Книга первая

ЧЕЛОВЕК С СЕВЕРА

 

Глава 1

ПОСЛАНЕЦ

Мастер Боттомли взобрался на ванты каракки, чтобы как следует оглядеть морскую гладь. Несколько человек из команды, среди них и Ричард Блант, последовали его примеру. За долгие месяцы трудного плавания Ричард стал таким же профессиональным моряком, как любой член команды, потому и не прислушался к предостерегающему оклику своего кузена.

Они вглядывались в океанский простор, туда, где лучи тропического солнца выжгли голубизну почти добела. На небе не было ни облачка, и свежий бриз подгонял каракку.

— Пять кораблей! — закричал мастер Боттомли.

— Ты думаешь, это пираты? — спросил Ричард, вглядываясь в неясные очертания парусников, значительно меньших «Бонавентуры» по размеру и совсем несхожей оснастки, двигающихся пересекающимся курсом. Несмотря на слабый ветер, дау приближались довольно быстро.

— Это, должно быть, мусульмане, что, впрочем, одно и то же, — сказал Боттомли, — но мы вторглись в их пределы, и они с полным правом считают нас пиратами.

Он вздохнул, взглянув на палубу своего корабля. До последнего времени все складывалось довольно удачно. Когда ему впервые сообщили о цели, с которой зафрахтовали корабль, он испугался. Экспедиция на другой конец света, где никогда еще не был ни один английский корабль... искать пресвитера Иоанна?

Безнадежное предприятие!

Но экспедиция, была организована на деньги самого короля, а поскольку молодой король Генрих, без сомнения, являлся самым популярным из всех когда-либо сидевших на троне Англии монархов, перечить ему было небезопасно.

Итак, «Бонавентура» покинула гавань Плимута и направилась на юг, следуя маршрутами великих португальских мореплавателей да Гама и Диаса, снабженная португальскими картами и письмами к губернатору Гоа — ведь король Генрих был женат на тетке короля Испании Карла, к тому же этот молодой человек стал императором Священной Римской империи. Все христианство, кроме подлой Франции, склонилось перед этой огромной силой.

Поначалу плавание было спокойным и даже приятным. Они делали остановки лишь для пополнения запасов продовольствия и питьевой воды. На африканском берегу наблюдали странных людей, кожа которых была чернее тропической ночи, и обезьян ростом с человека. Мыс Бурь обогнули в тихую погоду. Но дальше огромные океанские волны так напугали их, что, высадившись на остров Мадагаскар, многие с облегчением вздохнули.

Потом дела пошли хуже некуда. На них напали аборигены, и это стоило жизни двум членам команды. Пришлось срочно покинуть остров. В спешке корабль посадили на мель. Освободить его не составило труда, однако корпус дал течь, неопасную, но требующую ремонта. О возвращении на Мадагаскар не могло быть и речи, и они продолжили плавание, откачивая помпой воду из трюма.

Однако, кажется, уже был виден конец пути.

Судя по португальским картам мастера Боттомли, они находились в Арабском море, неподалеку от Индии.

Дальнейшая судьба пассажиров мастера Боттомли не касалась. В его обязанности входило высадить их на берег и заняться приведением в порядок корабля для возвращения домой.

И вот то, что должно было произойти сейчас, грозило всем им смертью или рабством у мусульман. Как поступать в этой ситуации, должен был решать сэр Томас Блант, стоящий на юте.

— Они постараются захватить нас, если, конечно, смогут, — сообщил Блант, почесывая нос. В свои сорок лет он выглядел бравым мужчиной. Солдат, придворный, человек из окружения короля, он и теперь, после долгих месяцев плавания, был элегантен: одежда чистая и аккуратно заштопанная, камзол лишь слегка потерся на рукавах. Он носил на шляпе перо, и это тоже выделяло его среди других, как и шпага на перевязи. Во всем прочем он походил на остальных членов команды: широкоплечий, крепко сбитый, с загорелым обветренным лицом.

Плавание на другой конец света явилось для Томаса Бланта полной неожиданностью. Они играли в теннис с королем, когда Генрих вдруг бросил ракетку и сказал:

— Престер Иоанн. Надо найти престера Иоанна, Томас. Это заставит их задуматься.

Под «ними» подразумевались коронованные особы Европы, среди которых Генрих мнил себя лучшим, несмотря на скромные размеры своих владений. На самом деле его соперничество не шло дальше поединка с королем Франции Франциском в турнире Поля Золотого Плаща в 1520 году у стен Калаиса.

Он выиграл турнир... и нажил врага в лице гордого француза. Но человек, которого Генрих действительно хотел превзойти, был его племянник, император Карл V. Когда-то они были друзьями: Генрих, любивший свою жену Екатерину Арагонскую, тетку Карла, в то же время не мог забыть, что в результате ряда выгодных браков и успешных интриг Карл стал не только императором Священной Римской империи, но как король Испании предъявил права на новый континент, открытый Христофором Колумбом.

Как мог правитель маленького острова надеяться противостоять такому величию? Только совершив что-то из ряда вон выходящее, например отыскав сокровища и присвоив их.

Но при чем тут престер Иоанн?

Престер означало не что иное, как пресвитер, первосвященник, а имя Иоанн восходило, должно быть, непосредственно к старцу Иоанну, одному из апостолов Иисуса Христа. Легенда о том, что пресвитер Иоанн ушел в Центральную Азию и образовал там огромное христианское королевство, родилась в двенадцатом веке, когда стало ясно, что затея крестоносцев отвоевать Иерусалим и Святую Землю потерпела фиаско. Государства крестоносцев в Палестине возникли совсем недавно, а сарацины были еще очень сильны. Христианство требовало новых укрепляющих средств. И среди монахов, наделенных богатым воображением, заговорили о могучей, скрытой в глубинах Азии силе христианства, которая, если ее пробудить, сметет мусульман с лица земли и установит власть истинной веры от Атлантики до Великой Китайской стены.

Вопрос был лишь в том, как ее, эту силу, отыскать. Попытки предпринимались не раз. Этому посвятили свои миссии такие известные личности, как Джиованни да Пиан дель Карпени, Джиованни де Монтекорвина и Марко Поло. Церковь направляла в дальние страны свои посольства, о которых больше никто никогда ничего не слышал.

Странно, но в тринадцатом веке, когда полчища Чингисхана вторглись в Среднюю Азию, легенда получила новое развитие. Нашествие монголов объясняли тем, что они устремились на запад, столкнувшись где-то на своих просторах с могущественным христианским королем.

Марко Поло, наверное, изучил этот вопрос лучше других, поскольку прошел через Среднюю Азию, для того чтобы служить при монгольском дворе внука Чингисхана, Кублай-хана. Но даже Марко Поло отказывался признать существование где-либо на огромном пространстве, лежащем за пустыней Гоби, христианского королевства.

Поскольку поиски в Азии государства, основанного пресвитером Иоанном, не дали ощутимых результатов, внимание духовенства с течением времени обратилось к Африканскому континенту. Здесь, к югу от Египта, действительно обнаружилось христианское королевство во главе с монархом-негусом. Жители королевства именовали себя абиссинцами и, по словам вступивших с ними в контакт португальцев, оставались сущими дикарями, несмотря на свою принадлежность к христианству.

— Вы собираетесь направить посольство в Гондар, ваша светлость? — спросил Блант.

Генрих громко рассмеялся:

— Его там не найти, Томас. Я уверен, он в Азии. Вот где ты найдешь пресвитера Иоанна.

— Я!.. — поперхнулся Томас.

— Кто же еще сможет справиться с этой задачей?

— Ваша светлость, позвольте напомнить вам, что я только что женился и моя жена ждет ребенка...

— Но, Томас, ты ведь не влюбленный юнец. Бэсс — твоя третья жена, кого бы она ни родила, ко множеству детей у тебя прибавится еще одно чадо. Только и всего. Роды еще только предстоят, значит, ты не ляжешь с ней в постель, по крайней мере, в ближайшие двенадцать месяцев. Так что можешь спокойно посвятить себя этому делу, зная, что, вернувшись, вновь увидишь стройную и красивую, да к тому же с нетерпением ожидающую тебя жену. Кому как не тебе я могу поручить это дело? Ведь ты говоришь по-арабски, по-персидски и по-турецки лучше всех в королевстве.

Томас мысленно проклял свое пристрастие к изучению языков. Османская империя считалась господствующей политической силой в мире, а ему предстояло покончить с военной службой и перейти на дипломатическую, и потому изучение тарабарских наречий представлялось ему вполне разумной затеей. Кто мог предположить, что судьба так зло посмеется над ним?

— Теперь ты видишь; Томас, — усмехнулся Генрих, — кроме тебя послать некого.

Когда королю Генриху VIII что-то приходило в голову, переубедить его было просто невозможно. К тому же христианству и в самом деле требовался союзник в Центральной Азии: будущее христианской Европы омрачала густая тень Османской империи.

Османцы продолжали экспансию из своей родной Анатолии. Прошло больше двух веков с тех пор, как они пересекли Дарданеллы и обосновались на Балканах. Но поскольку великий город Константинополь удерживался Западом, они появлялись здесь на время, как некогда монголы Чингисхана, совершили набег на Венгрию, затем снова ее покинули. Так продолжалось до тех пор, пока в 1453 году Константинополь не пал под натиском янычар султана Мехмеда II. И наступил век османцев.

— Можем мы избежать встречи с этими головорезами, мастер Боттомли? — спросил Томас, глядя на приближающиеся дау.

— При безветрии, при двенадцати футах водорослей на днище? — покачал головой Боттомли. — Да и океан нам не поможет... Нет ни шанса, сэр Томас.

Томас перевел взгляд на Ричарда.

— Мы должны прорваться, кузен, — решительно сказал Ричард. — Другого выхода у нас нет.

Фраза прозвучала по-мальчишески самоуверенно, и в этом был весь Ричард Блант. Военная служба началась для него в шестнадцать лет. Сейчас ему исполнилось двадцать пять. Когда в Англии царили мир и спокойствие, он брал шпагу и отправлялся в Испанию сражаться за императора против коммунаров Авивы или французов, как это было во время последней войны с Францией. Раненный на стенах Памфелуна, он вернулся в Англию с репутацией одного из лучших бойцов на шпагах в Европе.

Томас никогда не видел своего кузена в деле, но не сомневался, что в бою парень проявит себя достойно. Ричард Блант, ростом шесть футов и два дюйма, с крутыми плечами и сильными ногами, всем обликом выражал постоянную готовность к бою. О том же свидетельствовала неизменно находящаяся при нем шпага толедской стали.

Но отличался Ричард не только силой и ловкостью — он был умен и любознателен. Когда король Генрих открыл свои планы отправить посланца в Азию, Томас взял молодого человека с собой и на протяжении всего плавания передавал ему свои знания, найдя в Ричарде усердного, способного ученика и общительного собеседника. Без Ричарда утомительное плавание из Англии было бы куда более тоскливым.

Элизабет Блант, младшая сестра Ричарда, была женой Томаса. Предстоящая разлука с мужем, человеком почти вдвое старше ее, в то время, когда она готовилась стать матерью, пугала бедняжку до отчаяния. Понимая опасность экспедиции и невозможность отказать королю, она была почти уверена, что прощается с Томасом навсегда. Остальные члены семьи разделяли ее далеко не безосновательные опасения.

Только Ричард, вернувшийся из Испании и уже полностью оправившийся от ран, громко смеялся над их беспокойством:

— Не отправиться ли мне с тобой, кузен Томас, иначе кто позаботится, чтобы ты вернулся домой целым и невредимым? Для успокоения сеньориты я готов рискнуть!

— Это наш единственный шанс, — согласился Томас.

Мастер Боттомли с сомнением покачал головой. На «Бонавентуре» имелось шесть пушек и два орудия с поворотным механизмом, предназначенных для стрельбы гарпуном, но из них в ближнем бою тоже можно было стрелять ядрами.

— Приходилось тебе сражаться на море? — спросил Ричард у Боттомли.

— Чего нет, того нет, сэр. Разве что произошла у нас небольшая перестрелка с французскими пиратами у островов за Ла-Маншем несколько лет назад.

— Стало быть, мы оба новички. Придется пошевелить мозгами. — Ричард задумался на мгновение, затем скомандовал: — Снимите всю запасную оснастку. Навесьте вдоль борта от носа до кормы. Закрепите свободно, так, чтобы, натянутая, она поднималась над фальшбортом фута на три, а то и выше.

— Но... не лучше ли будет сразу натянуть ее над фальшбортом, чтобы помешать абордажу? — спросил мастер Боттомли.

— Нет-нет, — возразил Ричард, — надо, чтобы негодяи взобрались по вантам на борт. Иначе нам их не одолеть.

Боттомли кивнул. Это и впрямь стоило сделать.

— Потом собери всю команду на палубе, на корме и на носу, — продолжал Ричард. — Туда же заранее принеси все оружие.

— Но чем они будут сражаться, когда пираты заберутся на борт? — спросил Боттомли.

— Они не будут сражаться, мастер Боттомли. Они убегут. А так как сбежать вниз под палубу будет невозможно, команде придется бежать на корму или на нос. Это будет самое лучшее, поскольку оба конца хорошо защищены.

Боттомли выглядел еще более растерянным, чем раньше.

— И последнее, — подытожил Ричард. — Распорядись, чтобы наполнили четыре самых больших бочки мыльной морской водой. Поставьте по две на корме и на носу. Быстрее, друзья, быстрее. Выполняйте мои поручения. Нельзя терять ни минуты.

Мастер Боттомли отправился выполнять распоряжения. Минуту спустя каракка напоминала растревоженный муравейник.

— Ты уверен, что поступаешь правильно, Ричард? — спросил Томас.

Ричард усмехнулся:

— Нет. Но в возникшей ситуации я не могу придумать ничего лучшего для подготовки к сражению.

Дау неуклонно приближались. Уже были отчетливо видны смуглые бородатые лица пиратов, припавших к планширям, приготовившихся напасть на каракку. Их оказалось устрашающе много, гораздо больше, чем людей на «Бонавентуре». Единственным утешением служило то, что на дау отсутствовали пушки.

Ричард провел ладонью по чисто выбритому подбородку. Привычку к ежедневному бритью он приобрел в Испании и следовал ей неукоснительно даже здесь, в море.

— Я бы сказал, что они ужасно близко, мастер Боттомли, — заметил он. — Попробуйте-ка достать их из пушки.

Мастер Боттомли отдал команду, и тут же прогремел выстрел. Ядро плюхнулось в море, подняв столб воды и вызвав насмешки со стороны пиратов. Они, несомненно, уже сталкивались с португальцами и имели опыт общения с пушками до встречи с их кораблем.

— Уменьшить заряд, — скомандовал Ричард, — и держать запалы наготове.

Расстояние между «Бонавентурой» и дау сократилось до ста ярдов. Пираты спустили паруса и взялись за весла. На каракке голые по пояс матросы торопливо заряжали пушки, однако быстрее чем за двадцать минут, им управиться не удалось, а между тем арабы были уже рядом. Град пуль, стрел и ядер обрушился на нападающих, но их уже ничто не могло удержать. Последние взмахи весел — и арабы бросились на абордаж.

К тому времени фитили аркебуз были зажжены и вставлены в казенную часть ружей.

— Пли! — скомандовал Ричард, когда над планширем появились первые лица.

Грянул залп, и тут же прозвучала новая команда:

— Закрепить канаты!

По три человека взялись за концы канатов, натянули их чуть выше планширя и закрепили. Вторая волна атакующих взметнулась над бортом. Арабы перепрыгивали через планширь, натыкались на канаты и падали в море, громко вопя от ярости.

Облепленные спешащими выбраться из воды пиратами дау стояли на месте, в то время как «Бонавентура» продолжала двигаться вперед.

— Заряжай, — крикнул Ричард, — ядрами, и побыстрее!

Прошло некоторое время, прежде чем дау собрали своих людей и возобновили преследование.

— По моей команде всем на корму и нос! — крикнул Ричард.

Около сотни арабов с леденящими душу криками вновь вскарабкались на борт каракки. Зная, что их там ждет, они размахивали кривыми саблями, стараясь перерубить канаты.

— Марш! — скомандовал Ричард.

Матросы заметались по палубе.

— Опорожнить бочки! — крикнул Ричард и сам уперся плечом в первую бочку. Затем пошли в ход остальные три, и мыльная вода залила всю верхнюю палубу.

Арабы замешкались, не понимая, что происходит, и не веря своим глазам. Затем с угрожающими воплями бросились на сгрудившихся в противоположных концах корабля матросов. Но атака не удалась. Все шло, как задумал Ричард. Мыльная вода сделала палубу скользкой, как лед, и пираты шлепались один за другим, завывая от страха и ярости. Паника среди атакующих позволила англичанам занять места возле установленных заранее аркебуз и приготовиться к отпору. Расположенные вдоль борта и нацеленные таким образом, что покрывали своим огнем почти все пространство палубы, аркебузы били без промаха. Кровь смешивалась с водой. Тела убитых и раненых усеяли палубу.

Ричард нагонял еще большую панику, стреляя в толпу арабов.

Тем временем с кормы послышался новый удар и злобные крики: последнее дау подошло со стороны полуюта. Но здесь борт каракки был выше, чем у атакующего судна, окна плотно задраены, и пиратам пришлось карабкаться на фальшборт, где их встречали Ричард со шпагой и кинжалом в руках, Томас и еще с полдюжины защитников «Бонавентуры».

В пылу схватки Ричард пронзил первого нападающего шпагой и столкнул в море. Молниеносно отразил удар второго и кинжалом, зажатым в левой руке, заколол его. Едва ли не в тот же миг шпага англичанина поразила третьего пирата, занесшего над головой кривой турецкий ятаган. Отвага, с которой сражался Ричард, передалась остальным защитникам каракки.

Воодушевленные его примером, англичане яростно обрушились на противника. Сэр Томас внес свою лепту в общее дело, отправив за борт нескольких пиратов.

Один или два отчаянных смельчака рванулись было на бак, увлекая за собой остальных, но были изрублены алебардами матросов. Оставшиеся в живых обратились в бегство. Корма корабля тоже была очищена от неприятеля. Ричард, воспользовавшись случаем, произвел несколько выстрелов из гарпунных пушек, поразив отступавших. Дау отстали, и на этот раз, кажется, окончательно. «Бонавентура» легла на прежний курс, а еще не остывшие после боя матросы принялись наводить порядок на палубе.

— Отлично сработано, Ричард, — похвалил кузена Томас.

— Действительно здорово, сэр Томас, — восхитился мастер Боттомли. — А все благодаря нашему мальчику. Они не возвратятся, сэр?

Ричард бросил взгляд на видневшиеся в отдалении дау. Там убирали весла и ставили паруса, но, похоже, вовсе не для того, чтобы продолжать погоню.

— Сомневаюсь. Но на всякий случай не помешает послать в них несколько ядер.

Боттомли отдал приказ своим людям, те произвели по пиратам несколько выстрелов. И опять ни одно ядро не достигло цели. Зато арабы теперь явно отказались от преследования.

— Получили урок, мошенники, — удовлетворенно пробурчал Боттомли. — Что будем делать дальше, сэр Томас?

— Сбросьте эту падаль за борт и держите курс на Гоа, мастер Боттомли, — сказал Томас. — Доложим сеньору Алварадо о своем прибытии.

Дон Хаим Алварадо внимательно разглядывал стоявший на якоре в порту Гоа английский корабль и льющиеся с его бортов тонкие струи воды от беспрерывно работающих помп.

Дон Хаим был невысокий тучный мужчина с заостренной бородкой и щетинистыми волосами, скрытыми под широкополой соломенной шляпой, совершенно не гармонирующей с камзолом и чулками, которые он поспешно натянул на себя, услышав, что в гавань входит странный корабль.

В настоящий момент дон Хаим стоял в тени, отбрасываемой двумя рослыми англичанами.

— Арабы, говорите вы? Да, они попортили нам немало крови, пока мы не разгромили их флот, э-э... лет пятнадцать тому назад. Вам следует вытащить корабль на берег, если не хотите, чтобы он затонул.

— Чем скорее это удастся сделать, тем лучше, — согласился сэр Томас.

— Я распоряжусь, чтобы к работе приступили немедленно. Так, говорите, их было пять, и вы обратили их в бегство? Великолепно. Вы должны пообедать у меня, сеньоры, и рассказать об этом сражении.

— Что ты о нем думаешь? — спросил Ричард.

— О поселке?

Томас смотрел на затянутый легким туманом берег, риф, горстку домов и возвышающуюся над ним церковь. Лет пятнадцать назад португальцы приобрели Гоа для создания опорного пункта в торговле с Индией. Теперь через многочисленные фактории непрерывным потоком шли дорогостоящие пряности как из самой Индии, так и со всего Востока. Но при этом Гоа продолжала оставаться всего лишь перевалочной базой, стоянкой для кораблей, следующих из Лиссабона. Резиденция губернатора выделялась прежде всего своими размерами. Сразу за ней начинались джунгли, простирающиеся насколько мог охватить глаз.

— Да уж ничего интересного в этом местечке, будь уверен. И такая жарища... — Разговаривая, сэр Томас обмахивался шляпой.

— Я имел в виду губернатора.

— Он показался мне довольно дружелюбным.

— Ты заметил, что он не смотрит в глаза, когда разговаривает?

— У некоторых людей это всего лишь признак неуверенности.

— По-моему, это верный признак лживости, — возразил Ричард.

— В таком случае нам следует быть осмотрительнее, — кивнул Томас и продолжил: — Но мы уже здесь. Наш корабль нуждается в ремонте. К тому же губернатор может знать о пресвитере Иоанне. Думаю, нам следует воспользоваться их гостеприимством, тем более что до Рождества осталось всего два дня.

— Пресвитер Иоанн? — задумчиво повторил дон Хаим. — Конечно, я слышал о нем. Мы все о нем слышали.

Он сидел во главе обильно уставленного яствами и винами обеденного стола. Названия многих блюд, фруктов и овощей были неизвестны гостям — таких, например, как ямс и окрас.

Томаса и Ричарда сопровождал мастер Боттомли, одетый так же, как они, опрятно и просто. Со стороны хозяина на ужине присутствовали начальник гарнизона капитан Гонсалвеш и, к удивлению англичан, три женщины: хозяйка дома и две ее дочери. Жена губернатора, тучная, расплывшаяся особа, отчаянно страдала от жары. Стоящая у нее за спиной служанка обмахивала ее опахалом. Огромный золотой крест на пышной груди матроны поблескивал в свете свечей, отбрасывая блики по всему залу.

Ричард огорченно отметил про себя, что со временем и обе ее дочери будут выглядеть не лучше. Но так или иначе это были первые женщины, которые порадовали его взгляд после долгих месяцев путешествия. Младшей, Марии, лет пятнадцать. Елене — года на два больше. Как и мать, обе одеты в платья с глубоким вырезом. Девушек нельзя было назвать хорошенькими, но мужчинам, не видевшим женщин почти полгода, даже их болезненные лица и тощие фигурки казались привлекательными.

— Трудно сказать, где именно находятся его владения, — закончил свою мысль дон Хаим. — А что вам известно об индийских делах, сеньор Блант?

— Почти ничего.

— Они не менее запутаны, чем европейские, уверяю вас. Наши небольшие владения здесь, на западном побережье, подвластны королевству Биджапур. Нас окружают королевства Ахмеднагар, Бидар и Кандеш. К северу от Кандеша лежит Гуджарат. Там у нас еще одна фактория в местности под названием Диу. Гуджарат — самое сильное государство из нашего ближайшего окружения, и оно в некоторой степени покровительствует упомянутым королевствам.

Ричард вдруг почувствовал, что его пальцы коснулись пальцев Елены. Она не убрала руки.

— Ну а дальше за этими государствами, — продолжал дон Хаим, — расположены более сильные королевства. Южную оконечность полуострова занимает Виджаянагар. К северу от Виджаянагара лежат Голконда и Берар, Гондвана, Орисса и Малва. Дальше, на востоке, — Бенгалия. Все они значительны по размеру. Насколько я могу судить, любое из них больше Португалии... или Англии.

Все с интересом смотрели на губернатора. Ричард делал то же самое, но позволил себе продвинуть руку на дюйм вправо, и пальцы его легли на влажную кисть. Елена шевельнула рукой, словно хотела отдернуть ее, но на самом деле просто перевернула кисть, и теперь его пальцы покоились на ее ладони.

Он тотчас ощутил сильное волнение, сродни азарту погони. Чувство, которому он никогда не мог сопротивляться и которое лишь благодаря счастливым стечениям обстоятельств не завело его до сих пор в супружескую западню.

— Но все эти независимые государства, — продолжал дон Хаим, — живут в страхе перед своими северными соседями, ибо Раджпутская конфедерация сплошь состоит из воинов. А Делийское королевство, простирающееся через всю Северную Индию от Гиндукуша до границ Бенгалии, наиболее могущественное из них. Дели называют еще Страной Павлинов, по имени обитающих там необычных птиц. Земля в тех краях изобилует драгоценными камнями, и ходят слухи, что султан владеет одним из самых крупных из них, известным под названием «Кох-е-нур» — «Гора Света». Человек, которому довелось видеть его, утверждает, что это самый большой алмаз в мире.

Томас Блант, скептически улыбаясь, отпил немного вина.

— Вам следует искать пресвитера Иоанна, — продолжал дон Алварадо, — севернее Дели, за горами Афганистана.

Ричард нежно погладил податливую ладонь. Он сомневался, что девушка поняла значение этого жеста: желание завлечь ее в постель. Если же и поняла, то не выказала никакого смущения.

А ему нестерпимо хотелось заполучить ее при первой же возможности. Он так истосковался по женщинам, что, наверное, представься случай, не отказался бы разделить постель даже с ее матерью.

— Можно ли посетить на корабле все эти страны? — спросил Томас.

Дон Хаим рассмеялся:

— Нет, сэр Томас, на корабле это невозможно. Дели находится в глубине материка, в сотнях миль от моря. Ближайший к нему порт — Диу — в нескольких днях плавания вверх вдоль побережья. Но вам можно избрать более разумный путь. Если удастся выправить паспорта от султана Гуджарата к султану Дели, путешествие пройдет значительно легче.

— Когда мы сможем продолжать плавание, мастер Боттомли? — спросил Томас.

— Боюсь, не скоро, сэр. На ремонт днища потребуется несколько недель.

— А на все остальное?

— Отремонтировать и снарядить корабль заново в этой жалкой стране... Четыре месяца, сэр.

— Четыре месяца?! — вскричал Томас.

Слова Боттомли расстроили и Ричарда. Он забылся и так стиснул ладонь Елены, что та поспешно убрала руку. «Проклятье, — подумал он. — Но... четыре месяца?»

А что, за четыре месяца пребывания в Гоа их отношения с Еленой могли бы сложиться самым неожиданным образом.

— Невозможно, — заявил Томас. — Четыре месяца — это слишком долго.

— Мой корабль непригоден для плавания, сэр. — Мастер Боттомли упрямо стоял на своем.

— Я согласен, задержка и в самом деле может оказаться слишком долгой, — вступил в разговор дон Хаим, — но у меня есть предложение. Раз уж ваше судно вынуждено оставаться здесь на протяжении четырех месяцев, сэр Томас, то почему бы вам не совершить путешествие в Гуджарат по суше? Разумеется, я предоставил бы вам корабль, будь он у меня. Но, к сожалению, моя флотилия прибудет только через несколько месяцев. Однако по суше...

— Это возможно?

— О, разумеется. Я говорил вам, что государства к северу от нас признают над собой власть Гуджарата. В письмах, которыми я вас снабжу, будет указано, что вы — посланники могущественного европейского короля к султану, и это гарантирует вам безопасность. Путешествие окажется не из трудных.

Ричард уловил какое-то движение рядом и взглянул на девушку. Елена смотрела на отца, и на лице ее был написан испуг.

— Сколько времени займет такое путешествие? — спросил Томас.

— Пока не наступил сезон дождей, вы доберетесь туда за четыре недели. Примерно еще четыре недели уйдут на дорогу до Дели... Я не могу сказать, как далеко вам предстоит идти дальше, но зато по возвращении вы найдете свой корабль готовым к обратному плаванию в Европу. Я лично прослежу за этим.

Елена издала губами негромкий свистящий звук, который расслышал только Ричард.

— Что ж, это, пожалуй, самое разумное решение проблемы, — сказал Томас. — Как ты думаешь, Ричард?

— Полностью согласен с вами, сэр Томас.

— Когда можно будет отправиться в путь, дон Хаим? — спросил Томас.

— Я позабочусь о проводниках и носильщиках, и через три дня можно выступать.

— Превосходно! — воскликнул Томас. — Просто великолепно! Слава Богу, сэр, теперь я ощущаю себя намного счастливее, чем каких-нибудь двенадцать часов назад.

После обеда они расположились на веранде, потягивая португальское вино, и дамы, к удивлению и восторгу Ричарда, составили им компанию. С наступлением прохлады слетелось много насекомых. Одни громко жужжали, но были безобидны, другие не производили ни звука, зато жалили очень болезненно. Англичане, следуя примеру португальцев, отгоняли их, не прерывая разговора.

Дон Хаим был изысканно красноречив, увлекательно рассказывал об индийских войнах, индийских обычаях. Все это, наверное, заинтересовало бы Ричарда, если бы не присутствие Елены, настойчиво старающейся встретиться с ним взглядом.

В конце концов он не выдержал. Допил свой бокал и поднялся из-за стола.

— Дон Хаим, позвольте пригласить сеньориту Елену прогуляться по вашему саду. Такой погожий вечер...

— О, конечно, — согласился дон Хаим. — Магдалена!

Дуэнья уже спешила из дома. Елена встала с кресла, значительно более серьезная, чем хотелось бы Ричарду. Он взглянул на Томаса, у которого удивленно поползли вверх брови, и последовал за женщинами. Огни дома остались позади. Они шли по тропинке среди низкорослых деревьев, каких Ричард никогда прежде не видел.

— Как здорово, что вы пригласили меня прогуляться, сеньор, — прошептала девушка.

— Это доставило мне удовольствие, сеньорита.

— А вот и твоя любимая скамья, Магдалена. Почему бы тебе не посидеть на ней? Мы с сеньором Блантом прогуляемся до конца рощи и обратно.

— Только оставайтесь на виду, — предупредила женщина.

— Конечно, — заверила ее Елена. Она взяла Ричарда под руку и не выпустила ее в течение всей прогулки. — Послушайте, — сказала она, — вы не должны следовать совету моего отца.

— Не слушать совета вашего отца? Но тогда как мы попадем в Гуджарат?

— Вам не следует идти в Гуджарат, — сказала она. — Султан Гуджарата не любит европейцев. Он терпит факторию в Диу только из-за нашего сильного флота. Несколько лет назад он воевал с нами, потерпел поражение и вынужден был подписать соглашение о мире с Португалией. Но он по-прежнему ненавидит нас. Даже если верительные грамоты моего отца что-то для него и будут значить, то все равно на пути в Сурат вас ждет множество опасностей.

— Однако ваш отец утверждает, что это всего лишь легкая прогулка. Зачем ему нас обманывать?

— Потому что он хочет заставить вас покинуть Гоа. И вы никогда не сможете вернуться в Европу. Ему приказано избавляться от всех незваных гостей. Это зона торговых интересов Португалии и больше ничьих. Он обманывал вас, утверждая, что путешествие не доставит вам хлопот. Ничего подобного. Оно будет трудным и опасным.

Они дошли до конца рощи. Ричард оглянулся и смог различить только фигуру сидящей Магдалены.

— Но он встретил нас как друзей.

— Вы вооружены, на корабле у вас пушки. Отец предпочитает отделаться от вас хитростью, но не силой.

Девушка повернулась, словно собираясь идти обратно, но Ричард взял ее за руку и мягко увлек в тень деревьев.

— Вы клевещете на своего отца.

Черты ее лица были едва различимы в темноте. Они стояли так близко друг к другу, что он ощущал ее дыхание на своем лице.

— Отец делает свое дело, — сказала она, — выполняет свой долг. Но я не хочу, чтобы вы попали в беду.

Он поцеловал ее в губы. На мгновение она перестала дышать, потом ее руки обняли его, и пальцы легли на плечи.

— О, сеньор, — прошептала она, когда их губы разомкнулись.

— Это всего лишь ничтожная благодарность за вашу заботу, — сказал Ричард и поцеловал ее снова.

Губы Елены раскрылись, и она позволила молодому человеку прижать себя к груди.

— Что, по-вашему, я должен делать? — прошептал он ей на ухо.

— Останьтесь в Гоа, отремонтируйте корабль, а потом плывите.

Ответ был не тот, которого он ожидал, но и в нем угадывалось обещание.

— Плыть куда?

— Я не знаю. Может быть, дальше на востоке вы отыщете путь к пресвитеру Иоанну. А может быть, для вас лучше прекратить поиск и вернуться в Англию.

Он поцеловал девушку снова и только теперь ощутил наконец страстный трепет ее тела. Нащупав пуговицы на ее платье, он стал расстегивать их одну за другой. Она, казалось, не замечала этого.

— Если я вернусь в Англию, Елена, вы поедете со мной?

Это был ход, испытанный им дюжину раз, и всегда успешно.

— О, сеньор, — выдохнула она.

Ричард запустил руку под ее платье и понял, что там только нижняя рубашка. Климат был слишком жарким, чтобы надевать что-то еще, а она достаточно молода и стройна, чтобы пользоваться корсетом, даже если бы климат и позволял носить его. Вряд ли ее мать надевала корсет.

— Вы останетесь? — спросила она.

— Остаться и видеть вас снова и снова было бы венцом моих желаний, — произнес он в ответ.

Руки Ричарда под платьем скользили по ягодицам Елены. Легкая дрожь пробежала по ее телу.

— Так вы останетесь? — спросила она снова.

— Мне нужно поговорить с кузеном. Он посланник. Но я постараюсь убедить его.

— О, сеньор, сеньор... — Она повернулась так, что его рука сама собой легла на ее лоно. — О, сеньор.

«Бог мой, — подумал Ричард, — я готов заполучить это свежее, юное создание здесь, сейчас, в первый же день знакомства. И если ее отец действительно намеревается послать нас на смерть, он заслуживает того, чтобы его дочь была совращена».

— Елена, Елена, где ты?

Они были так поглощены друг другом, что Ричард не услышал тяжелые шаги дуэньи. Он поспешно отступил от девушки, а Елена принялась торопливо застегивать платье, удивляясь незаметному появлению дуэньи.

— Мы здесь, Магдалена, — сказала девушка, — разговариваем о политике.

— А, — откликнулась женщина. Было слишком темно, чтобы она смогла заметить что-нибудь неладное.

Когда они возвращались в дом, Ричард сжимал руку Елены.

«Бонавентура» была вытащена на берег и закреплена. Пушки и припасы сняли с корабля и привязали канатами к ближайшим деревьям. Из парусов англичане сделали палатки, поскольку в фактории не нашлось места, чтобы разместить команду.

Томас и Ричард расположились в палатке вдвоем. Ночью, когда слуги отправились отдыхать, Ричард рассказал кузену все, что узнал от Елены.

— Ерунда, — заявил Томас.

— Ей, должно быть, трудно говорить об отце такие вещи без веских оснований, — сказал Ричард.

— Бедовый ты парень! Признайся, ты поимел ее?

— С этим драконом, стоящим рядом?

— Ну ведь нужно же было сделать так, чтобы твой разговор не услышали. Или дуэнья тоже злословила по адресу своего хозяина?

— Мы уединились всего на несколько секунд, — сказал Ричард.

— За которые ты успел надавать обещаний.

— Ну... я немного приласкал этого ребенка. Уверяю тебя, она была совсем не против и, казалось, сама хотела этого.

— Ричард, слабость к женщинам не доведет тебя до добра. Уверен, она была не против. Представь себе жизнь молодой девушки, лишенной разнообразия в этой глуши. Она проводит бесконечно долгие дни в мечтах о симпатичном молодом матросе или, по крайней мере, владельце судна, прибывшем сюда из-за океана, чтобы припасть к ее ногам и умолять отправиться с ним если не в Португалию, то, во всяком случае, поближе к цивилизации.

— Тебе следовало бы стать поэтом.

— В свое время я писал стихи, — заметил Томас, — но я не настолько ослеплен романтикой, чтобы не видеть, когда меня дурачат. Ты любишь эту девушку?

— Я только что встретил ее.

— Ты собираешься жениться на ней?

— Боже упаси.

— Ну так вот, если ты останешься здесь на четыре месяца, как просит тебя девушка, то к концу этого срока ты наверняка женишься на ней.

Ричард не мог не признаться себе, что Елена произвела на него благоприятное впечатление.

— Итак, при сложившихся обстоятельствах чем раньше мы покинем это место, тем лучше, — заявил Томас. — Я уже принял предложение дона Хаима о проводниках и носильщиках. Мы уходим послезавтра.

— А если Елена права и ее отец намерен от нас просто избавиться?

— Не поверю этому ни на миг. Но даже если это так... мы лишь удивим его, выполнив свою задачу, когда вернемся и рассчитаемся с ним. Но еще раз повторю, я не верю этому ни на миг. В любом случае мы пришли сюда с миссией, и она будет выполнена. Кроме того, меня заинтересовал этот алмаз «Гора Света». Если, конечно, он вообще существует.

У Ричарда оказалась еще одна возможность встретиться с Еленой с глазу на глаз. Это произошло на следующий день, на Рождество, когда в полдень дон Хаим устраивал для англичан грандиозный обед. Он пригласил нескольких агентов с женами, а мастер Боттомли привел своих помощников. Тростниковый ликер и вина на полуденном солнце развязали всем языки.

Ричард без труда занял место рядом с Еленой, хотя он прекрасно понимал, что у всех на глазах ему едва ли удастся уединиться с ней в зарослях.

— Я должен попрощаться с вами, — сказал он ей. — Мой кузен решил совершить этот поход в Гуджарат, и я вынужден идти с ним.

Она слегка повернула к нему голову, уши ее порозовели.

— Тогда я вас никогда не увижу снова.

— О чем вы говорите, мы же не вчера родились. Нам, конечно, предстоит преодолеть некоторые трудности по пути в Сурат и в Дели, но не более того.

— Я никогда не увижу вас снова, — повторяла она словно заведенная.

— Через год я вернусь, — сказал он и добавил: — Вы разве не будете меня ждать?

— Если вы поговорите с моим отцом.

Определенно молодая женщина знала толк в сердечных делах.

— Хм... думаю с этим следует повременить до моего возвращения, — сказал Ричард. — Не хотелось бы, чтобы вы связали себя словом с человеком, который, как вы полагаете, идет на смерть. Я просто хочу, чтобы вы пообещали ждать меня, когда через год я вернусь.

Ричард подивился своей настойчивости. У него не было абсолютно никакого желания жениться на ней. Он решительно отказывался давать клятву в любви.

«Пожалуй, прав Томас, — подумал Ричард, — слабость к женщинам когда-нибудь будет стоить мне жизни».

— Я никогда не увижу вас снова, — сказала Елена в третий раз и повернулась к соседу, сидевшему с другой стороны.

Определенно она вычеркнула его из числа потенциальных женихов.

Вся колония собралась проводить экспедицию. Томас и Ричард, конечно, были главными героями дня. Их сопровождало четверо слуг: Барнес, Эванс, Роджер и Смит, вооруженных аркебузами с полным боевым комплектом, а также дубинками и кинжалами. У Блантов, кроме аркебузов, были еще шпаги и кинжалы.

Снаряжение разместили на шести мулах. Сопровождали экспедицию двое проводников, которых, как с гордостью заверил Томаса дон Хаим, он отбирал сам, так же как и шестерых погонщиков для животных.

— Через четыре месяца ваш корабль будет ждать вас, сэр Томас, — сказал мастер Боттомли, огорченный расставанием.

— Сомневаюсь, что мы успеем вернуться за четыре месяца, — ответил Томас. — Ждите нас месяцев через шесть или, по крайней мере, известия от нас. — Он взял руку дона Хаима. — Вы оказались настоящим другом, сеньор. Если бы я мог, поверьте, непременно отблагодарил бы вас за гостеприимство.

— Это подарок, сэр Томас. Принимать вас в Гоа для меня большое удовольствие. А сейчас я пожелаю вам успеха.

— Успеха вам, — эхом повторил капитан Гонсалвеш.

Ричард разглядывал толпу в поисках Елены, но ее нигде не было видно.

Томас занял место во главе небольшого отряда, помахал на прощание рукой, и путники двинулись по проторенной среди деревьев дороге. Проводники погоняли мулов, связанных одной веревкой.

«Если дорога окажется вроде этой, — подумал Ричард, — путешествие будет несложным».

Дон Хаим, проводив взглядом караван, пока тот не скрылся из виду, повернулся к Гонсалвешу.

— Скатертью дорога, — произнес он. — Мы больше никогда не увидим их.

— А как быть с капитаном и матросами? — спросил Гонсалвеш.

— Пусть пока занимаются ремонтом судна, — ответил дон Хаим. — Дайте им ликера вволю и несколько местных женщин. Однажды они перепьются и заболеют. А мы оставим их наедине с лихорадкой.

 

Глава 2

СТРАНА ПАВЛИНОВ

Несколько дней спустя путешественники пришли в деревню. Их встретило почти все население, жующее обжигающий рот бетель. Темнокожие дети с удивлением пялились на них, а братья Бланты и их английские слуги не сводили глаз с хорошо сложенных, улыбающихся индийских девушек, которые, казалось, совсем не заботились о том, чтобы прикрыть обнаженную, грудь.

Общаться было трудно, поскольку индийцы не говорили ни по-турецки, ни по-арабски. Старший из проводников, Прабханкар, знал португальский и выступал в роли переводчика, но разговор мог вестись только самый примитивный.

— И слава Богу, — проворчал Томас. — Клянусь, Ричард, если ты соблазнишь хоть одну из этих красавиц, продолжишь путь в оковах.

— Я даже и не помышляю об этом, — возразил Ричард.

— Согласись, что твоя португальская чаровница пыталась ввести тебя в заблуждение. Я не видел людей более дружелюбных, чем эти, — сказал Томас. — Прабханкар, спроси старейшину: так будет до Сурата?

Ричард еще некоторое время рассматривал девушек. Он не сомневался, что приключение с одной из них запомнилось бы надолго. Условия же, в которых они жили, ужасали. Ни у одной не было обуви, и неожиданно для себя он понял, что недостаток скромности объяснялся элементарным отсутствием одежды, в то время как почти у каждой на лодыжке или запястье поблескивали золотые браслеты. Прабханкар сказал, что это все их богатство и приданое. Те, кто побогаче, могут иметь и по нескольку драгоценных браслетов, но это никак не влияет на их положение в обществе.

Местные жилища представляли собой хижины в несколько квадратных футов, в которых проживала одна семья, насчитывающая иногда до. десяти человек. Пищу готовили на общем огне. Небольшим козьим стадом и кукурузным полем владели тоже сообща.

Да, это явно было не то общество, в которое Ричард стремился попасть.

Старейшина сказал Прабханкару, что народ, который встретится им по дороге в Сурат, как правило, достаточно дружелюбен, но дальше, на севере, встречаются банды грабителей. Хотя гораздо большая опасность исходит от тигров, добавил он. Ну а самое страшное — это дожди, которые, как заявил он, в это время льют почти каждый день.

— Как это может быть? — удивился Томас. — Дон Алварадо сказал, что сезон дождей начнется еще через несколько месяцев. До тех пор мы успеем добраться до Дели.

— Сезона дождей не должно быть еще довольно долго, сахиб, — согласился Прабханкар. — Но я думаю, что нам следует поспешить.

— Почему дождь так опасен? — удивился Ричард.

— Дождь будет очень сильный, сахиб. Нам следует попытаться перейти реку до того, как он начнется.

Ричард почесал затылок: его не до конца убедили. Подумаешь, дождь! Индиец не попадал под английский весенний ливень.

Стояла обычная для этой местности жара, и англичане в своих коротких штанах и камзолах обливались потом, с завистью поглядывая на индийцев, облаченных в дхоти.

— Мы англичане, а посему должны быть прилично одеты, — наставлял своих спутников Томас.

— Что сделать довольно трудно до тех пор, пока мы не найдем в Сурате портного, — парировал Ричард, показывая дыры на рукавах рубахи, продранной о колючий кустарник, росший вдоль дороги.

Через три дня пути они достигли следующей деревни, где, увидав шпаги и ружья путешественников, местные жители сделали все, чтобы угодить им. Эти люди жили в постоянном страхе: поблизости водился тигр, который утащил нескольких коз и даже одного ребенка. С недавних пор крестьяне боялись выходить на свои поля.

— Как ты думаешь, — спросил Ричард своего кузена, — не поймать ли нам эту тварь?

— Мы пришли в Индию не для того, чтобы охотиться на тигров, — ответил Томас. — У нас своя цель.

Они попрощались с деревней и продолжали свой путь. Тропа почти исчезла, но Прабханкар, по-видимому, знал, где они находятся. Джунгли подступали со всех сторон. Огромные деревья взмывали на неимоверную высоту, позволяя видеть небо лишь изредка. Кустарник стал гуще, и индийцы с трудом прорубали дорогу. Низкая поросль цеплялась за ноги. Лес был полон всевозможных звуков, тем более настораживающих, что ни змей, ни цикад не было видно.

Вдруг они услышали очень громкий крик, сопровождаемый гортанным ворчанием. Носильщики забеспокоились, а мулы заревели на всю округу.

— Поблизости какое-то животное, — сказал Ричард.

— О, они это чувствуют, сахиб, — заверил Прабханкар. Он пытался выглядеть спокойным, но явно был напуган.

— Кто это? — спросил Томас.

— Тигр, сахиб.

— Кажется, нам все же придется поохотиться на тигра, кузен... хотя, скорее всего, он будет охотиться на нас.

— Сколько их? — перебил его Томас.

— Один, сахиб.

— Один тигр? И эти ребята перепугались до смерти?

— И один тигр может быть очень опасным, — заверил их Прабханкар.

Томас посмотрел на Ричарда, который пожал плечами.

— Он знает, что говорит.

Остановившись на ночлег, путники поставили мулов в центре лагеря, спутав им ноги. Погонщики расчистили ножами большой участок земли и развели огромный костер. Искры взлетали ввысь и через несколько секунд гасли, падая на листву деревьев. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы понять: лес непременно загорелся бы, будь он сухим.

Но Прабханкар, казалось, предпочитал опасность лесного пожара нападению тигра.

— Так вот, — объявил Томас. — Прабханкар говорит, что эта тварь — ночное животное и обычно нападает под покровом ночи. Мы шестеро будем дежурить парами всю ночь и поддерживать костер. Дежурить будем по три часа и при первой же опасности разбудим весь лагерь. Понятно?

— Барнес и я будем дежурить во второй паре, — заявил Ричард.

Томас кивнул; ничего другого он и не ожидал от своего кузена.

После еды Ричард сразу лег спать, поскольку ему предстояло бодрствовать среди ночи. Через несколько секунд он уже ничего не слышал. Сработала привычка, приобретенная во время привалов на земле Испании. Он не видел снов и проснулся, казалось, через секунду после того, как положил голову на свернутое одеяло.

Рядом с ним протяжно храпел Томас, и только мулы тревожно переступали с ноги на ногу.

— Все спокойно? — спросил Ричард у Эванса, разбудившего его легким прикосновением.

— Трудно сказать, сэр. Очень много шума, но нельзя понять, кто это. Однако наши животные нервничают.

Ричард кивнул. К этому времени проснулся и Барнес, и они сели спиной друг к другу. Ричард положил шпагу на колени, а аркебуз рядом. У Барнеса были кинжал и также ружье. На ружьях горели фитили, и подставки тоже были приготовлены.

— Не спать, — предупредил Ричард.

— Постараюсь, сэр, — заверил Барнес.

На самом деле Ричарду и самому с трудом удалось не задремать. Ночь была жаркой, как и день. Ни дуновения ветерка, к тому же досаждала мошкара, которая неумолчно жужжала и то и дело жалила. Барнес подбросил несколько веток, и костер разгорелся еще сильнее. Сказочный танец огня притягивал взгляд, завораживал.

Барнес легким толчком вернул его к действительности.

— Слышите, сэр?

Ричард прислушался и уловил в кустарнике, футах в восьми от них, какое-то движение. Там затаился кто-то побольше, чем змея.

Потом он увидел глаза, сверкавшие во тьме леса, — огромные, красные, они, не мигая, смотрели на него.

Он вскочил на ноги и закричал:

— Все ко мне! Просыпайтесь! Подъем!

В тот же миг кто-то внезапно метнулся к нему из кустарника. В темноте Ричард едва успел разглядеть огромного — не меньше семи футов длиной — желто-черного зверя. Оба стража, протиснув аркебузы в вилки подставок, выстрелили почти одновременно. Но пули, если даже и достигли цели, тигра не остановили. Одним прыжком огромная кошка миновала огонь и врезалась в середину стада мулов. Двумя ударами когтистой лапы одно из животных было убито, и хищник со своей жертвой в пасти скрылся. Только кусты затрещали в ночи.

Обезумевшие от страха мулы ревели. Люди тоже переполошились. Носильщики громко обсуждали между собой происшедшее. Ричард убрал шпагу в ножны и внимательно рассматривал отпечаток огромной лапы на земле. Он дивился силе животного, мгновенно исчезнувшего со взрослым мулом, весящим несколько сот фунтов.

— О мой Бог! — воскликнул Томас, остановившийся рядом. — Ты не видел этого зверя?

— Видел, — ответил Ричард. — Когда он был уже передо мной.

— И вы попали в него, сахиб. — Прабханкар показал на кровь возле огня.

— Хорошо, что у нас есть мулы, иначе бы он унес человека.

— Ты потрясен, — заметил Томас. Ричард кивнул:

— Я никогда не видел такого большого, сильного и быстрого животного. Теперь куда лучше представляю, что нас ждет впереди, кузен.

Тигр больше не вернулся. Все решили, что он истек кровью, хотя это было маловероятно. Жестокое нападение хищника потрясло путешественников, однако оно было мгновенно забыто два дня спустя, когда Прабханкар указал сквозь кроны деревьев на темные тучи, надвигавшиеся с юго-востока.

— Похоже, скоро будет ливень, — предположил Ричард. — Тем более, если похолодает.

— Мы должны перейти реку до дождя, сахибы, — настаивал Прабханкар. — Уже недалеко.

Они достигли реки — широкой и на первый взгляд довольно глубокой — в полдень следующего дня после изнурительного марша. Весь день на небе громоздились облака и воздух был совершенно неподвижен.

— Брод там, — указал Прабханкар, — но вы должны остерегаться крокодилов.

— Крокодилов? — удивился Томас. — А что это за животное?

— Дракон, сахиб, с чешуйчатой кожей. Никаким оружием нельзя убить крокодила. Нам остается только надеяться, что удастся избежать встречи с ним.

Томас посмотрел на Ричарда, который пожал плечами. После стычки с тигром он уже не мог относиться с пренебрежением к рассказам индийцев о местных животных. Но все-таки был не в состоянии представить себе животное, которое нельзя убить.

Начался дождь.

— Надо спешить, — сказал Прабханкар и стал подгонять носильщиков.

— Разве нельзя переждать дождь? — спросил Томас. — Тем более через час совсем стемнеет. Я бы предпочел встретить этих ваших драконов в дневное время.

— Этот дождь не кончится, сахиб, в течение многих дней. А через двенадцать часов река разольется. Мы должны перейти ее сейчас.

Томас снова посмотрел на Ричарда, который стоял, задрав голову и глядя в небо, где раскаты грома сменялись сполохами молний.

Мулы подняли невообразимый рев, выражая недовольство тем, что их заставляли идти в воду, по которой уже шлепали крупные капли дождя.

— Это Богом забытая страна, — ворчал Томас.

Они не увидели ни одного крокодила. Ричард не мог удержаться от мысли, что крокодилы, если они и в самом деле существуют, укрылись от дождя. Реку пересекли без приключений, если не считать того, что вымокли до нитки. Местами вода доходила до шеи. Дождь усилился настолько, что путники, выбравшись на берег, не почувствовали разницы, словно по-прежнему оставались в реке.

Огонь развести не было никакой возможности, и им пришлось поужинать сырым мясом.

— Сколько продлится этот дождь, вы сказали? — спросил Прабханкара Томас.

— Может, сутки, а может, и неделю, — ответил Прабханкар.

— Неделю? — не поверил Ричард.

— И тогда он кончится? — поинтересовался Томас.

— Возможно, кончится, сахиб. Это не муссон, который может лить до двух месяцев.

— И все-таки моя чаровница была права, — заявил Ричард.

— Боже мой, — рассвирепел Томас, — по возвращению в Гоа я сверну шею этому парню Алварадо.

Через неделю Ричард уже удивлялся, когда при разговоре о возвращении в Гоа вместо «когда» не говорили «если».

А дождь все лил и лил, иногда ослабевая до мороси, иногда прекращаясь совсем на час-два, пока вновь не нависали тучи и не начинал греметь гром, не оставляя сомнений в его неизбежном возвращении.

Теперь довольно часто дул ветер, который, стремительно проносясь через джунгли, сгибал даже огромные деревья, иногда выворачивая их с корнем и со скоростью пули, выпущенной из мушкета, швыряя на землю.

Подчас ураган налетал с такой силой, что наши путешественники вынуждены были хвататься друг за друга, чтобы удержаться на ногах.

Их одежда все больше отсыревала и менять ее было бессмысленно, потому что влага пропитала весь багаж. Они перестали бриться и удивлялись, почему у них растут бороды, в то время как у индийцев едва пробивалась какая-то чахлая поросль. Продукты начали портиться, и путники вынуждены были сократить свой рацион. Томас и Ричард надеялись, что будет возможность поохотиться, однако порох, как и все остальное, отсырел и было совершенно невозможно держать фитиль зажженным.

— Вы можете представить себе дальнейшее путешествие в таких условиях? — спросил Ричард.

— Скорее всего оно невозможно, — согласился с ним Томас.

И все же они шли дальше. В отличие от индийцев, в том числе и Прабханкара, одетых в дхоти, которое позволяло воде стекать по голому телу и ногам прямо в грязь, англичане в своих напитавшихся водой камзолах, штанах и кожаной обуви стали покрываться волдырями, гнойными ранами. До сих пор они и представить себе не могли, как можно отказаться от привычной одежды и особенно от обуви. Ричард первым решился на это и немедленно ощутил облегчение, пусть даже каждый шаг сопровождался чувством страха и сжималось сердце, едва пальцы касались какого-нибудь предмета в грязи.

Вскоре он даже пришел к выводу, что, за исключением возможности получить по голове падающей веткой, дождь самое безопасное время для путешествия через джунгли. И если они видели больше диких животных за последние две недели по пути в Сурат, то только потому, что питоны, тигры, дикие слоны, пауки и ящерицы — все, как и люди, старались найти место повыше, чтобы спастись от потопа.

На самом деле дождь таил в себе немало опасности. Иногда путники оказывались по колено в воде, и реки, по заверению Прабханкара не представляющие серьезной преграды в сухую погоду, сейчас разбухли до глубины пяти-шести футов. Во время переправы через очередную реку одного из мулов, а с ним и значительную часть припасов продовольствия унесло потоком, и хотя тушу животного вскоре обнаружили, ничего поделать уже было нельзя.

У путешественников осталось четыре мула.

Наконец, после долгого путешествия, полного лишений, которых даже видавший виды Ричард не испытывал раньше, они увидели минареты Сурата.

Стражники на воротах города, казалось, были изумлены, увидев группу грязных, оборванных людей, появившуюся из леса. Они, по-видимому, решили, что необычный цвет их кожи обусловлен тем, что ее отмыл добела дождь, который по-прежнему лил не переставая.

Путникам показали, как пройти в караван-сарай — огороженное высокой стеной и частично покрытое крышей место, где останавливались приезжие купцы. Первые три дня постой был бесплатный.

— Очень цивилизованное распоряжение, — заметил Ричард.

Караван-сарай оказался переполнен, поскольку дождь заставил купцов задержаться в Сурате дольше, чем они намеревались прежде. Наших путников поэтому встретили не очень-то дружелюбно. Женщины, мужчины, дети, лошади, ослы, собаки, тюки и короба — все и вся искали убежища. И Прабханкару пришлось приложить немало усилий, чтобы найти место для их маленькой группы. И когда Ричард разложил для просушки то немногое, что у него осталось из одежды, он обнаружил себя окруженным полудюжиной голых детей, с любопытством разглядывающих их пожитки.

Молодой человек дружески улыбнулся им, и они заулыбались в ответ.

В караван-сарае наконец можно было получить горячую пищу и по-настоящему оценить, как они измучены дорогой.

— Вы должны были знать, что ожидает тех, кого такой дождь застигнет в джунглях, — сказал Ричард Прабханкару, — однако все-таки пошли с нами. Почему?

— Дон Алварадо — мой хозяин, — сказал Прабханкар. — И я должен идти туда, куда он прикажет.

Удивленный Ричард подумал, много ли найдется столь же преданных английских слуг.

Нет, он вовсе не испытывал недовольства своими слугами. Они точно заново родились, когда обсохли, и трудились с желанием, и, хотя невозможно было полностью устранить последствия перехода через джунгли и всепроникающей сырости, вскоре Томас и Ричард приобрели достаточную представительность, чтобы предстать перед местным правителем Махмудом Бегархой.

Ричард заинтересовался окружающими. Кроме детей, появление белых людей привлекло внимание нескольких купцов. Ричард, который с помощью Прабханкара стал немного понимать хинди, узнал, что почти все караваны загружены солью.

— Солью? — спросил он удивленно.

— Очень ценный товар, сахиб, — объяснил ему Прабханкар. — Жители Гуджарата торгуют солью со всем миром. Сильная жара в сухой сезон и последующее испарение создают благоприятные условия для образования соляных россыпей. Это неисчерпаемый источник богатства.

Ричард решил не расставаться со щепоткой соли. Но не мог остаться равнодушным, когда другой купец стал показывать блистающие изумруды и рубины.

— Должен вам сказать, что их тоже много в Гуджарате, — заметил он.

— В самом деле, сахиб. Это богатая страна, — подтвердил Прабханкар.

— Ну... может, мы подождем где-нибудь здесь, пока не удостоверимся, что дождь кончился, Томас? Мы могли бы тоже заняться торговлей.

— Мы все решим после встречи с султаном, — сказал Томас.

— Султан могущественный человек, — предостерег Прабханкар. — К нему надо обращаться с должным почтением.

— Я обращаюсь ко всем с почтением, — сказал Томас. — До тех пор, пока со мной ведут себя должным образом.

Пока они шли во дворец, дождь лил как из ведра, но ветер временно стих. Дворец султана возвышался на огромной площади, в непосредственной близости от большой мечети, внутри и снаружи которой было много народа. Перед входом они задержались, чтобы омыть ноги в фонтане, хотя, по мнению Ричарда, могли бы просто подставить их под дождь.

На площадь выходила широкая улица. На ней располагался рынок, хотя в дождь торговля шла очень плохо. От укрытия к укрытию перебегали собаки, из темноты дверных проемов на белых людей глядели полуодетые дети. Но определенно жители Сурата в дождь не ходили за покупками.

Сам город, насколько об этом мог судить Ричард, был довольно велик. Расположенный в нескольких десятках миль от моря на берегу реки Тапти, он, несомненно, считался морским портом. Вдоль берегов стояли суда самой разной конфигурации. Река, не очень широкая в другое время года, разлилась от дождей и угрожала размыть берега. Во многих местах вода потоком лилась по улицам, увлекая вслед за собой различный мусор.

Зоркий глаз Ричарда сразу подметил следы значительных пожаров.

— С кем вел войну султан? — спросил он Прабханкара.

— Конечно, с португальцами, сахиб. Португальцы напали и подожгли город около двенадцати лет назад.

— О, Бог мой! — возмутился Ричард. — И ты привел нас сюда, мошенник!

— Португальцы сейчас не воюют с Гуджаратом, — заметил Прабханкар. — Договор о мире подписан сразу после победы португальцев.

— Алварадо говорил нам об этом, — напомнил Томас своему кузену.

— Помню. Но он ни словом не обмолвился, что город был сожжен. Зато Елена сказала мне, что султан ненавидит португальцев и всех, кто имеет с ними дело.

— Мы имеем дело не с ними, а непосредственно с султаном, — авторитетно заявил Томас.

Ричарду оставалось только надеяться, что тот окажется прав, поскольку они уже вошли во дворец.

Здесь, по крайней мере, можно было спрятаться от дождя под навесом крытой галереи. Наши путешественники рассматривали внутренний сад с журчащими фонтанами, весьма странно выглядящими в такую погоду, экзотические растения, склонившие листву под тяжестью потоков дождя. Они оказались среди довольно большой группы темнокожих людей, у большинства из которых на головах были тюрбаны. Они шептались между собой, разглядывая вошедших европейцев. За всеми присматривали великолепно одетые стражники, в малиновых шелковых плащах, железных шлемах на головах и с обнаженными мечами.

Англичанам не оказали никаких знаков внимания. Тем не менее, когда Прабханкар пошептался с одним из домоправителей, тот подошел поближе, чтобы рассмотреть их, и ушел через боковую галерею.

В дальнем конце ее виднелась большая дверь, открытая, но хорошо охраняемая. Неподалеку от нее томились люди. Видимо, им была назначена аудиенция, но они вынуждены были ожидать, пока домоправитель не проведет их. Когда англичан пригласили, на них устремились злые взгляды визитеров, ждущих дольше.

— Аудиенции, кажется, одинаковы во всем мире, — заметил Томас. — Прабханкар, а что собой представляет султан?

— Да ведь это король, сахиб.

— А, — только и сказал Томас.

Ричард машинально отметил присутствие в комнате женщин. Странно для мусульманского общества. А мусульманского ли? В городе наряду с мечетями имелись и индусские храмы, да и женщины были без чадры, с открытыми лицами. Они стояли группой недалеко от трона, на котором восседал султан. Трон окружали приближенные в тюрбанах и ниспадающих плащах, скрывающих богатую одежду.

Ричард понимал, что именно на монархе нужно сосредоточить свое внимание. Он нес аркебуз ему в подарок.

Предыдущая аудиенция как раз подходила к концу. Ричард наблюдал, как кланяются индийцы, выказывая повиновение, быстрым движением касаясь рукой пола, затем губ и лба. Тут его отвлекли.

— Делайте, как он, сахиб, — прошептал Прабханкар. Пока Ричард рассматривал Махмуда Бегарху, домоправитель что-то шептал на ухо султану.

Правитель Сурата не произвел на молодого человека должного впечатления. Бегарха был маленького роста и довольно тучный. Насколько смог сообразить Ричард, так как султан сидел, тот был одет только в дхоти. Одну ногу он положил на трон, а другая свободно свисала. Обуви на нем не было. Поверх дхоти ниспадала своеобразная туника. Тюрбан, водруженный на его маленькую голову, был усыпан изумрудами, мерцающими неровным светом.

Лицо Махмуда Бегархи с мелкими чертами казалось непроницаемым; рука, слегка приподнятая при приближении англичан, походила на клешню.

— Вы сумасшедшие? — спросил он по-арабски, когда Ричард и Томас поклонились. — Путешествовать в такой дождь?

— Мы выполняем важную миссию, ваше величество, — объяснил Томас.

— Нет, вы определенно сошли с ума. Мне сказали, что вы не португальцы. Кто же вы?

— Мы служим могущественному королю из местности, называемой Англией.

Бегарха бросил вопрошающий взгляд на своих визирей, которые недоуменно пожали плечами и отрицательно покачали головами.

— Мы не слышали об этом месте. Могущественный король, вы говорите? Что ему нужно здесь?

— Он шлет вашему величеству свои приветствия и повелел преподнести вам это прекрасное ружье.

Ричард сделал шаг вперед, держа аркебуз на вытянутых руках. Один из визирей вышел вперед, чтобы принять подарок и показать султану. Ни один из присутствующих не выказал удивления. Огнестрельное оружие было им, конечно, знакомо по войне с португальцами.

— Довольно жалкая работа, — заметил Бегарха. Ричард посмотрел на Томаса, но тот был опытным дипломатом и не показал своего огорчения.

— Ваше величество может убедиться, насколько метко оно стреляет, — сказал он.

— Тогда выстрели для меня сейчас.

Ричард предположил, что султан все знал о ружье и намеренно изображал недовольство.

— Простите меня, ваше величество, — сказал Томас. — Но оно не будет стрелять в дождь. Порох отсырел.

— Тогда оно бесполезно, — заметил Бегарха. — Так что хочет этот ваш король от меня?

— Великий король Генрих взывает к вашему величеству о помощи и содействии его посланцам в отыскании пути ко двору пресвитера Иоанна.

Томас с нетерпением ждал ответа Бегархи, но султан вновь бросил взгляд на своих визирей и вновь получил в ответ только пожатие плечами.

— Кто таков этот пресвитер Иоанн?

И снова Томас скрыл свое разочарование.

— Он великий король, правящий на севере Индии, — осмелился пояснить он.

— Вы говорите об Ибрагиме Лоди-шахе, — сказал Бегарха с презрением, — султане Дели?

— Я говорю о пресвитере Иоанне, намного более великом, чем правитель Дели, ваше величество.

— В Индий нет более могущественного правителя, чем Ибрагим Лоди, — заявил султан. Он засмеялся, но губы его оставались сжаты. — Если вы ищете его, то идите к нему и не отнимайте у меня время. Я знаю, что вы пришли из Гоа. Португальцы мои враги. Однажды я раздавлю их, как слон давит орех. Убирайтесь. Покиньте мои владения. Если вы направляетесь к Лоди, так и идите к нему. — Он снова засмеялся. — Передайте ему мои приветствия.

Он сделал знак, что аудиенция окончена, но Томас оставался на месте.

— Я умоляю вашу милость помочь восстановить силы и снаряжение моих людей, чрезвычайно пострадавших в джунглях. Я прошу вашей поддержки во имя моего прославленного короля Генриха Английского.

Бегарха свирепо посмотрел на него.

— Я не знаю никакого короля Генриха, — ответил он. — Я не знаю никакой Англии. Но знаю, что только сумасшедшие отваживаются преодолевать джунгли в дождь. Вы и есть сумасшедшие. А сейчас убирайтесь. Я не буду поддерживать вас. Покиньте мой город. Покиньте мои владения. Если вы не уберетесь отсюда до послезавтра, будете посажены на кол. Я все сказал.

Томас онемел от страха.

— Мы должны уйти, сахиб, — прошептал Прабханкар. — И как можно быстрее.

Ричард сжал руку Томаса и поклонился, в сущности заставляя кузена сделать то же самое. А затем поспешно потащил его из дворца.

— Это все проделки твоего хозяина, — выговорил Томас Прабханкару, когда они вернулись в караван-сарай. — Он ничего не сказал о разногласиях между Португалией и Гуджаратом. Я уверен, он знал о том, что здесь нас плохо примут. Он ненадежный парень.

— Так же как и ты, Прабханкар, — продолжил Ричард, не упомянув, что их дела повернулись в точности, как и предсказывала Елена.

— Я был послан проводить вас, сахибы, куда бы вы ни пошли. Меня настойчиво предостерегли не давать вам никаких советов.

Томас посмотрел на него:

— Тогда ты проводишь нас к этому Лоди.

— Сахиб?

Ричард откровенно удивился:

— Ты намерен продолжать эту адскую экспедицию? В такой дождь?

— У нас нет выбора, — заметил Томас. — Мы должны покинуть Гуджарат независимо от погоды. Итак, мы либо возвращаемся в Гоа, либо продолжаем поиски. Если мы вернемся в Гоа неудачниками, не уверен, что нас там тепло встретят. Наверняка Алварадо послал нас на смерть. — Он посмотрел на Прабханкара, который опустил голову. — Больше чем наполовину уверен, — повторил он. — Но если мы отправимся дальше и дойдем до этого Лоди, которого даже Бегарха считает великим королем, то можем спасти нашу миссию. В конце концов, путешествие займет всего несколько недель.

— По словам Алварадо, — заметил Ричард.

Оба англичанина посмотрели на Прабханкара.

— Я не знаю, сколько продлится это путешествие, сахибы, — сказал Прабханкар. — Я никогда не был в Дели.

— Но ты можешь отвести нас туда?

— Я, без сомнения, могу найти дорогу туда, сахибы.

— Тогда в путь. К Ибрагиму Лоди! Он явно тот парень, у которого есть, по словам Алварадо, алмаз «Гора Света». Если это так, Дели должно быть очень богатым местом. И коль скоро Лоди великий король, то наверняка знает пресвитера Иоанна.

— А если и там тоже не знают пресвитера Иоанна? — поинтересовался Ричард.

— Я не допускаю этого. Но если и так, то сам Лоди может оказаться стоящим союзником. Ричард, я не намерен возвращаться в Гоа побежденным.

Ричард не спорил, но не мог не подумать, что планы кузена чересчур оптимистичны.

Как он оказался прав! Покидая караван-сарай, Томас оплатил провизию английскими серебряными монетами. Купцы качали головами, удивляясь, что европейцы собрались продолжить путь в дождь.

Узнав, что караван не возвращается в Гоа, а отправляется дальше на север, в неизведанную страну, погонщики ушли домой, ведомые молодым проводником Бхалатом. Прабханкар попытался отговорить их от этой затеи, но его не послушались.

— Я удивился, что ты не ушел с ними, — заметил Ричард.

Прабханкар обиделся:

— Мой хозяин сказал, чтобы я сопровождал вас куда бы вы ни пошли, сахиб.

— А ты уверен, что найдешь дорогу к этому Лоди?

— Все дороги ведут в Дели, — сказал Прабханкар. Самой главной заботой оказался караван. Англичане не умели управлять мулами, да к тому же и дождь не прекращался.

— Теперь погода будет лучше, — заметил индиец.

— Возблагодарим за это Бога, — сказал Ричард. — Но ты никогда не бывал так далеко от Гоа?

— Никогда, — ответил им Прабханкар.

Ричард выглядел озадаченным, но Томас снова успокоил его.

— Не может быть никакого сомнения, что мы приняли правильное решение, — сказал он. — Далеко ли до Дели?

Индиец пожал плечами.

— Я спрашивал в караван-сарае, и мне сказали, это в двух месяцах пути от Сурата.

— Два месяца?! — воскликнул Ричард.

— Сколько мы, по-твоему, пройдем за один день? — спросил его Томас.

— Десять, может быть, двенадцать миль. Речь идет примерно о шестистах милях.

— Это не дальше, чем южное побережье Англии от Эдинбурга... Я проделывал такой путь за значительно более короткое время.

— На резвом коне и в отличную погоду, — напомнил ему Ричард.

Но все же день ото дня путники успешно продвигались вперед, и одновременно улучшалась погода. Вскоре они увидели голубое небо и еще некоторое время спустя почувствовали необходимость укрываться на ночь одеялами, поскольку вышли на горное плато, прорезанное кое-где речными долинами. Почва здесь была достаточно плодородной для выращивания пшеницы, и кругом виднелись участки возделанной земли. Иногда неподалеку в небо взмывали дымы очагов, но Прабханкар заявил, что безопаснее избегать деревень, пока есть свои припасы.

— Я не знаю, как отнесутся к нам местные жители, сахиб, — объяснил он свои опасения.

Ричарду эта страна напомнила Испанию, где он исходил немало дорог. Аккуратные посадки оливы покрывали акр за акром. Среди них проносился легкий ветерок, и шуршание листвы напоминало неспокойное море. Огромные деревья со странными названиями, такими, как тамаринд или манго, росли поодаль друг от друга.

Много попадалось дичи, причем совершенно не пуганной человеком и тем более огнестрельным оружием. Ричард, скажем, преспокойно установил подставку, зажег фитиль, стоя в каких-нибудь пятидесяти футах от оленя, который удивленно рассматривал его. Молодой человек даже испытал чувство вины, когда нажимал на спусковой крючок.

Путники видели нескольких тигров, но ни один из них не приблизился к ним. У хищников была явно тоже легкая охота. Попадались стада слонов. Их Прабханкар предпочитал обходить стороной, иногда отклоняясь от маршрута на несколько миль на север или юг и стараясь не оставлять следов.

Ричард пытался понять, как ориентируется проводник, предполагая, что скорее всего по солнцу и звездам. Он знал, что Дели находится к северо-востоку от Сурата.

Прабханкар оказался отличным проводником, хотя у него и был отвратительный хозяин. Но как бы ни старался он вести караван незаметно, горцы все-таки обнаружили их движение. Через две недели после выхода из Сурата наши путешественники заметили, что за ними следят.

Ричард взобрался на толстое дерево манго и посмотрел назад, туда, откуда они пришли. Местность была довольно холмистая, но через несколько минут наблюдения его глаз уловил солнечный зайчик, отразившийся от чего-то блестящего, а затем еще один. Через несколько минут зайчики исчезли, поскольку обладатели блестящих предметов, должно быть, спустились в долину.

Молодой человек соскользнул вниз.

— Позади нас группа вооруженных людей, — сказал он. — И я полагаю, у них есть лошади. Лошади... — сказал Ричард. — Вот бы нам достать лошадей... — Он посмотрел на Прабханкара. — Как ты думаешь, они могут их продать?

— Нет, сахиб. Если эти люди вооружены и верхом, то, должно быть, это те, кого называют маратхами — свирепые грабители, которые непременно постараются убить нас и завладеть нашим оружием и мулами.

Томас почесал затылок и посмотрел на Ричарда.

— Что ты об этом думаешь?

— Нужно идти дальше, соблюдая осторожность. Нам больше ничего не остается. Если они нападут на нас, будем защищаться как можно лучше, — улыбнулся он, — помня о том, чтобы не стрелять в лошадей.

— Бог мой, я никогда не встречал человека, который получал бы столько удовольствия, предвкушая сражение, как ты, кузен, — просиял в ответ Томас. — Но очень рад иметь такого соратника.

Они продолжили поход. Ричард поотстал немного, замыкая шествие. Он прислушивался, пытаясь уловить стук копыт, но до самой ночи все было спокойно. Однако едва стемнело, как он услышал скачущих галопом лошадей.

— Они нападут ночью? — спросил он Прабханкара.

— Я думаю, да, сахиб.

— Это, я бы сказал, нам на руку.

Ричард выбрал для стоянки место, где три больших дерева росли близко друг к другу. Деревья облегчали оборону. Затем он установил стойки аркебузов по периметру. Костер разложили снаружи от линии подпорок аркебузов и сели есть. Одного человека поставили на страже. Затем костер развели еще больше, и все люди вошли за линию обороны, образованную стволами деревьев и подпорками аркебузов. Аркебузы были заряжены, и фитили зажжены. Ричард посчитал такую расточительность оправданной. Шпаги предусмотрительно вынули из ножен и положили на землю рядом с собой.

— Знаешь ли ты, каковы эти люди в бою? — спросил Ричард Прабханкара.

— Я никогда не воевал с ними, сахиб, но слышал, что для маратха лошадь — все.

Ричард кивнул.

— У них нет огнестрельного оружия?

— Нет, сахиб.

— Луки и стрелы?

— Не думаю, сахиб. Эти люди гор сражаются мечами и копьями.

— Это тоже для нас преимущество, — заметил Ричард Томасу.

Так же как и в случае с тигром, они стояли на страже парами, но в этот раз Ричард не дремал. Война была его профессией. Тем не менее, когда кузен тронул его за плечо, он вздрогнул, словно очнулся ото сна.

— Слушай, — сказал Томас.

Ричард глубоко вдохнул холодный ночной воздух. Луна скрылась. Было очень темно, и он решил: до рассвета осталось около двух часов.

Легкий ветерок с запада принес позвякивание упряжи. Он сглотнул. Натренированное ухо определило, что там не менее двадцати лошадей. В его команде было семь человек, включая и его самого. Но он не знал, на что способен Прабханкар.

— По местам, — скомандовал он слугам, — но без моей команды не стрелять.

Ричард полагался на свои аркебузы, как нападающие на неожиданность и шумовой эффект. Конечно, его люди не успеют перезарядить ружья, и поэтому исход дела решит первый залп.

Ричард был уверен, что маратхи не могли видеть за все еще ярко горящим костром слабый огонь фитилей. Скорее всего, они примут его за искры, летящие из пламени. Как бы пристально он ни всматривался в темноту, все равно ничего не видел, однако звуки приближались. Наконец ему показалось, что он различил отблески стали.

— Приготовиться, — приказал он своим людям.

Спустя миг послышались звуки кимвал, затем ужасный грохот, и из темноты прямо на них выскочили бандиты, но не двадцать, как показалось Ричарду, а все сорок.

— Огонь! — скомандовал он.

Шесть аркебузов изрыгнули огонь и смерть почти одновременно. Маратхи скакали плотной группой, стремя в стремя, и пули были выпущены по ним с расстояния не более пятидесяти ярдов. Двое нападавших сразу рухнули с коней и, падая, увлекли за собой еще нескольких соседей. Остальные, не поняв, что произошло, веером рассыпались направо и налево от деревьев.

— За мной! — заревел Ричард, бросаясь вперед со шпагой в руке. Томас держался рядом, а слуги следовали за ними. Никто из маратхов не был убит, но грохот и огонь ружей да летящие пули ошеломили их так, что о сопротивлении не могло быть и речи. Сверкнули клинки. Четверо бандитов упали, сраженные. Остальные скрылись в темноте.

К сожалению, лошади тоже разбежались.

Ричард собрал всех своих людей за линию подставок для аркебузов, и они принялись споро перезаряжать оружие.

— Они придут опять? — спросил он Прабханкара. Проводник убил одного из нападавших ножом.

— Думаю, что придут, сахиб. Это очень жестокие люди. — Он ухмыльнулся, вытирая свой нож в слабых отблесках рассвета. — Но все же не такие горячие, как вы.

Маратхи вернулись примерно через час, но к этому времени аркебузы уже были перезаряжены.

Индийцы на собственном опыте узнали силу огнестрельного оружия и смогли разглядеть, что всего несколько человек противостоят им.

Они разделились и напали с разных сторон, группами примерно по пятнадцать человек. Ричард понял их замысел. У него имелось время изменить расстановку аркебузов. Теперь каждую группу нападающих встречали только три ствола вместо шести. Он не был уверен в успехе ближнего боя. Но маратхи все-таки прорвались сквозь линию огня и принялись рубить мечами, колоть пиками обороняющихся, издавая пронзительные вопли. Это были низкорослые и темнокожие люди с приплюснутыми носами. Очень подвижные, они по своим боевым качествам не уступали рослым англичанам. Слуги ловко действовали дубинками и кинжалами. Томас рубил и колол бандитов своей шпагой и кинжалом. А Ричард отразил удар копья, проткнул одного маратха, столкнул его с лошади, ударил шпагой в бок другого, отшвырнул его, повернувшись к третьему, ударом в пах поразил и того.

Сражение длилось несколько яростных минут, затем маратхи прекратили бой, галопом покинули место схватки и остановились в отдалении.

В этот раз на земле осталось лежать семеро: четверо убитых и трое раненых. Прабханкар быстро добил еще живых, перерезав им горло ножом.

Ричард не успел остановить его, потому что был глубоко огорчен своими потерями. Смит мертв. Эванс при смерти: половина его кишок виднелась через рваную рану на животе. Роджер тоже ранен, хотя, очевидно, не смертельно. Томас получил удар по руке и перевязал ее шарфом. Только Барнес, Прабханкар и сам Ричард остались невредимыми.

— Присмотрите за Роджером, кузен, — попросил он Томаса. — Барнес, Прабханкар, помогите мне переставить подпорки и зарядить аркебузы.

Вскоре они снова приготовились к защите, но убедились, что маратхи ускакали совсем.

— Они грабители, а не воины, — проворчал Прабханкар. Он полностью изменил свое мнение о нападавших.

Ричард вытер шпагу, вложил ее в ножны и посмотрел на Томаса.

— Что теперь?

— Мы продолжим путь, как только сможем.

Он имел в виду, когда умрет Эванс. Задержка, ясно, будет недолгой. Томас встал на колени перед ним и молился, пока остальные копали могилы и хоронили Смита. Маратхов они бросили так.

— Звери скоро не оставят от них и следа, — заявил Прабханкар.

Ричард, осмотрев оружие маратхов, взял себе меч и копье; Барнес и Прабханкар последовали его примеру.

К общему удовольствию Томаса и его спутников, две лошади маратхов все же достались им. Они ускакали с поля боя, но потом вернулись в поисках своих хозяев. Это были низкорослые послушные животные. Ричард сомневался, далеко ли унесут они такого крупного мужчину, как он, но вскоре рассеялись все сомнения. Особенно довольным остался Роджер.

На следующее утро Эванс умер, и они отправились дальше на северо-восток, хотя их путь превратился в сплошной кошмар. Они больше не видели маратхов. Несомненно, весть о способных постоять за себя отчаянных путешественниках летела впереди них. Но продвигаться им становилось все труднее, потому что слуги слабели с каждым днем. К тому же рана Томаса загноилась, появились даже опасения за его жизнь.

Его усадили на одну из лошадей и от отчаяния спустились с плоскогорья в речную долину в поисках деревни. Местные жители встретили их настороженно. До крестьян дошли слухи, что эти люди обратили в бегство большой отряд маратхов. Путникам дали еду, предложили также и женщин. Но даже Ричард не воспользовался этим проявлением гостеприимства. Старейшина ничего не мог сделать для Роджера, метавшегося в бреду. Это было плохо. Но не менее опасной, с точки зрения Ричарда, оказалась и рана Томаса. Маленькая царапина никак не заживала.

— Пустяки, — заявил Томас. — Мы не можем возвращаться и должны идти в Дели. — Он усмехнулся. — Там заодно вылечат и мою руку.

Ричард знал, что кузен просто упрямится. Но в словах его имелась доля правды, ибо сейчас все равно не было другого выхода. Четверо из них уже никогда не вернутся ни в Сурат, ни в Гоа.

Но хотелось бы знать, найдут ли они в Дели поддержку?

Ричард понимал: трудно не злиться на судьбу. Или, вернее, на собственную глупость, если променял Испанию, землю друзей и гостеприимных сеньоров, где сеньориты были чрезвычайно внимательны к привлекательному англичанину, на это безусловно обреченное предприятие.

Говорили же им о бесчисленных посольствах, покинувших дворы Европы и отправившихся на поиски пресвитера Иоанна, о которых с той поры никто никогда не слышал? Без сомнения, кости этих посланников тоже белеют где-нибудь под безжалостным азиатским солнцем.

В конце концов и Роджера похоронили, а затем отправились дальше, посадив Томаса на лошадь, ибо у него появился жар. Путники потеряли счет дням. Как полагал Ричард, они находились в пути не менее месяца после выхода из Сурата. Месяц! А по словам Прабханкара, пройдена всего половина пути. Но им повезло. Они встретили следовавший на юг караван. Караванщики смотрели на них с любопытством, но настороженно, особенно после рассказа Прабханкара о стычке с маратхами.

— О, это сущие дьяволы, — сказал им хозяин каравана. — Но вы утверждаете, что разбили их? Да вы настоящие мужчины!

В караване оказался хирург-лекарь. Его попросили осмотреть руку Томаса, которая заметно опухла и воспалилась. Он решил вскрыть опухоль, а перед этим заставил Томаса выпить бханга, состоящего большей частью из конопли. У больного начался бред. Он метался и громко кричал. Однако, невзирая на воздействие бханга, понадобилось несколько человек, чтобы удерживать больного во время удаления огромного нарыва, отвратительно пахнущего гноем. После операции раненый успокоился, на руку ему наложили свежую повязку.

— Теперь пусть отдохнет, — сказал лекарь.

Ричард в нерешительности кусал губу. Караван направлялся на юг, а решение Томаса двигаться на север он знал наверняка.

— Спроси, сколько дней добираться до Дели, — велел он Прабханкару.

Прабханкар поговорил с хозяином каравана и пересказал Ричарду услышанное.

— Он сказал, что мы только потеряем время, идя в Дели, сахиб. Когда-то Дели был большим городом, но много лет назад его разрушил великий монгольский завоеватель Тимур. Вы слышали об этом человеке?

Ричард, конечно, слышал о Тимуре по прозвищу Хромец. Много ходило легенд о его жестокости и кровожадности. Вряд ли всему этому стоило верить сейчас.

— Ты говоришь, это было много лет назад?

— Больше ста лет, сахиб. Но город так больше никогда и не восстанавливался. Лоди-шах перенес свою столицу в место, называемое Агра.

— Вы слышали об этом месте?

— Нет, сахиб. Я слышал только о Дели. Но теперь понимаю, что Дели, о котором шла речь, эта страна, а не город.

— Наше путешествие становится с каждым днем все больше и больше похожим на преследование дикого гуся, — проворчал Ричард. — И где же находится эта Агра, если вообще она существует?

— Хорошая новость, сахиб: Агра значительно ближе Дели. Хозяин каравана утверждает, что это в двенадцати днях пути отсюда.

— Тогда мы пойдем дальше, как только сможет сэр Томас.

Прабханкар перевел слова хозяину каравана, на что тот только пожал плечами.

— Спроси его, помогут ли нам в Агре? — потребовал Ричард.

Индиец снова пожал плечами.

Европейцы расположились на ночлег рядом с индийским караваном. Ричард впервые за последние два месяца спал беспечно, только время от времени просыпаясь от стонов мечущегося Томаса.

Барнес был взволнован первой за долгое время встречей с цивилизацией. Он даже пошел в лагерь к индийцам поглазеть на танцовщиц и отведать кумыса, напитка из кобыльего молока.

Караван собрался в путь на рассвете. Ричард сидел рядом с Томасом и наблюдал за караванщиками. Прабханкар пошел в последний раз поговорить с купцами. Сцена была довольно живописна: собирали и вьючили верблюдов и мулов, складывали палатки, и наконец в огромном облаке густой пыли караван вытянулся в линию. Был дан сигнал трогаться.

Через полчаса вернулся Прабханкар, но без Барнеса.

— Он пошел с караваном, сахиб, — объяснил индиец.

— Ушел? С караваном? — растерялся Ричард. — Как он мог сделать это?

— Он предложил хозяину два аркебуза, сумку с порохом и пулями за безопасное путешествие до Сурата, сахиб.

Ричард вскочил на ноги и осмотрел снаряжение. Два аркебуза действительно исчезли, а с ними и половина припасов. — Подлец! — закричал он. — Распутай лошадь, Прабханкар. Я притащу его обратно.

— Я бы не делал этого, сахиб.

Ричард посмотрел на него:

— Почему? Этот парень мой слуга.

— Пратап Рао, хозяин каравана, был очень доволен аркебузами. Он не отдаст их обратно. Барнес обещал научить его пользоваться оружием. Кроме того... можно ли доверять слуге, который уже раз изменил своему хозяину?

Ричард в нерешительности кусал губу.

— Барнес сахиба боялся, — сказал Прабханкар с презрением.

Ричард взглянул на него:

— А ты не боишься, Прабханкар?

— Боюсь, конечно, но это привилегия слуги, сахиб. Однако обязанность слуги везде следовать за хозяином. Даже при бегстве, если хозяин призовет его так поступить.

Ричард почесал затылок, сомневаясь, что именно в этом проявляется истинная сущность верного парня.

Но, в конце концов, индиец был верным слугой. А Барнес... Ричард смотрел на караван, скрывающийся из виду, с возрастающим чувством отчаяния.

— Мой кузен собирается добраться до Дели. Или, как теперь оказалось; до Агры. Он хочет поговорить с султаном Ибрагимом Лоди, — разъяснил Ричард. — И потом идти дальше, ко двору пресвитера Иоанна.

Прабханкар покорно склонил голову.

Томас Блант пришел в себя через несколько часов, изрядно ослабевший от болезни, но с ясной головой. Он тоже здорово разозлился, узнав об измене Барнеса. Но, как заметил Ричард, это не стало препятствием для осуществления их замыслов.

— Когда мы отправимся дальше? — поинтересовался Томас.

— Как только твои силы восстановятся, — сказал молодой человек. — Нам остается идти всего около двенадцати дней.

— Сущий пустяк, — сказал Томас, — после того, сколько мы уже прошли.

Как оказалось, он был слишком самонадеян, и через сутки его рука стала опухать снова, возобновился жар.

— Думаю, сэр, сахиб умрет, — сказал Прабханкар.

— Это невозможно, — заявил Ричард. — Нужно вскрыть рану снова. — Хозяин каравана оставил им немного бханга.

Прабханкар посмотрел на раненого с сомнением и повторил:

— Он умрет.

Ричарду захотелось ударить слугу. Но он сдержался и, присев рядом с Томасом, объяснил ему ситуацию.

— Рана не заживает, — сказал он. — Я не знаю, что делать.

Сознание возвращалось к больному время от времени, и сейчас он как раз был в состоянии понимать все. Широко открытыми глазами он пристально посмотрел на кузена.

— Прийти в эту варварскую страну и лечь здесь костьми! Как тяжело! Как ты думаешь, Ричард, у меня родилась девочка или мальчик?

— Несомненно, мальчик, — сказал Ричард.

— Пережила ли Лиззи это испытание?

— Конечно. Ты увидишь их снова, Томас. Ты не умрешь, — сказал Ричард и подумал: «Бог знает, что болтает этот индиец».

— Нет, я умираю. И ты зря рискуешь своей жизнью, оставаясь со мной здесь. Подай-ка мою сумку, — попросил Томас.

Ричард подал сумку, которая всегда висела на поясе Томаса.

— В ней мои верительные грамоты от короля Генриха, — сказал Томас, — и наши деньги. Повесь сумку на пояс. Поклянись беречь ее пуще жизни.

— Охотно.

— Поклянешься ли ты также и в том, что продолжишь возложенную на меня миссию, отправишься ко двору Лоди-шаха, а затем ко двору пресвитера Иоанна?

— Я выполню эту миссию до конца, Томас.

— Поклянись, — горячо попросил Томас.

— Клянусь, — ответил Ричард.

Томас улыбнулся:

— Тогда я спокоен.

Этой же ночью он умер.

Ричард и Прабханкар похоронили Томаса на рассвете.

Ричард срубил несколько деревьев и сделал из них крест на могилу. Прабханкар с интересом наблюдал за действиями англичанина. Затем молодой человек уселся и принялся обдумывать сложившееся положение.

У них остались четыре мула и лошадь. Много еды, поскольку теперь их было только двое, четыре аркебуза и припасов, по крайней мере, на одно сражение. Конечно, если нападут не сорок человек одновременно. К оружию, взятому у мертвых маратхов, Ричард прибавил и шпагу Томаса.

Одежда у него износилась настолько, что совершенно утратила первоначальный вид. Обувь давно развалилась. Так же как Прабханкар, он шел босиком. Однако это уже не имело для него никакого значения, так как его подошвы загрубели настолько, что стали нечувствительны к любым неровностям дороги: Кожа Ричарда приобрела такой же темный оттенок, как и у Прабханкара. Живописный вид довершала борода в несколько дюймов.

В сумке на поясе лежали письма, подтверждающие полномочия на выполнение миссии, которую он отныне считал невыполнимой. Как мог один человек, пусть даже с верным слугой, пересечь всю Азию?

Но возможно, Ибрагим Лоди-шах, которого все считают величайшим королем Индии, разрешит ему набрать людей в своих владениях?

Это была его единственная надежда.

Ричард и Прабханкар продолжали путешествие. Конечно, еще было далеко до города, но теперь им все чаще встречались караваны. Множество людей переходили из деревни в деревню, некоторые из деревень больше походили на небольшие города и располагались поблизости друг от друга.

Повсюду появление белого человека вызывало изрядный интерес, особенно его странное оружие, и везде их с Прабханкаром встречали тепло. Обратили они на себя внимание и местных воров. Однажды, во время ночевки в хижине, предоставленной в их распоряжение старейшиной деревни, у них украли сумку с одеждой. Ричард остался в том, что было надето на нем. К счастью, он спал, положив рядом шпагу и мечи, а сумку с письмами держал засунутой за пазуху.

— Протестовать бесполезно, сахиб, — сказал Прабханкар. Возможно даже, что сам старейшина и послал воров.

Они покинули деревню и дальше по возможности держались высокогорья. Ночами стало довольно холодно, и мужчины спали, тесно прижимаясь друг к другу, чтобы не замерзнуть. Днем же солнце палило нещадно. Погрузив все свои пожитки на двух мулов — остальных двух они продали — и лошадь, двое похожих на пугала людей брели, еле передвигая ноги, думая только о конечной цели своего путешествия.

Так продолжалось до того дня, когда они спустились с холмов, где провели ночь, в плодородную долину. В ней паслись стаи павлинов.

 

Глава 3

ЛЕВ

Дивное зрелище — выплывавшая из утреннего тумана на берегу реки Джамны Агра. Явно совсем новый город, а между тем кое-где видны следы недавних разрушений. Позднее Ричард узнал, что город построен всего полвека назад одним из предшественников Ибрагима Лоди, выбравшим это несомненно привлекательное место плодородной долины реки в нескольких сотнях миль от Дели для строительства новой столицы взамен разрушенной. А всего двадцать лет назад город подвергся страшному разрушительному землетрясению, о котором жители до сих пор говорят шепотом. Местами руины еще продолжали отстраивать.

Город окружала стена, а у ворот дежурила стража. Ричарду и Прабханкару пришлось присоединиться к огромной толпе народа, ожидавшей очереди у входа. По предложению Прабханкара Ричард спрятал свое европейское оружие, даже шпагу, в погруженные на мулов тюки. Его черные волосы и борода, почерневшая на солнце кожа делали молодого человека похожим на индуса. Но чтобы избежать ненужных подозрений, Прабханкар посоветовал ему снять рубашку и соорудить на голове подобие тюрбана. И слившись с толпой, ничем не выделяющиеся двое спутников без помех вошли в город, разглядывая дома из обожженного на солнце кирпича, иные довольно внушительных размеров, и удивляясь сутолоке несомненно преуспевающих людей. Так много народа Ричард не видел даже в Сурате. Мусульманские мечети и индусские храмы стояли здесь бок о бок. Мусульманские женщины в покрывалах встречались им на улицах так же часто, как и индианки, одетые, в сари.

Но Ричард заметил, что индусы относятся к мусульманам несколько отстраненно, ведь они как-никак были завоеваны последними несколько веков тому назад.

Прабханкар быстро отыскал караван-сарай, где они смогли умыться и перекусить. Ричард купил себе индийскую одежду и, оставив Прабханкара присматривать за животными и имуществом, отправился во дворец султана.

Он чувствовал себя так уверенно, как не чувствовал уже давно. Мало того что он достиг места назначения, так здесь еще были все признаки сильной власти и богатства... И многие горожане говорили по-арабски или по-персидски.

Среди местных жителей встречались как очень темнокожие жители Южной Индии, так и люди со светлой, как у него, кожей, так что Ричарда вполне можно было принять за патана с севера.

Дворец Лоди представлял собой удивительное сооружение. Высеченный из белого мрамора, он занимал несколько акров, и повсюду, куда бы не глянул Ричард, журчали многочисленные фонтаны, соединенные бассейнами в единую водную гладь, несущую прохладу обитателям этого роскошного строения.

В тени наружных портиков толпилось множество людей всевозможного внешнего вида и манер. Но Ричард теперь уже знал, как нужно поступить, и сразу подошел к одному из преисполненных достоинства домоправителей в тюрбане.

— Ты хочешь увидеть падишаха? — Вельможа презрительно осмотрел просителя с ног до головы, задержав взгляд на его лохмотьях и заляпанных грязью ногах. — Пошел вон, парень.

Ричард протянул серебряную монету.

— У меня важные известия для султана.

Домоправитель с презрением смотрел на монету.

— Что это может быть за такая уж важная новость для падишаха, которую он до сих пор не знает?

— Я скажу ее только самому султану, — настаивал Ричард, протянув еще одну монету.

После того как в руки домоправителя перекочевали еще две монеты, Ричарда провели крытой галереей, окружающей роскошный внутренний двор, в котором гуляли павлины, издавая время от времени хриплые крики. Мозаичная плитка, покрывающая двор, была за долгие годы изрядно изгажена, но сами птицы выглядели исключительно красиво: их оперение переливалось различными оттенками голубого и зеленого.

В дверях следующих покоев стоял другой домоправитель, и его также пришлось задобрить серебром. Ричард понял, что посещение падишаха окажется довольно накладным делом. Но он рисковал жизнью, добираясь сюда, и сейчас отбросил всякие колебания.

Его провели в покои, где несколько человек стояли перед столом, за которым сидел роскошно одетый человек в тюрбане и в голубой шелковой накидке, свисающей с плеч.

Ричард никогда не слышал о короле, который принимал бы посетителей сидя за столом, но скрыл свое удивление и занял место в очереди.

Примерно через час он предстал перед человеком за столом.

— Изложи свое дело, — сказал тот по-арабски, в то время как домоправитель шептал ему что-то ухо.

— Я пришел из-за моря, великий король, — начал Ричард. — Передаю приветствия от короля Генриха VIII Английского вашему величеству. Я нес множество подарков, но по пути на нас напали разбойники, маратхи, и хотя мы отбились, большинство нашего имущества утрачено.

Сидящий человек высокомерно разглядывал его.

— Ты глуп, так же как и лжив. Ты беспросветный глупец, если считаешь, что я поверю твоей истории. Ты дважды глуп, решив, что падишах лично бы принял подобного тебе.

Ричард бросил вопросительный взгляд на домоправителя, но получил совершенно бесстрастный взгляд в ответ.

— Ограблен маратхами, говоришь, — продолжал визирь. — Да ты сам, без сомнения, вор и грабитель. Мне сказали, что у тебя в сумке серебряные монеты.

— Это мои серебряные монеты, — ответил Ричард. — Если вы осмотрите хотя бы одну из них, то увидите на ней изображение моего короля, Генриха Великого.

— Дай мне одну, — приказал визирь. Ричард поколебался, а затем передал мелочь.

Визирь посмотрел на нее.

— А теперь всю сумку, — потребовал он.

— Это мои деньги, — повторил Ричард.

Визирь зло уставился на него.

— Это ворованные деньги, и я конфискую их. Ты должен быть благодарен, что я не приказал отрубить тебе руку за воровство. Но учти, если вдруг против тебя будет выдвинуто малейшее обвинение, ты будешь наказан именно таким образом. — Он обернулся к домоправителю. — Заберите у него сумку, а самого вышвырните вон.

Прежде чем Ричард сообразил, что же с ним произошло, двое стражников скрутили ему руки, а третий сорвал сумку с пояса.

— Воры и мошенники! — закричал Ричард и попытался освободиться. Он был, конечно, сильнее каждого из двух индийцев, но к ним на помощь подоспели еще четверо, и град ударов посыпался ему на голову, плечи, руки и ноги.

Сломленный перевесом нападавших, молодой человек упал на пол. Его выволокли из покоев и протащили через крытую галерею. Если он был вне себя от унижения и отчаяния, то у людей, наблюдавших за этой сценой, он не вызвал никакого интереса. Через несколько минут Ричард уже валялся на улице, и уличная собака тут же задрала заднюю лапу на него.

Англичанин сначала сел, затем, пошатываясь, поднялся на ноги и оглянулся на ворота дворца. Там домоправитель разговаривал со стражниками, которые повернулись в его сторону. Ричард не сомневался, что, вздумай он возвратиться, его бы встретил должный отпор.

Он был слишком ошеломлен, чтобы и дальше думать об этом. Единственная мысль вертелась в голове: в довершение ко всему им пережитому он ограблен, беспричинно избит и потерял полномочия короля.

Он предал Томаса, умершего за то, чтобы успешно выполнить эту миссию.

И теперь ему некуда было идти. Он даже не знал, сможет ли вернуться в Гоа.

А что касается пресвитера Иоанна... Он как был призрачной фигурой, так ею и остался. Понурив голову, Ричард отправился в караван-сарай и поведал обо всем, что с ним произошло, Прабханкару.

— Очень плохи дела, — согласился индиец. — И что вы намерены делать теперь, сахиб?

Ричард отметил, что Прабханкар впервые с начала путешествия не сказал «мы».

— Я не знаю, — признался он. — Как долго мы можем оставаться здесь, не платя за постой?

— Всего три дня, сахиб. Но нам нужна еда. Припасов у нас осталось совсем немного.

Ричард кивнул, соглашаясь.

— Нам придется продать одно из наших животных. Ты можешь сделать это?

— Да, сахиб, попробую. За лошадь можно взять хорошие деньги.

Прабханкар увел животное, а Ричард остался ждать с оставшимися двумя мулами в углу караван-сарая, который они занимали. Подавленный морально и истощенный физически, он в то же время сохранил ясность мысли. Сейчас, когда первоначальное потрясение стало проходить, он был готов решать свое будущее.

Он вынужден был признать, что миссия потерпела полный провал. Каждый, к кому Томас обращался за поддержкой, отсылал его еще к кому-нибудь, кто, в свою очередь, спешил отделаться от него. В конце концов, погиб и сам Томас. Рано или поздно Ричарду нужно подумать и о себе, единственном уцелевшем из европейцев, отправившихся с миссией. Поэтому он должен признать свое поражение и тащиться назад в Гоа, к мастеру Боттомли, на «Бонавентуру», чтобы возвратиться назад в Англию. Без сомнения, дон Хаим Алварадо будет чрезвычайно доволен. Интересно, а что сказала бы Елена, подумалось ему.

В любом случае главное — вернуться в португальское поселение. Наверняка он получит хорошие деньги за коня, а если потребуется, готов продать еще и одного мула, ибо у них осталось очень мало поклажи. Прабханкар, да и сам Ричард устали, и путешествие будет трудным, но ведь оба они молоды и сильны. Он сохранил свое оружие... хотя лучше бы только смотреть на него, но не встретить на обратном пути маратхов.

Приняв решение, он почувствовал себя намного лучше и позволил себе подумать о том, что их неудача — это вовсе не его собственное поражение. Экспедиция была обречена изначально. Если даже пресвитер Иоанн и существует, то это еще не значит, что его обязательно найдут европейцы.

Ричард даже задремал на какое-то время, хотя совсем не желал быть снова ограбленным, а поэтому старался не закрывать глаза. Между тем прошло несколько часов, и он почувствовал голод. Что случилось с Прабханкаром, почему он так долго не возвращается?

И тут его осенило: с Прабханкаром ничего не случилось... Он вовсе и не собирался возвращаться.

Ричард снова почувствовал себя так, будто его ударили под дых. Прабханкар говорил, что повел бы его куда угодно, потому что так повелел его хозяин. Но не помогал ли им индиец лишь до тех пор, пока у них были серебряные монеты? Теперь они кончились, и Прабханкар стал думать о себе. И дорогая лошадь, которую ему велели продать, пришлась как нельзя кстати.

Ричард понял, что положение его стало гибельнее прежнего. У него оставалось, правда, еще два мула, но он совсем плохо объяснялся на хинди, и попытайся он их продать, его, несомненно, обманут. Однако другого выхода не было.

Что же касается его самостоятельного возвращения... Нет, он не позволит себе вновь впасть в отчаяние.

У Ричарда оставалось немного холодного карри, он поужинал им и помыл посуду водой, струящейся из источника посреди двора караван-сарая, всего в нескольких ярдах от того места, где он расположился. Стало смеркаться, и он решил, пока совсем не стемнело, укладываться спать, ибо утро вечера мудренее. Завтра он попробует продать одного из мулов.

Ричард слишком долго бодрствовал в ожидании Прабханкара.

Он крепко спал, держа обнаженную шпагу на коленях и обмотав поводья мулов вокруг запястья, но, к счастью, никто не пытался его ограбить. Англичанин проснулся на рассвете и увидел двух мужчин, наклонившихся над ним.

Ричард вскочил на ноги, держа шпагу наготове, но, заметив, что у визитеров нет оружия, вложил свою шпагу в ножны.

— Вы тот, кто приехал из-за моря? — спросил один из мужчин по-арабски.

— Да, — ответил Ричард.

— Наш хозяин хотел бы поговорить с вами.

— Ваш хозяин?

— Гопал Дас.

Они считали, что имя их хозяина произведет на Ричарда впечатление.

— Где этот человек? — спросил Ричард.

— В своем доме. Он приглашает вас поговорить с ним там.

— Я не могу бросить свои товары и животных.

— Мы возьмем их с собой.

Ричард решился. Прикинув, что все могло обернуться для него значительно хуже, он убрал шпагу и повел мулов за мужчинами. Они покинули караван-сарай и двинулись по просыпающимся улицам города, слушая крики муэдзина. Ричард отметил, что его сопровождающие не обратили внимания на призывы к молитве.

Они пришли к высокой стене и через маленькие ворота были впущены во двор перед большим богатым домом.

— Это дом Гопала Даса, — объяснил ему проводник.

Ричард был поражен.

Внутреннее убранство дома еще сильнее изумило его. Все вокруг было устлано мягкими коврами и напоено дивными ароматами. Его провели крытой галереей, окружавшей один из внутренних двориков, которые, как он уже успел заметить, являлись неотъемлемой частью индийской архитектуры. Центр дворика украшал фонтан в виде высеченного из камня свернувшегося питона, извергающего из пасти воду.

Тут Ричарда встретили слуги в белом, мужчины и женщины, которые почтительно поклонились ему и провели в покои, где дожидались еще несколько слуг, на этот раз — мальчики. В комнате стояли огромная кровать, несколько украшенных резьбой стульев и резной столик, заставленный блюдами, манящими почти забытыми запахами домашней пищи. На кровати лежала великолепная одежда: дхоти и сандалии и в дополнение к ним расшитая золотом белая накидка и белый тюрбан.

Больше всего Ричарда поразил огромный сосуд с горячей водой в центре комнаты.

— Наш хозяин желает, чтобы гость привел себя в порядок перед тем, как он поприветствует его, — объяснил один из провожатых. — Эти мальчики выполнят все ваши пожелания.

Другие слуги развьючили мулов и принесли все имущество Ричарда в комнату. Когда дверь комнаты за провожатыми закрылась, мальчики занялись гостем. Не успел он запротестовать, как с него содрали грязную одежду, а самого уложили в ванну. Горячая вода заставила его на время позабыть о всех невзгодах, выпавших на его долю. Мальчики стали мылить и тереть его, сбросив свои дхоти, и делали это с таким рвением, что ему стало ясно значение слов провожатого о том, что мальчики выполнят любое его желание.

Так много времени прошло с тех пор, когда Ричард предавался плотским утехам в последний раз, что он уже и не помнил об этом, но с другой стороны, прошло не так уж много времени с тех пор, когда он только и думал о любовных утехах, однако ему не хотелось начинать с мальчиков.

После ванны ему подали пищу. Еда была настолько изысканна, что даже вода, поданная к столу, казалось, подчеркивала вкус блюд. На столе совсем не было вина, но это и к лучшему. Похоже, Гопал Дас понимал, что для разговора с ним Ричарду понадобится ясная голова. Впервые после отъезда из Гоа англичанин был встречен дружелюбно и к тому же искренне.

Когда с едой было покончено, его одели. Мальчики к этому времени пересмотрели все его вещи и восхитились, увидев шпагу и аркебуз. Они предложили Ричарду взять оружие с собой, но тот отрицательно покачал головой. Лучше быть безоружным там, где все равно не сможешь как следует защитить себя.

И тут его пригласили к Гопалу Дасу.

Ричарда провели через множество внутренних двориков, окруженных крытыми галереями. В одном из них, чуть побольше других, несколько молодых женщин с увлечением предавались довольно своеобразной игре: в руках у каждой из них была мастерски вырезанная палка, с помощью которой они с большим энтузиазмом гоняли маленький мяч по утоптанной площадке.

Одеты девушки были только в дхоти, прикрывающие тело лишь ниже пояса, и девичья грудь оставалась совершенно открытой. Их коричневая кожа блестела от пота. Черные косички задорно прыгали по спине во время игры. Девушки были очень юными, все примерно одного возраста, но уже достигли брачной зрелости.

Они совсем не смутились, когда мужчины проходили через дворик, хотя игру на время прервали и уставились на Ричарда, хихикая и переговариваясь между собой, однако при этом даже не пытались прикрыть свои груди от его взглядов.

Тут он еще раз отметил, что слишком долго вел монашеский образ жизни.

Девушки остались позади, а Ричард вошел в большую, с высокими потолками комнату, стены которой украшала ажурная резьба, и повсюду стояла тоже резная мебель. По манере держать себя и по одежде Ричард сразу узнал Гопала Даса в сидящем на одном из стульев индусе. В комнате находились еще два человека, но они стояли позади стула. Один из присутствующих внешне очень походил на сидящего мужчину, и Ричард догадался, что это его сын.

Все трое были одеты немного богаче Ричарда, но в то же время очень просто. Гопалу Дасу англичанин дал бы лет около пятидесяти. Он казался довольно пухлым, носил усы, но борода отсутствовала на его полном округлом простоватом лице.

— Добро пожаловать в мой дом, — сказал он по-арабски.

— Вы были очень добры, пригласив меня, сэр, — ответил Ричард.

Гопал выглядел довольным и пригласил гостя сесть. Ричард уселся на стуле, так же прямо, как хозяин. Он ждал ответа на давно мучивший вопрос: зачем его пригласили сюда, что от него хотят?

— Мне сказали, что вы пришли издалека. Из-за моря. Я знаю человека, который видел море, — начал разговор Гопал. — Его действительно можно преодолеть?

— Мои люди делают это регулярно, — ответил Ричард, немного преувеличивая, включив в число «своих людей» испанцев и португальцев. — Страна, из которой я прибыл, расположена на острове в океане.

— Ваши люди очень сильны?

— Не сильнее других, — заявил Ричард. Гопал Дас переглянулся со своими компаньонами. — Далеко ли этот остров? — спросил он.

— Очень далеко. Мы плыли около семи месяцев до Гоа.

— Гоа?

— Это место на индийском побережье в трех месяцах пути от Агры.

— Вы провели почти год в пути, — заметил Гопал, — чтобы увидеть Лоди-шаха? Зачем?

Ричард решил, что сейчас лучше забыть на время о пресвитере Иоанне. Из этой ситуации, вселяющей некоторую надежду, нужно было извлечь наибольшую выгоду.

— Мой король — могущественный человек, и он решил, что его должны знать и почитать все правители земли.

— Для этого он послал одного человека?

— Посольство было многочисленным, когда покидало Гоа, — объяснил Ричард. — Но понесло тяжелые утраты от болезней и грабителей.

— Такие значительные, что вы пришли в Агру с одним слугой, который сейчас скрывается от вас, — заметил Гопал.

Ричард понял, что за ним наблюдали куда пристальнее, чем он мог предположить.

— Очень неприятно говорить, но именно в этом все дело, — подтвердил он. — Мне сказали, что у вас в багаже есть странное оружие, — заметил Гопал.

— Да, есть, — признался Ричард.

— Вы покажете, как оно действует?

— Если хотите.

— Сейчас? — спросил молодой человек, вступив в разговор.

— Конечно.

Слуги отправились за оружием, а Гопал Дас проводил Ричарда в другой внутренний дворик, где не было никаких юных девушек и одна из стен которого была глухой. На стену нанесли некое подобие мишени. Для этого пришлось убрать несколько торчащих из нее длинных восьмифутовых колов, красноречиво свидетельствовавших о том, как именно недавно использовалась поверхность этой стены.

Ричард взял свою шпагу, уже извлеченную к тому времени из багажа и принесенную во двор.

— Что за странный меч, — заметил Гопал Дас. — У него нет лезвия.

— Зато у него есть жало, — возразил Ричард.

— Разве можно сражаться только жалом? — спросил сын индийца.

— Если вы сделаете выпад в мою сторону, я покажу, как это делается.

Молодой человек посмотрел на отца, тот утвердительно кивнул. Слуга быстро принес меч, один из тех кривых мечей, что используют в странах Азии. Меч составлял всего две трети длины шпаги, но имел острое лезвие.

— Вы готовы? — спросил молодой человек.

Ричард кивнул и встал в позицию, будто собирался драться на дуэли: шпага в правой руке, кинжал — в левой.

Молодой индиец посмотрел на него секунду, а затем сделал стремительный выпад, лезвие описало полукруг перед англичанином, со свистом разрезая воздух. Ричард уклонился от открытой атаки довольно легко, но он находился здесь, чтобы показать свое мастерство, а потому вступил в бой несколько раньше, чем сделал бы в настоящей схватке. Уловив момент, он перехватил меч своим кинжалом. Два лезвия, столкнувшись, высекли искры, меч скользнул по более короткому оружию и увяз в стальной решетке рукояти. Ричард сделал выпад шпагой, точно попав между рукой индийца и телом, и таким образом проткнул только ткань его накидки.

Затем он отскочил со словами:

— Вы убиты!

Юноша взглянул на продырявленную накидку и готов был снова ринуться в бой. Глаза его гневно горели.

— Хватит, Рамдай, — осадил его Гопал Дас. — Удар был нанесен мастерски.

— Для большего эффекта это можно сделать и по-другому, — сказал ему Ричард. — Перехватить лезвие противника своей шпагой и блокировать его кинжалом.

— А теперь об этом. — Гопал указал на аркебуз. — Это смертельное оружие?

— Оно убивает на расстоянии.

