Прошло три недели, прежде чем Анита смогла уехать. Три недели мрачных туч, редких дождей и даже немного бледного зимнего солнца. Кэти жалела, что Анита не сможет провести Рождество с ними и не приедет на их свадьбу, которая была назначена на первое января.

Анита пыталась сохранять унылое выражение лица, но ей было трудно, потому что при одной мысли о возвращении сердце ее начинало петь. Она попыталась вычеркнуть воспоминания о Фелипе из своего прошлого, но это было так же бесполезно, как пытаться загнать дым обратно в дымоход. Проигнорировав предложение Эдварда послать письмо, Анита решила ехать без предупреждения, чтобы увидеть, как радостный изгиб кривит уголки его рта, сначала левый, потом правый.

Как странно возвращаться. Первая поездка почти изгладилась из памяти, и Аните казалось, что она двигается по дороге, когда-то приснившейся ей.

Кое-что отличалось. С дружеским безразличием, а не со скрытой подозрительностью Аниту приветствовала другая стюардесса. Эти девушки действительно натренированы сразу вычислять малейший нюанс характера пассажира. В тот раз она распространяла волны страха, сейчас лучится от счастья. Знает ли девушка в форме, что это первый полет совсем другого человека? Полет из детства в зрелость, от одиночества к дружбе, от разбитого сердца к сердечной привязанности.

— К ленчу чай или кофе?

— Кофе, — ответила Анита, чтобы не отступать от правила. В прошлый раз она тоже пила кофе. Она села у окна. И в тот раз она сидела у окна. Соседкой ее, как и в тот раз, была женщина.

Анита повернула голову в тот момент, когда повернулась и соседка — ее карие глаза излучали тепло и радость, она улыбалась, желая сломать барьер молчания.

Анита хотела ответить на безмолвное приглашение познакомиться, как вдруг вспомнила. Нет! В прошлый раз она познакомилась с попутчицей, и вот, что из этого получилось! Она вздрогнула. Лучше остаться одной, но в полном порядке!

Большую часть полета Анита провела, прижимаясь лицом к стеклу. Похрустывание в ушах и чувство поднимающихся вверх внутренностей подсказали ей, что самолет пошел на снижение.

Капитан произнес свою обычную речь. Стюардессы надели шляпки, перчатки и готовились к посадке. Анита все время сглатывала, чтобы избавиться не только от давления в ушах, но и от ощущения подступающей паники. За время лихорадочных сборов она не успела испугаться. Когда Анита вышла на залитый солнцем аэродром, ей показалось, что это глупо — позволять непонятным страхам портить себе день.

Анита танцующим шагом подошла к таможне, разыскала свой чемодан, ответила на рутинные вопросы и снова вышла на улицу. К ней неторопливо приблизилась высокая фигура, и у Аниты подступил к горлу счастливый комок.

— Рок! Рада вас видеть.

— Рад видеть вас, Анита.

На нее вдруг накатил страх, накатил и пропал. В прошлый раз Рок Беннет понравился ей, но они едва ли сказали друг другу два десятка слов — после катастрофы он тоже был подавлен, не зная, хватит ли у него средств и духу продолжать полеты.

И только когда колеса самолета коснулись посадочной полосы на Лехенде, Анита набралась смелости и спросила о Фелипе.

— С ним все в порядке, — сообщил ей Рок. — Наверное, вы слышали о том дурацком деле с драгоценностями Моники Перриман?

— Да. Что — все прояснилось?

— Я бы не сказал.

— А что бы вы сказали?

— Фелипе все еще наслаждается свободой, и, думаю, это хороший знак.

— Он не вор, — излишне горячо воскликнула Анита.

— Я это знаю и без вашей защиты, — настороженно улыбнулся Рок. — Ну, вот мы и дома. — Он имел в виду — на земле, но Аните представилось другое.

Она вдохнула полной грудью и округлила губы, выдыхая слово «дом», пробуя его на язык. Двигатели перестали работать, и стояла тишина.

— Не хотелось бы торопить вас, — сказал Рок, — но если в этот раз все пойдет не так, как в прошлый, и если вам нужен симпатичный, умный и остроумный собеседник, позвоните мне.

— Спасибо, Рок. — Она подалась вперед и коснулась губами его щеки. — А пока до свиданья.

Если в этот раз все пойдет не так, как в прошлый, сказал он… Все уже выглядело немного не так. Нет, ничего не переменилось, она сама стала другая. Она стала немного старше, немного мудрее. В этот раз она уже рассматривала этот остров не как курортное место, а как место, где можно пустить корни и жить дальше.

