Едва лучи тёплого, утреннего солнца коснулись моего лица, я тут же открыл глаза, и, решительно отринув от себя дремоту, бодро вскочил на ноги — этот летний день обещал превратиться в сказку наяву. Ещё бы! Сегодня должна была состояться сделка, к которой я фанатично шел в течение восьми последних лет. Мой бизнес, который я холил и лелеял, как малое дитя, порой совершенно забывая о себе, наконец-то должен был выйти на совершенно иной уровень.
Конечно, до олигархов мне было ещё ох как далеко, но через некоторое время я, ничуть не стесняясь своих амбициозных планов, действительно собирался оказаться в их числе.
Для того чтобы моя заветная мечта осуществилась сегодня я должен был подписать договор с крупной компанией.
За то время пока я умывался, брился, чистил зубы, одевался в новый, с иголочки костюм, моя красавица Агния продолжала сладко спать. Я осторожно, стараясь не потревожить ее сладкий сон, поцеловал девушку. Она, не открывая глаз, улыбнулась, пробормотала что-то неразборчивое и перевернулась на другой бок, подальше от подбирающихся к ней солнечных лучей.
Ну, что ж, будем считать это, не чем иным, как самым искренним пожеланием удачи.
* * *
Такой роскошью, как личный водитель я ещё не обзавелся, и поэтому собственноручно вел свою Ладу Intellegent — единственный достойный выбор, если ты являешься истинным патриотом собственной страны, и готов переплачивать за отечественный автомобиль, предпочтя его более дешёвыми, но равными по классу и комфорту машинами иностранных марок.
Остряки окрестили её «Телега», и это название прочно вошло в народный лексикон.
Отчасти, это шутливое название было небольшой местью автолюбителей за то, что российский автопром, в который уже раз, трубивший о том, что именно эта автомобильная марка будет на равных соперничать с западными аналогами, в конечном итоге выпустил в серию машины, отстающие, как минимум, на десять лет от импортных. Ни тебе гравитационных тормозов, ни силовой подушки безопасности.
А на дворе, на минутку, уже середина двадцать первого века.
Хорошо хоть автопилот и климат контроль установили.
Хотя, если говорить об автоуправлении, то лично я его не любил. Мне нравилось самому управлять машиной, чувствовать её скорость и мощь, а не сидеть в ней, словно консервированный овощ, безоговорочно полагаясь на электронные мозги.
Если же в условные расчёты взять мой немалый безаварийный стаж управления автомобилем, то это позволяло говорить обо мне, как о довольно неплохом водителе.
Терпеть не могу тех, кто, приобретя крутую тачку, покупает вместе с ней и водительские права, считая, что теперь он готов управлять многотонной машиной. При этом, такой «авантюрист» совершенно не осознаёт всей той ответственности, что он несёт перед другими участниками дорожного движения, будь то другие водители, или пешеходы.
Ну, да бог им судья.
Я же к управлению автомобилем относился со всей возможной серьезностью, считая, что безопасная езда на наших дорогах напрямую зависит от уровня подготовленности водителя.
Автомобильное движение ещё не вошло в свой час пик и передвигаться по городу можно было без каких-либо особых проблем, вроде пробок и нервозной чехарды по полосам движения.
Не смотря на столь ранее утро, июльская жара уже начинала свое нехитрое дело.
Я, с сочувственным вздохом, глянул на людей, двигающихся по тротуарам: многоликое суетливое, вечно спешащее куда-то студенчество, и их полная противоположность — неспешные пенсионеры.
Та скудная зелень, что ещё имелась на улицах этого громадного мегаполиса, была столь малочисленна, что несчастным пешеходам не стоило рассчитывать на её спасительную тень.
В этом царстве что стекла, камня и бетона, балом правил один лишь кондиционер.
Именно так я думал, выкручивая реле климат контроля, почти на максимум его мощности.
В салоне стало значительно свежее.
Если уже сейчас припекает так, что мама не горюй, то что же будет твориться в полдень?
На очередной «воздушной» кольцевой развязке, поднятой над автострадой на высоту пятиэтажного дома, обратил внимание на огромный монитор, демонстрирующий яркую рекламу новой виртуальной игры.
Фанатом, так популярных сейчас, игр, базирующихся на виртуальных онлайновых пространствах, я никогда не являлся, считая это уделом подростков и молодежи. Хотя, положат руку на сердце, главной причиной, всё же, можно было с уверенностью назвать мою катастрофически занятость.
