Мы с Олли на гоночном треке. На самом деле это не совсем трек, а просто кусок парка, который огородили и залили бетоном. Посредине — огромная восьмерка, тоже бетонная, но другого цвета. Мы считаем, что когда-то здесь и правда хотели устроить гоночный трек, но так и не закончили, а может, трек был здесь с самого начала, но потом его разобрали. Так или эдак, нам с Олли в общем-то без разницы. Главное, что он есть. Мы часто нарезаем здесь круги на великах, болтая о всякой ерунде, или отрабатываем торможение с заносом на гравии внутри восьмерки, а время от времени действительно устраиваем гонки. Иногда мы стартуем с противоположных концов, и когда ты достигаешь перекрестья в середине, то каждый раз рискуешь столкнуться с соперником, и вот тут самое главное — смотреть, у кого первого сдадут нервы. Первыми они всегда сдают у Олли.

Он рыжик. Рыжик-пыжик. Олли бесится, когда его так называют. Можно просто называть его «рыжим», но ему от этого не легче. Самое грустное, что вежливого слова тут не подобрать. Он такой рыжий, что вы даже представить себе не можете. Цвет волос, как у Олли, не часто встретишь. Наверное, такого цвета вообще почти не бывает. Лично я, кроме Олли, видел такое лишь один раз, на наклейке Донни «ОПАСНО! ВРЕДНЫЕ ОТХОДЫ!».

Поскольку Олли мой лучший друг, я дразню его за все что угодно, но только не за волосы. Он единственный человек в мире, кто мечтает поскорее облысеть.

В общем, мы с Олли на треке. Мы не делаем ничего особенного, просто типа пытаемся удержаться на одном месте, не касаясь ногами земли, но все это вроде как несерьезно. Мы не следим друг за другом, не засекаем время и ничего такого.

Олли замечает его первым. Он на дальней стороне трека. Он делает то же самое, что и мы, но только гораздо лучше. Он может удержаться целую вечность, не касаясь земли, не двигаясь вперед и даже не качаясь. На нас он не смотрит, он просто занимается своим делом. Он притворяется, будто не глядит на нас, но я-то вижу: парень прекрасно знает, что за ним наблюдают, потому что начинает еще активнее стараться удержать равновесие.

— Блин!

Я даже не знаю, почему это говорю. Как-то само вырвалось.

Последний раз мы виделись уже сто лет назад, но он по-прежнему в том же красном спортивном костюме. По идее, это форма «Арсенала», но только ненастоящая. Будь у меня такая, я повесил бы на спину цифру 7, как у Лайама Брэди, а Олли заставил бы нацепить 10, как у Фрэнка Стэплтона.

— В чем дело? — говорит Олли. — Ты его знаешь?

— Ага.

— Как его зовут?

— Без понятия.

— А кто он?

— Переехал на нашу улицу. Он чокнутый.

Но Олли уже крутит педали в его сторону. Вот уж чего бы я точно не сделал. Он вообще такой, Олли. Ему все интересно. Возможно, мне не следовало говорить «чокнутый», потому что я не имел в виду ничего хорошего. Наоборот, я имел в виду только плохое, но если сразу толком не объяснить, то может показаться, что это круто.

Я не могу оставаться на месте, пока Олли несется к нему, поэтому тоже жму на педали и пускаюсь следом, резко переключая скорость. Звездочки отвечают хрустом, потому что на высокой скорости трогаться нельзя, это плохо для сцепления.

— Привет, — говорит Олли.

Парень не отвечает, просто смотрит на Олли и слегка кивает.

— Классный велик, — говорит Олли.

Парень пожимает плечами и смотрит куда-то вдаль.

Будь у Олли хоть немного мозгов, он держал бы себя в руках, но это не по его части. И он спрашивает:

— Тебя как зовут?

Парень медленно поворачивает голову к Олли и осматривает нас обоих сверху донизу, каждого по очереди. Я не могу понять, узнал он меня или нет.

— Карл, — отвечает он. — Я — Карл.

— Олли, — говорит Олли. — А это — Бен.

Карл снова кивает, на этот раз мне. Кивок точь-в-точь такой же, каким он ответил Олли, как будто видит меня впервые в жизни.

— Айда покатаемся, — говорит он.

И срывается с места. Причем не просто быстро, а супербыстро. Это вызов. Обычно в таких случаях ты просто думаешь: «Да ну его!» — но он исчезает так стремительно, что мы понимаем: не рвани мы следом прямо сейчас, то отстанем так сильно, что никогда его не догоним. На решение у нас доля секунды.