Ей было приятно, что владелец отеля узнал ее, засуетился и освободил ее прежний номер. Дома. Да, это чувство окутывало ее, как теплое уютное одеяло. Если бы только избавиться от комочка страха в горле. Но справиться с этим по силам только Фелипе.

После ленча Анита села в автобус, который высадил ее примерно в километре от Каса-Эсмеральда. Странно, на этот раз сад не выглядел таким большим. Дорожка, которая в прошлый раз вилась бесконечными петлями, теперь быстро кончилась. Может быть, зря она решила поехать без предупреждения и всех удивить? Взрослое понимание удушило детское предвкушение, сдавив ей горло.

Анита позвонила, стараясь привыкнуть к своему новому ощущению. Полгода — большой срок. За полгода многое может случиться. Лето превращается в осень, а осень — в зиму. Минуты бегут и увлекают за собой, поэтому не замечаешь, что настоящее становится прошлым, но никогда — будущим. Завтрашний день — это что-то неуловимое, то, за чем все гонятся. Но он отказывается торопиться и, как бы осторожно ты ни подбиралась к нему, проскальзывает между пальцами, и оказывается, что ты схватила настоящее.

Дверь открылась. Анита улыбнулась, но оказалось, что это вовсе не Пилар. Молодая девушка, наверное, нанятая для помощи по хозяйству, стояла в дверном проеме — там, где полагалось стоять Пилар.

— Сеньора Санчес? — вежливо спросила Анита.

Девушка весело улыбнулась:

— Сеньоры нет дома. Сеньора уехала в гости к сестре.

— А сеньор Санчес?

— Сеньор в Мадриде, на корриде.

— Понятно. А когда он приезжает из Мадрида?

— В конце недели. Но потом он едет в Барселону.

— Хорошо, спасибо, — сказала Анита, повернулась и быстро пошла прочь, словно у нее было еще много дел.

Итак, эта смешная поспешность ни к чему не привела. Миссис Стэндиш обрушилась на нее без всякой причины. Анита могла бы остаться, пока ей не подыскали бы замену, сделать тот же самый шаг, но с меньшей поспешностью.

Вдруг девушка ощутила, как она устала. Эти самолеты летают, когда им вздумается, поэтому сегодня пришлось встать еще до рассвета. А раньше, пока можно было поспать, она была слишком возбуждена. Сейчас Анита с тоской подумала об уютной кровати в отеле и о том, что идти туда очень долго. Автобус пойдет обратно только через несколько часов, и ей совсем не хотелось сидеть у дороги, дожидаясь случайной машины, которая могла бы подвезти, — этот отрезок дороги не очень-то привлекал автомобилистов. Можно пойти к перекрестку, но в таком случае, если поход не увенчается успехом, придется идти назад.

Анита видела, как к перекрестку подъезжает автомобиль, однако, как она и подозревала, он свернул на более короткую горную дорогу, по которой можно быстрее добраться в город. Но прежде чем Анита успела отвести взгляд, машина затормозила, подняв облако пыли, развернулась и подъехала к ней.

Когда машина остановилась рядом и Анита разглядела, кто сидит за рулем, она перестала улыбаться и нахмурилась. Все же она очень устала и была расстроена, поэтому не стала отказываться, когда Клод Перриман, потянувшись, распахнул перед ней пассажирскую дверь.

— Как вам удалось узнать меня издалека?

— По вашим волосам, дорогая. Вы как куст жасмина в цвету. Не стану спрашивать, что привело вас к нам снова. Таким образом я смогу тешить себя глупой надеждой, что это было мое непреодолимое обаяние. Очень рад вас видеть. Ну, куда бы вы хотели поехать?

Не «Где вас высадить?» — подумала Анита.

— Подвезите меня, пожалуйста, к отелю, если не опаздываете на работу, — подчеркнуто сухо сказала она.

— Мне вдруг расхотелось работать.

— Но мне не расхотелось спать. Эту ночь я совсем не спала. Я только что приехала.

Он наклонился вперед и посмотрел на тени, появившиеся от недосыпа у нее вокруг глаз.

— Да, тетя! Я буду хорошим мальчиком и поиграю один, если вы пообещаете мне награду.

— То есть вы отвезете меня сейчас домой, если я пообещаю провести с вами вечер?