Естественно, что совсем игнорировать это массовое явление было просто невозможно. Восторженные возгласы вирталов, то есть людей играющих в виртуальной реальности, собирающихся в стайки по интересам, то бишь по игровому миру, в котором они предпочитали проводить немалое количество своего свободного времени, не могли остаться мною незамеченными. Очередной массовый штурм замка, зачистка городских улиц виртуального города от заполонивших их полчищ зомби, космические баталии, танковые сражения, реконструкция исторических событий, и это лишь малая часть из всего того, что тут же, навскидку пришло в голову — все это горячо обсуждалось, всё чаще отодвигая новости из реального мира на второй, третий, десятый план.
Пестрая картинка рекламы, потрясала воображение своей реалистичностью, невольно заставляя краем глаза следить за тем, что происходит на огромном уличном экране, тем самым существенно снижая внимание от ситуации на проезжей части.
Называлась эта игра New Global Virtual Super Realistic Sistem: Consolidation & Invasion.
Большая часть этого длинного названия, по сути, им не являлась, а была лейблом новейшей, супернавороченной, сверхреалистичной, виртуальной системы, под которую и создавали, единственную в мире игру.
Самое забавное то, что до выхода этой самой игры было ещё два года, а рекламная компания уже сейчас была такая, что мама не горюй!
Разработчики обещали затмить всё, что имелось до этого в виртуальной игровой индустрии.
Хотя все мои знакомые, друзья и родственники, опробовавшие, так сказать, развлечение прошлого поколения, в один голос утверждали, что виртуальные миры, в которых они побывали — это пространства, реалистичные в своей достоверности, или напротив, фантастические, но столь же реальные как и мир, в котором мы родились. В виртуальной вселенной (именно так преподносили мне это мои собеседники) ты можешь быть наделен самыми невероятными способностями.
Супер сила — запросто!
Невероятная скорость — а вот и она!
Левитация — да без проблем!
Не спеша огибая экран, я залюбовался огромной грациозной фигурой, возникшей в кадре.
Пантеон богов, гласила надпись, сопровождающая вереницу изображений, где между человекообразными существами, возникали и пропадали совсем уж фантастические и монстроподобные твари, на которых у меня глазеть особого желания не было.
А вот богиня — впечатлила!
Возможно потому, что чем-то напоминала мне мою Агнию.
Внезапно я уловил неясное движение краем глаза: черный джип, вместо того, чтобы пропустить меня нагло шёл мне в правый бок.
Ни увернуться, ни среагировать как-то иначе, я уже не мог.
Чудовищный удар сотряс машину, ударив мое тело, о левую дверцу.
Брызнувшее фонтаном стекло впилось мне в щеку и лоб, но я этого просто не почувствовал.
Сработала подушка безопасности, полностью закрыв мне обзор, и вслед за рывком ремня безопасности, окончательно выбив воздух из моих легких, а так же, мимоходом, сломала мне нос.
Должно быть машину начало волчком крутить на асфальте, но этого я уже не видел.
А затем последовал еще один, не менее сильный, удар.
Я уже совершенно потерял какую-либо ориентацию в пространстве, когда машина, кажется, остановилась, но как-то неуверенно, словно покачиваясь на волнах.
И вновь удар, а после, чувство свободного падения.
* * *
Скорее всего, на несколько секунд сознание моё отключилось, потому что в следующий раз я осознал, что плоть моя горит.
Даже сквозь заторможенность восприятия, возникшую, как следствие нешуточного удара головой, я почувствовал адскую боль, которая лишь продолжала усиливаться, хотя больше, казалось бы, было уже невозможно.
Я лихорадочно пытался вырваться из этого погребального кострища, но не тут то было — меня крепко-накрепко зажало между креслом и рулевым колесом.
Левая рука безжизненно болталось ниже плеча.
Не в силах что-либо предпринять, я в полном отчаянии взвыл.
Подушка безопасности наконец-то лопнула, выбросив из себя воздух под давлением, тут же подняв волну жара выше, к моему лицу.
Вспыхнули волосы.
Я попытался сбить пламя окровавленной правой рукою.
Помощи я уже не ждал, весьма отчётливо понимая, что всё должно будет закончиться в течение нескольких следующих минут.