Индийцы с интересом наблюдали за приготовлениями Ричарда. Англичанин тем временем зажег фитиль и установил подставку. В качестве мишени для большего эффекта он избрал громадный глиняный горшок, стоящий у соседней стены.

— Мне разрешат разбить его?

— Если нужно, пожалуйста, — согласился Гопал, крайне заинтригованный.

Ричард зарядил свое оружие, затем уложил ствол в выемку подставки и, тщательно прицелившись, спустил курок. Индийцы вскрикнули, перепугавшись выстрела и облака дыма, потом в страхе посмотрели на горшок. Пуля пробила одну его сторону, но удар оказался настолько силен, что сосуд раскололся снизу доверху.

— О, Великий Кришна! — воскликнул Рамдай.

— У вашего короля все солдаты вооружены так? — спросил Гопал.

— Все, — ответил Ричард, решив не уточнять разницу между пикинерами и аркебузерами.

— В таком случае он, должно быть, и в самом деле, как вы говорите, грозный воитель.

— У него есть боевые слоны? — нетерпеливо спросил Рамдай.

— Нет, — сказал Ричард. — Такие животные неизвестны в моей стране. — Он заметил разочарование на их лицах и добавил: — Но он обладает значительно более мощными средствами.

— Что это может быть? — спросил Гопал.

— Огненные орудия, похожие на это... — Он похлопал по аркебузу. — Только они намного больше и стреляют каменными шарами на полмили, точнее на восемьсот шагов, разрушая все на своем пути.

— Я слышал о таких орудиях, — сказал Гопал.

— Но их нет в Индии?

— Нет, — ответил Гопал. — Мы еще поговорим с вами, Блант-сахиб.

Этим вечером Ричард ужинал вместе с семьей Гопала Даса: его женой, двумя дочерьми и Рамдаем.

Жена Гопала Даса держалась с достоинством. По мнению Ричарда, в молодости она была очень интересной женщиной. На лбу у нее было нанесено красное пятнышко. Дочери ее, с прямыми, немного удлиненными носами, широкими губами, белыми зубами и сверкающими черными глазами, нисколько не уступали в красоте своей матери. Во лбу у каждой из них тоже алело пятнышко. Непросто оказалось определить их возраст, но Ричард прикинул, что старшей, ее звали Шаной, должно быть, шестнадцать — семнадцать лет, а младшей, Гхоне, возможно, тринадцать — четырнадцать. Обеих девушек он видел среди игравших в мяч, но сейчас они привели себя в порядок. Так же как и мать, сестры надели сари, голубое и темно-зеленое, которые плотно облегали их тела, четко обрисовывая холмы и долины, влекущие взгляд мужчины, уже имевшего удовольствие наблюдать их без покрова одежды.

К сожалению, так же как и мать, девушки не говорили по-арабски, а хинди Ричарда оказалось недостаточно, чтобы поддерживать разговор. Но он вполне успешно обходился взглядами и улыбкой, однако решил выучить язык при первой же возможности и выяснить причину столь удивительного своего спасения из ямы отчаяния. В доме Гопала Даса его одели, накормили и приняли как члена семьи. Он даже сыграл с девушками в мяч, чем здорово повеселил их.

Ричард получил бы полное удовольствие, удовлетвори он свое желание, сдерживаемое продолжительное время. Но молодой человек старался держать себя в руках, по крайней мере до тех пор, пока не узнает истинных намерений Гопала Даса. Ричард и в мыслях не держал, что это обычный акт милосердия к нему.

Сопротивляться искушению мешало обилие скульптурных изображений богов и богинь, расставленных в нишах стен всех комнат и внутренних двориков. Все они представляли собой обнаженные фигуры мужчин с явственно выраженным членом либо женщин, демонстрирующих свои сексуальные особенности. Народ, поклоняющийся таким божествам, похоже, проповедовал иную этическую мораль, нежели христиане. Порасспросив об этом хозяев, Ричард обнаружил, что индуизм и все общество были глубоко моральны. Даже терпимое отношение к обнаженному телу легко объяснялось жарким индийским климатом, который делает ношение одежды, кроме как для украшения, нецелесообразным.

Гопал Дас и его семья были вайшьями. Они считали себя находящимися в третьей из высших форм человеческого бытия, следующей после кшатриев и брахманов — единственных на земле, пользующихся правом исполнять дхарму и приносить жертву всевышнему Богу Брахме.

Эта религия основывалась на священной книге Ригведе, значительно более древней, чем христианская Библия, и Упанишадах — несколько более поздней книге. Эти священные для индийцев книги говорили, что брахманы пришли в Индию с севера и победили темнокожих коренных жителей, оттеснив их на юг или поработив. Став рабами, те превратились в панчамов, или внекастовых.

Кастовая система изменялась очень медленно. Когда брахманы завоевали Индию, настал золотой век: все брахманы были почитаемы и смелы, им покровительствовали боги, все панчамы — покорны и подобострастны. Со временем некоторые брахманы оставили поиски вечной истины и таким образом утратили место среди избранных. Они стали кшатриями, профессиональными военными.

То были еще вполне счастливые времена, когда брахманы и кшатрии правили процветающей и благонравной страной. Затем наступил период упадка. Выделилась группа людей, ставящих для себя на первое место делание денег, а почитание богов — на второе. Это были вайшьи, или купцы. Тогда люди впервые познали несчастье. Впрочем, панчамы никогда его не знали.

Люди опустились на еще более низкую ступень. Нищета затронула многих, кому была свойственна лень и всепрощенчество. Те, кто скатился на эту ступень, стали шудрами, или земледельцами. Именно на этой стадии, по словам брахманов, и находился сейчас мир. Она характеризовалась завоеванием всего субконтинента мусульманами.

Бежать из кастовой системы можно было только умерев. Смерть предполагала перевоплощение.

Конечной целью каждого человека считалось достижение состояния мокша, когда все земные амбиции, страсти и страхи забыты и человек живет в согласии с Богом. Состояние мокша достигается по завершению череды перерождений. Этот результат концепции кармы, или причины и следствия, часто путаемых с судьбой. Человек перерождается, исходя из его поведения в предыдущей жизни. Он мог начать змеей, а закончить брахманом. Но и это не дает гарантии наступления мокша после смерти. Поэтому, если жизнь человека, даже жизнь брахмана, не была добродетельна, он мог переродиться на более низшую ступень и даже снова стать змеей.

Боги занимали едва ли менее противоречивое положение. Брахма — создатель — считался триединым. Это во многом соответствовало христианскому мировоззрению. Но другие боги сильно отличались от Иисуса Христа и Святого Духа. Вторым из богов был Вишну, считающийся хранителем и защитником мира, учредителем дхармы. Как и все боги, он многолик и имеет много аватар — перевоплощений, самыми известными из которых были Рама, герой эпической поэмы «Рамаяна», и Кришна, божественный пастушок. Вишну изображают сидящим в окружении супруг, спящим на кольцах огромной змеи или стоящим с оружием во всех четырех руках.

Третья ипостась этого триединства — более агрессивный Шива, разрушитель, завершающий космическую систему. Очень часто его изображали с возбужденным членом. Он совсем не похож на Вишну. В нем заключалась противоречивость концепции, поскольку Шива был и разрушителем и созидателем в одном лице, верховный аскет и высшая чувственность.

На четвертый день Гопал Дас снова пригласил его в свою комнату.

— Мне кажется, что карма послала тебя в Дели и привела ко мне, — заметил он. — Что ты собираешься делать, Блант-сахиб? Лоди отказался поддержать тебя и украл твои рекомендательные письма и деньги.

— Поверь мне, Гопал Дас, я полностью осознаю свое положение. По сравнению c тобой я нищий. Что касается моих планов, то я должен сделать очень много, а тебе чрезвычайно благодарен за гостеприимство. Однако боюсь, что подходит время возвратиться в Гоа и, ступив на корабль, отправиться домой.

— Ты сказал, до Гоа три месяца пути. Ты пойдешь один?

— У меня нет выбора.

— Ты не выживешь. Через две недели я отправляю караван на юго-запад. Ты пойдешь с ним, и я прикажу моим слугам дойти до этого места Гоа.

— Зачем тебе делать для меня так много? Я ведь никогда не смогу с тобой расплатиться.

— Думаю, сможешь, — возразил Гопал. — Пока ты жил под моей крышей, я внимательно изучал тебя. Верю, ты человек слова. Буду говорить с тобой откровенно. Не могу поверить, что у тебя ничего не было к Лоди-шаху, кроме ненависти.

— Трудно ненавидеть человека, которого никогда не видел, — сказал Ричард. — Но я, конечно, не могу чувствовать к нему ни преданности, ни почтения.

— Можешь мне поверить, он крайне злобный, низкий и безжалостный человек, а ко всему прочему еще и порочный. Более того, он мусульманин, а это неприятно моему народу. Ты знаешь что-нибудь об этой земле?

— К сожалению, нет.

— Тогда слушай. Много сотен лет тому назад это была плодородная, процветающая и известная страна. Вы, англичане, слышали об Александре Македонском?

— О, конечно!

— Он вторгся в нашу страну около двух тысяч лет назад и выиграл большое сражение против тогдашнего короля Поруша. Александр ушел, а землей стал править Маурья, тоже известный человек. Ты слышал об Ашоке?

Ричард отрицательно покачал головой.

— Он был величайшим королем, который когда-либо правил вселенной. После Маурьи пришел Гупта, немного менее могущественный, чем его предшественник. Но после Гупты наши короли становились все менее сильными. Огромная империя распалась на несколько государств.

— Я слышал что-то об этом на юге, — заметил Ричард.

— Так мы стали жертвами Махмуда из Газни, величайшего воителя своего времени. Пятнадцать раз он спускался с гор Афганистана, чтобы грабить наши города и уводить женщин. Он был мусульманин.

Гопал Дас подумал немного, словно назвал последнее преступление.

— Он оставил страну слабой и раздробленной. Через сто пятьдесят лет после Махмуда на наши земли вторгся Мохаммед из Гури да так и остался здесь. Это было триста пятьдесят лет назад, Блант-сахиб. Все это время нами правили мусульмане. Много мусульманских династий сидело на троне в Дели. Мусульмане воевали между собой больше, чем другие народы, и они были беспомощны, когда монгол Тимур пришел с севера сто двадцать пять лет назад, чтобы обратить в бегство их армии и захватить Дели. Он тоже был мусульманином.

Но Тимур также ушел, и земля осталась опустошенной. Ее захватил афганский вождь Бахлал Лоди, провозгласивший себя падишахом семьдесят лет назад. Мой отец рассказывал мне об этом. Из всех мусульман, правивших этой землей, Лоди были самыми страшными тиранами моего народа.

— Можно спросить, что подразумевается под словом падишах?

— Это признанный король: хозяин страны. Нынешний падишах — потомок того самого Бахлала. Он правит здесь силой оружия, подкупив некоторых моих соотечественников, а остальным оставив единственную возможность искать поддержку извне. А где ее можно получить? Правда, у Лоди много врагов. Есть один из татарских грабителей по имени Захир-уд-Дин Мухаммед, которого они называют Бабуром, или Львом. Лоди его очень боится. Бабур провозгласил себя султаном в Кабуле и совершает набеги на территории к югу от Хайберского прохода уже несколько лет, но так же как Махмуд из Газни каждый раз возвращается назад. Как ты уже, наверное, смог понять по имени, Бабур тоже мусульманин и, несомненно, будет относиться к нам, индусам, с презрением. Мой народ подчинялся мусульманским правителям очень много лет. Сейчас у нас не хватает духу восстать, но однажды мы освободимся от ига, если, конечно, можем заручиться помощью хоть одного стоящего союзника. Мне кажется, что ты мог бы посодействовать нам в этом.

— Я?! — взволновался Ричард.

— Именно ты, потому что являешься ушами своего великого короля. Если он пошлет нам на помощь армию, вооруженную такими мечами и таким огнестрельным оружием, которое ты показал нам, то Лоди, несомненно, падет.

— Ах!.. — воскликнул Ричард. Замыслы индийца, подумал он, куда сложнее осуществить, чем тот полагает.

Он ведь никогда не разговаривал с королем Генрихом, хотя нет сомнений, что ему дадут аудиенцию после возвращения из этого путешествия, полного невероятных приключений. Но что касается остального...

— Гопал Дас, вы были откровенны со мной, и я отвечу вам тем же. Мой король — великий и почитаемый человек, который наверняка захотел бы помочь вам, но вы говорите о слишком дорогостоящем предприятии. Вести такую войну для моей страны не по силам.

— Вы считаете, — сказал Гопал Дас, — что я бы искал поддержки, не будучи способен оплатить ее? Послушайте меня, Блант-сахиб. Вы скажете своему королю, что во дворце Лоди-шаха сосредоточены несметные сокровища, которыми можно оплатить снаряжение сотен армий. Вы когда-нибудь слышали об алмазе, называемом «Гора Света», или Кох-е-нур?

— Да, конечно, — сказал Ричард. — Но я плохо представляю, что это такое.

— О, это алмаз огромных размеров, его масса сто девяносто один карат. И это лишь малая толика диковинок, находящихся в сокровищнице Лоди. Все эти бесценные вещи будут принадлежать вашему королю, когда он свергнет Лоди-шаха и позволит нам поставить своего правителя на его место.

Ричард задумчиво потер подбородок. Предложение показалось ему заманчивым.

— Вы имеете полномочия давать такие обещания? — спросил он.

— Да, — ответил Гопал. — Я говорю от имени многочисленной группы моих единомышленников. Знаете, это люди, которые выполняют свои обещания.

— Тогда я готов дать слово, что по возвращении сделаю все зависящее от меня, чтобы убедить моего короля предпринять такую экспедицию, — сказал Ричард. — Большего я не могу обещать.

— Так же, как и я не могу просить большего, — согласился Гопал.

Идея, конечно, абсурдная, думал про себя Ричард. Или нет? Ведь там, где проплыл мастер Боттомли, проплывет и целый флот. И если шестеро слабо подготовленных мужчин прошли несколько сотен миль и из всех спасся один, почему бы этот путь не преодолеть тысячному отряду хорошо вооруженных людей, знающих, какая награда их ждет впереди. Кстати, он ведь мог бы повести их и сам. Достичь Дели, потеряв, возможно, не более половины соратников, разве это так уж невозможно?

Он не сомневался, что пятисот английских солдат будет достаточно, чтобы свергнуть Лоди-шаха.

И даже если король Генрих не заинтересуется такой экспедицией, почему бы Ричарду не собрать собственную армию, посулив величайшие сокровища мира в конце пути?

Об этом обязательно стоит подумать.

Ричард с нетерпением ждал отправления каравана, несмотря на то, что это означало бы расставание с приятными собеседниками и еще более приятными компаньонами. Шана очень редко покидала его, они смеялись и подмигивали друг другу, лакомясь сладостями, играя во что-нибудь или просто отдыхая в одной из беседок, лениво раскачиваясь на подвесном диване.

Эта девушка была постоянным соблазном для него. Он не боялся, что Шана станет противиться его попытке покуситься на ее невинность. И до чего же ему хотелось охватить эти набухшие юные груди, которые девушка демонстрировала так беззаботно, или погладить округлости ее ягодиц, туго обтянутые шелком сари, или обследовать черные завитушки внизу живота, которые смутно проглядывали сквозь тонкую материю.

Но поступить так означало бы предать гостеприимство Гопала Даса и, конечно, их новое партнерство. Нет, чем раньше отправится караван, тем лучше!

И вот долгожданный момент наступил. В полдень перед отправлением он решил в последний раз поиграть в мяч с дочерьми хозяина и их служанками. Громко смеясь, он растянулся во весь свой огромный рост, когда ему поставили подножку. Одна из девушек споткнулась о его тело и тоже упала, вытянувшись и невольно выбросив вперед руки. Секундой позже он вскочил, услышав ужасный грохот перед домом и последовавшее за ним бряцание оружия.

Девушки внезапно прекратили смеяться и невольно обернулись на звук, инстинктивно прижавшись к рослому англичанину. На мгновение Ричард растерялся, но самообладание сразу же вернулось к нему. Его оружие осталось в отведенной ему комнате.

Он мягко раздвинул коричневые плечи девушек и посмотрел на бегущего по проходу, размахивающего руками и бессвязно что-то кричащего Рамдая. Юноша добежал до игровой площадки, здесь колени у него подломились, и он упал лицом вниз.

Шана пронзительно закричала, увидев торчащее из спины брата острие копья. Рамдай был мертв еще до того, как сестры подбежали к нему. Он оказался самым удачливым членом их семьи.

За ним бежали вооруженные люди, в одеждах голубого и золотого цвета Лоди-шаха с обнаженными окровавленными мечами в руках.

Девушки закричали еще громче и прильнули к Ричарду, ища его защиты. Но он ничего не мог поделать. Солдаты уже подходили к ним. Ричард решил, что все они будут вырезаны. Однако вместо этого служанок куда-то увели, а сестер и Ричарда вытолкали из дома. Здесь они увидели Гопала и его жену, тоже окруженных вооруженными людьми.

— Нас предали, — выдохнул Гопал и тотчас получил удар ножнами меча по плечам. Он упал на колени, но немедленно был схвачен за ноги и выволочен через дверь на улицу.

Его жена шла позади него, а Ричард и девушки следом за ней. На улице собралась притихшая толпа, люди глазели и перешептывались между собой, но ни один не попытался помочь узникам, когда их повели во дворец.

Мозг Ричарда лихорадочно работал. Гопал Дас сказал, что его планы свержения Лоди-шаха, должно быть, выданы... Да, теперь он не знал, чего ждать. Однако он достаточно повидал в этой стране, чтобы понять: большое богатство уживается здесь со страшной нищетой, точно так же, как красота и благородство лежат на вершине безжалостной жестокости и полного равнодушия к человеческой жизни, невзирая на пол и возраст.

Он посмотрел на девушек. Им не дали времени одеться. Они держались за руки и дрожали, когда, миновав ворота дворца, шли по крытым переходам, направляясь в небольшие покои, правая стена которых была задрапирована тяжелой занавесью. У противоположной стены находился единственный стул с высокой спинкой. В стоящем поодаль человеке Ричард узнал визиря, которого видел в свой первый визит сюда.

— На колени, — скомандовал визирь.

Гопал Дас упал на колени, так же поступили и женщины. Ричард последовал их примеру. Для того чтобы выжить здесь, приходилось унижаться.

Они ждали, стоя на коленях под сердитым взглядом визиря, а стража расположилась позади них. Затем занавесь раздвинулась и вошел Ибрагим Лоди-шах в сопровождении двух приближенных, отличающихся от присутствующих богатством одежды.

Но всех затмевал роскошью султан: расшитая золотом накидка поверх голубых шелковых штанов, золотая обувь и голубой тюрбан, украшенный огромным рубином на голове. Он был без оружия.

Ричард заметил, что лицо его накрашено, как у женщины, а пальцы унизаны перстнями.

Тонкие усы свисали вдоль узких губ, столь же тонким и стройным выглядело его тело.

Один из сопровождавших был, несомненно, его братом.

Лоди сел и посмотрел сначала на Гопала Даса, потом на Ричарда. Даже стоя на коленях, тот возвышался над индийцами.

— Ты человек из-за моря? — спросил Лоди. — Говори.

— Да, это я, ваше величество, — ответил Ричард.

— Ты скрываешься в моей стране у этих негодяев, чтобы бунтовать против меня?

— Я пришел в эту страну, ваше величество, чтобы передать вам приветствия моего короля Генриха Английского, но мне помешали увидеть вас, избили и ограбили. Гопал Дас пригласил меня в свой дом, накормил и приютил. Я собирался уходить завтра.

Лоди оглядел его, затем взглянул на Гопала:

— Я хочу правды.

— Иноземец говорит правду, падишах.

— Я знаю другое. Говори правду. Сейчас, когда этот проклятый монгол осмелился перейти границу, ты задумал поднять против меня народ и ударить мне в спину.

— Я сказал правду, падишах. До сих пор я не знал, что твое королевство подверглось нападению.

— Ты, лжец, плетешь заговор против меня. Ты и многие другие из твоего жалкого народа. Назови их имена или увидишь мертвой свою семью. А потом умрешь сам.

Плечи Гопала Даса затряслись.

— Нет никакого заговора, падишах.

Лоди указал на Гхону, младшую дочь Гопала.

— Возьмите ее.

Четверо стражников схватили девушку и вытащили ее на открытое место перед троном.

— Гопал, — попросил Ричард, — ты не можешь позволить этого.

Гопал не произнес ни звука, а с девушки уже содрали дхоти и распростерли ее на полу. Трое держали, а четвертый стражник насиловал ее.

Она казалась слишком потрясенной происходящим, чтобы сопротивляться или протестовать. Только когда насильник входил в нее, с губ ее слетел слабый страдальческий крик.

— Назови имена своих сообщников, — велел Лоди.

— У меня нет сообщников, — ответил Гопал. — Я клянусь нашим Богом Кришной.

Губы Лоди скривились.

— Разве я почитаю языческого Бога? — спросил он. — Отрубить ей голову. И привести вторую девушку.

Сверкнул меч, и голова Гхоны покатилась по полу. На ее лице застыло недоверчивое выражение. Ее мать закричала от ужаса. Шана взвизгнула и вцепилась в Ричарда, который поднялся на ноги и взял девушку за руки. Удар по голове заставил его пошатнуться, и еще до того как он пришел в себя, Шану увели. Между тем стражники принесли веревки и связали его.

Так, беспомощному, Ричарду пришлось снова увидеть, как девушку и мать раздели и мучили стражники, прежде чем отрубить им головы. Его кровь закипела, когда он увидел, что юное тело, к которому он не осмелился притронуться, осквернено. Шана закричала только тогда, когда лезвие меча входило в ее шею, в то время как ее мать стонала и причитала, но тут пришел и ее черед быть изнасилованной и обезглавленной. Гопал смотрел на все это молча.

— Твоя семья уничтожена, — заявил падишах. — Теперь у тебя ничего нет, старик.

Гопал Дас сник.

— Может, ты надеешься проводить своих женщин в ад, — сказал Лоди. — Не сомневаюсь, так оно и будет, но только твой путь окажется куда мучительнее. Посадить его на кол!

Гопала Даса положили поперек кривого седла. Он не пытался сопротивляться. Дхоти было содрано с него, и ноги раздвинуты. Четверо стражников держали его за руки и за ноги, а двое стояли наготове. Один с тонким колом около четырех футов длины в руках, а другой с колотушкой.

— Начинайте, — приказал Лоди.

Ягодицы Гопала раздвинули и вставили кол в задний проход. Последовал удар колотушкой, и кол вошел внутрь, еще удар, и он продвинулся глубже. Брызнула кровь, и стоицизм Гопала был сломлен. Старик закричал, корчась в руках мучителей, держащих его за руки и за ноги.

Ричард смотрел на происходящее с невыразимым ужасом. Он видел смерть в самых разных кошмарных ее проявлениях. Ему вспомнился человек, казненный за измену Англии, которого сначала повесили за шею, а как только он потерял сознание, но еще не умер, сняли и кастрировали, затем вспороли несчастному живот, перед тем как обезглавить... Но он никогда не видел, чтобы человек умирал столь унизительно. Неужели это вообще могло происходить! Да еще с людьми, которые всего несколько часов назад казались самыми счастливыми на земле и самыми защищенными... Через несколько мгновений это произойдет и с ним. Ричард почувствовал слабость, словно его тело наполнили воздухом.

Тело Гопала утащили, и Ричард посмотрел на Лоди.

— Он был глуп, — сказал султан. — Ты тоже глуп, чужестранец. Как твое имя?

Ричарду пришлось сглотнуть слюну, заполнившую рот, прежде чем он смог ответить.

— Мое имя Блант.

— Блант. Расскажи мне об этом заговоре, Блант.

— Я не знаю ни о каком заговоре, ваше величество.

— Ты полагаешь, что можешь обмануть меня? Один из этих отвратительных слуг подслушивал ваши разговоры. Ты собираешься вернуться в свою страну и собрать армию, чтобы свергнуть меня. Разве это не правда?

— Если вы знаете так много, ваше величество, ради чего было убивать этого человека и его семью?

— За заговор. А ты хочешь умереть?

— Нет, ваше величество.

— Хорошо. Тогда ты вернешься в свою страну, как запланировал, соберешь армию и приведешь сюда... поддержать меня в борьбе с этим Бабуром, этим так называемым Львом Севера.

Ричард ответил не задумываясь:

— Я не хочу умирать, ваше величество, но я бы предпочел умереть, чем помогать вам в чем-либо.

Брови Лоди грозно взметнулись.

— Ты упрямый негодяй, — сказал он. — Бросьте его в тюрьму, пусть подумает. Когда я в следующий раз увижу его, он сделает так, как я хочу.

Слишком поздно понял Ричард, что нужно было постараться выиграть время и согласиться с требованиями Лоди, тогда он смог бы убраться из этой проклятой страны и вернуться в Гоа, а затем наверняка и в Англию — несомненно, при поддержке султана.

Но такая уж ли эта страна проклятая? В ней, конечно, много отвратительного, но отвратительного достаточно и в Англии. Зато эта страна несравненно богаче и красивее Англии и даже Испании, куда сокровища год за годом текли из Америки.

«Гора Света» — этот камень завладел его воображением. Даже если вес алмаза всего двести карат, попади он к нему, Ричарду, в руки, сделает его богатым на всю жизнь. Он не мог забыть о нем.

Так же, как о красоте Шаны. Как только он вспоминал несчастную девушку, распростертую на полу, душу его переполняло желание отомстить за нее. И еще ему хотелось найти другую, похожую на нее женщину.

Больше же всего он хотел отомстить Лоди.

Но пока на это нечего было и надеяться, и прежде всего следовало решить более насущные проблемы, беспокоящие его сейчас. Он был брошен в каменный мешок, наполовину находящийся под землей, с единственным маленьким зарешеченным окном. Здесь уже находилось около двадцати человек, а камера была не более двенадцати квадратных футов.

Он даже не мог по-настоящему поговорить с товарищами по несчастью, они же не выказывали ему ни враждебности, ни малейшего удивления. Без сомнения, эти люди слишком слабы, поскольку в камере стояла непереносимая жара, а еду и воду давали раз в день. Узникам не позволяли выходить отсюда ни для какой надобности. Зловоние стояло удушающее.

При первой же возможности Ричард сказал стражнику, что переменил свое решение и охотно будет служить султану. Однако стражники его проигнорировали. На следующее утро он повторил свою попытку снова, и еще через день, но все безуспешно. Тем временем его некогда прекрасная одежда стала грязной и истрепанной, а душа, казалось, опустилась куда-то в пустой живот.

Ричард убедился, что очень трудно понять превратности судьбы. Надо же, экспедиция потерпела крах, и он сам чуть не погиб, затем был удивительным образом спасен Гопалом Дасом, а позднее этот хороший человек погиб и его семья оказалась уничтожена, и теперь Ричард снова стоит на краю гибели. Но все же пока еще он жив.

За проведенное в тюрьме время молодой человек понял, что весь город наполнен страхом. Был слышен шум военных приготовлений: стук копыт, тяжелая поступь слонов.

Могло ли быть так, что Лев, о котором говорил Лоди, действительно идет на Агру?

Он принялся настойчивей просить встречи с шахом, но стражники были еще меньше расположены разговаривать с обитателями тюрьмы.

— У нашего господина есть более важные дела, чем ты, варвар, — отвечали они Ричарду.

Неделю спустя двери темницы неожиданно распахнулись, и узникам приказали выходить. Они увидели, что тюрьма опустошена. Во дворе, по подсчетам Ричарда, сгрудилось более тысячи голых или полуголых смуглых тел.

Несколько одетых в кольчуги офицеров на конях во главе большого вооруженного отряда стояли перед заключенными. Каждый пеший воин держал по нескольку копий.

— Наш повелитель султан идет на войну! — закричал один из офицеров. — Из милости он решил смягчить ваше наказание службой в армии. Становись получать оружие!

Люди подчинились с изумительным послушанием. Построившись в две шеренги, они двинулись за верховым офицером между рядами пеших воинов. Каждому выдали по копью, никакое другое оружие, по-видимому, им положено не было. Не дали им ни щитов, ни иных средств защиты.

У Ричарда не оставалось другого выбора, как получить копье вместе со всеми. И отправиться с отрядом бывших заключенных из города по дороге на север. Через несколько миль они остановились на отдых в расположении делийской армии.

Войско являло собой внушительное зрелище. Несколько сот слонов в огромных металлических попонах для защиты от стрел, и на спине у каждого — помост, на котором разместилось полдюжины вооруженных луками людей. Большой отряд раджпутской кавалерии, союзной Лоди, несмотря на то, что в его состав входили индусы. Все воины одеты в металлические доспехи и металлические шлемы, увенчанные коротким шишаком, вооружены мечами и копьями. Там был также пеший отряд, окружающий роскошно одетых офицеров. А также огромная масса копьеносцев без какой-либо защиты.

Ричард опытным взглядом прикинул, что здесь собралось по меньшей мере тысяч тридцать пять воинов. Что касается, их боевых качеств... Будь он генералом, то вряд ли стал доверять копьеносцам, которые сейчас его окружали.

Армия двигалась на север несколько дней, прошли и сам Дели — беспорядочное нагромождение каменных руин справа от дороги. Затем расположились лагерем и, по-видимому, собирались задержаться здесь надолго. Ричард, так же как и его товарищи по несчастью, был изнурен быстрым переходом из Агры и обрадовался возможности отдохнуть. Однако их положение не стало лучшим, чем в тюрьме. Копьеносцев гнали впереди регулярных войск и боевых слонов. Рацион их состоял из риса и карри, приготовленного в больших чанах. Индусы, окружив чаны, ели, запуская внутрь руки. Воду они пили прямо из реки, протекающей рядом, хотя вскоре она стала грязной и неприятной на вкус.

Вся площадь лагеря через некоторое время стала походить на огромную выгребную яму.

Но армия не двигалась с места. Гонцы приезжали и уезжали. Генералы обменивались слухами, но не приказами. Офицеры и кавалеристы коротали время за игрой, очень похожей на ту, какой увлекались девушки в доме Гопала Даса, только мяч они гоняли изогнутыми шестами, причем сидя на конях, показывая искусство верховой езды и полностью игнорируя свою безопасность и лошади.

Индусы стали было роптать, но сержанты-мусульмане, немедленно появившиеся с плетьми, увенчанными металлическими наконечниками, быстро наставили их на путь послушания и дисциплины. Для обучения новобранцев хотя бы азам строя или обращения с копьями — основным оружием пикинеров — не предпринималось ничего.

«Может быть, Лоди задумал напугать противника численностью своего войска», — подумал Ричард.

Как бы ни был он благодарен судьбе за освобождение из той ужасной тюрьмы, ему трудно было поверить, что наконец фортуна повернулась к нему лицом. Он не сомневался, что Лоди совершенно забыл о нем. Конечно, Ричард профессиональный солдат, он всегда сможет достаточно быстро отреагировать и избежать удара, но все же он оставался всего лишь полуголым пешим новобранцем, вооруженным единственным копьем. Его кормили так, чтобы он только не умер с голоду, заставляли спать на голой земле. Вскоре от него потребуют фактически совершить самоубийство, поскольку Ричард не сомневался, что их пошлют в дело впереди всех.

Но ничего нельзя было предпринять. Сержанты бдительно присматривали, чтобы новобранцы не разбежались при первом же удобном случае. Несколько человек попытали счастья, но были пойманы и в назидание избиты палками перед всей армией.

Все-таки Ричард верил, что это еще не конец, и готов был рисковать снова.

Армия стояла лагерем еще около недели, прежде чем была разбужена приближающимся с севера шумом. Высшие чины заметно оживились. Гонцы засновали в разные стороны. Войска расставили по местам. Ричарда вместе с такими же, как он, копьеносцами расположили в одной из цепей, выстроенных по обе стороны дороги.

Стало ясно, что вот-вот произойдет сражение. Дорога пролегала по равнине. По обе стороны от нее земля была расчищена и возделана почти на полмили. Дальше возвышались небольшие холмы, поросшие густым лесом, и там уже не оставалось пространства для маневра этого несметного полчища.

Дорога прямо перед их позициями поворачивала налево, к городу Панипату. Лоди, по-видимому, надеялся, что укрепленный город сможет выстоять перед натиском захватчиков или, возможно, отвлечет их и позволит ему атаковать противника с фланга. Если они не сделают этого, то им придется наступать вдоль дороги.

Таким образом, стратегия султана стала более или менее ясна. Но почему он потратил попусту целую неделю, вместо того чтобы использовать ее для наступления и встретить захватчиков подальше от столицы? Это оказалось выше понимания Ричарда.

В любом случае теперь ситуация прояснялась. Шум нарастал, и вскоре появилась первая группа всадников в кольчугах и металлических шлемах верхом на удивительно маленьких косматых лошадках. Как и раджпуты, они были вооружены мечами и копьями, а за плечами у них висели луки.

Ричард прикинул, что всадников не меньше тысячи. Они остановились, увидев огромную силу против себя, но не выказали ни малейших признаков тревоги, даже когда индусская пехота получила приказ производить побольше шуму. А шум был поднят невообразимый: кричали люди, трубили слоны и длинные бронзовые трубы, звенели цимбалы.

«Если бы только звук мог уничтожить живое, Лоди уже бы выиграл сражение», — подумал Ричард.

Монголы некоторое время внимательно смотрели на противника, затем медленно развернулись и присоединились к основным силам, подтянувшимся к этому времени. Армия оказалась весьма странной: полностью верхом на лошадях в сопровождении нескольких сотен запряженных быками открытых повозок, в которых сидело множество людей. Было у них несколько артиллерийских батарей, которые тянули мулы.

Ясно, что индусы понятия не имели об артиллерии, поэтому и не проявляли к ней никакого интереса. Но Лоди и его офицеры, конечно, знали о ней, о чем свидетельствовали их тревожные возгласы.

Монгольская армия продвинулась на милю в сторону позиции делийцев, где сержанты бегали туда-сюда вдоль индусских шеренг, криками и кнутами готовя новобранцев к сопротивлению.

— Их мало, нас много! — орали они. — Мы засыплем их, как песок пустыни засыпает тех, кто стоит на его пути.

Ричард думал, что они, должно быть, правы: с монгольской стороны было не больше десяти тысяч человек.

Группа офицеров выехала вперед, изучая позицию делийцев.

«Сейчас как раз время начать всеобщее наступление», — подумал Ричард. Но Лоди выжидал. Он все еще надеялся, что численный перевес делийцев заставит монголов отказаться от сражения.

Кавалерия отошла, но всего на несколько сот ярдов. Делийцы наблюдали, как выдвинулись вперед вражеские повозки, из них выпрягли мулов, а затем вручную растащили повозки по обе стороны дороги. Образовался прочный деревянный заслон, скрепленный длинной железной цепью, протянутой через колеса так, что повозки уже невозможно было сдвинуть с места.

Следом за этим пушки сняли с передков и также вручную выдвинули вперед. Две дюжины стволов выставили между повозками, а сами пушки прикрепили цепями к ним.

Было совершенно ясно, что монголы не собираются отступать.

Только сейчас индусы сообразили, что перед ними новое оружие, и стали обсуждать его между собой.

— Эй, ты! — В середину группы, где стоял Ричард, размахивая палкой направо и налево, шагнул офицер и, указав на него, воскликнул: — Султан приказал привести тебя!

Индусы наблюдали, как уходил Ричард. Копье у него забрали, чтобы он появился перед Лоди безоружным. И вот его подвели к командному пункту и швырнули на землю перед лошадью Лоди.

— Блант, — сказал султан и указал мечом в сторону позиций монголов. — Ты знаешь это оружие?

— Да, ваше величество, — ответил Ричард, встав на колени.

— Оно опасно для нас?

— Их ядра проделают огромные бреши в рядах ваших людей, ваше величество. Но им нужно много времени для перезарядки.

— Ха! — хмыкнул Лоди и приказал: — Убрать его.

— Ваше величество! — закричал Ричард. — Я хочу, чтобы вы знали: я изменил свое решение и согласен добровольно возвратиться в свою страну ради ваших интересов. Я привел бы моего короля и его армию на помощь вам против этих людей.

— Хм. Какая польза от этого для меня сейчас? Ты разве трус, что боишься драться? Если ты останешься жив, я буду говорить с тобой снова. Увести его.

Ричарда вернули в шеренгу копьеносцев, которым наконец разрешили сидеть, так как монголы не двигались с места. Они смотрели на пушки со страхом.

— Будет султан атаковать и уничтожать их, Блант-сахиб? — Ричард тотчас узнал голос Прабханкара.

Англичанин резко повернул голову и уставился на своего бывшего слугу, одетого, как и он сам, только в дхоти и с копьем в руках.

— Бог мой! — воскликнул Ричард. — Я готов задушить тебя голыми руками.

— Разве мы не товарищи по несчастью, Блант-сахиб, брошенные сюда нашей кармой? Я не вернулся к вам, потому что поссорился с одним мошенником из-за цены на лошадь, был арестован и брошен в тюрьму. Вы стали сторонником Гопала Даса и теперь тоже здесь. Ясно, что наши с вами жизнь и смерть по воле судьбы рядом.

Ричард допускал, что Прабханкар прав.

— Не знаю, собирается ли султан атаковать или нет, — сказал он. — Но одно ясно: если он это сделает, мы будем в первых рядах.

— Идти против пушек, — сказал Прабханкар и поежился. Он, конечно, узнал о пушках от португальцев в Гоа и, наверное, видел их на борту европейских кораблей. — Я думаю, что, когда будет отдан приказ к наступлению, мы оба пойдем на смерть, Блант-сахиб. — Он вздохнул. — За человека, которого все ненавидят и боятся.

Ричард посмотрел на него, и в его голове зародилась идея. Сейчас уже перевалило за полдень и ясно, что Лоди не собирается начинать сражение сегодня. Тогда как монголам, кажется, на руку ждать его первого шага. Большой пожар начинается с маленькой искорки... и будет ли любая другая судьба хуже, чем плен у Лоди?

Для человека, возможно сумеющего дать этому Льву победу, все способы должны быть хороши. Кроме того, Ричарду нравятся идеи человека, называемого Львом. Предприятие, конечно, рискованное, но в случае успеха сулит почет.

— Прабханкар, — позвал он. — Я думаю, для нас было бы лучше сражаться на стороне монголов, а не Лоди.

Прабханкар нахмурил брови.

— Ты хочешь перебежать, Блант-сахиб? Тебя поймают и вобьют острый кол тебе в зад.

— У меня одного не получится, так же как и у тебя, Прабханкар. Но если весь наш полк уйдет? Смогут ли, по-твоему, сержанты остановить нас или вернуть?

— Весь полк? — Прабханкар ошарашенно почесал нос.

— Они все индусы. Все ненавидят Лоди. И находятся здесь только потому, что никто и никогда не предлагал им ничего другого. Ты говоришь на их языке. Пройди среди них, когда стемнеет. Скажи им, что завтра Лоди собирается послать нас против пушек. Объясни, что пушки уничтожат нас, всех до единого, причем армия не двинется с места, пока мы не умрем, потому что, по замыслу Лоди, монголы должны истратить на нас все свои заряды. Убеди своих соотечественников уйти сегодня ночью вместе с нами к монгольскому генералу. В этом наша единственная надежда на спасение.

— Я слышал, будто монголы такие же мусульмане, как и Лоди, — заметил Прабханкар.

— Они не могут быть такими же, как Лоди, иначе бы не пошли войной на него. И даже если они мусульмане, то почему бы им не поддержать наше предложение выступить вместе с ними против общего врага?

— И все же мы очень рискуем, — вздохнул Прабханкар, продолжая колебаться.

— Но, согласись, риск куда меньший, чем дожидаться, пока тебя прикончит пушечное ядро или же казнит султан, — возразил Ричард. — Предположим, Лоди выиграет завтра сражение, но что будет с нами потом, как ты думаешь? Не бросят ли нас снова в тюрьму и не оставят ли там умирать? Поверь, только перейдя на сторону монголов, мы можем надеяться, что выживем.

И Прабханкар поверил. После того как индусам раздали вечерний рис с карри, Ричард и он стали переползать от одной группы к другой, уговаривая всем вместе перебежать к монголам. Некоторым не понравилась эта идея, но даже самые недоверчивые согласились, когда Прабханкар рассказал им о смертоносной силе пушек и уверил, будто, вождь монголов Лев Бабур имеет репутацию человека невероятно щедрого к тем, кто сражается вместе с ним.

Это было, конечно, не более чем его собственное предположение, но уж очень привлекательное.

Они агитировали всю ночь, постепенно заручаясь поддержкой все большего и большего числа сторонников, до тех пор пока Ричард не прикинул, что их уже целый полк.

— Люди хотят знать, когда мы начнем действовать? — спросил Прабханкар. — Скоро рассвет.

— Прямо сейчас и начнем, — ответил Ричард. — Пока никто не раскрыл наших намерений. Предупреди, чтобы все приготовились и ждали моего сигнала.

Пока Прабханкар передавал слова англичанина, Ричард следил за сержантами, патрулирующими их бивак всю ночь. Он явственно сознавал опасность своей затеи. Окажись индусы трусами и не пойди за ним по сигналу, его положат поперек седла и подвергнут самой ужасной и позорной казни. Но отправляться на смерть за трусливого тирана было и вовсе немыслимо.

Тем временем Прабханкар ползком возвратился к нему.

— Люди готовы, Блант-сахиб.

— Отлично, тогда начнем. — Ричард глубоко вздохнул и встал, держа копье в руках. Как бы он хотел, чтобы это была его шпага. Оглянувшись, он нашел кусок сухого дерева, подошел к ближайшему костру и, сунув его в огонь, подождал, пока он загорится. Затем схватил горящую головню и принялся размахивать ею.

— За мной! — закричал он. — Вперед! За мной! Вперед! — И бросился бежать прямо на одного из сержантов. Тот испуганно вскрикнул. Но Ричард проткнул его копьем, не дав времени защититься, подобрал меч, оброненный убитым, и с факелом в левой руке помчался дальше.

Еще несколько сержантов появились из темноты и попытались схватить Ричарда, но были остановлены громким топотом за его спиной. Это индусы ринулись вперед, ведомые Прабханкаром. Офицеры были вмиг подмяты толпой. И Ричард, продолжая размахивать факелом, повел людей вдоль дороги.

Позади затрубили тревогу. Армия султана была разбужена, слышались команды, бряцание оружия, но никто не знал наверняка, что происходит.

С монгольской стороны не доносилось ни звука. Но Ричард не сомневался, что воины там также проснулись и наблюдают, готовясь достойно встретить приближающихся в темноте людей.

— Стой! — закричал Ричард, когда толпа возбужденных индусов была уже в полумиле от позиций Лоди и примерно на таком же расстоянии от линии монгольских пушек. — Останови людей, Прабханкар.

Англичанин замахал факелом, а Прабханкар побежал вдоль толпы, требуя остановиться. Наконец, совсем близко от монгольских позиций, люди замерли на месте. Сейчас уже можно было видеть огни позади баррикады из повозок, но пушки по-прежнему молчали.

— Ждите здесь, — велел Ричард Прабханкару и пошел вперед один, подняв факел высоко над головой.

Медленно, с сильно бьющимся сердцем подходил он к линии обороны монголов, прекрасно понимая, что в любой момент может быть сражен стрелой или каменным ядром. В темноте постепенно проступили очертания повозок.

Ричард остановился.

— Я ищу Льва! — прокричал он по-арабски. Некоторое время по ту сторону баррикады сохранялось молчание, затем кто-то откликнулся:

— Кто идет? Что значит эта суматоха в темноте?

— Я, Ричард Блант, был узником Лоди-шаха, но сейчас пришел служить Льву и привел с собой полк индусских копьеносцев, которые хотят служить ему вместе со мной.

Некоторое время из-за повозок не доносилось ни звука. Затем Ричарда позвали:

— Иди вперед!

Англичанин направился к ближайшей повозке. Неожиданно его окружили несколько монголов с горящими факелами. Свой, догоревший почти до руки, он смог теперь бросить.

— Ричард Блант... странное имя, да и ты сам странный, парень, — раздался голос из темноты. — Где твой дом?

— Мой дом далеко отсюда, за океаном. Место называется Англией, — ответил Ричард и замолчал, дожидаясь ответа.

— Действительно, ты забрался очень далеко, — сказал голос. Говоривший, несомненно, слышал об этом далеком острове. — И ты в самом деле привел индусских копьеносцев с собой?

— Да, я это сделал.

— Скажи им, чтобы медленно подошли. И помни: мои пушки заряжены, а пушкарям опыта не занимать.

Ричард повернулся, почувствовав, как тело расслабляется.

— Прабханкар! — закричал он. — Веди сюда людей, только медленно.

Из темноты группами стали появляться индусы с копьями на плечах.

— Разве я могу использовать этих людей? — спросил голос.

— Я уверен, что можете, — сказал Ричард. — Но в любом случае хорошо уже то, что их не использует Лоди.

— Ха-ха! — рассмеялся невидимый собеседник Ричарда. — Твой выбор сделан, англичанин.

Монголы расступились, давая дорогу мужчине, направляющемуся к Ричарду.

— Ты искал Льва? — спросил он. — Так знай: ты нашел его. Я — Бабур.

 

Глава 4

МОГОЛ

Перед Ричардом стоял сухощавый жилистый мужчина лет сорока, невысокий, но очень широкий в плечах. Его крепко сбитое тело свидетельствовало об огромной физической силе.

В лице его чувствовалось нечто выдающееся. Он носил тонкие усы, свисающие по краям губ, и редкую бородку. Губы и подбородок были резко очерчены и тверды, но отсутствовал даже намек на непомерную жестокость, столь характерную для Лоди-шаха. Нос был несколько плосковат, но высокий лоб и неотразимые черные глаза, светящиеся умом, придавали лицу удивительную привлекательность. На нем ладно сидели облегающие белые штаны и длинная голубая накидка, дополняли костюм голубой тюрбан и лайковые сапоги. На боку у него висел меч с усыпанной драгоценными камнями рукоятью, а рука сжимала пятихвостую плетку из конского волоса.

Бабуру тоже явно понравился тот, кого он увидел перед собой.

— Я слышал, что люди из Западной Европы высоки ростом и сильны физически.

— Найдется немало мужчин и покрупнее меня, мой повелитель, — ответил ему Ричард.

— В таком случае я должен быть благодарен судьбе, что у Лоди оказался только один такой. Впрочем, негоже восхищаться дезертиром.

— Я не присягал Лоди в верности, — ответил ему Ричард. — Он подлый и трусливый шакал, который зверски убил моих друзей, а меня оставил в живых только потому, что хотел использовать в своих интересах.

— И ты сбежал ко мне с этим сбродом.

— Этот сброд, ваше величество, представляет добрую половину армии султана. Эти люди ненавидят его так же, как и я, потому что они индусы, а он мусульманин.

— Тогда с какой стати они будут воевать за меня? Я ведь тоже мусульманин.

— Обращайтесь с ними справедливо, и вы сохраните их преданность.

Бабур несколько мгновений изучающе глядел на Ричарда, затем кивнул.

— Возможно, ты прав. Накормить этих людей и дать им отдохнуть, — велел он своим офицерам. — Разместить их в левой части лагеря. Ты, англичанин, пойдешь со мной.

Ричард посоветовал Прабханкару беспрекословно подчиняться монголам, а сам в окружении нескольких монгольских капитанов, приставленных к нему, по-видимому, на тот случай, если он замышляет предательство против их генерала, пошел следом за Бабуром в лагерь, глазея по пути на добротно одетых людей, заряженные пушки и беспокойно переминающихся лошадей. Никто уже не спал, все было готово к действию.

Бабур направлялся к своему шатру, расположенному в глубине лагеря. Этот полотняный дом занимал весьма значительную площадь и состоял из нескольких покоев, отделенных друг от друга драпировками или перегородками из козлиных шкур. Вокруг стояло еще несколько подобных сооружений, правда меньших размеров, с вооруженной стражей у входа.

Бабур вошел внутрь, приглашая Ричарда последовать за ним. Освещенные фонарями покои поразили англичанина роскошью, обилием подушек и ковров.

Только пятеро мужчин из всего эскорта вошли вместе с ним. Первый — тех же лет, что и Бабур, но выше и тоньше, с орлиным носом. Второй — значительно старше — наверняка был родственником первого. Остальные трое едва вышли из детского возраста и очень походили на своего отца.

— Мои советники Давлат и Аббас Лоди, — сказал Бабур, указывая на старших мужчин.

Ричард с почтением поклонился, но выражение его лица, похоже, выдало замешательство.

— Да, они родственники падишаха, — сказал Бабур. — Давлат-хан — его двоюродный брат и губернатор Лахора. Аббас-хан — дядя падишаха. Однако у них есть веские причины бороться с падишахом и быть моими советниками. А это мой тавачи Камран. — Он рассмеялся. — К тому же мой сын.

Юный адъютант — вскоре Ричард узнал, что ему всего шестнадцать, — смотрел на рослого англичанина широко распахнутыми черными глазами.

— Аскари и Хиндал также мои сыновья, — объяснил Бабур. — Они очень молоды, но скоро научатся искусству войны. Садись. — Подавая пример, он, скрестив ноги, сел на ковер. Давлат, Аббас и трое принцев расположились по обе стороны от него. Ричард устроился напротив.

Пришли молодые женщины, подали кофе. Ричард с удивлением отметил, что на них не было чадры, хотя, судя по их лицам, они, совершенно очевидно, не индианки, а монголки. Одетые в вышитые блузки и мешковатые штаны, женщины производили очень приятное впечатление. Кофе оказался слаще, чем когда-либо пробовал Ричард.

— Он содержит вещество, называемое сахаром. Его получают из тростника, — объяснил Бабур. — Вам оно знакомо?

— Я попробовал его, только оказавшись в Индии. В Англии его не знают.

— Вы не пытались делать такие сладости в Англии?

— Мы используем для этого мед. Но, впрочем, и кофе тоже неизвестен в Англии.

— Англичане... — Бабур изучающе рассматривал Ричарда. — Я много слышал о них, и о французах, и об испанцах. Вы знаете эти народы?

— Я воевал в Испании, ваше величество. Под флагом императора.

— У вас выправка человека, умеющего командовать, — спокойно заметил Бабур. — Нам нужно подыскать для вас подходящую одежду.

Принесли еду, и Бабур пригласил Ричарда ее отведать. Сам он взял немного, но оба Лоди и молодые люди ели с завидным аппетитом.

Ричард не уставал удивляться, глядя на этих людей, именуемых султаном не иначе как татарскими бандитами. Оказывается, они знали куда больше о мире, чем сам султан, вот и об Англии слышали. Тайна, такая же как и сами эти люди, привлекательная тайна.

— А вы слышали о нас, англичанин? — спросил Бабур.

— Вся Европа наслышана об Османской империи. — Ричард выуживал из памяти информацию.

Глаза Бабура сверкнули.

— Мы не турки. Мы монголы. А турок, кстати, довольно часто били в прошлом и наверняка будем бить снова. — Затем его голос несколько смягчился. — Но турки, конечно, сильный народ, и на время у нас с ними дружба. Я использую турецких пушкарей потому, что только они в совершенстве владеют артиллерийским искусством. А слышал ли ты о Тимуре по прозвищу Хромец?

— Слышал, но всего лишь легенду, — осторожно сообщил Ричард.

— Я его прямой потомок, — с гордостью заявил Бабур.

Снова Ричард сделал промашку и теперь пришел в замешательство. Имя Тимура и в самом деле было в Европе легендой, и не более того. Говорили, будто бы он как вихрь вырвался из Центральной Азии. По утверждению Гопала Даса, этот великий полководец завоевал полмира. Вот и все, что знал об этом человеке Ричард.

И теперь оказалось, что Бабур — его потомок, а значит, мог слышать о пресвитере Иоанне.

Но внутренний голос подсказывал Ричарду не спешить с расспросами, в таком деле нужно быть очень терпеливым. У него вроде бы снова появилась возможность подняться на ноги. И именно тогда, когда, казалось, все надежды окончательно утрачены... Нет, прежде всего нужно заслужить доверие Бабура, стать ему необходимым, а уж потом стремиться к большему.

— Вы будете атаковать Лоди-шаха? — спросил он, сглатывая заполнившую рот слюну. Этот ягненок был первым мясным блюдом, отведанным Ричардом более чем за неделю. Да еще какой ягненок! Нежный, отлично приправленный — невероятно вкусный.

— Мы устроим ему бойню, — заявил Камран, сверкая глазами.

— Каковы силы армии Лоди? — спросил его отец.

— Сейчас... я бы оценил их в тридцать тысяч человек. Бабур бросил вопрошающий взгляд на Давлата.

— Я бы сказал, что так оно и есть, — согласился Давлат.

— У него к тому же есть боевые слоны, — заметил Бабур. — Думаю, будет неразумно с моей стороны атаковать его. Кроме того, в этом больше нет необходимости.

— Но я уверен, что великое множество людей Лоди-шаха готовы дезертировать. И если вы атакуете...

— Кто знает. Они могут самоотверженно сражаться и за него. Нет, нет, англичанин, наши позиции сильнее при обороне. Мы подождем, когда Лоди атакует нас.

— Возможно, что он и не сделает этого.

— Непременно сделает. Просто обязан, когда несколько тысяч людей предали его. И Лоди наверняка понимает, что чем дольше он ждет, тем больше его воинов могут уйти ко мне. Он атакует, и на мой взгляд, атакует сегодня же.

Ричарда поражала спокойная уверенность монгольского полководца. Но Бабур и на самом деле был совершенно спокоен.

Шум в делийском лагере продолжался всю ночь, но с наступлением дня все стихло. Стоя с Бабуром за баррикадой из повозок, Ричард мог наблюдать за завтраком враждебной армии. Одет он был уже в металлический шлем и короткую кожаную куртку, ибо не нашлось ни одной достаточно большой кольчуги, какая подошла бы на его рост.

Монголы позавтракали раньше, и сейчас Бабур отдавал приказания. Индусов перебежчиков поставили по левую сторону от основных позиций, там, где они провели ночь. Они не были защищены баррикадой, но Бабур предусмотрительно держал в резерве два полка кавалерии на всякий случай.

— Кто их командир? — спросил он Ричарда.

— Я их командир.

Бабур нахмурился:

— Они пойдут за тобой?

— Да, ваше величество.

— Тогда быстро становись во главе своего отряда, но следи за мной. И когда я подниму жезл, веди своих людей туда, куда укажу.

Ричард отдал честь. Ему подвели лошадь. Вскочив в седло, он гарцевал перед строем своих людей.

— Скажи людям, — наставлял он Прабханкара, — что сегодня мы покончим с Лоди-шахом и его тиранией. Объясни, что Бабур Лев наш друг и станет справедливо править нами после того, как Лоди будет разбит. Пусть все знают: нам нужно доказать свою верность ему, и мы здорово, выиграем от этого.

Прабханкар поклонился и сказал индусам речь, которая, казалось, понравилась им. Они затопали ногами и подняли в воздух свои копья.

— А вы не забудете, как преданно я служил вам, Блант-сахиб? — спросил Прабханкар.

— Нет, конечно, — ответил Ричард. — Я обязательно запомню это.

С громогласным звяканьем цимбал делийская армия двинулась вперед. Раджпутская кавалерия под оглушительный звон упряжи и оружия наступала по левому флангу — то есть по правому флангу монголов. Пока скакали только всадники на лошадях, пыли было немного.

Центр и правый фланг занимали индусские пикинеры с мусульманскими офицерами во главе. Их было несметное множество, но, как почувствовал Ричард, именно они составляли слабое место в армии Лоди.

За пикинерами медленно шли вперед слоны, огромными ногами сотрясая землю. Их красное с золотом снаряжение и роскошно одетые люди в башенках на спинах животных придавали всему происходящему видимость захватывающего представления.

За слонами двигались верховые отряды султана с весьма просто одетыми всадниками и готовые к завершающему удару по разбитому противнику пехотинцы — все мусульмане в голубой с серебряной оторочкой униформе и тюрбанах.

Лоди и его придворные замыкали шествие.

Медленное последовательное выдвижение войск сопровождалось страшным шумом, к цимбалам присоединились завывания труб и крики людей.

В отличие от противника монгольская армия не издавала ни звука, конечно, не считая индусов, сгрудившихся на левом фланге, которым было плохо видно происходящее из-за баррикады.

Делийская армия приблизилась к линии войск Бабура и, не доходя полумили, остановилась. Сержанты принялись расставлять индусских копьеносцев. Ричард видел мелькание их кнутов, когда те сгоняли людей в шеренги.

Шум нарастал. И вот с жутким ревом копьеносцы бросились вперед.

Тактика Лоди была довольно проста. Копьеносцы призваны были сломить боевой дух и запугать монголов, затем слоны направлялись давить потрясенного противника, и потом уже кавалерия и дисциплинированная пехота успешно завершали разгром. Но султан допустил смертельный просчет из-за незнания принципов действия артиллерии и особенно того, какое время требуется на каждую очередную подготовку пушек к выстрелу.

Бабур разгадал план противника и не открыл огонь до тех пор, пока копьеносцы не приблизились на расстояние сотни ярдов к баррикаде из сцепленных повозок. Только тогда он отдал приказ стрелять. Пушки зарядили обломками камней и железками, а не каменными ядрами, как обычно, и на таком близком расстоянии они поражали пехоту подобно граду, только летящему горизонтально и со значительно большей силой. Люди падали как подкошенные, копья разлетались в разные стороны, кровь залила дорогу.

Люди Ричарда забеспокоились. Ведь это их соплеменников сейчас прямо у них на глазах разрывало на куски. Они понимали: подобная участь была уготована и им, если бы они не перешли на сторону монголов. И рвались вперед.

Но Ричард, неотрывно следивший за Бабуром, все еще не получал сигнала. Вместо этого он видел, как монголы лихорадочно перезаряжают пушки.

Копьеносцев по-прежнему где-то в сотне ярдов от монгольских позиций вновь собрали верховые офицеры и заставили в очередной раз броситься вперед, оставив позади на дороге горы трупов.

Но теперь они были встречены тучей стрел. Спешившаяся монгольская кавалерия построилась перед повозками, вытянувшись в две шеренги. Первая шеренга — припав на колено, а вторая — стоя, последовательно посылали залпы стрел из луков в надвигающуюся людскую массу. Казалось, почти каждая стрела поражала цель, очень трудно было промахнуться на таком близком расстоянии. Индусские пехотинцы, вопя от ужаса, побросали копья и стали разбегаться. Так как монголы особо тщательно метили в мусульманских офицеров, теперь уже некому было сгонять людей, и те стали откатываться назад, навстречу слонам.

Лоди понял, что его первоначальный план провалился и позиции монголов сильны, как прежде. Но слоны были его по-настоящему решающим оружием. Если бы они смогли попасть между повозками и пушками, враг, конечно, пал бы.

Огромные животные шли прямо на отступающих копьеносцев. Люди вопили от страха, не имея возможности избежать движущихся на них могучих ног, а раненые с паническим ужасом взирали на смерть, приближающуюся к ним шаг за шагом.

Слоны прошли все расстояние и приблизились к баррикаде.

Решение оставить индусских копьеносцев на поле для последующей атаки обернулось против султана. Пушкари Бабура успели перезарядить орудия. Лучники вернулись в укрытие за повозками, и пушки, дождавшись, пока тяжеловесное, сотрясающее землю наступление не приблизится на расстояние около ста ярдов, открыли огонь.

Теперь орудия посылали в слонов большие обломки камней. Только двух или трех животных действительно поразили летящие камни, но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы привести всех остальных в замешательство. Один из слонов упал и ударил соседнего в левый бок. Другой был ранен и, громко трубя, стал нападать на своего сородича, оказавшегося поблизости.

Лучники снова вышли вперед и, пока пушкари перезаряжали орудия, принялись посылать стрелу за стрелой в горы плоти перед собой, приводя все больше и больше животных в неистовство от страха и боли.

Бабур все не подавал сигнала копьеносцам. Он внимательно наблюдал за всем полем и первым заметил раджпутских всадников, готовящихся к атаке. Тотчас же его собственный конный резерв был приведен в готовность. Около пяти тысяч монгольских кавалеристов, до сих пор дожидавшихся своего часа за баррикадой, поскакали галопом навстречу приближающимся раджпутам.

Ричард задержал дыхание. Монголы на первый взгляд проигрывали по сравнению с более рослыми, да к тому же сидящими на крупных лошадях, раджпутами. Они держали наперевес свои копья и пронзительно кричали, подгоняя таким образом лошадей до легкого галопа.

Но тут делийскую армию вновь ждал сюрприз. Монгольская кавалерия наступала так, будто собиралась атаковать врага, но затем всадники внезапно повернули своих коней назад. Сделав это, каждый воин сорвал с плеч лук, управляя движением лошади только коленями и пятками, наложил на тетиву стрелу и выпустил ее в приближающуюся конницу противника. Меткость их стрельбы, как и искусство верховой езды, оказалась потрясающей. Лошади и наездники султана то и дело падали. Атака захлебнулась, и прежде чем раджпуты смогли перегруппироваться, они попали под новый град стрел. Вслед за тем монголы оставили луки и взялись за копья. В сражении произошел решающий перелом, через несколько мгновений даже гордые раджпуты были с позором изгнаны с поля.

Слоны тем временем сгрудились, разбираясь между собой, и погонщики, цепляясь за боевые башенки на их спинах, пронзительно кричали от ужаса. Несколько животных, пораженных в мозг железным наконечником махаутом, замертво рухнули на землю.

Ричард бросил поспешный взгляд на Бабура и увидел Камрана, покинувшего своего отца и скачущего к нему.

— Бабур передает тебе следующее, Блант-эмир, — задыхаясь выпалил мальчишка. — Лоди должен сейчас бросить в бой свои главные силы. Ты проведешь людей параллельно дороге и ударишь в тыл делийцев, когда те достаточно продвинутся вперед. Ты понял приказ?

— Да, понял, — ответил Ричард. Он выхватил меч и помахал им над головой. Индусы издали воинственный клич и двинулись вперед, обходя слонов слева, если смотреть с позиций монголов.

Последние новобранцы-копьеносцы Лоди к этому времени покинули поле боя, путь отряду Ричарда оказался свободен. Они прошли мимо места побоища слонов. Султан не обратил внимания на фланговый маневр копьеносцев и, встав в стременах, выкрикивал приказания своим войскам, дружно наступавшим на монгольскую баррикаду. Пехотинцы производили необычное впечатление своей блестящей униформой и порядком движения. Ричард понял, что расстановка сил к настоящему моменту означала несомненную победу монголов и ему не о чем больше было беспокоиться. Бабур всех своих людей держал под контролем. Несколько тысяч его всадников старались превратить бегство раджпутов в полный разгром, еще несколько тысяч — включая часть тех, кто прежде в числе пехоты оборонял баррикаду из повозок, — вновь были в седле и посланы против последней опоры Лоди.

Конные отряды султана были по очереди уничтожены ураганом стрел, и Ричард выбрал удачный момент для атаки. Это было одно из самых жарких сражений, в котором он участвовал, — обе стороны до крайности ненавидели друг друга. Перед схваткой англичанин спешился и пошел впереди строя с мечом в руках. Он оказался среди мусульман прежде, чем добился равновесия сил, призывая свои отряды следовать за ним. Уклонившись от удара копьем, он мечом отразил атаку противника, который, казалось, чудом не снес ему полголовы, и, отражая удары слева и справа, упал, но в этот момент на помощь к нему подоспел Прабханкар, выступивший вперед, зная, что монгольская кавалерия тоже перешла в наступление.

Конные отряды были разбиты, и остатки их стали разбегаться с поля боя. Лоди уныло наблюдал за ними. К его чести, он не струсил и послал лошадь вперед, пытаясь вновь собрать своих людей. Ричард был всего в нескольких футах от султана, когда стрела поразила Лоди и тот упал с лошади, тяжело ударившись о землю. Прежде чем он пришел в себя, Ричард уже стоял возле него.

Султан получил ранение в грудь, и было ясно, что он умирает. Посмотрев на Ричарда глазами, полными ненависти, и сплюнув изо рта кровь, он прохрипел:

— Ты!.. Я проклинаю тебя до могильной плиты.

— Мы лучше попробуем доставить тебя к Бабуру, — сказал Ричард.

Прабханкар стоял рядом.

— Моголу будет достаточно только его головы, — сказал он, произнося на индийский манер слово «монгол». Индийцу мечи доставались как боевые трофеи несколько раз за сражение. Сейчас он взял один из комплекта и одним ударом отделил голову султана Ибрагима Лоди от его тела.

Монголы не брали пленных, а систематически обезглавливали всех раненых врагов, поэтому пятнадцать тысяч воинов Лоди — половина всего его войска — остались лежать мертвыми на поле боя. Монголы почти не понесли потерь.

Ричард никогда прежде не участвовал в сражении, которое велось бы столь жестоко, даже без мысли о пощаде.

Бабур разрешил своим индусским союзникам ограбить мертвых, и те восприняли эту милость с большим энтузиазмом, тем временем сам он направил лошадь через ряды своих войск.

Он не казался чрезмерно довольным значительностью этой победы.

— Мой великий предок, — заметил он, — сложил бы из этих черепов башню, чтобы напоминать миру о том, что он был здесь. Я же оставлю их гнить на месте. Пойдемте обедать.

День прошел удачно, и Ричард был очень голоден. Однако участие в этой трапезе не доставляло ему особого удовольствия, поскольку зловонное дыхание смерти тяжело нависло над полем.

— Вы много выиграли таких сражений, ваше величество? — спросил он.

Бабур засмеялся:

— Не все ли равно мне, буду я великим монархом или нет? Нет, конечно, это триумф. Что же касается тебя, то я тобой доволен. А сейчас скажи мне прямо, что привело тебя в Индию. Ты слышал раньше о Лоди-шахе или обо мне, коли на то пошло?

— Нет, не слышал. Но я слышал о великом короле, известном как пресвитер Иоанн, и нес верительные грамоты как посол от моего короля к пресвитеру Иоанну. К сожалению, меня ограбил Лоди-шах.

— Пресвитер Иоанн... — Бабур задумался. — Ты искал легенду. — Он засмеялся снова. — Это в самом деле легенда.

Ричард с трудом проглотил кусок мяса.

— Вы уверены, ваше величество?

— Уверен. Да, я слышал эту легенду. И встречал других людей, искавших этого придуманного короля. Но я исходил Азию вдоль и поперек и нигде не обнаружил такого человека. Существуй он в реальности, хоть кто-нибудь, да знал о нем.

Ричард вздохнул. Он упорствовал в своей надежде, несмотря ни на какие доказательства. И вот теперь его мечты определенно оказались... мечтами, только и всего.

И за эти призрачные мечты его двоюродный брат и еще несколько хороших людей, поплатились жизнью. Он и сам, возможно, тоже из-за них умрет; Ричард считал маловероятным когда-нибудь вновь вернуться в Англию.

Бабур пристально посмотрел на него и сказал:

— И что ты намерен делать теперь, англичанин? Моя армия скоро возвращается в Кабул, мою столицу в горах Афганистана. Ты пойдешь со мной или предпочтешь остаться со своими солдатами?

Ричард не верил своим ушам.

— Вы вернетесь в Афганистан?

— Да, конечно. Там мой дом. Мое королевство. — Он криво усмехнулся. — По крайней мере сейчас.

— Но зачем вы захватили Дели, если собираетесь отступать?

— Я предпринял этот рейд из-за денег и женщин для моих людей, — объяснил Бабур. — Сначала меня подстрекал сделать это Давлат, он люто ненавидел Лоди, хотя они и двоюродные братья. Лоди отобрал у Давлата все, чем тот владел. Теперь он отомщен и обеспечен достаточным количеством и женщин и богатства. Мой обоз растянулся почти на двадцать миль по дороге. Я уже намеревался возвращаться, когда услышал, что Лоди собирает силы против меня. Я не мог рисковать возвращаться с наступающим мне на пятки противником и решил дать ему сражение первым. Кроме того... — засмеялся он, — это нравится моим людям.

— И сейчас вы уйдете домой, чтобы удовлетворить своих людей? — Ричард был в смятении. Пресвитер Иоанн, как оказалось, личность мифическая, но англичанин слышал, что Делийское королевство самое могущественное в Индии, а теперь этого королевства не существовало, по крайней мере до тех пор, пока кто-нибудь не захватит его снова. Тот человек мог бы стать самым могущественным правителем на этой огромной земле. Человек, выступающий как союзник против османцев.

Конечно, Бабур мусульманин, но сказал достаточно, чтобы можно было понять, что он не испытывает особой любви к ним.

К тому же он утонченный, образованный человек — пусть его люди и дрались как черти из ада. В любом случае он оставался единственной надеждой на спасение чего-либо ценного из всего приобретенного в этой ужасной экспедиции.

— Мой господин, — сказал Ричард, — разве королевство Дели не больше Афганистана?

Бабур взглянул на него.

— Ты хочешь, чтобы я ограбил город? Давлат утверждает, что там ничего, кроме руин, нет.

Ричард тяжело вздохнул.

— Я не говорю о городе Дели, ваше величество. Я предлагаю вам захватить Агру, столицу Лоди, и утвердить королевство Дели.

— С пятнадцатью тысячами человек?

— Ваше величество, в данный момент Дели ваш. Лоди мертв, его армия разбита. Большинство жителей Агры ненавидели его. Мои люди дрались на вашей стороне и были вознаграждены. Вы поступили с ними великодушно. Пошлите их впереди своей армии в Агру поднять народ в вашу поддержку. Город будет ваш через час.

Бабур засмеялся.

— Ты смелый, англичанин, все твои поступки доказывают это. И ты, скорее всего, прав. Сейчас Делийское королевство подобно обезглавленному чудовищу. Но оно еще поднимется. Раджпуты оправятся и создадут новую армию. На юге и востоке правят мусульманские принцы, которые предпочтут другого Лоди монголу, подобному мне. У меня же нет столько людей, чтобы покорить их всех, так же как и средств на создание армии побольше. Моя жизнь была полна ошибок: я пытался захватить то, что не мог удержать.

— Мой господин, — сказал Ричард, — во дворце Лоди-шаха находятся богатейшие сокровища мира. Вы никогда не слышали о «Горе Света»?

Бабур неодобрительно взглянул на него:

— Я слышал эту легенду.

— Так же как Тимур, это не легенда, мой господин. Я слышал, это самый большой бриллиант из известных в мире. Говорят, что за него можно купить пищи на два с половиной года для людей всего мира.

— Ты видел его?

— Да, мой господин, — солгал Ричард. — И еще много другого, помимо него. Получив богатства Лоди-шаха, вы могли бы создать армию такой же численности, как его... но только боеспособнее.

— Делийское королевство... — вздохнул Бабур. — А почему бы и нет? Во всяком случае мы можем взять этот «Кох-е-нур» с собой, если отъезд окажется неизбежным.

Ричарду оставалось только молиться, чтобы слова Гопала Даса оказались правдой.

Но, по крайней мере, теперь он и его дочери отомщены.

Гопал, конечно, не солгал, утверждая, будто Бабур может легко взять Агру. После того как копьеносцы Ричарда были отосланы вперед, Бабур позволил своим воинам несколько дней отдохнуть после сражения, а сам отправился осматривать руины Дели. Он был явно потрясен и в равной степени шокирован эротизмом индусских религиозных статуй, даже многие из них приказал разрушить.

— Эти люди озабочены своей плотью, — пробормотал он. — Нам нужно будет преподать им урок. — И отдал приказ разбить сад памяти, Рам багх, на берегах реки Джамны в честь своей победы. — Здесь будет моя столица, — заявил он. — Город возродится снова, как птица Феникс. Но сначала Агра.

Только немногочисленные группы мусульман оказали сопротивление продвигающимся на юг монголам, но их без труда уничтожили. Большинство приверженцев Лоди, объединившихся под предводительством его брата Махмуда, были оттеснены к югу.

Ричард был рядом с Бабуром, когда они въезжали в памятный ему дворец. Но теперь некому стало воспрепятствовать им: ненавистный визирь остался на поле битвы.

Они посмотрели на павлинов, а затем миновали внутренние покои и вошли в тронный зал.

— А где сокровищница? — поинтересовался Бабур.

Она, как выяснилось, располагалась в подвале под тронным залом. Ричард с удивлением разглядывал слитки чистого золота и сундуки драгоценных металлов и камней. А затем их взору предстал «Кох-е-нур», огромная сияющая глыба. Англичанину пришло в голову, что это, должно быть, самая богатая страна во всем свете.

И он только что подарил ее потомку Тимура и Чингисхана, как признался сам Бабур. Он схватил огромный алмаз и вертел его так и этак.

— Чудо, — наконец констатировал он. — Я подарю его сыну. Самому старшему сыну Хумаюну, — добавил он, — который будет глубоко сожалеть, что не был рядом со мной и не смог разделить триумф. Но тебя тоже надо иметь в виду, англичанин. Ты останешься здесь править и будешь моей правой рукой.

Ричард не колебался. Возвращение в Англию могло подождать до тех пор, пока он не вытянет немного этого богатства для себя.

— Охотно останусь, — ответил он.

— Тогда, — сказал Бабур, — давай посмотрим, что . еще нам может предложить этот дворец. — И направился в гарем.

Никто в Агре еще не знал наверняка, что случилось с Лоди-шахом; последний раз его видели сражающимся среди монгольских шеренг, и он вполне мог оказаться плененным. Бабур же не делал никаких заявлений, поэтому женщины в гареме понятия не имели, как им поступить. Смерть Лоди могла бы побудить его жен и наложниц совершить джаухур, или самосожжение; это индусская церемония сродни сати, поскольку многие наложницы Лоди были индианки.

Когда монголы захватили дворец, женщины султана стояли группами за решетчатой стеной, возле плавательного бассейна, ворча на своих евнухов и прислушиваясь к шуму, доносящемуся с улицы. Сбившись в тесную группку от ужаса, они слышали тяжелые шаги в коридорах, где раньше бывал только Лоди.

Евнухи и не пытались остановить Бабура и его офицеров. Они склонились до пола. Единственным их желанием было спасти свои собственные жизни.

Бабур отмахнулся от них. Он был человеком гор и степей, а потому верил, что женщины — законный приз завоевателей, и не признавал евнухов; татарская жена должна сопровождать своего мужа и, если необходимо, сражаться рядом с ним.

Сейчас он смотрел на жмущиеся друг к другу женские фигуры, облаченные в прозрачные одежды из шелка. Большинство оставили свои груди открытыми по индийскому обычаю, все были бы очень привлекательны, если бы их изящество не потонуло в страхе.

— Лоди-шах мертв, — объявил он.

Секунда молчания была прервана воплем страдания.

— Почему вы так печальны? — спросил Бабур, и рыдания постепенно стихли. — Вы недовольны, что освободились от такого тирана? Вас отдадут моим людям, и вы научитесь снова быть женщинами. Но сначала я выберу из вас кое-кого для себя.

Женщины, казалось, сгрудились еще теснее. Бабур прошел между ними, осматривая одну за другой.

В дальнем углу внутреннего двора стояла небольшая группа из семерых человек: три женщины — две лет за тридцать, а третья явно старше остальных, — две девочки и двое мальчиков. Мальчики совсем юные, еще не достигшие половой зрелости, а девочки постарше и очень привлекательные. Ясно, что они рождены разными матерями — двумя молодыми женщинами, стоящими позади них.

Бабур остановился перед ними. Все семеро изо всех сил старались скрыть свой страх, но дрожь выдавала их.

— Ваш муж мертв, — снова заявил Бабур, пытаясь определить, кто эти женщины, громче всех кричавшие после первого заявления. Сейчас они выслушали эту новость более стоически.

— Тогда мы должны тоже умереть, — заявила старшая из женщин.

— В этом нет необходимости, — возразил Бабур. — Вам дадут дом, где вы станете жить, а так же назначат содержание.

— А наши дети? — спросила одна из молодых жен, у которой кожа была светлее, чем у остальных.

Бабур посмотрел на нее.

— Вы персиянка?

Он узнал акцент.

— Я дочь шаха Измаила, — ответила женщина с гордостью, — отдана замуж за Лоди-шаха.

Бабур почтительно поклонился.

— Я слышал, что Лоди-шах взял в жены персидскую принцессу. Ваши сыновья могут остаться с вами, по крайней мере до следующего года.

— А наши дочери? — спросила темнокожая женщина.

Бабур внимательно посмотрел на нее, затем перевел взгляд на двух девочек, которые под его взглядом прижались друг к другу теснее, крепко взявшись за руки.

— Они такие же хорошенькие, как и их матери. И в том возрасте, когда могут сделать мужчину счастливым. Эту я возьму в свою постель.

Он положил руку на плечо темнокожей девочки, и та отпрянула к своей сестре.

Ее мать склонила голову, а руки молитвенно сложила ладонями перед лицом. Она не могла и надеяться на лучшее.

— Что касается другой... — Бабур вновь посмотрел на девушку, и та тяжело вздохнула. — Блант-эмир, иди сюда.

Ричард подошел к победителю. Его колени ослабли, когда он увидел девушку с кожей, белее его собственной — почти цвета слоновой кости, — в темно-синем сари, украшенном золотым шитьем, которое красиво облегало фигуру, подчеркивая ее зрелость и красоту. Он дал бы девушке лет шестнадцать. Жемчужная лента опоясывала ее черные волосы, ниспадающие на плечи.

У нее было маленькое личико с правильными чертами и четко очерченным подбородком, тонкие губы, прямой нос, высокий лоб — все соразмерно, а большие темные глаза встретили его взгляд с выражением презрения и страха.

Эта девушка — дочь Лоди, в ее венах текла кровь человека, убившего Шану и Гхону и отправившего их отца на позорную смерть. Даже желание, которое он почувствовал было к ней, поглотила ненависть.

— Я отдаю эту девушку тебе в награду за службу, Блант-эмир, — сказал Бабур.

— Благодарю вас, ваше величество, — ответил Ричард, с трудом узнавая свой голос.

— Мой господин, — спросила персиянка, — этот человек благородного происхождения?

— Он пришел издалека, — ответил Бабур. — Оттуда, где благородное происхождение не имеет значения, и добавил просто: — Он моя правая рука, что значительно важнее. Иди, Блант-эмир, разве мы не можем обладать нашими новыми женами? Я очень хочу эту маленькую девочку.

Бабур шагнул вперед, схватил за руку индийскую девушку и взвалил ее на плечо, как переметную суму, а потом повернулся и посмотрел на Ричарда.

Блант последовал примеру своего нового хозяина. Он схватил руку девочки, подставил плечо и поднял ее. Она оказалась легка, как пушинка. Окутанный ее благовонием, он сейчас же ощутил ее тело; его щека касалась ее ягодицы, бедра девушки лежали у него на груди, а подбородок упирался ему в спину.

Она не издала ни звука. Бабур повернулся к офицерам.

— Выбирайте себе женщин, — скомандовал он и обратился к страже у дверей гарема: — Не пускать сюда никого без моего приказа.

Никто не произнес ни слова, все знали: обладать женами и наложницами мертвого правителя вполне естественное право победителя. Три жены могли быть только довольны, что избежали насилия, а наложницам оставалось молиться, что они будут избраны офицерами, а не брошены простым солдатам.

Наконец все пришли в себя и поднялся невообразимый шум. Это монголы хватали женщин и срывали с них сари, чтобы выбрать лучших из них.

Возбуждение Ричарда росло. Он участвовал во многих набегах и в пылу страсти насиловал так же охотно, как и все солдаты, однако не имел опыта в захвате султанского гарема. К тому же он довольно долго не обладал женщиной — а ему досталась очень красивая девушка.

Бабур уже уединился в одной из спален.

Ричард направился в соседнюю и положил девушку на диван. Она лежала на спине и глядела на него. Враждебность не покидала ее взгляда, она, без сомнения, догадывалась, какая участь ее ждет с момента, когда известие о поражении отца достигнет дворца.

Разве это не самая приятная месть Лоди?

Стоя над девушкой, Ричард содрал с нее браслеты, а затем запустил руки под сари, ощупывая груди.

— Я бы не хотел рвать эту материю, — сказал он. — Сними сама.

Он отступил от нее, и девушка медленно села, опустив ноги на пол с привычным изяществом, которое в то же время выражало презрение к нему. Она поднялась на ноги и сбросила накидку.

Ричард глядел, точно белой вспышкой ослепленный, на удивительно большую грудь. Одежда, казалось, стала ему тесна, он был на грани взрыва. Молодой человек быстро разделся.

Его нагота смутила девушку. Она, должно быть, догадался Ричард, никогда раньше не видела необрезанного мужчину. Мусульманским мужчинам по достижении половой зрелости удаляется крайняя плоть.

Впрочем, видела ли она взрослого мужчину вообще?

Конечно, тут же пришел к заключению англичанин, она должна была видеть голых рабов, когда тех гнали по улице.

— Снимай все остальное, — скомандовал он. Девушка размотала сари с талии и позволила шелку упасть на пол.

Ее стройные ноги и бедра оказались еще неотразимей, чем грудь. У нее был плоский живот с восхитительным шелковистым треугольником внизу, несомненно таким же благоухающим, как и все остальное.

Они пристально смотрели друг на друга. Ричард знал, что мог бы избить ее с именем Шаны на устах. Искушение было велико, но не в его привычках причинять боль беззащитному созданию. Он обнял девушку, явно не имеющую понятия о его намерениях, и поднял указательным пальцем ее лицо за подбородок, чтобы запечатлеть первый поцелуй. Она тяжело дышала прямо ему в рот, но он нашел ее язык и теснее прижал девушку к себе, чувствуя каждый изгиб ее тела.

Посмотрев на нее, Ричард заметил легкий румянец на ее щеках. Он вновь почувствовал возбуждение, ему хотелось овладеть ею, чтобы прорвать защитную оболочку ее решимости страдать молча. Нет, он не смог бы заставить себя надругаться над такой красотой и невинностью.

Пока она стояла совершенно спокойно, он ласкал ее грудь и ягодицы. Ее дыхание стало прерывистым, а щеки заалели.

Ричард указал ей на кровать. Девушка взобралась на нее и встала на четвереньки. Он похлопал ее по ягодицам, и она повернула к нему голову, тряхнув волосами.

— Ложись, — скомандовал Ричард.

Она опустилась лицом вниз, а он схватил ее за плечи и перевернул на спину. Тут она пристально с тревогой посмотрела на него. Об этом ее не предупреждали.

Он развел в стороны ее длинные ноги и опустился на колени между ними, затем подхватил их руками. Девушка тяжело дышала, ее плоский живот вздымался и опускался. Слеза стекла из уголка глаза.

Ею пытаются овладеть варварским способом!

Этот человек раздвинул ей ноги, приподнял ягодицы, и она оказалась полностью в его распоряжении. Он вошел в нее со всей осторожностью, на какую только был способен, наблюдая за выражением ее лица. Открытый рот девушки перекосился, и она издала слабый стон. Потом он уже не мог контролировать себя.

Он кончил быстро и остался стоять на коленях, медленно освобождая ее. Ягодицы, соскользнув по его бедрам, опустились на кровать. Она все еще тяжело дышала, глаза потускнели.

— Как тебя зовут? — наконец спросил ее Ричард.

— Гила, — мягко ответила девушка.

Новость о свержении и смерти Лоди-шаха разлетелась по Индии подобно волнам от большого камня, брошенного в бассейн стоячей воды. Все мусульманские правители к югу от Делийского государства были арабского или персидского происхождения; их предки не раз сражались против монголов Чингисхана и татар Тимура. Люди азиатских степей считались их наследственными врагами, а так как те прежние сражения были неизменно проиграны, конные лучники с севера нагоняли на всех суеверный страх.

Сейчас один из них, кто заявлял о своем происхождении от Тимура, реально претендовал на самый могущественный трон в Индии.

Однако поделать они ничего не могли, и им оставалось только гадать, что еще ему придет в голову.

Бабур сознавал, что его нынешнее завоевание не слишком незыблемо, поэтому очень мало времени проводил со своими наложницами, не успевая наслаждаться чудесами своего нового дворца. Большая часть несметного богатства Лоди была немедленно истрачена на увеличение численности армии Бабура. Воины были вызваны из Афганистана; их вел старший сын нового падишаха Насим-уд-Дин Мухаммед, более широко известный как Хумаюн. Этот восемнадцатилетний юноша прежде управлял Кабулом в отсутствие своего отца.

Во многом Хумаюн походил на Бабура, но имел, возможно, даже более цельную натуру. Образованнее, чем Ричард Блант, он был таким же отличным конным лучником, как любой из людей, которых он вел, но в его душе и глазах коренилась какая-то легкомысленная дикость, которая могла любого привести в замешательство.

— Он настоящий монгол, — с гордостью сказал Бабур, когда тот прибыл.

Камран глядел на объятия отца и брата ненавидящими глазами, и Ричард внезапно почувствовал опасение за свое будущее, так как Камран смотрел и на него с нескрываемой ревностью за столь быстрое возвышение и его духовную близость со Львом.

Этой близости Бабур искал не только из-за ненасытной тяги к знаниям, но и оттого, что у него было слишком мало общего со своими людьми. Ричард Блант стал для него будто посланцем с другой планеты: англичанин мог поведать так много нового о мире, лежащем далеко за пределами Индии.

Захир-уд-Дин Мухаммед, таково было полное имя Бабура, родился 15 февраля 1483 года, если только Ричард верно перевел мусульманский календарь на западное летосчисление, в клане Барласа монгольского племени Чатагая и поэтому, как он утверждал, был прямым потомком Тимура, который привел семью Барласа к величию век тому назад. Возможно, еще важнее было то, что по материнской линии он оказался в тринадцатом поколении потомком самого великого Чингисхана.

Его отец, Умар-шейх Мирза, правил маленьким владением в Фергане, севернее Гиндукуша. Поэтому Бабур был далеко не простым вождем шайки грабителей, и ему нравилось рассказывать об этом.

Будучи Тимуридом и принцем, Умар-шейх мог претендовать на все огромные владения, которыми правил когда-то его великий предок. К сожалению, множество других принцев Тимуридов имели такие же претензии, и Захир-уд-Дин с самого раннего возраста участвовал в постоянных войнах на стороне отца. Умар-шейх хотел вернуть своей семье древнюю столицу Тимуридов Самарканд. Город был взят дважды, но оба раза пришлось оставить его.

Смерть Умар-шейха повергла Бабура — ему дали это прозвище за бесстрашие в сражениях — в несчастье. В Сарапуле армия, только что унаследованная им, была разгромлена его двоюродным братом Мухаммедом Шайбани-ханом, узбекским правителем из-за реки Джаксартес, еще одним потомком Чингисхана. Причем не только Самарканд был потерян вторично и навсегда, но и собственная родовая вотчина Бабура Фергана также пала перед завоевателем.

Восемнадцатилетний Лев Бабур стал изгоем, но при этом он был опытным, находчивым и любимым воинами командиром, каких мало в Азии. Он ушел в горы на юг, в смертельной схватке захватил афганскую столицу Кабул и стал править здесь.

Но мечтой его по-прежнему оставался Самарканд. В течение пятнадцати лет он осуществлял набег за набегом на север, однако все его атаки были отбиты. Такие неудачи могли бы подорвать веру многих людей в шаха, но Бабур переносил череду поражений с удивительным самообладанием, набираясь опыта ведения военных действий. В конце концов, ему пришлось оставить эту невыполнимую затею и обратить свое внимание на иные места.

Поскольку север оказался ему недоступен, вполне естественным для Бабура было направить свои стопы на юг. Монголы не знали другого труда, кроме военного дела, — веками они жили набегами на своих ближних соседей.

Первое вторжение Бабура в Индию произошло в 1519 году, и это был самый обыкновенный набег. В 1522 году, всего за четыре года до завоевания Дели, подстрекаемый предателем Давлат-ханом, он захватил Кандагар, лежащий на традиционном торговом пути из Центральной Азии в Синд и северо-западную Индию.

После этого он каждый год совершал набеги на земли падишаха Лоди, но никогда у него не было и мысли остаться здесь.

И вот все Делийское королевство с несметными богатствами пало к его ногам. Бабур возблагодарил Аллаха за свой успех, но не забыл также отблагодарить и человека, который помог ему осуществить завоевание, сделав Ричарда одним из своих визирей.

 

Глава 5

ИМПЕРИЯ

Ни Бабур, ни Ричард Блант ничуть не заблуждались в том, сколь грандиозную задачу им предстоит решить. Действительно, первый кризис возник всего через несколько недель после прихода Могола в город.

Сражение при Панипате произошло 20 апреля по европейскому календарю. В это время погода оставалась умеренно холодной. Но к середине мая наступил летний зной, сменившийся в июле муссонами, приходящими сюда позже, чем на западное побережье полуострова. Монголы, привыкшие к значительно более умеренному климату, страдали от жары, потели и ругались. Сокровища Агры разграблены, и они захотели вернуться в Афганистан, в условия, более привычные для них, Бабуру понадобилось употребить все свое красноречие, чтобы убедить своих людей в том, что их будущее — в этой плодородной, хотя и очень жаркой долине.

— Чтобы сохранить воинов, я должен занять их делом, снова отправившись с ними на войну, — объяснял он. — Это единственное, что они знают.

Впервые Ричард Блант вынужден был столкнуться с серьезными заботами правителя. Он достаточно хорошо знал историю, чтобы понять это. Двести лет назад первые среди равных английские короли были окружены знатью, состоящей с ними в кровном родстве. И с этой неопределенной ситуацией удалось покончить только кровопролитием в войне Алой и Белой розы, из которой Генрих VII вышел неоспоримым хозяином государства. Господство укрепил его сын Генрих VIII. Так же и на континенте никто уже не сомневался, что королям Франциску Французскому и тем более Карлу Испанскому стоит только повелеть, как их люди беспрекословно последуют за ними.

Еще более деспотичными, как он слышал, были османские султаны, впрочем, этого никто не знал наверняка, и правители Лоди и Бегарха из Гуджарата, который недавно умер, оставив все в наследство своему сыну Бахадуру.

Тем не менее у Бабура, Ричард в этом не сомневался, было больше таланта и способностей, чем у многих других правителей. Только не слишком ли он ослабил дисциплину среди своих свирепых монгольских воинов. Ричард не мог определить, было ли это источником его силы или слабости.

Бабур признал ситуацию как факт, поскольку никогда не знал ничего другого, а потому не слишком старался понять, что оккупация Агры — всего лишь первый шаг в его кампании, для завершения которой потребуется время.

Подсчитав выступающие против него силы, он встревожился.

В Кабуле он легко управлялся с группой вождей-грабителей, немного менее удачливых, чем он сам. Его набеги на Дели и Пенджаб не сразу, но постепенно стали подталкивать Лоди к решительным действиям.

Теперь же, когда основные силы Бабура были сосредоточены на юге, афганские соперники подняли головы и стали выступать против него. Кроме того, было получено известие, что раджпуты собирают новую армию, возглавляемую Рана Сангой, князем Читора; а с востока грозит брат Ибрагима Лоди Махмуд Лоди, объединивший остатки разбитых при Панипате в новую силу.

— Меня беспокоит это осиное гнездо, Блант-эмир, — объяснил Бабур. — Сейчас я полностью окружен. Какой толк обладать всеми богатствами мира, когда сидишь в тюрьме? — Он склонился над кубком вина, ибо был скорее человеком степей, чем рьяным мусульманином. — Я просчитался.

— Будут ли афганцы сражаться на стороне Махмуда Лоди, мой государь? — спросил Ричард.

— Никогда.

— А за Рана Сангу?

— Они наследственные враги раджпутов.

— Пусть так, а не объединятся ли раджпуты с Махмудом Лоди?

— Я думаю, что это вполне возможно, — сказал Бабур, — судя по тому, как они поступали раньше.

— Но по нашей информации раджпуты на западе, армия же Махмуда на востоке.

— Таким образом, нас поймают посередине, — проворчал Бабур.

— Мое мнение таково, — заявил Ричард. — Поскольку мы посередине, не следует ли нам атаковать их по очереди, до того как они соединятся? В европейском военном искусстве это называется действиями на внутренней линии.

Бабур нахмурился. Очевидно, за время, проведенное в конных походах по Азии, он не научился стратегии, хотя в тактике весьма преуспел.

— С ними необходимо разделаться последовательно, — продолжил Ричард. — Итак, мой государь, будут ли афганские вожди стремиться напасть на Дели?

— Нет, нет, — уверенно ответил Бабур. — Они подождут, пока меня разобьют здесь, в Индии. А напасть постараются, когда я буду возвращаться в Кабул.

— Итак, ваши главные враги раджпуты и Махмуд Лоди. Кто из них опаснее?

— Рана Санга, вне сомнения. Махмуд истинный брат Ибрагима. Он не сделает ни шагу против нас, только собирает людей и угрожает. Как я полагаю, он тоже выжидает, надеясь, что меня скинут раджпуты.

— Тогда нам придется прежде всего иметь дело с раджпутами?

— О Аллах, скорей всего ты прав, — согласился Бабур. — Но мы позволим им прийти к нам. У меня недостаточно людей, чтобы захватить город за стеной. Сражаться в открытом поле, конечно, совсем другое дело. — Он позвал Давлат-хана и спросил: — Когда Рана Санга двинется против меня?

— Он будет ждать окончания сезона дождей, мой государь, — ответил Давлат-хан.

— Это годится, — сказал Бабур. — У нас будет несколько месяцев на подготовку.

А дождевые тучи уже начали собираться.

У монгольского вождя ныне была одна задача — направить усилия своих эмиров, бахадуров и прочих храбрых рыцарей на подготовку к сражению. Монгольское рыцарство могло быть заслужено только доблестью на поле битвы и оценивалось значительно выше, чем у их западных коллег. Бабур не терял даром времени. Он продолжал увеличивать численность армии, используя сокровища Ибрагима Лоди, попутно обучая новобранцев монгольской манере ведения боя, и возводил оборонительные сооружения в самом городе.

Однако было легко заметить, что он не очень-то верил в городские укрепления. Его победа будет завоевана в поле.

Ричард работал так, как не работал вот уже несколько последних месяцев. В самом деле, ему ведь приходилось учиться не меньше, чем любому новобранцу, чтобы приспособить свой опыт к монгольской тактике.

В европейском военном искусстве, по крайней мере, как учил великий испанский генерал Гонсало де Кордова, который даже через десять лет после своей смерти оставался признанным авторитетом для каждого солдата, уже устарел подход к кавалерии, которая считалась решающей силой для победного завершения сражения. Он был опровергнут английскими лучниками при Креси, Пуатье и Агинкорте, и похоронный звон по нему разнесли швейцарские пикинеры по всей Европе.

Вслед за швейцарскими испанские терцио, или бригады, насчитывающие около трех тысяч человек, стали наемными. Они были известны как инфантерии, потому что каждой командовали, по крайней мере номинально, инфанты или принцы королевской крови. Маневрировали они на большом пространстве и состояли большей частью из пикинеров, но всегда имели на флангах взводы аркебузеров. Терцио нельзя было подавить кавалерией или победить пехотой, менее тренированной и дисциплинированной, чем сама терцио, что, в сущности, означало ее непобедимость для любой пехоты в мире.

Кавалерия использовалась для разведки и для преследования, когда враг уже разбит и покидает поле боя.

Бабур, конечно, понимал значение дисциплинированной пехоты, он видел, на что способны знаменитые османские янычары. Но у него никогда не было таких своих пехотинцев. Монголы — или моголы, как их на свой лад называли индийцы — были всадниками азиатских степей, и воевать они умели только верхом, что с успехом и делали, используя луки, чтобы расчистить путь для решающей атаки кавалерии.

Бабур отметил успех копьеносцев Ричарда при Панипате и согласился, что если такая неорганизованная толпа успешно сыграла свою роль в битве, то дисциплинированный отряд принес бы огромную пользу. Он поручил Ричарду создать и возглавить пехоту численностью десять тысяч человек в звании туман-баши, и англичанин с удовольствием взялся за дело, набирая новобранцев из индусов, давая им элементарную униформу, представляющую собой красную накидку, надеваемую поверх дхоти, и снабжая каждого маленьким кожаным щитом и копьями такой длины, как и положено. Более того, он обучал их наступать или стоять плечом к плечу, не обращая внимания на выступающие против них силы.

Бабур наблюдал за маневрами снисходительно, но чувствовалось, что он все еще мало придает значения их возможностям противостоять раджпутской кавалерии.

Сезон проливных дождей прервал учения войск на несколько недель, и Ричард был очень доволен, что у него появилась возможность проводить больше времени дома. Он был поражен свирепостью погоды, и теперь ливень, который они когда-то перенесли по пути в Сурат, казался ему похожим на летний дождик. Англичанин стал понимать, почему все военные кампании и даже торговля сворачиваются на время муссонов. Прабханкар рассказывал ему, что на юге и на побережье дожди еще сильнее. Ричарду подарили дворец, некогда принадлежавший Гопалу Дасу, ибо нашлось много других больших и богатых домов, ранее принадлежавших приближенным Лоди, чтобы раздать их мусульманским офицерам.

Здесь Ричард чувствовал себя как дома и прислуга была рада служить доброжелательному господину. Теперь он мог не волноваться за неприкосновенность своих вещей, снова носить шпагу и раскрыть наконец секрет действия аркебуза Бабуру.

Однако на Бабура он не произвел впечатления.

— Я слышал, что янычары пользуются таким оружием, — сказал он. — Оно производит много шума, но не так эффективно, как лук.

Ричард вынужден был согласиться с ним.

Что касается шпаги, то Могол куда больше интересовался искусством выделки толедской стали, чем самим оружием, пока Ричард не продемонстрировал мастерство сражения со шпагой и кинжалом. Тогда Бабур задумался.

Принц Хумаюн, который тоже присутствовал при этом, благоговейно погладил оружие Ричарда.

— Это произведение искусства, — заявил он, улыбаясь Ричарду. — И оно в руках виртуоза.

В доме Гопала Ричард поместил Гилу, ее мать и брата.

Бабура забавляло это странное проявление европейского быта.

— Человек должен быть хозяином в собственном доме, Блант-эмир, — заметил он. Его проницательный ум подметил, что отношение Ричарда к женщинам не похоже на принятое у монголов.

Если Гила не сопротивлялась ему, то только потому, что считала это бессмысленной затеей и боялась насилия с его стороны. Она тогда еще не знала, что он не могол, в то время как слухи об их жестоком обращении с женщинами распространились по всей Северной Индии.

Девушку удивляло, что он хотел ласкать, трогать ее... и даже целовать. Она смотрела на него огромными настороженными глазами, подозревая, уж не собрался ли он откусить ей язык. Ее отдали варвару, и презрение ко всему, окружающему нынешнего хозяина, стало ее единственной защитой.

Мать Гилы, принцесса Маджхаба, относилась к Ричарду с еще меньшим уважением. Эта сравнительно молодая, чуть за тридцать, женщина в свое время была, наверное, даже красивее дочери. Она не уставала беспрестанно напоминать всем, что она дочь последнего султана из династии Сефевидов, Исмаила Первого, отданная замуж за Лоди, дабы заручиться поддержкой Дели в бесконечной войне Персии с Османской империей. Потому она считала себя обладательницей лучших королевских кровей, чем любая другая принцесса на земле, и кипела от возмущения, что дочь и ее саму взял в позорное рабство варвар-генерал, не имеющий ни приличных манер, ни денег: взял то, что хозяин-могол разрешил ему.

Помещать ее в том же доме, что и дочь, было явной ошибкой для любого мужчины, но не для Ричарда. Вежливо, но твердо он сообщил двум женщинам, что намерен жить с ними по своим правилам, а не по их. Спор у них возник относительно гарема, так как его не было в индусском доме Гопала Даса.

Шокированная этим Маджхаба громко выразила недовольство, заявив, что с ней обращаются как со служанкой.

Ричард не обратил на ее недовольство ни малейшего внимания, и тогда она запретила своей дочери идти к нему в постель. Когда Ричард послал за Гилой, служанка вернулась с известием, что обе принцессы заперлись в своих покоях. Ричард позвал нескольких слуг, выломал дверь и силой привел кричащую Гилу. Но громче всех орала Маджхаба.

На сей раз ему и в самом деле пришлось прибегнуть к насилию, поскольку Гила яростно сопротивлялась. Однако девушка была наполовину меньше него, и Ричард в конце концов заставил ее подчиниться. Он овладел ею как могол, сзади, когда оба стояли на коленях.

Больше Гила Ричарду не противилась. Прекрасно сознавая, что две женщины, сидя вместе, вынашивают самые дикие планы против него, он не опасался их. Будучи любимцем Бабура, он прекрасно знал, что в случае его смерти виновный будет посажен на кол.

Его триумфом стало известие, что Гила забеременела. Преуспел он и в другом. Брат Гилы, Тахмасп, семилетний крепыш, был очарован своим огромным новым родственником, и вскоре Ричард увидел его на тренировках с индусами, к огромному неудовольствию его матери.

«Я становлюсь настоящим моголом», — думал Ричард, осматривая индусских девушек, которых привел Прабханкар, чтобы хозяин, выбрал наложницу на время беременности Гилы. Что, интересно, подумала бы о нем его двоюродная сестра Лиззи? Ах, бедная Лиззи! Она даже не знает, что уже вдова. Увидит ли он ее снова?

Все зависело от результатов будущей военной кампании. Если Бабур победит, то вполне возможно увидит. Среди безделушек, найденных любознательными моголами во дворце Лоди, оказался и кошель Томаса Бланта, так что теперь у Ричарда снова были верительные грамоты короля Генриха — постоянное напоминание о том, зачем он находится здесь. Ричард знал, что очень важно выбрать подходящий момент для осуществления своих планов. После победы, конечно. Если же Могол потерпит поражение, это будет ужасно. Ричард не обманывался иллюзиями относительно ждущей его судьбы: он станет пленником раджпутов, жену и ее мать ждет жестокое насилие.

Став султаном Делийского королевства, Бабур оставался таким же рассудительным, понимающим юмор, уверенным в себе человеком, как и при первой встрече с ним Ричарда.

Бабур знал больше чем кто-либо о своей судьбе. Он вынашивал тайные планы возможного возвращения в Афганистан в случае поражения. Однако он стал замечать красоту Агры и ее преимущества по сравнению с Кабулом и даже Самаркандом. Несмотря на свои опасения относительно исхода событий, он думал об украшении города, но еще больше был заинтересован в возрождении Дели, который мечтал сделать своей новой столицей.

О существовании города на месте Дели еще три тысячи лет назад упоминается в эпической поэме «Махабхарата», где он именуется Индрапрастхой. Как и большинство городов Индии, он пережил взлеты, и падения в ходе войны, и даже крах империи. Но доподлинно известно, что только четыреста лет назад он сделался столицей знаменитого индийского короля Притхвираджа, который позже потерпел поражение от мусульман и потерял город. В одно из последующих столетий король рабов Кутб-уд-Дин Айбак построил башню, названную Кутб Минар, которая стоит до сих пор.

Один из преемников Кутб-уд-Дина Айбака Ала-уд-Дин Кхальджи построил новый город в трех милях от башни, а затем потомок Кхальджи Гияз-уд-Дин Туглук возвел третий город, назвав его Туглукабад. Но и он был заброшен из-за отсутствия питьевой воды, а жители возвратились на первоначальное место, которое сын Туглука Мухаммед Ибн-Туглук укрепил стенами и башнями. Тем не менее преемник Мухаммеда Фируз-шах Туглук решил построить уже пятый по счету город севернее, рядом с местом первоначальной Индрапрастхи и назвал его Фирузабад.

Все эти города, расположенные очень близко друг к другу и впоследствии объявленные одним, были разграблены Тимуром и его татарами в 1389 году, да так и остались заброшенными. Бабур со своими архитекторами сейчас обдумывали, как наилучшим образом объединить пять городов в единое целое. Это было выше понимания Ричарда. Как человек, которого в Англии считали бы беспощадным бандитом, мог проявлять подобный интерес к архитектуре и планированию улиц? А кроме того, Бабур был поэтом и читал лучше, чем все, кого приходилось слушать Ричарду. Может, он и есть настоящий пресвитер Иоанн?

Но у Бабура возникали и серьезные проблемы. Он перевез всю семью из Кабула, чтобы дать своим близким насладиться красотами Агры. Поскольку он не поддерживал традиционный закрытый гарем, хотя и имел четыре жены, разрешенные Кораном, и несколько наложниц, этих роскошных женщин можно было увидеть на улицах и в торговых рядах. Они беспечно развлекались, катаясь на слонах, и повизгивали от смеха, сидя в беседке, высоко на спине животного. Это была живая и счастливая семья, за единственным, но очень важным исключением.

Из всех детей, произведенных на свет Бабуром, Насим-уд-Дин Мухаммед, или Хумаюн, был самым старшим и поэтому прямым наследником всех отцовских завоеваний и армии. Несомненно, Хумаюн вырос достойным сыном своего отца: отлично образованный, интересующийся литературой и к тому же обладающий ярким талантом полководца. Доказательством того, что он был любимцем Бабура, служил подаренный ему бесценный бриллиант «Кох-е-нур». Так вот Хумаюн считал климат Агры расслабляющим и приходил в ярость, когда его пытались отговорить сидеть в седле или заниматься серьезным делом.

Бабур консультировался относительно здоровья сына у медицинских светил города, но те смогли только сказать, что у юноши лихорадка — обычное явление среди индийцев и лекарство от нее неизвестно.

Когда весной пришло известие о наступлении раджпутов и Бабур выступил со своей армией навстречу врагу, Хумаюн был оставлен в Агре.

Сражение с раджпутами произошло 16 марта 1527 года у Кхании, в сорока милях западнее Агры.

Даже после пополнения армии Бабура, осуществленного в сезон дождей, под его началом было не более двадцати тысяч человек. К тому же ему пришлось оставить гарнизон в Агре и расставить надежные отряды вдоль всей дороги на Кабул. Поэтому теперь он возлагал надежду в равной степени на монгольских всадников и индийских пикинеров под командованием Ричарда. Но у него также была артиллерия и повозки.

И вот появилось огромное войско раджпутов, расцвеченное калейдоскопом флагов и знамен, двигавшееся под грохот барабанов и звяканье цимбал. Ричард оценил его численность в сотню тысяч человек. Все были на конях и отлично экипированы. Солнце отражалось от блестящих шлемов, кольчуг, мечей и не менее роскошной упряжи коней. Следом двигалось пятьсот слонов.

Индусская пехота заволновалась, увидев, какое необозримое людское море накатывается на них.

— Стоять твердо, — скомандовал Ричард, — с копьями наготове! Они не смогут победить нас!

Одно немного успокаивало: пушками раджпуты до сих пор не обзавелись.

Бабур поступил точно так же, как и раньше, соединив повозки вместе и расположив пушки между ними. Пехоту он снова поместил на левом фланге, а штурмовую кавалерию — на правом.

— Посмотрим, научились ли эти гордецы чему-нибудь, — заметил он.

Но даже его видавшие виды монголы были напуганы предстоящей схваткой с таким противником. И тут Бабур проявил свои лучшие полководческие качества, обратившись ко всей армии с волнующей речью. Он перечислил перечень славных побед, который они сегодня дополнят. Затем, глядя на отборную мусульманскую кавалерию, Бабур торжественно поклялся, что с этого дня он станет самым искренним из всех мусульман, и разбил свою чашу и бутылку, плеснув вино в родник, чтобы подкрепить клятву.

Это волнующее обращение вызвало у монголов бурю возгласов одобрения. Ричард понял, что это был тактический шаг. На этот счет его проинструктировали еще зимой.

Первый дивизион раджпутской кавалерии ринулся в атаку, но был отброшен залпом из пушек.

По знаку жезла Бабура Ричард немедленно вывел пехоту и построил ее перед сцепленными повозками в ожидании повторной атаки. Их поддерживали пешие могольские лучники, стреляющие поверх голов в приближающегося врага.

Стрелы досаждали, но не мешали продвижению раджпутов, которые явно не брали в расчет толпу незащищенной пехоты и галопом скакали прямо на копья. Зная, что ему не будет противостоять огнестрельное оружие, Ричард построил своих людей в форме македонской, или швейцарской, фаланги, и кони раджпутов двигались на двенадцатифутовые копья с железными наконечниками. Два первых ряда действительно были смяты напором атакующих, но задние стояли твердо, и одетые в кольчуги всадники падали на землю, где их немедленно добивали.

Когда наступающие отхлынули, фаланга поспешно отошла и перестроилась, а пушки приготовились отразить следующую атаку. До сих пор слоны не были задействованы противником. Сейчас пришел их черед встретить смерть от летящих ядер. Произошло то же самое, что и при Панипате.

До этого Бабур сдерживал свою кавалерию, но сейчас она была брошена в охват раджпутского левого фланга. Казалось, раджпуты ничему не научились при Панипате: приведенные в замешательство тучей стрел, они были атакованы моголами.

Когда пал сам Рана Санга, сражение прекратилось. Тяжелораненого раджпутского принца его подданные втащили в седло и увезли с поля боя. Его войско немедленно последовало за ним — длинная вереница унылых побитых всадников.

Пока моголы резали головы раненым и мертвым, Бабур проезжал среди своих людей, поздравляя их.

— Где сейчас мыслями мой государь? — спросил Ричард, глядя на его окровавленный меч.

— Сейчас мы можем подумать о Махмуде Лоди, — ответил ему Бабур.

Ричард предпочел бы преследовать раджпутов и полностью уничтожить их, а только потом идти на юг, на Гуджарат.

Он сказал об этом Бабуру, но тот лишь покачал головой.

— Я предпочел бы стать другом раджпутов, чем втаптывать их в пыль, — заметил монгол. — Они отличные наездники и при умелом руководстве значительно усилят мою армию. Кроме того, сейчас самое время заняться Лоди.

Ричард снова был вынужден промолчать. Вскоре после битвы при Кхании Гила родила сына.

Когда он вошел в ее апартаменты, она лежала на тахте как всегда настороженная, возле нее стояла мать. Одна из служанок подала ему ребенка.

— Мальчик вырастет высоким и сильным, как его отец, — по традиции сказала она.

Ричард взглянул на морщинистое личико, на крошечные ладошки в складочках и позволил ребенку схватить один свой палец.

— Хватка будущего богатыря, — заметила повитуха.

Ричард освободил палец и подошел к тахте.

— С тобой все в порядке? — поинтересовался он.

— Я в порядке, мой господин, — ответила Гила. Она впервые так обратилась к нему.

— Ты довольна?

— А ты доволен, мой господин? — спросила она.

— Да, — ответил он. — Очень доволен.

— Тогда и я довольна, мой господин.

Это было первым проявлением того, что теперь она относится к нему как к мужу. Маджхаба как всегда хмурилась, но Ричард от души наслаждался.

— Как ты его назовешь? Гила выглядела неуверенной:

— Назови его сам.

— Я бы хотел, чтобы ты выбрала имя.

Она облизала губы, все еще сомневаясь, не играет ли он с нею.

— Я бы назвала его Саидом, — сказала она, — в честь моего брата.

— Пусть будет Саид, — согласился Ричард.

«Саид Блант, — думал он. — Это имя однажды будет представлено двору короля Генриха».

По мусульманским обычаям женщина считается нечистой, пока кормит, и поэтому Гила кормила мальчика грудью только три месяца, а затем для него нашли кормилицу. Спустя три месяца она снова была беременна.

Бабур, казалось, не спешил выступать против Махмуда Лоди, который, конечно, тоже не предпринимал активных действий на востоке.

Для того чтобы отложить окончательное решение проблемы с Лоди, пока не решится вопрос в Раджпутстане, были серьезные стратегические причины. Бабур обменялся посольствами с принцами Раджпутской конфедерации и попытался заключить союз с ними, так же как он однажды это сделал с Лоди. Религиозные различия тогда удалось преодолеть, и могольский вождь не видел причины, мешающей преодолеть их сейчас.

В то время как Ричард смотрел на происходящее с беспокойством, Бабур все больше и больше пировал, празднуя новые завоевания. Хотя Могол был приучен воспринимать только самое лучшее в жизни, проведенной почти полностью в седле, в беспрерывных войнах против собственных врагов и врагов своего отца, никто не взялся бы оспаривать его высочайшее воинское искусство. Более того, с детских лет он остался мечтателем, и вот наконец одна его мечта воплотилась в реальность. Казалось, он сейчас получал куда большее удовольствие, прогуливаясь среди фонтанов и искусственных озер, которые по его приказу разбили на территории дворца в Агре, обсуждая расположение цветников в садах, чем планируя свои грядущие военные кампании.

Его верные воины наблюдали зти изменения в характере своего полководца с унынием.

Что всего больше заботило Ричарда Бланта, так это явная тень преждевременной старости, преследующая Могола. Бабур был не старше сорока четырех летом 1527 года, и он по-прежнему оставался подвижен как двадцатилетний, но его мучили боли в суставах от стольких лет непрерывных сражений. И, что весьма существенно, от него больше не рожали детей прелестные индийские девушки, которых он брал к себе в постель.

Все эти признаки старения, казалось, не слишком беспокоили его.

— Я прожил полную жизнь, Блант-эмир, — как-то сказал он. — Человек не может превысить отведенное ему время. Однажды я разобью Махмуда Лоди.

— Когда это произойдет, мой господин? — спросил Ричард.

