукин саркастически ухмыльнулся:

— Молодой человек, я с ТТ еще в Корее воевал, уж его я отличу от любой подделки!

— Хорошо, — согласился Колодников, — убедили. Что было дальше?

— Я, естественно, оружие отобрал. Мальчишки разбежались, и я успел поймать только этого.

Теперь все дружно уставились на «виновника торжества».

— Ну, ковбой, как тебя зовут? — обратился к пацану Андрей.

— Вадик, — всхлипнув носом, еле слышно отозвался тот.

— А фамилия как твоя, Вадик?

— Зуйков.

— Где живешь?

— По Рабочей.

— Рядом с парком, понятно. А учишься где?

— В четвертой школе.

— Родители где работают?

— У меня только мамка, — опять всхлипнул парень.

— Строгая?

— Да.

— Лупит?

Пацан только кивнул и низко опустил голову.

— Ну что ж, Вадик Зуйков из четвертой школы. Расскажи мне, где взял такую красивую игрушку? — спросил Колодников, стараясь говорить не строго, но уверенно.

— Это не я, это Ванька Хворов его нашел!

— Где нашел?

— В кустах, в парке.

— Ты это сам видел?

— Да.

— Хорошо. Место это помнишь? Показать сможешь?

— Да.

— Ну отлично. Тогда не плачь, сейчас поедем, и ты покажешь, где что было.

И никто про это не узнает, даже твоя строгая мамка.

Колодников посмотрел на стол Зудова и спросил:

— А где пистолет-то?

— Сычев над ним колдует.

— А, это хорошо…

В ту же секунду открылась дверь, и вошел эксперт-криминалист Сычев.

— На ловца и зверь бежит, — сказал Колодников, Рассматривая прозрачный пакет в его руке, — только что тебя вспоминали. Что-нибудь нашел?

— Голяк. Отпечатков нет, и это не тот пистолет, из которого убили Белову.

— Почему ты так думаешь? — озадачился Андрей.

— Нагара нет. Из него, похоже, вообще не стреляли. Свеженький, еще маслом пахнет, — пояснил Николай.

Сычев положил на стол оружие, и все с недоумением уставились на пистолет.

А эксперт продолжал:

— Единственное, чем могу тебя порадовать, это тем, что оба они из одной серии.

— Кто это, оба? — не понял Андрей.

— Ну, вчерашний ствол, из которого грохнули Петровича, и этот. Выпущены в Чехии, номера идут друг за другом. Вот смотри, — и он протянул Андрею листочек с цифрами.

— Действительно, странно, — пробормотал Колодников. — А вообще это уже очень интересно! Паша, ты все оформил?

— Сейчас, вот ознакомлю с протоколом свидетеля, подписи сниму, и все.

— Тогда мы с этим ковбоем, — Колодников хлопнул по плечу переставшего лить слезы Вадика, — съездим на то место, где он нашел оружие, и ты туда подъезжай.

— Может, вы и меня подвезете? — засуетился Кукин. — Мне надо еще на митинг успеть, он вот-вот начнется.

— Какой еще митинг? — удивился Зудов. — Вроде лето, никаких пролетарских праздников нет.

— Митинг протеста против антинародного закона о пенсиях. Мы заранее все оформили, разрешение у нас есть, все законно.

— Нет у нас места в машине, все занято, — заявил Андрей и, подхватив пацана под руку, заспешил к своему неизменному «бобику».

* * *

На центральной площади, перед ДК имени Ленина, около памятника ему же, действительно уже переминалась с ноги на ногу толпа пенсионеров количеством около сотни. Все бьшо готово к изъявлению воли трудового народа, флаги и транспаранты наперевес, но по озабоченным лицам стариков Колодников понял, что все удивлены отсутствием Кукина. Тот, как истинный вожак, обычно приходил на все мероприятия первым.

"И не лень им тут париться на солнцепеке? Будто эта ваша говорильня может что-то изменить. «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков… тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек…» — Колодникову вспомнились строчки из песни Высоцкого. Он еле сдержался, чтобы не рассмеяться вслух.

Обогнув толпу, они подъехали к небольшому скверу с двумя десятками старых тополей и подстриженных кустов вдоль асфальтовых дорожек.

— Ну, веди нас, Чингачгук! — сказал Андрей, высаживая мальчишку.

Вадик уже освоился в обществе милиционеров, так что, оказавшись на месте утренних игр, он уверенно повел их в конец небольшого парка. Раздвинув кусты, Вадик торжественно показал на небольшой пятачок между невысоким забором и порослью акации.

— Вот, тут он его нашел! Видите, пакет до сих пор валяется.

— Постой, какой пакет, вот этот? — Колодников нагнулся, стараясь рассмотреть большой пластиковый пакет черного цвета с золоченой надписью «Кельвин Кляйн».

— Да. Мы в войнушку играли с пацанами, я за дерево спрятался, а Ванька сюда полез. Потом вылезает уже с пистолетом. Во везет, да?

На курносом лице Вадика появилась такая завистливая гримаса, что Колодников невольно расхохотался. Осторожно, двумя пальцами он достал пакет, внимательно осмотрел его, заглянул внутрь, даже понюхал и положил назад. Вызвав по рации Зудова, он попросил приехать в парк Сычева и начал осматриваться по сторонам, бормоча что-то себе под нос.

— Если она шла оттуда, то это как раз прямая дорога к мэрии…

— Что? — спросил не отрывавшийся от Колодникова ни на шаг молоденький шофер. Для парня, только что устроившегося в милицию, пока все еще было ново, а потому — интересно.

— Да это я так, тихо сам с собою, — отговорился Андрей.

Ожила рация, и он услышал свою фамилию.

— Да, Колодников слушает!

— Андрей, это Бармин, — доложил дежурный по ГОВД. — Звонили из линейного отделения милиции, они задержали двух бомжей со стволом. Пистолет ТТ с глушителем, как по заказу.

— С глушителем?! — удивленно переспросил Колодников.

— Да, именно с глушителем, ты не ослышался. Подъезжай туда, посмотри.

— Хорошо, только Сычева дождусь.

Сычева минут через десять привез на своей «копейке» Зудов. Павлу пришлось захватить и упрямого сталиниста, с ходу начавшего раздавать указания своим сторонникам, изрядно вспотевшим на солнцепеке. Так что разговор милиционеры вели уже на фоне усиленных мегафоном гневных речей ветеранов.

Коротко обрисовав Николаю ситуацию с пакетом, Колодников оставил их выполнять формальности, а сам на «уазике» помчался на вокзал.

В линейном отделении милиции его ждали. Толстый, добродушного вида капитан не торопясь пил горячий чай, обливаясь потом, вытирал его махровым полотенцем.

Капитан Михаил Мурашкин был давним приятелем Колодникова.

— Привет, — Андрей коротко поздоровался и уставился на стол, где лежал такой же, уже знакомый ему, черный пакет. — Этот?

— Чай будешь? — вопросом на вопрос ответил Мурашкин и, не дожидаясь ответа, налил в небольшую чашку крепко заверенный чай. Колодников не стал кочевряжиться, уселся и отхлебнул ароматнейший напиток.

— Умеешь ты, Михаил, чай заваривать, — с уважением сказал он. — Поделись рецептом.

— Рецептом? Рецепт у меня один. В нашей кривовской воде ничего толкового заварить нельзя. Фигня одна получается. Жесткая она… Я за водой специально к одному ключу езжу, в трех километрах от города. Вода там — мягчайшая. Руки мыть невозможно, мыло не смывается. А для чая в самый раз.

Потом Мурашкин как-то неожиданно перешел к делу:

— А в пакете действительно пистолет. Как догадался?

— Да видел я уже сегодня один такой же пакетик. «Кельвин Кляйн», — прочитав золоченую надпись, Колодников озадаченно почесал затылок. — Просто какая-то фирма этими стволами торгует! Даже пакеты одинаковые. Ну, выкладывай, как все было.

— Задержали мы их случайно. — Михаил рассказывал неторопливо, таким флегматиком он был и по жизни. — Мои орлы патрулировали платформу, видят — стоят эти двое ханыг и ведут себя как-то беспокойно. Как увидели милицию, шугаться стали, едва бежать не кинулись, хорошо в это время поезд дорогу перекрыл. Ну, мои ребята подошли, проверили документы, у одного есть, у другого нет. А потом за пазухой одного нашли и это. Ствол стреляный, запах пороха, нагар. Естественно, подняли все ориентировки, вызвали ГОВД.

— Протокол допроса покажи, — попросил Колодников.

Мурашкин достал из папки и протянул листок, исписанный убористым почерком.

Андрей прочитал и кивнул:

— Ну, так я и знал. Эх, горе ты наше российское! Где они у тебя?

— Сейчас приведут. — Михаил обернулся назад и крикнул:

— Арам, тащи сюда эту парочку.

Секунд через тридцать усатый сержант кавказской наружности ввел двух лохматых типчиков, одного взгляда на которых Колодникову хватило, чтобы вычислить все происходившее с ними не только в этот день, но и за всю предыдущую жизнь. Древняя одежда непонятного цвета сохранила все роскошные запахи «престижной гостиницы» в очередном подвале. Один из бомжей был повыше ростом, второй чуть пониже, на этом все отличия заканчивались. Сколько им лет, не мог бы определить никто, на вид можно было дать и пятьдесят, и больше, и меньше. Денатурат, основной напиток этих господ, разрушал организм с жестокой неизбежностью.

— Ну что, заберешь их к себе? — спросил с ухмылкой Мурашкин. Его можно было понять. Задержание все равно уже идет в отчет, а возиться ему с бомжами совсем неохота. — Все равно к вам в ИВС везти придется.

— Ладно, черт с тобой, заберу. — Колодников сморщился, заранее представляя себе, как будут ругаться охранники из ИВС, получив такой «смачный» подарок. — Но за это покажи мне этот ТТ. Отпечатки есть?

Андрей знал, что, в отличие от бомжей, оружие ему вряд ли так скоро отдадут.

— Ну, а ты что, никогда ТТ не видел? — ухмыльнулся капитан. — То, что из него стреляли, я и так тебе могу полную гарантию дать.

— Ладно, не хочешь показывать ствол, тогда этих кадров я тебе оставляю, — в свою очередь усмехнулся Колодников. — Идет?

— Ну черт с тобой, смотри, вымогатель. А нужных тебе отпечатков, сам понимаешь, не было. Эти орелики все стерли своими ручонками.

Мурашкин раскрыл пакет и осторожно за глушитель вытащил пистолет.

— Переверни, — попросил Андрей. Мурашкин положил ТТ на стол, и Колодников внимательно рассмотрел номер и марку.

— Чешский, а номер… — он достал бумажку Сычева и удовлетворенно кивнул.

— Та же партия, прямо по порядку. Кто же это у нас в городе оружием приторговывает, а, Мурашкин?

— У нас? В Кривове? — удивился капитан.

— Ну да, где же еще.

— Это вряд ли. В Железногорске, там это запросто, там этого добра как грязи. А у нас нет. Тол еще можно достать, с завода часто вывозят, я это точно знаю. А оружие нет…

На столе у капитана зазвонил телефон, и тот, взяв трубку, тут же передал ее Колодникову.

— На, это тебя.

— Меня? Кому это я понадобился? — удивился Андрей.

— Сам узнаешь.

К удивлению Андрея, это опять оказался дежурный по городу, капитан Бармин.

— Андрей? У тебя чего рация не отвечает? — спросил он.

— Не знаю. Только что работала. Может, батарея села. Я уже забыл, когда ее последний раз заряжал.

— Тогда слушай. Пришла жена Сареседзинова…

— Это какого из двух? — прервал его Андрей.

— Рафика. Подала заявление о его исчезновении.

— И давно он пропал?

— Не ночевал дома.

— Но это еще не повод хипиш поднимать, что она, с ума сошла!

— Она плачет, говорит, что такого с ним никогда прежде не было. Она тут нас бомбит с восьми утра. Прокуратуру задолбала и по всем нашим начальникам прошла. Петухова нет, так она и Жукова достала, и Митина. Вот он и попросил тебя этим делом заняться. Ты все-таки у нас сейчас и. о., не забывай.

— Да забудешь тут, как же! Хорошо, сейчас подъеду.

* * *

Два брата-близнеца Сареседзиновых были едва ли не самыми заметными в городе предпринимателями. Свою торговую империю они начали строить с первыми ростками кооперативного движения. Сегодня почти половина всех магазинов города принадлежала братьям. Кроме того, именно Рафик владел двумя самыми бойкими мини-рынками в городе, это Колодников знал точно. А это уже интересно! Положив трубку, Андрей сделал вид, что собирается уходить.

— Ну ладно, тут у меня одно срочное дело нарисовалось, так что я побежал…

— Андрюха, убью! — взревел, вскакивая, Мурашкин. — Забирай своих кадров!

— Почему моих? Ты, Михаил, их задержал, я на них и не претендую. Как там, в мультике-то. «Это твоя добыча…» — пародируя голос Шерхана из мультфильма про Маугли, сказал Колодников, потом засмеялся:

— Ладно, так и быть, заберу.

Слово есть слово. Пошли, красавцы! — обернулся он к романтикам подвалов и помоек.

Около «уазика» он сцепил их одними наручниками и затолкал на заднее сиденье.

— Поехали обратно, на Рабочую, — сказал он водителю позевывая. Грандиозный недосып давал о себе знать. По дороге им встретилась машина Паши Зудова. Не останавливаясь, Андрей махнул рукой, предлагая следовать за собой. При въезде на Рабочую он велел шоферу остановиться.

— Тормозни-ка. — Потом обернулся к своим «попутчикам»:

— Ну, и в каких баках вы нашли этот пистолет?

— Вон за тем домом, вон там, левей, — в два голоса услужливым, подхалимским тоном зачастили «близнецы».

— Давай туда, — приказал Андрей шоферу. Четыре стандартных мусорных бака размещались в каких-то пятидесяти метрах от дома Беловой.

— Здесь, что ли? — спросил.

— Да, — подтвердил более высокий бродяга. — Вот в этом баке тот пакет и лежал…

— Сверху прямо, — подтвердил второй.

— Он был такой новенький, необмятый еще.

— А вы случаем не видели, кто его бросил? — настаивал Андрей. — Для вас же это лучше.

— Нет! — также в два голоса подтвердили бомжи, этот, что повыше, с чувством добавил:

— Разве мы не сказали бы? Мы ведь с понятием, дело серьезное, наверняка мокрушное.

— А куда вы тогда этот ствол тащили, если дело мокрушное?

— Цыганам продать, куда ж еще-то? — с Удивлением ответил бомж.

Колодников и сам удивился простому решению этой задачи. Кому еще в городе алкаши и наркоманы могут отнести ворованную вещь, только цыганам. Самый большой их анклав как раз и размещался за железной дорогой, в районе, получившим в последние годы название «цыганский поселок».

— А что же вы на платформе тогда делали?

— Да хотели сократить путь, пройти через вокзал. А тут как раз товарняк начали составлять. Я Лешке говорил: «Пошли, б…, через мост», а он ни в какую.

— Да ноги у меня болят лезть туда наверх!..

— Ноги у него болят, жопа у тебя не болит?! Из-за тебя нас и повязали…

— Да пошел ты на …!.

— Ну-ка хватит мне еще тут базар устраивать! — рявкнул Колодников. — Успеете еще в камере пособачиться. Лучше скажите, когда точно вы нашли пистолет? Вас задержали в двенадцать сорок пять, за сколько минут до этого вы его нашли?

Бродяги переглянулись.

— Да хрен его знает, у нас часов нет, — неуверенно пожал плечами один.

— День прошел, и слава богу, — подхватил второй.

— Ну хоть примерно? Вы сразу пошли к цыганам? — настаивал Андрей.

— Да.

— Чего «да»!.. — низкорослый с матом обрушился на своего более рослого друга. — Ты еще там ковырялся минут пять, пока тот батон не нашел.

— Так жрать хотелось! А батон тот я почти сразу нашел, вон в том баке, — и он указал на одну из емкостей. — Он только подсох немного, а так вполне нормальный. Мы его весь, почитай, по дороге и съели.

Колодников машинально глянул на содержимое бака, потом представил, как эти двое едят извлеченный оттуда батон, и его едва не вывернуло. Отвернувшись в сторону, чтобы подавить этот позыв, Андрей увидел спешащего к ним Демидова.

— О, вот кто нам нужен! — обрадовался Колодников.

— Что, опять что-то случилось? — упавшим голосом спросил тот.

— Да вот эти два переростка-Гавроша нашли в баке пистолет, из которого, похоже, убили Машку и Кривого. Теперь смотри, — Колодников ткнул пальцем в дом Беловой. — По показаниям Верстаковой, киллер прошел под окнами дома и свернул за угол, потом подошел к бакам, бросил пакет, и куда он мог пойти дальше?

— К машине, — предположил Зудов.

— И где она могла стоять?

Милиционеры оглянулись.

— С той стороны она подъехать не могла, там все перекопано, — сказал Демидов, показывая налево. — С другой стороны труб понатыкали, тоже не проедешь.

— Значит, она могла стоять только здесь? — предположил Колодников, показывая на свой «уазик».

— Да, верно.

— Тогда все логично. От пистолета хотел избавиться сразу, поэтому, не раздумывая, швырнул его в первый попавшийся на пути бак. Виктор, догадываешься, что от тебя требуется?

— Выяснить, что за машина здесь стояла примерно в пол-одиннадцатого, — со вздохом предположил участковый.

— Именно. Молодец! А что вздыхаешь так тяжко?

— Да нам директиву очередную из мэрии спустили, провести пробную перепись населения.

— Вот как! Это кто ж такой умный?

— Мэр, кто еще может до такого додуматься! На учетчиков у них денег нет, а мы, дескать, все равно по квартирам ходим.

— Вить, скажи спасибо, что вас заставили только переписывать население, а не заняться его увеличением, — и Паша произвел руками характерный жест. Все рассмеялись, а Демидов вздохнул:

— Да я бы уж лучше этим занялся, чем такой фигней.

— Размечтался, и рыбку съесть, и удовольствие получить на рабочем месте. — Колодников хохотнул, потом уже серьезно добавил:

— Так ты понял, что делать?

— Конечно.

— Паш, — Андрей обратился к Зудову, — а ты возьми этих гавриков и прогони их отсюда пешим маршем до вокзала, проверим хронометраж. Потом доставишь их в отделение, снимешь показания и — в ИВС.

Зудов поморщился:

— Потом у меня в машине неделю дышать нечем будет.

— Ну, что ж поделаешь! — развел руками Андрей. — Можешь на крыше их везти, можешь своим ходом гнать, но сделай все, что я сказал.

— Ладно. Вот так всегда, как на машине приедешь, какая-нибудь фигня да случится. Автомобиль жалко, — тихо бунтовал Зудов.

— Давайте, мужики, работать! — поторопил коллег Колодников. — Я в горотдел.

Колодников уехал. Паша своим ходом погнал сцепленных одними наручниками бомжей к вокзалу, а сам потихоньку ехал рядом на машине. Участковый же вздохнул, снял с головы фуражку, вытер пот и вошел в подъезд ближайшего к помойке дома.

 

Глава 30

До встречи с бомжами Колодников чувствовал жуткий голод, но живописный пейзаж «хлебных полей» и романтиков помойки напрочь перебил аппетит, поэтому вместо дома он поехал в управление. Только он успел зайти в здание, как его тормознули.

— Андрей, тут вон по твою душу, — дежурный по городу показал глазами за спину Колодникова и шепотом добавил:

— Жена Сареседзинова.

Колодников обернулся и увидел невысокую черноволосую женщину лето сорока, в строгом черном костюме.

— Вы начальник уголовного розыска? — спросила она, подходя поближе.

— Я не начальник, а исполняющий обязанности начальника.

— Какая разница? Я была у вашего этого Митина, он направил меня к вам.

— Ну хорошо, пойдемте, — вздохнул Андрей.

В кабинете он первым делом поставил рацию на подзарядку, потом позвонил одному из своих оперативников, Колесникову.

— Коля, привет. Слушай, вы вчера с Михаилом проводили осмотр сквера, рядом с домом Иванова?

— Ну да. Сам же нас туда отправил.

— Вы там пакет не находили? Черный такой, и надпись золотом «Кельвин Кляйн».

— Слушай, по-моему, был такой.

— Вы его к делу не приобщили?

— Там Сычев командовал, так что я точно не помню.

— Найди Сычева, и если он его вчера не взял, тo съезди и забери пакет.

Хорошо?

— Ясно. Если он еще там.

После этого Андрей включил чайник и только потом сел и поднял глаза на терпеливо ожидавшую женщину.

— Ну что ж, теперь займемся вами. Когда вы видели вашего мужа последний раз?

* * *

В пять часов вечера к Колодникову заглянул Астафьев. Майора он застал в некоторой прострации. Глядя на пустой лист бумаги, он курил сигарету и отхлебывал из кружки крепкий чай.

— А, Юра. Ну что, как у тебя дела? — спросил он.

— Плохо. И грибников, и рыбаков у нас как собак нерезаных, — ответил Астафьев, усаживаясь на стул. — Сейчас был на радио, через час передадут приметы той женщины с Россоши.

— А что, о ее пропаже так никто и не заявил? — удивился Андрей.

— Нет. Глухо, как в танке.

— Странно. — Андрей встал, открыл форточку, но, вернувшись к столу, снова полез за сигаретой. — Не знаю, что и делать.

— Что такое?

— У меня все в разгоне. Колесников и Пушков пашут по убийству Иванова, Зудов ведет Машку с Кривым, ты по этому маньяку. А тут еще одно дело свалилось на голову. Сареседзинов пропал, Рафик, и очень похоже, что его грохнули.

Юрий присвистнул.

— Ого, за что это его?

— Ну, богатеньких всегда есть за что. Я одного не понимаю, как эти дела связаны.

— Ты думаешь?

— Конечно, смотри, — Колодников начал рисовать на листке квадраты и кружочки. — Убивают Иванова, след ведет к Верстаковой. Но в ее же подъезде живет и Мастеров. Исчезает Сареседзинов… По идее смерть рыночников выгодна именно ему. Теперь непонятно, при чем здесь Верстакова?

— А может, ты зря ее приплетаешь? Что она тебе далась?

— Ну нет, интуиция мне говорит, что совсем не зря. Почему она оказалась у Машки сразу после убийства? Не верю я в ее сказки.

— Значит, они заодно, — сделал вывод Астафьев.

— Кто? Мастеров и Верстакова?

— Ну да, так… Разве непонятно?

— Нет, ты что, не понимаешь? — Андрей засмеялся, а подумав немного, замолчал. — В общем, я окончательно запутался! Еще и Сареседзинов на мою голову свалился! Где его искать? Устал я страшно, сейчас брошу все и поеду домой, как завалюсь до утра…

И тут же зазвонил телефон.

— Да, Колодников. Где?! Хорошо, еду. Положив трубку, он со вздохом поднялся.

— Отдохнули, мать ее за ногу. В Лугах нашли сожженную иномарку. Похоже, это машина Рафика Сареседзинова. Поехали, Юр, поможешь там.

Через полчаса «уазик» остановился в десяти километрах от города, в Лугах, в рощице между двумя протоками. Там уже стояли две машины, патрульная и ДПС.

Лейтенант-гаишник откозырял первым.

— Здравия желаю, товарищ майор.

— Привет, — буркнул Колодников, — Что за машина?

— «Опель-астра», номер У156РП.

— Что внутри?

— Ничего.

Колодников подошел к черному остову машины, заглянул внутрь, принюхался.

— А давно уже сгорела, — сказал он, словно рассуждая вслух.

— Скорее всего, еще вчера, — подтвердил гаищ-ник.

— И все равно пахнет чем-то…

Андрей покрутил в воздухе пальцами, обошел машину со всех сторон.

— Багажник открывали?

— Нет. Надо бы экспертов подождать, отпечатки там и все такое…

Но Колодников, не обращая внимания на его слова, открыл дверцу, долго ковырялся среди обгорелого железа, а потом с довольным видом показал всем, и особенно автоинспектору, связку ключей.

— Открыть багажник еще можно, а отпечатков пальцев после огня не остается, запомни, двоечник.

Замок багажника сработал сразу, только петли скрипнули. Заглянув в него, Юрий, стоявший рядом с Колодниковым, почувствовал дурноту и отшатнулся.

— Ну вот и Рафик нашелся, — спокойным голосом сказал Колодников, но, отойдя в сторону, торопливо и жадно закурил. Искоса посмотрев на все-таки прогулявшегося за кусты Астафьева, спросил:

— Ты что, горелого первый раз видишь?

— Да. Всяких повидал уже, а вот такого… — выдавил вытирающий слезы Юрий.

— Хотя к этому никогда не привыкнешь, — согласился Колодников.

Уже затемно возвращаясь в город, Андрей удрученно размышлял:

— Кого бы нам еще привлечь к работе? По пистолетам надо бы поработать, с этого края зайти. Вот невезуха-то! Все как нарочно.

Его можно было понять. После «весеннего гона» за грибным маньяком уволились и ушли в частную охрану сразу четыре опытных работника угро, двое сейчас трубили в Чечне, еще двое в отпуске. Как они нужны были сейчас Колодникову! Остальные занимались своими, не менее срочными делами.

— Вызывай отпускников, — предложил Юрий. — Хватит им сачковать.

— Ага, как же! Нашел дураков! Они разбежались, Как зайцы. Я ведь опрашивал перед отпуском, ни один в Кривове не собирался оставаться. Прозвонил я сегодня их на всякий случай, облом полный.

— Самое время для отпуска, — вздохнул Астафьев. Несмотря на поздний вечер, жара не спадала, а еще и добавила духоты, и мотаться в машине было утомительно.

— Гроза будет, — заметил Андрей.

— Это плохо, — констатировал Юрий.

— Почему? — удивился Колодников. — Хоть остудит немного.

— Грибы пойдут, а с ними и трупы.

— Как говорила моя бабушка, типун тебе на язык во всю задницу! — с чувством высказался майор.

На въезде в город Астафьеву пришла в голову хорошая идея:

— Слушай, а что, если нам привлечь к делу нашего пенсионера?

— Кого это?

— Как «кого»? Мазурова! Он дома сидит, от безделья мается. Пусть этого «грибника» и ищет.

— А это идея! Я тут видел его Ирину Ивановну, говорит, что мужик чахнет прямо на глазах. Она уж не рада, что он на пенсию вышел, хотя в свое время сама ему плешь на этом проела. Зайди к нему завтра.

— Зачем завтра, давай сегодня. Подбрось меня на Запорожскую, хорошо?

— Идет. Да я и сам зайду к Михалычу на минутку. — И он хлопнул водителя по плечу:

— Серега, сверни-ка на Запорожскую!

 

Глава 31

Когда в окно постучали, Иван Михайлович Мазуров не удивился и не встревожился, хотя окна его квартиры находились на высоте метров двух от земли.

Соскочив с дивана, он отдернул занавеску и увидел двух человек, один из них был вооружен длинной палкой, которой он и стучал в окно.

— О, мужики! — обрадовался Мазуров. — Наконец-то хоть кто-то меня вспомнил!

Действительно, за те полгода, что он ушел на пенсию, старого опера и бывшего лучшего оперативника области коллеги посещали нечасто. Выскочив из квартиры, он спустился вниз и открыл железную дверь.

— К тебе, блин, так просто не прорвешься! — сказал Колодников, пожимая руку старого друга. — Я тебя, случайно, не напугал?

— Да нет, не тем пугать надо! — засмеялся тот. — Проходите, моя как раз на работе, так что вы как раз вовремя.

Под «вовремя» на столе оказалась бутылочка водки, тарелка с нарезанной колбасой и салатик из даров собственного огорода.

— Давайте за встречу, давно вы у меня не были, — предложил тост хозяин дома. — Я уж думал, забыли старика.

После того как прошла первая рюмка, Колодников спросил:

— Ну и как оно, на пенсии-то? Мазуров сморщился сильнее, чем от водки, и махнул рукой. Андрей обратил внимание, что черные, роскошные усы Михалыча давно надо было постричь, а в густой черной шевелюре бесстрашного опера он с удивлением увидел седые волосы. Мазуров прослужил в угро в два раза дольше, чем Колодников, а значит, и трупов и горя видел гораздо больше, но Андрей был наполовину седым, а Михалыча все это как-то не брало, хотя в равнодушии к чужому горю его никто не мог упрекнуть. И тут вдруг, уже на пенсии, на отдыхе можно сказать, седина.

— Михалыч, да ты, никак, седеешь? Ты чего это? — спросил он.

— Поседеешь тут. — Мазуров закурил, и это тоже было плохой приметой.

Когда, с год назад, его прихватила язва, он курить бросил, а сейчас вот начал опять. — Сижу целыми днями дома один как сыч, скукота.

— Как?! — ахнул Юрий. — А я думал это плоды твоего труда? — И он показал рукой на салат.

— Да нет, этим Ирина Ивановна занимается. А у меня с сердцем, день нормально, день плохо. Ничего не пойму. Стенокардия, говорят, мать ее за ногу.

И язва весной пошаливала.

— Сколько пенсии-то отвалили? — поинтересовался Юрий.

— Да бог его знает, не получал еще.

— Как так, полгода уже прошло?! — удивился Колодников.

— Вот так, это обычная история с нашим братом. И Зотов передо мной увольнялся, с ним так же было. Чуть не год без копья сидел.

— Чем же ты занимаешься целыми днями? — спросил Колодников, уплетая колбасу.

— Да вон, на диване лежу, телевизор смотрю да книжки читаю, — Михалыч мотнул головой в сторону стенки, уставленной детективной литературой.

— Значит, со здоровьем у тебя не очень? — спросил Колодников.

— Да, — уныло согласился Мазуров, разливая по рюмкам водку, — совсем хреново. Не дай бог вам такого.

— Ну вот, а мы хотели тебя призвать на помощь, — сказал Андрей, переглядываясь с Астафьевым.

— На какую еще помощь? — насторожился Мазуров, замерев с бутылкой.

— Да ты наливай, наливай! Не задерживай. Мазуров налил, поставил бутылку.

— Ну, давай, Михалыч, за твое здоровье, за твою заслуженную пенсию! — провозгласил тост Колодников.

Они выпили, и Мазуров пошел в атаку:

— Так что вы там мне хотели предложить? Ну-ка, колитесь.

— Да ладно, чего там. — Колодников явно играл. Его раскрасневшееся от выпитого лицо выражало полную невозмутимость. — Отдыхай, Михалыч. Сам ведь говоришь — сердце, возраст…

— Андрей, я тебе сейчас п..ей отвешу, ей-богу! Говорите, что там у вас?

Поздние гости переглянулись.

— Ирина меня потом убьет, — предположил Колодников.

— Она тебя потом убьет, а я сейчас. Говори, что ли!

Мазуров даже замахнулся на майора своим увесистым кулачищем.

— Дерется, — уважительно заметил Андрей, оборачиваясь к Юрию. — Может, есть еще порох в пороховнице?

Михалыч засмеялся. Выпивка на пустой желудок, а он сегодня только завтракал, его неумолимо развозила. Он удивлялся, как Андрей может с таким чудовищным недосыпом не только пить водку, но при этом и рассуждать логично. Да и выглядел майор как свеженький, с грядки, огурчик.

— Давай-давай, запрягай его, не хрен в стойле стоять, пусть плуг таскает, — посоветовал Юрий, поднимаясь со стула. Он незаметно вышел, а два бывалых опера приступили к обсуждения своих проблем.

— Слыхал, что твоего тезку, Иванова, убили? — спросил Колодников.

— Туда ему и дорога, — махнул вилкой Мазуров, по пролетарски не любивший богачей. — Не томи. Ну?

— Баранки гну! Теперь слушай дальше…

Изложение всех событий и версий заняло не менее часа времени. Несмотря на выпитое — литр водки, — оба не выглядели пьяными.

— И что тебе надо от меня? — спросил Мазуров уже в конце разговора.

— У тебя ведь старая агентура осталась? — предположил Андрей.

— Да бог его знает. Раньше была, сам знаешь какая! Теперь давно уже никого не видел.

— Надо бы пройтись по ней, узнать, кто у нас в городе приторговывает оружием. Хоть Мурашкин и считает, что стволы привозят со стороны, но три номера подряд, да в одинаковых пакетах — это что-то не то. Прямо-таки фирма какая-то.

— Верно мыслишь, — согласился Мазуров. — Кто у нас может этим заниматься?

Цыгане?

— Нет, — Колодников отрицательно замотал головой и взял с тарелки последний кусочек колбасы.

— Правильно, они с оружием не связываются, У них проблем с наркотой хватает. Скорее всего, это наши черножопые друзья с рынка.

— Азербайджанцы? Армяне?

— Ну да, все эти с Кавказа. Они-то в основном везде на оружие сидят.

— Тогда дело дохлое, к себе они близко не подпустят.

— Ну да, скажешь мне еще! — ухмыльнулся Мазуров. — Сбыт им делать как-то надо? Продали же нашим браткам, продадут и еще. Значит, можно их и достать.

— Ну, так как, Михалыч, — хлопнув старого друга по плечу, спросил Андрей, — займешься этим?

— Конечно. Можешь не сомневаться. Все, что смогу, сделаю.

— Хорошо. Тогда Юрку я оставлю на «грибнике», а ты займись стволами.

— А почему «грибник», а не «охотник»? — поинтересовался Мазуров.

— Юрка так решил. Говорит, что у него есть такое предчувствие.

— Даже так! Ну, раз у него уже и интуиция заработала, значит, толк из него будет. А я в свое время в нем сомневался.

— Зря сомневался. Он уже хороший опер. Не знаю, за что ты не жаловал.

Кстати, а где он?

Астафьева они нашли в большой комнате, мирно посапывающим на диване.

— Юр! — тронул его за плечо Колодников, но Мазуров его остановил:

— Не трогай ты его, пусть поспит. Он не женился?

— Нет. Бегает за каждой юбкой, ни одной не пропускает.

— Тем более пусть спит, дома все равно некому волноваться. Хоть выспится парень.

На том и порешили. Колодников, все-таки опьяневший, уехал к себе, а Мазуров подошел к зеркалу и ножницами аккуратно подровнял усы. Несмотря на поздний час, полвторого ночи, подполковник напевал себе под нос что-то бравурное, утреннее. Старому боевому коню не терпелось впрячься в потертую сбрую под названием «уголовный розыск».

 

Глава 32

Утром Колодников поднялся с больной головой и абсолютно невыспавшийся.

Глянув на его хмурое лицо, жена спросила:

— Что, опять вчера паленой водки на халяву нахлестался?

— При чем тут это-то? Просто не выспался, — буркнул Андрей, усаживаясь за стол.

— Конечно, до полтретьего где-то тебя черти носят, потом приползаешь на бровях, а утром он не выспался.

— Ладно, хватит, а! Ну, заехали к Михалычу, выпили немного, подумаешь.

День просто бешеный был.

Анна замолкла, и некоторое время они ели молча. В самом конце утренней трапезы, за чашкой кофе, она спросила:

— А что это ты Верстаковой интересовался?

— Да проходит по одному делу свидетелем. Странный такой свидетель, впору ее саму арестовывать.

— А по какому делу?

— Об убийстве Петровича, Иванова.

— Петровича? — удивилась Анна. — Не может быть! Она же с ним лет пять назад такой роман крутила. Весь город про это гудел!

Колодников от неожиданности поперхнулся кофе. С недоумением посмотрел на жену.

— Ты ничего не путаешь? Ты-то откуда знаешь? — Ну ты что, у нас в городе разве что-нибудь скроешь? Нинка, жена Петровича, едва ей тогда все волосенки не вырвала. Это сейчас ей наплевать, муженек-то в последние годы своих зазноб чуть не каждый месяц менял, а тогда, по первой, она знаешь как бушевала.

— А потом? — все больше заинтересовывался майор.

— Что потом?

— Ну, потом они что? Разбежались? Почему? — настаивал Андрей.

— Да бог его знает. Иванов ведь любит молоденьких, а Анька начала стареть.

Да, может, она и не из-за любви тогда с ним схлестнулась. Не сильно он большой красавец был, Иванов этот. Деньги, правда, немереные имел, а она своего не упустит.

— А какие у них сейчас могли быть общие дела? Анна взглянула на часы:

— Мне уже пора, а то на урок опоздаю. Ты идешь?

— Да, только по дороге ты мне все расскажешь.

На традиционную оперативку Колодников опоздал.

— Так, ну что, все в сборе? — с ходу начал он. — Демидов, что у тебя?

— На том месте около баков видели иномарку серого цвета, типа джип. Точнее никто сказать не может, — он развел руками. — Пенсионеры в этом не сильно разбираются.

— Хорошо. Паша, что у тебя?

— До вокзала они плелись двадцать пять минут, ну плюс минут пять еще ждали, когда пройдет товарняк.

— Значит, к баку они подошли минут через пять после убийства?

— Выходит, так.

Колодников обернулся к хмурому Астафьеву:

— А ты чего такой мрачный?

— А чего веселиться, я же говорил, что дождь будет. Теперь грибы пойдут, а там — только жди…

— Сколько можно говорить, не каркай, Юра. Тоже мне, Нострадамус!

Зазвонил телефон, и трубку снял Зудов.

— Что? Очень хорошо, сейчас мы подъедем. Он положил трубку.

— В управление пришли родные той женщины, с Россоши.

— Слава богу! — одновременно вырвалось и у Астафьева, и у Колодникова.

Через час Юрий снимал первые показания родственников Ольги Николаевны Супиной.

— Скажите, она часто ездил за грибами?

— Часто, — всхлипывая, сказала женщина лет пятидесяти, сестра убитой.

— Она говорила, что это самый ее любимый отдых, — подтвердил ее муж.

— На Россоши она тоже бывала?

— Да, мы туда и втроем ездили, на нашей машине, когда, конечно, время свободное совпадало, все ведь работаем…

— Скажите, без вас она ездила одна?

Супруги явно не поняли вопроса.

— В каком смысле? — поинтересовался деверь.

— Ну, у нее не было в последнее время попутчиков? Я имею в виду мужчин?

— Нет! — хором ответили родственники, потом сестра сказала:

— Она у нас с мужчинами ну никак не могла сойтись. Сколько раз ее сватали — бесполезно. Так и жила старой девой.

— Нет, — начал пояснять Юрий. — Я не это имею в виду, а мужчину, такого же как она, фанатика-грибника?

Супруги переглянулись и дружно пожали плечами.

— Нет, не слышали ничего такого.

— Она нам не рассказывала. А от нас у нее секретов не было.

Астафьев допрашивал родственников убитой еще часа два, но ничего толкового не узнал.

* * *

Иван Михайлович Мазуров не торопясь прохаживался по рынку. Впервые за полгода он надел милицейскую форму, под мышкой — заслуженная кожаная папка. На ремне даже имелась кобура, но к сожалению, пистолет, лежавший там, был газовый.

Рыночная жизнь била ключом, вокруг царила толчея, народ приценивался, торговки громко расхваливали товар. Неожиданно Михалыч услышал свою фамилию.

— О, Мазуров! А говорили, он на пенсии.

Обернувшись, подполковник увидел в нескольких метрах от себя троих парней.

Облик их полностью подтверждал принадлежность к уголовному миру. Иван Михайлович присмотрелся и, удивленно подняв брови, шагнул вперед.

— Долган?! Какими судьбами в наших краях? Тебе же пятерик впаяли года три назад?

— Ну, государство у нас оно хоть и строгое, но справедливое, — засмеялся самый высокий из парней. — Вышел по амнистии, спасибо Госдуме.

— Давно?

— Позавчера. — Максим Долгов полез в карман. — Вы же все равно так просто не отстанете, так что вот, читайте. Чист я как белый лебедь! — с издевкой сказал он, сияя фиксами.

Мазуров, внимательно изучив справку об освобождении, согласно кивнул:

— Что ж, хорошо. Государство дало тебе шанс попробовать жить честно, так что смотри, выбирай. Кстати, чего это ты на рынке пасешься?