Бросив сквозь языки пламени обреченный взгляд, я лихорадочно шарил глазами по окружающему пространству: какие-то пареньки увлечённо снимали происходящее на камеру с тротуара.
Глядя прямо на них, я издал ещё один вопль, да такой, что один из парней в ужасе выронил свой телефон.
Похоже, я сделал все что мог.
Погружаясь в кромешную, и такую спокойную, без боли и отчаяния спасительную тьму, я более чем ясно осознавал, что это конец.
* * *
Толчок в грудь по своей силе, скорее походил на удар стенобитного орудия.
Разом вернулась вся та нечеловеческая боль, которая терзала каждый миллиметр моего тела.
Мне по-настоящему сильно захотелось вернуться из этого кошмара наяву в то спасительное ничто, где так спокойно, а нестерпимая боль не заставляет тебя выть во весь голос.
Больше всего пугала тьма, которая царила вокруг меня, хотя звуки из окружающего меня пространства говорили о том, что вокруг кипит весьма оживленная деятельность: голоса, которые я не в силах был ни разобрать, ни понять, гул некоего устройства, весьма напоминающего по звучанию обыкновенную болгарку.
Моё тело и разум агонизировали.
Наверное, я кричал.
Кричал изо всех сил.
Вот только силы мои были слишком малы — я, как умирающая на суше рыба, лишь беззвучно открывал рот.
А затем вновь пришла спасительная тьма.
* * *
В следующий раз, когда сознание вернулось мне лишь несколько дней спустя, той адской боли, что так нещадно терзала мое тело, уже не было. Вернее она была, но уже столь сильная, как раньше. Наверное, так было из-за того, что меня под завязку накачали препаратами, снимающими болевые ощущения.
Следующее, на что я обратил внимание, так это на то, как дико чешутся у меня ноги. Должно быть в пожаре, охватившем салон автомобиля, им здорово досталось.
То, что я был жив, настраивало меня, как минимум, на оптимистичный лад.
Раз я жив, — рассуждал я, — значит всё в этой жизни ещё поправимо.
Ох, как же я ошибался…
Но, в то же самое время, был чертовски прав!
* * *
То, что вокруг моей скромной персоны происходит какая-то малопонятная мне возня, я понял уже на следующий день.
Я и говорить-то не мог толком, но, тем не менее, настойчиво пытался узнать, когда же меня выпишут из больницы.
— Всему своё время, — ответил доктор, терпеливо дождавшись, когда я наконец смогу выговорить это бесконечно длинное и такое тяжелое для всего моего организма предложение, — набирайтесь сил, выздоравливайте, и мы вас, естественно, выпишем.
Я очень беспокоился по поводу того, что лицо мое было плотно забинтовано. Больше всего опасений у меня было именно на счет моего зрения.
Главный вопрос заключался в том, а сохранилось ли оно вообще.
Вот только спросить про это сил у меня уже не было.
* * *
Каждый день я ждал того, что меня придёт навестить Агния, но она от чего-то медлила. Наверняка у нее была на это причина, просто я все никак не мог придумать, какая же. Именно из-за этого было особенно грустно. Если бы она пришла, то на душе у меня стало значительно легче, светлее.
Чего-чего, а света в моей жизни сейчас реально не хватало.
Но время, хоть и чудовищно медленно, шло, а её всё не было, и не было.
Так что дни, проведенные на больничной койке, казались мне бесконечно долгими.
* * *
Первый (но, увы, не последний) настоящий шок (в бесконечной череде последующих), я испытал в тот день, когда с моего обожженного лица сняли бинты.
Нет. Вопреки моим невысказанным страхам, я не ослеп. По крайней мере, окончательно. Но то, что открылось моему взгляду, было столь ужасно, что я подумал о том, что остаться слепым было бы не так уж и плохо.
Если бы я не увидел всего того, что со мной сделала авария, то, может быть, ещё сохранил кое-какие иллюзии. А так, даже значительно упавшее зрение, открыло мне тот факт, что жизнь моя больше не войдет в привычное русло.
Скажу больше — и жизни, как таковой, у меня больше не осталось.
А что же тогда осталось?
Изломанный ущербный кусок плоти, подключенный к аппарату жизнеобеспечения.
