— Фелипе, ты здесь! — Девушка в кружевной блузке и черной бархатной юбке над пеной алых нижних, вихрем ворвалась в комнату, обвила прелестными руками шею Фелипе и притянула его худую щеку к своей нежной щеке.

— Ну, разве я не везучая девушка?! — восклицала она. — У меня два красавца кавалера!

— Исабель тебя еще не заметила, — раздался тихий голос из-за спины Аниты. Анита была рада отвести глаза от такого зрелища и посмотреть на Пепе.

— Не беспокойся, — сказал он ей, — Фелипе знает, как обращаться с моей женой.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — довольно сухо ответила Анита. — Другое дело, может ли он? Или даже — хочет ли? Разве ты нисколько не ревнуешь?

 Пепе широко улыбнулся, показав ровные белые зубы:

— Конечно ревную! Наверное, я был бы больше счастлив, если бы женился на толстой домашней сеньоре! — Взгляд его гордо остановился на гибкой фигурке, все еще пребывающей в объятиях Фелипе.

— Почему мы о тебе ничего не знаем? — повернулся Пепе к Аните.

— Наверное, потому, что и знать-то особенно нечего, — ответила она. — Я пока не прошла испытательный срок. Меня еще можно вернуть в магазин с запиской: «Не тот размер», или «Не та форма», или «Цвет не подходит».

Пепе рассмеялся:

— Я бы сказал, что ты как раз подходящего размера и формы, да и цвета. — Его загорелые пальцы тронули прядь светлых волос. — Вполне подходит.

— Мне больше нравятся черные волосы.

— Черные волосы грубые. Твои же мягкие, шелковистые, как солнечные лучи. Как приятно их трогать, приятно ласкать.

— Тронь солнце и обожжешься, Пепе, любовь моя.

Пепе убрал руку и широко раскрытыми невинными глазами посмотрел на жену. Очаровательная улыбка куда-то пропала с ее лица, и теперь Исабель была страшно сердита на Пепе. Анита готова была рассмеяться. Ей было все равно — ухаживал за ней Пепе или же просто решил отомстить жене, она видела, что не одна Исабель кипит от ревности, Фелипе тоже смотрит свирепо.

— Я сделаю кофе, — сказала Исабель. — Ребята хотят поговорить, так что пойдем, поможешь мне, — весьма нелюбезно предложила она Аните.

Маленькая тесная и темная кухонька вся пропахла чесноком.

— Твой первый бой быков? — сразу взялась за нее Исабель, безошибочно выбирая то, что обидит Аниту.

— Да.

— Волнуешься?

— Нет.

— Ты давно знаешь Фелипе?

— Нет.

— Да это и не важно, — сказала испанская девушка, добавив обиды Аните. — Иногда время ничего не значит. Секунды вполне хватит, а?

— Почему ты меня обижаешь? — устало спросила Анита.

— Потому что это очень легко сделать, — мстительно ответила Исабель. — Меня тошнит от твоего английского спокойствия. Почему ты не дерешься, не пинаешься и не срываешь свое настроение на том, кто оказался поблизости?

— Как, не понимаю, я оказалась поблизости от тебя? — Анита была озадачена.

— Ты? Да ты просто Снежная королева! Ты от всех далеко!

— Нет. И ты сама это знаешь. Мы же понимаем друг друга как сестры, а, Исабель?

— Не понимаю, о чем ты?.. — с ненавистью прошипела красавица.

— Понимаешь. Я не сразу сообразила. Но теперь я знаю, почему ты так себя ведешь. Пепе тоже не зрителем будет на корриде, ведь так?

— Да. Он в команде Фелипе. Он пикадор.

— Это опасно? Я ничего про корриду не знаю.

— Матадору опаснее. — Взгляд, брошенный искоса. — Но тоже опасно.

— Разве со временем не привыкаешь?

— Со временем только хуже! — Она раздраженно цокнула языком. — Как можно тебя ненавидеть, если ты так все понимаешь?

— Почему хуже, Исабель?

— Появляются дети. Так что со смертью играет уже не только твой муж, но и их папа.