Бабур засмеялся:

— Ты нетерпелив, как и мои офицеры. Все они жаждут победы. И она будет, как только мы заключим договор с раджпутами. Я не бросаю слов на ветер. Мои эмиссары действуют в восточных городах, рассказывая людям, как я велик и сколь ничтожен Лоди по сравнению со мной. Сражения выигрываются умом чаще, чем на поле боя. Ты не изучал этого в Европе?

Ричарду пришлось признаться, что не изучал.

— Нужно подорвать волю противника сражаться и побеждать, — продолжал Бабур. — Говорят, эту тактику использовали Чингисхан и Тимур, чтобы одержать свои великие победы.

— Я имел возможность убедиться, что наши европейские короли придают большое значение учению, мой государь, — согласился Ричард и решил, что настало подходящее время осуществить свою собственную миссию, которую он до сих пор так и не выполнил. — А как было бы здорово, если бы удалось выковать союз между моголами и Англией!

— Между мусульманами и христианами?

— Я христианин, но преданно служу вам. А сейчас вы хотите заключить союз с индусами раджпутами. Разве ваша религия запрещает заключить союз с христианами?

Бабур засмеялся:

— Фактически, да. Однако это вовсе не значит, что человек не может время от времени идти на сделку со своей совестью для достижения высокой цели. Но что я буду иметь от союза с Англией?

— У вас есть корабли, мой государь?

— Корабли?.. — нахмурился Бабур.

— Вы знаете что-нибудь об океане?

— Я никогда не видел океана, Блант-эмир, и знаю о нем только от других. Но что мне с этого океана?

— Когда вы создадите свою великую империю, то обязательно выйдете к морю и тогда сразу поймете выгоду торговли на море и важность военно-морского флота для защиты ваших владений. Моя страна могла бы предоставить вам эти корабли.

Бабур почесал подбородок.

— А какая выгода для меня от союза с твоим королем?

— Выгода, конечно же, в торговле. Моя страна производит лучшие шерстяные вещи в мире. Отлично сделанная одежда защитит вас от зимних холодов.

— Разве у нас мало своих коз и баранов, чтобы сделать одежду для себя?

— Шерстяная одежда удобнее, — убеждал Ричард.

— Хм... А что мы могли бы предложить твоему королю взамен?

— Эта страна богата золотом и драгоценными камнями. Они были бы чрезвычайно хорошо встречены на Западе.

— Золото взамен шерстяной одежды? — с сомнением произнес Бабур.

— Мы, англичане, многое знаем о пушках и их использовании в бою.

— Я приобретаю мои пушки у Османской империи.

— Они сомнительные соседи.

Бабур снова засмеялся:

— Наконец-то ты добрался до сути, Блант-эмир. Ваши люди в Европе опасаются османцев, и, замечу, не без основания. Я узнал, что их новый султан Сулейман наступает на Вену.

— А вас не пугает их сила, мой государь?

Бабур задумался.

— Я бы стал вашим послом на Западе, — добавил Ричард нетерпеливо.

Бабур пристально посмотрел на него.

— Я предпочитаю иметь тебя здесь, Блант-эмир. Именно после встречи с тобой моя судьба сделала резкий поворот в лучшую сторону. Может, я слишком капризен, но я уверен, что никто из моих капитанов не владеет пехотным мастерством так, как ты. — Он увидел выражение досады на лице Ричарда и задержал свою руку на колене молодого человека. — Мы вернемся к этому разговору снова, когда я разделаюсь с Лоди, — он засмеялся, — и когда узнаем, что сделал Сулейман с Веной. Или Вена с Сулейманом.

Очевидно, Бабур боялся османцев больше, чем признавался в этом, и предпочитал занимать выжидательную позицию, надеясь, что Сулейман просчитается.

Тем не менее у него имелись и другие причины, которые он считал не менее важными, — настолько всеобъемлющ был его характер.

В следующий период муссонов он начал диктовать свои мемуары секретарю.

Ричард был изумлен. Генрих VIII считался одним из просвещеннейших людей своего времени, поскольку много читал и сочинял стихи. Но чтобы король европейской страны между решением государственных дел писал свои мемуары — это было событие из ряда вон выходящее.

Бабур же не нашел в этом ничего необычного.

— Я старею, как ты понимаешь, Блант-эмир, — сказал он. — И разве не следует рассказать о том, что я видел, чему научился, что испробовал для пользы моих потомков? Кроме того, еще много месяцев нам придется провести в ожидании событий, благоприятных для нас.

Гила родила дочь Исканду весной 1528 года. Она полностью примирилась со своей судьбой и даже — Ричард это почувствовал — была способна испытывать удовольствие от близости со своим необычным мужем.

Только ее мать Маджхаба продолжала относиться к нему с позиции, изменяющейся от презрения до ядовитости. Ричард не сомневался, что она делает жизнь своей дочери невыносимой, но Гила, казалось, умела совладать со вздорным характером матери.

Однако для домашних дел времени у Ричарда оставалось мало. С окончанием сезона дождей Бабур приказал армии двигаться на восток. С раджпутами был заключен мир, и хотя Бабур знал, что индусские принцы просто дожидаются исхода его борьбы с Лоди, все же он чувствовал уверенность, что на какое-то время его тыл в безопасности.

Могольская армия теперь насчитывала около двадцати пяти тысяч человек. Бабур даже использовал нескольких слонов, хотя они больше трудились на прокладке дорог, чем участвовали в военных действиях. Его главной силой оставались, как всегда, легкая кавалерия и пушки, хотя в последнее время он воспринимал дивизион индусских пикинеров с большим удовлетворением.

В этой кампании Хумаюн в первый раз смог сопровождать отца. Давлат-хан ныне пользовался полным доверием, и его оставили командовать в Агре. Камран сопровождал армию как обычно в качестве отцовского тавачи — адъютанта. Те же функции выполнял принц Аскари, а Хиндал остался в Агре.

Хумаюн принял на себя, командование дивизионом кавалерии на правом фланге — главной ударной силой Бабура, но проводил много времени, разъезжая с Ричардом, расспрашивая его об Англии и Европе и изучая непривычные монголам манеры копьеносцев.

— Как нам сражаться, Блант-эмир, — спросил он, — против целой армии пеших воинов, вроде той, в которой, по вашим словам, воевали в Испании?

— Думаю, хорошо вооруженная и дисциплинированная пехотная фаланга почти всегда способна нанести поражение кавалерии, мой господин, — ответил ему Ричард.

— Разве туча наших стрел не расстроит эту дисциплину?

— Может быть. Но не забывайте, что в каждой нашей фаланге будет отряд аркебузеров, чтобы держать ваших всадников на расстоянии.

Хумаюн, конечно, внимательно осмотрел ружья Ричарда и даже один раз выстрелил. И все-таки они не произвели на него впечатления. Как тогда, так и сейчас он, казалось, остался равнодушным.

Но интерес юноши к Западу обнадеживал Ричарда. Он все же надеялся убедить Бабура позволить ему вернуться домой в качестве посла.

Надежду на быструю победу над Лоди вскоре пришлось оставить. Султан, как он сам себя величал, старательно избегал открытого сражения, отступая перед монгольской армией, и ждал сезона дождей, Чтобы отсидеться под его защитой.

Так и случилось к тому времени, как Бабур дошел до долины реки Джамны, что возле святого индусского города Праяга, где Джамна впадает в Ганг. До этого места они встречали слабое сопротивление, разве что от случая к случаю, со стороны фанатичных индусских племен, которые выступали против и Лоди и моголов, поскольку все они были мусульманами. Известие о большом отряде индусов, сражающемся на стороне могольской армии, тем не менее рассеяли страхи местных жителей, подогреваемые пропагандой Лоди о массовых убийствах.

Именно от жителей Праяга Бабур узнал, что Ганг течет на восток и через несколько сот миль впадает в море.

Он пытал Ричарда:

— Может ли это быть правдой?

— Думаю, вполне, мой государь.

— А море, о котором они говорят, может быть океаном?

— Я вполне допускаю это.

На самом же деле он этого не знал.

— Если океан через тысячу миль, мы должны достичь его, Блант-эмир. Умереть и не увидеть моря — это недостойно меня. — Он задумался. — А как ты полагаешь, Ричард, Тимур видел океан?

Они провели много часов, обсуждая походы Тимура из Центральной Азии в Россию, Персию, Турцию, Индию, правда, не дальше Дели, и, наконец, в Китай, где великий полководец и умер.

— Судя по тем сведениям, что вы мне рассказали, я бы сказал — нет. Он мог видеть Средиземное море, но это всего лишь внутреннее море...

— Тогда хоть в чем-то, в конце концов, я достигну большего, чем он, — сказал Бабур со скрытым удовлетворением.

Ричард решил, что желание взглянуть на океан затмило в пытливом уме Бабура планы окончательного сражения с Лоди. Так это было или нет, но их наступление продвинулось не далее святого индусского города Бенареса, когда начались дожди. Лоди, без сомнения, надеялся, что Бабур вернется в Агру, но моголы разбили лагерь близ Бенареса.

— Я никогда не знал такого климата, — признался Бабур. — У нас в Туркестане бывает холодная зима, но все же можно устраивать походы по снегу, в каком-то смысле это даже проще, поскольку реки замерзают, но эти проклятые дожди превращают все вокруг в непроходимую трясину. Это настоящее бедствие. — Как всегда он ухмыльнулся. — Но ни один из нас не вернется в Агру, пока Махмуд Лоди не умрет.

Нашли женщин для его офицеров и людей, и они разнообразили свою жизнь в лагере как только могли, коротая время, пока лил дождь, который здесь оказался еще сильнее, чем в Агре.

Нет нужды говорить, что Бабур немедленно заинтересовался городом, основанным около тысячи лет назад Ашокой, великим буддистом и императором. Одна из знаменитых колонн сохранилась до сих пор.

В связи с распространением буддизма в Индии Бенарес стал центром индусской святости и индусского учения. К сожалению, он был завоеван мусульманскими правителями Дели в 1194 году по христианскому летосчислению, которые разграбили его сокровища и уничтожили жителей. Все, кто не смог убежать, погибли. Сейчас большая часть города лежала в руинах, и немногочисленное население, влачащее жалкое существование в этих местах, казалось, ждало прихода очередной мусульманской армии как нового бедствия.

Бабур разослал в окружающие страны курьеров, приглашая ученых вернуться на родину, и, к удивлению Ричарда, некоторые откликнулись на его просьбу.

— Это величайшая страна, — сказал Бабур, — причем не только по размерам. Центральная Азия — куда более громадная территория, но она пуста. Эти же земли изобилуют людьми, скотом, посевами. Поэтому моя обязанность создать здесь процветающее государство.

С окончанием дождей Бабур хотел продолжить свое продвижение на юго-восток. Он собирался следовать по речной долине до самого моря, перед которым река делилась на несколько рукавов.

Однако тем временем пришло известие, что Махмуд Лоди с огромной армией стоит лагерем возле разрушенного города Паталипутры — истинной столицы Ашоки.

— Мы должны сначала разделаться с Лоди, — принял решение Бабур, направив свою армию на Паталипутру, лежащую в ста пятидесяти милях к северо-востоку, на берегу реки Гогры, впадающей в могучий Ганг. — Раз и навсегда покончив с Лоди, мы продолжим следовать вдоль святой реки к морю.

Армия была счастлива вновь двинуться в поход. Пять месяцев в такой нездоровой обстановке тянулись нестерпимо долго. Среди монгольских воинов насчитывалось немало больных и умерших.

Ричард однажды заметил, что за ним едет Хумаюн, и, присмотревшись, был поражен: лицо молодого принца пожелтело, а самого его непрерывно трясло.

— Это малярия, — вздохнул тот.

— Вам следует лечь в постель, — заметил Ричард.

— Как же я могу лежать в постели, когда мой отец выступил для решающего сражения, — возразил Хумаюн.

Ричард пожал плечами. Он мог понять озабоченность Хумаюна. Кроме того, вспоминая свое путешествие из Гоа с бедным Томасом, страдавшим приступами малярий, пришел к выводу, что постельный режим не приносит сколько-нибудь значительного облегчения. В любом случае одни выздоравливают, а другие умирают.

Армии Махмуда Лоди в Паталипутре не оказалось, и Бабур вместо сражения осматривал развалины еще одного великого города.

— Этот тоже должен быть восстановлен, — сказал он, — как Бенарес и Праяг. Я так много хочу сделать, Блант-эмир. Двух жизней не хватит, чтобы привести в порядок эту землю. Но сейчас на первом месте у нас Лоди!

Пришли известия, что султан отступил за реку Гогру. Могольская армия снова пришла в движение, и спустя неделю после того, как войска покинули Паталипутру, были наконец встречены аванпосты Лоди.

Тот снова пересек реку, стараясь, чтобы между ним и противником все время была вода, и сейчас его люди контролировали единственный брод. Бабур развернул на берегу свою артиллерию и приказал бомбардировать вражеские позиции. Но расстояние оказалось слишком велико, к тому же в джунглях пушки разили противника не так эффективно. Каменные ядра лишь расщепляли огромные деревья.

Бабур, теребя от досады бороду, смотрел на противоположный берег стремительного потока.

— Этот мошенник хочет, чтобы я убрался, — прорычал он. — Что делать, Блант-эмир?

На этот раз даже Ричард не нашелся что сказать. Армия Могола расположилась лагерем, пока генералы обсуждали ситуацию.

— Он может играть с нами в прятки бесконечно, — пробормотал Камран.

Хумаюн промолчал. Хотя он немного и оправился после приступа лихорадки, но пока был очень слаб.

— Минг-баши хочет говорить с тобой, мой государь, — доложил один из туман-баши Бабуру. — Он утверждает, будто ему известен другой брод.

— Неужели? Веди его скорее.

Минг-баши, командир тысячи воинов, был мал ростом, примерно того же возраста, что и Бабур, с ясным, взглядом и сухой комплекцией горца.

— Я знаю тебя, — сказал Бабур. — Ты Фарид-хан, афганец.

Фарид кивнул.

— Мой полк составляет часть арьергарда. Несколько моих людей пытались загнать буйволов в ловушку, но животные ушли в реку и, с трудом преодолевая быстрое течение, добрались до противоположного берега. Мои люди хотели последовать за ними, но я приказал отметить место и возвращаться.

— Слава Аллаху! — возликовал Бабур. — Ты будешь награжден, Фарид-хан. Где может пройти буйвол, пройдет и человек. Или тысяча. Или десять тысяч человек. И это должно быть сделано тихо и быстро. Блант-эмир, твои пикинеры перейдут и захватят брод. Ты отправишься вечером, скрытно, — я тем временем стану отвлекать противника здесь, — и будешь удерживать брод до тех пор, пока я не смогу переправить мои основные силы. Надеюсь, ты понимаешь, что если мы покинем свои позиции, то Махмуд Лоди захочет узнать, почему бы зто. И может атаковать вас всеми своими силами.

— Я все понимаю, мой государь.

— Я буду охранять тебя, Блант-эмир, — сказал афганец Фарид.

Ричард и его пикинеры тайно покинули лагерь и довольно быстро добрались до места, указанного Фаридом минг-баши. Ничто не выдавало наличия здесь брода. Только легкая рябь на коричневой воде указывала участок мелководья, но трудно было понять, насколько здесь мелко.

— Как только стемнеет, — сказал Фарид-хан, — мы вместе перейдем, так?

Ричард приказал Прабханкару начинать переправу, когда он увидит, что они с Фаридом благополучно достигли другого берега, и последовал за минг-баши в воду. Фарид не выказывал страха и спокойно шел вперед. Река оказалась довольно глубока и в одном месте достигла даже подбородка маленького человека. Зайдя в воду по грудь, Ричард вытянул руки для равновесия, а Фарид лишь усмехнулся и как ни в чем не бывало пошел дальше. Несколько минут спустя он уже вылезал на берег. Блант оглянулся на длинную вереницу темнокожих воинов, следующих за Прабханкаром, и почувствовал удовлетворение.

Все они благополучно добрались до берега. Ричард отправил гонца с докладом к Бабуру... и стал ждать. Он думал, что Фарид вернется к остальной армии, но вместо этого афганец предпочел перевести свой полк, чтобы сражаться рядом с индусами.

В полдень Лоди, встревоженный отходом монгольской армии на юг, двинулся за ней следом по своему берегу. Как только его разведчики обнаружили индусов Бланта, он понял, что происходит, и тотчас направил на них значительные силы. Индусам пришлось впервые сражаться без поддержки кавалерии и артиллерии. К счастью, у Лоди оказалась малоэффективная кавалерия и, конечно, не было ружей. Пикинеры смогли продержаться до наступления темноты.

На следующее утро Бабур попытался переправиться со своими основными силами, но Лоди снова решительно атаковал, и воинам Ричарда пришлось опять защищать плацдарм в одиночку. Еще до наступления темноты Бабур переправил свое войско, лошадей и артиллерию. Пушки перевозили на плотах, которые придерживали канатами с обоих берегов, чтобы их не унесло стремительным потоком.

На третий день все было готово к сражению, и оно состоялось. На этот раз Бабур отступил от обычной могольской тактики ведения боя. Бабур намеревался организовать все таким образом, чтобы противник не смог в очередной раз избежать столкновения. Индусы, которым он все больше и больше доверял, образовав каре, двигались на уже и без того потрясенного противника, пока на флангах могольская кавалерия перестраивалась для главного наступления. Артиллерия гремела вовсю, люди Ричарда прорвали фронт врага, а моголы бросились на фланги, посылая стрелу за стрелой, пока люди Лоди не дрогнули.

Противник обратился в бегство, и вскоре индийская армия была изгнана с поля боя.

— Поистине ты заслужил награду, — приветствовал Бабур Фарид-хана. — Отныне тебя будут называть Шер-хан — могучий воин.

Фарид с благодарностью склонил голову.

— Что касается тебя, Блант-эмир, — повернулся он к Ричарду, — ты в очередной раз доказал свою ценность. С этого момента ты получаешь звание бахадура — одного из моих избранных рыцарей.

Лоди был взят в плен и приведен к Бабуру.

Он опустился на колени.

— Приветствую тебя, могущественный могольский воитель, — обратился пленный султан к победителю. — Тебе предписано небесами править этой страной. Я был глуп, пытаясь противостоять тебе.

Бабур внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Пощади мою жизнь, — продолжал Лоди. — Я стану самым преданным твоим слугой.

— Ты годишься в слуги, — сказал ему Бабур, — еще меньше, чем в короли. Да, ты был глуп, что противостоял мне, как и твой брат. Он, по крайней мере, погиб смертью воина. Посадить его на кол! — приказал он. — И всех его офицеров! Отрубить его людям головы!

Лоди дико кричал, когда его сажали на кол.

У Бабура были все основания гордиться Делийским королевством, которое вместе с его Кабульским королевством простиралось почти на две тысячи миль с северо-запада на юго-восток. Если искать аналогии в Европе, оно растянулось бы от Лондона до Буды. Даже Священная Римская империя не занимала такой огромной территории.

Бабур по-прежнему оставался целостной натурой. Каждый вечер он диктовал секретарю новую главу своих мемуаров, подробно описывая сражения, пока детали еще были свежи в памяти.

На следующее утро его позвали к постели Хумаюна. Молодой человек сражался в битве с Лоди как никто другой отважно, но сейчас едва мог двигаться.

— Он умирает? — спросил Бабур медика.

— В этом климате, мой государь, такой исход вполне возможен.

Бабур нахмурился.

— Тогда мы должны возвратиться в Агру, и как можно быстрее, — решил он. — Я вернусь в следующий раз, чтобы проследовать по реке до самого океана.

Бабура очень беспокоила болезнь принца. Он знал, что на карту поставлена жизнь не просто его старшего сына, а фактически его единственного наследника, поскольку Камран совсем не проявил способностей к поприщу правителя или военачальника, в то время как Аскари был слишком диким, а Хиндал еще совсем мал.

Армия возвращалась в Агру так быстро, как только могла. Бабур, признанный хозяин всего Делийского королевства, оставлял свои гарнизоны в ключевых городах. Он отправил послов в Бихар и Бенгалию, государства, прежде признававшие верховенство Ибрагима Лоди, призывая их подчиниться ему. Его мозг никогда не переставал перебирать проблемы, которые могли встать перед ним в будущем. Новость о поражении Махмуда Лоди так обеспокоила султана Назир-уд-Дина Насрат-шаха, что тот признал Бабура своим повелителем без колебаний.

Шер-хан, назначенный туман-баши и эмиром, оставался править на востоке наряду с другими наместниками. Но только здоровье Хумаюна сейчас по-настоящему имело значение для Бабура. Юношу несли на носилках, которые его отец сопровождал лично. Они шли вместе с армией. Ричард Блант возвращался с остатками войск. Поскольку они не достигли Агры до конца года, Ричард ожидал увидеть могольский двор в унынии. Но Хумаюн пока цеплялся за жизнь.

Ричард был сейчас могольским генералом, или туман-баши, и даже если младшие офицеры видели в нем язычника, никто не мог усомниться ни в его воинской отваге, ни в уважении, которое выказывал ему сам Великий Могол.

Слава Ричарда шла впереди него. Когда он вошел в свой дом, слуги состязались в том, кто поклонится ему ниже. Гила вышла встретить мужа с Саидом, держа Исканду на руках. Мальчику исполнилось уже три года, а девочке — почти год. У нее были черные волосы, светлая, как у матери, кожа и голубые глаза.

— Мой господин, — поклонилась Гила.

Ричард принял Исканду из ее рук. Девочка таращила на него глазенки, но не кричала.

— Она узнала вас, — сказала ее мать.

— Со временем она действительно узнает своего отца. — Ричард передал ребенка ожидающей няне и повернулся к Саиду: — А ты, маленький солдат, знаешь, кто я такой?

— Ты Блант-бахадур, великий воин и мой отец, — ответил мальчик.

Ричарда рассмешил ответ сына. Он схватил его на руки и подбросил в воздух.

— Однажды мы отправимся с тобой на битву вместе, Саид Блант. А сейчас иди, я хочу поговорить с твоей матерью.

Он поставил мальчика на пол и отпустил нянек. Они поспешили уйти из комнаты, перешептываясь.

— С твоей матерью все в порядке? — спросил Ричард.

— Да, мой господин, — ответила Гила. Ее явно что-то беспокоило.

— Я увижусь с ней чуть позже. А как твой брат Тахмасп?

— Единственное его желание — идти с тобой в поход.

— Ну, этого еще долго ждать.

На Гиле было полупрозрачное бледно-зеленое сари и чуть более темная накидка. На лбу сверкало украшение из бусин, на запястьях и щиколотках поблескивали золотые браслеты. Но в носу ничего не было — она ведь не рабыня!

Ричард подумал, что никогда не видел такой красивой женщины. Сейчас ей, должно быть, около девятнадцати лет. Он расстегнул накидку, и та соскользнула на пол. Фигура Гилы за время его отсутствия еще четче оформилась. Ее груди заполнили его ладони — он медленно освобождал ее от сари.

— Мой господин был одинок в походе? — мягко спросила женщина.

— Очень одинок, — ответил Блант и, обхватив ее обнаженное тело, осторожно приподнял и положил Гилу на тахту.

Никогда прежде она не показывала своего желания и нежности по отношению к нему. «Если судьба забросила меня в эти земли, значит, я могу быть счастлив здесь», — подумал он.

Все планы Бабура на будущее полностью зависели от состояния здоровья Хумаюна.

— Я не понимаю, — жаловался Могол, гуляя по крытой дорожке дворцового сада и глядя на потоки дождя, уже который день льющегося с небес. — То он здоров неделю, даже две, потом вновь с ним случается приступ — и Хумаюн на грани смерти, затем поправляется снова. Но постепенно его силы тают.

— Я видел эту болезнь в Испании, — поддержал разговор Ричард. — Она если не убивает сразу, может длиться годами.

— Оставляя моего сына инвалидом, — констатировал Бабур. — Как принц моголов может быть инвалидом? Что мне делать, Блант-бахадур? Никто из этих так называемых лекарей не в состоянии помочь моему сыну.

— Я не знаю, что вам еще остается сделать, мой государь, кроме как молиться.

Бабур внимательно посмотрел на него и кивнул.

— Ты принес мне удачу на поле битвы, поэтому мы будем молиться о жизни моего сына вместе.

Он, прошел в мечеть вместе с Ричардом, несмотря на ворчание имамов-святых и муфтиев-судей, и они вместе опустились на колени лицом к двери, ориентированной на Мекку. Могол молился молча, а затем, призвав ведущих имамов, повел их к больному Хумаюну, бледному и слабому после очередного приступа лихорадки.

И тут, опустившись на колени, он принялся взывать к милости Аллаха во весь голос.

— Аллах Акбар! Аллах Акбар! — Его голос разносился по всем покоям. — О, самый милосердный пророк Мохаммед, взгляни на бедного грешника и ниспошли свою милость на моего сына. Ты дал мне величие, но какая польза от моей славы и удачи, если мой сын при смерти и не может поправиться! Молю тебя, даруй ему здоровье. Вместо него пошли мне любые испытания. Порази меня вместо него. Убей меня или нашли на меня самую страшную болезнь. Я встречу все это с улыбкой. О Пророк, если бы только к моему сыну вернулось здоровье!

Его голос смолк, но он оставался в молитвенном экстазе еще несколько минут, затем поднялся и семь раз обошел вокруг кровати, чтобы подтвердить свою клятву.

И снова Ричард удивился до глубины души. Трудно было представить. Генриха VIII, или Карла Испанского, или того же Сулеймана Турецкого предлагающим в самом расцвете величия свою собственную жизнь взамен жизни своего сына.

Этот человек, думал он, заслужил право властвовать в Индии. Да, впрочем, и во всей Азии. Разве он не самый мудрый и великодушный монарх на земле?

К удивлению Бланта, Хумаюн стал выздоравливать прямо с этого самого дня. Прежде молодой принц страдал от ужасных, изнурявших его приступов малярии, которые следовали один за другим через неделю, от силы две. Но вот две недели прошли, а очередного приступа не последовало. Миновал месяц. Вот уже и дождь прекратился. Солнечная жара иссушила мелкие водоемы, и появились москиты. Хумаюн начал набирать вес.

— Вы сотворили чудо, мой государь, — заметил Ричард.

— Это и в самом деле чудо, — согласился Бабур. — Теперь я снова счастливый человек.

— Пожалуй, мы должны подумать о новых походах, — предложил Ричард.

— Конечно, на следующий год мы вновь отправимся на восток и на этот раз пройдем вдоль Ганга до самого моря.

— Это около тысячи миль, — обратил его внимание Ричард. — К океану можно выйти и быстрее.

— Расскажи мне об этом, — заинтересовался Бабур.

— Если вы отправитесь на юго-запад, в королевство Гуджарат, то до моря будет всего семьсот миль. И дорога пролегает через богатую страну.

— Расскажи мне о Гуджарате, — приказал Могол.

Ричард рассказал о португальской торговой активности на побережье.

— Я понял, — сказал Бабур. — Ты хотел бы заменить португальцев англичанами.

— Места хватит всем, мой государь, но Англия более великая страна.

Бабур снисходительно улыбнулся:

— Твое предложение заинтересовало меня. Через какие уже завоеванные мною места нам предстояло бы идти? Мы отправимся на Гуджарат после следующего сезона дождей.

— Что ты думаешь об этом, Прабханкар? — спросил Ричард. — Ты вернешься домой минг-баши Великого Могола на следующий год.

— Мои близкие будут убиты, — печально сказал Прабханкар.

— Уверен, что нет. Когда узнают, что это твоя семья, им ничего не сделают.

— Я имею в виду, что к этому времени они уже будут убиты. Ведь я отсутствовал пять лет.

Неужели пять лет? Значит, Ричард покинул Англию шесть лет назад? Шесть лет миновало с тех пор, как он в последний раз видел свою семью. Лиззи, должно быть, сейчас около тридцати. Сколько же ей было, когда они с Томасом отправились на другой конец света? Ждет ли она возвращения своего мужа или считает его мертвым и снова замужем?

А как там мастер Боттомли и его «Бонавентура»? Она наверняка долго плыла домой с сообщением, что Блант пропал в джунглях Индии.

А Елена? Ей, должно быть, уже года двадцать два, и, несомненно, она замужем. Вспоминала ли она когда-нибудь высокого англичанина, с которым так рискованно флиртовала? Винила ли своего вероломного отца в его смерти?

Возвратиться в Гоа в качестве туман-баши могущественной могольской армии будет очень приятно, думал он.

Но некоторое время спустя Ричард понял, что его мечтам не суждено сбыться, поскольку так же таинственно, как крепло здоровье Хумаюна, стал угасать Бабур. К следующему сезону дождей он слег.

Никто не понимал, в чем причина его недуга. Это определенно была не лихорадка, скорее всего — внезапно навалившаяся на него безмерная усталость. Болезнь подкралась незаметно, начавшись в июльское утро. Бабур осматривал войско и вдруг чуть не упал с лошади.

Лекари не нашли никаких отклонений в его организме, и через двадцать четыре часа он, казалось, снова был полон сил.

Спустя, некоторое время приступ повторился. После третьего Бабур уже и сам понял, что с ним творится нечто неладное.

— Мне следует поторопиться закончить мемуары, — признался он Ричарду с грустной улыбкой, — или они не будут закончены никогда.

— Вам еще нет и пятидесяти, — заметил Ричард. — Вы на самой вершине жизни, мой государь.

— Возраст — это математический расчет, сделанный другими людьми, — сказал Бабур. — Но ничего нельзя сделать с тем, что творится в человеческом мозгу, в его теле. Некоторые молоды в шестьдесят лет и даже в семьдесят, другие стары в сорок. Я отношусь к числу этих несчастных. А может быть, и не очень-то я несчастный? Ведь свои сорок шесть лет я прожил полной, богатой событиями жизнью.

«И возможно, сейчас платишь по счетам», — подумал Ричард.

Время тянулось медленно. Великий Могол таял на глазах. Он все еще отдавал приказы относительно похода в Гуджарат следующей весной, но его туман-баши понимали, что никакого похода не будет, разве что их поведет Хумаюн. Однако никто не знал, каков он окажется в роли, командующего армией. Когда дожди начались вновь, подготовка к походу совершенно прекратилась. Воины ждали, когда силы вернутся ко Льву.

Бабур торопился закончить диктовать мемуары. Его голос часто звучал хрипло. Иногда он ругал судьбу за то, что она провела его слишком уж по многочисленным дорогам странствий. Он, казалось, считал Индию самой непонятной из всех пройденных им стран.

— Зачем я пришел сюда? — спрашивал он. — Индостан не может предложить ничего нового. Здесь не на что посмотреть, нечему научиться, полностью отсутствует наука... у них даже ванн нет. Будь проклят день, когда я послушался твоего совета и пошел на Агру, Блант-бахадур.

Ричард, склонив голову, ждал, когда пройдет буря. Пока Могол переживает за свое прошлое, он не умрет. И Ричард молился, чтобы тот продолжал.

Но вот работа была закончена. Бабур лег на диван и улыбнулся своим визирям и туман-баши.

— Теперь, — сказал он, — работа моей жизни завершена. Блант-бахадур, сядь рядом и расскажи мне снова о землях за морями.

Ричард рассказывал до глубокой ночи, а Бабур слушал, ровно дыша, его глаза время от времени закрывались. Вдруг они широко открылись, и он сел.

— Пошли за Хумаюном, — сказал он. — Пошли за Камраном. Пошли за моими сыновьями.

Гонцы были тотчас разосланы, и молодые люди поспешили в спальню отца. Женщины пришли тоже и сгрудились в изножье кровати; некоторые из них плакали.

Бабур взял руку Хумаюна.

— Заботься о своих братьях, — сказал он.

И умер.

По мусульманскому обычаю Бабур давно построил себе мавзолей в Кабуле и было необходимо перевезти его туда для захоронения. Этот путь протяженностью семьсот пятьдесят миль занимал около двух месяцев, и одолеть его предстояло в середине зимы. Блант высчитал, что Бабур умер 26 декабря 1530 года.

Сначала пришлось подниматься по долине Джамны до Дели, затем идти через холмы в долину двух рек — Сэтлиджа и Инда, — а потом далее на север, постепенно поднимаясь до самого Пешавара в отрогах Гиндукуша. Оттуда через горные проходы, где зачастую повозку с набальзамированным телом Могола приходилось тащить через снега глубиной по грудь, добирались до укрепленного города.

Кабул оказался не так живописен, как Агра, но его отличало суровое величие, присущее городу, окруженному горами. Как гласит история, почти все завоеватели Индии, начиная с бессмертного Махмуда Газневийского в одиннадцатом веке по христианскому летосчислению, сначала овладевали Кабулом.

К сожалению, было мало времени для изучения и созерцания города. Все эти месяцы могольская империя находилась будто в летаргии, ожидая решительных действий нового правителя. Ричард боялся, что раджпуты воспользуются этой ситуацией. Но они уважали свой договор с ныне мертвым героем.

Сам Ричард был несказанно расстроен. Он пришел в Индию в поисках легенды — и нашел живую легенду. Проживи Бабур еще десяток лет, и он бы наверняка завоевал все огромные земли к югу от гор и сделался бы монархом поистине величайшей империи мира со времен его знаменитого предка. А сейчас все его деяния оказались под угрозой.

Будущее зависело от Хумаюна.

Хумаюн вернулся в Агру поздней весной. Он послал вперед самых верных бахадуров, и среди них — Бланта. Как только молодой правитель расположился во дворце, он послал за Ричардом и подал визирям знак удалиться. Ему было двадцать два года. В этом возрасте Бабур уже прославился как неоспоримый вождь своего народа. Но Хумаюн слишком привык к отцовской опеке и, казалось, боялся грандиозных задач, доставшихся ему в наследство.

— Ты был соратником моего отца во многих начинаниях, Блант-бахадур, — сказал Хумаюн. — Он доверял тебе свои помыслы. Куда бы он обратил свое внимание в первую очередь, как ты считаешь?

— Армия ждет приказа выступать на Гуджарат, мой государь.

Хумаюн кивнул:

— И ты пойдешь с ними. Ты знаешь эту страну и ее людей?

— Я прошел через эти земли, — осторожно сказал Ричард. Если он собирался когда-нибудь покинуть Агру, то это должно было случиться сейчас. — Но сам Гуджарат имеет не столь важное значение, твой отец стремился на побережье.

Хумаюн проворчал:

— Заветной мечтой отца было посмотреть океан. И что такого сказочного в этом океане?

— Его соблазняла возможность человека пересечь океан на кораблях с большей легкостью, чем он может пересечь пустыни и горы.

— Как это сделал ты когда-то, — сказал Хумаюн.

— И сделал бы снова, мой государь, для того чтобы принести богатства Европы к вашим ногам. Таково было желание вашего отца.

Хумаюн посмотрел на Бланта:

— Он хотел послать тебя?

— Да, он намеревался послать меня с миссией к моему собственному народу, чтобы свести вместе наши нации.

— В таком случае он заблуждался, — заявил Хумаюн. — Я никуда не пошлю тебя, Блант-бахадур. Ты всегда и везде будешь со мной рядом. И ты принесешь мне удачу, как принес ее моему отцу.

Ричард упал духом.

 

Книга вторая

ФЕНИКС

 

Глава 6

БЕГЛЕЦ

Словно уставшая змея извиваясь по берегу реки, перекатываясь через пологие холмы, исчезая в зелени леса только для того, чтобы появиться вновь еще более изнуренной, могольская армия отступала из Бихара.

Она была разбита.

Хумаюн ехал впереди в сопровождении Камрана по одну сторону и Ричарда Бланта по другую.

— Шер-хан, — пробормотал могол. — Кто такой этот Шер-хан?

— Вы встречали его однажды перед битвой на Гогре, — напомнил ему Ричард. — Он показал нам брод.

— Хотел бы я, чтобы ему тогда отрубили голову, — прорычал Хумаюн. — Но в те дни ты принес нам победу, не поражение, Блант-бахадур.

Ричард знал: такой упрек неизбежен. Его удивляло только то, что Хумаюн слишком долго медлил с ним.

Была весна 1540 года, и вот уже девять с половиной лет, со дня смерти Бабура, неудачи преследовали моголов.

Между тем царствование Хумаюна началось довольно успешно.

Ричард тогда скрыл досаду, услышав решительный отказ Могола позволить ему вернуться в Англию, и с оптимизмом подумал, что, когда завоюют Гуджарат, разговор, возможно, будет другой. Он не нашел ничего лучшего для себя, как заняться подготовкой похода, чтобы он прошел удачно.

Вначале все так и было. Могольская кавалерия совместно с артиллерией и индусской пехотой разгромили войско Гуджарата с такой же легкостью, как прежде раджпутов и Лоди. Бахадур-шах бежал с поля боя. Однако слишком много его воинов осталось в живых, и вскоре они вновь собрались в непроходимых джунглях на юге, где могольская армия действовала не так успешно. Хумаюн не обладал отцовской военной прозорливостью и не сумел найти выход из сложившейся ситуации. Ричард убеждал Могола предоставить ему свободу действий. Среди его людей многие знали джунгли и могли ловко передвигаться в густых зарослях. Моголы же, несмотря на храбрость, проявляемую в открытом бою, с опаской входили в темную чащу и шарахались порой даже от юрких ящериц.

Хумаюн не разрешил своему английскому кондотьеру действовать самостоятельно, опасаясь, как бы Ричард не дезертировал вместе со своими людьми, не перешел на сторону противника, а то и просто не исчез в джунглях. Молодой правитель захватывал любой город, какой только мог, а затем, следуя своему увлечению, принимался осматривать древние храмы и изучать старинные книги, зачастую забирая их с собой. Он оставался изысканно-вежливым и интересным собеседником, но если Бабур предавался своим увлечениям только в свободное от полководческих забот время, то Хумаюн слишком часто заставлял армию ждать, пока сам разбирался в древних текстах.

Камран поддерживал брата во всех его беззаботных развлечениях.

Пали города Мунду и Чампанир. Но Бахадур-шах снова смог избежать сражения, причем все это время султан Гуджарата энергично реорганизовывал свою армию. Несмотря на это, на протяжении нескольких лет подряд Хумаюн беспечно утверждал, что Гуджарат уже присоединен к империи. Могол отправился в Дели, желая исполнить замысел отца и построить новый город Дин Панах поблизости от старого.

Камрана оставили командовать в Гуджарате, сделав Ричарда его помощником, однако самоуверенный могол не принимал советов, да к тому же, как и предвидел Бабур, показал себя бездарнейшим генералом. Когда шесть лет спустя собравшийся с силами Бахадур-шах сам предпринял наступление, армия моголов, поредевшая от лихорадки и недовольная своим никчемным вождем, была изгнана из страны.

Моголы впервые со времен победы при Панипате потерпели поражение. Только ветераны могли помнить взлеты и падения молодого Бабура — большинство воинов знали до сей поры только победы. И прежде всего — индусы, которые никогда не терпели поражений под командованием моголов.

— Для нас наступили дьявольские времена, Блант-сахиб, — проворчал Прабханкар. Несмотря на день ото дня тающую надежду, он все же очень хотел вернуться в Гоа, непрестанно мечтал об этом так же, как и Ричард, который прекрасно знал, что их стремлению пока не суждено осуществиться.

Дома Бланта ждало вознаграждение. Он оставил Гилу в третий раз беременной, когда уезжал в 1530 году, и теперь на него впервые посмотрел беспокойными глазами его пятилетний сын Махмуд.

Саид, бойкий девятилетний крепыш, значительно обогнал своих сверстников ростом, а восьмилетняя Исканда уже выглядела красавицей.

— Скоро настанет время искать ей мужа, — заметила Гила.

— Да, скоро, — согласился Ричард.

Однако вскоре он и думать об этом забыл. С домашним уютом пришлось распрощаться прежде, чем он успел им насладиться. В восточных провинциях империи вспыхнуло восстание.

Однако когда армия двигалась вниз по долине Джамны, Тахмасп, его верный тавачи, был рядом с ним.

Бабур оставил управление восточными провинциями в руках эмиров, но те ничуть не сомневались, что находятся под неусыпным наблюдением властителя, в любое время он сам мог приехать с инспекцией.

Его смерть повергла провинциальных правителей в растерянность, а вскоре стало совершенно ясно, что преемник не проявляет никакого интереса к руководству страной. Ричард тоже мало знал о происходящем в провинциях, но даже скупые строки докладов свидетельствовали, что в Бихаре неблагополучно: тирания и невежество шли рука об руку по этой благодатной земле. Именно поэтому он не сожалел, что кампания в Гуджарате закончилась, пусть даже и поражением. Он пришел к выводу, что безопасность и процветание империи, созданной Бабуром на севере Индии, важнее его собственных амбиций. Поражение означало конец личной мечте Ричарда, но он избрал служение Моголам, вознесся вместе с династией и падал с нею.

Ему едва удалось убедить Хумаюна отправиться в поход на восток, когда пришло известие о восстании Шер-хана.

Фарид! Ему, должно быть, около шестидесяти. До сих пор никто не сомневался в его смелости и незаурядных способностях. И вот он в очередной раз подтвердил эти оценки, когда стремительно опустошил Бихар и Бенгалию, одолев могольские гарнизоны хитростью и воинским искусством.

Потому-то Хумаюну и пришлось идти в поход на восток, чтобы наказать этого дерзкого старика.

Сначала казалось, что кампания обещает быть простым повторением похода Бабура в 1529 году. Восставшие уклонялись от сражения, и Хумаюн вновь захватывал город за городом, следуя за противником.

Ричард первым заметил разницу между двумя кампаниями, и какую катастрофическую разницу! Наступая в 1528 году, Бабур посылал впереди армии агитаторов, которые проникали в расположение противника и рассказывали о величии Могола, о несокрушимой мощи его войска. И в то же время великий завоеватель протягивал руку дружбы индусам.

Хумаюн не слишком жаловал индусов. Он понимал, что они часть его нации, что приносят пользу в сражении, но как народ они его не интересовали, разве лишь как историческая диковинка.

Зато теперь в лагере моголов стали появляться шпионы, рассказывающие о слабости правления Хумаюна и величии Шер-хана. Их ловили, подвергали жесточайшим пыткам, прежде чем посадить на кол, но они до конца кричали о превосходстве Шер-хана.

Началось дезертирство, и не только среди простых воинов. Тук-баши исчезали вместе со своими отрядами. Еще более тревожными были известия о том, что местные могольские эмиры, некомпетентные в управлении, хотя и преданные Бабуру, сейчас так же переметнулись к Шер-хану.

Ричард советовал вернуться и укрепить свои позиции, но Хумаюн даже слушать не желал об этом.

— Отойти — значит уступить эту страну афганскому негодяю. Ты боишься численного перевеса его войска? Сколько их? Разве не разбил мой отец Лоди, когда соотношение сил у них было один к двум? Разве не разбил он в четыре раза превосходящих численностью раджпутов? Ты же был там, Блант-эмир. Разве это не правда?

Ричарду не оставалось ничего иного, как согласиться, что так оно и было.

— А чем я хуже моего отца?

На этот вопрос нельзя было ответить правдиво, и Ричард отважился лишь напомнить Моголу, что в данном случае большая по численности армия состоит в основном из моголов. Бабуру никогда не приходилось сталкиваться с такой ситуацией.

Несмотря на эти доводы, Хумаюн решился на осаду крепости Чимар: это позволяло ему разместить свою штаб-квартиру в Бенаресе. Он провел здесь несколько месяцев, изучая археологические сокровища древнего города, в то время как его армия катастрофически таяла. Так продолжалось до тех пор, пока Шер-хан не пришел к выводу, что пробил его час.

Сражение произошло 26 июня 1539 года близ Чаузара. Место и время выбрал Шер-хан, когда счел, что накопил достаточно сил. Хумаюн использовал для обороны классическую могольскую тактику, и все бы хорошо, но... на этот раз против него выступал человек, досконально знающий эту тактику. Когда Хумаюн двинул вперед свою пехоту, чтобы остановить атакующую кавалерию восставших, в нее с флангов полетели тучи стрел, выпущенных скрытно пробравшимися лесом конными лучниками.

Хумаюн считал лес неподходящим для конной тактики, поэтому атака оказалась для него как гром среди ясного неба. Ричард, раненный стрелой в руку, попытался развернуть часть своих людей, чтобы отбить это неожиданное нападение, но сама форма фаланги, такая неуязвимая против фронтальной атаки, не предусматривала возможность оперативно перестроиться во время сражения. Индусские солдаты дрогнули, и фаланга утратила свою монолитность. Люди побежали с поля боя.

Ричарда вынесли с поля его воины. Однако ему удалось собрать большинство своих пехотинцев, и он вновь повел их в сражение, но к этому времени битва была уже проиграна и Могол отступил.

Шер-хан отпраздновал победу, присвоив себе королевский титул Фарид-уд-Дин Шер-шах и тем самым провозгласив себя преемником Лоди. Тринадцать лет правления Бабура и его сына в Северной Индии он повелел считать междуцарствием.

— Клянусь Аллахом, я заставлю его ползать у меня в ногах, перед тем как вставлю кол ему в зад, — зло выругался Хумаюн, узнав об этом.

Но события этого дня неоднократно повторились впоследствии. Вновь и вновь потерпев очередное поражение, отступало войско Хумаюна, измотанное все увеличивающейся армией восставших, один за другим сдавались опорные пункты. Хумаюн, неся колоссальные потери, поспешно отступал в Агру, где наместником был Аскари и где наконец он мог набрать свежее войско, еще не подверженное влиянию пропаганды Шер-шаха.

Он рассчитывал на сезон дождей, чтобы отдышаться.

Сезон дождей и в самом деле принес облегчение, но мощь его армии продолжала таять.

И вот теперь муссон окончился, и Хумаюн вынужден был вернуться. Его армия двигалась вдоль берега Ганга; люди уже утратили боевой дух и свыклись с пораженческими настроениями.

— Что делать? — спрашивал Хумаюн своих туман-баши.

— Мы должны остановиться и сражаться, — сказал Камран. — Неужели мы такие трусы, что все отступаем? Позволь нам умереть как людям, достойным своего отца.

Хумаюн посмотрел на Ричарда.

— Я бы посоветовал отступать дальше, мой государь. Фарид преследует нас, он вырвал у нас победу и тем прославился. Он не сможет отказаться от преследования. Позволь же завлечь его в Агру, в центр наших сил. Тогда его позиция ослабнет, а наша упрочится.

— Ах, знать бы, как поступить, — пробормотал Хумаюн.

— Англичанин боится, — криво усмехнулся Камран. — Он хочет укрыться за каменными стенами.

— Мои дела доказывают лживость этих слов, мой государь, — спокойно ответил Ричард.

— Тем не менее я считаю, что мой брат прав. Мы должны остановиться и сразиться с Шер-ханом, — решил Хумаюн. — В Канаудже.

Это был следующий город на их пути. Но Ричард не мог понять мотивов поступка Хумаюна: ведь Канаудж находился на расстоянии всего около сотни миль от Агры.

Однако приказ был отдан, и армия Могола вошла в город.

Канаудж был известным историческим местом Индии. Здесь в последний раз происходил обряд сваямвара, публичного избрания мужа для индусской принцессы. На этот раз старинная традиция повлекла за собой ужасные последствия. Это случилось в 1175 году. Пока Джаячандра, гахравар Канауджа, оценивал претендентов на руку своей дочери, его кузен, знаменитый Притхвираджа Чаухан из Дели взял да и выкрал ее. Джаячандра был оскорблен, и разразившаяся на этой почве война между двумя соседними государствами ослабила их и оставила беззащитными перед завоевателями — мусульманами Мухаммеда Гури.

Однако с той поры миновало много столетий, и сейчас Канаудж больше походил на разрушенную деревню. Как и большинство когда-то процветающих городов Индии, его завоевывали и грабили слишком часто.

Бабур, вспомнилось Ричарду, собирался восстановить все эти разрушенные города и вернуть им былое величие. Хумаюн же просто забирал оттуда остатки всех археологических памятников, какие только удавалось отыскать.

В Канаудже их как раз оказалось очень много. Хумаюн оставил свою армию на попечение Камрана, а сам отправился осматривать руины.

Камран слепо следовал диспозиции своего отца, и Ричарду невольно вспомнились слова Бабура, что его юный сын никогда не станет генералом. Неправдоподобно, но он отказался использовать реку для защиты левого фланга и отвел его почти на милю, расположив позиции своего войска перед самым городом. Новшества, которые он ввел, по мнению Ричарда, значительно ослабили боеспособность армии. Особенно опасными он считал разделение индусских пикинеров на две дивизии. Командование одной Камран отдал Прабханкару, который уже достаточно прославился, а другую поручил человеку по имени Хему, приземистому темнокожему индийцу, который был довольно смелым воином. Ричард совсем недавно назначил Хему минг-баши и отдал ему под командование полк. Но опыта в маневрировании дивизией тот не имел никакого.

Камран мотивировал свое решение Ричарду тем, что чувствует: индусы стали слишком медлительными, поэтому у двух дивизий будет меньше возможности поддаться панике, подобно той, какая охватила их при Чаузаре. Ричарду он оставил общее командование над ними.

Но принц все же напомнил англичанину:

— Ты стоишь и одновременно сражаешься, Блант-эмир!

— Мы будем сражаться, — пообещал ему Ричард. Если Фарид не тратил зря времени, то надежды на благополучный исход у любого из них оставалось мало.

Была тому и другая причина: могольский боевой дух постепенно утратился, и воины стали роптать, едва заслышав цимбалы и трубы, возвещавшие о приближении армии Фарида.

Хумаюн тоже услышал шум и поспешил поглядеть на огромное войско восставших. Оно растекалось по долине от реки, прежде чем остановиться. Фарид и его командиры, видимо, удивились, сколь безнадежные позиции заняла могольская армия.

И вот лавины кавалерии устремились влево и вправо, а пехота двинулась по центру. Загремела артиллерия Хумаюна, проделывая огромные бреши в рядах наступающих. Но эти люди отлично знали, сколько времени потребуется для перезарядки орудий, и упорно напирали на центр.

Пехоте Ричарда приказали выдвинуться вперед и встретить наступавших. Две силы столкнулись перед городом и лагерем моголов. Со времени поражения при Чаузаре Ричард изрядно потрудился над своими людьми. Несмотря на следующие одно за другим поражения, он без устали внушал воинам, что необходимо верить в собственные силы — так его пехотинцы стали считаться лучшими в Индии. И вот теперь, к его большому удовлетворению, они сдерживали крупные силы противника, в очередной раз доказывая преимущества фаланги — замкнутого строя пехоты, ощетинившегося копьями.

Для того чтобы командовать одновременно двумя дивизиями и наблюдать за происходящим, Ричард оставался верхом, располагаясь с несколькими помощниками в тылу фаланги. И вот он увидел, что кавалерия правого фланга восставших, которой он больше всего опасался после Чаузара, стала производить перегруппировку таким образом, что удалилась от поля боя более чем на милю. Он сразу послал Тахмаспа назад, к Хумаюну, с просьбой, чтобы левое крыло могольской кавалерии, которым командовал Камран, ударило во фланг пехоты восставших. Этот маневр — Ричард был убежден — завершил бы день их победой.

Его люди сражались стойко, но напор на них был так велик, что то один, то другой воин стали оглядываться назад.

Ричард и сам поглядывал на своих. Прошло десять минут, как он послал гонца, но кавалерия все не появлялась, хотя со стороны лагеря поднялось облако пыли.

Затем он увидел скачущего обратно Тахмаспа.

— Все потеряно, Блант-бахадур. Все потеряно. Принц Камран увел свою кавалерию с поля.

Ричард со страхом посмотрел на него, затем бросил взгляд на своих людей.

Он был среди пехотинцев дивизии Хему, когда прискакал Тахмасп. Индус слышал, что сказал мальчик.

Он тотчас отвернулся от Ричарда и приказал горнисту трубить отход, но вместо того чтобы следовать в тыл, как можно было ожидать, он двинулся во фланг, размахивая мечом и призывая своих людей следовать за ним.

Ричард сразу разгадал его намерение.

— Предатель, решил дезертировать! — воскликнул он, щелкнул кнутом, посылая свою лошадь вперед, но тут один из индусов Хему ткнул копьем англичанину в бок, сбросив его, почти бесчувственного, с седла.

— Я верну его, Блант-эмир! — прокричал Тахмасп и рванул коня вперед, пока Ричард поднимался на ноги, тряся головой, чтобы прийти в себя. Он все еще держал в руках свой меч, и человек, который чуть не убил его, секунду смотрел на него со смешанным чувством ненависти и страха, а затем побежал следом за своими собратьями.

Ричард хотел догнать его и попытаться остановить, но сообразил, что не сможет сделать этого. А битва между тем продолжалась. Он взглянул на своего коня, затем увидел Прабханкара. Тот оставил на произвол судьбы дивизию и ковылял к своему хозяину. Копьеносцы, оставшись без командира, тоже начали отходить, хотя большинство воинов продолжали падать убитыми лицом к врагу.

— С нами покончено! — Прабханкар был весь в крови и поту.

— Мы должны остановить их.

Отчаявшийся Ричард возвышался над отступающими воинами, колотя их ножнами своего меча. Один из них ткнул его своим копьем, и, увернувшись от удара, англичанин зарубил нападавшего.

Все действительно было кончено. Вторая индусская дивизия отходила вправо, всячески показывая, что не намерена сражаться. Солдаты бросали копья и скидывали свои красные куртки в надежде на пощаду. Ричард оглянулся на лагерь, на личный штандарт Хумаюна, но его уже отнесли в тыл. Хумаюн тоже бежал.

Какое-то время Ричард стоял в растерянности. Несомненно, это был конец короткого существования могольской империи в Индии. Дикий гнев и отчаяние захлестнули его, но он не мог сейчас покинуть Моголов — в Агре его ждала жена с детьми, и ему не оставалось ничего иного, как идти к ним. У него не было больше людей, которых он мог повести в бой, потому пришлось вести себя так же, как трусливые принцы.

— Спасайтесь! — закричал он тем нескольким офицерам своего штаба, которые еще оставались рядом с ним. Затем повернул своего коня. Но заминка оказалась слишком долгой, восставшие копьеносцы уже окружили его.

Он разрубил одну пику, оттолкнул воина и второй раз за это утро получил удар копьем в бок, выбивший его из седла. Поверженный на землю Ричард оказался среди размахивающей оружием, орущей толпы. Лежа на боку, он видел дюжину копий, готовых вот-вот вонзиться в него.

Но какой-то офицер сделал людям знак удалиться.

— Блант-эмир! — сказал тук-баши. — Великий хан желает увидеть твою смерть.

Ричарда поставили на ноги и потащили среди убитых и умирающих людей. Один или двое окликнули его, но крики их вскоре прекратились под мечами палачей.

Над полем битвы висел смрад крови и тлена и уже собирались стервятники.

Фарид сидел на лошади в окружении офицеров своего штаба. Перед ним стояли на коленях несколько могольских командиров, среди которых Ричард увидел и Прабханкара.

Рядом с Фаридом стоял, Хему, который поступил с Ричардом так же, как в свое время Ричард обошелся с Лоди. Индус не нашел в себе смелости встретиться взглядом с Ричардом, но то, что измена в самый критический момент сражения планировалась им давно и, возможно, о ней даже было известно Фариду, не вызывало сомнения.

Фарид, увидев Ричарда у своих ног, улыбнулся.

— Блант-эмир! — сказал он. — Я слышал, ты убит в сражении.

Ричард с трудом опустился на колени. Горло у него пересохло, в животе похолодело от страха. Он знал, что лишь несколько минут отделяют его от позорной и ужасной смерти.

— Ты, по крайней мере, сражался до конца, — заметил Фарид. — Мне сказали, что Хумаюн и его подлый брат бежали с поля боя.

— Они бежали, когда увидели, что ты склонил к измене одного из моих туман-баши, — сказал Ричард, сверкнув глазами на Хему.

— Но разве не этой тактике неоднократно следовал сам Бабур?

Ричарду нечего было возразить, потому что Фарид сказал правду.

— Что касается принцев, то их едва ли можно считать достойными сыновьями Бабура. Но я разыщу их. Подать коня для Блант-эмира! — приказал он адъютанту. — Этот человек поедет со мной.

Хему посмотрел в лицо своему новому хозяину с тревогой, словно протестуя взглядом, но на него не обратили внимания.

Ричард не поверил своим ушам:

— Меня не казнят?

— Это было бы расточительностью. Разве мы не сражались плечом к плечу и не заслужили высокого положения? Ты отличный солдат, Блант-эмир. Я думаю, лучший среди всех, кого я видел. И ты не могол. Ты будешь сражаться за меня, когда моголов не станет?

Ричард пытался облизать губы и не смог.

— Я буду служить тебе, если ты хочешь.

— Я очень хочу этого, — улыбнулся Фарид. — А когда меня разобьют, ты можешь снова переметнуться на другую сторону, если это тебе удастся. Остальных посадить на кол, — распорядился он, — но на высокие шесты, как делают турки. Я хочу, чтобы они оставались памятниками моей победы и их поражения.

— Мой господин! — Ричард дотянулся до его ноги. — Разве они не будут служить тебе так же, как и я?

— Нет, — ответил Фарид, — они моголы. Преданность этих людей будет разрываться между их народом и мною. Ты — чужестранец, у тебя нет корней в этой земле, а поэтому верен тому, кто тебя нанимает. Будь Бабур жив, я бы не пытался склонить тебя к предательству. — Он снова улыбнулся. — Впрочем, будь Бабур жив, я бы не одержал этой победы. Даже и не пытался бы восстать. Но Хумаюн... Какие у тебя могут быть колебания относительно возвращения к этой дворняге?

Каждое сказанное им слово о моголах было, конечно, истинной правдой.

— Но у меня есть друг, мой господин, — сказал Ричард. — Вот с тем человеком... — он указал на Прабханкара, — мы неразлучны долгих пятнадцать лет. Куда бы я ни шел, он всегда был со мной. Где бы я ни служил, он служил там же. Он будет так же верен тебе, как и я. И он тоже не могол.

Фарид посмотрел на индуса, и Прабханкар попытался улыбнуться.

— На кол негодяя, — прошипел Хему.

— Думаю, что нет, — сказал Фарид. — Он может продолжать служить тебе, Блант-эмир. Подать ему тоже коня, — скомандовал он.

— Здесь также мой сводный брат.

— Этот щенок мертв, — сказал Хему.

— Ты убил его?

— Я видел, как мальчишка упал. Он был сыном Лоди-шаха и достоин смерти.

— Я сожалею о твоем сводном брате, Блант-бахадур, — сказал Фарид. — В конце концов, он умер с почетом. А теперь давай поспешим, мы еще можем перехватить Хумаюна и его брата.

— Ты спас мне жизнь, Блант-сахиб, — сказал Прабханкар. — Я уже чувствовал кол в своих кишках.

— Думаю, это чувство нас роднит, — согласился Ричард.

Он обдумывал, как сообщить Гиле и ее матери о гибели Тахмаспа.

— Возможно. И каковы теперь твои намерения, сахиб? Они ехали рядом немного в стороне от окружения Фарида.

— Мои намерения?

— Ты что, и в самом деле намерен служить этому вождю грабителей?

— Прабханкар! — сурово осадил его Ричард. — Бабур был тоже вождем грабителей, когда мы впервые встретили его.

— Хумаюн, если теперь уцелеет, снова соберется с силами, — заметил Прабханкар.

— Мы будем верно служить Фариду, — предупредил его Ричард.

Прабханкар ухмыльнулся.

— До тех пор, пока не подвернется кто-нибудь получше.

Фарид-хан не поймал Хумаюна и Камрана. Могол и его брат растворились в горах. Одни говорили, будто он ушел в Персию, другие — что вернулся в старую твердыню своего отца Кабул.

Ходили также слухи, что его убили патаны.

Какой бы ни была правда, он исчез из Делийского королевства.

 

Глава 7

ПУТЕШЕСТВЕННИК

Фарид-хан, или Шер-шах из Сура, как он теперь любил себя называть, сидя на коне, смотрел на полуотстроенный новый город Дин Панах, шедевр Хумаюна.

— Стереть его с лица земли, — скомандовал он, — и начать строить новый. Это будет Шер-шахи, последний делийский город.

Он, без сомнения, наслаждался вновь обретенной силой, но не позволял, чтобы высокомерие вредило его авторитету или мешало практической деятельности.

Едва укрепившись в королевстве, он потребовал полный отчет обо всех налогах и приказал своим хакимам проверить указанные в отчетах данные об урожае и, главным образом, о добыче золота и драгоценных камней в копях близ города. Столь скрупулезный анализ дал ему точные сведения на будущее: сколько будет заплачено, кем и когда.

Одновременно он занимался проблемами нищенства и проституции, увеличивал и обучал свою армию и заключал торговые мирные соглашения с раджпутами, Гуджаратом и землями на юге.

— Я ничего не хочу от них, — говорил он вполне искренне. — Делийское королевство для меня главное.

Его акты мести продемонстрировали народу его силу, но отнюдь не злобность характера. Те эмиры, которые выступали на стороне Хумаюна и не сообразили уйти с ним, были посажены на кол, их жены, наложницы и дочери отданы солдатам.

Хумаюн бежал с такой поспешностью, что не успел забрать из Агры своих жен и книги, и это, безусловно, стало огромной утратой для убегающего Могола, но все же он прихватил «Гору Света». Ричарду пришла мысль: уж не был ли огромный алмаз несчастливым талисманом, трагически влияющим на судьбу его обладателя и наследственность. Будь Хумаюн младшим братом, имеющим возможность полностью посвятить себя науке и учению, он был бы намного счастливее.

Но могли ли Камран и Аскари показать себя лучшими наследниками Бабура? Ричард весьма сомневался на этот счет.

Шер-шах не имел особых намерений относительно жен Хумаюна. И то, что он взял любимую индийскую жену Хумаюна в свою постель, было скорее символическим актом завоевателя. Фарид был несколько староват для насилия. Остальных он отослал в Кабул.

Зато редчайшую библиотеку Хумаюна, собранную им по крупицам, он без колебаний решил разорить.

— Многое из этого языческое и более того непристойно, — заявил он, открывая один из индусских текстов и глядя на миниатюры. Читать он не умел.

— Разве может быть печатное слово непристойным до тех пор, пока оно передает хотя бы мельчайшую крупицу знания будущим потомкам? — спросил Ричард. — А это к тому же знаменитая библиотека. Ее сохранение придаст блеск вашему имени.

Шер-шах рассмеялся над ним, будто тот сказал нечто легкомысленное:

— Ты, пожалуй, прав, Блант-бахадур. Библиотека будет сохранена. Но я не позволю своим сыновьям и уж тем более дочерям рассматривать собранные в ней книги.

Ричард был счастлив возвратиться в Агру и в свой дом.

Все уже, конечно, знали о бегстве Хумаюна и разгроме его армии. Но города достигли и другие, не столь значимые, но не менее трагические известия, и Гила смотрела на него огромными глазами.

— Мой господин?.. — спросила она с удивлением.

— Это я, — заверил он ее и в доказательство сказанного поцеловал.

Саид и Исканда, казалось, были поражены не меньше матери. Только маленький Махмуд воспринял его появление как подарок.

— Я думала, что вы убиты или бежали с моголами, — призналась Гила.

— Вместо этого я перешел на другую сторону.

— Ты сражался за Фарид-хана? Я думала, ты верен могольской династии.

— У меня был небогатый выбор: либо служить Шер-шаху, либо умереть, — сказал ей Ричард. — Ты осуждаешь меня? Тебя, видимо, объединяет с моголами только то, что они мусульмане, но ведь Шер-шах и его люди также мусульмане.

— Сунниты, — высокомерно произнесла Гила.

Они никогда не обсуждали вопросы религии, поскольку их верования слишком разительно отличались по своей сути. Но Ричард понимал: мать Гилы, персидская принцесса, воспитала дочь в шиитском духе толкования ислама, происходящего из Персии, который и был основной причиной бесконечных войн между Персией и Османской империей.

— И что теперь? — спросил он.

Она вздохнула и пожала плечами.

— Вы можете служить кому хотите, мой господин, я счастлива видеть вас живым.

Но в ее отношении к нему некоторое время все же чувствовалась холодность.

Наконец печальная весть о гибели Тахмаспа достигла покоев его матери. Громкие рыдания Маджхабы разнеслись по всему дому. Оплакивая сына, она обвиняла Ричарда в его смерти, кляла его за то, что взял мальчика с собой на войну. Блант и сам чувствовал себя виноватым.

Впервые он подумал о том, чтобы взять вторую жену.

Саид, казалось, все понимал. Он уже достаточно повзрослел, чтобы стать отцу другом. Мальчик хорошо играл в поло. Ричард стал учить его игре в шахматы и соколиной охоте, рассказывать об Англии. Что касается остального, то решил подождать, пока Гила не оправится после гибели брата.

К удивлению Ричарда, как только он полностью вернул себе доверие шаха, даже Хему, казалось, стал искать его дружбы. Англичанин недоумевал, почему бы это.

— Ты должен знать, Блант-бахадур, — сказал как-то индус. — Мое решение перейти от Хумаюна к нашему господину было принято после тягостных раздумий. Но согласись, что Могол совсем не подходил для правления этой землей.

— Без сомнения, — подтвердил Ричард, не желая откровенничать с предателем.

— И все обернулось к лучшему, — заметил Хему. — Я уже туман-баши индусской дивизии... вместо тебя.

— Да, — холодно сказал Ричард.

— И все для чего? Да чтобы освободить тебя для более великих дел, — продолжал Хему. — Поэтому мне кажется, у нас есть причина для празднования. Разве нам не выпал счастливый случай?

Ричард внимательно посмотрел на него, ожидая продолжения.

— Итак, — вновь заговорил Хему, — мне пришло в голову, что нашему хозяину будет приятно, если мы соединимся кровными узами.

— У меня есть жена, — сказал Ричард, — так же как и у тебя.

— Это еще не значит, что у нас не может быть другой. Я понимаю, это не в твоих обычаях, однако приемлемо для меня. У тебя очень красивая дочь.

— Ей всего двенадцать лет.

— Как раз подходящий возраст для замужества. Это бы очень понравилось нашему хозяину.

Ричард посмотрел ему в глаза.

— Хему, — сказал он, — даже если бы ты остался последним мужчиной на земле, я не отдал бы свою дочь за тебя замуж, поскольку она девственна на все сто процентов.

На мгновение гнев вспыхнул во взоре Хему, но он тут же совладал с собой и склонил голову в знак покорности.

— Я должен быть терпеливым, — сказал он.

Гила была напугана, когда Ричард рассказал ей о предложении Хему.

— Крысенок! — возмущенно сказала она.

Ричард погладил ее волосы.

— Этого никогда не случится, моя радость. Но... нам нужно подумать о муже для Исканды.

Шер-шах, если не принимать в расчет его нелюбви к литературе, как показалось Ричарду, во многом походил на Бабура. Он и внешне напоминал Могола, проживи тот до шестидесяти лет, так же горячо, радел о создании и защите собственной огромной империи, как и его великий предшественник.

Об этом они частенько разговаривали с Ричардом до поздней ночи.

— Ты путешествовал по этим землям, — сказал Шер-шах однажды, когда через два года непрестанных трудов, казалось, поставил под контроль королевство. — Ты знаешь этих людей. Ответь мне, откуда ждать опасности?

— Прежде всего — от Раджпутской конфедерации.

— Но ведь они согласились на мирный договор.

— Их вождь согласен на союз. Но народ, для которого война является неотъемлемой частью жизненного уклада, думает иначе. Стоит умереть этому человеку, как его молодой преемник мгновенно выпустит когти, и вы увидите их у себя на горле.

Шер-шах задумался.

— А ты не принимаешь в расчет попытку Хумаюна вернуть трон?

— Сомневаюсь, что он хочет этого. К тому же ему нужны союзники, однако он не найдет их среди раджпутов.

— Но есть другие. Почему ты думаешь, что он сейчас в Синде? Я слышал, он послал гонцов в Персию и даже в Константинополь. Они ему помогут.

— Пожалуй, он может найти поддержку у османцев, мой господин. Его отец Бабур имел дело с турками.

— И они самые могущественные люди на земле, — констатировал Шер-шах печально.

Ричард не принял этого довода всерьез.

— Переговоры Хумаюна о поддержке с Османской империей займут много времени, — уверенно сказал англичанин. — Кроме того, он также ищет союзников в Персии, а османцы и персы ненавидят друг друга.

— Да, из-за разницы в религии, — согласился Шер-шах. — Все же иногда я смотрю на север, на горы, и думаю о великих военачальниках, которые пришли оттуда: Чингисхан, Тимур... сам Бабур наконец. Кто знает, когда появится еще один, подобный им? Если народы, проживающие к югу от меня, не верны... мне нужно заручиться надежной поддержкой, Блант-бахадур. Но где я найду сильных союзников?

В первую секунду Ричард едва поверил своим ушам — ему представился шанс, в котором отказывали Бабур и его сын. Возможно...

— Я знаю народ, который был бы рад заключить союз с такой большой силой, как ваша, — сказал он, — хотя бы потому, что сам враждует с Османской империей.

— Расскажи мне об этом народе, — сказал Шер-шах.

И Ричард рассказал.

— Такие люди, как ты... — размышлял Шер-шах. — Военное искусство, пушки, ружья, корабли... Это чудеса, о которых мои люди знают мало или ничего. Ты можешь снабдить их этим, Блант-бахадур?

— Охотно, — пообещал Ричард. — Если мне разрешат вернуться домой.

— Сколько времени займет это путешествие?

— Года два, возможно три. Сердце Ричарда забилось чаще.

— А как ты поедешь? Твой корабль до сих пор ждет тебя в этом Гоа?

— Семнадцать лет спустя? Нет, это невероятно. Но, возможно, там найдется другой корабль, — вслух размышлял Ричард.

На протяжении семнадцати лет, миновавших с той поры, как он покинул Гоа, ему ничего не было известно о делах в Европе. Он не мог даже предполагать, какие войны там разразились, какие союзы были заключены и какие сложились противоборствующие силы. Неизвестно даже, как отнесется дон Хаим Алварадо или его преемники на посту губернатора к странствующему англичанину.

— Наверное, лучше отправиться путешествовать по земле.

— Это возможно? Тебе придется пройти по землям моих врагов!

— Пока только Хумаюн ваш враг, а мы знаем, что он в Синде, — ответил Ричард. — Если я буду путешествовать как ваш посол, заявляя миру о том, что вы покорили Дели и желаете дружить со всеми людьми, думаю, меня станут принимать хорошо. Я бы непременно использовал возможность превознести ваше величие и вашу силу. Таким образом, я смогу противодействовать устремлениям Хумаюна, когда достигну Европы. У меня сохранились верительные грамоты моего кузена от короля Генриха Английского. С ними я благополучно доберусь домой. — Он искренне надеялся на это, не об этом ли мечтал долгих семнадцать лет?

— Какой дорогой ты пойдешь?

— Пойду на север, через Гиндукуш, а затем по азиатскому караванному пути.

— Чтобы выйти на него, ты должен пересечь Афганистан. Дорога на Самарканд идет через Кабул. А это земли Хумаюна.

— Я знаю эту дорогу, мой господин. Я пойду как простой купец под именем Балчи, и никто не тронет меня. Кроме того, самого Хумаюна там сейчас нет.

Шер-шах почесал бороду.

— Дай мне подумать о твоем предложении, — сказал он.

Ричард был уверен, что в конце концов получит долгожданное разрешение, и стал понемногу готовиться к путешествию.

В первую очередь следовало подумать о семье. Он считал, что путешествие решило бы все его проблемы. Он искренне любил Гилу и детей. Разлучить их с Маджхабой на два-три года — и ее влиянию на них пришел бы конец, а значит, прекратились бы их с Гилой размолвки.

— Ты полюбишь Англию, — заверил он ее.

Гила была настроена более скептически, но в то же время желала этого.

— Мы возьмем с собой маму?

— О... нет!

Она надула губки и спросила:

— Разве мы не заедем по пути в Персию?

— Боюсь, что нет, — вынужден был солгать Ричард. — Наш путь лежит через Константинополь.

— Через Османскую империю?.. — Она слегка вздрогнула. — Но там ужасные люди!

— Мы только пройдем через ее территорию, — пообещал он.

Выдавая себя за купца, Ричард и на самом деле собирался торговать по дороге. На него произвело впечатление действие некоторых индийских растений на человека. Он помнил, что Томасу для облегчения страданий давали гашиш, довольно известный по всей Азии. Его добывали из соцветий конопли, росшей на холмах к северо-западу от Дели. Знал Ричард также и о другом растении с ярко-красным цветком, из семян которого получали белый порошок, который, как ему говорили, не только снимает боль, но и вызывает различные приятные ощущения.

Ричард как-то и сам немного попробовал и убедился, что все сказанное — правда. На протяжении нескольких часов он чувствовал себя очень легко, словно у него значительно прибавилось сил. Его зрение обострилось, появились уверенность в себе и страстное желание близости с Гилой...

Он надеялся, что степные кочевники тоже захотят насладиться этим зельем, превосходящим по силе воздействия бханг, и приказал своим людям запасти изрядное его количество.

— Ты остаешься заместителем командира дивизии, — сказал он Прабханкару. — Ты не горд?

— У Хему! Да я бы предпочел сопровождать тебя, Блант-бахадур, — сказал Прабханкар. — Разве мы не начали свои странствия вместе. Хотелось бы и закончить их вместе.

— Ты говоришь так, будто я не вернусь, старина. Через три года я снова окажусь здесь, и мы отправимся странствовать вместе.

— Но кто пойдет с тобой?

— Я возьму Рамдаса. Он хороший и верный человек.

Решение Ричарда огорчило Прабханкара. Рамдас пришел с северо-востока, из земель, называемых Непалом, жители которых не признали власть Шер-шаха. Прабханкар не доверял этому человеку, низкорослому, признающему единственное оружие — большой нож странной формы, который называл кукри.

Была осень 1542 года. Поздно в этом году отправляться в дорогу: горные проходы на севере скоро закроются снежными заносами. Ричард готовился выступить следующей весной. Он никогда еще не чувствовал себя таким энергичным и уверенным. Ему исполнилось сорок два года, самый расцвет сил и здоровья. Он уже так много лет участвовал в походах, успешно преодолевал превратности судьбы, что не представлял другого исхода своего предприятия, кроме полного успеха.

В собственном воображении он уже показывал Гиле и детям неведомый им мир.

Все видели, как он счастлив. Это слишком бросалось в глаза. За три дня до отправления, когда караван уже собрали и погонщики ждали приказа к выступлению, Шер-шах позвал Ричарда к себе.

— Мое сердце печалится, видя, что ты уходишь, Блант-бахадур, — сказал он.

— Мое сердце тоже печалится от разлуки с вами. Но я надеюсь принести вам процветание по возвращении.

— А когда это будет?

— Едва только представится возможность, но рассчитываю, не позднее чем через три года.

— Три года! — удивился Шер-шах. — Это слишком большой срок для старого человека. Я бы хотел, чтобы ты вернулся до моей смерти.

— Вы не умрете за эти три года, мой государь.

— Три года... Блант-бахадур, я подумал и решил, что будет лучше оставить твою жену и детей здесь.

— Мой государь?.. — Слова Шер-шаха застали Бланта врасплох.

— Такое путешествие, какое ты замыслил, для них окажется слишком тяжелым, — заявил властитель с непроницаемым лицом. — Ты будешь отсутствовать всего три года, а это не дольше военной кампании.

Ричард раскрыл было рот, чтобы возразить, но благоразумно решил промолчать. Шах ведь мог и вовсе отменить посольство.

Ясно! Старый негодяй опасается, что Ричард не вернется совсем. Или вдруг перебежит на сторону Хумаюна... А так, по крайней мере, у него не возникнет соблазна сделать ни то, ни другое.

— Тогда я должен оставить мою семью под вашим высоким покровительством.

— Так оно и есть, Блант-бахадур.

— Мой государь! Мне бы не хотелось, чтобы дочь вышла замуж до моего возвращения. Ни при каких обстоятельствах.

— Как может дочь выйти замуж в отсутствие ее отца? — удивился Шер-шах. — Кроме того, девочка еще молода. Она дождется твоего возвращения. Слово Шер-шаха тому порукой.

Гила была убита этой новостью. Она рыдала и льнула к Ричарду.

— Три года, мой господин. Три года!

— Мы были врозь значительно дольше во время моего похода в Гуджарат, — напомнил он.

— Но тогда я знала, где вы, — причитала женщина.

— Я-то наверняка в состоянии сопровождать тебя, отец, — обратился к нему Саид. — Мне уже пятнадцать. Я могу быть твоим тавачи.

— У тебя значительно более важная задача, — сказал ему Ричард. — Присматривать за матерью и сестрой и обучать Махмуда военному искусству. Поручаю их твоим заботам.

Тремя днями позже его караван покинул Дели и двинулся на север.

Экспедиция была полностью организована на деньги Шер-шаха. Ричард разработал маршрут, учитывая все возможные неожиданности предстоящего путешествия. Его караван состоял из пятидесяти повозок, запряженных мулами. Это само по себе свидетельствовало, что он очень богатый купец. Вместе с погонщиками, охраной и женщинами под его началом оказалось почти три сотни человек. Для себя женщины он не взял.

Облачившись в тюрбан и шелковую одежду мусульман, отрастив бороду, он был уверен, что пройдет через Афганистан неузнанным и присоединится к одному из больших караванов, которые, как он знал, двигались через всю Азию, из Китая в Европу, и обратно. Караваны везде, независимо от стран и религий, встречали дружелюбно.

Но чтобы достичь Кабула, первого этапа долгого пути, каравану необходимо было перевалить через громадные горы, которые, казалось, подпирали вершинами небо, преодолеть извилистые ущелья, контролируемые патанами. Шер-шах предложил Ричарду взять сильный отряд кавалерии для защиты от горных племен, но тот отклонил заманчивое на первый взгляд предложение. Он не хотел привлекать к себе внимания, а появление отрядов делийского войска на своей границе моголы могли бы расценить как нападение.

Караван следовал той же дорогой, какой Ричард вез тело Бабура в Кабул, оставив Кашмир и сикхов по правую руку. Из долины реки, где расположена Агра, они поднялись на плато, по которому много лет назад проходили они с Прабханкаром, затем спустились в долину, ведущую на северо-запад. Это все еще была могольская территория, завоеванная Бабуром, а сейчас признавшая Шер-шаха своим правителем. Последний раз Ричард проходил здесь зимой. А нынче, весной, он увидел эту плодородную землю совсем другой. Зеленели поля, засаженные пшеницей. В поселениях там и сям встречались мастерицы, ткущие ковры, известные далеко за пределами этих мест.

На караван могущественного Блант-эмира, известного сейчас по всей Индии, смотрели с удивлением.

Владения Шер-шаха, унаследованные от Бабура, простирались до самого Пешавара, до подножия гор, где двенадцать лет назад земля была покрыта глубоким снегом. Ричард был удивлен, увидев в этих местах поля сахарного тростника, тропические фрукты, зреющие под лучами палящего солнца.

Сразу после Пешавара открывался Хайберский проход — ворота в Афганистан.

В Хайберском проходе на караван напали в первый раз. Сначала с крутого склона на них сбросили несколько каменных глыб, вслед за ними сверху в полном молчании скатилась группа горцев, среди которых были и женщины.

— Что это за твари? — возмущался Рамдас.

Нападение отбили без особого труда, но несколько дней спустя три человека, отлучившись из лагеря, попали в плен. Ричард с группой воинов выследил бандитов и напал на их жилище. Патаны бежали, а в доме были найдены изуродованные тела плененных людей из каравана. Они лежали на полу хижины совершенно голыми с отрезанными половыми органами, носами и ушами, также у них оказались выколотыми глаза.

Когда над несчастными издевались, они были еще живы.

Во время нападения схватили трех патанов: двоих мужчин и женщину. Рассвирепевшие индийцы сожгли их заживо.

Потрясенный жуткой судьбой своих людей, Ричард не стал вмешиваться в учиненную над извергами расправу. Единственная дорога из Хайдабара через Афганистан и Балх, на границе Трансоксании, где Ричард надеялся встретить идущий на запад караван, проходила через Кабул. Его караван достиг высокогорной долины, где располагался город, в самом начале лета. Здесь англичанин узнал новость, ошеломившую его: в городе находился Хумаюн. Могол, по-видимому, оставил попытки заручиться поддержкой в Синде или в Персии и вернулся в свою древнюю столицу, которая все еще принадлежала ему.

— Он уничтожит нас, — предостерегал Дермат Али, проводник.

— Только если обнаружит наше присутствие, — ответил Ричард.

— Как он может не заметить нас, Блант-эмир?

— Для начала не называй меня так. Я Балчи, купец из Биджапура. Биджапур никогда не воевал с моголами, и все же мы должны пройти через город как можно быстрее.

План Ричарда сработал. Каравану разрешили войти в город, не заметив, казалось, какого-либо сходства между высоким купцом и Блант-бахадуром. Ричард на всякий случай придерживал полу плаща, наполовину скрывая лицо, чтобы никто не узнал его.

Два дня они провели в караван-сарае, дав отдых животным и пополняя запасы продовольствия.

— Мы готовы отправиться завтра, — сказал в конце второго дня Дермат Али. — Откровенно говоря, я вздохну свободно, лишь когда мы уйдем от Кабула на сотню миль.

— Теперь уже скоро, — сказал Ричард. Но тут с улицы послышалось бряцание оружия.

Он, Рамдас и Дермат вскочили на ноги, тревожно глядя на ворота караван-сарая, через которые входил минг-баши в сопровождении сотни воинов.

— Где караван с юга, — спросил он, — принадлежащий человеку по имени Балчи?

— Нас предали, — прошептал Дермат Али, его рука невольно потянулась к рукояти меча.

— Оставьте это, — предупредил его Ричард. — Мы не сможем пробиться отсюда.

— Тогда мы уже мертвы, — ответил Дермат.

— Посмотрим. — Ричард выступил вперед. — Мы люди с юга.

Минг-баши пристально посмотрел на него.

— Твое имя не Балчи. Ты Блант-эмир. Я сражался вместе с тобой.

Ричард также вспомнил его. Это был патан по имени Байрам, который сражался под началом и Бабура и Хумаюна.

— Верно, — согласился он. — Я был Блант-эмиром, но теперь стал купцом и везу товары на продажу в Балх. Можешь осмотреть мой караван.

— У меня приказ доставить тебя к Моголу. Надеюсь, ты не будешь сопротивляться мне. Отдай меч.

Ричард колебался. Можно не сомневаться, что Хумаюн знает о его службе Шер-шаху.

Наконец он отстегнул меч.

— А мои люди? Рамдас дрожал от страха.

— Они могут оставаться здесь, пока не придет время отправляться в путь.

Ричард и Дермат переглянулись.

— Если я не вернусь до завтрашнего утра, — тихо сказал Ричард, — лучше для вас отправиться обратно в Агру и рассказать шаху обо всем, что случилось.

— Я сделаю это, челеби. Но... возвращайтесь к нам, прошу вас.

Мозг Ричарда лихорадочно работал, пока его вели через толпу любопытных ко дворцу Хумаюна, который больше походил на крепость, чем на блистающий роскошью дом Могола в Агре. Ричард еще не был пленником, хотя его окружала вооруженная стража, и рук ему не связали. Требование сдать меч, скорее всего, было инициативой осторожного минг-баши. Необходимо придумать наиболее правдоподобное объяснение своего появления в Кабуле до начала допроса.

— У Могола все в порядке? — спросил он.

— Вполне, — бросил Байрам. — Скоро он снова пойдет на Агру и отомстит за себя.

Ричарду не понравились эти слова, но прежде всего нужно было думать о предстоящей встрече.

Его провели мимо вооруженной стражи и ожидающих приглашения на прием к Моголу. Многих он узнал, и они сразу узнали его. Когда вошли в покои, где на ковре сидели Хумаюн и его братья, никто Бланта не поприветствовал.

Визири группой стояли позади.

— Предатель пришел посетить нас, брат, — с кислой улыбкой заметил Камран.

Ричард почтительно поклонился Хумаюну.

— Приветствую тебя, Великий Могол.

— Как ты можешь так говорить, Блант-бахадур, если служишь моему врагу? — Хумаюн говорил довольно мягко, но глаза его зло сверкали.

— Я не по доброй воле выбрал службу у твоего врага, мой господин, — сказал ему Ричард. — Не так как некоторые... — и он посмотрел на Камрана, — в Канаудже я и мои индусы сражались до конца. Мою жизнь пощадили только потому, что Фарид-хан (было бы неразумно называть его новый титул) помнил, как мы вместе сражались против Махмуда Лоди под командованием вашего отца, и ценил мою службу.

— И ты принял его сторону без колебаний.

— Жена и дети были заложниками за мою покорность.

— А как же с моими женами и детьми? — заметил Хумаюн. Он уже не выглядел таким злым, как вначале. — Значит, три года ты служил узурпатору, не думая обо мне, твоем законном господине.

Ричард перевел дыхание.

— Почему же, вы думаете, я оказался здесь, мой господин.

Оба принца посмотрели на него, затем Камран засмеялся:

— Ты все же решил покинуть свою семью, Блант-бахадур.

— Увы, мои планы показались подозрительными Фариду. Я добился разрешения предпринять посольство на запад под видом купца, чтобы найти ему союзников. Я собирался взять семью с собой. Готовился к этому три года. Намеревался, конечно, прийти прямо сюда и присоединиться к вам. Но за день до моего отъезда из Агры Фарид приказал оставить жену и детей в качестве заложников.

— Ты действительно думаешь, что мы поверили этому? — спросил Камран.

— Спросите моих караванщиков. Они не знают истинной цели путешествия — только то, что я выполняю поручение Фарида.

И снова братья холодно посмотрели на него.

— Ты здесь, — сказал Хумаюн наконец. — Разве это не предзнаменование, брат?

— Ба! — воскликнул Камран. — Не этот ли человек появился у нашего отца прямо перед битвой при Панипате и принес великому Бабуру победу?

— Да наш отец все равно победил бы Лоди, будь этот англичанин с ним или нет, — настаивал Камран.

— Возможно, победил бы. А возможно, и нет, — сказал Хумаюн. — Садись, Блант-бахадур.

Ричард сел на ковре перед ними, скрестив ноги. Он мог только надеяться склонить Хумаюна на свою сторону. Принесли сладости.

— Прошло три года, как меня изгнали из Агры, — сказал Хумаюн. — Три года я ищу союзников, чтобы восстановить свои права на наследство, и, никого не найдя, остался в Персии. Шах принуждал меня переменить религию в обмен на его помощь. Три долгих горьких года...

— Это я знаю, — заметил Ричард, — мое сердце истекало кровью за вас.

— И все же... может ли человек знать, какая судьба ему уготована? Скажу тебе откровенно, Блант-бахадур. Полгода назад я почти совсем отчаялся. Мои земли сократились до родового владения. Со всех сторон враги, ни одного союзника! Турки не прекращают воевать в Европе, персы ни с кем не будут драться, кроме турок. Куда только я не обращался! А ведь я старею. У меня нет наследника от моих жен. Ты знаешь, что больше всего мучило меня?

— Знаю. — Ричард не мог удержаться, чтобы не взглянуть на Камрана. Его лицо ничего не выражало.

— И вот в ноябре этого года чудо случилось, — продолжил Хумаюн. — Мне уже тридцать четыре года. Я взял первую жену, когда мне было шестнадцать. Восемнадцать лет, Блант-бахадур, я не мог стать отцом законного сына. Но в ноябре у меня родился наследник.

— Мои самые сердечные поздравления.

— Персидский шах жалует меня только потому, что я женат на его дочери. У меня, могола, всего одна жена, — сказал Хумаюн. — И она дала мне сына. Разве это не чудо?

— Конечно. — Ричард согласился, удивляясь, что через свою жену он теперь состоит с Хумаюном в родстве. Конечно, его сыновья Саид и Махмуд и этот новый принц, должно быть, двоюродные братья, хотя и дальние.

— Я назвал его Абу иль-Фатх Джалаль-ад-Дин Мухаммед Акбар, — с гордостью сказал Хумаюн.

Ричард сглотнул. Имя означало: «Здесь величайший из всех наследников Пророка».

— Он будет величайшим правителем мира из когда-либо известных, — заявил Хумаюн.

— Я не сомневаюсь в этом, — согласился Ричард, бросив еще раз быстрый взгляд на Камрана. Лицо того по-прежнему оставалось непроницаемо.

— Я должен отвоевать Агру и восстановить Дели, чтобы он унаследовал королевство, достойное его имени, — сказал Хумаюн. — Я больше ни о чем не думал на протяжении шести месяцев, но так и не нашел ответа на свои вопросы до сегодняшнего дня.

— Ты ведь не доверишься этой собаке? — Аскари не верил Ричарду.

— Я же сказал: это появление — очень странное предзнаменование. Разве он не лучший из наших солдат? Блант-бахадур, мы вместе пойдем на Дели, так же, как ты ходил с моим отцом семнадцать лет назад.

Ричарду нужно было думать быстрее, чем обычно. В отличие от Хумаюна он не верил в предзнаменования, но знал, что стоит ему пересечь границу с могольской армией — и немедленная казнь ожидает его жену и детей, которых, возможно, посадят на кол.

Нужно выиграть время. Быть может, еще не все шансы потеряны.

— Эта задача, мой господин, не из легких.

— Нет более стоящей цели! Вместе мы победим, я знаю это.

— Несомненно, — согласился Ричард. — Но могу ли я напомнить вам, что появился перед вашим отцом в Панипате не один. Со мной были шесть тысяч человек.

— Сейчас у тебя есть караван, — криво ухмыльнулся Камран.

Ричард проигнорировал его и продолжал обращаться к Хумаюну:

— Фарид снарядил меня с миссией в Европу, чтобы добиться помощи от моего короля и его армии. То же самое я неоднократно рекомендовал и вам. Если бы вы позволили мне совершить поездку десять лет назад, Фарид никогда бы не победил.

— Разве армия твоего короля состоит из полубогов? — спросил Аскари.

— Она состоит из таких же. людей, как я, — невозмутимо сказал Ричард, глядя ему в глаза. — И вооруженных таким оружием, какого в Индии никогда не видели.

Камран фыркнул, но Хумаюн был внимателен.

— Этих людей я приведу, но для вас, а не для Фарида. Тогда мы, безусловно, с триумфом войдем в Дели.

— Сколько тебе потребуется времени?

— Два года, — сказал Ричард. Какая разница, что он был слишком оптимистичен? Только бы ему позволили продолжать путешествие! У него впереди достаточно времени, чтобы решить, кого именно стоит поддерживать, вернувшись в Индию с тысячью англичан.

— Два года... — вздохнул Хумаюн. — И ты обещаешь вернуться сюда с твоими людьми?

— Если ты поверишь этому, брат, то ты глупец, — заявил Камран.

— Я не могу вернуться сюда, мой господин, — сказал Ричард. — Вести армию через Европу — значило бы затевать войну с каждой страной, через которую придется идти. Я приведу армию морем, с огромным флотом. Мы разгромим Гуджарат и отправимся на север, к вам. В подходящее время я пошлю вам сообщение, что настала пора двигаться на юг для встречи с нами. Вместе мы сможем завоевать всю Индию.

Он почти поверил этому и сам.

— О, Аллах! — пробормотал Хумаюн. — Если бы это было так...

— Это будет так, — уверенно сказал Ричард. — Клянусь бородой Пророка.

Для успокоения совести он мог только напомнить себе при этом, что не мусульманин.

— Воистину, Блант-бахадур, — заметил Рамдас, когда караван двинулся по северной дороге из Кабула, — вы человек, который творит чудеса. Я думал, что нас всех уже убьют к этому времени.

— Об этом мы как раз и говорили, — заметил Ричард. — А сейчас нам нужно спешить.

Однако легче было сказать это, чем сделать. От Кабула до Балха было двести миль. Уже почти наступило лето, идти было легко, и они достигли города через десять дней. Но затем пришлось долго ожидать каравана с Востока.

Для Ричарда был велик соблазн посетить Самарканд, о котором он так много слышал. Борьбе за овладение этим городом Бабур отдал много лет своей жизни. Но хотя Самарканд находился всего в двухстах милях к северу, англичанин не отважился отправиться туда, боясь пропустить караван. Сам Балх, несмотря на местоположение на важном перекрестке караванных путей, так и не оправился от разграбления Чингисханом триста лет назад и лежал в руинах.

После двух недель ожидания караван наконец пришел и еще через несколько дней купли-продажи двинулся дальше. Впереди были триста пятьдесят миль до Герата в Хорасане.

Путь шел по кромке гор, но хорошо вооруженные караванщики были настороже: разбойники могли в любой момент спуститься с холмов на юге. К северу простиралось высокогорное плато.

Петляющий по древнему торговому пути караван представлял собой замечательное зрелище. В нем было около двадцати различных групп. Здесь собрались купцы с необычными изобретениями, свитками, предсказывающими будущее, а также тюками шелка и, конечно, китайскими девочками для продажи. Купцы с юго-востока везли специи, а с юга — золото, алмазы и рубины. Опиум Ричарда сперва казался всем товаром малоценным, но когда он позволил некоторым купцам вдохнуть щепотку странного сладкого порошка, те были поражены так сильно, что он сам попробовал его во второй раз и снова очутился в странном мире фантазий. Некоторые из них были прекрасны, другие — ужасающи...

Он очнулся в палатке рядом с обнаженной желтокожей девочкой, которую сжимал в объятиях. Озабоченный Рамдас сидел неподалеку.

— О, мой Бог! — Ричард приподнялся, глядя на девочку, которая улыбнулась ему, показывая свое желание.

— Вы купили ее, — объяснил Рамдас, — два дня назад и с тех пор не слезаете с нее.

— А караван?

— Он движется, так же как и мы. Вы разве не помните этого?

— Только как во сне. — Ричард снова посмотрел на девочку.

— Тинг Лу, — произнесла она.

— Она не говорит на нашем языке, — пояснил Рамдас, — но прекрасно изъясняется языком любви. — И он многозначительно завращал глазами.

«Без сомнения, — подумал Ричард, — негодяй попробовал ее во время моего опьянения. А может, и меня тоже».

Он прожил в Азии достаточно долго, чтобы знать, что девочку невозможно возвратить. Она была, конечно, прелестной маленькой вещицей с миниатюрными грудями и ягодицами.

— Одевайся, — сказал он, подавая ей одежду.

— Поистине опиум сильная штука, — заметил Рамдас, когда караван двинулся. — С достаточным его количеством человек может завоевать мир. — Он усмехнулся. — При условии, что не забыл взять его себе.

Есть о чем подумать.

Герат — древний город, основанный Александром Великим, и остатки цитадели, построенной им, еще сохранились. Так же, как и другие сооружения в этих местах. Крепость разрушил Чингисхан, но в отличие от множества других Герат был возрожден Тимуром, стремительно завоевавшим азиатский мир. Хромец понял его ценность как торгового центра, и сейчас это был процветающий город.

Ричард хорошо поторговал своим маковым порошком. «А почему нет?» — спрашивал он себя. Эти люди были его друзьями.

Из Герата дорога вела на Нишапур, Рай, Хамадан и Керманшах в Ираке.

Чтобы добраться до Нишапура, необходимо было подниматься в гору, поскольку город располагался на высоте четырех тысяч футов над уровнем моря и был центром большого района, где выращивали хлопок и зерновые. Он прославился тем, что здесь в двенадцатом веке был похоронен персидский поэт-философ Омар Хайям.

Город лежал в двухстах милях от Герата — три недели тяжелого пути, — а затем еще четыреста пятьдесят миль — около шести недель пути — и Рай.

Рай оказался разрушен еще больше, чем уничтоженный монголами Балх, но даже руины свидетельствовали, что когда-то это был самый красивый город Азии. Фасады здешних зданий облицовывали фаянсом или обливным кирпичом. Популярность местного уникального керамического искусства поддерживали всего несколько уцелевших мастеров, чрезвычайно обрадованные возможностью торговать с караваном.

Но Рай находился в глубине территории Персии, а Тегеран располагался всего в нескольких милях от него. Торговля шла в основном с купцами из города. Ричард предупредил своих людей соблюдать осторожность и не терять даром времени, поскольку предстояло пересечь эту обширную землю. Ричард довольствовался немногим, что успевал осмотреть. Они покинули Агру в середине марта и достигли Кабула в середине мая. Наступил конец июня, а до границ Османской империи было еще далеко.

В Хамадан пришли через десять дней после того, как покинули Рай. Этот еще один высокогорный город располагался на высоте шести тысяч футов над уровнем моря. За ним возвышалась на двадцать тысяч футов гора Алванд.

В разгар лета здешние места выглядели очень привлекательно: изобилие экзотических фруктов, незнакомых Ричарду, мягкий, устойчивый климат. Он узнал, что в течение многих сотен лет здесь находилась летняя резиденция правителей Персии. Город был построен на руинах древней Экбатаны, но и сейчас здесь встречались только руины: Хамадан разрушил до основания Тимур за то, что его жители оказали ему сопротивление.

Керманшах, расположенный всего в сотне миль к юго-западу, избежал нападения монголов и выглядел еще более привлекательным, чем его северный сосед. Пока караван находился в городе, погода стояла очень теплая и ясная, и снова они наслаждались фруктами и овощами всех мыслимых названий, произрастающими на этой плодородной земле.

Керманшах по праву считался центром персидского ковроткачества. Купцы стремились купить ковры по самой низкой цене для выгодной продажи их дальше на западе. Продавцы вопили, что у них и их семей отбирают кусок хлеба. И все же в конце концов и те и другие к взаимному удовольствию сходились на окончательной цене.

Ричард не особенно преуспел в искусстве торговли на Востоке и поэтому посылал Рамдаса в качестве своего агента, сам предпочитая оставаться в палатке с Тинг Лу, к которой привязывался все больше и больше.

С ней приятно было проводить время даже при их более чем скромных успехах в изучении языка друг друга.

Тинг Лу пела для него тоненьким высоким голосом, штопала его одежду и взяла на себя обязанности Рамдаса по приготовлению пищи, приправляя еду множеством специй, с успехом заменявших неизменное карри, и всякий раз, когда чувствовала, что надоела ему, многозначительно глядела на их совместное ложе.

На нем она не знала удержу.

Ричард думал, как бы ее приняли в Англии. И больше того, как бы она поладила с Гилой, когда он вернется с ней обратно в Агру.

Рамдас возвратился с роскошными коврами, за которые, как он с гордостью заявил, заплатил менее половины первоначальной цены.

В Керманшахе караван разделился. Некоторые купцы пошли на север, в Тавриз и восточные районы Анатолии. Ричард предпочел остаться с основной группой, которая отправилась за сто пятьдесят миль в Багдад. Это решение он принял не только из желания посетить один из великих городов Востока, но и потому, что оно обещало более легкую дорогу, сокращенную на несколько сот миль.

Спуск в долину Тигра, где атмосферное давление было ниже, чем на уровне моря, в июле оказался потрясающим. Прежние умеренно теплые дни и прохладные ночи сменились такой дневной жарой, что рискованно было выходить за двери между десятью и четырьмя часами, и ночи оставались слишком душными, поэтому все спали, обливаясь потом.

Сам Багдад, много лет бывший обителью Аббасидских халифов, где Гарун аль-Рашид поднял мусульманскую культуру до ее апогея, выглядел еще одним наполовину разрушенным провинциальным городом в 1543 году. Чингисхан никогда не добирался так далеко, но его сын Хулагай побывал здесь. Он яростно штурмовал стены города и, говорят, убил восемьсот тысяч жителей за один день. Трудно представить, что кто-то мог пережить подобное.

Багдад был чумным местом, и Ричарду не терпелось покинуть его, но обстоятельства вынудили их задержаться здесь на несколько недель. В Багдаде большой караван окончательно распался. Некоторые купцы отправились на юго-восток в Басру и к Персидскому заливу, другие — на юг, в Арабскую пустыню, и оттуда в Мекку и Джидду. А третьи — на запад, в Сирию, откуда намеревались пойти на юг, в Палестину, Египет и Северную Африку.

Ричард со своим караваном решил направиться на северо-запад, в Анатолию.

Однако пришлось ждать две недели, пока маленькие караваны проведут переговоры, соберутся вместе, организуют охрану. Тут заболела Тинг Лу. В Индии люди стойко переносят жару, но для Тинг Лу, родом из Северного Китая, она оказалась губительной. Девушка напоминала Ричарду Хумаюна в самое тяжелое время его болезни, и он знал, что у нее нет никакой надежды на выздоровление.

После похорон Тинг Лу он нанюхался опиума и два дня провел в постели, а затем в мрачнейшем настроении отправился в Турцию.

Мосул лежал почти в двухстах милях к северу от Багдада вверх по Тигру. Вдоль узкой полосы каналов, питаемых великой рекой, вытянулся город, а вокруг не было ничего, кроме пустыни.

Здесь Ричарда ждало новое испытание, по сравнению с которым даже пытка индийскими джунглями в разгар сезона дождей казалась приятной. Палящее солнце в безжалостном голубом небе, речная вода, такая близкая, но слишком теплая для питья.

Наконец он ступил на территорию Османской империи, поскольку турки распространили свою власть далеко на юг уже около десяти лет назад. В Мосуле Ричард впервые увидел знаменитых янычар, пеших солдат, завоевавших пол-Европы. Все они были рождены христианами, как ему говорили, взяты из семей маленькими мальчиками и обращены в ислам. Они стали воинами-монахами, верными только султану. Выглядевшие свирепо, усатые и бородатые, они мало обращали внимания на купцов, важно расхаживали по улицам города в безвкусной голубой с красным униформе. Их шлемы венчали плюмажи из конских хвостов.

У Ричарда мелькнула внезапная мысль, что если вдруг его планы осуществятся, то в одно прекрасное время он со своей английской терцио может столкнуться с этими бравыми ребятами.

Он ничуть не сомневался в исходе.

Их путь теперь лежал на запад, в Алеппо, Антиохию, Кониа и Константинополь.

Ричард считал Константинополь началом окончания их путешествия, но, к своему ужасу, узнал, что предстоит пройти еще тысячу сто миль.

— Мы не успеем добраться до большого города прежде, чем снег засыплет перевал, — сказал караванщик Хилдис Аббас.

А впереди была еще вся Европа.

Ричард понял, что путешествие займет не менее трех лет, и то при условии, что он нигде не станет задерживаться, а следовательно, лишит возможности удовлетворить интерес к историческим достопримечательностям стран, через которые предстояло пройти.

Алеппо, следующий город, опустошенный Тимуром, был восстановлен турками и стал одним из крупнейших рынков Западной Азии: суетное место, находящееся на холме высотой около четырехсот футов над плодородной долиной. Город был защищен массивными стенами, возведенными в тринадцатом веке, но не остановившими моголов. Османцы укрепили стены снова, и сейчас, со смотровыми башнями, возвышающимися над огромными гладкими скалами, они выглядели неприступными.

Ричард обнаружил, что находится на земле замков, значительно больших и более многочисленных, чем те, что он знал в Англии и Испании. За эту землю около трех столетий назад дрались крестоносцы и некоторое время удерживали ее. Они построили массивные сооружения также и в Антиохии, еще одном торговом центре, где собирались купцы со всей Азии.

Именно в Антиохии Ричард принял решение распустить остатки своего каравана. Весь опиум он распродал со значительной выгодой. Многие люди каравана в пути умерли, другие разбежались в поисках лучшей жизни для себя, и с ним оставалось всего двадцать мулов и сто человек.

Он велел Дермату с остатками каравана возвратиться в Агру и сообщить Шер-шаху, а также Хумаюну, если тот еще в Кабуле, что хозяин каравана продолжает путь в сопровождении только одного слуги.

Они оставили себе лошадей и четырех вьючных мулов: торговля опиумом принесла Ричарду изрядную прибыль.

Теперь он чаще использовал имя Балчи, купца-мусульманина, посетившего Константинополь, величайший город в мире. Это стало необходимым еще и потому, что караван пришел в Кониа, центр фундаментальной исламской веры, как утверждает созданная здесь секта дервишей вирминг. В Кониа Ричарду и Рамдасу пришлось изображать из себя правоверных мусульман, посещать мечеть и молиться Аллаху, в противном случае они рисковали своими жизнями.

Как предупреждали Ричарда, путь по высокогорному плато Центральной Анатолии оказался самой трудной частью всего путешествия. Лето миновало, и погода демонстрировала свое непостоянство. Ночи становились довольно холодными.

С самого Мосула Ричард держал уши открытыми, запоминая все, что мог, о манерах и обычаях турок. В таком многонациональном месте, каким был Константинополь, атеисты платили приемлемый налог и не пытались докучать мусульманам. Когда он и Рамдас пересекли Босфор, с удивлением глядя на громадные фортификационные сооружения города и разбросанные повсюду блистательные мечети, он объявил себя христианином, а своего слугу индусом.

Он заявлял, что держит путь из Индии домой после крушения корабля. Его рассказ привлек внимание великого везира Ибрагима-паши, очень важного и, на удивление, молодого человека. Ему-то и представили Ричарда.

Ричард показал верительные грамоты Шер-шаха. Ибрагим подробно расспросил его о мощи Делийского королевства и, казалось, почувствовал облегчение, услыхав, что монголы больше не будут никому угрожать.

Ричарду очень повезло, что он оказался в Константинополе во время пятилетнего перемирия между Сулейманом и братом императора Священного Рима, правящим в Австрии. Бессмысленная война между ними обычно велась годами. Османская империя, как он выяснил, воевала с испанцами и генуэзцами на Средиземном море. Однако в Центральной Европе было относительно спокойно.

В Константинополе Ричард нашел европейского портного, сшившего одежду ему и слуге. Он распаковал и прикрепил на перевязь шпагу. От европейской одежды он отвык и чувствовал себя непривычно в коричневой вельветовой куртке, надетой поверх синего шелкового камзола, сквозь разрезы на груди и рукавах которого проглядывала белая блуза. Коричневые штаны, болотного цвета туфли и коричневая вельветовая шляпа дополняли его одеяние. Бороду он подстриг на дюйм. Поверх всего набросил коричневый вельветовый плащ.

Рамдас в белом камзоле и штанах, как приличествовало слуге, был не менее импозантен. Он не мог налюбоваться на себя в каждой отражающей поверхности.

Ричард стремился хоть раз увидеть великого Сулеймана, известного под именем Великолепный, когда тот направлялся в мечеть, носящую его имя. Но султан был окружен приближенными и стражей так плотно, что не было возможности разглядеть даже его лица.

Константинополь вызывал бесконечное восхищение, хотя для удовольствия в нем предлагали только мальчиков. Велик соблазн был остаться там до улучшения погоды, поскольку становилось очень холодно и сыро. Время, однако, было товаром, которого у Ричарда оставалось очень мало. И он поспешил отправиться в путь, едва одежда была готова.

Они не встретили ни одного враждебно настроенного человека на территории, контролируемой Османской империей, до самой границы с Австрией. Турки уничтожили даже разбойников на холмах. Или, возможно, разбойники просто попрятались от холода.

Температура падала с каждым днем. Даже в меховых тулупах, которые Ричард купил в Белграде, путешественники дрожали от холода. Рамдас, который никогда не знал такой погоды, даже в детстве в горах Непала, переносил ее особенно болезненно. К тому же довольно часто дорогу преграждали снежные завалы, и приходилось надолго задерживаться. Но Ричард спешил. С приближением конечной цели его дальнего путешествия нетерпение росло стремительно.

Перейдя границу с Австрией, он пережил значительное потрясение. В Константинополе и Буде он слышал о различных религиозных переворотах на Западе, но турки не придавали им особого значения. Сейчас ему пришлось доказывать, что он истинный католик. Оказывается, спустя некоторое время после их с Томасом отъезда на Восток немецкий священник по имени Лютер развернул дебаты, осуждая продажу индульгенций, дающих отпущение грехов. Затем он распространил свои обвинения на всю структуру церкви.

Его отлучили от церкви. Так же как и другие до него, например Савонарола, он мог бы кончить свою жизнь на плахе. Но он заручился поддержкой влиятельных немецких принцев. В результате жители почти всей Северной Германии провозгласили себя лютеранами и отвернулись от Папы Римского.

На какой бы адский огонь их ни осуждали, Ричард видел в этом движении больше политических причин, чем религиозных. Так же как и турки, он не воспринимал эти события чересчур серьезно. Пока не узнал, что происходит в Англии.

— Англия! — воскликнул хозяин гостиницы, с которым он обсуждал этот вопрос. Это был один из немногих австрийцев, понимавших испанский. — Там хуже всего! Король-отступник провозгласил себя главой всей церкви. Знаешь почему? Не с какой-либо священной целью, можешь быть уверен. Король всего лишь хотел развестись со своей женой и взять другую.

— И поэтому он порвал с Римом? — удивился Ричард.

— А как ты думал? Королева была тетушкой самого императора. Она до этого была помолвлена с его братом. Просьбу Генриха о разводе по этой причине отклонили. Тогда он порвал с церковью и вновь собрался жениться. Отрубил голову своей пятой жене и взял шестую. Он хуже турок. Сулейман, по крайней мере, оставлял своих жен в живых.

— И английский народ признает все это?

— У них нет выбора. Любой, кто отказывается присягнуть Генриху, как главе церкви, тотчас отправляется на плаху.

Ричард почесал затылок.

— Тебе надо подумать еще не раз, мой друг, прежде чем отправляться дальше, — посоветовал ему хозяин гостиницы.

— Конечно, я так и сделаю, — согласился Ричард.

Наконец в Западной Европе наступил мир. Ричард полагал, что Папа захочет поднять крестоносцев против лютеран, но сообразил, что это невозможно, пока турки располагают крупными силами вдоль восточной и южной границ. Поэтому в настоящий момент великие христианские силы поддерживали между собой зыбкое равновесие.

Имя англичанина не вызывало такой ненависти, как обрисовал ему хозяин гостиницы в Вене. У Ричарда создалось впечатление, особенно во Франции, что народ больше развлекали, чем возмущали шалости короля Генриха. Все с интересом ждали результатов провозглашения Британией религиозной независимости. У приверженцев лютеранства вообще не возникали сомнения о правомочности такого шага. Отделение от Рима не было главным для короля. А подданные все гадали, насколько долго продлится его шестой брак.

В то же время Ричарду требовалось определить для себя отношение к новой системе.

Последние двадцать лет он мало обращался к своей религии. Торопливая молитва в минуты особо тяжких испытаний — вот и вся его вера. И за это время он ни разу не был в христианской церкви. Нет, он не для того прошел полмира, чтобы сложить голову в раздоре, инспирированном похотью короля.

— Мы были хорошими мусульманами в Кониа, Рамдас, — сказал он. — Мы будем хорошими английскими христианами в Англии.

— Конечно, сахиб, — согласился Рамдас.

Высадившись в январе в Дувре, они сразу купили лошадей и отправились в Лондон. Первое Рождество за двадцать лет Ричард отпраздновал в Париже.

— Блант, вы сказали? — спросил секретарь, вглядываясь в высокого, хорошо одетого человека перед собой, но с кожей такой же темной, как и у его слуги. — Сэр Томас Блант с командой потерялись в море много лет назад. Вас заклеймят как самозванца, сэр.

— Вы имеете в виду, что «Бонавентура» и мастер Боттомли не возвращались? — спросил Ричард.

— О судне не было слышно ничего со времени его отплытия из Плимута.

Ричард подал ему свои грамоты о полномочиях.

— Посмотрите их внимательно, им двадцать лет. Секретарь развернул потертый пергамент.

— О, пресвятая Богородица! — воскликнул он, а затем судорожно сглотнул. — Вы сэр Томас Блант!

— Сэр Томас умер в Индии, — сказал Ричард. — Я его кузен. Не знаю, что случилось с мастером Боттомли и его людьми, но он достиг Индии, а сэр Томас и я прошли далеко в глубь ее территории. Сейчас я вернулся с важными известиями для его светлости.

— Как удивительно! — воскликнул секретарь. — Постараемся что-либо сделать для вас. Но запомните хорошенько, мистер Блант: король велит обращаться к нему «ваше величество». Я сообщу ему о вашем пребывании в индийской земле в течение нескольких лет.

Ричард кивнул, соглашаясь с ним, хотя ему и показалось странным, даже зловещим, подобное высокомерие. Ни одного из королей Англии не называли иначе, как «ваша светлость».

— Есть еще один вопрос, — продолжал секретарь, — Его величество не очень здоров. Он жестоко страдает от язв на ноге и других частях тела. Порой он бывает вспыльчив. Вам бы неплохо запомнить это.

Нужно было остановиться возможно ближе к Уайтхоллу и ждать несколько дней. Секретарь, мистер Вальсингхэм, посоветовал ему бывать при дворе каждое утро. Там Ричард присоединялся к толпе мужчин и женщин, надеющихся поговорить с королем. И все без исключения бросали любопытные взгляды на странного темнокожего мужчину.

Король Генрих первые два дня не появлялся совсем. На третий день он прошагал через зал в скверном настроении, покрикивая на сопровождавших, суетящихся вокруг него, игнорируя толпу людей или присевших, или преклонивших колено перед ним.