Мы с Олли переглядываемся. Инстинкт велит жать на педали, но что-то мне мешает. Олли стартует первым, я за ним.

Карл уже далеко впереди. Он даже не оглядывается, будто ему все равно, едем мы за ним или нет. Несется по главной дорожке, мимо лужайки для боулинга, к воротам, но прямо перед выходом из парка вдруг резко ныряет влево, и мы сворачиваем за ним, подпрыгивая на кочках. За теннисными кортами мы снова вылетаем на дорожку, и Карл петляет влево, к футбольному полю, а затем вдруг резко тормозит с заносом и в следующий момент уже гонит прямо на нас, лоб в лоб, как камикадзе. Ни я, ни Олли к этому не готовы, и только поэтому мы не сворачиваем в сторону, но в последнюю секунду Карл резко меняет курс, крутит руль вправо и исчезает из виду. Там спуск. Самый крутой во всем парке. Никто еще ни разу не съезжал по нему на велике.

Вот теперь мы с Олли останавливаемся. Склонив головы набок, вслушиваемся. Сначала все тихо, а затем вдруг раздается боевой клич — такой вибрирующий клич, это все из-за кочек, по которым он несется вниз. Нам слышно, как он вылетает на главную дорожку, поскольку клич перестает вибрировать.

Ни грохота, ни треска. Он сделал это. Мы подъезжаем к краю склона. Он внизу, глядит на нас, задрав голову.

— За мной, — кричит он. И уезжает.

Когда-то мы торчали тут целыми днями, прикидывая, рискнуть или нет, но так и не решились. А тут Олли вдруг срывается с места, буквально перемахивает через край склона и несется вниз с победным криком. Он даже не тормозит у подножия спуска, а мчит прямо за Карлом.

— Фигня! — кричит он мне через плечо.

— Знаю! — кричу я в ответ.

В груди у меня все сжимается, а в глотке такое ощущение, будто там что-то застряло, хотя это не так. Олли уже у теннисных кортов. Он крутит педали, но то и дело оглядывается на меня. Я должен рискнуть.

Изо всех сил вцепляюсь в руль и ныряю вниз.

До середины спуска я не могу выдавить из себя нормальный крик. Все тело трясется так, будто я в падающем самолете и он вот-вот грохнется об землю, а живот остался там, на верху горы, потому что я разогнался так быстро, что он за мной не поспел, но ощущение просто супер, и я еще не добрался до низа, а мне уже хочется повторить, но сейчас некогда. Я должен их догнать.

Догоняю Олли у ворот парка. Одна его нога на земле, вторая на педали, велик наклонен. Он вертит головой по сторонам, глаза прищурены.

— Я его потерял, — сообщает он.

Оглядываю парк на триста шестьдесят градусов. Никаких следов. Ни на центральной дорожке в сторону трека, ни на дороге между продуктовыми палатками, и хотя отсюда не видно, но мы знаем, что на дорожке за теннисными кортами его быть тоже не может, иначе мы бы с ним обязательно столкнулись. Остается аллея. Обычно на великах туда никто не ездит, поскольку она упирается прямо в мост, а там ступеньки вышиной с дом, если не больше. Мост для того, чтобы переходить через железную дорогу, но только пешком, для машин он слишком узкий, а для великов слишком высокий. Но это единственное место, где может быть Карл.

Катим вниз по аллее, молча. Оба слегка возбуждены. Сам не знаю почему.

В конце аллеи поворот налево, за которым начинаются ступеньки. Мы добираемся до поворота и сразу же замечаем Карла — вон он, далеко-далеко, на самом верху лестницы. Просто стоит и смотрит вниз, прислонив велик к стене.

— Чем вы там занимались? — кричит он. Вышивали, что ли?

— Нет, — отвечаю я. Ответ не самый блестящий, но ничего лучшего в голову не лезет.

— Я вас тут уже три часа жду.

С этими словами он достает что-то из кармана и швыряет в нас. Это что-то ударяется об стену прямо у меня над головой и рикошетит к колесу моего велика. Это желудь. Чтобы поднять его, придется слезть с велосипеда. Но и оставить желудь просто так я не могу. А потому спешиваюсь, прислоняю велик к стене, поднимаю желудь и швыряю обратно в Карла, но без толку. Мне не удается добросить даже до средних ступенек. А все из-за силы тяжести. (См. Рис. 5.)

У него их полная пригоршня, и желуди обрушиваются на нас как пули. Олли тоже пытается отстреливаться, но не достает даже дотуда, куда добиваю я. Единственный выход — взять его штурмом.

Я поднимаю велик и взваливаю раму на плечо. Переднее колесо хоть как-то защищает от летящих желудей.