— Сколько у вас детей?

— Двое. Мальчик и девочка. Пепито и Пилар.

— Пилар? — переспросила Анита, хотя имя было достаточно популярное.

— В честь матери Фелипе, которая приходится Пепе тетушкой.

— А я и не знала, что они родственники.

— Мать Пепе и мать Фелипе — родные сестры, — объяснила Исабель. — Отец Пепе был грубый и жестокий человек. Он был рыбаком, и мать Пепе наконец-то избавилась от него, когда его лодку однажды перевернуло в шторм. Отец Фелипе, господин, который был у Пилар, заплатил хорошие деньги за образование Пепе и Фелипе. Он не обязан был этого делать, особенно для Пепе, который ему вообще никто. Некоторые говорят, что он решил прослыть благотворителем, чтобы пустить пыль в глаза госпоже, своей жене, но мне кажется, у него было просто золотое сердце.

— Ты знаешь, кто был отцом Фелипе?

— Знаю, что он был, и все. Даже Фелипе не подозревает, кто он, и мне кажется, что это очень грустно. Мальчик должен знать своего отца.

Да, молча согласилась Анита про себя.

— Если Фелипе и Пепе имеют образование, зачем им заниматься тем, что они делают теперь, чтобы заработать себе на жизнь?

— Они не могли найти хорошо оплачиваемую работу, но могли найти прилично оплачиваемую.

— Так почему же?..

— Они мужчины, а мужчинам надо самоутверждаться. Фелипе должен доказывать, что он в два раза лучше всех остальных мужчин, потому что нет такого мужчины, которого он мог бы назвать отцом. А мой Пепе должен доказывать, что он такой же храбрый, как и Фелипе, потому что в его глазах брат — самый великий. Если в этот раз будет мальчик, мы назовем его Фелипе.

— В этот раз?

Исабель погладила свой плоский живот.

— Здесь еще один малыш. Я тебе первой сказала. Для Пепе месячный цикл — просто дни в календаре. А в календарь он никогда не заглядывает.

— Ты скажешь ему? Сегодня вечером?

— Нет, не сегодня. Может быть, завтра. Сегодня он будет пьян от успеха, и его желания будут совсем примитивными — бутылка вина и женщина. Завтра будет достаточно времени, чтобы напомнить ему о его обязанностях.

Завтра, подумала Анита. Но завтра может и не быть…

Анита сидела на жестком деревянном сиденье и смотрела вниз, на пустую арену, чувствуя подступающую к горлу тошноту. Исабель ушла за подушками, словно какие-никакие удобства могли хоть как-то подправить дело. Она обещала вернуться раньше, чем начнется процессия.

Она вернулась, Анита уныло поблагодарила ее за подушку, и процессия начала свой традиционный круг по арене. Громкая оживленная музыка, сверкающие костюмы матадоров, бандерильеро и пикадоров. Каким красивым казался Фелипе! Прекрасные лошади, яркие чистые цвета, как такое может не нравится?

Но Анита смотрела на все это блестящее представление сквозь слезы. «Со временем только хуже», — вспомнились слова Исабель. Тело Аниты никогда не знало мужчину. Как большинство девушек, она думала об этом, но недолго и не всерьез. Пока не появился Фелипе, который разбудил в ней женщину. Теперь ей хотелось принадлежать ему, клясться, разделить с ним жизнь. Но дележ получается несправедливый. Она разделит моменты его славы, однако слезы ожидания будет проливать в одиночестве. Она разделит с ним дом и детей, мучаясь опять же в одиночестве. Она тронула свой живот тем же жестом, как и Исабель трогала свой. Что, если…

Времени рассуждать уже не оставалось. Фелипе, как главный матадор, испрашивал позволения начать корриду. Президент бросил ключ от загонов, где содержались быки. Потом очень демонстративно Фелипе снял свой роскошный плащ и подошел к Аните. Он протянул ей плащ, и их пальцы соприкоснулись.

Господи, не заставляй меня смотреть. Сделай что-нибудь, чтобы я могла не видеть последнего удара.

