Элис заморгала, ожидая, что эта игра солнечных лучей, этот мираж сейчас исчезнет. Но Титус по-прежнему стоял на том же месте. Реальный. Ничего похожего на игру воображения. Элис была потрясена. Титус тоже, казалось, прирос к земле, но как только он шагнул вперед — нерешительно и неуверенно, Элис очнулась. Инстинктивно она сделала шаг назад, но уперлась спиной в стену стадиона. За Титусом появилась еще одна, несомненно женская, фигура в ярко-красных шортах и коротенькой маечке.

Гэйл окликнула Титуса, но тот, казалось, даже не услышал ее и продолжал медленно двигаться к Элис. По выражению его лица было ясно, что он тоже не верит своим глазам. Но тут Гэйл еще раз крикнула, на сей раз громче: «Доктор Ирвин!» Теперь он услышал, замедлил шаги, остановился и неохотно взглянул через плечо.

Элис не колебалась. Она ринулась в ту сторону стадиона, где были сломанные сиденья, и устремилась вниз к подножью холма. Среди деревьев были разбросаны поваленные камни, и на каждом шагу она рисковала упасть или вывихнуть ногу, но Элис не обращала на это внимания, потому что не могла вернуться туда, где стоял Титус. Ее ноги в сандалиях скользнули по шатким камешкам: она качнулась, но сохранила равновесие. Физическая тренированность и проворство помогли ей в этот момент, как никогда. Элис выбралась на дорожку шириной с козью тропу, которая вывела бы ее обратно к театру, но она пренебрегла этой возможностью, потому что в таком случае ее было бы видно со стадиона. Вместо этого она кое-как спустилась прямо со склона холма и выбралась к более широкой тропинке, ближе к подножью и основным руинам, быстро пробежала по ней и укрылась за стеной — она знала, здесь ее уже никто не увидит.

Только теперь она остановилась и прислонилась к стене, задыхаясь не только от физических усилий, но и шока, вызванного неожиданной встречей с Титусом. Как он здесь очутился? Как? Древняя Греция не была предметом его изучения. Потом она сообразила: даже ученые-египтологи имеют каникулы, разве не так? Каникулы! На судне! Сердце Элис снова обмерло. Этого не может быть. Ради Бога, только не это! Но Титус мог и не находиться на корабле, возможно, простое совпадение, что он оказался в Дельфах одновременно с ее группой.

Сжав кулачки, Элис прижала их к вискам, пытаясь привести в порядок хаотичные мысли и страхи, отчаянно стараясь рассуждать логично. Если он просто проводит здесь каникулы, то все это не имеет значения, она… Неожиданно Элис вспомнила о Гэйл Турнбулл. Она обратилась к Титусу по имени, а это могло означать только одно — он тоже был пассажиром судна. Мрачно припомнив, как вчера вечером Гэйл описывала ей «божественного мужчину», Элис поняла, кого именно имела в виду ее попутчица. Потом она снова в недоумении покачала головой — подобные круизы никогда не привлекали Титуса. Он всегда предпочитал проводить летние каникулы, работая на раскопках в Египте, чем плавать по Средиземному морю в обществе пенсионеров. Разве что ему бы за это заплатили…

При этой мысли все сразу встало на свои места. Лектор, которого следовало заменить в последнюю минуту, приятельница тетушки Луизы, столь удачно сломавшая лодыжку, настойчивые уверения тетушки, что, дескать, она никак не может путешествовать одна, и множество других мелких деталей, тривиальных, но добавленных к главному, теперь выстроились в ясную картину. Элис охватил озноб, но на этот раз уже от гнева. Как смела тетушка так распоряжаться ее жизнью? Оттолкнувшись от стены, Элис устремилась по тропе мимо руин, пока не вышла туда, где оставила тетушку. Луиза по-прежнему сидела под оливой. Завидев Элис, она приветливо улыбнулась, но улыбка сразу исчезла, когда она увидела выражение лица племянницы.

— Как ты могла? — крикнула Элис дрожащим от ярости голосом.

Но тетушка лишь подняла руку.

— Не здесь, — произнесла она с таким напором, что Элис только теперь обратила внимание на других пассажиров, сидящих под деревом и с любопытством взирающих на них.

— Тогда пошли, — Элис крепко взяла тетушку под руку и повела в сторону, она шла слишком быстро для старой женщины, но не замечала этого. Они вышли на каменистую тропу над потоком.

— Это должен быть Касталиан-Спринг, — переведя дыхание и прижав руки к груди, заметила тетушка.

— Мне нет дела, как он называется, — колко возразила Элис, — и прошу тебя, не уводи разговор в сторону. Я хочу знать, почему ты полагаешь, что можешь играть моей жизнью таким образом?

Луиза поудобнее уселась на камне спиной к солнцу и сказала:

— Я полагаю, что все обстоит вовсе не так.

— ТЫ знала, что Титус будет на этом судне, и поэтому настояла, чтобы я поехала с тобой. Пожалуйста, не делай из меня дурочку, отрицая это.