— Да так, подкупить кое-что, прибарахлиться. Не в этом же мне ходить, — и он оттопырил карманы старого пиджака.

— Смотри мне, ты прошлый раз на этом же рынке прокололся. Второй раз будет уже как рецидив.

Сделав внушение, Мазуров прошел дальше и вскоре заметил одного из тех людей, кого и рассчитывал сегодня встретить. Невысокий, невзрачный на вид мужичонка лет сорока пяти с утиным носом торговал разложенной прямо на земле сантехнической мелочовкой: рыжими от ржавчины сгонами, кранами, прокладками, бывшими в употреблении душевыми лейками. Кроме того, на старом покрывале лежал десяток потрепанных книг.

— Здорово, Николай! — сказал.Мазуров, останавливаясь и разглядывая товар.

Глаза у торговца удивленно расширились.

— Иван Михайлович? А говорили, что вы ушли на пенсию.

— Да ушел было, а тут опять позвали, работать некому. Как у тебя-то дела?

— Нормально, — пожал плечами Николай, слегка поежившись — такая у него была манера. Николай Кочин по склонности своего характера работать не любил и поэтому постоянно вращался среди любителей легкой наживы. Все это было чревато разного рода мелкими неприятностями, вроде небольшой, года на два, отсидки в зоне. Для людей его круга это было примерно то же, как для обычного человека визит к стоматологу — неприятно, но что делать? Кочин же в тюрьме еще не сидел и панически этого боялся. Года четыре назад Мазуров прищучил его с десятью чеками ханки. Это была чистая тюрьма, и Кочин буквально на коленях умолял его отпустить. Мазуров сжалился, но впоследствии нещадно доил Николая на предмет получения нужной ему информации. И пару раз тот притаскивал оперу очень даже интересные данные.

Мазуров присел на корточки, якобы рассматривая товар, то же сделал затравленно оглядывающий по сторонам Кочин.

— Да не крутись ты, веди себя спокойно, — упрекнул сексота Мазуров и приступил к разговору:

— Николай, надо бы узнать, кто у нас в городе начал торговать оружием.

— Что, у нас и такое есть? — удивился тот.

— Есть, Коля, есть. У нас, как в Греции, — все есть. В частности, кто-то в последнее время приторговывает пистолетами ТТ. Ты все понял?

— Иван Михайлович! — взмолился вспотевший Кочин. — Ну откуда я узнаю про оружие? Кто я и кто они? Раз они таким делом занимаются, значит, серьезные люди, не чета мне.

— А ты все-таки попробуй, — настаивал Михалыч. — Поспрашивай, послушай, что другие говорят. Может, что и получится. Случайно, может, услышишь, кто знает.

Мазуров поднялся и, даже не кивнув на прощание собеседнику, пошел дальше.

В этот день он хотел бы увидеть очень многих, и лучшего места, чем рынок, не было. Для того чтобы только обойти его, Мазурову понадобилось два часа. Эта прогулка изрядно утомила его, но подполковник остался доволен подобным променадом. Он увидел почти всех, кого хотел увидеть, со всеми переговорил.

Одна только новость не обрадовало его. Умер Баян, один из самых ценных кадров в его агентуре, стукач не по нужде, а по призванию. Он стучал давно, начиная со времен незабвенного «отца народов», будучи еще комсомольцем. Стучал и на зоне, куда первый раз попал за мелкую кражу. Не единожды он зарекался идти по скользкому пути легкой наживы, но неизменно время от времени садился в тюрьму, ибо жажда воровства была его второй натурой. И вот он умер, не в зоне и не на «пере» по-дельников, а прямо здесь, на рынке, в алкогольной горячке.

Размышления Мазурова прервал неожиданный взрыв голосов и грохот.

Оглянувшись, он увидел неподалеку ожесточенную драку. Человек пять парней нападали на коренастого, полуседого мужика в черной майке, а тот очень ловко и расчетливо от них отбивался, так что нападавшие по очереди, как кегли, отлетали и валились на землю. Спиной торговец прижимался к машине, бежевой «шестерке», на капоте которой были расставлены банки с краской. Несмотря на владение незаурядным боевым искусством, торговцу пришлось бы очень плохо. Сзади, за машиной, к нему уже подбирался один из бойцов с длинным обрезком водопроводной трубы. Он уже примерился ударить упрямого противника, но в это время его запястье перехватила железная рука Мазурова. Парень вскрикнул от боли и выпустил из рук трубу. Тут и его подельники рассмотрели милицейскую фуражку заступника.

— Шухер, менты! — заорал кто-то из них, и кодла кинулась врассыпную.

Мазуров не терял времени и, невзирая на отчаянное сопротивление драчуна, приковал его наручниками к железному ограждению рынка.

Тяжело дыша, торговец наконец оглянулся. Теперь Мазуров увидел, что тот, несмотря на седину, гораздо моложе, чем показался вначале, и даже в такой ситуации лицо его светилось каким-то внутренним обаянием.

— Спасибо, господин подполковник, вовремя вы здесь оказались, — поблагодарил он Мазурова.

— Откуда к нам пожаловали? — спросил Михалыч, вытирая носовым платком пот со лба.

— С Братского. Я все больше по деревням езжу, в Кривове редко бываю. Ну и городок у вас! Третий раз здесь, и обязательно какая-нибудь заварушка начинается. То цыганята барсетку с документами стырили, все восстанавливал, от прав до паспорта, то полгода назад такие же вот шакалы лобовое стекло разбили.

А сегодня вообще чуть черепок не проломили.

— Они что, деньги шакалили? — поинтересовался Мазуров.

— Ну да! Нет, на хрен, сворачиваюсь и еду домой. Нет фарта сегодня. С утра колесо проколол, сейчас вот это. Не задался день.

Пока он складывал в багажник банки с краской, Мазуров его разговорил.

Владимир Уткин оказался бывшим вертолетчиком, майором. После ухода в отставку пять лет назад занялся мелким бизнесом, так и тянет потихоньку. Михалычу все-таки удалось убедить его заехать в отдел и написать заявление по полной форме.

— А толк-то будет? — поинтересовался Уткин.

— Вряд ли, — честно признался отставной подполковник, — сейчас и не за такое отпускают, но надо познакомиться с этим парнем поближе. Всякая веревочка к клубку тянется, может, когда и пригодится.

В отделении Владимир написал заявление, отдал его своему спасителю и отбыл к себе, в поселок Братский, славный прежде своим авиаполком, а теперь массой безработных офицеров.

Своего «крестника» Мазуров отвел в большую комнату, служившую для допросов не очень важных свидетелей. Обшарпанные стены, спартанская обстановка в виде замызганного стола и двух деревянных скамеек — любой почувствует здесь себя неуютно.

Лишь только теперь Михалыч рассмотрел свою «добычу». На вид парню можно было дать и шестнадцать, и даже меньше. Среднего роста, худощавый, с темными глазами и модной прической — бритый затылок и длинная, на глаза, челка. Парень заметно нервничал, и Мазуров понял, что в этих стенах тот очутился в первый раз. Неторопливо расстегнув папку, подполковник выложил на стол чистый лист бумаги и авторучку.

— Ну что ж, парень, давай познакомимся с тобой поближе. Фамилия, имя, отчество?

Задержанный чуть замешкался с ответом, и Мазуров предупредил:

— Только не вздумай врать, паспортный стол у нас в другом конце коридора, пробить там твои данные — дело пяти минут.

Парень как-то смешался, и Михалыч понял, что предвосхитил события.

— Ежов Виктор, — ломающимся баском проговорил наконец парень.

«Наверняка кличка Ежик, уж очень похож, такой же колючий», — подумал подполковник.

— А отчество?

— Иваныч.

— Ну вот, а я подполковник Мазуров Иван Михайлович. Сколько тебе стукнуло полных лет?

— Восемнадцать.

— Ого! Однако, старичок, ты хорошо сохранился для своего возраста!

Виктор ответил на шутку вымученной улыбкой.

— Родители есть?

— Нет, только бабушка.

Последующий разговор с задержанным не дал ничего. Парень упрямо не называл подельников, да и у Мазурова не было особого желания «дожимать» парня.

— Ну что ж, лети к своей бабушке под крыло и помни, — подполковник ткнул пальцем в заявление Уткина, — еще раз попадешь к нам, сработает и вот это.

Влетишь на полную катушку. Иди!

 

Глава 33

Ближе к полудню Колодников поехал в городской морг. Ему позарез нужны были результаты по Рафику Сареседзинову, а городской патологоанатом, старший судмедэксперт Эдик Крылов, в работе не отличался особым рвением, хотя специалистом был хорошим. К удивлению Андрея, на этот раз Эдик встретил его уже с готовым результатом. Как и все молодые врачи, Крылов бравировал профессиональным цинизмом.

— А-а, уголовка пожаловала! На жареное потянуло? Вон, готово, читай, — и он кивнул на исписанные листы, лежащие на столе. При этом Эдик не торопясь прихлебывал горячий чай и смачно жевал булочку. Как в такой обстановке ему это удавалось, Андрей представить не мог. Даже здесь, далеко от «разделочного» зала, в предбаннике, специфический запашок наблюдался.

— Что это ты так расстарался? — спросил Колодников, пытаясь разобрать витиевато-неряшливый почерк. — Умаялся поди несчастный.

— Родственники попросили. У них же там, по мусульманской вере, чем раньше похоронишь, тем лучше.

— Понятно. И заплатили хорошо, — вкрадчиво добавил майор. Крылов ухмыльнулся и стал похож на раскормленного котяру. Колодников хоть и понял кое-что из записей эскулапа, но попросил:

—А своими словами нельзя?

— Можно и своими. Многоуважаемый Рафаил Исхакович умер гораздо раньше, чем сгорел. Предположительно его стукнули по голове тяжелым, заостренным предметом.

В результате травма головного мозга, большая потеря крови. Там, где это произошло, все должно быть забрызгано мозгами и кровью.

— Сычев говорит, что в багажнике крови было немного, — напомнил Андрей.

— Может быть. Судя по позе и кое-каким сохранившимся фрагментам ткани, тело было уложено в мешок.

— Что за мешок? — насторожился Андрей.

— Самый обычный, в которых сахар продают или муку. Это было несложно, покойный был очень худой, метр с кепкой, если точнее, то метр шестьдесят.

— Значит, его где-то стукнули, сунули в мешок, вывезли в Луга и сожгли? — сделал вывод Колодников.

— Примерно так. Для опера ты чересчур умный, господин майор.

— Ну что ж, премного благодарю за комплимент. Для врача ты, Эдик, тоже слишком хитрый. Поэтому и в морг забрался, признайся честно. Самое легкое дело — кромсать покойников. Никого не залечишь до смерти, и никто не жалуется.

Распрощавшись с ухмыляющимся патологоанатомом, Колодников поехал в прокуратуру. Шалимова он застал в хорошем расположении духа. Увидев оперативника, Сергей радостно воскликнул:

— О, вот тебя-то мне и надо!

— Чего это?

— Сейчас пойду к Зубко, возьму постановление на обыск, и поедем на квартиру к Мастерову. Сычева только нужно привлечь.

— Чего это ты так круто?

— Ты с Верстаковой сейчас на крыльце не столкнулся?

— Нет.

— Только что ушла. Так вот, в отличие от тебя, я догадался ее спросить, не видела ли она в вечер убийства у подъезда какие-нибудь незнакомые машины. И она уверенно назвала «опель» золотистого цвета. Более того, она видела, как в эту машину грузили какой-то мешок!..

— Так-так-так! — приободрился Андрей, машинально доставая сигареты.

— Затем машина уехала, следом уехал и «лэнд крузер» Мастерова.

— Вот это да! А ты не спросил ее, что это она по ночам торчит у окна, как какая-нибудь бабка-пенсионерка?

— Нет, — засмеялся Шалимов, — этот вопрос ты сам ей задашь.

Колодников достал из папки листы с заключением медэкспертизы, молча ткнул пальцем в какие-то фразы, и Шалимов, откинувшись назад, довольно засмеялся.

— Ну вот, что и требовалось доказать! Проникающее ранение в голову и мешок. Все как по писаному!

— Эдик говорит, что крови было очень много.

— Раз много, значит, найдем. Я пошел за санкцией.

В машине Шалимов продолжил свои рассуждения:

— Скорее всего, это было незапланированное убийство.

— Почему ты так решил?

— А ты бы стал тащить потенциального мертвяка к себе на квартиру, в самый центр? Видишь, как они наследили: и машину, и мешок этот наверняка видела не одна Верстакова.

— …И Белова. За это ее и убили.

— Она видела больше, — убедительно сказал Сергей, — она видела кровь. Я думаю, она как раз мыла полы, когда вытаскивали этот мешок. Это само по себе уже подозрительно, тем более из него капает кровь. Ты говорил, что, когда вы вошли в подъезд, пол был еще мокрый?

— Да.

— А представь, как быстро он сохнет сейчас, в жару?

— Черт, и что мне в голову не пришло Машку найти той же ночью! — начал корить себя Андрей. — Она бы все нам рассказала.

— Мы ведь тогда не знали про Сареседзинова. Тут и Колодников рассказал еще кое-что интересное.

— Да, знаешь какую любопытную вещь я выяснил про нашу Анну Тимофеевну? А все благодаря моей жене, она вспомнила, я-то и думать забыл. Дядька мой, Петр Алексеевич, ну ты же его знаешь? По Ульянова живет, рядом с твоим братом.

— Да знаю-знаю! — махнул рукой Шалимов.

— Так вот, он лет двадцать работал с отцом Верстаковой, Тимофеем. И, по воспоминаниям моего дядьки, тот на дух не переносил ни охоты, ни рыбалки.

Обожал городки. Восьмикратный чемпион Кривова. А она не далее как вчера утверждала, что запах пороха знает с детства, отец, дескать, заядлым охотником был.

— Врет?

— Врет!

Шалимов прищурился, почесал переносицу.

— Кажется, я тебя понял. Пристреливали ТТ?

— Конечно!

В доме на Пролетарской вверх-вниз по этажам сновали люди с трубами, досками и прочими компонентами грядущего ремонта. На площадке четвертого этажа Шалимов с Колодниковым остановились и переглянулись. В квартире Мастерова отсутствовала дверь, и два мужичка в рабочих робах с озабоченным видом замеряли проем.

— Вы ко мне? — раздалось за спинами оперативников.

Они оглянулись. По лестнице поднимался высокий мужчина в черных джинсах и черной футболке. Короткая стрижка и близко посаженные глаза делали его лицо не слишком приветливым.

— Если вы Анатолий Андреевич Мастеров, то к вам, — сказал Шалимов.

— Проходите, — сказал мужчина и кивнул в сторону дверного проема.

Шалимов тормознул Андрея и шепнул ему:

— Подожди и останови Сычева. Кажется, ему тут делать нечего, но пусть будет поблизости.

Колодников, спустившись вниз, вызвал по рации Пашу Зудова.

Шалимов прошел в квартиру. Его предположения оказались верны: ремонт был затеян грандиозный — отодраны не только обои и линолеум, но и снят в комнатах паркет.

Мастеров ждал представителя власти на кухне, где оставалась еще хоть какая-то мебель — стол, три табуретки, навесной шкаф. Прикрыв дверь, хозяин молча кивнул на табуретку, а сам присел за стол, но не напротив, а сбоку от следователя. На столе лежал сотовый телефон. Пока Шалимов доставал из папки свои бумаги, Мастеров закурил. Сергею показалось, что тот держится подчеркнуто самоуверенно. Опытный следак сделал вывод, что его собеседник не прошел тюремных университетов. От силы лет двадцать семь, слишком лощен, ухожен, на руках нет татуировок, под футболкой перекатываются бугры мышц.

«Скорее всего, из спортсменов, боксер либо борец», — подумал Сергей.

— Следователь прокуратуры Шалимов Сергей Александрович, — представился он и решил отойти от стандартного сценария допроса. — Скажите, вас не удивляет, что к вам пришли работники прокуратуры?

Мастеров пожал плечами.

— Да нет. Вы ведь весь дом на уши поставили с этим убийством.

— Каким убийством?

— Ну, как каким? Иванова, Петровича.

— А, да. Но, собственно, мы пришли не только за этим. Около подъезда этого дома последний раз видели в живых Рафаила Сареседзинова, убитого и сожженного в ту же самую ночь с двадцать пятого на двадцать шестое.

Шалимов мог поклясться, что его собеседник был готов к вопросу.

— Ну и что? Да, он приезжал ко мне примерно в десять часов вечера, но потом уехал, куда — не знаю.

— А что за мешок вы ему дали? — с невозмутимым видом спросил Сергей.

В глазах Мастерова мелькнуло замешательство.

— Какой мешок?

— Ну как же? По показаниям свидетелей, тот, кто уехал на машине Сареседзинова, грузил в багажник мешок.

— А, мешок, я совсем забыл! — натянуто рассмеялся Мастеров. — Это я ему баранины на шашлыки привез, он заказывал.

— А кто ему помогал грузить? — начал топить Шалимов.

— Грузить? — Мастеров уже нервничал вовсю.

— Да, кто ему помогал грузить, этот мешок? По показаниям того же свидетеля, людей было двое.

— И что это за свидетель?

— Жилец вашего дома.

— Так он все и смог рассмотреть? Это ночью-то, — скривился предприниматель.

— А почему бы и нет. Свет над подъездом яркий. Все как ладони.

Мастеров взял со стола мобильник, и тот неожиданно взорвался бравурным маршем. Хозяин торопливо поднес «трубу» к уху.

— Да, слушаю.

Судя по изменившемуся лицу, он получил какое-то не очень приятное известие.

— Да, а как? — спросил он. Выслушав ответ, он сложил мобильник. — Извините, там у меня несчастный случай на стройке. Я должен срочно ехать.

Шалимов вышел вслед за хозяином и в дверях столкнулся с Колодниковым, за спиной которого топтался Сычев. Дождавшись, когда хозяин спустится вниз, Сергей обратился к Колодникову:

— Андрей, езжай за ним, посмотри, что за несчастье там у него стряслось на стройке.

— Хорошо, — согласился майор и без дополнительных расспросов поспешил вниз. Сергей обратился к эксперту:

— Николай, зайди, посмотри, что из этого можно выжать.

Минут пятнадцать Сычев и Шалимов, к удивлению рабочих, тщательно разглядывали стены, пол и даже потолок квартиры.

— Скорее всего, Рафика грохнули в зале. Видишь, даже паркет содрали, — предположил Сычев.

— На потолке-то ничего нет? — задирая голову, спросил Шалимов.

— Да ты что, это же сталинка! Три сорок!

Но уже на пороге Сычев остановился.

— Погоди-ка, — сказал он и, нагнувшись, раскрыл на полу свой потертый дипломат.

Сергей понял, что внимание эксперта привлекла щель под дверным косяком.

Достав металлическую пластину, Николай ковырнул слежавшуюся за годы грязь и осторожно поместил ее в небольшой полиэтиленовый пакет.

— Понятых будем искать? — спросил он. Шалимов прищурился, чуть подумал, потом отрицательно покачал головой:

— Нет, мне это надо знать в принципе: была здесь кровь Рафика или нет.

Поехали.

Шалимов вернулся в прокуратуру, а через час в его кабинете появился Колодников.

— Шутник ты, братец — сказал он Сергею, усаживаясь в кресло. — Ни на какую стройку наш директор не поехал, а поехал в известное тебе веселое заведение под названием «Кавказ».

— Так… — заинтересованно произнес Шалимов, снимая очки.

— Вышел оттуда красный как рак, явно злой. Но это не самое главное.

Главное, это то, что с ним вышел не кто иной, как Коля Занченко, более известный в блатном мире под кличкой Зять.

— Вот это да! — рассмеялся Шалимов. — Большая величина в наших краях.

— Да, смотрящий по области намыливал шею нашему Мастерку.

— Ты чего это его так обзываешь?

— А как его теперь назвать? — развел руками Колодников. — Раз в подручных у братвы, значит, должен иметь кликуху.

— Ну что ж, Мастерок так Мастерок. И какие, по-твоему, у них отношения?

— «Шестерка» он у него. Зять его и на улице продолжал долбать. Мне показалось, он вот-вот своему шестаку в рожу въедет. За что это он его так?

— Да трепанулся он сильно, — Шалимов улыбнулся. — Я его слегка на понт взял, сказал, что видели, как в машину Рафика грузили большой мешок, он и понес черт-те что. Будто обещал свежей баранины, тот за ней и приезжал.

Представляешь, сам на себя приговор пишет.

— Да, — мотнул головой Андрей. — Зоны он точно не нюхал. Молчать надо было как рыба, а он в лирику ударился. Это он директору пусть и маленького рынка привез баранину для шашлычка! Сказки для умственно отсталых.

— Вот Зять его, видно, и пресек. Только как же он узнал? А-а! — Шалимов стукнул ладонью по столу. — Сотовый! Не знаешь, мобильник может брать разговор в метре от себя?

Колодников пожал плечами.

— Черт его знает. Изымать изымал, и не раз, звонить тоже приходилось, а вот такие эксперименты не ставил.

— Надо бы узнать. И еще, есть одна идея, — глаза следователя озорно блеснули. — А что, если нам натравить их друг на друга?

— Кого это? — не понял майор.

— Мастерова и Верстакову. Все обвинения базируются на ее показаниях. Но и он должен что-то знать про нашу уважаемую Анну Тимофеевну.

— Кстати, — Колодников торжественно поднял вверх указательный палец, — я тут узнавал про ее должность, и это весьма интересно — председатель комитета по вопросам семьи, материнства и детства. Довольно широкий круг обязанностей: это и приют, и дом малютки, и центры — «Семья», «Надежда», «Добрые руки». Снабжение идет через область, деньги там крутятся немалые, синекура такая для администрации. Раньше все это было в руках прежнего мэра, покойного Стародымова. Зарплаты там раза в два больше, чем в школах и детсадах.

Естественно, что все боготворят свою Анну Тимофеевну. Кстати, и сама она человек не бедный.

— Такие большие деньги?

— Очень!

— А теперь послушай меня. — Шалимов поднялся с места. — Я поспрашивал наших парней, они много про Верстакову рассказали интересного. Несколько лет назад к ней были очень большие претензии со стороны прокуратуры. По закону у нас нельзя поменять квартиру на меньшую, если при этом ущемляются права прописанных там детей. И обменщики, в основном типы асоциальные, идут к ней за визой. Теперь что происходит — Анна Тимофеевна отшивает людей, говорит, что менять нельзя, и визу не ставит. Все, сделка срывается. После этого она звонит либо Пузырю, либо Макею, этим двум нашим риэлторским бандитам, и наводит их на эти адреса. Алкашам все равно, кому продать квартиру, и эти два упыря оформляют документы, она подмахивает свое разрешение. За что имеет хороший процент — за наводку и визу.

— Лихо! — крякнул Андрей. — Такие бабки строгать, не поднимая задницы! И что же прокуратура? Ничего не смогла ей вменить? — не поверил Колодников.

— Да нет, дело ей шить стали, но все документы сгорели в знаменитом пожаре Железногорского УВД. После этого она стала действовать осторожней, сначала как-то выписывали ребенка к дедушкам-бабушкам, а потом уже оформляли документы.

Только по тем сгоревшим делам числились сорок два эпизода. Прошло три года, прикинь, сколько она хапнула с тех пор? Кроме роскошной квартиры на Пролетарской, у нее «десятка», двухэтажная дача на берегу Волги, в Березовом. В прошлом году она отдыхала две недели не где-нибудь на Канарах, а на Бали, в этом — зимой съездила на недельку в Египет.

Шалимов задумался и погрустнел.

— С детства мечтаю съездить в Египет, — признался он. — Не знаю почему, но так тянет. Никуда больше не хочу, ни в Италию, ни в Грецию, только туда.

Абу-Симбел, Фивы, Каир, пирамиды в Гизе. Все наизусть знаю. Где какие боги, где фараоны. Блажь, конечно!

— Наверное, в прошлой жизни ты был фараоном, — засмеялся Колодников.

— Ну не рабом, это точно.

Их мирный разговор прервало появление человека, которого оперативники никак не предполагали увидеть, а именно Анатолия Андреевича Мастерова.

— Извините, нас прервали, — сказал он, входя в кабинет.

— А, дорогой вы наш, — обрадовался Шалимов. — Как там ваш несчастный случай?

— Да все обошлось. Работяга один перепил и полез на леса. Ну и, конечно, свалился, думали, что погиб, а он просто в полном отрубоне.

— Ну хорошо, коль так.

Мастеров с недоумением посмотрел на вальяжно развалившегося в кресле Андрея.

— Ну, я пойду, Сергей Александрович, — поймав его взгляд, Колодников вскочил с кресла с самой невинной физиономией. — Я отъеду минут на пять, хорошо, Сергей Александрович?

— Иди, братец, иди, — неожиданно барским тоном подхватил игру Шалимов.

«Шофер, наверное», — подумал Мастеров, провожая оперативника взглядом, и тут же выбросил из головы странного мужичка, явного подхалима.

— Я, собственно, немного запутался в своих показаниях, — солидным тоном начал он. — Это я не Сареседзинову барашка привозил, а одному корешу из Самары.

Он приезжал уже после татарина, на точно такой же машине. Я в тот вечер хорошо перебрал, так что все смешалось в башке.

— Хорошо, сейчас мы все это и запишем.

Шалимов быстро написал все именно в той последовательности, в какой ему рассказывал Мастеров. Сначала изложил первую версию, выданную в квартире, на кухне, а затем — вторую, наисвежайшую.

— Прочитайте и распишитесь, — сказал он, протягивая лист рыночнику.

Тот старательно долго, даже шевеля губами, читал и наконец, довольный, кивнул и расписался. Шалимов положил листок в папку и доверительно обратился к Мастерову:

— Вы поймите, у нас нет никакого предубеждения. Вы уважаемый в городе человек, такое дело хорошее затеяли — новый рынок. Но дело в том, что, преследуя убийцу Иванова, мы случайно вышли на ваш дом. У нас есть все основания подозревать, что убийца заходил в одну из квартир в вашем подъезде.

Скажу больше, мы подозревали в соучастии некую Верстакову, она живет на третьем этаже, квартира сорок два. Именно она показала, что видела у подъезда машину Сареседзинова. Может, она отводит от себя подозрение, кто знает.

У Мастерова вдруг затряслась нижняя губа, а сам он начал медленно заваливаться назад. Шалимов даже испугался, не упадет ли знатный экономист, но тот Удержался и начал изрыгать беспрерывный мат.

— Падла, сука недотраханная! Так это она от себя зону отводит, курва!

— Что вы так волнуетесь? Успокойтесь! — Шалимов не поленился и даже налил из графина воды побагровевшему от гнева собеседнику. Но тот не обратил на протянутый стакан никакого внимания.

— Я тогда тоже хочу, типа того, сделать заявление! Я видел того мужика, что заходил к ней в квартиру той ночью!

— Когда? — торопливо спросил Шалимов, отставляя стакан и осторожно взяв авторучку.

— Позавчера вечером, собственно, уже ночью, около двенадцати.

— Как он выглядел?

Мастеров наморщил лоб.

— Высокий, светлые брюки, светлая рубашка, морда такая длинная, нос, как у этих, чебуреков, но сам русый.

— Сколько ему примерно лет?

— Ну, лет тридцать, может, и больше.

— Вы раньше его видели?

Мастеров было отрицательно мотнул головой, а потом замер.

— А вообще-то где-то я его точно видел. Где-то у нас в городе…

В голове бывшего спортсмена шла мучительная и непосильная работа. Сие действие было непривычно для Анатолия Андреевича, и он даже вспотел.

— Блин, не вспомню никак!

— Бывает, — согласился следователь, — Может, потом вспомните, а пока вы письменно подтвердите все, что сейчас припомнили?

— Конечно, нет базара!

— Тогда давайте запишем.

Шалимов быстро составил заявление, вслух надиктовывая текст. Все это было так складно, что Мастеров даже зауважал самого себя. Уже на прощание следователь напомнил своему нежданному посетителю:

— Если вспомните, где вы видели этого человека, звоните срочно вот по этому номеру. — И он записал данные на листке бумаги.

Мастеров отдышался только на крыльце. Вытерев со лба пот, он сунул в рот сигарету, но зажигалку найти не смог. Поневоле пришлось обратиться к курившему рядом тому самому мужичку, что застал в кабинете следователя. Прикурив, он добродушно спросил у Колодникова:

— Что, начальство возишь?

— Приходится, — со вздохом признался Андрей.

— Строгий?

— Еще какой!

— Ну давай, не кашляй, — и довольный собой Анатолий Андреевич направился к своему серому «лэнд крузеру».

На второй этаж Колодников поднимался прыгая через ступеньку, как мальчишка. Довольный Шалимов сразу протянул ему листок бумаги.

— На, почитай, как тебе это? Изучив документ, Андрей рассмеялся:

— Да, это весомый аргумент против Анны Тимофеевны. Брать будем?

— Да погоди ты, сразу брать! Надо бы выяснить мотивы преступления. Не из ревности же хахаль Верстаковой грохнул Петровича?

— Нет, конечно. А почему вообще ты думаешь, что именно хахаль? Почему не киллер?

— Слишком непрофессионально работает. Какой киллер сразу после убийства бежит к заказчику? Если бы она не догадалась плеснуть хлорочки в подъезд да вьщроводить его, они бы оба уже сидели у нас в ИВС.

— Верно мыслишь… — Колодников кивнул, хотел сказать что-то еще, но следователь протестующим жестом остановил его:

— Что сейчас будет делать Мастеров? Я как-то выпустил это из виду.

— А что он сможет делать с таким «богатым» умишкой? Пойдет и выпустит кишки Анне Тимофеевне.

Они переглянулись, и Колодников посмотрел на часы.

— По идее Верстакова должна быть еще на работе.

— Это хорошо, надеюсь, он ее там убивать не станет, дождется, пока она покинет мэрию.

 

Глава 34

Старые сыскные волки были недалеки от истины, когда предрекали несчастной Анне Тимофеевне мучительную смерть. Это бы и произошло, если бы Мастеров застал ее дома. Минут пятнадцать он барабанил ногой в ее дверь, перемежая грохот затяжными очередями звонка. Выглянула, прячась за цепочку, соседка из квартиры напротив, Онуфриевна.

— Что вы хулиганите?! Анны Тимофеевны нет дома!

— А когда она будет?

— Не знаю. Я вам не справочное бюро.

— Тогда передай своей соседке, что я, если ее увижу, ноги ей выдерну, ясно?

— Да кто вы такой, чтобы угрожать Анне Тимофеевне?! — покраснела от гнева пожилая женщина.

— Она знает, кто я такой. За подлянку ответит по полной программе, овца гундосая!

Кипя злобой, Мастеров поднялся к себе в квартиру.

Закрыв дверь, Ольга Онуфриевна торопливо засеменила в зал, схватила телефонную трубку и, набрав номер, быстро заговорила:

— Анечка, хочу тебя предупредить, тут у тебя такие неприятности!

— Что такое? Трубу прорвало? — встревожилась Верстакова.

— Нет, хуже! Этот, новый сосед сверху, из бывшей квартиры Зимина, сейчас так рвался к вам, так в дверь стучал, матерился!

— Что ему надо? — удивилась Анна.

— Не знаю, но он вас так оскорблял, так оскорблял! У меня даже язык не поворачивается повторить.

Верстакова встревожилась.

«Что случилось? Он узнал, что я дала на него показания? Но откуда? Я думала, его сразу же арестуют. Менты продажные!» — И, совсем не по-женски выругав всех представителей закона, она начала с ужасом думать, что ей теперь делать. Минут через пять Верстакова под благовидным предлогом отослала в канцелярию свою молодую напарницу и взялась за телефон.

— Ашот? Это я. Нам нужно встретиться, срочно, сегодня. Давай в девять, у меня на даче. Очень нужно, Ашотик! Я прошу тебя! Это нужно тебе и мне. Я буду ждать, и не забывай, что мы теперь связаны не только бизнесом и постелью.

Если бы кто наблюдал за Анной Тимофеевной тем вечером, он бы сразу понял, что женщина собирается на свидание. А за ней наблюдали…

На своей «десятке» Верстакова объездила не менее десяти магазинов и посетила парикмахерскую, откуда вышла с невероятно стильной прической и свежим макияжем. В дорогом бутике, который из кривовцев почти никто не посещал, приобрела шикарное платье и соблазнительный кружевной гарнитур черного цвета.

Все это она положила на заднее сиденье машины, где уже покоились пакеты, под завязку набитые деликатесами. Наконец в семь вечера ее «десятка» выехала из города и взяла курс на Волгу. Через час машина затормозила около ворот одного из особняков в престижном дачном районе Березовый. Анна загнала машину во двор, и вскоре в окнах вспыхнул свет. Было видно, как хозяйка мечется из комнаты в комнату, на ходу занимаясь уборкой, успевая еще и что-то готовить. Ближе к девяти она все чаще начала посматривать в окно. Но только в двадцать минут десятого к воротам ее замка подкатила точно такого же цвета зеленая «десятка».

Водитель не торопясь вылез из машины, сам открыл ворота и загнал свое авто во двор. Был он высокого роста, поджар, с красивым тонким лицом и удивительно контрастно темными глазами при светлых волосах.

— Ну, вот и он, наш дорогой доморощенный киллер, — сказал Колодников, наблюдая за происходящим из бинокля. Любопытный шофер Сережа, так и не отходивший от майора за битый час ожидания, коротко хохотнул, а Андрей накорябал в блокноте номер машины гостя Верстаковой. Небольшая рощица надежно прикрывала их.

— Ну что, Серега, поехали обратно, в Кривое. Только сначала спустимся к реке, искупнемся. Не упускать же такую возможность.

— А потом домой? — с надеждой спросил Сергей.

— Нет, в ГАИ. Надо пробить там этот номерок.

Пока Колодников с шофером с наслаждением охлаждали разогретые за знойный день тела, в доме Анны Тимофеевны Верстаковой происходил нелегкий разговор.

Любовники сидели при свечах за столом, ломившимся от еды, и ссорились, доходя до крика — Нет, ты совсем с ума сошла?! Ты знаешь, кто это, кто за ним стоит? — Ашот Айвазян по-русски говорил без акцента. Дело в том, что мать его, русская, с классической славянской внешностью, выскочила в свое время замуж за жгучего армянина Гарика Айвазяна. Отсюда и контрасты внешности Ашота — при темных, почти черных, восточных глазах с поволокой он был практически блондин. Подобное сочетание, да еще высокий рост гарантировали ему стопроцентный успех у женщин.

К тридцати пяти годам Ашот перепробовал массу профессий и сменил не менее десятка мест проживания. Начинал со столицы. Теперь он обосновался в Кривове и раскинул свои «соблазнительные» сети. Любвеобильный армянин не очень-то привык трудиться, но тем не менее мечтал о больших, по-настоящему больших деньгах, заполучить которые можно, лишь влезая в крупные махинации. Отсюда его быстрые перемещения по стране. Десять лет кочевой жизни изрядно утомили Ашота, и когда восемь месяцев назад он прибыл в Кривое, то решил угомониться, смирившись с тем, что сверхдоходов ему нигде все равно не получить. Единственным его желанием было остаться здесь навсегда и жить спокойной, размеренной жизнью. И вот теперь все эти благие намерения коту под хвост!

— Не важно, кто за ним стоит, главное, нам с тобой выбраться из этого положения, — сказала Анна Тимофеевна, пересаживаясь поближе к Ашоту. Тот посмотрел на нее почти что с ненавистью. Правда, сейчас она была необыкновенно хороша: тональный крем убрал морщинки, а новое платье и прическа сотворили просто чудо. Перед Ашотом была совсем другая, незнакомая ему женщина. И он невольно смягчился.

— Аня, это не бизнесмены, это бандиты! И их много, ты это прими! Они просто убьют нас с тобой, и все!

— Не убьют, они сами уже под колпаком у ментов, — хладнокровно парировала Верстакова.

— И ты веришь ментам?! — хохотнул, аж подпрыгнув, кавказец.

— А что, очень неплохие мужики, среднего ума, легко поддаются женскому обаянию. Поверь мне, я уж в мужиках разбираюсь, — говоря это, Анна вспомнила Колодникова и самодовольно улыбнулась. — Ими тоже можно вертеть, как фишками.

— Что менты, что они могут! Они возьмут одного, другого, а остальные-то останутся!

— Ашотик, — Анна Тимофеевна прижалась к своему любовнику, погладила его По руке, — мы на это время куда-нибудь уедем, хотя бы к тебе, в Армению, познакомишь меня с родителями. Поживем там, деньги у нас есть. Хорошая идея, правда ведь?

«Ага, нашла дурака», — подумал Ашот, но виду не показал. Он вовсе не стремился связать себя семейными узами с этой стареющей львицей. В его мыслях будущая жена рисовалась неким ангелом во плоти: молоденькая, хорошенькая, терпеливая блондинка, обожающая своего красивого, умного и богатого мужа.

— Ашотик, ты не бойся, ты дашь показания, что видел, как эти двое тащили мешок. И все! Менты дальше все сами сделают. Мы предупредим следователей, что нам угрожают, и уедем. Не хочешь к твоим, давай куда-нибудь за границу, отдохнем. Там сейчас замечательно, у моря не так жарко, как у нас.

«Какая глупая баба, я ей про одно, она про другое! Что толку, что мы троих-четверых посадим? А остальные сорок или пятьдесят бандитов в Железногорске?» — подумал Ашот, отпивая холодное шампанское.

Анна пошла в решительную атаку. Она уселась на колени к своему обожаемому, красивому, но чуточку глупому любовнику и приникла к его губам. Несмотря на аховую ситуацию, Ашот завелся с полуоборота. Он давно уже предпочитал иметь дело с такими вот одинокими женщинами, для которых секс — самое важное в жизни, в отличие от замужних женщин, для которых он только развлечение, а для Ашота совсем небезопасное. Новый запах парижского парфюма свел его с ума, и армянин, развернувшись, повалил на диван свою искусительницу и начал торопливо сдирать с нее вечернее платье.

 

Глава 35

Николай Кочин был достаточно осторожным человеком только до той поры, пока дело не касалось денег. Приторговывая по мелочам, он мечтал о большом куше, таком большом, чтоб враз решить все проблемы. Кушем Николай считал три-четыре тысячи рублей, большую сумму он просто не мог себе представить.

Сегодня днем судьба подкинула ему шанс, хотя с утра хронически не везло.

Во-первых, в кармане не было ни гроша, во-вторых, приперся Мазуров, в-третьих, никто ничего у него так и не купил. А тут еще Кочина турнули с насиженного места менты, откровенно тянувшие с торговцев небольшую мзду. Покорно собрав свои железяки, Николай бесцельно побрел по рынку, оглядываясь по сторонам в поисках знакомых, у которых можно было бы стрельнуть если не Денег, то хотя бы сигарет. И в этот момент судьба-индейка повернулась к нему лицом.

— Никола! — услышал он и, обернувшись, увидел На другой стороне улицы своего старинного знакомого, Гошку Маренина. Этот сутуловатый, длинный парень тридцати двух лет был так же, как и Кочин, мелким тунеядцем с такими же запросами и с такой же степенью успеха. Родство душ, судеб и характеров сближало этих двух пасынков удачи.

— Иди сюда, работенка есть! — крикнул Маренин.

Николай резво поспешил к приятелю.

— Чего там у тебя?

— Алиеву надо машину разгрузить. Стольник на рыло отстегивает. Ты как, не против колымнуть?

Алиева Кочин знал — азербайджанец, плохо говоривший по-русски толстый мужик лет пятидесяти.

— Нет проблем, разгрузим.

Минут через пять на машине подъехал Алиев. Усадив доморощенных грузчиков в потрепанную иномарку, он отвез их на окраину города, к большому, внушительных размеров гаражу, около которого уже стоял фургон, старый «зилок». Отключив сигнализацию, Алиев открыл ворота и махнул рукой шоферу грузовика. Тот развернул машину и подал к самым воротам.