— В атаааааааааааккккууууууууууу! — кричу я и взбегаю по ступенькам так быстро, как только могу.

Олли делает то же самое. Желуди осыпают нас настоящим градом, но вдруг обстрел прекращается. Поднимаю глаза. Карл исчез.

Наверху мы снова седлаем велосипеды и проносимся через мост, что занимает у нас не больше пяти секунд. Рельсов с моста не видно, так как по обе стороны тянутся высокие стенки, что, на мой взгляд, неправильно. Обычно на середине мы останавливаемся и начинаем подпрыгивать, так как если одновременно подпрыгивать на мосту вдвоем, то его можно хорошенько раскачать, но сейчас нам не до того.

Когда мы добираемся до противоположного конца, Карл уже в седле, балансирует на середине лестницы, голова повернута назад. Будь у нас сейчас хоть немного желудей, мы могли бы запросто его обстрелять, но вместо того, чтобы запастись боеприпасами, мы сдуру выбросили все еще там, внизу.

— Секите, — говорит он.

И отпускает тормоз. В следующую секунду он уже грохочет вниз по лестнице. С середины. Совсем шизанутый! Ведь внизу один сплошной бетон. Нам с Олли даже в голову не приходило съехать на велике по ступенькам моста. Нужно быть совсем без башни, чтобы додуматься до такого. И вот теперь Карл делает это прямо на наших глазах.

Его велосипед подскакивает вверх-вниз как припадочный, и чем ближе земля, тем быстрее вертятся колеса, как-то неестественно переваливаясь взад-вперед, а затем, когда до земли остается всего несколько ступенек, переднее колесо вдруг заносит влево, заднее подбрасывает вверх, Карл перелетает через руль и шлепается лицом о бетонную площадку, а велосипед с грохотом обрушивается на него сверху.

Это должно быть смешно, но нам не до смеха. Карл лежит ничком, без движения, и никто даже не улыбается.

Мы с Олли бросаем велики и кубарем несемся вниз. Когда мы добираемся до земли, Карл уже на ногах. Он разглядывает свои ладони, все исцарапанные и черные. Из кровоточащих порезов торчат мелкие камешки. А прямо над ухом — красный сгусток.

— Там на ступеньке был камень. Я налетел на камень.

Мы с Олли молча киваем.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Да.

Голос злой, типа не лезь не в свое дело.

Мы смотрим, как он отряхивает руки и пробует пальцем рану на голове. Я поднимаю его велик и проверяю колеса. Восьмерок нет. Переднее, правда, слегка поскрипывает, но никаких серьезных повреждений вроде не видно. Он отбирает у меня велосипед и проверяет колесо сам.

Карл возится с великом целую вечность, а мы просто стоим и смотрим.

— На черта вы велики там оставили?

Вопрос звучит так, будто это не он, а мы сделали что-то не то. Причем так убедительно, что начинаешь верить сам.

Ничего не отвечая, мы с Олли взбираемся обратно по лестнице. Всю дорогу мы молчим и продолжаем молчать даже тогда, когда оказываемся так высоко, что Карл нас все равно не услышит.

А потом медленно спускаемся с великами вниз. Когда мы добираемся до бетонной площадки, Карл уже снова в седле.

— За мной, — говорит он и жмет на педали.

Не думаю, что кому-то из нас на самом деле хочется следовать за ним, но не сделать этого мы не можем. Странно, что он не едет домой, но мы по-прежнему помалкиваем.

Карл ведет нас вниз по Фрэнсис-роуд, в объезд муниципалок, где я никогда раньше не был, под железнодорожный мост и дальше по свалке, виляя между огромными контейнерами, а потом еще пару раз сквозь парк. Он больше не показывает трюков, но все равно это погоня, и нам по-настоящему весело. Удивительно, он едва переехал сюда, но уже знает места, где я никогда еще не был. А может, он просто едет наугад, куда глаза глядят, и считает, что никто его не остановит. И это круто. Не так круто, как когда он свалился, но все равно круто.

Время ужина, и мы перед домом Олли. Обычно в таких случаях я иду вместе с ним, но сегодня здесь Карл, и я не спешу за Олли. Мы прощаемся, и Карл спрашивает, будем ли мы на том же месте завтра.

Мы с Олли переглядываемся, и Олли отвечает «да», хотя я таращил глаза, подавая ему совсем другие знаки.

Я еду домой с Карлом. Сперва мы останавливаемся перед его домом, а затем я кручу педали к себе. Мама спрашивает, с кем я гулял, и я отвечаю, что с Олли.