— Я не пытаюсь делать из тебя дурочку, Элис. Ты знаешь, что я никогда не пыталась этого делать.

Ты моя любимая племянница, и я тебя очень люблю, — спокойно ответила тетушка.

— Тогда почему? — Элис в отчаянии заломила руки. — Тогда почему ты причиняешь мне такие страдания?

— Значит, ты все еще страдаешь от этого… даже спустя столько времени?

Элис взглянула на тетушку. Этот вопрос заставил ее признаться самой себе, что чувства, которые, как она надеялась, были надежно похоронены, мгновенно взяли над ней верх, лишь только она снова увидела Титуса. Она отвернулась, невидяще воззрилась на сверкающий под солнцем утес над ними, и хрипло произнесла:

— Да, и думаю, так будет всегда.

— Тогда, не думаешь ли ты, что…

— Я не хочу это обсуждать, — резко обернулась Элис. — Я намерена вернуться на судно, собрать вещи и возвратиться в Англию первым же самолетом.

С этими словами она повернулась и пошла вниз.

— Трусиха!

Страстно произнесенное слово отразилось от утеса и эхом разнеслось по ущелью. Элис попыталась проигнорировать его, но оно как молот стучало в ее мозгу. Она остановилась, сжала кулаки, но не обернулась.

— Я думала, у тебя хватит мужества не удирать, — коротко добавила тетушка.

Элис медленно обернулась, пытаясь взять себя в руки.

— Дело не в том — удирать или не удирать. Я уже сделала это два года назад. Сейчас я просто хочу забыть прошлое и продолжать жить по-новому.

— Но ведь из этого ничего не получается. Элис прикусила губу.

— Пожалуйста, мне не хочется говорить об этом. Я…

— Ладно, я думаю, что ты погорячилась, — твердо сказала тетушка. Она встала, подошла к Элис и крепко стиснула ее руку. — Мое дорогое дитя, сказала она нежно, — ну, взгляни на себя. Стоило лишь тебе увидеть Титуса — и ты превратилась в комок нервов. Как ты можешь говорить о какой-то новой жизни, когда все твои чувства принадлежат прошлому?

— Ты хочешь, чтобы все возвратилось? — грубо перебила Элис.

— Нет, этого я не хочу, — твердо сказала Луиза. — Но я полагаю, что ты сгоряча вычеркнула Титуса из своей жизни. Ты бы никогда не поступила так, если бы вновь встретила его. Во всяком случае, если бы снова не влюбилась в кого-нибудь безответно. Но никуда не годится терзаться прошлым и с головой уходить в работу. Ты даже каникулы проводишь исключительно в женском обществе, — неодобрительно закончила тетушка.

— Выйти замуж, иметь мужа — это цель жизни вовсе не каждой девушки. В наше время, во всяком случае. Можно иметь очень насыщенную жизнь и без этого. Элис взглянула на свою незамужнюю тетю, и добавила, смягчив тон. — Ты должна понимать это.

— Полагаю, я это заслужила, — жестко сказала тетушка Луиза. — Но мой жених был убит, и ты это хорошо знаешь.

— А ты никогда даже не взглянула на кого-нибудь еще. Тебе никто больше не был нужен. Я помню, ты говорила мне, что…

— Все это так, — согласилась Луиза. Она повлекла Элис назад по камням, отполированным тысячами ступней, и они присели. Сзади бил ключ, питавший ручей, который пенился и шумел по камням. Но в стороне от потока царили тишина и покой; все спустились к музею, и кроме них двоих здесь никого не было.

— Я была совсем опустошена, когда мой жених умер, — вернулась к разговору Луиза, — я глубоко скорбела о нем, но он был мертв и ничто не могло его вернуть. Во всяком случае я знала, что мы были бы счастливы вместе. У тебя и Титуса все совсем по-другому.

Не обращая внимания на протестующий жест Элис, она твердо продолжала:

— Ты рассталась с Титусом скверно, твои чувства в сумятице. Я не думаю, что ты все перечеркнула.

«Можешь снова повторить это», — подумала Элис с внутренней горечью. Все было куда хуже, чем описала тетушка. Ее душевные раны оставались по-прежнему свежими, они кровоточили после того ужасного столкновения. Ей было так плохо тогда, что она не могла остаться. И раз уж она ушла, то обратной дороги нет, хотя ей хватило времени осознать, как отчаянно она тоскует и нуждается в Титусе. Она слишком горда, слишком потрясена, а Титус слишком непреклонен, чтобы просить ее вернуться к нему, даже если хочет этого, что, впрочем, непохоже, потому что он и не пытался найти контакт с нею после их разрыва.