— Хватит, — буркнул Рамиз, — дальше они сами.

В фургоне оказались многочисленные ящики с продуктами: тушенка, сгущенка, коробки с сигаретами и чаем. Кочин забрался в кузов и подтаскивал провиант к борту, Гоша таскал его в склад, а сам Алиев стоял рядом, зорко наблюдая за происходящим. Николаю бросилась в глаза коробка с надписью «Парламент», и ему в этот момент еще нестерпимей захотелось курить. Подняв вожделенную коробку, он отметил, что она тяжелей остальных. Кроме того, фирменная упаковка оказалась вспорота и грубо, видимо наспех, заклеена широким, прозрачным скотчем. Он было хотел сказать об этом хозяину, но тот махнул рукой.

— В сторону ее!

Когда кузов начал пустеть, в кармане Алиева зазвонил мобильник. Рамиз поднес трубку к уху, сказал несколько фраз на своем языке, потом что-то долго переспрашивал, повышая голос. Наконец он выругался, жестом показал грузчикам, чтобы те продолжали разгрузку, а сам вышел из гаража и продолжил разговор на улице. Вскоре машина была пуста, азербайджанец что-то орал в трубку, а водитель залез в кабину. Николай спрыгнул из кузова, глянул на Гошку и кивнул. Они понимали друг друга без слов. Гоша кинулся вправо, к ящикам с тушенкой, а Николай к той самой вскрытой коробке с сигаретами. Шофер запустил двигатель, так что треска вспарываемого скотча никто не слышал. Кочин сунул руку в коробку, но вместо ожидаемых сигарет почувствовал что-то продолговатое, металлическое на ощупь и тяжелое. Вытащив это нечто на свет божий, Николай с ужасом понял, что держит за ствол пистолет. На секунду он оторопел, и в этот момент грузовик газанул и медленно отъехал от гаража. Судя по интонациям в голосе, Алиев заканчивал разговор, и Кочин торопливо сунул оружие в свою сумку, затем поднялся и сделал пару шагов вперед навстречу азербайджанцу. Все получилось вполне естественно, тем более что и Гоша с невинной мордой и оттопыренными карманами ветровки спешил с другой стороны склада.

— Все, хозяин, работа сделана! — бодро отрапортовал Маренин.

Алиев для сущей важности повертелся по сторонам, велел зачем-то переставить ящики с тушенкой, а коробку «Парламент» отнести в дальний угол склада. После этого он расплатился с грузчиками, закрыл склад и подвез их до рынка. Проводив глазами машину азербайджанца, Гошка сделал хитрые глаза и, обернувшись к другу, сообщил:

— Я четыре банки тушенки стырил. А ты чего?

— Ничего, — коротко ответил Кочин и направился к табачному киоску купить сигарет.

— Ты чего это? — удивился Маренин. — Сдрейфил, что ли?

— Не было там ничего…

В этот момент Гошку окликнули. Тот оглянулся и, ссутулившись, побрел через дорогу. Это была его мать, единственный человек, который имел над Гошкой большую власть, чем водка и лень. Воспользовавшись моментом, Кочин быстро покинул рынок, по дороге купил бутылку самой дешевой, явно «паленой» водки, дешевую колбасу и через пятнадцать минут был у себя дома, в комнате старого деревянного барака постройки ударных тридцатых. Выпив полстакана сорокаградусной и закусив, он наконец-то достал из сумки пистолет. Это был тяжелый вороненый ТТ. Осмотрев оружие со всех сторон, Кочин пришел к выводу, что пистолет новый, он даже пах смазкой, этот запах Николай смутно помнил еще с армии. Положив оружие снова в сумку, Кочин завалился на кровать и начал думать.

Тогда, на складе, в первый момент он сунул пистолет в сумку только потому, что это была добыча. Лишь теперь он понял, что совершил. Он украл оружие у бандитов!

Если они хватятся, ему не жить. Теперь он находился в полной прострации и не знал, что ему делать.

Не выдержав напряжения, Николай вскочил с кровати, налил еще водки, выпил, поморщился и сноваупал на кровать.

«Черт бы побрал этих приезжих козлов! Понаехали тут, черножопые! А все менты виноваты, распустили этих азеров!» — зло подумал он, и невольно всплыла фигура Мазурова. И тут он понял, что надо делать, даже вскочил с кровати, настолько его поразила собственная хитроумная идея.

«Я сдам азера ментам, они его арестуют, пистолеты изымут, а склад с продуктами останется без хозяина, хотя бы ненадолго. Опечатают, и все. Так было с Кузьминым, когда его накрыли с „паленой“ водкой. Вряд ли менты его подключат к сигнализации, у них вечно денег нет. Взять Гошку, он мужик здоровый, ночью ковырнуть ворота ломом, и бери что хочешь!»

В воспаленном мозгу Кочина возникла блаженная картина. Он уже на складе, набирает полные сумки тушенки, сигарет, водки. Торопливо схватив потертую сумку, в которой лежал пистолет, закрыл комнату и побежал на почту звонить Мазурову.

Увы, именно в этот момент судьба начала отворачивать от Николая Кочина лицо и поворачиваться соответственным местом. Дома Мазурова не было, а другого телефона Николай не знал. И надо же такому случиться, что в это же время к Рамизу Алиеву приехал его племянник, Али Гасанов. Любимый родственник направлялся в Москву с большой партией товара и на всякий случай решил запастись оружием. В такой просьбе Рамиз отказать ему не мог. Они прибыли на склад, и, лишь только наклонившись к коробке, Алиев увидел надорванный скотч.

Торопливо отодрав его до конца и заглянув внутрь, Рамиз разразился неистовыми ругательствами. В этот раз ему переправили много патронов и лишь два пистолета.

Теперь в коробке лежал один вороненый ТТ.

Невезение Кочина продолжалось. По дороге со склада Алиев увидел Гошку Маренина. Тот все-таки вырвался из-под опеки матери и, уже пьяный, без дела шатался по рынку.

— Эй, Гошка, иды сюда! — крикнул ему Алиев.

Тот оживился, думая, что ему опять хотят дать еще какую-то не сильно обременительную работенку. Тем неприятней был сюрприз, когда, прибыв на склад, оба азербайджанца начали его дружно бить. Хотя Гошка на голову был выше своих истязателей по складу характера был слабак. Через пятнадцать минут он рассказал все, что знал: про ворованную тушенку, про странную торопливость Кочина, где тот живет, и даже то, что Николай частенько стучит ментам. Последнее было самым большим ударом для гостей с Кавказа. Отойдя в сторону, они начали совещаться, — Я думаю, он не врет, — предположил племянник.

— Шакал он и есть шакал, — согласился дядя. — Все эти русские пьяницы и воры, отойти на минуту нельзя, стащат все, что угодно. Что с этим делать?

Отпустить?

— Отпускать его нельзя, слишком много знает. Давай я его сейчас вывезу, брошу где-нибудь по дороге.

Сидящий на полу Гоша вытирал полой старой ветровки разбитый нос и старался понять, о чем говорят его мучители. Алиев подошел, присел на корточки:

— Харашо, дарагой, я тебе верю. Это все Кочин твой, совсем плахой человек, да? И где он живет, говоришь?

— На Херсонской, это в Соцгороде, дом пять, комната восемь. А я только тушенку взял, я и не видел, что он там делает… — зачастил он.

— Хорошо-хорошо, я же тебе верю, — говоря это, Алиев кивнул куда-то за спину. Маренин хотел обернуться, но не успел. На его голову обрушился тяжелый стальной прут. Через полчаса Гасанов подогнал к гаражу свою «Газель», тело неудачника Гошки погрузил в кузов и повез в сторону столицы. Выкинул его той же ночью в лесу, в трехстах километрах от Кривова.

Найти Николая Кочина для азербайджанца оказалось делом гораздо более трудным. Алиев еще плохо знал город и долго искал эту проклятую улицу Херсонскую, когда же нашел, то выяснилось, что хозяин отсутствует.

Азербайджанец срочно покинул барак, настолько тягостное он производил впечатление. Обитали там в основном старухи да люди, стремительно опускающиеся до положения бомжей. На него косились с удивлением. Слишком приметная внешность, иномарка, пусть и изрядно потрепанная. Отъехав от барака метров на сто, он встал так, чтобы видеть подъезд. Время шло, Кочина не было, и Ра-миз все больше нервничал. Уже начало темнеть, когда кавказец увидел группу парней, неторопливо шагающих к бараку. Алиев присмотрелся и понял, что одного из них он точно знает. Открыв дверцу, он крикнул:

— Эй, Юрка, иды сюда, дэло есть!

 

Глава 36

В отличие от своих коллег, с ходу взявших след и теперь с азартом преследующих жертв, Юрий Астафьев пребывал в упадническом настроении. Дело «грибника» не сдвинулось с мертвой точки. Даже объявившиеся родственники последней убитой девушки не дали никакой зацепки. Пришлось заняться рутинной работой, обходом грибников, указанных в списке Козлова. Первым в нем значился некто Симоненко, вместо имени Анатолий Григорьевич поставил в скобках «Боровик». По указанному адресу Астафьев никого не нашел, на стук в калитку никто не вышел, только здоровущая собака отозвалась басовитым лаем, и, как рассмотрел в щелку ворот оперативник, на дверях дома висел амбарный замок.

— Вам кого? — раздалось откуда-то сбоку. Обернувшись, Юрий увидел стоящего у соседней калитки человека. К удивлению Астафьева, это оказался не кто иной, как его старый знакомый старик Пахомов, безнадежно разыскивающий пропавшую свою жену, Евдоху.

— Иван Матвеевич? Вы тут живете? — спросил Астафьев. В доме Пахомова он не бывал ни разу, дело это начинал еще Мазуров, потом он заболел, и Юрий провел тогда всего пару допросов. На хозяине были старые камуфляжные штаны, майка, в руках топор.

— Да, это мои хоромы. А вы к соседу?

— Да, надо бы его повидать. Не знаете, когда он будет?

— Нет! — засмеялся Пахомов. — Вы его с утра не найдете. Он по зорьке оседлал свой мотопед — и в Луга. Пока остальные встанут, приедут — от грибов одни пеньки останутся.

Пахомов вернулся во двор и занялся делом. Поставив на колоду круглую чурку, тюкнул ее топором, от чего она удивительно легко раскололась на две части.

Астафьев подошел к старику.

— А отчего его зовут «Боровик»? — спросил оперативник.

— А он эти грибы уважает больше всего. У него свои места, он их бережет, никому не показывает. Пробовали мы как-то проследить за ним, но нет. Сбежал!

Жлобина еще тот!

— А вы тоже грибами увлекаетесь? — удивился Юрий.

— Да, конечно. Я люблю свежие, жареные, только что срезанные! Но, правда, что тут за грибы? Это смех один. Вот в тундре, на Чукотке, Камчатке — вот там грибы! Там и ходить никуда не надо, выехал на вездеходе, остановился, прошелся по кругу метров пятьдесят на пятьдесят — никакой тары не хватит!

Рассказывая это, Пахомов продолжал колоть дрова. Прервала это занятие миловидная женщина лет сорока пяти, показавшаяся на крыльце дома.

— Вань, грибы готовы, только вот хлеба у нас нет. Ты бы съездил в магазин.

Увидев Астафьева, женщина смутилась.

— Ой, а у нас гости. Здравствуйте, Юрий Андреевич! Проходите в дом.

— Да нет, я тут случайно, мимоходом, я пойду. у меня еще много дел.

Юрию было понятно смущение Антонины Ивановны. Эта молодая вдова, соседка Ивана Матвеевича через дорогу, проходила основной свидетельницей по делу об исчезновении жены Пахомова. Именно она видела, как Евдокия Алексеевна садилась в автобус и провожал ее любящий супруг. О том, что эта парочка с недавних пор стала жить вместе, Астафьев не знал.

Юрий вышел со двора, закурил и не торопясь пошел в сторону дома очередного грибника, отмеченного в списке Козлова. Он видел, как вскоре из калитки вышел Пахомов, легко запрыгнул на велосипед и покатил в противоположную сторону.

Ничего толкового от заядлых грибников Юрий в тот день не узнал. Более того, уже вечером он испытал нешуточный удар по своему самолюбию. Когда поздним вечером он возвращался домой, рядом с ним притормозил «вольво». Хозяина его Юрий знал прекрасно, с Вадиком Долгушиным они дружили еще со школы. Вечный студент и сын обеспеченных родителей, Вадик относился к жизни как к череде приятных развлечений.

Тонированное стекло медленно поползло вниз, глухие звуки ритмичной музыки вырвались наружу, и на сиденье рядом с водителем Юрий увидел Юлию, свое последнее и, как он считал, довольно серьезное увлечение. Ему казалось, что более красили девушки он еще не встречал. Она была невысокого роста, но с точеной, соблазнительной фигурой.

Роскошные русые волосы и голубые глаза на милом лице делали ее просто неотразимой. Юрий был уверен, что у них все очень серьезно. Они встречались уже более полугода, и ему казалось, что и Юля любит его.

— Привет, — сказала она.

— Здорово, мент-каторжанин! — прокричал, перегибаясь со своего места, Вадик, высокий парень с длинным, не очень красивым, но обаятельным лицом, с открытой белозубой улыбкой.

— Привет, — ответил Юрий, нагибаясь к открытому окну. — Вы это откуда?

— С Ильменя. Где еще можно существовать в такую жару? Только в воде, — продолжал Вадик. — А тебя где носит?

— Да у меня запарка, еще одну женщину задушили, слыхали?

— Да слыхали уже! — подтвердил Вадик. — Весь город гудит. Что, Чикатило воскрес?

— Да не Чикатило, свой гад, местный кто-то.

— Ты куда идешь-то? — спросила Юлька.

— Да надо по одному адресу еще зайти, а потом домой.

— Во парень пашет! — снова заржал Вадик. — Ты хоть дома-то бываешь?

— А как же. Через час примерно приземлюсь. Ты придешь? — спросил он Юлию.

Та сморщила красивое личико.

— Нет, хочу выспаться. Завтра родители с утра потащат за грибами, не хочется, конечно, но придется.

— Постой, за какими грибами? — встревожился Астафьев. — Тут маньяк вовсю шурует, душит одну за другой, а они за грибами собрались!

— Да ладно тебе, какой маньяк, я ж с родителями еду!

— Ну и что, что с родителями? Водягина вон тоже с родственниками была, а в тридцати метрах от машины задушили, никто и не услышал. Не езди, отговори их.

— Ну как же! Ты моего папочку, что ли, не знаешь? Он если во что упрется, то это насмерть.

— Тогда не отрывайся от них, рядом будь. Юлька с ужасом посмотрела на него.

— Ты что! Четыре часа рядом с предками, я же с ума сойду! Я и дома-то столько не бываю.

Юрий уже не знал, что и сказать, а Юлия зевнула и повернулась к Вадику.

— Поехали, а? Мне еще собраться надо. Пока, — махнула она рукой Астафьеву, стекло поднялось, и «вольво» резво взяла с места.

Лишь теперь до Юрия начало доходить истинное положение вещей. Долгуша, конечно, хороший друг, но что это он едет с озера с его девушкой? И потом, откуда эти командные нотки в голосе Юлии? Впервые в жизни ревность начала терзать его.

Вернувшись домой, он бросил на стол свою надоевшую папку и как был, одетым, упал на диван. С полчаса он заново переживал весь разговор, теперь с типично ментовской дотошностью вспоминал выражения лиц, интонации Юлии и Вадика. Особенно его бесило поведение старого друга.

— Гад, неужели он ухлестнул за Юлькой, — вслух пробормотал Юрий. Терзаемый новым для него чувством, он разделся и залез под душ. Горячей воды, как обычно, с мая не было.

«Если это так, убью обоих», — решил он, дрожа и растираясь махровым полотенцем.

После душа и нехитрого ужина он со свежей головой сел просматривать свои записи, но в голову упорно лезло только одно — Юлька и Вадик в этом чертовом «вольво». Воображение рисовало одну за другой картины с участием бывшего друга и бывшей любимой. Это было тем более легко, что тело Юльки он знал до мельчайших подробностей, до крошечной родинки между грудей. Маялся он долго, затем решил позвонить предателям. Если обоих нет дома, значит, они точно где-нибудь трахаются в лесопосадке. Юрий уже взялся было за телефон, лишь взгляд на часы остановил его, стрелки показывали половину второго ночи, и звонок в такое время суток мог вызвать только гнев родителей обоих изменщиков, тем более голос Астафьева прекрасно знали.

— Черт с вами, я еще до вас доберусь, — пробормотал Юрий, положив трубку на аппарат. Он почувствовал, что сегодня не уснет, и, спустившись вниз, в круглосуточном магазине купил бутылку водки. Стакан этого «лекарства», принятый почти без закуски, сыграл роль снотворного.

Уснуть Астафьев уснул, но снилось ему все то же, от чего он так хотел избавиться. Это был лес, и все те же действующие лица: Вадим и Юлька. Они долго привязывали голого Юрия к дереву, затем старательно втискивали в рот кляп.

После этого парочка начала стягивать друг с друга одежду, хохоча и поглядывая в его сторону. Эротическое шоу сменилось откровенным сексом, и, чувствуя возбуждение, Юрий начал рваться из пут, но ничего не получалось. В самый разгар любви Вадик положил ладони на горло Юлии и начал ее душить. Она пыталась оторвать руки Долгуши от своего горла, но это не удавалось, и вскоре тело Юльки начало биться в мучительной агонии. Юрий непостижимым образом видел всю эту сцену с самых разных сторон: и сверху, и сбоку, и даже глазами убийцы. Он видел побагровевшее лицо Юлии, ее открытый рот, вылезающие из орбит глаза. Он хотел закричать, но мешал кляп. Когда он от него все же избавился, то во все горло что-то заорал. Астафьев рванулся всем телом и… и вскочил с пола, ощущая напряжение в голосовых связках, в ушах стоял собственный, дикий крик. Несколько минут он оглядывался по сторонам, не понимая, как очутился на полу. Болел лоб, а во входную дверь кто-то сильно барабанил. С трудом выпутавшись из скомканной простыни, он наконец встал. Но его тут же качнуло в сторону так, что он свалил журнальный столик, рассыпав разложенные на нем бумаги. Переборов силу земного притяжения, Юрий замотался в простыню, добрался до прихожей и приоткрыл дверь.

На пороге стояла соседка, тетя Маша.

— Юра, ты живой! — словно не веря своим глазам, закричала она, увидев заспанного Астафьева.

— Да, а что? — не понял Юрий.

— Ты так сейчас кричал, я думала, тебя тут убивают! — хватаясь за сердце, призналась женщина.

— Да нет, это мне сон плохой приснился. Я вон даже с дивана упал, — честно признался он.

Запах перегара, дошедший до соседки, тут же ее успокоил, раскрыв истинную причину безумства соседа. Ее покойный супруг не раз совершал во сне подобные полеты. Ну, напился мужик, слетел с кровати, на то он и мужик.

— Ох, Юрик, как ты меня напугал, как напугал! Ну ладно иди, досыпай.

Об этом можно было только мечтать! Но за спиной в квартире уже вовсю звенел будильник.

Бреясь, Астафьев обнаружил на лбу солидную шишку. Присвистнув, он ощупал ее, выругался и попытался замаскировать ее волосами. Из этого ничего не вышло.

Завтрак сопровождался осмыслением такого реального, жуткого сна.

«Вадик — „грибной“ маньяк? Чушь какая! Он и в лесу-то бывает только на шашлыках и мухомора от опенка не отличит. Присниться же такой дурацкий сон?» — недоумевал он.

Другая мысль неожиданно пронзила Астафьева: «Дурак, а почему я не позвонил отцу Юлии, не сказал ему про маньяка?!»

Он кинулся к телефону, торопливо набрал знакомый номер. На другом конце провода тут же подняли трубку, но, к разочарованию Юрия, это оказалась Юлькина бабушка.

— А Валентина Михайловича можно к телефону? — спросил он.

— Нету его, все с утра уехали за грибами, — задребезжала старушка.

— Давно?

— Да, почитай, только солнце встало. Часов в пять утра.

«Сейчас восемь, проспал все на свете, козел!»

— А куда они уехали, он не сказал?

— Они все к Марьевке ездят, там грибов всегда много. Я ведь оттуда родом, мы в детстве их кадушками солили. Сейчас уже не то…

Мемуары старшего поколения сейчас меньше всего интересовали Юрия. Не слишком вежливо прервав разговор, он подхватил папку и отправился на работу. Не успел он переступить порог ГОВД, как дежурный по городу выглянул из своего «скворечника» и поманил его пальцем.

— Давай Юрик, вызов по твою душу. Около Марьевки сегодня утром какую-то девушку задушили.

Астафьеву показалось, что он сейчас сойдет с ума или умрет.

 

Глава 37

Накануне Мазуров пришел домой как в добрые, старые времена, в двенадцатом часу ночи. Мог бы и раньше, ведь разобравшись с пацаном, он было хотел уже идти домой, но случайно подвернувшаяся дежурка ехала в противоположную сторону, в третье отделение милиции. Колодников должен быть там, и Мазуров решил не противиться судьбе, а плыть по ее течению.

Попал он, как говорится, с корабля на бал. Зайдя в отделение, он спросил у дежурного, где Колодников. Тот ответил, что майор на месте. Толкнувшись в закрытый кабинет, Михалыч не удивился, а призадумался. Он приложил ухо к двери, явно различил несколько приглушенных голосов и осторожно, но настойчиво постучал. Дверь приоткрылась, и хитрый глаз Андрея Колодникова быстро произвел нужную идентификацию позднего гостя.

— Заходи, Михалыч! Ты вовремя!

Мазуров увидел на столе все составные чисто мужского банкета: бутылка водки, дешевая колбаса, нарезанная колечками, и пицца — новшество, докатившееся до Кривова и вполне одобренное местными ментами.

— Будешь, Михалыч? — спросил хозяин кабинета, беря в руки бутылку.

— Не, ты что! Меня Ирина Ивановна лично убьет, если запах учует, — отказался Мазуров, за руку здороваясь с остальными, Павлом Зудовым и участковым Демидовым. Последний, на взгляд подполковника, был если не совсем уже «готовым», то гораздо пьянее своих товарищей. Он ухватил за руку Мазурова и сразу начал допекать его вопросами:

— Вот скажи, Михалыч, ты у нас мент в авторитете, вот то, что эти козлы сделали с нами, это от дури или, наоборот, от чересчур большого ума?

— Ты про что это? — не понял старый оперативник, доставая сигареты и делясь с остальными.

— Тебя нам сам бог послал, — обрадовался Павел. — Мы уж тут подыхаем без курева, а идти никому не охота.

— Дежурного послали бы, один хрен ничего не делает.

— Нет, нет, ты скажи, Михалыч, — настаивал Демидов, — они специально ментов так опустили или это от ученой дури?

— Ага, как же! Все там было учтено заранее, — с азартом, указывающим на продолжительность спора, сказал Колодников, подавая участковому очередную рюмку. Пока Демидов пил, Андрей пояснил Михалычу:

— Вот Витька говорит, что весь развал в милиции пошел оттого, что дилетанты в нашу кормушку морду суют. А я говорю, что это заранее просчитано. Ты вот, Михалыч, на этот счет какого мнения?

— Я какого? — Мазуров немного подумал. — Начали дураки, а потом им помогли очень умные урки в большом законе. Те, что сидят в думе, в правительстве, рядом с президентом. Недаром ведь говорят, что нынешний Уголовный кодекс принят сначала на воровском сходняке, а потом уже в Госдуме.

— Нет, ну ты-то там не был, Михалыч! — не успокаивался Демидов. — Так что все это тоже твои, — он покрутил пальцами у виска, — домыслы. А сразу туда же, как и эти вот двое! — он ткнул пальцем в сторону оперов. — Я знаю!

— А зачем мне там быть? Зачем Пашке там быть, Михалычу? Ты что, не мент, что ли? — взвился Колодников. — Ты все должен вычислить по одним уликам.

Мазуров согласно кивнул.

— Верно Андрей базарит. За последние десять лет все сделали для того, чтобы выбить из милиции профессионалов. Смотри сюда! — Он начал загибать пальцы. — Платят копейки, это раз. Теперь в милиции работают либо жулики, либо ненормальные, вроде нас с вами, — В патрульные хрен кто идет! — перебил его Колодников. — За полторы тысячи рябчиков хвост морозить. С двух часов ночи город вообще голый. Почему?

Личного состава нет, не хватает рядовых. Зато начальников наплодили! А это деление на криминальную милицию и милицию общественного порядка? Каждый тянет одеяло на себя, и ему по хрену, что творится у соседа!

Мазуров опять кивнул и загнул еще один палец.

— Это ты верно подметил. Значит, два. А указ о максимальном сроке службы до сорока пяти лет — это что, не вредительство? — Мазуров уже не мог остановиться. — Сорок пять — это золотая пора оперативника. Все есть — силы, опыт. А его под зад коленкой — ты не нужен! Это три. Все, милиция погибла!

Теперь дальше — отмена льгот, подлость номер четыре.

— Да, вот ты, Виктор, почему после своего авиационного института в милицию пошел? — спросил Андрей Демидова.

— Как почему? — удивился тот. — Квартиру обещали…

— И дали?

— Дали, до сих пор в ней живу. Деньги неплохие получал. Отпуск сорок пять дней, — теперь уже Демидов начал загибать пальцы, — пайковые, курортные, половина оплаты коммунальных услуг и плюс телефон. Ну и выслуга, конечно, звания… Плохо, что ли, жили? С нас спрашивали, но нам что-то и давали!

— А теперь все это хренушки! — зло сказал Колод-Ников. — Мне вон семьсот рублей к окладу прибавили, из них шестьсот ушло на коммуналку, остальное съел подоходный налог. Вот тебе и прибавка в два раза!

— Пыль в глаза пускают, московские педерасы! — вздохнул Демидов, и Мазуров с изумлением подумал, что раньше и не знал, что у участкового высшее образование. Слишком мало у него было от инженера и намного больше от махрового мента, — склад ума, жаргон, грубоватые манеры.

— А вы как будто только ради льгот и работаете, — ухмыльнулся Павел, автоматически мучая ручной эспандер, с которым практически никогда не расставался. — Если так, то вы должны давно уже отсюда сбежать.

— Да не ради этого, конечно, — отмахнулся Колодников. По степени опьянения он почти догнал Демидова. — Знаете, у меня какая в последнее время появилась мечта? Чтобы любой человек у нас в Кривове мог спокойно пройти по городу самой глубокой ночью, не боясь, что его разденут, ограбят, а то и грохнут.

— Мечта идиота, — тихо сказал Зудов, — особенно по нынешним временам.

Мазуров недовольно на него глянул, и Паша прикусил язык.

— Может, я до этого и не доживу, но я буду все делать, чтобы так хоть когда-то стало, — закончил Андрей и ткнул бычок мимо пепельницы в стол, рядом с несколькими такими же черными отметинами, напоминавшими о подобных посиделках.

— Да не стоните вы раньше времени, — усмехнулся Зудов, — все еще вернется.

И льготы, и все остальное. Спорим?

— Да чего ты херню порешь, Паша! — взвился Андрей. — Только Христос мог воскреснуть, да и то это райские сказки!

— Спорим! — повторил Павел и протянул свою широкую, чуть поменьше лопаты ладонь. — Лет через пять они начнут всеми силами возрождать эмвэдэ.

— С какого это хрена? — подал голос Демидов. — То, значит, раздавили, подмяли под братву, а то возрождать?

Паша снова ухмыльнулся:

— А вот когда уличная преступность попрет выше, через край, и возьмет их за задницу, тогда они и поймут, что лучше средства для борьбы с этими от-морозками, чем милиция, еще не придумали.

— Да кто они-то? — так и не понял Михалыч.

— А те, кто писал тот самый упэка, — пояснил Зудов. — Все эти думские воры в законе, эти сенаторы, губернаторы, банкиры. Они сейчас там кайфуют у себя наверху, но лет через несколько их тоже возьмет за жопу новая шпана. Их будут отстреливать как собак, на каждом шагу. Вот тогда они взвоют и поймут, что таких надо останавливать, когда им пятнадцать лет, а не двадцать пять. А это сможем только мы! Менты.

— Не, это ты правильно говоришь, то, что их всех там накроет, ежу ясно, — согласился Колодников. — Как это называется? Закон сообщающихся сосудов.

Подрастающее поколение будет рваться к тем же самым кормушкам. А еще есть Чечня. И знаете, когда там, — он ткнул большим пальцем себе за спину, — в толстозадой Москве, стреляют банкиров, взрывают дома, я искренне этому рад.

Жалко обычных людей, но должны же и те, наверху, и все эти занюханные москвичи, голосующие за всяких авантюристов, понять, что милиции нет! П…ец ей! Если в столицу че-рез всю страну протаскивают тонны взрывчатки, то это что такое?

— Не, Андрюха, что значит «радуюсь»?! — возмутился, прикемаривший было Демидов. — Там люди погибли, сотни, а ты рад?

— Да, ты тут перегнул, Андрей Викторович, — солидно подтвердил Мазуров.

— Да погодите вы! — Колодникову, чтобы остановить собеседников, пришлось щедро ливануть матом. — Я еще не все сказал. Рыба гниет с головы. Вот когда не только москвичи, но и те наверху — правительство, дума, банкиры, — когда все они почувствуют на своем загривке взгляд киллера, вот тогда они поймут, что потеряли не только милицию, но и свое право на жизнь. А те, кто за них голосовал, за этих придурков недорезанных, все они поймут, что власти в стране нет. И надо будет наводить порядок.

— И выберут нового Сталина, — буркнул Зудов.

— А че, Сталин мужик что надо был. Чечню в две бы недели скрутил в бараний рог, — высказался Демидов.

— Да не в том дело! — отмахнулся Андрей. — Сталин будет или не Сталин!

Главное, что снова начнут наводить порядок.

— Ну, это когда? — возразил Мазуров. — Когда нас не будет?

— Нет, Пашка вон говорит, лет через пять, — Андрей кивнул в сторону Зудова, уже забывшего о споре и в уголке курлыкавшего по телефону с женой.

— Да нет, больше, через десять, двадцать, — упорствовал подполковник. — Тогда и платить начнут, и льготы все вернут. Только найдут ли тогда таких дураков, как мы с вами, — вот в чем вопрос?

Расстались они в одиннадцатом часу, причем Демидова пришлось провожать до квартиры, а Колодникова до подъезда.

Жена Мазурова, строгая и даже несколько суровая Ирина Ивановна, очень удивилась, увидев мужа в форме с папкой в руках.

— Ты чего это вырядился, как на карнавале? — спросила она.

— Почему на карнавале? — обиделся Мазуров. — Я при исполнении. Попросили поработать.

— Как это «поработать»? — не поняла супруга. — Ты снова в угро, что ли, устроился? Ты мне сказки не рассказывай, кто ж это тебя возьмет с твоими-то болячками?

Пока Мазуров переодевался, жена устроила ему допрос по всей форме.

— Нет, ты что молчишь-то, рассказывай, как это ты снова работать пошел?

— Да нет, это я так, на общественных началах.

— Ах, вот даже как! Призвали старого коня в стойло, а он и побежал, дурак!

Это кто ж такой умный это придумал? Ну, говори!

— Ну, Колодников, — сознался Михалыч.

— Андрюшка?! Ну, я ему завтра позвоню, скажу все, что о нем думаю! Нашел тоже мне пионера-активиста!

— При чем тут пионер, парни просто зашиваются, у них там куча трупов, надо помочь.

— Так, и много ты убийц поймал сегодня? — продолжала ехидничать жена. — Всех переловил или Андрею немного оставил?

— Да при чем тут убийцы, я просто прошелся по рынку, поговорил с народом, тряхнул старую агентуру. Обычная прогулка по городу.

— Ой-ой! — продолжала насмехаться Ирина. — И никого не задержал, никуда не ввязался? Ни в жизнь этому не поверю! А если у тебя сердце откажет, об этом ты думал, нет? Как на дачу поработать, так ему нельзя, а как в самую жару по городу шастать, воров ловить, так ради бога!

Мазурова наконец прорвало:

— Нет, ты что взялась пилить-то?! Лучше бы накормила, с утра маковой росинки во рту не было. Пилит и пилит!

Это был безотказный номер. Упреки в свой адрес как хозяйки дома Ирина Ивановна воспринимала болезненно, так как содержала дом в идеальном порядке.

— Иди, готово все давно. Уже остыло сто раз, опять разогревать придется.

За ужином Ирина вспомнила еще кое-что.

— Да, тебе тут один мужик телефон оборвал, раз пять звонил, с такой смешной фамилией. Не то Качан, не то Кочкин…

— Может, Кочин? — насторожился подполковник. — Николай Кочин?

— Может, и так, по имени не представился.

— Что еще сказал?

— Ничего не сказал, перезвонит попозже.

«Неужели Николай что-то накопал? Быстро. Так просто звонить он не будет, слишком всего боится», — решил Михалыч. Остаток вечера он ждал звонка стукачка, но лишь в час ночи, когда они только уснули, позвонил дежурный по городу.

— Товарищ подполковник, капитан Бармин.

— А, здорово, Николай.

— Неудобно вас тревожить, Иван Михайлович, но дело серьезное. Мы тут одного пацана задержали по подозрению в совершении тяжких телесных повреждений, но он хочет говорить только с вами.

— Вот как? — удивился Мазуров. — Как фамилия?

— Ежов Виктор Иванович. Восемьдесят третьего года рождения, проживает на Херсонской.

«Быстро он, однако, сгорел, дня не прошло», подумал Мазуров, а потом поинтересовался:

— Машина у тебя есть под рукой?

— Дежурка.

— Высылай, еду.

Выслушав разговор мужа, Ирина Ивановна молча отвернулась и снова заснула.

Она двадцать лет была женой милиционера и бурно реагировала на подобные ночные звонки и выезды только первые пять лет супружеской жизни.

Знакомую тщедушную фигурку Витьки Ежова Мазуров увидел за железной решеткой «обезьянника». Коротко глянув в его сторону и отметив полное отчаяние подростка, Михалыч зашел к дежурному.

— Здорово, Николай. Ну, что тут у тебя по этому орлу?

— Приветствую, Иван Михайлович, — капитан извиняюще развел руки, — уж простите, что потревожили, но дело такое. В десять тридцать группа немедленного реагирования выехала на Севастопольскую, там была пальба, какой-то придурок стрелял из обреза по фонарям, вроде бы и труп есть. Когда приехали, стрелка там, конечно, уже не было, а труп оказался алкашом. На обратном пути проезжали Соцгород и увидели, как у одного из бараков толпа парней пинает какого-то бедолагу. Наш «уазик», конечно, спугнул их, и они сделали ноги. Но одного они все же успели прицепить.

— Этого Ежова? — Мазуров кивнул в сторону «обезьянника».

— Да. Начали допрашивать, а он уперся как бык и твердит, что хочет разговаривать только с вами. Что, давний знакомый?

— Да нет, наоборот, сегодня только познакомились. А этот, жертва, что с ним?

— В реанимации, в тяжелом состоянии. Врачи говорят, что выживет едва ли.

Отбивную из него сделали. Живого места нет, все переломано.

— Кто такой — неизвестно?

Капитан заглянул в бумаги.

— Да нет, известно. У него с собой даже оказался паспорт, редкая удача.

Вот, Кочин Николай Петрович.

— Кто?! — вскрикнул Мазуров.

— Кочин. А что?

Рука Мазурова автоматически полезла за сигаретами.

— Знавал я этого человечка, — пробормотал он, закуривая. — Интересно!

Очень интересно. Кто ведет дело?

— Колесников. Он сейчас в седьмом кабинете.

— Хорошо, я займусь этим, — кивнул Мазуров и начал подниматься на второй этаж.

— Только, Михалыч, по новому УПэКа ты не имеешь права допрашивать его без адвоката.

— Да я и не буду его допрашивать, так просто побеседую, — отмахнулся Мазуров,недобрым словом помянув создателей этого дебильного Уголовно-процессуального кодекса.

Бармин был доволен. Никого из отставников он в подобном случае беспокоить бы не стал, но Мазурова Николай знал давно и верно рассчитал реакцию подполковника на ночной звонок.

Вадима Колесникова Мазуров застал мирно спящим в старом, обшарпанном кресле. Растолкав оперативника, он спросил:

— Ну, как дела, спящая красавица?

Тридцатилетний Вадим Колесников, рослый, курносый парень, мало походил на красавицу, тем более спящую. Приходу подполковника обрадовался.

— А, Михалыч! Слава богу, ты приехал, а то этот щенок, кроме тебя, ни с кем больше говорить не хочет.

— Чего это он так?

Мазуров не слишком жаловал Колесникова как оперативника, тот присутствовал на работе «от и до», ни минутой больше, и не слишком выкладывался. Плюс ко всему Вадим любил выпить, а эту слабость Михалыч мог простить только фанатику своего дела Колодникову, а не такому сачку, как Колесников.

— Откуда я знаю, — развел руками опер, — сам его сейчас спросишь. Не родственник твой?

— Родственник, — подтвердил Мазуров, — по Адаму с Евой.

Колесников засмеялся, ушел и вскоре вернулся с Ежовым. Только по тому, как напряженно парень уселся на стул, Мазуров понял, что разговор будет трудным.

Витька так зло сверкнул глазами в сторону Колесникова, что подполковник подтолкнул оперативника к двери.

— Иди, Вадим, поспи в дежурке.

Когда они остались вдвоем, Мазуров закурил и протянул сигарету Ежову. Тот ее взял, но зажигалку словно не заметил, а сразу заговорил горячо и путано.

— Я не виноват, я вообще туда случайно попал! Шел домой, а тут они, я этого мужика и пальцем даже не тронул!

— Ну-ну, — подполковник достал из папки заявление Уткина, показал его парню. — И тут ты случайно оказался. Проходил мимо с трубой в руке. Если бы не я, то ты бы этого отставного майора шандарахнул трубой, и готово, суши сухари на долгие года. А у него двое детей, между прочим. Так что, парень, я тебе не верю. И суд не поверит. И поедешь ты лет на десять в очень далекие края.

В приоткрытую дверь заглянул Бармин и сказал только одну фразу:

— Михалыч, этот Кочин умер.

Мазуров кивнул и повернулся к своему подопечному.

— Ну что, слыхал? Это уже совсем другая статья, и по полной катушке.

Ежов сидел опустив голову, сквозь короткий ежик волос от затылка ко лбу был отчетливо виден длинный белый шрам и параллельно ему еще один, поменьше.

«Да, похоже, ему тоже доставалось по жизни не одно птичье молоко, — подумал Мазуров, — пирожными его редко кто кормил».

— Я его не бил, — упрямо повторил парень, — вообще не бил.

— Давай начистоту. — Мазуров положил на стол свои огромные кулаки, посмотрел на них так, словно увидел впервые. — Если ты не бил, то скажи кто?

Это ведь твой район. Сам говорил, что шел домой, а они тебя позвали, значит, ты всех их знаешь. Так?

Витька молчал.

— Пойми, твое спасение сейчас только в твоих руках, — убеждал его подполковник. Пацан медленно покачал головой.

— Не могу.

— Боишься?

— Ничего я не боюсь! — окрысился Ежов.

— Боишься. — Мазуров достал еще одну сигарету, озабоченно заглянул в пачку. Разговор обещал быть долгим, и запасов никотина должно хватить. — И еще как боишься. Вон аж стул мокрый.

— Я не боюсь, просто западло пацанов продавать, — процедил он сквозь зубы.

— А-а, вон ты о чем! — рассмеялся Михалыч. — Так ты о высоких материях!

Значит, нам тогда и разговаривать не о чем, значит, сядешь на полную катушку, и по убийству Николая Кочина, и по делу этого вертолетчика тоже. — Мазуров кивнул на свою папку:

— Знаешь сколько теперь тебе в сумме светит?

Ежов молчал, он по-прежнему боялся избегать взгляда старого сыщика.

