Питер Фэрхолл услыхал сирену, когда поднимался от ручья к дому. Он осторожно шагал между рядами молодых гладиолусов, посаженных садоводом, который арендовал у Фэрхоллов несколько акров земли. Дедушка уже давно сам не обрабатывал свой участок.

Сигнал пожарной тревоги Питер слышал в лесу впервые, но сразу понял, что это такое, и остановился как вкопанный.

Он не раз думал, каково это было бы — услышать сирену, когда есть настоящая опасность, когда все вокруг сухое, как в пустыне, и знаменитый северный ветер вот-вот раздует кромешный ад. Теперь он это узнал. Но, узнав, не поверил. Пожар? Как он может случиться? Пожары бывают в газетах, а не в жизни. Между газетной страницей и настоящей жизнью большая разница. Разница не в расстоянии, не во времени разница между тем, что случается с другими, и тем, что может случиться с тобой.

Но сирена все выла то громче, то тише, то опять громче, и Питер почувствовал, что ему не по себе, что он растерялся, точно разом иссякла та нормальная, бездумная сила, что должна бы толкать его дальше вверх по склону, к дому. Он перестал двигаться. Он почти перестал дышать.

Пожар в такой день — это, наверно, очень опасно. Пока никаких признаков пожара нет, но, может быть, он, сам того не сознавая, уже некоторое время чувствовал запах дыма. Он видел ясный горизонт миль за пять на юге и на западе и туманный горизонт миль за двадцать на востоке. Взглядом он за несколько секунд обвел эту огромную дугу и не увидел ничего похожего на облако дыма. Только с севера горизонт загораживала горная гряда. Там и вправду мог быть пожар — небо там было какое-то другое: ярче, белее. Да и с солнцем, на которое он старался не смотреть, творилось что-то странное. Между глазами и солнцем точно была натянута прозрачная пелена, как из тончайшего шелка. И вой сирены объяснил ему, что это значит.

Он поежился. Странное чувство охватило его. Он словно увидел огненный горизонт и огненное небо. Даже ощутил, что на него пышет жаром, таким нестерпимым, что заслезились глаза. Он видел горы, объятые пламенем, деревья, горящие, как лес исполинских свечек, но в то же время видел их и такими, как они были, — пыльно-зелеными и коричневыми, растрепанными ветром, такими, какими видел их в ветреные январские дни, с тех пор как себя помнил. Глупая, страшная мысль. Как он мог выдумать такое? Уж не хочется ли ему, чтобы это случилось? Но какая это была бы картина, какое невероятное зрелище: горит земля, горит небо, люди спасаются бегством. Он ясно видел черные фигуры на фоне пламени, как они бегут, нелепо размахивая руками. Сам же он существовал отдельно, смотрел со стороны. Как в кино. Знаешь, что это не на самом деле и актеры останутся живы и невредимы, даже если пожар настигнет их и поглотит.

Но вой сирены не умолкал, он словно плавал в воздухе, то близкий и явственный, а через минуту — далекий, еле слышный. Так корабль в бурном море то взлетает ввысь, то проваливается в пропасть между волнами.

— Питер!

Может быть, это ветер шутит шутки — противный ветер, что гудит в вершинах, беснуется, поднимает фонтанчики пыли с каждого незаросшего пятачка земли, заставляет птиц выделывать на лету причудливые зигзаги, срывает листья с деревьев, отламывает сухие сучья и швыряет их наземь.

— Питер, Питер, сюда!

Он и в первый раз слышал бабушкин голос, но откликнуться не было сил. Обернувшись, он увидел, что она стоит возле курятника.

— Иду! — крикнул он, хотя идти не хотелось ужасно.

Словно вторглись в его личную жизнь, словно прервали на самом интересном месте, когда он читал письмо, которого долго ждал. Требовательный голос бабки что-то разрушил.

— Скорее, скорее! — кричала она.

— О, чтоб… — пробормотал Питер. — Ну, чего там? — отозвался он. — Что случилось?

— Ты что, не слышал сирену? Пожар. Надо тебе ехать домой.