— Я знаю, что тебе будет очень трудно и потребуется много усилий, сказала тетушка Луиза. — Я видела, как ты боролась с собой, и у меня сердце болело за тебя. Я думала, что ты забудешь его со временем, но ты терзалась все сильнее и сильнее. Поэтому, когда я узнала, что Титус займет место одного из лекторов в круизе, на который записались мы с Хелен, то решила, что само небо послало тебе возможность разобраться в ваших отношениях.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты должна либо осознать, что он для тебя единственный мужчина во всем мире, но ты потеряла его навсегда и должна с этим смириться, либо убедиться, что он тебе безразличен, и ты можешь забыть его и начать новую жизнь.

— Если бы все было так просто, — в отчаянье вымолвила Элис. — Ты не представляешь, как я переживала. Я не смогу пройти через это.

— Думаю, что сможешь, для своего же блага. Элис, ты очень изменилась, оставив его. Ты была такая жизнерадостная, такая живая. Я хочу, чтобы ты снова была счастлива.

— Это не поможет, только разбередит старые раны. Все кончено. И хватит об этом. Ты можешь понять?

— Я вижу, что все обстоит иначе. — Тетушка схватила ее за руку. — Надо изгнать его из сердца раз и навсегда. Иначе это будет изводить тебя: ты испортила свою жизнь, совершила ошибку, полюбив недостойного человека. Поговори с ним, Элис. Попытайся взглянуть на него глазами, а не сердцем. И тогда он исчезнет.

— А если я не смогу?

— Тогда попытайся вспоминать только лучшее. Сохрани это в сердце, а все плохое выброси. Помни того мужчину, которого ты любила, а не того, которого ненавидела. У тебя хватит на это мужества, дорогая?

— Не знаю. Может быть, мне просто выпрыгнуть за борт?

Тетушка улыбнулась.

— О нет, ты у меня не трусиха, и уже доказала это.

Мысли Элис обратились в прошлое, к тем нескольким неделям, что она провела в доме тетушки после того, как оставила Титуса. Только сейчас Элис осознала, что Луиза никогда не оставляла ее одну, всегда настаивала, чтобы она приходила и сидела рядом с ней, и что таинственным образом исчез однажды ключ от ванной комнаты.

— Ты заботилась обо мне больше, чем я думала, — сказала она тихо, нежно погладив покрытую веснушками руку тетушки.

— Я не хотела потерять тебя, А сейчас не хочу, чтобы ты даже вспоминала былые страдания.

Элис долго смотрела в спокойные серые глаза тетушки Луизы, потом глубоко вздохнула.

— Хорошо, я попытаюсь.

— Ладно, — Луиза проворно поднялась на ноги. — А теперь почему бы нам не пойти и не выпить немного? Я столько наговорила, что у меня пересохло во рту.

Они пошли обратно в сторону Святилища.

— А что бы ты сделала, если бы я отказалась вернуться на судно? — спросила вдруг Элис.

— Ты бы не смогла этого сделать, твой паспорт хранится у казначея, а он обещал, что возвратит его только по окончании круиза.

Элис издала негодующий возглас, но тут же через силу рассмеялась.

— А как твоя приятельница Хелен, она не расстроилась из-за того, что лишилась поездки?

— Нет, потому что я уже заказала билеты на другой круиз, в сентябре, его мы проведем вместе.

Что-то в тоне тетушки заставило Элис пристально посмотреть на нее, потом она сказала:

— Ты знала, что я разозлюсь, знала, что я легко могу сделать это путешествие невыносимым для тебя, хотя думала лишь о моем благе?

Тетушка кивнула:

— А теперь я думаю, что ты пройдешь это испытание ради моего блага.

Они вышли к тому месту, где тропа сливалась со Священной Дорогой, и Элис передернула плечами.

— Может быть, нам повезет, и мы обнаружим, что Титус вместо нас решил спрыгнуть с судна, — ехидно заметила она.

— Разве он трус?

Даже не задумавшись, Элис покачала головой:

— Нет, никогда им не был.

— Значит, он останется, — доверительным тоном заключила тетя. Дорога к музею была долгой, солнце пекло вовсю, поэтому они шли медленно. Оглянувшись назад на руины, теснящиеся по склону, Элис поняла, что теперь Дельфы будут означать для нее одно: фигура Титуса, шагнувшего из тени на солнце, из прошлого в настоящее. А что с будущим? Элис постаралась отогнать эту мысль. «Я буду принимать каждый момент таким, как он есть, — подумала она. — Но я не буду прятаться в каюте, буду вести себя так, как хочу. Я обещала тетушке Лу, что встречусь с ним лицом к лицу, и сдержу свое обещание — как получится, так и получится».

Музей представлял собой современное сооружение из бетона и стекла, не делавшее никаких уступок ни возрасту представленных в нем произведений искусства, ни красоте окружающей природы. Сравнительно небольшой по размерам, он вмещал некоторые из самых прекрасных памятников старины, когда-либо найденных здесь, в частности — бронзовую, в натуральную величину статую Возничего. Но Элис лишь мельком обозревала экспонаты, все ее чувства были сосредоточены на возможном появлении Титуса. Он вышел из прохода, ведущего в зал, где был выставлен Возничий, как раз тогда, когда они входили туда, так что было невозможно сделать вид, что она не заметила его. Теперь он мог быть уверен, что именно ее видел на стадионе.