Арена опустела, остался только Фелипе и его команда. Вбежал бык, поднимая тучи пыли, и заметался по арене в поисках выхода. Со злыми глазами и рогами убийцы. Непредсказуемый зверь, чьи повадки Фелипе должен знать, если хочет остаться в живых.

Ассистенты выступили вперед, размахивая плащами перед быком, провоцируя его на нападение. Фелипе следил за движениями животного. Анита так крутила и дергала пряди своих волос, что у нее разболелась кожа головы. Фелипе вышел в центр ринга.

— Браво! — кричала в неистовстве толпа, когда он безупречно выполнял все положенные движения одно за другим. Аните на все это было невыносимо смотреть. Невыносима красота женщин, и сила мужчин, и жестокость, подразумеваемая под силой. Все здесь было неестественно преувеличено, выпячено. Вот оно, слово: выпячено. Крайне экстравагантная толпа. Нужно ли ей непременно наслаждаться этим средневековым варварским зрелищем с энтузиазмом, напоминающим горячку? Неужели обязательны эти крепкие сигары, яркие цвета, жаркое солнце? Все мелькало у Аниты перед глазами. Что она тут делает? Это все — не ее. И никогда не будет ее.

Фелипе уходил с арены. Овации толпы звенели в ушах Аниты. У нее было совсем неподходящее настроение, и, вместо того, чтобы подумать: «Какое прекрасное начало! Какой должен быть замечательный бой!» — она подумала: «Десять минут передышки». Ее сердцебиение успокоилось, успокоилось и дыхание, когда первый пикадор, не Пепе, а какой-то молоденький мальчик, которого она еще не видела, выехал на ринг.

Теперь Анита смотрела не вникая. В пикадоре было что-то величественное, бесстрашное и даже бессмертное — как в существе высшего порядка, которое снизошло к своим потомкам. Для толпы те немногие храбрецы, рисковавшие жизнью, были гигантами из мира мифов, они в состоянии были совершать ужасные жестокости и все же не могли поступать дурно, и их почитали как богов. К этим чувствам прибавлялось удивление, потому что эти люди были смертными героями, которых можно было победить. Анита почувствовала себя воином в справедливой войне и даже пробормотала «Ole!» вместе со всей толпой, когда пика пикадора коснулась могучего загривка быка.

Она почувствовала, как Исабель рядом замерла, и поняла, что сейчас выйдет Пепе. Он вышел под громовые крики «Ole!». Пепе был здесь свой и потому необычайно популярен. Его движения были быстры, уверенны и приправлены тем качеством, которое не добыть никакими часами тренировок, только врожденной храбростью. Все же одного мастерства и храбрости тоже недостаточно. Для победы человек должен обладать и кое-чем еще, а именно — удачей. Удача — соль человеческой жизни. Несоленое тесто поднимается, как слава, но на вкус ужасно. Неудачливый смертный — все равно, что приговоренный.

Это случилось за секунду до того, как Пепе повел вниз свою пику. Его пальцы уже направили древко, когда бык перестал рыть копытом землю и сбоку кинулся на лошадь, зацепив и лошадь, и всадника. Лошадь упала на бок, и рога быка нашли незащищенное место на ее теле. Пепе, оглушенный, но не раненый, поспешно вскочил на ноги, зная, что разъяренный бык сейчас кинется на него, но коленные доспехи стесняли движения пикадора.

Несмотря на то, что ассистенты кричали, размахивали плащами, рассвирепевший зверь никак не отвлекался от цели. Нельзя даже было сказать, куда бык нанес удар, так быстро все случилось. Сначала казалось, что Пепе удалось увернуться от атакующего зверя, а в следующий момент он уже кубарем покатился по пыльной земле.

Анита пребывала в том состоянии ступора, когда кажется, что все вокруг происходит не наяву. Исабель кинулась на арену и увидела распростертое тело мужа, которое укладывали на носилки. Анита догнала их уже у машины «Скорой помощи». Как быстро приехала машина!.. Не стояла же она тут все это время, намекая на человеческую уязвимость?