Он ощутил внезапную утрату, точно у него отняли что-то очень ценное.

— Ой, нет, — сказал он. — Вот уж нет. Чего ради?

Вверх по дороге с воем пронесся мотоцикл, а за ним — хвост оранжевой пыли. Он мелькнул за деревьями, взревев, одолел бугор и скрылся. Питер знал, кто это. Джон Джордж. Он-то едет не домой. Он едет делать нужное дело, как мужчина. Впрочем, Джон и есть мужчина, а не какой-то изнеженный мальчишка.

Стелла тоже услышала сирену. Она стояла в овраге, недалеко от ручья, где у ее отца был установлен насос — насос, который всегда портился, когда был нужен, а когда не был нужен, работал. Ручей был не тот, что протекал за домом Фэрхоллов, а другой.

Стелла искала Жюли и сейчас вдруг со страхом подумала, что Жюли и впрямь могла зайти далеко и заблудиться. До сирены эта мысль не приходила ей в голову: ведь Жюли, когда набедокурит, всегда прячется — замрет где-нибудь и молчит. Можно звать ее до хрипоты, стоя от нее в нескольких шагах, и не догадаешься, что она рядом. Жюли отмалчивается, пока не решит, что гроза миновала, пока в голосе, который ее зовет, не зазвучит усталость. Найти Жюли, когда Жюли знает, что на нее сердятся, — это почти невозможно.

На минуту Стелла испугалась. Лес вдоль ручья был густой и дикий, и дед Таннер говорил, что там есть старые шахты — правда, их никто не видел. Вот будет ужас, если Жюли заблудится и случится пожар! У Стеллы вырвался тревожный стон. Никогда еще ее не посещали такие мысли, но ведь никогда еще она не слышала пожарной тревоги в такое вот душное летнее утро. Она громко выкрикнула имя Жюли. Вернее, она хотела выкрикнуть его громко, но голос у нее сорвался. Единственным ответом был донесенный издали ветром крик Стиви:

— Ого! След вомбата!

Стиви всегда так. Помощи от него не жди. Вечно он забывает, зачем пошел, и начинает выслеживать птиц или кроликов, а не то переворачивать камни — нет ли под ними жуков или блестящих черных червей с желтыми полосками.

— Стиви! — крикнула она, — Сирена! Неужели не слышишь?

Молчание. Стиви не было видно. Она не знала, где он, наверно, пустился по следу за вомбатом, а все остальное вылетело из головы. Потом она услыхала, как он выбирается из лесу, на удивление близко от нее, и он появился на опушке.

— Эй, Стелла! — заорал он, — Сирена!

Он стоял расставив ноги, разведя руки, точно собирался схватиться с противником.

— Сирена! — взвизгнул он. — Пожар! — И побежал вверх по склону оврага.

— Стиви! — крикнула Стелла, — Назад! Нам надо найти Жюли!

— А ну ее! — прокричал Стиви, или так ей показалось: ветер ревел в деревьях и расслышать что-нибудь было трудно, — Сама ищи! Я хочу посмотреть пожар…

Разве его остановишь? И звать бесполезно, только время тратить. Вон он мчится со всех ног, да и не услышит ничего при таком ветре.

Она была одна, вокруг нее бешено раскачивались деревья. А сирена словно выла у нее в груди.

— Жюли! — закричала она в отчаянии, — Где ты? Отзовись! Шлепать не будут. Отзовись, миленькая!

Стиви выбрался из оврага и увидал под яблоней родителей. Папа в шортах и в майке, мама в халате. В халате она казалась очень высокой и тонкой, хотя на самом-то деле была не такая. Она крепко, чуть не судорожно стискивала папину руку, но это Стиви не удивило. Папа с мамой вечно цепляются друг за дружку, точно боятся, что либо он, либо она вот-вот улетучится.

— Ух! — выдохнул Стиви, запыхавшись, — Пап, где горит?

Наверно, они его услышали, но, но своему обыкновению, не обратили внимания, пока он не подбежал к ним, красный, взволнованный, и не запрыгал перед ними на месте.

— Не знаю, — ответил отец. — Где-то на севере. Неважно, где именно. Где бы ни горело, все скверно.