Сделав глубокий вдох, Элис напрягшейся рукой взяла тетушку под локоть, и лишь затем, остановившись, взглянула на него. Титус тоже остановился. Если он и был потрясен встречей с ней, то сумел взять себя в руки, и она ничего не могла прочитать в брошенном на нее быстром взгляде. Но было что-то угрюмо-сардоническое в его голосе, когда он произнес:

— Здравствуй, Элис. Какой сюрприз…

— Да, действительно, — даже для собственных ушей Элис ее голос прозвучал высокопарно и неестественно. — А ты… ты тоже участвуешь в этом круизе?

— Да. Я один из лекторов.

— А-а… Я и не знала.

— Уверен, что ты не могла знать, — с откровенной иронией сказал Титус.

Элис подняла глаза и встретилась с его совершенно холодным взглядом. Изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, она еще сильнее сжала руку бедной тетушки и подтолкнула ее вперед:

— Кажется, ты не знаком с моей тетушкой, мисс Норрис. Я здесь… как ее компаньонка, вроде этого. А это Титус Ирвин. Я встречала его, когда… э, была в колледже.

— Как поживаете? — тетушка Лу обменялась с Титусом рукопожатием и изобразила улыбку, но, так как они загородили проход и мешали другим, у них было время только кивнуть друг другу и разойтись в разные стороны.

Луиза и Элис прошли в следующий зал; Элис, не замечая знаменитой статуи, следила, взглядом, не обернулся ли Титус, но он, не оглядываясь, вышел из здания.

— Не будешь ли ты настолько любезна, чтобы наконец отпустить мою руку? — попросила тетушка. — Он уже ушел, а ты делаешь мне больно.

— О, извини, — сказала Элис, — я сегодня очень груба с тобой, да?

— Это вполне объяснимо, — ободряюще улыбнулась тетушка. — Что ж, ты преодолела первый и самый трудный барьер. Не так уж плохо, верно?

— Верно, — солгала Элис и внутренне содрогнулась. Она надеялась, что Титус поздоровается с ней со спокойным безразличием, доказывающим, что их отношения забыты. Она никак не ожидала такого открытого презрения, такой демонстрации того, что он не забыл прошлого. Какие же теперь могли быть шансы на примирение? Элис хотелось убежать, спрятаться куда-нибудь, но было слишком поздно, у нее не оставалось выбора, можно было только ждать, что произойдет дальше.

— Ты в самом деле хочешь осмотреть все эти разбитые статуи? — выразительно спросила она.

Тетушка Лу вздохнула, но ответила непринужденно:

— Нет, конечно. А ты хочешь вернуться на судно?

— Да, пожалуй.

— Хорошо. Но я хотела бы купить путеводитель и несколько открыток.

Они сделали покупки и вышли наружу, где их уже ожидала вереница автобусов. Элис увидела Гэйл Турнбулл, направлявшуюся к одному из них, в который уже садился Титус. Он вежливо отступил в сторону, уступая ей дорогу, и она с улыбкой что-то сказала ему в своей обычной манере.

— А куда делась ее мать? — задумалась тетушка.

— Вон она, только еще выходит из музея. Они наблюдали, как миссис Джилберт оглядывалась по сторонам, разыскивая Гэйл, потом разочарованно вздохнула и направилась в конец очереди пассажиров. Тетушка Лу, а за нею и Элис поспешили следом.

— Я здесь впервые, в отличие от Гэйл, — объяснила миссис Джилберт отсутствие дочери.

Пожилые женщины принялись болтать. Элис молча стояла рядом. Автобус с Титусом уехал, а они попали в следующий. Элис настояла, чтобы две дамы сели вместе, а сама пристроилась сзади. Ей повезло — никто не сел рядом, и она могла смотреть в окно и думать о Титусе. Больше всего ее тревожили многочисленные совпадения. Вдруг он решит, что она все подстроила, лишь бы встретиться с ним. Но если бы она действительно хотела этого, то подстроить «случайную» встречу можно было куда проще. Элис страстно надеялась, что именно так он и подумает, но Титус был непредсказуем, и она не могла быть уверена, насколько верно он все воспримет. Может быть, именно поэтому в его взгляде сквозило презрение. А если Титус решит, что встреча подстроена, никакие аргументы не заставят его поверить, что это дело рук тетушки, и Элис ни о чем не подозревала, пока они не увиделись на стадионе.