Исабель отважно села в машину рядом с Пепе. Перед Анитой уже закрывались двери, когда испанка попросила:

— Лучше впустите ее, а то вам же будет хуже. Она невеста его двоюродного брата.

Один из санитаров в белом халате сказал другому:

— Двоюродный брат этого парня — Фелипе, el valiente.

И они оба взглянули на Аниту с таким видом, словно хотели сказать: «Это девушка героя!»

С белым от пережитого страха лицом и растрепанными волосами Анита, наверное, не очень походила на такую девушку. И поняла, какой крепкой оказалась Исабель, догадываясь, почему взяли и ее: как Исабель могла ее оставить, такую бледную, напуганную, издерганную? «Невеста» — это слово на самом деле ничего не значило. Исабель не хуже самой Аниты понимала, что ей никогда не быть невестой Фелипе. Иначе все время придется ездить на машине «Скорой помощи».

В больнице Анита, пребывавшая в надежде и ожидании, в ужасе спросила Исабель:

— Как ты можешь оставаться такой спокойной?

Девушка-испанка пожала плечами:

— Если я буду волноваться, у меня может случиться выкидыш. — Она подняла на Аниту полные муки глаза и с отчаянием тихо продолжала: — Может, ты и права. Может, мне надо метаться и биться головой об стену. Зачем мне еще один сын, если у меня не будет Пепе?

— Нет, нельзя говорить так. Ради Пепе ты должна быть спокойной.

— Наверное, это потому, что я люблю его больше, чем он любит меня, — проронила Исабель после долгого молчания. — Ненамного. Но все же больше. Как раз хватает, чтобы почувствовать разницу.

— Ты о чем?

— Почему я такая, какая есть. Или, скорее, почему я сама не своя. Почему душа моя может разрываться на части, а внешне все будет, как было. Да ладно, тебе не надо этого понимать. Но тебе всего лишь надо любить немного сильнее, чтобы начать это понимать. Я тебя совсем, наверное, запутала?

— Нет.

— Я испортила тебе настроение?

— У меня его и не было.

— Я была ужасно противной. Извини, потому что ты мне нравишься.

— И ты мне нравишься, Исабель. Ты просто удивительная.

— Жаль… — Голос Исабель осекся.

— Чего?

— Ты была бы замечательной кузиной.

— А где Фелипе? — вдруг все вспомнив, воскликнула Анита. — Почему он с нами не поехал? Почему он сейчас не с нами?

Исабель посмотрела на нее с упреком:

— Не будь дурочкой. Как бы это ему удалось?

— Ты хочешь сказать, что ему… надо было остаться… там?

— Конечно. Люди заплатили за зрелище большие деньги. А потом, он должен посчитаться за брата. За то, что случилось с Пепе, он потребует два уха.

Ужасно… ужасно! Это все просто ужасно!

Будто и не было этих лет, они улетели прочь, и она снова была той маленькой девочкой в гостях. Другие были больше, сильнее и храбрее, а игры, в которые они играли, оказались слишком грубыми для нее. Анита по-своему пыталась подладиться, но ей, слабенькой, это не удалось. И ничего не оставалось, как убежать. Тогда она бежала домой. Но где сейчас ее дом, когда мамы уже нет на свете?

Надо где-то найти новый дом, обрести свое завтра. Но только не здесь. Здесь для нее не будет этого завтра. Но, пожалуйста, Господи, пусть для Пепе это завтра наступит.

Ее молитва была услышана. Назавтра Пепе открыл глаза. Ему многое пришлось вынести. Его левой руке досталось от рогов злобного зверя, и некоторое время даже думали, что он потеряет руку. Но благодаря мастерству медиков руку удалось сохранить, хотя она уже никогда не будет такой сильной, как раньше, и, конечно, в будущем, когда Пепе придет на корриду, он ограничится всего лишь ролью зрителя. Его это не очень беспокоило. У него была сильная правая рука, любящая жена и двое, нет, скоро уже трое детей. Пожалуй, ему все же повезло. И, конечно, это случилось оттого, что Исабель любит его чуть больше, чем он ее.