— Скверно? — Стиви не понимал, что тут скверного. В его представлении пожары устраивали пожарные команды, обычно вечером, когда спадала жара, и все стояли, смотрели на искры и на отблески в листве и говорили: «Как красиво!»

— А нам туда можно? — спросил он. — Поедем, ну папочка! Ну пожалуйста, поедем!

Отец не отзывался. И тут они услышали мотоцикл. Он с воем пронесся вверх по дороге, и Стиви, бегом обогнув дом, застыл, в восхищении созерцая облако пыли.

— Ого! — сказал он, — Вот это езда… Джон поехал! — заорал он. — А почему нам нельзя?

Отец хмурился, вид у него был озабоченный.

— Да, началось, — сказал он. — Это Джон, правильно. И надо же — как раз сегодня.

— Убьется он, если будет ездить с такой скоростью, — сказала миссис Бакингем.

— Папа! — орал Стиви. — А мы поедем?

— Замолчи, — оборвала его мать. — Никуда ты не поедешь. Никто никуда не поедет.

Мистер Бакингем решительно высвободил руку из пальцев жены.

— Пожалуй, выведу машину и погляжу. Скорей всего, только проеду до конца подъема. Надо узнать, что там творится.

— Не согласна. Если хочешь узнать, что там творится, позвони по телефону. Позвони в пожарную команду. Или, если не хочешь их тревожить, — Коллинзам.

— Коллинзов уже неделя как нет, — отвечал он терпеливо, — Ты это не хуже моего знаешь.

— Тогда позвони Биллу Робертсону. Он всегда говорит, что он нам друг. От него все видно.

— Утихни ты, бога ради… — сказал мистер Бакингем.

Стиви удивленно смотрел на мать. Она была какая-то незнакомая.

— Папочка, — сказал он, — мы поедем? Ну поедем же!

Отец, словно только что заметив мальчика, усмотрел в нем выход из затруднения.

— Беги один, сынок. Добежишь до конца подъема и, если дым близко, мчись со всех ног обратно. Во всяком случае, ты вернешься раньше, чем я успею кого-нибудь поднять по телефону. Ну, марш!

Стиви взглянул на мать и тут же пожалел об этом, потому что она сказала сдавленным, напряженным голосом:

— По-моему, не надо его посылать. По-моему, это неумно.

— О господи! — сказал мистер Бакингем. — Неужели ты думаешь, что я бы его послал, если бы была хоть какая-нибудь опасность? Если бы была опасность, небо было бы черное. Ты просто паникерша. Беги, Стиви, беги.

Стиви побежал. Довольно с него споров. Но вслед ему донесся резкий, пронзительный голос матери:

— А Жюли? Где Жюли?

— Все в порядке! — крикнул он через плечо. Он вовсе не собирался врать. Просто Жюли отодвинулась в прошлое и сейчас не имела значения. — Там с ней Стелла!

— Что он сказал? — спросила женщина.

Мистер Бакингем, все еще расстроенный, тоже не расслышал слов Стиви.

— Кажется, она со Стеллой, — проворчал он и побрел в дом, к телефону. Про воду он, конечно, успел забыть. Она захлюпала у него под ногами. — Черт! — выругался он, — Недурно начинается выходной день! Можно насладиться заслуженным отдыхом.

Стиви ковылял в гору, к верхней точке длинного холма. Бежать он больше не мог, потому что очень больно закололо в боку. У него уже давно не кололо в боку — с прошлого года, когда он попробовал пробежать четверть мили на Прескотском стадионе во время школьных состязаний. Большие мальчики так бегали, и Стиви решил, что и он сможет.

Пробегая мимо калитки Фэрхоллов — участки их были прямо через дорогу, но калитки приходились в разных концах, — Стиви подумал: а Питер знает про пожар? Может, забежать и сказать ему? Нет, лучше сначала побывать там и удостовериться. С такой интересной новостью нужно носиться из дома в дом, дубасить во все двери и орать: «Эй, эй, эй, про пожар слышали?» Но бежать вниз и дубасить к Джорджам нет смысла, потому что они уже знают, и к Хобсонам дубасить нет смысла, потому что они на море со своим прицепом, и к Пинкардам бежать нет смысла — далеко, да и не приезжают они по субботам из города раньше одиннадцати часов, а то и совсем не приезжают.