Каковы же будут их отношения, когда они вернутся на корабль, задумалась Элис. Будет ли он избегать ее? Конечно, она на это очень надеялась. Похоже, что Гэйл пытается заигрывать с ним, это облегчает положение, он может оказывать внимание другой девушке, когда Элис находится поблизости. Будет странно видеть его с другой женщиной улыбающимся, разговаривающим с ней, развлекающим ее точно так, как когда-то Элис. С первой же их встречи она ощущала себя как-то особенно, а он никогда не смотрел на других женщин. Элис верила, что она — та единственная женщина, которая нужна ему, единственная, кого он любил, встречи с которой ждал всю свою жизнь. Она чувствовала себя с ним так надежно, уверенно и любила его так преданно и самозабвенно, что тот чудовищный удар, который он внезапно нанес ей, рассказав о своем прошлом, оказался невыносимым.

А каким должно быть ее отношение к нему? Элис очень беспокоил этот вопрос. Она не могла предугадать поведение Титуса, но могла контролировать свое собственное. В любом случае она должна вести себя так, чтобы он не подумал, что она хочет увидеться. Ей надо держаться очень холодно, ни в коем случае не игнорировать его, но дать понять, что она совершенно спокойна, и он больше ничего для нее не значит. Она должна казаться равнодушной, да, это самое подходящее, слово. Если повезет, то она сможет выдержать предстоящие две недели. Но удастся ли ей вырвать Титуса из своего сердца, на что так надеялась тетушка, — в этом Элис весьма сомневалась.

Когда они вернулись на корабль, то успели только умыться перед ланчем. На судне было два ресторана: один большой в центральном салоне, и маленький, типа таверны, на верхней палубе, с буфетным обслуживанием. Тетушка была малоежка, поэтому они направились в таверну и встали в очередь, чтобы выбрать себе блюда. Это было странно: вчера она не видела Титуса вообще, а сегодня он попадался ей всюду. Он занял очередь прямо за ними, а когда Элис заметила его, коротко кивнул. Элис сглотнула слюну, не зная, стоит ли сказать что-нибудь или нет. Ее выручила тетушка:

— Еще раз здравствуйте, мистер Ирвин. Это каш первый тур с круизной компанией?

— Да, обычно я езжу в Египет.

— О! Это моя любимая страна. Я была там с приятельницей несколько лет назад.

Тетушка завела болтовню о своих каникулах. Титус вежливо повернулся к ней, но Элис не слушала. Она вспомнила слова тетушки, что надо помнить только хорошее, и теперь без всяких усилий с ее стороны вернулись счастливые воспоминания о том, как они с Титусом поцеловались в первый раз, как занялись любовью незабываемой ночью вскоре после того, как перебрались в ее маленький домик. Титус читал ей любовные стихи, тепло от огня в камине обволакивало ее нежное тело. И следующий день самой страстной любви в солнечных лучах на лесной просеке… Воспоминания, которые она должна осмотрительно подавить, потому что они были слишком мучительны, невыносимо болезненны. Но сейчас они всплывали в ее сознании из самых чувствительных глубин души, мгновенно раздувая пламя, которое никогда полностью не угасало. Потрясенная неожиданной остротой чувств, Элис тяжело вздохнула, и Титус, мгновенно повернув голову, взглянул на нее. Она сделала вид, что закашлялась, но он смотрел, не отрываясь, настороженно, вопрошающе, заглядывая в самую глубь души. Элис отчаянно пыталась скрыть свое состояние, но, возможно, что-то отражалось в ее глазах, широко раскрытых, уязвимых, потому что взгляд Титуса стал острым, он сделал полшага в ее сторону, не обращая внимания на продолжавшую что-то говорить тетушку Луизу…

— Ах, Ирвин, кажется, вы не знакомы с моей женой.

Они одновременно взглянули на другого лекторa, подошедшего в этот самый момент. Его жена приветливо улыбалась, и Титус вынужден был повернуться к ним, чтобы обменяться рукопожатиями. Очередь продвинулась, и Элис, с облегчением схватив поднос, повернулась к Титусу спиной и постаралась больше не глядеть в его сторону.

Было так тепло, что многие пассажиры предпочли есть на воздухе и уселись с подносами на коленях на желтые раскладные кресла. Большинство сидело на солнце. Но Элис обнаружила два незанятых места в тени, и они с тетушкой расположились там. Титус тоже вышел на палубу и стал отыскивать свободное кресло. Одно из них оказалось возле Элис. Она увидела, что он это заметил, явно заколебался, но тут его окликнули, и он быстро повернулся. Ему махала Гэйл:

— Я заняла для вас место!

Титус снова поколебался, но потом направился к Гэйл.

«Из двух зол выбирай меньшее», — подумала Элис, прочитав его мысли. Бедный Титус, как бы хотелось ему оказаться где угодно, только не здесь.

— Эта девица ведет себя очень откровенно, — неодобрительно заметила тетушка.

— Она пребывает в междумужье. Сейчас ищет третьего.

— И полагает, что преподаватель колледжа окажется хорошей заменой?

Элис улыбнулась, ей нравился рассудительный юмор тетушки.

— Возможно, но я думаю, что она решила зацапать Титуса раньше, чем это сделает кто-нибудь другой, потому что он единственный достойный внимания одинокий мужчина среди пассажиров.

