Разбираться с тем, какие «плюшки» мне принесла, так называемая, «рука господня» мне было уже, извиняюсь за тавтологию, не с руки, ибо в месте контакта с божественным артефактом моментально возникло непереносимое жжение, которое заставило меня взвыть волком и завертеться на месте, пытаясь оторвать от моей культи инородный предмет.

Однако, все мои старания были безуспешны — «Длань Бога» крепко-накрепко схватилась с моим телом, причиняя немыслимую боль.

Ощущение было такое, будто бы я угодил обрубком руки в кипящее масло, а затем упорно продолжал держать изувеченную конечность в этой субстанции, продлевая собственные мучения.

Через несколько секунд боль свалила меня на замусоренный ошметками разорванной человеческой и прочей плоти, и заставила беспомощно кататься по останкам, обречённо подвывая в такт немилосердно накатывающим волнам нечеловеческих страданий.

Не имею ни малейшего понятия о том, сколько времени я провёл в подобном состоянии и вышел бы из него вообще когда-нибудь если бы краем глаза не заметил того, что ко мне, сантиметр за сантиметром, приближается, волоча по полу собственные внутренности тот, кого ещё несколько минут назад посчитал абсолютно мертвым.

Лысый был изломан, истекал кровью, но продолжал ко мне ползти, исполненный безумной решимости вынести мне смертельный приговор.

Вот это я понимаю — сила воли! Или сила ненависти?…

И, словно в очередной раз подтверждая серьёзность своих намерений, когда выпотрошенные внутренности Никоненко зацепились за нагромождение из мертвой плоти, он не стал себя утруждать и распутывать этот клубок голубоватых кишок, и единым взмахом клинка отделил их, а затем улыбаясь, как это могут лишь полнейшие безумцы, продолжил своё движение, конечной целю которого являлось моё беспомощное тело.

Не смотря на то, что выглядел Никоненко очень хреново, но что-то подсказывало мне, что сил добраться до меня у него хватит.

Я было подумал, что ошибся, когда Лысый резко согнулся и закашлялся, обильно разбрызгивая вокруг себя кровь, скопившуюся в легких. Но вот тот прокашлялся, утер рукавом алую пену с подбородка и вновь двинулся на меня.

Его окровавленные губы что-то беспрестанно шептали, но расслышать что именно для меня не представлялось возможным. И только тогда, когда нас разделяло чуть больше метра я, наконец-то, расслышал то, что он повторял, как нескончаемую мантру:

— …ты сдохнешь, сдохнешь, сдохнешь…

Как бы мне не было плохо, но и умирать подобным образом вовсе не хотелось.

Я, как смог, попытался отползти. Однако, и Лысый, почувствовал, что добыча уже близка, ускорился, медленно, но верно настигая меня.

Его первая попытка вонзить в меня кинжал увенчалась неудачей — острозаточенная сталь лишь чиркнула по тому месту, где ещё мгновение назад корчилось моё, сотрясаемое болевыми спазмами, тело.

Вторая попытка была более успешной — кончик лезвия пробил правый рукав куртки и вонзился в плечо, разрывая мышечные волокна.

Должно быть клинок задел какой-то нерв и рука с силой распрямилась.

Удар правого кулака пришёлся прямиком в лицо Никоненко.

Если бы я не видел это собственными глазами, то ни за что не поверил бы в то, что кто-то способен на подобное: лицевые кости Лысого были раздроблены и чудовищным по своей силе ударом вбиты вглубь черепа, тело отлетело в сторону на несколько метров, а затем, уже не подовая признаков жизни, замерло.

А ещё мне стало легче. Значительно легче! Словно удар в лицо моего давнего врага неожиданно поставил всё на свои места. Жжение, которое изводило меня адовыми муками, внезапно прошло, и я даже смог кое-как сесть.

Привалившись спиной к мраморной опоре, я, вытянув вперед правую руку, с интересом рассматривал своё новое приобретение.

Кулак, некогда принадлежащий человеческому воплощению Злого Бога, был значительно больше того, каким исконно наградила меня природа. Но это и не мудрено, учитывая то, что рост божества был больше моего почти на пол метра.