— А я тебе скажу. Как рецидив, а дело вертолетчика пойдет первым, значит, Кочин уже второй. Это как минимум пятнашка. И скажи спасибо этому долбаному Евросоюзу, что отменили смертную казнь, а то мог бы и загреметь на вышак. Хотя еще неизвестно, что лучше.

Мазуров в возбуждении опять было взялся за пачку, потом вспомнил, что там осталось всего три сигареты, и отбросил в сторону.

— Ты хочешь этого? — повысил голос Мазуров. Ежов отрицательно мотнул головой.

— Так, уже лучше. Тогда говори, кто его бил?

— Ну не могу я это сказать! — снова взорвался Витька. — Меня же они потом убьют! Затопчут, как этого хмыря…

— Вот это другой разговор! По крайней мере, теперь честно.

Мазуров не удержался и все-таки закурил.

— А то «слово чести», братство до гроба! Бабушка тебя давно воспитывает? — неожиданно сменил он тему.

— С пяти лет, — буркнул Витька.

— Где родители?

— Отец умер, а мать прав лишили материнских. Не знаю, где она сейчас, может, и померла давно.

— Понятно. Бабушку любишь? Витька кивнул.

— Как у нее здоровье?

— Не очень. Давление высокое.

— Давление — это плохо. Тут может быть и инфаркт, и инсульт. С этим шутить нельзя. Как думаешь, она обрадуется, если узнает, что тебя посадили на пятнадцать лет?

— Нет, — тихо шепнули Витькины губы.

— У тебя и девчонка поди есть?

— Да.

— Как зовут?

— Люська.

— Сколько ей лет?

— Пятнадцать.

Мазуров усмехнулся, покрутил головой. Витька зло скривился, но подполковник был уже серьезен.

— Знаешь, как все это будет? Не смотри так, не думай, что я гадалка, гадать тут нечего, все проверено, и не раз. За тяжкие преступления у нас под амнистию не попадают, значит, сидеть будешь от звонка до звонка. Пятнадцать плюс пятнадцать, значит, когда ты выйдешь, Люське твоей будет уже тридцать. У нее к этому времени будет двое детей, а муж ее — один из этих твоих друзей-козлов. Он научит ее пить водку, а может, и на иглу посадит. Будет она ходить из притона в притон, с вечным фингалом под глазом, с выбитыми зубами.

Материнства ее лишат, так что как раз к твоему выходу она будет снова свободна и с радостью примет тебя в свои объятия и поцелует беззубым ртом.

Витька метнул на Мазурова злой взгляд.

— Что, не веришь? — переспросил подполковник. Надо отдать должное, говорил он страстно, убедительно. — Именно так и будет, поверь мне. Знаешь, сколько я за двадцать своих милицейских лет таких вот молодых дурачков видел? У каждого второго, кто сидел на этом стуле, именно такая судьба, можешь не сомневаться!

Да и ты будешь уже не такой, зона не сахар.

— Ну и что, — огрызнулся Ежов, — там, в зоне, тоже люди живут.

— Живут, Витя! Да еще как живут! Только ты не знаешь, как они там живут!

Ты сказки слышал про крутых воров, блатную развеселую жизнь, а на самом-то деле там все по-другому.

В этот момент дверь открылась, на пороге стоял невысокий, полноватый майор с седыми висками.

— Иду, вдруг слышу знакомый голос, — сказал он, подавая Мазурову руку. — Неужели, думаю, Михалыч! Не может быть! Он же на пенсии уже лет сто. Наверное, думаю, привидение его тоскует по работе.

— Может, Иван Фомич, может, — сказал, поднимаясь, Мазуров. — Привидение, говоришь? Хорошо ты это придумал.

— Ну, судя по рукопожатию, ты не привидение, — признал майор. — Сила еще есть.

Иван Фомич Городненко был старинным сослуживцем Мазурова. Они вместе начинали сержантами патрульной службы, да и потом их карьера развивалась параллельно. Последние пять лет Городненко был начальником изолятора временного содержания, должен был получить подполковника и выйти на пенсию, но прошлогодний массовый побег заключенных обернулся для него сердечным приступом и навеки замершей на погонах звездой майора.

— Что, снова призвали под знамена? — спросил Городненко.

— Да ребята попросили помочь, все в загоне, лето. А ты, смотрю, все никак на пенсию не уйдешь?

— Нет, желающих на мое место не могут найти. Особенно после прошлогоднего побега.

— Да, не повезло тебе. А чего это ты ночью по управлению шляешься?

— Проверял своих. Сам знаешь, обжегшись на молоке, на воду дуешь. Боюсь, как бы глупостей не наделали, большинство новенькие работают, молодежь. Одно дело, если там деньги или наркоту передадут, а вдруг впустят кого по знакомству? Бывало ведь, помнишь? Да, знаешь, кого к нам только что привезли? — оживился майор.

— Кого?

— Нашего старого знакомого, Тихоню.

— Да ты что! — удивился Мазуров.

— Вот и «что». Опять кого-то порезал, придурок. Я его велел сразу к нам определить, в «обезьяннике» ему делать нечего, людей пугать. Завтра народ пойдет, а он там в неглиже на виду у всех.

— Да, а ведь это мы его с тобой тогда первый раз брали, — с ностальгической улыбкой припомнил Мазуров. — Сержантами еще были, на мотоцикле его везли, в коляске. Как он там, стриптиз показывает?

— Конечно, концерт в самом разгаре.

— Слушай, Фомич! — Мазурову пришла в голову интересная идея, он опасливо взглянул в сторону Ежова, затем подхватил майора под руку и буквально вытащил его в коридор, так чтобы можно было и поговорить с глазу на глаз, и не терять из виду своего «подопечного». Витька не понимал, что происходит, он только видел, что Мазуров очень упрашивает своего собеседника, а тот упирается.

— Да ты что, Михалыч, знаешь, сколько я инструкций нарушу! — донеслось до ушей пацана.

— Ну, Фомич, ты без пяти минут пенсионер, что тебе стоит! Ты начальник у себя или хвост собачий?

— Нет-нет! Ты что, а вдруг кто из начальства узнает? И эту-то, — Городненко ткнул пальцем в майорскую звезду, — на четыре маленьких поменяют!

Переговоры длились минут двадцать, Мазуров вогнал своего собеседника в жар и пот, но все же, похоже, уговорил.

— Пошли, — довольный Мазуров подхватил Витьку под руку и поволок из кабинета. Проходя мимо загородки дежурного, Ежов увидел давешнего майора, звонившего по телефону.

— Да, лейтенант! Пусть Журавлев покажет им все что надо, он в вашей смене самый опытный. Да все под мою личную ответственность, — донеслось до ушей Витьки.

Они вышли во двор, и подполковник свернул к новенькому зданию из белого кирпича. Кривовский изолятор временного содержания, сокращенно ИВС, сдали всего полгода назад, и среди уголовной среды его называли «курортом», за наличие в камере унитаза и раковины.

Подойдя к железной двери, подполковник стукнул в нее костяшкой пальца, и она тут же немного приоткрылась.

— Иван Михайлович? — удивленно вскрикнул охранник. — А мне сказали, но я не поверил сразу. Вы же вроде на пенсию уходили?

— Как уходил, так и пришел. Ты, что ли, это, Журавлев?

— Он самый. Что надо, товарищ подполковник?

— Экскурсию по заповедным местам. Парень вот не верит, что у нас в камерах кондиционеры и телевизоры стоят.

Охранник хохотнул и впустил их. Журавлев оказался толстым прапорщиком с круглой, как у снеговика, головой. Курносое лицо его было само добродушие, и как-то слабо верилось, что этот человек может сладить с наглыми и прожженными уголовниками.

— Журавлев, ты сколько лет тут уже работаешь? — спросил Мазуров, входя в гостеприимно распахнутую дверь.

— Двенадцать стукнуло, — ответил прапор, поставил к стене Витьку и быстро обшарил карманы и всю одежду «экскурсанта».

— Тебе тут что, медом намазано? — продолжал допытываться подполковник. — Караваев вон месяца не продержался, сбежал в участковые.

Журавлев, открывая перегораживающую коридор железную решетку, засмеялся:

— Он просто все тут близко к сердцу принимал, а так нельзя. Мне вот лично все по барабану.

Тут сбоку донесся приглушенный дверью голос.

— Начальник! Прокурора желаю видеть. Хочу сделать чистосердечное признание, восстановить справедливость.

— Счас я тебе двух прокуроров приведу, паскуда! — неожиданно свирепо рявкнул прапорщик. — Они тебе напихают полную задницу справедливости!

Потом он обернулся к своим гостям и уже прежним, добродушным тоном пояснил:

— Николаев Колька. Сто двадцать вторая, злостное хулиганство. У него как ночь, так совесть просыпается. Берет на себя дела всех сокамерников. Надоел уже как собака! Скорее бы его судили.

Они прошли в комнату дежурного, где за пультом сигнализации сидел зевающий, с сонными глазами круглолицый лейтенант.

— Здорово, Сивцов, хватит спать, начальство только ушло, а он уже дремлет. Слушай, камера пустая есть? — спросил Михалыч. Он ткнул пальцем в своего гостя. — Надо показать ему, как тут у вас хорошо.

— Нету, Иван Михалыч. Сам знаешь, такого практически не бывает. Тут еще в Братском у КаПэЗэ стена завалилась, к нам их мазуриков привезли. Полна коробочка.

— Тогда дай нам на Тихоню посмотреть, — попросил Михалыч. — Старый мой знакомец, вместе начинали — он сидеть, а я служить.

— Это можно, он в изоляторе, хотя, кажется, уже успокоился. Проводи, Журавлев.

Они прошли в самый конец длинного коридора вдоль однообразных железных дверей. В самой последней из них Журавлев открыл небольшое окошко, «кормушку».

Глянув в камеру, прапорщик одобрительно кивнул головой:

— Вот он, во всей своей красе. Просто гордость нации.

Витьку подтолкнули поближе, и он, осторожно заглянув в окошечко, увидел сидящего на полу абсолютно голого человека. Голова его была опущена вниз, седые космы закрывали лицо. На худущем теле каторжанина не было «живого места», все оно было разрисовано черепами, голыми девками, привязанными колючей проволокой к крестам, парусниками и целыми предложениями, из которых пацан рассмотрел надпись на левой ноге: «жена вымой», а на правой: «теща вытри». Словно почувствовав взгляд Витьки, пленник поднял голову, и тот увидел даже не лицо, скорее какую-то маску. Впалые, морщинистые щеки, запавший, беззубый рот, уродливый, чересчур маленький нос с рваной левой ноздрей, бесцветные, водянистые глаза. Витька не сразу, но понял, что именно это лицо напоминает ему — маску смерти.

— Чего зыришь, падла? — тихо спросил тюремный старожил. — Не в зоопарке, козел.

И тут же, без всякого видимого перехода, вскочил на ноги, резко кинулся вперед, и Витька еле успел отшатнуться назад от высунувшихся из «кормушки» костлявых рук старика. Журавлев, матерясь, начал бить по этим неестественно худым, синим от татуировок клешням дубинкой, а из камеры донесся уже какой-то нечеловеческий вой, в котором лишь угадывались отдельные слова.

— Волки… перегрызу., всем глотки перегрызу!!!

Вспотевший Журавлев наконец смог захлопнуть «кормушку». Вытерев со лба пот, он с душой выругался, потом повернулся к «посетителю».

— Вот это наш Тихоня, — сказал он Витьке. — Красавец, правда?

— А почему он Тихоня? — не понял Ежов, также вытирающий со лба холодный от ужаса пот. Мазуров с прапорщиком на пару засмеялись.

— У него фамилия Тихомиров, — пояснил Мазуров. — Но главное не это. Он как у Райкина: «Тихий-тихий, только порежет одного-двух, отсидит, и снова тихий».

За что он сейчас влетел? — спросил подполковник Журавлева.

— Да опять сегодня вечером кого-то порезал по пьянке, да он и наколотый был еще. Не до смерти порезал, но прилично.

— То-то я смотрю, он до сих пор под кумаром, — заметил Мазуров.

— Да, не прошло еще.

— Кстати, ты не думай, что это мы, менты поганые, — говоря это Витьке, Мазуров кивнул в сторону прапорщика, — такие садисты, догола мужика раздели.

Это у него манера такая, как его сажают, так он всю свою одежду в клочья рвет, на мелкие кусочки. Ну что, насмотрелся на бесплатное кино? Вот такие у нас фильмы ужасов, и ходить никуда не надо.

На улице, распрощавшись с Журавлевым, Мазуров угостил Витьку последней сигаретой и рассказал историю жизни Тихони.

— Жил-был красавец парень, девки на него как мухи на мед липли. Только из-за одной из них он поронул своего одноклассника, не до смерти, но прилично.

И загремел Ваня Тихомиров на свой первый срок. Мы его с Городненко, майором, — ты его видел — тогда первый раз взяли, еще на мотоцикле. Зацепили буквально в ста метрах от места преступления, он даже кровь с рук смыть не успел. Как мы удивились! Парень был — ну вылитый Сергей Есенин — русые волосы, голубые глаза.

Мне даже мысль пришла, что подставили его. Отсидел он тогда лет. пять, вышел по амнистии за хорошее поведение. На воле подсел на иглу, и — понеслось! Потом второй залет, третий. Сейчас знаешь сколько ему? Сорок девять. А видел шрамы?

Его только на зоне раз десять резали, сам он сколько раз вены себе вспарывал, «кресты» глотал — не сосчитать. «Крест» знаешь что такое?

Витька отрицательно мотнул головой.

— Это когда в хлебный мякиш втыкают два гвоздя, перемотанных резинкой.

Хлеб растворяется, и этот «крест» встает поперек кишок.

— Зачем? — не понял Витька.

— А затем, чтобы в госпиталь попасть, все, что угодно, перетерпеть, только бы не работать. Еще, бывает, табак водой разводят и в бедро вкалывают. После этого на недельку ноги отказывают. Тоже отдых. Правда, если не рассчитать, то крякнуть можно. Учись, запоминай, ты же сидеть долго собрался. Пошли в кабинет.

В кабинете Мазуров продолжил рассказ о жизни человека со странной кличкой Тихоня.

— А на нос его ты обратил внимание? Левой ноздри практически нет. Тихону ее в драке порвали, но он тоже в долгу не остался, ушами того хлопца закусил. И не в переносном смысле, а в прямом. Просто откусил и съел!

Витька в этот момент жадно пил воду из стакана, но после слов майора его чуть не вырвало. Перед глазами до сих пор стояли эти скрюченные, узловатые, с обломанными черными ногтями, изрисованные татуированными перстнями пальцы.

Почувствовав настроение парня, Мазуров задал главный вопрос:

— Ну что, Виктор, хочешь такой же вот красивой жизни? Это проще простого, бери все на себя, и в зоне тебе будет почет и уважение. Знаешь, как там таких зовут? «Торпедами», а по-простому — чудаки на букву "м". Правда, за спиной тебя будут обзывать по-другому — «бакланом», за глупость.

— Они убьют меня, — тихо, с отчаянием глядя куда-то в сторону, сказал Витька, — мне же тут жить.

— Да, — согласился Мазуров, — это тоже может быть. Ты, кстати, вообще-то чем решил заниматься? Работать, учиться?

Витька вяло пожал плечами:

— Не знаю. Раньше хотел пожарным стать, а теперь уехал бы отсюда куда подальше. Только куда и на что?

— А бабушка? — поинтересовался Мазуров. — Что она, одна останется?

— Да нет, у нее еще дочь есть, тетка моя, на Некрасова живет, рядом. Я бы уехал…

— Тебе восемнадцать-то уже есть? — припоминал Мазуров.

— Да, весной стукнуло.

— А что не в армии?

— Училище кончал. Правда, и без этого чуть не загребли, но у меня тогда ангина была, оставили дома. Сказали, осенью заберут.

— А куда хотели отправить?

— В Морфлот. Здоровье у меня хорошее. Приводов не было, ширево не потреблял.

— А это уже интересно! — обрадовался подполковник.

Мазуров нахмурился, словно вспоминая что-то, потом пошарил по столу, разыскал под бумагами телефонный справочник. Несколько минут он листал страницы, потом набрал номер телефона.

— Это квартира Барановского? Извините, пожалуйста, но мне бы его самого услышать желательно. Я знаю, что четвертый час ночи, но это уголовный розыск, подполковник Мазуров. Да, дело срочное. Здравия желаю, Игорь Авдеевич! Мазуров тебя среди ночи беспокоит. Да, срочное. Слушай, что там с набором? Так, так, так. А еще одного парня пристроить сможешь? Полно вакансий? Да, срочно надо.

Послезавтра?! Хорошо! Очень хорошо. Большое спасибо, извинитесь там за меня перед супругой. Спокойной ночи.

Положив трубку, Мазуров значительно посмотрел на Ежова.

— Ну что ж, похоже, что твои мечты, парень, сбываются. Послезавтра утром ты по дополнительному набору отбываешь в Морфлот, на Камчатку. Больше того, на подводный ракетоносец. Так что поедешь на три года, далеко и бесплатно. Сможешь там себя проявить — пойдешь в школу мичманов. Юльку к себе вызовешь. Про Кривое забудешь, и про тебя забудут.

Витька радостно распрямился.

— В самом деле? — спросил он. Голос его звучал умоляюще. — Может, вы того, просто на понт меня берете?

— Ага, так я и буду тебе в четыре утра поднимать городского военкома для того, чтобы тебе мозги пудрить! Но Морфлот и подводная лодка будет тебе только в том случае, — он со значительным видом поднял палец, — если ты мне расскажешь, как все было с Кочиным.

Теперь парень утвердительно кивнул.

— Хорошо, так и быть, — он сосредоточился, даже нахмурился, вспоминая, как все было. — Я действительно шел к себе домой от Юльки, ее предки домой позвали.

Тут, смотрю, за пятым бараком кодляк стоит, окликнули. Подхожу, все свои, Петька Сивый, Мазут, Ким…

— Младший, старший? — быстро спросил Мазуров.

— Старший, Юрка. Покалякали, я рассказал, как вы меня на рынке прицепили, потом спрашиваю: «Чего стоим?» А Ким говорит: «Кента надо одного упаковать, бабки за него хорошие дают». Я сразу не врубился, переспросил: «Что сделать»?

Он повторил: «Упаковать». И добавил: «Один ара за него большие бабки посулил».

А Мазут спрашивает: «А не наколет черножопый?» Ким засмеялся и говорит: «Я тогда его долбаный ларек сожгу на фиг! И машину тоже. Так что завтра гуляем! В двенадцать получаю бабки, набираем винища, и на озеро. Телок там снимем!»

— А Ким разве не колется? — удивился Мазуров.

— Нет, пока полгода в СИЗО сидел, соскочил.

— Значит, ара и ларек? — переспросил подполковник.

— Ну да, это точно, сто процентов. Да, — парень оживился. — Он сказал не так, не машину, он сказал: «Шкоду» сожгу".

— «Шкоду»? — переспросил Мазуров. — Ты точно помнишь, что «шкоду»?

— Да!

«Это уже что-то! — подумал старый сыщик. — Таких машин у нас в городе раз-два, и обчелся, это тебе не „десятка“. Может, что и получится».

— Хорошо, давай теперь все это оформим как надо, — кивнул он Витьке и достал из папки чистый лист бумаги. — Сейчас запишем все, а потом разбудим Колесникова. Хватит ему дрыхнуть! Пусть вызывает адвоката и делает все по полной форме.

 

Глава 38

Астафьеву пришлось ехать на место преступления одному, без старших товарищей по угро. Колодникова он встретил во дворе отделения, но тот уже садился в свой «уазик» и, увидев лейтенанта, только махнул рукой и крикнул:

— Юра, работай сам, у нас тут запарка!

Что случилось, Астафьев спрашивать не стал, ему сейчас было ни до чего, истерзанная душа рвалась в сторону этой чертовой Марьевки.

На этот раз ему достался вполне скоростной «жигуленок», вместе с ним отправился Сычев, и это оперативника не обрадовало. Плоский юмор эксперта он выносил с трудом.

— Ну что, Юрик, снова у нас жмуриков в лесу, больше, чем груздей?

Астафьев скривился, изображая улыбку, а Сычев удовлетворенно заржал. Они заехали в морг, взяли медэксперта Эдика Крылова, что Юрия также не обрадовало.

Эдик был своеобразной личностью. По мнению продвинутого на фэнтези Астафьева, патологоанатом внешне походил на этакого гоблина или тролля из очередной книги Толкиена. Круглые, навыкате глаза, лицо с заостренным подбородком. Но особенно его «красили» уши, почти без мочек, остроконечные.

Подобный звукоулавливающий аппарат американские аниматоры «дарили» обычно джиннам. Ко всему прочему, Эдик упорно предпочитал модельную стрижку «ежик».

Как человека Юрий его не знал, но слышал, что тот свое дело знал отлично и не брезговал тщательно осматривать самые жуткие трупы.

До Марьевки было километров десять по асфальту, затем два километра они проехали по грунтовке, угодили в какую-то топь, застряли в Ней насмерть.

Пришлось оставить машину и дальше идти пешком.

— Вот так всегда! Андрей там по городу на вездеходе разъезжает, а мы на «Жигулях» в болото лезем, — выказал недовольство Сычев, его изрядно обременял тяжелый служебный дипломат.

— Нет, хорошо я на своей «девятке» сюда не поехал, — уныло вторил ему тащившийся сзади Эдик. — Как знал!

— Я тоже всегда знал, что ты, Эдик, хитрожопый, — скалился Сычев. — За два года себе на покойниках «девятку» сделал. Не подскажешь, каким образом? Или, может, ты еще по совместительству и пирожками приторговываешь?

Эдик исподлобья глянул на своего почти коллегу и угрюмо буркнул:

— Пока нет, это ты у нас тухлым мясом торгуешь. И если буду пирожки делать, то лучше из своих жмуриков, они свежее.

— Ой-ой! Что вы говорите! Каннибал ты, Эдик, одно слово.

Астафьева этот треп мучительно раздражал. Между тем они, как назло, забрались в какие-то настоящие дебри. Места эти Юрий знал плохо и невольно начал нервничать.

«Боже, какая глушь», — было подумал он, но тут же совсем недалеко раздался знакомый перестук колес проезжающей электрички.

— Тут что, где-то железная дорога? — удивленно спросил Юрий.

— Да. — Сычев озабоченно рассматривал свои запачканные грязью брюки. — Платформа Солнечная, слышал?

— Ну как же? Проезжал мимо сто раз, но ни разу на ней не был.

— По другую сторону железной дороги большой дачный массив, — пояснил Сычев. — Сейчас, правда, больше заброшенных дач. Слишком уж наши кривов-ские ворюги там шустрят. Почти все дома разграбили, ни одного кусочка цветного металла не оставили.

— Это они в такую-то даль прутся? — удивился Юрий.

— Это мы на машине ехали черте где, а по железке тут недалеко.

— Ты-то откуда все знаешь? — буркнул Эдик. — Прямо про что не спросишь, на все ответ есть.

— Работа у меня такая, — засмеялся Николай. — Труп там прошлой зимой нашли. С перерезанным горлом. Мишка, твой коллега, ездил с нами. А чуть подальше, в Толовом, около озера, начали строить себе дома и новые русские.

Совсем другой коленкор, общий высоченный забор, охрана круглый год. Особняки растут как грибы, не меньше трех этажей каждый домик.

На место убийства они вышли только после длительных переговоров по рации с группой немедленного реагирования.

— В какой рощице? Слева от дороги? От железной?! Да, погудите, может, услышим, — свирепел Астафьев. — Тьфу ты, идиоты! — сказал он, оборачиваясь к Сычеву. — Ничего объяснить толком не могут.

— А что ты хочешь? К нам сейчас и идут работать одни идиоты, кто уже никуда пристроиться не может, — отрубил тот.

Лишь через полчаса они вышли на место. Там стояли два «уазика» и бежевого цвета «Нива». Увидев ее, Юрий впал в полуобморочное состояние, даже ноги начали подкашиваться. У Юлькиного отца была как раз «Нива» точно такого цвета. Но через несколько секунд лейтенант с облегчением сообразил, что это машина прокуратуры. Левая дверца ее была открыта, и на сиденье разместился уставший на вид Сергей Шалимов. Увидев лейтенанта, он со вздохом выбрался наружу и с ходу пожаловался Юрию:

— Сегодня почти не спал.

— Чего это так?

— Да опять поножовщина в Соцгороде, в бараках. Хоть бы они сгорели, что ли? Недели нет, чтобы там кого-нибудь не зарезали.

— Туда просто надо завезти цистерну денатурата. Кто не отравится, тот перережет друг друга, — как обычно, съюморил Сычев, колдуя над своим чемоданчиком. Николай был единственным оставшимся в городе толковым экспертом, другие сбежали от безденежья. А молодежь была либо бестолкова и неопытна, либо безразлична к своей работе. Да и сам Сычев еще держался только потому, что его жена имела на рынке небольшой продуктовый магазинчик, а милицейские корочки супруга — все-таки хорошая крыша. Но свое дело эксперт знал отлично.

Вот и сейчас он с фотоаппаратом на шее и линейкой в руке первым направился к месту происшествия. За ним плелся Эдик Крылов.

Сычев вел их так, будто знал, где и что произошло. Поляна напомнила Юрию место убийства женщины на Россоши. Такие же темные, старые дубы, кустарник, такая же мягкая полутьма. Только в этот раз «грибник» орудовал всего в двух метрах от проселочной дороги.

Эксперты работали минут десять, по мнению Юрия, невыносимо долго. Наконец Сычев махнул рукой.

При мысли о предстоящем, Юрий задыхался, и, только взглянув на лицо жертвы, он перевел дух. Это была не Юля. Темные, длинные волосы, более резкие, скорее восточные черты лица. Серая ветровка, черная водолазка задрана вверх, под самое горло. Положение обнаженных ног не оставляло сомнений в том, что девушку изнасиловали. Рядом валялись потертые джинсы.

— Молодая, — несколько удивленно сказал подошедший Шалимов, рассматривая жертву, — лет семнадцать-восемнадцать, не больше. Что там, Эдик?

— Типичное удушение, — сказал Крылов, отходя от тела. — Все, как и в предыдущих случаях, очень характерное расположение гематом.

— Изнасилована?

— Да. Все остальное в морге, — ответил медик, сдирая с рук резиновые перчатки.

Юрий теперь уже более спокойно рассмотрел убитую, очередной «привет» от «грибника».

— Но точно так же, как и тогда на Россоши, он явно ее тащил откуда-то, — заметил Юрий.

— Да, руки вытянуты вверх, волосы так же, трава примята, — согласился следователь.

— И корзинка, как прошлый раз, — Юрий указал на стоящую рядом корзинку. — А почему она пустая? И в прошлый раз была пустая.

— Спросишь его, когда поймаешь, — хмыкнул Шалимов, нагибаясь к мертвой девушке. — Ну-ка, лейтенант, глянь сюда!

Рядом с телом, в небольшой сырой прогалине, виднелся отпечаток рифленой подошвы.

— Николай, ты это видел? — спросил следователь покуривающего в сторонке Сычева. — Это чей след? Не ее?

— Нет, не ее, я его уже снял. У нее на кроссовках совсем другой рисунок, да и размер не совпадает. Характерная подошва, — заметил он, рассматривая отпечаток. — Подошва лопнула на самой середине. Размер, так, сорок второй.

Сейчас разведу гипс и слепок сделаю.

— О, у тебя даже гипс есть! — насмешливо восхитился Шалимов. — Что, на снимки уже не надеешься?

Сычев с досадой поморщился. Был в его практике случай, когда он крупно подвел своих коллег из-за того, что засветил пленку, запасной у него не оказалось.

В отличие от предыдущих жертв «грибника», у этой девушки в кармане ветровки оказался студенческий билет на имя Венеры Шимильевны Нурмухаметовой.

— А на электричку билета нет, — задумчиво констатировал Шалимов. — Надо бы поискать родственников в этом дачном массиве. Вряд ли она приехала электричкой.

Искать родственников жертвы не пришлось. Минут через пятнадцать с противоположной стороны леса прибежала растрепанная черноволосая женщина лет сорока с характерными восточными чертами лица. Оттолкнув милиционера, пытавшегося преградить ей путь, она подбежала к лежащей девушке и буквально упала на нее. Из ее причитаний трудно было что-либо понять, но женщина была так похожа на убитую, что все сразу сообразили: это мать девушки. Астафьев беспомощно посмотрел на Сычева, но тот жестом его успокоил: дескать, я уже все, что нужно, снял. Минут через пять с той же стороны подошел коренастый седой мужчина лет пятидесяти. Он наклонился к жене, но вдруг схватился за сердце и начал медленно заваливаться навзничь.

Следующий час прошел в страшной суматохе. Старшего Нурмухаметова с сильной сердечной болью отправили на «уазике» в Кривов. Астафьев все это время пытался разговорить его жену, та же металась между мужем и мертвой дочерью и все-таки уехала с мужем. Но вскоре появилась невысокая женщина, очень похожая на мать Венеры, только моложе. Она не плакала, лишь глаза были влажными да правая рука судорожно сжимала горло, сдерживая рыдания.

— Вас как зовут? — спросил Астафьев.

— Зарема, — тихо ответила женщина. — Я тетка Венеры, это на моей даче они отдыхали.

— В Толовом?

— Нет, в Солнечном.

— И давно? — стараясь говорить так же тихо, сочувственно продолжал выспрашивать Юрий. Ему было неловко тревожить своими бестактными вопросами женщину, но такая уж у него работа.

— Да уже неделю. Варили варенье, ходили купаться. По грибы тоже вот ходили.

— И часто ходили?

— Почти каждый день.

— Сегодня тоже ходили?

— Нет. Мы поленились, проспали, а она пошла. Встали, Венеры нет. Думали, она на речку пошла, потом смотрим — корзинки нет. Значит, за грибами. И не думали даже, что так вот…

Она не закончила предложение, словно застыла, темные глаза отрешенно смотрели куда-то в глубь леса.

— Скажите, Зарема, у нее ничего не пропало? Из одежды или украшений?

Может, часы были?

К удивлению Астафьева, женщина кивнула утвердительно:

— Да, пропало. Во-первых, золотые серьги в форме двух резных шариков, потом золотая цепочка на шее с кулоном в виде полумесяца, и печатка была, небольшая, женская, с надписью на арабском.

— И какая была там надпись?

— Как обычно: «Аллах акбар». Это я подарила ей ее на семнадцатилетие. Она мне была как дочь, своих детей у меня нет, аллах не дал.

Юрий переглянулся с Шалимовым. С золотом это было что-то новенькое.

«Неужели „грибник“ польстился на украшения? — подумал лейтенант. — На него это как-то не похоже».

— А кем вы работаете? — спросил Шалимов уже в конце разговора. — Нам нужен ваш адрес.

— Я? Главврачом в хосписе.

«А, вот почему она держит себя в руках, — подумал Юрий. — Смерть едва ли не каждый день видит».

И, словно подслушав его мысли, женщина прошептала: «Простите!» — развернулась и пошла прочь, закрыв лицо ладонями и пошатываясь.

 

Глава 39

Вернувшись в город уже во второй половине дня, Астафьев первым делом попытался найти Колодникова.

— Где начальство? — спросил он дежурного по городу.

— С утра где-то по городу рыщет, — отозвался тот. — С жуткого похмелья был. Денег у меня занял. Что, попробовать вызвать?

— Попробуй, если получится, — согласился Юрий и прошел к себе. В его кабинете уже вовсю трезвонил телефон.

— Да, Астафьев!

— Привет, Юра, это Мазуров, — донесся знакомый голос. — Правда, что сегодня еще один труп?

— Да, — вздыхая, подтвердил Юрий, — у Марьевки. «Грибник», его почерк.

— Это плохо. Следов никаких?

— Почти что нет, так, отпечатки кроссовок, и то, может быть, это случайный след. Слушай, Михалыч! Ну-ка подскажи мне вот что. «Грибник» в этот раз позарился на золото. Взял цепочку с кулоном, перстень и сережки. Как думаешь, куда он все это понесет?

— Что-то на него это не похоже, — удивился Maзуров.

— Я тоже так думаю, но в остальном все, как и прежде. С точностью до мелочей, сомнений никаких.

— Если он отнесет золото к цыганам, то это дохлый номер. Там у Андрея есть завязки. Но попробуй проехаться по ломбардам, чем черт не шутит.

— Спасибо, Михалыч.

Не успел он положить трубку и притянуть к себе телефонный справочник, как снова раздался звонок. На этот раз звонил Колодников.

— Что там у тебя, Юра?

Уже по голосу майора лейтенант понял, что тот явно подшофе. Он поморщился, это было совсем некстати. Если в три часа дня Колодников уже пьян, то на этом он обычно уже не останавливался. Однодневные запои повторялись у него с периодичностью примерно одного раза в неделю. В таком состоянии работать Андрей был не способен, ему нужно было напиться вусмерть. Правда, на следующее утро он включался со зверским усердием и готов был трудиться хоть целые сутки, нещадно подгоняя при этом других.

Астафьев обрисовал картину последнего убийства, рассказал про золото.

Андрей понял все мгновенно.

— Хорошо, ты занимайся ломбардами, а я сейчас сгоняю к цыганам, пошукаю у них. Может, что и получится.

Положив трубку, Колодников посмотрел на своих собутыльников. Это был все тот же Виктор Демидов и совсем молодой участковый по фамилии Молчанов. Звали его Владимиром, крепкий, среднего роста, с курносым, простодушным лицом. Форма на нем была совсем новенькой, необмятой. Парень всего как два месяца вернулся из армии, женился и неделю назад устроился в милицию. Толком еще ничего не понял, участок знал плохо, и Демидов его как бы опекал. С участковыми в Кривове была большая напряженка, так что до этого Виктору приходилось курировать кроме своего и этот район, доставшийся теперь Молчанову. Сегодня состоялось крещение новичка, а проще — испытание его на умение пить водку.

— Ну вот, кто-то хотел к цыганам съездить. Его желание исполняется. Сейчас поедем к Ляле, — сказал Колодников.

Демидов засмеялся, обнажив желтоватые, прокуренные зубы.

— Да это же ты сейчас сидел талдычил, что к Ляле надо съездить, песен давно не слушал. Ты перебрал уже, что ли?

— С чего это? С двух пузырей на троих? Обижаешь! Поехали. Бери Володьку, введем его в курс дела. Только сначала заедем за «горючим».

Уже в машине, а сегодня они катались на демидовской «копейке», он ввел участковых в курс дела о новой жертве «грибника».

— А почему именно к этой Ляле? — спросил Молчанов.

— Она самый авторитетный человек в городе по части золота. Среди цыган, разумеется, — пояснил Андрей. — Твой будущий постоянный «клиент».

— Да, «рыжье» она любит, своего не упустит, — подтвердил Демидов.

— Кстати, несмотря ни на что, очень даже неплохая цыганская семья, — поднял палец Андрей, — посмотришь, Владимир, а потом сравнишь с другими.

К удивлению Молчанова, они поехали не в частный сектор, так называемый «цыганский поселок», а к самым новым в городе девятиэтажкам, голубым красавцам с квартирами улучшенной планировки.

Дверь на втором этаже им открыла невысокая, худенькая цыганка неопределенного возраста, в синем цветастом халате. Густые волосы ее были зачесаны назад и собраны в пышный «узел».

— О, какие к нам гости пожаловали! — сказала она, как показалось Молчанову, даже с радостью.

Гости же действовали с удивительной нахрапистостью. Демидов сразу же тормознул в прихожей рослого детину с чисто русским лицом и пролетарским обличьем.

— Ты кто такой? Что тут делаешь?

— Да сосед это наш, с третьего этажа, шофер, договаривались, чтобы он нас свозил в Железногорск, маме обследоваться в больнице надо! — зачастила на повышенных тонах цыганка.

Но Демидов уже заставил мужика повернуться лицом к стенке, поднять руки и начал тщательно шмонать его по карманам и обшлагам пиджака.

Колодников тоже не терялся, шустрым колобком он прокатился по квартире и уже все выяснил на предмет постоянных и пришлых обитателей.

Трехкомнатные апартаменты поразили новоиспеченного участкового не только своими габаритами и удобной планировкой, но и хорошей, даже с точки зрения обывателя, обстановкой и чистотой. Полы в комнатах застелены паласами, на стенах — ковры, в зале — современная стенка, а телевизор раза в два больше, чем дома у Владимира. Ничего в квартире не напоминало табор. Удивило еще и то, что обе лоджии оказались застекленными, изнутри обшиты вагонкой.

Главной в этой цыганской семье была старая, толстая цыганка, в накинутой цветастой шали, без единого седого волоса. Это и была знаменитая Ляля, к которой так стремился Колодников. Сам он в этот момент уединился в одной из комнат с худощавым, смуглым до африканской черноты цыганом в кепке-жириновке.

Одет был парень стильно, под пиджаком черная рубаха с воротником-стоечкой и золотой цепочкой поверх, узкие черные джинсы, остроносые туфли. Увидев на пороге комнаты Молчанова, Андрей нетерпеливо махнул ему, дескать, не мешай, и начал что-то проникновенно втолковывать своему слушателю.

— …это в ваших же интересах… — донеслось до ушей Владимира.

Демидов к этому времени отпустил взопревшего от нежданных процедур соседа-шофера и уже на кухне препирался с Лялей.

— Да знаю, как вы бросили ханкой торговать! Народ так валом и прет! Постой полчаса, и все увидишь. Ты что, думаешь, у меня глаз нет? Ошибаешься!

— Клянусь здоровьем детей, бросила я это дело! Все, старая стала, не до этого уже! — клятвенно прижав к груди руки, твердила Ляля. — Гадаю потихоньку, но народ плохо сейчас идет. Самогонку гоню, это верно. Но не на продажу, для себя! Вон брага стоит, — показала она на большую пластмассовую бочку, абсолютно инородный элемент на уютной кухне.

— Ладно, хватит мне заливать, — отмахнулся Демидов и достал откуда-то из рукава бутылку водки. — Самогонки нам твоей не надо, тащи лучше закуску.

Когда водка была разлита по рюмкам, в кухне появились Колодников и цыган в «жириновке», которого, как оказалось, звали Павлом. Пришла и худощавая женщина, Люда, дочка Ляли. Она достала из холодильника тарелку с холодцом и налила тарелку щей, одну на всех. После этого уселась на табуретку около плиты и закурила. Дымили, впрочем, все, включая Лялю и какую-то женщину с типично русским лицом, торчавшую на пороге. Молчанов понял, что она в этом доме на правах прислуги. Про такое он уже слышал, и не раз. За ширево наркоманки часто просто уходили в рабство.

— А Ляле рюмку? — удивился Колодников. Но его остановила сама хозяйка.

— Не надо мне, Андрей, все, отпила свое, — умирающим голосом начала она. — Вчера в больнице была, мне знаешь какой диагноз поставили? Цирроз печени.

Теперь надо в Железногорск ехать, проверяться в диагностическом центре.

— Это плохо, — посочувствовал Андрей. — Ну, тогда, Ляля, за твое здоровье.

Они выпили. Молчанов с некоторой опаской ковырнул холодец, черт его знает из чего они его делают, но тот оказался очень даже съедобен. Из любопытства отхлебнул он и щей. После такой дегустации он пришел к выводу, что его Нинка готовит ничуть не лучше этих цыган. Тем временем Колодников начал атаковать Люду.

— Люд, спой, а? Так мне нравится, как она поет, — пояснил он Молчанову. — Такой голос! Спой, Люда!

— Что говоришь, а? Гитары нет, как петь?! — возмутилась та.

Тут на пороге кухни появился еще один персонаж. Высокий парень с красивым, тонким лицом. Было в нем что-то даже иконописное, молочной белизны кожа, голубые глаза.

— О, Ворошилов пришел! — оживился Демидов. — Здорово, наркоман!

— Что ты моего мужа позоришь?! — закричала Люда, пытаясь, не вставая с табурета, стукнуть участкового ладонью по спине.