Ух, не повезло им, всем этим людям, что их здесь нет. Не увидят пожара. Даже Коллинзы и те уехали, хотя Коллинзы — другое дело. К ним в дверь не подубасишь, потому что они богатые, а к богатым в дверь не дубасят. И папе это бы не понравилось — ведь он каждый месяц проверяет их книги, а папа говорит, что с клиентами надо держаться вежливо, но не фамильярно. Если слишком подружиться, они, чего доброго, забудут заплатить. Папа уже сколько лет работает бухгалтером, и он всегда говорит, что, когда у людей туго с деньгами, они не платят именно друзьям. Можно бы, пожалуй, стукнуть к Робертсонам, подумал Стиви, но очень уж до них далеко — пока добежишь, совсем вымотаешься. Да, до Робертсонов, напротив водохранилища, это еще дальше, чем обежать стадион.

Билл Робертсон, торговец горючим, слышал, что телефон упорно звонит. Он нащупал под подушкой часы, вгляделся в циферблат. Только без двадцати шесть. Как будто так. А может быть, половина девятого? Кто будет ему звонить в без двадцати шесть утра? Значит, половина девятого. Проспал. Ему смутно помнилось, что он хотел встать пораньше, но зачем — это он забыл.

Он с трудом приподнялся и спустил с кровати ноги. Все тело ломило. Ужасная выдалась ночь. Три раза пришлось вставать к ребенку — жене стоит только закрыть глаза, ее пушкой не разбудишь. Он ощупью прошел в прихожую и взял трубку.

— Это Билл? — спросил чей-то голос.

— Да, да. Кто говорит?

— Дон Бакингем.

— Кто?

— Бакингем, Бакингем. Дон Бакингем.

— А, да. (Какого черта понадобилось от него Бакингему? Они почти и не знакомы.) Да… — протянул Билл. — Что надо?

— Пожарная тревога, Билл. От нас ничего не видно. Где горит, в вашей стороне?

— Тревога? Я не слышал сирены.

— Это понятно, ветром относит.

— Когда это было? — Билл с усилием пришел в себя.

— В полшестого. Несколько минут назад.

— В полшестого?

— Извини, что звоню так рано, Билл. Это все жена. Сам знаешь, женщины. Почуют дым — и сразу…

— Да, да, знаю. Только здесь никакого пожара нет.

— Ты уверен? Из дому выходил?

— Да, да. Никакого пожара. Ну, до свиданья.

Билл положил трубку и прислонился к стене. По натуре он был не грубый человек. Просто устал от душной, почти бессонной ночи. Полшестого! Это надо же, какое нахальство, в такую рань звонить незнакомому человеку! Ну хотя бы и не совсем незнакомому. Раз в год, когда приходит время платить подоходный налог, Бакингем является ревизовать его книги, но разве это оправдание, чтобы среди ночи поднимать человека с постели?

Ночь-то, положим, прошла. Было совсем светло, и ветер хлопал по шторам в гостиной, стучал оторвавшимся куском железа на крыше сарая. Билл отворил наружную дверь, выглянул на слепящее утреннее солнце. Никаких признаков пожара. Мучитель этот Бакингем. Просто ему что-то почудилось.

Кряхтя, он двинулся обратно к постели. Теперь он вспомнил, почему хотел встать пораньше. Сразу же, с утра, нужно было доставить бочку дизельного топлива Джорджам — старик сказал, что забыл вовремя дать заказ и горючего ему до вечера не хватит. Все врет. Потому не дал заказ, что скуп — не любит тратить деньги, всегда откладывает до последней минуты. А все равно еле сводит концы с концами. Не мог запасти горючего, чтобы хоть до понедельника насос у него работал. Ну ладно, не в полшестого же к нему ехать, и в восемь успеется.