— Это верно. Я и не представляла, что он так красив. Правда, мне кажется, вы заменили понятие «красивый» на «сексапильный»? Это более современно.

— Я думаю, скорее, «привлекательный», — предположила Элис, пытаясь сохранить серьезное выражение лица.

Взглянув туда, где сидели Титус и Гэйл, она увидела, как он склонился, слушая, как та что-то оживленно говорит ему. Как бы случайно Гэйл порой дотрагивалась до руки Титуса, чтобы привлечь его внимание. Вспышка слишком хорошо знакомого чувства вдруг пронзила сердце Элис. О, Господи, только не это, расстроенно подумала она. Ревновать только потому, что Титус сидит с другой женщиной, которая, возможно, ему вовсе и не нравится, было просто нелепо, особенно спустя столько времени. К несчастью, Элис осознала, что ее эмоции все еще свежи и непосредственны, поскольку касались Титуса. Ее тянуло к нему. И ревность, ревность, которая развела их, вновь проснулась в сердце.

Но Элис была теперь достаточно мудрой, чтобы распознать это чувство и попытаться перебороть его. Она пришла к этой мысли в тот момент, когда судно немного сменило курс и ее кресло оказалось на солнце. Она воспользовалась этим, чтобы надеть темные очки, поэтому тетушка не смогла разглядеть отчаянье в ее глазах.

Но она надолго замолчала, и в конце концов Луиза спросила:

— С тобой все в порядке, моя дорогая?

— Да, конечно. Все хорошо, — ответила она так легко, что это могло быть только ложью.

— Ты никогда не рассказывала мне, что произошло между тобой и Титусом. Не хочешь ли ты сделать это сейчас?

Элис колебалась. Она сообщила своим родителям о причине, по которой оставила Титуса, сказав, что все еще переполнена чувством непреодолимого гнева, и их реакция оказалась настолько сильной, что она пожалела о своей откровенности. С тех пор она стала более осмотрительной. Ни рассказывать об этом кому-нибудь, ни даже думать о происшедшем разрыве ей не хотелось. Она покачала головой и неуверенно сказала:

— Очень сожалею, но не сейчас и не здесь.

— Конечно, моя дорогая, я все понимаю. Я не должна была спрашивать.

— Я думаю, что ты имела право спросить. Просто сейчас я не в состоянии говорить об этом.

— Тогда, может быть, познакомимся с программой дня? — предложила тетушка, чтобы сменить тему разговора. — Лекция о растительном мире Средиземноморья в три часа. Это будет в фойе. Приблизительно в четыре тридцать мы войдем в Коринфский канал. — Она перевернула отпечатанную на одном листке дневную программу. — А когда будем проходить канал, на палубе состоится лекция Титуса по истории.

— В самом деле? — Элис старалась говорить так же спокойно, как тетушка. Но это вовсе не его предмет, уверена, что он как ненормальный зубрил в своей каюте.

— Ты пойдешь на ботаническую лекцию?

— Ты не обидишься, если я пропущу ее? Мне больше хочется позагорать в солярии.

— Конечно, нет. Но только смотри, не обгори, солнце после полудня очень жаркое, ты знаешь.

— Я буду осторожна, — обещала Элис и ушла в каюту надеть купальник.

Несмотря на кажущуюся хрупкость, фигура Элис была стройной и спортивной, почти мальчишеской, от постоянных физических упражнений. Для загорания Элис выбрала купальник без бретелек, с глубокими вырезами, высоко обнажавшими ее ноги. Купальник вроде бы ничего не открывал, но и скрывал совсем немногое. Элис уже приготовилась было его надеть, но мысль о том, что в таком виде ее может увидеть Титус, повергла ее в непроизвольную дрожь. Сев на кровать, она попыталась взять себя в руки. Это же сумасшествие, подумала она почти со злостью. Но Элис испытала такой шок, снова увидев Титуса, что вряд ли могла ожидать, что придет в себя за несколько часов, на это требуется время. Время, которое, как Элис обещала тетушке и самой себе, она вовсе не станет проводить, запершись в каюте — так что лучше ей поступить так, как она намеревалась, и пойти загорать. Элис приняла решение, надела купальник, накинула поверх него купальный халат, вернулась на верхнюю палубу, стараясь не глядеть туда, где должны были сидеть Титус и Гэйл, и поднялась по трапу, ведущему на узенький мостик для загорания над бассейном.

Здесь уже было несколько пожилых людей, наслаждавшихся солнцем, их кожа была покрыта загаром. Элис живо представила себе, как они каждый день сидят в садиках на раскладных стульях и наслаждаются своим пенсионерским бытием. Никто не обратил на нее внимания, когда она расположилась в уголке и раскрыла принесенную с собой книгу. Ее руки и ноги успели благодаря игре в теннис покрыться золотистым загаром, но плечи еще оставались бледными. Не то, что Гэйл, у которой просто великолепный загар, подумала она.