— А кто же он тогда есть? — засмеялся Демидов. — Наркоман он и есть. Эй, Ворошилов, как тебя там, Сашка, что ли? Сделай доброе дело первый раз в жизни, найди гитару.

Парень изобразил было на лице обиду, но после тихо сказанных Лялей пары фраз кивнул и покинул квартиру.

— Нет, Ляля, я вот при всех вас прошу, если это золото появится, дайте мне знать, хорошо? — перешел к основному делу Колодников.

— Да ну что ты говоришь, Андрей! — всплеснула руками Ляля. — Я же все понимаю! Это же совсем нелюдь какой-то, женщин душить и насиловать! А завтра он на мою Людку нападет, спаси господи? Или на внучку! Зачем нам его укрывать?!

Менты выпили уже по второй, когда появилсяВорошилов с гитарой в руках.

Пашка, брат Люды, тут же взял ее, пробежался пальцами по струнам, недовольно мотнул головой, взял со стола нож, которым Люда резала холодец, и подсунул его под деку. После этого он побренчал, подкручивая колки, а затем запел хрипловатым, вибрирующим, чисто цыганским голосом. Голос его не был силен или красив, но он брал чем-то другим, какой-то затаенной болью души.

Мама, я уехал в край далекий По этапу на край земли.

Ты прости за все своего сына, Замоли ты все его грехи…

Молчанов слушал и удивлялся. Он никогда не думал, что у цыган тоже могут быть такие вот, тюремные песни. Он-то думал, что они поют только про степь да волю. Пашка спел две песни, а затем на кухню просто ворвался еще один Лялин сын. Он был не такой черный, как его брат, высокий, стройный, с роскошными черными усами и открытым, даже красивым лицом.

— О, Лешка пришел! — обрадовался Колодников. — На, Леша, выпей и сыграй нам что-нибудь.

Опрокинув рюмку, Лешка закусывать не стал, а сел на табуретку напротив Молчанова и запел:

Прощай, моя любимая сторонка, Прощай, моя любимая жена!

Меня увозят в край далекий пароходом, Откуда возвращают не всегда…

Голос у Лешки оказался еще лучше, чем у брата. А уж когда после поднесенной рюмки запела Люда, у Молчанова перехватило дыхание. Вырывавшийся из ее худенького тела голос заполнил всю комнату — ему было мало этого помещения.

Она пела тоже что-то о тюремной цыганской доле, о воле, о сердце матери. Когда она закончила, Колодников протянул ей рюмку и умоляющим голосом попросил:

— Люда, спой что-нибудь чисто цыганское! На своем!

— Да вот еще! — отмахнулась та и притянула к себе проникшую на кухню девчонку лет шести. К ее появлению на свет Ворошилов вряд ли имел какое-то отношение. Слишком смуглой, черноглазой и черноволосой была эта дочь степей.

Концерт продолжался. Снова пел Лешка, потом он передал гитару брату. Тут Владимир заметил еще одну, сначала незаметную ему разницу между братьями. Пашка играл лучше Лешки, но при этом он был левша. Беря ту же самую гитару, он переворачивал ее наоборот, так что струны меняли свой порядок, и басы оказывались снизу. Как это у него получалось, участковый понять не мог. В детстве он сам немножко пробовал играть на гитаре, но смог освоить только три аккорда.

— Слушай, как это у тебя получается? — не выдержал и спросил он Пашку. — Ты же наоборот играешь? Вас кто-то этому учил?

— Нет, — засмеялся Лешка, — кто учить будет, просто смотрели, как отец играет, и все.

— Да ты что, знаешь у Пашки какая практика, — хмыкнул Демидов. — Всеми ночами зэкам играл, от отбоя до подъема. Ты второй раз, Паша, сколько лет сидел, восемь?

— Да, — кивнул тот. Отдав в очередной раз гитару, он теперь лузгал семечки. — Больше садиться не хочу.

— Я его сажал, — с довольной улыбкой сообщил Владимиру Демидов, — с Андрюхой вон. И Лешку тоже.

Теперь Молчанов уже ничего не понимал в этих странных отношениях. Менты и их бывшие и будущие арестанты сидели на одной кухне, пили водку, пели, смеялись над шутками друг друга. Между тем бутылка кончилась, Колодников достал деньги и отдал их маячившему на пороге Ворошилову. Минут через пять тот принес необходимый всем ингредиент веселья, и праздник продолжился.

— И часто у вас тут такие вечеринки? — спросил захмелевший, разомлевший душой Молчанов у сидевшего напротив Лешки.

— Бывает, — белозубо улыбнулся тот, — ну любим мы это дело, — признался он. — Как начнем — и весь вечер песни, пляски допоздна.

Тем временем Люда сдалась под напором Колодникова и перешла от тюремной лирики к цыганским песням, заунывным и печальным. Через полчаса уже понявший весь расклад Молчанов послал Ворошилова за «подкреплением». В конце этого импровизированного концерта Люда сказала:

— А теперь будет петь моя дочь!

Девчонка еще сильней прижалась к матери, но под аккомпанемент дядьки вступила в нужном месте. Пела она чисто, по-детски старательно выговаривая слова, но уже чувствовался и музыкальный слух, и перешедшая по наследству от матери сила голоса.

Эта песня окончательно добила Колодникова.

— У тебя деньги есть? — тихо спросил он Демидова. Тот пьяно качнул головой и ватными пальцами достал бумажник. Андрей вытащил из него сотенную и повел в коридор девчонку.

— Андрей, не балуй ребенка! Не балуй! — сердито закричала сначала мать, а потом и бабка юной певицы.

Но тот только отмахнулся от них, отдал деньги и начал мучать диск телефонного аппарата. Еще бренчал на гитаре Лешка, а Колодников заглянул на кухню и махнул ментам рукой:

— Поехали. Юрка уже, кажется, то золото в ломбарде нашел.

Молчанов так и ушел в полном недоумении. Он так и не понял, как же вести себя с этими цыганами. Да и вообще, что у него теперь за такая странная работа, то ли сажать цыган за продажу наркотиков в тюрьму, то ли пить с ними водку? А может, и то и другое?

 

Глава 40

У Юрия ушло минут пятнадцать на то, чтобы узнать адреса всех ломбардов, их в городе оказалось восемь. Но удача повернулась лицом к Юрию буквально в первой же легальной скупке золота. Небольшая комната на первом этаже панельного дома на памяти Юрия была и кафе-мороженым, и телеателье, и магазином. Теперь в ней расположился ломбард.

Они лежали на витрине рядом: цепочка с кулоном в виде полумесяца, золотые массивные серьги в виде Узорных шариков и небольшая дамская печатка с красивой узорной вязью.

Давно принесли вам этот набор? — спросил у приемщика и продавца в одном лице, толстого молодого парня с лоснящейся от самодовольства рожей, в белой рубашке и черной кожаной жилетке.

— Давно, — ответил продавец, и по наглому его тону лейтенант понял, что тот врет.

— Как давно? — настаивал Астафьев.

— А почему я вам должен отвечать?

Астафьев разозлился. Барыга прекрасно видел, что он подъехал к магазину на служебной машине со всеми атрибутами: мигалкой, надписью на боку. Юрий все же достал свои корочки, но, как и предполагал, они не произвели на его собеседника никакого впечатления. Доставая документы, Юрий, к своему удивлению, в кармане обнаружил и студенческий билет убитой девушки. Очевидно, во время всей той суматохи он сунул его в карман, да и забыл приобщить к вещественным доказательствам.

— Эти украшения похожи на те, что сегодня утром сняли с тела убитой за городом девушки, — пояснил он.

— Эти вещи у нас появились месяц назад, принес их уважаемый человек, наш постоянный клиент, и рассказывать о нем я не обязан, — вежливо и вместе с тем нахально ответил торговец.

— Можно увидеть хозяина ломбарда? — теряя терпение, спросил Юрий.

— Я хозяин ломбарда, — отрезал наглец.

Астафьев кинул взгляд на приклеенную к стене лицензию на право торговли и убедился, что толстяк не врет.

— Я все равно заберу эти вещи с санкцией прокурора, и вам придется отвечать на все мои вопросы.

— Хорошо, привозите санкции на изъятие, тогда поговорим, — легко согласился скупщик краденого. По смешинкам в его глазах Юрий представил дальнейшее развитие действия.

«Припрячет это золото, а может, просто выпишет документы более ранним числом, и концов здесь потом не найдешь. Как говорит моя продвинутая Юленька, полная жопа!»

Астафьев разозлился, он не понимал, что ему делать. Это был след, единственный след «грибника», и он мог запросто исчезнуть.

«Дать ему по роже и реквизировать все?» — размышлял он. И вдруг неожиданно понял, чем может пронять эту толстозадую сволочь.

— Хорошо, — сказал, душевно вздохнув, Юрий, — не хотите по-хорошему, будет по-плохому.

Он не спеша вытащил из нагрудного кармана студенческий билет Венеры и, открыв его, сунул под нос опешившему торгашу.

— Ты все прочитал? — спросил Юрий. — И все понял? Нет? Тогда поясню. Это дочь самого Радика Нурмухаметова, вора в законе, больше известного под кличкой Нукзар. Дочка его на сто метров отошла от дачи любимого папочки в Толовом, и какая-то сволочь ее задушила, изнасиловала и сняла золото. Он сейчас здесь, у нас в Кривове, примчался с Желез-ногорска, тело девушки в нашем морге. Сейчас уеду отсюда, встречусь с ним и расскажу, что есть один человек, который точно знает убийцу его дочери. Знает, но почему-то не хочет говорить. Как? Тебя такой сценарий устраивает?

Хотя в помещении было на удивление прохладно, ломбардщик как-то сразу вспотел.

— Ну так что, кому скажешь правду, мне или отцу? — настаивал невозмутимый на вид Юрий. И толстяк решился:

— Ладно, черт с вами! На фиг мне нужен этот Нукзар с его чеченцами! Рыжье принесли с час назад, но парень действительно чист, он не бандит и не убийца, а сидит на игле. Мать у него заведует детским садом, отец был какой-то шишкой на заводе, с год назад умер. Он регулярно потягивает из дома золотишко, мать потом приходит, выкупает по большей цене. Я поэтому и не думал, что он его с трупа снял.

— Ладно, хватит лирики, — жестко оборвал его Юрий. — Адрес!

— Собинова шесть, квартира девять. Игорем его зовут. Игорь Дубов.

— Золото я изымаю, на вот тебе расписку, — Астафьев быстро набросал две пары строк. — На, черкни ниже, от кого получил золото. Пока никому ни слова, тем более не вздумай звонить этому Дубову.

— Зачем мне это надо! — возмутился толстяк. — Пусть сам выкручивается, козел!

Уже в машине Астафьев подумал, что скромный дантист Нурмухаметов очень бы удивился, узнав, что ему приписали славу одного из самых видных деятелей местного криминала, чеченского авторитета Нукзара. Гораздо дольше Юрий думал о том, ехать ему за санкцией прокурора на арест этого Дубова или не стоит. Потом решил, что дело не терпит, и, завернув встреченный по дороге милицейский наряд, помчался на улицу Собинова.

Игорь Дубов спал. Это был не обычный сон, а наркотическое, псевдосладкое забвение. Все получилось как нельзя лучше, мать денег не дала, тетка, к которой он ездил в Толовое, тоже. Но судьба ласкала Игоря, и он получил все, что хотел: и деньги, и дозу.

Судьба всегда была благосклонна к Игорю Дубову, дала хороших родителей, красивую внешность. Он легко учился и легко «снимал» липнущих к нему девушек.

Так же легко он играл в карты, легко выигрывал и столь же легко проигрывал.

Однажды он проиграл столько, что отцу пришлось продать свою новенькую «Волгу».

Предок не перенес такого позора и вскоре умер от инфаркта, не дожив до пятидесяти каких-то трех лет. После похорон мать, стоя на коленях, умоляла сына бросить играть, и Игорь легко согласился. Он и сам уже остыл к этому увлечению, у него появилась новая фишка — героин. Это было действительно что-то новое, заменяющее и надоевших ему девушек, и алкоголь, и угар азартных игр. Героин стоил дорого, и в семье Дубовых скоро стало катастрофически не хватать денег.

Мать, приходя с работы, порой просто каменела от ужаса, видя, как из квартиры исчезают дорогие вещи. Все оставшееся золото она носила теперь не снимая, а шубы, кожаные вещи и ковры хранила у соседки.

Минут двадцать ни звонки, ни стук в дверь не могли разбудить Игоря Дубова, и трое милиционеров оставили тщетные попытки и уставились на Астафьева.

— Так он точно дома? — спросил Юрий у пожилой, но шустрой женщины с испорченными химией рыжими волосами, в старом байковом халате.

— Да дома он, дома! — подтвердила соседка. — С час назад пришел, включил музыку. Я на балконе была, и он вышел покурить. Еще поздоровался со мной, он такой вежливый мальчик! Если бы Игорь ушел, я бы слышала, дверь у них сильно хлопает. Да мне Лариса Андреевна велит за ним смотреть как за зеницей ока.

Именно у этой соседки, Зинаиды Павловны, мать Игоря хранила свои самые ценные вещи, и та со свойственным одиноким женщинам рвением вся отдалась служению новой жизненной цели — присматривать за Игорем.

— Ну что ж, тогда ломайте дверь, — велел милиционерам Юрий.

— Не боитесь, товарищ лейтенант? — спросил полноватый прапорщик из наряда.

— Могут в прокуратуре придраться.

— Давай-давай, не сачкуй, — подстегнул Астафьев и минут пять затем наблюдал за мучениями милиционеров, отскакивающих от деревянной двери как мячики от ног футболиста.

«Дистрофики в форме, — подумал Юрий. — По весу их, что ли, набирают, чтобы платить меньше? Мазурова бы сюда. Тот эту дверь один бы вынес».

— Ладно, — вздохнул Юрий, останавливая эти мучения, — вы отойдите, а ты, прапорщик, иди сюда.

Юрий шепнул ему две фразы:

— Слушай, ты и в постели такой? Не завидую тогда я твоей жене!

Прапорщик побагровел от злости, волком глянул на лейтенанта. Астафьев же ехидно улыбался. Способ был проверенный. В свое время его таким же методом проучил Мазуров.

— Давай, — подбодрил его Юрий. — На раз, два, три.

Дверь вылетела с первой же попытки.

Игоря Дубова Юрий нашел в спальне. Старенькая громоздкая радиола семидесятых годов орала что-то на английском. А молодой парень спал на диване, откинув назад крупную, курчавую голову. Был он в одних плавках, рядом, на кресле, валялась скомканная одежда, на тумбочке — шприц, жгут и пачка мятых сигарет «Новость».

Несколько минут Астафьев тряс спящего за плечо, потом понял, что это бесполезно, и призвал на помощь все тех же милиционеров.

— Давайте берите его и тащите в ванную. Устройте вытрезвитель на дому, хоть в морозилку его суньте, но разбудите любой ценой.

Пока бойцы волокли в ванную комнату ватное тело подозреваемого, Юрий прошелся по квартире, присматриваясь к обстановке. Еще лет пять назад ее можно было назвать шикарной. Импортный линолеум, подвесные потолки, рельефные, дорогие обои. Но теперь на тех же обоях остались невыцветшие пятна от некогда висевших там ковров, линолеум прожжен. За Юрием по пятам ходила Зинаида Павловна и очень мешала Астафьеву, тем более что к ней вскоре присоединился еще один сосед-активист, бывший офицер в отставке. Юрий решил, что грех не использовать их энергию в мирных целях, мысленно присвоив обоим статус понятых.

Под их взглядами он осмотрел одежду хозяина дома и обнаружил там много интересного. Затем, вернувшись в прихожую, лейтенант нагнулся и осмотрел обувной шкаф. Прежде всего в глаза ему бросились кроссовки с налипшей на них совсем не городской грязью.

— Это его кроссовки? — спросил он соседку.

— Да, старые его. Новые-то он отнес цыганам и продал на прошлой неделе.

Вот так и живем, так и живем! — пригорюнилась она.

Найдя в шкафу старый пакет, Юрий сложил туда обувь и пошел звонить Сычеву.

К счастью, тот оказался на месте.

— Николай! Это Астафьев. Срочно приезжай на Собинова шесть, квартира девять. Да, это по делу «грибника». Что значит не можешь? Я в гробу видел тебя с твоим рынком, и мне не важно, что и кто там на тебя наехал! Это я на тебя сейчас наеду, понял!

В голосе Астафьева звучали такие новые интонации, что эксперт действительно уже через пять минут стоял на пороге квартиры Дубовых. Лицо Николая выражало высшую степень недовольства, но Юрий Не обратил на это никакого внимания.

— На, займись вот этим, — сказал Астафьев, протягивая Сычеву пакет с кроссовками, а сам поспешил в спальню, где немного пришедший в себя хозяин дома под присмотром «банщиков» одевался. Игоря мотало из стороны в сторону и трясло, двадцать минут под холодной водой проняли даже его наркотическую нирвану.

— Гестапо, — бормотал он, — такой кумар сорвали.

Наконец, кое-как одевшись, Дубов был готов к допросу. В зале, разложив на столе кроссовки, колдовал Сычев, поэтому взмахом руки Юрий показал милиционерам направление на кухню. Когда он проходил мимо Николая, тот показал ему большой палец и шепнул на ухо:

— Это он, его кроссовки, память у меня фотографическая, так что можешь не сомневаться. Коли его!

Усевшись за стол, Дубов закурил, и теперь Астафьев смог рассмотреть его во всей красе. Это был очень красивый парень, высокий, широкоплечий, с вьющимися черными волосами. Было в нем что-то не цыганское, а скорее южное. Темные глаза, кожа лица смуглая, с хищной лепки носом.

«Да, бабы по нему, наверное, сохнут взводами и ротами», — решил Астафьев и начал допрос.

— Меня зовут Юрий Андреевич Астафьев, старший оперуполномоченный уголовного розыска. Ваша фамилия, имя, отчество?

Его собеседник поморщился, но нехотя представился:

— Дубов Игорь Николаевич.

— Судимости, приводы в милицию были?

— Привод за героин. Дело закрыто. «Сунули поди обноновцам и отмазались», — подумал Юрий, но отвлекаться не стал.

— Героин нас сейчас не интересует, хотя на квартире у вас мы и его нашли в достаточно больших для возбуждения уголовного дела количествах.

Скажите, гражданин Дубов, где вы были сегодня ночью и утром?

— Здесь, дома.

— Кто это может подтвердить?

— Мать, кто ж еще.

Игорь отвечал вяло, нехотя.

— А у меня есть другие сведения. — Юрий вытащил из полиэтиленового пакета с уликами небольшой клочок бумаги. — Этот билет мы с понятыми нашли у вас в кармане джинсов, он на десятичасовую вечернюю электричку до платформы Солнечная. Куплен вчера, в девять пятьдесят вечера. Обратно в тот же день вы приехать не могли, последняя электричка идет оттуда примерно в это же время.

Так ведь? К кому вы ездили в Толово?

Игорь молчал. Юрий кивнул:

— Хорошо, можете не говорить, мы и так знаем. В Толово, судя по словам вашей соседки, живет ваша тетка, но не она нас интересует, а то золото, что вы сегодня сдали в ломбард.

— Какое золото? Ничего я не сдавал, — скривился Дубов.

— Вот это, — Юрий сунул ему под нос пакетик с золотыми украшениями. — Именно в ломбарде мы узнали ваш адрес, торговец дал против вас показания, так что, Игорь, запираться бесполезно.

— Ничего я не знаю, — продолжал настаивать Игорь. — Врет он все.

— Игорь Николаевич, запираться бесполезно, более того, даже вредно. — Астафьеву было трудно говорить в таком спокойном тоне, хотелось закричать, схватить за грудки этого самовлюбленного красавца и вытрясти из него все, что он знает и не знает. — Во-первых, вы сильно наследили около трупа, отпечатки ваших кроссовок трудно спутать с чьими-то другими. Это уже подтвердила экспертиза.

Астафьев сказал это уверенно, так как за секунду до этого появившийся в дверях кухни Сычев утвердительно кивнул и тут же скрылся.

— Во-вторых, сейчас сюда приедут родители убитой, опознают украшения, и это будет ваш приговор. Плюс показания скупщика из ломбарда, все это выстраивается в очень логичную цепочку. По всему получается, что это вы задушили девушку…

— Никого я не душил! — впервые взорвался Игорь. — Все было совсем по-другому!

— Хорошо, расскажите, как все было на самом деле. Только это спасет вас от тюрьмы.

Дубов с явной ненавистью посмотрел на Астафьева:

— Хотите списать на меня трупы? Я ведь не дурак, вам только отчитаться нужно, дескать, поймали маньяка! Не получится. Ничего я не скажу.

В кухню прибежала соседка.

— Мать приехала, сейчас придет, — сказала она.

«Только этого еще не хватало!» — подумал Юрий. Он поманил пальцем стоявшего в дверях прапорщика и шепнул ему:

— Не пускай ее сюда, любой ценой. Хоть жениться обещай, но не пускай.

Вскоре в отдалении зазвучали возбужденные голоса, но прапор свою миссию выполнял героически. А Юрий продолжал уламывать Дубова:

— Игорь, пойми, мы не хотим на тебя ничего вешать. Зачем, если через неделю снова пойдут трупы? Это глупо!

Астафьев поднялся с табурета, в возбуждении прошелся по кухне, снова сел.

— Больше того, я знаю, что ты не убийца. Но нам нужно знать правду, что ты видел в лесу рядом с платформой Солнечная? Самый главный аргумент в твою пользу будет тогда, когда мы возьмем настоящего убийцу. Итак, ты спешил на раннюю электричку, на шесть тридцать, наверняка опаздывал, поэтому пошел не по дороге, а срезал через луг и рощу. Так ведь?

С трудом, нехотя, но Игорь кивнул. В глазах его даже мелькнуло некоторое удивление.

— Ну, давай, — подбодрил его Юрий. — Что, я за тебя все должен рассказывать? Сам поработай над своим алиби. Что было дальше?

Дубов взялся за сигареты, но пачка оказалась пустой.

— Дай закурить, — совсем другим, потухшим голосом попросил он. Первая затяжка словно сняла с него какую-то тяжесть. Чувствовалось, что парень решился, начал говорить более собранно. — Я действительно опаздывал, тетка денег на геру не дала, хотя у нее их полно, но в этот раз зажлобилась, курва!

Меня еще дома ломать начало, тыква варит плохо, я решил срезать дорогу, думал, там луг, а оказалось болото. Выбрался к роще, смотрю, мужик какой-то из кустов велосипед вытаскивает. На багажнике корзинка плетеная, большая такая, понятно, что грибник. Он сел и поехал…

— В какую сторону, к Кривову или в Толово? — торопливо прервал Юрий.

Игорь сморщил лоб, вспоминая.

— К Кривову. Я прошел дальше и натолкнулся на эту… — он замолчал, пытаясь подобрать слово. — Ну, в общем, она там уже лежала. Я сразу понял, что этот мужик ее замочил.

— Почему? — быстро спросил Юрий.

— Да все говорят, что «грибник» по окрестностям баб душит. А он как раз оттуда вылез с этим велосипедом, а эта… еще теплая была, да что теплая, просто как живая.

— Ты откуда это все знаешь?

— Ну, я же снимал с нее и серьги, и все… Дотрагивался.

Он неопределенно махнул в воздухе рукой и замолк. Астафьев решил, что пока не стоит зацикливаться на этих подробностях, и начал давить на главное:

— Как выглядел тот «грибник»? Сколько ему лет, рост, вес, может, что еще интересное запомнил?

Игорь снова сморщился, с силой провел обеими руками по волосам, так же с усилием начал припоминать:

— Я же его мельком видел. Лица не просек совсем, но в очках он точно, дужки здесь, — он ткнул себя пальце по темечку, — были связаны веревкой. Мощный такой старик, плечи здоровущие, рост… с меня. И… квадратный какой-то.

— Ты сказал старик, почему старик? — настаивал Юрий.

Игорь пожал плечами.

— Старик он и есть старик. Это по всему видно. Волосы у него седые торчали из-под фуражки.

— Дальше! — торопил Юрий. — Во что он был одет?

— В камуфляже зеленом, но не «дубок», попроще. Куртка, штаны. На голове тоже армейская фуражка, пятнистая такая.

— На ногах?

Дубов отрицательно мотнул головой.

— Не запомнил, да и далеко было.

— На каком расстоянии ты был от него? Припомни точно.

— Ну, метров… двадцать.

— Он тебя не видел?

— Нет. Я еще в кустах стоял, по дороге грязь, неохота было пачкаться.

— Какого цвета у него велосипед?

Игорь снова напрягся, но затем снова отрицательно качнул головой.

— Не помню. Что-то такое серое, неброское…

В это время в кухню все-таки прорвалась мать Ду-бова, с трясущимися от возбуждения щеками. За ее спиной маячило красное, как после бани, лицо прапорщика.

— Игорь, что они тебе шьют?! Игорь, ни в чем не признавайся! — закричала она.

— Ма, отстань, а?! — мгновенно перешел на крик Дубов. — Это не твое дело!

— Как не мое дело?! Ты мой сын!

Не обращая внимания на хаос и крики, Юрий оформил протокол и подсунул его Дубову. Пока тот читал, Астафьев вместе с прапорщиком сдерживал его мамочку.

— Все правильно, — сказал Игорь и подписал протокол.

— Сейчас мы поедем в управление и все зафиксируем более полно. Вы можете ехать с нами, — сказал Юрий разбушевавшейся матери.

Через пять минут Дубовы в сопровождении патрульных начали спускаться вниз, за ними потянулись и все остальные. В прихожей верная Зинаида Павловна с двумя соседями пыталась как-то пристроить сломанную дверь.

— А вы что же, разве исправлять ее не будете? — возмутилась она.

— Не уполномочены, — пошутил Сычев.

— Шурупы и молотки нам сегодня забыли выдать, — подстроился к нему потный прапор. — Только пистолет и патроны.

В машине Сычев спросил:

— Ну что, Юрок, расколол его?

— Кого «его»? — Юрий почувствовал внезапную усталость.

— Ну не полено на Буратино и опилки! Этого красавца расколол?

— На что?

— Ну, это он «грибник»?

— Вряд ли.

— Что значит «вряд ли»? — возмутился Николай. — Я что, зря с его вонючими кроссовками полдня возился?

Юрий вздохнул, говорить не хотелось, но пришлось. Заодно он репетировал свою речь перед следователем и прокурором.

— То, что золото снял он — несомненно. Но душил, скорее всего, процентов на девяносто все же не он, другой.

— А ты откуда знаешь?

— Из паспорта. По анализу спермы, мы знаем, что у «грибника» третья группа крови, а у этого первая.

— Но был же случай, когда группа крови не соответствовала сперме, — возразил Сычев.

— Да, но это редчайший случай. Но есть еще вот это, — он вытащил из папки и показал Николаю одну из бумаг, найденных в серванте. — Игорь Дубов последние два месяца находился в наркологическом диспансере под Железногорском, это сто двадцать километров от Кривова. И вернулся оттуда три дня назад. Так что душить предыдущих женщин он никак не мог. Ясно?

Сычев крякнул, мотнул головой.

— Да, ты, брат, не Мамонов. Тот бы быстро все подбил к общему знаменателю.

Юрий поморщился. Сравнение с покойным подполковником, прославившимся своей продажностью, не обрадовало его.

— Что толку подбивать, если потом снова будут трупы?

Он перевел разговор на другую тему:

— Кто там на тебя на рынке-то наехал? Братва?

— Да нет, санэпидемстанция придирается! Озверели совсем, третья проверка за месяц! Денег им, что ли, совсем не платят? На одних взятках живут.

— Ну, а ты не мусори. — Слово это понравилось Юрию своей двусмысленностью, и он разом решил отыграться на Сычеве за все его плоские шуточки. — Валяешь поди мясо в грязи, а потом продаешь его честным гражданам. Ну, признавайся, мусор? — И он ткнул эксперта кулаком в плечо.

— От мусора слышу, — беззлобно огрызнулся, прикрываясь, Сычев. Потом сам ткнул Юрку в бок, тот ответил, и до самого управления машина ходила ходуном от этой детской драки.

 

Глава 41

Ашот Айвазян проснулся очень рано, еще не было шести. Приподнявшись, он осмотрелся по сторонам, на соседней подушке увидел голову спящей женщины и поморщился. Нет, Анна Тимофеевна Верстакова сейчас была очень хороша, какой только может быть женщина после бурной ночи любви — расслабленной и счастливой.

Она даже спала с улыбкой на губах, просто Ашот сразу вспомнил все связанные с ней проблемы, от этого и морщился. Осторожно поднявшись, он на цыпочках вышел из спальни и начал искать одежду. В горле был настоящий сушняк, как следствие неистовой любви и пьянки. Хлебнув из бутылки теплого, без газа шампанского, он чуть было не выплюнул его и еле успел зажать рот рукой. Будить хозяйку не входило в его планы. Минут через пять он покинул гостеприимный дом Анны Тимофеевны с твердой уверенностью, что ни этот дом, ни его хозяйку никогда в жизни больше не увидит.

"Надо рвать когти, — думал он по дороге в Кривов. — Нет фарта и здесь! И зачем я ввязался в это дело, да еще и в киллеры подался? Прав был папа, когда говорил: «Ашот, умная у тебя голова, да дураку досталась».

На подъезде к городу он для себя все решил: «Сейчас домой, забираю все деньги и рву как можно дальше отсюда. Надо было делать это вчера, баран, а ты не мог оторваться от этой старой стервы! — выругал он себя. — Хотя трахается она сумасшедше! А какой минет!»

Это воспоминание его невольно возбудило. Еле справившись с нахлынувшей похотью, Ашот начал планировать свою будущую жизнь: «Попробовать судьбу в Хохляндии? А может, податься в Белоруссию? Только что там делать, картошкой торговать? Так ты скоро до Антарктиды дойдешь, Ашот Айвазян. Кого там трахать будешь, пингвинок?»

Оставив машину перед подъездом, он бегом поднялся к себе на третий этаж, быстро сложил в чемодан самое необходимое, деньги и документы, с сожалением осмотрел трехкомнатную квартиру, купленную всего две недели назад.

«По-хорошему надо бы продать и ее, и оба ларька. Столько денег бросаю, столько денег! А сколько их вообще прошло через мои руки за эти годы? Если бы они все остались у меня, я бы был богаче Березовского!»

С этой печальной мыслью он вышел на лестничную клетку, а дальше уже сожалеть пришлось совсем о другом. Мощный удар в живот заставил его согнуться, а второй удар по шее лишил сознания.

— Подняли, понесли, — негромко скомандовал могучий «автор» ударов двум своим таким же дюжим спутникам, и те, подхватив безжизненное тело армянина под руки, поволокли его вниз. Сзади с чемоданом Ашота шествовал Мастеров. Внизу их ждал «лэнд крузер». Погрузив на заднее сиденье так и не пришедшего в себя Айвазяна, компания отбыла в неизвестном направлении.

* * *

Колодников был не в духе. Во-первых, сегодня воскресенье, а он на работе, во-вторых, после вчерашнего горло перехватила постоянная, жуткая жажда, перебороть которую Андрей мог только двумя способами: либо пережить как болезнь примерно до обеда, либо лечить «подобное подобным», то есть водкой. Он еще рассуждал о том, какой метод выбрать, но тут в его кабинет вошел Паша Зудов. По его сияющему лицу Андрей понял, что тот раскопал что-то очень интересное.

— Ну, что нарыл, Павло? — особенно хрипловатым в это утро голосом спросил Андрей. — Давай-давай, удивляй.

— А ты откуда знаешь, что я что-то раскопал? — удивился Павел.

— Паша! — рассмеялся Колодников. — Мы сколько лет вместе работаем? Лет семь? Я тебя уже насквозь вижу!

— Ну ладно, раз так. Ты прямо как моя жена, от той ничего не скроешь, и тебя ничем не удивишь. Тогда слушай, всевидящий!

Он выложил из папки какие-то бумаги.

— Вчера мы весь день с главбухом Иванова разбирали бумаги. Петрович его в свои тайные дела и планы не сильно посвящал. Но, судя по документам, за это лето доход Петровича упал по сравнению с прошлым годом чуть ли не в два раза.

Мы начали смотреть почему. Оказалось, что основной свой капитал Иванов качал не из ресторана и даже не из рынков, как все думали, а из школ и детских садов. Он уже лет шесть стабильно снабжал продуктами чуть ли не все школы и детские сады города. Кроме того, тут еще «Дом ребенка», приют и прочие точки соцпомощи. Но!

Летом школы не работают, зато работают пионерские лагеря. Раньше их тоже снабжал Иванов. Но в этом году он проиграл тендер на поставку продовольствия некоему Ашоту Айвазяну. Смотри, вот такая интересная бумажка.

Он протянул Колодникову листок с какой-то таблицей, а сам, зайдя сзади, начал пояснять:

— Это те цены, которые наши бизнесмены выставляют на тендер. Вот смотри.

Например, Иванов предлагал пшено по цене пять рублей восемьдесят копеек, а Айвазян по три рубля…

— Сколько?! — удивился Андрей.

— Три рубля, — подтвердил Павел, — Сахар — девять рублей, хотя даже на оптовых базах он стоит одиннадцать рублей. Мука по шесть рублей, макароны по шесть, ну и так по всем позициям.

— Он что, воровал, что ли? — спросил Колодников. — Таких цен не может быть.

— Да нет. Эта бумажка блеф. Я съездил в администрацию к Верстаковой и, пока хозяйки не было, выбил из напарницы Анны Тимофеевны действительные цены, те, по которым Айвазян поставлял им продукты. На самом деле пшено обошлось казне по цене шесть рублей ровно, сахар по тринадцать, мука по восемь, макароны по двенадцать. Обрати особенно внимание вот на это. Мы с бухгалтером долго смеялись. Мороженое — одна порция сто грамм сорок два рубля.

— Ого! — воскликнул Колодников. — Мы с дочкой в аквапарке были, там и то дешевле получалось!

— Особенно этот Ашот хорошо нажился на кофе и чае. Они собирались поить детей кофейным напитком по цене восемь девяносто, а, судя по документам, поили отборным «Нескафе» по пятьдесят рублей банка.

— Детей, по-моему, вообще нельзя поить кофе, — наморщился, припоминая, Андрей.

— Зато есть возможность списать на это дело кучу денег. Но это все цветочки. Главное не это. В условиях тендера был такой пункт, вот он: «Какое время вы не будете повышать цены на продукты?» Айвазян поставил месяц. На самом деле он поднял цены на следующий день после получения документов на поставку.

— Интересно! — подбодрил капитана Андрей. — Валяй дальше.

— Дальше все очень просто. Ашот, у которого могло не быть ни копья в кармане, сразу становится обладателем как минимум полмиллиона наших деревянных.

Кроме того, вместо ожидаемой экономии в сто девяносто тысяч рублей город переплатил уже двести пятьдесят тысяч.

— А Иванов это все просек?

— Конечно, такой зубр! Но главное даже не в этом. Он мог протестовать, он ходил даже к нашему мэру Романовскому, говорил, что цены конкурентов фальшивые, но это пустые слова. Тот же бухгалтер сказал мне, что Петрович просто рвал и метал, когда говорил о том, что его так же могут прокатить и с поставками продуктов на весь учебный год. Он начал копать глубже и, похоже, раскопал вот это.

Павел подал Андрею очередную бумагу.

— Как он это достал — не знаю, тайна, покрытая мраком. Нашли в его столе, в отдельной папке. Копия свидетельства о регистрации общества с ограниченной ответственностью «Кристалл». Учредитель Ашот Айвазян.

Затем Зудов подал Колодникову следующую бумагу.

— А это та же самая бумажка, с одной небольшой поправкой: соучредитель — А. Т. Верстакова.

— Вот это да! — восхитился Колодников. — Зампредседателя комиссии по проведению тендера по совместительству еще один из участников конкурса.

— И самое главное — победитель! Иванов понял, что спасен. Это уже весомый аргумент. С этим можно смело идти и к мэру, и в прокуратуру. А для Анны Тимофеевны это смерти подобно. Она десять лет сидела на этом месте, сделала себе состояние, и вдруг такой удар!

— Слушай, а действительно, почему Иванов не пошел в прокуратуру? С этой бумажкой, — он поднял копию свидетельства, — это же бесспорный факт, это стопроцентное дело!

— Бухгалтер говорит, что он не любил доводить дело до открытого противостояния. А может, не захотел, потому что и сам так же начинал? Кто знает, как все было? — предположил Зудов.

— Может быть, — согласился Андрей. — У всех этих наших доморощенных бизнесменов рыльце в пушку, кого хочешь можно уцепить. Особенно если учесть, что пять лет назад они с Верстаковой были любовниками.

— И наверняка поэтому он в тот вечер поехал к ней, а не к прокурору. Хотел решить вопрос с глазу на глаз, — дополнил Павел, — решил, что со старой подругой он как-нибудь сладит.

— Да, — кивнул Андрей и с удивлением отметил, что сушняк в глотке явно сдал позиции, да и голова перестала болеть. — И наверняка это был не первый их разговор. Айвазян уже ждал Иванова у подъезда, а значит — заранее знал и о разговоре.

Теперь они говорили по очереди, дополняя друг друга.

— И знал, чем он кончится.

— Точно. Да, надо бы теперь поговорить нам с Анной Тимофеевной…

Не успел Колодников закончить фразу, как дверь распахнулась, и на пороге показалась… сама Анна Тимофеевна Верстакова. Оба оперативника опешили, и не столько от неожиданного явления только что упомянутой особы, сколько от внешнего вида женщины. На ней было вечернее платье, волосы спутаны, под глазами, покрасневшими и опухшими от слез, растеклись черные потеки, обязательная губная помада отсутствовала.

— Спасите его, — пролепетала она и не вошла, а стала опадать на пороге.

Павел с Колодниковым бросились ей на помощь, но Анна устояла и с их помощью плюхнулась в единственное в кабинете кресло.

— Кого надо спасти? — спросил Андрей, подавая даме стакан воды.

— Ашота, — сказала она, принимая стакан из рук Павла. Руки Анны Тимофеевны тряслись, и зубы простучали короткую дробь по стеклу.

— От кого его спасать? — переспросил Павел.

— От этих, с рынка…

Сказав это, Верстакова неожиданно всплеснула руками и разрыдалась. Стакан с водой выпал из рук.

— Господи, они же говорили мне… чтобы я вам ничего не рассказывала… — пролепетала она сквозь слезы. — Но я, я сойду с ума… если с ним что-то случится…

Минут десять оперативники еще мучили вопросами периодически впадающую в истерику Анну Тимофеевну, и в конце концов им удалось более или менее представить себе картину произошедшего. Похитив Айвазяна, братки с рынка позвонили Верстаковой на Дачу. Та еще сладко спала, и звонок, разбудивший ее, был ужасен.

— В общем так, подруга, — услышала она в трубке наглый голос, — твой армяшка у нас, и если хочешь его увидеть целиком, а не по частям, то сделаешь все по-нашему. Так что сейчас едешь в ментовку и забираешь свои показания.

Ничего ты не видела, никаких машин или чего ты там еще понаписала, хрен тебя знает. Ничего и никого около подъезда ты не видела. Все ясно?

Верстакова молчала, спазм сдавил горло. Но говоривший рассудил ее молчание по-своему.

— Смотри мне! Без фокусов, а то мы твоего друга по частям распилим и пришлем тебе на фарш. И без фокусов мне, овечка безрогая!