Он сложил губы трубочкой:

— Обычно девушки любят гулять со мной.

Некоторое время она смотрела на него, склонив голову набок.

— Хорошо. Согласна.

Клод Перриман включил первую передачу, и они поехали.

— Не самое горячее согласие, — пожаловался он.

— Я буду рада провести с вами вечер, — поправилась Анита. Она и сама не понимала, почему пошла по линии наименьшего сопротивления. Это было нечто большее, чем просто любезность в ответ на то, что ее подвезли.

В этот раз с ней не было ни Эдварда, ни Кэти, да и Фелипе далеко, а вечер, когда снисходит задумчивое и унылое настроение, надо было как-то занять. Кроме того, нельзя не принять во внимание и обычное любопытство. Клод мог рассказать о том, как обстоят дела с поисками драгоценностей его покойной жены. Может, поэтому она так быстро и капитулировала? Может быть, это был конец ее поисков? Может быть, Аните надо встретиться с Клодом, чтобы разузнать все о Фелипе, ведь его самого здесь нет, значит, и рассказать ей он сам о себе ничего не может?

Спросить сразу, значит, все испортить. Клоду, как и любому мужчине, нужна долгая подготовка, и, как его гостья, Анита не сможет лишить его такого удовольствия. Если в разговоре ничего не выплывет, она сама затронет эту тему, но очень осторожно, выбирая подходящий момент.

Клод остановил машину у отеля:

— Девять часов не поздно? Я привык работать по вечерам, но если это поздно, я мог бы изменить свое расписание.

— Нет, не надо. Девять вполне подойдет. Мне надо поужинать? Или вы что-то планируете?

— Не ужинайте. К несчастью, здесь не такой выбор ресторанов, как в лондонском Вест-Энде, но все же есть кое-что интересное.

Вечер прошел достаточно приятно. Наверное, в предыдущий раз она была груба и он тоже, и их взаимная грубость родила ощущение противостояния. Однако полгода сделали свое дело, и весь вечер Клод оставался одинаково приятным мужчиной, который подвез ее днем.

Они совершили нечто вроде набега по барам. Под его руководством Анита напробовалась морепродуктов, а также отведала копченой свинины, которая хорошо шла под местное вино. Потом они поехали вдоль берега по освещенной луной прибрежной дороге.

Клод остановил машину, чтобы покурить, а Анита любовалась блестками огней на спокойном море. От луны бежала дорожка, она казалась такой плотной, что по ней хотелось пройтись, а тишина и покой ночи наполнили ощущением покоя. С тактом, которого Анита в нем не подозревала, Клод молчал, не желая нарушать хрупкого равновесия, пока Анита не сказала:

— Поехали, — и только тогда завел машину.

И снова он остановился у ее отеля. И опять Анита не спросила его ни о чем, просто сказала:

— Как-то ко мне заходил человек из страховой компании. По поводу драгоценностей Моники… — Ой, нет, это слишком прямо! Она хотела начать как-нибудь постепенно. — Ну, я и подумала, может быть, что-нибудь стало известно?

— Вещи так и не нашлись. Вы это хотели узнать?

— Да, это. Потом… ну… Кэти говорила, что Фелипе Санчес — главный подозреваемый.

— Ну и словечко, — резко бросил Клод. — Единственное, что ему можно предъявить, так это деньги, в происхождении которых он не может отчитаться.

— Да, я об этом знаю. — Анита вздохнула. — Но разве это его деньги? А не Пилар?

— Да, Пилар.

Ужасное долгое молчание.

— Ну, ладно, не говорите. Я и так проявляю слишком много любопытства.

— Женщина, которая признает, что сует носик не в свое дело, — с притворным восхищением заметил он, — к тому же прелестный носик! — Он шутливо дернул ее за нос и слегка коснулся ее щеки тыльной стороной указательного пальца. — Не волнуйтесь, я ничего не испорчу. Чисто платонические отношения лучше, чем вообще никаких.

— Спасибо, Клод.

— За что?

— За то, что поняли — это то, что мне нужно. Мне кажется, и вам нужно именно это. А еще мне кажется, Моника оставила в вашей душе гораздо более глубокий след, чем все думают.

— Вы не правы. Может, я шокирую вас, но знаете, сейчас я сделаю ужасное признание — я рад, что она погибла, вы слышите?

— Слышу, Клод, но не верю вам.

— Тогда я объясню, а потом вы. Я был рад, что она не достанется никакому другому мужчине. Что вы на это скажете?