Я несколько раз согнул и разогнул кулак, отмечая про себя тот факт, что новая конечность работает вполне себе исправно.

А ещё меня посетила одна шальная мысль: — А что я делал бы, если вместо правой ладони ко мне в руки прилетела левая и я не разобравшись толком приставил её к обрубку?

Да ничего бы я не делал. Просто продолжал жить с двумя левыми руками.

От того, какая картинка мне представилась в воображении, на моё изнурённое лицо наползла усталая улыбка.

Поворачивая ладонь то так, то эдак, я заметил небольшой кусочек серого студенистого вещества — должно быть это были мозги Лысого.

Никогда не был высокого мнения о его умственных способностях, но и проверка минимального наличия головного мозга в его черепной коробке в мои планы тоже не входила, поэтому я брезгливо оттер мозг о волосатую шкуру какой-то мертвой твари, лежащей поблизости.

Новое сообщение, запоздало пришедшее из виртуальных игровых недр, меня весьма озадачило:

— ПОЗДРАВЛЯЕМ! ТЕПЕРЬ ВЫ СТАЛИ ОБЛАДАТЕЛЕМ ТАКОГО РЕДКОГО ДАРА, КАК УДАР БОГА!

ОДНАКО, ВСЁ В ЭТОМ МИРЕ ИМЕЕТ СВОЮ ЦЕНУ!

ЦЕНА ДАННОЙ СПОСОБНОСТИ СОСТОИТ В ТОМ, ЧТО ТЕПЕРЬ ВЫ РЕГУЛЯРНО ДОЛЖНЫ СОВЕРШАТЬ РИТУАЛЬНЫЕ УБИЙСТВА ЭТОЙ КОНЕЧНОСТЬЮ, ИБО ТОЛЬКО С ПОМОЩЬЮ НИХ ВЫ СМОЖЕТЕ ОБУЗДАТЬ ТУ БОЛЬ, КТОРОРАЯ ВНОВЬ ВЕРНЁТСЯ В ВАШЕ ТЕЛО, КАК ТОЛЬКО ДЕМОН, ЖИВУЩИЙ В ВАШЕЙ РУКЕ, ВНОВЬ ПОТРЕБУЕТ ТО, ЧТО ЕМУ ПРИЧИТАЕТСЯ.

Это что же получается? Я собственноручно прикрепил к своему организму весьма опасного паразита? Опасного настолько, что ломка наркомана, оставшегося без дозы не идет ни в какое сравнение с тем, какие мучения приходится испытывать мне!

Ну, да бог с ним, с демоном! Как-нибудь решу и эту проблему.

Сейчас для меня на первом месте стояла задача отыскать вход в подземелье, которое Город открыл для убегающего со спящей красавицей на руках Петропавла.

Уж очень я за него беспокоился. А меж тем, времени, с того момента как мраморная плита перекрыла вход в убежище, прошло уже весьма много, и, что немаловажно, оно неумолимо продолжало идти.

Усилием воли я заставил себя подняться на ноги и нетвёрдой походкой, с каждым последующим шагом лишь набирающей уверенность, двинулся туда, где ещё несколько минут назад стоял саркофаг.

Каково же было моё удивление, когда я понял, что активировавший взрывчатку умирающий Злой Бог стоял практически над тем местом где начинался вход в подземелье.

Чудовищным взрывом мраморные плиты разворотило основательно, так что образовалось несколько довольно внушительных трещин.

Всё что от меня требовалось теперь — это несколькими могучими ударами разворотить вход в пещеру.

Если бы ещё несколько минут назад кто-нибудь предложил мне совершить подобное, я просто покрутил указательным пальцем, единственной на тот момент имеющейся в моём распоряжении, левой руки.

Однако, сейчас очень многое изменилось.

Именно поэтому я, полностью уверенный в том, что никакой осечки уже не возникнет, заносил «Длань Бога» над расколовшейся мраморной поверхностью для того чтобы сделать удар, который в реальной жизни превратил бы в мою конечность в крошево из костей и плоти, которое впоследствии не смог бы собрать воедино ни один хирург.