Ричард был поражен. Он видел короля перед своим отъездом на Восток и запомнил огромное, широкоплечее, мускулистое тело молодого сильного человека, шапку пламенеющих волос, красное лицо, маленькие глаза и губы, с которых никогда не сходила улыбка.

А теперь!.. Генрих выглядел хромающей развалиной: плечи ссутулились, мускулы растаяли под огромным животом, тонкие с проседью волосы выбивались из-под шляпы. Лицо походило на пятнистую злую маску, на которой выделялись глаза, сверкающие словно угольки посередине одутловатых красных щек и двойного подбородка.

Ричард невольно сравнил этого человека с Бабуром или Шер-шахом... А ведь королю Англии всего пятьдесят два. Он менее чем на десять лет старше самого Ричарда. Наконец он на десять лет моложе Шер-шаха.

Сердце екнуло, но отступать было поздно. Он здесь. И должен выполнить поручение возможно лучше.

Спустя еще два дня король остановился напротив Ричарда. Тот торопливо преклонил колено.

— Блант? Блант, ты говоришь? — прокричал король. — Где тогда Томас? Он был отличный малый. Где Томас?

— Увы, ваше величество, Томас мертв.

— Мертв?

— Да, он убит разбойниками в Индии.

— Индия?..

— Вы посылали сэра Томаса в Индию искать пресвитера Иоанна, ваше величество.

— Пресвитер Иоанн! Ха! Думаю, ты скажешь мне, что он не существует совсем.

— Если бы я мог говорить с вашим величеством в частной беседе... — осмелился Ричард, и тут же окружающие стали подходить ближе, чтобы послушать этот странный разговор.

— В частной беседе, сэр? Почему ты хочешь говорить со мной частным образом? Ты собираешься сообщить о предательстве?

Ричард с трудом сдерживал себя. После уважительного обращения и приветливости со стороны таких людей, как Бабур... И это был его король!

— Тогда, ваше величество, я должен сказать вам, что пресвитер Иоанн на самом деле легенда.

Король сердито посмотрел на него.

— Но я нашел действительно великого короля, который живет на севере Индии. Торговля с ним принесет нам большую выгоду, а военный союз — поддержку против османцев. А о пресвитере Иоанне... Я встретил человека, который исходил Азию вдоль и поперек и не нашел даже его следов.

— Разве это доказательство, что он не существует? Как зовут твоего мифического монарха?

— Его имя Фарид, ваше величество, но его титул Шер-шах из Сура.

— Что это, какая-то рифмованная игра?

Генрих оглядел присутствующих справа налево, и двор покорно захихикал.

— Это его титул, ваше величество. Он правит землей в четыре раза больше Англии.

Генрих посмотрел на него.

— Ты сказочник, сэр. Она, должно быть, больше Франции и Испании вместе взятых.

Ричард не опускал глаза.

— Я говорю правду, ваше величество. Я прошел эту землю.

— А этот необычный человек христианин?

— Нет, ваше величество. Он мусульманин. Но он ненавидит и боится турок, как и мы все. Он готов заключить с нами союз.

— Турки? А что мне до турок? Они сражаются против императора. Разве каждый истинный англичанин также не сражается против императора? — Он сделал паузу, позволяя другим подобострастно похихикать. — Этот твой король хочет торговать с нами, ты говоришь? А что взамен?

— Он ищет современное оружие, ваше величество. И людей, умеющих использовать его. Тысячу человек, вооруженных аркебузами, дюжину пушек...

— Мой Бог, армию! И несомненно, флот для перевозки ее. И что же он предлагает за это?

— Золото, серебро и драгоценные камни, которых в той стране в изобилии.

Генрих прищурил глаза так, что они почти исчезли. Затем стал размахивать руками.

— Ты негодяй, Блант. Ты мечтаешь о славе английского Кортеса и Писарро. Ты собрался завоевать какое-нибудь индийское княжество ради своей славы и богатства. Да Индия сама наполовину легенда. И ты хочешь, чтобы я заключил союз с каким-то варваром-мусульманином? Уходите, сэр. Уходите отсюда. Мошенник. Уходите.

Он пошел дальше, оставив Ричарда растерянным после такой неожиданной словесной атаки. Когда тот пришел в себя и собрался уходить, то был остановлен тем же секретарем, с которым говорил в первый раз.

— Вы потеряли голову?! — прошептал Вальсингхэм. — Но он не понимает...

— Он понимает достаточно хорошо то, что хочет понять. На вашем месте я бы покинул двор, сэр Блант. Вы обидели его величество. Покиньте двор и испытывайте свою судьбу где-нибудь в другом месте.

Ричард пристально посмотрел на него, затем на придворных, которые стали расходиться из зала. Некоторые перешептывались между собой и смеялись, глядя на него.

«О, — думал он, — столкнулись бы эти выскочки лицом к лицу с раджпутской кавалерией».

— Уходите, сэр Блант, — повторил Вальсингхэм. — Вы довольно молоды, у вас есть еще время показать свою верность. Два, три года... Кто знает, что может случиться.

Он трезво оценивал слабое здоровье короля.

—- Времени, сэр, у меня нет, — ответил Ричард и покинул комнату.

Ричард и Рамдас отправились через снега в Хэмпшир, в деревню, которую он когда-то называл домом. Ему предстояло выполнить неприятную обязанность: сообщить о беде прекрасной Лиззи. Но кроме того, ему требовалось время на размышление. Мысли возвращались к одному и тому же. Как-то он прикинул, что если король не поддержит его, то можно собрать свою наемную армию и отплыть в Гоа за славой. Однако получить всестороннюю необходимую информацию ему сейчас не представлялось возможным. Он не мог нанимать людей, чтобы об этом не стало известно. А в теперешней Англии, управляемой человеком со столь неуравновешенным характером, его, без сомнения, обвинили бы в измене.

Но если он не организует экспедицию, то его миссия полностью провалится.

Но несмотря ни на что, он должен обязательно вернуться в Дели. Все, что он любил, чем дорожил, осталось там.

Наверняка Шер-шах, человек здравомыслящий, не поставит неудачу ему в вину. Даже если он и слышал о лукавстве Ричарда с Хумаюном, то и в этом случае рискнуть необходимо.

Откровенно говоря, у него не осталось никакого желания жить в этой новой Англии, даже если бы Гила и дети были рядом, а не на расстоянии десяти тысяч миль отсюда. Теперь это уже не та земля, которую он знал в детстве.

Ричард направил коня хорошо известной дорогой. Помещичий дом, казалось, совсем не изменился, только еще больше зарос плющом. Но вышедшие поприветствовать его слуги, грумы и лакеи — все были незнакомы ему.

— Что вы хотите, сэр? — спросил лакей.

— Я ищу леди Блант, — сказал ему Ричард.

Лакей уставился ему за спину, на Рамдаса.

— Вы неизвестны здесь, сэр.

— Неужели это так, парень? Допустим, мой слуга неизвестен, но разве это важно?

— Я всего лишь спросил, сэр. Леди Блант... Сэр, я считаю, что вы совсем чужой в этих местах.

— Она не умерла, скажи, умоляю тебя?

— Конечно нет, сэр. Но последние двенадцать лет она миссис Плумер.

— Кто это, Булер? — раздался женский голос за спиной у Ричарда.

Он обернулся и увидел появившуюся из боковой двери высокую, довольно полную, хорошо одетую леди. Она изменилась, но не настолько, чтобы он не смог легко ее узнать.

— Лиззи? — спросил он.

Она пристально посмотрела на него:

— Ричард? О, Бог мой...

Она была готова упасть в обморок. Оба, Ричард и лакей, бросились вперед, чтобы подхватить ее и внести в дом.

— Оставь нас, — сказал Ричард.

— Почему, сэр? Моя госпожа в таком состоянии...

— Я ее родственник, парень, — сказал ему Ричард.

Булер продолжал колебаться, но Элизабет уже пришла в себя.

— Это действительно мой кузен, Булер. Пожалуйста, оставьте нас.

— Присмотри за моим слугой и за моей лошадью, — распорядился Ричард.

Булер поклонился и покинул комнату. Ричард подошел к огню, снял перчатки и сложил руки на груди.

— Я не хотел тебя так шокировать.

Его кузина Элизабет обмахивала себя веером, хотя и при горящем камине в комнате было отнюдь не тепло. Большое окно, выходящее в розовый сад, не утеплили к зиме.

— Томас с тобой?

— Томас умер.

Она вздохнула, явно с облегчением.

— Никто не может упрекать тебя за вторичное замужество, Лиззи, — сказал ей Ричард.

— Ричард... — Она протянула руки, и он взял их в свои, поднял ее с кресла и обнял.

— О, Ричард... Я искренне оплакивала Томаса. Я оплакивала его восемь лет.

— На год больше, чем требовалось по закону.

Она подняла голову с его плеча.

— Ты осуждаешь меня? Что мне было делать? Никаких известий ни о вас, ни о корабле. Предполагалось, что все, кто был на борту, погибли. — Она смотрела на него неодобрительно. — Что случилось?

— Сядь, и я все тебе расскажу.

Она слушала его рассказ со все возрастающим удивлением.

— Так много приключений, — сказала она, когда он закончил. — А Томас... бедный Томас. Подойти так близко...

— Близко к чему, Лиззи? Все это было сумасбродной идеей. Но у Индии! великие перспективы. Однако... король Генрих не сделает ничего. Я вынужден возвращаться с пустыми руками.

— Возвращаться? Зачем тебе возвращаться? Оставайся здесь, Ричард. Мастера Плумера сейчас нет, но я знаю, он найдет тебе занятие. Он богатый человек.

— Лиззи, ты не очень внимательно слушала меня? У меня там жена и дети. И дом.

— Жена и дети! Несколько темнокожих варваров.

— Она принцесса, Лиззи. Ее кровь благороднее, чем у Генриха.

— Замолчи! — Она беспокойно посмотрела на дверь. — Ты говоришь как изменник.

— Это еще одна причина того, почему я поскорее хочу покинуть эту страну. Где бы я ни остановился, без сомнения, буду высказывать предательские идеи каждый день недели.

Лиззи посмотрела на Ричарда, все еще держа его руки в своих.

— Ты не хочешь увидеть мальчика? — спросила она.

— Мальчика?

— Моего сына. Сына Томаса. Он сейчас здесь, приехал на каникулы из Кембриджа.

— Конечно. Я очень хочу увидеть сына Томаса, — сказал Ричард.

Прежде чем найти мальчика, пришлось сначала встретиться с тремя рослыми девочками, соответственно восьми, шести и четырех лет с явно мамиными глазами. Их фамилия, конечно, была Плумер.

Элизабет смотрела на сына сдержанно, и не только потому, что его звали Блант.

Ричард мог понять это. Питеру Бланту исполнилось девятнадцать лет. У него был традиционный семейный высокий рост, болезненная худоба и уже, в его-то юные годы, слабые глаза, которые он постоянно щурил.

«У юноши вид настоящего ученого», — подумал Ричард и тут же сказал себе: а чего ты, собственно, ждал?

Питер с большим интересом выслушал рассказ Ричарда, который тому пришлось повторить.

— Как бы я хотел сражаться на стороне отца против этих маратхов! — воскликнул Питер, сверкнув глазами.

«Сомневаюсь, — подумал Ричард, — что от тебя было бы много пользы». Но улыбнулся и сказал:

— Я бы не прочь тогда сражаться вместе с тобой.

— Возьмите меня с собой, когда будете возвращаться, кузен Ричард. Я прошу вас.

— Питер! — воскликнула Лиззи.

— Мама, разве я не сын своего отца? — Он посмотрел на трех девочек, переглядывающихся с удивлением. — Я ничто в этой семье, пасынок. Почему я не могу попытаться прославить имя, которое ношу?

Лиззи укоризненно посмотрела на Ричарда. Он озадаченно почесал нос.

— Это не просто забавное приключение, мальчик, — сказал он. — Это путешествие на другой конец света.

Однако его слова только еще больше подогрели энтузиазм Питера.

Ричард попытался подойти к вопросу с другой стороны.

— Дело также в том, что мы нужны мусульманам только в качестве солдат. Или для других важных целей.

— Но разве там нет поэтов или ученых, дядя? Разве мне нельзя учить их нашей английской литературе или философии и даже нашей религии?

— Что касается последнего, определенно нет, — ответил Ричард. — Никто не должен соваться в веру мусульман. Попытка склонить к своей вере равносильна смерти. Что касается остального, сомневаюсь, что Шер-шах усмотрит пользу в твоих стихах. Нет, я... А ты сражаешься на шпагах?

Питер отрицательно покачал головой.

— Ты знаешь аркебуз?

— Нет, дядя.

— Ну, тогда, боюсь...

— Я владею луком.

Ричард нахмурил брови.

— Для того чтобы приспособиться к луку, требуется всего лишь практика, — объяснил ему Питер,

— А ты приспособился?

Старшая девочка, Маргарет, захлопала в ладоши.

— Питер лучший стрелок в мире! — закричала она. Ричард вопросительно посмотрел на Лиззи.

— Это правда, — согласилась та, — он часами практикуется, каждый день.

— Тогда покажи мне свое искусство, — улыбнулся Ричард.

 

Глава 8

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

— Там! — воскликнул Ричард Блант, указывая на полоску зеленых деревьев, появившихся из океана. — Гоа! Наконец-то!

Действительно наконец. Возможно ли, что возвращение заняло больше трех лет?

Около полугода ушло на поиски капитана, готового рискнуть отправиться в такое плавание. Только спустя шесть месяцев, уже почти отчаявшись, он нашел корабль, да и то при условии, что купит полкорабля и загрузит его. На это едва хватило всех его сбережений.

Уже отправившись в путь, они оказались на краю гибели. Корабль попал в жестокий шторм у берегов Африки. Им удалось укрыться в каком-то заливе, где они, не зная глубин, сели на мель. Корабль уцелел лишь благодаря счастливой случайности. Однако несколько проломленных шпангоутов требовалось заменить, а для этого необходимо было отыскать подходящие деревья и вырубить из них новые ребра для корпуса.

Им повезло, что они столкнулись с маленькими бородатыми черными людьми, которые отнеслись к ним дружелюбно. Получив в подарок аркебуз, порох и пули, негры охотно помогали морякам. И все равно экипажу понадобилось целых шесть месяцев для подготовки корабля к выходу в море.

Но тут на корабле вспыхнул бунт. Команда, настрадавшаяся от лишений, потребовала повернуть домой, Ричард отказался. Завязалась потасовка, но вскоре главарь бунтовщиков, пораженный стрелой, выпущенной из лука в горло, замертво рухнул на песок.

Ричард по достоинству оценил своего племянника еще до этого случая, отдав должное настойчивости мальчика, с каким тот добивался своего, несмотря на слезы матери и ее мольбы. Конечно, Ричард знал, что следовало бы решительно отказать Питеру в участии в подобной авантюре. Но Ричард учитывал, что мальчик не ладил с отчимом, да и вообще стремившиеся покинуть Англию Генриха VIII люди вызывали у него симпатию.

Кроме того, он обещал доставить его обратно целым и невредимым, да к тому же богатым, как Крез. Не первый раз, правда, он давал подобные обещания, наверняка зная, что они невыполнимы. Зато приобрел надежного и верного спутника.

Англичане были очень разными по характеру. Питер больше интересовался книгами, чем женщинами. Возможно, дело было в возрасте, хотя Ричард помнил, что сам-то впервые попал в спальню леди в семнадцать лет.

Жизненные пути у них тоже были совершенно разными. В девятнадцать Ричард стал уже опытным солдатом, а Питеру предстояло еще только учиться военному искусству. Но юноша оказался весьма любознательным, а уж лук-то он отлично умел держать в руках. Что и доказал на деле.

Ричард сомневался вначале, хватит ли у юноши присутствия духа, чтобы убить человека. Теперь все его сомнения рассеялись.

— Рад быть с тобой, — произнес Ричард и вспомнил, как однажды те же слова сказал ему Томас.

Выходит, история повторялась. Он сейчас в том же возрасте, что и Томас, когда тот отправился в свое первое путешествие вместе с молодым кузеном. Только в отличие от Томаса Ричард знал, что его ожидает, и не намеревался умирать до возвращения в Дели.

Да и там тоже.

В итоге корабль был готов выйти в море. Но время от времени приходилось вытаскивать судно на берег и конопатить снова. Путешествие было подготовлено значительно хуже, нежели в первый раз.

Команда продолжала роптать. Несомненно, рано или поздно на корабле должен был вспыхнуть новый бунт. Но постепенно Ричард убедил команду, что полпути пройдено и безопаснее продолжать путешествие, чем думать о возвращении. К тому же все богатства мира ждут их в Гоа. Там корабль отремонтируют должным образом для возвращения домой.

Он понимал, что по крайней мере последнее звучит банально.

Но никто больше не стал спорить, увидев двоих Блантов с оружием на корме — у Ричарда шпага на боку, у Питера лук в руках, — а рядом — Рамдаса, их верную тень.

Ричард проводил долгие часы за морскими наблюдениями, как это делал Томас много лет назад, и обучал Питера языкам, которые понадобятся впоследствии — хинди и персидскому, а также португальскому. Он также старался рассказать ему о стране, в которую они направлялись, возможно больше, хотя прекрасно понимал, что никакие рассказы никогда не заменят увиденного своими глазами.

Питер креп с каждым днем, так как проводил все время на воздухе. Парень взбирался на ванты и тянул канаты вместе с командой. Он был сильнее, чем выглядел. Руки его окрепли благодаря постоянным упражнениям в стрельбе из лука, а теперь, на корабле, и ноги налились силой, стали зорче глаза. Он сделался настоящим Блантом.

Наконец они достигли Аравийского моря, не встретив ни одного дау.

— Мы исчерпали весь запас несчастий в самом начале путешествия, — весело сказал Ричард.

Однако за своим веселым настроением он пытался скрыть плохое предчувствие. Денег почти не осталось, а как их встретят в Гоа — неизвестно. Да, возвращается он отнюдь не победителем.

К тому же после четырехлетнего отсутствия, на целых двенадцать месяцев позднее, чем предполагалось. И он не мог себе представить, как его встретит Дели.

И вот наконец они увидели землю, к которой так стремились.

— Ричард Блант? — спросила женщина. — Правда ли это?

Он почувствовал при встрече с португальской донной то же, что и недавно при встрече с Лиззи. Но все же нашел в себе силы спросить, узнав ее, возможно ли такое.

— Елена? — воскликнул он с удивлением.

Блистающая украшениями гора перед ним нервно захохотала, а ее явно выраженные усы заколыхались.

— Вы забыли меня, проказник этакий! — кокетливо воскликнула она.

— Как я мог, — возразил он. — Но... — Ричард посмотрел на мужчину рядом с ней, удивленно наблюдавшего эту сцену.

— Это мой муж, дон Дуарте д'Эскантара.

— У вас преимущество передо мной, сеньор, — сказал дон Дуарте. — Кажется, вы знакомы с моей женой дольше меня.

— В самом деле...

Ричард посмотрел на Елену, на собравшуюся на набережной Гоа поприветствовать англичан толпу, на высаживающихся иа берег членов команды. За эти годы поселение выросло, появилась большая церковь, увеличилось количество домов и пакгаузов, а население по меньшей мере удвоилось. Но красивее городок не стал.

Тем не менее красота была рядом: позади Елены и дона д'Эскантары стояла девочка. С первого взгляда в ней угадывалась их дочь: мягкие приятные черты лица, фигура несколько полнее, чем была у матери в ее возрасте, красная лента в волосах придавала ее облику некую драматичность, явно унаследованную от матери.

— Значит, вы так и не сгинули тогда, — сказала Елена. Ричард подумал, что годы уже сказались и на разуме этой женщины, а не только на ее теле.

— Как видите, — ответил он, — иначе я бы не стоял перед вами.

— Но как вы выжили? От вас не пришло никаких известий.

— Ни слова? — удивился Ричард, вспомнив о дезертирстве погонщиков. Тогда они получили по заслугам. А Барнес? Его, должно быть, также поглотил великий континент. — Впрочем, это долгая история. Могу ли я получить сведения об оставленном нами тогда корабле от губернатора, ну и поговорить с ним по другим вопросам...

Елена снова нервно захохотала.

— Вы ведь и разговариваете с губернатором, мой дорогой Ричард.

Ричард посмотрел на д'Эскантару.

— Он заменил моего отца, — сказала Елена. Ее глаза говорили: «А почему же еще, как ты думаешь, я вышла за него замуж?» — Конечно, мы отремонтируем ваш корабль, дорогой Ричард, и сделаем любые другие работы, которые вы считаете необходимыми. Но сначала вечером вы поужинаете у нас и расскажете о своих сказочных приключениях. — И она повернулась к улыбающемуся Питеру. — И возьмите вашего симпатичного молодого друга с собой.

— О, Ричард, — говорила Елена. — Подумать только, двадцать два года назад вы сидели за тем же самым столом и сжимали мою руку, пока нарезали хлеб. Мы флиртовали, — объяснила она мужу. — Я хотела уединиться с ним тогда.

— Неужели, сеньора? — И Ричард заговорил с д'Эскантарой, который явно был под каблуком у жены.

А ведь Ричард мог в свое время оказаться на его месте.

— Я хотела объяснить ему, что отец посылает их с кузеном на верную смерть. Я предупреждала вас, не правда ли?

— О, конечно, именно это вы и сделали.

— Но вы все же пошли.

— Действительно. Мой кузен был таким несговорчивым...

— Даже до того, чтобы, идти на верную смерть. — Она сделала знак индийской служанке, и та подала вино. — Теперь расскажите нам обо всем, что с вами произошло.

— Обязательно. Но сначала скажите, ваш отец жив?

— Отец умер. Так же как моя мать и сестра. Я единственная выжила из всей семьи Алварадо и осталась одна в Гоа. И милая Хуана, конечно.

— Понятно, — вздохнул Ричард. — Мое сердце скорбит вместе с вами. Однако с чего мне начинать?

Он улыбнулся молодой девушке и бросил быстрый взгляд на Питера, но юноша с интересом разглядывал все окружающее и ничего не заметил. Его внимание привлекало все: жужжание жуков и стрекот цикад на улице, босоногий мальчик-слуга, обилие овощей и фруктов на столе. Но девушка никак не попадала в поле его зрения. «Возможно, парень вовсе не интересуется девушками», — подумал несколько расстроенный Ричард.

Он рассказывал около часа, опуская кое-какие детали, которые не следовало бы знать португальцам, и оставляя то, что даже д'Эскантара слушал со вниманием: описание Агры и Кабула, Багдада и Константинополя, так же как повествование о Бабуре и Фариде.

— Черт возьми, да это целая эпопея! — воскликнула Елена, когда Ричард закончил, и Хуана захлопала в ладоши от восторга.

— Итак, сейчас вы завершаете свой круг, — заметил дон д'Эскантара. — Какова цель вашей новой экспедиции?

— Какова? Вернуться в Дели.

— В Дели? — с недоверием посмотрела на него Елена. — Почему вы снова хотите рисковать своей жизнью?

— Я уже объяснил, что у меня там жена и дети.

— Ах! — Реакция была та же, что и у Лиззи.

— Тогда вам понадобится снаряжение, — пожал плечами д'Эскантара.

— Конечно, — ответил Ричард.

— Хм. У вас, конечно, имеются деньги на покупку всего необходимого?

— Нет. Но я совладелец корабля, и весь груз принадлежит мне. Это порох и пули, а также аркебузы. За исключением необходимого мне для путешествия... Корабль я могу отдать вам за экипировку экспедиции.

— Эту плавающую развалину?

— Его отремонтируют. Экипаж опытен и готов отправиться на нем в Европу, чтобы отвезти ваш товар. Пусть вас не беспокоит новая религия короля Генриха. Его серебряные монеты до сих пор в ходу. Думаю, эта выгодная сделка обеспечит вам уважение моих людей.

Д'Эскантара почесал бороду.

— Считаю, что это отличная сделка, — сказала Елена.

— Дядя, — окликнул Питер Ричарда ночью, когда они лежали во тьме и слушали жужжание насекомых. — Я начинаю подозревать, что вы большой мошенник.

— Мошенник? Я?

— Вы очень свободно раздаете обещания. Вы говорили дону Дуарте, что у нас хорошая и верная команда...

— Много лет назад я познал, что это самая живучая, слабость в человеке, малыш. Когда дон Дуарте узнает правду об этих собаках, мы окажемся уже далеко, и это будет только его забота.

На следующий день Ричард собрал команду и приказал с помощью португальцев и индийцев вытащить судно на берег. Он объяснил, что продал свою долю губернатору, который оплатит их труды и обеспечит возвращение в Англию.

— Вы говорили о золоте и бриллиантах, — напомнил помощник капитана.

— Говорил, мастер Сатлер. И заверяю вас, что они повсюду вокруг. Вам стоит только раскопать их. Но сначала надо отремонтировать корабль.

Они вынуждены были согласиться. Не владея ни португальским, ни хинди, команда еще не скоро узнает правду.

Ричард нисколько не жалел их. Считал, что обошелся с ними лучше, чем они того заслуживали за организацию бунта. Если эти люди не устроят бунт против д'Эскантары, то вернутся домой с деньгами в карманах. Если же устроят, то получат по заслугам.

Что касается самого д'Эскантары, то Ричард поступил с португальцем нисколько не хуже, чем с ним самим обошелся дон Алварадо...

Визит в Гоа обернулся для него лучшей стороной, чем можно было бы предположить. Нужно побыстрее отправиться в путь, на север.

В те времена не так-то просто было собрать караван, Д'Эскантара оказался полезен, но у него отсутствовала кипучая энергия тестя. Индийцы Гоа искоса смотрели на Рамдаса, побывавшего так далеко, в то время как местные торговцы не добирались дальше Гуджарата. Караван к тому же не собирался идти через владения Бахадур-шаха — тот мог узнать Бланта.

Поэтому торговля шла за каждого человека. В ход пускали обещания несметных богатств, ожидающих в конце пути, зато старательно умалчивали о встречающихся в дороге трудностях, особенно о маратхах.

Пока его дядя торговался, запугивал, обхаживал людей, занимаясь составлением каравана, Питер изучал поселение. Он наслаждался одиночеством после длительного пребывания в беспокойной компании на борту маленького судна.

Это путешествие он представлял себе иначе. Но что-то еще ожидало его впереди? Всю жизнь он провел под отцовской кровлей, хотя никогда его и не видел. Питер плохого слова не слышал о сэре Томасе Бланте. Его вспоминали как истинного рыцаря, друга короля, авантюриста и ученого... человека, пошедшего на смерть по слову своего властелина.

Такая характеристика отца очень много значила для молодого человека, не имевшего ничего за душой. Оставленных сэром Томасом своей вдове сбережений было явно недостаточно. За семь лет ожидания Лиззи своего мужа хозяйство пришло в упадок. Только потеряв всякую надежду на его возвращение, она позволила себе принимать претендентов на свою все еще прекрасную руку.

Питер плохо помнил те времена, ибо был слишком мал, часто болел, да так сильно, что его состояние считали безнадежным. Однако он помнил рассказы матери о благородстве и учености отца.

Она также время от времени рассказывала о молодом горячем кузене, который отправился сопровождать ее мужа в последнюю экспедицию.

Отчим Питера тоже нередко вспоминал прошлое, но с каким-то пренебрежением. Мартин Плумер не отваживался злословить о сэре Томасе Бланте, но словно бы получал удовольствие от бесконечного повторения, что Питер никогда не будет таким же сильным и умным.

Юноша поверил ему. Не спрашивал разрешения искать места при дворе, перестал изучать языки и смирился с мыслью об ожидающей его жизни простого обывателя. Даже стрельба из лука, в которой он преуспел, оставалась для него всего лишь спортом. В современной армии больше лучников не использовали.

Он чувствовал, что опоздал родиться на сотню лет. Каждый сейчас учился и каждый, желавший быть джентльменом, умел владеть шпагой. Но он все еще надеялся, что отец его не умер, что тот вернется с Востока победителем.

А вместо отца вернулось некое его подобие — высокий, сильный и уверенный в себе темнокожий человек, рассказавший о невероятных приключениях, которых хватило бы на десяток человек. Да еще собирающийся вернуться к своим темнокожим племенам, свирепым шахам и султанам.

Услышав так и нераскрытую легенду о государстве пресвитера Иоанна, Питер нашел в ней свой единственный шанс вступить в соперничество с отцом. Он совсем не думал о риске. Риск страшит, только когда есть что терять. А терять ему было нечего. Даже мать больше любила трех своих дочерей, нежели его. Он не обижался ни на что, но считал себя свободным от всяких обязательств по отношению к ней.

И вот в пути он убил человека. Не какого-нибудь дикого индийца, а англичанина, такого же, как он сам. Он утвердил себя, по крайней мере, в глазах Ричарда. Ну а в собственных? Он вступил в мир еще более странный, чем существовавший в его представлении. И этот мир был единственным, который он хотел бы познать.

Внезапно на него нахлынула тоска по Англии. Но путь он избрал себе сам, и нужно пройти его как можно достойнее.

Он знал, что Ричард презирает Гоа, но Питеру понравилось это место. Он с интересом наблюдал жизнь людей городка и окружающего лесного поселения. Попробовал руку, рисуя индийских девушек, к великому их удовольствию. Полуобнаженные формы юных индианок напомнили ему всех девушек, которых он знал в Англии, не задумываясь, что у них скрывается под юбкой и блузкой. Когда эти полудети-полуженщины подкрадывались сзади и наклонялись через его плечо посмотреть на рисунки, от него требовалось неимоверное усилие, чтобы не схватить обнаженное тело, не сознавая, что делать с ним потом. Ричард ведь женился на одной из них, правда на персиянке благородного происхождения.

Итак, Питер не тронул ни одну из девушек. Он просто боялся их ответной реакции или реакции их братьев и отцов.

Юноша предпочитал гулять по берегу и смотреть на полупрозрачное мелководье, где были отчетливо видны плавающие рыбы: маленькие, ярко окрашенные, и большие, хищные; среди них выделялись темными плоскими телами и похожими на кнут хвостами скаты.

Ему нравилась местная жара, к которой он стал привыкать еще во время морского путешествия. Он завидовал мальчишкам, которые, сбросив дхоти на песок, прыгали без колебаний в воду и беспечно плавали, гоняясь друг за другом в легком прибое.

Желание сделать то же самое росло в нем день ото дня, пока однажды он не оказался на берегу один и, никого не видя, скинул одежду и вошел в воду.

Самый божественный эксперимент, который он когда-либо поставил! Вода обтекала его тело с каждым шагом все выше и выше. Ласковая вода южного моря ни в какое сравнение не шла с водой того мельничного пруда, где Питер в детстве учился плавать.

Он вошел в воду по шею и остановился. Неожиданно со стороны берега послышались голоса. Разглядывая книгу и увлеченно беседуя, из-за деревьев вышли Хуана и ее дуэнья.

Питер стоял не шелохнувшись. Они бы так и прошли мимо, его не заметив.

Однако юношу красота Хуаны сразила в первую же встречу. Ярко-рыжие волосы, темные глаза и болезненный цвет лица были частью этого странного мира. Сейчас она выглядела просто прекрасно. Солнце просвечивало сквозь тонкую ткань юбки и полностью открывало постороннему взору ее стройные ноги.

Неожиданно они разглядели на песке мужскую одежду.

— Где этот негодяй? — вскрикнула донна Филиппа. Ее голос отчетливо отдавался в море.

Питер чуть было невольно не нырнул, но тут же решил не делать этого — слишком поздно и бесполезно.

— Сеньор Блант, — закричала Хуана, — вас слишком долго нет!

— Пошли, Хуана, — потянула девушку донна Филиппа.

— Но, сеньор Блант... Ты не видишь акулы? — Ее голос неожиданно стал тверже.

Питер быстро оглянулся. Действительно, недалеко от него появился треугольный плавник. В Арабском море ему довелось получить много свидетельств прожорливости акул, хватающих все выбрасываемое за борт.

Он ринулся к берегу, лихорадочно загребая руками, и опомнился, лишь когда вода стала ему по пояс.

— Быстрее, сеньор, быстрее! — кричала Хуана, подбегая к кромке воды.

Донна Филиппа тоже кричала от волнения.

Когда юноша выбрался из воды, Хуана захлопала в ладоши.

— Хуана! — суетилась на берегу донна Филиппа, хватая девушку за руку. — Сеньор, прикройтесь. Неприлично.

Питер поднял с песка рубашку и поспешно обмотал бедра. Щеки его залила краска стыда. Хуана вдруг замерла, глядя на полуодетого юношу, а затем посмотрела на море.

— Напрасно волновались. Это всего-навсего дельфин, — пояснила она.

Питер тоже оглянулся. Недалеко от берега и в самом деле резвился дельфин. Хуана родилась и выросла у моря. И наверняка могла с первого взгляда определить разницу между хищницей и миролюбивым созданием океана, подумалось ему.

Она просто посмеялась над ним.

— Я сохраню наш маленький секрет, сеньор Блант. И донна Филиппа тоже. Впрочем, наш с вами секрет довольно большой, не так ли?

Она засмеялась и двинулась за дуэньей вдоль берега.

Питеру оставалось только надеяться, что секрет действительно сохранят. Он не мог даже представить себе, что бы сказали его мать или отец, узнай они о случившемся. Этим вечером за ужином, который давал д'Эскантара, он не мог отвести от Хуаны взгляда. Она тоже поглядывала на него, пока сидели за столом, и очень часто язычком облизывала губы, двигаясь по кругу.

Гнусная девчонка помнила его наготу.

— Я бы сказал, что мы уже готовы, — заметил Ричард. — Еще два дня, и мы выступаем.

— Вы хорошо поработали, — изливала свои чувства Елена. — Всего два дня? Нам так будет не хватать вас.

Муж кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Сеньор Блант, вы же не хотите попасть в муссон? — заметил он.

— Ба! До него еще три месяца. В самое жаркое время года мы будем в тени джунглей, — ответил им Ричард. — И к тому же нам предстоит двигаться на север. До Дели как раз три месяца пути, надеюсь, мы приятно проведем их.

— Здесь так жарко, мама, — вдруг подала голос Хуана. — Можно мне выйти в сад? — Она посмотрела на Питера. — Может, сеньор Питер меня проводит?

Елена громко засмеялась и захлопала в ладоши.

— Конечно, он тебя проводит! — воскликнула она. — Донна Филиппа! Донна Филиппа! — Она погрозила дочери пальцем. — Но помни, ты обязана быть все время на виду у донны Филиппы.

Хуана живо вскочила на ноги.

— Разве вы не проводите меня, сеньор Питер? — удивленно спросила она юношу.

Питер бросил беспомощный взгляд на Ричарда, извинился и последовал за девушкой в сад. Донна Филиппа поплелась за ними следом.

Ночь оказалась очень теплой, совсем немного уступая дневной жаре. Сад наполняло жужжание насекомых. Идя по тропинке между кустарников, Хуана лениво отгоняла их веером от лица.

— Вам понравилось в Гоа, Питер? — спросила она.

— О, очень, сеньорита, я прошу прощения за сегодняшний полдень...

— Пустяки, — сказала она. — Я же спровоцировала это. Вы не считаете меня слишком испорченной?

— Ну...

— Папа выпорол бы меня, узнай об этом. Может быть, вы выпорете меня, поскольку знаете?

— Сеньорита... — смутился он.

— Донна Филиппа, где вы? — окликнула Хуана.

— Здесь, детка, здесь. Но вы идете так быстро... Их сейчас не стало видно из дома.

— Ах, вот вы где, вижу, — сочувственно сказала Хуана. — Но у меня есть для вас подарок.

— Подарок? — настороженно произнесла старая женщина.

— Вы простите меня, Питер?

Хуана слегка отвернулась от него, и не успел он сообразить, что же та хочет сделать, как девушка задрала свои юбки почти до пояса и достала из-под них бутылку.

Молодой человек лишь на мгновение увидел мелькнувшие голые белые ноги.

Хуана тем временем протягивала бутылку дуэнье.

— О, вы испорченная девочка. — Филиппа не удивилась и приняла посудину.

— А сейчас садись-ка на этот вот пенек и выпей за свое здоровье. Обещай оставаться на месте, пока я не вернусь.

— Но, Хуана, ваша мама...

— Ничего не хочу слушать, моя дорогая Филиппа. Иначе она узнает о твоей маленькой слабости. Мы не долго.

Она взяла Питера под руку и повлекла в темноту.

— У вас, кажется, все налажено, — заметил юноша, застеснявшийся больше чем всегда от будоражащего ощущения ее близости.

— Донна Филиппа и я достигли понимания совсем недавно, — объяснила Хуана. — А разве это плохо? Она делает то, что ей очень нравится... и я надеюсь заняться тем, что понравится мне.

Она даже немного задыхалась от собственного безрассудства.

Питер облизал губы.

— Я по-настоящему чувствую...

Они сошли с тропинки и остались совершенно одни.

— Если я получу удовольствие от вас, вы получите удовольствие от меня, — заметила она. — Но здесь возможен компромисс. — Хуана обхватила руками его шею и поцеловала в губы. Чтобы сделать это, ей пришлось приподняться на цыпочки, а потом даже и оторваться от земли. Незаметно для себя он обнял ее за талию. Девушка начала неожиданно соскальзывать, и Питер подхватил ее, чтобы не дать упасть, за ягодицы, явственно ощущаемые через тонкую одежду. Языки их переплелись между собой.

— О, Питер, — прошептала она, постепенно опускаясь на его грудь. — Я тебя обожаю!

Мысли Питера смешались. Он не знал, что делать с этим прелестным созданием, которое буквально бросилось на него.

— Ты разве не овладеешь мной? — прошептала она, пока вела его к садовой скамье.

Ричард с удовлетворением осматривал свой караван, разительно отличавшийся от того, который собрал кузен Томас двадцать два года назад. Теперь-то он знал достаточно о караванах. В нем оказалось всего четыре повозки, нагруженные всевозможным снаряжением, продуктами, оружием и одеждой, и шесть вьючных мулов. Были наняты двадцать погонщиков, отданные под команду Рамдаса. Англичанин не взял ни одного из корабельных добровольцев. Если даже Барнес со своими друзьями показали себя не с лучшей стороны, то чего ожидать от бывших смутьянов? Они с Питером и Рамдасом вполне справятся с любой обязанностью, особенно если выберут безопасную дорогу и отправятся в подходящее для путешествия время года.

Он хотел бы пожелать Питеру сейчас поменьше волноваться. Пришел момент выступать, а юноша был как уж на сковородке. Несомненно, он сразу успокоится, когда караван выйдет за ворота.

— Как все это здорово, — сказала донна Елена. — Как я хотела бы отправиться с вами, Ричард. Очень надеюсь, что вы вернетесь пораньше, чем через следующие двадцать лет.

— Сделаю все, что в моих силах, — солгал Ричард со свойственной ему галантностью. — А сейчас нам надо идти. — Он огляделся и увидел местных жителей и полдюжины собравшихся провожать караван в дорогу португальцев. Дона Дуарте среди них не было. — Передайте мои лучшие пожелания своему мужу, поблагодарите его за помощь.

— Прошу прощения за его отсутствие. Он так занят, — вздохнула она.

— А ваша очаровательная дочь?

Елена вновь глубоко вздохнула.

— Она так переживает! Кажется, не все в порядке с моей милой Хуаной.

— Я редко видел ребенка счастливее и здоровее.

— Она уже не ребенок. И, увы, должно быть, чувствует то же, что и я переживала когда-то. В самом деле, Дуарте выбрал ей мужа. Это капитан Ниньес. Вы встречали его?

Ричард изумленно поднял брови. Он помнил капитана — маленький, плотный, чернобородый человек, по меньшей мере лет сорока.

— А он не слишком стар для вашей дочери?

— Ну, а что делать? Девочка вынуждена выйти замуж, а Ниньес единственная возможная кандидатура.

— Вы сказали, что она фактически помолвлена?

— Нет еще. На ее следующий день рождения. Но она осознает это, поэтому переживает время от времени, хотя обычно скрывает досаду под наигранной веселостью.

Ричард сказал задумчиво:

— Елена, так вот в чем дело! Вам не следовало бы разрешать ей гулять по ночам с Питером. Это может привести к непоправимой ситуации.

— О, чепуха! Этот мальчик в отличие от вас, мой дорогой Ричард, совершенно невинный. Это легко заметить по его внешности. Но подозреваю, что Хуана переживает в своей комнате именно из-за полного разочарования. Питер довольно симпатичный юноша.

— Думаю, чем быстрее заберу Питера отсюда, тем лучше будет для всех, — заметил Ричард. — Прощайте.

— Вы разве не поцелуете меня на прощание, милый Ричард?

— С великим удовольствием, Елена. — Он поцеловал ее в губы, и дрожь удовлетворения пробежала по его телу. — Итак, прощайте! — воскликнул он и поторопился присоединиться к ожидающему его каравану.

Тропа, какой она запомнилась Ричарду в былые времена, стала значительно лучше за прошедшие двадцать два года, и ее можно было даже с натяжкой назвать дорогой. Караван двигался с хорошей скоростью и достиг первой деревни в середине дня. Несмотря на жару, Ричард решил идти дальше. Час или около этого, если это время выгадывать каждый день, набежали бы за две недели в день-другой, а его душа стремилась сейчас в Агру.

Он был доволен тем, как начался их путь. Особенно энергией, которую излучал его племянник. Юноша без устали сновал вдоль каравана, приглядываясь, все ли в порядке с повозками, ободрял караванщиков. Наверное, это результат переживаний последних дней, думал Ричард.

— Тебе нет необходимости беспокоиться, — заверил он племянника. — В холмах мы можем, конечно, встретить разбойников, но думаю, что мы достаточно сильны, чтобы противостоять им.

— Не сомневаюсь в этом, — согласился Питер и продолжил свой обход.

Смеркалось, когда Ричард объявил привал. Он воспользовался тактикой моголов и, окружив лагерь повозками, приказал в центре него поддерживать яркий огонь всю ночь, чтобы люди и животные могли отдыхать в безопасности.

— Мы трое будем дежурить по очереди, — объяснил он Питеру и Рамдасу. — Каждый из нас возьмет по два погонщика, но учтите, на них нельзя полностью полагаться.

— Как далеко мы зашли? — спросил Питер.

— Да прилично. Не меньше двадцати пяти миль. Отличное начало.

— И теперь нет никакого риска, что кто-нибудь из фактории догонит нас? — поинтересовался Питер.

— Никогда, — озадаченно ответил Ричард.

— Отлично, дядя, тогда я признаюсь.

У Ричарда поднялись брови.

— Я, — густая краска залила лицо Питера, — лучше покажу вам. Бедная! Она, наверное, там задохнулась.

Ричард вскочил на ноги, а Питер побежал к повозке, к которой постоянно подъезжал в пути, и принялся развязывать то, что Ричард считал мешком с порохом.

Индийцы-погонщики принялись перешептываться, когда оттуда появилась раскрасневшаяся и мокрая от пота Хуана, одетая лишь в сорочку из хлопка.

— Вы меня простите, — сказала она и без всяких объяснений бросилась в кусты.

— Ты в своем уме? — воскликнул Ричард возмущенно. — Она, верно, тоже сумасшедшая?

— Если любовь сумасшествие, кузен, тогда, да — мы сумасшедшие!

— Любовь? Да как ты можешь быть влюблен? Как долго ты ее знаешь?

— Три недели.

Из кустов вернулась Хуана.

— Дорогой Питер, я так хочу пить.

— Конечно, любовь моя. — Он поспешил налить ей чашку воды.

Ричард мрачно посмотрел на девушку. Ее сорочка почти ничего не прикрывала.

— Ты не могла надеть что-нибудь поприличнее? — спросил он.

— Там, в повозке, есть кое-что, — заметила она. — Но сначала я немного обсохну.

Ричард и Питер переглянулись. Оба одновременно подумали, что эта женщина себе на уме.

Ричард был непреклонен.

— Придется заковывать вас в железа, — проворчал он.

— Почему? — Хуана допивала уже вторую чашку. — Мы поженились.

— Что?!

— Перед Богом, если не перед людьми.

Ричард посмотрел на своего молодого племянника.

— Так получилось... — с трудом выдавил тот.

Несмотря на злость, Ричард вдруг расхохотался. И он и Елена считали юношу безобидным... А тот легко перешагнул ту черту, от которой оба — его дядя и отец — отступились двадцать два года назад.

— Понимаете ли, я знаю ваше положение, сеньорита, — сказал он. — Ваша мать все мне объяснила. Питер, эта женщина предприняла безрассудный шаг, чтобы сбежать от нежеланного мужа.

— Разве это преступление? — возмутилась Хуана. — Я ненавидела Ниньеса. Он мне не муж. Мы даже не помолвлены. Не успели. — И добавила: — Но теперь-то я нашла человека, которого полюбила по-настоящему.

Она обвила руками шею Питера.

— Ты веришь ей? — спросил Ричард.

Конечно, сэр. И люблю.

— Ну, а сейчас-то нам что делать? Возвращаться в Гоа по твоей милости?

— Мы собирались идти с вами, — сказал Питер.

— Ты хочешь затащить эту молодую девушку на тысячу миль в джунгли? В самую необычную страну, которую ты к тому же никогда и не видел?

— Я предвидела это, дорогой дядя, — сказала Хуана.

— А что мне отвечать твоим родителям, когда твой отец пошлет людей в погоню за тобой?

— Не пошлет, — уверенно ответила Хуана. — Я тщательно подготовила свой побег, положив одежду на берегу и оставив записку, что покончила с собой, чтобы не выходить замуж за Ниньеса.

— Ты доставила такую боль своим родителям? — Ричард был поражен.

— Это оказалось необходимо, — заметила она. — Тем счастливее они будут, узнав, что я жива.

Без сомнения, она считает, что послать письмо из Агры в Гоа пустяковое дело и займет какую-нибудь неделю. Питер выбрал слишком беспокойную молодую женщину.

Но в душе Ричард смеялся. Елена с мужем все так хорошо продумали и так распланировали... Но все их планы рухнули из-за безрассудного поступка этой девушки.

— Ну ладно. — сказал он. — Ты не поцелуешь своего дядю, Хуана?

— О, охотно, сэр, — воскликнула та и подбежала к нему.

 

Глава 9

ВОЗВРАЩЕНИЕ МОГОЛА

Ричард хотел обойти Гуджарат и Раджпутскую конфедерацию стороной, и поэтому отправился другой дорогой, намного восточнее той, какой они когда-то шли.

Подъем начался через несколько дней после выхода из Гоа. В самый пик сухого сезона можно было двигаться по высохшему руслу реки Кришны, прямо через Биджапур. Ричард путешествовал как посол двора Шер-шаха, и эта уловка довольно хорошо срабатывала. Для подарков местным хакимам, губернаторам, он захватил несколько аркебузов.

По сравнению с несчастьями его давнего путешествия экспедиция оказалась приятной. Хорошая погода позволяла каравану двигаться довольно быстро. Он опасался, что присутствие Хуаны создаст лишние трудности и помешает движению каравана, но получилось несколько иначе. Девушка даже скрашивала их утомительный однообразный путь. Все неудобства она сносила стойко, была неутомима и энергична. Подобрав повыше юбки, Хуана решительно переходила поток вброд, ловко стирала одежду на индийский манер, лупя по ней колотушкой на камне. Неизбежно и цвет ее лица, и одежда пострадали в пути. Вскоре ей пришлось снять свои перстни и зачесывать волосы попроще, но веселость не покидала ее.

И Питера тоже. Их привязанность друг к другу нельзя было не заметить, хотя Ричард по-прежнему не верил в искренность этой любви: по его мнению, Хуана чересчур себе на уме, а Питер слишком молод, чтобы разбираться в людях. Конечно, они занимались любовью. Ричард разрешил им соорудить отдельную палатку и завидовал в глубине души их еженощной усталости от любовных утех.

Но каждый день приближал его к любимой Гиле.

Питер и Хуана были очарованы джунглями: пышными кронами деревьев, густым подлеском. Их умиляло шуршание ящериц, стрекотание цикад, удивляли огромные муравейники, птицы и обезьяны, во множестве сидящие на деревьях над их головами, макаки со львиными гривами и черной шкурой, походящие на бабуинов создания, которые так же хорошо себя чувствовали, перепрыгивая с дерева на дерево, как и носясь по земле.

Можно было наблюдать и жизнь крупных животных. В реках, уровень воды которых значительно понизился из-за сухого сезона, встречались в изобилии крокодилы. Рептилии безмятежно грелись на мелководье и в воду погружались удивительно бесшумно. Довольно часто попадались питоны. Много тигров бродило вокруг, но они не представляли никакой опасности для такой большой группы людей. Хотя Питер из осторожности не снимал лук с плеча и едва удержался, чтобы не выстрелить в желто-черное чудовище, подошедшее слишком близко к лагерю однажды вечером.

— Если мы нападем на него, он обязательно нападет на нас, — объяснил Ричард.

— Ты не веришь, что я уложу его с одного выстрела?

— Сомневаюсь, что сможешь сделать это, — заметил Ричард, памятуя о своем полночном столкновении с тигром много лет назад.

Райчура на границе с Голкондой достигли чуть больше чем через неделю. Это была фактически столица Биджапура. Требовалось предоставить свои верительные грамоты султану и остаться здесь на несколько дней, пока их не примут. Правитель к тому же жаждал узнать новости.

Юсуф Адил живо интересовался происходящим в Гоа, находившемся на противоположном конце его огромных владений. Он никогда там не был, договор подписывал еще его отец. Но этот мирный маленький человек, похоже, вполне довольствовался сложившимся положением.

От него Ричард узнал новость, потрясшую его: Шер-шах из Сура умер.

Фарида не стало два года назад. Умер он не от болезни или старости, а в соответствии с образом своей жизни — на войне. Он осаждал город Канинджар, когда взорвалась повозка с порохом и его разорвало на куски.

— А что сейчас происходит в Дели? — спросил Ричард, затаив дыхание в ожидании ответа.

— Наследником Сура стал его сын, Ислам-шах, — разъяснил ему султан. — Однако реальную власть имеет командующий армией по имени Хему.

«Хему! — подумал Ричард. — Какая злая насмешка судьбы». Он прекрасно помнил Ислам-шаха, честного человека и предприимчивого солдата. Только бы достичь Дели, до того как Хему исполнит то, что он задумал...

Юсуф Адил увидел, какое тягостное впечатление произвели его слова на собеседника.

— Это плохая новость для нас, Блант-эмир?

— Не могу сказать ничего, пока не достигну Дели, — ответил Ричард. — И чем раньше я сделаю это, тем будет лучше.

«Как там Гила, как дети? — беспокоился он. — Шер-шах обещал защищать их... но он умер неожиданно. Передал ли он свое обещание сыну?»

— Ты не вернешься? — спросил Питер, узнав ситуацию.

— Напротив, мне нужно спешить!

Хуана смотрела на озабоченных мужчин беспокойными глазами: они сейчас — вся ее семья, и их беспокойство в полной мере передавалось ей.

— Будем надеяться, по крайней мере, что нам не придется сражаться по дороге в Дели, — сказал Питер, улыбнувшись.

Он не мог представить реальной опасности данной ситуации.

Из Райчура Ричард направился на север, делая крюк на четыреста пятьдесят миль в сторону и собираясь перейти большую реку Нарбаду на границе Кандеша и Гондваны.

Около трех недель они шли трудной дорогой по холмистой местности, обрамленной горами, вздымающимися по обеим сторонам пути. Здесь паспорт Ричарда как эмиссара Делийского султаната, казалось, не имел значения, ибо был подписан уже умершим владыкой, однако он позволял им преодолевать все препятствия. Репутация Фарида была такова, что его боялись даже и после смерти.

Нарбада, широкая и глубокая, стала самым большим препятствием для путешественников. Но в итоге под подбадривающие крики местных жителей и взрывы хохота совершенно мокрой Хуаны караван перебрался на противоположный берег и смог продолжать путь.

Они прошли уже полпути. Следующие двести миль на высокогорье им сопутствовала теплая погода. А когда путешественники сошли в долину Джамны, спустя две недели после переправы через Нарбаду, в небе на юго-востоке появилось нагромождение тяжелых темных облаков. Это их не испугало. Теперь они были почти дома.

Через неделю караван входил в Агру. Ричард был удивлен, но и успокоен, узнав, что начальником гарнизона города был не кто иной, как Прабханкар.

Прабханкар выглядел очень важным, одетый в голубую накидку поверх белых шаровар и алый тюрбан. Меч его украшал жемчуг. Он также очень удивился появлению Ричарда.

— Блант-бахадур! — воскликнул он. — А мы считали вас умершим.

— Где бы я ни был, меня встречали хорошо, — ответил ему Ричард.

— Вы слышали о смерти Сура?

Ричард кивнул.

— Но сейчас вы привели английскую армию? Где она?

— По-прежнему в десяти тысячах миль отсюда, — ответил Ричард. — Я не привел армию. Английский король не заинтересовался предложением.

— Но, так или иначе, вы-то вернулись.

— В Агре мой дом, — напомнил ему Ричард. — С моей семьей все в порядке?

— А разве вы еще не видели ее?

— Я отправился прямо к тебе, старина.

— Когда я в последний раз о них слышал, у них все было в порядке, — осторожно сказал Прабханкар.

Ричард нахмурил брови.

— Разве они не в Агре? Прабханкар отвел взгляд.

— Они уехали в Дели, Блант-бахадур. Все уехали в Дели. Так пожелал Ислам-шах.

— Понимаю. — На самом деле это можно было бы понять, предположим, будь новый город сейчас действительно столицей.

Ричард почувствовал, что Прабханкар не договаривает.

— А теперь расскажи о нашем новом хозяине.

— Считаю, будет лучше вам узнать все самому, — предложил Прабханкар. — Уверен, он обеспокоится вашим появлением.

Беседа получилась не совсем убедительной. Ричард принял к сведению услышанные новости и повел Питера и Хуану в бывший дом Гопала Даса. Хуана впала в экстаз, увидев его размеры, тонкое мастерство отделки и обстановки, и особенно поразилась обилию встречавших их, не переставая кланяться, слуг.

Но и слуги упорно молчали о Гиле и детях, ограничиваясь повторением, что все переехали в Дели.

— Здесь какая-то тайна, — сказал Ричард Питеру. — Думаю, при таких обстоятельствах разумнее отправиться в Дели для начала мне одному. Вызову вас, едва удостоверюсь, что нас встречают хорошо. Если я не пришлю никого за вами через две недели или если вы услышите, что со мной случилось нечто ужасное, то берите караван и возвращайтесь в Гоа. Тогда, Питер, поживи с родителями твоей жены, а затем найди способ уехать в Европу.

Питер выглядел совершенно потрясенным.

— Если вы идете на опасное дело, не могу ли я быть рядом с вами?

— А если мы оба погибнем? Кто окажется рядом с Хуаной? Но не думаю, что будет много опасностей. Я только стараюсь приготовиться к любым неожиданностям.

Юноша не был удовлетворен ответом, но ему пришлось подчиниться старшему. Прабханкар охотно предоставил Ричарду индийскую одежду, оружие и лошадь. А также эскорт, подобающий эмиру. И на следующий день Блант отправился в путь. Рамдас оставался с Питером, так как только он, Ричард был уверен, мог при необходимости довести молодую пару обратно на побережье.

Ричард покрыл сотню миль за три дня, останавливаясь, только когда лошадям требовался отдых. Он торопился, потому что ему не терпелось воссоединиться с семьей, но он хотел первым сообщить Хему о своем возвращении.

За четыре года его отсутствия Дели изменился до неузнаваемости. Неудавшийся город Хумаюна был срыт, как и хотел Фарид, а на его месте поднялся блистающий белыми домами и стенами, обрамленный живописными садами, с зеркалами прекрасных искусственных озер город, над которым старый Кутб Минар вздымался маяком.

Ричард поехал прямо во дворец и объявил о себе сам. Головы окружающих повернулись в его сторону, и все взгляды устремились на него. К удивлению англичанина, многие поторопились к нему навстречу с приветствиями. Без задержки его провели к новому султану.

Ковров не было. Ислам-шах восседал на искусно сработанном троне, одетый в высокий головной убор, напоминавший корзину из парчи. Накидка была также из парчи. Пальцы его унизывали перстни, а ножны меча переливались драгоценными камнями.

По обе стороны от трона стояли визири и генералы, но в отличие от старых простых обычаев Великих Моголов здесь не было видно ни одной женщины.

Впереди офицеров стоял Хему, столь же богато одетый, как и его хозяин.

— Блант-бахадур! Это судьба! — сказал Ислам-шах.

Ричард поклонился и шагнул вперед. Султан встал, подошел к нему и обнял. Когда же он снова сел на трон, Хему тоже подошел поприветствовать англичанина, а весь двор с некоторым удивлением шепотом обсуждал появление их давнего соратника.

— Мы думали, что ты умер, — сказал Хему. — Все, но только не твоя жена. Моя дорогая мать никогда не сомневалась в твоем возвращении.

Ричард нахмурил брови.

— Твоя мать?

— Да, она. А ты — мой отец, — смеясь, сказал Хему. Точно огромный ком сдавил грудь Ричарда.

— А ведь ты еще и дед, — продолжал Хему.

В полной растерянности Ричард посмотрел на Ислам-шаха.

— Я сделал это для тебя, Блант-бахадур, — объяснил Ислам-шах. — Мы же думали, что ты умер. Но я не представляю себе большей чести для твоей семьи, чем породниться с моим великим визирем. Подойди и садись по правую руку от меня. Расскажи мне о твоих приключениях... и о том, что ты принес мне.

Хему просто издевался над ним. Ричард с трудом сдерживал ярость. Он мог бы задушить этого маленького человека, еще тогда, давно. Исканда взята в постель этого чудовища и уже стала матерью, потому что его, Ричарда, здесь не было, чтобы защитить ее.

— Я ничего не принес тебе, — сказал он наконец. — Мой король нашел другое применение своим солдатам.

Глаза Ислам-шаха сузились на мгновение, а затем он снова засмеялся.

— Но ты пришел сам. Что еще я могу желать? Сейчас ты свободен. Я знаю, твоя жена ждет тебя. Но я скоро пришлю за тобой.

Ричард держал за плечи Гилу, чтобы получше рассмотреть ее. Тридцать семь лет исполнилось его жене. Они прожили в супружестве больше двадцати лет, и он до сих пор считал ее самой красивой женщиной на свете.

Даже отмеченные печалью ее черты и седина в черных, как смоль, волосах не делали ее менее привлекательной.

— Я видел Хему.

— Пока был жив Фарид, ко мне относились с уважением. Но с его смертью... Хему фактически присвоил нашу семью. Ислам-шах ничего не сделал, чтобы помочь нам. Он полностью зависим от Хему, который, конечно, хотел Исканду. Однако он устроил грандиозное зрелище выбора лучшего жениха для нас.

— А где сыновья? — спросил Ричард.

— Саид с армией на востоке. Он сейчас тук-баши, и я слышу весьма лестные отзывы о нем, но его самого совсем не вижу.

— А Махмуд?

— Махмуд в тренировочном лагере, к северу от города.

— Ему же всего шестнадцать.

— Его тренируют. Это воля султана.

— А твоя мать?

Губы Гилы искривились.

— Моя мать умерла. Хему тут прямо не замешан, но мысль о том, что она оказалась на содержании индуса низкой касты, глодала ее мозг, ее душу, ее сердце.

— Прости меня за все, что выпало на твою долю. Но сейчас ты бабушка.

— Так же, как ты — дедушка. Он здоровый мальчик. Но... но он сын Хему. — Она посмотрела на него. — Что ты намерен делать?

— Не знаю, возможностей у меня мало. — Ричард сел рядом с женой. — В мое отсутствие здесь произошла катастрофа. И самое худшее, что я привез с собой племянника и его невесту, ожидая больших дел.

Гила взяла его за руку.

— Еще будут великие дела, мой господин. Ислам-шаху нужны такие люди, как ты. Только бы нейтрализовать влияние Хему, ведь он совсем не подходит, чтобы управлять государством. Твой племянник и его жена преуспеют здесь, уверена в этом. Но, Ричард, тебя не было так долго...

Он поцеловал ее в губы.

Ричард чувствовал, что Хему до сих пор ненавидит его. То, что он прибрал к рукам его семью, всего лишь акт личной мести. Пока индус не в состоянии уничтожить его близких, и поэтому вынужден изображать расположение к ним. Ричард не мог придраться к дому, очень похожему на их дом в Агре, который был дан Гиле, или к образу жизни, который ей позволили вести. Но это только пока...

Ислам-шах тоже был сама доброта. Если он и остался недоволен, что Ричард не привел армию, то не показывал этого. Хему, конечно, наслаждался. Его власть поддерживалась силой оружия тех дивизий индусских копьеносцев, которые теперь составляли большую часть делийской армии. «Силой, которую впервые создал я сам», — думал Ричард с горечью. Хему внешне держался чрезвычайно любезно. Через сутки он пригласил Ричарда к себе в гости, и они вместе ужинали.

— Молодой племянник! Второй Блант! — воскликнул он. — Поистине я бы предпочел двух Блантов целой армии. Этот малый такой же солдат, как и ты, мой отец?

— Пока еще нет, — старался не раскрывать карты Ричард.

— Его нужно привести сюда. Я немедленно пошлю за ним почетных гонцов.

— Ты очень добр.

— Я делаю только то, что необходимо, Блант-эмир. Твое возвращение... Моя помощь простирается дальше слов. Я буду прям с тобой, мой отец. С тех пор как умер Шер-шах, в королевстве начались неурядицы. Шер-шах постоянно вел войны, оплачивая их за счет собираемых налогов. При нем налоги росли. Но теперь наши губернаторы сдают все меньше денег, и некого послать получить налоги сполна и наказать нерадивых. Не могу же я ехать сам. Ведь султан понимает, что окружен врагами: на юге раджпуты, а на севере Хумаюн. Ты знаешь, этот вероломный могол все еще удерживает Кабул.

— Слышал об этом.

— Я послал к нему посольство, но он и разговаривать с ним не стал — отослал домой с пустыми руками.

— А отец его отрубил бы им головы.

— Ха-ха, ты прав. Хумаюн не таков, как его отец, слава Аллаху! Однако его владения до сих пор пересекают главный торговый путь из Центральной Азии. Он держит руки у нас на горле и при первом же проявлении нашей слабости, конечно, обрушится на нас. С этим надо кончать, Блант-бахадур. Сейчас, когда ты вернулся... да, с ним надо кончать! Знаю, что султан будет говорить с тобой об этом: в общественных делах его мнение таково же, как и мое. — Он лукаво усмехнулся. — Ну, во всяком случае, чаще всего это именно так. Однако сначала ты призовешь к порядку сборщиков налогов. Если появится необходимость, прояви суровость, Блант-бахадур. Наша сокровищница почти пуста. А когда мы снова будем богаты, то посмотрим, что делать с Хумаюном. Вместе, я и ты, мой отец, выкурим эту гадюку и вновь обретем величие. Нашему господину, конечно.

Очень хотелось поверить сказанному. Ричард мог бы пасть к ногам своего тестя, великого визиря, командующего армией... но он не доверял этому маленькому человечку.

Слишком хорошо помнил он Канаудж и его последствия.

И гнев все еще пылал в груди при мысли, что его дочь делит ложе с Хему.

Он просил разрешения увидеться с девочкой, но не получил его. Хему подстрекал Ислам-шаха полностью восстановить систему гаремов Лоди, обдуманно поворачивая его ко всему, что связано с культурой моголов... или с индусской, как в этом случае.

Ричард не воспрепятствовал желанию султана увидеть Хуану, когда она с Питером наконец прибыла в Дели. Впрочем, Ричард едва ли мог протестовать, так как было хорошо известно, что и его собственная жена, Гила, появлялась на людях без покрывала.

Ислам-шаху явно понравилось то, что он увидел, так же как и Хему. В Агре о Хуане заботилась жена Прабханкара, и потому девушка появилась в Дели во всей красе: в бледно-зеленом сари с ниспадающей накидкой, волосы уложены кольцом и удерживались золотым ободом, золотые браслеты блистали на запястьях. В течение недели, пока они с Питером ждали приглашения в столицу, ей даже удалось частично восстановить былой цвет лица умеренным использованием пчелиного молочка.

Хуана, конечно, отличалась от женщин, которых султан встречал до этого, своими рыжими прядями волос, розовым цветом щечек, проступающим даже сквозь загар. И какое сладострастие в столь молодой особе!

Ислам-шах погладил бороду.

— На западе все женщины такие сладкие, как эта? — Султан, сначала едва взглянувший на Питера, сейчас бросил на него быстрый взгляд. — Ты счастливый, молодой Блант. Мы еще поговорим.

— Какой страшный человек, — призналась девушка, когда молодые люди вернулись под крышу своего нового дома.

— Они наши хозяева, на время по крайней мере, — напомнил ей Ричард. — А сейчас я бы хотел познакомить вас с Гилой.

Хуана глубоко задумалась, что делала довольно часто, и наметила свой план действий. Когда Гила вошла в комнату, она опустилась на колени и склонила голову перед ней. Это хорошо разыгранное представление не произвело никакого впечатления на принцессу, воспринявшую такой жест как должное. Она подняла девушку с пола и обняла.

— Добро пожаловать, дитя, — сказала Гила, — И не только потому, что ты пришла с родичем моего мужа, но и потому, что теперь ты заменишь мне потерянную дочь.

Как хорошо быть дома, пусть даже это и такой странный дом. Он очень быстро стал родным для Питера и Хуаны.

Молодой Питер, казалось, был заинтригован и получал удовольствие от всего, что видел в Дели, даже от дождя, который начался вскоре и лил не переставая день за днем.

— Сейчас мне понятны твои опасения быть застигнутым дождем в дороге, дядя, — сказал он Ричарду.

Ричард провел долгие месяцы муссона во дворце, изучая с визирями Хему систему сбора налогов и наблюдая за самим Хему.

Тот едва ли понимал, чего достиг, поднявшись столь высоко. Он жил с такой же пышностью, как и сам султан, также его повсюду сопровождала дюжина стражников с обнаженными мечами. Устроившись с великолепием, каким себя окружал Фарид, он и не думал, что можно еще и приумножить все это.

Даже знаменитая библиотека Хумаюна, о которой говорили как о самом большом собрании в Индии, оставалась совершенно нетронутой. А поскольку Хему не мог читать ни по-турецки, ни по-арабски, ни по-персидски, ни на санскрите, а только на хинди, да и то с трудом, то книги только собирали пыль.

Ислам-шах едва ли был более образован. Он не обращал на окружающее вовсе никакого внимания. Он был прирожденным солдатом, которому больше всего нравилось инспектировать конные войска, но который тем не менее боялся идти на войну.

Хему жил в еще большем страхе за будущее, вызванном, как был абсолютно уверен Ричард, его низким происхождением, ведь он из касты неприкасаемых — темнокожих аборигенов субконтинента, которых прогнали и поработили первые завоеватели с севера.

Ричард никогда не уделял серьезного внимания индусским обычаям, хотя находил их довольно интересными по социальному делению. С самого начала он попал в подвластный мусульманам мир, где даже индийцы высокой касты, вроде Гопала Даса, считались людьми второго сорта. Но он понимал: здесь классовое различие было самое строгое в мире. А для этих, на вершине навозной кучи, общественный прогресс был возможен только во время войны или революции.

Как хорошего солдата Хумаюн сделал Хему командиром. Фарид, в свою очередь, тоже возвысил его. И вот, умело воспользовавшись смертью Фарида, он достиг вершины власти, но при этом прекрасно осознавал, что и мусульмане и индусы одинаково относятся к нему, как к узурпатору, как к человеку, к которому при иных обстоятельствах они даже не подошли бы на улице. С ним и говорить не станут в тех местах, где не знают, что он любимец султана. Для Хему единственным средством защиты были деньги.

Система налогообложения, разработанная Шер-шахом, оказалась слишком совершенной, чтобы ее можно было разрушить за два года небрежения. Но становилось очевидным, что значительная часть сборов в пользу государства или не взималась вовсе, или же уплывала в чей-то карман.

Эта зима также прояснила Ричарду слабину политики Ислам-шаха. Связи султана с раджпутами были весьма призрачными. Те, безусловно, выказывали оправданное почтение его грозному отцу, но сын ничем не проявил себя. Мало угрозы от раджпутов, тут еще и губернатор Пенджаба, Сикандр Шер, племянник Фарида, фактически провозгласил независимость. Он целый год не платил налогов, объясняя, что все собранные им деньги необходимы для защиты вице-королевства от вторжений моголов из Кабула. На западе же было и того больше родственников Фарида, претендующих на трон.

Эта ситуация поставила Ричарда Бланта в затруднительное положение. Он чувствовал отвращение и недоверие к Хему, однако тот был женат на его дочери и держал остальных членов семьи почти полностью в своих руках. В то же время англичанин совсем не был уверен, что Сикандр Шер или другие племянники оказались бы лучшими султанами, чем Ислам-шах. Все им увиденное повергало его в серьезные сомнения по этому поводу.

Мысль, что Хумаюн, человек, которого он почитал и которому верил, готовится перейти границу, приняла в мозгу Ричарда угрожающие размеры. Однако после смерти Фарида Хумаюн не предпринимал никаких шагов против Дели. Без сомнения, он все еще был чрезвычайно занят собиранием книг и старинных вещиц.

Для Бланта бежать из Дели означало бы оставить все, чем он обладал, и главное детей, на милость Хему. А как взять их всех с собой? Это, конечно, не мешало ему обдумывать обстановку. Да, положение его останется шатким, пока Хему продолжает глумиться над ним. Однако он не мог пока придумать ничего лучшего, чем служить выскочке и его бестолковому хозяину по возможности верно, насколько хватит выдержки.

И вот пришло время окончания сезона дождей. Хему спросил, откуда тот собирается начать свои административные реформы.

— Я не могу поступить лучше, — ответил Ричард, — чем последовать примеру великого Бабура. Мы должны определить главные направления. Сикандр, возможно, и мечтает о независимости Пенджаба, но боится моголов, и они полностью занимают его внимание. Он отличный генерал, и у него сильная армия. Нам бы потребовались все наши ресурсы, чтобы сокрушить его. Раджпуты слишком заняты партизанской войной друг против друга, чтобы объединиться против нас. Но соберись мы воевать с ним, нам также понадобятся все наши ресурсы. Поэтому, считаю, сначала следует заняться восточными провинциями, где полный беспорядок и самые большие недоимки.

— Я полностью полагаюсь на тебя, Блант-эмир, — сказал Хему и криво усмехнулся. — Принеси мне деньги. И головы тех, кто попытался их присвоить.

Ричард решил взять с собой племянника, чтобы юноша увидел настоящую индийскую жизнь без всяких прикрас. Питер был воодушевлен предстоящим походом. Только мысль, что придется покинуть Хуану, которая была беременной, несколько омрачала его настроение.

— Сколько раз я вынашивала ребенка, когда мой господин отсутствовал, — усмехнулась Гила. — Твоя жена будет в безопасности со мной. Иди и приобрети себе славу. Ты можешь стать эмиром, как твой дядя.

Хуана горько плакала.

Ричарду дали отряд из пятисот кавалеристов — большой для сбора налогов, но маленький для подавления возмущения... или для возбуждения его.

Сначала он отправился в Агру. Согласно его сведениям, Прабханкар был достаточно честен в уплате налогов.

— Блант-бахадур, — сказал индус, — рад видеть тебя в могуществе и благополучии да еще с пятьюстами всадниками за спиной.

— Ты имеешь в виду, что не ожидал увидеть меня снова?

— Все могло случиться.

— Но ты бы не помог мне?

— Я бы помог тебе, если б было возможно, Блант-бахадур. Разве мы не старые друзья и товарищи по оружию? Но что ты хочешь? У меня пять тысяч верных мне человек. Большинство из них ветераны или сыновья ветеранов наших походов, поэтому я знаю, что они будут верны и тебе. Но у Хему войско во много раз большее.

— А твои люди также верны памяти Могола?

Прабханкар пристально посмотрел на него.

— Ты говоришь чепуху, Блант-бахадур.

— Я говорю о том, что может произойти. Отчего такое не может случиться, старина? Ты арестуешь меня?

— Я? Арестую тебя? Это просто невозможно.

— Ну, значит, ты снова пойдешь со мной, — он поднял палец, — если будет необходимо.

Прабханкар вздохнул.

— У меня жены и семья, я богат. Это правда, что Шер-шах дал мне все, но Ислам-шах или даже Хему поддержали меня со своей стороны, потому что им нужны честные люди. Знаю, что он паршивая собака, которая посадила бы меня на кол после Канауджа. Знаю, что он не заслуживает своего положения. Но сейчас он дал мне богатство и силу. Я не хочу лишиться благополучия, потерять моих жен и сыновей. А ты, Блант-бахадур?

Ричард в свою очередь тоже вздохнул.

— Я могу лишь уважать твое решение, Прабханкар-хаким.

Он поднялся с ковра, чтобы уйти, но Прабханкар удержал его за руку.

— Скажи мне, если придет день, когда ты поссоришься с Хему, и у тебя будет достаточно войска выступить против него, и я приду к тебе с моими пятью тысячами...

Сердце Ричарда сильно забилось от радости.

— Мог ли я рассчитывать на это, Прабханкар-хаким?

— Вот тебе мое слово, Блант-эмир.

Ричард нашел союзника.

Но в настоящее время он должен был выполнять приказы Хему. Сначала он отправился в Канаудж, откуда губернатор Сандал-хан в течение последнего года посылал пониженные налоги. Ричард отправился со своими людьми прямо во дворец и, оставив их на лошадях во дворе, сам с дюжиной вооруженных копьями солдат прошел внутрь.

— Приветствую тебя, я слышал о твоем возвращении, Блант-бахадур, — сказал Сандал. — Воистину солнце светит в этом году ярче...

Сандал широко раскрыл глаза, когда солдаты подняли оружие. Его визири переглянулись. Один или двое схватились за рукояти мечей. Они не понимали, что происходит. Пятьсот человек во дворе могут быть авангардом огромной армии. Да и пятисот человек под командой Блант-бахадура более чем достаточно, чтобы справиться с дворцовой стражей.

Ричард быстро провел своих людей по всем закоулкам дворца. Они распугали наложниц и евнухов, пока искали сокровищницу.

— Все это должно быть упаковано и перевезено в Дели, — сказал он Рамдасу. — Сандал поедет с нами. Посадить его на мула, чтобы все могли видеть его унижение.

Питер смотрел на своего дядю со смешанным чувством восторга и страха. Он никогда не видел Ричарда Бланта таким.

За следующие четыре года Ричард провел еще несколько кампаний по сбору налогов. После Канауджа он занимался Праягом и Бенаресом, а затем и Бихаром. Везде он арестовывал или вознаграждал согласно заслугам. И в каждом месте он рекрутировал новых людей для своей армии, которую использовал для гарнизонной службы в различных городах. В 1551 году, когда он отправился в Бихар, под его командованием насчитывалось уже несколько тысяч человек. Огромной радостью для него было узнать, что сын его Саид, повзрослевший молодой человек двадцати четырех лет, стал уже минг-баши в местной армии.

Саид слышал о приезде отца и с нетерпением ожидал встречи с ним. Ричард обнял сына. Верилось с трудом, что этот высокий и сильный молодой человек рожден от него.

В Бихаре неуплата налогов превзошла таковую во всех других местностях, поэтому армия была счастлива видеть возвращение губернатора в Дели с позором.

Питер и Саид некоторое время оценивающе присматривались друг к другу и, кажется, остались довольны.

Ричард произвел Саида в чин туман-баши, доверив ему половину своих полномочий, хота пока не знал, на что способен мальчик. Но, по крайней мере, на него можно было полностью положиться.

Через два года, когда Блант достиг дельты Ганга, с ним было двадцать тысяч человек.

Обычно на период дождей он возвращался в Дели, чтобы отчитаться перед Хему и султаном и какое-то время побыть с женой. Питеру не терпелось вновь обнять Хуану. Их первый сын, Томас, родился в 1548 году, второй, Уильям, появился в 1550-м, дочь Изабелла в 1552-м. Он был по-настоящему счастлив.

Постепенно опасения Ричарда стали рассеиваться. Возможно, потому, что он редко бывал при дворе султана:

Но Бенгалия находилась слишком далеко от Дели, и не так-то легко было вернуться туда до сезона дождей. Ричард решил переждать непогоду на месте и закончить экспедицию весной. Они решили остановиться в Паталипутре.

— Далеко ли еще? — спросил Питер. Он впервые провел целый год без Хуаны.

— Когда кончится дождь, мы пройдем через Бенгалию вдоль реки до впадения ее в море, — сказал Ричард. — Об этом когда-то мечтал Бабур, но смерть помешала ему. Теперь я посмотрю на море вместо него.

— Ты действительно уважал этого человека, не так ли? — спросил Питер.

Юноша стал так же высок и широкоплеч, как его кузен Саид. Он научился владеть мечом лучше, чем шпагой, а в искусстве верховой езды мог соперничать с монголами. Однако все равно постоянно держал при себе свой длинный английский лук и с удовольствием показывал свое умение солдатам, которые пользовались короткими многосекционными луками из рога и короткими же стрелами. Они пренебрежительно относились к его оружию, так как, по их мнению, из него нельзя было эффективно стрелять, сидя на скачущем галопом коне. Питер не соглашался с ними.

— Да, — сказал Ричард. — Это был величайший человек из всех, кого я когда-либо видел.

— Сейчас таких нет, отец, — согласился Саид. — За исключением одного.

Он многозначительно посмотрел на Ричарда, тот засмеялся в ответ.

— Ты бы хотел видеть меня узурпатором?

— У тебя за спиной целая армия, отец. И ты солдат, не чета Хему.

— Может быть. Но эта армия невелика, а я не мусульманин и не индус. Боюсь, что мой взлет был бы короток.

На юго-востоке дожди значительно обильнее, чем в любой другой части страны. И на протяжении последующих четырех месяцев они только тем и занимались, что старались не вымокнуть в доме, где каждый уголок пропитан влагой.

В долгие дождливые дни Ричард обучал Питера хинди и арабскому языкам и играл с Саидом в шахматы. Ему доставляло большое удовольствие снова узнавать сына после столь долгой разлуки. В 1543 году он оставил восторженного подростка, а сейчас перед ним сидел здравомыслящий взрослый мужчина, имеющий полное представление о происходящем во всем королевстве.

Постепенно погода улучшалась, и Ричард начал собираться, чтобы продолжить поход, когда неожиданно получил тревожное послание из Дели. Минг-баши по имени Миран-бахадур, известный воин и командир личной охраны Хему, прибыл в Бенгалию, проделав нелегкий путь в самую непогоду.

— Печальные новости, Блант-бахадур, — сказал он. — Катастрофа! Султан умер, а его сын убит.

Ричард смотрел на него в растерянности, не способный сразу осознать сообщение.

— Кто это сделал? — спросил Питер.

— Как вы знаете, принцу Фирузу было двенадцать лет, и его провозгласили султаном при регентстве дяди Мубариз-хана. Но через месяц Мубариз объявил о смерти принца и принял на себя правление султанатом под именем Мухаммеда Адил-шаха Сура.

— Тогда вы не знаете наверняка, что принц убит? — прервал его Саид.

— В этом нет сомнения, — ответил Миран.

— Какова роль Хему во всей этой истории? — спросил Ричард.

— Он покровительствует законности, Блант-бахадур. Многие принцы из дома Сура имеют большие права на трон, чем Мубариз. Хему объявил нового султана узурпатором и взял под контроль Дели. Мубариз бежал на юг. Но без сомнения грядет гражданская война. Тебе приказано немедленно явиться в Дели.

Предположим, все правда, подумал Ричард, на самом же деле этот Миран-бахадур — выкормыш Хему. Он не может прямо глядеть людям в глаза. Но в этой обстановке, по крайней мере, они с Хему по одну сторону.

— Моя армия выступит еще до конца недели.

— Генерал Хему хочет видеть тебя лично, Блант-бахадур. Конечно, твоя армия будет очень полезна, когда прибудет, но для него твое присутствие важнее, чем даже появление армии.

Лесть была слишком откровенной, а настойчивость очевидной. Это заявление походило на прямой приказ Хему.

Саид заподозрил подвох.

— Не ходи без своих людей, отец, — настойчиво предостерегал он.

— Тогда меня сочтут мятежником, — заметил Ричард. — Не забывай, твоя мать и жена Питера в его руках. Не думаю, что даже Исканда была бы в безопасности. Я должен ехать, но возьму соответствующий эскорт. А ты собери армию побыстрее. Таким образом мы подчинимся всем приказам и при этом будем готовы к возможному вероломству.

Саид всю жизнь был солдатом и поэтому не спорил. Питера же оказалось не так легко убедить.

— Я, безусловно, отправлюсь с тобой, — заявил он. — Разве я не твой тавачи?

Миран-бахадур не возражал. Не противился он и тому, что Ричард выбрал себе в сопровождение десять лучших воинов.

Рамдас, конечно, тоже отправился со своим хозяином.

Они выступили на следующий день. Дождь почти прекратился, но реки еще не вернулись в свои берега, и многие дороги были размыты. Поэтому небольшой отряд двигался очень медленно. Удивительно, но едва они покинули армию и отправились в дорогу, Миран, казалось, стал меньше волноваться и торопиться.

— Не верю я этому парню, — признался Питер. — Мне он нравится не больше, чем его хозяин.

— Который также и наш хозяин, — напомнил Ричард, но стал присматриваться к посланцу.

— Кого из кузенов Фируза собирается привести к власти Хему? — спросил он Мирана.

— Как раз это он и хочет обсудить с тобой, Блант-бахадур, — объяснил Миран. — Может быть, Сикандр-шаха... Кто знает?

— Сикандр-шаха? — удивился Ричард. Сикандр-шах явно не тот человек, чтобы покориться индусу низшей касты. Хему должен знать это. Определенно, что-то здесь было не так. Невозможно, чтобы Хему сам пытался захватить трон. Несомненно, он решил посадить на трон подставное лицо, титулованное султаном. Поэтому Ричарда пригласили или, вернее, приказали ему явиться. Словом, ему ничего не оставалось, кроме как торопиться к Хему. Он должен убедиться, что его домашние в безопасности.

Через месяц после спешного отъезда из армии им осталось меньше дня пути до Канауджа. Погода значительно улучшилась. Дороги подсохли.

Они поставили палатку. Как обычно, Питер и Ричард разговаривали, дожидаясь ужина, который готовил Рамдас неподалеку.

Ричард первый уловил бряцание оружия за палаткой. Он вскочил на ноги и бросился к мечу, но не успел. В палатку вошел Миран с двумя людьми по сторонам.

— Ты арестован! — прорычал он. Питер уставился на него, открыв рот.

— И ты умрешь немедленно, — продолжал Миран.

— За что?

Миран засмеялся:

— За то, что ты Блант-бахадур. Ты слишком удачливый человек, но больше не нужен нашему хозяину.

— И нет никакой гражданской войны? — поинтересовался Ричард.

— О, может быть, и есть, — сказал Миран. — Но наш хозяин подозревает, что ты бы не поддержал его стремление восстановить контроль над Дели индусской нации.

— С ним в качестве султана?

— Нет-нет. Генерал Хему будет раджой, а не султаном.

— Он сошел с ума, если думает, будто у него это получится.

— Он предполагал, что ты так скажешь. Тем не менее, поскольку ты тесть хозяина, будешь казнен через отсечение головы, а не на колу.

Ричард посмотрел на Питера, который, казалось, пребывал в шоке от происходящего.

— А мой племянник?

— О, ему тоже отрубят голову, — сказал Миран, смеясь. — Поскольку его жена понравилась нашему радже.

— Моя жена?! — Питер вскочил на ноги.

— Как может раджа домогаться чужих жен? — спросил Ричард, отчаянно пытаясь найти выход из сложившегося положения.

Миран ухмыльнулся:

— Я согласен, это нужно сделать скрытно. Но ведь радже же не возбраняется брать себе вдов, если какая-нибудь из них ему приглянется. А теперь пошли...

Он не закончил и, вскрикнув, упал лицом вниз, изо рта у него хлынула кровь.

В дверях стоял Рамдас, кровь стекала с необычно искривленного ножа, который он всегда носил с собой.

С криками проклятия один из людей Мирана бросился на него с мечом. Рамдас попытался отразить удар, но лезвие меча, ударившись о кукри, соскользнуло и вошло ему в шею.

Все же возникшее замешательство дало Ричарду время добраться до меча, и он пронзил убийцу Рамдаса. Другой солдат ринулся было к нему, но напоролся на меч Питера и мгновенно умер.

Ричард опустился на колени перед верным слугой. Питер осторожно выглянул из палатки, наружу.

— Человек тридцать, — прошептал он. — А наши в невыгодном положении. — Он взял свой лук.

— Тогда все потеряно, — сказал Ричард и медленно опустил голову Рамдаса на ковер, презирая себя за то, что отправился в путь так беспечно.

— Ха! — воскликнул Питер, выступив наружу со своим длинным луком.

Отряд убийц спешился на другом конце лагеря, разоружая эскорт Бланта, растерявшийся от неожиданности.

Однако обеспокоенные вскриком Мирана несколько человек направились к командирской палатке. Первый из них с торчащей из горла стрелой тотчас бездыханным рухнул на землю.

Пока остальные соображали что к чему, еще один упал замертво, а затем еще один. Оставшиеся быстро ретировались, пораженные быстротой и меткостью стрельбы.

Ричард стоял рядом с племянником.

— Бог мой, отлично сделано.

Питер опустил лук. Выражение бойцовского азарта постепенно исчезло с его лица.

— Что он имел в виду, говоря о Хуане?

— Это нам предстоит узнать, — сказал ему Ричард. — А вот наше отношение к Хему теперь вполне определилось.

Ричард понимал, что его положение изменилось далеко не в лучшую сторону. Хему, будущий раджа, все еще держит в своих руках Гилу и Хуану. И попытка Ричарда направить свою армию против индуса будет равносильна их смерти. Совсем другое дело, если бы Хему считал его, Ричарда, мертвым. Войдя в город раньше остатков отряда Мирана, можно было бы взять женщин и спрятать их... Но куда? Возвратиться в Гоа как бедный изгнанник?

Или в Кабул? Да, в Кабул! Вот куда надо идти для того, чтобы отомстить Хему с помощью Хумаюна. Предположим, он, Ричард, смог бы добраться туда...

Они похоронили Рамдаса и остальных, послали к Саиду гонца с рассказом о случившемся, вскочили на коней и поскакали дальше так быстро, как только могли.

К счастью, в Канаудже их заверили, что ни один воин из отряда Мирана еще не добрался до города. Потерпев сокрушительное поражение, они просто боялись появляться на глаза Хему.

Таким образом, Блант намного опередил разбитых воинов и со своим маленьким отрядом скакал день и ночь, забирая свежих лошадей где только возможно. Теперь Ричард и Питер не тратили время на разговоры. Их праздные беседы в ожидании Рамдасовой стряпни по вечерам остались в прошлом.

Через неделю после того, как они покинули Канаудж, их усталые кони уже входили в Дели.

Стража городских ворот не сделала попытки остановить их, тем самым подтвердив предположение Ричарда, что план убийства был секретным, и о нем, кроме Хему, никто не знал.

Они направились прямо в дом к Гиле. Стемнело, и это оказалось им на руку. Хотя на улице толпилось еще множество людей, несколько человек узнали Блант-бахадура и его племянника. Тук-баши на воротах должен, конечно, доложить о них, как, впрочем, и обо всех входящих в город, но этот доклад едва ли достигнет дворца раньше утра.

Едва Питер и Ричард торопливо вошли в здание, ворота за ними закрылись.

Фирдат, домоправитель, онемел от удивления.

— Принцесса? Португальская ага? Они здесь, мой господин, но... — Парень выглядел совершенно потрясенным.

Питер уже бежал в дом, снимая свой лук, как будто ждал сопротивления врага.

Ричард устремился за ним, и вместе они столкнулись с Гилой.

— Ричард? О, Ричард! — Она бросилась в его объятия.

Блант крепко обнял и поцеловал жену, затем несколько отстранил ее от себя.

Гила была одета в белое сари печали.

— Где Хуана?

Питер уже исчез во внутренних покоях.

— Хему присылал за ней... — пробормотала Гила.

Неожиданно появился Питер, неся на руках свою жену. На лице Хуаны было несколько синяков, и когда Питер поставил ее на ноги, казалось, что она вот-вот упадет.

— Ее изнасиловали — сказал Питер потрясенно.

— Расскажи мне, что случилось, — попросил Ричард.

Хуана глубоко вздохнула.

— Этот человек, регент, послал за мной и сказал, что вы оба мертвы, убиты восставшими на востоке. Сообщил также, что хочет взять меня в свой гарем, но сначала должен посмотреть... что я могу предложить. Я боролась с ним, Ричард, боролась с ним и его евнухами, которые держали меня...

— Но ты убежала?

— Когда этот негодяй кончил, они подняли меня, и я напала на него и расцарапала все лицо. Он высек меня и отослал домой, заявив, что пошлет за мной снова, когда я научусь думать.

— Потом он прислал за мной, — прервала ее Гила.

— И ты тоже изнасилована? — с ужасом спросил Ричард.

Гила засмеялась:

— Даже Хему не стал бы насиловать свою тещу. Нет, он велел мне вразумить Хуану. Если, мол, я сделаю девушку более сговорчивой, он разрешит мне остаться в этом доме и возвысит моего сына до высшего командира. Мне не оставалось ничего иного, как попросить время подумать. Подумать о чем? Я не знаю до сих пор.

— Я убью его, — поклялся Питер.

— Обязательно, — согласился Ричард, — но не сейчас. Это было бы самоубийством. Мы должны немедленно уходить, искать могущественного союзника для нашей мести.

— В Персии? — воскликнула Гила.

Ричард покачал головой.

— В Кабуле. Я уже послал Саида туда.

Ее лицо вытянулось. С последними словами мужа она сникла еще больше.

— А Исканда?

Ричард вздохнул:

— Мы ничего не в силах сделать для нее в данный момент. Мы можем только молиться и надеяться, что даже Хему не уничтожит мать своего сына.

— Значит, мы убегаем, — горько сказал Питер. — Никогда не думал услышать от тебя такое предложение.

— Мы сегодня бежим, чтобы завтра сражаться. Это ничтожество Хему не способен удержать трон Дели. Хему падет, и скинем его мы.

Меньше чем через час Ричард и Гила, Питер с Хуаной, трое их детей с няней Финдал покинули дом. Это было сделано тайно. Так что даже другие слуги не знали об их отъезде.

Они провели лошадей через северные ворота, а затем пустили их в галоп, направляясь в военный тренировочный лагерь, к которому был приписан Махмуд.

Здесь, после незначительных трудностей, Ричард получил возможность призвать молодого тавачи к себе, и на следующий день беглецы продолжили путь, теперь уже на северо-запад, в Пенджаб, в земли Сикандр-шаха.

Ведь другого пути в Кабул не было.

Ричард довольно часто сражался вместе с Сикандром в минувшие годы и считал его честным и деятельным человеком.

Но Сикандр относился весьма скептически к человеку, известному в последнее время как сборщик налогов у Хему.

— Ты пришел посадить меня на кол, Блант-бахадур? — спросил он. — И без армии?

— Я ушел от Хему, — ответил ему Ричард. — Или, скорее, он бросил меня.

Сикандр нахмурил брови.

— Хему собрался повернуть историю вспять и назвать себя раджой.

— А ты хочешь защитить Дом Сура? — Сикандр посмотрел на Ричарда еще более удивленно. — Значит, ты пришел предложить мне трон?

— Я пришел предупредить тебя, Сикандр-шах. Я знаю, что, как только Хему мобилизует армию и склонит на свою сторону Мубариз-шаха, он организует поход против тебя.

Сикандр задумчиво погладил бороду.

— Ты разве не слышал этого от своих шпионов?

— Я слышал это, — подтвердил Сикандр, — и поэтому спрашиваю: вы пришли сюда, чтобы сражаться за меня, Блант-бахадур?

— Я не верю, что вы можете потерпеть поражение от Хему, Сикандр-шах. Нет, я направляюсь в Кабул.

— Вы собираетесь поднять моголов против меня? Этого я не допущу.

— Послушайте меня, Сикандр-шах: Хему куда больший наш враг, чем Хумаюн. Однажды Хему падет, Хумаюн сможет получить свой трон обратно и наверняка подтвердит ваше право на Пенджаб. Разве вы можете желать большего?

Пальцы Сикандра снова потянулись к бороде.

— А я сам не могу претендовать на делийский трон?

— Вы?

Сикандр засмеялся.

— Вы отлично знаете, что это не под силу одному человеку. — Он задумался. — Мне по крайней мере. Я афганец, и здесь, в горах, мой народ. Я всегда считал, что у моего дяди чрезмерные амбиции. И не хочу править многонациональным государством.

— Даже здесь ваша власть ненадежна. Вы окружены враждебными силами. Моголы на севере, Хему на юго-востоке. Даже выжившим членам вашего семейства нельзя полностью доверять. Неужели вы надеетесь, что Мубариз-шах, сохранив свою власть, не попытается покорить вас? Как вы думаете удержаться в окружении стольких недругов? Не будет ли лучше заключить союз с одним человеком, которому вы бы верили?

Не в первый раз Ричард блефовал, играя на человеческой жадности и желании выжить или удержать то, что уже имеется.

Ведь Сикандру было так легко отослать их головы Хему в знак примирения.

Сикандр, немного подумав, кивнул.

— Поезжай к Моголу. — Он посмотрел за спину Ричарда, на женщин. — Твоя жена, дочь и сын останутся здесь до твоего возвращения с ответом Хумаюна. — Сикандр поднял палец, предупреждая протест Ричарда. — Они будут в безопасности, клянусь Пророком. — Он засмеялся. — До тех пор, пока ты не предашь меня.

Питер был потрясен.

— А если, предположим, Хумаюн встретит нас плохо? — спросил он.

— Тогда мы будем вынуждены вернуться и сражаться с Сикандром.

— Скажи мне, — поинтересовался Питер, — неужели вся жизнь на Востоке была прожита тобой на такой зыбкой почве?

— Повсюду жизнь такова, если находишься плечо к плечу с королями и принцами, — сказал Ричард. — Признайся, разве наш король не рубит головы в минуты неудовольствия? И помни: ты сам захотел ехать сюда.

Питер пристально посмотрел на него и ухмыльнулся:

— Еще месяц назад я надеялся здесь преуспеть.

Затем был Хайдабар, спешный переход до Кабула, чтобы успеть до первого снега пройти перевалы.

Они путешествовали под защитой Сикандр-шаха до самой границы с моголами. Но Ричард решил, что будет лучше скинуть свои пышные одежды и переодеться в национальную одежду патанов, чтобы избежать столкновений с горными племенами, для которых даже Сикандр-шах был весьма призрачным авторитетом. Это дало свои результаты — на них не обращали внимания.

Но им пришлось преодолеть и много других препятствий. Даже снег выпал раньше обычного. А потому только, в середине декабря они предстали перед Хумаюном.

— Блант-бахадур! — Хумаюн, казалось, был рад видеть Ричарда. Он немного постарел, но здоровье его, похоже, заметно улучшилось, он стал выглядеть солиднее. Ричард прикинул, что ему сейчас около сорока.

Братьев Хумаюна видно не было, но рядом стоял явно его сын. Ричард удивился: неужели это тот самый хилый мальчик, которому дали удивительное имя Акбар, и решил — такого не могло быть. Акбар только родился, когда он в последний раз был в Кабуле, значит, около семи лет тому назад. Этому же мальчику было лет пятнадцать, не меньше.

— Это мой сын, — пояснил Хумаюн, поймав любопытный взгляд Ричарда. — Его зовут Мирза Мухаммед.

Ричард понял: это сын одной из наложниц.

— Будь благословен, — сказал он. — А господин Камран?

Хумаюн нахмурился.

— Не говори мне об этом негодяе. Он восстал против меня, желая отнять мой трон, и сейчас скрывается где-то в горах. Если он вернется, я отрублю ему голову. Ну а как ты, Блант-бахадур? Сначала я слышал, будто ты умер. Затем узнал, что ты вернулся без армии. Потом дошел слух, что ты сборщик налогов у Ислам-шаха... а сейчас стоишь передо мной как патанский бандит. Чем объяснить все это?

Ричард рассказал ему то же, что раньше рассказывал Сикандр-шаху, только представив другую сторону монеты.

— Я слышал, что у Хему очень сильная армия, — сказал наконец Могол. — В его армии тоже завелись пушки. Неужели они будут нацелены на раджпутов?

— Раджпуты относятся к нему как к узурпатору. Но они могут и оказать ему поддержку, потому что боятся тебя больше, чем его.

— Ну а что ты хочешь мне предложить? У тебя, вижу, нет армии.

— Я принес вам три весьма ценных известия. Во-первых, я очень хорошо знаю Хему. Он напуган и совершенно не способен понять, какой кусок имел безрассудство ухватить. Теперь ему не выстоять против решительной атаки, у него сил не больше, чем было у Махмуда Лоди.

— Человеческая отвага — довольно относительное качество, Блант-бахадур. Поставленный перед катастрофой, он будет драться как загнанная в угол крыса. А что ты еще мне скажешь?

— У меня есть предложения и более конкретные. Во-первых, возможность союза с Сикандр-шахом.

— С этим бандитом? Разве не его патаны устраивают набеги в глубь моих земель, грабя и выжигая все на своем пути?

— Таков образ жизни патанов. Их жестокость вызвана нуждой. Сикандр хочет направить энергию патанов против своего настоящего врага, да и вашего тоже — против Хему.

— А что он хочет взамен?

— Быть властителем Пенджаба, которым и так уже владеет, и ничего больше. Только Сикандр может контролировать этот дикий народ.

Хумаюн фыркнул.

— А третье твое известие?

— Самое важное из всех. Я обещаю вам поддержку губернатора Агры и его армии.

Хумаюн нахмурился:

— Прабханкара?

Ричарду стало ясно, что он хорошо разбирается во внутренней жизни Делийского королевства.

— Он верен мне, а не Хему. Дайте мне время. Я пошлю ему письмо. Тогда в случае вашего нападения Прабханкар поднимет восстание в тылу Хему, и тот не сможет организовать защиту Делийского королевства.

— О Аллах, что за фантастический план!

— Который, замечу, непременно привлек бы внимание вашего отца.

— Да, думаю, что ты прав. Но начинать войну... — Хумаюн поднялся и, подойдя к окну, посмотрел на валивший, покрывая все кругом, снег.

«Бабур, должно быть, перевернулся в могиле», — подумал Ричард.

— Вернуть Дели — разве это не цель всей вашей жизни?

Несколько минут Хумаюн не отвечал. Затем спросил небрежно:

— Этот город так же красив, как и тогда, когда я его оставил?

— Он стал еще красивее.

— А дворец цел?

— Дворец построили новый.

— А моя библиотека? Она сожжена, уничтожена, развеяна по ветру?

— Ваша библиотека до сих пор существует и нетронута. На зависть всему Индостану.

Хумаюн обернулся.

— Она уцелела?

— В том же виде, в каком вы ее оставили.

— О Аллах! Это удивительно! Посылай своего гонца в Агру, Блант-бахадур. И готовься выступить вместе со мной. Мы отправимся в поход на Дели ранней весной.

План Ричарда постепенно воплощался в жизнь. Еще до окончания зимы Хумаюн и Сикандр подписали договор о возвращении Делийского королевства. К этому времени Ричард получил ответ от Прабханкара. В апреле армия Могола — в который уже раз! — выступила на юг. Мирза был оставлен управлять Кабулом, точно так же, как Бабур оставил Хумаюна четверть века назад. Камран не возвращался для примирения с братом, и Хумаюн предпочел держать Аскари и Хиндала рядом с собой. В Пешаваре к ним присоединился Сикандр со своими патанами. Ричард и Питер опять увидели своих жен.

Блантов огорчало полное отсутствие известий от Саида, но это только возбуждало мстительное чувство к Хему.

Махмуд тоже пошел на войну в качестве отцовского тавачи.

Через неделю в лагере Хему царил полнейший разброд. Дезертир сообщил, что город Агра принял сторону Могола.

Хему поспешно покинул свой лагерь и направился на юг.

Моголы и патаны преследовали его. Позади у него остались целых два года мирной жизни, и вот теперь он бежал к раджпутам искать убежища.

— Мне нужна его голова, — сказал Ричард.

— Сомневаюсь, что он проживет слишком долго, — заверил его Хумаюн.

На следующий день Могол вошел в Дели под одобрительные возгласы толпы.

Затем последовало обычное в таких случаях церемониальное разорение покинутого гарема Хему. Ричард интересовался только возвращением Исканды с сыном. Ее слезное и радостное воссоединение с семьей несколько притупило боль утраты, вызванную смертью Саида, который, как стало сейчас известно, был пойман и убит прислужниками Хему.

Победа Могола казалась полной. Раджпуты были в замешательстве. Султанат заметно пострадал от Хему и его сборщиков налогов. Даже те, кто знал Ричарда одним из таковых, помнили также, что тот собирал налоги честно. Для Хумаюна он стал незаменимым человеком, сумевшим одержать победу, о которой тот мечтал десять лет, но по вялости характера не сделал ничего для достижения ее. Ричарда сразу же послали в новый поход через всю страну для уничтожения могольской власти. Вот когда наконец он достиг побережья Бенгальского залива.

Прабханкар получил звание бахадура и остался в должности губернатора Агры.

Единственное огорчение доставил Сикандр, объявивший независимость Пенджаба почти в тот же момент, когда Дели был вновь захвачен. Он заявил, что это — часть договора, заключенного с Моголом. Хумаюн призвал Бланта мобилизовать армию и выступить против него. Патаны потерпели поражение, и Сикандр бежал в горы Афганистана.

— Я не понимаю его, — признался Ричард. — Для выступления ему следовало бы выбрать время, когда вы стояли лицом к лицу с Хему.

— Он стал патаном, а все патаны сумасшедшие, — весело сказал опьяненный победой Хумаюн. — Но мы будем преследовать его.

Хумаюн объявил, что его сын Акбар будет хакимом Пенджаба под опекой Байрам-хана, любимого туман-баши Могола, который, несмотря на то что был афганцем, не любил семью Сура.

— Будь уверен, ты сделаешь их достойными подданными Делийского королевства, — сказал Хумаюн, адресуясь скорее к Байраму, чем к мальчику, которому было всего тринадцать лет.

Оба поклонились, но именно Акбар ответил:

— Это будет сделано, отец.

Вот когда Ричард впервые увидел мальчика. До сих пор тот оставался на попечении матери-персиянки. Но сейчас, в таком нежном возрасте, ему была отведена вполне мужская роль, хотя фактически хакимом предстояло стать Байраму.

Ричард, казалось, мог быть доволен подобным решением, но не вполне доверял Байраму. Возможно, потому, что перестал доверять всем афганцам. А вот уравновешенность и уверенность в себе совсем молодого юноши произвели на него благоприятное впечатление. Акбара, похоже, ждало славное будущее. Правда, Блант был несколько разочарован, узнав, что молодой принц не умеет ни читать, ни писать. Просто невероятно для сына Хумаюна, которого приводило в восторг каждое написанное слово.

Настоящее виделось довольно счастливым. Как и хотела Гила, они вроде бы достигли спокойной старости. Они потеряли сына, но вернули дочь и внука, прелестного малыша, названного Искандером. Хему надеялся, что в ребенке вновь оживет дух Александра Великого.

С ними рядом жил Питер со своей молодой семьей. Жизнерадостность, присущая юности, взяла свое, хотя Питеру из-за бегства Хему не удалось поучаствовать в сражении.

— Но я доволен. Это ведь могло произойти, — заверил он Ричарда.

— Ну а теперь, вдоволь хлебнув приключений, ты, надеюсь, вернешься в Англию к матери, чтобы познакомить ее со своей женой и детьми.

— Я подумываю об этом, — признался Питер, — но хочется остаться в этой сказочной стране подольше! Да и детишки еще малы для такого длительного путешествия.

Подольше! Чуть больше года прошло с тех пор, как Могол вернул себе султанат. И вот однажды, составляя указатель своей любимой библиотеки, он упал с самого верха лестницы и проломил череп.

 

Глава 10

АКБАР

За Ричардом послали немедленно, но когда он прибыл на место несчастного случая, Хумаюн был уже мертв. Приблизительно тогда же вся Агра ощутила легкий подземный толчок. Ущерб от него оказался незначительным, если не брать в расчет случившегося во внутренних покоях королевского дворца. Годы спустя станет известно, что в этот самый день произошло сильнейшее землетрясение в истории. В провинции Шанси Китая земля ходила ходуном в течение двух часов. Погибло восемьсот тридцать тысяч человек.

За много миль оттуда в Агре умер только один человек. Но это был Великий Могол.

Ричард в оцепенении смотрел на тело. Хумаюну было всего сорок семь лет. Точно в таком же возрасте умер Бабур. Была ли эта смерть конечной точкой прекрасного народа?

Положение оказалось намного серьезнее, чем после смерти Бабура. У того было двое взрослых сыновей, готовых унаследовать трон. Пусть позднее они поссорились — передача же власти прошла без споров.

Наследником же Хумаюна оказался четырнадцатилетний мальчик, находящийся во власти Байрам-хана. Байрам уже неоднократно доказывал свою приверженность Великим Моголам... Сейчас он держал все королевство в своих руках.

А Хему и раджпуты уже двигались на юго-запад. Они довольно скоро узнали о новом положении в столице.

— Что будем делать? — спросил Прабханкар.

— У нас есть только единственный выход: нужно послать в Лахор за принцем Акбаром, — ответил Ричард.

Прабханкар посмотрел на него.

— Я бы заметил, что имеется и еще одна возможность, — бросил он. — Можно позвать принца Мирзу из Кабула. Разве взрослый человек не предпочтительнее четырнадцатилетнего мальчика?

Питер Блант одобрительно кивнул.

— Не могу согласиться с этим, — возразил Ричард. — Не верю, что такой вариант сработает. Это почти наверняка приведет к гражданской войне между моголами. Акбар полноправный наследник. Никто, конечно, не предполагал, что ему придется сесть на трон так скоро, но все ждут, что после смерти отца именно он займет свое законное место. Кое-кто, конечно, поддержит Мирзу, но все — никогда. Нет, повторяю, у нас имеется единственный путь: мы должны послать за принцем Акбаром, и побыстрее. Едва он прибудет... попробуем повлиять на него, чтобы извлечь кое-какую пользу для себя и для него тоже. А сейчас пора приступить к организации защиты от Хему, если тот решится выступить против Дели. Впрочем, можно быть уверенным, он сделает это обязательно, едва узнает о смерти Хумаюна.

— А что нам делать, Блант-эмир? — спросил Прабханкар.

— Питер, ты как можно быстрее отправишься в Лахор сообщить принцу Акбару о смерти отца и попросишь его поторопиться и прибыть в Дели в самое ближайшее время. Возьми, это «Кох-е-нур» — алмаз. Я снял его с шеи Хумаюна. Отдай его Акбару как знак нашей верности и доказательство смерти его отца. Я же постараюсь подольше сохранить в тайне смерть правителя. Когда скрывать это станет невозможно, всенародно объявлю, что Акбар уже в пути, и начну мобилизовывать людей в армию на случай угрозы со стороны раджпутов. Прабханкар, ты сделаешь то же самое в Агре. Едва ли мне нужно напоминать вам, что ждет всех нас, верни Хему власть над этой землей. А теперь спешите, ради Бога спешите.

— Я поеду с тобой, — заявила Хуана.

— Но мне придется скакать днем и ночью, — предостерег ее Питер.

— Тогда и я буду день и ночь рядом с тобой. Так же, как и дети.

— Ты сошла с ума! — воскликнула Гила. — Взять троих малышей в такое путешествие!

— Они должны ехать с нами, — настаивала Хуана.

Питер в нерешительности жевал губами. Однако он хорошо знал, что жена печется о благополучии всего семейства. У него было много возможностей убедиться в этом.

Он обожал ее и хотел понять, что движет ею на этот раз. Ведь план ее был на редкость нелеп.

— Скажи, ты боишься? Почему ты хочешь сделать это?

Хуана молча смотрела на него несколько секунд.

— Да, — сказала она наконец. — Я боюсь. — Она схватила его за руку. — Неужели ты не видишь? Разве сможет твой дядя собрать реальную силу для защиты города от Хему и его армии?

— Тогда не стоит ли им с Гилой бежать вместе с нами?

— Конечно, стоит. Но они не сделают этого: у твоего дяди слишком велико чувство долга.

Питер знал, что она права, но все же чувствовал, что должен попытаться уговорить Ричарда, поэтому вернулся к нему во дворец.

— Ты все еще здесь? — спросил тот. — Я полагал, ты уже давно в пути.

Питер рассказал ему о предчувствиях Хуаны.

— Она, может быть, права, считая, что мне грозит опасность, — согласился Ричард. — И она абсолютно права в отношении моего чувства долга. А теперь поезжай, Питер, поезжай. Единственный способ помочь мне — привезти Акбара в Дели раньше, чем Хему появится здесь.

Питер отбыл этим же вечером в сопровождении десяти человек охраны, но также с Хуаной и двумя ее женщинами, троими детьми и няней для каждого.

Выбрав самый прямой путь, пролегающий поблизости от земель сикхов, простирающихся от Дели до Лахора на триста миль, он намеревался проделать его не больше чем за неделю.

Вначале женщины думали, что это будет приятное путешествие. Стоял январь, муссоны — позади, воздух в долинах свежий, холодный и сухой.

Но уже через два дня, когда добрались до покрытых снегом предгорий, они столкнулись со сложностями. Со стороны Гиндукуша дул ледяной ветер.

Питер без проблем менял лошадей на станциях, используя положение официального тавачи Блант-эмира, а так же щедро одаривая людей деньгами, которыми снабдил его Ричард. Нигде он не обмолвился даже словом о смерти Хумаюна. Новости довольно быстро распространяются в виде слухов, но имелась надежда, что к этому времени Акбар уже будет на подступах к городу.

Акбар! Как говорил ему Ричард, жить рядом с сильными мира сего — опасное дело. Сейчас его послали призвать султана, четырнадцатилетнего мальчишку, о котором он не знал ровным счетом ничего. Какие устремления, какие опасения, какие страсти и какая ненависть роятся в этом юном мозгу, ожидая возможности однажды выплеснуться наружу и стать достоянием человечества? Но что еще важнее — какие силы и слабости?

Питеру с первой встречи не понравился Байрам-хан, а ведь тот влиял на молодого султана в течение двух последних лет. Именно Байрам встретил их, когда через шесть дней после выхода из Дели они добрались до Лахора.

Питер прибыл туда с тремя приближенными. Женщины просто не смогли следовать вместе с ними, поскольку вконец испортившаяся погода сделала дорогу труднопроходимой. Они причитали и ныли, что он убивает их непереносимыми лишениями.

Хуана не говорила ни слова, сознавая, что именно по ее настоянию и возникла подобная ситуация. Но глядя на ее измученное лицо, он понимал, что ставит под угрозу ее жизнь и жизнь своих детей, которые плакали не переставая.

— Сумасшедшая затея, — наконец сказал он. — Вам следует вернуться в Дели, в тепло и домашний уют.

— Я хочу быть в Лахоре, в безопасности.

— Но ты уже в безопасности. До Лахора всего несколько дней пути. Однако мне надо торопиться. Ты присоединишься ко мне, когда сможешь.

Она согласилась с этим.

— Итак, — хитро заметил Байрам-хан, — Блант-эмир остался в Дели?

— Защитить султана от Хему и раджпутов.

— О, конечно, — спокойно сказал Байрам.

Питера начала раздражать манера его поведения.

— Чтобы принести вам эту новость, я скакал как ветер. Вы не сообщите наконец султану о смерти его отца? — Он вытащил бриллиант.

— Я сделаю это, молодой Блант, — сказал Байрам и взял «Кох-е-нур».

Следующие четыре часа Питера продержали в ожидании приема у молодого султана. Все это время он не находил себе места, беспокоясь о Хуане и детях, о Ричарде. На него свалился такой груз забот. Затем домоправитель проводил его в покои, где мальчик Акбар восседал на ковре среди богато вышитых подушечек. Он играл в шахматы, фигуры были разбросаны вокруг. Бесценный «Кох-е-нур» небрежно валялся среди них.

Четырнадцатилетний султан выглядел маленьким и невзрачным. Тонкие черты лица. Из-под богато изукрашенной накидки торчат тонкие босые ноги. В помещении стояла огромная жаровня, пышущая жаром.

Мальчик ничем не показал, что огорчен только что полученной новостью. Ведь он провел так мало времени со своим отцом.

Питер низко поклонился.

— Расскажи, как умер мой отец, — приказал Акбар. Голос его звучал высоко и чисто.

Питер вопросительно посмотрел на Байрама: разве тот не сделал этого?

— Произошло легкое землетрясение, он упал с лестницы в своей библиотеке и разбил голову, мой государь.

— А мог ли принц умереть такой смертью?

Питер почувствовал тревогу. Чего наговорил Байрам новому султану до его прихода?

— К несчастью, с вашим отцом случилось именно это. Вы разве не почувствовали толчка здесь, в Лахоре?

Акбар взглянул на него. Для столь юного возраста глаза казались слишком пронзительными и холодными.