— Скажу, что вы, похоже, слишком много выпили. Боюсь даже, что вы не сможете доехать домой. Почему вы смеетесь?

— Я смеюсь над вами. Вы самая непредсказуемая женщина из всех, кого я знаю. Когда я стараюсь вам понравиться, вы воротите нос. Но как только я стал гадким и противным, вы начали ходить вокруг меня кругами.

— Мне и в голову не приходило так об этом подумать, но, пожалуй, это верно. Я так и чувствую себя. Но не потому, что вы гадкий и противный, а потому, что вы перестали обманывать себя. А теперь мне пора. Может быть, вам вызвать такси?

— Нет, я в порядке. Мы встретимся с вами завтра? Вдруг у меня появятся какие-то новости.

— Вы так говорите, словно я поехала с вами только для того, чтобы выяснить, как идут дела, — нахмурилась Анита.

— А разве нет?

— Нет, конечно, — горячо возразила она.

— Значит, мы с вами еще встретимся? Да, кстати, я так и не знаю, откуда у Пилар взялись деньги. У нее есть письменное подтверждение, что это ее деньги. Пилар показывала документ моему адвокату, но, конечно, он не сказал, кто ее благодетель.

— В то же время?

— Что?

— Завтра, в девять?

К тому времени, как Анита добралась до постели, было уже очень поздно, но из-за того, что она долго спала днем, сейчас ей спать не хотелось. Клод сказал, что она ходит вокруг него кругами, а теперь Анита не была уверена, что он не делает того же — убаюкивая ее нежными словами, подкармливая ее любопытство намеками и взывая к ее материнскому инстинкту. В деловом мире Клод не может не быть хватким предпринимателем, а дома оказывается обиженным и недоумевающим ребенком. Все знают, что неблагополучный ребенок — это не непоседа, а тот, чья домашняя жизнь дала трещину, а он не ведает, отчего и как.

Ясно, откуда Пилар взяла деньги. Отец Фелипе оказался достаточно предусмотрителен, чтобы обеспечить ей будущее. Никто не говорил, но у Аниты сложилось впечатление, что он уже умер. С одной стороны, решила Анита, хорошо, что это выяснилось, для Фелипе хорошо, то есть в том случае, если раньше он ничего не знал о деньгах. Ему приятно будет думать, что Пилар любили и о ней позаботились, а не выбросили, использовав… И вдруг она почувствовала, что устала… очень устала…

Не то чтобы Анита не хотела встречаться с Клодом. Она ощущала его понимающие взгляды и резко обрываемые разговоры, когда они подошли к группке знакомых Клода.

— Они говорят о нас, — сказала Анита Клоду.

На это Клод предложил:

— Мы вполне можем проводить вечера у меня дома.

Брови Аниты поползли вверх.

— Тогда уж всем им точно будет о чем поговорить.

Некоторым образом Анита говорила за него — ей было все равно, о чем подумают люди, но ее беспокоило, как будет чувствовать себя Клод, и подумала, что его чувства слегка изменились.

— Да, — согласился он. — Будет.

Тут Анита поняла, что приятное время закончилось. Больше она не должна встречаться с Клодом.

На следующий день она узнала, что возвращается Фелипе. Она зашла в лавку, чтобы купить шампунь. Это была одна из тех интересных лавочек, где продается все, от бананов до пляжных вещиц, и, заплатив за шампунь, Анита не ушла, а остановилась поглядеть на вечернее шелковое платье, когда услышала, как хозяйка магазинчика говорит молоденькой продавщице:

— Лучше поторопись с этим заказом для Каса-Эсмеральда. Сегодня утром звонила сеньора Санчес и сказала, что ее сын приедет завтра, а ей понадобилось кое-что заранее, чтобы подготовиться к его приезду.

Анита была так рада это слышать, что в знак благодарности купила платье.

К невероятному удивлению персонала, она вышла пообедать в ресторан отеля — все предыдущие вечера она обедала с Клодом. Оттуда ее позвали к телефону.

— Анита, мне надо с вами увидеться.

— О, Клод! — сказала она, скрывая явное разочарование, хотя как ей мог позвонить Фелипе, если он только завтра приезжает? — Мы же все обсудили и договорились, что нам не стоит больше встречаться.

— Договориться, значит, прийти к согласию. Вы сказали, что нам не стоит больше встречаться, и я неохотно подчинился. По моему мнению, это не соглашение.