Похитители просчитали все, кроме одного. Они судили, исходя из своей, мужской логики, но Верстакова была женщиной, и Ашот был не просто ее очередным любовником, а последней, сумасшедшей любовью. Она случайно нашла его в привокзальном кабаке с чемоданом и последним червонцем в кармане. Она предоставила ему жилье, добилась по своим немалым связям прописки в Кривове, дала денег на раскрутку собственного дела. Несмотря на это, тот вел себя независимо, чуть оперившись, тут же съехал от нее и снял квартиру. А недавно приобрел и собственное жилье в престижном районе. Другая бы обиделась, но не Анна Тимофеевна. Ее страшило лишь то, что он ее бросит. Ашот сразу поставил условие, что не должен материально зависеть от подруги жизни. Она на это согласилась, восприняв все как должное, влезла в сомнительные махинации с тендером. И именно поэтому, чтобы окончательно приковать его к себе, Анна Тимофеевна и решилась на столь рискованную аферу с ООО «Кристалл» и с убийством ресторанного короля Петровича. Она могла бы решить с Ивановым все полюбовно, но убийство было нужно ей как еще одна нить, связывающая с ветреным любовником. И как все обернулось! Ведь все было просчитано.

От страха за жизнь Ашота Анна Тимофеевна просто потеряла голову. Плохо соображая, что делает, Верстакова натянула на голое тело платье и помчалась в город, каким-то чудом по дороге ни в кого не врезавшись и не задавив.

— Как они должны с вами связаться? — спросил Колодников.

— Не знаю, они не сказали, — всхлипнула она. Оперативники переглянулись.

— Наверняка они сейчас за ней наблюдают, — предположил Павел.

— Да. Она сюда приехала, этого они добились. Ей позвонят, когда она вернется домой. Что будем делать?

— Надо все это крутить. Такой шанс…

Паша не закончил фразу, но Андрей прекрасно его понял. Через похищение Айвазяна они могли прищемить всю эту рыночную шайку.

— Пойдем-ка выйдем на минутку, покурим, — сказал Колодников, косясь в сторону пребывающей в прострации женщины. — Поговорим.

 

Глава 42

Юрию опять приснился «грибник». Толчком, видимо, послужил телефонный разговор с Юлей. Она позвонила сама, уже поздно вечером, когда он уже перестал ждать.

— Привет! Ты окончательно меня бросил? — спросила она.

— Я?! — возмутился Юрий. — Это ты, по-моему, бросила меня ради этого козла? — Какого «козла»? — опешила Юля.

— Как какого, Вадика Долгушина. Разве не так?

Последовала небольшая пауза, затем она тихо сказала:

— Ну ты и дурак! — и положила трубку.

Астафьеву в первую секунду захотелось тут же набрать ее номер и расставить все точки над "i", но мужское самолюбие остановило его.

«Пусть как хотят, — подумал он со злостью. — Держат за полудурка, а из себя строят невинных овечек!»

Расстелив постель, он подумал, что не уснет, как и вчерашней ночью, даже пошел к холодильнику, достал недопитую накануне бутылку водки, но, подержав в руках, сунул обратно. Прошедший день вспоминался как изматывающий марафон, и теперь усталость взяла свое, отпустила напряженные нервы, и Астафьев провалился в сон.

Ему снова снился лес, но не такой, как в окрестностях Кривова, а дремучий, хвойный, скорее похожий на тайгу. Юрий с трудом пробирался по бурелому, его цепляли ветки, ноги проваливались в мягкие моховые ямы, но он упорно шел вперед, точно зная, что где-то там, впереди, его ждет Юлька.

— Юля! Юлька! — кричал он время от времени, но в ответ была неестественная, глухая тишина. Даже птицы не пели в этом странном лесу. Затем где-то совсем близко мягко заурчал автомобильный двигатель, и за ближайшими елями Юрий увидел бесшумно проскользнувший силуэт коричневого «вольво».

Астафьева не удивило, откуда в глухой тайге появилась иномарка Вадика Долгушина, им овладело отчаяние.

— Юля!!! — надрывно крикнул он, и тут же, как эхо, до него донеслось отдаленное: «Юра!»

Это был ее голос, далекий, но знакомый и родной. Астафьев рванулся вперед, снова провалился в какую-то яму, но выбрался и начал упорно продираться сквозь густые заросли. Время от времени он кричал:

— Юлька!

А в ответ неизменно доносилось:

— Юра! Я здесь! Юра! Иди сюда!

Ее голос был все ближе, потом она неожиданно отчаянно вскрикнула, а затем жалобно застонала:

— Не надо, не надо! Я прошу, не надо! Юрий просто завыл от горя и злости и ломанулся сквозь подлесок с еще большей силой. Молодые деревца, словно нарочно пеленали его, связывали по рукам и ногам, но он все-таки вырвался и побежал вперед на дикий, полный ужаса крик Юли. Он выскочил на поляну и увидел широкую спину мужика, одетого в пятнистый камуфляж. При этом Астафьев снова, как и в предыдущем сне, непостижимым образом видел и Юлию, ее покрасневшее лицо с открытым в отчаянье ртом, и толстые, мясистые руки, сжимающие горло девушки. Он закричал, рванулся вперед, но «грибник» в этот момент обернулся и наотмашь ударил его по голове топором…

Юрий проснулся от боли. Ошалело оглядевшись, он понял, что снова лежит на полу, болит все та же, левая половина лба, а в дверь опять кто-то стучит и звонит. Торопливо поднявшись, Астафьев хотел было снова замотаться в простыню, но с удивлением понял, что она разорвана почти пополам. Плюнув, он как был, в костюме Адама, подошел к двери.

— Кто там? — не открывая двери, прохрипел он. Это была все та же соседка, тетя Маша.

— Юра, вам опять дурной сон приснился? — голос соседки из-за двери был, как никогда, елейно-ласковый. — Вы так кричали.

— Да, — признался Юрий, — кошмары снятся, тетя Маша. Извините за беспокойство. Я больше не буду..

— А, ну понятно. Жениться вам надо, Юра.

Дав дельный совет, соседка удалилась, а Астафьев побрел к дивану.

Плюхнувшись на него, он еще раз с удивлением рассмотрел порванную простыню и, откинувшись на подушку, закрыл глаза.

"Что-то мне в последнее время даже сны какие-то служебные стали сниться.

Хреново только, что Юлька в них участвует. Вадик тут еще со своей тачкой опять затесался! На «вольво» по тайге рассекает, вот придурок".

Но другая мысль заставила его подскочить с места: «А вдруг Юлька опять за грибами уехала?»

Пододвинув телефон, Юрий набрал знакомый номер.

— Да! — тут же отозвался голос Юлии.

— Слава богу! — облегченно вздохнул Астафьев. — Вы что, сегодня по грибы не поехали?

— Мать с отцом уехали. А я вчера ногу натерла, дома сижу. А что, разве тебя это еще интересует?

В голосе Юльки появились ехидные нотки, Юрий почувствовал, что сейчас она задаст вопрос про вчерашний нелепый разговор, и поэтому, не отвечая, стараясь говорить как можно спокойнее, сказал:

— Просто вчера этот «грибник» задушил еще одну девушку, восемнадцати лет, как раз около Марьевки, ближе к Солнечной.

— Ужас какой! — Это, похоже, Юльку проняло. — А мы были чуть дальше, туда, к Толово.

— Понятно. Там велосипедиста случайно не видели, в камуфляже, в очках, здорового такого?

— Да нет, не помню, там много народу было. И на машинах, и на мотоциклах, и с электрички шли пешком. Мы три ведра белых набрали. Слушай, это что, тот самый маньяк? Тот, на велосипеде? А сколько ему лет?

— Говорят, старик, седой уже. Лица никто не видел. Только со спины.

— Нет, такого не видела. Ты сегодня опять до ночи?

— Как получится, но, скорее всего, да. Это дело сейчас целиком висит на мне, нужно как можно быстрее вычислить эту гадину.

— Давай, Юрка, лови его, а то уж и на природу не выедешь, кошмар какой-то.

У меня прямо мурашки по коже побежали! Звони, как поймаешь.

— Хорошо, но и ты отговори своих ездить за этими чертовыми грибами! Мало ли что…

Уже положив трубку, Астафьев вспомнил, что не спросил Юльку про Долгушу и тот вечер. Но стоило ли заводить такой разговор сейчас, может быть, лучше все выяснить при личной встрече, с глазу на глаз?

Зазвонивший будильник сообщил Юре, что пора собираться на работу. Умываясь и завтракая, он думал о сегодняшнем сне.

«Странно как-то. Нисколько не похоже на действительность. На самом-то деле ни одна из его жертв не смогла даже пискнуть, не то что крикнуть. Почему снятся такие сны? И эта тайга, Долгуша, „вольво“. Чушь какая-то!»

Ясность пришла к нему позже. Со стороны это выглядело более чем странно, будь в квартире сейчас кто-то еще, он бы непременно засмеялся. Во рту бутерброд, чашка с чаем застыла в руке, глаза будто остекленели. Наконец Юрий очнулся и пробормотал:

— Не может быть!

Да, он вспомнил лицо этого маньяка из сегодняшнего сна. Круглое, добродушное лицо, такие же добрые глаза за круглыми очками, венчик седых волос вокруг лысины.

«Пахомов? Старик Пахомов? — не мог поверить Юрий. — Но он живет у нас всего два года, никак он не мог за это время так хорошо узнать Луга. Для этого нужны десятилетия. К тому же он уже старик и ходит плохо из-за хромоты».

И вдруг невольно всплыла в памяти картинка: Пахомов рубит дрова, легко, непринужденно раскалывая толстые чурки. Пальцы — крупные, мясистые и широкие, покатые плечи.

«Но он же хромает, — сам себя опроверг Астафьев. — У него одна нога короче другой, результат какой-то военной катастрофы, после которой его и демобилизовали, он мне сам рассказывал еще при первой встрече».

И тут же снова пришло воспоминание. Пахомов выводит из калитки велосипед, вот он сел, поехал. Юрий испытал чувство предельной ясности мысли, он увидел все до мельчайших деталей, тех, что он не заметил вчера. Вот Пахомов едет, плечи, характерная посадка, под камуфляжной фуражкой белая веревка, держащая очки, седой венчик волос. Еще ниже: камуфляжная куртка, старая уже, выцветшая.

Значит, еще один плюс к его теории. Дальше, еще ниже. Стоп! Все понятно. Педали разной длины! Именно поэтому у него нет проблем с ездой на велосипеде.

«Три ведра белых набрали, и это только по следам…» Слова Юльки сменились картиной во дворе Пахомова. «Пока остальные встанут, приедут — от грибов одни только пеньки останутся».

— А вы тоже грибами увлекаетесь? — удивился тогда Юрий.

— Да, конечно. Но, правда, что тут за грибы?.. А я люблю жареные, свежие, прямо из леса…

— Вань, грибы готовы, только хлеба у нас нет. Ты бы съездил в магазин…

«Значит, к этому времени он уже съездил в лес, а было-то часов девять утра. Интересно, все очень интересно!»

Торопливо закончив завтрак, Юрий позвонил Мазурову. Того дома не оказалось, и с большим трудом он отыскал его в управлении в кабинете Колесникова.

— Здорово, Михалыч!

— А, Юра, привет. Как дела?

— По-разному. Ты вот что скажи, ты помнишь дело о пропаже жены Пахомова, Евдокии Алексеевны?

— А как же. Обижаешь, парень, маразмом еще не страдаю.

— Тебе там ничего не показалось странным?

— Показалось, и очень многое.

— И что, например? — заинтересовался Юрий.

— А то, что Евдокия Алексеевна поехала к сестре не поездом, а автобусом.

Поездом ведь гораздо удобней добираться до той деревне под Байдукове. А так она должна была добираться на попутках.

— И как сам Пахомов все это объяснил?

— Билетов в кассе не было.

— А кроме этой соседки, никто больше не видел, как она уезжала?

— Нет. Но я Пахомова даже не поэтому сначала подозревал, просто Евдокия у него уже третья жена.

— Вот как?!

— Да. С одной он развелся давно, говорил, что та не вынесла тягот армейской жизни. Другую кто-то убил. Нашли ее мертвой на окраине города. Убийцу так и не нашли. И тогда Пахомов с горя уехал из Байдукова.

У Юрия перехватило дыхание.

— И тогда появилась эта старушка Евдокия? — спросил он.

— Почему старушка? — удивился Мазуров. — Ей всего-то сорок три было.

Женщина в самом соку. Да и Пахомов еще мужик не промах. Ему сейчас лет пятьдесят с небольшим, бывший десантник. Спортсмен. Сейчас уж не помню, что-то там с тяжестью, атлетика, что ли… А, вспомнил! Гиревой спорт! Так вот, он выполнил норму мастера спорта. В доме у него даже кубки какие-то стоят. Ты на него не смотри, что он с виду такой невзрачный. Иван Матвеевич вполне еще в форме. Крепкий мужик, на нем пахать и пахать!

— Спасибо, Михалыч. Наставил меня на путь истинный, можно сказать, что открыл глаза!

Веселый голос Астафьева озадачил Мазурова.

— Даже так? Это хорошо. Юр, тебе чем-нибудь еще помочь? — предложил подполковник. — Ты хоть расскажи, в чем дело?

— Не надо, теперь я справлюсь сам. А расскажу потом, сейчас все быстро крутить надо.

Положив трубку, Юрий взялся за телефонный справочник, потом отбросил его, начал набирать междугородный номер, было занято, потом еще раз. Наконец он дозвонился.

— Алло, это уголовный розыск города Байдукова?

— Да, майор Майченко, исполняющий обязанности начальника уголовного розыска.

— С вами говорит старший лейтенант Астафьев, уголовный розыск, город Кривое.

— Привет, коллега!

— Слушай, майор, у вас несколько лет назад не было в городе серийного убийцы, душителя женщин?

— А как же, был.

— И давно?

— Началось это в девяносто девятом — первая жертва, две в двухтысячном и последняя — два года назад. Потом все затихло.

— Он их сначала душил, а потом насиловал?

— Да, именно в такой последовательности.

— А группа крови у него, случайно, не третья? — настаивал Юрий.

— Точно сейчас не помню, но, кажется, да.

— И еще вопрос, он действовал в городе или в окрестностях?

— Три жертвы в лесу, а одна в черте города, на окраине.

— Фамилия, случайно, не Пахомова?

— По-моему, да, сейчас…

Далекий собеседник отвлекся, было слышно, как он что-то спрашивает, ему отвечают, бубнили несколько голосов сразу.

— Да, — подтвердил майор, снова проявляясь на линии. — Именно Пахомова.

Это была последняя жертва маньяка.

— Огромное вам спасибо, майор!

— Что, лейтенант, зацепили «грибника»? — поинтересовался майор.

— А что, — поразился Юрий, — он у вас тоже проходил как «грибник»?

— Да. Именно так. Трое из четверых задушенных собирали грибы. Так этот козел у них забирал все до последнего опенка.

— Тогда я точно его вычислил! — окончательно повеселел Юрий. — Спасибо, майор.

— Желаю взять тебе его, парень!

Положив трубку, Юрий с азартом ударил себя ладонями по коленям и вскочил с дивана. Собрав папку, он оделся, подошел к зеркалу причесаться и невольно присвистнул. Полученная вчера небольшая шишка на лбу сегодня приобрела просто колоссальные размеры и приобрела оригинальный, фиолетовый оттенок.

— Ничего себе, — пробормотал Юрий, трогая это произведение искусства, — всего два раза упал с дивана, и такой эффект.

Астафьев опять попробовал замаскировать шишку волосами, но те упорно не хотели лежать как надо. Пришлось прибегнуть к помощи лака, оставленного с месяц назад Юлькой. Осмотрев свой новый имидж, Юрий пробормотал:

— Зато ты самый умный оперативник в этом городе.

Через десять минут Юрий уже входил в здание военкомата.

— А где мне узнать данные про бывших офицеров, тех, кто ушел в запас? — спросил он у сидевшей на вахте девушки.

Она удивленно поглядела на него, но, изучив подсунутое Юрием удостоверение, сказала:

— Седьмой кабинет, старший лейтенант Козин.

Лейтенант Козин оказался едва ли не ровесником Астафьева, в очень сильных, с толстыми линзами, очках. Юрий коротко изложил суть проблемы, и тот без лишних вопросов повел его в соседнюю комнату. Там на огромном длинном столе потрепанными корешками вверх лежали дела отслуживших офицеров.

— Вот видишь, это совсем не так просто, как ты думаешь. Надо искать его где-то здесь. Если он инвалид, значит, его уже списали и он числится не в запасе, а в отставке. Ищи с этого края, здесь приезжие за последние годы.

Скоро Астафьев держал в руках нужное ему дело.

С бьющимся сердцем открыл первый лист, тщательно прочитал его, затем перевернул страницу, улыбнулся и сказал, закрывая папку:

— Практически это все, что мне было нужно. Спасибо, лейтенант.

 

Глава 43

Владимир Геннадьевич Зубко, седоволосый худощавый пятидесятилетний мужчина, и. о. прокурора города, слушал Астафьева очень внимательно. За двадцать минут он не прервал молодого человека ни разу, только кивал, принимая из рук Юрия очередную бумагу.

— Два года назад в Байдукове было зарегистрировано последнее убийство. В тот же год Пахомов покидает город и переезжает к нам. Я удивился, почему он приехал именно сюда, а не куда-то еще. Но оказалось, что он только родился на Украине, а до восемнадцати лет жил у нас в Зубровке, это пять километров от Кривова, самая середина Лугов. Отец его работал лесничим, так что Луга наши он знает прекрасно. И наконец, из того же личного дела Пахомова — у него третья группа крови, резус отрицательный, такой же, как у убийцы, — закончил Юрий.

Зубко кивнул и сказал:

— Понятно.

«Ну, сейчас начнется, — с тоской подумал Астафьев. — Это недоказуемо, это по закону нельзя!»

Но Зубко, прошедший все ступени милицейской карьеры, от постового и оперативника до зампрокурора, достал из стола бланк и начал его заполнять.

Через пять минут он отдал Юрию две бумаги: ордер на арест и на обыск дома Пахомова.

— Бери его, Юра, — коротко напутствовал он. — Надеюсь, ты ни в чем не ошибся. Прищеми эту сволочь. Тут, кстати, с утра приходил тот ломбардщик, накатал на тебя жалобу, но ты не обращай внимания, работай. Шалимов вернется, я тебе его сразу подошлю.

Из прокуратуры до управления Астафьев летел как на крыльях. Там их постарались обломать, то не было машин, то личного состава. Когда же все было готово, подъехал Шалимов.

— Как здоровье, Сергей Александрович? — первым делом спросил Астафьев.

Судя по лицу, следователь чувствовал себя неважно. С год назад его сильно избили местные подонки, и с тех пор у сорокалетнего следователя начались неполадки с организмом.

— Да хреново, голова болит. Вот мой личный эскулап прописал новые лекарства, — Шалимов показал цветастую упаковку. — Дорогие жуть! Куда такие цены ломят! Дешевле похоронить, чем лечиться.

Затем он перешел к делу:

— Юра, Зубко мне сказал, что ты вычислил «грибника». Я, конечно, в это не верю, но готов работать. Давай, парень, удивляй.

Всю дорогу до Советской улицы Юрий посвящал следователя в свое расследование.

— Ну что ж, — сказал тот, выходя из машины у дома Пахомова, — процентов девяносто у тебя есть, даже больше. Я очень удивлюсь, если окажется, что ты ошибся. Знаешь, что я тебе посоветую? Вызови Мазурова, он на этих делах собаку съел, и не одну. У него прямо-таки нюх трупы обнаруживать, поверь мне.

Первым во двор зашел Астафьев. Здоровая овчарка сразу продемонстрировала всю свою свирепую ненависть к нежданным гостям. На ее лай на крьшьцо выскочила хозяйка, в халате и переднике.

— Вам кого? — спросила она, настороженно рассматривая двух человек в штатском. Это было странно, ведь она хорошо знала Астафьева. А когда двор начали заполнять люди в милицейской форме, в глазах женщины полыхнула паника.

— Нам бы, Антонина Ивановна, увидеть Ивана Матвеевича, — сказал Юрий.

— Нет его, за грибами с утра уехал.

— Тогда поговорим с вами, — выступил вперед Шалимов. — Привяжите, пожалуйста, собаку.

Хозяйка нехотя заперла хрипящего от ненависти пса в громадную конуру и первая вошла в дом. Шалимов на крыльце тормознул Юрия и шепнул ему что-то на ухо. Тот кивнул и торопливо вышел на улицу. Через полминуты три милицейские машины тронулись с места и исчезли из виду, во дворе остались два сержанта с автоматами. Да и тех Астафьев попросил укрыться за сараем. Когда Юрий зашел в дом, Шалимов уже вел допрос хозяйки дома по полной форме.

— Итак, вас зовут Антонина Ивановна Пахомова. Насколько я понял, вы являетесь законной супругой Пахомова Ивана Матвеевича?

— Да, — с некоторым вызовом заявила Антонина, — месяц назад мы зарегистрировались, после того как суд признал, что Евдокии Алексеевны нет в живых.

Глаза на следователя она старалась не поднимать, и Сергей успел как следует рассмотреть последнюю жену Пахомова. На вид моложе своих сорока шести, женщина в теле, миловидна, круглолица, ямочки на щеках. Темно-русые волосы зачесаны назад и собраны в пучок на затылке. Судя по порядку в доме и соблазнительным запахам из кухни — идеальная хозяйка.

— Вы работаете? — продолжал Шалимов.

— Нет, год назад ушла по вредности на пенсию.

— Денег-то хватает?

Она пожала плечами.

— Живем. У мужа хорошая пенсия, он афганец, инвалид. К тому же свой огород, кур держим. Жить можно.

— Хорошо. — Шалимов решил, что пора переходить к главному:

— Скажите, Антонина Ивановна, в прошлом году вы говорили правду, давая показания об отъезде жены Пахомова с автостанции?

Следователь почувствовал, как женщина внутренне сжалась.

— Да, — тихо ответила она.

— А у нас есть предположение, что вы говорили не правду, — настаивал следователь.

— Я все сказала как есть, — чуть повысив голос, ответила Антонина, по-прежнему глядя куда-то в сторону.

— Хорошо, тогда я скажу прямо: у нас есть основания предполагать, что ваш муж, Пахомов, убил свою жену, Евдокию Алексеевну. Точно так же он поступил со своей второй женой. А еще он повинен в смерти как минимум четырех женщин, убитых этим летом в окрестностях Кривова.

Шалимову показалось, что Антонина вздрогнула при упоминании о четырех убийствах, но продолжала молчать. Тогда следователь решил зайти с другой стороны.

— Поймите, Антонина Ивановна, — устало и проникновенно начал он, — вы сейчас сами находитесь в опасности. Где гарантия, что он и от вас рано или поздно не захочет избавиться?

— Нет, — шепнула она, — он меня любит.

— И вы тоже его любите? — Шалимов говорил ровно, даже мягко, с некоторым как бы даже участием в голосе. — Не правда ли? И ради этой любви вы согласились стать соучастницей преступления, самого страшного, какое только может быть, — убийства?

Антонина замолкла, и, что бы ни говорил затем Шалимов, она не издала больше ни звука. С улицы донесся шум подъехавшей машины, Астафьев выглянул в окно и поспешно вышел на крыльцо. Это был Мазуров.

— Что тут у тебя, Юра? — спросил Михалыч, за руку здороваясь со своим бывшим подчиненным.

— Иван Михалыч, есть предположение, что где-то здесь, в доме или рядом, они спрятали труп Евдокии. У тебя в этом большой опыт, посмотри, может, найдешь?

Мазуров прошелся по двору, затем покрутился в огороде, обошел все стайки и сараюшки, слазил в погреб и, в конце концов, вернулся во двор.

— Может, в огороде? — предположил Юрий.

— Нет! Там заборы низкие, соседи могли увидеть, с чего это в огороде копать такую ямищу? Здесь где-то она, здесь!

Мазуров обошел дом, содрав паласы, осмотрел во всех комнатах полы. Наконец он снова вышел на крыльцо и уставился в одну точку.

— Юра, ты когда-нибудь видел, чтобы для собачьей конуры сооружали бетонный фундамент? — спросил он.

Астафьев и в самом деле никогда не видел подобного сооружения. Овчарка у Пахомовых была большая, но в этой конуре могло поместиться и два, и три таких же огромных волкодава. Но самое главное — конура стояла на массивном бетонном основании, превосходящем размеры конуры раза в два.

«Два метра на полтора, — на глаз прикинул Астафьев. — Толщина бетона над землей сантиметров пятнадцать. Хорошая могильная плита».

— По крайней мере, год назад этой конуры у него не было, — припомнил подполковник. — Да и собака была другая, обычная шавка. Тащи сюда хозяйку, — велел Мазуров. — Сейчас мы все узнаем.

Астафьев нырнул в дом и вскоре вывел на крыльцо Антонину Ивановну и Шалимова.

— Скажите, что это вы собаке такой дворец отгрохали? На бетоне-то холодно.

Может, мы его того, расковыряем да уничтожим? — спросил Мазуров. — Как, пригласить понятых или не надо? Может, запишем как добровольную дачу показаний?

Лицо женщины дрогнуло, и она наконец-то заплакала. Это была не истерика, она не рыдала, а именно плакала, тихо и безнадежно.

— Здесь? — только и спросил Шалимов. Антонина кивнула, а затем без сил опустилась на ступеньки и прижалась к перилам. — В бетоне?

— Он пришел тогда, говорил, что случайно ее задушил, сгоряча, плакал, сильно плакал… — пролепетала женщина.

«Слава богу! — с облегчением подумал Юрий. — Что бы было, если все мои расчеты оказались пустышкой?» И сразу невольно представил, как они будут искать отбойный молоток, потом дробить этот бетон, тело должно сохраниться хорошо, но запах!..

Мазуров начал прощаться:

— Ну все, мужики, я поехал, у меня дел еще выше крыши. Там кое-что насчет оружия забрезжило, надо крутить, пока горячо.

Гул двигателя его «жигуленка» еще не успел затихнуть, как звякнула щеколда калитки, и во двор вошел сам хозяин. Велосипед он вел в руках, на руле висели две большие корзины с грибами, прикрытые сверху чистыми белыми тряпками.

Сначала он не понял, что за люди на его крыльце, Шалимова он не знал, а Юрий стоял спиной.

— Тонь, — спросил Пахомов, — у нас что, гости?

— Вы угадали, гости, и незваные, — отозвался Астафьев, поворачиваясь к нему лицом.

Тот все понял мгновенно, перевел взгляд на сидевшую на крыльце женщину.

Она как-то странно качалась из стороны в сторону, прижимая к лицу фартук.

— Что, продала? — спросил Пахомов, но Антонина не ответила, продолжая качаться как маятник.

Юрий коротко свистнул, и два милиционера, покинув засаду, взяли под руки враз сомлевшего Пахомова. Астафьев по рации вызвал машины. Через минуту, подняв клубы пыли, они остановились около калитки.

— Гражданин Пахомов, — сказал Шалимов. — Вам предъявляется обвинение в убийстве Евдокии Алексеевны Пахомовой, а также четырех женщин в окрестностях города. Вы признаете свою вину?

Пахомов окончательно сник, ссутулился, присел на завалинку и коротко махнул рукой.

— Да чего уж тут запираться. Все мое, не отказываюсь.

— Ну, вот и хорошо, — мирно, как о некоем обыденном деле сказал Шалимов. — Сейчас пройдем в дом, оформим все, и ладушки.

Следователь вошел первым, Юрий задержался, и, когда за его спиной возник странный шум, обернулся и увидел лишь печальный финал произошедшего. Один из милиционеров уже лежал на земле без чувств, а второй падал лицом вниз, его короткоствольный автомат находился в руках Пахомова. Теперь это был другой человек, не тот, что минуту назад сознался во всех убийствах. Милый, добродушный старик исчез, перед Юрием стоял хладнокровный, решительный убийца.

Шагнув вперед, он схватил Антонину за волосы и рванул ее к себе. Та вскрикнула от боли, а Пахомов прижался к стене дома, как щитом прикрылся женой, а под горло женщине сунул дуло автомата. В калитке появились два милиционера, но Пахомов закричал решительно и твердо:

— Все назад, иначе я убью ее! Оружие на землю! Всем отойти от калитки!

Присутствующие во дворе замерли, возникла пауза, и лишь спустя нестерпимо долгие полминуты Шалимов произнес:

— Выполняйте, что он говорит, положите оружие на землю и отойдите.

Повинуясь его приказанию, милиционеры нехотя опустили автоматы и отошли в сторону от калитки.

— Машину мне сюда, быстро! — приказал Пахомов.

— У калитки три машины, — подсказал Юрий.

— Мне нужен только «уазик»! Остальные пусть уедут, и чтобы я их даже не видел!

— Хорошо, пусть машины уедут, — приказал Шалимов. Судя по донесшимся из-за забора звукам мотора, распоряжение следователя было выполнено.

— Пусть он подъедет к калитке! — продолжал все тем же резким и властным тоном командовать Пахомов:

— Заднюю дверь пусть держит открытой!

— Хорошо-хорошо, вы только не волнуйтесь, ради бога! — мирно сказал Шалимов.

«Уазик» подъехал к калитке, шофер, перегнувшись, открыл заднюю дверцу, Пахомов начал пятиться к выходу. Но тут произошло нечто непредвиденное.

Водитель неожиданно распахнул свою дверцу и, выскочив из кабины, припустился со всех ног вдоль улицы.

— Водителя за руль! — взревел Пахомов. — Быстро, иначе я ее убью! Быстро!

Пот ручьями стекал по его лицу, спиной он прижался к забору палисадника, Антонина стонала — автомат сильно давил на горло. Шалимов понял, что нервы «грибника» на пределе, еще немного, и он сорвется и начнет стрелять. Возникла пауза, и Астафьев решился:

— Хорошо, я поведу машину.

Пройдя мимо супружеской парочки, он обошел «уазик» и сел за руль. На заднее сиденье Пахомов втолкнул Антонину и быстро следом вскочил сам.

— Поехали, быстро! — приказал он.

— Куда?

— В Луга!

Юрий завел мотор, развернул машину и направил ее на выезд из города.

 

Глава 44

— Вот они, идут, — шепнул Витька Ежов, откидываясь назад и сползая вниз, за спинку переднего сиденья.

— Да не бойся ты, не видно тебя! Этот, что ли, Ким, черный вот тот? — спросил Мазуров, разглядывая группу парней, шествующих к городскому рынку.

Для этой операции Мазуров выпросил у начальства единственный достойный автомобиль в ГОВД — белую «Ниву» с удлиненным кузовом и тонированными стеклами.

Со стороны она выглядела как машина «крутого» парня. Обычно на ней ездил сам Петухов, но в связи с возникшими обстоятельствами ее на час дали в распоряжение Колесникова и Мазурова.

— Да, он это, — подтвердил, облизнув пересохшие губы, Витька. — Он здесь главный.

— На китайца мало похож, скорее цыган какой-то, — сделал вывод подполковник, рассматривая высокого чернявого парня в белых штанах, белой же рубахе и черной жилетке. Парень явно любил побрякушки, на одной руке у него были часы на браслете зэковской работы, на другой — цепочка цвета золота, но слишком массивная для настоящей, в руках он вертел четки.

— У него бабка молдаванка, мать армянка, так что тут адская смесь, — подсказал сидевший на переднем сиденье Колесников, который официально возглавлял это дело. — Он только по фамилии кореец, а по жизни вообще выродок.

Я бы таких отстреливал без лицензии, еще бы доплачивал за сданные шкурки.

Парни тем временем прошли мимо машины, не обратив на нее никакого внимания. Целью их похода был один из базарных ларьков под названием «Алия».

Ким стукнул пару раз в дверь и, когда она открылась, вошел вовнутрь. Его сопровождающие расселись у входа на пустые ящики. Мазуров взялся за рацию.

— Жигунов, давай! — сказал он.

Прошло секунд десять, и из двух подъехавших машин высыпала группа захвата, в бронежилетах, «сферах», с автоматами. Никто из шпаны не успел даже дернуться, и вскоре все они лежали на земле, уткнувшись лицом в рыночную пыль. Когда Мазуров подошел к ларьку, дверь с помощью толстой кувалды уже выломали и положили на пол всех находившихся внутри: Алиева, его гостя и даже молодую толстую продавщицу со смазливым лицом и томными глазами.

— Ну что? — спросил Мазуров у командовавшего группой захвата лейтенанта Жигунова. — Есть что-нибудь интересное?

— Вон, лежал в углу, — и Жигунов кивнул на валявшийся среди ящиков пистолет, — кто-то из них успел скинуть.

Мазуров наклонился, присмотрелся.

— ТТ, — удовлетворенно сказал он, — что и требовалось доказать.

— Я ничего не знай, это он его принес, — с пола торопливо заговорил Алиев, нещадно коверкая от волнения русские слова. — У меня ничего такой нет, я чистый.

— Вот сука, — подал голос лежащий рядом с азербайджанцем Ким, — на меня хочешь все повесить?! Хрен тебе, а не барабан! Его это ствол.

— Убить Кочина тоже он тебе заказал? — спросил Мазуров, торопливым жестом приглашая подойти поближе двух пенсионеров, понятых.

— Да.

— Когда?

— Вчера вечером.

— Слушай, ни знаю я никакой Кочин, врет он все! — взвился азербайджанец, пытаясь подняться с пола, но тут же уложенный на пол ногой лейтенанта.

Когда всех вывели из ларька, внутрь запустили Лорда с его хозяином. Перед этим овчарке дали понюхать найденный там пистолет. Собака повертелась минут пять и вышла с явно разочарованной мордой.

— Нет, пусто, — сказал разводя руками Антошкин. — Может, и было что, но сейчас чисто.

Для Мазурова это сообщение было огромным разочарованием. Последовавший обыск также не принес удовлетворения.

«За пистолет его, конечно, можно прищемить, но это все не то, — подумал Мазуров. — Где же остальное оружие? Может, дома»?

Размышления оперативника прервало появление нового действующего лица.

Рядом с ларьком остановилась «десятка», и из нее вышел седой высокий мужик лет пятидесяти. Его Мазуров знал очень хорошо.

Директор одного из мини-рынков Артем Борисович Мещерин еще в советские времена был начальником Кривовского ОБХСС. Он один из первых сумел сориентироваться в наступающих переменах и ушел сначала в кооператоры, а затем начал собственный бизнес, и вполне удачно.

— Что это у вас тут, Иван Михайлович, война или маневры? — спросил он, здороваясь с Мазуровым.

— Да вот, господин кавказец начал кроме жратвы приторговывать еще и оружием.

— Алиев? — удивился Мещерин. — Вот бы никогда не подумал. Добродушный такой мужик. И что, это уже точно?

— Да, взяли с уликами. Показания на него уже оформили.

— Так, значит, плакали мои денежки, — Мещерин огорченно покачал головой, вытащил сигареты.

— Какие еще денежки? — теперь уже удивился Мазуров. — Ты что, Артем Борисович, тоже, что ли, с ним в доле был? «Волынами» между делом торговал?

— Да нет, склад ему сдавал, вот приехал за аренду плату брать, а теперь, похоже, все это обломилось. Новых арендаторов придется искать. Да и склад вы мне, чувствую, не скоро освободите.

— Постой, какой склад ты ему сдавал, где он находится? — заинтересовался Мазуров.

— За бывшим дэсэу, гаражи ремонтников.

— Сержант, погоди-ка! — окликнул Мазуров кинолога, уже шедшего с Лордом к «уазику», а потом снова обернулся к Мещерину:

— Слушай, Артем Борисович, помоги по старой памяти, давай подъедем, покажешь, где этот склад.

— Ладно, все равно вы до него рано или поздно доберетесь. А лучше раньше.

У меня сейчас даже ключи с собой. Поехали.

— Вадим! — весело крикнул подполковник Колес-никову. — Давай в машину понятых и езжай за нами!

Предчувствие удачи не покидало его до самого склада. А там и Лорд уверенно потащил своего хозяина к коробке с надписью «Парламент».

* * *

Некоторое время ехали молча, наконец Пахомов будто очнулся.

— Прибавь газу! Жми! — резко приказал он и ткнул стволом автомата в ухо Астафьеву. Тот нажал на педаль газа, но резвости у машины не сильно прибавилось.

— Ну, чего халтуришь, жми, говорю! — уже взревел Пахомов.

Теперь ухо Юрия просто ожог удар ствола.

— Машина старая, больше восьмидесяти все равно не даст, — начал оправдываться он. — К тому же перегружена. Отпустили бы вы ее, — он кивнул в сторону Антонины, — я и один побуду в заложниках.

— Я ее отпущу, когда это мне надо будет, — огрызнулся «грибник». — Теперь сверни направо!

Они проехали переулок и оказались за чертой города. Дорогу эту Юрий не знал, хотя и прожил всю жизнь в Кривове. А Пахомов продолжал командовать:

— На первой развилке повернешь налево, потом направо.

— Хорошо, — согласился Юрий. — Вы бы все же отпустили Антонину Ивановну, зачем она вам в Лугах?

— Да можно и отпустить, — засмеялся Пахомов, распахивая дверь. Он на ходу вытолкнул свою последнюю супругу из машины, но Астафьев, оглянувшись, заметил, как убийца одним резким движением руки дернул голову Антонины вверх, сломав шейные позвонки. Юрий посмотрел в зеркало — женщина упала на обочину бесформенным мешком.

— Зачем вы так с ней? — упавшим голосом спросил Астафьев. Сейчас он уже корил себя за то, что как бы невольно спровоцировал убийство Антонины.

— С предателями нужно поступать только так, — резко ответил Пахомов. Лицо его было злое, напряженное, он то всматривался вперед, то поглядывал назад в зеркало заднего вида — нет ли погони.

— Я из-за нее убил Евдокию, а она меня предала, — он бросил косой взгляд на затылок лейтенанта. — Это ты, Юра, меня вычислил?

— Да, — честно признался Астафьев. Странно, он сейчас не чувствовал страха и даже был рад, что может сказать эти слова самому «грибнику». — Вы это верно сказали, я вас именно вычислил. Рано или поздно, Иван Матвеевич, но это должно было случиться. Не могли же вы все время вот так беспредель-ничать.

— Молодец, что не запираешься, — похвалил преступник. — Нет, я знал, что рано или поздно это случится, но не думал, что это сделаешь ты. Больно уж ты молодой, пацан. Такие зубры мое дело в свое время вели! Игнатьев в Байдукове, Мазуров здесь. Этот что-то почуял, кругами ходил, да здоровье подвело, не успел он до меня докопаться. А тебя я и в расчет не брал, вот и рисовался в ментовке каждый месяц, дурак! Давай теперь налево.

Они переехали небольшой ручей, и, судя по тому, как буксанул «уазик», Астафьев понял, что другие милицейские машины здесь не пройдут.

«Вот зачем он потребовал вездеход. В Лугах на нем он сумеет оторваться от любой машины. Хитрый змей. Он меня убьет, — вдруг отчетливо понял Юрий. — Он явно едет куда-то к своему, известному ему одному месту. Довезу я его, а потом он меня убьет. Потому, что я ему буду больше не нужен. И еще потому, что я его расколол. Убьет. Убьет. Убьет!» — зачем-то несколько раз повторил он про себя, и под сердцем ворохнулся холодок страха.

— И зачем вам это все надо? — пересилив себя, спросил Юрий.

— Что именно? — не понял Пахомов.

— Ну, вот этот побег? Все равно вас рано или поздно найдут. Пригонят солдат из железногорского гарнизона, школу милиции поднимут на уши. Обшарят все Луга, будут искать до победного конца. Вы слишком опасный человек, чтобы так легко вам дали уйти.

Пахомов неожиданно засмеялся.

— Это будет не так просто, Юра. Ты знаешь, в каких войсках я служил? — спросил он.

— Ну как же, десант.

— Да нет, брат, не десант, десант — это для документов. А я слегка повысил квалификацию. Бери выше, спецназ Главного разведывательного управления. Нас учили выживать везде, в тайге, в пустыне, в тундре. Живых лягушек учили есть, червей. А уж здесь, в Лугах, я продержусь как минимум несколько лет.

«Черт, что же я дальше-то его личное дело не посмотрел?! — выругал себя Юрий. — Вот дурак, брать его надо было совсем по-другому, жестко, со спецгруппой, вызвать из Железногорска РУБОП с его хваленым СОБРОМ!»