— Толчок был, — признался он наконец, а затем на несколько минут погрузился в молчание, прежде чем заметить: — А сейчас Блант-бахадур хочет, чтобы я прибыл в Дели?

— Он хочет, чтобы вы заняли ваше законное место, и весь мир узнал, что в Дели по-прежнему есть султан.

— Ты имеешь в виду, он намерен приобрести и самого султана, — вставил Байрам.

Голова Питера резко дернулась. Разве было такое в мыслях Ричарда? Его дядя был хитрым парнем, но...

— Ты не отвечаешь, молодой Блант? — спросил Акбар.

— Я... Мой дядя стремится только к вашему величию, мой государь. Если бы я не верил этому, неужели поехал бы через снега к вам, рискуя моей жизнью и детьми?

— Они здесь? — удивленно спросил Акбар.

— Я оставил их в нескольких милях отсюда, поскольку торопился сообщить вам это важное известие. Они прибудут еще до конца недели.

Акбар посмотрел на Байрама.

— Я все же думаю, что это может быть ловушкой, чтобы заставить вас подчиниться его влиянию, — настаивал Байрам.

— И ты, возможно, прав, — заметил Акбар, — но если это и так, то этому человеку ничего не известно. Я прибуду в Дели, молодой Блант, как хочет твой дядя, чтобы принять свое наследство, но пойду во главе моей армии. Ты пока останешься со мной, чтобы помочь мне ее собрать. А твоя семья будет находиться здесь, в Лахоре, до тех пор, пока я не стану падишахом.

Питер только и мог подумать, что Хуане не впервой проводить сезон в качестве заложницы. Но его дело сейчас — поторопить султана.

Гонец был покрыт пылью и потом.

— Это огромная армия, Блант-эмир, — сто тысяч человек. Все силы раджпутов. И Хему во главе их. Сейчас он требует все Делийское королевство для индусов и называет себя раджой Бикрамджитом. Мой хозяин, Прабханкар-эмир, хочет знать о ваших намерениях. И быстрее.

Ричард посмотрел на Махмуда. Только тот присутствовал при этом разговоре.

— Тебе надо отдохнуть, — сказал он тавачи Прабханкара. — Мой ответ ты получишь завтра.

Молодой офицер поклонился и покинул комнату.

— Сто тысяч человек, — пробормотал Махмуд. — Но ты побеждал и большие армии, чем эта, не правда ли, отец?

Ричард почесал нос. «Я-то не побеждал, — подумал он, — но Бабур — да». Сомнения вдруг овладели им. С самого начала было ясно, что Хему попытается захватить трон, едва узнает о смерти Хумаюна. Но Ричард не ожидал, что индусы соберутся так быстро.

Единственным известием из Лахора было сообщение о благополучном прибытии туда Питера и о том, что султан Акбар прибудет в Дели, когда закончит соответствующие приготовления.

Какие приготовления? Акбар был нужен здесь сейчас.

— Что я должен ответить моему господину, Блант-бахадур? — спросил тавачи на следующее утро.

Ричард принял единственно возможное решение.

— Скажи своему хозяину, что наше дело — удержать город до прибытия султана из Пенджаба. Скажи Прабханкар-эмиру, что ответственность за защиту Агры до конца лежит на нем. Напомни ему: раджпуты воюют верхом, а конные не могут взять город, обнесенный стеной. Скажи, если он сможет удержать Агру, а я удержу Дели, узурпатор обречен на поражение.

Гонец поклонился и вышел.

— Ты собираешься выдержать осаду, отец? — нахмурился Махмуд.

— У меня нет выбора, мальчик. Недостаточно людей. И я не уверен в надежности тех, с которыми можно выйти в поле.

Он собрал двадцать тысяч человек. Из них около четырех тысяч оказались ветеранами его старой дивизии копьеносцев. Им-то, чувствовал Ричард, можно доверять. Имелось у него около трех тысяч всадников мусульманской кавалерии. К ним он обратился с речью, обещая скорый приход Акбара, затем велел спешиться и послал на стены.

Остальные были новобранцами, которых собрал еще Хумаюн, желая обучить военному делу. Они рвались в бой, но им не хватало хладнокровия. Большинство к тому же их были индусы, и Блант не знал наверняка, поддержат ли они четырнадцатилетнего султана против раджи, который был с ними одной крови и религии.

— Я хочу, чтобы ты отправилась к Питеру, — признался он Гиле. — Еще не поздно уехать.

— Разве я не могу остаться со своим мужем до конца? Если такова наша судьба, то примем смерть вместе.

Как давно он унес ее в маленькую спальню в Агре!

— Может ли Хему победить нас, отец? — спросила Исканда.

— К сожалению, может. Но мы затрудним ему это дело.

— Если он победит нас, я убью себя, — сказала она.

Его дочь была уже взрослой, двадцативосьмилетней женщиной. Красоту она унаследовала от матери, а телосложение — от отца и была несколько рослой для женщины.

— А как же твой мальчик?

Маленькому Искандеру исполнилось восемь лет.

— И его я убью тоже.

— Он сын Хему, а ты его мать. В случае чего он сохранит тебе жизнь, Исканда. Глупо так бесцельно умирать.

— Есть кое-что похуже смерти, отец, — ответила она.

Через неделю доложили о появлении раджпутского дозора к югу от города. Ричард успел сделать все возможное, чтобы выдержать осаду. Все запасы продовольствия и фуража из окрестностей свезли в город. Была весна. Поля остались незасеянными. Каждого мужчину вооружили и определили ему задачу, учитывая его умение.

Но Ричард намеревался по возможности вести агрессивную защиту. Против дозора он сразу вывел полк кавалерии за ворота. Раджпуты были удивлены и отошли, потеряв несколько человек.

Моральный настрой защитников города за стенами поднялся.

Ричард спешно послал еще одного гонца в Лахор, сообщая султану, что осада начинается со дня на день, и заклиная того поторопиться.

Но в следующие две недели ни одного раджпута не было видно у стен Дели. Тогда Ричард сам разослал дозоры, которые возвратились с сообщением, что Хему осадил Агру.

— Отлично, это хорошая новость, — сказал Ричард. — Каждый день, который продержится Прабханкар, это день, сохраненный для Акбара. Если бы Прабханкар смог выстоять до муссонов, мы бы наверняка победили.

Но уже через три дня его разведчики сообщили, что Агра сдалась.

— Всего через две недели? — поразился Ричард. — Город был взят приступом?

— Нет, Блант-бахадур. Раджа Бикрамджит потребовал сдачи, и после непродолжительных переговоров Прабханкар-эмир уступил.

— Он предал нас, — сказал Махмуд.

Казалось, не было другого объяснения. И если Прабханкар оставил их...

Невозможно было сохранить эту новость в тайне от горожан. По базарной площади поползли слухи.

— Еще есть время тебе уйти, — вновь сказал Ричард Гиле.

— Мне некуда идти, — напомнила она ему.

Тогда он посмотрел на Исканду, но та решила остаться с матерью.

Неделю спустя раджпутские войска стали собираться под стенами Дели. Были посланы отряды перекрыть доступ к городу и с севера. Поэтому теперь нечего было и думать о бегстве. Не стало и возможности послать гонцов в Лахор.

«А может быть, и Питер покинул меня», — горько подумал Ричард.

Он стоял на стене над главными воротами, когда трубы возвестили о прибытии Хему.

Индус ехал на слоне, в одиночестве восседая в хаудахе. За ним следовали другие слоны. Животное раджи окружала конная свита в блистающих одеждах.

Впереди него шел мул, верхом на котором был задом наперед посажен совершенно голый Прабханкар. Его ноги были связаны под животом животного, так что он не мог двигаться, а руки — за спиной. Голова его свесилась в изнеможении на грудь, а на плечах краснели кровавые рубцы от кнута.

Если, как сначала казалось несомненным, он предал Агру, то теперь сам был предан Хему.

«Ему следовало бы получше знать коварство Хему», — подумал Ричард жестко.

Процессия остановилась. Впереди выступил глашатай, привлекая к себе внимание ударами в барабан.

— Слушайте меня! — закричал он защитникам города. — Это слова его величества раджи Бикрамджита, правителя Делийского королевства. Откройте ворота и примите своего хозяина!

Ричард сверху посмотрел на него.

— Передай своему хозяину, пусть откроет сам. Если сможет.

Вокруг него захохотали в знак одобрения, и эти слова быстро распространились по всему городу. А глашатай между тем продолжал:

— Мой хозяин хочет предостеречь вас от судьбы, которая ждет тех, кто посмеет противостоять ему.

— Разве Прабханкар не сдал Агру? — спросил Ричард. — И все же я вижу его здесь связанным, похоже, в наказание.

— Он наказан, потому что был врагом его величества раджи Бикрамджита всю жизнь, — заявил глашатай.

— Скажи своему хозяину, что я его враг еще дольше, чем Прабханкар-хаким, — заявил Ричард. — Чтобы наказать меня, ему придется взять приступом эти стены.

Глашатай развернулся и ускакал назад к раджпутским шеренгам.

Ричард повернулся к Махмуду, стоящему рядом.

— Будь готов принять смерть, — сказал он.

Но сначала пришлось принять смерть Прабханкару, казненному на виду у всех защитников.

Его сажали на кол на турецкий манер. Кол был пятнадцати футов длиной, заостренный с одного конца и толстый с другого, так что мог стоять вертикально.

Пешие солдаты быстро выкопали углубление перед главными воротами города. Прабханкара сняли с мула и тонкий конец кола вставили ему в зад. До тех пор пока острие не вошло внутрь, он молчал. Только когда уже не было сил терпеть невыносимую боль, он закричал и затих лишь с наступлением смерти. Кол, прорвав грудную клетку, вышел наружу. Жердь с нанизанным на нее телом поставили вертикально и вкопали в углубление, оставив этот страшный монумент на виду на время всей осады.

Ричард посмотрел на Махмуда. В Дели каждый день сажали на кол преступников, но никогда — людей высокого происхождения. Сейчас ни у кого не осталось сомнения относительно собственной судьбы в случае сдачи города и пленения.

— Мы должны, победить или умереть, отец, — горячо сказал мальчик.

Был проведен первый выстрел из пушки по осаждающим.

Как медленно собирали армию в Лахоре. Байрам-хан, казалось, решил не рисковать, а Акбар с удовольствием поручил все военные приготовления своим советникам.

Нужно было многое обдумать. Ведь Питер вскоре понял, что не только он испытывает недоверие к Байраму. Персидская мать Акбара Хамида Бану-бегам и его бывшая нянька Махам Анага, в чьей компании молодой султан предпочитал проводить время, явно относились к визирю с подозрительностью. Питер чувствовал, что эти женщины могли бы оказаться его союзницами в будущем. Однако их редко можно было встретить, и молодому человеку никак не удавалось сообразить, каким образом сообщить, что он их единомышленник.

В отсутствии женщин Акбар расспрашивал молодого Бланта о внешнем мире, из которого сам он был исключен небрежением своего отца.

Акбар выказывал такую же любознательность, какой обладали Бабур и Хумаюн, но, к удивлению Питера, не умел ни читать, ни писать.

Питер относился к нему с неподдельным интересом, чувствуя его незаурядность. Акбар жил отдельно от отца большую часть своей короткой жизни. Безразличное отношение к нему Хумаюна не шло ни в какое сравнение с тем интересом и любовью, что проявлял Бабур к своему первому законному сыну. Акбар был полностью воспитан женщинами. В вопросах политики и военного дела его наставлял Байрам. Афганец исподволь воспитывал в молодом султане подозрительность и ту ограниченность политического видения, какая свойственна истинному жителю гор. Акбар на первый взгляд полностью признавал превосходство Байрама в суждениях о государственных делах, но иногда высказывал и собственное отношение. Тогда их решения причудливо переплетались. Но было ли это его самоутверждением? Или он просто становился рупором матери и няньки, стоящих за его спиной? Нелегко было разобраться, кто же в действительности собирался править Делийским султанатом.

Одно было совершенно неоспоримым для Питера: Ричарду необходимо, чтобы Байрам привел армию как можно быстрее.

И вот сейчас, когда Байраму требовалось вести армию на помощь Дели, выяснилось, что в его распоряжении была не армия, а одно название: патаны оказались не самыми дисциплинированными воинами. Поэтому Байрам послал гонца в Кабул, прося помощи у Мирзы, но тот ответил, что опасается нападения с севера, и никого не прислал.

— Ваш брат ведет двойную игру, — заявил Байрам. — Он хочет, чтобы вы оставили или изменили свои устремления, мой господин. Если вы выстоите, он, несомненно, подтвердит свою верность вам. Если же падете, он постарается воспользоваться этим для укрепления своей славы.

— Но я не могу одновременно вести боевые действия и с братом и с Хему. Пойдем с тем, что у нас есть.

— Этого недостаточно, — настаивал Байрам. — В такой ситуации вам лучше послать приказ Блант-бахадуру покинуть Дели и присоединиться к вам здесь со всеми людьми, которых он сможет собрать. Слыхали ли вы когда-нибудь, чтобы моголы защищали города, укрываясь за стенами? Моголы сражаются в открытую. В открытом бою мы победим Хему.

Акбар посмотрел на Питера Бланта, которого часто приглашал присутствовать на военных советах.

— Что касается моего дяди, Байрам-хан, то под его командой очень мало моголов. У него всего три тысячи кавалерии, остальные — пехотинцы. Ему только и остается, что сражаться с раджпутской кавалерией из-за стен.

— Даже если мы объединимся с моими патанами, сил все равно недостаточно, — убеждал Байрам.

— Я согласен, — сказал Акбар важно. — Пошлю гонца с приказом Блант-бахадуру покинуть город и присоединиться ко мне.

Питер хотел возразить. Он понимал, что если султан однажды оттолкнет от себя Дели, то уже никогда не поднимется выше вождя патанов. Но только сам Ричард мог убедить Акбара, что султану нужно сражаться.

Ему очень хотелось, чтобы Ричард и Гила были здесь, в Лахоре, в безопасности.

Гонцы вернулись через неделю с известием, что встретили раджпутские патрули значительно севернее Дели, город окружен. Агра пала.

— Мы должны немедленно выступать, — умоляюще произнес Питер.

Акбар посмотрел на Байрама.

— У нас все еще недостаточно людей, мой государь, — настаивал Байрам. — Если Блант-бахадур удержит город до муссонов, Хему снимет осаду. К концу года мы соберем большое войско и победа будет гарантирована.

Акбар пристально посмотрел на него, а затем повернулся к Питеру:

— Мы должны верить в Блант-бахадура.

— Тогда позвольте мне идти к нему, — попросил Питер. — Я объясню ему ситуацию. Скажу, что мы ждем от него.

— Тебе не добраться, — возразил Байрам.

— И это наверняка будет пустой тратой времени, — пояснил Акбар. — Кроме того, Блант-бахадур — ветеран. Он и сам поймет, чего мы хотим от него.

Следующий месяц показался Питеру самым долгим в жизни. Он часами смотрел на юг: ждал, не появится ли гонец или не начнут ли собираться грозовые тучи. Дети видели своего отца таким мрачным и злым, каким раньше он никогда не был. Даже Хуана боялась прервать его раздумья.

Питер каждый день навещал Акбара. Молодой султан был потрясен смертью отца, однако внешне старался этого не показывать. Но время шло, его печаль притуплялась, а любознательная и восприимчивая натура стала откликаться не только на нынешнюю ситуацию, но и на вопрос о наследовании отцовской власти, если бы он смог покончить с Хему.

Он с нескрываемым скептицизмом относился к своим более чем скромным познаниям, сравнивая свое положение с блеском славы отца и особенно деда. Он понимал, что упустил время, не получив должного образования. Но все же стремился узнать как можно больше, уделяя по нескольку часов в день длительным беседам не только с мусульманскими фаворитами, братьями Шейхом Файзи и Абул Фазлом, которые обсуждали с ним вопросы исламского законодательства, но и, например, с Питером Блантом. Акбар пытался сравнить законы своей страны с европейскими и индусскими, а также с системой законов парсов, джайнов и буддистов. Он старался понять, почему так отличаются традиции разных народов.

— Мы, мусульмане, не едим свинину, потому что каждый может видеть: свинья — нечистое животное, — указывал он.

— Индусы же верят, что, если есть мясо коровы, потеряешь свою касту, — объяснял Абул Фазл.

— Как так? — поинтересовался Акбар. Однако Абул Фазл не мог этого объяснить.

Постепенно на юге стали собираться тучи. Но они еще окончательно не закрыли небо, когда в Лахор, пошатываясь от ран и усталости, прибыл гонец.

Его одежда превратилась в лохмотья. Он умирал от голода, но Питер сразу узнал в нем Абдула Хиссара, одного из тавачи Ричарда.

Хиссара накормили и напоили, а затем препроводили к султану.

— Расскажи мне о Блант-бахадуре, — приказал Акбар.

— Блант-бахадур мертв, ваше величество.

В зале воцарилась тишина. Пока визири переглядывались, Акбар посмотрел на Питера, разглядывающего побелевшие суставы пальцев, сильно сжатых в кулак.

— Расскажи мне о его смерти, — велел Акбар. Хиссар тяжело вздохнул.

— Тогда знайте, ваше величество, — начал он, — что раджа Бикрамджит и раджпуты сначала осадили Агру и взяли ее в результате предательства. Прабханкар-хаким был казнен ужасной смертью под стенами Дели. Затем раджпутская армия осадила Дели. Их было больше ста тысяч человек, ваше величество, со слонами и пушками.

— Разве у Блант-бахадура не было пушек? — спросил Акбар.

— У Блант-бахадура имелись пушки, но слишком мало. Мы стреляли. Удерживали стены, заделывали проломы. Отражали атаки раджпутов. И каждый день Блант-бахадур с надеждой смотрел на север.

Это прозвучало как упрек.

— Расскажи, как умер Блант-бахадур, — снова велел Акбар.

— Запасы продовольствия истощались, раджпуты перекрыли нам воду. Но мы продолжали сражаться. Уже не оставалось пороха для пушек. Многие были убиты. Остальные смалодушничали. Индусы в нашей армии верили, что смогут заключить мир с раджой. Они предъявили Блант-бахадуру ультиматум, что больше не будут сражаться, и потребовали сдать город.

— И он это сделал? — поразился Питер.

— Нет, молодой Блант. Когда он понял, что все потеряно, то собрал мусульман и, открыв ворота, обрушился на раджпутов с такой яростью, что почти обратил их в бегство. Но врагов было слишком много даже для таких отважных воинов, как он и его люди. Они были изрублены на куски.

— Он умер? Ты уверен в этом?

Мысль о том, что Ричард мог попасть в руки Хему живым, была невыносима.

— Я видел, как он упал, молодой Блант.

— Но ты-то, как я вижу, не упал, — заметил Акбар. — Расскажи мне об этом.

Хиссар судорожно сглотнул.

— Я хотел сопровождать Блант-бахадура в его последнем сражении, ваше величество, но он отказал в этом мне, а также своему сыну Махмуду. Нам двоим было приказано остаться на стенах, и если случится чудо и они останутся живы и прорубят дорогу через раджпутов, то нам следовало бежать в дом и попытаться спасти Блант-агу и Исканду-агу. Если же он погибнет, мы должны были ждать приказаний от женщин дома Бланта. Так мы и сделали. После того как узнали, что Блант-бахадур погиб.

— Что пожелали женщины?

— Исканда-ага убила себя и своего сына.

— А Блант-ага?

— Я не знаю, ваше величество. Она приказала Махмуду и мне бежать из города, если сможем, идти в Лахор и рассказать о случившемся.

— Ты хочешь сказать, что она собиралась остаться у Хему? — спросил Питер.

— Я не знаю. Уверен только, что она еще оставалась там, когда мы уходили.

— Махмуд Блант оставил там свою мать? — удивился Акбар.

— Вначале — да. Мы выбрались из города, но нас преследовали несколько раджпутов. Мы отъехали еще не так далеко, когда Махмуд Блант остановил лошадь. «Разве я трус? — сказал он мне. — Ты должен рассказать все падишаху». Затем он развернул коня и поскакал навстречу раджпутам, размахивая мечом. — Голос Хиссара надломился, и, казалось, он вот-вот зарыдает. — Я бы сделал то же самое, ваше величество... Но тогда некому было бы принести вам эти известия.

— Ты выполнил приказание, — сказал Акбар. — Это тоже почетно и требовало немалой смелости. Ты будешь награжден. А сейчас отдыхай.

Хиссар, пошатываясь, вышел из зала.

— Моя семья уничтожена, — прошептал Питер. Акбар посмотрел на Байрама.

— Было бы самоубийством идти с неподготовленным как следует войском, — запротестовал хан.

— Но мы выступим немедленно, — сказал Акбар.

— Это глупо, мой государь. Дожди могут начаться со дня на день.

— Ты будешь ждать... ждать... и ждать! — закричал Питер. — Ты вообще собираешься когда-нибудь, выступить против Хему?

— Как может юнец так разговаривать со мной? — возмутился Байрам.

— Может, потому что он потерял все свою семью, — спокойно сказал Акбар. — Но Байрам-хан прав, молодой Блант: нельзя действовать в сезон дождей. Мы подождем. Даю слово, твой дядя будет отомщен, когда закончатся дожди. — Он мрачно улыбнулся и добавил: — Я верну принадлежащее мне по праву.

Конечно, легче было от мысли, что Ричард убит в бою. Питер боялся даже представить, что его дядю могли притащить к Хему и надругаться над ним, посадив на кол. Он знал, как сильно Ричард в душе боялся такого конца, но, умер, как и жил — в сражении. Конечно, пятьдесят лет слишком мало, но никто не мог сказать, что он зря потратил хоть миг своей жизни. Был ли кто-нибудь другой на земле, кто обогнул бы мыс Доброй Надежды и прошел по суше от Дели до Лондона?

Смерть Ричарда оставила Питера и его близких совершенно одних в бурлящей негодованием Индии. Ричард тоже был один, когда прибрел в Дели, не обремененный ни женой, ни детьми, но он очень быстро заслужил покровительство Бабура.

Питер болезненно сознавал, что у него нет духовной близости ни с индусами, ни с мусульманами. Он не мог рассчитывать на расположение четырнадцатилетнего мальчика. Несмотря на периодическое проявление самостоятельности, Акбар почти во всех вопросах следовал советам Байрам-хана. А в недружелюбном отношении к себе Байрама Питер не сомневался. Афганец знал, что тот не простит промедления, которое явилось причиной смерти его родственника.

Было огромное искушение бросить это безнадежное предприятие, забрать свою семью, вернуться обратно в Гоа и там попытаться начать новую жизнь.

Хуану, без сомнения, терзали те же опасения, но она старалась держать их в себе. Грандиозное приключение, руководимое и контролируемое Блантом-старшим, увенчалось провалом. Ее также страшило будущее, как страшило оно и ее мужа.

Который день дождь лил как из ведра. Вынужденное безделье раздражало воинов. Армия росла очень медленно, но в ней уже было много хорошо обученных воинов. Согласись Мирза послать своих моголов на юг, армия оказалась бы непобедима.

Акбар был человек слова. С первыми признаками улучшения погоды он разослал своих тавачи во все лагеря, призывая минг-баши привести полки на сборный пункт. Байрам хмурился и все время ворчал, что еще слишком рано.

— Это и хорошо. Нам можно будет рассчитывать, что Хему не успеет мобилизовать своих людей до того, как мы выступим на юг, — сказал юный султан.

В октябре могольская армия переправилась через Сэтлидж и начала поход.

Численностью около сорока тысяч человек, армия эта только на четверть состояла из могольской кавалерии, до конца верной законному наследнику. Еще десять тысяч составляли патаны, которые считались пехотой и должны были сражаться в пешем строю, но по существу они так и оставались партизанами. Питер весьма сомневался относительно их боевых качеств. То же можно было сказать и о довольно значительном отряде афганцев, о небольших группках различных горных племен и даже об отряде ситхов из независимой религиозной секты, обитающей к северо-западу от Делийского королевства, с которой даже Бабур не склонен был шутить. Они сами выразили желание сражаться против индусов, которых считали еще большими врагами, чем мусульмане.

Армия двигалась освященной веками дорогой с гор. По разбитой колее громыхала маленькая артиллерия Акбара, состоящая всего из четырех батарей. Следом шли слоны, хотя, как и его дед, Акбар не собирался использовать этих неповоротливых и ненадежных в сражении животных.

Могольская кавалерия двигалась в арьергарде, а свирепые жители гор прикрывали фланги армии, пугая мирных обитателей долин и с трудом сдерживаясь от грабежей.

Питер Блант был назначен одним из личных тавачи Акбара и ехал позади султана.

Женщин оставили дома — здесь нужно было сражаться. Но шпионы Хему не дремали, и раджа с верными ему раджпутами уже ждал конкурента на делийский трон в Панипате.

Разведчики Акбара вернулись с известием, что там собралось по меньшей мере около ста тысяч врагов. Питер так много раз слышал эту цифру, что понял: она означает просто очень большое число людей.

Разведчики доложили также о множестве слонов — больше тысячи, — а это уже делало ситуацию серьезной.

— Вот когда мы могли бы по-настоящему использовать знания Блант-бахадура, — заметил Акбар.

— А разве среди нас нет больше никого, кто сражался рядом с Бабуром? — обиделся Байрам. — Я был всего лишь тавачи тогда, но хорошо помню все его действия.

— Тогда действуй, — предложил Акбар.

Байрам действительно помнил первую битву при Панипате и не мог придумать ничего лучше, как повторить ее. А ведь условия теперь были совершенно иные. Сейчас обе стороны имели артиллерию, а раджпуты еще и численное преимущество. У них имелось значительно больше слонов, чем когда-либо у Лоди, если, конечно, сведения разведчиков верны, а так оно на самом деле и было. Могольская армия оцепенела перед строем огромных животных.

Более того, Хему многому научился, сражаясь плечом к плечу с Ричардом Блантом. Вместо бесполезной лобовой атаки он выдвинул пушки перед шеренгами и начал обстрел позиций моголов. Повозки вокруг лагеря давали некоторое прикрытие, но постепенно превращались в груды обломков.

Могольские пушки отвечали на залпы противника и, конечно, нанесли ему ущерб, но малозаметный. Акбар, сидевший на белом жеребце за стеной из повозок, стал терять терпение.

— Мы должны выбить их с позиций, Хан Бабу, — сказал он, используя привычное обращение к своему наставнику, означающее «отец короля».

Байрам кивнул головой. Однако он не знал, как это сделать.

— Обходным маневром, мой господин, — предложил Питер. Он не зря проводил время, слушая рассказы Ричарда Бланта о походах.

— На открытой равнине? Да разве они не увидят, что мы делаем — презрительно спросил Байрам.

— Им придется обратить внимание на это.

— А потом?

Питер полусклонился в седле:

— Я оставил вашему высокому пониманию ведение военных дел.

Байрам посмотрел на него, а Акбар захлопал в ладоши:

— Это, по крайней мере, разрушит их фронт. Ты, молодой Блант, поезжай к хану Шудже и скажи, чтобы тот со своими патанами обошел с фланга вражеские позиции.

Байрам был поражен:

— Вы хотите послать пеших воинов против раджпутской кавалерии?

— Они люди гор, — сказал Акбар, — и могут обогнать любую лошадь.

— По горам, — проворчал Байрам.

— Я прошу вашего разрешения остаться и сражаться вместе с ними, мой государь, — попросил Питер.

Акбар улыбнулся:

— Ты его получил. Но только потом возвращайся.

Питер пришпорил лошадь и поскакал туда, где горцы Шуджи-хана прислушивались к выстрелам, нетерпеливо ожидая, когда их пошлют в дело.

— Приказ султана: вашей дивизии двигаться вправо, а затем вперед.

Шуджа фыркнул:

— Как далеко вперед?

— Спровоцировать атаку со стороны их кавалерии, туман-баши.

— На нас? — огляделся по сторонам Шуджа, а затем гортанно захохотал. — Но разве мы не сражаться пришли сюда?

Он огласил приказ, встреченный горцами с удовольствием. Как сказал их генерал, они ведь пришли сюда сражаться,

Чтобы быть вместе с патанами, Питер также слез с коня. Они, утопая в густой траве, двинулись в сторону от окруженного повозками лагеря. Прошли около сотни ярдов и, развернувшись, ринулись вперед.

Индусы издали громкий, но не очень уверенный клич, когда увидели подозрительное движение в траве. Их командирам было трудно понять, что задумали моголы.

Однако замысел раджпутской кавалерии был весьма понятен. Сначала кавалерия толпилась кучей. Но вот несколько тысяч всадников построились в шеренгу, взяв пики наперевес.

— Вытянуться в цепочку! Рассредоточиться! — приказал своим людям Шуджа-хан. — И помните: все дело в лошадях! Уклоняться от пик и подстреливать лошадей.

Питер повесил через плечо свой любимый лук и вытащил меч. Ему ни разу в жизни не приходилось резать жилы лошадям, но сейчас вопрос стоял таким образом: убей или будешь убит сам.

Под громкие вопли и грохот барабанов раджпуты атаковали поэскадронно. Это были дисциплинированные верховые с прекрасным оружием. Ричард не раз говорил своему племяннику об их пристрастии к блеску и дисциплине. Но Ричард неоднократно наносил им поражение с пикинерами и могольской кавалерией. Но сегодня было все не так, как раньше.

Кавалерия наступала с воплями на рассредоточенный строй горцев, готовых отскочить в ту или иную сторону. Питер увидел бледно-голубую сталь лат всадника, стремительно мчащегося прямо на него, флажок на пике, удерживаемой наперевес. Он глубоко вздохнул и, едва первая шеренга всадников достигла его, отскочил, взмахнув мечом.

В первый раз он промахнулся. И тут же натолкнулся плечом на колено следующего всадника, который пытался пронзить копьем патана. Питеру, несомненно, повезло, что его отбросило на землю, а следующие всадники не задели его.

Но их надвигалось еще очень много. Не успев подняться с колен, он уклонился от копья еще одного раджпута и снова взмахнул мечом. На этот раз удар пришелся по костям и мышцам. Он был так потрясен этим, что чуть было не выронил оружие. Лошадь и всадник грохнулись на землю. Бланту некогда было добивать упавшего раджпута, так как перед собой он увидел морду животного, которое чуть было не растоптало его.

Раджпуты проскочили сквозь строй патанов и оказались в открытом поле позади них. Если не большинство, то, по крайней мере, довольно многие всадники были повержены на землю и тут же убиты. Всадник, которого сбросил Питер, был также мертв, сраженный самим Шуджей-ханом.

Вождь патанов широко улыбался.

— Эх, отличная была работа! Но они придут снова.

В полумиле поодаль раджпуты вновь стали собираться, разворачиваясь для атаки на противника. Оглядев поле битвы, Питер забеспокоился. Наступая справа, раджпуты рассеяли сикхов, противостоящих им на этом фланге. Сейчас вся индусская армия под барабанный бой и завывание труб двинулась вперед. Звуки музыки вселяли в них уверенность в победе. Питер ожидал всего, чего угодно, только не генерального наступления.

Могольская артиллерия сделала последний выстрел и была захвачена огромной массой противника. Утро огласилось восторженными воплями дикарей. Шуджа-хан спешно собрал своих людей и повел их обратно, к главным силам, но по пути им пришлось столкнуться с новой лавиной кавалерии врага. С ней оказалось легче справиться, поскольку лошади уже были измучены. И все же они вовлекли патанов в ужасную свалку.

Убив одного из раджпутов ударом меча, Питер схватил его лошадь за узду и впрыгнул в седло. Он больше ничего не мог здесь сделать и хотел вернуться к Акбару... если возможно.

Могольские войска повсюду были оттеснены превосходящими силами противника. Хему сам выступил вперед со своими слонами. Звуки труб предупреждали о его продвижении. Солдаты поворачивались, чтобы приветствовать его взмахом копий и мечей. Не могло возникнуть никакого сомнения в их верности ему.

Появление же слонов призвано окончательно сломить боевой дух моголов.

Питер и его лошадь оказались в стороне от свалки патанов и раджпутов. Индусы уже подобрались к ограждению из повозок и растаскивали их в стороны. Могольская кавалерия не была своевременно подготовлена для атаки и сейчас бесцельно кружила на маленьком пятачке. Сам Акбар пытался вновь собрать ее для удара. Однако становилось очевидным, что день сражения проигран. Только чудо могло спасти сейчас моголов и помочь отомстить за Ричарда.

Только чудо! Питер развернул своего коня в сторону наступавших индусов. Те с удвоенной энергией разбирали могольские повозки и, конечно, разыскивали самого Акбара. Все огромное войско, отделившись от основных сил раджпутской кавалерии, сконцентрировалось на сравнительно узком — не более четверти мили в поперечнике — пятачке.

В центре этого столпотворения в хаудахе на слоне стоял Хему, размахивая мечом и призывая людей к наступлению.

Стрельба из длинного лука обычно была эффективна не дальше чем на двести ярдов. Без устали тренируясь, Питер научился попадать в цель с трехсот ярдов, но это касалось только неподвижных мишеней. В неразберихе боя Питер ни разу не опробовал лук.

И сейчас у него остался последний шанс.

Он пришпорил коня и поскакал прямо к рядам индусов. Воины недоуменно повернулись в его сторону, предполагая, что он собирается покончить жизнь самоубийством. От людской массы отделился целый эскадрон, чтобы разобраться с этим отчаянным одиноким всадником. Но когда эскадрон оказался в каких-нибудь тридцати ярдах от него, Питер натянул поводья, соскочил с коня, который тяжело дышал и мог помешать исполнить задуманное, одним движением сорвал лук с плеча, выхватил стрелу из колчана, наложил ее на тетиву, прицелился и выстрелил. Затем выпустил следом еще одну стрелу.

Приближающиеся индусы застыли на месте от изумления, дав ему тем самым возможность сделать еще один выстрел. Они еще не успели опомниться, а он сделал еще два выстрела — теперь уже по ним. Стреляя в упор, он не мог промахнуться. Два человека упали. А молодой Блант уже сидел в седле, уносясь прочь. Немного отъехав, он остановился и оглянулся, услыхав тревожные возгласы в стане врагов.

Слон Хему стоял на коленях, громко трубя и мотая хвостом. Стрела Питера вонзилась ему прямо за ухо. А в хаудахе лежал Хему и тщательно пытался вытащить стрелу из шеи.

— Глупый мальчишка, — ворчал Байрам-хан. — Твоя опрометчивая выходка чуть не стоила нам победы.

— Напротив, Хан Бабу, — возразил Акбар, глядя на голову Хему. Несостоявшийся раджа уже умирающим был притащен к победителю и здесь обезглавлен. — Именно маневр молодого Бланта дал нам возможность победить такого врага. Я никогда не видел столь меткого выстрела с большого расстояния. Поистине ты — человек среди людей, молодой Блант.

— Все англичане могут стрелять на такое расстояние и так же метко, мой государь, — сказал ему Питер.

Акбар задумался, а затем оглядел поле битвы. Питер удивился: первое поле битвы при Панипате выглядело, видимо, так же, с мертвыми и умирающими повсюду. Падение вождя повлекло за собой бегство всех индусов. Могольской кавалерии во главе с самим Акбаром не оставалось: ничего иного, как только преследовать их, добивая.

Руки мальчика были в крови — ведь он сражался как истинный внук Бабура.

Сейчас он смеялся.

— Это твоя благословенная погоня, — заметил он. — Ты достойный преемник Блант-бахадура, и я даю тебе этот титул. Блант-бадахур! Ты всегда будешь со мною рядом.

Байрам-хан молча гладил свою бороду.

 

Книга третья

ИМПЕРАТОР

Уйди, уйди, ублюдок ты и сын ты чужеземца.

Книга пророка Самуила

глава 16, стих 6

 

Глава 11

ШАХИНШАХ

— Мы старые люди, — сказал Акбар, — и нам есть что вспомнить.

Говоря это, он несколько лукаво посмотрел на Питера Бланта. Питеру исполнилось семьдесят пять лет. По христианскому летосчислению, это произошло в 1600 году. Он для падишаха значил больше, нежели просто самый старый из приближенных.

Все сидящие вокруг Могола были не менее уважаемы их хозяином. Действительно, компания оказалась весьма необычной, единственной в мировых анналах. Здесь собрались такие разные по происхождению, расовому и религиозному, люди.

Вот бледнолицый английский христианин. А рядом с ним совершенно светлокожие братья мусульмане Абул Фазл и Шейх Файзи. Темнокожий с орлиным профилем раджа Бирбал, брамин, по соседству с совершенно темнокожим индусом-солдатом Тодаром Малой.

«Да, мы многое можем вспомнить», — подумал Питер. Иногда он сам удивлялся обилию приключений, выпавших на его долю. Но все им сделанное можно было увидеть вокруг в виде построек, прочитать по налоговым спискам. Или, например, стоя рядом с падишахом, смотреть на парад войск, в формирование которых и он вложил свой труд. Да, сорок лет успех сопутствовал Моголу!

А ведь начиналось все не так безоблачно. Победа над Хему принесла Акбару ключи от Дели, но четырнадцатилетний мальчик тогда был окружен несметным числом врагов, причем даже и среди своих приближенных.

Не то чтобы Байрам-хан, хан из ханов, как он сам любил себя называть, или Хан Бабу, как его называл Акбар, — и он, надо сказать, очень ценил этот титул, — когда-либо считал себя его врагом. Все его благоденствие было связано с силой и славой Могола, однако он считал, что это должна быть сила и слава, задуманная самим ханом и им же контролируемая.

Все последующие четыре года Акбар мирился с подобным опекунством. Питер уже почти отчаялся, сознавая, что жизнь его висит на волоске, — просто пока у Байрама не хватает времени на варвара-иностранца. Только постоянный интерес Акбара к жизни Европы и его глубочайшая признательность Питеру Бланту за ту удачно выпущенную стрелу являлись гарантами его безопасности.

Возможно, также Акбар чувствовал свою вину в том, что вовремя не помог Ричарду Бланту. Причем это чувство усугубилось, когда он узнал о судьбе Гилы-аги, которая, отказавшись от самоубийства, пошла прямо в лагерь Хему с длинным ножом, спрятанным под сари.

Ей разрешили пройти к радже, ведь она была его тещей, но отчаянную женщину схватили прежде, чем ей удалось отомстить за свою семью. В отместку Хему отдал ее солдатам.

Говорят, она умерла под шестьдесят восьмым.

Все это нестерпимо мучило Акбара, ведь Гила приходилась дальней родственницей его матери.

У него самого не было ни малейшей склонности к разврату. Ему приводили женщин, когда в том возникала необходимость, и он отказывался от них по собственному желанию. Наложниц ему приводили лишь тогда, когда он того страстно хотел. Но он не позволял себе познать другую любовь, отличную от любви к Хамиде Бану-бегам. Возможно, он так бы никогда и не узнал ее, не испытал этого чувства даже к своему сыну Мураду, рожденному одной из его патанских наложниц. У Акбара полностью отсутствовали какие-либо пороки. Все он делал без злобы и без страха.

Так, он заранее решил судьбу женщин Хему и отправил их обратно в семьи.

Только через четыре года, когда власть его над Дели и Пенджабом да и еще кое-где постепенно упрочилась, он решил сместить Байрама, главного своего министра.

Причины для этого были. Тот стал невыносимо высокомерен, требовал, чтобы все люди из шахского окружения величали его Хан Бабу, словно он и в самом деле приходился отцом им всем. Подобное поведение задело Хамиду, и та вместе с Махам Анагой, оставшейся близким другом в личных апартаментах Акбара, провели определенную обработку падишаха, которого стали раздражать попытки Байрама объединить придворных вокруг себя, его высокомерие.

Байрам нелегко принял отставку. Он закипел от ярости и отправился в Пенджаб в надежде поднять там восстание, Акбар только и ждал этого, чтобы открыто осадить зарвавшегося подданного. Байрам спокойно принял поражение и заговорил о паломничестве в Мекку, на что получил согласие, но был убит одним из своих старых врагов еще до отъезда.

Все признавали, что Акбар в совершенстве познал искусство государственного управления, по мере необходимости был способен действовать быстро и жестко.

Или его мать могла так действовать.

Акбар изредка горевал о Хане Бабу, который был ему значительно больше отцом, чем Хумаюн. Но в то время на все его дела оказывала значительное влияние партия гарема, возглавляемая сыном Махам Анаги Адхам-ханом.

Для Питера Бланта это вряд ли было великим достижением, поэтому он убедил Акбара обзавестись собственным великим визирем. Атгах-хан пробыл на должности всего год — его убили. Никто не сомневался, что это сделано по приказу сына Махам Анаги. Акбар созвал приближенных, чтобы посоветоваться.

— Махам Анага и ее семья должны быть изгнаны, мой государь, — сказал Абул Фазл.

— И ваша мать, — добавил Шейх Файзи. — Нет нужды вредить им, но править должны вы.

Акбар печально посмотрел на Питера, который отлично понял, какие мысли промелькнули в голове юноши. Довольно трудно разрушить кокон, в котором провел все предыдущие годы. Да еще столкнуться с ответственностью, которая за этим последует...

Размышления падишаха прервали громкие удары в дверь. Обе створки ее распахнулись, пропуская Адхам-хана.

— Мой государь! — закричал он, опускаясь на колени к ногам Акбара. — Я понимаю твое беспокойство. Но Атгах-хан замышлял недоброе против тебя.

— Я верю, что многие замышляют недоброе против меня, — мягко сказал Акбар.

— И вы правы, — стоял на своем Адхам-хан, — поднимаясь на ноги. — Некоторые из них среди ближайшего вашего окружения. — Он посмотрел на Питера. — Не пристало султану Дели держать у себя в покоях варвара.

Акбар окинул взглядом своих приближенных.

— Он имеет в виду, что вы должны удалить нас всех, мой государь, — сказал Абул.

— Тогда я сделаю выбор немедленно, — ответил Акбар. — Блант-бахадур, этот человек враг тебе и мне тоже. Ты не разберешься с ним?

Удивленный таким неожиданным поворотом событий, Питер некоторое время колебался, затем вынул меч из ножен.

— Только не проливай кровь здесь, — приказал Акбар. Адхам-хан также застыл, до глубины души изумленный подобным приговором. Он не двинулся с места, пока Питер вкладывал меч в ножны и шел к нему. Наконец, стряхнув оцепенение, он попытался выхватить свой меч, но Питер, воспользовавшись преимуществом в росте и весе, обхватил его, приподнял и вынес на балкон. Хан кричал и сопротивлялся, но ничего не мог поделать против превосходящей силы. Питер оглянулся на Акбара и увидел быстрый кивок. Он поднял Адхам-хана над балюстрадой и бросил вниз. Пролетев пятьдесят футов, тело ударилось о землю.

Хамиду Бану-бегам и Махам Анагу отправили в почетное заключение до конца жизни. Но обе они вскоре умерли, как люди говорили, от позора.

Акбар не сожалел о содеянном. Окончательное освобождение от опеки женщин, казалось, освободило огромную волну энергии, каковой Блант не видел раньше у императора. Новый великий визирь, Муним-хан, был назначен незамедлительно. Следующие сорок лет падишах почти непрерывно вел войны, стремясь покорить всю Индию. И был близок к своей цели.

В восемнадцать лет он оказался способным познать основы стратегии, которых даже Бабур не сумел одолеть. Акбар удивил всех началом своей первой военной кампании к югу от Агры, в районе, известном как Малва. Эти земли еще тридцать пять лет назад потрясли необычайным плодородием Ричарда Бланта и Прабханкара. Здешние жители выращивали хлопок. Акбар, стремясь выйти на естественные рубежи, провел свою армию через разобщенные мелкие княжества до самой Нарбады и там приказал остановиться. Кампания была завершена за шесть месяцев. Он овладел зерновым районом, способным обеспечить королевство хлебом на все времена.

Продвигаясь на юг, Акбар оставил земли раджпутов нетронутыми. Сами раджпуты удивились этому больше чем кто-либо иной. Их поразил внезапный взрыв энергии человека, который, как они считали, находился в спячке. Теперь дремавший проснулся. В битве при Панипате Акбар показал, что с ним по-прежнему придется считаться. И не оставалось сомнений, что следует готовиться к новому вызову этого юнца с «Кох-е-нуром» на шее.

Акбар повернул на древнейших врагов своего дома не раньше, чем присоединил к своим владениям Малву. Дело оказалось серьезным, и кампания заняла около шести лет, причем более кровопролитного и фанатичного конфликта Питеру видеть не приходилось.

Акбар был непреклонен. Его военный гений стоял на первом месте в ряду многочисленных талантов императора, известных миру. В нем сочетались ярость Чингисхана, жестокость Тимура и тактический гений Бабура. Ему в ту пору еще не исполнилось и двадцати лет, ростом он был невелик — всего пяти футов и семи дюймов, но хорошей комплекции. Однако Акбар совсем не с юношеской серьезностью вникал во все тонкости военного искусства.

В армии он применил все новшества, которые смог найти или о которых слышал. Постоянно заботился об увеличении артиллерии. Отливал свои собственные пушки и постоянно тренировал пушкарей. Возродил корпус пикинеров, созданный Ричардом Блантом, вооружил многих пехотинцев мушкетами европейского образца и в качестве летучих отрядов добавил к ним своих патанов. Пеших воинов он отдал под команду Тодару Мале. Вся Индия изумилась, что мусульманин доверил индусу такой ответственный пост.

Но Акбар знал, где находится ядро его военной мощи, и более всего внимания обращал на кавалерию. Как правило, он брал все лучшее из опыта армий, с которыми ему приходилось вести боевые действия, и потому плечом к плечу с дивизией его конных могольских лучников скакали воины с пиками наперевес, обученные на раджпутский манер.

Такова была организация его армии. Но еще более прославился Акбар своими тактическими приемами. Он мог на глаз определить слабые места во вражеских позициях. Обороняться он считал ниже своего достоинства — по чисто, могольской традиции. Его армия всегда двигалась вперед, выискивая правильное направление, и раджпуты были разбиты.

И все же они сопротивлялись с достойной уважения отвагой и безрассудством. После шести лет поражений остатки отрядов Сысодия, бросивших Акбару вызов, отступили к твердыням города Читора (Читоргарха), лежащего у подножия огромного укрепленного холма. Оттуда они объявили всему миру о своей решимости победить или умереть. Ведь на Читор до этого дважды нападали мусульмане: в 1303 году во главе с Ала-уд-Дином Хильджи; и совсем недавно, в 1535 году, его штурмовал Бахадур-шах из Гуджарата. В обоих случаях раджпуты с женщинами и детьми предпочли массовое самоубийство поражению.

То же самое произошло и в 1568 году. Могольская армия развернулась во всей своей мощи под прекрасными джайнскими башнями Славы и Победы, сооруженными в благословенное время много лет тому назад. Принц Читора тут же явился на поле битвы бросить вызов. Акбар поднял мушкет и первым же выстрелом ранил принца. Тот дрогнул и покинул своих воинов, избравших джаухур — самосожжение. Жуткий обряд сопровождался криками из крепости, где мужчины, женщины и дети все вместе нашли свой конец.

Говорили, что там погибли триста тысяч человек.

После захвата Читора оставшийся в живых принц запросил мира. И снова Индия была удивлена поведением победителей. Вместо повсеместных грабежей и насилия Акбар закрепил за принцами их собственные земли, подчинив их верховному правлению из Дели.

Более того, он отменил законы, утверждавшие многолетнее превосходство мусульман над индусами, а также джизию — налог на низшую расу, уравняв в правах население по всей империи.

Его предшественники обычно брали себе индусских наложниц, Акбар же официально женился на раджпутской принцессе, дочери раджи Бихари Мала из Амбера, сделав ее главной женой.

Очень примечательно для человека, который никогда не любил по-настоящему! И надо же так случиться, что этот брак обернулся для него большой любовью. Джодха Баи-бегам из Амбера отличалась редкой красотой, но держалась чрезвычайно просто. Она была индуистка, но не принимала правил парды и открыто ходила среди людей. Радость Акбара была очевидна всем, а в конце 1568 его восторг и вовсе не знал границ, когда Джодха Баи забеременела.

Акбар по такому случаю покинул войска во время похода, чтобы посетить знаменитого мусульманского святого Салима Чисти в его доме в Сикри. К его огромному облегчению, Чисти предрек, что бегам подарит ему троих сыновей.

— И потом она будет жить здесь, — заявил Акбар и немедленно начал строить город Фатехпур, Победоносный Сикри.

Сикри прежде была деревней на вершине холма в долине реки Джамны, приблизительно в двадцати милях западнее Агры. Недалеко находилась Кхания, где Бабур одержал победу над раджпутами в 1527 году. И вот эта деревушка превратилась в одно из чудес индийского мира и в первую очередь прославилась Дворцом бегам, за которым последовала Джама Масджид, или Великая мечеть, южные ворота которой — Буланд Дарваза, или ворота Победы — остались на все времена одним из величайших творений индийских архитекторов.

Внутри мечети была построена гробница для Чисти, умершего вскоре после своего известного пророчества.

Пророчество сбылось: 31 августа 1569 года Джодха Баи родила сына, которого Акбар назвал Нур-уд-Дин Салим, объявив всем, что его сын, наполовину могол, наполовину раджпут с персидской кровью, будет следующим султаном Дели. Обитатели Северной Индии раскрыли рот от удивления, но все они, живущие на огромном пространстве от пустынь Белуджистана, где последний раджпутский принц Рана Пратап Сингх вплоть до 1597 года отбивал нападение моголов, до подножий Гималаев, признали Акбара своим господином.

В то время ему исполнилось двадцать пять лет, возраст, когда Тимур и Тимуджин даже не были еще вождями племен, а Бабур, захватив Самарканд, не смог удержать его.

Пока Акбар разбирался с раджпутами, принц Мирза спустился со склонов Гиндукуша и бросил вызов своему младшему брату, который, по его мнению, слишком вознесся. Питер Блант по приказу Могола отправился остановить его, и Мирза, побитый, повернул обратно в свои дикие места.

Затем были шесть лет мира и спокойствия, когда Акбар собирал многочисленные доходы, баловал жену — Джодха Баи родила ему еще двоих напророченных сыновей, Мурада и Даниала, — и дал волю семейной страсти к строительству.

По всей Индии развернулись работы, и мечты Бабура, когда-то давным-давно высказанные, стали воплощаться в жизнь.

На востоке Паталипутра, так же как и Патна, была уже восстановлена Шер-шахом, но Акбар почти удвоил ее площадь. Другим городом, который он расстроил и украсил, стал Бенарес. Поражала религиозная терпимость Акбара, ибо он восстанавливал и строил город как главный центр индуистской религии. Ученые приходили в Бенарес со всей Индии, и городу возвратилась большая часть его былого величия.

Еще большее внимание привлек Праяг из-за колонны Ашоки. Акбар построил крепость вокруг нее, а город переименовал, назвав Городом Бога — Аллахабад.

На северо-западе его любимой резиденцией остался, конечно, Лахор. Император стремился возвращаться туда каждый год в нестерпимую жару сезона дождей. Но такие места, как Мултан и Джодхпур, также свидетельствовали об экспансионистских устремлениях Могола. Особенно его привлекал к себе Джодхпур с огромной крепостью, возвышавшейся над городом на скалистом склоне. Город никогда не был взят захватчиками.

Именно сюда, в Джодхпур, Акбар прискакал, одолев двести двадцать миль за два дня, чтобы помешать радже заставить вдову его сына совершить сати — страшный индусский обычай, согласно которому вдова сжигалась заживо на погребальном костре мужа.

Дели тоже не был забыт, но Акбар не очень жаловал город, который видел смерть его отца и многие другие трагические события.

Истинной столицей империи снова стала Агра. И хотя все больше и больше решений исходило из Фатехпур Сикри, Агра по-прежнему оставалась деловым центром. И ее не обошел своим вниманием Акбар. Выросла крепость из мерцающего красного песчаника, а внутри Акбар повелел возвести мечеть из белого мрамора и увенчать ее минареты куполами луковицей, придуманными арабами и весьма популярными в арабском мире. Тимур когда-то украсил этими куполами Самарканд.

Это архитектурное чудо было названо Жемчужной мечетью.

То были счастливые годы.

Акбар наслаждался любовью жены и растущей семьи. Исполнив пророчество, Джодха Баи подарила ему еще несколько девочек. Расширяя границы своей империи, Могол взял себе еще несколько индусских жен и наложниц, а также и мусульманских. Но только одна женщина в мире имела для него значение. Взаимная привязанность императора и императрицы бросалась в глаза и радовала всех их подданных. Джодха Баи никогда не вмешивалась в государственные дела, хотя имела собственное мнение и не боялась высказывать его в личной спальне императора, что было заметно по многим решениям Акбара.

Хорошо относился Акбар и к сыновьям, особенно к старшему, Салиму. Он сам учил мальчика соколиной охоте и внимательно наблюдал, как принц тренировался с мечом, копьем и луком, верхом и пешим.

— Он будет великим воином, — объявил отец, — истинный Джахангир, Покоритель Мира.

Шли годы. Акбар продолжал являть миру редкостную умственную и физическую энергию и поражать окружающих беспримерной отвагой. Уставая за день от государственных трудов, он садился верхом на коня и в сопровождении эмиров и тавачи отправлялся на охоту. И вступая в схватку со свирепым тигром, он получал подлинную радость от единоборства.

Где бы он ни оказался, каждое утро на рассвете неизменно появлялся в окне резиденции, чтобы люди могли лицезреть своего господина.

Учился он везде и всегда, вбирая самое лучшее из всего, что попадалось ему, и отказывался от всего, что стесняло мысли и дела человека. «Кох-е-нур» на нем можно было видеть очень редко. Он считал излишеством ношение столь заметных украшений. Акбар никогда не принимал государственных решений, сидя на ковре, как это делали его отец и дед. Он был слишком далек от своих предков-степняков из Центральной Азии и вершил суд, удобно расположившись в кресле, и, если погода была теплой, часто сбрасывал обувь и могольские штаны, оставаясь в дхоти и накидке, босоногий, как какой-нибудь древний индийский раджа.

Подданные любили его за эту простоту.

А Фатехпур Сикри рос и хорошел день ото дня.

В эти дни воплотилась в жизнь мечта Питера Бланта. Акбар назначил его туман-баши личной гвардии — десяти тысяч отборных войск империи. Только здесь проявилась религиозная предубежденность, почти отсутствующая в системе падишаха: каждый воин, за исключением командира, был мусульманином и отбирался по личной преданности императору, причем отбор был суров. Но зато в золотых накидках и красных шароварах, в блестящих шлемах, с мерцающими пиками и мечами какое они представляли собой великолепное зрелище!

Питеру было нечего больше ждать. Еще бы — богат, знаменит и счастлив. Хуана купалась в лучах благополучия своего мужа, а сама следила за строительством и отделкой нового дома в Фатехпур Сикри, возводящегося поблизости от Дворца бегам. С Джодхой Баи они стали близкими подругами.

Если Хуана и сожалела о чем-то, так только о невозможности наладить связь с родителями, чтобы дать им знать, что она жива и высоко поднялась. Но по всей Индии, неподвластной Моголу, к Акбару относились как к потенциальному врагу, а Гоа отделяло от них несколько враждебных государств.

Но однажды, пообещала она себе, это случится.

Питер обучал сыновей искусству соколиной охоты и верховой езды, обращению с мечом, однако не забыл научить их получать удовольствие от шахмат и поэзии. Ведь Акбар ввиду его персидского происхождения наслаждался творениями великих иранских писателей, имел их произведения у себя, так же как и самые важные санскритские тексты, переведенные известным ученым Файзи. Его любимым поэтом был Тулси Дас, чьи стихи часто декламировали императору и его друзьям.

Но самое большее наслаждение доставляло Питеру общение с Хуаной. Она совсем не изменилась с тех пор, когда молодой девушкой обожала строить хитроумные планы, плести интриги и лгать, чтобы достичь желаемого. Теперь она по-прежнему делала все это — строила планы и плела интриги — для их совместного счастья.

Живя под покровительством Акбара, ее муж добился многого, а она считала каждую ночь, которую Питер провел с ней, а не в походах. Для нее становилось праздником возвращение мужа из очередной военной кампании, которую проводил Могол. Наверняка она составила планы и на случай его смерти, но этого никогда ни с кем не обсуждала. Она, конечно, не испытывала нужды в деньгах: благосклонность Акбара сделала командира его гвардии обеспеченным человеком. Нельзя сказать, что у нее никогда не возникали затруднения, но она быстро справлялась с ними, ловко пользуясь в подобных случаях дружбой Джодхи Баи.

Эти две женщины, удачливые и любимые мужьями, нравились друг другу. Они обе были весьма привлекательны, если учесть, что в 1573 году, в возрасте сорока двух лет, Хуана снова забеременела.

Это был тот самый 1573 год, когда Акбар возобновил свои походы, снова отправившись на юг от Раджпутаны и Малвы, в Гуджарат. Питер помнил, что об этом мечтал Ричард, и вот сейчас его чаяния осуществились. Побудительной причиной стала попытка Гуджарата аннулировать договор, подтверждающий верховенство Могола. Акбар проскакал с тремя тысячами всадников около четырехсот пятидесяти миль за одиннадцать дней, чтобы захватить гуджаратскую армию врасплох. Султан бежал, и могольские воины победно прошли по улицам Сурата.

После присоединения Гуджарата Акбар стал подумывать о совершении паломничества в Мекку, как и подобает каждому правоверному мусульманину. К счастью, приближенные отвлекли его и заставили обратить внимание на восток, на Бихар и Бенгалию, как обычно кипевшие от недовольства. За два года он навел в них порядок, а сами провинции отдал под управление раджи Ман Синга Качваки из Амбера, брата Джодхи Баи, который таким образом достиг вершины могущества, когда-либо достигавшегося индусом на мусульманской службе. Однако еще до завершения этого дела дополнительная армия была послана через реку Нарбаду для захвата Декана.

Командовал ею принц Мурад, второй сын Акбара. Но у него, увы, не оказалось военного таланта его отца, и в первый раз с 1556 года моголы потерпели поражение.

Акбар не сразу смог отомстить за позор, потому что в это время принц Мирза, уже называя себя Мохаммедом Хакимом, снова вторгся в Северную Индию.

Император на сей раз всерьез вознамерился положить конец вторжениям Мирзы. Он двинул свои лучшие силы против горцев, предводительствуемых его собственным сводным братом, и преследовал их даже в горах, захватив Кабул и присоединив Афганистан к своей империи. Мирзу он объявил вне закона, и больше того никто никогда не видел.

На севере Акбар решил распространить свою власть до самых гор. За девять лет походов он присоединил Кашмир, Синд, Ориссу и Белуджистан.

Кашмиром правил афганский вождь принц Юсуф, победить которого не составило большого труда. Важнее было покорить сикхов, принявших ответвление индусской религии, разработанное известным учителем Раманунджей приблизительно за пятьсот лет до прихода моголов. Сикхи отказались от крайних ритуальных форм индуизма, проповедовали простое повторение имени Божьего, пение гимнов, медитации под руководством святых, или гуру, которые со временем стали их политическими и духовными лидерами. Как и буддисты, сикхи страстно отрицали превосходство класса брахманов. Вскоре им пришлось задуматься о защите своей веры от индусов и мусульман в равной мере, и они организовали ее на своей малодоступной земле. А между тем в произведения поэта Кабира проникли некоторые принципы исламского мистицизма, вошедшие впоследствии в верования сикхов. Первый правящий гуру, Нанак, изучил индусские и мусульманские догматы и создал законченную сикхскую религию, фактически придумал имя сикх (или ученик-последователь), построил первый исключительно сикхский храм и смело заявил, что «нет ни индусов, ни мусульман».

После смерти Нанака, последовавшей в 1539 году, правили еще четыре гуру. Четвертый из них, Рам Дас Соджи, окончательно подчинился Акбару, получив полные гарантии свободы вероисповедания для себя и своих последователей. В итоге статус гуру стал наследственным в семье Соджи на несколько поколений.

Если Кашмир был красивой страной, то Синд и Белуджистан, напротив, являли собой обширные пустыни с оазисами орошаемых водами Инда участков. Однако эта территория была единственной границей империи Акбара, так как простиралась до самых гор, отделяющих субконтинент от Персии.

Когда последние из этих земель были присоединены, Акбар смело заявил о себе как о правителе всего Индостана к северу от реки Нарбады.

Победоносные кампании уже завершились, когда пришло известие о болезни Джодхи Баи. Акбар поспешил назад в Фатехпур Сикри, но нашел ее уже мертвой.

Похоронив жену, он отвернулся от Фатехпур Сикри. Красивый город был им покинут, и началась его кочевая жизнь: зимой — в Агре, летом — в Лахоре.

Акбар построил мечеть, в которой соорудил для себя гробницу, избрав местом для строительства усыпальницы маленькую деревню Сикандару, находящуюся в нескольких милях к северу от Агры по дороге в Дели.

— Здесь я буду покоиться в мире, вдали от суматохи, — сказал он, — и все же не упуская из виду дела моих потомков.

В год смерти Джодхи Баи младшей дочери Питера Бланта, названной Еленой в честь бабушки, исполнилось двенадцать лет.

Когда боль утраты несколько притупилась, Акбар почувствовал, что может заняться делами на юге. Он возглавил войско и за несколько лет присоединил к своей империи Кандеш, Берар и Ахмеднагар.

При осаде Ахмеднагара легендарная принцесса Чанда Биби, сестра султана Бирхан уль-Мулька, надела доспехи и повела своих приближенных в пролом стены отбивать атаку моголов. Мужественную женщину все же заставили сдаться и приволокли к победителю, которому она в лицо высказала свое презрение.

Акбар спокойно возвратил ей меч и отпустил домой, к мужу.

По роковому стечению обстоятельств Чанда Биби стала опекуншей племянника после смерти брата, и через год ее убили свои же военные.

К югу от Ахмеднагара Акбар обследовал знаменитые пещеры Анжанты. Здесь ранние буддисты высекли в гранитном склоне Вагурна около тридцати храмов и монастырей. Пещеры были примечательны не только своим искусственным происхождением, но и изумительными настенными росписями и фресками, изображающими жизнь Индии времен Ашоки, выполненными с поразительной живостью и достоверностью.

Акбар находился в нескольких днях пути от Гоа, но вместо того чтобы продолжать поход, приказал возвращаться в Агру, получив известие о семейных раздорах. Питер немного разочаровался тем, что могольская империя не намерена занять Гоа, но зато ему удалось связаться с Диу, португальской колонией на берегу океана. От жителей фактории он узнал, что мать и отец Хуаны давно умерли.

А весной 1600 года умерла и сама Хуана. После этого дальнейшее продвижение на юг потеряло для Питера всякий смысл.

У Акбара осложнились отношения с Салимом. Принцу был тридцать один год. Его оставили управлять столицей. И вот в отсутствие отца у него начали проявляться некоторые черты характера, которые не могли понравиться императору.

Особенно резко эти черты стали заметны после смерти матери. В таланте молодого человека не приходилось сомневаться, и Акбар очень внимательно следил, чтобы Салим, помимо обучения военному искусству, научился бы письму и приобщился к чтению классиков. Но после смерти Джодхи Баи, которая души не чаяла в сыне, мальчик остался без присмотра. Женатый с шестнадцати лет на принцессе Амбера, кузине своей матери, уже родившей ему сына, названного Хусро, он вдруг захотел взять себе в жены еще и персидскую девушку по имени Мехр-ун-Нисс. Этот брак был совершенно невозможен, ведь, несмотря на свою красоту, та была всего лишь дочерью тегеранского служащего, который от своей бедности предлагал дочь на улице. Она была счастлива, когда ее купил богатый могольский купец возрастом старше ее в несколько раз, которому нужна была дочь, а не наложница. Старик дал девушке хорошее образование, а ее природные способности в сочетании с красотой сделали ее популярной при дворе Акбара. Вот в нее-то как раз безнадежно и влюбился Салим. Могол никогда не согласился бы на женитьбу своего сына на простой девушке, а Салим не хотел принимать ее только как наложницу. Тогда Акбар мигом нашел Мехр мужа, персидского туман-баши. Это решение отца вывело из себя принца. Он стал позволять себе вести дерзкие разговоры о том, что сделал бы, оказавшись на месте императора. Еще больше беспокойства вызывала его непомерная страсть к вину. Поговаривали, будто он также злоупотреблял опиумом.

Неожиданное возвращение Акбара заставило Салима просить у отца прощения за свои слабости, а прощение всегда было одним из самых приятных деяний для императора. Он также помнил, что Салим был любимцем матери.

Сейчас Могол сидел с троими своими старыми друзьями и вспоминал былое.

Вспоминать прошлое случай представился особый: Абул Фазл только что закончил рукопись, над которой трудился очень долго. Она называлась «Айн-и-Акбари», то есть жизнеописание Могола. Этот труд он преподнес сейчас своему хозяину.

Акбар перелистывал страницы. Читал он все еще с трудом, но внушительный объем рукописи его приятно поразил.

Он улыбнулся своим соратникам:

— Разве я сделал так много?

Это был риторический вопрос.

Сорок лет правления он ознаменовал славными деяниями. Вся Индия, за исключением южных государств Биджапура, Майсора, Голконды и Ориссы, а также северного горного королевства Непал, преклонялась перед его властью. Но главное, что эта огромная земля, занимающая около двух с половиной миллионов квадратных миль, — больше половины Европы, включая европейскую Россию, — процветала, потому что Акбар даже в походах думал о совершенствовании своего правления и улучшении жизни подданных.

Он начал с возвращения короне всех земель, ранее находившихся в наследственном пользовании сборщиков налогов. Землями стали управлять губернаторы — джагирдары, которые вместе со своими заместителями маджумдарами назначались из Агры, что пресекало наследственную передачу должности губернатора.

Губернаторы числились военными, но были обучены решать гражданские дела, занимались судебными разбирательствами на местах и сборами налогов. Они также производили набор солдат и поставляли лошадей и продовольствие для армии, когда это требовалось.

Однако правосудие было отдано в руки назначаемого Верховного судьи, чье решение во всех юридических спорах считалось окончательным. Даже сам Акбар не всегда мог изменить такое решение. Хотя Верховный судья Мир и назначался Великим Моголом, по сути, это было первое разделение исполнительной и законодательной власти за всю историю мира.

Империя процветала. Питер Блант поразмыслил и пришел к выводу, что это самая богатая страна в мире.

Из Бенгалии везли рис, лаки, текстиль. Из Бихара — манго. Из Ауда — опиум и индиго. Из Кашмира — вино. Из Мултана — соль, ситец и пшеницу. Из Синда и Гуджарата — соль и драгоценные камни. Из Кандеша — соль и специи. Из Малвы шел неиссякаемый поток пшеницы, а из самого Дели — ковры, опиум, текстиль... и серебро для оплаты содержания армии.

И все же, где бы ни оказался Акбар и как бы ни был занят, он каждую пятницу вечером выкраивал время для разговоров с друзьями, ибо его жажда знаний по-прежнему оставалась ненасытной.

Он продолжал углублять свои познания о религиях мира и приглашал к себе представителей разных верований, чтобы обсудить суть их учений. Сегодня он пригласил нескольких священников из португальской колонии. Губернатор прислал двоих священнослужителей из только что образованного ордена иезуитов, Антонио Мронсеррата и Родолфо Аквавива. Своим высокомерием по отношению ко всякой другой религии они очень разгневали императора. Питер давно не видел Могола в таком состоянии.

Монахи все же смогли немного рассказать Бланту о событиях в Европе.

Они сообщили, что после Генриха VIII на трон взошел его сын, проживший, однако, после этого очень недолго. Затем страной правили последовательно две женщины, первые королевы, по праву занимавшие трон Англии. Между Англией и Испанией произошла большая война, в результате которой огромный флот Испании погиб в страшный шторм, который иезуиты причисляли к деяниям дьявола, защищающего себя. Они рассказали и о поражении османского флота, нанесенного христианским союзом под Алеппо.

О смерти Сулеймана, конечно, уже знали в Агре. Это произошло в 1566 году, когда Акбар воевал с раджпутами. Акбар понимал важность этого события, но из Индии оно казалось всего лишь рядовым эпизодом в долгой истории Османской империи. Отцы-иезуиты обрисовали этот факт Питеру совсем в другом свете: после смерти Сулеймана Лепанто вело войны еще целых пять лет. Но оставалось мало сомнений, что звезда Османской империи уже закатывается.

Разве не был Акбар величайшим монархом мира?

И все эти сорок лет рядом с Моголом скакал человек, который в юности не мог и мечтать, что взлетит так высоко.

Акбар избрал Питера Бланта начальником своей личной гвардии, как только убедился в безраздельной преданности англичанина. Ведь для того служба императору была единственной возможностью достичь богатства и власти. Оба держались друг за друга в равной мере, и потому Акбар осыпал милостями начальника своей личной гвардии и его красивую португалку жену. Постоянные походы заставляли Хуану и Питера часто разлучаться, чаще, чем им этого хотелось бы, и все же за время своих кратких встреч между разлуками они сумели произвести на свет четверых детей.

Чем дольше живешь, тем больше видишь смертей своих близких. Эту своеобразную дань за собственное долголетие Питер и Хуана заплатили сполна. Шесть счастливых лет пронеслись стремительно. Томас погиб первым — его убили во время неудавшегося присоединения Декана Мурадом. Сразу после этого раджпутская жена Томаса родила ему сына, а сама умерла во время родов.

Изабелла скончалась от одного из приступов лихорадки, изнурявшей Агру в сезон дождей. Тогда она уже была женой туман-баши. Младший сын Уильям упал с пони во время игры в поло и сломал себе шею.

Из четверых детей осталась в живых только Елена, унаследовавшая материнские огненно-рыжие волосы и привлекательность. Она решила не выходить замуж и жила вместе с матерью, помогая ей воспитывать маленького Уильяма, сына Томаса. Но вот умирает и сама Хуана.

Была ли она по-настоящему счастлива, сделав свой безрассудный выбор? Питер знал, что временами она жалела своих обманутых родителей, особенно в самом начале их совместной жизни, когда страх гнался за ними по пятам. Но после того как Акбар вернул себе власть, она ни на мгновение не сомневалась в правильности своего выбора.

Хуана безутешно убивалась по своим умершим детям и остаток жизни посвятила воспитанию внука, последнего Бланта. И умирая, поручила его заботам своей дочери.

Несмотря на горечь домашних трагедий, Питер Блант широко шагал от одного триумфа к другому. Немногие могли бы похвастаться такой яркой удачливой судьбой. Он заслужил известность и богатство, его имя знали по всей Индии. Может быть, единственным его огорчением было то, что о нем не слышали в Англии. А как бы он хотел, чтобы о его успехах узнала мать. Но она, безусловно, так и умерла, считая, что он погиб где-то в джунглях.

И вот теперь ему предстояло провести остаток жизни вместе с дочерью. Ей исполнилось уже двадцать шесть. Неужели она никогда не сожалела о том, что не знала объятий мужчины?.. Возможно, и сожалела, но никогда не показывала этого. Так же как и он, Елена должна была смотреть в будущее. А будущее было за Уильямом.

Уильям Блант был уже не мальчик, ему исполнилось двадцать четыре года. Ростом и силой он выдался в своих деда и отца, а от раджпутской матери ему досталась темная кожа и привлекательная наружность, отличавшая его от предков по отцовской линии. Определенный на военную службу, он получил чин тук-баши в гвардии Акбара, служа под неусыпным оком своего деда.

Уильям был последним из Блантов. Пришло время ему жениться и стать отцом — ведь большинство его сверстников заимели своих первых жен в возрасте шестнадцати лет.

Уильям понимал, что отличается от своих товарищей. Всех своих детей Бланты учили думать об Англии как о родном доме, пусть они никогда ее и не видели. Однако для взрослого мужчины, по местным представлениям, не иметь жены было оскорбительно, если даже у него было несколько наложниц.

У Питера как-то мелькнула мысль женить юношу на тетке. Он и не предполагал, что подобная идея встретит неодобрительное отношение Акбара, впрочем, кровосмешение было противно и христианской морали. Кроме того, Елена любила племянника по-матерински и ее пугала даже мысль стать его женой.

Акбар нашел выход из положения.

— Почему бы тебе не послать в Гоа или Диу за женой для внука?

Блант очень удивился такому предложению. Он и не подозревал, что Могол интересуется его домашними делами.

Акбар засмеялся:

— Разве я не отец моих подданных? Неужели я не понимаю желание человека сохранить чистоту своей крови? В моем сыне течет могольская, персидская и раджпутская кровь, и смесь, кажется, кипит, причем не только в благих целях. Найди португальскую жену для внука.

Питер послушался совета своего хозяина. Он послал письмо губернатору Диу, избрав эту факторию, а не Гоа из-за опасения каких-либо непредвиденных задержек.

В его положении эмира и начальника гвардии, одного из самых богатых людей Индии, к тому же христианина, такая просьба едва ли будет отвергнута, особенно в Диу. Португальцы прекрасно сознавали, что продолжают владеть этим местом только из любезности Могола.

Но найдется ли подходящая молодая девушка в этой маленькой колонии? Он с некоторым волнением ждал возвращения Таулат-хана, своего тавачи, которому поручил это деликатное дело. В семьдесят пять лет волноваться вредно, и Елена держала отца за руку, успокаивая, когда Таулат пересекал большой зал их дома в Агре.

— Губернатор Диу предложил только одну девушку, по его словам, достойную быть женой вашего внука, — сказал Таулат.

— Ты видел эту девушку? — спросила Елена.

— Да, ага, — сказал Таулат недовольно. — Она повсюду ходит без покрывала и с одной-единственной служанкой. Но, думаю, это для вас не помеха.

— Она хорошенькая? — спросил его Питер.

— Она красивая, Блант-бахадур.

— Довольно, Таулат, говори-ка правду! — нетерпеливо приказал Питер.

— Я и говорю правду. Волосы цвета воронова крыла, глаза подобны двум океанам, нос как у могольской принцессы, пухленькие щеки, губы алые, как прекрасные рубины, чистая кожа.

— Продолжай, — поторопила его Елена, улыбаясь его внезапному красноречию.

— Что касается остального, ага, она высока ростом, но не чрезмерно, стройненькая, но не слишком худа. При ней все, необходимое для материнства. И двигается она с грациозностью кошки.

— Оказывается, ты поэт, — рассмеялась Елена.

— А у этого бриллианта имеется имя? — спросил Питер.

— Ее зовут Изабелла Домингес, — сказал Таулат. Питер нахмурился:

— Уверен, это испанское имя.

— Так и есть, Блант-бахадур, ее отец — богатый испанский комиссионер.

— Он живет в Диу?

Питер понял, что иезуиты были правы, когда говорили, что испанцы недавно захватили свою маленькую соседку. Но Испания до последнего времени была в состоянии войны с Англией, и в то же время Испания не воевала с империей Великих Моголов.

— А сколько ей лет?

— Я понял, что около шестнадцати. Знаю, для невесты это много, Блант-бахадур, и у вас может возникнуть вопрос, почему она не была выдана замуж до сих пор...

— Нет, — сказал Питер. — В христианском мире шестнадцать лет — хороший возраст для замужества. Ты показывал мои верительные грамоты?

— Конечно. — Таулат выглядел слегка обеспокоенным.

— И что ответил сеньор Домингес?

— Он ответил, что слова не могут выразить его благодарности оттого, что такой большой человек, как вы, просит руки его дочери... — Он замолчал.

— Продолжай, — настаивал Питер.

— Но сказал, что никогда не разрешит дочери выйти замуж за человека, которого никогда не видел. Он явно глупец, — добавил Туалат.

— Это препятствие можно преодолеть, — сказал Питер. — Уильям поедет в Диу. Нет, мы все поедем в Диу. Как ты думаешь, Елена?

— Если ты считаешь нужным, папа, — неуверенно ответила та.

— Хорошо... — Питер встал. — Ты отлично выполнил поручение, Туалат-хан.

— Огорчен, что не привез вам девушку, Блант-бахадур. Я хотел схватить ее и доставить сюда.

— Рад, что ты этого не сделал, — сказал Питер, помня свое собственное ухаживание.

— Хотелось бы все сделать более цивилизованным способом. А сейчас позволь нам сообщить Уильяму хорошую новость. — И он, широко шагая, направился по коридору. Елена следовала за ним по пятам.

— Папа! — запротестовала она, — ты же знаешь, что тебе не следует спешить, врач...

— К черту врача! — Блант вышел на балкон и посмотрел во двор, где Уильям с одним из командиров упражнялись с мечами. Дед хлопнул в ладоши, привлекая внимание.

— Хватит, — сказал он, — ты мастерски дерешься. У меня для тебя новость.

Уильям оглянулся на голос деда, и его темное лицо озарила улыбка:

— Мы снова отправляемся в поход?

Питер засмеялся:

— Именно так, но без армии. Ты, твоя тетя и я. Вот и все наши войска. Поднимайся сюда и все узнаешь.

«Странно», — подумал он. У него внезапно перехватило дыхание.

— Папа! — Елена поймала его руку и закричала: — Симки! Кто-нибудь...

Уильям взбежал по лестнице одновременно с появившимся из внутреннего коридора слугой. Елена опустилась на пол, не в силах удержать тяжелое тело отца, с которым внезапно случился сердечный приступ.

— Дедушка! — Уильям взял деда за руку и слегка потянул, словно призывая того подниматься.

— Ничего, — прошептал Питер. — Мальчик, я нашел тебе жену. У меня...

Боль снова вернулась. Питер с испугом посмотрел на внука. Он не ожидал, что это происходит именно так.

 

Глава 12

НЕВЕСТА

Сам Акбар пришел проститься с телом Питера Бланта.

— У него нет храма для погребения? — спросил он. — Как это случилось?

— Ему нужен только простой крест, падишах, — печально объяснила Елена.

— Простой крест! — возмутился Акбар. — Для моего самого верного бахадура? Да я сооружу такой крест, что вся Индия будет дивиться ему. Но скажите, почему случился приступ?

— От волнения, падишах. — Елена рассказала о новости из Диу.

— Ну, тогда ладно, — сказал падишах. — По крайней мере, он умер счастливым. Теперь малыш должен выполнить волю деда и жениться на этой девушке. Это также и моя воля. Ты сопроводишь его, Елена-ага.

Женщина покорно склонила голову.

Питера Бланта, великого Блант-бахадура, похоронили со всеми полагающимися его положению почестями. Вся гвардия по этому случаю была одета в золотую с красным униформу, в железные латы и шлемы, сверкающие на солнце. Гроб несли Уильям и пятеро тук-баши из гвардии. Сразу за ним шел сам император с Абул Фазлом, а следом — Елена, одетая в белое сари.

Для погребения тела решили построить мавзолей. На самой окраине Фатехпур Сикри уже заложили фундамент, на котором он должен был вскоре вырасти.

— Его будут помнить, — печально объявил Акбар.

И вот пришло время готовиться к путешествию в Диу. Неизвестность предстоящего путешествия тяготила душу Елены не меньше, чем смерть отца, ведь со дня смерти матери тоска не оставляла ее, и это естественно.

Беспокоилась Елена не о себе: как глава женской половины семейства Блантов она находилась под защитой султана. Ее отец был очень богатым человеком, потому у нее сложился особый круг друзей среди мусульманок, с которыми она пила кофе, лакомилась сладостями и сплетничала. И у нее был Уильям, чтобы любить и баловать его, словно своего собственного сына.

У нее возник собственный мирок, в котором она жила, для которого родилась и от которого никогда не отделялась.

Ее подруги, как правило, были замужем, причем отданы замуж сразу по достижению половой зрелости, и потому не могли понять ее удовлетворенности.

— Как может женщина жить без любви мужчины? — удивлялись они. — Только под мужчиной можно получить полное удовлетворение.

Эти высказывания вызывали у нее чувство неприятия.

— Я предпочитаю остаться хозяйкой в доме отца, — отвечала она. — Я родилась в Фатехпур Сикри и умру здесь, в родительском доме.

Она не любила покидать Агру и кроме Дели не ездила никуда.

Но сейчас ей приказали ехать значительно дальше... в Диу, в португальский город.

Елена никогда раньше не общалась с земляками своей матери, хотя Хуана учила ее португальскому языку — ведь это был ее родной язык. Она не имела представления ни о манерах, ни об обычаях, ни об одежде, ни даже о морали: мать вспоминала о Гоа тридцатипятилетней давности.

Она долго размышляла, как же быть, но в конце концов решила, что самое лучшее для нее — надеть сари, очень ей шедшее.

Уильям наблюдал за приготовлениями тоже с некоторым беспокойством.

Он бывал с войсками далеко на юге, но никогда не добирался до самого Диу. И вот теперь собирается туда за невестой, которую выбрали для него дед и император. Но это не индийская девушка, стремящаяся угодить мужу, покориться ему, почитать его.

— За ней надо будет ухаживать, — предупреждала Елена. — Европейские женщины не так раболепны, как индийские.

Уильям не представлял, как надо ухаживать за женщиной, и не был уверен, что жаждет этого. Только двух женщин он признавал: Елену и свою бабушку, поскольку те были ему ровней. Конечно, каждый кланялся до пола, когда мимо проходила одна из жен Акбара или одна из жен какого-либо высокопоставленного представителя мусульманской иерархии. Но Елена не уставала твердить, что его мать была раджпутской принцессой, поэтому он такой высокородный, как никто на земле.

Что касается социального положения, то всю его сознательную жизнь именно оно определяло место мужчины в обществе. Положение тук-баши в гвардии не позволяло ему иметь дело с женщинами вне стен своего дома. Когда ему требовалось удовлетворить желание, он звал одну из своих наложниц, привлекательную индийскую девушку. Их у него было много, они хихикали и шептались, но никогда не говорили серьезно, ибо единственная их обязанность была удовлетворять господина, и он знал это.

Он намного сильнее переживал смерть деда, чем его тетка. Уильяму было только девятнадцать, когда Питеру уже перевалило за семьдесят, хотя в то время он оставался все еще как прежде бодрым. Судя по его здоровью — а дед перед смертью выглядел здоровым как никогда, — ему бы еще жить да жить, и вдруг столь внезапный конец.

Потеряв близкого человека, которого боготворил, Уильям чувствовал себя нестерпимо одиноким. Возникло ощущение наследственной изолированности Блантов. Наверняка и сам Питер чувствовал то же, узнав о смерти Ричарда Бланта, а Ричард Блант испытывал нечто подобное, когда у него на руках умер сэр Томас. Каждое ушедшее поколение переживало подобные потери.

Ошибкой Блантов было их решение сохранить индивидуальность в этом обществе, ведь они были слугами Могола, и никем больше. Несмотря на индийскую кровь Уильяма, в его воспитание и обучение никому не разрешалось вмешиваться. Он никогда не знал матери, и она никак не могла повлиять на него. Родом она была с далекого запада Раджпутаны, поэтому мальчик не был знаком ни с кем из ее семьи. Наверняка у него имелось множество кузенов и кузин, но он бы ни за что не узнал их, войди они к нему в комнату.

Итак, он был воспитан в духе джентльмена-христианина. Каждый день он молился, стоя на коленях, хотя никогда не бывал в церкви. Однако темная, кожа постоянно напоминала ему об индийском происхождении. Это немного пугало его. Он полагал, что наследственность спряталась где-то глубоко в сердце, в мозгу, в животе, но однажды она проснется и переполнит его.

В свое время Акбар приказал построить дороги, связывающие наиболее важные города, и теперь путешествовать по империи было довольно просто. Дед рассказал Уильяму, какие лишения претерпевал Ричард Блант на протяжении нескольких месяцев, чтобы только добраться от Сурата до Агры. Сейчас дорога от столицы до побережья занимала всего месяц, и караван, который снарядил сам Акбар с собственным отрядом Уильяма в качестве эскорта, мог легко проходить до двенадцати миль в день.

Это был поистине императорский караван, поражавший блеском золота. Они везли всевозможные подарки, включая и бесценные жемчуга. Для полной картины с ними даже шли четыре слона. В первом хаудахе сидел сам Уильям с Еленой, принимая приветствия в каждой деревне, через которую они проходили.

— Я чувствую себя королевой, — призналась Елена.

Диу располагался на острове в Камбейском заливе Аравийского моря, недалеко от побережья Гуджарата. Для переправы каравана не нашлось достаточно больших лодок, поэтому слонов и большую часть поклажи пришлось оставить на противоположном берегу. Уильям взял с собой только шестерых гвардейцев, включая Таласа Али. О Елене заботились четыре служанки.

Остров оказался очень маленьким, всего около пяти квадратных миль. Жителей в поселении было немногим больше, чем в обычной деревне, но над ним возвышался замечательной красоты собор. Это благословенное место, окруженное великолепными пляжами, дышало миром и спокойствием.

Прибытие знатных гостей было замечено, и на причале их уже ждал губернатор дон Энрике Порталадо со своей женой доной Луизой и несколькими служащими, а также сам дон Педро Домингес.

Испанец выглядел прекрасно: характерная бородка, привлекательные черты лица. Он галантно склонился к руке Елены, поглядывая на ее формы, подчеркнутые сари, с большим интересом, но с Уильямом держался значительно менее любезно.

— Добро пожаловать, сеньор Блант. Добро пожаловать, сеньорита. Вы оказываете нам большую честь, — рассыпался в любезностях губернатор. — Я был очень опечален, узнав о смерти великого бахадура.

— Мы очень вам признательны, ваше превосходительство, — ответила Елена.

Домингес довольно презрительно наблюдал за этими излияниями.

— Вы, конечно, остановитесь в моей резиденции, — продолжал Порталадо. — Все распоряжения уже сделаны. И...

— Вы поужинаете со мной, если не против, — вмешался Домингес, адресуясь больше к Елене, чем к ее племяннику.

— Не думаю, что я ему понравился, — прошептал Елене Уильям по-английски.

— Но ему понравится то, что ты привез, — ответила она.

Уильям уже почти невзлюбил Домингеса и его жену Маргариту, которая сильно потела, но все мгновенно изменилось, когда он увидел Изабеллу. К его удивлению, она оказалась именно такой красавицей, какой ее описал Таулат: среднего роста; с миловидным лицом, черты которого она унаследовала от отца, с маленьким носиком и пухленькими щечками. Ее зеленые глаза лучились как изумруды. У нее были роскошные черные волосы, а на коже не нашлось ни одного изъяна. Декольтированное платье открывало округлости груди, подчеркивало подтянутый живот.

Девушке исполнилось шестнадцать лет. Внезапно он представил себе ее в тридцать — наверняка она станет похожей на мать, — но сразу же отогнал это видение. Молодой человек подумал, что, возможно, влюбится в нее потом, не с первого взгляда.

А она тоже явно не была очарована им и глядела на молодого человека со страхом. Она резко вскинула голову и вырвала руку, когда Уильям попытался ее взять.

Мать ее ухитрилась смотреть еще неодобрительнее.

— Я им совсем не нравлюсь, — вновь сказал он Елене.

— Но девочка — хорошенькая маленькая штучка.

— Думаю, это самое красивое создание, какое я когда-либо видел.

Елена улыбнулась его восторгу:

— Тогда тебе непременно надо заполучить ее.

Хотел бы Уильям быть уверенным в возможности осуществить этот замысел.

Первый ужин с семьей Домингес оказался довольно скромным, но следующим вечером был устроен пышный прием в доме губернатора, на который получили приглашения все, кто носил цепь капитана и выше, а также знатнейшие комиссионеры с женами.

Столько европейцев сразу Уильям никогда не видел. Скоро он понял, что у него единственного среди приглашенных в венах течет индийская кровь. Если португальцы и содержат местных наложниц, то этот никак не отражается на них в социальном плане.

Присутствовало всего несколько женщин, представлявших различные имущественные слои маленького поселения. Чувствовалось, что здесь в женщинах большой недостаток.

После роскошного банкета заиграли лютни.

Уильям и Елена были удивлены, когда мужчины стали подходить к женщинам и, кланяясь, брать их за руку. Затем они сопровождали их в центр зала, где начинали танцевать.

При дворе Акбара и в любом другом месте Индии танцевали только профессиональные танцовщицы, чтобы ублажить хозяина и его гостей. Но здесь танцевали достойные португальские леди, одетые в кринолины с узорчатыми нижними юбками, и джентльмены в коротких штанах и шелковых куртках. Они хлопали в ладоши и важно ходили по кругу, наклонялись, а затем проходили под аркой сцепленных рук других танцоров, причем все время улыбаясь и перешептываясь в самой непристойной манере. Кроме того, ни один мужчина не танцевал со своей женой.

Никто не пригласил танцевать Изабеллу. Она сидела в одиночестве и смотрела прямо перед собой. Губернатор дон Энрике поспешил через весь зал к Уильяму.

— Молодая леди ждет вас, сеньор, — объяснил он.

— Для чего?

— Конечно, чтобы вы пригласили ее танцевать.

— Но я не знаю, как это делается, — признался он.

Дон Энрике нервно сглотнул и посмотрел на Елену.

— Боюсь, что никогда не имела удовольствия заниматься подобным времяпрепровождением, — также призналась она, — но попробую.

Уильям был потрясен, глядя, как тетка, к великому удовольствию других гостей, демонстрировала медленные кружения в центре зала. Елене, конечно, не пришло в голову, что у нее под сари всего только тончайшая юбка и коротенькая блузка, когда она делала необычные движения, на которые ее провоцировал партнер. Шелк постоянно облегал то ее грудь, то ягодицы или лобок, оставляя очень мало места для воображения.

Что бы там ни чувствовал Уильям, никогда раньше Елена не проводила время так хорошо. Она пользовалась популярностью. И едва первый танец закончился, ее стали приглашать снова и снова. Вечер проходил хорошо. Изрядное количество выпитого вина сделало свое дело: всем было очень весело. Вот наконец и сам дон Педро Домингес пригласил Елену на танец.

— Надеюсь, ваш племянник не собирается обидеть мою дочь, — холодно заметил он.

— Обидеть?

— Ни один другой мужчина не может пригласить ее на танец, пока этого не сделает он — вы ведь почетные гости, — а он не двигается с места.

— Ах, боюсь, он не приглашает ее только потому, что не знает, как это делается. В Индии подобное не принято.

Пришла очередь дону Педро сказать «Ах!».

— Но, как я понял, вы тоже никогда не танцевали, — заметил он.

— Совершенно верно. Однако мой племянник робок, а я нет.

Дон Педро слушал ее с интересом.

— Как я понимаю, вы никогда не были замужем, сеньорита, — сказал он, глядя ей в глаза. — Как такое могло случиться со столь красивой женщиной?

— Вы развлекаете меня лестью, сеньор? — Елена оглянулась. — Однако вы-то женаты.

— Мы же цивилизованные люди, разве не так? — И в этот момент ему в голову пришла мысль, опровергающая его же собственное высказывание.

— Хотелось бы надеяться на это, сеньор.

— Тогда мы можем договориться с вами о встрече наедине для беседы?

Елена решила позволить ему самому залезть в петлю.

— С большим удовольствием, сеньор. Чем раньше, тем лучше.

— Ну... я гуляю по утрам у моря. Там спокойно, уединенно и к тому же очень красиво. До восхода солнца это самое прохладное время.

— Боюсь, что это очень рано для меня, сеньор. Не могла бы я прийти в вашу контору попозже?

— В мою контору? — Его брови поднялись. — Вы так смелы, сеньора.

— Почему нет? Нам же надо кое-что обсудить, — дразнила она старика. — Мой племянник будет сопровождать меня, конечно.

Испанец нахмурил брови:

— Вы меня не поняли, сеньора.

— Напротив, сеньор, я вас прекрасно поняла. Но я приехала в Диу искать жену племяннику, а не приключений для себя.

Лицо дона Педро вспыхнуло от гнева.

— Итак, — продолжала Елена, — мы придем в вашу контору завтра в одиннадцать часов, чтобы обсудить все необходимое для предстоящей свадьбы. А сейчас, сеньор, я хочу пожелать вам доброй ночи.

Она оставила его стоящим посреди зала и провожающим ее горящим от ярости взглядом.

— Имеются некоторые трудности, — начал разговор дон Педро на следующее утро, когда Елена и Уильям расселись в его конторе. — Некоторые трудности деликатного свойства.

— Вы имеете в виду индийскую кровь моего племянника? — напрямую спросила Елена.

— Ну... — Домингес выглядел смущенным. — Поскольку вы сами подняли этот вопрос, сеньорита, увольте меня от ответа. Я потакающий во всем дочери отец и не могу заставить ее выходить замуж за человека, который... ну...

— Неприятен ей? — продолжила за него Елена, глядя на внезапно покрасневшего Уильяма.

— Я не говорил этого, сеньорита. Просто ваш племянник не нравится Изабелле. И, конечно, она обижена его невниманием на приеме.

— Я уже объяснила это, — заметила Елена. Уильям выглядел сбитым с толку.

— Для меня ваших объяснений достаточно, сеньорита, хотя едва ли это может успокоить дочь. Но есть другие сложности, более важные, — заторопился он. — Это вопрос его национальности. Ваш племянник англичанин. Англия и Испания в настоящее время в состоянии войны. Я знаю, этому мало придают значение наши здешние португальские друзья, но это важно для меня.

— Мой племянник никогда не видел Англии, — возразила Елена. — В нем столько же португальской крови, сколько и английской.

— И еще вопрос. О религии. Ваш племянник верит в Бога, сеньорита?

— Христианство не имеет почвы в Индии, — холодно сказала Елена. — Хотя, конечно, оно присутствует в наших сердцах. Мой племянник — христианин.

Домингес скептически улыбнулся:

— Сейчас многие называют себя христианами, а на самом деле еретики.

— Итак, вы пригласили нас, желая сказать, что не может быть и речи о браке между моим племянником и вашей дочерью, так надо понимать?

— Сеньорита, весьма сожалею, что заставил вас напрасно совершить столь долгое путешествие...

— Действительно! Император будет очень недоволен. Глаза Домингеса округлились:

— Император принимает участие во всем этом?

— Конечно. Мой племянник хочет жениться на вашей дочери только потому, что на этом настаивает император.

В первый раз за время разговора Домингес выказал обеспокоенность.

— Было несколько предложений передать факторию в собственность Испании, — продолжала Елена, — но сейчас я удивлюсь, если падишах разрешит остаться здесь даже поселению Диу.

Домингес побледнел.

— Кстати, мы привезли подарки для вас и сеньориты. Почему бы вам их не посмотреть?

Домингес, казалось, утратил дар речи, а Елена хлопнула в ладоши. Слуги внесли сундук и поставили на пол. Елена открыла его.

— Ваша жена могла бы иметь такой же, — сказала она, выкладывая изумруд в четыре карата на стол перед изумленным испанцем. — А для сеньориты, конечно, этот бриллиант...

Он был в два раза больше других камней.

Домингес открыл рот от изумления.

— Ну что ж, вы сообщили свое решение, — Елена убрала камни обратно в сундук и сделала знак слуге унести его, — и сейчас мы покинем вас, дон Педро, — сказала она, величественно вставая.

Домингес тоже встал.

— Вы разрешите мне еще раз обсудить ваше предложение с дочерью? Может быть, ее первое впечатление было слишком поспешным...

— Буду ждать вашего ответа до вечера, сеньор Домингес, — ответила Елена. — Мой племянник покинет Диу завтра утром. Всего хорошего.

Вернувшись в дом губернатора, Елена спросила Уильяма:

— Ты все еще хочешь девушку, которая презирает тебя за цвет кожи?

— Больше, чем раньше! — воскликнул молодой человек.

Елена положила свою руку на его.

— Будь с ней внимательнее, Уильям. Обещай мне. Иначе ты погубишь ее. Жалко потерять такую девушку.

— Есть ряд условий, которые я считаю обязательными, — сказал вечером Домингес, когда они расселись на веранде губернаторского дома. Порталадо и его жена деликатно удалились.

— Расскажите нам о них, — предложила Елена.

— Во-первых, мою дочь будет сопровождать ее духовник, отец Томас. Во-вторых, с ней отправятся четыре служанки. В-третьих, ей должны разрешить дважды в год приезжать к нам в Диу. И в-четвертых, все дети, рожденные от этого брака, должны будут обращены в католическую веру.

— Боюсь, что мы не сможем согласиться с первыми тремя условиями, — спокойно ответила Елена.

Голова Домингеса дернулась.

— Во-первых, император не любит христианских священников и никогда не позволит ни одному из них поселиться в его городе. Во-вторых, жене моего племянника будут прислуживать мои собственные служанки. В-третьих, невозможно жене моего племянника предпринимать такое путешествие дважды в год. Раз в два года — может быть. Тем не менее, — она одарила его лучезарной улыбкой, — я уверена, что мой племянник не будет иметь ничего против, если его дочери примут католическую веру. Что касается сыновей, то он сам решит, какую веру они будут исповедовать.

Домингес нахмурился:

— С вами трудно договориться, сеньорита. Все же вы настаиваете, чтобы я разрешил дочери поехать с вами в дебри Индии...

— Фу, сеньор! Вашей дочери предстоит отправиться в одно из самых цивилизованных мест на земле, и она выйдет замуж за человека, которым вы будете гордиться.

— Сеньорита Изабелла. — Уильям наклонился к руке девушки и коснулся ее губами. — Это самый счастливый день в моей жизни.

Когда он выпрямился, девушка холодно посмотрела ему в глаза.

— А для меня он самый ужасный, — ответила она. — Хотя не сомневаюсь, будут дни еще ужаснее этого.

Уильям остался невозмутим.

— Почему, сеньорита? — спросил он. — Ведь я считаю, что самое лучшее — угождать вам.

— Она по-настоящему ненавидит меня, — пожаловался он Елене.

— И она будет ненавидеть тебя еще больше. Некоторое время. Но потом ее ненависть перерастает в любовь.

— Почему ты так уверена?

— Такова человеческая природа. Отец часто рассказывал мне об ухаживании великого Ричарда за индийской принцессой Гилой Лоди. У них все началось с насилия, а закончилось такой любовью, что они умерли друг ради друга.

Свадебная церемония, происходившая в соборе Святого Матрица, собрала почти все население Диу и стала величайшим событием местной общественной жизни. Собравшиеся неодобрительно поглядывали на высокого темнокожего молодого человека в парчовой накидке и алых штанах, в мягких лайковых туфлях, с украшенным жемчугом мечом на боку и сверкающим рубином в тюрбане из парчи. Елена подумала, что никогда не видела более приятного мужчины.

Невеста выглядела не менее изящной в платье из белого шелка, но ее лицо было скрыто вуалью, до тех пор пока священник не объявил их мужем и женой. Уильям откинул вуаль и увидел слезы на ее щеках. Когда он целовал ее в губы, девушка плотно сжала их.

За столом было много выпито и съедено и не меньше произнесено заздравных речей. Изабелла все время сидела бледная и молчаливая, глядя прямо перед собой, а Уильям чувствовал на себе взгляды всего Диу, но больше всего — жгучие глаза Педро Домингеса и других испанцев. Как бы им хотелось вышвырнуть его отсюда, подумал он.

Наконец разговоры иссякли. Изабеллу увели готовить к первой брачной ночи. Уильяма тоже проводили скинуть парадные одежды и надеть ночную рубашку. Пока он шел в покои невесты, его сопровождали непристойные шутки, которые он выслушивал с улыбкой.

Изабелла полулежала в постели, стянув ночную хлопковую рубашку у горла. Ее мать стояла по одну сторону от нее, а Елена — по другую. Лицо девушки оставалось таким безучастным, что даже Елена испытала предчувствие несчастья.

Толпа напирала, стараясь попасть в комнату позади Уильяма и его сопровождающих и выкрикивая граничащие с грубостью непристойности. Уильям решил, что его ждет нелегкое испытание.

— А теперь покиньте нас! — закричал он, и гул несколько стих.

— Оставить вас? — спросил какой-то пьяный джентльмен. — Но мы здесь для того, чтобы увидеть исполнение супружеских обязанностей.

— Вы ничего не увидите, — прорычал Уильям. — Оставьте нас. — Он окинул всех присутствующих яростным взглядом. — Все!

Елена поспешила от кровати выпроводить присутствующих за дверь. Гости медленно покидали комнату, недовольно ворча.

— И вы тоже, сеньор, — добавил Уильям.

Дон Педро посмотрел на него неодобрительно:

— Но первое исполнение супружеских обязанностей...

— Будут вам доказательства, не сомневаюсь. А теперь оставьте нас. И вы тоже, сеньора.

Домингес и его жена переглянулись, а затем посмотрели на дочь.

— Это было бы самое лучшее, — в первый раз заговорила Изабелла.

Домингес мгновение поколебался, а затем сделал знак жене.

— Поручаю дочь вашим заботам, — сказал он Уильяму.

— Вы оставляете меня с моей женой, сеньор, — напомнил ему Уильям. — И ты тоже, тетя.

— Помни... — сказала она и шагнула за дверь.

Уильям повернул ключ в замке и вернулся к кровати.

— Спасибо, сеньор, — сказала Изабелла.

— За то, что я не впустил толпу? Наблюдение за исполнением супружеских обязанностей не принято в Индии.

— И за это я тоже благодарна, — сказала Изабелла. — Но больше всего за то, что наша супружеская жизнь может начаться в приличной обстановке...

— Сомневаюсь, что это в полной мере возможно, — сказал он. — Должен признаться, что очень хочу вас, но сначала... разве мы не помолимся?

Он встал на колени и подождал. У Изабеллы не было выбора, и она последовала его примеру, соскользнув с кровати по другую сторону так, что он смог увидеть только мелькнувшие из-под покрывала ноги. Девушка встала на колени, положив локти на тюфяк.

Уильям не знал, что сказать, и поэтому молчал. Молчала и девушка. Ее глаза были закрыты, и молодой человек предположил, что она обращается к Богу.

Наконец Изабелла открыла глаза.

— Это так учтиво с вашей стороны, сеньор, — заметила она. — А сейчас, если только вы отвернетесь, я смогла бы вернуться в постель...

— Отвернуться? Драгоценнейшая Изабелла, я пришел смотреть на вас, и очень близко. — Он встал, стянул с себя рубашку и бросил ее на пол.

— Сеньор! — воскликнула девушка. — Вы ведете себя неприлично. — Она бросила быстрый взгляд на его возбужденный член и снова закрыла глаза. — Пожалуйста, наденьте рубашку.

— Я впервые надел что-то, ложась в постель, — сказал Уильям. — И, надеюсь, в последний.

Он встал перед ней. Изабелла снова открыла глаза, все еще стоя на коленях со сложенными на груди руками и глядя только ему в лицо.

— Что вы хотите от меня?

— Ну, конечно, вашу девственность. Но сначала я хочу посмотреть на вас. Снимите рубашку.

— Нет. — Девушка подняла руки к горлу. — Ваше поведение неприлично, сеньор. Я полагала, что вы джентльмен, но сейчас вижу — вы варвар, — сказала она и заплакала.

Но Уильям был слишком возбужден для того, чтобы испытать жалость. Он ухватился за воротник ее ночной рубашки, собираясь стянуть ее, но девушка вскочила на ноги и бросилась на кровать так стремительно, что рубашка разорвалась у молодого человека в руках.

Изабелла вскрикнула и отскочила в дальний конец кровати, съежившись в комочек и придерживая остатки одежды на животе.

Уильям перепрыгнул через кровать и обхватил ее. Она открыла рот от изумления и брыкнулась. Молодой человек засмеялся, поднял ее и опрокинул на кровать. Изабелла плюнула в него, продолжая бороться за кусок прикрывающей ее легкой ткани, который очень скоро полетел в угол комнаты.

Девушка снова вскрикнула, оставшись совершенно голой, и попыталась прикрыться простыней, но Уильям сорвал с нее и простыню. Изабелла осталась обнаженной на голой кровати, потому что подушки тоже полетели на пол.

Уильям схватил ее за бедра и перевернул на спину. Его взору предстало самое прекрасное существо, какое он когда-либо видел. Ее кожа поражала безукоризненной белизной.

Некоторое время она не могла двигаться, устав от борьбы, и глядела на мужа со всей злостью, на какую только была способна.

— Вы чудовище, — наконец выдохнула она.

— Некоторые говорят, что это лучший путь в первый раз, — сказал он и раздвинул ей бедра.

Девушка с трудом дышала, в то время как он ласкал ее, покрывая поцелуями ее живот, затем наклонился, чтобы поцеловать в губы, но Изабелла злобно клацнула на него зубами.

— Отлично, — сказал он, — тогда я найду другие губки для поцелуя. — И схватил ее за ноги.

Она вскрикнула громче обычного, села и впилась ногтями в его бока.

Уильям вскрикнул от боли и машинально взмахнул кулаком. Удар пришелся ей в челюсть, и девушка отлетела на пол, дважды перевернувшись.

В дверь уже стучали.

— Откройте дверь, или я выломаю ее! — Это был Домингес.

— Откроете дверь, дон Педро, — и вы мертвы, — предостерег его Уильям.

Он слез с кровати, подошел и встал над девушкой. Она не потеряла сознания, но явно была потрясена.

— Вставайте, — сердито приказал он.

Она медленно поднялась на ноги, трясясь мелкой дрожью.

По подбородку ее текла кровь из разбитой губы, а возле рта на белой коже уже образовался кровоподтек.

— Извините, — сказал он.

— Подлец, — прошипела она.

— Думаю, что в ваших глазах так оно и есть, — согласился молодой человек, — но во всем виновата моя горячая индийская кровь. А сейчас пришло время покончить с этим фарсом. Ложись, или нужно снова ударить тебя?

Она посмотрела на него уничтожающим взглядом и покорно легла. Уильям поднял две подушки и положил их одну на другую рядом с ней. Затем перевернул ее на живот и положил так, что тело ее выгнулось, а лоно оказалось как раз на подушках.

— О Боже! — воскликнула она. — О Боже, избавь меня от этой участи!

Уильям раздвинул жене ноги и стал на колени между ними, положив руки ей на ягодицы.

— Вы, сэр, подлец, — заявил дон Педро. — Будь моя воля, повесил бы вас на самом высоком дереве острова.

Уильям низко поклонился ему.

— Добрый день вам, сеньор.

Дон Педро уставился на него, на Елену и на свою дочь, которая съежилась в изголовье кровати. Перед приходом отца Уильям разрешил ей накинуть на себя одежду, но растрепанные волосы и усталые глаза свидетельствовали о бессонной и бурной ночи. Да еще и синяк красовался на лице.

Увидев отца, она соскочила с кровати и бросилась к нему, шепча что-то по-испански.

— Что она говорит? — спросил Уильям, который понял всего несколько слов, близких португальским.

— Она умоляет не оставлять ее с вами, но я не могу.

— Она моя жена. — Уильям указал на пятно крови на тюфяке. — Наше супружество освящено церковью и получило логическое завершение в постели. Вы покинете нас или я обвиню вас в похищении.

Домингес колебался, жуя губу. Изабелла, цепляясь за его руку, снова заговорила по-испански.

Елена подошла и встала рядом с девушкой.

— Дон Педро, думаю, вам лучше уйти. За моим племянником все права.

Домингес еще минуту поколебался, затем взял Изабеллу за руки и поцеловал в лоб. Сказав несколько слов, он отстранил ее и вышел из комнаты.

— Нет! — закричала Изабелла. — Нет, папа... — Она подбежала к двери, но там ее встретил Уильям. — Не трогайте меня! — зашипела она.

— Вам необходимо отдохнуть. — Он открыл дверь и позвал двух служанок Елены. — Останьтесь здесь с Блант-агой, — сказал он. — Приведите в порядок постель и уложите мою жену. Пусть поспит. Ни при каких обстоятельствах не оставляйте ее одну... — Он холодно посмотрел на Изабеллу и вышел из комнаты. Елена последовала за ним.

— Все было действительно так плохо, как об этом говорят? — спросила она.

— Она боролась со мной, как дикарка. Но теперь мы муж и жена.

— Я заметила. Но мне кажется, что ты пренебрег моим советом.

— Дорогая тетя, а что мне оставалось делать? Супружество надо было завершить, иначе этот подлец Домингес воспользовался бы своим правом аннулировать его.

— Но теперь она тебя ненавидит. Я вернусь к ней... — Елена посмотрела на племянника. — С твоего разрешения.

Он кивнул и вышел.

Было ясное и прозрачное утро. Легкий ветерок ласкал лицо, обещая прекрасный день. «Первый день моей супружеской жизни», — подумал Уильям с горечью. Казалось, вся колония слышала крики Изабеллы.

Он не собирался причинять ей боль. Но ее вид и мысль, что она теперь принадлежит ему, разбудили в нем дремавшее вожделение, которое оказалось трудно обуздать.

— Вначале с женщиной всегда бывает трудно, — ободрил его Порталадо. — Моя жена пыталась даже убить меня в первую брачную ночь...

— Вы меня очень успокоили, сеньор. Уверен, моя жена непременно убила бы меня, будь у нее оружие.

— Видите, они все вначале ведут себя так, но потом меняются.

Уильям не хотел продолжать этот разговор. Спустившись по ступенькам, он направился к заливу посмотреть на корабли.

Он полагал, что Изабелла не сможет противостоять его ухаживаниям. Она и не противилась ему физически после того непроизвольного удара, но так зажалась, что ему пришлось сделать ей больно, чтобы войти внутрь, и девушка даже заплакала. Когда возбуждение пришло к нему во второй раз и он принялся ласкать ее грудь и ягодицы, она вдруг все затрепетала, закрыв глаза, но когда Уильям снова перевернул ее, опять закричала.

Разве может женщина после таких страданий и питая такую сильную ненависть когда-нибудь полюбить? И все же он мечтал добиться ее любви... Изабелла была той женщиной, которую хотелось любить и лелеять.

Вдруг Уильям почувствовал себя глубоко несчастным. Он долго рассматривал корабли, представлял, что один из них когда-нибудь понесет их с Изабеллой в Англию. Это были первые океанские каракки, увиденные им в жизни, совершенно непохожие на арабские дау в Сурате. Среди них оказался даже один с огромным белым флагом и с красным крестом на мачте.

Но действительно ли он хочет поехать в Англию? А у Изабеллы вообще не было причин желать отправиться в страну, которую она называла варварской. Что ему там делать? Его жизнь и будущее здесь, в Индии. Ему нужно служить Акбару, так же как служили Великим Моголам его предки. Он услышал шуршание шагов по песку, обернулся на звук и увидел незнакомца — высокого худого человека с удлиненным лицом, которое ничуть не оживляла густая борода. Его одежду едва ли можно было назвать элегантной, хотя сбоку на поясе у него висел меч.

— Мистер Блант? — спросил незнакомец по-английски к великому удивлению Уильяма. — Должен попросить прощения за мое вторжение. Я с трудом поверил в свою удачу, когда услышал, что один из самых приближенных к могольскому императору людей сейчас в Диу. Но затем, узнав о цели вашего визита, решил, что до завершения ваших дел не следует докучать вам. Но мне сказали, вы собираетесь уезжать в самое ближайшее время.

— Завтра, — подтвердил Уильям. — Но у вас преимущество передо мной, сэр.

— Мое имя Джон Милденхол.

— И вы из Англии?

— Да.

— Тогда я пожму вашу руку, сэр, — сказал Уильям. — Вы первый англичанин, встреченный мной после моего деда. Вы слышали о нем?

— Нет. Вам интересно знать о цели моего приезда в Индию?

Уильям кивнул.

— Я представляю консорциум лондонских купцов, мистер Блант, которые заинтересованы в торговле с Индией. Мы считаем несправедливым, что португальцы, а сейчас и их хозяева испанцы, держат монополию на торговлю специями, шелком и всем, что идет из этих земель.

— О, они полностью все взяли в свои руки, — сказал Уильям. Он был настроен против испанцев очень решительно.

— Испанцы и португальцы претендуют также на целый континент Америку... И вы, наверное, знаете, что любой наш корабль, встреченный в тех водах, считается пиратским.

— Неужели, сэр?

— Да, это правда. Но Америка варварская страна, без своих правителей, к которым можно обратиться за разрешением на торговлю. Здесь, в Индии, другое дело.

Он замолчал, с надеждой глядя на Уильяма.

— В этой стране, конечно, есть великий правитель, — согласился молодой Блант.

— Чей указ, утвержденный единожды, не может быть опровергнут ни испанцами, ни португальцами! — воскликнул Милденхол с энтузиазмом.

— Вы хотите, чтобы я изложил ваше дело императору? Сомневаюсь, что вам стоит это делать, мистер Милденхол, — сказал Уильям. — Знаете, мой кузен ездил в Англию полвека назад с предложением не только торговли, но и союза моголов с Англией, однако ему во всем отказали.

— Я слышал об этом, — ответил Милденхол. — Но тогда было другое время и другие люди.

— Император наверняка еще помнит это, а вам лучше оставаться здесь и ждать известий от меня.

Милденхол был явно разочарован, но кивнул в знак согласия.

Уильям повернулся, чтобы продолжить прогулку по пляжу, и неожиданно увидел вышедших из кустов троих мужчин. Они направлялись к нему. Молодой человек еще вчера заметил их на свадебной церемонии — это были работники Педро Домингеса.

Милденхол тоже увидел их.

— Вам нужна помощь, сэр? — спросил он.

— Нет, — ответил Уильям.

Он почувствовал, как заиграла его кровь в предвкушении предстоящей схватки. Нельзя было и желать лучшего средства для поднятия настроения.