— Хорошо, Клод. Я должна идти.

— Не выслушав, что я хочу сказать?

— А что вы хотите сказать?

— Появился неожиданный поворот в этом деле с украшениями Моники.

— Да?

— Но это не по телефону. Я заеду за вами. Минут через десять вас устроит?

— Через полчаса. После того, как я пообедаю.

Испанский обед не предназначен для того, чтобы его проглатывали в полчаса, но, пропустив несколько блюд, Анита все же ухитрилась сделать это и уже ждала на крыльце отеля, когда подъехал Клод Перриман. Она села в машину, и он отъехал, не спросив, как обычно это делал, куда они отправляются. И только когда фары высветили виллу на холме, Анита сообразила, что он привез ее к себе домой.

— Сегодня у слуг выходной. Мы можем поговорить наедине, — объяснил он.

— А это необходимо?

— Мне нужен ваш совет.

Она, вздохнув, подчинилась, и Клод проводил ее в дом. Во всем происходящем ощущалась какая-то мрачная неизбежность, словно все предыдущие события вели именно к этому моменту.

— У вас чудесный дом, — сказала Анита, стараясь, чтобы голос звучал не очень фальшиво.

— Вы правда так считаете? Я сам помогал оформлять его. Архитектор показал мне планы, а я внес изменения, чтобы все соответствовало моим вкусам.

Анита заметила, что он говорит немного нечетко, словно в легком опьянении.

— Так вы расскажете мне об этой неожиданности?

— Сейчас. Сначала выпьем. Что вы будете?

— Пожалуйста, кофе. Может, я сама сделаю?

— Да, пожалуй. Потому что мой пить невозможно.

— Можете со мной не ходить. Меня очень привлекает идея потеряться в вашей суперсовременной кухне.

Анита сварила крепкий черный кофе. Ей показалось, что Клод злоупотребляет алкоголем, и она решила, что это его немного протрезвит.

Она неохотно покинула кухню, чтобы вернуться к Клоду. Он сидел в компании большого стакана с бренди. Анита забрала у него бренди и дала чашку кофе, легкомысленно заметив:

— Обмен — не грабеж.

Он сморщился.

— Выпейте! — посоветовала она.

Клод послушно глотнул кофе:

— И она так говорила.

— Кто?

— Моника. Она заставляла меня пить черный кофе, когда думала, что я слишком много выпил.

— Как долго вы были женаты?

— Пятнадцать лет.

— Вы не можете все позабыть за пять минут, — мягко сказала Анита.

— Уже полгода прошло.

— Все относительно. Полгода ничто по сравнению с пятнадцатью годами.

Клод Перриман глянул на нее. По его лицу нельзя было понять, что он собирается сказать или сделать.

— Идемте со мной, — одним движением он поставил свой кофе, вскочил на ноги и грубо схватил Аниту за локоть, заставив и ее встать. Он не заметил, что у нее в руке чашка. Чашка подпрыгнула на блюдце, выплеснув обжигающую жидкость. Анита вскрикнула, когда кофе проник сквозь ее платье и обжег ее. Но он этого словно не замечал, с силой таща ее прочь из комнаты, распахивая по пути двери, или комментируя цветовую гамму в комнате, или описывая ту или иную перспективу.

— Да, Клод! — почти в отчаянии повторяла она. — У вас чудесный дом.

Он дернул ее за руку вверх, на лестницу второго этажа, и снова, таща по коридору, распахивая на ходу двери справа и слева, показывал ей комнату для гостей, отделанную в голубых тонах, невообразимо роскошную персиково-золотистую ванную. Они оказались в главной спальне, огромном помещении со встроенными шкафами и большим трюмо. Кровать, изголовьем повернутая к окну и имеющая в ногах комод, терялась в этой просторной спальне.

— Все… просто прекрасно, Клод. У вас хороший вкус и потрясающая интуиция.

Безумие его вдруг прошло, он словно протрезвел, ссутулился.

— Да? У меня все это есть и в то же время нет ничего. Смотрите! — Он откатил в сторону раздвижную дверь, и консервативная персиково-бежевая гамма комнаты обогатилась новыми тонами. Синие, зеленые, ярко-розовые и бледно-розовые цвета. Шелка, бархат, блестящие и матовые материи, жесткие и мягкие, прозрачные и плотные. Никогда Анита не видела так много платьев и такого разнообразия расцветок и фактур. Клод толкнул другую панель, и открылась перспектива меховых накидок и боа.