— Поди приготовили себе схрон, запаслись всем необходимым? — спросил он, чтобы потянуть время.

— Угадал. Там у меня есть все — спички, теплые вещи, печка настоящая. Еще побегают за мной, ой как побегают.

Сейчас он чем-то начал напоминать того прежнего Пахомова, добродушного старика, из голоса исчез металл, но появилось незнакомое раньше ехидство.

«Побегают… только уже без меня. Куда же он меня везет? — ломал голову Юрий. — Знать бы. И что же придумать?»

Его взгляд скользнул по панели управления и замер на указателе уровня топлива. Стрелка почти коснулась нуля, но лампочка датчика не горела. И Юрий сообразил! Он много раз ездил на этой машине, и каждый новый шофер ругался, что барахлит этот датчик. Стрелка могла показывать наличие в бензобаке нескольких литров бензина, но машина вставала, когда этого совсем не ждали.

«Скоро бензин кончится, и тогда он убьет меня», — подумал Юрий, и во рту появилась резкая, неприятная сухость. Он глянул вправо, влево — они ехали вдоль крутого, длинного обрыва, поросшего деревьями и кустами. Похоже, что это был его единственный шанс.

— А это что такое? — спросил Астафьев, небрежно кивая вправо.

— Где? — спросил, оглядываясь в эту же сторону, Пахомов. В ту же секунду Юрий распахнул дверцу, вывалился наружу и покатился вниз по склону. Пахомов с руганью перегнулся через сиденье и схватился за руль. Это он сделал вовремя, еще несколько метров, и машина съехала бы вниз по тому же самому косогору. На то, чтобы выровнять и остановить «уазик», у Пахомова ушло с полминуты. Все это время Астафьев изо всех сил бежал вниз, стараясь уходить влево. Прикрывая руками глаза, он вламывался в густую поросль кустарника, проскакивал между крупными деревьями. Когда сзади застучал автомат, Юрий упал и пополз, стараясь убраться как можно дальше. Он слышал совсем рядом, над головой, свист пуль, но, стиснув зубы, продолжал упорно ползти вперед. Наконец автомат затих, и взревел двигатель «уазика». Лишь тогда Юрий остановился, долго еще лежал, прижавшись щекой к траве. От чрезмерного напряжения болело все тело, кружилась голова. Но он был живой! И, как никогда, счастлив.

Лишь минут через пять он поднялся, посмотрел на часы и начал выбираться наверх. На косогоре он огляделся и пошел в ту сторону, куда уехала машина.

Вскоре он ее увидел. «Уазик» сиротливо стоял посредине дороги. Астафьев засмеялся: его расчет с бензином оказался точен.

Теперь оперативника интересовало, куда направился его подопечный.

Взобравшись на капот, а с него на крышу российского джипа он увидел: слева и справа были заливные луга, прямо по курсу поблескивала вода, не то озеро, не то река, а вот чуть левее, на опушке небольшой дубравы, Астафьев заметил маленькую движущуюся фигурку в зеленом камуфляже. Засмеявшись, Юрий спрыгнул вниз и опять начал продираться сквозь густую, некошеную луговую траву. На то, чтобы форсировать луг, у него ушло минут пятнадцать. К дубраве он подходил с опаской — ждал автоматной очереди. Но ее не было, и небольшую, метров пятьдесят шириной, дубраву лейтенант преодолел уже бегом. Остановившись за последним деревом, он осторожно выглянул и сразу увидел широкую спину Пахомова. Теперь между ними было всего метров сто. Хромота спецназовца давала Астафьеву необходимую фору.

Пригнувшись, Юрий скользнул в траву, благо тут она была ему по пояс. В этот момент он поблагодарил самого себя за то, что сегодня надел зеленую рубашку.

Последние пятьдесят метров Астафьев прополз по-пластунски, затем поднялся и осторожно выглянул. И тут же в висок ему уперся ствол автомата, а знакомый голос ровно сказал:

— А, так это ты, Юра. А я думаю, кто это за мной так упорно топает?

У Астафьева снова резко пересохло горло, он прокашлялся и только потом начал говорить:

— Да, решил вот вас проводить, Иван Матвеевич, посмотреть, как вы устроитесь на новом месте.

— А ты шутник, оказывается, — задумчиво сказал Пахомов, и Юрий понял, что сейчас решается его судьба.

«Вот дурак-то! — запоздало раскаялся он. — Решил со спецназовцем поиграть в прятки. Их же этому всю жизнь учили! И мужиков нет, выручить некому, ни Андрюхи, ни Михалыча».

 

Глава 45

Колодников не мог прийти на помощь своему младшему товарищу. После перекура и короткого совещания с Зудовым он вернулся в кабинет и уже один начал раскручивать Верстакову.

— Понимаете, Анна Тимофеевна, нам, собственно говоря, не очень интересно спасать этого вашего Ашота. — Колодников старался говорить проникновенно и вместе с тем как бы небрежно, слегка морщась. — Кто он такой, этот Ашот Айвазян? Мелкий жулик, а теперь к тому же еще и убийца. Ведь это он убил Иванова, не правда ли?

Анна с ужасом подняла глаза на майора.

— Как это вам неинтересно его спасать? Его же сейчас, может быть, убивают!

Вы что, не понимаете?

— Ну и что? — пожал плечами Андрей. — Одной сволочью будет меньше. Да и нам работы убавится. Собаке собачья смерть, как говорится.

Он даже открыл папку и сделал вид, что рассматривает какие-то бумаги.

— Нет, вы не понимаете, — судя по выражению лица, Верстакова совершенно потеряла голову и начала нести нечто несуразное. — Ашотик, он такой хороший, он добрый, он ни в чем не виноват, он ласковый и нежный. А какие он дарил мне цветы, вы не видели! Это все я, я его испортила! Я одна во всем виновата! Это я, только я убила Петровича!

— Как это «вы»? — развел руками Андрей. — Что вы такое говорите? Ведь это он стрелял в Иванова.

— Но это же я все придумала! Я одна! Он не хотел, он отказывался, это я, я дала ему оружие! Он до последнего момента говорил: «Может, не надо? Может, ты передумаешь?»

— А вы все-таки настояли? — сокрушенно покачал головой Колодников. — Как нехорошо. Себя сгубили и его.

— Да! Это я одна во всем виновата. Спасите его, молю вас! — Она сделала попытку сползти с кресла на колени, но вскочивший с места Колодников проявил необычайную резвость и заставил ее снова принять более цивилизованную позу.

— Не надо сцен, мы не в церкви. Лучше скажите, вы можете написать о том, о чем сейчас рассказывали?

— О чем?

"О-о, тетка совсем поплыла! — понял, заглянув в глаза Верстаковой, майор.

— Ничего не соображает!"

— О том, что это вы, только вы виноваты в убийстве Ивана Петровича Иванова, а Айвазян был только оружием в ваших руках, причем против своей воли.

— Да, конечно! — Она подскочила и начала шарить по столу рукой, ища ручку и бумагу. Колодников торопливо помог ей. Не каждый день он встречал таких энтузиастов, желающих собственноручно подписать себе приговор.

— Пишите все, что рассказали, — повторил Колодников, — плюс укажите, за что вы так взъелись на Иванова. А потом сделаем так…

План, изложенный майором, буквально вернул Верстакову к жизни. Пока она торопливо, зачеркивая и переправляя, писала признание, Андрей включил рацию и вызвал Зудова.

— Ну что там у тебя? — спросил он. — Договорился?

— Все о'кей, — ответил довольный Паша. — Как раз знакомые парни дежурят. Я с ними договорился. Можно ехать к вышке.

— Молодец! Затем двигай на атээс, там и встретимся.

— Хорошо, все сделаю. Как дама, не подведет? Андрей покосился на Верстакову.

— Дошла до нужной кондиции, не волнуйся.

Колодников сделал еще несколько телефонных звонков, а затем наконец-то отпустил рвущуюся домой Анну Тимофеевну. Напоследок он ее успокоил, сказал, что теперь они примут все меры, что он даже наверняка знает, где держат Айвазяна, и только с ее помощью они смогут спасти горячо любимого Ашота.

До дома она самостоятельно добралась на своей «десятке», умудрившись даже поглядывать на светофор. Лежащий рядом на сиденье мобильник упорно молчал.

Терпения у Анны хватило только до дома. Войдя в квартиру, она тотчас начала перебирать лежащие на полочке телефонные справочники, записные книжки, набирать какие-то сложные номера. Но мобильник упорно молчал, лишь на табло высвечивалась странная надпись: «не подключен». Верстакова выругалась, не подозревая, что в это время не только она, а и во всех концах Кривова люди нещадно матерят «вражескую связь» и все хваленые преимущества стандарта GSM.

Среди них был и Анатолий Андреевич Мастеров.

— Блин, что за хренотень, а! Куда исчезла волна? Как корова языком слизнула!

Человек, к которому он обращался, не торопясь чистил сочную, истекающую жиром вяленую чехонь, единственную признаваемую им закуску к пиву. Коля Занченко, по кличке Зять, выглядел старше своих сорока пяти, был наполовину седой — след многочисленных его отсидок. Но в плечах криминальный авторитет был крепок и обладал аурой природного лидера, что делает людей царями, королями, президентами или главарями бандитов. В ответ он покрыл Мастерова трехэтажным матом. Этот придурок с его липовыми дипломами и спортивным прошлым был просто «сявкой» по сравнению с ним, с самим Зятем, смотрящим по области и первым претендентом в криминальных кругах региона на «номинацию» «вор в законе». Зять имел за плечами три ходки в зону, самую большую бригаду в области и два процента от продаж всех машин Железногорского автозавода, одного из крупнейших в стране.

— Что ты за «трубу» уцепился, как за собственный хрен? — спросил Зять, стукнув рыбиной по столу. — Сдох Бобик, возьми и закопай, не жди, пока он вонять будет. Звони вон давай по обычному телефону!

Анатолий начал нехотя крутить диск.

— Да, Верстакова, — вскоре услышал он.

— Ну что, коза, все сделала, как велел?

Анна сразу узнала этот голос, молодой, наглый, наигранно-хрипловатый.

— Нет, — резко ответила она. — Я передумала. Я написала все так, как вы велели, но не отдала им.

— Почему? — опешил директор. — Ты че, охренела, овца?!

— Я не отдам бумаги до тех пор, пока вы мне его не вернете.

— Че?! — Анне показалось, что телефонная трубка в ее руке сейчас взорвется, она даже невольно чуть отстранилась. Но на поток матерщины только упрямо поджала губы. — Я обещал тебе из него фарш сделать, я сделаю! — орал Мастеров. — Это будет не свинина и не говядина, а верблюжатина! С перцем и хреном!

Дождавшись, пока он устанет орать, Анна повторила:

— Пока я хотя бы его не услышу, я не сделаю ни шага. Не дождетесь!

Мастеров бросил трубку и посмотрел на своего наставника.

— Мудак, — заметил тот, — довел дело до полной балды.

Немного подумав, Зять кивнул:

— Хорошо, пусть она его услышит, а там делай что хочешь. Хоть нашинкуй его, хоть действительно с хреном сожри. Но чтобы все это загасил в самом зародыше. Чтоб у ментов даже зацепки насчет этого долбаного татарина не было.

Он отбросил в сторону уже очищенную чехонь, взял барсетку, поднялся из-за стола и не спеша отправился к двери.

— Ты куда это? — удивился Мастеров.

— На кудыкину гору! — окрысился Зять. — Счас, отчитываться я тебе еще буду! — Затем чуть остыл. — Поехал я к себе, дела накопились. И так кувыркаюсь тут с тобой, как клоун на завалинке! Ни хрена один не можешь! Учить всему приходится, скоро памперсы менять тебе буду. Все! Послезавтра буду.

«Вот падла, оставляет меня одного с этими кривовскими волкодавами, как щенка в реке», — думал Мастеров, наблюдая, как не торопясь, по привычке чуть набычившись, Зять идет к своему черному джипу. Лишь когда он скрылся за воротами стройки, Анатолий снова уставился на телефон. Делать было нечего, теперь надо было думать и решать все самому. После длительного и мучительного раздумья он снова набрал номер своей соседки по подъезду.

— Слышь ты, коза долбаная, хорошо, считай, уговорила! Ты его услышишь, поняла. Жди, только очень жди!

После этого звонка Мастеров позвонил уже другому абоненту.

— Слушай, Васек, возьми мою тачку и привези этого ару на причал, там ведь телефон есть?

— Ну?

— Хрен гну! — Мастеров наконец-то получил возможность на ком-то сорвать всю накопившуюся злость. — Привезешь, позвонишь мне. Пока все.

— А по «трубе» нельзя? — недоумевал Васек.

— Сдохла «труба»! Забудь про нее, понял?

— Понял, — мирно согласился собеседник свирепеющего «экономиста». — Счас вмиг сделаем.

Этот разговор слушал еще один заинтересованный человек, Андрей Колодников.

А до этого его подчиненный Павел Зудов вырубил ретранслятор сотовой связи хорошо проверенным еще прошлым летом методом — бросил лом на клеммы щитовой подачи энергии вышки. Расположенная за городом, на холме, рядом с лесопосадкой, вышка как магнитом притягивала к себе любителей поживиться цветметом. Два раза ее грабили, когда строили, а год назад, прошлым летом, просто нахулиганили, бросив лом на клеммы высокого напряжения. После этого фирмачи поставили на щит очень крутой замок и подключили его к сигнализации вневедомственной охраны. Они не учли того, что и у Колодникова, и у Зудова было много друзей. Вот и вневедомственники, пока Паша подбирал ключи из своей богатой личной коллекции, на полчаса отключили сигнализацию, а после «теракта» примчались и зафиксировали все как акт вандализма. Кроме того, у Колодникова свояк работал главным инженером телефонных сетей. Именно он безо всяких санкций, просто по знакомству, подключил Андрея к телефонным линиям Верстаковой, женщины последней стадии влюбленности в рыночного экономиста блатного разлива. Прослушав все переговоры, Колодников поблагодарил родственника и торопливо выскочил на улицу.

— Паш, они привезут его на причал, — заявил он, усаживаясь в свой «уазик».

— На причал? — удивился Зудов.

— Ну да. А что тебя не устраивает?

— Это что, снова в тот ангар?

— А там теперь больше ничего нет, — подтвердил Андрей. — Даже мостки на доски разобрали и вывезли, представляешь?

— Ну ладно, — хмыкнул Павел, — поехали на причал, места-то знакомые.

Год назад им пришлось в этом самом ангаре устроить небольшую заварушку, со стрельбой и мордобоем. В этот раз Колодников прихватил с собой еще двоих милиционеров патрульно-постовой службы, «упаковал» их бронежилетами, касками-"сферами" и автоматами. Но людей не хватало, как назло, все были в разгоне. Многих забрал Мазуров, еще больше милиционеров поехали с Астафьевым.

Колодников надеялся на внезапность. И Андрей, и Паша также облачились в бронежилеты, «сферы», только Колодников не захотел брать автомат.

— Да не люблю я его, тяжелый, собака! Да это и не оружие для мента — раз нажал, все патроны кончились. Мне с моим «макаром» привычней.

Дорога до причала была неблизкой, и в одном месте Колодников даже заставил шофера форсировать небольшой ручей.

— Не боись, мы здесь уже ездили, ты, главное, сразу резко давай по газам!

— напутствовал он застывшего в нерешительности Сергея.

То ли ручей разлился больше, чем прошлым летом, но застряли они крепко.

Пришлось по колено в воде выталкивать славный отечественный джип. Вытолкнули его быстро и далее ехали уже с руганью, мокрые и злые.

— Ничего, зато охладились. По такой жаре купание — благо, — подбодрил всех Колодников.

— Молчал бы уж, Сусанин, — буркнул Паша, озабоченно разглядывавший свои заляпанные грязью брюки. — Завез в какое-то болото и доволен.

Минут через пять Андрей велел шоферу остановиться.

— Дальше пойдем пешком, — скомандовал он.

Вскоре они подошли к небольшому кирпичному домику с выбитыми окнами, сторожке. Здесь Андрей поднял руку, заставив всех остановиться.

— Вот и причал, — сказал он, осторожно выглядывая из-за угла домишки.

— Это? спросил один из милиционеров, от любопытства вытянув шею. Увидел он пологий берег, торчащие из воды сваи, остатки разобранного трактора, штабель почерневших от времени бревен и прочий индустриальный хлам.

— Да, а ты что, раньше здесь не был? — удивился Колодников. В прошлом причал был популярен. Сюда летом ходил рейсовый автобус, метрах в ста имелся прекрасный пляж. Все кончилось вместе с социализмом.

— Нет, я вообще в вашем городе всего два года живу, — сообщил милиционер.

— А до этого где жил? — зачем-то поинтересовался Колодников.

— В Казахстане.

— А-а, понятно. Беженец, значит. Вот по этой протоке можно выйти на Листвянку, а затем и на Волгу. Раньше здесь лодок стояло до чертовой матери, а теперь вон пара деревянных гнилушек осталась. Алюминиевые утащили и сдали в скупку.

— А это что за бандура? — спросил шофер, кивая в сторону единственного уцелевшего на причале сооружения, большого, ржавого, бочкообразного сарая.

— Это ангар, там раньше пээсэмка зимой хранилась, потом местные бандиты свои катера прятали, — пояснил невольный гид в лице майора милиции. — А сейчас его, дадно, заезжие бандюки облюбовали. Хреновое место.

— Да, это уж точно, — усмехнулся за его спиной Пашка. — Прошлый раз господин майор тут трех бандитов с помощью «демократизатора» слегка поучил уважать родную милицию, а потом его чуть самого за это не посадили.

Это были не самые приятные моменты, и Колодников коротко, но с душой выматерился.

— Так, ну что, пойдем, что ли? — спросил он, вытаскивая пистолет и передергивая затвор.

— Погоди, дай-ка посмотреть, — сказал Павел, внимательно оглядывая старый ангар. Потом он хмыкнул и покосился на Андрея:

— А ты ничего не заметил?

— Нет. А что?

— Очки купи, а лучше бинокль. Вон там посмотри! Под самой крышей — камера видеонаблюдения.

— Где? — удивился Андрей и, присмотревшись, не на шутку расстроился. — Блин, и в самом деле! Что же теперь делать-то? Так просто их теперь не возьмешь.

— Да, эти братки осторожней тех, — задумчиво согласился Павел. — А где, интересно, у них запитка?

— Ты имеешь в виду электричество? — наморщил лоб Колодников.

— Ну не пивбар же. Кабель вижу, но куда он ведет? Может, где и щит есть?

— Не знаю, надо посмотреть. Вообще это тебе с руки, ты уже сегодня в этом деле отличился, просто специалистом стал. Вали дальше, сын Чубайса.

— За Чубайса ответишь, — хмыкнул Павел. — Ладно, жди меня, раньше, чем вырублю свет, не суйтесь.

И, подобрав с земли здоровенный полуметровый стяжной болт, Зудов завернул за угол и исчез из виду. Не прошло и минуты, как с противоположной стороны к ангару подъехал серебристый джип «чероки». Два парня выскочили из машины, открыли ворота, и авто скрылось в помещении.

— Похоже, Ашотика привезли, — решил Колодников. — Так, этих как минимум трое, сколько еще в самом ангаре? Веселый расклад. — Андрей был обескуражен количественным составом противника.

— И что делать? — спросил водитель, всей душой проникнувший в суть непонятной ему еще операции.

— Ну, во-первых, вызвать подкрепление, а во-вторых, ждать, — отрезал Андрей, с матерком присел на корточки и взялся за рацию, коротко поговорил с дежурным, попросил подкрепление и вытащил сигареты. — Закуривай, мужики. И как эти урки часами могут так сидеть? У меня через минуту ноги затекают. Тебя как зовут-то, дитя степей? — спросил он шофера.

— Антон. Я вообще сюда из Талды-Кургана приехал, а там у нас больше горы.

— Тадды чего? — засмеялся Колодников.

За разговорами перекур затянулся минут на пятнадцать. Сигналом к его окончанию послужил скрип открывшейся в ангарных воротах небольшой калитки. Судя по «веселому» набору слов, донесшемуся до милиционеров, Павлу удалась и эта диверсия. Шестеро парней топтались у двери, с жаром жестикулируя и что-то обсуждая.

— Ну вот, все курочки вылезли из гнездышка, — довольно сказал Колодников.

— В темноте никому сидеть не охота. Где там Павел, интересно? Током его не шандарахнуло?

Как обычно, перед рискованным делом на Андрея нападала неестественная веселость и какое-то почти радостное возбуждение.

Тем временем «бригада» отправила на поиск обрыва линии двух парней. Те протопали с другой стороны сторожки, буквально в десяти метрах от затаившихся милиционеров.

— Черт, с Павлом бы не встретились, — пробормотал Колодников и в очередной раз глянул на часы. С тех пор как он попросил подмогу, прошло двадцать минут.

От города же. до причала было не менее сорока минут.

«Подожду», — решил он, но в этот момент откуда-то сзади раздались выстрелы. «Пашка!» — мелькнуло в голове Андрея, и, скрипнув зубами, он скомандовал:

— Вперед!

Очередь в воздух. Выстрелы в лесу насторожили бандитов, а при появлении Колодникова двое просто упали на землю, третий кинулся в ангар, а последний, видимо ничего не понимая, начал метаться у калитки.

— Возьми его! — крикнул Андрей шоферу, и, пока второй милиционер и Антон толчками и пинками подталкивали залегших бандитов друг к другу, дабы сковать их одними наручниками, Колодников сбоку подскочил к двери и пинком захлопнул ее.

Андрея спасло везение или интуиция, а может, и опыт, но в ту же секунду несколько пуль выгнули железо калитки.

— Бросай оружие и выходи из ангара! — заорал Колодников, отодвигаясь от двери. И тотчас же еще два выстрела изуродовали ни в чем не повинное железо. — Вот дурак, палит почем зря! — сказал Андрей появившемуся из-за угла Антону, конвоировавшему понурого беглеца.

— Что, выкурить? — спросил тот, деловито вскидывая на плечо автомат.

— На хрен нужно под пули подставляться, — махнул рукой Андрей. — Никуда он от нас не денется. Надо Пашку идти выручать…

Но идти никуда не пришлось. Именно в эту секунду из-за сторожки показался бегущий Павел.

— Ты живой?! — обрадовался Андрей.

— А что? Я загибаться не собирался.

— Это ты там стрелял?

— Ну не они же! Они в драку полезли, пришлось в воздух пару раз выстрелить, положить мордой вниз. Стоят там, дуб обнимают. — И Андрей понял, что Паша справился. — Так, а что тут у вас?

— Да вот, какой-то «ковбой» заперся в ангаре и выпалил в стенку уже целую обойму. Никуда он не денется.

— Ну да, как же, не денется! — хмыкнул Павел. — А вторая дверь?

Колодников схватился за каску.

— Черт! Я совсем забыл про нее! Слышь, Антон, беги к той стороне, там такая же калитка, и покарауль ее. Да смотри не подставляйся!

— Никогда, — ухмыльнулся парень и побежал за угол.

— Ты там весь свет вырубил? — спросил Андрей.

Павел кивнул.

— Там еще этот должен быть, — сказал он, — Ашотик.

— Да, я как-то про него забыл. — Андрей даже почесал затылок. — Как бы этот ковбой его не грохнул.

— Да хрен с ним, — махнул рукой Павел. — Невелика потеря. Я по нему плакать не буду. В заложники бы его этот козел не взял, другое дело, а то возись потом с ним. Сюда бы пару гранат со слезоточивым газом, он бы у нас сам как миленький выскочил.

— Откуда? Их вообще в горотделе нет.

Они закурили и отошли в сторону.

— Ты держи дверь под прицелом! — крикнул Андрей сержанту. Тот отошел в сторону, встал на одно колено и направил ствол автомата на калитку.

Минуты три офицеры переговаривались, затем Андрей расхохотался и хлопнул коллегу по плечу.

— Давай, Паша, выкуривай его.

Тот ненадолго ушел и вскоре вернулся со странной добычей — старой казеиновой детской куклой.

— Ну что, вспомним хулиганское детство? — спросил Паша.

Казеин загорелся, нещадно чадя. Колодников подошел к калитке, стал сбоку и по кивку Зудова открыл дверь. Паша закинул в ангар «подарок» и еле успел отдернуть руку от хлестких ответных выстрелов. Андрей торопливо захлопнул калитку.

— Выходи, придурок, иначе тебе еще газовую атаку устроим! — закричал Андрей.

На этот раз ему ответили не выстрелы, а тишина.

— Чего это он? Может, задохнулся? — забеспокоился Андрей.

Неожиданно раздалась короткая автоматная очередь, донесшаяся с противоположной стороны ангара. Они не успели повернуть головы, как прозвучали еще три торопливых пистолетных выстрела, и наступила тишина. Такая очередность стрельбы заставила ворохнуться душу Андрея неприятным предчувствием. Не сговариваясь, они с Павлом бегом рванули к другому концу ангара.

На досках причала лежал какой-то парень в джинсах и ковбойке, пистолет его валялся метрах в двух, а поперек лежало тело Антона. Он был жив, хрипел, но обильная лужа крови под его головой не оставляла парню никаких шансов. Лишь оглянувшись по сторонам, Колодников увидел бегущего вдоль береговой линии, метрах в двухстах от них, высокого парня в синей футболке с пистолетом в руках.

Андрей понял все. Он просчитался, в ангаре бандитов было двое.

Закричав что-то безысходное, Колодников вскинул пистолет и выпалил вслед беглецу всю обойму. Но тот продолжал бежать, и сейчас Андрей пожалел, что в руках у него всего лишь пистолет. А бандит уже скрылся за изгибом реки. Без всякой команды Павел отбросил в сторону автомат, скинул «сферу» и бросился вслед за беглецом, стаскивая на ходу бронежилет.

— Возьми его, Пашка! — отчаянно, со слезой в голосе заорал вслед Андрей. — Не дай ему уйти!

Минут через пять приехали две машины с пополнением. К этому времени Антон умер. Две пули отразил бронежилет, а вот третья попала в шею, между броником и «сферой». Слезы на глазах Колодникова высохли, но закурить он так и не смог, трясущиеся пальцы ломали спички.

— Что так долго? — спросил он у старшего наряда, рослого, розовощекого лейтенанта из новеньких.

— Три раза по дороге застревали, грязь дикая…

— Ладно, — прервал его объяснения майор, — отправь троих вдоль берега, пусть помогут Зудову. А ты дай лучше прикурить, у меня не получается.

После первой затяжки, чуть успокоив нервы, Андрей вспомнил еще об одном деле.

— Да, пусть откроют ворота и ищут заложника.

Милиционеры с немалым трудом отворили массивные, изрядно заржавевшие в петлях ворота и вошли в ангар, заставленный катерами и машинами. Пленник висел привязанный к стулу метрах в двух над землей, на крюке поднятого вверх тельфера. Безжизненная поза Ашота обеспокоила Андрея, и он торопливо схватился за пульт, но потом, чертыхаясь, отпустил его. Электричества в ангаре не было.

— Что теперь делать? — обратился он к лейтенанту, также рассматривающему висевшего заложника. Тот молча поднял руку, затем подпрыгнул, уцепился за ножку стула и потянул его вниз. Раздался треск, и Колодников еле успел отскочить от рухнувшего сооружения. Минут пять они хлестали Ашота по щекам, пока тот не открыл глаза. Он обвел всех мутным, ничего не понимающим взглядом.

— Что, парень, сомлел? Пытали, поди, сволочи? — предположил Андрей.

— Нет, дым, чуть не задохнулся, — прохрипел Айвазян и пожаловался:

— Нога болит.

Где-то далеко негромкими хлопками прозвучали выстрелы. Колодников забеспокоился: «Черт, как бы эта сволочь и Пашку не подстрелила!»

Андрей беспокоился не зря, Зудов буквально в сантиметрах разминулся с «костлявой». Он еще с прошлого года помнил эту местность, река тут делала крутой изгиб, и Павел побежал не вслед за убийцей Антона, вдоль берега, а вломился в густой кустарник и помчался наперерез. Его расчет оказался точен, минут через пятнадцать, ободранный, он выбрался из кустарника и увидел впереди синюю футболку беглеца всего в каких-то двадцати метрах.

Алексей Бушикин, кличка Бош, имел весомые основания как можно дольше избегать встречи с органами правопорядка. После столь экстремального забега он искренне надеялся, что оторвался от ментов, когда, обернувшись, увидел преследователя. Но выстрелить он успел первым. Боль обожгла левое ухо Зудова.

Вскрикнув, падая, Павел все же выстрелил в сторону врага. Он не попал, но заставил того занервничать. Две старые деревянные лодки стояли в трех метрах от бандита, и тот в два прыжка добрался до них и спрятался. Зудову было гораздо хуже: сзади был кустарник, впереди двадцать метров чистого поля. Лишь в двух метрах от воды стоял здоровущий, полностью потерявший кору пень. Вскочив, Павел с резвостью спринтера на олимпийских играх бросился под его укрытие. Бежал он секунды три, но два выстрела успели грохнуть ему вдогонку. К счастью, после такого длительного забега пистолет плясал в руках Боша, и он не попал.

Привалившись спиной к теплому дереву, Павел перевел дух, потрогал себя за ухо и зашипел от боли. Кровь продолжала идти.

— Вот сука, полуха снес, — пробормотал Зудов и осторожно выглянул из-за пня. В ту же секунду пуля, выпущенная бандитом, расщепила дерево. Отпрянув, Паша почувствовал, как на лбу выступил холодный пот. Охота выглядывать из укрытия прошла, но надо было что-то делать, не сидеть же вечно за этим пнем.

Зудов осмотрелся, ногой подгреб к себе небольшую палочку, затем кусок речных водорослей. Обмотав ими палку, он перевернулся на живот и осторожно высунул из-за пня свое странное сооружение, а когда прозвучал выстрел, дважды выстрелил из пистолета в темное очертание головы над лодкой. Пуля не достигла цели, и противник быстро переменил позицию, перебравшись к носу лодки. Но Павел уже полностью контролировал ситуацию. Боша накрыл свинцовый дождь, и он окончательно потерял голову, — приподнявшись, заорал что-то бессмысленное и нажал на спуск. Прозвучало два выстрела, а затем тупо щелкнул о металл боек.

Боша словно током ударило. Отбросив пистолет, он перепрыгнул через вторую лодку, пригнулся и помчался дальше вдоль берега.

Увидев столь резвый старт, Павел встал, вытянулся во все свои без малого два метра роста, поднял двумя руками пистолет, задержал дыхание и плавно потянул на спуск. Беглец неуклюже подпрыгнул и упал. Перевернувшись несколько раз, он начал кататься по песку, подвывая и держась руками за ногу.

— Ну вот, а то я еще бегать за тобой буду, — пробормотал Павел, опуская пистолет, — тоже мне, нашел пацана.

Через полчаса все действующие лица перестрелки вернулись к ангару. Не все, правда, могли идти. Убийцу Антона, Боша, два милиционера буквально тащили.

Замыкал процессию Павел, прижимающий к уху носовой платок.

— Пашка, ты что, зацепило?! — увидев окровавленную руку друга, бросился к нему Андрей.

— Да ерунда, мочку уха отстрелил, козел! Как там Антон?

— Умер. В шею пуля попала, представляешь какая невезуха!

Зудов автоматически кивнул, сел на сваленные у ангара бревна и с благодарностью принял из рук Колодникова зажженную сигарету.

— Что, отстреливался, гад? — спросил Андрей, кивая в сторону задержанного.

— Да. И обрати внимание на его лицо, видишь рану справа, около губы? Это не я, до меня кто-то постарался. Там пластырь был, я его оторвал. Кожа разорвана, мясо аж наружу торчит.

— Ну и что? Что ты за него так переживаешь? — не понял Андрей.

— Ты Витьку Кривова, Кривличенко, хорошо знал? Последнюю любовь Машки-поломойки? — напомнил Павел.

— Нет, так, видел пару раз в зверинце. Он тогда в кабаке какую-то разборку устроил, в баре половину бутылок переколотил, за это ему, по-моему, и дали тогда лет пять.

— Вот-вот! Это как раз я его сажал в тот раз. Он левша, это я тогда еще заметил. И когда мы его у Машки нашли, на левой руке Кривого был перстень с мордой орла. Такая типично зэковская работа.

— Так ты думаешь, что этот козел и там побывал? — начал догадываться Андрей.

— Наверняка. По всем приметам он, вспомни показания Верстаковой. Зря, что ли, он отстреливался до последнего?

Колодников поднялся с бревен, издалека оценивающе осмотрел бандита и кивнул:

— А действительно, похож он на портретик, нарисованный Анной Тимофеевной.

Ну что, сейчас его крутить будем или очную ставку устроим?

Зудов махнул рукой.

— Никуда он не денется. — Затем признался:

— Устал я сегодня. День просто бешеный. Сплошная беготня. Не люблю я этого.

Лишь к вечеру вернулись в Кривов, кто в камеры, а Бош и Ашот в больницу под надзором двух милиционеров. При неудачном приземлении в ангаре Айвазян сломал ногу. Пришлось прямо к управлению вызывать «скорую помощь».

Но перед этим Колодников попросил армянина об одной услуге. Подойдя к санитарной машине, он жестом тормознул врачей и уселся рядом с больным.

— Ашот, раз уж так пошло, сплошная невезуха, окажи мне услугу. Скажи, у кого ты купил те два пистолета?

Айвазян, лежащий на носилках с закрытыми глазами, ответил безропотно и безнадежно:

— У Рамиза Алиева, у него киоск «Алия» на рынке.

— Спасибо.

Только успела «скорая» уехать, как подъехал патрульный «жигуленок», и из него вылез довольный, торжественный, как на параде, Мазуров. Из машины он и Колесников деловито извлекли невысокого, полного кавказца лет пятидесяти в наручниках.

— Знакомьтесь, Рамиз Алиев, наш гость из Баку, — представил он пленного. — У него на складе был целый арсенал.

— Молодец, Иван Михалыч! — Андрей хлопнул его по плечу. — Здорово ты меня разгрузил. И как ты его вычислил?

— Агентура. Я же говорил тебе, то, что знают двое, знает и свинья, — засмеялся сияющий Мазуров.

Препроводив задержанного в отдел и оставив Ко-лесникова сдавать реквизированное оружие, они вышли на крыльцо и закурили.

— Ну что, как у тебя, все прошло нормально? — спросил Мазуров. — Слышал уже, что ты всех.этих братков с рынка пересажал.

— Да нет, не всех, — Колодников недовольно качнул головой. — Парень один погиб, патрульный. Из Казахстана только приехал. И по моей вине. Не смог организовать все как надо. А тут еще одна головная боль.

— Что стряслось? — удивился Михалыч.

— Юрка где-то в Лугах с «грибником» кувыркается. Подняли всех на ноги, половину личного состава отправили на поиски, но Луга — это Луга, сам знаешь.

— Да, это может затянуться надолго, — согласился Мазуров. — Если только Юрка сам о себе не позаботится.

 

Глава 46

Когда первый шок прошел, Юрий решил, что надо что-то делать. До обостренного слуха донеслись какие-то отдаленные голоса, смех и что-то еще, до боли знакомое. А, радио. Этот звук напомнил ему детство, и Астафьев все понял.

— Стрелять не советую, — сказал он своему палачу, — рядом пионерский лагерь, могут услышать. А там есть телефон.

Пахомов чуть скосил глаза, прислушался и усмехнулся:

— А ты что думаешь, я тебя по-другому убить не смогу? Это просто, Юра, очень просто. Чтобы убить человека, порой не нужно никакого оружия, просто надо иметь большое желание и кое-какие навыки.

Астафьев, содрогаясь, вспомнил, как его собеседник одним движением руки свернул шею Антонине, и холодный озноб пробежал по спине. Пахомов, похоже, понял его состояние и снова усмехнулся. Неизвестно, что бы произошло далее, но в этот момент где-то совсем рядом прорезался гомон детских голосов. Висок Юрия перестал ощущать холод жесткого дула, и тут же на другом конце небольшой полянки показался целый выводок детворы, чел о век двадцать. Всем им было лет по десять. Судя по панамам, тощим рюкзакам и счастливым лицам, отряд возвращался из похода. Вела детей хрупкая, русоволосая девушка.

— Не растягиваться! — звонко крикнула она, оборачиваясь. — Юдин, ты что там копаешься? Догоняй! Лена, не отходи никуда, ты что, васильков не видела?

— Юра, не дури, — сквозь зубы сказал Пахомов. — Дернешься, я всех их тут положу.

— Обижаете, Иван Матвеевич! «Деточкин тоже очень любил детей», — так же в полголоса процитировал Астафьев.

Пахомов спрятал автомат за спину.

— И откуда это идет такой дружный отряд? — весело спросил он. Его голос снова зазвучал добродушными, стариковскими интонациями.

— Из похода! — разноголосо загомонили потомки пионеров. — На Березовое озеро ходили! Там так здорово! И вода теплая! Лучше, чем на реке!

— А-а, вон вы откуда! Да, там здорово, — подтвердил Пахомов. — А что ж без песен?

— Устали все, — засмеялась девушка. — Вот к лагерю выйдем, тогда и запоем.

Курносая, с зелеными глазами и редкими веснушками на лице, в смешной белой панаме, она буквально светилась молодостью и беззаботностью. Юрий невольно забыл о своей гиблой ситуации и засмотрелся на юного вожатого. Да и девушка с большим интересом взглянула на симпатичного, высокого парня с глазами разного цвета, отнюдь, впрочем, его не портившими.

«Отец с сыном, — подумала она. — Хорошие люди, сразу видно».

На опушке она оглянулась, помахала рукой. Юрий также махнул в ответ, а его попутчик только улыбался, но, искоса посмотрев на эту улыбку, Юрий спустился с небес на землю. Это был уже взгляд жестокого волка.

— Хорошая девушка, правда, Юрий? — как бы с сожалением, а на самом деле с сарказмом заметил Пахомов. — Зажать бы ее одну где-нибудь в темном уголке.

— Что? — поразился Астафьев. — Вас и сейчас на прежнее тянет?

— Тянет, Юра, тянет. Ты даже и не представляешь, как тянет.

На этом Пахомов прервался и неожиданно сказал:

— Нет, парень, я тебя пока убивать не буду. Вдруг эта дура сейчас стуканет про нас, не со зла, так, просто из женской болтливости. Ты у меня будешь запасным вариантом на чрезвычайный случай. Поработаешь разменной монетой.

Вперед! — И он толкнул Юрия стволом в спину.

Шли они так довольно долго. Пару раз Пахомов его останавливал, прислушивался и, по только ему понятным мотивам, сворачивал в другую сторону.

Астафьев уже не понимал, где они и куда идут. В Лугах он бывал часто, но только там, где могла проехать машина, и рядом всегда находились люди. А сейчас их окружали какие-то совсем глухие, необжитые места. Так и хотелось сказать: «Куда не ступала нога человека». Дорог не было, одни тропы. Правда, пару раз где-то вдалеке протарахтел трактор да донесся до ушей путников дикий современный музон. Юрий устал, да и Пахомов за его спиной дышал тяжело и часто. Астафьев присматривался к местности, прикидывал возможности побега, но ничего подходящего на ум не приходило.

— Привал, — наконец прохрипел «грибник».

Они устроились на берегу небольшого ручья. Пахомов кивнул в сторону:

— Там внизу ключи бьют, сходи попей, потом я.

В самом деле, на берегу, под большой корягой, из-под земли пробивалась чистая, родниковая вода. Спугнув устроившегося в самом центре ключа лягушонка, Астафьев вволю напился холодной, удивительно вкусной воды и уступил место своему конвоиру.

— Отойди подальше, — велел тот, но стоило Юрию подняться вверх, как Пахомов остановил его:

— Стой! Куда разбежался! Сядь там.

Иван Матвеевич пил долго, жадно, часто поглядывая в сторону пленника.

Потом он смочил лысину, поднялся наверх и лег на траву метрах в трех от Юрия.