Милденхол явно нервничал, ожидая, когда эти люди подойдут поближе. Троица на ходу рассредоточилась. Мужчины, отойдя футов на тридцать друг от друга, сурово глядели на Уильяма.

— Доброе утро, — поздоровался он.

— Скажите, сеньор, — начал один из подошедших, — ваше сердце так же черно, как ваша кожа?

— Я слышал, что ваша тетушка величайшая блудница в Индии, сеньор, — продолжил другой. — Это правда? Но тогда нет сомнений, что и сами вы ее пробовали.

Уильям выхватил меч. У его противников были шпаги, которые они немедленно извлекли из ножен.

— Прекратите! — воскликнул Милденхол, подбегая к соперникам и на ходу доставая свой длинный английский меч. — Вы, джентльмены, замышляете убийство.

— Я собираюсь драться, — сказал Уильям.

— Конечно, сэр. Но только один на один.

— Это не ваше дело, англичанин, — бросил один из испанцев.

— Нет, это будет и мое дело, сеньор.

Испанцы переглянулись. В их планы не входило сражаться один на один. Они знали, что Блант — профессиональный воин и несмотря на молодость опытный боец. Кроме того, им было известно, чего стоил этот англичанин. Так что получалось трое на двоих. На это они не рассчитывали.

— Ну и черт с вами! — закричали они и напали. Уильям выступил вперед. Его меч замелькал, парируя первые выпады нападавших. После первой схватки один из нападавших на Бланта испанцев упал на песок. Уильям шагнул ко второму, бросив быстрый взгляд налево, чтобы удостовериться, что Милденхол справится с третьим противником.

Уильям ничего не знал о дуэлях. Он был обучен убивать по возможности быстро.

Второй испанец повернулся к нему лицом, крича что-то на своем родном языке, без сомнения призывая товарищей к себе на помощь. Уильям подбежал к раненому, когда тот уже поднялся на колени, размахнулся мечом и ударил им в то место, где шея соединяется с плечами. Острое, как бритва, лезвие вонзилось в кость, и хлынула кровь. Человек вскрикнул и снова упал на песок.

Внезапность и четкость убийства заставила Милденхола и его противника на мгновение опустить оружие. Второй нападавший на Бланта испанец уже не хотел ничего иного как сбежать поскорее отсюда. Но он замешкался на секунду, что и стоило ему жизни. Уильям поднял оброненную шпагу и, уравновесив ее в руке, метнул так, как учили его метать копья. Удар пришелся испанцу в живот. Он опустился на колени, пытаясь руками зажать рану. На камзоле расплывалось пятно крови.

Уильям был уже возле него. Ударом меча он мгновенно отсек ему голову, покатившуюся по песку.

Уильям повернулся к третьему противнику.

— Ну, а теперь вы, сеньор, — сказал он.

Испанец посмотрел на него, затем на Милденхола и, бросив шпагу, со всех ног помчался в сторону деревьев.

— Благодарю вас, — сказал Уильям англичанину.

— Вы не нуждались в моей помощи, — признался англичанин. — Я никогда не видел такого жестокого боя. Все воины Акбара сражаются так?

— Так их обучают. Но в любом случае, нужна была мне помощь или нет, вы ее оказали. Я беру свои слова обратно и приглашаю сопровождать меня в Агру. Однако я передумал относительно времени нашего отъезда. Будьте на причале через два часа.

Он подошел к испанцу, которого повалил первым, и тоже отсек ему голову. Затем вытер меч об одежду убитого, вложил его в ножны и взял головы за волосы, по одной в каждую руку.

Милденхол на мгновение потерял дар речи.

— Можно спросить, что вы намерены делать с этими головами? — выдавил он из себя наконец, проглотив ком в горле.

— Отдам их тому, кому они принадлежат, — сказал Уильям и ушел.

Народ выглядывал из окон и дверей, когда Уильям Блант нес в руках головы, с которых еще стекала кровь. За спиной он слышал шепот, но никто не решался заговорить с тук-баши гвардии императора. Только Талас Али сзывал своих людей.

— Вам не следует ходить одному, Блант-сахиб, — предостерег он.

— Я был не один, — ответил ему Уильям.

Он направился к складам Домингеса, в дверях которых стоял сам испанец, и бросил головы к ногам тестя.

— Тела ваших слуг ждут захоронения, — сказал он. — Вы найдете их на берегу.

Обеспокоенная Елена стояла на крыльце дома губернатора.

— Ты ранен?! — подбежала она к Уильяму, увидев бурые пятна на его накидке.

— Это не моя кровь, тетя.

— Ну, что мне сказать? — оправдывался Порталадо. — Я не знал, что дон Педро строил такие планы, клянусь вам.

Его выдало то, что он назвал имя испанца, но Уильям не собирался продолжать ссору.

— Мы покидаем вас немедленно, — сказал он. — Талас, приготовь суда. И приготовь место для англичанина. Он поедет с нами.

Уильям взбежал наверх и открыл дверь спальни. Изабелла в ночной рубашке была еще в постели. Служанки поклонились хозяину.

— Одевайтесь, — приказал Уильям жене. — Мы тотчас отправляемся в Агру.

— Убийца! — бросила она ему. — Вы пришли ко мне с руками, обагренными кровью!

Молодой муж посмотрел на нее. Торжество поединка все еще играло в его крови.

— Я передумал, — сказал он служанкам, которые готовили одежду для госпожи. — Возвращайтесь через пятнадцать минут.

Они переглянулись и, хихикая, поспешили из комнаты. Уильям снял перевязь меча и опустил его на пол.

— О Боже! — закричала Изабелла. — Сеньор, умоляю вас, простите меня.

— Вы моя жена, и ваш вид возбуждает меня. Уильям скинул одежду. Она встала на колени, молитвенно сложив руки.

— Мне больно, сеньор... мне больно.

Он встал над ней. Жена упала ничком.

— У вас нет ни капли жалости? — простонала молодая женщина.

Жалость. Уильям никогда не думал о ней раньше. Это не то чувство, от которого пришли бы в восторг моголы.

Он схватил Изебаллу за плечи и поднял ее. Вся напрягшись, она посмотрела на него.

— Я пришлю вам служанок, — сказал он и поцеловал ее в лоб.

Слоны и эскорт ожидали их на противоположном берегу залива.

Уильям с тетей сели в первый хаудах, Изабелла — во второй с двумя служанками, а Милденхол — в третий.

— Она, кажется, немного успокоилась, — прошептала Елена.

Уильям ухмыльнулся:

— Я начал за ней ухаживать.

Он был сама галантность, когда караван остановился на ночлег.

— Вы можете спать одна, — сказал он жене. — Уверен, вы очень устали.

Он поговорил с Милденхолом и Еленой и отправился в свою личную палатку, предварительно приказав служанкам не спускать глаз с его жены всю ночь.

На следующий день видели, как Изабелла смеялась над ужимками обезьян, прыгающих с дерева на дерево. В полдень Уильям сел с ней в один хаудах, а служанки были отправлены в другой.

Он решил провести эту ночь с ней, но когда разбивали лагерь, готовясь к ночлегу, послышался стук копыт. Через несколько минут к ним подскакал тавачи в сопровождении четверых воинов.

— Блант-сахиб! — закричал тавачи. — Благодарение Аллаху, я нашел вас!

— Что случилось? — Уильям недовольно посмотрел на прибывших, которых стали окружать его люди.

— Вам надо вернуться в Агру как можно скорее, Блант-сахиб. Это приказ падишаха.

— Мне одному? — Неужели его арестовывают?

— Вам и людям, которых можете собрать, Блант-сахиб. Падишаху нужно как можно больше людей.

— О Боже! — воскликнул Уильям.

— Что будешь делать? — спросила Елена.

— Поскачу к Акбару с восьмьюдесятью моими людьми. Талас Али останется командовать здесь и обеспечит вашу безопасность.

— А твоя жена?

Уильям посмотрел туда, где его ждала Изабелла, раскрыв рот от испуга.

— Я оставляю жену на твое попечение, тетя. До тех пор, пока мы не встретимся снова.

 

Глава 13

МЯТЕЖНИК

Уильям со своими воинами скакал день и ночь и достиг Агры в три недели.

Всю дорогу его терзали сомнения о неопределенности положения. Он все время опасался нападения на свой отряд. К счастью, этого не случилось, однако Уильям не понял, почему Акбар столь поспешно позвал его, двадцатичетырехлетнего тук-баши своей гвардии.

Агра предстала перед ним огромным военным лагерем, но для Блант-сахиба не было задержек. Он торопился прямо на прием к падишаху. Акбар выглядел более уставшим, чем был, когда Уильям покидал его, но энергия его казалась неиссякаемой.

— Молодой Блант! — воскликнул он, увидев входящего в покои Уильяма. — Блант-эмир! — добавил он. — С этого момента ты Блант-эмир.

Уильям не смог скрыть радости, пораженный своей новой удачей. И еще не веря тому, что услышал.

Но все это оказалось правдой. Люди из окружения императора, от простого тавачи до Абул Фазла, все смеялись, глядя на растерянность Уильяма.

— Подойди ближе, Блант-эмир, — подозвал его Акбар. — Ты знаешь, что произошло?

— Мне сказали, мой государь, но только в общих чертах.

— Этот сукин сын, который хотел бы называться Джахангиром, Покорителем Мира, бежал в Пенджаб и поднимает против меня армию. Оттуда он призывает меня отречься от престола, утверждая, будто я долго жил вдали от удельных пределов могольских императоров. — Акбар засмеялся. — Словно этот щенок может стать когда-нибудь Джахангиром. Он не смел шелохнуться, пока твой дед был жив, потому что боялся его силы. А сейчас он склонил к измене многих подданных, среди которых Таулат, тавачи твоего деда, и Ибрагим Хильдас, которого я назначил начальником гвардии после смерти Питера Бланта. Ты можешь поверить в подобную неблагодарность? И в такую глупость? Как я уже сказал, Ибрагим Хильдас был его наперсником. Он служил в моих покоях, будучи в гвардии. А ведь зачастую я бывал один в постели, только с девушкой. Ни один Бабурид не может желать моей смерти. Вместо этого Джахангир бежал из столицы и издалека призывает меня отречься от трона.

Император задумался.

— Ну, я ему покажу. И предателям, которые его поддерживают, тоже, — произнес он наконец. — Моя армия собирается, но моя несчастная гвардия... Блант-бахадур умер, а Ибрагим бежал к мятежникам, поэтому я дам им нового командира с именем, за которым они пойдут.

И снова Уильям не поверил своим ушам.

— Итак, Блант-эмир, — сказал Акбар, — ты здесь, и мы вместе пойдем на этого Джахангира. — В голосе его звучало презрение.

Акбару не терпелось начать действовать, и поэтому армия выступила немедленно, несмотря на стремительное приближение сезона дождей. В поисках войска бунтовщиков император двигался на северо-запад под прикрытием могольских всадников. Вперед были посланы шпионы и эмиссары, чтобы подкупать и предостерегать, предлагать награды за верность и запугивать самыми страшными казнями за приверженность взбунтовавшемуся принцу.

И вот пришло известие, что Салим с повстанческой армией при поддержке горцев и недовольных из Афганистана удерживает рубежи по реке Сэтлидж. Акбар сразу же направился к этой великой реке. Они увидели ее в тот день, когда начался дождь.

Акбар и его генералы привели своих коней на берег реки и стали рассматривать мятежные боевые порядки, едва видимые сквозь пелену дождя на противоположном берегу. Сила там собралась большая, с несколькими батареями артиллерии, прикрывающими переправу. Разглядеть это не помешал дождь.

— Пушки бесполезны в такую погоду, — заявил Тодар Мала.

Акбар согласился с этим.

— Но тем не менее они контролируют брод. Что бы сделал Блант-бахадур?

Уильям не знал, что делать. У него не было опыта командования армией такого масштаба, однако он помнил рассказы деда о предыдущих походах.

— Во время войны с Махмудом Лоди армия великого Бабура нашла другой брод и перебралась там.

— Я помню об этом, только на Сэтлидж нет другого брода на много миль вверх и вниз по реке. Придется переправляться здесь, и сделать это нужно, пока идет дождь и порох у моего сына сырой. Но мы дадим ему еще несколько дней, чтобы он смог промокнуть насквозь вместе со своей армией и своими пушками.

На берегу разбили лагерь, и армия расположилась в ожидании. Дождь пропитал землю, вода стала заливаться внутрь шатров. Неудобства такой жизни мало скрашивали даже женщины, которых взяли с собой многие воины. Наложницы Уильяма рады были увидеть его в Агре раньше намеченного срока, и особенно без новой жены, но он решил не брать в поход ни одну из них, даже Джальну, самую привлекательную. А сейчас сожалел об этом. Зато каждый вечер он ужинал с Акбаром. Кроме него обычно присутствовали Фазл и Бирбал, а также принц Даниал, самый младший из законных сыновей Могола и последний. Принц Мурад умер в прошлом году от водянки, но Акбар не очень печалился о нем. Сейчас принц Даниал был рядом с отцом. После мятежа Салима наверняка следующим падишахом станет именно он.

— Мой сын удивится, узнав, что я собираюсь делать, сидя здесь в дождь, — размышлял император. — Но его люди удивятся еще больше. Завтра, Блант-эмир, мне хотелось бы, чтобы ты заработал титул бахадура, который имел твой дед. Завтра ты перейдешь Сэтлидж.

— Я, мой государь?

Акбар засмеялся:

— О, следом за тобой двинется вся армия, потому что она готова пойти за именем Блант. Ты боишься?

У Уильяма перехватило дыхание. Его ждала верная смерть, если он не сможет захватить брод и удержать его.

— Нет, не боюсь, ведь мною командуете вы, падишах, — ответил он.

Акбар одобрительно похлопал его по плечу.

— Простите меня, мой государь, — сказал Фазл, — но это нелегкая задача — уничтожить любимого сына.

— Сейчас он мой враг, — прорычал Акбар. — Он, несомненно, введен в заблуждение и своими неразумными поступками огорчает свою мать. Но что мне делать? Отречься?

— Мой брат — предатель, — зло заметил Даниал. — Его надо лишить головы.

— Он все еще твой брат, — напомнил ему Фазл и повернулся к Акбару: — Прошу прощения, разрешите мне перейти реку под флагом перемирия и поговорить с принцем. Быть может, удастся вразумить его сохранять вам верность?

— Ты думаешь, он тебя послушает? — спросил Акбар.

— Я могу только попробовать. Если принц не прислушается к голосу разума, вы уничтожите его с чистой совестью.

Акбар смотрел на него несколько секунд, а затем произнес:

— Ты хороший друг, Абул Фазл. Иди к моему сыну и заставь его слушать. Или проведи его через реку с собой в знак повиновения, или скажи ему, чтобы приготовился умереть.

Уильяму Бланту приказали повременить с переправой.

На следующий день Абул Фазл один вошел в реку, неся белый флаг. Вся армия Могола собралась посмотреть на это. Сам Акбар, сидя на лошади, наблюдал за продвижением друга от кромки реки.

В Абул Фазла не стреляли. Его конь с трудом преодолел скользкий склон противоположного берега, и наблюдатели видели, как он с сопровождающими шел среди деревьев к шатру генералов.

Только после этого Акбар вернулся в шатер и сел играть в шахматы с Даниалом, а Уильям следил за игрой.

Время тянулось очень медленно. Устав ждать, Могол с сыном и Уильямом сели обедать. Они еще не успели покончить с едой, когда их внимание привлек странный шум: солдаты на берегу стучали оружием о щиты и бренчали цимбалами.

Акбар вышел к ним и посмотрел через реку. Дождь стих, и лишь немного моросило. На другом берегу можно было рассмотреть толпу орущих и кривляющихся людей вокруг высоко поднятого копья, на котором, капая кровью, торчала отрубленная голова.

Акбар смотрел, не произнося ни слова.

— Ну, теперь-то мой брат должен умереть, — нарушил молчание Даниал.

— Завтра ты переходишь реку, Блант-эмир, — бросил Акбар, возвращаясь в шатер. — А сейчас оставьте меня, — прогнал он всех. — Я буду оплакивать моего друга.

План наступления был разработан Акбаром со всей тщательностью. Рассвет встретили обычными трубными призывами и барабанным боем, возвещавшим о пробуждении лагеря. Невидимый за пеленой дождя враг по этим звукам не мог догадаться о намерениях противоположной стороны. Дождь продолжал моросить, а тяжелые тучи не предвещали скорого изменения погоды. По обыкновению густой утренний туман скрывал оба лагеря.

Акбар снова выехал на берег реки и стал всматриваться в туманную муть.

— Пора, Блант-эмир, — спокойно сказал он.

Когда выкликали добровольцев, вперед вышла почти вся армия. Первую тысячу — самых рослых, сильных и умелых бойцов — отбирал сам Акбар. Отряд тихо вошел в воду. Все огнестрельное оружие было оставлено, им нельзя было воспользоваться ни под каким видом. Только меч и копье должны были решить дело.

На этом берегу были оставлены также и кони. Воины вошли в воду пешими. От дождя уровень реки поднялся, и в месте брода вода доходила воинам до плеч. Они взялись за руки, образовав живую цепь с Уильямом во главе. Когда он соскользнул в воду, сердце его учащенно забилось, а мышцы невольно напряглись. Он бывал в подобных делах не один раз, но никогда еще не возглавлял такой большой отряд. Будто впервые он вел людей на, казалось бы, безнадежное дело. Но главное, с приездом Изабеллы в Агру он вдруг понял, что ему есть для кого жить. Сегодняшний день решал все.

Речные водовороты грозили сбить с ног. Сверху на шлем лились потоки дождя. Однако это не задерживало движения. Цепочка воинов медленно следовала за молодым командиром.

Продолжающийся дождь позволял им довольно долго двигаться скрытно. Они прошли уже две трети пути, когда пикеты на северном берегу увидели происходящее. Мигом затрубили трубы. С берега послышались крики. Борьба с потоком для воинов Уильяма все еще продолжалась, но вот через несколько шагов уровень воды снизился до пояса.

На берегу собралось уже около двадцати человек, которые, разглядев противника, принялись метать в него стрелы. Но тетива луков отсырела и утратила необходимую для стрельбы упругость. Уильям выставил вперед щит, о который со слабым стуком ударялись стрелы.

Он освободил руку, которой держал руку следующего за ним воина, и выхватил меч.

— Аллах Акбар! — закричал он на самой высокой ноте. Этот крик подхватили не только воины, идущие следом за ним по воде, но и вся армия.

Вода доходила им теперь только до колен, и брызги долетали уже до берега. Дорогу Уильяму преградило четверо вооруженных копьями воинов. Скользкая грязь под ногами не давала устойчивости, однако первый бросок он встретил щитом, искусно увернулся от второго, а третий пришелся ему в ребро, но только скользнув по латам. Взмахом меча молодой Блант свалил четвертого нападавшего на берег.

— Аллах Акбар! — снова закричал Уильям и бросился в самую гущу мятежников, размахивая мечом, отбивая удары, рубя и коля. Ему казалось, что он довольно долго рубился в одиночестве. Он получил уже несколько ран, но не чувствовал боли. Наконец к нему подоспела подмога. Вокруг замелькали воины его отряда. Их становилось все больше с каждой минутой.

Сражение закончилось очень быстро. Как правильно предположил Акбар, мятежники вскоре побежали, спасая жизни, несмотря на отчаянные попытки остановить их, предпринимаемые командирами. Теми самыми командирами, которых сразу же взяли в плен.

Салим, вознамерившийся стать Джахангиром, попытался искать убежища в горах, но был схвачен кавалеристами Акбара и доставлен к отцу. Среди захваченных живыми оказались Таулат и Ибрагим Хильдас. Они, склонив головы, стояли перед императором, уже зная свою участь. Салим находился среди них, ожидая наихудшего.

Неподалеку Акбар поздравлял своих командиров, а особенно горячо Уильяма, с победой.

— Как я и предполагал, ты достойный побег крепкого дерева. Ах, если бы я мог сказать тоже о себе и своих детях. А сейчас иди и перевяжи как следует свои раны.

Император посмотрел на пленных.

— Грязные твари, — выругался он. — Разве я был несправедлив с вами? Вы заслужили жестокой кары. Ваша казнь всему миру покажет суть ваших деяний. Раздеть их! — приказал он своим тавачи. — Связать и приставить к каждому по человеку, пусть все узнают их позор — они пойдут с армией.

Скорбная процессия пленных голых мятежников тащилась в хвосте могольской армии Акбара, с победой возвращающейся домой. Блант понял, что император очень раздражен. Он уже немолод, а на его долю выпало предательство сына и смерть близкого друга Абул Фазла. Но действительно ли он собрался казнить сына?

Вся Агра собралась встретить армию и увидеть пленников, чьи бока были исполосованы кнутами моголов. Их согнали в группу и оставили на ночь ждать приговора.

Уильям выкроил время забежать домой и поздравить прибывший на прошлой неделе караван с окончанием пути.

Елена обняла его.

— Ты одержал победу, но эта повязка...

— Просто царапина. Я почти не чувствую ее. — Он мельком взглянул на Изабеллу, которая слегка поклонилась мужу. — Вы рады меня видеть?

— Вы мой муж, сеньор, — уклончиво ответила она.

Он не испытывал к ней ни малейших проблесков любви, разве что чуть меньше ненависти стал ощущать к этой строптивице.

Будучи начальником гвардии, Уильям проводил много времени рядом с императором, даже спал поблизости от ложа Могола и считал удачей, если удавалось один день в неделю провести дома.

Уильям стоял рядом с Акбаром, когда принца Салима приволокли к отцу.

— Джахангир, — с презрением сказал Акбар. — Этот титул надо заслужить, а не претендовать на него, не имея на то права.

Салим пал на колени.

— Я заблуждался, отец! Прости меня! Клянусь служить тебе верно до конца своей жизни.

— А как быть со смертью Абул Фазла? Только за одно это тебя следует посадить на кол.

— Это не я, отец! Клянусь! Это сделал дикий патан. Абул Фазл разозлил моих офицеров, один из них выхватил меч и зарубил его. Поверь, я не успел даже шелохнуться. А ведь перед этим я размышлял, как лучше исправить мои ошибки. Но когда Фазл был зарублен, понял, что вынужден сражаться. У меня было так тяжело на сердце.

Акбар пристально смотрел на него.

— Могу ли я верить тебе?

— Я ваш сын! — закричал Салим. — Кровью клянусь быть вам верным отныне и навсегда.

— Тогда где же этот патан-убийца?

— Он погиб в сражении, отец.

«Он лжец и потенциальный отцеубийца», — подумал Уильям.

Но Акбар подошел к сыну и взял его за плечи.

— Да, — сказал он, — ты действительно мой сын: мой самый любимый сын. Ты не мог бы убить меня, представься такой случай, поэтому я не буду лишать тебя жизни. Ha это у меня есть причины. Я прощаю тебя. Встань, принц Салим Джахангир. — Он щелкнул пальцами. — Принесите одежду принцу и подайте ему вина.

Уильям наблюдал это примирение, и его душу терзало дурное предчувствие.

Гнев снова появился на лице Акбара.

— Что касается твоих людей, то все они умрут, а поскольку безрассудно последовали за тобой, я буду милосердным: их обезглавят, а не посадят на кол.

К императору вернулось былое чувство юмора. А через три дня, в среду, Уильям был приглашен на традиционный прием, где и рассказал о предложении Джона Милденхола.

— Странное имя, — заметил Акбар. — Как оно отличается от имени Блант. Это одна из странностей твоего народа — значительная разница в именах. Приведи его, чтобы я мог увидеть еще одного англичанина.

Милденхол предстал перед Акбаром во всем блеске. Он нарядился в красную вышитую шелковую куртку, одетую поверх камзола из черного вельвета. На шее и на коленях у него колыхались кружева, а грудь украшала подвеска из драгоценных камней. Короткие штаны, отделанные вышитыми вставками, дополняли чулки с подвязками и туфли. Голову англичанина венчала черная вельветовая шляпа с пером, на боку висела шпага.

Выглядел посол великолепно, хотя Уильям и посочувствовал ему: как же бедняге, наверное, жарко.

Милденхол низко поклонился Акбару.

Салим Джахангир и Даниал стояли рядом с отцом. Уильям представлял гостя.

Милденхол говорил по-персидски.

— Я знаю о твоей стране благодаря Питеру Бланту, который верно служил мне, — сказал ему Акбар. — Блант-бахадур сообщил, что ты тоже хочешь служить мне.

Милденхол посмотрел на Уильяма, не зная, как воспринимать эти слова, однако тот предоставил ему самому искать выход из затруднительного положения.

— Ну, конечно, сэр, — согласился Милденхол, — я буду служить вам с удовольствием. Но я также должен служить и своей повелительнице.

— Королеве, — задумался Акбар. — Она что, великий воин? — Он вспомнил о Чанде Биби.

— Она приказывает могущественным воинам, которые счастливы драться за нее.

Акбар кивнул, и Уильям увидел, что Могол не очень доволен ответом.

— Скажи, а как ты собираешься служить нам обоим? — спросил он.

Милденхол снова с беспокойством посмотрел на Уильяма. Он догадывался, что разговор протекает не слишком удачно.

— Я хочу служить вам обоим, объединив интересы наших наций.

— Но нас разделяют многие тысячи миль. Как ты сделаешь это?

— Торговлей и посредством обмена идей...

— Чем вы хотите торговать?

Уильям предупреждал англичанина не делать ошибки, предлагая ткани.

— Отличным оружием. Мечами, такими, как этот... — Он достал свою шпагу и протянул ее эфесом вперед.

Акбар не двинулся, чтобы принять ее.

— У первого Блант-бахадура был такой меч, — заметил он. — Ему он служил хорошо, но совершенно не подходит нашим людям,

— Мы можем продавать пушки, порох и ядра, снабдим вашу пехоту ружьями.

— У моей пехоты уже есть ружья. Но разве это подходящее оружие для Индии? — спросил Акбар. — Когда льет дождь, они бесполезны. А какие идеи вашей страны могут быть полезны нам?

— Идеи философии, религии...

— Иезуиты сказали мне, что все англичане еретики в религии.

— По мнению иезуитов даже вы еретик, — заметил Милденхол.

Акбар прищурил глаз, и Уильям испугался, что падишах сейчас взорвется. Но Могол вдруг засмеялся:

— У тебя острый язык, англичанин, неплохо бы обуздать его. Впрочем, иезуиты и в самом деле считают меня варваром.

Милденхол перевел дух.

— Все же, я думаю, Англия больше может предложить вашему величеству, чем португальцы. Уверен, Блант-бахадур согласился бы со мной.

— Блант-бахадур никогда не ездил в Англию, — возразил Акбар. — Первый Блант-бахадур рассуждал так же, как и вы. И вернулся на родину с надеждой наладить партнерство между нашими странами, но ему было отказано в этом.

— Так было раньше. Королева Елизавета и ее народ нынче стремятся к торговле со всем миром.

— Значит, вы хотите, чтобы я прогнал португальцев, а их место заняли бы вы, — вслух размышлял Акбар. — Не думаю, что это здраво. Португальцы никогда не вредили мне, к тому же привозят мне и пушки, и ружья, и мечи, которые нам необходимы. Думаю, что расширение торговли с Европой было бы вредно для моего народа. Не верю, что появление европейских идей принесло бы пользу. И все-таки я хорошо отношусь к англичанам, ибо уважаю Бланта. Оставайся здесь, служи мне. И преуспеешь. Но я не позволю больше европейцам открывать фактории на подвластных мне землях.

Милденхол растерялся.

— Я... я должен вернуться к моим финансистам и моей семье, мой государь.

Акбар развел руками.

— Тогда иди. Тебя проводят до Диу.

Милденхол понял, что получил отказ на все свои предложения. Он снова глубоко поклонился и покинул покои Акбара.

Милденхол был совсем подавлен.

— Я предупреждал вас, что он все помнит, — заметил Уильям. — И к несчастью, вы приехали не в самое подходящее время. Хотите совет?

— Покинуть это место как можно быстрее, — проворчал Милденхол.

— Да, сейчас нет ничего лучшего для вас. Но вы и ваши лондонские купцы могли бы вновь обратиться к Моголу лет через пять. К тому времени мятеж принца Салима будет почти забыт и к падишаху вернется его обычное чувство юмора.

Милденхол заметил:

— Слишком далеко ехать только за тем, чтобы получить очередной отказ.

Уильям улыбнулся и похлопал его по плечу.

— Ну, тогда поезжайте домой, берите жену с детьми и делайте то, что вам предложил Акбар: возвращайтесь служить ему. Заверяю вас, что здесь жить лучше, чем в Англии.

Милденхол в свою очередь улыбнулся:

— Мне только и остается последовать вашему совету, Блант-бахадур. А сейчас я должен поблагодарить вас за поддержку, пусть даже и безрезультатную.

— Вы спасли мне жизнь, — напомнил ему Уильям.

Постепенно напряжение, вызванное мятежом, ослабло, и жизнь Делийского королевства снова вошла в свою обычную колею.

Работы по возведению мавзолея над могилой Блант-бахадура наконец завершились, и за городом на равнине поднялось величественное сооружение из белого и красного камня. Для Уильяма это был период душевного подъема.

Поскольку Агра стала в это время главной резиденцией императора, семья Блантов вернулась в дом Гопала Даса, который они считали своим уже долгое время. Когда у Уильяма появилось время повидать домочадцев, он провел Изабеллу по всем галереям и внутренним дворикам и показал ей место, где Ричард Блант овладел своей будущей невестой, принцессой.

Елена согласилась с его мнением, что девушке следует дать понять, что Бланты являются частью истории этой земли, она и сама прилагала все усилия, чтобы супружеская жизнь Уильяма стала благополучной. По дороге из Диу она использовала малейшую возможность, пытаясь завоевать дружбу этой беспокойной девушки. Это оказалось довольно легко, поскольку обеих волновали события на севере, несмотря на то, что Изабелла и ненавидела свое нынешнее положение. Ей еще предстояло стать настоящей женой Уильяма Бланта.

— Мой племянник неплохой человек, — заверяла Елена невестку. — У него доброты не меньше, чем отваги. А к вам он очень хорошо относится. Я знаю, он обожает вас.

— Если он и обожает что-либо, так это мое тело, — ответила девушка.

— Возможно, и так. Но всякая связь между мужчиной и женщиной начинается с физического влечения. Он сделает ваши любовные отношения привлекательными для вас, если вы их примете. Дорогая Изабелла, у вас нет выбора, Уильям уже ваш муж. Поверьте, противостояние ему принесет вам только несчастье.

— Он снова захочет... обладать мной, — содрогнулась молодая женщина.

— Боюсь, что захочет. Он же мужчина. Но мне говорили, что супружеские отношения приносят удовольствие и для женщины.

— Удовольствие, которое вы никогда не испытывали, — с горечью заметила Изабелла.

Елене нечего было ответить на это. Она могла только почитать за благо для себя, что ей никогда не пришлось выходить замуж по принуждению.

В первый вечер пребывания дома Уильям в полной мере проявил свое чувство юмора, потчуя женщин сплетнями императорского двора да посмеиваясь над женой. Позднее он направился в свои покои. Спать в своей собственной постели после столь долгого воздержания, да еще с кем!

Все четыре наложницы ждали его за дверью со склоненными головами. Он не звал ни одну из них вот уже несколько месяцев.

— Мы желаем нашему хозяину счастья, — сказала Джальна.

— Я буду заботиться о вас должным образом, — пообещал он и открыл дверь в спальню.

Здесь он был встречен поклонами служанок, но видел перед собой только Изабеллу, сидящую на софе, облокотившись на подушки и придерживая простыню на груди. Другой одежды на ней не было.

Уильям сделал знак рукой, и девушки, глупо улыбаясь, поспешили удалиться.

Он медленно пересек комнату и встал перед нею.

— Как мне сказали, вы больше всего хотели именно этого, — произнесла Изабелла.

— И были правы.

Он очень осторожно взял за край простыни и откинул ее, обнажив столь вожделенное тело жены. Изабелла сидела абсолютно неподвижно, вытянув ноги. Она показалась Уильяму еще красивее, чем он запомнил ее по первой ночи. Однако женщина дрожала от кончиков пальцев на ногах до макушки.

— Не надо бояться, — попытался он успокоить ее. — Сегодня я не причиню вам боли.

Уильям сел рядом и обнял жену. Она не двигалась, но и не пыталась противостоять. Он поцеловал ее в губы, однако ее рот так и остался закрытым для него. А когда он принялся ласкать ее грудь, Изабелла задрожала еще сильнее.

Несмотря на свою решимость быть нежным, Уильям почувствовал прилив гнева. Неужели он женился на куске камня?

Отпустив ее, он стал раздеваться.

— Вы будете довольны, если я погибну в сражении? — спросил он.

— Я никогда не желала кому-либо смерти, — ответила Изабелла.

— Вам повезло, что я не индус, иначе мог бы не колеблясь рискнуть жизнью только потому, что вам непременно пришлось бы присутствовать на моих похоронах.

Голый, он снова встал рядом с нею. Глаза Изабеллы были закрыты, а тело замерло в напряжении. Гнев овладел им. Ему захотелось запустить пальцы в ее волосы, стащить с кровати, стиснуть ее груди так, чтобы она закричала, а затем перекинуть через колени и бить до тех пор, пока она не истечет кровью... Но тогда они опять вернутся к печальному началу их отношений. И то уже хорошо, что она не сопротивлялась ему, как раньше.

— Отлично, сеньора, — сказал он наконец. — Вы ненавидите меня, но мне нужна сегодня женщина. Если ею не желаете быть вы... — Он подошел к двери и, открыв ее, позвал: — Джальна! Зайди сюда.

Через мгновение индусская девушка была в комнате. Она бросила смущенный взгляд на Изабеллу, которая все еще сидела на кровати голая, с закрытыми глазами, даже не пытаясь прикрыться простыней.

— Я лягу с тобой этой ночью, Джальна, — сказал Уильям.

— Да, хозяин. — Джальна склонила голову и повернулась к двери.

— Здесь и сейчас, — остановил ее Уильям.

Девушка удивленно посмотрела на него. Глаза Изабеллы широко открылись.

Сари Джальны, казалось, вот-вот соскользнет с ее тела, когда она сделала неуверенный шаг в сторону кровати.

Изабелла торопливо поднялась и поспешила через комнату за своей ночной рубашкой.

— Что вы хотите сделать? — поинтересовался Уильям. Она колебалась.

— Предоставить вам необходимое уединение.

— Мне нечего скрывать от собственной жены! — прорычал Уильям. — Вернитесь в постель.

Изабелла посмотрела на софу. Джальна уже взобралась на нее и сидела, скрестив ноги, посреди подушек.

— Вы не можете требовать, чтобы я осталась, — запротестовала Изабелла.

— Да, я хочу, чтобы вы остались. И к тому же держали глаза открытыми. Хочу, чтобы вы поняли: мужчина и женщина оба могут получать удовольствие от интимных отношений. А сейчас возвращайтесь-ка побыстрее в постель.

Изабелла, поколебавшись, подчинилась мужу. Ее плечи нечаянно коснулись плеч Джальны, и по телу пробежала дрожь. Она резко отодвинулась на край постели.

Уильям похотливо смотрел на них: две совершенно обнаженные женщины, причем настолько разные, насколько это вообще возможно.

— Я самый удачливый человек, — сказал он, укладываясь рядом с ними на подушках.

Джальна превзошла самою себя, и давая и получая. А Уильям после столь долгого воздержания был способен восстанавливать свою страсть снова и снова. Когда он наконец откинулся на подушки совершенно опустошенный, держа Джальну на изгибе своей руки, Изабелла вымолвила:

— Могу ли я теперь уйти?

— Нет, — бросил он. — Вы моя жена, и вам надлежит спать здесь.

Спал он крепко, обнимая Джальну. Изабелла невольно почти касалась его спиной. Проснулся он с невероятным чувством легкости на душе.

Погладил грудь Джальны, и ее глаза сразу открылись.

— Оставь нас, — шепнул Уильям ей на ухо. Джальна забрала сари и направилась к двери. Ей не терпелось посплетничать со своими товарками-наложницами.

Уильям перекатился, чтобы ближе рассмотреть разметавшиеся черные волосы и белое тело жены. Изабелла всю ночь тянула на себя простыню, а сейчас муж решительно откинул ткань с ее тела.

— Вы не насытились, сеньор? — мягко спросила она.

— Вами нет. Не думаю, что это вообще возможно.

Он сунул руку ей под спину и одним движением перевернул так, что она оказалась наверху, на нем. Молодая женщина испуганно вскрикнула и попыталась перекатиться дальше, но он удержал ее. После недолгой борьбы она затихла у мужа на груди, краска залила ее лицо.

— Вы животное, — сказала она. По щекам текли слезы.

— И это благодарность за то, что я люблю вас?

— Любите... — Ее лицо искривила гримаса, когда его плоть стала подниматься у нее между ног. Изабелла быстро сдвинула их, а затем снова раздвинула, ведь член был между ними.

Рука Уильяма скользнула по спине жены к шее и притянула ее голову к его лицу.

— Я люблю вас, — сказал он, целуя Изабеллу. — И хочу любить еще сильнее. Вы моя. Отдайтесь, Изабелла, и я обещаю вам большое счастье.

Она внимательно посмотрела на него — их носы почти соприкасались, дыхания слились — и перестала всхлипывать, хотя слезы на щеках еще не высохли.

Он почувствовал, что ее ноги задвигались по его ногам, а рот коснулся его рта.

Три месяца спустя Елена с гордостью объявила всем, что Изабелла беременна.

Та первая капитуляция оказалась кратковременной. Изабелла уступила мужу, чтобы тот не заподозрил, насколько глубоко она презирала себя за присутствие при совокуплении Джальны и Уильяма. Но не только это восстанавливало ее против него. К следующему вечеру ее холодность вернулась. А Уильяму пришло время возвращаться к своим обязанностям во дворце, поэтому он не был уверен, будто чего-либо добился в отношениях с женой. Джальна, по крайней мере, была восхитительна.

Гнев его вспыхнул с новой силой, когда однажды он принес жене цветы и сладости, а подарок приняли с холодным безразличием.

— Она презирает меня и этого не изменишь, — заявил он тете. — Почему я не могу использовать ее, как того хочется мне, бить или насиловать по своему усмотрению? Разве есть такое право у жены — изводить мужа?

— Вопрос в ценности отношений, — спокойно ответила Елена. — Конечно, ты можешь помыкать ею, если больше ничего не хочешь от женщины. Но истинного счастья и настоящих товарищеских отношений можно добиться только терпением. В этом суть, Уильям. Если хочешь иметь рядом близкого и дорогого человека, ты должен ценить его, воспитывать и восхвалять. Признайся, ты когда-нибудь похвалил Изабеллу?

— Разве мужчине следует за что-то еще восхвалять женщину, кроме ее красоты? А я очень часто говорил ей, как она красива.

— Кроме внешней красоты имеется еще много других добродетелей, — сказала Елена. — А красота — качество преходящее.

— Боже, теперь еще и беременность!

Изабелла с ужасом посмотрела на Елену, когда та объяснила ей очевидность этого факта, и в слезах бросилась на постель.

— Тебе следует радоваться. — Елена была неумолима. — Это еще больше приблизит тебя к мужу.

Изабелла подняла голову. Ее глаза выражали страх перед будущим.

Тогда Уильям сел рядом и погладил жену по голове.

— Вы сделали меня самым счастливым человеком на земле, Изабелла. Разве можем мы не принимать в расчет наше благо? Если бы вы отдали мне хотя бы частицу своего сердца, будьте уверены, я бы отдал вам все свое без остатка.

Ответом ему были только слезы.

Ричард Блант-младший родился в 1603 году. Его сестра, Лаура, годом позже. Уильям даже убедил себя, что Изабелла наконец признала его своим мужем.

Все это время в империи царил мир.

— Сейчас вам уже нечего завоевывать, мой государь, — намекнул Уильям Моголу.

Акбар засмеялся:

— Ни один государь не может говорить так до тех пор, пока не умрет. К тому же есть другие задачи, которые я пытаюсь решить. Я, к примеру, учусь читать, разве это не призвание в моем возрасте? Сейчас, когда у меня стало больше свободного времени, оно мне отлично послужит. Книги, собранные отцом, ждут. Они скрасят мою старость, Блант-бахадур. Кто знает, может, я смогу стать мудрецом.

Несмотря на внешнее спокойствие, Акбар на закате жизни был весьма озабочен будущим императорской, семьи.

Салим Джахангир действительно больше не ссорился с отцом и определенно стал самым верным его сыном. Однако он по-прежнему оставался приверженцем алкоголя и, как доносили его отцу, пил все больше и больше. Кроме того, он значительно чаще стал принимать опиум. Распространялись слухи, будто он по-варварски жестоко обращался со слугами и с сыновьями, уже ставшими взрослыми. Старший, Хусро, как правило, появлялся на людях с хмурым выражением на напряженном лице.

Все это причиняло боль стареющему императору, хотя он оставался неизменно вежливым с Салимом. У Уильяма появилось сомнение в способности старшего сына императора стать достойным преемником своего отца. Но едва ли был другой выбор, ведь Даниал пил так же, как и его старший брат.

— Я проклят, — иногда ворчал Акбар. — Мусульманин, зачумленный пьянством...

Этот порок был определенно проклятием, которое пало на Дом Бабура, причем необъяснимым, учитывая воздержанность самого Акбара. Но император не мог назвать наследником никого из младших сыновей вместо Джахангира или Даниала... Ведь никто из них не был сыном Джодхи Баи. А он не брал в расчет всех своих остальных жен и наложниц.

Акбар размышлял вслух:

— Может быть, Хусро? Он душевный человек. И не пьет. — Он посмотрел на раджу Бирбала. — Что говорит закон об отказе сыну в праве наследования власти в пользу внука?

— Закон не касается этого вопроса, мой государь, — ответил Бирбал. — Только вы решаете, кому быть наследником. Но если вы решите в пользу принца Хусро, принц Джахангир не может быть оставлен в живых после вашей смерти.

Акбар сокрушенно покачал головой.

— Мой сын, — бормотал он. — Сын моей дорогой жены. Разве это не все, что осталось мне от нее? — Они смотрели друг другу в глаза. — Я дам ему год на исправление. Год! А затем необходимо будет принять решение. — Пробежав взглядом по лицам визирей, он добавил: — Следует предупредить его об этом.

Ясно, что Акбару не хотелось делать этого самому. Встал вопрос, кто отважится предупредить принца. Желающих не было. Но Уильям колебался недолго. Как и для всех приближенных Акбара, будущее его зависело от распоряжений, которые сделает Великий Могол на случай своей смерти. Но он был самым молодым, а значит, должен подумать об Изабелле и детях, обязан обеспечить их будущее.

Если Салим откажется выслушать его, тогда нужно будет обратить внимание двора на младших принцев.

Уильям решил поговорить с Салимом на охоте, когда однажды ему пришлось сопровождать выезд. Принц гордился своими ловчими птицами. Он использовал только соколиц. Причем исключительно пойманных дикими, а затем натренированных. Ему доставляло истинное удовольствие наблюдать за стремительным полетом диких птиц, пикирующих в воздухе на добычу.

Уильяму достались от деда птицы, взятые из гнезда еще птенцами. Их обучение началось до того, как они научились летать. Между соколятниками разгорелся спор, чья система позволяет воспитывать лучших охотников. Сам Блант больше верил в своих соколят, которые были весьма привязаны к хозяину, но на этот раз специально взял с собой только любимого сокола, размером гораздо крупнее средней самки. Он тайно накормил его перед выездом, чтобы тот был более вялым по сравнению с соколом принца.

— Ха-ха, — посмеивался Салим. — Твоя птица совершенно бесполезна, Блант-бахадур. День, без сомнения, мой.

— Признаю свое поражение.

— Тогда пошли со мной, выпьем по чаше вина.

Они спешились и сели в тени. Сопровождающие принялись прислуживать им. С ними рядом устроился любимый тавачи Салима, индус по имени Спарту. Он приходился внуком Хему. Но его отец был всего лишь ребенком, когда несостоявшийся раджа Бикрамджит умер, и потому был прощен по общей амнистии, объявленной Акбаром после победы при Панипате. Молодой человек держался довольно вежливо, но Уильям чувствовал себя неуютно в его компании. И все же он не мог позволить, чтобы присутствие Спарту помешало исполнению его планов.

Когда Салим поднес чашу к губам, Уильям остановил его. У принца от удивления поднялась бровь.

— Мой господин, вы в силах перевернуть чашу и выплеснуть ее на землю? — спросил Блант.

Салим хмуро посмотрел на него, а затем резким движением руки исполнил то, о чем его просили.

— Что тут трудного? — спросил он, поднимая чашу, чтобы вновь наполнить ее.

— А теперь всю бутылку?

Салим нахмурился еще больше.

— Ты послан читать мне лекцию?

— Предостеречь вас, хотя мне очень печально выполнять это поручение.

Спарту сделал вид, будто поднимается, но был остановлен взглядом хозяина.

— Выслушайте меня, — попросил Уильям. Салим пристально смотрел на него. — Ваш отец любит вас больше всех своих детей, — продолжал Блант. — Он любит вас как сына вашей матери и хочет, чтобы вы унаследовали империю. Но он способен убить даже сына, чтобы империя не попала в недостойные руки.

Салим по-прежнему холодно смотрел на него. Слуга с флягой вина все еще стоял рядом, ожидая приказа наполнить чаши, но принц неожиданно сделал ему знак удалиться.

— Мой отец послал тебя сказать мне это? — спросил он.

— В сущности, да.

— Ты верный слуга падишаха.

— Я буду верен ему до конца его дней. А потом посвящу себя столь же преданному служению его преемнику.

— Я запомню эти слова, Блант-бахадур. — Салим встал. — Что ж, поехали в Агру и позволь мне начать становиться покорным сыном.

С того дня, казалось, Салим совершенно изменился. Он дал клятву не пить вина и не употреблять наркотиков. Его часто видели весело играющим в поло со своими сыновьями, а проезжая по улицам Агры, он радушно улыбался жителям города. Но большую часть времени он проводил с отцом. Двое мужчин гуляли по саду дворца, увлеченные беседой. Они бесконечно обсуждали военное и финансовое положение империи, достоинства и недостатки различных подданных.

Они часами играли в шахматы, ведь Акбар получал огромное удовольствие, сражаясь на игрушечном поле битвы. Однако он играл не кусочками слоновой кости за традиционным столом. Вместо этого во дворцовом саду была разбита площадка, наподобие шахматной доски. Шахматными фигурами стали тридцать две маленькие рабыни, одетые в соответствующую одежду. В каждом углу площадки стояли троны. Перемещались фигуры по полю по командам визирей. Такая игра иногда длилась целый день, а вечером позиция тщательно записывалась, чтобы продолжить прерванную игру завтра.

На новую близость отца и сына приятно было смотреть. И смерть принца Даниала в апреле 1604 года от водянки, казалось, совсем не коснулась Акбара.

Уильям решил, что стареющий Могол переживает самый счастливый период своей жизни со дня смерти любимой Джодхи Баи. Если оглянуться назад, то его жизненный путь был на удивление успешным, а нынче он обрел такого сына, о каком мечтал.

К собственному удовольствию Акбар стал удивительно щедрым. По случаю своего дня рождения он приказал выставить сундуки с золотыми монетами и драгоценными камнями и пригласил своих командиров по очереди брать столько сокровищ, сколько каждый сможет унести в руках.

Уильяма особенно восхищало то, как Салим одним махом порвал со всеми своими пороками. Возможно, со временем он все же станет хорошим императором.

Молодой военачальник был доволен собой и своей семьей. Изабелла вела себя как жена не только по названию, дети росли сильными и здоровыми. Удивительно счастливое время...

Счастливое... пока в начале октября 1605 года Акбар не заболел.

Сначала его состояние напоминало истощение: падишах жаловался на расстройство желудка и общую слабость. Призванные врачи не смогли обнаружить никаких отклонений. Императору давали различные лекарства, но ничего не помогало.

Агра напоминала пчелиный улей. Чиновники всевозможных рангов обсуждали между собой состояние здоровья человека, величайшего из всех, кого они когда-либо встречали.

Никто, казалось, не беспокоился больше, чем принц Салим. Он обычно оставался с отцом до поздней ночи. Они уединялись, отсылая Уильяма во внешние покои со всеми слугами Акбара. Но чаще Блант оставлял за себя одного из своих тук-баши, а сам уходил домой к жене.

В ночь на 25 октября, однако, он остался на службе. Пожелав Моголу и его сыну спокойной ночи, он отдыхал на софе в углу прихожей. И еще не спал, когда принц Салим как-то странно, громче обычного простился с отцом, покинул его покои и дворец. Блант сразу уснул, но на рассвете был разбужен ужасно напуганным слугой, который едва мог говорить.

Уильям мигом вскочил на ноги и вбежал в покои Могола. Его взору предстало бездыханное тело хозяина.

Акбар лежал на боку, глаза открыты, как и рот. Он явно не был задушен, но лицо почернело.

Император был мертв по меньшей мере уже часов шесть.

 

Глава 14

ОТЦЕУБИЙЦА

Не оставалось никаких сомнений, что Акбар отравлен. Можно было без колебаний назвать и имя убийцы. Несколько секунд Уильям стоял в оцепенении от случившегося, не зная, что предпринять.

Уильям считал Салима человеком с огромной силой воли, ибо он так легко отказался от своих пороков. Конечно, он и был таким, ведь чтобы убить своего отца, самого сильного человека на земле, нужна железная воля. Значит, все происшедшее на соколиной охоте было обманом. Именно там и тогда принц решился на убийство отца.

Тогда же он разработал безжалостный план, убеждая весь мир, будто он и Акбар помирились. А сам медленно убивал падишаха. Уильям был уверен, что последние три недели принц подсыпал Акбару яд.

Он глянул на, слугу, который упал на колени и смотрел на мертвого Могола, трясясь от страха.

Слуга боялся наказания, потому что именно он нашел тело. Его могли обвинить в убийстве императора.

Или его самого, Уильяма, подумал Блант. Салим будет отрицать причастность к преступлению, утверждая, что оставил отца живым и здоровым. Отсюда и слишком громкое прощание, которое слышали Блант-бахадур и слуги. Да, Салим стал сейчас Моголом, а Блант-бахадур так и остался просто командиром гвардии.

Уильям вдруг похолодел. Если примирение было обманом, тогда Салим не забыл, как Блант-бахадур занял брод и нанес ему поражение, как был награжден Моголом, а голый принц, униженный, стоял на коленях. Он находился в свите Акбара, когда Салим просил у отца прощения.

Хладнокровие вернулось к Уильяму, позволяя реально оценить действительность. Салим не умел прощать, как его отец.

Слуга поднял голову.

— Что делать, эмир?

Уильям напряженно думал. Ему осталось, может быть, два часа жизни. Объявить о преступлении или не делать этого? Салиму надо, чтобы кто-то другой нашел тело. Он не мог позволить, чтобы на него пало даже малейшее подозрение, будто ему уже известно о смерти отца. Только убийца мог знать об этом раньше слуг.

Блант должен попытаться употребить эти два часа с пользой. Два часа!

Если он хочет остаться в живых, то не грех быть таким же жестоким, как и Салим, ведь в случае его смерти Изабелла, Елена и его дети тоже должны будут умереть.

— Эмир? — окликнул его слуга.

Этот человек умрет в любом случае, возможно даже на колу. Уильям выхватил меч и одним ударом зарубил несчастного. Мертвое тело распростерлось рядом с кроватью падишаха. Тем самым Блант, несомненно, доказал вину слуги в глазах всего мира.

Он вытер лезвие и, вложив меч в ножны, вышел из покоев. Еще двое слуг вопросительно смотрели на него.

— Падишаху стало хуже, — сказал Уильям. — Его нельзя беспокоить. Я пойду за врачом. Не позволяйте никому входить к Моголу до моего возвращения. Боджу останется с ним. Понятно?

— Да, Блант-бахадур, — поклонились они.

Он прошел через комнату и позвал Таласа. Оба вскочили на коней и направились по начавшей просыпаться улице домой.

— Подбери быстро спокойных коней для моей жены, тети, детей и нянь, — приказал он Таласу. — И для Джальны, — добавил он. Она по-прежнему оставалась его любимой наложницей. — Не буди слуг, делай все сам. Возьми семь запасных коней.

— Мы уезжаем из Агры?

Уильям кивнул.

— Возьмешь ты еще кого-нибудь с собой? — спросил он Таласа, зная, что тот не женат.

Тавачи отрицательно покачал головой.

— Я куда угодно последую за вами, Блант-бахадур, — сказал он, явно сбитый с толку.

— Я все объясню тебе позже, а теперь приготовь коней, — сказал Уильям.

Пока Талас седлал коней, Блант поспешил собрать близких и оповестить о случившемся. Однако весь дом уже проснулся: ночной сторож заметил сборы. И тогда Уильям обратился к слугам.

— Меня послали с тайной миссией императора, — сказал он им. — Не должно быть никакого лишнего шума. Отправляйтесь спать и, если после моего отъезда кто-нибудь станет спрашивать обо мне, отвечайте, что ничего не знаете.

— Ты не оставляешь их на смерть? — спросила Елена, когда они вывели коней со двора.

— Нет, если они все выполнят в точности, как я сказал, — ответил он.

Уильям Блант и его семейство покинули Агру через северные ворота и поехали на северо-запад, в холмы, а затем — вверх вдоль долины.

— Куда мы можем уехать? — спросила Елена. — В Диу?

— Сомневаюсь, что мы благополучно достигнем Диу. Но пусть нам бы это и удалось, скорее всего именно там нас станет искать Салим. У нас есть всего несколько часов. Если бы мы не нашли в Диу судно в течение суток, то нас бы и там арестовали.

— Тогда куда же нам идти?

— В Лахор.

— В Лахоре безопаснее?

— Там принц Хусро, на него вся надежда, — улыбнулся он ей. — Наша семья уже когда-то искала спасение в Пенджабе... и возвратилась с победой.

Елена дрожала от страха. Она была ошеломлена, в одночасье потеряв все, чем дорожила. Она знала историю своей семьи, дикие поступки своего отца и Ричарда Бланта, совершенные много лет назад. Это все уже стало историей. Ее собственная жизнь шла той же дорогой и была обеспечена теми же гарантиями. Конечно, она понимала, что Акбар когда-нибудь должен умереть. Но так же, как Уильям, да и как все в Индии, надеялась, что его любимый сын, помирившийся с отцом, будет продолжать его политику, сохранит прежние отношения и с министром, и с командиром гвардии.

Бежать, точно воры, когда Акбар лежит отравленным?.. Происходящее напоминало ночной кошмар.

Они двигались по восемнадцать часов в сутки. Няньки ворчали, Изабелла и Елена изнемогали в седлах, дети плакали от усталости и лишений. И только Джальна оставалась как всегда веселой и энергичной.

Талас и Уильям часто оглядывались через плечо. Нет ли погони? Даже если бы Салим сначала решил искать их в Диу, то обязательно послал бы гонцов в Лахор сообщить Хусро о смерти Акбара. И в первый же день пути гонцы узнали бы, кто проехал перед ними.

Уильям подсчитал, что они опередили гонцов примерно на четыре часа.

Беглецы меняли лошадей два раза в день и при такой езде вынуждены были на второй день бросить шесть из них. Оставшиеся кони чуть не падали от изнеможения, когда на пятый день пути семейство Блантов въезжало в Лахор, преодолев триста миль от Агры.

Принцу Хусро едва исполнилось двадцать, но у него уже было три жены и несколько сыновей. Ему, самому старшему из поколения принцев, открывалось блестящее будущее. Однако он ненавидел своего отца Салима.

Хусро был назван в честь известного персидского короля-воина и, оправдывая свое имя, уже отличился храбростью в сражениях армии Акбара. Он боготворил деда и стремился во всем подражать ему. Уильям вспомнил, что его собственный дед рассказывал, как мчался, словно ветер, в этот город, чтобы сообщить Акбару о наследовании престола. Какие великие события произошли после этого! Если бы Хусро оказался достойнейшим из всех наследников, будущее Бланта было бы обеспечено.

Хусро принял Уильяма наедине. Выслушал внимательно, теребя пальцами бороду, все, что тот ему рассказал.

— Мой отец убил его? — спросил он.

— В этом не может быть сомнения.

— Разве не был Акбар величайшим человеком всех времен и народов? — пробормотал принц.

— История оценит его по достоинству, мой господин. Вы отомстите за его смерть?

Хусро размышлял.

— Я не могу убить собственного отца, как он убил своего, но Акбар будет отомщен, Блант-бахадур.

— Тогда мы вместе станем мстить его убийце. Акбар был мне больше чем хозяином. Он был моим другом и наставником.

— Да, мы пойдем вместе, — согласился Хусро.

Собрали армию. Из Пешавара и Амритсара вызвали пограничные отряды, но они еще не собрались, когда из Агры прибыл отряд кавалерии.

— Мы ищем предателя по имени Блант, — объявил минг-баши принцу Хусро.

— Блант-бахадур здесь, — подтвердил Хусро и пригласил Уильяма выйти вперед.

— Мой господин, вы знаете о смерти Могола?

— Блант-бахадур сказал мне об этом.

Минг-баши нахмурился.

— И он свободно стоит рядом с вами?

— Он рассказал мне всю правду, — ответил Хусро. — За это преступление следует арестовать моего отца, так и будет в действительности.

Минг-баши выглядел удивленным.

— Возвращайся к моему отцу, — приказал принц, — и скажи, что я знаю: он отцеубийца. Скажи, что я подниму своих подданных против него и отомщу за смерть любимого деда. Скажи, что ему лучше сразу сдаться мне. И вот что еще: я объявлю себя Моголом, ведь он не достоин этой чести.

Минг-баши спокойно выслушал принца, но ответил смело:

— Вы еще почувствуете на себе гнев Могола.

— Вам следует бояться моего гнева, — предостерег его Хусро.

Хусро говорил и выглядел как император. Он садился на коня как король и выступал впереди своих людей как король.

Патаны, недовольные раджпуты и белуджи, собравшиеся под его знаменем с конскими хвостами, обнажили мечи и подняли копья, громко приветствуя своего повелителя.

Гуру Арджун благословил предприятие Хусро.

— Что вы собираетесь делать с Салимом, если победите? — спросил Уильям.

— Его ждет пожизненное заключение, — решительно сказал принц. — Ведь человек не может убивать своего отца.

И снова река Сэтлидж разделяла две армии. По совету Уильяма Хусро послал крупный конный отряд на реку, который обнаружил брод незащищенным.

Сразу вслед за ними послали пехоту захватить и укрепить противоположный берег. Это происходило всего в пятидесяти милях от Лахора. У Уильяма прибавилось оптимизма. Он помнил, что четыре года назад Салим не решался на открытое сражение.

— А нам что делать? — спросила Елена, когда армия готовилась выступать.

— Оставайтесь в городе, — сказал ей Уильям, — до моего возвращения.

— А если ваша армия потерпит поражение?

— Я взял сумку с серебром из Агры. С вами остается мой верный Талас Али. Едва получишь известие о каком-нибудь несчастье, бери деньги, Изабеллу с детьми, Таласа Али, охрану и все отправляйтесь в Диу. То же самое сделайте, если получите от меня послание, в котором будет сказано: «Поезжайте». Тогда отправляйтесь немедленно. Обещай мне сделать это, тетя.

Она пристально посмотрела в глаза племяннику, а затем крепко обняла его.

Прощаясь с Изабеллой, Уильям нежно обнял ее, поцеловал детей, а затем отвел жену в сторону.

— Наша жизнь началась не слишком удачно, — сказал он. — А теперь еще эта разлука. Но если принц Хусро победит, я стану его правой рукой, как было при Акбаре, и мы заживем счастливо.

— Я уверена в этом, — сказала она.

Джальна плакала.

Изабелла стояла на зубчатых стенах в толпе провожающих армию в поход. От блестящих шлемов и панцирей отражалось жаркое южное солнце. Над грохочущими по ухабистой дороге пушками поднималось облако пыли.

Но даже за свое короткое пребывание в Могольской империи она видела куда более многочисленные армии со значительно большим числом пушек.

Изабелла прогнала тягостные мысли и отправилась к Елене.

— Я хочу просить вас об услуге.

— Я готова сделать для вас все, — ответила Елена.

— Я бы хотела, чтобы вы взяли детей и нянек и отправились в Диу.

Елена нахмурилась.

— А вы что будете делать?

— Я останусь здесь ждать возвращения мужа.

— Вы хотите, чтобы я уехала с детьми прямо сейчас?

— Не позднее завтрашнего дня, Елена.

— Значит, вы не верите, что Уильям вернется с победой?

Изабелла отвела взгляд.

— Я ничего не смыслю в военных делах. Я просто боюсь.

— Тогда вам следует ехать вместе с нами.

— Уильям не простит мне. — Она схватила руку Елены. — Если... если я узнаю о его поражении, я сразу отправлюсь вслед за вами. Я обещаю это.

Елена оказалась в затруднительном положении. Она совсем ничего не понимала в военном деле, не знала, что ее отец всегда оказывался победителем, а Уильям, кажется, унаследовал военную хватку Блантов. Озабоченность Изабеллы неожиданно разбудила и ее собственные сомнения. Конечно, невестка еще очень молода, неопытна и, естественно, прежде всего заботится о безопасности детей.

Ну, а как же она, удивлялась себе Елена. В Уильяме была вся ее жизнь, а сейчас ее просили оставить его, спасаться, пока он сражается за свою и их жизнь.

Но что она могла еще для него сделать? Изабелла права: если кто-нибудь и должен остаться ожидать Уильяма, так только жена.

— Едва придет известие о победе, пошлите за мной, — настаивала она.

— В тот же момент, — пообещала Изабелла и поцеловала ее. — Скажите моим родителям, что я люблю их, расскажите им, как я счастлива.

На следующий день Елена и дети выехали из Лахора в сопровождении маленького отряда под командой Таласа, направляясь на юго-запад в Гуджарат, а затем в Диу.

Джальна решила остаться в Лахоре, и Изабелла не возражала. Две женщины волей судьбы стали почти подругами, и испанка была рада такой компании.

Армия Хусро без помех переправлялась, через Сэтлидж. Противоположный берег все еще укрепляли.

Туман-баши послал разведчиков далеко на юго-восток. Они только что вернулись.

— Падишах собрал армию, мой государь, — доложил он, — но пока остается у стен Агры, в лагере. Он еще не готов вести войну. — Человек усмехнулся. — Падишах собирается жениться.

— В такое время? — не поверил ему Хурсо. — И кто же его невеста?

— Ага Нур-ун-Нисса.

— Но она жена другого, — возразил Уильям.

— Была, мой государь. Ее муж недавно умер. Зарезан человеком, который теперь сделал предложение aгe.

Хусро и Блант переглянулись.

— Разве мой отец мог сделать подобное? — спросил Хусро. — Есть ли предел его порокам?

— Aгe дали новое имя, мой государь, — продолжал туман-баши. — Ее будут называть Hyp Джахан — Свет Мира. Могол теперь известен как Джахангир — Покоритель Мира.

— Мой отец сошел с ума, — заявил Хусро. — Большую армию он собрал?

— Огромную! Во много раз больше нашей.

Хусро посмотрел на Уильяма.

— Почему он не выступает?

— Потому что знает: вам просто необходимо разбить его, — сказал Уильям. — Он Могол. А вы, до тех пор пока не победите, всего лишь мятежник.

— Но мне нужно больше людей, — сказал Хусро. — Мы останемся здесь, пока не наберем достаточное войско.

Блант вынужден был высказать свои сомнения.

— Мой государь, — доказывал он, — вы должны напасть на вашего отца сейчас, когда его авторитет еще невысок. Акбар убит. Меня могли бы обвинить в этом преступлении, но многие помнят, как Джахангир выступал против своего отца. Это было всего пять лет назад. Сейчас мало кто сомневается, что муж Нур-ун-Ниссы убит ради удовлетворения похоти Могола. Если вы смело выступите и объявите своего отца отцеубийцей, убийцей, а также вором чужих жен, то люди будут сражаться против вас с меньшей решительностью. Но с каждым днем власть Салима будет упрочняться все больше и больше, народ признает в нем своего хозяина. А тогда уж не имеет значения, какие преступления он мог совершить.

Хусро выслушал его молча. Но у Уильяма дрогнуло сердце, когда он понял, что молодой принц не готов принять его совет.

— То, что ты сказал, возможно и верно, Блант-бахадур, — наконец ответил Хусро. — Но вступать в бой при соотношении два к одному было бы самоубийством. Мы сначала усилим нашу армию.

Уильям сразу понял, что Хусро вовсе не предназначен стать перевоплощением Акбара. Момент был упущен.

Разбитый на берегу Сэтлиджа лагерь принял вид постоянного. Тавачи разослали в разные стороны поднимать жителей холмов сражаться за принца. Как обычно, женщины и торговцы собрались вокруг лагеря. Появился базар. И вскоре стало трудно отличить солдата от торговца.

Уильям отчаялся. Он уже предвидел катастрофу, глядевшую прямо им в лицо, но никак не мог предотвратить ее. Ему не хватало опыта и авторитета.

Хусро же казался вполне довольным. Он часто проводил военные учения, разрабатывал тактические планы своего решающего наступления, развертывая воображаемые войска, которых у него еще не было. Но даже он забеспокоился, когда сообщили, что ночью целый полк ушел к Салиму. Минг-баши притащили к нему.

— Как это могло случиться? — потребовал ответа принц.

— Они были подкуплены, мой государь, — возмущался полковник. — Люди приходили под видом купцов, но это были агенты, посланные Моголом уговорить моих солдат. Они внушали людям, что Могол не собирается воевать с сыном, а хочет только арестовать убийцу своего отца.

Хурсо нахмурился.

— Так называемый Могол и есть настоящий убийца Акбара.

Минг-баши бросил взгляд на Бланта.

— Могол отрицает это, мой государь. Он говорит, что в ту роковую ночь, когда он покидал отца, тот был еще жив, и считает убийцей Блант-бахадура, который бежал из Агры, распространяя слухи, будто это сделал Салим.

Уильям почувствовал, что его мышцы напряглись, когда он взглянул на принца.

— Ты лгал мне, Блант-бахадур? — спросил Хусро.

— Я никогда в жизни не лгал, мой господин, — ответил Уильям.

Хусро посмотрел на полковника.

— Твои люди поверили этой сплетне?

— Увы, да.

— Итак, они дезертировали к моему отцу. Другие последуют за ними, если те останутся без наказания. Блант-бахадур, я возлагаю эту задачу на тебя, ведь они и твои обвинители. Спеши!

Уильям отсалютовал и отправился выполнять поручение, но отчаяние его все росло. На каждого человека, которого он найдет и накажет, вскоре придется еще двое. И с каждым днем число их будет увеличиваться. Могол сражался в истинной манере своего отца, заслав во вражеский лагерь эмиссаров выполнять основную работу за него.

Уильям послал одного из своих тавачи обратно в Лахор.

— Найди Блант-агу, — поручил он ему, — скажи ей, что я велел передать всего одно слово: «Поезжайте». А теперь поспеши.

За следующие несколько дней еще несколько тысяч человек дезертировали. Стало ясно, что война заведомо проиграна. Джахангир был прекрасно осведомлен о происходящем, что подтверждали донесения разведчиков. Могольская армия начинает наступление. Несомненно, у Могола закончился медовый месяц.

— Что нам делать? — горестно спросил Хусро. Вся его бравада и мужество исчезли.

— Отступайте в Лахор, — предложил один из туман-баши. — Заставьте Могола прийти к нам туда.

— Можем ли мы отстоять город? Мы никогда не имели успеха при осаде города. К тому же мой отец продолжает склонять людей на свою сторону.

Уильям заметил:

— Вы можете сделать только одно, мой господин: выдайте меня отцу и помиритесь с ним.

— Ты можешь предложить что-нибудь другое, Блант-бахадур?

— Это единственная надежда избежать поражения.

Хусро долго размышлял. Несмотря на полный провал его руководства армией, он оставался порядочным человеком.

— Ты был хорошим и верным соратником, Блант-бахадур. Слишком хорошим, чтобы послать тебя на смерть. Все же, если мои люди откажутся сражаться за меня, не будет другого выхода, кроме примирения с отцом. Вот что мы сделаем. Я арестую тебя. Пошлю гонца сообщить об этом Моголу. Едва гонец отправится, тебе дадут возможность бежать. Не хочу знать, куда ты отправишься, поэтому не смогу проговориться отцу. Мне остается только пожелать тебе Божьей помощи.

Уильям склонил голову, сердце его сильно забилось. Ему дали шанс выжить.

 

Глава 15

ПАЛАЧ

С тяжелым сердцем, ведь Хусро мог изменить свое решение, Уильям отдал свой меч и позволил стражникам проводить себя до шатра, где его окружала вооруженная стража на виду у всего лагеря.

Принц тем не менее оказался человеком слова. Ночью тавачи разбудил арестованного, вернул ему оружие и привел коня.

— Скачите, как ветер, Блант-бахадур, — посоветовал он. — Будьте уверены, Могол пошлет за вами погоню.

Уильям пожал ему руку и вскочил в седло. Несколько минут спустя он покинул лагерь.

Уильям полагал, что Изабелла получила его послание и была с детьми уже на пути в Диу. Поэтому он поехал на запад, стараясь как можно дальше оторваться от преследователей, прежде чем повернуть на юг. У него имелась всего одна лошадь, которая только по необходимости шла иноходью. О его бегстве еще не стало известно, он мог бы реквизировать где-нибудь другую, но страну уже опустошили для нужд армии.

Блант ехал довольно быстро. По его представлению имелось по крайней мере сорок восемь часов в запасе.

Через два дня после побега из лагеря он завернул в деревню, чтобы пополнить запасы еды и воды. Там неожиданно он встретил минг-баши Хусро, посланного за новобранцами.

— Блант-бахадур! — воскликнул Семих Али. — Что вас сюда привело?

— То же, что и тебя, — солгал Уильям. — Нашему хозяину не терпится набрать побольше людей. Он удивлен: почему ты до сих пор не возвращаешься.

— Видите ли, я никак не могу собрать новобранцев, был даже в Лахоре, надеясь там найти людей, но ничего не добился.

— В Лахоре? — переспросил Уильям. — И какие там новости?

— Все обуяны страхом, — сказал Семих. — Толпятся на стенах день и ночь и ждут известий из армии о победе... но боятся услышать о поражении. Даже ваша жена была среди них. Видел ее на стенах, смотрящей на юго-восток.

Уильям нахмурился.

— Когда это было?

— Да только вчера. Я приехал сюда сегодня и собираюсь вернуться в армию завтра. Почему бы вам не отправиться со мной?

— Вчера! — удивленно воскликнул Уильям.

Посланца к родным он отправил неделю назад, и он должен был наверняка оказаться в Лахоре четыре дня назад. А Изабелла все еще там.

На какой-то момент он растерялся. В его положении возвращаться в Лахор было опасно, но оставить Изабеллу и детей гневу Джахангира совсем немыслимо.

Почему они остались там?

— Что случилось, Блант-бахадур? — спросил Семих, увидев его состояние.

— Поезжай в армию, — ответил ему Уильям. — Я прибуду следом. Но сначала повидаюсь с женой.

Семих усмехнулся.

— Понимаю ваши чувства. Блант-ага — жемчужина среди женщин.

Уильям сменил коней и отправился в путь той же ночью. Ему предстояло преодолеть шестьдесят миль. Он старался двигаться как можно быстрее. На рассвете он уже добрался до города. Капитан стражи удивился, увидев его, но впустил в ворота без колебаний.

Конь был настолько изнурен, что Уильям оставил его, продолжив путь пешком. Через полчаса он оказался дома. Сонный сторож вскочил в испуге при виде хозяина.

— Где Блант-ага? — нетерпеливо потребовал ответа Уильям.

— Она спит.

— А дети?

У человека округлились глаза.

— Они уехали месяц назад.

Ворвавшись в дом, Уильям побежал в комнату Изабеллы.

Она выскочила из-под одеяла и очутилась в его объятиях. Затем отстранила его от себя.

— Произошла катастрофа?

— Да. Вы все еще здесь?

— Но что случилось?

— Меня обвиняют в убийстве Акбара. Я беглец. Я думал, что вы уже в безопасности. Разве вы не получили моего послания?

— Послания?

— Но вы отправили Елену и детей.

— Да, еще несколько недель назад. Я не могла рисковать, оставляя их здесь, если вы вдруг потерпите поражение.

— Но вы-то сами остались?

— Я не могла даже в мыслях бежать от вас.

Он снова обнял ее.

— Тогда бежим вместе.

Уильям разбудил испуганную Джальну и приказал ей собираться. Три свежие лошади ждали их в конюшне уже оседланными. Он не собирался брать с собой больше никого. Сейчас все решала скорость.

Прислуга собралась посмотреть на их отъезд. Но это были наемные слуги, которых интересовала только оплата. Уильям дал им немного денег: он не мог сделать для этих людей ничего больше.

Поздним утром они уже были в пути, направляясь на юго-запад. И снова капитан стражи без возражений открыл ворота для них, но сразу стало очевидным, что он здорово озадачен.

На ночь они остановились в деревне, где их встречали довольно доброжелательно. Но для них ночь оказалась бессонной, ибо пришлось сражаться с блохами.

Уильям считал, что ему понадобится всего несколько дней, чтобы оказаться в безопасности. Но утром во время завтрака они услышали приближающийся стук копыт. Блант вышел наружу и увидел отряд кавалерии, подъезжающий к деревне. Наверняка всадники мчались всю ночь. Жители деревни в беспокойстве толпились на единственной улице, гадая, за фуражем или за налогом прибыли солдаты. В обоих случаях их визит был нежелателен.

— Быстро! — закричал Уильям.

Они бросились к лошадям, но им помешала толпа. Уильям подсадил Изабеллу в седло. Но едва сам вскочил на коня, как по ним были выпущены несколько стрел. Одна из них попала в лошадь Изабеллы. Та вскинулась на дыбы. Женщина с криком слетела с седла. Самостоятельно она не могла взобраться на животное.

Уильям направился к ней, чтобы подхватить на своего коня, но не успел приблизиться, как ее окружили всадники. Он выхватил меч, но минг-баши мгновенно соскочил с коня и приставил меч к горлу женщины, другой рукой обхватив за бедра.

Это был приспешник Джахангира Спарту.

— Сдавайся, — сказал он. — Или ага умрет.

Уильям поколебался, но тут же бросил меч. Его сразу окружили и стащили с седла.

Джальна между тем спокойно взобралась в седло и немного отъехала, но, увидев происходящее, натянула поводья.

— Поезжай! — крикнул ей Уильям. — Спасайся.

Но Джальна мгновение поколебалась, затем повернула коня назад. И ее мигом схватили всадники.

— Могол будет доволен, — торжествовал Спарту. — Он очень хотел увидеть тебя связанным перед собой. Сорвите с него одежду.

Пока с Уильяма срывали одежду, он печально смотрел на Изабеллу. Та была повинна в их плене... и, без сомнения, в их смерти.

Но что ждет ее саму?

А Джальна? Верная Джальна. Они собирались умереть вместе.

Ему связали руки впереди, длинной веревкой привязали к седлу коня, видимо, хотели заставить идти пешком или просто волочь к Джахангиру.

— А что делать с женщинами? — спросил сержант, похотливо ухмыляясь в сторону Изабеллы, которая сжалась в его руках. — Разве мы не можем поиметь их?

— Наш хозяин, возможно, захочет попробовать язычницу первым, — сказал Спарту. — Но приказ нам был отдан — схватить Блант-эмира и всех, кто окажется с ним, и содрать с них одежду. Поэтому мы должны выполнить приказ.

Он отдал Изабеллу и Джальну своим людям, велев раздеть их, что те и сделали с большой охотой. Джальна страдала молча, но Изабелла не могла сдерживать стонов ужаса, когда солдаты лапали ее. Руки женщины тоже связали таким же манером, что и руки Уильяма. И страшное путешествие началось.

Им понадобилось четыре дня, чтобы достичь лагеря Джахангира. К тому времени ноги, животы и груди всех троих пленников были покрыты рваными ранами от того, что несчастных тащили по земле, когда они падали. Но еще больше осталось на боках следов от кнутов конвоировавших их людей. Они не жалели для пленников оскорблений и всю дорогу не снимали пут, отчего запястья у тех распухли, как и ноги. Их заставляли спать у задних ног коней, чтобы навоз из-под хвостов падал на них во время ночевок. Разрешали справлять нужду только прямо на дороге. Их кормили корками хлеба, которые бесцеремонно впихивали в рот, так же как и горлышко фляги с водой.

— Что с нами будет? — стенала Изабелла в первый дунь мучений.

— Мы идем на смерть, — сказал ей Уильям. — И предполагаю, что смерть будет весьма болезненной и позорной.

— Хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя, — сказала Изабелла на второй день, после того как ее снова лапали всадники на короткой ночной остановке.

Они находили удовольствие, щупая ее даже такую грязную и окровавленную, какой она была сейчас.

— Как ты думаешь, дети спасутся? — продолжала она позже.

— Если кто и сможет спасти их, то только Елена, — заверил он ее.

— Скажи, я поступила правильно, отослав их заранее?

— В этом не может быть сомнения, — успокоил ее Уильям.

На четвертый день у них уже не было сил вымолвить ни слова. Когда настал конец пути, они валились с ног от изнеможения.

Джахангир сидел в высоком кресле, установленном на помосте, и смотрел на пленников. Рядом с ним сидела Hyp Джахан.

Она была, несомненно, очень красивой женщиной и выглядела совершенно счастливой в своей новой роли. Ее надменность превосходила надменность даже самого Могола.

Позади нее стоял человек, который, судя по всему, был ее братом, и маленькая девочка исключительной красоты, затмевающей красоту самой Hyp Джахан. Превозмогая боль и унижение, Уильям сообразил, что это дочь того человека, то есть племянница Hyp Джахан.

Набралось уже триста пленных: главные офицеры мятежной армии, все голые и связанные.

Принц Хусро стоял рядом с отцом. Пальцы его нервно подрагивали. Внешне было незаметно, чтобы с ним плохо обращались.

Слева от бегам стоял младший брат, принц Кхуран, мальчик четырнадцати лет, так же как и его сводный брат, сын раджпутской принцессы Манамати. Кожа у него была, пожалуй, темнее, чем у всех стоящих вокруг людей. Он имел более мягкий характер, и ему явно не нравилось смотреть на человеческие страдания.

Вокруг помоста расположились отряды стражников, а за ними — остальная армия. Воинские ряды радовали глаз.

Могол довольно ухмыльнулся, когда двоих последних пленников подвели к нему.

— Блант-бахадур, — сказал он. — Убийца! Уильям призвал на помощь все оставшиеся силы.

— Вы знаете, что это ложь, — промолвил он. — Эти слова больше относятся к вам.

Глаза Джахангира сверкнули.

— Несомненно. Ты закричишь это, когда будешь умирать. — Он посмотрел на Изабеллу. — Такая красавица! — заметил он. — Но измучена и грязна.

— Мои люди позаботятся о ней, — мягко сказала Hyp Джахан. Она подозвала одну из своих служанок: — Возьмите эту женщину и дайте ей помыться.

— И приведите ее обратно голой, — добавил Джахангир. — Такую красоту нельзя прятать от мира,

— А рабыня?

Джахангир посмотрел на Джальну.

— Что мне делать с рабыней? — спросил он. — Отрубите ей голову.

Джальна умерла, не произнеся ни слова. Она молчала с момента их пленения. Ее душа уже в тот миг была мертвой.

Они сидели — Джахангир, его новая жена и принцы, — лакомясь фруктами, а униженные пленные неподвижно стояли перед ними на коленях.

Изабеллу привели обратно через полчаса. Ее волосы были еще влажными, тело чисто вымыто и смазано благовониями. Порезы и ушибы стали видеться резче, но удивительной белизны кожа, выставленная на всеобщее обозрение, по-прежнему оставалась на редкость красивой.

— Посади ее на мула, — приказал Джахангир. — Ведь мы сейчас возвращаемся в Агру.

Пленников ждал еще один переход. Их вели за кавалерией. Вдоль дороги стояли толпы народа, восторженными криками приветствуя Могола и его победу, глумясь над пленными, обращаясь к голой женщине с гнусными предложениями. Блант был благодарен судьбе, что Изабеллу не заставили идти пешком, ибо предполагал, что на ее долю выпадет более суровое испытание. Им больше не представилось возможности поговорить друг с другом.

Что поделаешь! Остается только приготовиться к смерти. Проще всего проклинать прошлое своих амбициозных предков. Ричард Блант-старший связал свою судьбу и судьбы наследников с Моголами. Он обрел огромное богатство и известность... но и он сам, и все члены его рода погибали трагически.

Питер Блант позволил амбициям повести себя по следам своего дяди и поднялся еще выше. Ему и его жене посчастливилось умереть естественной смертью на закате лет. Но каждый их ребенок, кроме Елены, умирал раньше срока, а мужчины погибали от насилия.

И вот он, самый последний Блант, должен умереть так же, как и его предшественники. А ведь он не предполагал ничего, кроме славы и удачи впереди. Каким глупцом он был! И теперь приближается наказание за глупость. Семья Блантов навсегда канет в историю.

Спарту изводил его всю дорогу, подгоняя копьем, оскорбляя и плюя в лицо.

— Могол обещал поручить командование гвардией тому, кто вернет тебя, — торжествовал он. — Этот пост теперь мой. Но сначала я попросил другой. Могол обещал мне и его тоже. — Тавачи императора усмехнулся. — Я хочу увидеть твою смерть, Блант-эмир. Более того, сам собираюсь убить тебя. Могол поручил мне разобраться со всеми пленниками. — Он бросил взгляд на Изабеллу. — Это будет величайшим развлечением.

Когда наконец достигли Агры, Джахангир совершил заключительный акт своей мести. В последний день пути он приказал армии пройти через опустошенный город Фатехпур Сикри. Там Уильям увидел, как рабочие разрушали гробницу Питера Бланта.

— Камня на камне не останется, — заявил Могол. — В Индии не место даже памяти об имени Блант.

В самой Агре Джахангир сначала позвал к себе Хусро.

— Ну, предатель? — спросил Могол. — Тебе есть, что сказать?

Хусро утратил дар речи: он считал себя прощенным.

— Ты всегда был колючкой у меня в боку, — продолжал Джахангир. — Ты мне стал так же ненавистен, как и твоей матери, однако она попросила меня сохранить тебе жизнь. Как может муж идти против просьбы своей жены? Но все же ты должен быть наказан. Принесите раскаленное железо, — приказал он своим тавачи.

У Хусро перехватило дыхание от ужаса, и он упал на колени.

— Пощади меня, отец, — умолял он. — Как великий Акбар пощадил однажды тебя.

— Акбар был глуп, — заметил Джахангир. — Но я пощажу тебя. Я собираюсь оставить тебе один глаз, чтобы ты все же смог видеть мир. Особенно то зрелище, что я заранее приготовил тебе. Ты увидишь все это прежде, чем будешь навсегда заключен в тюрьму. Там будет так темно, что не понадобится даже и одного глаза.

Могол сделал знак Спарту. Хусро быстро связали руки. Четверо стражников держали его, а индус принес жаровню с куском железа и стал дожидаться, пока оно раскалится добела. Хусро закричал от боли и лишился сознания, когда раскаленным железным прутом ткнули ему в глаз.

Его мать рыдала, а Нур Джахан довольно улыбалась. Рот принца Кхурана дрогнул от сострадания.

— Когда он придет в себя? — спросил Джахангир.

— Через несколько дней, мой государь.

— Что ж, тогда мы подождем несколько дней, — улыбнулся Могол согнанным сюда же пленникам. — Мы все подождем несколько дней.

За время ожидания Джахангир велел приготовить арену. Ее расположили прямо возле стен дворца. Тут же на возвышении под навесом поместили трон для императора, второй для Нур Джахан и третий для Кхурана, объявленного наследником. Молодая принцесса тоже присутствовала вместе со своим отцом.

Внизу, под стенами, вырыли в земле триста ям.

Принца Хусро вывели и посадили на слона. Два человека по сторонам бдительно охраняли его. Затем привели Уильяма Бланта со связанными руками.

Изабелла была уже на месте казни, связанная и ожидающая смерти. Они посмотрели друг на друга, и она опустила голову.

Затем вывели триста других пленников и поставили ожидать заслуженной смерти.

Казнь началась по сигналу рожка. Сажали на кол турецким способом. Длинные колья вставляли в прямую кишку человека, а затем проталкивали дальше и прямо.

Весь день продолжалась страшная работа, воздух был полон душераздирающих криков и стонов умирающих мятежников.

Наконец лес из трехсот колов с жуткой ношей на каждом вырос перед Моголом.

— Позвольте принцу Хусро проститься со своими соратниками, — приказал Джахангир.

Слона принца вывели вперед и медленно провели вдоль рядов мертвых и умирающих, причем так близко, что несчастных можно было коснуться рукой. Хусро стал бледен, как полотно. Из его единственного глаза вытекла слеза.

После этой процедуры его снова привели к Моголу.

— А сейчас поужинаем, — объявил Джахангир. — После еды нас ждет еще одно развлечение.

Приблизительно в это время Елена входила в дом губернатора Диу. Ее встретили не очень любезно. Дон Энрике, конечно, уже получил послание от Джахангира. Несомненно, он поверил сообщению об участии Уильяма в убийстве Акбара и ближайшем подавлении мятежа Хусро.

— Вы собираетесь отослать нас обратно в Агру? — спросила Елена.

— Я не сделаю этого, — возразил губернатор. — Но чем быстрее вы уедете отсюда, тем будет лучше для всех.

— Я должна остаться здесь до тех пор, пока мой племянник или его супруга не приедут или пока я не получу от них послания, — настаивала Елена.

Дон Энрике воздел глаза к небу: он находился в затруднительном положении. Если заставить женщину уехать, а Хусро победит, сохранив за Блантом пост командира гвардии Могола...

— Будем надеяться, что все скоро прояснится, — проворчал он.

Дон Педро Домингес отнесся к Елене с явной неприязнью, а к детям и того хуже. Ричарду исполнилось три года. У него были отцовские черные волосы, а цвет лица намного светлее, чем у Уильяма. Привлекательные черты он унаследовал от раджпутской бабушки.

Лаура выдалась больше в мать, обещала в будущем тоже стать красавицей, но была смуглая, как и брат.

— Итак, теперь вы изгнанники, — презрительно усмехнулся дон Педро. — После всех ваших прекрасных слов.

— Вы не рады видеть своих внуков? — прошипела Елена.

Он снова посмотрел на детей.

— Где моя дочь?

— Она в пути.

— Тоже изгнанница?

— Не совсем так, дон Педро. Могол мертв, убит собственным сыном. Мой племянник служит у принца Хусро. Они хотят отомстить за Акбара. Племянник решил своих детей сохранить в безопасности. Вам следует уважать его за это.

— А если он потерпит поражение?

— Если это случится, он и ваша дочь присоединятся к нам здесь. И мы все отплывем в Англию.

— В Англию! — с презрением произнес Домингес.

— Мне говорили, что Англия и Испания сейчас пребывают в мире.

— Да, сеньора, мир был заключен. — Домингес, казалось, не осознавал еще значения сказанного.

— Тогда не о чем спорить. Но поскольку я не нашла гостеприимства в вашем доме, пойду искать более приветливый.

Домингес нахмурился, задумавшись.

— Прошу вас остаться, сеньора, до приезда моей дочери.

Елена решила принять его не слишком приятное для нее приглашение. Хотя у нее имелось достаточно денег, но неизвестно, как долго ей придется жить на них. А продавать свои драгоценности здесь, в Диу, она не собиралась.

Ей оставалось только ждать. Елена сдерживала себя, как могла. Сидя на берегу, пока дети играли, размышляла над тем, что готовит ей будущее. Ее жизнь резко изменилась к худшему со дня смерти Акбара. Раньше она никогда не испытывала не только страха за себя, но даже и беспокойства.

Теперь все в прошлом. Ее глодало предчувствие, что Уильям не вернется. Оставалось только молиться, чтобы Изабелле удалось добраться к ним целой и невредимой.

А тут еще приходилось иметь дело с домочадцами Домингеса. Она была всегда на виду, и времени для раздумий не оставалось. Ей во всем чинили трудности. Ни донья Маргарита, ни дон Педро не могли простить, что Изабелла оказалась в смертельной опасности.

Однако донья Маргарита все же оставалось женщиной и к тому же бабушкой. Она беспокоилась о своей дочери, ненавидя и презирая грубого индуса, каковым считала Уильяма, но ей трудно было противиться зову сердца, глядя на внуков.

Дон Педро — другое дело. Глядя на детей, он видел только раджпутских выродков Уильяма. Когда же он смотрел на их опекуншу, видел только женщину, которая однажды отвергла его с презрением.

— Сеньорита Блант, — обратился он к ней, застав одну на террасе своего дома, когда та смотрела на пролив, наблюдая за паромом, соединяющим остров с материком. — В последнее время ситуация изменилась.

Елена слева направо окинула взором окрестности.

— Я вижу мало изменений, дон Педро.

Он топнул ногой в гневе.

— Я имею в виду ваше положение. Ваш племянник в немилости, а может быть, уже и мертв.

— Сомневаюсь в этом, — огрызнулась она.

— Посмотрим. Но если это так, то, возможно, и моя дочь умерла с ним, а значит, у меня есть право забрать у вас моих внуков.

Елена не смогла сдержать вздоха.

— Поскольку вы откровенно ненавидите их, это было бы преступлением, таким же гнусным, какое только новый Могол мог бы совершить, — сказала она.

— Что преступление, а что не преступление, все это относительно, сеньорита, — засмеялся он. — Я, например, считаю преступлением, что такая женщина, как вы, никогда не делила постель с мужчиной.

— Вы не достойны вашей жены, сеньор, — сказала она.

— Но достоин вас, моя дорогая Елена. — Он схватил ее руку. — Я хочу вас. Я ни одной женщины не желал больше, хотя прежде не пытался понять этого.

Елене стало трудно дышать.

— Шесть лет назад я отвергла вас, сеньор.

— Шесть лет назад, в силу своего положения, вы могли это сделать. У вас за плечами было могущество Акбара, а сейчас — ничего. — Он наклонился к ней. — Я буду обладать вами, Елена. Или заберу детей и вышлю вас, голой и связанной, на месть Могола. Он будет доволен получить дочь Бланта, разве нет?

От этих слов в ее жилах кровь похолодела.

— А если я покорюсь вам?

— Тогда вы сможете забрать детей туда, куда захотите, и держать их там, пока я не захочу увидеть их снова. Сейчас они отвратительны мне.

Елена печально смотрела на него. Она была уже почти готова пожертвовать собой — последним, чем владела, но не знала, можно ли поверить его обещанию.

Он прочитал на ее лице готовность уступить, однако у него также имелось слабое место.

— Мне бы не хотелось, чтобы донья Маргарита знала об этом, — произнес он.

— А если Блант-эмир узнает об этом насилии, будьте уверены: вы мертвы, — парировала она.

Он нахмурился:

— Блант-эмир мертв.

— Возможно, — ответила она. — Тем не менее вы должны поклясться, что, какие бы известия ни пришли из Лахора или из Агры, вы не будете пытаться отнять у меня детей.

Дон Педро глубоко вздохнул.

— Если я сделаю это, вы по доброй воле придете ко мне в постель?

Елена холодно улыбнулась:

— Будет безопаснее, если вы станете приходить в мою, сеньор.

Так Елена принесла себя в жертву ради любимых ею детей. Она не сомневалась, что их судьба все еще была в руках человека, который их ненавидел. Но все оказалось слишком запутанным. Поскольку все в ее жизни перевернулось вверх дном, этот акт самопожертвования даст хоть какое-то, пусть дьявольское, но удовлетворение. Вдруг ей это даже понравится? Улыбаясь, он раздвинул ей ноги, рассматривая ее обнаженное тело, изгибавшееся в некоем промежуточном состоянии между агонией и экстазом.

Миновали шесть недель томительного ожидания, когда пришли наконец известия.

Семью Домингеса пригласили в дом губернатора.

— Приехал гонец от Могола, — объявил тот, трясясь от страха. — Требует детей.

— Вы имеете в виду, что мятеж окончился неудачей? — спросил дон Педро.

Елена не могла вымолвить ни слова. Новость потрясла ее.

— Полное поражение! — воскликнул дон Энрике. — И, мой Бог, Джахангир мстительный человек.

Наконец Елена собралась с духом и произнесла:

— Скажите мне, что случилось, молю вас.

— Армия принца дезертировала, а главные его соучастники взяты в плен. Я даже не знаю, как сообщить вам обо всем.

— Говорите, — умоляюще сказала Елена.

Дон Энрике вздохнул.

— Принца лишили глаза. Только одного глаза, чтобы он смог увидеть, какая кара уготована его соратникам. Говорят, он будет заключен в тюрьму на всю жизнь. Но я не сомневаюсь, что он уже задушен. Потом Могол посадил на кол триста мятежных офицеров.

Донья Маргарита обеими руками схватилась за горло.

— А Уильям? — Елена едва нашла силы произнести это имя.

— Бланту была уготована иная судьба.

— О, Бог мой... — только и смогла вымолвить Елена.

— А моя дочь? — спросил Домингес.

Дон Энрике вздохнул.

— Я не в силах произнести это.

— Я настаиваю.

— Ее тоже посадили на кол. При всем народе.

Все с изумлением посмотрели на губернатора. Раньше они никогда не слышали, чтобы на кол сажали женщину.

— Уильям тогда был еще жив? — спросила Елена.

— Да, сеньора, он был жив. Его заставили наблюдать этот жуткий акт мести.

Елена сжала губы. Какие душевные страдания, должно быть, терзали ее душу.

— Потом его тоже казнили — как убийцу падишаха, — продолжал дон Энрике. — Он был разорван на части четырьмя лошадьми.

Донья Маргарита вскрикнула, а Елена не вымолвила ни слова. Быть любимцем императора и закончить жизнь такой ужасной смертью. Все это произошло лишь за четыре месяца.

Но Изабелла... Мысль о том, что красивая женщина извивается на колу в агонии, была ужаснее всего.

— Вы и ваш племянник принесли нам разорение, — зло сказал дон Педро.

— Уильяма можно обвинить только в том, что он слишком верно служил Акбару, — с горячностью ответила Елена. И, повернувшись к губернатору, спросила: — Что еще сказал вам гонец?

— Могол хочет, чтобы к нему доставили детей Бланта. И вас, — сказал дон Энрике.

— Мы не можем противостоять Моголу, — сказал дон Педро.

— Вы не посмеете отослать детей обратно! — воскликнула его жена. — Неужели вы позволите им...

Дон Педро сгорбился и уставился на стол.

Дон Энрике снова тяжело вздохнул.

— Сеньорита Елена, вы должны покинуть это место. И как можно быстрее. Я сказал посланцу Джахангира, что не знаю, где вы, но обещал найти вас. Он вернется завтра, забрать вас отсюда. В вашем распоряжении всего час. Вы должны сесть на корабль и отправиться в Европу.

— Вы бросаете вызов Моголу? — воскликнул дон Педро. — Это равносильно самоубийству для всех нас.

— Вы бы предпочли обречь своих внуков на мучительную смерть? — спросил дон Энрике. — Нет, корабль вскоре будет готов к отплытию. Он может пристать в Гоа и взять там воду и провизию.

— Это означает смерть для нас, — настаивал дон Педро. — Почему вы не отдадите Моголу женщину? Может быть, это удовлетворит его?

Елена презрительно взглянула на него.

— Сеньор, вы пугаете меня, — заявил дон Энрике. — Эта леди португалка и, значит, находится под моей защитой. В любом случае едва ли именно ее захочет заполучить Могол. Она последняя женщина из семьи Блантов; мальчик — ваш внук. Нет-нет, когда гонец вернется завтра, я скажу ему, что сеньорита Блант и дети, как мне стало известно, давно покинули страну и уже в море. Не вижу, как можно порицать нас за это.

Дон Педро вздохнул и прекратил свои возражения.

— Благодарю вас, ваше превосходительство, — сказала Елена. — Благодарю вас от всего сердца.

— Куда вы поедете? — спросила ее Маргарита.

— Сначала в Лиссабон, — решила Елена.

— Я поеду с вами, — решительно заявила Маргарита. — Я поеду с моими внуками.

— Ты? — закричал дон Педро.

— Почему нет? Ты обещаешь мне поездку домой, к моей семье, вот уже несколько лет. Я возьму Елену и детей в Толедо, где они будут в безопасности. И где и я тоже буду в безопасности.

Дон Педро вопросительно посмотрел на дона Энрике, который сразу понял, что было в голове испанского фактора.

Губернатор пожал плечами.

— О, вы тоже можете покинуть нас, дон Педро. И вам лучше поторопиться.

Елена стояла на корме и смотрела на убегающие огоньки Диу.

Донья Маргарита и ее ненавистный муж внизу заканчивали ужинать. Елена не имела понятия, подозревала ли Маргарита о полуночных визитах своего мужа в гостевую комнату. Но отныне ей не придется больше подвергаться подобным унижениям. Тот маленький отрезок жизни закончился. Очень маленький отрезок, надеялась она.

Ее не пугало это путешествие. Хотя она никогда раньше не плавала на корабле по морю, а тем более по океану. Здесь не предвиделось ужасов, идущих в сравнение с теми, что остались позади.

Ее семья уничтожена. Сейчас Елена вспомнила легенды, сложенные о них. О Ричарде Бланте и его копьеносцах. О его красивой жене-персиянке. О его удивительном путешествии и приключениях... о том, как он умер, сражаясь с мечом в руке за Могола... Но оставался и еще один Блант, ожидающий своей очереди продолжать традиции семьи, но пока это лишь трехлетний мальчик. Кажется, слава Блантов закатилась навсегда.

Неужели? Она так крепко схватилась за поручень, что пальцам стало больно. Только вчера она задавала себе вопрос, что ей делать дальше. Сейчас она твердо знала ответ.

Донья Маргарита стояла рядом с ней.

— Вы никогда не увидите этой земли снова, — сказала она. — И никто из нас, по воле Божьей, не вернется сюда.

Елена повернула голову в ее сторону.

— Почему так?

— Вы не можете даже в мыслях надеяться вернуться сюда, в эту ужасную страну!

— Здесь мой дом, — сказала Елена. — Так же, как и Ричарда-младшего. Когда-нибудь мы вернемся.

 

Книга четвертая

ВЕЛИКИЙ МОГОЛ

 

Глава 16

ПОВЕСА

— На один румб право руля, мистер Аткин, — скомандовал Френсис Дей.

Помощник капитана отдал приказ, и руль был положен на курс. Полуденный бриз дул в сторону берега, но галион двигался вперед со скоростью несколько узлов из-за водорослей, наросших на днище за время долгого пути из Англии. Беспокойные взгляды находящихся на палубе людей были устремлены на корму и на капитана. Корабль вошел в мелкий залив. До земли оставалось меньше мили. Английским морякам открылось необычное зрелище: белый пляж, за ним группа хижин, сооруженных на относительно расчищенной площадке, а дальше — на север и на юг — насколько мог охватить глаз простиралась сплошная стена зеленых джунглей. Вдали сквозь дрожащее знойное марево виднелись вершины высоких холмов, мерцающие на фоне голубого неба. Берег, к которому так стремились мореплаватели, быстро приближался.

— Вы ничего не помните из этого? — спросил Дей стоящего рядом мужчину, который был значительно выше него ростом.

— Может быть, как во сне, — ответил Ричард Блант-младший. — Слишком маленьким мальчиком я покинул эту землю, к тому же мы уезжали из города под названием Диу, расположенного на другом конце полуострова. Но вы-то сами узнаете этот берег? После двенадцати лет...

— Такой опыт не забывают. Мы пристали в том самом месте, в Мадраспатнам. Я покажу вам, где мы построили тогда свою факторию.

— Но она разрушена.

Дей пожал плечами.

— Император Джахангир разрешил компании Милденхола торговать, но не согласился, чтобы тот строил факторию рядом с португальцами в Диу. Пришлось отправиться на поиски другого места. Обогнув Цейлон, мы обнаружили эту бухту. Люди здесь казались дружелюбными, на полях произрастал рис, единственный продукт питания. Место мы посчитали идеальным, но и представить себе не могли, что необходимо поехать в Хайдарабад и получить разрешение султана Голконды. Султан разгневался на нас за своеволие и приказал факторию разрушить, нам пришлось спешно убираться отсюда.

— Около седьмой отметки, — послышалось сообщение лотового с носа.

— Малый вперед, мистер Аткин, — приказал Дей. — Приготовить якорь.

— Есть, — ответил помощник.

На пляже уже собралась толпа местных жителей, размахивающих руками, приветствуя приближающийся корабль.

Дей оглянулся и посмотрел на море за кормой. Ему очень хотелось, чтобы там никого не оказалось. У восточных берегов полуострова было мало шансов подвергнуться нападению. В отличие от арабов ни моголы, ни их подданные не были мореплавателями. Однако его предупреждали, что в этих водах можно встретить множество недружественных судов. Несмотря на неудачную попытку построить факторию на Хугли в дельте Ганга, где несколько месяцев назад португальцы были атакованы моголами и четыреста человек из них попали в рабство, они решили защищать свои привилегии. Португальцы относились к любому судну под чужим европейским флагом, как к вражескому. Немало хлопот могли доставить и датчане. Они силой оружия получили независимость от испанцев и послали свои корабли во все океаны мира. Датчане тоже были склонны сначала открывать огонь, а потом задавать вопросы.

— Значит, сейчас вы надеетесь на лучший исход? — спросил Ричард Блант. — Я уже сказал, что ничего не знаю про Голконду.

— Но вы говорите на их языке, к тому же на этот раз мы побываем в Хайдарабаде. Ясно, что Кутб Али был человеком сомнительного нрава, таким же, как император Джахангир... — Дей заколебался, зная, что отец человека, с которым он говорил, был убит последним Моголом. Не услышав ответа, он продолжил: — Но оба они умерли, так почему бы нам теперь не процветать? Я бы хотел, чтобы мы обосновались здесь как можно скорее.

В этом 1639 году исполнилось двенадцать лет со дня смерти Джахангира. После печального итога первой экспедиции директоров так называемой Ост-Индской компании пришлось долго убеждать согласиться попытать счастья в Индии еще раз.

— Заручившись вашей поддержкой, сэр Ричард, мы, без сомнения, можем надеяться на успех.

И снова молчание было ему ответом. Ричард Блант слыл человеком немногословным, но вдумчивым и серьезным. Он старался не афишировать свои взгляды, и на то имелись веские причины.

На Дальнем Востоке все знали историю Ричарда Бланта или, вернее, сагу о его знаменитых предках, в частности, о прославленном деде, служившем при дворе великого Акбара и помогавшем своему бессмертному патрону завоевать большинство из его бесчисленных земель.

Преуспел и отец Ричарда, однако жизнь его оборвалась трагически: после смерти Акбара он впал в немилость и был казнен. Это произошло больше тридцати лет назад, но Френсису Дею хотелось знать, чему научила внука Елена Блант. Научила ли его ненавидеть, воспитала ли в нем амбициозность? Одно было очевидно: она воспитала Ричарда солдатом. Англия не вела никаких войн за рубежом, так как король и его приверженцы предпочитали вести бесконечные баталии с парламентом о финансах. Ричарду Бланту, унаследовавшему боевой дух своих предков, не осталось ничего иного, как испытать свою судьбу в битвах за рубежом. Он сражался против Священной Римской империи, избрав служение Густаву Адольфу Шведскому. Под предводительством этого знаменитого военачальника он участвовал в сражениях при Брейтенфельде и Лютцене, показавших миру военный гений Густава. Именно на поле боя при Брейтенфельде Ричарда Бланта за храбрость произвел в рыцари сам король.

Но в Лютцене короля Густава убили, когда победа уже была за ним. В последующие годы война охватила Германию, Австрию и Богемию, превратив огромную территорию в театр боевых действий. Не найдя другой значительной личности, за которой он мог пойти безоглядно, Ричард Блант вернулся домой. Его тетка уже умерла, а сестра вышла замуж. Он же, ветеран, герой, рыцарь, до сих пор не имел цели в жизни. Именно тогда Ричард услышал об организации новой экспедиции в Индию.

Он предложил свои услуги несмотря на то, что ему уже исполнилось тридцать пять лет.

— Это зов моей крови, — объяснил он. — Ведь мать моего отца была раджпутской принцессой.

Он был и на самом деле смуглым, заметил Дей.

— К тому же я говорю на хинди, по-арабски и по-персидски. Всему этому меня научила тетя.

— Но вы враг Могола, — заметил Дей. — Даже с вашими достоинствами вы будете помехой в экспедиции.

— Мой отец выступал против Джахангира, — спокойно ответил Ричард. — Но тот уже умер. А разве нынешний император Шах-Джахан сам однажды не бунтовал против своего отца? Ныне стоящему у власти Моголу нет причин ненавидеть меня.

— Вы считаете Джахангира низким и трусливым отцеубийцей, — продолжал Дей, — но это мнение многие не разделяют. Вы когда-нибудь встречали Джона Милденхола?

— Он однажды, много лет назад, приезжал к моей тете.

— Тогда вы, наверное, знаете, что он встречался с императором Акбаром, прося торговых привилегий для компании, и ему было в них отказано.

— Возможно, причина тому — не слишком удачный момент: Акбар разбирался с мятежом Джахангира.

— Может быть, и так. Но когда Милденхол вернулся в Дели несколько лет спустя, то получил чего добивался. Причем от того самого Джахангира.

Именно Милденхол, вернувшись из второго, успешного, путешествия ко двору Могола, сообщил Елене подробности смерти Уильяма и Изабеллы Блантов и напомнил ей о ненавистном имени Спарту.

Ричард Блант едва помнил самого Милденхола — ему было всего пять лет, когда купец приезжал к Елене, — но рассказы купца неоднократно пересказывала ему тетя.

— Хорошо, что Могол осознал выгоду торговли с Англией, — сказал Блант. — Но не запоздали ли мы? Милденхол сейчас в несколько ином положении. Генерал Джахангира Махават-хан женился на одной из его дочерей без разрешения падишаха. Император принародно бил их кнутом. Конечно, это поступок мужчины...

— Безусловно его спровоцировали сделать это. Вы встречали сэра Томаса Роя или, возможно, читали его доклад? Он три года был послом при дворе Джахангира, и его хорошо принимали. В докладе он многое критиковал, в частности, продажность и безнравственность императорского двора, беспробудное пьянство самого императора. Но англичанин отметил, что император покровительствовал искусствам, литературе и живописи...

— Hyp Джахан была явно порочнее императора, — перебил его Ричард.

— Сэр Томас не считал ее такой, — возразил Дей. — Что же касается ее племянницы Арджуманд, которую называли Мумтаз Махал — Звездой Гарема, то сэр Томас находил ее еще красивее тетки. Она сейчас императрица.

— Это только имена для меня, сэр Дей. Скажу откровенно, мое мнение о Моголах не в счет. Я захотел вернуться в Индию потому, что понял: она для меня роднее Англии. И вот я предлагаю свои услуги Ост-Индской компании. От вас, сэр, я хочу только прямого ответа. Уверен, что могу предложить вам больше, чем любой другой англичанин. Однако решать вам.

— Помните, сэр Ричард, — сказал Дей, — если я приму ваши услуги, то для вас будут иметь значение только интересы компании.

— Глубина четыре фута, — донеслось с носа.

— Отдать якорь, мистер Аткин, — приказал Дей.

Земля была близко, он знал по опыту: те двадцать футов, что у них под килем, вынесут их к берегу, где прибой не так силен.

Дей снова взглянул на Ричарда Бланта, который смотрел на берег, прищурив глаза. Во время плавания сомнения Дея относительно того, правильно ли они поступили, пригласив Ричарда принять участие в экспедиции, усилились. За несколько месяцев, проведенных на корабле в непосредственной близости, он не только не узнал лучше своего странного помощника, но, кажется, стал еще меньше понимать его. Когда судно обогнуло мыс Доброй Надежды и вышло в Индийский океан, Блант стал еще молчаливее, все больше погружаясь в свои мысли. Или, возможно, в свои страхи.

— Вы проводите меня на берег, сэр Ричард? — пригласил Дей.

Тетя Елена рассказывала Ричарду о невыносимой здешней жаре, о тишине в лесу, внезапно прерываемой пронзительными криками обезьян, скрывающихся в ветвях деревьев, о нападающих на людей птицах. Он никогда не думал, что это все способно его напугать. За время своего участия в военных действиях он не раз глядел смерти в лицо, видел ее в самых различных проявлениях. Кроме того, принял как данность, что, вполне вероятно, здесь ему суждено будет встретить свою смерть.

Когда путешественники пристали к берегу, толпа местных жителей сразу же окружила их — мужчины и женщины, бедно и скудно одетые дети, совершенно голые, но, похоже, хорошо накормленные. Перед обширными рисовыми полями были разложены вытащенные на берег рыбацкие лодки. Некоторые из встречающих узнали Френсиса Дея. Они обращались к капитану на местном диалекте, и Ричард понимал только отдельные слова. Создавалось впечатление, что индийцы рады видеть англичан и их корабль.

— Погода, по моим расчетам, установилась хорошая на ближайшие четыре месяца, мистер Аткин, — сказал Дей своему помощнику. — У вас есть время вытащить судно на берег и очистить днище. Свежая вода в ручье. Местные жители продадут вам рис и рыбу. Снимите пушки, постройте частокол на берегу, к северу от рисовых полей. Это защитит вас в случае необходимости, однако вам следует любыми способами сохранить дружеские отношения с местными жителями и удерживайте команду подальше от индийских женщин.

Сэр Ричард и я должны возвратиться до начала муссонов. Если мы не вернемся, то при первых же признаках ухудшения погоды вы должны будете покинуть якорную стоянку и искать убежище на Цейлоне. Там есть несколько хорошо защищенных природных заливов. Попытайтесь не конфликтовать с местными жителями и португальцами.

— А с датчанами, мистер Дей?

— Конечно, и с датчанами тоже, но будьте готовы и защищаться. С окончанием муссонов вы вернетесь сюда. Если мы не встретим вас и не появимся спустя еще месяц, считайте нас погибшими и возвращайтесь в Англию. Все понятно?

— Да. — Аткин выглядел озабоченным тяжестью свалившейся на него ответственности.

— Тогда... мы уходим завтра на рассвете.

Залив, где высадились англичане, находился на довольно значительном расстоянии от границ империи Великих Моголов и располагался на территории султаната Голконда, одного из пяти государственных образований к югу от реки Нарбады, еще не присоединенных к Дели. Султанат оказался довольно незначительно заселен. По приказу Дея отряд из двадцати солдат и матросов снабдили изрядной суммой серебряных денег и новейшего образца мушкетами, более легкими и скорострельными. Отряд беспрепятственно продвигался на север.

Принимали англичан везде хорошо.

К своему удивлению, останавливаясь на ночлег в деревнях, участники экспедиции зачастую получали в подарок необработанные алмазы.

— Мне еще тетя рассказывала, что это самая богатая страна мира, — заметил Ричард.

— Меня озадачило, — признался Дей, — почему моголы до сих пор не дошли сюда, зная о богатствах, лежащих вокруг буквально под ногами.

— У них достаточно богатств в собственных владениях, — предположил Ричард.

Солдаты едва верили в свою удачу: каждый может вернуться в Англию с огромным состоянием в карманах... если, конечно, вернется.

Через реку Кришну переправились две недели спустя после выхода из Мадраспатнама, а еще через несколько дней прибыли в столицу Голконды Хайдарабад. Город построили меньше пятидесяти лет назад. Тогда старая столица Голконды, находившаяся в нескольких милях к северо-западу, по мнению правителей, перестала удовлетворять их запросы и к тому же оказалась нездоровым местом. Использовав сказочные богатства своих алмазных копей, султаны правящей династии Кутуб-шахи создали архитектурное чудо потрясающей красоты.

Место выбрали чрезвычайно живописное: на берегу реки Муси. Проложили прямые широкие улицы, места для жилых построек отвели подальше от шумных многолюдных торговых центров, устроили фонтаны и, конечно, выстроили восхитительные королевские дворцы, окруженные и разделенные прекрасными садами и парками.

— Бог мой, — воскликнул Дей, — да в сравнении с этим городом дымный Лондон похож на трущобы!

Но они еще не видели жемчужины этого города — Чарминара. Иначе как «архитектурной композицией» этот дворец не назовешь. Построенный в индо-сарацинском стиле, с четырьмя огромными арками, над которыми возвышается по минарету высотой в сто восемьдесят футов, Чарминар венчал собой центр города. Он определенно и предназначался для обозначения организующего начала города, еще до того, как был заложен первый кирпич.

— Земля чудес, — восхищался Дей.

Вскоре Дея и Ричарда пригласили к султану, который внимательно выслушал их предложения.