— Вы бы подумали, что женщина, у которой такой гардероб, не может не быть счастлива, не так ли? Возьмите что-нибудь, что привлекает ваше внимание, — сказал он. — Примерьте! — Он заметил на ее платье пятно от кофе. — Ой, какая же вы неловкая девочка! Ничего, сейчас в этой куче мы что-нибудь вам подберем. Ну-ка, посмотрим. Немного подумав, он вытащил длинную узкую бархатную юбку и белую кружевную блузку с широкими рукавами.

— Это вам пойдет. Моника только раз его и надела, — уговаривал он.

Анита подумала, что с его стороны это очень великодушно — предлагать вещи, почти не ношенные его женой. Но мысль о том, чтобы надеть хоть что-нибудь из принадлежавших умершей женщине платьев, вызвала у нее отвращение.

— Ничего, — похлопала она по все еще дымящемуся пятну на испорченном платье. — Уже высыхает.

— Все это могло бы быть ваше, — сказал Клод. Во взгляде его светлых глаз появилось что-то гипнотическое.

— Что вы имеете в виду, Клод?

— Я хотел бы жениться на вас.

Анита сглотнула.

— Спасибо, Клод. Это удивительный комплимент, и, если бы он был искренний, я бы могла поддаться искушению и согласиться, — ответила она, пытаясь помягче отказать ему.

— О чем вы? Я говорю совершенно искренне. Я хочу жениться на вас.

— Понимаю, Клод. Но причина у вас не та. — Анита с трудом подбирала слова. Они все у нее были, но ей не хватало не то возраста, не то мудрости, чтобы произнести их без усилия. — Почему-то судьба решила сплести наши жизни. Из-за того, что я была с Моникой, когда она погибла, из-за того, что перед этим она решила открыть мне свое сердце, в ваших глазах я крепко с ней связана. Мы с вами не были знакомы, и поэтому у меня сложилось свое мнение на ваш счет. Я получила живой портрет Клода Перримана таким, каким его представляла Моника, картину пятнадцати лет спокойной семейной жизни. Я знаю вашу нежность и вашу силу, ваши достоинства и недостатки. Я знаю вас так хорошо, что вполне могу занять место Моники, не испытывая ни малейших затруднений, потому что я уже знаю, чего ожидать от вас.

— Вы говорите так, словно это очень плохо.

— Это так и будет. Сейчас вам кажется, что вы предаете Монику. Вам надо, чтобы кто-то ее заменил, и вы убедили себя, что судьба послала меня вам именно для этого.

— А разве нет?

— Нет. Просто наши дороги однажды пересеклись. Вот и все.

— Но мне так хорошо с вами.

— Конечно. Так же хорошо вам было бы с матерью или с сестрой. Я просто вас знаю. Вы не сможете ни удивить, ни шокировать меня. Так что ищите утешения у кого-то другого, а потом женитесь. Женитесь просто потому, что вы без ума от девушки и ни на секунду не можете с ней расстаться. Она наверняка где-то здесь, эта девушка. Нужно только поискать… Ну, а каков же был ваш сюрприз?

— Сегодня утром украшения Моники анонимно подбросили в лондонский офис страховой компании.

— Это действительно сюрприз! — По Аните было видно, что она нисколько не удивилась, ожидая все время чего-то вроде этого.

— Нет, — сказал Клод. — Мы оба знаем, кто их отправил.

— Что вы собираетесь делать?

— Делать? — Кажется, он пришел в замешательство. — Ничего.

— Ничего? Никакого миротворческого жеста?

— То есть?

— Разве вы не поняли, что я сказала? Вы можете сделать кому-нибудь добро, избавившись в то же время от своего комплекса вины. Ну, скажем, отправьте сестре Моники и ее мужу билеты, пригласите их сюда в оплаченный отпуск.

— Не знаю… Вы думаете, я должен?..

Анита оставила Клода размышлять над этим. Она вышла из дома и из его жизни. Он даже не заметил, как она это сделала.

Она ощущала себя свободной, ничем не связанной. Плывя с приливом, она распутывала все запутанные линии судьбы. Завтра приедет Фелипе, и Анита не могла дождаться этого, заранее сгорая от счастья и восторга.

Она была счастлива, потому что не знала о том, что случилось до ее рождения. Новости все еще лежали под спудом времени. Но ее приезд разворошил старое, давая жизнь ростку, который пока только проклюнулся.

Круги судьбы сплетались в новые узоры.