Незадолго до трех часов пары стали собираться и спускаться в фойе на лекцию о растениях. Элис же попробовала сосредоточиться на чтении. Полагая, что в ее распоряжении теперь уйма свободного времени, она решила посвятить его нескольким «развлекательным» книгам, большей частью романам.

Элис собиралась прочитать их, но это было до появления Титуса. Теперь она поняла, что совершенно не в состоянии погрузиться в чтение. Вместо этого она откинулась на спину и закрыла глаза. Тут же в памяти стали зримо всплывать эпизоды прошлого, связанные с Титусом, теперь почему-то плохие. Элис постаралась решительно выбросить все из головы, сосредоточиться на чем-нибудь другом, но всякий раз выяснялось, что ее мысли вновь возвращаются к Титусу.

Элис быстро встала, бросила солнечные очки на шезлонг, сбежала по ступенькам и прыгнула в бассейн. Ширина его была всего несколько ярдов, он никак не годился для гашения внутреннего огня, но Элис старалась, как могла, ныряла до дна, поднимаясь вверх и снова погружаясь в воду, она считала количество непрерывных кувырков, которые могла совершить, пока не устала и не остановилась. Тогда она медленно вышла из бассейна и ступила на доски палубы. Тут же ее атаковала жара. Вытянувшись всем телом, она откинула волосы назад и стряхнула с них воду. Лицо ее было обращено к небу, глаза закрыты, фигура, обтянутая мокрым купальником, выглядела юной и притягательно женственной.

Возможно, какой-то инстинкт подсказал Элис, что за ней наблюдают. Взглянув в сторону бассейна, она увидела молодого грека-бармена с восхищенной улыбкой на лице и сидящего на одном из стульев человека постарше, возможно, лет сорока с небольшим, с таким же вниманием в глазах. Думая о том, что вот она и нашла себе зрителей, Элис отвернулась и поразилась, увидев Титуса.

Сейчас он был один и одет по-другому — в шортах и рубашке навыпуск. Все остальные пассажиры были на лекции, и она не заметила, когда он неожлданно вышел на палубу — увидеть его из бассейна было невозможно. Но знал ли об этом он? Может быть, он думал, что она там вытворяет свои номера ради него?

Его широко раскрытые глаза были устремлены на нее, и первым ее инстинктивным движением была попытка прикрыться — жест совершенно нелепый, ведь она жила с этим мужчиной более двух лет. Не было такого местечка на ее теле, которого бы он не знал, не ласкал, не целовал и не восхищался при этом гладил ее, вызывая то нарастающее желание, которое только он и мог утолить.

Титус с книгой в руке уселся в ближайший шезлонг. Стыдясь своих мыслей, Элис быстро огляделась, ища халат, но она оставила его на мостике, а захватить полотенце не догадалась. Мужчина, сидящий у кромки бассейна, повернулся к ней и протянул полотенце:

— Вам нужно?

— О, да. Спасибо.

— Похоже, вы затратили массу энергии, — заметил мужчина, когда она, встав спиной к Титусу, начала вытираться.

— Неужели? — Она нервно засмеялась, в сущности, даже не замечая этого человека, настолько хаотичны были сейчас ее мысли.

— Вы загорали? Вам следует быть осторожной, я бы не хотел приводить вас в чувство после солнечного удара.

— Приводить меня в чувство? — Она моргнула и попыталась сосредоточиться. О, понимаю. Вы корабельный врач.

— Совершенно верно. Джек Рид. Вы уже немного обгорели. Пойдемте, выпьем чего-нибудь и остынем в прохладе.

Элис колебалась, прикидывая, слышит и видит ли их Титус, но потом подумала: а ну его к черту. Она вздернула подбородок и кивнула.

— Спасибо, это будет приятно.

Они сели в баре на табуреты, и Элис наблюдала, как грек-бармен смешивает для них коктейли; польщенный ее вниманием, он сделал из этого процесса настоящее представление.

— Это ваш первый круиз? — спросил доктор.

— Да, хотя на самом деле я его вовсе не выбирала. Приятельница моей тети в последнюю минуту не смогла поехать, и я заняла ее место.

Элис не знала, слышал ее Титус или нет, но нарочно произносила каждое слово отчетливо, в надежде, что он услышит.

— Я не удивляюсь, компании не удается заполучить слишком много молодых девушек по их собственному желанию, мисс…?

— Ах, извините. Элис Куртис. — Она сделала глоток из своего стакана. — А вы постоянно работаете на судне?

Он засмеялся и покачал головой.

— Нет, нанялся только на этот рейс. — Он наклонился к ней и, понизив голос, сказал:

— Зато я ничего не плачу за круиз в обмен за свои услуги, как и лекторы.

— О, понимаю. — Элис улыбнулась ему, подумав, что он, должно быть, или слишком занят в больнице, или не занят вообще. — А вам не хотелось бы остаться здесь подольше?