— Я слышал, что Биджапур получает значительные выгоды от торговли с португальцами, — сказал Абдулла-уд-Дин Кутуб. — Возможно, и мы сможем получать такие же, торгуя с Англией. Мой отец был недальновидным человеком, поэтому и отверг вас двенадцать лет назад. Однако сейчас, увы, я не волен принимать такие решения самостоятельно. Моголы дышат нам в затылок. Четыре года назад они потребовали, чтобы мы платили дань, когда же я отказался, мои армии были разбиты. Теперь я не более чем служебный придаток Шах-Джахана. — Он поднял мушкет, который только что был подарен ему. — Но все же у моголов нет таких мушкетов, как этот. Ваши люди принесут мне такие? И пушки. У моголов много пушек,

— Вы собираетесь воевать с моголами, ваше величество? — с изумлением произнес Дей.

— А что же, я должен до скончания века находиться у них в ярме? Кроме того, сейчас как раз подходящее время. Разве вы не слышали, что Шах-Джахан переживает смерть своей жены, и с каждым днем его печаль растет.

— Мумтаз Махал умерла?— удивился Дей.

— Несколько лет назад, и ее смерть стала страшным ударом для Могола. Говорят, он теперь часто бродит один по коридорам дворцов, ударяя себя в грудь, и зовет ее. Она была самая красивая женщина.

— Мы тоже слышали об этом.

— Говорят, он строит для нее мавзолей в Агре и хочет, чтобы это было самое красивое сооружение в мире из всех построенных. Ха! Он никогда не был в Хайдарабаде.

— Но если Мумтаз Махал умерла несколько лет назад и Могол до сих пор переживает ее смерть, кто же тогда ведет войну против вас?

— Его сын Дара Шикох, которого многие считают подлинным императором. Они грозные воины, эти моголы. Ваши люди помогут мне в войне против них?

— Ну... — растерялся Дей. В планы компании, безусловно, не входило участие в индийских войнах.

Ричард, молчавший до сих пор, пришел на помощь своему компаньону.

— Наша цель увидеть Могола после посещения Хайдарабада, ваше величество.

Султан нахмурился:

— Чтобы выдать мои намерения?

— О, конечно нет, — возразил Дей, бросив на Ричарда недовольный взгляд. — Мы собираемся торговать с любым народом Индии, а государство Великих Моголов самое большое на полуострове. Мы стремимся получить торговые привилегии, и ничего больше.

— Но мы можем рассказать вам о намерениях Могола, — предложил Ричард в виде компенсации.

Абдулла взвесил сказанное и согласился.

— Отправляйтесь в Агру и возвращайтесь ко мне. Скажите Моголу, что построить факторию в моей стране — это ваше желание, и посмотрите на реакцию императора. Самое лучшее вести с ним дела честно. Конечно, он заподозрит меня в предательстве и снова пошлет своих сыновей мучить меня. Но запомните хорошенько: если предадите меня, я захвачу ваш корабль со всем экипажем.

— Будьте спокойны, ваше величество, — пообещал Дей.

— Когда получите разрешение Могола и построите свою факторию, мы еще раз поговорим о товарах, которые вы будете возить в мою страну, — объявил султан.

— Ваша прямота чуть не погубила нашу экспедицию, — проворчал Дей, когда они с Ричардом обедали в предоставленных им покоях. За столом прислуживал богато одетый молодой человек. Группа танцовщиц, вся одежда которых состояла из золотых браслетов на ногах и руках, развлекала гостей. — Нас вовлекли в интригу. Я не хотел этого. Если директора узнают...

— Вы были вовлечены в интригу в тот самый момент, когда бросили якорь в Мадраспатнаме, — заметил Ричард. — Весь Индостан опутан сетью интриг. В наших обстоятельствах самое лучшее быть почтительными, но искренними с этими людьми. Они никогда не прощают обмана.

— Но сами зачастую прибегают к нему.

Ричард мрачно улыбнулся:

— Зная, какое наказание их ждет в случае неудачи, конечно.

Дей отлично понимал, что тот имеет в виду.

— Как вы думаете, сложившаяся ситуация, когда императрица умерла, а император забросил дела, обернется нам на пользу или во вред?

— Ничего не могу сказать, пока не увижу этого принца Дару. И его братьев, — ответил Ричард. — Мои познания в области истории Моголов подтверждают, что сыновья правящего султана почти всегда соперничают друг с другом. Может так случиться, что мы окажемся в Дели в момент перемен, которые сыграют нам на руку.

— Допустим, мы вернемся с победой, — мрачно предположил Дей. — Но что скажут директора, если мы окажемся втянутыми в индийскую политику?.. — Он принялся рассматривать танцовщиц, но тут музыка смолкла. Девушки, улыбаясь, стояли в ряд перед мужчинами. Их тела блестели от пота. — Скажите им, что все было очень хорошо.

— Девушки и сами знают, что очень хороши. И они готовы выполнить любое ваше желание, — объяснил Ричард.

— Любое? Каждая?

— Та, которую вы возьмете в постель. Можете взять и не одну. Для них это не имеет значения.

Дей смутился. Он явно соблазнился, все девушки были так привлекательны.

— А какую возьмете вы? — спросил он.

— Я вернулся в Индию не для того, чтобы спать с женщинами, — сурово бросил Ричард и покинул комнату.

«Очень странный парень», — подумал Дей и направился к девушке, которую счел самой привлекательной.

Пополнив запасы продовольствия, европейцы отправились в путь.

К концу следующей недели они достигли границ империи Великих Моголов. Хотя четких рубежей не существовало, разница между двумя государствами бросилась в глаза сразу. Народ Голконды имел несказанные богатства и владел самой красивой столицей, которую когда-либо видел Ричард Блант, но в то же время производил впечатление равнодушного к благоустройству своей жизни. Во владениях же Моголов царил порядок. Путешественники оказались на пшеничной земле — Малве — и могли видеть продуманную ирригационную систему, которая забирала воду из горных ручьев. Каждую деревню защищала собственная стена, превращая ее в крепость, пусть и маленькую. Однако население в деревнях было миролюбивым.

Первый хаким, перед которым англичанам пришлось предстать, встретил их вежливо. На него произвел неизгладимое впечатление пистолет, преподнесенный ему в дар путниками, — самое последнее достижение инженерной мысли в области огнестрельного оружия. Вес пистолета позволял стрелять из него одной рукой и поражать противника на расстоянии тридцати шагов.

— Это оружие называется пистолет, — объяснил Дей.

— Удивительная вещь, — восхищенно оценил Мансур Али, но сразу стал серьезным, когда услышал о намерении чужестранцев встретиться с Моголом.

— Сомневаюсь, что падишах захочет обсуждать с вами дела, — сказал он.

— Мы слышали, что можно обратиться к принцу Даре, — рискнул Дей.

— Действительно, большая часть вопросов государственного управления сосредоточена в руках принца, — согласился Мансур. — Но он сейчас на севере, сражается с афганцами и персами.

— А разве там идет война? — спросил Ричард.

Мансур пожал плечами.

— Моголы всегда воюют с афганцами и персами. Вы поедете в Лахор?

— Это очень далеко, — ответил Ричард. — Есть кто-нибудь из принцев поближе?

— Насколько я знаю, в Агре нет ни одного принца. Но можно отыскать другие пути... — Он замолчал, указав на пистолет.

Дей уже знал, что нужно делать в этом случае.

— Это, конечно, всего один из пары, — объяснил он и достал из сумки другой. — Я бы хотел, чтобы у вас были оба.

Мансур взвесил на руке оба пистолета.

— Отличное оружие. На самом деле восхитительное. Мне вот что пришло в голову: если хотите получить привилегии у падишаха, то лучше вам побывать в Агре и встретиться с принцессой Джахан-агой.

— С принцессой? — удивился Дей.

— Старшая дочь императора. Считается его любимицей. Она могла бы помочь вам, — он ухмыльнулся, — если вы ей понравитесь.

— Что же мы можем подарить принцессе? — задумался Дей. — Ей не интересны ни мушкеты, ни пистолеты. У нее наверняка имеются значительно более драгоценные камни, чем те, которые мы можем ей предложить. К женщине нужен особый подход. Только вот что удивительно: с каких это пор женщина получила влияние в мусульманском мире? Этот совет — не более чем пустой звук.

— Женщина всегда имела влияние, — возразил Ричард. — Даже если оно и не проявлялось прямолинейно.

— Может быть, но мусульманские женщины не встречаются с незнакомыми мужчинами.

— Мусульманское понимание места женщины в обществе у моголов смягчено индусскими традициями, — продолжал Ричард. — Поэтому у них не принято устраивать гаремы, разве только у людей с ортодоксальными взглядами. Думаю, эта принцесса даст нам надежду добраться до шаха, или, по крайней мере, до его уха. Что касается подарков, то я не могу себе представить, что же мы можем ей преподнести.

Дей уже считал свое путешествие провалившимся, но даже у него в душе затеплилась надежда, когда они добрались до Агры — жемчужины государства Великих Моголов. Проходя через Фатехпур Сикри, Ричард увидел остатки гробницы своего деда, превращенные в руины.

Вскоре их взорам предстали стены Агры. Путники дивились величию Жемчужной мечети. С восхищением осматривали сооружение, возводимое за городом. Его называли Тадж-Махал, что означало Корона Гарема. До завершения строительства было еще далеко, но мерцающий белый мрамор и красный песчаник стен, поднимающихся из-за резного ограждения, выдавал намерение Могола создать самое красивое сооружение в мире. И он вполне мог достичь задуманного.

Путешественников проводили к хакиму, который оказался совершенно бескомпромиссным.

— Их величество падишах не дает аудиенций, — сказал он решительно. — Он по-прежнему в глубокой печали.

— Мы слышали об этом, — сказал Ричард, ведущий переговоры, поскольку свободно владел персидским языком. — Но мы проделали такой дальний путь, и у нас много предложений Моголу. Нельзя ли нам поговорить с кем-нибудь из высокопоставленных лиц?

— Меня вам недостаточно? — рассердился Касым-хан.

— Мы относимся к вам с величайшим уважением, ваше величество, но имеете ли вы власть предоставить нам торговые привилегии?

— Конечно нет!

— Ну, тогда... Кто-нибудь из дома Могола, может быть? Мы слышали, ее высочество принцесса Джахан-ага проявляет интерес к таким делам... — Он замолчал.

— Вы хотите встретиться с принцессой?! Это неслыханно! Кто сказал вам о ней?

— Мансур Али, хаким Джанси.

— Мансур Али... — Касым-хан нахмурился.

— Возможна ли аудиенция у принцессы? Кстати, этот испанский клинок мы бы хотели преподнести вашему величеству.

Касым-хан взял шпагу.

— О Аллах! — воскликнул он. — Я видел такое оружие во дворцовом музее. Оно принадлежало великому Блант-бахадуру, который сражался рядом с Бабуром Львом.

— Вы знали Блант-бахадура? — тихо спросил Ричард.

— Нет, он жил около ста лет назад. Я знал второго Блант-бахадура, командира гвардии великого Акбара. И его сына... — Он посмотрел на Ричарда.

— Его сына? — переспросил Ричард.

— О Аллах, — пробормотал Касым, пристально вглядываясь в него. Благоговение невольно проступило во всем облике хакима.

Дей с беспокойством смотрел то на одного, то на другого, поняв всего несколько слов из разговора.

— Я ищу только то, что принадлежит мне по рождению, — сказал Ричард.

— Блант, — еле слышно произнес Касым. — Восстал из могилы.

— Так вы поможете нам встретиться с падишахом? Или с принцессой.

Касым внимательно рассматривал шпагу, ее клинок и рукоять. После непродолжительной паузы он сказал:

— Приходите завтра утром во внутренний двор дворца, и я отвечу на ваш вопрос.

На следующее утро, как и было приказано, они оба отправились во дворец и были допущены во двор. Там уже собралось около тридцати мужчин, которые стояли группками по нескольку человек, переговариваясь вполголоса. Все они надеялись получить аудиенцию у императора или его визиря. Приход англичан сразу же привлек внимание присутствующих. Они с любопытством рассматривали большие фетровые шляпы пришедших, их ниспадающие рюши с отделанными бахромой краями, зашнурованные камзолы, кожаные туфли и необычные мечи. Но ни один не заговорил с ними.

— Давайте пока погуляем, — предложил Ричард Дею, и они принялись медленно прохаживаться, а Ричард тем временем старался получше осмотреться. Внутренний двор был совершенно открыт. Они находились под постоянным наблюдением стражников и многочисленных домоправителей, сторожащих ведущие во внутренние покои дворца двери. Касым-хана нигде не было видно.

Над двором со всех сторон возвышались многоэтажные постройки дворца. Верхние этажи над воротами, несомненно, были заняты охраняющими дворец солдатами. Окна нижних этажей закрывала частая резная решетка, скрывающая всякого за ней стоящего. Ричард почувствовал слабое покалывание волос на шее.

— Думаю, что нас рассматривают, — прошептал он.

Дей поднял голову.

— Есть все основания предположить, что это именно так, — согласился он. — Возможно, мы напрасно тратим время.

Получалось, что так оно и было, ведь они гуляли уже добрых полчаса. Неожиданно они увидели направляющегося к ним по одной из галерей Касым-хана.

— Господа, у меня для вас хорошие новости. Блант-сахиб получит аудиенцию.

— А мне что делать? — попытался напомнить о себе Дей.

— Ждите здесь, — посоветовал Касым. — Возможно, и вас пригласят, если возникнет необходимость во время разговора.

Сердце Ричарда трепетало, когда он шел следом за Касымом по завешенному богатой драпировкой коридору, а затем через второй коридор, ведущий в покои.

Его выбрали потому, что его имя Блант.

— Позвольте дать вам совет, Блант-сахиб, — произнес Касым. — Будьте осмотрительны во всем, взвешивайте каждое слово, что скажете на приеме.

— Я запомню это, — кивнул Ричард.

Наконец они достигли огромных двустворчатых, украшенных тончайшей резьбой дверей. Два стражника, стоящих по обе стороны перед ними, отсалютовали Касым-хану, и створки разошлись в стороны.

— Сейчас вы предстанете перед ее высочеством, — прошептал Касым.

Он провел Бланта вперед, низко склонившись задолго до того, как достиг стула в центре комнаты, и изображая салам. Ричард, как сумел, последовал его примеру. Своим зорким и цепким глазом солдата он окинул все вокруг.

Комната оказалась большая, с высоким потолком и широкими стенами. Полы устилали роскошные ковры. Стены были задрапированы узорчатыми тканями, а потолок расписан играющими человеческими фигурами: мужчинами и женщинами, что противоречило ортодоксальным мусульманским законам, чем и было интересно само по себе.

В комнате присутствовало несколько женщин. И не было ни одного мужчины, кроме самого Касым-хана. Женщины оказались очень молоды и привлекательны. Цвет их кожи представлял все оттенки от бледного раджпутского, или персидского, до темного цвета Южной Индии. Все одеты в многоцветные сари и блистали золотыми украшениями. Но прочих затмевала сидящая на стуле женщина.

Джахан-аге, как предположил Ричард, было около двадцати пяти лет. Можно было сразу определить, что она маленького роста, чуть больше пяти футов. Стройная. В белом сари, показывающем, что она до сих пор скорбит по своей матери. Ее босые ноги покоились на подушке. Конец сари покрывал голову, как было принято, но из-под него выбивались пряди черных волос. Она не носила украшений. Отсутствовал даже обычный золотой браслет на ноге. Именно ее лицо с безупречной бледной кожей привлекало особое внимание. На первый взгляд самое нежное лицо, которое когда-либо видел Ричард, слегка вытянутое, с тонкими чертами, тонким ртом, прямым маленьким носом и широко посаженными глазами. Нет, даже не само лицо, а притягательные зеленые глаза, юные, блестящие и ясные, в которых, однако, таилась готовность в любой момент дать отпор окружающему миру.

— Это вас зовут Блант? — спросила она по-персидски. Ее голос был так же чист, как и глаза. И говорила она так тихо, что, казалось, вот-вот перейдет на шепот.

Ричард поклонился.

— Подойдите ближе.

Он приблизился и встал прямо перед стулом. Ее глаза словно ласкали его. Но он помнил: ее дед убил его отца. Это невозможно забыть.

— Касым-хан, ты можешь идти, — сказала принцесса. Хаким поклонился и вышел из комнаты. Дверь тихо прикрыли. Ричард остался один перед женщинами. Он был все время настороже, невольно ожидая чего-то нового для себя.

Одна из служанок принесла подушку и положила ее на ковер, показав тем самым, что он может сесть.

Ричард взглянул на принцессу и получил легкий кивок в ответ. Подушку положили очень близко к стулу. Когда он сел, то уловил запах благовоний, исходящий от нее.

— С мечом на боку сидеть трудно, — заметила ага. — К тому же неприлично приходить на прием к женщине вооруженным.

Ричард снял перевязь и передал стоящей рядом служанке. Другая служанка тут же оказалась рядом и протянула ему чашу.

— Выпейте, — сказала Джахан-ага.

Он заколебался, питье могло быть отравлено. Но зачем принцессе нужно травить его, если та могла просто приказать отрубить ему голову? Он выпил и слегка поморщился.

— Это кумыс, — сказала она. — Вы не пробовали его раньше?

— Наверное, пробовал, когда был мальчиком.

— Расскажите мне о своем детстве.

Ричард вынужден был отчаянно фантазировать.

— Свои первые годы я провел в этом городе, — сказал он, — когда мой отец служил великому Акбару.

— До того, как поднял мятеж против моего деда. — Она пристально посмотрела на него, а затем продолжала: — Выпейте еще молока.

Несомненно, она заметила, что ему не понравился вкус напитка. Но у Ричарда не было выбора, и он подчинился. Теперь страх возобладал над ожиданием каких-то благ. Он был полностью во власти этой женщины. И в это положение поставил себя сам.

— Вы верите, что Акбар был отравлен? — спросила она.

— Не знаю, ваше высочество. Я был всего-навсего ребенком, когда расстался со своим отцом.

— А я еще не родилась в то время, — заметила она. — Ваш отец сражался за моего дядю принца Хусро. Вы знаете, что мой отец убил принца Хусро?

Он чувствовал, что принцесса, несомненно, хочет его погибели. И все же был убежден, что спасение полностью зависит от его искренности. Если она вдруг позовет палачей, он сможет, по крайней мере, сначала получить удовлетворение, задушив ее.

— Я помню по рассказам, что принц Хусро был осужден на пожизненное заключение.

— Он оставался врагом моего отца даже в тюрьме. Человек, за которого сражался ваш отец, — ответила она.

— Мой отец сражался против императора Джахангира, ваше высочество, за то, что он считал правдой. Как я понимаю, ваш отец делал тоже,

Еще один долгий взгляд.

— А вы смелый, — сказала она наконец. — Слышала, что это отличительная черта Блантов. Я также слышала об их чести и высоком военном искусстве. И вы солдат, Блант?

— Я самый великий воин среди Блантов. Моя слава гремит по всей Европе.

У аги поднялись брови.

— Тогда вы нас осчастливили, — произнесла она слегка загадочно. — Почему вы вернулись в Индостан?

— Индостан — мой истинный дом, ваше высочество. Моя бабушка была раджпутской принцессой.

— Но Касым-хан сказал мне, что вы приехали сюда как купец искать уступок у моего отца.

— Это всего-навсего способ, прибегнув к которому я смог вернуться сюда. Я вынужден был стать посланцем английской компании, которая и организовала экспедицию, и прошу восстановить привилегии, данные Джону Милденхолу императором Джахангиром тридцать лет назад.

Некоторое время она молча смотрела на него, а затем сказала:

— Обычно, когда хотят получить уступки, предлагают подходящие подарки, Блант.

— Увы, ваше высочество, мой спутник и я не могли себе представить, что попадем на прием к вам. У нас отличные пистолеты, мечи, но...

— Ничего, что могло заинтересовать бесполезную женщину.

— Вас невозможно считать бесполезной женщиной.

Ее брови приподнялись снова. Возможно, она не привыкла к подобной смелости.

— Итак, сейчас мы не готовы по достоинству одарить вас, — продолжил он до того, как она смогла ответить. — Но обещаю, что, если вы поддержите нас, можете просить что угодно из имеющегося в Европе. И вы получите ваш заказ в следующий наш приезд.

— Что я хочу? — задумалась она. — Есть ли в Европе что-то, чего мне бы хотелось, Блант?

— Не знаю, ваше высочество, но мы сможем предложить многое.

Они посмотрели друг на друга. Затем ее взгляд скользнул сверху вниз по его телу.

— Вы голодны? — спросила она.

— Ваше высочество...

— Я хочу есть, — сказала она, — и приглашаю вас пообедать со мной.

— Это большая честь для меня, ваше высочество.

Принцесса посмотрела на своих девушек, и тут же две из них выступили вперед.

— Блант-сахиб и я будем обедать, — сказала она.

Девушки поклонились, и принцесса медленно поднялась. Ричард поспешно вскочил на ноги, неуверенный, должен ли он помочь ей или этого нельзя делать по этикету. Ее голые ноги коснулись ковра. Она выпрямилась. Как он и предполагал, принцесса оказалась крошечного роста.

Принцесса направилась к двери, оставляя за собой волну аромата благовоний. Ричард колебался: идти за ней или нет, и тут увидел ободряющий кивок одной из девушек. Торопясь за принцессой, он прошел во внутренний дворик, маленький, но прекрасный своими резными балюстрадой и потолком. Только в самом центре проглядывало небо. Под падающим сверху светом переливалась хрустально-чистая вода бассейна. В глубину вело несколько мраморных ступенек. По одну сторону бассейна стоял диван, на который и села принцесса.

— Идите сюда. Садитесь, — пригласила она Ричарда. Молодой человек подчинился, чувствуя ее власть над собой. Он был от природы воздержан, и особенно в отношении женщин. Армия Густава Адольфа следовала королевскому указу и считалась самой благопристойной. Сношения разрешались солдатам только с женами, а насилие над побежденными каралось смертью. На протяжении тридцати шести лет жизни опыт Ричарда сводился к случайным связям с проститутками. И все же он сообразил, что эта женщина соблазняет его, стремится показать свою неотразимость. До какой степени при этом простирается ее добродетель, если только добродетель присуща ей, он не мог понять. Почему она выбрала именно его... и как далеко зайдет. Для него же зайти далеко или проявить чрезмерную нерешительность могло оказаться одинаково гибельным.

Принцесса, как и раньше, сложила ноги перед собой, но теперь она откинулась на подушку. Тотчас девушки внесли блюда с карри и другими деликатесами. И стали кормить свою хозяйку, смешивая мясо с рисом и отправляя все это прямо ей в рот.

То же самое они хотели проделать и с ним. Принцесса наблюдала за молодым человеком.

Как далеко он зашел, начав исключительно как проситель, готовый довольствоваться любыми крохами от ее щедрости. Она пригласила его в свой сад, стала угощать. А это — самая высокая честь, которую может оказать мусульманин пришельцу. Он не сомневался, что ей хочется познать секреты и силы, скрытые в нем.

Впрочем, почему нет? Какая разница, где лежит ключ к успеху? Она была наверняка самая соблазнительная женщина, какой он когда-либо обладал.

Не раздумывая долго, он жестом остановил девушку, которая пыталась накормить его. Затем повернулся к принцессе и оперся коленом левой ноги о диван, зная, что его короткие штаны при этом натянулись.

Она посмотрела на него, сохраняя на лице полное безразличие.

— Простите, ваше высочество, но в противном случае я не имел бы возможности видеть ваше лицо, — объяснил он свое действие.

Принцесса принялась есть, Блант последовал ее примеру. Никто не нарушал молчания. Девушки кормили их приправленным цыпленком, ягненком с карри, пресным хлебом и райтой — огуречным салатом с йогуртом. Еда была очень вкусная, компания изысканная, только слишком уж молчаливая. Лишь журчание постоянно льющейся воды в бассейне нарушало тишину.

Когда с едой было покончено, девушки принесли шербет со льдом и промокнули им губы хлопковыми салфетками. Служанки поставили чашу с фруктами рядом с диваном и по знаку принцессы покинули сад.

Во время еды уверенности у Ричарда прибавилось. Он почувствовал, что может справиться с любыми неожиданностями, которые готовила ему эта удивительная женщина. Однако он не ожидал, что придется остаться с ней наедине. Он сдерживал себя, но чувствовал, что не может долго смотреть на нее, а она не спускала с него своих глаз, даже моргала редко.

— Я бы съела персик, — сказала она.

Он протянул руку к вазе и выбрал один. Затем надо было снять ногу с дивана и встать, чтобы предложить фрукт принцессе.

— Сядьте сюда, — приказала она.

Он опустился на подушки рядом с ней, его бедро находилось рядом с ее бедром. И снова запах исходящих от нее благовоний окутал его.

— Покормите меня, — велела она.

Он облизал губы. Поднес персик к ее рту. Принцесса вонзила в спелый плод зубы, и сок обрызгал ей щеки. Она посмотрела на Ричарда, не откусывая кусочек совсем. Она требовала что-то глазами, приказывала ему. Он, тяжело вздохнув, подался вперед и вонзил зубы в ту часть персика, которая торчала у нее изо рта.

Их губы соприкоснулись. Он положил свою руку на ее ладонь. Ему с трудом верилось в происходящее. В то, что в его объятиях оказалась мусульманская принцесса.

Она взялась за персик рукой, и Ричард отодвинул голову. Персик полетел на пол, ага обеими руками притянула его голову к своей. Их губы сомкнулись, и Ричард почувствовал прикосновение ее языка.

Он не знал, что делать со своими руками. Но еще до того, как он на что-то решился, принцесса откинула голову.

— Кто послал тебя ко мне? — спросила она.

— Мансур Али из Джанси.

— Мансур?! — улыбнулась она. — Он верный слуга. Думаю, Блант, у тебя есть, что дать мне в подарок. Дать то, чем ты владеешь. Здесь и сейчас.

Он потянулся к ней. Принцесса засмеялась и встала. Не успел он и глазом моргнуть, как сари соскользнуло с нее на пол. Она, переступив одежду, направилась к бассейну. Медленно спускаясь в воду по ступеням, она давала Ричарду время насладиться привлекательностью ее тела. Как он и предполагал, она была отлично сложена и очень соблазнительна. Отплыв к другому концу бассейна, она повернулась к нему лицом. Ее волосы были искусно собраны и скреплены золотой заколкой.

— Вам не жарко, Блант? — спросила она.

Ричард не мог остановиться на полпути. Он скинул туфли, разделся, каждую минуту ожидая, что его схватят стражники и потащат на ужасную казнь, обвинив в святотатстве и, несомненно, в оскорблении правителя.

А ведь он совсем недавно говорил Дею, что приехал в Индию не для того, чтобы спать с женщинами.

Принцесса стояла в дальнем конце бассейна, облокотившись спиной о мозаичную стену из плиток, раскинув руки в стороны и положив их на край водоема. С каждым вздохом ее маленькие, совершенной формы груди появлялись из воды, чтобы через мгновение исчезнуть снова.

Опустившись в бассейн, Ричард увидел, что глубина в нем всего около пяти футов. Раздвигая грудью воду, он двинулся к улыбающейся принцессе.

— У вас прекрасная фигура, Блант, — заметила она. — Вы собираетесь заставить меня кричать от удовольствия?

Непонятно, то ли она хотела этого, то ли нет, но Ричард был уже рядом с ней. Она могла почувствовать его прикосновение. Ага обвила шею молодого человека руками и поцеловала его. Затем ее ноги раздвинулись в разные стороны, чтобы обвить его бедра.

Он вошел в нее прежде, чем сообразил, что делает. Она громко вскрикнула, то ли от боли, то ли от удовольствия. Его тело, крепко обвитое руками и ногами женщины, оказалось полностью в ее власти.

— Ты варвар, — выдохнула Джахан-ага ему в ухо. — Варвар! — Она откинула голову. — Отнеси меня на софу.

Ричард поднял ее на руки и по ступенькам вынес наверх. Около дивана он остановился в нерешительности: они ведь мокрые, однако ее это совершенно не волновало, и через мгновение они уже лежали среди подушек.

— А сейчас... — начала было принцесса.

— Ваше высочество, — запыхавшись вбежала во внутренний дворик одна из служанок, — ваше высочество...

Ага села.

— Тебя высекут, — резко бросила она. Ее голос походил на удар кнута.

Девушка упала на колени перед хозяйкой.

— Но, ваше высочество... Падишах идет.

Ага мгновение хмуро глядела на нее, затем повернулась к Ричарду.

— Ты должен уйти. Он ревнивый. Приходи завтра. Вы получите то, что хотите, но ты останешься в Агре — это мое условие. А сейчас возьми свою одежду и ступай за девушкой. Спеши!

 

Глава 17

ПРИНЦЕССА

Ричарду пришлось поторопить основательно истомившегося и потерявшего терпение Френсиса Дея вернуться домой, поскольку он не рискнул сразу рассказать, что с ним произошло. Да и потом предостерег капитана никому не говорить о случившемся. Хозяин судна смотрел на него в испуге.

— Вы переспали с дочерью султана? В мусульманской стране. О Боже! Мы уже на колу, в этом нет сомнения.

— Поверьте мне, Френсис, я также смущен, как и вы, — объяснил Ричард. — Это вовсе не моя инициатива. Я поступил по ее велению. И скажу вам, все ее угрозы в мой адрес притворны. Обе ее служанки и Касым-хан, да, думаю, и Мансур Али знали, что произойдет еще до того, как приглашали меня встретиться с ней.

— Думаете, что она своего рода императорствующая шлюха!

— Все может быть. Она определенно не девственница. Но убежден: она выполнит свое обещание.

— И вы будете счастливы остаться здесь с петлей на шее?

— Это дом моей семьи, — сказал Ричард. — Почему я не могу здесь жить? Кроме того, — добавил он, — разве я и в этом случае не служу компании?

Однако, несмотря на внешнюю беспечность, Ричарду Бланту было о чем подумать. Дей совершенно прав: даже если принцесса приказала ему, все равно он совершил самое ужасное преступление по законам мусульманского мира. Более ужасным было разве что богохульство против Пророка. Но он был явно не первым мужчиной, уступившим чарам принцессы. Возможно, она и в самом деле своеобразное чудовище в женском обличье, вступающее в связь с мужчиной только ради удовольствия уничтожить его в дальнейшем. Словом, история о Клеопатре Египетской повторилась с ним, хотя он не верил, что все именно так. Она могла бы просто посадить его в тюрьму, чтобы получать удовольствие от его страданий. А ведь принцесса поставила условием для получения компанией льгот его пребывание в Агре.

О своем отце она сказала: «Он очень ревнивый». Отец, конечно, может ревновать свою дочь. Но ага сказала об этом так, будто он был ее любовником. Как говорил Касым-хан, принцесса — живое воплощение своей умершей матери — женщины, о которой скорбел до умопомрачения ее всемогущий отец. Неужели подозрения Ричарда окажутся правдой? Тогда эта семья стремится к самоуничтожению.

Она хочет, чтобы он остался в Агре. Разве не этого же самого желает и он сам? Ему многое нужно сделать. Ему нужно вернуть своей семье былую удачу. А если удастся, то и рассчитаться со Спарту.

Как ему отказаться от своей судьбы, если ему суждено совершить это. И все-таки он трепетал при мысли, что ему предстоит вновь наедине встречаться с принцессой.

Невзирая на все опасения, Френсис Дей тоже был на следующее утро во дворце вместе с Ричардом. На этот раз после небольшой задержки им обоим показали дорогу в приемные покои принцессы.

Все выглядело точно так, как вчера, только на агe было бледно-голубое сари. Она встретила мужчин надменным взглядом. Ричарду трудно было представить, что именно ее он держал в своих объятиях обнаженной каких-нибудь двадцать четыре часа назад.

— Я сообщила о вашей просьбе падишаху, моему отцу, — объявила она. — Ему доставило удовольствие ваше предложение и понравилась идея построить факторию для ваших товаров. Где вы собираетесь ее расположить?

— На юге Голконды, ваше высочество, — объяснил Дей. — Там есть залив, в котором, если последует высочайшее разрешение на строительство волнолома, наши слуги смогут безопасно бросать якоря. Это место называется Мадраспатнам.

— Южная Голконда далеко от Агры, тем не менее пусть так и будет. Вы спрашивали разрешение султана?

— Мы сделали это, ваше высочество. Султан Голконды любезно согласился с нашей просьбой. Но хотел, чтобы мы получили разрешение падишаха.

Ага улыбнулась:

— Теперь у вас есть и разрешение падишаха. Но при одном условии. Падишах считает, что вашей компании нужно иметь своего представителя в Агре. Я уже говорила об этом Блант-сахибу. Он согласился быть таким представителем.

Дей поклонился, не осмеливаясь взглянуть на Ричарда.

— Ему предоставят помещение и слуг. Он будет действовать как ваш агент по всем вопросам, — сказала ага.

Дей поклонился снова и поспешил спросить:

— Чем моя компания может отблагодарить ваше высочество за помощь в нашем деле?

Он выпрямился, чтобы посмотреть прямо в глаза принцессе. Их взгляды встретились. Несколько секунд они глядели друг другу в глаза. Принцесса улыбнулась:

— Вы очень любезны. Но у меня есть все, что я бы хотела... Вы свободны. Блант-сахиб, останьтесь пока. Мы обсудим планы вашего размещения.

Ричард в свою очередь поклонился. Его сердце ликовало.

Ага была нетерпелива. Ее лишили вчера добычи. Служанки были отосланы, и они сразу занялись любовью на диване во внутреннем дворе. Как и вчера, она закричала во время акта. Но теперь он знал, что кричит она от удовольствия. Сегодня Ричард и сам в полной мере насладился ее несравненной красотой,

Когда она пресытилась, он, лаская ее грудь, осторожно поинтересовался:

— Падишах снова придет сегодня?

Глаза аги оставались закрытыми.

— Не сегодня, — сказала она. — Он стар. В его годы силы уже не те.

Ее слова, казалось, подтверждали подозрение Ричарда, но он не осмелился расспрашивать ее подробнее, она и так была на удивление откровенна.

— Вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

— Говорят, что я красивее моей матери. А она была самой красивой в свое время. Вы знали ее?

— Я был тогда ребенком, вынужденным покинуть Индостан.

— Ее звали Арджуманд. Она доводилась племянницей Hyp Джахан, моей великой тети, — сказала ага. — Та была очень красива.

— Удивляюсь, что такая красивая женщина, как вы, и до сих пор не замужем? — осмелился спросить Ричард.

Ага улыбнулась:

— А я замужем, Блант. Но мой муж — хаким приграничной области. Он очень далеко, чтобы беспокоить меня.

— Но если он узнает обо мне...

— И попытается отомстить за оскорбление своего мужского достоинства? — Глаза аги открылись. — Он знает, что умрет в этом случае. — Она улыбнулась: — Так будет до тех пор, пока ты не перестанешь радовать меня.

Вдруг принцесса села. Его рука соскользнула с живота на колено женщины.

— Позже, — сказала она.

Он убрал руку. Она встала и вошла в бассейн.

— Иди со мной, — бросила она через плечо.

Ее волосы распустились и рассыпались по воде. Так она казалась еще красивее. Но он понимал, что занимается любовью, может быть, с самой опасной женщиной, которую когда-либо знал.

Ричард последовал за ней и обнял ее в воде.

— Зачем ты вернулся в Индостан? — спросила она.

— Я родился здесь, ваше высочество.

— Мой дед казнил твоих родителей, — сказала она. — Это хорошо известно.

— Это произошло много лет назад.

— Сын мятежника тоже может считаться мятежником.

— А дочь, ваше высочество?

Они посмотрели в глаза друг другу. Ага улыбнулась.

— Ты много знаешь, Блант-сахиб. Наверное, слишком много. Мой отец на самом деле выступал против Покорителя Мира. Он потерпел поражение и вынужден был жить в изгнании. Но в отличие от Джахангира и моего отца женщины не поддерживали вражду. Hyp Джахан и Мумтаз Махал не могли считать друг друга врагами. Так мой отец и Джахангир помирились. Позже мой отец унаследовал титул падишаха. Сейчас он очень расстроен. Ты знаешь об этом?

— Только слухи, ваше высочество.

— Отец очень нежно любил мою мать. Это благо для обычного человека, но опасная слабость для императора. И так же как у Джахангира, у моего отца четверо сыновей.

— Но все они верны падишаху, — заметил Ричард, — так я слышал.

— Пока, да, — согласилась ага. — Возможно, им не достает ума для другого. Все же правитель должен быть осторожен со своими сыновьями. Я расскажу тебе о них.

Принцесса вышла из воды и хлопнула в ладоши. Тотчас появились служанки с полотенцами и стали вытирать стекающую с их волос и тел воду. Потом любовники сели на диван, ожидая еды.

— Я самая старшая из детей Арджуманд, — начала ага. — У меня несколько сестер, но они не в счет. Мой брат, рожденный моей матерью, назван Дара. Он великий воин. Ничего в жизни не желает большего, чем сражаться с нашими многочисленными врагами, что и делает сейчас. Дара очень не похож на моего отца: он высокомерен и агрессивен, мечтает быть вторым Джахангиром. Мой второй брат, Шуджа, сейчас в Дели проверяет сбор налогов. Он очень полезный помощник отца во всех делах, только слишком любит выпить. И умственные способности его весьма неустойчивы. Самому младшему, Мураду, нет еще и двенадцати. Он тоже не в счет, потому что интересуется только плотскими удовольствиями.

Она на некоторое время замолчала: возможно, размышляла о своих собственных пристрастиях к удовольствиям, а затем продолжала:

— Четвертого брата зовут Мутри-уд-Дин Мохаммед, но все его называют Аурангзеб. Ты знаешь, что это значит?

— Хм... Украшение Трона.

— Как глупы эти прозвища, — размышляла ага. — Моего деда звали Джахангиром, Покорителем Мира, а он ничего не завоевал. Моего отца зовут Кхуран, что значит Счастливый, а он самый несчастный из людей. А этот мой брат... Ему двадцать два года. Как и Дара, он солдат. Падишах думает, что он будет великим воином, таким же, как Бабур.

— Мой родственник и однофамилец служил Бабуру, — напомнил ей Ричард.

— Я знаю это. Но я бы не хотела, чтобы ты служил Аурангзебу. Он, возможно, и великий воин, но уж слишком задумчив и молчалив. Он смотрит на меня и молчит. Он смотрит на отца, видит, как убывают его силы, и молчит. В отличие от отца он очень нетерпим: проводит много времени в мечети, и когда выходит оттуда, то глядит на индусов с ненавистью. Однако еще сам великий Акбар объявил, что все люди равны перед Богом, если дело касается религии.

— Вы не любите своего брата? — спросил Ричард.

— Это он не любит меня, — поправила она. — Когда он в Агре, то молча смотрит на меня. А в его глазах я вижу гнев. Он не одобряет моего образа жизни.

Ричард не стал говорить принцессе, будто не думает, что нашелся хотя бы один чей-нибудь брат на земле, который одобрил бы образ жизни сестры, подобный ее.

— Если он когда-нибудь станет падишахом, — мрачно добавила она, — то для всех, к кому я благосклонна, наступят трудные времена.

Ричард твердо выдержал ее взгляд.

— Но они выставят свои мечи в мою защиту и в защиту моего отца.

— Я понял, ваше высочество, — согласился Ричард, хотя подумал, что вовсе не собирается сражаться, защищая сына Джахангира. Он не смог удержаться от вопроса: — А нас много?

Ага засмеялась:

— Уверена, нет ни одного такого могучего воина, как ты, Блант-сахиб.

Как только имущество привели в порядок, Дей с отрядом собрался выступить в обратный путь в Голконду, а оттуда в Мадраспатнам. Ричард простился со своими соотечественниками у входа в арендованный ими дом.

— Я верю, что вы еще будете здесь, когда я пришлю вам сообщение, — сказал Дей хмуро.

Ричард ухмыльнулся:

— Надеюсь, вы окажетесь на побережье, когда мне вдруг придется спешно бежать из Индии.

Дей хлопнул его по ладони.

— Пусть никогда не наступит такой день.

Через две недели Ричарду предоставили дом. По воле случая это оказался старый дом Блантов, пустовавший почти тридцать лет. Он, конечно, не мог помнить ничего из того времени, когда жил здесь, но ходил по коридорам, мимо высохших, забитых грязью фонтанов, во двориках с таким чувством, словно вернулся в родной дом после долгого отсутствия. Его сопровождал Биркал Абас, управляющий аги. Мастера уже трудились над возрождением былого великолепия.

— Ее высочество распорядились не жалеть средств на восстановление дворца для знаменитого воина.

— Отлично, — порадовался Ричард.

— А это ваши слуги.

Биркал привел его на кухню, где собрались двенадцать человек: шестеро мужчин и шесть женщин. Или, скорее, как смекнул Ричард, одна женщина и один мужчина, остальные мальчики и девочки, каждому из них было не больше пятнадцати лет. И все очень хорошенькие.

— Я сам выбирал их, — похвалился Биркал. — Используйте их как хотите, но помните: моя госпожа — она и ваша госпожа.

— Запомню, — ответил Ричард.

Помимо дома он получил приличное содержание. Это было видно с первого взгляда. Ричард прекрасно сознавал, что его нынешнее положение обусловлено вовсе не ролью представителя Ост-Индской компании. Ага окружила его роскошью только потому, что он приглянулся ей физически. Однако он мог не сомневаться, что все потеряет, едва она утратит интерес к нему. Возможно, она, заглядывая в будущее, и представляла, какая судьба ее ждет, если Шах-Джахан умрет или будет свергнут, то Ричард понятия не имел, как сумеет в одиночку выступить в ее защиту, когда такой день наступит.

Вскоре он убедился, что ага предвидит вероятность подобного развития событий. Едва Ричард поселился в новом доме, она заставила его взяться за тренировку дворцовой стражи.

— Покажите им свое искусство, Блант-сахиб, — предложила она ему.

Скептически настроенные моголы заинтересовались не столько его искусством владения шпагой, как той быстротой, с какой он управлялся с их собственным оружием. В конце одного такого занятия его внимание привлек звук хлопка в ладоши, донесшийся откуда-то сверху. Ричард поднял глаза на выходящие во внутренний дворик окна: его приглашали в покои принцессы. Там он увидел рядом с ней низкорослого человека лет пятидесяти, одетого, по его мнению, великолепно, но строго, однако с огромным пером, торчащим в тюрбане. Перо поддерживала застежка с огромным алмазом, звавшимся, как он потом узнал, «Кох-е-нур».

Поняв, что перед ним император, Ричард торопливо поклонился.

— Это тот, о ком я вам говорила, падишах, — представила Ричарда ага. — Англичанин по имени Блант. Его семья вошла в историю нашего народа.

— Блант... — повторил Шах-Джахан. Ричард тем временем выпрямился.

— Твои родственники были известными людьми, — отметил Шах-Джахан.

— Спасибо, падишах.

— Но этот самый известный из всех, — продолжала ага. — Он сражался вместе со шведским королем, которым вы, как я слышала, восхищаетесь. Думаю, такой человек мог бы служить нам верой и правдой и заставил бы наших врагов трепетать.

— Твой отец обвинялся в убийстве моего деда, Блант-бахадур, — сказал он.

— Мой отец был невиновен, падишах.

— Ты христианин?

— Да, падишах.

— Я слышал, что имя Блант ассоциируется с верностью. Ты будешь служить мне верно, Блант-бахадур?

— От всего сердца, падишах.

Принцесса улыбнулась.

На следующий день Бланту присвоили звание минг-баши и передали в его распоряжение полк гвардии.

— Угоди моему отцу и станешь туман-баши и командующим, — посоветовала ага.

Все было возможно при благосклонном отношении к нему аги. Жизнь его никогда не была так хороша, как теперь. Неожиданно он очень разбогател и вел роскошный образ жизни: носил одежду из самого лучшего шелка, слуги являлись по первому его зову, спал он на мягкой постели. Кормили его лучшей едой, да и такой конюшней, как у него, владели не многие в Агре. Взамен от него требовалось лишь ублажать принцессу. Но он сознавал опасность своего положения и не жалел времени на совершенствование своего боевого искусства. Вскоре он заметил, что за ним часто наблюдает сам император.

Блант впервые в жизни понял прелесть жизни в собственном доме.

Ага требовала его к себе реже, чем он ожидал. За ним присылали не чаще двух раз в неделю. Наверняка какое-то время она была занята с отцом. Ричард не сомневался, что, когда страсть овладевала ею, она пользовалась услугами также и других любовников. Его не мучила ревность: принцесса была не той женщиной, которую он мог бы полюбить. И все-таки время от времени он страстно желал ее тела. По странному стечению обстоятельств она стала ключом к его успеху. Он понял, что его благоденствие объясняется не только желанием аги, чтобы Ричард удовлетворил ее похоть в постели, сколько ее стремлением гарантировать себе безопасность в день, которого она боялась.

Это несколько утешительнее для человека, который всю жизнь боролся за выживание с оружием в руках.

Итак, если он не упражнялся с мечом или не ублажал принцессу, то мог выбирать развлечение по своему вкусу. У него имелись лошади для выезда, ружье для охоты, сад, чтобы успокоиться душой, и наложницы, чтобы их пробовать...

Каждый из его слуг и служанок, по-видимому, с великой охотой разделили бы с ним постель. Но он желал только одну — девочку по имени Билкис, афганку, проданную в рабство в детстве. Ей исполнилось пятнадцать лет, когда ее подарили ему. Светлокожая, с ниспадающими каштановыми волосами и прекрасными темными глазами, Билкис забавляла его. Ричард взял ее к себе в постель девственницей. Но вскоре она узнала все, что следовало знать об искусстве любви. И ее юной восторг был просто прелестен. В самом начале 1641 года она родила сына, которого он назвал Саидом в честь прежнего Бланта. Никогда раньше не представляя себя в роли отца, Блант впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему счастливым.

Что касается Шах-Джахана, который когда-то был способен поднять мятеж против собственного отца и убить своих братьев, то ныне он казался человеком, рано состарившимся. Он заставлял членов семьи исполнять любое желание своей души и тела. Если ему хотелось развязать войну, он посылал сражаться своего сына Дару. Нужно было удовлетворить сексуальные потребности, падишах шел к дочери. Если возникали финансовые проблемы, у него имелся визирь. Его главной заботой оставалась память о жене. В ее честь он построил такое грандиозное сооружение, равного которому Ричард прежде не мог и предоставить себе. Трудно поверить, что нечто подобное вообще может существовать в мире. Тадж-Махал планировался как своего рода куполообразный монумент славы его правления и памяти о его жене. Но до завершения строительства было еще далеко. А он к тому же возводил еще мемориал для себя. Падишах вообще строил так много, что годы его правления стали называть периодом Шах-Джахана в архитектуре. Этот стиль, основанный большей частью на персидских образцах, впервые использовался при строительстве мавзолея Хумаюна в Дели, созданного по приказу Акбара. Композиция основывалась на двух куполах и заглубленных арках, ведущих внутрь прямоугольного фронтона. Расположенный в ограде сад с бассейном дополнял эту красоту. Секрет гармоничности постройки заключался в симметрии и утонченности деталей, которые никогда раньше не встречались. А также в использовании белого мрамора. Особенно наглядно эта тенденция проявилась в самом Тадж-Махале, чья молочного цвета поверхность меняла оттенки при малейшем изменении угла освещения.

Но даже Тадж-Махал не стал венцом его творений. Опять же в память о своей прекрасной королеве он создал фантастическое произведение из золота, серебра и драгоценных камней. Это был трон в виде огромного павлина с распущенным хвостом. Усыпанный бриллиантами, рубинами, сапфирами, изумрудами и другими драгоценными камнями, он представлял собой такую ценность, которую трудно определить. Тридцать лет назад, в 1665 году, французский путешественник Тавернье попытался прикинуть его стоимость, и по его оценке получилась сумма в сто шестьдесят миллионов фунтов стерлингов. Сам Шах-Джахан никогда не садился на этот павлиний трон. После завершения работы над ним император полностью утратил интерес к своему детищу. И он остался как императорский выкуп, собирая пыль в углу его дворца.

Ричард обнаружил, что ему нравится падишах, хотя он и был его соперником в любовных отношениях с принцессой. Факт, о котором сам император, конечно же, не знал.

И только мысль о Спарту не покидала Ричарда. Даже находясь в объятиях Билкис, он не забывал о том, кто заслуживает мести за убийство его родителей. Сначала Ричард осторожничал, не зная, кого расспросить о нем. Но круг его знакомых постепенно ширился. Один-два из них даже стали его близкими друзьями, особенно Касым-хан, относившийся к англичанину как к своему протеже.

— А известно ли что-нибудь о человеке по имени Спарту? — рискнул как-то спросить он. — Сыне Хему, который сражался рядом с моим отцом на стороне Акбара.

Касым нахмурился:

— Да, был такой человек. Палач ваших родителей. Вы не знали этого? — спросил он, а затем продолжал: — Во всяком случае, это теперь не имеет значения. Спарту мертв уже много лет.

Итак, Бланту стало некого ненавидеть. Теперь он мог в полной мере наслаждаться жизнью.

Ему даже понравилось играть роль фактора. Когда Френсис Дей вернулся на следующий год в Агру сообщить, что фактория в Мадраспатнаме, названная фортом Святого Давида, построена, Блант встретил своего друга по высшему классу.

Дей был доволен своим успехом.

— Корабль скоро вернется, — сказал он. — Надеюсь, прибудет даже не один корабль, поскольку я послал рапорт о наших успехах, когда вернулся в Мадраспатнам. Нам остается только поддерживать добрые отношения с падишахом, тогда удача не покинет нас. — И он бросил насмешливый взгляд на Ричарда.

Дею трудно было всерьез воспринимать отношения Ричарда с принцессой. И про это все время помнил сам Блант. Принцесса все еще оставалась сексуально неотразимой. Рискованность их связи заставляла его порой просыпаться среди ночи.

Размышляя об этом, Ричард даже как-то осмелился спросить, почему ей разрешают жить отдельно от мужа.

— Я принцесса Джахан-ага и могу жить так, как хочу. К чему эти разговоры, давай получать удовольствие от любви и удовлетворять друг друга.

— Но ведь настанет день расплаты.

— Почему? Не так уж сложно держать под контролем свое будущее. Когда придет время, мы выберем одного из моих братьев, чтобы заменить отца, и предложим ему поддержку императорской гвардии для достижения цели. Ты останешься командиром гвардии, и мой домашний распорядок не будет нарушен. Поверь мне, кто-нибудь из четверых примет наше предложение. Может быть, Дара.

— Однако он и есть законный наследник, — возразил Ричард.

— Законного наследника не существует, когда это касается четверых братьев, — пояснила ему ага.

Тем временем Билкис родила в 1642 году Исканду, а спустя два года Насира. Затем Ричард настоял на использовании предохранительных средств, в которых, как известно, индийцы не знали равных. Ей было двадцать лет, и он хотел сохранить ее красоту. Помимо всего прочего, разве дети могли стать залогом удачи? Ведь даже Джахан-ага не могла предусмотреть всех неожиданностей.

Корабли Дея уже несколько раз плавали в Европу и обратно. И каждый раз вместе с товарами для продажи он посылал в Агру караван с подарками падишаху и принцессе. Аге очень понравились зеркала венецианского стекла и английская керамика, подобно которой она раньше не видела.

Прибытие очередного каравана в Агру стало счастливым событием для Ричарда: с ним пришло письмо от его сестры Лауры. В Англии, оказывается, произошла революция, и король Карл I объявил войну своему собственному парламенту.

«Повсюду происходят сражения, осады и убийства, — писала Лаура Сэттон. — Королева была вынуждена остаться во Франции, где в тот момент гостила. Видит Бог, нет более верного приверженца его величества, чем я. Но Англия последние несколько лет была несчастной, плохо управляемой страной. Даже мои муж и сын переметнулись к принцу Руперту. Будет ли конец этому, дорогой Ричард?»

«Мне бы полагалось быть там», — подумал Ричард. Но кому предложить свою шпагу? Как мало знал он английский двор и его правителей! И его, признаться, это совсем не заботило. Разве он кому-нибудь что-либо должен в Англии? Разве можно считать ее своим домом? Конечно, его дом в Агре.

— Ты печален, моя любовь, — заметила принцесса, выходя из бассейна.

— В Англии война, — ответил он.

— Пустяки, — заверила она его, когда девушки поспешили к ней с полотенцами. — Ваш король и его солдаты легко победят толпу приказчиков.

— Хочется верить, что вы правы, ваше высочество, но в моей стране сложилась тревожная ситуация, а там у меня осталась сестра.

— Тогда пошли за своей сестрой, пусть приедет сюда.

Неожиданно из приемной послышался шум, а затем громкие крики женщин.

Ричард увидел, как дверь в сад распахнулась настежь, а на пороге появился мужчина в красной накидке, белых штанах и коричневых туфлях. На голове его был красный шелковый тюрбан, на боку висел меч. Каждая деталь выдавала в нем воина.

Невысокий ростом, он был явно здоров и силен. И молод — не старше двадцати пяти лет, как показалось Ричарду. У него не возникало ни малейшего сомнения в том, что это сын Мумтаз Махал: он очень походил на свою сестру с мелкими неповторимыми чертами лица, расширенными ноздрями и тонкими губами.

— Что это значит? — возмутилась ага. — Почему ты, как бандит, врываешься в мои покои?

Принц закрыл за собой дверь.

— А ты разве шлюха? Почему я нахожу тебя завернутой в полотенце рядом с варваром?

— Убирайся! — резко бросила она. — Пока я не приказала вышвырнуть тебя!

— И кто же это сделает? — спросил принц. — Твои служанки или любовник?

Ага обернулась к Ричарду, который испытывал скорее смущение, чем страх. Он, убеленный сединами профессиональный воин старше сорока лет, застигнут на месте преступления, как мальчишка...

Положение усугублялось тем, что он, как обычно, оставил свою шпагу в прихожей.

Принц продолжал:

— Будь уверена, если ты прикажешь ему пойти против меня, он лишится головы.

Джахан-ага прикусила губу.

— Хорошо, Аурангзеб, у тебя преимущество передо мной. Что ты хочешь?

Принц прошелся по саду, тем временем Ричард исподволь изучал его. У молодого человека определенно были манеры воина. О том, что он обладает взрывным характером, тоже не приходилось сомневаться. Наконец он остановился, молча глядя на любовников.

— Я хотел, — сказал Аурангзеб, — увидеть своими глазами проявление твоей распущенности и безрассудства.

— Ну, теперь ты все увидел, — сказала ага. — Что дальше? Объявишь об этом на торговой площади?

— Я бы зря потратил время, ведь это и так всем известно, — парировал Аурангзеб.

Ага снова села, положив ногу на ногу. Блант, сознавая всю глупость и унизительность своего положения, стоял рядом с ней с комком обиды в горле.

— Они больше чувствуют, чем воспринимают на слух, — заметила ага.

— Без сомнения, но я уже поговорил с нашим отцом.

— Для чего? Отец знает, что мне надо, и знает, каковы мои лекарства.

Ричард резко повернул голову. Она улыбнулась ему:

— Конечно, мой дорогой Ричард. Я сказала ему о нас, и он одобрил мой выбор. — Она снова повернулась к брату. — Поэтому ты напрасно тратишь время, Аурангзеб.

— Я знаю, что пустая трата времени убеждать падишаха наказать тебя, сестра. Твое лицо защищает тебя от возмездия. Тем не менее наш отец не так глуп, как ты предполагаешь. Услышав о твоей скандальной любовной связи и о решении назначить этого так называемого туман-баши еще и командиром гвардии, я поспешил в Агру.

— А почему не назначить? — удивилась ага. К ней полностью вернулось самообладание. — Блант-сахиб известный на всю Европу воин. И он верен Дому Бабура. Лучшего на найдешь.

— Скажи мне, сестра, откуда ты знаешь об этом? Из постели?

Глаза аги гневно сверкнули.

— Я видела сама, как умело он управляет своими людьми и учит их владению оружием.

— Многие могут махать мечом или призывать людей следовать за собой, особенно когда не собираются никуда, — возразил Аурангзеб. — Мастерство проверяется при встрече с врагом лицом к лицу. Я сказал об этом отцу. Как он мог доверить свою жизнь человеку, который не в состоянии защитить ее?

Ага нахмурилась:

— Наш отец хорошо знает Блант-сахиба.

— Он поверит ему еще больше, когда Блант-сахиб проведет кампанию, одержит победу и завоюет свои лавры.

Она повысила голос:

— Какую кампанию?

— Мне дан приказ выступить против персов, которые снова беспокоят наши северо-западные границы. Я приехал в Агру получить приказание падишаха и попрощаться с ним. Я убедил его назначить Блант-сахиба моим тавачи на эту кампанию.

Голова Ричарда дернулась. Предложение заинтересовало его.

Реакция аги была бурной. Она вскочила с дивана, полотенце соскользнуло на пол.

— Что ты наделал?!

— Падишах нашел идею удачной. Когда Блант-сахиб вернется, обремененный славой, он станет достойным командиром гвардии.

— Я не могу позволить этого!

— Такова воля падишаха.

— Я сама пойду к нему.

— Он знал, что ты захочешь сделать это, и приказал тебе остаться на месте до отъезда Бланта из города.

Ага снова опустилась на диван, всем своим видом показывая, что потерпела поражение.

— Ты собираешься убить его? — прошептала она горько.

— Я не стану пачкать мой меч кровью подобного человека, — презрительно сказал Аурангзеб. — Но я клянусь тебе, что Блант-сахиб умрет с оружием в руках в стычке с врагом.

— Ты имеешь в виду, что его убьют сзади.

— Только если он подставит спину противнику. Пока он будет сражаться с врагом лицом к лицу, клянусь, спина его будет защищена.

Ага часто дышала, словно пробежала сотню ярдов.

— Оденьте этого человека, — велел Аурангзеб испуганным служанкам. Он в первый раз за все время посмотрел прямо на Ричарда. — Вы отправитесь в мой штаб немедленно.

— Сначала он простится со мной, — огрызнулась ага. — Ты можешь праздновать победу, брат. А сейчас оставь меня. Блант-сахиб будет в твоем распоряжении через час.

Аурангзеб поколебался мгновение.

— Через час, иначе он будет объявлен дезертиром и вне закона. Тогда любой человек сможет применить против него оружие.

Он круто повернулся и вышел из сада. Дверь за ним закрылась, и в саду некоторое время стояла гнетущая тишина. Затем ага тяжело вздохнула:

— Я недооценивала подлеца. Теперь ты понимаешь, почему я ненавижу этого брата.

Ричард не ответил. Его первоначальное оцепенение прошло. Он ощутил странное чувство облегчения. Позволил вскружить себе голову девчонке. Он — воин, который не видел в жизни ничего, кроме войны. Мысль о том, что он примет участие в кампании могольской армии, будоражила ему кровь. Ведь его отец и дед тоже участвовали в походах моголов. Но идти на войну под командованием человека, который так явно выказал свою неприязнь?.. Под командованием человека, который, можно быть уверенным, будет поручать ему самые опасные дела?

— Ты проглотил язык? — спросила Джахан-ага. — Испугался, Блант-сахиб?

Он посмотрел на нее.

— Испугался? Нет, ваше высочество, не испугался.

— Мой брат, по крайней мере, человек слова. Но там будет очень опасно... — Она держала его руку. — Ты должен вернуться ко мне, Ричард. Нам еще многое нужно сделать вместе.

— Если наша карма не даст расстаться, принцесса, то я вернусь.

Она внимательно посмотрела на него.

— Ты говоришь так, словно устал от меня.

— Разве может человек устать от жизни? — сознательно солгал он. Семь лет быть фактически пленником этой женщины... Слишком долго!

Его ответ тем не менее понравился ей.

— Тогда люби меня в последний раз.

— Когда вернусь, принцесса. Сейчас я не способен. Когда вернусь...

Блант удивился бы, скажи ему кто-либо, что он вновь увидит ее. Кампания продлится, по крайней мере, год. Принцесса за это время наверняка найдет ему замену. При условии, конечно, если он останется жив. Несмотря ни на что, когда он спешил в свой дворец проститься с Дханси, домоправителем, настроение у него было приподнятое. Дома Ричард приказал одному из своих любимых мальчиков по имени Бхути собираться, он решил взять его с собой, чтобы тот прислуживал ему в походе.

Билкис казалась безутешной.

— Что будет с нами? — повторяла она.

— Я пошлю за вами, когда штаб разобьет лагерь, — пообещал он. Перед уходом Ричард в последний раз обнял плачущих девушек.

Выходя из дома, он не оглянулся.

Аурангзеб разбил лагерь за городом, недалеко от медленно поднимающегося Тадж-Махала. Здесь расположился только штаб принца, но Ричарда явно ждали. Стражник приветствовал его и принял коня, затем Бланта проводили в палатку генерала. Одетого в красную с золотом униформу гвардии, его встречали с уважением. Если Аурангзеб знал о прегрешениях сестры, то его людям это было неизвестно, или, во всяком случае, они делали вид, будто понятия не имеют об этом.

Аурангзеб сидел в шатре, скрестив ноги, на молитвенном коврике и глядел на дверной проем, завешанный козлиной шкурой. Ричард наклонил голову, чтобы войти, и остановился в ожидании.

— Сейчас ты больше похож на того, кем претендуешь называться, — заметил принц.

— Что это за оружие?

— Это испанская шпага, мой господин.

— Покажи.

Ричард вынул шпагу, аккуратно повернул и подал принцу эфесом вперед. Аурангзеб принял оружие. Сидя, он продемонстрировал несколько выпадов, показывая, что умеет обращаться и с этим оружием.

— И ты используешь его в сражении?

— Да, мой господин, Аурангзеб вернул оружие.

— Не сомневаюсь, что ты умеешь обращаться с ним. Что значит для тебя моя сестра?

Ричард спокойно ответил:

— Она очень красивая женщина, которая сначала поддержала меня, а затем завоевала мое сердце.

— Ты говоришь по-персидски, как уроженец этой страны.

— Мое имя Блант.

— Я знаю твое имя и историю твоей семьи. Скажи, прелюбодеяние не считается преступлением в Англии?

— Считается.

— Но все же оно доставляет удовольствие там, так же как и здесь. Куда ни посмотришь — повсюду кощунство и богохульство. — Принц несколько минут размышлял, а затем поднял голову. — Ты жив потому, что я отлично знаю мою сестру: она куда большая грешница, чем ты. Если останешься в живых, ты превзойдешь своих знаменитых предшественников. — Он посмотрел прямо в глаза Ричарду. — Мы выступаем на рассвете, чтобы присоединиться к армии.

Бланту не оставалось ничего иного, как постараться выжить, борясь за эту привилегию каждый день. Как часто напоминал ему Френсис Дей, что его голова находится в петле. Теперь только сам Ричард мог предотвратить затягивание петли на шее.

И еще он знал, что может легко добиться расположения Аурангзеба. Юноша показался ему боевым человеком, а если он в душе и был пуританином, то это могло оказаться проявлением всего лишь неопытности в отношениях с женщинами. Кроме того, пуританина не в чем упрекнуть, а это помогает сохранить устойчивое отношение к делу жизни.

«Что касается власти, — подумал он, — то ага достаточно умна, чтобы бояться своего брата».

Лагерь покинули на рассвете и довольно быстрым маршем направились на север. По дороге неоднократно меняли лошадей и прибыли в Дели через двадцать четыре часа. При этом Аурангзеб четырежды останавливался для совершения молитвы, опускаясь на колени лицом в сторону Мекки вместе со всеми сопровождавшими его людьми. У Ричарда не оставалось времени осмотреть места, связанные с подвигами предыдущих Блантов. В очередной раз сменив коней в Дели, Аурангзеб продолжил путь на северо-запад. Говорил он мало, и подчиненные обращались к нему очень редко. Его люди были исключительно дисциплинированными. Каждый точно знал, что собирается предпринять их повелитель.

— Это неудивительно, Блант-сахиб, — объяснял Тодар Мал, другой личный тавачи. — Мы постоянный штаб принца, он обучал нас с детства.

Они все совсем недавно вышли из мальчишеского возраста. Самому Тодару Малу едва исполнилось двадцать. И ни один из офицеров не был старше принца, за исключением Ричарда. Молодой человек постоянно присматривал за ним. Интересовался, не устал ли он. Но и в свои сорок четыре года Блант был выносливее каждого из них.

— Ваш хозяин всегда ездит так быстро? — спросил он.

— Всегда, — заверил его Тодар Мал.

Через четыре дня после выхода из Дели они достигли крепостных стен Лахора, где располагались основные силы. Около тридцати тысяч человек, как прикинул Ричард, занимали большую территорию за городом. Ряд за рядом стояли шатры. Отдельно загоны для лошадей. Ричард увидел пирамиды мушкетов и значительный артиллерийский парк.

Войска выстроились приветствовать нового главнокомандующего. Ричард понял со слов штабных офицеров, что Дара, предшествующий командующий, был послан в Декан разобраться с маратхами. Те вначале вели себя как простые разбойники, а сейчас объединились в огромные вооруженные отряды, угрожающие даже большим городам. К счастью, они действовали в западной части полуострова, поэтому форту Святого Давида пока ничего не угрожало.

Аурангзеб поприветствовал своих офицеров, среди которых были индусы и мусульмане, и пригласил их в штабной шатер.

— Завтра мы выступаем на Пешавар, — сообщил он им. — Затем пойдем на Кандагар. Хочу представить вам моего нового тавачи. Варвара, носящего знаменитое имя Блант. Многие из вас помнят Блант-бахадура, погибшего от руки моего деда, или, точнее, от рук его палача индуса Спарту.

Ричард в растерянности повернул голову в сторону принца. Он не ожидал, что этот вопрос будет поднят снова, да еще в такой обстановке.

— Этот последний Блант вернулся к нам, — продолжал Аурангзеб, — как считает он, в свой дом. Может быть, это и хорошо. Но если он считает себя знаменитым воином, то не должен держать зла на сердце против сына того, кто убил его отца.

Среди офицеров послышались возгласы одобрения.

— Вот и закончим с этим до того, как пойдем воевать. Хему-младший, ты здесь?

— Я здесь, мой господин.

Индус выступил вперед из шеренги офицеров. Крупный, хорошо сложенный воин, глаза которого вспыхнули, когда он взглянул на Ричарда.

Аурангзеб повернулся к Бланту.

— Это твой враг, — произнес он. — Докажи, что ты мужчина.

Ричард понял, что его привели прямо в западню.

 

Глава 18

МСТИТЕЛЬ

— Ты не хочешь отомстить за своих родителей? — спросил Аурангзеб. — Весь мир знает, как они умерли и как Спарту смеялся, глядя на их мучительную смерть.

Ричард почувствовал, что волна почти забытого гнева начинает захлестывать его. Перед ним стоял сын Спарту, которого он должен уничтожить.

Но, возможно, Аурангзеб запланировал их столкновение, чтобы убить язычника и сдержать данное сестре обещание. Бланту следовало быть осторожным. Но драться все равно придется.

— Я хочу отомстить за своих родителей, — ответил он, вынимая из ножен шпагу.

— Поскольку мне брошен вызов, — сказал Хему, — выбор оружия за мной.

«Он отлично вышколен», — подумал Ричард.

— Это твое право, — согласился Аурангзеб. — А в твоей стране нет такого обычая, Блант?

— Такой обычай есть, — ответил Блант. Все спланировано заранее.

— Я выбираю копье, — сказал Хему.

— Согласен, — сказал Аурангзеб. — Решено. Брось свою шпагу, Блант.

Ричард мгновение колебался, а затем молча подчинился. Тодар Мал тут же поднял его шпагу и спросил:

— Ты умеешь обращаться с копьем?

— Нет, — смутился Ричард.

— Не позволяй ему приближаться, — посоветовал Тодар и отошел к офицерам, окружившим место схватки.

Ричард порадовался в душе, что хоть один человек среди ожидающих его смерти мог называться его другом.

Один из тук-баши внес в круг копья и, разделив их на две равные части по шесть штук в каждой, бросил на землю перед Ричардом и Хему. Оружие представляло собой древко с металлическим наконечником. Копья моголов были совсем не похожи на оружие с таким же названием, используемое в Европе. Ричард всегда сражался конным, а кавалерия короля Густава Адольфа была вооружена только шпагами и не имела копий. Копьеносцы же использовали копья длиной около пятнадцати футов, предназначенные, чтобы колоть противника, но не метать их в него. Принесенные же копья использовались именно в качестве дротиков.

— Начинайте, — приказал Аурангзеб. Для него вынесли стул, и он уселся наблюдать за происходящим.

Ричард понимал, что времени обучаться у него нет. «Не позволяй Хему приближаться», — посоветовал ему Тодар Мал. Блант видел, как его противник поднял один из дротиков с земли, и сделал то же самое. Затем он медленно двинулся вперед, стараясь ступать как можно мягче.

Хему также сделал несколько шагов навстречу противнику, стараясь держать дистанцию между ними около тридцати футов. Что значит «не приближаться», недоумевал Ричард. Он изучал соперника, пока Хему примерялся к весу и балансировке оружия. Индус выглядел уверенным и серьезным, без малейшего признака самонадеянности. Он пришел сюда, чтобы убить.

Внезапно, без предупреждения Хему метнул дротик. Тот летел по прямой, причем значительно быстрее, чем мог предположить Ричард. Он уже не успевал уклониться, поэтому сделал бросок вправо, приземлившись на руки и колени. Еще до того как он смог прийти в себя, Хему схватил и метнул второй. Блант, перекатившись на бок, сумел увернуться и от этого летящего дротика. Но все же металлический наконечник задел его сквозь накидку, и он почувствовал резкую боль.

Появление крови на одежде Ричарда вызвало громкие удовлетворенные крики зрителей. Аурангзеб улыбался.

Блант еще раз перекатился, успел встать на колени, пока Хему бежал к нему с двумя дротиками в руках. Ричард наконец взял на изготовку свое оружие. Хему, находясь в каких-нибудь десяти футах от него, бросил третий дротик.

Ричард снова попытался увернуться, но наконечник воткнулся в его бедро. По телу пробежала дрожь.

Теперь, победно улыбаясь и держа четвертый дротик в руке, Хему двинулся к раненому Ричарду, чтобы добить его. Блант отбросил свое оружие, вырвал торчащее из бедра древко и сразу откатился в сторону, чтобы избежать следующего попадания. Кровь стекала по ноге. Он почувствовал, как уходят его силы.

А Хему уже изготовился к следующему броску. Ричард взмахнул окровавленным дротиком, индус отскочил, избегая удара. Блант вскочил на ноги, качнувшись вперед. У Хему не оставалось времени для броска. Он просто ткнул противника. В этот миг Ричарду открылась тактика поединка. «Не приближайся», — посоветовал ему Тодар Мал. Ричард был уверен, что совет дан из самых лучших побуждений. И все же он оказался ошибочным. Блант знал, что единственный шанс победить заключался в ближнем бою.

Он взял дротик, словно шпагу, чтобы отражать удары и колоть, и взмахнул им перед лицом Хему. Тот в первый раз за время поединка проворчал что-то и вновь отступил, чтобы удобнее было бросить очередной дротик. Но Ричард не позволил ему сделать этого. Приблизившись к противнику, он произвел серию колющих выпадов, сбивших Хему с толку. Тот парировал первые три, но не смог остановить четвертый, оказавшийся успешным для Ричарда. Противник был ранен.

Не смертельно. Но теперь и он истекал кровью, а потому растерялся. Самоуверенность покинула его.

Хему развернулся, чтобы отбежать, безуспешно пытаясь увеличить расстояние между ними. Он понимал, что рана Ричарда значительно серьезнее его собственной и тот быстро слабеет.

Ричард тоже смекнул, что нападение быстро истощит его убывающие силы. Тяжело дыша, он остановился, собрал силы и все их вложил в бросок. К его досаде слабеющая рука и отсутствие опыта сделали свое дело. Дротик полетел, переворачиваясь в воздухе. Однако в бросок Ричард вложил столько энергии, что дротик, угодив Хему между лопаток, бросил того на землю. Блант рванулся вперед, успев схватить свой отброшенный дротик. Хему попытался подняться, повернулся к нему лицом, и в тот же миг Блант вогнал свое оружие в грудь индуса.

Разгоряченный сражением, Ричард не мог сразу поверить в свою удачу. Он стоял над поверженным противником и смотрел, как из груди Хему фонтанчиком бьет кровь. Его окружили офицеры, среди которых был и Аурангзеб, оставивший свой стул.

— Отлично сделано, — похвалил Ричарда принц. — А ведь сразу видно, что ты никогда не пользовался раньше дротиком. Возможно, ты действительно великий воин, Блант. Перевяжите ему раны и отведите к врачу, — приказал он сопровождающим.

Ричарду, лежащему на земле, разрезали одежду и перевязали раны. Затем его положили на носилки и отнесли в Лахор, где несколько лекарей засуетились вокруг него.

Бланту дали выпить бханга, и он впал в полубессознательное состояние. Боль притупилась, и ему зашили рану.

Когда сознание вновь вернулось к Ричарду, Тодар Мал стоял рядом с ним.

— Это был захватывающий поединок, Блант, — сказал он. — Принц остался доволен. Он идет сюда.

Ричард попытался было встать, но обнаружил, что не может этого сделать: ноги стягивали повязки.

Аурангзеб подошел к нему.

— Потребуется несколько недель, прежде чем ты сможешь сесть в седло, — произнес он. — Останешься здесь под наблюдением лекарей, пока совсем не поправишься. Подчиняйся им во всем, Блант. Ты мне не нужен до тех пор, пока не сможешь передвигаться на коне так же свободно, как я. Когда этот день настанет, приезжай ко мне. Понял?

— Да, мой господин.

— Где бы я ни был, приезжай ко мне. — Аурангзеб улыбнулся. — Больше не будет поединков, Блант. С сегодняшнего дня тебе предстоит сражаться только с врагами падишаха.

Армия ушла, а Ричард остался на попечении лекарей. Он потерял много крови. Главным сейчас было не давать воспалиться ранам. Целый месяц он только и делал, что спал и ел. Лекарь привел маленькую симпатичную темнокожую индианку по имени Хилма, чтобы та ухаживала за ним. У него оказалось много времени, чтобы поразмышлять о собственной жизни. Больше, чем выпадало за последние четыре года. Ему уже сорок четыре. Более двадцати лет он провел в поисках приключений. И вот сегодня у него нет ничего, кроме тяжелой раны на ноге и репутации смелого воина, которую он только что завоевал здесь, в Индии. Его дворец в Агре со всеми богатствами в действительности принадлежал принцессе и мог быть отобран так же легко, как и подарен. К примеру, за то, что он не вернулся к ней. Ему даже немного хотелось, чтобы так и произошло. Возвращение в Индию пробудило в нем неосознанную любовь к этой стране, которую исподволь поселила в его душе Елена. Самая богатая страна на земле, самая волнующая. И это его дом.

Так же как и предки, он должен посвятить себя служению моголам и возвыситься на службе невзирая на опасность. Свою судьбу он искал значительно труднее других. Конечно, он не завоевал бы славы, оставаясь командиром гвардии императора, которому нет нужды ходить в походы. Этот путь вел к интригам и, по его мнению, к несчастиям. Однако молодой принц, которому он стал служить, был только третьим в очереди претендентов на титул падишаха. Его запросто могла бы уничтожить верховная власть.

Блант пока еще не видел никого из других принцев. По словам аги, у старших принцев были такие характеры, которые едва ли можно назвать хорошими. Но она предпочитала их Аурангзебу потому, что верила в возможность манипулировать ими. Дара имел большой воинский авторитет, у него были все основания считать себя наследным принцем.

Впрочем, Ричарду ничего не оставалось делать, как только следовать приказаниям Аурангзеба присоединиться к штабу. Для окончательных выводов найдется время после возвращения в Агру, если, конечно, это когда-нибудь случится.

Через четыре недели ему разрешили гулять. Лекари были довольны ходом его выздоровления: рана на бедре затянулась, оставив безобразный рубец, а на теле почти совсем исчезла.

Еще через неделю ему разрешили садиться верхом и совершать непродолжительные конные прогулки. И вернули шпагу.

И вот наконец дали разрешение следовать к принцу Аурангзебу.

С собой Блант взял только Бхути и Хилму: знал, что дорога будет не из легких. И вот он отправился вслед за армией на север, в горы. О них ему столько рассказывала тетя! Октябрь уже близился к концу. Погода стояла довольно холодная, но снега еще не было. Он хотел обязательно найти Аурангзеба до того, как горы станут непроходимыми. Дорога на высокогорном плато была открыта для тавачи принца, несущего к тому же знак императора. Кроме того, он был одет в униформу императорской гвардии. Все это упрощало ему путь.

В Пешаваре он доложил о прибытии командиру гарнизона. Тот сообщил, что армия проследовала через город пять недель назад. В Пешаваре тоже еще не было снега, но вершины гор впереди уже покрывали белые шапки.

— Перевалы будут еще открыты, но вам лучше ехать в сопровождении, — предостерег Рандж Али, туман-баши. — В горах нередки нападения разбойников. Путешествующего в одиночку человека они непременно попытаются ограбить.

Ричард двинулся дальше в сопровождении охраны из двенадцати человек. Хайберский проход действительно оказался свободным от снега. Единственное неудобство путникам причинял пронизывающий ледяной ветер, со свистом дующий с севера. Даже если и имелись в округе патанские разбойники, то Ричард с ними не столкнулся. В деревнях, через которые они проезжали, жители рады были предложить им пищу и кров. Они подтвердили, что принц Аурангзеб прошел здесь несколько недель назад.

Потом Ричард понял, почему их принимали так хорошо. Оказывается, в одной из деревень попытались украсть несколько коней у Аурангзеба, за что он приказал все население — и мужчин, и женщин, и детей — посадить на кол.

Когда они добрались до Кабула, несмотря на испортившуюся погоду, Ричард был весел. Он следовал по дорогам, пройденным Питером Блантом и Ричардом-старшим. Вся его предыдущая жизнь ничего не значила в сравнении с этим.

Он узнал, что Аурангзеб останавливался в Кабуле на отдых, а затем, несмотря на приближение времени обильных снегопадов, отправился дальше. Персы, оказывается, захватили цитадель Газни, находившуюся на расстоянии около семидесяти пяти миль к юго-западу и служившую оборонительным бастионом на подступах к Кандагару, который расположен еще на двести миль дальше. Принц собирался вернуть город до наступления зимы.

Блант предстал перед Мурадом Бакшем, младшим из принцев, хакимом Кабула. Этот самый красивый из всех детей императора двадцатилетний юноша был очень добр, чего явно не хватало Аурангзебу. И до того чувственен, что наверняка внушал отвращение своим братьям. В нарушение всех канонов ортодоксального ислама он принимал Ричарда в окружении мальчиков и девочек, которых время от времени ласкал. В чувственности он не уступал своей сестре.

— Блант, я слышал о тебе, — заметил он.

— Это честь для меня, мой господин, — сказал Ричард.

— Мой брат упрямый человек, — продолжал Мурад. — Вести армию в горы Гиндукуша зимой означает потерять ее. Обморожены уже несколько сот человек. Они остались в Кабуле. Вам тоже лучше задержаться здесь до весны, англичанин.

— Мне приказано присоединиться к армии. В сонных глазах Мурада мелькнула тревога.

— А если я прикажу остаться?

Ричард подумал: «От кого, интересно, слышал о нем этот мальчик?»

— Мой господин, я солдат армии вашего брата и должен подчиняться прежде всего ему, — ответил он.

Мурад несколько секунд рассматривал его, а затем резко бросил:

— Что ж, отправляйтесь на верную смерть, Блант.

На следующий день Ричард со слугами и охраной двинулся догонять армию Аурангзеба. Близость цели воодушевляла их, ведь принц с войсками покинул Кабул всего две недели назад. В нынешних погодных условиях продвижение армии наверняка замедлилось. Отряд Ричарда настиг арьергард спустя неделю. И присоединился к главным силам, когда до Газни оставался всего один дневной переход.

Обильный снегопад начался вскоре после выхода отряда из Кабула. Иногда кони проваливались в снег по брюхо. Ночью животные тесно прижимались друг к другу, чтобы сохранить тепло. Ричард, Хилма и Бхути заворачивались вместе в одно одеяло. Индийцы были для него надежной поддержкой, всегда готовые исполнить любое его желание.

Когда они настигли армию в горах, на высоте нескольких тысяч футов, повсюду уже лежал глубокий снег. Войска растянулись вдоль дороги на значительное расстояние. Ричард и его сопровождающие видели, как жались друг к другу воины. Артиллерию вообще пришлось тянуть солдатам, поскольку мулы обессилели. Ричард был поражен, хотя и раньше знал, что условия окажутся тяжелыми. Вдоль дороги они видели много замерзших насмерть, в основном женщин и детей. В пургу один человек из его отряда отстал, и его больше никто не видел.

Аурангзеб, казалось, совсем не изменился. Закутавшись так, что виднелись одни только узкие щелки глаз, он приветствовал Ричарда с печальной улыбкой.

— Я уже не надеялся увидеть тебя снова, Блант, — начал он. — Ты когда-нибудь попадал в такую непогоду?

— Такие холода бывают и в Европе, мой господин, но боевые действия мы обычно ведем летом.

— А летом дожди, — заметил Аурангзеб. — Ваши европейские солдаты, должно быть, изнежены, Блант. И все же ты добрался через снега ко мне, поэтому ты, наверное, и выделялся среди своих соратников. Поешь со мной.

Ричард оценил оказанную ему честь — сесть за стол с принцем и его туман-баши в огромном шатре командующего, где пылал огонь и было так тепло. Несколько других тавачи, включая Тодара Мала, тоже присутствовали там, но внимание всех сосредоточилось на Ричарде и Аурангзебе.

— Завтра мы увидим Газни, — объявил принц. — Это неприступная цитадель, окруженная высокой стеной. Мы должны захватить ее до начала сильных снегопадов. Тогда сможем перезимовать с удобствами и весной заняться Кандагаром. Газни был когда-то родным городом Махмуда Газневи. Ты слышал о нем?

— Немного, мой господин.

— Это был великий воин, завоевавший Индию пятнадцать раз. И всякий раз уносил огромную добычу. Он мог бы захватить всю землю, если бы хотел, но не имел такого намерения и предпочитал использовать Индию вместо кормушки, откуда можно тащить все, что нужно. — Принц засмеялся: — Каждый год он разорял эту страну. — И умолк, жуя приправленного пряностями ягненка, затем продолжил: — Пять великих мусульманских воинов совершали набеги на Индию и Персию с этих гор. Махмуд был первым, Мухаммед Гор — вторым, Чингисхан — третьим. И хотя я не верю, что он был когда-нибудь истинным мусульманином, Тимур — четвертым. А мой предок Бабур был пятым. Сейчас пришло время шестого.

— Ты не связываешь имя Акбара с этими именами, мой господин? — спросил Ричард.

— Он был замечательным солдатом, — сказал Аурангзеб, — и вообще замечательным человеком во многих отношениях. Но нет, я не ставлю его в один ряд с остальными пятью. Он был скорее мыслителем, чем завоевателем. — Принц посмотрел на Ричарда. — Именно сейчас пришло время шестого.

На следующий день армия начала спуск в долину реки. Как и говорил Аурангзеб, стали видны башни Газни, действительно хорошо укрепленной цитадели, стоявшей на высоком берегу реки Газни, огибающей город с востока.

— Река замерзла? — спросил Аурангзеб. — Проверь это, Тодар Мал.

Тавачи направил своего коня вниз по горной тропинке, взметая снег. Ричард внимательно изучал цитадель, с башен которой свисали боевые знамена персов. Командир крепости не собирался уступать ее без боя, даже если и был удивлен появлением могольского войска в горах в подобное время года. На виду у моголов из городских ворот стали выбегать вооруженные люди и занимать позиции. Вперед выставили пушки и расположили их прямо напротив брода.

По спустившемуся к воде Тодару Малу было произведено несколько выстрелов из мушкетов, на которые он не обратил никакого внимания. Молодой человек спешился, попробовал лед на прочность мечом и стал подниматься наверх, к принцу.

— Река уже стала замерзать, мой господин, но лед еще недостаточно прочный, чтобы выдержать коней и пушки.

Аурангзеб посмотрел на небо. Ледяной ветер сгонял тучи и не позволял температуре опускаться намного ниже нуля.

— Река не замерзнет еще несколько дней, — предположил принц. — Мы разобьем лагерь здесь. Поставить пушки так, чтобы шииты могли видеть, что мы расположились всерьез. Я не могу ждать, пока лед укрепится. Мне нужен брод вне пределов видимости из крепости, разыщите его, и как можно скорее.

Войско моголов медленно расползалось по правому берегу реки. Не переставая шел снег, уже засыпавший долину толстым слоем. Персам такая погода нравилась еще меньше. Брод они прикрывали, но время от времени начальникам приходилось собирать воинов, которые разбредались в разные стороны в поисках укрытия от непогоды.

— Им не нравится сражаться на морозе, — заметил Аурангзеб с каким-то непонятным удовольствием. Казалось, что он не допускает даже мысли, будто его солдаты так же мерзнут, как и персы.

Тем временем моголы успели соорудить снежный вал для прикрытия и разослать налево и направо по течению реки патрули на поиски брода. Через три дня стоянки армии на берегу реки в каких-то двенадцати километрах вниз по течению брод отыскался.

— Он охраняется персидским отрядом, мой господин, — доложил тук-баши Аурангзебу.

— У них есть пушки?

— Мы не видели ни одной, но там имеются укрепления.

— К ним можно подобраться скрытно?

— Да, мой господин. Мы подобрались почти вплотную и остались незамеченными.

Аурангзеб одобрительно кивнул.

— Захид-хан, — распорядился он. — Ты возьмешь два полка кавалерии и пойдешь к броду. Действуй скрытно. Когда займешь позиции, сообщи мне.

Туман-баши отсалютовал и поспешил выйти из шатра.

— А теперь будем ждать, — сказал принц.

Его самообладание и уверенность удивляли. Он пришел овладеть Газни независимо от погоды или противодействия персов. Только это сейчас занимало его мысли, для него не существовали страдания людей от мороза, который с каждым днем крепчал. Многие уже обморозились. Ежедневно число замерзших насмерть увеличивалось. У солдат почти закончились все припасы. И все это не волновало принца, как и мысль о том, что, не взяв город с ходу, армия, несомненно, не сможет вернуться в Кабул. Потому что в декабре отступление было просто невозможно.

Аурангзеб проводил все время в шатре, играл в шахматы с тавачи или читал Коран. Он, очевидно, не испытывал потребности в женщинах, поскольку ни разу не послал за ними. Принц также никогда не посвящал никого в свои тактические планы.

Помня рассказы тетки Елены о походах Бабура и Акбара, Блант полагал, что, когда второй брод будет захвачен, принц скрытно переправит по нему армию через реку. Но с каждым днем сделать это становилось все труднее, поскольку снег все глубже и глубже заваливал окрестности.

Прошло два дня после того, как Захид-хан отправился к новому броду. Аурангзеб потерял терпение. Река замерзла уже настолько, что по ней могли переправиться пешие воины.

— Куда он пропал? — возмутился принц, глядя на своих тавачи, собравшихся вокруг. — Блант, — обратился он к англичанину. — Возьми десять человек и найди Захид-хана. Скажи ему, что он должен захватить брод завтра на рассвете. Проследи за ним, ты за это отвечаешь. Когда возьмет брод, пусть побыстрее перебирается на западный берег. Я начну переправу здесь через два часа после рассвета. Когда он увидит персидскую армию, пускай даст сигнал трубами и барабанами и начинает атаку. Понятно?

— Да, мой господин, — ответил Ричард.

Быстро собрав свой маленький отряд, он покинул лагерь. Хилма и Бхути остались с основными силами принца, новый хозяин впервые покинул их. Они знали, что если тот погибнет, то они достанутся какому-нибудь грубому моголу, но сейчас было не самое подходящее время для семейных беспокойств.

Блант пошел по следу, проложенному до него Захид-ханом, так, чтобы перемещение его отряда осталось незамеченным с персидской стороны реки. Даже здесь передвижение было затруднено. Покинув дорогу, он свернул на ведущую на юг боковую тропинку. Они снова оказались в долине, укутанной ледяным покровом. Им опять пришлось пробираться по нетронутому снегу.

— Путь займет у нас целый день, — доложил сержант.

— У нас всего день, — напомнил ему Ричард.

Он упорно вел людей милю за милей, и только с наступлением темноты они увидели мерцающие огоньки лагеря и услышали позвякивание конской упряжи.

— Вы все еще здесь? — возмутился Ричард.

— О чем ты говоришь, англичанин, — беспечно ответил Захид. — Дорога оказалась очень тяжелой, но до брода всего миля. Я провел рекогносцировку.

— Персам, возможно, видны огни вашего лагеря.

— Из этой долины не видны, — оправдывался туман-баши. — В конце концов нужно же моим людям обогреться.

Пуще всего он беспокоился о том, чтобы обогреться самому. Ричарду оставалось только надеяться, что персам действительно не видны огни могольского лагеря. Когда он передал приказания Аурангзеба, Захид-хан задумался.

— Он думает, что я перейду брод и доберусь до города, пройдя четырнадцать миль за два часа, а мне потребовалось три дня, чтобы преодолеть их.

— Наверное, вы двигались недостаточно быстро, — предположил Блант.

Захид посмотрел на него.

— И вполне вероятно, что, перебравшись на другой берег, мне не с кем будет идти на помощь принцу: моих людей изрубят здесь.

«Как хочешь», — подумал Ричард, который ясно понял ход мыслей туман-баши.

— Воля принца — пересечь реку, — сказал Блант. — Он требует всего лишь выполнить свои обязанности.

— Возвращайся к принцу и скажи, что его приказы будут по возможности выполнены.

— Я останусь с вами, — сказал Ричард, — чтобы быть уверенным, что приказы выполняются.

— Хм, — попытался скрыть свое недовольство Захид-хан. — Сейчас тебе лучше отдохнуть. Можешь расположиться в шатре вместe с одним из моих тавачи.

— Когда собираетесь выступить?

— На рассвете, согласно приказу.

— По-моему, лучше выступить еще до рассвета, — предложил Ричард. — И начать переправу с первым проблеском дневного света.

— Ты полагаешь, что противник не услышит нашего приближения? — усмехнулся Захид.

— Они не хуже услышат вас и при дневном свете, зато в темноте они не смогут определить ни вашей численности, ни ваших целей.

— Они могут послать за подмогой, — проворчал Захид.

— Все это только к лучшему, поскольку отвлечет часть сил от сопротивления принцу.

Захид был явно недоволен, но отдал приказ начать наступление с первыми проблесками рассвета.

Ричард быстро поел, а затем ухитрился два часа поспать. Несмотря на усталость, предстоящее сражение уже захватило все его помыслы. Он проснулся, едва в лагере началось движение.

Он был рядом с Захидом, когда туман-баши повел свой авангард к речной кромке. Конская упряжь позвякивала на пронизывающем ветру, дующем вдоль реки. Сразу же послышалось движение на противоположном берегу.

Ричард спешился, чтобы проверить лед.

— Слишком тонок, — заметил он Захид-хану. — Может проломиться под копытами наших коней.

— Реку невозможно перейти, как бы мы быстро ни двигались, — ответил туман-баши, почесывая бороду.

Кавалерия медленно растекалась вдоль кромки льда. Шум на противоположном берегу усилился. Когда достаточно рассвело и стал виден лед, на персидском берегу замаячили смутные фигуры противника. Они старались не высовываться из-за сложенных друг на друга валунов.

— Ты дашь наконец приказ о наступлении?— возмутился Ричард.

Захид поколебался секунду и, выхватив из ножен меч, указал им на противоположный берег. Трубы затрубили атаку, их поддержали литавры. Захид вывел своего коня на лед, затрещавший под копытами. Здесь еще было мелко, и, проламывая тонкий лед, туман-баши направил скакуна через реку.

Ричард с остальными тавачи двинулись за ним, следом шел минг-баши первого полка со своими людьми.

Персы открыли огонь из мушкетов, но в предрассветном сумраке пули причиняли мало вреда наступающим.

Захид-хан неуклонно шел вперед, пока его конь неожиданно не провалился под лед. Вода в этом месте доходила до седла.

— Назад! — закричал туман-баши. — Это не брод! Западня!

Первый полк был уже весь в воде, в колонне по четыре, и все всадники дружно натянули поводья. Поднялся шум, и возникла неразбериха. Воздух наполнился ржанием коней и громкими криками людей.

Опасаясь, что паника охватит все могольское войско, Ричард выхватил шпагу.

— За мной! — заорал он, поднявшись в стременах. — Дальше будет мельче. За мной!

Следуя за Захидом, он также оказался на критической глубине в пять футов. Но в отличие от туман-баши он заставил своего коня двигаться вперед. Направляемый сильной рукой, конь плыл. Минг-баши, услышав властный голос, быстро организовал своих людей и, к облегчению Ричарда, повел их за ним.

Огонь с персидской стороны стал более действенным, хотя радиус поражения оставался все еще невелик. Мушкетная пуля задела Бланту руку, но, к счастью, не пробила толстой шерстяной куртки, которую он носил под накидкой. Река стала мельче, конь уже доставал копытами дно. Вокруг свистели пули. Ричард выскочил на вражеский берег, навстречу опасности. К нему со всех сторон уже бежали персы, размахивая мечами. Направив коня в самую гущу противника, Блант разметал защитников переправы в стороны и поскакал к ограде. Мушкетный огонь сразу сосредоточился на нем. Еще одна пуля задела его, кровь залила лицо. Однако он, не чувствуя боли, зарубил стрелявшего, потом еще одного, уклонился от удара пикой третьего, сбив того корпусом коня. Добравшись до нагромождения камней, он послал коня через ограду. Оказавшись по другую сторону, он попал в самую гущу противника. Но к этому времени минг-баши был уже рядом вместе со своими воинами.

Второй полк тоже почти переправился. Звуки труб и грохот барабанов заполнили предрассветную мглу.

Персы развернулись и бросились бежать. Блант направил коня вслед отступавшим.

— Это неподчинение, тавачи! — закричал Захид-хан, появившийся на поле боя. — Я приказал отступать.

— Но принц ждет нас перед стенами Газни через два часа, — напомнил ему Ричард.

Захид кипел от злости.

— Ты арестован.

Ричард твердо встретил его взгляд.

— Нет, — ответил он, — Властью, данной мне принцем, ты, Захид-хан, арестован за неисполнение своих обязанностей.

Захид потерял дар речи.

— Свяжите этого человека, — приказал Ричард тавачи. — Остальные за мной.

Все зависело от минг-баши первого полка. Тот, быстро оценив ситуацию, отсалютовал ему мечом и направил своих воинов вслед за Блантом, который уже скакал вдоль реки по направлению к городу. Через несколько минут все войска следовали за ним, а Захид-хана охраняли его недавние подчиненные.

Впереди оставалось четырнадцать долгих миль до крепости. Хотя берег здесь был более пологий, снег скрыл все неровности на пути и тем самым создал дополнительные трудности продвижению войск. Не один всадник очутился на земле.

Шум боя и гром пушек впереди воодушевляли их и придавали дополнительные силы. Через два часа показались стены крепости, возле которых уже разгорелось сражение. Аурангзеб уже двинул свою армию через реку, стараясь преодолеть мощнейшее сопротивление противника. Свидетельства жестокого сражения воины, следовавшие за Ричардом, увидели задолго до того, как перед ними открылось поле боя. По реке среди обломков льдин медленно плыли тела погибших воинов.

Ричард замедлил движение своих людей, давая возможность коням восстановить силы. Он знал, что опаздывает к указанному сроку, но было бы еще хуже прибыть на поле битвы на измученных конях.

И вот они достигли рядов сопротивляющихся персов. Кони, по мнению Бланта, уже восстановили свои силы. Поднявшись на стременах, всадники ринулись на врага.

— Аллах Акбар! — издал Ричард традиционный боевой клич моголов и подстегнул коня. Вытянувшись в шеренгу, кавалерия следовала за ним по пятам. Каждый воин кричал что-то свое. Войско под командованием Ричарда свалилось на плечи растерявшихся персов. Никогда раньше Бланту не приходилось командовать такими большими отрядами кавалерии. К счастью для него, моголы были обучены понимать командиров с полуслова, а чутье не подводило Ричарда. В сотне ярдов от противников они осадили коней, произвели выстрелы из луков и, не задерживаясь, чтобы увидеть результаты, двинулись на врага.

Персы были обескуражены неожиданным появлением столь внушительной силы кавалерии противников на своем берегу. Ураган стрел засвистел вокруг. Натиск конницы заставил персов удариться в бегство и поспешить к воротам города.

— Вперед! — кричал Ричард. — Вперед! Нельзя позволить им закрыть ворота.

Его измученных людей призывали сделать последние усилия. Они достигли ворот одновременно с персами, когда створки уже начали сходиться. Здесь пришлось вступить в рукопашную схватку. Ричарда выбили из седла, но ему удалось быстро подняться на ноги и продолжать бой пешим.

Боевые трубы Аурангзеба продолжали оглашать поле боя. Его люди следовали прямо за кавалерией Бланта, и все больше и больше моголов, проникая в город, растекалось по его улицам.

— Ищите их! — кричал Аурангзеб. — Не щадите шиитов! — Он соскочил с коня, приветствуя Ричарда. — Я думал, что вы не придете. А где Захид-хан?

Ричард поведал принцу обо всем, что случилось.

— Шавка! — зло произнес тот. — Я подниму его на высокий кол, чтобы все могли видеть его предательство. Но ты, Блант, даже не кавалерист, а привел людей к победе.

Ричард впервые видел Аурангзеба в хорошем настроении.

— Блант-бахадур родился вновь! — закричал принц. — Блант-бахадур родился вновь! Завершим нашу победу!

Аурангзеб был счастлив. Победные отблески осветили его лицо. Персов повсюду вылавливали и убивали. Среди них было много афганцев. Их, в отличие от местных жителей, хватали и сажали на кол. То же самое проделали и с Захид-ханом. Лес колов вырос у реки. Армия, заняв город, располагалась на зимовку. Здесь были пища и кров. Место, зимой недосягаемое. Ни одна персидская армия не сможет двинуться на них до наступления весны.

Пришло время отдыха, однако благодушие вождя исчезло так же быстро, как и появилось. Он принялся охотиться за теми, кто не мог доказать свою верность суннитскому исламу. Приближенные убеждали принца, что многие из жертв могли бы оказаться полезными в следующих кампаниях, но Аурангзеб только фыркнул:

— Мы не будем иметь дело с еретиками.

Ричард осмелился однажды заметить:

— Но вы же имеете дело со мной, мой господин.

Аурангзеб рассмеялся.

— Ты не еретик, Блант-бахадур. Ты — язычник, вот в чем разница. Но и ты проклят. Пока ты жив, ты, могучий воин, дополняешь и умножаешь мою силу. Но еретики эти, приверженцы фальшивой веры, пьяницы и идолопоклонники, рисуют запрещенные исламом картины на стенах. Это не люди — ничтожества. Скажи мне, ты слышал когда-нибудь о шейхе Ахмаде Сирхинде?

— Нет, мой господин.

— Он уже умер, но я слышал однажды, еще мальчишкой, его проповедь и читал книги этого человека, которого прозвали Реставратор священного золотого века. Он горячо осуждал пьянство и распущенность, процветавшие при дворе моего деда. За это его преследовали до самой смерти. И все же он был великий человек. Ведь наш народ слишком ленив, я не исключаю и моего отца. А что касается моей сестры... Ты сам попал в плен ее пагубной безнравственности. Ты разве не рад, что я освободил тебя от ее пут?

— Конечно, мой господин, — ответил Ричард, считая так на самом деле.

— Может быть, мне предначертано очистить нашу землю от ереси и разврата.

Ясно одно! Если Аурангзеб вернется победителем из этого похода, то правителей ждут тревожные времена.

Однако до этого было еще далеко. Весной они совершили нападение на Кандагар, но Аурангзеб получил яростный отпор. Этот город, лежащий у подножия гор, но все же на высоте более трех тысяч футов, был построен Александром Великим. Его имя в искаженном виде до сих пор оставалось на устах местных жителей. Со времени основания город укрепляли не переставая, Чингисхан и Тимур захватывали его, но уже на вершине своего величия, когда их армии насчитывали более сотни тысяч воинов. С ограниченными силами, какими располагал Аурангзеб, нечего было и надеяться взять город штурмом. И принц мудро решил даже не пытаться делать этого. Он поехал в Агру к отцу: посоветоваться и просить пополнения для войска.

Ричард остался в Кабуле.

«Я определенно нашел свою звезду, — думал он, — сделал правильный выбор».

Война с Персией продолжалась несколько лет. Кандагар все же пал. Аурангзеб добился от отца куда большего, чем простой замены войск. Для Ричарда это было хорошее время. Используя Кабул в качестве опорного пункта и Газни как аванпост, откуда он каждое лето мог совершать набеги на персов, Аурангзеб получил губернаторство в Афганистане, оставив Мураду Бакшу только административные функции. Люди Ричарда получали здесь дома, так же как и офицеры, а сезон дождей мало влиял на жизнь в горах.

В конце первого года Ричард отправил своего человека в Агру за Билкис и детьми, и к началу зимы они прибыли в Кабул. Однако когда на следующий год он послал в Агру за остальными слугами, гонец вернулся один и рассказал, что дворец больше не принадлежит Ричарду, а его слуги отданы другому.

— Ты явно разгневал мою сестру своим нежеланием вернуться, — посмеялся над ним Аурангзеб. — Но здесь ты можешь найти слуг еще лучше.

Ричард получил повышение по службе, сначала стал минг-баши, а затем, после второй кампании, тук-баши. Как и его предки, он был теперь Блант-эмиром и бахадуром, жил в приличествующей генералу обстановке. Проводил зимние месяцы в удобном доме в Кабуле. Обслуживала его свита слуг. И две жены были рядом. Он решил стать настоящим мусульманином, жениться и на Билкис, и на Хилме. Он любил их обеих, но Билкис, будучи матерью его детей, оставалась главной женой.

Две женщины прекрасно уживались вместе и благосклонно встретили появление в семье прелестной афганской девушки по имени Шайта. Кожа ее была светлая, как у Билкис, волосы цвета меди. Она отлично усвоила, что единственное предназначение женщины — удовлетворять все прихоти хозяина.

Ричард обнаружил, что он снова счастлив. Больше всего он любил военные походы. Этим он и занимался, оставив все свои заботы. В Кабул не доходили известия ни об Ост-Индской компании, ни о событиях в Англии. Правда, Аурангзеб сообщил ему, вернувшись в Афганистан в 1649 году, что монархия в Англии свергнута и король казнен. Ричард сразу подумал о судьбе Лауры, но вспомнил, что в Англии благородные женщины очень редко становятся жертвами даже в революции.

Он служил человеку, которым все больше восхищался, научившись избегать дикую нетерпимость характера хозяина. А она проявлялась без воздействия вина, наркотиков или необузданной страсти. Аурангзеба не могли упрекнуть в этих свойственных всему семейству пороках. Елена много рассказывала Ричарду об Акбаре. И ему стало казаться, что принц вполне может стать величайшим из Моголов. Аурангзебу, правда, не хватало религиозной терпимости. Но этот упрек можно отнести на счет его молодости, и оставалась надежда, что это качество он обретет с возрастом.

Спору нет, Аурангзеб был более ревнив и высокомерен, чем его братья и сестра. И Шуджа и Дара приезжали в Кабул во время персидской войны оценить обстановку и дать совет. Оба отличались привлекательной внешностью. Особенно Дара. Он проехал с армией до самого Газни, одобрил действия своего брата, изложил свои соображения относительно того, как, на его взгляд, следует поступить дальше, упрекнув некоторых офицеров в неспособности командовать воинами. Его самонадеянность удивила Бланта. Он видел, что поведение принца вызывало глубокое негодование всех туман-баши. Аурангзеб же на редкость терпеливо выслушал разглагольствования брата. Шуджа, в свою очередь посетив армию, поинтересовался только деньгами, затраченными на этот поход, и посоветовал сократить расходы. И снова Аурангзеб промолчал. Но вечером в своем шатре он с ухмылкой на лице наблюдал, как его братья поглощали вино, бутылку за бутылкой.

— Они живут в мире иллюзий, — заметил он, когда оба принца наконец уехали.

Ричард мог с ним только согласиться. Несмотря на неудавшийся захват неприступной крепости Кандагар из-за скудности средств и малочисленности войска, Аурангзеб каждый день проявлял свой полководческий гений. Вымани он персов в чистое поле, победа, без сомнения, осталась бы за ним. В отличие от Акбара он решил не перестраивать армию — для этого не хватало средств. Он добивался побед исключительно силой своего полководческого таланта, готовностью рисковать. Он научился жить нуждами своих воинов и дорожил ими.

Такие черты присущи только зрелому полководцу.

К этому времени он уже перевез своих жен в Кабул, и вскоре они забеременели.

В 1653 году наконец был заключен мир с Персией. О подписании мирного договора Аурангзеба даже не уведомили. Узнав об этом, принц страшно разгневался. Он постоянно докучал отцу просьбами мобилизовать всю могольскую армию и захватить штурмом Кандагар, намереваясь продолжать войну на иранском плоскогорье. Но Шах-Джахан не согласился. Отчасти потому, что, по мнению Ричарда, боялся ставить Аурангзеба во главе армии такой численности, какая была у Чингисхана и Тимура в пору их расцвета. Но отчасти и оттого, что императора заботили другие регионы его огромных владений.

Беспорядки в Декане подстегнули императора быстрее заключить мир с Персией. Маратхи, становясь сильнее год от года, объединились под руководством способного командира по имени Шиваджи, открыто выступив против моголов.

Шиваджи не было и тридцати лет. Этот индус с шестнадцати лет почувствовал отвращение к жизни под властью мусульман и решил посвятить себя борьбе за независимость собственного народа. Потребовалось время, прежде чем он сумел объединить под своим началом единомышленников. И вот его маленькая армия разрослась до таких размеров, что стала угрожать власти моголов на Деканском плоскогорье. Шах-Джахану потребовалась вся его полевая армия и самый способный командующий, чтобы укротить мятежников. Принц Дара не сумел навести порядок в Декане, где последнее время губернаторствовал.

— Мы все изменим. По крайней мере, будем лучше сражаться, — заверил Аурангзеб своих людей, когда шел на юг.

В 1653 году Ричарду исполнилось пятьдесят лет, и он сам удивился этому. Блант жил в Индии уже четырнадцать лет, его старшему сыну Саиду исполнилось двенадцать, а Исканде — одиннадцать. Скоро придет время выдавать ее замуж. Насиру, самому младшему, было девять. Да и сама Билкис уже приближалась к тридцатилетию. Даже маленькой Хилме исполнилось двадцать. Ричард по-прежнему чувствовал себя в хорошей форме, прекрасно переносил долгую скачку на коне и оставался одним из любимцев Аурангзеба. Сначала он не мог и предположить, куда заведет его путеводная звезда. Но сам он не оставил для себя иного выбора.

Южная экспедиция была крайне необходима. Семьи военных остались в основном в Кабуле, обреченные на безделье. Как и большинство генералов, Ричард взял в поход только одну жену, Хилму, поскольку армия, направляясь в Хайдарабад, двигалась на юг ускоренным маршем.

Аурангзеб направился в Агру повидать отца и неожиданно приказал Бланту следовать за ним.

На душе у Ричарда стало неспокойно, когда вдалеке показались стены города. Шесть лет прошло с тех пор, как он покинул его, дав клятву вернуться поскорее. Ага уже открыто показала свое недовольство им.

Блант с удивлением отметил, как мало изменилось все вокруг за эти годы его пребывания в горах, разве только строительство Тадж-Махала завершилось в соответствии с замыслами падишаха. Белый мрамор и красный песчаник на четырех минаретах, стоявших по углам главного здания, отражали солнечные лучи, а между ними вырисовывался огромный сияющий купол мавзолея.

— Падишах должен быть доволен, мой господин, — заметил Ричард.

Аурангзеб ничего не ответил. Он виделся с отцом каждый год. Но шесть лет прошло с последней встречи Ричарда с императором. Нынешняя встреча его потрясла. Шах-Джахан выглядел шесть лет назад сильным и полным энергии. А теперь Ричард увидел сгорбленного седого старика, бормочущего что-то едва слышно.

— Шиваджи, — бормотал он. — Да, Шиваджи. Приведи мне его в цепях, сын мой.

Принцесса стояла рядом с ним. Она тоже изменилась, но не так разительно. Время не лишило ее лица красоты и надменности. На приеме присутствовал новый командир гвардии, симпатичный молодой мужчина, чья рука все время лежала на рукояти меча.

— Ты помнишь Блант-бахадура? — спросил Аурангзеб сестру.

Ага злобно посмотрела на Ричарда.

— Убери этого человека с моих глаз долой, — сказала она.

— Он, как ты когда-то объясняла, великий воин, — заметил Аурангзеб.

— Убери его с моих глаз долой, — снова потребовала ага.

— Если я когда-нибудь потерплю поражение, Блант-бахадур, — сказал принц, когда они ехали на юг в армию, — мой совет тебе, поскорее покидай Индостан. Моя сестра злопамятна. Она не простит.

— Я понял это, мой господин. Удивляюсь, если английская компания, которую я когда-то представлял, до сих пор торгует.

— Еще как. Более того, она разрастается без всякой меры. Я сказал отцу, что ее надо держать под контролем, но он не отреагировал на мои слова.

Ричард решил не обращать внимания на все эти предостережения.

Начиналось новое долгое противостояние. Аурангзеб вряд ли ошибался, предполагая, что более богатые страны для того и существуют, чтобы нападать на них.

Моголы хотели в первой же стычке разогнать индусов, словно шайку бандитов, не знающих, как сражаться с регулярной армией в открытом поле, и не имеющих соответствующего вооружения. Но в этом, как ни странно, заключалась сила маратхов. Их армия состояла в основном из конных всадников. Такой когда-то была армия Бабура. Эти люди передвигались налегке, имея при себе только оружие. Они спали на земле, питались плодами земли. Помня рассказы тетушки, Ричард не сомневался, что моголы Бабура быстро бы изловили и разбили их. Но могольская армия середины семнадцатого века стала слишком громоздка, чрезвычайно обременена обозом и артиллерией. Военные действия сводились к мелким стычкам и засадам.

Маратхи в рассказах Елены выглядели какими-то чудовищами разрушения. Но сражались они с типично индийским рыцарством, редко убивали пленников. Такая учтивость не нашла отклика у принца Аурангзеба, который казнил каждого маратха, какого мог схватить. Казнил скорее за то, что они были индусами, а не врагами.

Ричард считал такую политику ошибочной. В глазах мусульман индусы были скорее язычниками, нежели еретиками.

Три года ожесточенной борьбы принесли некоторые результаты. Маратхская армия была захвачена на стоянке в лагере, севернее реки Муси, невдалеке от башен Голконды и Хайдарабада. Когда моголы спустились с холмов, в рядах мятежников поднялась паника. Но имея в тылу реку и кавалерию Аурангзеба на флангах, они поняли, что выбраться отсюда можно только с боем.

Аурангзеб оценил обстановку как благоприятную для него.

— Они явно не ожидали нас, — сказал принц. — Но, как ты думаешь, что они делают здесь, если только не получают подкрепления от Абдуллы? Посмотрим, так ли это.

Ричард стал опасаться за судьбу английской торговой компании. В походе он получал письма от фактора и знал, что в Англии снова спокойно, хотя страна теперь под суровым правлением лорда-протектора по имени Кромвель, военный гений которого носил аскетический, пуританский характер, а имя его в Англии звучало так же, как в Индии Аурангзеб. Важнее для Бланта было то, что он узнал: Лаура и ее муж живы и здоровы, но бедны. Ричард решил послать ей деньги, но приходилось ждать окончания маратхской войны. Не было сомнения, что компания торговала с мятежниками, а он не знал, известно ли это Аурангзебу.

Не видя другого выхода, маратхи пошли в атаку, пользуясь единственно известной им тактикой. Аурангзебу в данном случае не требовалось военного гения. Он расставил своих туман-баши по местам, и под прикрытием пушек и мушкетов вперед двинулась кавалерия. Она повергла мятежников в бегство. Маратхи бросились в реку, оставляя на поле битвы каждого третьего убитым или утонувшим. Самому Шиваджи удалось спастись.

— Мы еще схватим его. А сейчас надо наказать весь народ, — подвел итог сражения Аурангзеб.

Он повернул армию на Голконду, утратившую к этому времени свое значение в связи с основанием Хайдарабада. С приходом моголов она была разрушена почти до основания после целого дня грабежей и насилия.

Народ близлежащего Хайдарабада молча наблюдал за разрушением древней столицы султаната. Та же участь могла в любой момент постичь и их.

Аурангзеб поехал в старый дворец султанов посмотреть, что еще там осталось. Блант следовал за ним, поскольку его люди, занимаясь грабежом, вышли из-под контроля. Дворец было запрещено трогать до посещения его Аурангзебом. Повсюду принца приветствовали домоправители и сопровождали его, постоянно кланяясь и расшаркиваясь. Ричард удивился, обнаружив здесь нескольких европейцев, спасающихся от неукротимых солдат могольской армии.

— Как я подозреваю, — Аурангзеб остановился, уперев руки в бока, перед группой испуганных чужеземцев, — вы, англичане, союзники этих подлецов.