От моих ног не осталось практически ничего — безобразными култышками, они заканчивались едва начинаясь. Шансов на то, что я буду передвигаться хотя бы на протезах, при этом помогая себе костылями, не было никаких. Отныне мой жалкий удел — это инвалидное кресло.
Левая рука была на месте, но совершенно бездействовала, как и в тот момент аварии, когда я впервые обнаружил, что с ней что-то не так. Хирург говорил мне, что серьезно повреждены сухожилия и нервы.
Ещё он обнадёживал, что через три-пять операций, возможно, какие-то двигательные функции и восстановятся, правда, все эти операции платные и делаются только за рубежом.
Почти все тело, что ещё у меня осталось, было обожжено — кошмарные рубцы безжалостно уродовали мою кожу.
Это было далеко не все, что таким кардинальным образом изменилось в моей жизни.
Однажды ко мне наконец-то пришла Агния.
Однако, встреча эта не принесла мне ни малейшего душевного облегчения — она сообщила мне, что мы с ней расстаемся.
Выяснилось, что пока я был без сознания, а затем чуть позже, когда я уже пришел в себя, но из-за бинтов, закрывающих мне глаза, не способен был видеть хоть что-нибудь, она приходила когда мне в палату, но ужаснувшись от того, что открылось ее взгляду, так и не находила в себе силы заговорить, и в слезах выбегала прочь.
Вновь зарыдав, Агния сказала, что не готова принести свою красоту и молодость на алтарь моего страдания.
О да, она именно так и сказала!
Наверное, давно заготовила эту пафосную речь.
Конечно, я не стал устраивать нелепых сцен, отчасти понимая, что она в чем то, возможно, и права. Я отпустил её, заверив в том, что не имею к ней никаких претензий.
Уже на пороге она, как бы между прочим, обронила, что моего бизнеса больше не существует.
Вот так, в одночасье и заканчивается жизнь.
Все планы летят к черту.
Бизнес, который ты начинал с нуля, разваливается и прогорает.
Та, что некогда искренне любила и была любима, сказав, что она еще слишком молода, для того чтобы потратить свою жизнь на то, чтобы выносить из-под тебя ночные горшки, ушла, взяв с собой все вещи.
Ну, разве можно винить её за этот выбор?
Если смотреть на ситуацию логически, отринув в сторону простые, человеческие чувства и ценности, то поступила она чертовски правильно.
Кем я был в ее жизни? Состоятельным мужчиной, способным удовлетворить ее потребности.
Кто я в ее глазах теперь? Ущербный калека, неспособным вообще хоть на что-то. Я никогда не видел в ней декабристку, которая не раздумывая отправилась бы вслед за любимым на каторгу в Сибирь, поскольку Агния до сих пор так в итоге осталась избалованным ребенком. Так какие же сейчас, с моей стороны, могут быть обиды и упреки?
Если бы, в своё время, я нуждался именно в таком человеке, то он и по сей день остался со мной.
* * *
Наверное, вы думаете, что мне весьма крепко досталось от жизни, и пора бы злой судьбе оставить меня в покое?
Мол, хватит с меня жизненных катастроф!
Увы, вы ошибаетесь!
Заключения мои лишь набирали обороты. И следующим для меня испытанием, стало обвинение в махинациях с налогами.
Была у меня одна догадка о том, что кто-то очень заинтересован, чтобы устранить меня подобным образом, чтобы я не путался под ногами, но докапываться до истины, и, тем более, доказывать свою невиновность у меня не было абсолютно не какого желания.
Сказать по правде, я был так подавлен, что мне совершенно не было дела до того как идет судебный процесс.
А процесс получился резонансным. Показательным!
Общественный защитник под частую слил дело (мне кажется, что будь я даже парализован, и стопроцентно прикован к постели, итог был бы тем же) и теперь, после конфискации личного имущества, по выходу из больницы меня ожидало тюремное заключение, сроком на четыре года.
Вот она — обратная сторона толерантности, равенства полов, расового равноправия, религиозных концессий, прав сексуальных меньшинств и прочего говнображения, то есть, я хотел сказать, борьбы за права человека: всем не только равные права, но и равная ответственность. В том числе и перед законом. В том числе и людям с ограниченными возможностями, то бишь инвалидам.
Неотвратимость наказания меня не пугала, совершенно.
Похоже, что после пережитого в этой жизни, меня уже больше ничего не могло ни напугать, ни удивить, ни, тем более, обрадовать.
Мне было всё равно.