Билл Робертсон лег в постель и задумался. Может, надо было посмотреть повнимательнее? Пожар — это не шутка, да и Бакингем как-никак не круглый идиот. Он прожил в Тополях много лет, дольше, чем сам Билл, и, уж конечно, складу горючего пожар особенно страшен. Надо думать. Бакингем звонил с лучшими намерениями.

Билл снова встал с постели, надел халат и шлепанцы. И тут осознал, что за ним наблюдают.

— Ты чего встал? — спросила жена.

Он скорчил гримасу и пошел к двери.

Стиви одолел подъем и остановился возле пустующего поля, рядом с участком деда Таннера, недалеко от поперечной дороги, которая в одну сторону вела в лес, а в другую — в Прескот. Тут было самое высокое место на много миль в округе. Это были как бы отроги горной гряды, что загораживала вид на север и запад, конец предгорий в этой части округа Прескот. Позади Стиви местность постепенно понижалась в направлении главной долины, пролегавшей между этой грядой и следующей, милях в двадцати к востоку.

Отсюда Стиви увидел дым. Дым поднимался на севере, как широкая кипящая грозовая туча, поднимался из-за гор огромной коричневой тучей с разорванными ветром краями далеко за тем концом Тополей, где жили Коллинзы и Робертсоны, далеко за шоссе и водохранилищем, далеко за не видными отсюда местами, про которые Стиви только слышал, где-то по ту сторону гор.

— У-у, — сказал он, — ничего не выйдет. Слишком далеко. Нипочем меня папа туда не повезет.

Он подобрал камешек, швырнул в ствол дерева. Промахнулся. И когда уныло побрел обратно под гору, вспомнил, что сегодня они едут на пляж. Мама еще вчера вечером говорила, что утром всем придется помочь со сборами, выехать надо не позже половины одиннадцатого, чтобы поспеть в пансионат в Оленьих Песках ко второму завтраку. Отпуск они всегда проводили в Оленьих Песках. Чудесное это место! Стиви совсем приободрился. В боку уже не кололо, и он вприпрыжку пустился под гору, к дому.

Когда он поравнялся с калиткой Фэрхоллов, Питер окликнул его с веранды:

— Стиви, это ты?

— Я, — ответил Стиви и подбежал к калитке.

— Ты откуда?

— Бегал наверх посмотреть пожар.

Стиви и не заметил, какой у Питера несчастный вид и что на нем городской костюм.

— Ну и как там?

Стиви презрительно скривил губы.

— Ничего особенного. Где-то далеко за горами. Ничего не видно, только немножко дыма.

— Значит, опасности нет?

— Опасности? — пискнул Стиви. И слово-то девчоночье. — Просто небольшой пожар. Скоро потушат.

— В такой день потушить пожар не так-то легко.

— А ты когда-нибудь видел пожар? — спросил Стиви с ноткой превосходства в голосе.

— Нет.

— Ну вот, а я видел. Их очень даже легко тушить. И смотреть интересно.

— А бабушка говорит по-другому, — сказал Питер, — Мне надо ехать домой, в город.

— А мы едем на пляж.

— Все-таки едете?

Стиви удивился:

— Конечно. А что?

— Ну, пожар и вообще… Твой папа не боится оставлять дом?

Стиви возмутился:

— Только последний трус может бояться пожара!

— Я-то не боюсь, — сказал Питер.

— Так чего ж уезжаешь?

— Бабушка говорит, что надо.

— Ехать домой из-за пожара? Ну-ну! Она что, думает, ты девчонка?

Стиви даже ужаснулся при этой мысли, а Питер ощутил ее как пощечину. Через секунду Стиви осознал, что смотрит через забор на пустую веранду. Хлопнула дверь, и сомнений не осталось — Питер ушел.

— Вот это да! — сказал Стиви.

Он обдумал это происшествие, но так ничего и не понял. Тогда он повернул к дому и пустился бегом.

— Вы ничего не знаете? — закричал он с порога. — Питера увозят домой из-за пожара. Эта его бабка говорит, что ему надо срочно ехать домой.

— Постой-постой… — начал отец.