— Устал я, — признался он, — жарко, да и годы берут свое.

— Да, пора бы остепениться, — поддержал его Астафьев. — В вашем возрасте такие походы чреваты для здоровья.

— Что ты знаешь о возрасте, сопляк?! — внезапно рассердился Пахомов. — Тебе не понять. Возраст — это самое страшное в жизни.

Он откинулся назад, пристроил голову на подвернувшуюся корягу и уже расслабленным голосом продолжал:

— Время — это самая подлая штука, Юра. Оно идет незаметно. Кажется, недавно еще был бравым курсантом, всех девок на танцах в училище сводил с ума.

Звездочки лейтенанта, и сразу Африка, Ангола, бои, кровь, кубинский ром с братьями по оружию, медсестры в медсанбате. И вскоре ты уже капитан, ордена, выправка, снова девки вешаются на шею. А жена, дура, не понимает ничего, ревность, сцены, развод!

— Вы ее тоже убили? — не выдержал Астафьев.

Пахомов воспринял это на удивление спокойно, только поморщился. Несмотря на экстремальность ситуации, он продолжал играть из себя этакого «господина офицера», не позволял себе материться.

— Да надо было бы, сколько крови у меня выпила. Карьеру сломала, я уже в академию готовился поступать, а тут она со своими скандалами и разводом. Жалко, что не придушил эту стерву, но я тогда этим еще не занимался.

— И когда же вы начали? — спросил Юрий, не слишком рассчитывая на ответ.

— Все-то ты хочешь знать, — сказал Пахомов без злобы.

— Ну а как же, профессия у меня такая, Иван Матвеевич. Понять преступника — в нашем деле главное.

Пахомов пристально посмотрел на него.

— Понять? — переспросил он. — Нет, Юра, понять ты меня все равно не сможешь. Тогда тебе надо в мою шкуру влезть, хоть одного человека задушить, да еще и кайф от этого поймать.

Он говорил тихо, глядя в глаза Астафьеву. От этого взгляда по коже лейтенанта пробежал неприятный холодок.

— Может быть, я сам себя понять не могу. Я ведь не зверем родился, а сделать с собой ничего не могу. После каждого убийства зарекался, слово сам себе давал, и никак. Как увижу дамочку одну в лесу, словно что-то внутри пробуждается нечеловеческое. Это страшно! И зверь этот рвется изнутри.

Выслеживаешь ее, выжидаешь, чтобы не заметила раньше времени, чтобы шуму не подняла. А потом подойдешь на расстояние вытянутой руки, и все! Голова отказывает полностью, и ни на что уже внимания не обращаешь, уже все равно, видит кто или нет! Очнешься — она лежит мертвая, а тело твое будто звенит, отходит от наслаждения. Отъедешь подальше, сунешься в траву лицом и спишь без снов и кошмаров.

Он замолк. Астафьев, выдержав паузу, спросил:

— И давно это с вами? С Байдукова?

— Да нет, — засмеялся Пахомов. — Что Байдуко-во! Это так, последки…

Началось все, когда я еще служил под Иркутском. Гульнули мы как-то хорошо с сослуживцами по случаю моего перевода на другое место службы, такой отвальной мальчишник. Дело было на даче одного полковника, золотой был мужик, погиб недавно в автокатастрофе. Они там все отключились, а я в военный городок пошел через лес, напрямую. Тут я ее и встретил, девчонка лет шестнадцати, джинсы в обтяжку, попка круглая, сиськи торчат как два яблочка… Знал я ее хорошо — городок маленький, все как на ладони. Люда — дочь подполковника-авиатора.

Молодая, да ранняя, слухом земля полнится. Трахалась со всеми подряд, вплоть до солдат из стройбата. Был бы трезвым, прошел бы мимо. А тут заиграло ретивое, давай предлагать ей обширную развлекательную программу. А она фыркнула и говорит: «Вот еще! Со стариками мне еще не хватало!» А я-то тогда себя еще стариком не считал, что там, сорок не стукнуло. Взбеленился, скрутил ее, потащил в кусты. Она вырываться стала, кричать. Я ее невзначай, со злости, и придушил. И такое вдруг почувствовал, ты не представляешь! Содрал с нее джинсы, трахнул уже мертвую. Потом, конечно, очухался, испугался. Бегом назад, притворился, что никуда не уходил. Прошло, никто ничего не заметил. Через три дня мы со второй женой, Ириной, уехали. Потом слышал вроде посадили там даже за нее кого-то, пацана какого-то приплели из стройбата, точно не знаю. Но для меня все проскочило.

Пахомов было замолк, Юрий подумал, что исповедь окончена, но тот вскоре заговорил снова:

— Лет пять я потом мучился. По ночам мне все это снилось, как наяву, а потом сорвался, уже перед самым дембелем. Все было точно так же: лес, одинокая дама, продавщица из военторга, на подхвате, честная давалка. Кого-то она там ждала, но я пришел раньше. Тогда я уже перестраховался, никогда никто ее не найдет до Страшного суда, за это ручаюсь. А потом через месяц авария, перевернувшийся «Урал» с офицерами из военного городка, полтора года на больничной койке. Ногу мою местные коновалы так и не смогли собрать. Ишаки!

Пришлось в запас уйти. После аварии что-то с обменом веществ пошло. Никогда проблем с весом не было, меня еще с училища с волком сравнивали, сухопарый был.

А тут попер вширь. Никакие нагрузки не помогают, хотя гирями каждый день до сих пор машу. Уехали на родину Ирины, в Байдуково. К женщинам меня тянуло по-прежнему, Ирины было мало. Но кто будет обращать внимание на старого, толстого, хромого старика? Вот там я и развернулся.

— А за что вы Ирину-то, жену свою, убили? — спросил Юрий. — Надоела?

Пахомов усмехнулся:

— Да нет, как хозяйка она меня устраивала. Но у них всех один бзик — ревность. Ревновала сильно, житья не давала. Все бабы собственницы. С этого все и началось. Подозревать меня начала. Следила, записывала, когда где был, что делал, все хотела в изменах уличить. Так невзначай она меня и вычислила, не хуже тебя. Хртела уж в милицию идти. Тогда я ее встретил после второй смены, там лесок такой небольшой, и все. — Пахомов посмотрел на часы, на солнце и поднялся. — Ладно, пошли, нам еще долго топать.

Юрий хотел спросить куда, но передумал. Судя по нахмуренному лицу конвоира, тот уже пребывал в неразговорчивом настроении. Они шли еще час, потом Пахомов остановился.

— Давай лезь наверх, — велел он, кивая на здоровенный многовековой дуб.

— Зачем? — удивился Юрий.

— Лезь, говорю! — прикрикнул Иван Матвеевич.

Пожав плечами, Астафьев начал карабкаться на дерево. Это было несложно, и вскоре он добрался до развилки.

— Смотри! — крикнул снизу «грибник». — Прямо перед тобой, на левом стволе, ниже!

Юрий присмотрелся, потрогал кору, она прогнулась, и стало ясно, что это и есть тайник Пахомова. Большое дупло было заделано полиэтиленом, сверху помазанным каким-то клеем, на который насыпали измельченную кору.

— Сдирай, не бойся!

Юрий начал раздирать маскировку, под ней оказалась еще одна толстая полиэтиленовая пленка. Рас-курочив и ее, Астафьев с усилием вытащил из дупла объемный пакет.

— Кидай его вниз и вытаскивай второй! — снова скомандовал Пахомов.

Юрий вытащил и сбросил вниз и второй пакет. Когда он спустился на землю, Пахомов успел распотрошить оба схрона. С довольным видом он показал пистолет Макарова.

— Армейская еще заначка. Просто грех было не запастись.

Кроме этого он извлек и повесил на ремень большой, в ножнах, охотничий нож, фляжку. Все остальное уложил в рюкзак и кинул его Астафьеву..

— Бери и пошли дальше.

Рюкзак не показался Юрию тяжелым, судя по весу, там была одежда. Теперь они резко изменили направление, и Пахомов начал прикрикивать. Астафьев догадался, что убийца стремится успеть куда-то до захода солнца.

«Но перед этим он меня убьет, — подумал опять Юрий. — Не будет же он сторожить меня всю ночь».

Чувство безысходности овладело им.Он шел автоматически, не соображая, куда и зачем. Вскоре они подошли к глубокому, но неширокому оврагу, прошли вдоль метров двести и остановились у большого дерева, лежащего поперек словно мостик.

Пахомов снял автомат, передернул затвор и кивнул Астафьеву:

— Иди, лейтенант, и без всяких там штучек, понял?

Юрий пожал плечами и спокойно ступил на дерево. Он старался не смотреть вниз и, лишь пройдя две трети дороги, оглянулся. Пахомов стоял, держа автомат на уровне бедра, и Юрий был готов поклясться, что из этой позиции старый вояка не промахнется. Астафьев перевел взгляд вниз и присвистнул.

«Глубоко, метров десять», — подумал он:

— Давай-давай, двигай! — крикнул «грибник». — Быстрее!

— Я двигаюсь, — буркнул Астафьев.

Пройдя импровизированный мосток, Юрий скинул с плеч рюкзак и сел на землю.

Вытащив из кармана пачку, увидел, что там осталась последняя сигарета, но все-таки закурил. За его действиями настороженно наблюдал уже ступивший на дерево Пахомов. Автомат он по-прежнему держал у бедра, хотя это удавалось ему с трудом. Искореженная нога доставляла массу хлопот, и двигался бывший спецназовец медленно и осторожно, лоб его покрылся испариной. Юрий терпеливо ждал и наконец уловил момент, когда конвоир про него забыл — переправа инвалиду давалась тяжело. Астафьев осторожно протянул руку вправо, нащупал суковатую, толстую палку и резко бросил ее в сторону Пахомова. Коряга пролетела в полуметре от спецназовца, но этого было достаточно, чтобы тот вздрогнул, попытался поймать на мушку Астафьева, но в итоге окончательно потерял равновесие. Падая, он машинально нажал на спуск, и автоматная очередь прошила склон оврага.

Юрий не стал задерживаться, подхватил рюкзак и со всех ног кинулся бежать в сторону ближайшего леска. Лишь оказавшись под защитой деревьев, он упал на землю и долго переводил дух. Оглянувшись, он увидел, как его «напарник» неуклюжим крабом выползает из оврага. Судя по движениям Пахомова, тот не собирался бросаться в погоню, скорее всего, не мог.

Астафьев начал перебирать содержимое рюкзака. Там оказался котелок, кружка, завернутая в полиэтилен упаковка спичек, теплая камуфляжная куртка, что-то вроде самодельной палатки и небольшой полевой бинокль. Поразмыслив, Юрий повесил на шею бинокль, оставил на месте котелок и кружку, правда, перед этим смял их несколькими ударами ноги. Один коробок спичек положил себе в карман, а остальные поджег, уложив на палатку и рюкзак. В этот импровизированный костер бросил и куртку. Похоже, он чересчур обнаглел, потому что со стороны оврага снова загремели выстрелы, и Юрий бросился на землю. Выглянув из-за дерева, он убедился, что Пахомов преодолел уже половину дистанции до рощи. Юрий начал отползать в глубь леса, а затем поднялся и припустился бежать. Похоже, Иван Матвеевич его все же заметил, потому что опять зазвучали выстрелы. Этот звук очень способствовал резвости бега Астафьева. Проскочив небольшую прогалину между дубравами, Юрий остановился за большим деревом и вскоре услышал что-то похожее на рев разъяренного тигра. Он был готов поклясться, что до него донеслись отдельные матерные слова.

«Прорвало мужика, — с удовлетворением подумал он. — Достал я его, вразнос пошел, господин майор!» Что будет дальше делать Пахомов? Но кругом стояла тишина. Посмотрев в бинокль, Юрий заметил между деревьев какое-то движение.

«Грибник» уходил куда-то в сторону, и это удивило Астафьева.

«Опять, поди, ловушку готовит», — решил он, но все же последовал за ним, лесной массив надежно укрывал заложника. Вскоре он шел практически след в след за Пахомовым.

Неожиданно Юрий остановился как вкопанный: спина старика больше не маячила в бинокле. Астафьев залег за очередное дерево и затаился. Время от времени он смотрел на часы. Солнце неумолимо клонилось к закату. Лишь спустя долгие минуты, Юрий, покрутив верньер настройки, убедился, что перед ним снова широкая спина в камуфляже. Тихо подобравшись к месту отдыха «грибника», Юрий замедлил шаг и огляделся. Он был наслышан о всяких ловушках, которые могут расставить спецы. Сначала он ничего не увидел, потом заметил какую-то странную выпуклость лесного дерна.

«Мину, что ли, поставил? — недоумевал он. — Но откуда у него мина?»

Решившись, он разгреб руками землю и обнаружил автомат. Сначала Астафьев обрадовался, но, отстегнув магазин, убедился, что тот пуст.

«Вот почему он от него избавился! — понял Юрий. — Не хочет тащить на себе такую тяжесть», — и отправил АКМС на свое место. После чего бросился догонять своего подопечного и скоро сократил дистанцию. Его удивило, что Пахомов шел даже медленней, чем прежде. Вскоре тот вышел на небольшую полянку, и Юрий понял, в чем дело. Похоже, старик, падая в овраг, повредил себе и здоровую ногу и теперь почти не мог передвигаться, хотя и опирался на сучковатую палку. Минут через десять он просто выдохся, сел на упавшее дерево и стал ждать Юрия. Но тот не спешил. Тогда Пахомов крикнул:

— Юра! Оставь меня в покое, иначе я вынужден буду тебя убить! Уходи, я тебя отпускаю!

— Спасибо, конечно. Но мне хочется побыть с вами. Да и убить меня будет сложно, Иван Матвеевич!

— Почему?

— Потому что я этого не хочу!

Пахомов засмеялся.

— Парень, если ты думаешь, что я слабак, то ошибаешься. Впереди ночь, Юра, и это мое время. Уходи, пока я тебе разрешаю. Возьми влево, и через час ты выберешься на дорогу. Она ведет в Кривов.

— Спасибо, Иван Матвеевич, вы всегда были ко мне добры. Но я лучше останусь. У меня есть другое предложение. Кидайте сюда ваш пистолет, и мы пойдем вместе в город. Вам все равно нужна медицинская помощь.

Несколько секунд Пахомов молчал, затем до ушей Юрия донесся его приглушенный возглас:

— Ну ты и нахал!

— Что делать, Иван Матвеевич, — согласился Астафьев. — Работа у меня такая. Я люблю доводить дело до конца.

Минут через пять Пахомов с трудом двинулся вперед. Шел он по-прежнему медленно, но более уверенно. За ним последовал не расстававшийся с биноклем Астафьев. Время от времени он поглядывал то на часы, то на солнце. Оно уже склонилось за лес и наполнило его первыми, будто неуверенными сумерками. Луна, весь вечер скромно висевшая на небе серебряным диском, сейчас засияла в чернеющем небе включенным прожектором. Ночная прохлада не принесла облегчения, а выпустила на охоту комаров. Еще одно луговое несчастье! В этих местах, обильных озерами и протоками, они водились просто в неисчислимых количествах.

«Да, а ночью придется совсем хреново, — подумал Юрий, тщетно отмахиваясь от очередной эскадрильи кровососущих. — Знал бы, хоть какой-нибудь репеллент с собой взял. А то до утра от меня одни кости останутся. Костер бы развести. Да, это было бы здорово, — Астафьев уже издевался наД со-бой. — Этот хитрый змей может сделать в темноте что угодно, подкрасться и убить или вообще ползком, втихаря оторваться. Наверняка их такому обучали».

В поисках выхода из создавшегося положения Юрий просто сломал голову. Он посматривал на деревья, прикидывая, не забраться ли ему на ночь на одно из них.

Но ничего похожего на вековой дуб, хранивший в своем чреве пожитки Пахомова, не попадалось. После долгих раздумий Астафьев решил, что вряд ли он высидит на ветке всю ночь, не петух ведь на насесте. «Привязаться ремнем, но как? Глупость какая-то лезет в голову».

Все разрешилось само собой. Уже почти в полной темноте он осторожно пробирался вперед, когда неожиданно за частоколом деревьев увидел блеснувшую в лунном свете серебряную полоску воды. Юрии прижался к ближайшему дереву, так прошла минута, другая. От напряжения в висках пульсировала кровь. Лицо продолжали нещадно кусать комары, но он перестал обращать на них внимание. И наконец, он услышал треск сухой ветки. Пахомов прошел где-то рядом, Юрий хорошо рассмотрел его в лунном свете. Он с ужасом подумал о том, как все сложилось, если бы его преследователь не был инвалидом. Они с Колодниковым и Шалимовым, конечно, это не могли просчитать, прикидывая портрет «грибника». Лишь теперь все стало ясно — хромой пожилой человек собирает грибы, что его бояться? Ну, а дальше у женщин шансов просто не было. Как не было бы их сейчас и у Астафьева, попади он в руки своего хромого палача.

Когда Пахомов удалился в темноту и озноб страха прошел, Юрий начал думать о своих дальнейших действиях. Увы, очень немногое приходило ему на ум. Он знал одно: он не пойдет вслед за этим человеком, это верная смерть. И осторожно, буквально по сантиметру, Юрий начал продвигаться к воде. Больше всего он боялся сухих веток и, ставя ногу, сначала осторожно нащупывал, что под ней, а потом уже переносил тяжесть всего тела. Время как бы перестало существовать. Сколько он шел до берега, Юрий не знал, может, десять минут, а может, час.

Но лишь очутившись на берегу, Астафьев понял, в какую ловушку его заманил старик. Это была не то протока, не то залив, плавной дугой огибающий небольшой полуостров. Он не мог уйти ни вправо, ни влево — кругом вода. Трагедия Юрия была в том, что он не умел плавать. Где-то позади маячил Пахомов, а впереди доводящая его до панического ужаса стихия воды. Несколько минут Астафьев, остолбенев, стоял на берегу, потом сообразил, что сейчас, как никогда, хорошо виден на лунной дорожке, и плашмя упал на мягкий, илистый берег.

«Вот сука! Как ловко он меня сюда заманил! — подумал лейтенант. — Но откуда он мог знать, что я боюсь воды?!»

И тут он вспомнил! Когда-то, едва ли не при первой их встрече, Пахомов рассказал очередную байку о несчастном случае при высадке морского десанта. И вот тогда Астафьев чистосердечно признался в своем страхе перед водой.

— Нет, я так не могу. Я лет в пять тонул, сам уже не помню, родители рассказывали, а страх остался. Недалеко от берега поплескаться, это да. Но стоит зайти в воду по грудь, как такой страх нападает…

— Бывает, — кивнул тогда Пахомов. — Встречал я таких несчастных. Это называется аквафобия. Практически неизлечимо. Одного солдатика при мне так и перевели из десанта в стройбат только из-за этого. Так что советую близко к воде не подходить. Разве что дома, к ванне.

«Неужели он помнил этот разговор и целенаправленно вел меня именно сюда?»

— недоумевал Юрий. Словно подслушав его мысли, где-то в темноте сухо треснула ветка. Астафьева словно током ударило.

«Идет!» — подумал он. Страх прибавил ему силы и решительности. Ужас перед этим человеком оказался сильнее врожденной фобии, и Юрий начал ногами вперед вползать в теплую, парную воду. Скорее всего, это было озеро или пруд, ни малейшего намека на течение. Его руки неприятно проваливались в мягкий ил, и он с трудом вытаскивал их из чмокающей жижи, упрямо продвигаясь все глубже и глубже. Но, как назло, в этом месте было мелководье, тогда он развернулся и почему-то все так же ногами вперед начал двигаться в сторону ближайших камышовых зарослей. Скоро он почувствовал их упругую преграду и, встав на четвереньки, двинулся дальше. Делал это осторожно, но, видно, не получилось, потому что когда он остановился, то услышал на берегу тяжелые шаги своего врага, сопровождающиеся тихим стоном. Пахомов силой воли мог справиться с болью на полчаса, на час, но потом она прорывалось с еще большей силой. Юрий услышал, как его преследователь остановился, он был совсем близок, метрах в пяти, не более.

Астафьев сидел в воде по самую шею, и над поверхностью торчала одна голова. На его счастье, луна скрылась, и тьма плотно укрыла его от глаз преследователя. Время тянулось бесконечно, но судьба была благосклонна к Юрию.

Рядом, в камышах, что-то зашевелилось. И сразу со стороны берега блеснула вспышка выстрела. Юрий вздрогнул и еле удержался, чтобы не вскрикнуть. А из кустов раздалось надрывное, болезненное, затихающее кряканье.

«Утка! — понял Астафьев. — Но как точно он стреляет на звук, боже мой!»

Автор выстрела приглушенно выругался, и обостренный слух Юрия вскоре различил его удаляющиеся шаги. Лейтенант расслабился и чуть прилег на упругие камыши. Несколько минут он находился в какой-то прострации, и только следующее неприятное происшествие заставило его встрепенуться. Что-то холодное и скользкое проползло по его щиколотке. Подпрыгнув, Астафьев чуть не заорал от ужаса. Может, это был уж, может, просто лягушонок-головастик, но дрожь пробила лейтенанта с ног до головы.

«Блин, тут, поди, змей полно! А может, это пиявки?»

От этих мыслей Юрию стало совсем жутко, и он едва не запаниковал. От рывка на берег его спасло все то же чувство страха перед старым спецназовцем.

«Надо что-то делать, — решил он, — просижу тут до утра, а потом что? Он меня вычислит и пристрелит, как эту утку. Кстати, а за уткой он наверняка притащится, не оставит такую добычу. Может, попробовать пробраться вдоль берега и обойти его? А что, попытка не пытка!»

Юрий так же, на четвереньках, осторожно начал пролезать сквозь камыши.

Добравшись до чистой воды, он встал, погрузившись по самую грудь. Сначала страх привычно остановил дыхание, но волевым усилием Астафьев поборол его, и потихоньку тронулся вдоль берега. Метров через пять он нащупал уткнувшийся в берег ствол дерева, и это подвигло его на героические действия. Стянув с мели длиннное бревно, Юрий убедился, что это не топляк, значит, хорошо держится на плаву. Лейтенант толкнул его вперед, сам уцепился за одну из уцелевших веток и начал интенсивно отталкиваться ногами. Получилось! Теперь он плыл! До другого берега было метров пятьдесят, и Юрий уже преодолел большую часть пути, когда сзади снова зазвучали выстрелы. Пули противно свистели над головой, одна стукнула в дерево перед самым носом, но лейтенант, не обращая внимания на обстрел, продолжал отчаянно работать ногами. На короткое время стрельба прекратилась, потом снова загремели выстрелы.

«Вторую обойму поставил!» — понял Юрий. До берега оставалось совсем немного, когда случилось непоправимое. С громким треском отломилась ветка, за которую держался Астафьев. Он попытался уцепиться за ствол, но тот крутанулся под его ладонью, пальцы ко-рябнули по склизкому боку, и Юрий остался один на один с чуждой ему стихией. Через секунду он почувствовал, что неизбежно идет на дно, и заорал от ужаса…

 

Глава 47

Рано утром Иван Матвеевич Пахомов очнулся от сна, поднял голову и огляделся. Судя по легкому ветерку и безоблачному небу, день обещал быть таким же жарким, как и все предыдущие. Протерев искусанное комарами лицо, он надел очки, сел и начал перебинтовывать больную ногу. Легкая плащевая ткань, оставшаяся от сгоревшей палатки, не могла заменить эластичного бинта, но все же немного фиксировала лодыжку. После этой неприятной процедуры Пахомов достал пистолет, вытащил обойму и поморщился. В ней осталось совсем мало патронов.

— Сколько же это я на этого козла истратил, ужас. Потерял ты форму, спецназовец, — пробормотал он. Привычку разговаривать с собой «грибник» приобрел за последние два года, очень не любил ее, но сделать с собой ничего не мог. Он был единственным собеседником, кому мог доверить свои мысли.

Воспоминание о ночной охоте напомнили Пахомову об утке. — Надо ее найти, не пропадать же добру.

Проплутав чуть ли не полчаса, Иван Матвеевич все же нашел свою добычу. Это был здоровенный, отъевшийся селезень. Подняв его за ногу, Пахомов полюбовался красноклювым красавцем. Он представил, как запекает его в глине на углях, и слюна заполнила рот.

— Жирный, откормился за лето…

Рассуждения спецназовца оборвал истошный крик с другого берега:

— Иван Матвеевич! Доброе утро!

Пахомов от неожиданности даже выронил из рук селезня. Голос он узнал сразу, тем более с другого берега ему радостно махал руками не кто иной, как Юрий Астафьев собственной персоной. Иван Матвеевич уже как-то привык к мысли, что все-таки отправил на дно своего надоедливого спутника, и вдруг такая незадача!

— Что ж ты за человек-то за такой? — чуть не искренне расстроился Пахомов.

— Одно слово — мент поганый.

У него появилось желание выхватить пистолет и выпустить в этого придурка все оставшиеся патроны, но он подавил в себе это нелепое желание. Между ними было достаточное расстояние, и шансы попасть в проклятого лейтенанта были невелики. А Юрий не унимался:

— Как спалось, Иван Матвеевич! Кошмары не мучили? Невинно убиенные женщины не снились? Может, все же вернемся в город, а? Там врачи хорошие, быстро вправят вам ножку, да и кормят в нашем изоляторе неплохо, жалоб пока не было.

Вы ведь не пионер, месяцами на природе куковать. Зачем вам на старости лет такая поганая жизнь?

Пахомову жутко захотелось послать этого горлопана на три буквы, но он сдержался.

— Да нет, Юра, — крикнул он, — спасибо за интересное предложение, но я лучше здесь как-нибудь перекантуюсь. Все-таки свежий воздух!

Он поднял селезня, показал его лейтенанту.

— А вот у меня и завтрак, а также обед и ужин.

— Зря вы так, Иван Матвеевич! — снова заорал лейтенант. — Предложение хорошее, вы просто не оценили. Когда будете утку готовить, не забудьте обо мне.

Я ведь все равно от вас не отстану.

Это было уже слишком. Пахомов выругался себе под нос и начал выбираться на берег. За ним внимательно наблюдал Астафьев.

Когда ночью он с неизбежностью «Титаника» шел на дно, мыслей о спасении у него не было, действовал на полном автопилоте. И только ноги коснулись дна, он оттолкнулся от мягкого грунта, выскочил наверх, а затем снова ушел на дно. Что Юрий делал дальше, он не помнил, но очнулся уже лежа в прибрежных камышах.

Дышать было, тяжело, но каким-то чудом он остался жить. С каждым погружением в воду он отталкивался от дна в сторону берега, а всплывая, руками и ногами греб, спасая жизнь. Юрий не знал, стрелял в это время по нему Пахомов или нет, да это было уже не важно. Когда он выбрался на землю, то потерял сознание.

Тут-то Пахомов и решил, что все кончено: либо он подстрелил этого придурка, либо тот пошел на дно. И вот в такое прекрасное утро столь неприятный сюрприз.

Отследив, куда направился Пахомов, Юрий пошел берегом в ту же сторону. Он пожалел о бинокле, оставшимся где-то на дне, но что делать? Странно, но, продвигаясь вперед, Астафьев почему-то теперь не боялся потерять своего «подопечного», он вообще уже ничего не боялся. Его донимало чувство голода, нестерпимо хотелось курить, зудело искусанное комарами тело. Метров через двести полукруглый аппендикс залива плавно сошел на нет, Юрий остановился и прислушался. Чувство опасности обострилось.

— Иван Матвеевич, как ваша нога? — крикнул он, предварительно укрывшись за стволом толстого дерева. Ответом была взвизгнувшая над самым ухом пуля.

— Ну, я же хотел как лучше! — снова закричал лейтенант. — Только о вас и думаю, как вам помочь. А вы палите! Нехорошо, господин майор! Вот и делай людям добро.

Юрий пригнулся и осторожно выглянул. Он ожидал выстрела, но его не было.

Пахомов нещадно материл себя. Он пальнул сгоряча, со злости, потратив дефицитный патрон. Чуть переждав, Астафьев выглянул и увидел до боли знакомую квадратную спину спецназовца буквально метрах в пятидесяти от себя. Тот уже не прятался, в ходьбе ему по-прежнему помогала суковатая палка-костыль. Юрий решил, что подобный интервал ему подходит, и не торопясь последовал за «грибником». А тот шел одному ему известным маршрутом. Странно, Астафьев считал кривовские Луга достаточно оживленными. Когда они с компанией выезжали на пикничок, то с трудом находили уединенное место для бивака. Но в это утро он лишь два раза видел следы цивилизации — свежую золу погасшего костра да услышал вдалеке надрывный треск мотора проплывающей где-то лодки. Но людей сейчас меньше всего хотел встретить лейтенант. Раненый зверь, а таким сейчас был Пахомов, был опасен, как никогда. Он мог убить, чтобы забрать транспорт и наконец-то оторваться, мог и в заложники взять.

Примерно через каждые двадцать минут старый спецназовец останавливался, ложился и, полежав минут пять, снова двигался в путь. К полудню он явно устал, промежутки между привалами становились все меньше, а сами привалы длинней. Да и Астафьев чувствовал себя паршиво. Наступала дневная жара, донимающая путников.

Приблизительно в середине дня по дороге проехали две машины. Пахомов хотел остановить хоть одну из них, но они не заметили его призывных жестов. Это было по-настоящему опасно: как Иван Матвеевич берет заложников и как поступает с ними, Астафьев уже видел.

Неожиданно они вышли к развалинам большого, двухэтажного здания из красного кирпича. Дверные и оконные арки из фигурно уложенных кирпичей не оставляли сомнений в древности этого строения. Юрий наконец понял, где они находятся. Это была заброшенная еще во времена коллективизации немецкая мельница прошлого века. Хозяев ее выселили в Сибирь, а новоиспеченные колхозники ее не использовали. Астафьев слышал от кого-то, что позже ее хотели разобрать и перевезти поближе к Кривову, но если с крышей и перекрытиями удалось справиться, то кирпичная кладка не поддавалась. Так мельница и осталась памятникам бесхозяйственности колхозного строя.

Пронаблюдав, как фигура в камуфляже прошла по открытому полю и исчезла внутри старинного строения, Астафьев свернул в сторону и начал пробираться к мельнице с другой стороны. Это было не так просто, мешал бурно разросшийся ивовый тальник, и лейтенант с трудом протискивался между упругими прутьями.

Лишь через полчаса он прополз внутрь здания через отверстие, в которое когда-то выходил вал мельничного колеса. Убедившись, что самый большой зал мельницы пуст, Юрий поднялся и, стараясь ступать как можно тише, двинулся вправо. Тихо идти не получалось, земляной пол был засыпан мусором: битыми бутылками, пакетами и прочим хламом. Он уже добрался до дверного проема, когда услышал сзади какой-то шум. Оглянувшись, Юрий увидел в противоположном конце зала фигуру Пахомова. Рассматривать до боли родное лицо Ивана Матвеевича Астафьев не стал, а со всех ног кинулся вперед. Взвизгнувшая над его ухом пуля выбила из стены кирпичную крошку. Укрывшись за дверным проемом, Юрий крикнул:

— Плохо стреляете, господин майор, очень плохо! Наверное, вас за это из спецназа и выперли!

Пахомов молчал, и лейтенант решил от греха подальше передислоцироваться.

Оказалось, что это решение пришло очень вовремя. Иван Матвеевич в детстве хорошо изучил мельничные руины, а прошлым летом освежил в памяти эти приятные минуты.

Теперь началась нешуточная игра в прятки. От детских игр ее отличал солидный призовой фонд — жизнь. На стороне Астафьева были молодость и отличное здоровье, за Пахомова стояли хитрость и оружие. Опыт едва не взял верх над молодостью, и спецназовец успел выстрелить в пробегавшего между дверными проемами лейтенанта. Пуля чиркнула Юрия слева по ребрам. Он вскрикнул от боли, но побежал дальше. Зная, что у него несколько минут форы, остановился и, рассмотрев рану, с облегчением вздохнул: то была всего лишь большая царапина.

— Ну что, Юра? Как самочувствие? — тяжело дыша, но почти весело прокричал из соседнего помещения Пахомов. Он точно видел, что наконец-то попал .в этого ненормального мента.

— Вашими молитвами, Иван Матвеевич! — стараясь отвечать в тон, отозвался Юрий, рассматривая на ладони собственную кровь. — Плохо стреляете, очень плохо!

И чему вас только учили?! Такие, как вы, позорите вооруженные силы родной страны.

Пахомов осмотрел пол и, не увидев следов крови, понял, что серьезно подстрелить лейтенанта не удалось. Это лишило его последних сил. Он уселся на пол, привалился спиной к стене, со стоном вытянул больные ноги. Астафьев услышал безнадежный вздох.

— Как самочувствие, Иван Матвеевич? Не загнал я вас? — крикнул Юрий.

— Смотри, как бы я тебя не загнал, сосунок, — неожиданно зло огрызнулся Пахомов.

— Как грубо! Это на вас не похоже. Где же выдержка, господин офицер!.

Может, все-таки сдадитесь, а, Иван Матвеевич?

— Да пошел ты! — уже под нос буркнул Пахомов и замолчал, не отвечая на издевательские вопросы Юрия. Бывшему спецназовцу вспомнился Афганистан, как они, выполнив задание и потеряв большую часть группы, вдвоем с Петькой Нестеровым уходили в горы от банды душманов. Его тогда ранило, и шансов остаться в живых было ничтожно мало. Три парня-десантника погибли, когда их «вертушками» выдергивали с высоты. И ради чего? Чтобы теперь подыхать среди этого дерьма. Но еще меньше отставному майору хотелось идти в тюрьму.

Юрий выдохся, хотелось пить, рана начала гореть, и усталость неумолимо наваливалась на него. Он невольно закрыл глаза, и лишь грохот пистолетного выстрела заставил его подскочить. Пахомова нигде не было видно. Осторожно Астафьев начал пробираться по мельничному лабиринту, задерживая дыхание и прислушиваясь к малейшим звукам. Лишь через полчаса он нашел бывшего спецназовца. Тот сидел, привалившись спиной к стене, кровь растекалась по его лицу, беспрерывно капая на одежду. Это было последнее решение отставного майора.

— Ушел все-таки, — пробормотал Юрий и присел в двух метрах от тела Пахомова. Подняв с пола пистолет, он вытащил обойму и покачал головой — в ней оставался один патрон. Сразу навалилась безумная усталость, и сон буквально вырубил его.

 

Глава 48

— Да, брат, напугал ты тогда Пашку. Он заходит, смотрит, два трупа сидят, у одного лицо в крови, у другого — грудь, да еще пистолет в руке. Он только руку протянул, ты и зашевелился, глаза открыл, — рассказывал Колодников, продолжая разливать по пластиковым стаканчикам водку. Все это происходило на скамеечке в сквере городской больницы, за чахлыми кустами акации, укрывающими посетителей и пациентов больницы от глаз бдительного медперсонала.

Присутствовала вся команда друзей, кроме Андрея были Паша Зудов, Мазуров и Алексей Шаврин. У его ног крутился спаниель Марсик.

— Полковник уже голову себе сломал, на капитана тебе представление написать или на медаль, — значительно подняв палец, сообщил Андрей. — Так что жди!

— Дождусь, если эти костоломы уколами насмерть не замучат, — прокряхтел виновник торжества. В отличие от остальных, он лежал на травке на теплом больничном халате. — Вся задница в дырках. В прошлом году пол-лета пролежал в этих стенах, сейчас тоже вот. Невезуха!

Перенапряжение двух диких и безумных суток дало неожиданный результат. В самый разгар летней жары Юрий свалился с воспалением легких.

— Давай, это для профилактики. Водка все лечит лучше докторов. И за твои будущие погоны! — сказал Колодников, подавая Астафьеву пластиковый стаканчик.

Но выпить они успели не все, из-за кустов вышла высокая, стройная девушка в белоснежном халате и накрахмаленном врачебном колпаке. Ее красивое, безупречное лицо было бесстрастно.

— Так, Астафьев, выпиваем? — строго спросила она.

— Да что вы, Ирина Александровна, разве мне можно, это же вода. — И Юрий небрежно выплеснул свою порцию в кусты. От этого святотатства Колодников даже поперхнулся своими пятьюдесятью граммами.

Пока друзья дружно стучали ему по спине пудовыми кулачищами, доктор выговаривала пациенту:

— Смотрите, Астафьев, хоть мне и говорили, что вы какой-то там герой, но будете нарушать режим, пулей вылетите из стационара, без больничного!

— Да что вы, доктор! Мы его просто навестить пришли, вот апельсины принесли, — Мазуров поднял со скамейки авоську с десятком апельсинов.

— Смотрите мне!

Пока менты уламывали врача, Юрий поднялся, прихватил халат и пристроился к девушке, уже двинувшейся в сторону невзрачного одноэтажного здания во дворе больницы.

— Вы в морг? — спросил Юрий.

— Да, надо посмотреть одно заключение, странный случай, — рассеянно ответила она.

— А можно вас проводить?

Девушка с интересом посмотрела на сыщика.

— А вы что же, покойников не боитесь?

— Да нет, что вы, — небрежно ответил Астафьев, — мне их столько пришлось повидать…

На самом деле покойников Юрий не то чтобы боялся, но каждый раз нервничал, когда ехал на место преступления. Но Ирина Александровна очень привлекала его как женщина, и ради того, чтобы заинтересовать ее, Астафьев был готов пойти на что угодно. Тем более что с Юлькой у него как-то не налаживалось. Пробежал между ними черный котеночек. Был еще один грех, частенько снилась ему та конопатая девушка из пионерлагеря. Как всегда, Юрия бросало от одной женщины к другой, и он ничего не мог с собой поделать.

Старшие коллеги Астафьева с сожалением посмотрели в сторону уходящей парочки, Колодников было открыл рот, чтобы сказать что-то язвительное, но поднявшийся со скамейки Шаврин опередил его:

— Ну ладно, мне тоже пора. Надо Марсика вывезти в Луга, а то, говорят, они охотничьи навыки теряют.

— Так охота еще запрещена! — удивился Зудов.

— Да мы так побродим. Я реквизированный пневматик с собой прихватил на всякий случай. Может, какую-нибудь ворону и подстрелим. Пока, мужики!

— Не было у бабы хлопот — купила порося, — за всех сделал вывод Мазуров.

Неожиданно поднялся и Зудов:

— Ну, я тоже пошел.

— А ты-то куда собрался? Выходной, ничего срочного нет, сам говорил, что жена с сыном в деревне, посидели бы, поговорили? — удивился Колодников.

— Да одна старая знакомая звонила, просила навестить. Сейчас возьму бутылочку, шоколадку да пойду проведаю. Лешка как раз меня по пути подбросит.

Он плутовато подмигнул и неторопливым шагом отправился в сторону машины.

— Эх, молодежь, никакой серьезности… — начал было выговаривать Мазуров, но его прервал Колодников:

— Нашел молодежь, Пашке уже тридцать шесть стукнуло. Слушай, я тоже, пожалуй, пойду, мне надо тут подскочить в одно место, Лешка меня тоже подбросит…

— Нет, ну ты-то куда, старый жеребец! — возмутился Мазуров. — Я что тут, один должен все это допивать?

— Да ты про что подумал, нехороший ты человек? — деланно возмутился Колодников. — По делам я еду, по делам. А ты сиди, пенсионер, и жди своего охламона, надо же ему апельсины отдать. А то загнется парень без витаминов.

Э-эй! Меня подождите!

Он припустился за товарищами, уже усаживающимися в машину.

Мазуров остался один, уныло осмотрелся по сторонам и вздохнул:

— Господи, скучно-то как, хоть бы еще что-нибудь случилось, бизнесмена какого-нибудь завалили, что ли. Вон их сколько в городе расплодилось, хоть лицензии на отстрел раздавай. Может, еще вспомнят, дадут поработать.

И, машинально достав из авоськи заморский фрукт, он начал методично счищать ярко-оранжевую, похожую на солнце кожуру.