— Я не прочь. Солнце и море — это как раз то, что мне надо. Единственное, что плохо, — я должен сопровождать все эти экскурсии, вдруг с кем-нибудь что случится. Должен сказать, однако, что все эти пенсионеры пребывают в добром здравии, большинство из них оставили меня в Дельфах далеко позади и с высунутым языком.

Упоминание о Дельфах напомнило о появлении Титуса. Элис опустила глаза к своему коктейлю, пытаясь выяснить, слушает ли их Титус, но побоялась выдать себя. Возможно, он все слышал, потому что прошел по бару, сел на табурет у другого конца стойки и заказал себе выпить.

— Запишите на мой счет, — предложил Джек Рид.

— Я не хочу мешать вам и вашей… приятельнице, — вежливо ответил Титус с ехидцей, которую заметила только Элис.

Этот тон заставил ее вздернуть подбородок, глаза ее потемнели. Это хорошо, его холодность помогла ей унять внутреннюю панику, которую вы-, звала его близость.

— Чем больше народа, тем веселее, — радостно сказал Джек. Как видно, он и с Титусом уже познакомился на служебном брифинге. Он представил Элис. Она молча кивнула, не желая показывать, что они уже знакомы, раз Титус этого не сделал. Титус холодно, насмешливо взглянул на нее и спросил:

— Насладились плаваньем?

— Не совсем, бассейн слишком маленький.

— Но это не стало помехой вашему стилю. Элис нахмурилась, потом поняла, что в этих словах скрыта двусмысленность: на самом деле он намекает на то, что она уже выпивает здесь с Джеком. Она стиснула стакан в руке.

— А вы уже ныряли в бассейн?

— Еще нет.

— Правда? А мне казалось, что уже нырнули. И Элис выдала ему невинную улыбку. Титус безусловно понял, что теперь уже она имела в виду Гэйл.

Он лениво ухмыльнулся.

— Боюсь, что этот бассейн мелковат для меня, — ответил он. — Я предпочитаю что-нибудь поглубже.

— Море? Будьте осторожны, чтобы вас не поймал осьминог.

— Зная, что они любят, я абсолютно уверен, что, если и встречусь с ним, то сумею избежать его щупалец.

Джек переводил взгляд с одного на другого, возможно, почувствовав скрытое сильное напряжение.

— Я не думаю, что в этом море найдется достаточно большая рыба, чтобы причинить вам неприятности.

— Нет, — согласилась Элис, — но, возможно, найдется нечто другое.

Титус криво улыбнулся, похоже, он был готов прекратить перепалку, потому что неожиданно заговорил с Джеком о скорости судна и его истории.

На палубе до сих пор было очень тихо, но неожиданно раздался шум, и на нее в сопровождении лектора высыпали пассажиры, чтобы занять места получше при прохождении Коринфского канала. Люди заполнили и бар, так что разговаривать дальше стало невозможно. Титус допил пиво, поблагодарил Джека, насмешливо кивнул Элис и ушел. Элис продолжала непринужденно болтать с доктором, с трудом усмиряя в груди противоречивые чувства: гнев и влечение. Допив коктейль, она извинилась перед собеседником и отправилась на верхнюю палубу забрать свои вещи.

Оказалось, что лектор находился не среди пассажиров, а на мостике, где он мог пользоваться громкоговорителем. Элис стояла на теневой стороне палубы, где народу было мало, и тоже слушала, как лектор рассказывает о том, что первоначально суда перетаскивали через узкий перешеек вручную. В ее ушах звучал голос Титуса, глубокий, хорошо модулированный, как раз такой, чтобы удерживать внимание слушателей во время лекций. Еще Титус обладал способностью заражать слушателей энтузиазмом и любовью к своему предмету, то есть талантом, который делал его превосходным наставником. Элис часто слушала, когда он преподавал в университете. Хотя египтология не была предметом Элис, она посещала лекции и быстро, в середине семестра изменила свою специализацию, надеясь, что они вместе пронесут этот интерес через всю жизнь. Они будут вместе ездить на раскопки, она станет его ассистентом, секретарем, стенографисткой. Пока она была с Титусом, не слишком заботилась о собственных делах.

Еще она слышала этот голос, хриплый от вожделения и страсти, когда он шептал ей самые чудесные слова и неустанно твердил: «Я люблю тебя, Элис. Люблю тебя, люблю, люблю».

«Если повторяешь это трижды, значит, это правда», — подумала она, но тут глупые слезы выступили у нее на глазах. Она смахнула их и невидяще уставилась на отвесные берега канала, возвышающиеся над судном всего лишь в нескольких футах от бортов. «Пытайся вспоминать только хорошее», — сказала тетушка, но воспоминания о хорошем приносили больше печали, чем о плохом.

Элис наклонилась к поручням, крепко вцепившись в них пальцами. Она ушла от Титуса, но не разлюбила его. И она теперь знала, что никогда не разлюбит. Но как научиться жить с этим? И возможно ли это вообще?