Он сидел на корточках, собирая воду на тряпку и выжимая ее в ведро. Мать Стиви все еще была в халате, и лицо у нее было такое же напряженное. Стиви этого не знал, но в его отсутствие у них произошел крупный разговор.

— Что такое? — сказал мистер Бакингем, — Пожар так далеко, что его и не видно… Или видно? — спросил он, пристально поглядев на Стиви.

— Далеко, — сказал Стиви, — За много-много миль. За горами. А они отправляют его домой, вы только подумайте!

— Очевидно, Фэрхоллам известно об этом пожаре больше, чем нам, — сказала миссис Бакингем.

— Откуда? — рявкнул ее муж. — У них и телефона нет, а у нас есть. Ты же слышала, что сказал мальчик. И знаешь, что сказал Билл Робертсон.

— И все-таки я хочу знать, почему выли сирены. Если опасности нет, зачем было объявлять тревогу?

— О господи! Я же тебе объяснил. Если случается пожар, всех мужчин в округе вызывают его тушить. Если в местности, где опасности нет, имеется свободная бригада, ее тоже вызывают. Это вполне разумно. И наши пожарные поехали туда помогать, потому что здесь они не нужны.

— Это ты так говоришь, а больше я ни от кого этого не слышала. Что-то уж очень получается просто. При таком ветре уезжать из дому — безумие, надо сначала удостовериться, что пожар окончательно потушен. Вот и Фэрхоллы…

— Давно ли мы стали брать пример с Фэрхоллов? Ты же знаешь, как они цацкаются с мальчишкой. Вконец его испортят… Послушай, ну, если это тебя успокоит, поедем вместе в машине до конца подъема и убедимся своими глазами. С этого и надо было начать.

Она вся поникла. Ей не хотелось спорить при Стиви и не хотелось, чтобы он видел, как ей страшно.

Но тут их внимание отвлекла Стелла. Ее лицо, раскрасневшееся, усталое, вдруг появилось за сетчатой кухонной дверью.

— Папа! — крикнула она, — Я никак не найду Жюли!

— Еще не хватало! — Мистер Бакингем швырнул тряпку на пол и выпрямился, держась за поясницу, — Кому когда удавалось найти Жюли, после того как она напроказит? Тут-то из-за чего волноваться?

Стелла отворила дверь и сразу поняла, что родители ссорятся. Как люди могут ссориться в такое время? Она так запыхалась, так измучилась, что, не удержавшись, громко всхлипнула:

— Как вы не понимаете, я не могу ее найти! Ее нигде нет, а пожар. Она заблудилась, а тут пожар…

Мистер Бакингем яростно запустил скрюченные пальцы в волосы. Терпение его истощилось.

— Кончатся когда-нибудь эти женские истерики? — возопил он, — Что с вами со всеми стряслось? В последний раз объясняю: горит не на нашем участке. И не на нашей улице. Горит — если вообще еще горит — так далеко, что нам решительно все равно, есть там пожар или нет. Сейчас же перестаньте паниковать. Возьмите себя в руки. Страшно подумать, что бы тут творилось, если бы нам действительно что-нибудь грозило. Жюли, скорее всего, отправилась за утешением к деду Таннеру. Об этом ты не подумала, Стелла? Ну конечно, нет. Так беги туда и веди ее домой. А ты… — накинулся он на Стиви, — ты, кажется, сказал, что Стелла ее нашла? Давно ли ты врать научился?

— Я? — Стиви был удивлен. Ведь он не без гордости полагал, что отец причисляет его к мужчинам, — Я этого не говорил. Правда, мама?

Миссис Бакингем, очень бледная, ответила холодно:

— Я не знаю, что ты там говорил, и папа, я уверена, тоже не знает… Стелла, Питер уезжает домой. На обратном пути от деда Таннера зайди к Фэрхоллам и скажи, что, если Питер будет готов к половине одиннадцатого, мы можем подвезти его на станцию. Папа твердо решил ехать, ему ни град, ни гром, ни пожар не страшен. А раз так, значит, мы едем. Очень надеюсь, ради него же, что, когда мы вернемся, наш дом еще будет стоять на месте.