* * *

Плита поддалась с третьего удара, осыпавшись вниз несколькими крупными булыжниками.

Вопреки моим опасениям, в глубине открывшегося лаза забрезжил, пусть и тусклый, но, всё-таки, свет, а не кромешная тьма.

Прикинув расстояние до пола, я убедился, что после прыжка вниз не сломаю себе ноги, или, на худой конец, шею.

Стараясь долго не возиться, я просунул тело в проём, повис на руках, а затем разжал пальцы.

Короткий полёт — и вот я уже в утробе подземного убежища.

Глаза несколько мгновений привыкали к полутьме помещения, а как только зрение перестроилось на, так называемый, ночной режим, из моего горла тут же вырвался встревоженный вскрик:

— Павел!!!

По началу мне показалось, что над телом моего товарища, распластавшегося прямо на холодных плитах подземного убежища, навис огромный уродливый паук. Но когда я в ужасе выкрикнул имя друга, тварь оторвала от него свою морду, и тогда я встретился с ней глазами. Взгляд был по человечески осмысленным, что твердо убедило меня в том, что это существо обладает разумом.

А в следующий миг создание легко спрыгнуло с груди Петропавла и бросилось от меня прочь по длинному коридору, петляющему в толще камня.

Не теряя ни мгновения, я подбежал к парнишке и стал лихорадочно искать признаки жизни. Однако, все мои наблюдения, включающиеся в себя измерение пульса, величину зрачков и прочего, настойчиво говорили мне о том, что мой друг уже мертв.

Что-то сломалось во вселенной, или только во мне самом — осталось лишь чувство горя, отчаяния и ненависти, которая с каждым следующим мгновением разгоралась всё сильнее и ярче, затмевая собою всё!

Сейчас моя ненависть к паукоподобной твари, лишившей жизни моего друга была сильна на столько, что могла сравниться по своей мощи лишь с чувствами Никоненко, главной целью в жизни которого была моя скоропостижная смерть.

Взревев как обезумевший зверь, я бросился вслед я уродливым существом.

Извивающийся коридор, слабо освещенный настенными факелами, казался бесконечным, а пламя моей ненависти было столь велико, что просто сжигало меня изнутри. Но это пламя, вместе с тем было и той энергией, которая заставляла меня на сумасшедшей скорости двигаться вперёд.

Но вот впереди забрезжил свет.

Лишь через десяток шагов я осознал, что этот свечение — грандиозная панорама.

Я решил было, что туннель под землей закончился, выходя на поверхность.

Вот только поверхность эта уже не была той пустыней, на которой стоял злополучный Город: по вечернему небу плыли редкие белые облака, прямо по центру висела такая до боли знакомая и одинокая бледно-желтая луна, а чуть ниже яркими огнями сияли улицы и высотные дома большого города.

Я готов был поспорить, положив свою жизнь на кон, утверждая то, что передо мной сейчас вовсе не очередной пейзаж виртуальной вселенной, а мой собственный мир, который мы с Павлом покинули в огромной спешке с наивной надеждой на то, что уж здесь то точно будет лучше.

Но лучше нам не стало…

Именно в этот миг сгорбленный силуэт мелькнул на фоне вечернего пейзажа родной Земли, а затем мир померк, вновь превращаясь в глухую стену тоннеля, в которую упиралась дорога под моими ногами.

Я подбежал к глухой стене и в отчаянии несколько раз ударил ее кулаком Бога, высекая из камня искры и выбивая гранитное крошево. Никакого другого эффекта выплеск моей ярости не принёс.

Прислонившись спиною к холодному камню, я медленно осел вниз.

Всем моим существом овладело бесконечное отчаяние, ибо в этот миг я наконец понял, что портал захлопнулся, оставляя меня и мертвого Павла здесь, а тварь, проспавшую не одно тысячелетие в ожидании своего часа, перенеслась на Землю.

Конец первой части