— С уважением, ваше высочество, я не англичанин, — произнес один из людей на отличном персидском. Мужчина был в самом расцвете лет и отлично сложен.

— Тогда кто же ты? — спросил принц.

— Я венецианец, ваше высочество, меня зовут Ортензий Боргезе.

Итальянец сделал паузу, словно чего-то ждал.

— А что ты делаешь в Индии? — спросил Аурангзеб. — Здесь, в Голконде? С маратхами? — Он чеканил каждое слово, словно бросал вызов.

— Это известный гранильщик драгоценных камней, мой господин, — произнес домоправитель.

— А что, в Европе нет драгоценных камней для гранения? — спросил принц.

— Есть, но не такие великолепные, как здесь, ваше высочество, — ответил Боргезе.

— Меня пригласил сюда султан Абдулла специально для осмотра и, если возможно, для обработки великого камня.

— Что это за великий камень?

— Вы не слышали, ваше высочество? Шесть лет назад в копях за городом нашли камень семьсот семь карат.

Аурангзеб посмотрел на него как на сумасшедшего.

— Я повешу лгунов за яйца, — прорычал принц.

Боргезе, похоже, не испугался.

— Я сам взвешивал этот камень.

— И ты его обработал?

— Нет, ваше высочество. Я добрался до Индостана всего несколько месяцев назад. Обработка же любого камня требует осторожности и внимания. Много граней, много возможностей. Но этот камень... Малейшая ошибка опозорит меня на всю жизнь.

Аурангзеб обернулся к домоправителю.

— Почему не сообщили об этой находке моему отцу, императору?

— Я... я не знаю, мой господин, — заикаясь произнес слуга. — Такова была воля султана Абдуллы.

— Султана Абдуллы, — язвительно вымолвил Аурангзеб. — Хорошо, венецианец, покажешь мне этот камень.

Боргезе почтительно поклонился.

— А остальные тоже гранильщики?

— Трое из них мои помощники, приехали со мной из Венеции. А этот джентльмен... — Боргезе колебался.

Человек вышел вперед. Он был высок ростом, белокур, одет в европейскую одежду, какой Ричард никогда прежде не видел. Вместо оборок на сюртуке был широкий воротник, а вместо штанов бриджи. Выступающий подбородок обрамляла короткая бородка.

— Меня зовут Роджер Трент, ваше высочество. Я — фактор благородной Ост-Индской компании из Лондона в Голконде.

Ричард задержал дыхание. Надменность мужчины, по его мнению, не могла не вывести Аурангзеба из себя.

Так оно и случилось. Принц смотрел на англичанина из-под нахмуренных бровей.

— Ты торговал с маратхами?

Трент не отвел взгляда.

— Торговал. Для этого и приехал сюда.

— С врагами Могольской империи. В таком случае ты предатель.

— Я англичанин, ваше высочество. Я ничего не знал об империи.

— Ради Бога, попридержи язык, — бросил ему Ричард по-английски.

Аурангзеб посмотрел на него.

— Что ты сказал?

— Я сказал ему, чтобы он успокоился, мой господин, и не гневил вас.

— Гневить меня? — произнес Аурангзеб. — Да, он меня выводит из себя. Взять его и посадить на кол, — приказал он приближенным. — На высокий кол, чтобы все видели, что ждет каждого за торговлю с маратхами.

Трент открыл от изумления рот и посмотрел на Бланта. Стражники уже встали у него по бокам и схватили за руки.

— Если я обидел джентльмена, — сказал Трент по-английски, и его голос дрогнул, — то охотно попрошу у него прощения.

Ричард попытался помочь ему.

— Он не понял тяжести своего преступления, мой господин.

— Ты хочешь спасти его шкуру, потому что он твой земляк, но я не желаю, чтобы в Индию приезжали язычники и имели дела с врагами моего отца. Он будет посажен на кол. Гранильщик, покажи мне этот алмаз.

— О Боже! — выдохнул Трент.

Ему быстро заломили за спину руки, и он понял, что его ждет ужасная смерть. Трент обернулся, и из глубины комнаты донесся сдавленный крик.

Ричард только сейчас заметил нескольких стоящих в отдалении женщин, без сомнения пытавшихся остаться незамеченными. Но теперь одна из них выскочила вперед и бросилась в ноги Аурангзебу, прежде чем стража успела перехватить ее.

— Простите его, ваше высочество! Простите!

Аурангзеб смотрел на нее сверху вниз. Он никогда не встречал женщин с огненно-рыжими волосами. Она была в европейской одежде, такой же простой, как и у мужа. Широкий воротник лежал на строгом мешковатом платье. На голове у нее была плоская черная шляпа. Высокий рост подчеркивал прелесть ее фигуры. Лицо выглядело привлекательным, несмотря на некоторую его удлиненность. Волосы, выбивающиеся из-под шляпы, довершали ее красоту.

— Кто эта женщина? — спросил смущенный Аурангзеб.

— Моя жена, — ответил Трент. — Не трогайте ее, заклинаю вас.

— Пожалейте его, — умоляла женщина. — Он никому не причинил вреда.

— Он разгневал меня, — непреклонно заявил Аурангзеб. — И будет посажен на кол. Взять ее, пусть посмотрит на смерть мужа, а потом отдайте солдатам.

Женщина вскрикнула и лишилась чувств. Ее мужа, вопившего в предчувствии ужасной смерти, уволокли прочь.

Один из паломников побрызгал ей в лицо водой. Англичанка медленно села, тряся головой и оглядываясь вокруг почти безумным взглядом.

— Мой господин, — обратился Ричард к принцу.

Аурангзеб посмотрел на него.

— Ну что еще? Даже англичанин может умереть, бахадур.

— Это я понимаю, мой господин. — Он осознавал, что не может спасти Трента. Но женщину... Может, более милосердно позволить ей тоже умереть? Мысль о том, что ее будут насиловать могольские солдаты, была омерзительна. Его соотечественница пробудила в нем рыцарские чувства, которые, видимо, достались ему в наследство от английских предков. — Отдайте женщину мне.

Аурангзеб несколько секунд смотрел на него, а затем рассмеялся.

— Ее?

— Я возьму ее в жены, мой господин. У меня всего три жены.

— Тогда бери. Отдайте ему женщину, — приказал он. — Помни, что ты делаешь.

 

Глава 19

СУПРУГИ

Миссис Трент смотрела на происходящее, словно не веря, что все это происходит именно с ней.

— Бери ее, — повторил Аурангзеб. — Забирай сейчас же, или я передумаю. Я не позволю ни одному из своих туман-баши распутничать с язычницей... А теперь, гранильщик, покажи мне этот камень. — И он удалился в сопровождении приближенных и потрясенного Боргезе.

Ричард остался, поднял миссис Трент на ноги. Ее колени подкашивались, и она упала бы снова, не подхвати он ее за талию. Он испытывал глубокую жалость к ней и ее мужу. Странное чувство для туман-баши армии Аурангзеба Беспощадного.

— Вы должны идти со мной, — сказал он ей.

— Чтобы присутствовать при казни моего мужа? — спросила она еле слышно.

— Нет, — сказал он, ведя ее по лестнице вниз к стоящей лошади.

Клубы дыма заволокли панораму города. Отовсюду слышались крики истязаемых жителей Голконды.

— Куда вы меня везете?

— Подальше отсюда, — заверил Ричард.

Он подсадил ее на лошадь. Юбка мешала ей перекинуть ногу через седло, поэтому он посадил женщину боком, а сам сел сзади, придерживая ее за талию. Проезжая мимо ординарцев, он уловил ухмылку на их лицах — они оценили добычу туман-баши.

Блант и его неожиданная спутница ехали по улице под крики истязаемых людей и лай собак, под плач женщин и вопли детей. Наконец дома остались позади, и они выехали на равнину, где повсюду лежали мертвые тела. Грифам предстояло славное пиршество. Над полем витал запах смерти.

— Боже мой! Боже мой! — беспрерывно повторяла женщина.

Позади раздался истошный мужской крик, возвестивший о том, что подданные Аурангзеба без промедления выполнили приказание своего командующего. Ричард благодарил судьбу, что женщина, похоже, не понимала сути происходящего.

Могольские солдаты расчищали от трупов маратхов место у реки, выбранное Аурангзебом для лагеря. Уже стояли огромные шатры, над которыми возвышался красный с золотом шатер принца. Ричард направлялся в ту часть лагеря, которую отвели для его людей. Там уже стоял его синий командирский шатер. Солдаты дружно приветствовали его, когда он проезжал мимо со своей добычей.

Вид людей, казалось, заставил миссис Трент очнуться.

— Почему вы привезли меня сюда? — спросила она, поворачиваясь к нему. После пережитого ужаса ее лицо выглядело мертвенно-бледным.

— Вас отдали мне, — объяснил Ричард.

Она открыла в изумлении рот, отвернулась и попыталась слезть с лошади. Он крепче прижал ее к себе, обхватив за талию.

— Или вы предпочитаете быть отданной солдатам? — спросил Блант.

— Какая разница? — бросила она.

Они подъехали к шатру. Блант спешился, все еще крепко удерживая ее.

Бхути вышел навстречу и низко поклонился, приветствуя его.

— Приготовь нам поесть, — приказал он.

Миссис Трент, наклонив голову и откинув полог, прошла в шатер и остановилась у порога, пораженная роскошью внутреннего убранства, так не вязавшегося с жестокостью и разгромом, царящими вокруг. Хилма, преклонившая колени при появлении хозяина, довершила картину, поразившую англичанку.

Ричарду пришлось подтолкнуть женщину внутрь.

— Воды, — приказал он Хилме.

Хилма медленно выпрямилась и, презрительно скривив губы, посмотрела на миссис Трент.

— Побыстрее, — повысил голос Ричард.

Хилма тряхнула головой и покинула шатер.

— Проходите сюда. — Ричард откинул полог, прикрывающий вход во внутреннюю часть огромного шатра.

Миссис Трент прошла внутрь и вновь остановилась на пороге, разглядывая роскошные ковры, составлявшие убранство внутренних покоев. Она стояла, обхватив себя руками и озираясь по сторонам.

— Садитесь на ковер, — пригласил он и сел сам, бросив перевязь со шпагой в угол.

Женщина медленно опустилась на колени, все еще не придя в себя. Наконец она посмотрела на него.

— Пожалуйста, сэр...

— Мой хозяин жестокий человек по отношению к тем, кого считает своими врагами, — объяснил он. — Чтобы спасти вас, иного выхода не было.

Слезы ручьем полились по ее щекам. Она упала на ковер лицом вниз.

— Мой муж! — закричала она. — О, мой муж!

Она еще плакала, когда вошла Хилма, неся поднос с кувшином и двумя чашками. Опустив поднос на ковер, она оглядела женщину с откровенной неприязнью и заметила:

— Она стара.

— Ты тоже когда-нибудь состаришься. Найди ей подходящую одежду.

— Она слишком крупная, — заметила Хилма с презрением. — Неужели нельзя было отыскать кого-нибудь получше.

— Найди ей одежду, потом посмотрим, хороша она или нет.

Хилма выбежала из шатра.

Миссис Трент подняла голову. Слезы все еще застилали ей глаза, но щеки уже начали розоветь. Она немного понимала хинди, чтобы разобрать слова Хилмы.

Он поднял чашку.

— Это всего-навсего вода. Наш командующий не позволяет пить ничего более крепкого.

Женщина медленно поднялась, взяла чашку и выпила воду. Он снова наполнил чашку.

— Как вас зовут? — спросил Ричард.

Она глубоко вздохнула.

— Анна.

— Анна Трент, когда я смогу уехать отсюда, я возьму вас в форт Святого Давида...

— Правда? — На мгновение ее лицо ожило.

— Там мы поженимся по христианскому обычаю.

Она вновь сникла.

— Вы собираетесь жениться на мне?

— Я уже объяснил, что только так смогу защитить вас. Ваш муж мертв.

Выражение лица женщины, глядевшей на него в упор, снова стало меняться.

Ричард терпеливо ждал, когда опять появится Хилма.

— Еда готова, господин. — Она взглянула на Анну.

— Подавай, — приказал он.

Через минуту та внесла поднос с едой, Бхути шел за ней с другим. Блюда были расставлены на ковре, и Хилма опустилась на колени рядом с хозяином.

— Сегодня я буду есть сам. — Ричард отстранил ее. — Принеси воду для омовения рук.

Индианка недовольно засопела, но принесла сосуд с водой и полотенце. Он вымыл руки, а она вытерла их.

— А теперь оставь нас, — сказал он ей. — И принеси колокольчик.

Хилма положила маленький золотой колокольчик на поднос и вышла.

Во время этой церемонии Анна Трент оставалась на коленях. Слезы ее уже высохли. Просто их больше не осталось.

— Умойтесь, — предложил ей Ричард.

Она наклонилась над чашей и плеснула водой себе в лицо. Затем вытерлась полотенцем.

— Вы должны поесть, — произнес он.

Анна открыла рот, Ричард положил ей немного еды. Затем взял немного и себе.

— Послушайте, — начал он. — Я не собираюсь причинять вам вреда. Мне не понравилось происшедшее с вашим мужем, но я не могу вернуть ему жизнь. Вы отданы мне в жены, и вам придется стать ею. Подожду, пока вы не будете готовы к этому шагу.

Она ела, глядя на него, и вдруг спросила:

— Почему вы, джентльмен, служите такому чудовищу?

— Я служу великому воину, который в одно прекрасное время станет правителем этой земли. Он жесток, да, но в нем столько величия! Больше, чем в любом другом правителе, которого я знал.

— О вас много говорили в форте Святого Давида, — немного освоившись, сказала Анна.

— И что же обо мне говорили?

— Мнения разделились. Многие помнят вас как храброго воина...

— Но это одна точка зрения. Мне льстят. А что говорят другие?

— Другие считают вас подобием этого Аурангзеба.

— А что думаете обо мне вы?

— Я никогда не встречала вас раньше, поэтому у меня нет четкого мнения о вас.

С едой было покончено. Ричард позвонил в колокольчик, и Хилма пришла забрать поднос.

— Здесь есть еще одна комната. — Блант откинул полог, прикрывающий вход в спальную половину.

— Я никогда не видела таких шатров, — заметила Анна Трент.

— Они выглядят так еще с тех времен, когда моголы кочевали по степям. Эти люди умели жить с удобствами. Может быть, вам лучше лечь?

Она посмотрела на него.

— Одной, — ответил он на ее молчаливый вопрос.

Анна последовала за ним внутрь.

— Попытайтесь уснуть, — посоветовал он.

Она посмотрела на него.

— А вы действительно джентльмен.

Блант вышел и сел, пытаясь не думать о женщине, которая лежала за стеной из козьих шкур. Анна Трент очень понравилась ему. Она будет его женой. В пятьдесят три года он берет себе еще одну жену. То, что она, должно быть, вдвое моложе, его не беспокоило. Но она англичанка! Много лет уже он не поддерживал отношений с женщинами из своей страны.

Он удивился бы, не принеси она ему детей, английских детей, родившихся в Индии. Дети эти станут для него подлинным залогом удачи.

Он вздрогнул при звуке труб снаружи.

— Принц подъезжает!

— Вы когда-нибудь видели что-либо подобное этому? — спросил Аурангзеб. В руках у принца был огромный кусок белого угля, слабо отблескивающий, когда на него падал свет.

— Нет, мой господин.

— Этот глупец боится гранить его, — сказал принц. — Он говорит, что это самый крупный из известных во все времена алмазов. И если он испортит его... Я сказал, что он должен обработать камень, если хочет когда-нибудь увидеть Венецию снова. Он его и не испортит. Эй, Боргезе!

Венецианец выглядел сконфуженным.

— Я все сделаю, ваше высочество.

— Тогда иди за ним, — улыбнулся Аурангзеб. — Мой отец носит «Кох-е-нур», но у меня будет камень крупнее. Мы назовем его «Великий Могол». — Принц был очень доволен огромным сокровищем, которое только что свалилось ему в руки.

— Возвращайся и ублажай свою красавицу, Блант-бахадур. Но ужинать будешь со мной.

Принц в сопровождении свиты покинул шатер. Ричард, помедлив минуту, вернулся в спальную половину шатра. Анна Трент лежала в той же позе, в какой он оставил ее. Они посмотрели друг на друга.

— Больше никто не помешает, — пообещал он. — Спите.

На следующий день могольская армия направилась в Хайдарабад. Там, склонив голову, султан Абдулла приветствовал принца.

— Что я мог сделать, мой господин? — спросил он. — Эти подлецы были повсюду, а у меня всего несколько отрядов для защиты. Мне оставалось только молиться за ваш приезд.

— А между тем ты торговал с Шиваджи, — перебил его Аурангзеб. — И оказывал его людям помощь.

— То, что он имел от меня, захвачено силой оружия, мой господин, — попытался возразить Абдулла. — Хотя некоторые из моих людей торговали с ним...

— Найди их и посади на кол. Сейчас же.

— Немедленно, мой господин, немедленно. Шиваджи мертв?

— Он сбежал от меня, — ответил Аурангзеб. — Но мы поймаем его, — пообещал он.

— Этот мошенник, похоже, в союзе с маратхами, — прошептал Аурангзеб своим генералам. — Если он и в самом деле был так неосторожен, я сожгу его красивый город, — рассуждал принц, внимательно вглядываясь в лица стоящих перед ним соратников. — Но пока нам придется иметь с ним дело, ведь не найти места лучше здешнего, чтобы переждать сезон дождей.

Тела погибших были сожжены, шатры собраны, и армия двинулась в город. Народ роптал, но ничего не мог поделать. Аурангзеб захватил половину дворца султана, а его офицерам отдали дома в соответствии с их положением. Несчастных хозяев со слугами выгнали на улицу. Принц действовал в Хайдарабаде, как в побежденном городе.

Блант спросил разрешения съездить на юг и побывать в форте Святого Давида.

— В дожди? — удивился Аурангзеб.

— Я ненадолго, господин. Обернусь туда и обратно до наступления ливней.

Аурангзеб предупредил его:

— Если захочешь предать меня и уехать из Индии, знай, я уничтожу форт и всех его жителей: будь то женщины или дети. Более того, я убью всех англичан на нашей земле, посажу на кол твоих жен и детей.

Усиливающаяся паранойя Аурангзеба и крайняя подозрительность беспокоили Ричарда, но он знал, что принц — его хозяин, и служил ему верой и правдой.

Возвратившись к себе в шатер, Блант застал Анну переодетой в темно-зеленое сари и пьющей чай с Хилмой. Хилма сама выбрала одежду подходящего цвета, идущего к лицу англичанке. Легкая ткань, облегающая стройное тело, дразнила взгляд мужчины, заставляя думать о том, что под ней скрыто.

Два дня Анна была предоставлена самой себе и, похоже, полностью оправилась от потрясений последних дней.

— Вы стали еще красивее, — заметил он.

— Хилма рассказала мне о вашей семье в Афганистане, — сказала женщина по-английски. — Я не знала, что у вас есть жена и дети.

Ричард положил руку на плечи Хилмы.

— У меня три жены и трое детей, — уточнил он. — Это вас беспокоит?

— Выходит, наш брак будет ненастоящим? — спросила она и затаила дыхание, испугавшись собственного безрассудства.

— По английским законам — да, но не по могольским, — возразил он. — Вы моя жена. Однако я хочу освятить этот брак в английской церкви для вашего спокойствия.

— Он не может быть освящен, — настаивала Анна.

Их взгляды встретились, и Блант улыбнулся.

— Не будем спорить об этом. У вас есть дети? — спросил он, пригласив обеих женщин сесть.

Ее лицо омрачилось.

— У меня была дочь, но она умерла от лихорадки два года назад.

— У вас была невеселая жизнь.

— А у вас? Затеряться в этой дьявольской стране...

— Это великая страна, — возразил Ричард. — Я родился здесь и не сомневаюсь, что и умру здесь же. Вам следует научиться любить ее так же, как люблю я.

Анна не смогла сдержать дрожь, и Ричард поспешил ободрить ее.

— Завтра мы едем в форт Святого Давида.

Ее лицо просветлело.

— Там мы поженимся, — добавил он.

— Но я уже сказала...

— А я сказал, что мы сделаем это.

Она собиралась возразить, но затем опустила глаза и прошептала:

— Вы совершите великий грех.

— Я тоже поеду, господин? — спросила Хилма с надеждой.

— Ты останешься в Хайдарабаде. Нам предоставили дом, и ты приведешь его в порядок к нашему приезду, — ответил Ричард. — Я возьму Бхути. Но ты можешь прийти ко мне сегодня ночью.

Хилма не могла удержаться и торжествующе посмотрела на свою соперницу.

Анна сидела, опустив голову. Когда Хилма вышла, она подняла голову и посмотрела на него полными слез глазами.

— Меня пугает ваша неукротимая энергия.

— Вы ненавидите меня за это? — спросил он.

— Как я могу? Вы были так добры ко мне.

— А может, лучше вас позвать сегодня ночью?

Она мгновение поколебалась, однако отрицательно покачала головой.

— Я бы предпочла подождать, если позволите. Я... я не знаю ничего о любви.

— Вы были замужем.

— Меня выдал замуж отец. Мистер Трент оказался человеком напористым, к тому же занимал важный пост в Ост-Индской компании и был добрым и уважительным. Мы прожили в супружестве восемь лет.

— Но вы не любили его?

— Я уже сказала, что не знаю ничего о любви.

— Тогда я постараюсь научить вас, — сказал Ричард.

Ричард взял с собой конвойных скорее для того, чтобы успокоить Анну. Разведчики докладывали Аурангзебу, что маратхи бежали на запад, чтобы пополнить свои потери, однако оставалась вероятность случайно встретить заблудившихся разбойников. Отряд сопровождения состоял из двадцати человек. Кроме того, с ними отправились Байан Али и Бхути. В дороге они хорошо провели время и через неделю добрались до Мадраспатнама.

Блант с Анной во время путешествия говорили мало. Ричард надеялся, что женщина не выкинет ничего неожиданного до приезда в английское поселение. Иначе придется применить к ней силу ради собственного спасения. Но она производила впечатление здравомыслящей женщины, трезво оценивающей ситуацию.

Ричард и Байан Али внимательно рассматривали склады, окружающие форт Святого Давида, жерла пушек, выглядывающие из амбразур, и часовых, патрулирующих вдоль стен. Форт был небольшой, но сооружен настолько продуманно, что мог противостоять любым нападениям извне. Вокруг него разместились маленькие аккуратные хижины. Ричард решил, что они построены слишком уж близко к стенам и будут сожжены в случае нападения. Рядом со складами на берегу англичане построили доки, где причаливали корабли. Вокруг зеленели рисовые поля. На пастбищах паслись стада овец.

— Здесь все изменилось со времени моего последнего посещения, — заметил Блант.

Он сразу повел Анну к фактору, называвшему себя губернатором. Солдат позвал полковника Джеймса Рейндольса. К ним вышел человек в красном мундире и низко надвинутой на лицо шляпе, выглядевший весьма важным, но явно страдающий от тропической жары.

— Должен поздравить вас с успешно проведенными здесь работами, — вежливо начал Ричард. — Особенно хороши оборонительные сооружения.

— Очень неспокойное время, — ответил Рейндольс. — Невозможно знать наверняка, кто правит в Голконде. Султан утверждает, будто должен делать то, что приказывает Могол, но Могол, кажется, не приказывает ему ничего. А тут еще маратхи подняли мятеж. Но вы, сэр Ричард... Ваш визит — великая честь для нас. О, миссис Трент здесь?

— Миссис Трент здесь потому, что моголы казнили ее мужа.

Рейндольс посмотрел на Бланта.

— Мой дорогой мистер Трент... Но за что?

— Его посадили на кол за торговлю с маратхами — врагами моголов, — пояснил Ричард.

— Боже мой!

— Вы торгуете с ними, полковник Рейндольс?

— Ну... — Полковник смутился. — Мы обычно не спрашиваем покупателя, кому он сохраняет верность.

— Вы продавали им пушки?

— Но их продавали и португальцы. Причем в значительно большем количестве.

— Если принц Аурангзеб услышит об этом, для вас наступят трудные времена.

— Вы скажете ему?

— Вообще-то не собираюсь. Но поскольку я сражаюсь рядом с принцем, пушки в руках маратхов смертоносны для меня не меньше, чем для него. На вашем месте я бы запомнил это.

Рейндольс прикусил губу и переменил тему:

— Миссис Трент, моя бедная леди... Мы ждем корабль из Англии со дня на день. Вы отправитесь на нем домой.

До сих пор молчавшая Анна спокойно произнесла:

— Я остаюсь здесь.

— Остаетесь здесь? Но почему?

— Собираюсь выйти замуж, сэр.

— Миссис Трент выходит замуж за меня, — вступил в разговор Ричард. — Мы приехали сюда именно за этим. Поскольку я намерен вернуться в Хайдарабад до наступления муссонов, то хочу обряд бракосочетания совершить немедленно.

— Могу я спросить, когда умер ваш муж, миссис Трент? Я получил от него последнее письмо три недели назад.

— Он умер десять дней назад.

— Десять дней?! И вы уже хотите выйти замуж? Не слишком ли спешите?

Ричард решил не разводить церемоний с полковником Рейндольсом.

— Вы не понимаете сложившейся ситуации, — сказал он. — Миссис Трент отдана мне моим хозяином, который, заметьте, является и вашим хозяином, пока вы находитесь на индийской земле. Анна прекрасно осознает, что ей предстоит поступить против законов церкви. Особенно если учесть, что у меня уже имеется три жены. Тем не менее бракосочетание необходимо совершить. Это всего лишь проявленный мной акт вежливости, но я хочу оформить брак по английским законам. А теперь позвольте нам исполнить то, ради чего мы проделали столь длинный путь.

Его слова возмутили Рейндольса.

— Я никогда в своей жизни не слыхал ничего подобного. Ее отдали вам, сэр? Английскую леди отдали мужчине с тремя женами-варварами? Я не могу позволить этого. И намерен посадить вас под арест.

— Сделайте это, и Аурангзеб сожжет ваш уютный маленький форт. Вдобавок пересажает на кол все население без исключения.

— Боже мой, сэр, он не сделает этого! Форт хорошо укреплен.

— Сколько у вас людей! Аурангзеб выставит пятьдесят тысяч воинов и двести пушек.

— А нельзя ли это дело уладить без конфликта? — прервала их Анна. — Я готова пройти церемонию бракосочетания. Генерал Блант говорит, что такова воля принца.

Рейндольс повернулся к Ричарду.

— Сэр, я понял со слов мастера Дея, что вы человек чести. Предлагаю вам обоим отправиться на корабле в Англию. Ваш принц в этом случае никогда не сможет причинить вам неприятностей.

— Он разрушит ваше поселение с такой же жестокостью, как если бы я сидел в тюрьме здесь, — заявил Ричард.

Рейндольс сдался.

— Будет скандал, — пробормотал он.

Но события уже начали разворачиваться. Известие о том, что Ричард Блант находится в поселении, что он привез с собой вдову Трент, которую собирается взять в жены, когда тело ее убитого мужа едва остыло, распространилось как чума. Обыватели уже разглядели одетую в сари женщину с золотистыми волосами, и были шокированы, и очарованы одновременно. Каждый встречный в форте с глупым видом оборачивался в сторону вновь прибывших. Англичане одевались так же просто, как и их губернатор, как была одета и Анна, когда Ричард в первый раз увидел ее. Многие из них неодобрительно смотрели на индийский наряд вдовы.

Проблемы возникли и с пастором. Низенький толстый человек, облаченный во все черное, был непреклонен, утверждая, что подобный брак противен Богу и что в любом случае необходимо трехнедельное оглашение имен всех вступающих в брак, прежде чем он совершит обряд бракосочетания.

— Решение за вами, святой отец, — прорычал Ричард. — Но завтра я уеду в Хайдарабад. Миссис Трент отправится со мной и будет моей женой. Я привез ее сюда, чтобы избавить от греха внебрачного сожительства. Если вы отказываетесь совершить обряд, то этот грех падет на вашу голову.

— Вы негодяй, — пробормотал викарий.

— Я выдам особое разрешение, — поспешил вмешаться полковник Рейндольс. — Все будет в порядке, уверяю вас. — Он был в отчаянии, стараясь не дать Аурангзебу повода к вмешательству в дела компании.

Обряд бракосочетания совершили тихо и быстро, пригласив только Рейндольса и его жену в качестве свидетелей. Затем полковник пожал Ричарду руку.

— Поздравляю вас, сэр. Ваша жена — хорошая женщина. Будьте с ней поласковее.

— Она моя жена, полковник, — ответил Ричард.

Анна терпеливо ждала у дверей церкви, за которыми собралась толпа.

— Это все ваши друзья? — спросил ее Ричард.

— Некоторые прежде были ими.

— Сейчас они осуждают вас за то, что вы вышли замуж слишком быстро, не так ли?

Женщина посмотрела на своего нового мужа.

— Они знают, что это необычная женитьба.

— Все уже сделано, — напомнил он.

— Понимаю, что вы теперь владеете мной, сэр. И, как уже сказала, попытаюсь быть благодарной вам.

Байан Али ждал снаружи с конем. Ричард посадил Анну в седло перед собой, поприветствовал толпу и направил коня к воротам форта. Они направились к разбитому неподалеку маленькому лагерю моголов. Рядом с шатром их уже ждал Бхути, приготовивший свадебный обед.

Ричард спешился, опустил на землю Анну и обнял ее.

Она немного удивилась и, вскинув голову, дерзко посмотрела на него.

— Леди Блант, — обратился он к Анне.

— Никогда не думала, что поднимусь так высоко, сэр, — с сарказмом парировала женщина.

Он нежно поцеловал ее, затем взял под руку и увлек внутрь шатра. Слуги восторженными криками выразили одобрение его выбору. Ричард помахал им рукой.

— Сомневаюсь, что на первый в вашей супружеской жизни завтрак вам подавали карри, — заметил он.

— Это был ростбиф.

— Ростбиф. Восемнадцать лет я не пробовал его.

— Восемнадцать лет?

— В Индии не едят говядину. А теперь расскажите о себе, о своей семье, об Англии.

— Англия стала несчастливым местом, сэр, под правлением протектора. Мы были честными людьми. Мой отец фермер. Когда платить королевские налоги стало невмочь, он взял оружие и принял сторону парламента, веря, что сможет добиться лучшей жизни для нас. Он и не помышлял убивать короля.

— У вас есть братья или сестры?

— Один брат погиб при Марстон-Муре, другой при Насеби. Одна из сестер замужем, а другая умерла маленькой от оспы.

— А родители живы?

— Совсем недавно я получила от них известие.

— Вы понимаете, что никогда больше не увидите их? Анна подняла голову.

— Никогда, сэр?

— Это невозможно. Вы должны найти свое счастье здесь, со мной.

— Уверена, что вы будете относиться ко мне достойно, сэр.

Ричард встал и откинул внутренний полог, приглашая Анну войти. Она последовала приглашению. Бхути расстелил для них ковер, разбросав на нем несколько подушек.

Анна стояла перед мужем, почти касаясь головой козьей шкуры.

— Разденьтесь, — сказал он и отстегнул перевязь со шпагой.

Анна освободила сари, позволив ему свободно соскользнуть на пол. Под ним оказалась традиционная у индусских женщин короткая юбка и укороченная блузка.

— И это тоже, — сказал Ричард.

Она беспрекословно подчинилась.

— Ваш первый муж тоже восхищался вашей красотой? — Ричард откровенно любовался телом Анны.

— Женская красота не особенно привлекает взгляд мужчин в кромвельской Англии, — ответила она. — Что предначертано судьбой, то обязательно случится, но говорить в этом случае об удовлетворении не приходится.

Ричард прекрасно понял ее.

— Здесь, в Индии, находят бесконечное удовольствие в том, чтобы получать удовлетворение снова и снова. — Он протянул руку и после некоторого колебания взял ее пальцы, затем привлек Анну к себе и поцеловал в губы. Ее тело затрепетало в его объятиях, а он гладил ее плечи, грудь, ягодицы... Затем опустился на ковер, все еще держа ее в объятиях. Она встала на колени перед ним. Руки его скользнули между ее ног. Ее дыхание участилось, когда Ричард принялся ее ласкать.

Затем он перевернулся на бок, отодвинувшись от нее.

— Мы большие греховодники? — спросил он.

— Очень, — ответила Анна.

— Тогда давайте согрешим еще немного, — сказал Ричард и лег позади нее, притянув женщину к себе.

Тучи стали сгущаться в тот день, когда Ричард и Анна покидали Мадраспатнам. Пришлось поторопить людей. Но настоящий ливень захватил их незадолго до въезда в Хайдарабад. В дом, отведенный Блант-бахадуру, они вбежали промокшие до нитки.

Хилма приветствовала их, держа наготове полотенце и заварив горячий чай. Она была бы искренне рада им обоим, но сразу заметила явное предпочтение, которое хозяин оказывал Анне. Ричард каждую ночь приглашал к себе англичанку.

«Я влюбился, — думал он, — в первый раз. В возрасте, когда вполне могу считаться ее дедом». Ему хотелось, чтобы и Анна по-настоящему полюбила его. Она ни в чем ему не отказывала и вроде бы была рада оставаться с ним наедине.

Он научил ее получать удовольствие от физической любви. Привязанность, надеялся он, придет позднее. Дождь все лил как из ведра. День за днем Ричард проводил лежа на диване в объятиях Анны, Он хотел, чтобы муссон не кончался никогда. Дождю и вправду не было видно конца, однако его пригласили во дворец Аурангзеба. Там он увидел всех туман-баши армии принца.

— Из Агры прибыл гонец, — объявил Аурангзеб, вглядываясь в лица присутствующих. — Кажется, отец серьезно болен. А мой брат Дара объявил себя падишахом.

 

Глава 20

ВОЗВРАЩЕНИЕ МОГОЛА

— Мой отец страдает от уремии, — сказал Аурангзеб своим генералам, — но такая болезнь не обязательно приводит к немедленной смерти. Поэтому я и мои братья имеем право не признавать принца Дару и считать его узурпатором. Я уже послал гонцов к принцу Шудже сообщить о моем отношении к действиям принца Дары и призвал поддержать меня. Сейчас маратхов придется оставить в покое. Пусть занимаются своим собственным устройством. Наша империя в опасности. Мы выступаем из Хайдарабада, едва пройдут дожди. Собирайте людей.

Глаза Аурангзеба блестели. Он находился в приподнятом настроении: пришло время совершить великую авантюру, к которой он готовился всю жизнь. Он объявил своего брата не узурпатором, а врагом империи. Блант не сомневался, кто выйдет победителем в этой борьбе.

Новость испугала Анну.

— Гражданская война? — воскликнула она. — Бог мой! А если ваш принц потерпит поражение?

— Только горы Афганистана побеждали Аурангзеба, — заверил ее Ричард.

— Но думать о том, что вы идете на войну...

— Это моя профессия. К тому же у нас еще в запасе несколько недель.

Когда армия покидала Хайдарабад, Анна была уже беременной.

Ричард обрадовался этой новости, но задержаться из-за нее не мог.

Если Аурангзеб потерпит поражение, его жизнь и жизнь всей его семьи окажется в опасности. Он не сомневался, что пальцы принцессы, его бывшей возлюбленной, глубоко запущены в начинающуюся сейчас братоубийственную борьбу.

Новость, которую получил Аурангзеб по пути на север, была неоднозначна. Недовольный действиями старшего брата, принц Шуджа покончил с беспросветным пьянством и быстро собрал армию. Сейчас она двигалась из Бенгалии. Шуджа предложил Аурангзебу присоединиться к нему, гарантировав в этом случае победу. Но Аурангзеб только улыбнулся в ответ на это предложение. Все идет так, как он и предполагал.

Новости из Агры были все тревожнее. Шах-Джахан, осознав свою неспособность править империей, провозгласил Дару Шикоха регентом, тем самым реализовав права старшего из своих сыновей. Первым актом Дары было объявление Шуджи вне закона.

Аурангзеб тут же послал тавачи в Агру узнать о здоровье отца. Из осторожности он не поехал туда сам, чтобы не подумали, будто он собирается совершить государственный переворот. Это могло объединить всех братьев против него. Он заверял Шах-Джахана в своей преданности. А сам решил послать гонца в Кабул и вызвать принца Мурада, зная, что Дара и Шуджа были в состоянии войны.

— Ты как раз подходишь для этого, Блант-бахадур, поторопись.

Ричард и сам всей душой стремился в Кабул. Анна оставалась одна. Но взять беременную женщину в такое путешествие было бы безумием. Опекать ее поручили Хилме, а Блант со своим маленьким конвоем, Байаном Али и Бхути, уже скакал на север.

Собирались снеговые тучи, когда Блант и его люди въехали в Кабул. Заехав сначала в свой дом, он с облегчением нашел Билкис, Шайту и детей в полном здравии.

— Как они выросли, — заметил он, увидев своих сыновей.

— Им так не хватало вас, — ответила Билкис.

Он не сказал ей о своей новой жене той ночью, когда они занимались любовью.

Принц Мурад изменился к худшему за те три года, на протяжении которых Ричард не видел его. Он еще больше располнел, стал гораздо медлительнее. Он принял Бланта, лежа на подушках с двумя голыми девушками.

— Дара, Шуджа... Какая разница? Один из них обязательно станет падишахом, когда умрет отец.

— Ваш отец не умрет еще много лет, мой господин, — возразил Ричард. — Поэтому какой бы принц ни победил в этой борьбе, выбора не будет — ему останется только узурпировать власть. А потом все время придется оглядываться, потому что узурпатор легко может быть сменен другим узурпатором. Вот почему он непременно попытается уничтожить всех, кто может сместить его. И в первую очередь — своих братьев.

Мурад сел, нахмурившись, и отмахнулся от девушки, которая льнула к нему.

— То же самое может произойти с принцем Шуджей, если он скинет Дару, — продолжал Ричард. — Принц Аурангзеб поручил мне сказать вам, что следует объединить силы и заставить ваших братьев отказаться от намерения узурпировать власть. Принц просит передать вам, что следует поддерживать друг друга до конца своих дней и во всем помогать вашему отцу, падишаху.

Ричард пересказал это предложение слово в слово, как ему приказал Аурангзеб. Аурангзеб никогда бы не нарушил клятвы, но то, что он предлагал, нужно было серьезно обдумать. Аурангзеб умело сыграл на подозрительности своего брата и его желании жить со всеми в мире.

— Да, — наконец согласился принц. — Это наиболее разумно. Порядочные люди должны поступить именно так. Я предлагаю послать совместное письмо страшим братьям. Сообщить им о нашей позиции и предостеречь их от заговоров.

Аурангзеб предусмотрел и такой вариант.

— Это было бы очень опасно, мой господин, — заметил Ричард. — Не подтолкнет ли такое письмо принца Дару и принца Шуджу объединить свои армии против вас и принца Аурангзеба? И как раз в то время, когда вы находитесь далеко друг от друга? Лучше вам собрать всех своих людей, оставив только гарнизоны в наиболее важных городах Афганистана, и со всей поспешностью идти на юг для объединения сил с вашим братом.

Мурад нахмурился: ему претила сама мысль о поспешности.

— Если я сниму свою армию, — сказал он, — персы снова захватят Газни. Они могут даже пойти на Кабул.

— Риск безусловно существует, мой господин. Но сейчас вся империя в опасности.

Мурад поворчал еще немного, но в конце концов все же согласился на мобилизацию армии.

Блант не мог сделать большего, чем собрать всех своих близких и дать им распоряжения отправиться на юг. Сам же покинул Кабул немедленно, чтобы сообщить Аурангзебу о результатах переговоров. Принц остался доволен, поскольку сумел расположить отца к себе и узнал, что тот осуждает Шуджу за вооруженное выступление против Дары без его разрешения.

— А сейчас подождем, — сказал Аурангзеб.

Это было долгое ожидание. Весь 1657 год Дара и Шуджа маневрировали и торговались. Они не брали в расчет своих младших братьев, которых презирали. Ведь Аурангзеб потерпел поражение от персов, и его победа над Шиваджи расценивалась не иначе как подавление банды мятежников. Мурада они и вовсе, игнорировали, даже когда он после окончания муссонов объединил свою армию с армией брата.

Старшие принцы выказали свое пренебрежительное отношение к отцу, даже не пытаясь идти к Агре, чтобы защитить его. Шах-Джахан, со своей стороны, кроме издания указов, в которых поддерживал принца Дару и осуждал принца Шуджу, тоже ничего не предпринимал. Впрочем, ничего другого он не мог сделать. У него не имелось собственных солдат для защиты. Он послал гонцов к Аурангзебу, предлагая тому двигаться на восток для соединения с армией Дары, чтобы уничтожить Шуджу, но Аурангзеб упорно отвечал, что не может двинуть свою армию в данный момент из-за возникших трудностей. Причем каждый отказ сопровождался обещанием обязательной поддержки.

Так целый год пребывая в неопределенности, вся Индия ожидала окончательной схватки между двумя старшими братьями. Блант удивился, что Аурангзеб не боялся возможности старших братьев договориться и объединить свои армии. Но Аурангзеб слишком хорошо знал характер Дары. Тот хотел добиться исключительного положения для падишаха и не собирался уменьшать его влияния.

Так поступил и Аурангзеб.

Для Ричарда это было счастливое время, несмотря на неспокойствие в стране. Билкис, Шайта и дети благополучно добрались до Индура, и наконец вся семья Бланта была в сборе. Анна — шел последний месяц ее беременности — тоже была счастлива, если муж оказывался дома в безопасности. Она расположила к себе Билкис, так же как Хилму и детей.

Летом 1658 года она родила девочку, которую назвали Пенелопой. Анна видела недовольство Ричарда и пообещала в следующий раз непременно родить ему английского мальчика.

— Впрочем, будет ли он англичанином? — спросила она.

— Посмотрим, — нахмурился озадаченный Ричард. — Мой великий прадед Питер был стопроцентным англичанином. Он женился на португалке, поэтому мой дед Томас был наполовину португалец. Дед женился на раджпутской принцессе, которая родила моего отца. Тот, в свою очередь, женился на испанке. Поэтому я наполовину испанец, на четверть индиец, на одну восьмую англичанин и на одну восьмую португалец. Но вы — стопроцентная англичанка, значит, наш сын будет на девять шестнадцатых англичанином, на одну шестую португальцем, на одну четвертую испанцем и на одну восьмую раджпутом. У него будет смешанная кровь, однако с преобладанием английской.

— О! — воскликнула Анна.

Ричард не мог сказать, смутила ли ее такая математика, или, возможно, она не поняла, что в его жилах течет индийская кровь.

До конца года армия принца Шуджи, отступающая под натиском императорских войск, была захвачена Дарой в Бахадурпуре, к северу от Калькутты. Все ждали известий о сражении. Аурангзеб от нетерпения не находил себе места. Сообщение наконец пришло. Шуджа был разгромлен и бежал в дельту Ганга, но он был еще достаточно силен. В Бенгалии он раньше губернаторствовал, и его почитали. Он вполне мог набрать там новую армию.

Аурангзеб посмотрел на своих генералов.

— Ну, — начал он, — все складывается как нельзя лучше. Муссон прошел. Пришло время встретиться с принцем Дарой.

Дара послал гонцов к младшим братьям, приказав им распустить свою армию и встречать его в Агре.

Как обычно, Аурангзеб дал примирительный ответ и приготовился выступать.

— Может быть, мы выполним его требование? — волновался Мурад. — Шуджа разбит. Дару поддерживает падишах...

— Дара сместит падишаха, как только сможет. Его останавливает только то, что мы стоим на его пути, — наставлял брата Аурангзеб. — Лучше положись на меня.

С этим Мурад и ушел к своим женщинам.

Первым открытым мятежным актом Аурангзеба была посылка в Агру гонца с обвинением Дары в совершении государственного переворота, заключении отца в крепость. Он требовал от принца Дары распустить армию и ждать приезда младших братьев. Зная чрезмерное высокомерие и самомнение брата, Аурангзеб специально написал свое послание в таком тоне, чтобы Дара не согласился ни с одним из этих требований.

Понимая, что действует от имени отца, Дара ответил в ожидаемом Аурангзебом духе. Взбешенный, он покинул Агру и двинулся на юго-запад утихомиривать своих заблудших братьев. Он даже взял падишаха с собой, желая показать миру, что Аурангзеб лжет.

Но к этому времени в Индии только мнение Аурангзеба имело значение.

Аурангзеб подготовил армию за неделю и немедленно выступил в поход. Вместе с воинами принца Мурада армия насчитывала около семидесяти тысяч человек, которые с обозом составляли стодвадцатитысячное войско. Эта грозная людская масса двигалась на восток, к Аллахабаду, а конных разведчиков послали на север следить за передвижением принца Дары.

Наконец получили сообщение, что армия Дары движется на юг, чтобы встретиться с ними. Бланта вызвали к Аурангзебу.

— Я назначаю тебя эмиром. Возьми дивизию пехоты и четыре полка кавалерии. Отправляйся как можно дальше на запад, чтобы встретиться с армией моего брата, а затем сразу поворачивай на север и захвати Агру в его отсутствие.

Ричард глубоко вздохнул.

— А что мне делать потом?

— Захватишь город, арестуешь всех командиров гарнизона, которых сочтешь ненадежными, и приготовишься удерживать его до моего появления.

— А вдруг ворота закроют передо мной?

— Обложи город со всех сторон и жди меня. Но не думаю, что перед тобой закроют ворота, если ты объявишь, что пришел защищать моего отца. Войдя в город, обращайся с отцом с величайшим почтением. Я дам тебе письмо для него, где объясню мои действия.

— Понял, мой господин.

— Если вдруг мой брат вернется освобождать отца, ты должен удерживать город до моего подхода. Тебе не придется долго ждать, ведь я буду следовать за ним по пятам.

— Для меня великая честь выполнять такую задачу.

— Я выбрал тебя не только потому, что ты мой самый опытный воин. Ты язычник и не сможешь узурпировать власть для себя. Но есть еще и другая причина, — улыбнулся он. — Ты возьмешь под арест принцессу.

Ричард упал духом.

— Да, мой господин.

— Ни в коем случае не причиняй ей вреда. Ее буду судить я, когда доберусь до Агры.

— Я понял, мой господин.

Аурангзеб снова улыбнулся:

— Тебе лучше взять твоих жен с собой, Блант-бахадур. Чтобы не было искушения.

Ричард и сам хотел бы взять своих жен с собой. Уже восемнадцать лет минуло с того времени, когда он был близок с принцессой. Ей сейчас, должно быть, около сорока пяти лет. Наверняка она теперь уже не так привлекательна для мужчин.

Войско под руководством Ричарда быстро двигалось на север и в начале мая уже достигло ворот города. К ним навстречу вышел хаким, которым все еще был Касым-хан, оказавшийся в затруднительном положении, когда услышал слова Ричарда и получил письмо Аурангзеба.

— Я передам письмо, Блант-бахадур, но должен получить разрешение падишаха, прежде чем смогу открыть ворота такой большой армии, — сказал он.

«И принцессы тоже», — предположил Ричард.

Он удивился бы, узнав, что она выбрала борьбу и принудила его осадить город. И к его облегчению ворота через час открыли.

Жители Агры за последние два года очень часто наблюдали уходы армии и ее возвращения, но сейчас вдоль дороги собрались огромные толпы зевак посмотреть на марширующие сотни копьеносцев, шагающих следом за ветеранами дивизии Ричарда, одетыми в синюю форму. Блант ехал во главе колонны и чувствовал, что производит впечатление на толпу, потому что войско принца Дары было ничто по сравнению с дисциплинированной армией Аурангзеба.

Ричарду было интересно, что думают о чудесах этого города его женщины, ехавшие в повозках в хвосте процессии. Тадж-Махал был уже достроен. Его сады и бассейны предстали во всей красе, а купол мерцал в лучах солнца. Если бы Шах-Джахан истратил столько энергии и денег на правление своей империей, сколько вложил в создание прекрасных сооружений, как преобразилась бы Индия.

Гвардия выстроилась перед могольским дворцом, блистая красным с золотым нарядом. Касым-хан находился уже там и приветствовал Ричарда.

— Послание вашего хозяина было принято благосклонно, Блант-бахадур, — сказал он.

— Как здоровье падишаха?

Касым почтительно поклонился.

— Хорошо, насколько можно ожидать. Он ждет вас.

Ричарда проводили в приемную императора. Шах-Джахан сидел на своем павлиньем троне. Огромный золотой клюв нависал над его головой. Падишах сильно постарел и выглядел изнуренным: кожа его приобрела болезненно-желтый оттенок.

Вокруг трона стояли визири и офицеры, Ричарда же сопровождал один Байан Али, однако достаточно было одного взгляда в окно, чтобы понять, что дворец окружен людьми Аурангзеба.

— Блант-бахадур, — начал падишах, — мой сын оказывает мне уважение. Это так?

— Принц Аурангзеб припадает к вашим ногам, падишах.

— Это хорошо, — одобрил Шах-Джахан. — Другие сыновья относятся ко мне без уважения. Когда принц Аурангзеб будет здесь?

— Очень скоро, падишах. Как только разоружит узурпатора, принца Дару, то поспешит сюда.

— Не хочу чтобы принц Дара был убит, — забеспокоился Шах-Джахан. — Он мой законный наследник. Правда, он относится ко мне без должного уважения, но я все равно не хочу, чтобы его убили.

— Уверен, принц Аурангзеб поступит с братом подобающим образом, падишах, — ответил Ричард, помня наставления Аурангзеба.

— Тогда все должно быть сделано хорошо, — сказал Шах-Джахан и жестом показал, что прием окончен.

Но настоящий прием был еще впереди. Ричарда ждал Касым-хан.

— Принцесса хочет поговорить с вами.

— И я должен поговорить с нею, — в свою очередь заявил Блант.

Его людям уже был отдан приказ, и они ждали только сигнала. Ричард кивнул Байану Али, стоящему возле дверей в покои принцессы, и стражу тут же разоружили. Люди аги были слишком удивлены, чтобы сопротивляться.

Касым вздохнул:

— Принцесса красива, как прежде. Говорят, она никогда не состарится.

Ричард помнил наставления Аурангзеба, предостерегавшего не поддаваться чарам принцессы, но когда входил в ее апартаменты, на душе у него было неспокойно.

Сидя на софе в окружении служанок, принцесса доброжелательно смотрела на Ричарда. А ведь в последний раз эта женщина с ненавистью прогнала его с глаз долой. Она все еще была красива. Ее высокая грудь и стройные ноги по-прежнему притягивали взгляд.

— Ты пришел к нашему избавлению, Блант-бахадур, — начала она.

— Я пришел по приказанию принца Аурангзеба, ваше высочество.

Ага тряхнула головой.

— Теперь ты здесь и должен выполнять только мои приказания. Все позади, слава Аллаху, но это было трудное время для нас. Дару, важничавшего как павлин и без меры самонадеянного, с трудом можно было выносить. Но видеть тебя снова, Блант...

Она хлопнула в ладоши, и служанка поспешила выйти из сада, оставив их одних. Принцесса встала и выскользнула из сари, явно собираясь возобновить их прежние отношения.

— Я бы искупалась с тобой, как мы делали это прежде.

Ричард смотрел на ее безукоризненное тело и думал, как много времени прошло с тех пор.

— А потом мы поедим вместе. Нам о многом нужно поговорить. — Она направилась к лестнице, ведущей в бассейн.

— Пожалуйста, оденьтесь, принцесса.

Принцесса остановилась и, нахмурившись, посмотрела на него.

— Я послан сюда, чтобы взять вас под арест, — сказал Ричард.

Лицо принцессы потемнело от гнева.

— Ты смеешь мне говорить это. — Она хлопнула в ладоши.

— Оденьтесь, — произнес Блант. — Ваши девушки уже арестованы. Мои люди готовы войти в сад.

Ага подняла сари и завернулась в него.

— Я посажу тебя на кол, — прошипела она. — Я забью кол в твой зад собственными руками.

Ричард поклонился.

— К вам не будет применено никакого насилия, принцесса, но вы не должны покидать свои апартаменты. — Он повернулся к двери. В сад один за другим входили его офицеры. — Все двери будут охраняться до прибытия принца Аурангзеба. Я бы просил не совершать опрометчивых поступков, ваше высочество, и не затевать никаких интриг.

— Подлец! — воскликнула разъяренная женщина и бросилась на него.

Ричард перехватил ее руку как раз в тот момент, когда она уже готова была вонзить свои ногти в его лицо, и повалил на диван. Она извивалась всем телом, обхватив Ричарда ногами и изображая экстаз, не обращая внимания на присутствие солдат.

— Впустите служанок! — прокричал он и через мгновение был окружен напуганными женщинами.

— Глядите на свою госпожу. — Ричард тяжело дышал, оттолкнув все еще цепляющуюся за него принцессу.

Ага села, раздувая ноздри. Ее красивые черты исказил гнев.

— Убирайся отсюда! — закричала она. — Убирайся! Я не хочу тебя видеть.

Новость об аресте принцессы распространилась по городу со скоростью землетрясения.

— Что с ней будет? — спросила Анна.

— Что будет со всеми нами, сейчас зависит только от принца.

Ричард вернулся в дом Блантов, больше десяти лет стоявший пустым. Билкис хорошо помнила его и сразу занялась уборкой. Для женщин нашлось занятие, хотя они еще не знали, будет ли этот дом принадлежать им постоянно или же вновь придется вскоре его покинуть. Анна была в восторге от обилия мрамора во внутренних двориках, от фонтанов, которые снова зажурчали прохладными струями. Она никогда не знала ничего подобного.

— Этот дом принадлежал моей семье сто тридцать два года, — подсчитал Ричард.

Анна была очень удивлена, узнав о таких старых корнях Блантов на этой земле.

Блант ежедневно продолжал посещать падишаха. Не только для того, чтобы льстить старику, но и чтобы присматривать за двором и стражей принцессы.

— За что она заточена, Блант-бахадур? — жалобно спросил Шах-Джахан. — Разве она не была твоим другом?

— Я выполняю приказание принца Аурангзеба, падишах, — ответил Ричард. — Он подозревает принцессу в мятежных действиях против вашего величества.

— Я не настолько глуп, — возразил Шах-Джахан, вдруг вспомнив, что он все еще официально величайший монарх на земле. — Моя дочь никогда не станет плести заговор против меня. В отличие от моих сыновей дочь любит меня. Почти так же сильно, как ее мать. Ты знал Мумтаз Махал? Она была величайшая женщина своего времени. — Неожиданно для Ричарда по желтым щекам падишаха потекли слезы. — После двадцати шести лет со дня смерти я все еще люблю ее, — продолжал Шах-Джахан. — Ныне я только и жду, чтобы присоединиться к ней. Принцесса неповинна, она ни за что не стала бы вредить мне, Блант-бахадур. Вы должны убедить в этом принца Аурангзеба. Он ненавидит сестру за образ жизни, но это мое упущение, я слишком много позволял ей. Ей исполнилось лишь шестнадцать лет, когда умерла ее мать... Принц должен согласиться, что есть люди, воспринимающие жизнь не так, как он. Вы должны объяснить ему это.

Ричард поклонился.

— Я сделаю это с удовольствием, падишах.

И снова им оставалось только ждать. В мае произошло сражение при Самугархе. Как и было предсказано, Дара потерпел поражение и бежал.

Спустя месяц после сражения Аурангзеб прибыл в Агру. Блант выстроил гарнизон для встречи победителя и украсил все здания в городе флагами.

Аурангзеб подал ему руку.

— Ты сделал все, что я приказывал? Где мой отец?

— Он наблюдает за вами с балкона, мой господин.

— Пойдем к нему.

В сопровождении тавачи и принца Мурада он прошел во дворец и поклонился отцу.

— Падишах, мне было предписано провидением разбить твоих врагов и принести мир в твое царство.

— Ты не причинил вреда своему брату? — взволнованно спросил Шах-Джахан.

— Я его не видел. Он бежал с поля боя.

— Брат не должен причинить вред брату.

Аурангзеб поклонился.

— Как здоровье падишаха?

— Мне больно, — сказал Шах-Джахан. — Очень больно. — Он посмотрел на Тадж-Махал. — Я скоро присоединюсь к моей любимой.

— Вы еще проживете много лет, — ободрил его Аурангзеб. — Но видеть вас обеспокоенным заботами такого огромного царства...

— Как я могу избежать этого? — горько заметил Шах-Джахан.

— Передав другому исполнение своих обязанностей. Что бы вы хотели больше всего на свете? — выпытывал у отца Аурангзеб.

Шах-Джахан вздохнул.

— Просто мирно сидеть здесь, смотреть на ее усыпальницу и вспоминать...

— Моя обязанность дать вам этот мир, — твердо сказал Аурангзеб. — Я бы не хотел, чтобы вы покидали этот балкон. Я запрещаю это и соответственно проинструктирую своих людей. А сейчас, — сказал Аурангзеб, — нам многое предстоит сделать. — Он оглянулся вокруг.

— Ты нарушил свою клятву, — заявил принц Мурад.

Брови Аурангзеба удивленно поползли вверх.

— Ты поклялся, что поддержишь отца во всем, — продолжил Мурад.

— Разве я не делаю этого? — Аурангзеб, казалось, удивился такому обвинению.

— Ты только что сместил его, хотя он этого даже не заметил.

— Я спросил его, чего он хочет больше всего, — возразил Аурангзеб. — И выполнил его желание. Разве может сын сделать больше для отца? Сейчас я задам этот же вопрос тебе, мой брат, согласно нашему клятвенному союзу. Чего ты хочешь больше всего на свете? Ты хочешь сопровождать меня в сражениях или ты предпочел бы поселиться в тихом дворце вдали от всяких обязанностей и иметь в изобилии все, чего только пожелаешь?

Мурад нервно облизывал губы.

— Рабынь из Бирмы, — продолжал Аурангзеб, — из Персии, из Китая... Самых красивых индийских женщин... Разве это не то, что ты хочешь на самом деле?

Мурад снова облизал губы, пытаясь скрыть от окружающих их офицеров свою порочность.

Аурангзеб улыбнулся и обнял брата.

— У тебя будет все это, — пообещал он, — согласно нашему договору о том, что мы во всем станем поддерживать друг друга. У меня есть то, чего я хотел больше всего: руководство империей. И у тебя будет все, что ты хочешь. Вместе мы будем вершить большие дела. — А сейчас, — продолжал Аурангзеб, — я должен поговорить с сестрой. Блант-бахадур, ты проводишь меня.

— Падишах очень просил сохранить жизнь вашей сестры, мой господин, — заметил Ричард.

— Сомневаюсь, что отец понимает, чего хочет больше, — ответил Аурангзеб. — Он, кстати, так же виноват, как и она. Ты знаешь их грех, но больше никто не должен этого знать. Ее женщинам нельзя позволять сплетничать, как и ее палачам. Мы возьмем двух рабов.

Ричарду не оставалось ничего иного, как подчиниться. Когда они шли в знакомый ему до мельчайших подробностей сад, воспоминания нахлынули на него. Ричард не был у принцессы со дня ее ареста, но его держали в курсе всего, что здесь происходило. Настроение принцессы менялось от отчаяния к надежде. Полную уверенность, что ее непременно кто-нибудь освободит из заточения, сменяло глубокое отчаяние, и тогда она кричала в приступе бешенства.

Сегодня принцесса казалась спокойной и величественной. Она стоя встретила брата, которого сопровождали Блант и два раба.

— Сборище шакалов, — бросила она.

Аурангзеб не обратил на это внимания.

— От имени падишаха я обвиняю тебя в разврате и блуде, кровосмесительстве и богохульстве, а также в заговоре против трона.

— Кто меня обвиняет? — спросила ага. — Это существо у твоих ног?

— Отошли своих женщин, — приказал Аурангзеб. — Я бы хотел поговорить с тобой.

Ага колебалась, затем хлопнула в ладоши. Девушки поспешили выйти через внутренние двери, не зная, что там их ждали солдаты, чтобы задушить на месте.

— У тебя есть оправдание на выдвинутые против тебя обвинения? — спросил Аурангзеб.

Ага вскинула голову.

— Я твоя старшая сестра, мальчишка, и делаю что хочу. Я всегда делала что хотела.

— Значит, ты признаешь свою вину. И приговор тебе — смерть.

Двое рабов выступили вперед. Ага посмотрела на них.

— Это просто убийцы.

— Они вполне подходят для того, что им предстоит сделать. Разве купание в бассейне не твое любимое занятие? Вот они и искупают тебя.

У принцессы перехватило дыхание.

— Эти свиньи?

— Иди с ними, — приказал Аурангзеб. — Нет необходимости раздеваться. Дни твоего распутства закончились.

Ага посмотрела на Ричарда.

— И ты позволишь, чтобы это произошло?

Ричард опустил глаза.

По сигналу Аурангзеба рабы схватили ее за руки. Она закричала, пытаясь освободиться, но сильные руки рабов уже несли ее, извивающуюся и брыкающуюся, к ступеням бассейна. В борьбе ее сари развернулось, конец его волочился по земле. Спустившись в бассейн, рабы, придерживая принцессу за руки, стали давить ей на плечи, пока она не погрузилась с головой. Несколько минут вода бурлила вокруг нее, но наконец ее тело обмякло.

Аурангзеб вынул меч. Следуя наставлениям принца, Ричард также вынул свой. Удивленные палачи повернулись к ним лицом и были тотчас зарублены. Вода в бассейне окрасилась кровью, и их тела заколыхались на поверхности рядом с телом аги.

— Они слишком много видели, — сказал Аурангзеб.

— Так же как и я, мой господин. — Голос Ричарда дрогнул.

Они посмотрели друг на друга, каждый с обнаженным, обагренным кровью мечом. Аурангзеб улыбнулся и сказал:

— Но ты мне нужен, Блант-бахадур.

Блант был назначен губернатором Агры. Он прекрасно понимал неопределенность своего положения, которое зависело от расположения Аурангзеба и даже еще больше — от его успехов. Блант предпочел бы остаться с армией, сражаться или пасть рядом со своим господином. Вместо этого он должен был смотреть со стен, как после окончания сезона дождей принц снова отправился в поход против скрывающихся братьев.

Женщины же были счастливы, что их муж остается дома. В конце 1658 года Анна снова забеременела, однако Ричарда волновали только известия от Аурангзеба.

Продвижение принца было победоносным и жестоким. Шуджа и Дара снова поднялись на борьбу и намеревались объединиться против узурпатора. Но Аурангзеб смело прошел между ними и повернул на восток.

В Бенгалии он встретил Шуджу и разгромил его наголову. После этого тот уже не смог бы оправиться. Сам Шуджа вновь скрылся, но все его приближенные были вырезаны. Принц бежал в Бирму и умер там через несколько лет в нищете.

Аурангзеб повернул назад, и в Деораи в апреле 1659 года произошло решающее сражение этой гражданской войны, окончившееся полным поражением Дары. Как и его брат, принц бежал с поля боя, но был предан одним из своих приближенных, после того как Аурангзеб пообещал за его голову значительную награду. Трепетавшего перед завоевателем Дару обвинили в ереси и казнили.

Аурангзеб вернулся в Агру до наступления сезона дождей. Вступив в город под победные фанфары, он сразу направился повидать своего отца.

— Ваши враги либо мертвы, либо бежали, отец, — сообщил он.

Шах-Джахан поднял поседевшую голову. Аурангзеб пренебрег обязательным обращение к нему «падишах», но его отец был настолько слаб, что не заметил этого.

— Теперь вы можете провести остаток своих дней в мире, — заверил его Аурангзеб. — Вас не должны тяготить заботы об империи, считайте, вы переложили их на меня.

Шах-Джахан ничего не ответил.

— Мой дед, — рассказывал Аурангзеб Бланту, — присвоил себе титул Джахангира, Покорителя Мира, без сомнения чтобы попугать своих врагов. Он никогда ничего не завоевал, а я покорил мир... и скоро буду отдыхать. Поэтому я выбрал для себя титул Аламгир — Хозяин Мира. Как ты думаешь, он подходит мне?

Вскоре после окончания муссонных дождей Анна родила сына, которого назвали Питером в честь самого удачливого из всех предыдущих Блантов.

Это было время процветания и для Бланта и для империи. Аурангзеб немедленно возобновил походы и направил свои армии в Декан и на север, в Афганистан. Персы были разбиты, так же как и маратхи. Связь с ними Голконды была доказана, и императорская армия разгромила Хайдарабад, хотя Чарминар сохранили. Преемник султана Абдуллы Абул Хасан был казнен.

Ост-Индская компания вовремя успела отказаться от дальнейшей торговли с маратхами. Из форта Святого Давида, или Мадраса, как его теперь называли — англичане укоротили первоначальное Мадраспатнам, — известие об успехах Аурангзеба дошло до Европы. Тем, кто торговал с его огромной и богатой империей, он был известен под единственным именем — Великий Могол.

Так называлась и огромная алмазная гемма, которая висела у него на шее.

 

Книга пятая

КАМПАНИЯ

 

Глава 21

ТИРАН

— Падишах прибыл!

Это известие быстро распространилось по Дели. Со всех сторон спешили жители города, чтобы приветствовать Великого Могола, возвращающегося с войны победителем.

Первой появилась кавалерия. Накидки воинов из золотой парчи, красные штаны и тюрбаны придавали им необычный вид. Солнечные лучи отражались от кирас и наконечников копий. Они свысока поглядывали вокруг, гордые своей принадлежностью к элитным войскам армии Могола.

Сердце Питера Бланта трепетало, когда он наблюдал за ними с крыши материнского дома. Когда-то и его отец ехал во главе войска. Наступит день, когда и он будет на его месте, — юноша не сомневался в этом.

Анна Блант могла только предположить, о чем думает сейчас ее сын. Она обняла его за плечи, успокаивая и защищая. Питер был самым последним ребенком Ричарда.

Четырнадцатилетний Питер не слишком хорошо помнил отца, ведь Ричарда Бланта убили в сражении против маратхов в Декане через несколько лет после того, как Аурангзеб захватил павлиний трон и сделал его своим. Питеру было всего шесть лет, когда это несчастье потрясло семейство Бланта. Отец остался в его памяти высоким и сильным воином.

Император не обходил заботой семью погибшего героя. Когда Аурангзеб перевел столицу в Дели, оставив своего стареющего отца в уединенном великолепии Агры глядеть на Тадж-Махал, Бланты уехали с ним. Женам Ричарда назначили большие пенсии и отдали роскошный дворец, в котором они и жили теперь. Дети Бланта готовились к службе в императорском войске. Старшие сводные братья Питера были уже в армии. Саид командовал гарнизоном, а Насир стал минг-баши в гвардии императора. Сводную сестру Питера Исканду выдали замуж за знатного могольского вельможу. А его родная сестра Пенелопа три года назад в возрасте четырнадцати лет была взята в гарем эмира.

Питеру тогда исполнилось всего одиннадцать лет. Но он уже был способен понимать покорность своей матери. Когда Ричард погиб, Анна Блант хотела покинуть Индию с двоими своими детьми, но Аурангзеб не позволил ей.

— Проси все, что ты хочешь, — сказал он ей, — но у тебя сын, который станет другим Блант-бахадуром, чтобы стать моей опорой в старости. Ты останешься здесь. Если хочешь, я найду тебе нового мужа.

Анна отказалась, хотя в свои сорок четыре года оставалась привлекательной женщиной. Быть запертой в гареме ей не хотелось. Если уж она и должна остаться в Индии, то лучше пользоваться свободой вдовы, свободой, не позволительной ни для одной женщины на этой земле, сурово управляемой падишахом. Ведь свобода времен Акбара или даже Шах-Джахана осталась теперь только в воспоминаниях. Но у нее был дом, хорошие друзья и верные подруги — вдовы Ричарда Бланта Билкис и Хилма. Шайта умерла от лихорадки, едва выйдя из девического возраста, хотя от нее тоже остались дети. Анна никогда не забывала, что счастье преходяще. Аурангзеб сам выбрал мужа Пенелопе, а Питер уже по четыре часа в день тренировался с другими мальчиками, сыновьями гвардейцев.

Анна знала, что не могла бы себе многого позволить в Англии. Правда, из новостей, доходивших до них из Мадраса или из новой английской фактории в Сурате, ей было известно, что на родине вновь настал мир после смерти Кромвеля. Но тех, кто был в фаворе у Великого Могола, там не ждало ничего хорошего.

Аурангзеб ехал вслед за первым отрядом гвардии перед остальными войсками. Под ним гарцевал белый скакун, с плеча ниспадала накидка из золотой парчи, а рукоять его меча сверкала драгоценными камнями. Ему исполнилось пятьдесят шесть лет. Он находился в самом расцвете жизни и власти. Борода его стала почти седой. Но энергия оставалась неиссякаемой. Шах-Джахан умер около десяти лет назад, и теперь никто не мог усомниться в праве Аурангзеба называть себя падишахом. Успех же его военных кампаний не давал повода для сомнений в его полководческом гении. Он только что — и не в первый раз — разбил персов, обеспечив безопасность своих северо-западных границ. И во всей Индии только одна сила еще осмеливалась противостоять ему — все та же маратхская конфедерация, возглавляемая Шиваджи.

Но даже это противостояние приносило славу Аурангзебу. Во время гражданской войны сыновей Шах-Джахана между собой Шиваджи сумел захватить Биджапур, а затем совершить рейд на факторию Ост-Индской компании в Сурате, где захватил большую добычу. Поняв, что этот главарь грабитель, или индусский патриот, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть, становится слишком силен, Аурангзеб послал своего визиря против него. Но Шиваджи выиграл сражение и еще больше увеличил свои силы.

Тогда Аурангзеб послал лучшие войска под командованием своего самого прославленного генерала. Мирзы Раджи Рая Сингха против мятежников. Именно во время этой военной кампании Ричард Блант, командовавший дивизией гвардейцев, был убит. Огромная — около ста тысяч человек — армия Рая Сингха заставила даже Шиваджи просить мира. Вождя маратхов пригласили приехать с сыном в Дели. И он формально признал себя вассалом Могола.

Он поступил так, как от него требовали, но вскоре понял, что они с сыном Самбаджи оказались в плену, и когда о них забудет народ, с ними расправятся.

Шиваджи удалось бежать, извернувшись самым удивительным образом. Он притворился серьезно больным, почти умирающим. Как истинный индус, он стал готовиться к отходу в мир иной, раздавая милостыню нищим. Подаяния состояли из огромных корзин с фруктами. Каждый день их приносили во дворец, занимаемый маратхскими вождями, чтобы благословить перед раздачей беднякам. Однажды корзины оказались несколько больше, чем обычно. Однако мусульманские стражники к этому времени уже перестали проверять их. Корзины вынесли в очередной раз, а в них — Шиваджи и его сына Самбаджи.

Так маратхи совершили побег и вернулись в Декан еще большими героями в глазах своего народа.

Говорили, что даже Аурангзеб смеялся над дерзостью беглецов. Он сумел пересилить ярость, обуявшую его при получении известия о побеге злейшего врага. Но он не забыл, не простил этого, несмотря на то что Шиваджи несколько последующих лет вел себя мирно.

Взгляд Аурангзеба скользнул по головам встречающих. В толпе в основном стояли мусульмане, ведь со времени удачного побега Шиваджи падишах медленно, но неуклонно изменял лицо Индии. Терпимая, пытливая, прогрессивная нация при правлении Акбара теперь под управлением Аурангзеба постепенно менялась в сторону фундаменталистского мусульманского государства. Такое могло произойти в любой стране, но вызов Шиваджи ускорил этот процесс. Индусские храмы разрушались, общественное проявление веры постепенно было забыто. Джизия — подушный налог, отмененный Акбаром, снова стал взиматься со всех немусульман. Все население роптало в страхе и недовольстве, но не было такого человека, который бы смог поднять народ против Великого Могола.

Принцы ехали позади отца. Азам-шах — самый старший, Хам Бахш — второй, Бахадур-шах — третий и Акбар — самый младший. Акбар был несколькими годами старше Питера и впервые участвовал в походе. В отличие от своих братьев, гордо сидящих на конях и, подражая отцу, свысока поглядывающих на толпу, Акбар ехал, понурив голову.

Далее следовали основные силы армии Могола. Воины имели вид не менее гордый, чем их хозяин. Шла непобедимая сила. На всем полуострове никто не должен сомневаться в этом. Если бы Аурангзеб решился, его армия считалась бы сильнейшей в Азии, что, впрочем, так и было в действительности. Слово падишаха звучало законом на обширных пространствах от Белуджистана до Ассама и от Афганистана до Малабара и Корамандельского побережья. Даже английские и французские фактории, число которых настолько увеличилось в последнее время, что они стали вытеснять португальские, торговали только с разрешения Могола.

Огромное могущество Аурангзеба распространялось на представителей народов, населяющих покоренные земли. Индия была самой богатой страной в мире, и это знали все. Уже только алмаз «Великий Могол», висевший на шее падишаха, и «Кох-е-нур», который, по традиции, носил Азам-шах, коронованный принц, да еще павлиний трон способны были придать божественный блеск империи. Аурангзеб привез трон в Дели вместе со всеми сокровищами и поставил в тронном зале.

Тавернье, посетивший Агру около десяти лет назад, сделал славу Аурангзеба достоянием мира. Ему разрешили осмотреть трон, и он оценил его в фантастическую для того времени сумму — в сто шестьдесят миллионов английских фунтов, назвав самой дорогой вещью в мире. По возвращении в Англию Тавернье поведал о чудесах, которые видел в Индии. И вряд ли теперь нашелся бы хоть один искатель приключений, который не мечтал попытать счастья на этом полуострове.

Аурангзеб увидел молодого Бланта во время тренировочных боев с мечом во дворе своего дворца. Рядом были туман-баши гвардии и его министры. Чуть в отдалении стояла толпа родственников молодых людей, которые в день своего шестнадцатилетия пришли сюда, надеясь победить в соревнованиях и таким образом попасть в гвардию императора.

Сначала они показывали упражнения с мечом пешими. Затем то же самое проделали верхом, атакуя друг друга на полном скаку. Мечи, ударяясь друг о друга, высекали искры. Затем, отрываясь от противника, участники состязаний возвращались на место.

— Молодцы! — похвалил Аурангзеб, указывая на молодых людей.

Толпа родственников соревнующихся юношей поклонилась. На людях все женщины скрывали свое лицо под чадрой по указанию императора, но среди них легко было распознать Блант-агу из-за ее высокого роста.

Аурангзеб обратился к ней:

— Молодой Блант хорошо себя показал. Пусть он присоединится к гвардии. — Он увидел слезы в ее глазах. — Юноша будет все время рядом со мной, Блант-ага, одним из моих тавачи.

— Это великая честь для меня, падишах.

— Чего же ты тогда плачешь? Мы должны поддержать твой дом. Найди жену своему сыну, ага, чтобы она смогла родить ему детей. Они ободрят тебя.

Анна затрепетала.

— С уважением, падишах...

— Спрашивай.

— Я бы хотела, чтобы мой сын женился на представительнице своего народа.

Брови Аурангзеба удивленно приподнялись.

— Разве наши могольские женщины недостаточно хороши для тебя?

— Дело не в этом, падишах. Так хотел его отец.

Аурангзеб изучающе глядел на нее несколько секунд, но Анна не опустила глаз, несмотря на то что сказала неправду. Император кивнул.

— Пусть будет так. Можешь поискать для него жену в одной из английских факторий.

— Поняла, мой господин. Мой народ не женит юношей так рано, как ваш. Но я очень благодарна за ваше разрешение.

Красный с золотым мундир преобразил Питера до неузнаваемости. Он был крупнее среднего могола или индуса, и когда шел рядом с Аурангзебом, толпа выражала восторг. В его чертах проявлялась уверенность в себе. Анна испытывала радость и гордость за него.

Для нее сын не был окончательно потерян: она могла часто видеться с сыном, поскольку одну ночь в неделю он проводил дома.

Его сводный брат Насир, в чей полк зачислили Питера, часто приходил вместе с ним, хотя уже имел собственную семью. Саида они видели редко, а Исканде и Пенелопе не разрешалось покидать гарем и посещать родительский дом, и особенно потому, что Блант-ага свободно общалась с мужчинами и надевала чадру только в исключительных случаях. Обе молодые женщины уже стали матерями. Однако сводные сестры и братья относились к самому младшему в семье ребенку Анны по-особенному, веря в его великое будущее. Каждый замечал и расположение к нему Аурангзеба.

Анна одержала победу, получив разрешение женить Питера на английской девушке, но понимала, что сыну нужна наложница, чтобы над ним не насмехались друзья по полку. Вместе с Билкис и Хилмой Анна отправилась на невольничий рынок, — одна она не смогла бы сделать правильный выбор. Бутджи, теперешний их домоправитель, сопровождал женщин с мешком денег.

Анна никогда прежде не бывала на невольничьем рынке. Ее совершенно ошеломила эта ужасная выставка мужчин и женщин, девочек и мальчиков различных возрастов и цветов кожи. Женщины и девочки, стоящие на помосте совершенно голыми, но с прикрытыми чадрой лицом, мало чем отличались от толпы нетерпеливых мужчин и женщин, осматривающих товар с дотошностью и бестактным вниманием. Новость о присутствии вдов Бланта быстро облетела рынок. Их сразу окружили торговцы, навязчиво предлагающие свой живой товар.

— Убирайтесь! — закричала на них Билкис, — Мы пришли к Азиф-хану.

— Я его слуга, госпожа, — воскликнул один из мальчиков. — Я покажу, где он.

— Кто такой Азиф-хан? — растерянно спросила сбитая с толку Анна.

— Он самый лучший торговец, — заверила ее Билкис.

Женщин провели через толпу. Много завистливых глаз было устремлено на их шелковые сари и дорогие украшения. Наконец перед ними открыли дверь заведения, где дивно пахло благовониями и кофе. Здесь их встретила молодая женщина, усадила на стулья в украшенной мягкими коврами приемной и предложили кофе. Определенно здесь имелись отдельные помещения для каждого покупателя, так как больше в комнате никого не было. Не видно также было и никаких признаков рабов. Они слышали только голоса, доносящиеся со всех сторон.

Через некоторое время вышел сам Азиф-хан.

Анна была уверена, что работорговец ей не понравится, поскольку чувствовала отвращение к делу, которым тот занимается. К ее удивлению, Азиф оказался высоким, благородного вида мужчиной средних лет. Степенные манеры без намека на заискивание выгодно отличали его от других купцов.

— Для меня великая честь принимать у себя трех столь уважаемых женщин одновременно, — поприветствовал он их. — Что вас привело ко мне? Вы ищете слуг для себя или?.. — Он многозначительно замолчал.

— Мы ищем наложницу для нашего сына, — сказала Билкис.

— Ах, для молодого Бланта, который недавно стал тавачи падишаха! Разумеется. Вы хотите девушку какой-нибудь определенной национальности?

— Главное, чтобы она была доброй и спокойной, — заметила Анна.

— И покорной, — добавила Хилма.

— К тому же девственницей, но способной сделать мужчину счастливым, — сказала Билкис.

— Каждая девочка, которую я вам покажу, будет девственной. Все они обучены делать мужчину счастливым и покорны. И все же некоторые поживее других.

— Она должна быть, кроме всего прочего, красивой, — добавила Хилма.

— И умной, — вмешалась Анна.

— Конечно, конечно, — согласился Азиф-хан. — Да простят меня аги.

Он покинул комнату, и Хилма потерла ладоши.

— Я так волнуюсь.

Они с Билкис уже покупали наложниц для своих сыновей Саида и Насира, но это было давно. Насиру, самому младшему, исполнилось тридцать два года, и у него уже были три жены и шестеро детей.

Анна, естественно, никогда не участвовала в подобных предприятиях и торопилась поскорее закончить сделку, чувствуя неловкость.

— Вы не находите, что очень неприятно говорить о женщине словно о животном?

Хилму вопрос явно поставил в тупик. Ведь с ней обращались точно так же, пока не отдали Ричарду Бланту.

Билкис печально улыбнулась.

— Здесь, в Индии, да и по всей Азии, насколько я знаю, это обычная участь женщины... но и единственная надежда стать счастливой.

— Принадлежать заботливому хозяину? — продолжала Анна. — Но многим ли из них так повезет?

— Совсем не принадлежать мужчине — еще худшая участь.

Вернулся Азиф-хан.

— Еще кофе? — Он хлопнул в ладоши, и прислуживающие девочки вошли, чтобы вновь наполнить чашки.

— А эти не для продажи? — спросила Анна. Девушки показались ей понятливыми.

— В моем заведении все продается, — улыбнулся Азиф. — Может быть, и я сам. Но эти девочки не слишком умны. Они простые служанки. Вы сказали, что хотите смышленых — и вот перед вами Серена.

Он откинул полог. Из-за него вперед выступила девушка, одетая в костюм для гарема. Черные волосы она заплела в одну тяжелую косу, змеящуюся на спине. У нее были светлый цвет кожи, довольно приятное лицо, маленькие носик и подбородок, широко поставленные глаза. Фигура, отчетливо видневшаяся под тонкой материей, казалась созревшей, но юной.

Она поклонилась женщинам.

Азиф хлопнул в ладоши. За пологом заиграла музыка. Серена танцевала для них, мягко и изящно. Азиф позволил ей продолжать танец около двух минут и снова хлопнул в ладоши. Музыка прекратилась. Одна из девушек принесла скамеечку и ситар — многострунный, похожий на лютню инструмент Северной Индии. Серена села на скамеечку, аккуратно приспособив проволочный плектр на правой кисти, и стала наигрывать приятную мелодию.

— Она так же искусно вышивает, — заметил Азиф-хан.

— Откуда она? — поинтересовалась Билкис.

— С северо-запада, ага, из Пешавара.

— Так, значит, она патанка, — фыркнула Хилма.

— Но из отличной семьи. Ее отец задолжал и вынужден был продать дочерей.

— Она довольно хорошенькая, — сказала Анна. — Что вы за нее хотите?

— Слишком рано еще говорить об этом, — прервала ее Билкис и, сделав знак девушке, приказала: — На колени!

Серена беспрекословно подчинилась. Билкис принялась осматривать ее, словно лошадь. Девушка покорно открыла рот, давая осмотреть свои зубы. Билкис понюхала ее дыхание, дабы удостовериться, что оно приятно. Затем заставила рабыню спустить шаровары и раздвинуть ноги. Билкис внимательно осмотрела гениталии рабыни. Тут к ней с энтузиазмом присоединилась Хилма. Анна пребывала в полуобморочном состоянии, не в силах глянуть в глаза Азиф-хану, но сам продавец оставался совершенно спокойным. Да и девушка ничем не выказывала своего протеста, пока ее крутили и вертели.

— Ладно, — наконец сказала Билкис. — Покажи нам еще кого-нибудь.

Азиф-хан хлопнул в ладоши. Серена оделась, поклонилась каждому по очереди и поспешила покинуть комнату.

— С ней что-то не так? — спросила Анна.

— Все в порядке, — ответила Билкис. — Но, может быть, у него имеется девушка и получше.

— Она подвергается подобному осмотру каждого предполагаемого покупателя?

— Конечно, — ответила Билкис. — И большинство из них мужчины.

— Некоторые мужчины никогда не покупают, — пояснила Хилма. — Они приходят на невольничий рынок только для того, чтобы посмотреть... а затем отказываются.

Им показали еще четырех девушек. Одна из них афганка, еще светлее Серены, но улыбчивая и вызывающая, как будто предлагающая себя женщинам. Две были с юга: темнокожие, с кроличьими глазами. Последняя оказалась не похожей ни на кого из людей, которых когда-нибудь видела Анна. Крошечное существо, двигающееся изящно, как никто другой, с желто-коричневым цветом кожи.

— Она тайка, — объяснил Азиф-хан. — Ее купили на самой восточной границе империи падишаха. Как и остальные, она играет на музыкальных инструментах, но мелодии исполняет, на мой взгляд, неблагозвучные.

Все девушки подвергались внимательному осмотру Билкис и Хилмы. Билкис увидела, что терпение Анны исчерпано.

— К сожалению, они нам не подходят, — сказала она, когда тайскую девушку по имени Джинтна отослали. — Но прежде чем мы пойдем дальше, хотелось бы узнать ваши цены.

— Эти девушки лучшие из всех, что вы найдете на рынке, — заявил Азиф-хан. — У меня товар самого высокого качества.

— Так какова их цена? — повторила Билкис.

— Индийские девушки — тридцать рупий каждая. Побывав когда-то женой фактора, Анна знала, что это соответствовало десяти английским фунтам.

— А другая?

— О, она намного дороже, ага.

— Почему? — спросила Хилма. — Ее груди не больше почки на ветке.

— Девушка еще очень молода, ага, с возрастом ее грудь увеличится. Она дорога не только потому, что привезена издалека. Дело в том, что тайские девушки почти такие же, как и китайские. Они знают секреты искусства любви, которые не постигнешь в Индии.

— Сколько? — спросила Билкис.

— Сорок рупий, ага.

— Это слишком дорого за наложницу, — заявила Билкис. — Я дам вам двадцать пять за Серену.

— Тридцать рупий, великая ага, хотя вы оставили меня без прибыли. Ну хорошо, я мог бы согласиться на двадцать восемь...

— Двадцать восемь... — Билкис подумала. — Шестьдесят рупий за Серену и Джинтну.

— Две?! — воскликнула Анна.

— Как может сильный молодой человек удовлетвориться одной-единственной девушкой? — недоуменно спросила Билкис.

Анна промолчала.

— Шестьдесят? — Голос Азиф-хана повысился. — Великая ага! Вы пустите меня по миру. Мои жены и дети будут голодать. Шестьдесят пять.

— Хорошо, шестьдесят пять, — согласилась Билкис. — Бутджи!

Слуга отсчитал деньги, и купленных девушек снова ввели в комнату.

— У них нет ничего больше? — спросила Анна.

Азиф-хан поклонился.

— Все, что вы видите, ваше, великая ага.

— А что бы вы обе заплатили за меня? — спросила Анна, выйдя на улицу.

Купленных девушек должным образом одели и прикрыли паранджой так, что кроме глаз у них ничего не было видно.

— Сейчас?.. — спросила Билкис и засмеялась. — Пять рупий, и купила, чтобы поручить тебе чистить ступни. — Затем она сделалась серьезной. — Но когда ты пришла к нашему господину и хозяину, Анна-ага, я бы заплатила за тебя пятьдесят рупий без колебания.

Анна расценила это как комплимент в свой адрес.

Когда Питер Блант вернулся из казармы, в спальне его ожидали обе девушки.

— Что мы должны теперь делать? — спросила Анна. Она совершенно не имела опыта в таких делах.

— Мы оставим их одних, — сказала ей Билкис.

— Но... он знает, что делать?

Билкис только засмеялась в ответ.

— Я — Серена, мой господин, — сказала одна из девушек. — А это Джинтна. Она не говорит на хинди.

Тайская девушка беспокойно подскочила.

— Я буду говорить за нее, — заверила его Серена. — Ты познаешь нас сегодня.

Питер пристально посмотрел на них. Его три матери находились в состоянии сильного возбуждения, когда он приехал, и молодой человек растерялся, не зная, что его ждет. Сексуальные отношения не играли в его жизни большой роли. Несмотря на то что он вырос в семье по большей части женской, но с двенадцати лет был на попечении солдат, готовивших его к воинской службе. Тук-баши воспитывал своих подчиненных так, что для тех в отношениях между мужчинами и женщинами нормой считалось насилие. Молодые гвардейцы часто делились друг с другом воспоминаниями о своих успехах. Питер не чувствовал большого желания применять насилие к женщинам. В результате у него появилось чувство неуверенности в отношении женщин, которые нравились ему. Никогда не думал он о перспективе женитьбы.

И вот девушка пригласила Питера в его собственную постель. Когда она скинула накидку и шаровары, у него внезапно появилось страстное желание. Демонстрируя свою броскую красоту, она вышла вперед и встала перед ним, предлагая прикоснуться к ней.

Еще более очаровательная маленькая тайка сделала то же самое.

— Да, — сдерживая волнение, произнес он. — С большим удовольствием.

Следующие несколько лет прошли спокойно. Питер оказался прирожденным воином, как и его отец. Очень скоро его назначили тук-баши. Он продолжал служить под командованием своего сводного брата Насира, который, хотя и был надежной опорой падишаха, явно не собирался продвигаться по служебной лестнице из-за своей лени и чрезмерного пристрастия к женщинам. Помимо жен, он содержал около дюжины наложниц.

Питеру же оказалось достаточно Серены и Джинтны. Видел он их всего раз в неделю. Поэтому наложницы никогда не надоедали ему, а в своей страстной сексуальности они как бы соперничали друг с другом, стараясь удовлетворить все его желания.

В 1678 году маратхи снова начали войну. Из Биджапура они двинулись на юг, держась подальше от могольской столицы, но Аурангзеб, разгневанный ими, решил покончить наконец с мятежниками.

— Я был слишком милостив с этими проклятыми индусами! — кричал он. — Но теперь они поплатятся. Уничтожить их! — Он посмотрел на Питера.

Падишах приказал усилить гонения на всех индусов. В армии, состоящей в основном из мусульман, поощрялось грубое отношение к индусам. Их заставляли уступать дорогу на улице, свободно входили в их дома, оскорбляли их женщин и даже насиловали их.

Множество индусских храмов было разграблено и разрушено. Индостан стал местом печали. Но на этот раз Аурангзеб зашел слишком уж далеко. Налоги, взимаемые с индусов, удвоили. Он не просто сносил индусские храмы, но даже построил на руинах храма, посвященного Кришне, мечеть.

Питеру причиняли страдания такие поступки падишаха. В 1678 году Блант отметил свое восемнадцатилетние. На смену юношеским сомнениям и восторгам постепенно приходил житейский опыт. Джинтна сделала его отцом мальчика по имени Уильям.

И все-таки Питер Блант оставался прежде всего слугой Могола. Он всегда признавал это и всегда понимал, что у него нет иного пути к благополучию в старости. Более того, он восхищался Аурангзебом. Его величайшим желанием было пойти в поход под командованием падишаха.

Блант надеялся, что Аурангзеб поведет свою армию против Шиваджи. Но падишах думал о другом, и Питеру оставалось только выполнять приказания Могола да наблюдать, как исчезают остатки уважения индусов к императору. Молодой Блант мало смыслил в искусстве управления государством, но чувствовал, что монарха ненавидит и боится большая часть граждан. А это грозит восстанием.

Об этом нельзя было говорить со своими сослуживцами-мусульманами. Даже дома он находил мало свидетельств уважительного отношения к индусам. Билкис, Хилма и Серена тоже мусульманки, Джинтна буддистка, ее мало интересовали события вне дома. Анна, редко покидавшая дом Бланта, тоже не могла оценить масштабов несправедливости, творящейся за стенами ее дома. Она считала беспокойство сына преувеличенным.

Волна недовольства индусов вскоре докатилась до Раджпутаны. Хакимом туда совсем недавно назначили младшего сына Аурангзеба Акбара. В Агру пришло известие, что Раджпутская конфедерация выступила в поход против Могола и во главе войск стоит сам молодой принц.

Аурангзеб слушал взволнованных гонцов с бесстрастным выражением лица. Затем произнес:

— Мой сын ведет этих людей? Ему нечего сказать мне?

— Ваш сын призывает вас отречься от престола, падишах, и обещает народу отменить все ваши законы, притесняющие индусов.

— Акбар собирается занять мое место? — спросил Аурангзеб. — Он обсуждал этот вопрос со своими братьями? — Он посмотрел на Хам Бахша, единственного своего сына, оставшегося в Дели.

— Я ничего не знаю об этом, отец, — сообщил Хам Бахш.

— Тогда ты поднимешь свою дивизию и пошлешь гонцов к Азам-шаху и Надир-шаху, чтобы те со своими войсками, присоединившись к тебе, поспешили сюда. Раджпуты слишком гордые и слишком медлительные.

Сердце Бланта забилось чаще. Наконец-то наступил его звездный час. Вот только причина могла бы оказаться и получше.

Восстание распространялось с угрожающей быстротой. Раджпуты нашли военного вождя по имени Дургадас, полководческий талант которого был намного выше таланта принца Акбара, хотя номинально тот оставался командиром. Вскоре несколько мусульманских гарнизонов могольской армии были принуждены сдаться. Еще до того как могольская армия приготовилась выступить в поход, стало ясно, что Аурангзебу придется многое отвоевывать.

Положение ухудшалось тем, что преследования падишаха побудили подняться сикхов, религия которых являлась ответвлением индуизма. Гордые горцы тоже взялись за оружие. Аурангзебу пришлось выделить часть войск, чтобы контролировать положение и на севере, пока он готовился к походу на запад.

Уверенность падишаха в правильности своих действий не поколебалась ни на миг. Он был рожден для войны.

Анна Блант при прощании крепко держала руки Питера.

— Мы не предполагаем долгой кампании, мама, — обещал он.

— А была ли когда-нибудь короткая кампания? — вздохнула она. — Обещай мне, что вернешься, Питер,

Серена и Джинтна тихо плакали в стороне.

Императорская армия двинулась с обычной для Аурангзеба скоростью и добралась до Раджпутаны еще до того, как мятежники узнали о полной мобилизации. Раджпутские вожди Дургадас и Акбар попытались достать денег на увеличение армии, однако несколько отрядов, собирающих налоги, были окружены и уничтожены.

— Уничтожать каждого индуса, обнаруженного с оружием в руках. — Этот жуткий приказ отдал войскам Аурангзеб.

Армия заняла позиции вдоль границы. Принцы Хам Бахш, Азам-шах и Бахадур-шах, каждый с большим отрядом, расположились на флангах; войско во главе с самим Аурангзебом образовало центр. Но основные силы предполагалось сосредоточить на том направлении, где произойдет первое соприкосновение с раджпутскими войсками.

Дургадас попытался уклониться от сражения, надеясь, что мятеж распространится и Аурангзебу придется рассредоточить основную армию. Раджпутский вождь послал гонцов к Шиваджи, но оказалось, что маратхский вождь заболел. Значит, с этой стороны нельзя ожидать помощи.

Аурангзеб принялся планомерно опустошать Раджпутану, выжигая деревни и даже целые города. То, что это была часть его собственных владений, не имело для него никакого значения. Шла война на уничтожение.

Будучи тавачи императора, Блант имел мало возможностей отличиться в сражении. Ему приходилось все время быть рядом с Аурангзебом и безучастно взирать на те ужасные акции, которые приказывал совершать падишах. Он видел окруженные войсками и подожженные со всех сторон деревни, схваченных и изуродованных при попытке к бегству людей. Прежде чем бросить в огонь, мужчин кастрировали, а женщин насиловали. Он видел, как целое стадо священных для индусов коров было зарезано и съедено мусульманами.

В городах, отданных на разграбление, Блант, сопровождая своего хозяина, видел, что каждый дом подвергался опустошению, а с жителями обращались как со скотами. Аурангзеб бесстрастно взирал на развязанный по его указанию террор. Время от времени он даже приказывал своим тавачи принимать участие в мародерстве.

— Чтобы стать людьми, — говорил он им, — вы должны научиться убивать.

В Джодхпур Питер въехал с полком Насира, следом за кавалерией и после того, как артиллерия разбила ворота. Люди с криками разбегались в разные стороны в поисках укрытия. Известия о жестокости Могола летели впереди армии. Могольские кавалеристы получали удовольствие, пронзая копьем, как свинью, замешкавшегося жителя.

Сводные братья придерживали поводья, чтобы увидеть происходящее. Насир велел своим солдатам захватить дома по обе стороны улицы. Они со смехом спешивались и выламывали двери, врываясь внутрь и круша все направо и налево.

— Ты должен вернуться с кровью на мече, — сказал Насир Питеру. — Иди за мной.

Они свернули в боковую улицу, там на них бросился человек с копьем. Насир легко уклонился от удара и зарубил нападавшего.

— Там есть еще кто-то. Это твой.

Второй человек бросился бежать и скрылся в последнем доме переулка. Питер спешился для преследования человека. Дверь оказалась запертой на засов, но была такой тонкой, что он выбил ее одним ударом плеча.

Вместе с Насиром они вошли внутрь. Беглец стоял, тяжело дыша и закрывая спиной дверь во внутренние покои. Он держал копье перед собой, направляя острие то на одного, то на другого.

— Вместе? — спросил Насир.

— Нет, — ответил ему Питер. Он хотел, чтобы это был честный бой.

Насир отступил в сторону, а Питер отбросил стул ногой.

Мужчина зарычал, бросился на него с копьем наперевес. Блант отбил удар, отступив в сторону. Человек опять выставил копье, чтобы повторить нападение. Питер отбил копье мечом раньше, чем острие коснулось его. Он почувствовал позади себя какое-то движение и услышал крик Насира. Но не придал этому никакого значения.

Его противник попытался сделать новый выпад копьем, но слишком запоздал. Блант перебросил меч из правой руки в левую и, сделав выпад, почувствовал, как клинок вошел в человеческую плоть, круша кости и мышцы. По его руке стекала кровь противника. Индус рухнул на пол в предсмертной агонии. В этот миг Питер ощутил удар по голове. Шлем смягчил силу удара, но все же Блант упал на колени. За спиной раздавались крики. С трудом повернув голову, он будто в тумане увидел, что Насир держит за руку девушку, отбиваясь от другой. Обе девушки были вооружены тонкими копьями. Одетые только в дхоти, они выглядели молодо и привлекательно. Хотя Насир и держал меч обнаженным, ему, по всему было видно, не хотелось воспользоваться оружием.

— С тобой все в порядке, брат? — тяжело дыша, спросил он.

Питер поднялся на ноги, убрал окровавленный меч в ножны и двинулся ко второй девушке. Та выставила копье перед собой, но Питер легко вырвал его и заломил ей руки за спину. Насир убрал меч в ножны и прижал другую девушку к себе, лаская ее грудь.

— О Аллах! Да она очаровательна? — воскликнул он. — Та, что ударила тебя, брат.

Питер посмотрел на нее, и в это время она обернулась. Ее темные глаза горели гневом. Он покрепче стиснул продолжавшую вырываться пленницу.

Насир пожал плечами:

— Приказ падишаха не щадить никого, застигнутого с оружием в руках.

— Тогда давай сделаем это сейчас, — предложил Питер.

Его брат ухмыльнулся:

— И лишим их единственного удовольствия, которое они могли бы узнать в этом мире?

Питер чувствовал тошноту, но знал, что не сможет отговорить своего сводного брата. Насир был сыном Билкис, в его венах текло слишком много афганской крови.

— Ты мне должен помочь. — Насир стал уставать, поскольку девушка продолжала вырываться из его рук. — Свяжи-ка свою.

Питер огляделся в поисках веревки.

— Возьми ее дхоти, — поторопил его Насир.

Блант посмотрел на девушку. Она оказалась моложе сестры и вела себя менее вызывающе. Он отпустил ее и вытащил нож.

— Снимай одежду, — приказал он на хинди.

Она посмотрела на нож.

— Лучше умереть! — закричала ее сестра. — Умереть сразу. — Она знала, что с ними собираются сделать.

Слезы полились из глаз девушки. Она не хотела умирать и развязала дхоти.

Питер взял кусок материи, заломил девушке руки за спину и связал запястья вместе. Обнаженная и связанная, она ничего не могла сделать, только глядела на него ненавидящими глазами, напрягая слабые мышцы рук.

— Мразь! — прошипела старшая девушка. — Ты самое низкое ползающее создание на земле.

— Это будет отличное развлечение, — пропыхтел Насир. — Иди сюда. Держи ей руки.

Питер схватил руки девушки и поднял их над головой. Насир встал перед нею, поймал брыкающиеся ноги, и они вместе положили девушку на пол. Насир сорвал с нее дхоти, а затем стянул свои штаны. Она попыталась покрепче сдвинуть ноги вместе, но он, смеясь, развернул ее так, что ей пришлось раздвинуть их и согнуть в коленях, приподняв бедра с пола.

Видя, что девушка полностью во власти сводного брата, Питер поднялся. Неистовое сопротивление девушки, ее тяжелое дыхание и стоны от боли, ее руки, извивающиеся в его руках, — все это возбудило Бланта.

Насир оставил наконец девушку в покое.

— Она очень хороша, — произнес он. — Дай мне ее руки, теперь твоя очередь, брат. А потом займемся другой.

Питер облизал губы в нерешительности. Насир поднял брови.

— Давай сюда ее руки, — повторил он. — И докажи, что ты мужчина.

Впервые в жизни Питером овладело чувство полной отрешенности. Когда они покинули дом, где на полу остались лежать поруганные тела двух девушек, и вышли на улицу, его стошнило.

Насир смеялся над ним:

— Ты молод, брат, но ты растешь.

«Но куда?» — подумал Питер.

Аурангзебу показали кровь на мече Питера. Он остался очень доволен.

— Ты не проявил к нечестивцам никакого снисхождения?

— Никакого, падишах, — заверил его Насир.

Насилие над Джодхпуром заставило раджпутов быстрее собрать армию. И вот Аурангзеб сидел на коне, с холма осматривая огромное войско противника внизу, у подножия. Все воины были верхом и в латах, сверкающих на солнце.

— История повторяется, — весело сказал он. — Мой великий предшественник сталкивался точно с такой же армией сто пятьдесят четыре года назад. Сначала он разбил их, а затем они подружились. Мой прадед Акбар великий вынужден был снова разбить их и опять заключить с ними мир. Но теперь мы уничтожим их. Раджпутов больше не будет.

Туман-баши теребили бороды. Но ни один из них не осмелился напомнить падишаху, что со времени Акбара раджпуты всегда составляли основу могольской кавалерии... или что у Аурангзеба в жилах тоже течет раджпутская кровь.

Моголы определили тактику боя, как обычно наступательную и великолепную в своей простоте. Дивизия Азам-шаха стояла на правом фланге, войско Хам Бахша на левом, но сами принцы находились в центре с Бахадур-шахом и отцом, оставив войска под командованием туман-баши. Аурангзеб не оставлял никаких шансов солдатам, и никто не сомневался, что отступление или дезертирство будет сразу караться смертью.

Фланги войска выдвинули вперед, и артиллерия моголов начала бомбардировать центр раджпутов. Летали железные ядра, люди и кони гибли без счета. Стоя за спиной Насира всего в нескольких футах от Аурангзеба, Питер Блант удивлялся спокойствию и беспечности падишаха и его офицеров, не сгибающихся под пулями, выказывая бесшабашную смелость и уверенность в себе. И те же офицеры действовали с безмерной жестокостью, когда выдавался случай. Он вспомнил, как его брат держал девушку за волосы, вонзая нож ей в грудь, и смеялся. Сейчас Насир тоже смеялся, глядя на массовое убийство. Разве он хочет умереть, подумал Питер? Разве он не думает о возвращении в Дели и о женщинах?

А вдруг судьба отвернется от них, вдруг Аурангзеб потерпит сегодня поражение и город возьмут раджпуты? Без сомнения, за этим последует ужасное возмездие.

Пока продолжалась канонада, слева и справа могольские всадники медленно выдвигались на позиции, откуда предполагалось начать атаку. Аурангзеб хорошо знал противника, поэтому был уверен, что раджпуты никогда не позволят своему старому врагу подойти слишком близко. Так оно и вышло. Раджпуты атаковали первыми, и моголы встретили их в неистовой кавалерийской свалке. Позади конных стояли ряды пеших воинов, многочисленные отряды, полностью вооруженные современными мушкетами. Их дисциплина была намного выше индусской. По сигналу труб могольская кавалерия прекратила стрельбу и стала беспорядочно отступать к своим основным силам. Раджпуты, несмотря на богатый опыт службы в могольской армии, забыв об осторожности, забыв про хорошо известную древнейшую уловку конных лучников степей, бросились преследовать отступающее войско Аурангзеба. Подзадоривая себя воинственными криками, они нахлестывали коней, мчась вдогонку за конниками падишаха, и натолкнулись на огонь мушкетов пехоты. Ряды преследователей смешались, люди и кони, сраженные на полном скаку, образовали гору поверженных тел. Уцелевшие спешно покидали поле боя.

Увидев это, Аурангзеб дал сигнал центру начать наступление.

— Пленных не брать, — приказал он тавачи. — Удостоверьтесь, что все офицеры поняли это.

Молодые люди, среди которых был и Питер Блант, поскакали в разные стороны сообщить командирам волю падишаха. Могольская армия уже двинулась на противника, ядра пушек которого пробивали огромные бреши в ее рядах. Но раджпутские пушкари засмотрелись на отступление кавалерии по флангам, и огонь их пушек ослабел. Только в центре оставалась кавалерия, поддерживаемая остатками пехоты, — единственный резерв для новой, последней атаки. Надо отдать должное решимости, с которой они, покрывая себя славой, шли на смерть. Раджпуты попали под огонь мушкетов пехоты, а могольская кавалерия, совершив разворот, атаковала их с флангов.

Бланта увлекла за собой атакующая пехота, после того как он передал туман-баши приказ Аурангзеба. Он стремился в бой, хотя не был уверен, готов ли умереть. Он направил коня к передней линии противника, не обращая внимания на предостерегающие возгласы туман-баши. Наступающие воины подняли устрашающий крик, следуя за Питером, который вклинился на коне в ряды раджпутов. Он рубил направо и налево, а вокруг него мелькали неприятельские лица. Блант чувствовал и слышал удары мечей о свой шлем, несколько ударов пришлось и по его телу. Затем Питер был выбит из седла. С него сбили шлем. Следующий удар пришелся по уже незащищенной голове.

— Величайшая победа, падишах, — объявил Рай Сингх.

Это можно было увидеть сразу. Повсюду — убегающие мелкими группами раджпуты, а все поле устлано телами убитых и умирающих.

— В погоню, — приказал Аурангзеб. — Никого не щадить. Помните! Позаботьтесь о раненых.

Аурангзеб стоял над носилками, на которых лежал Питер Блант. Юношу освободили от лат и одежды. Раны его уже перевязали. Часть головы обрили, чтобы лекарю удобнее было зашить рану на черепе. Насир стоял рядом с носилками и плакал, глядя на израненного брата.

Аурангзеб взял руку Питера.

— Ты показал себя истинным воином, молодой Блант. Ты искал смерти?

Питер облизал губы. Он не знал, что ответить императору.

— Ты по праву носишь имя Блант, — продолжал Аурангзеб. — Я даю тебе титул, который носили твои великие предки: Блант-бахадур. — Он сжал пальцы юноши, а затем отпустил. — Но запомни: в будущем сражаться только тогда, когда я прикажу тебе, а не тогда, когда сам захочешь.

Он повернулся к Насиру.

— Заботься о своем брате. Он будет величайшим в вашей семье.

 

Глава 22

ПОМОЛВКА

Принц Акбар бежал в Персию, чудом избежав плена. Победа Аурангзеба оказалась полной: Раджпутская конфедерация как военная сила была уничтожена. Но это же стало невосполнимой потерей для военной мощи империи в ее постоянных войнах с Персией и Афганистаном. Блант знал историю Англии со слов своей матери и сравнивал эту потерю с уничтожением королем Эдуардом III своих уэльских лучников во время длительной борьбы во Франции. Но ничего не тревожило Аурангзеба. Несмотря на шестидесятилетний возраст, падишах до сих пор не сомневался, что стоит ему только появиться на поле боя и победа будет за ним.

Возвратившись после сражения в Дели, он мог ожидать мирной передышки. Особенно после известия о смерти Шиваджи. Но почти сразу маратхи снова взялись за оружие. На этот раз под командованием сына Шиваджи Самбаджи.

— Теперь, если на то будет воля Аллаха, я покончу с ними раз и навсегда, — поклялся Аурангзеб. И его армия двинулась на юг.

Еще не оправившийся от ран Блант не мог присоединиться к армии. Он остался, получив строгое указание присоединиться к падишаху, лишь полностью восстановив свое здоровье. Стоя на крыше дворца Блантов, он наблюдал за выступающей в поход армией, как делал это много раз мальчишкой.

— Молю Бога, чтобы этот поход был коротким, чтобы армия вернулась раньше того, как ты сможешь присоединиться к ней, — произнесла Анна.

— Так же, как и я, — согласился Питер.

Анна посмотрела на сына вопросительно. Она еще раньше заметила, что Питер вернулся с раджпутской войны более серьезным, чем уходил на нее, и значительно отдалился от своего сводного брата. Но Анна не рискнула делать далеко идущие выводы, ведь он Блант, и война у него в крови.

— Иногда я задаю себе вопрос, что готовит для нас будущее, — обратилась она к сыну.

— Служение падишаху. Для меня во всяком случае.

— Ты не хочешь побывать в Англии? — спросила Анна. — Я мечтаю свозить тебя туда.

— Не думаю, что падишах даст разрешение.

— Это правда, разве только ты поедешь туда за невестой. Падишах разрешил найти тебе английскую невесту. И если ты не найдешь подходящую ни в Мадрасе, ни в Сурате, ни в Бомбее, нам придется поехать искать дальше.

— Я не собираюсь жениться, — возразил Питер и спустился с крыши вниз.

Однако кампания против Самбаджи не обещала быстро закончиться. Маратхи долго готовились к выступлению и решили драться до конца. После муссонов 1680 года Питер, полностью оправившийся от ран, поехал в армию. Зная, что Аурангзеб со своим штабом расположился в Хайдарабаде, он взял с собой Бутджи и Серену. Джинтна осталась присматривать за маленьким Уильямом.

Прощание было обычным, со слезами и пожеланиями быстрого возвращения, но Питер с радостью вскочил в седло и отправился в поход. Он был сыт по горло женским обществом, даже и материнским. Ее разговоры о женитьбе на англичанке беспокоили его. Пока он восстанавливал здоровье, мысли о военной карьере еще больше укоренились в нем. Бланты рождались для войны. Ему никогда не нравилось убивать и насиловать, как это делал Насир, он просто выполнял свои обязанности и подчинялся приказаниям хозяина. А удовольствие получал, когда ему хотелось, с одной из своих наложниц. Но принимать участие в надругательстве над такими же беспомощными жертвами, как его мать, было для него немыслимо.

Эта кампания тянулась год за годом. Каждый год заканчивался вроде бы успешно для Аурангзеба. Потерпев поражение, маратхи разбегались в разные стороны, чтобы вновь собраться для очередного выступления. Падишах не мог позволить таким превосходным всадникам обосноваться в своей империи и в своей армии, а потому поставил целью полностью уничтожить индусов и постоянно преследовал их.

За последние семь лет Питер Блант заметно возмужал. Для него переход от юности к зрелости произошел с мечом в руках. Убийство двух девушек в Джодхпуре омрачило его память. Он чувствовал, что повзрослел, по отношению к нему матери и других женщин своего дома: ему несколько раз представилась возможность побывать в Дели. Домашние смотрели с благоговением на высокого сухопарого воина, которого они помнили невинным мальчиком.

С каждым годом его авторитет в глазах императора, видевшего в нем человека, на которого можно положиться, неуклонно рос. В двадцать два года Питер стал минг-баши, полковником гвардии падишаха. Пять лет спустя его назначили туман-баши, но поскольку гвардия теперь состояла из двух дивизий, он еще не достиг вершины своего отца. Но получение звания эмира и командования всей гвардией было уже не за горами. В этом не оставалось никакого сомнения, ведь ему еще не исполнилось и тридцати.

До осени 1688 года, когда армию снова собрали после муссонов для очередного похода против маратхов, Питер не получал в свой адрес никаких нареканий. И вдруг его вызвали к императору для личной беседы.

Аурангзеб встретил Бланта, пребывая в плохом настроении.

— Эти маратхские бандиты используют против нас современные мушкеты, — начал он. — Как ты думаешь, где они их берут?

Питер осмотрел несколько ружей, найденных у убитых мятежников.

— У европейских торговцев, падишах?

— Точно, но смотри внимательнее.

Питер присмотрелся и вздохнул.

— Они сделаны в Англии.

— Такое уже случалось раньше, — прорычал Аурангзеб. — Я был великодушен к этим людям. Твой отец приехал сюда как торговец и остался сражаться на нашей стороне. Он привез такое же оружие, поэтому я предоставил англичанам значительные привилегии. Но твои земляки обнаглели. Я не потерплю, что они продают современное оружие и нам и маратхам.

— Падишах, — попытался возразить Питер, — мы не можем утверждать, что именно англичане продают эти мушкеты маратхам. Его могут продать португальцы или датчане.

— Думаю, что это сделали англичане, — сказал Аурангзеб. — Ведь они самые наглые, и наглеют все больше с каждым днем. Мне доложили, что английский флот напал и уничтожил в Арабском море группу моих кораблей на подходе к Мочхе. Как ты объяснишь это?

— Может быть, они решили, что ваши суда намереваются нанести им вред, падишах?

— Это был акт насилия, — прорычал Аурангзеб. — Будь уверен, я сожгу их дотла, если они станут продолжать свое вероломство. Но я дам им возможность вновь подтвердить свою верность мне. Ты поедешь в Бомбей как мой представитель и переговоришь со своими земляками. Предостереги их от моего гнева. Привези мне их раскаяние. Иначе, как только я покончу с Самбаджи, то сразу поверну свою армию на запад. — Он посмотрел на Питера. — Тебе всего двадцать восемь лет. Это твой народ. Я верю в тебя и присваиваю звание эмира. Возьми подобающий эскорт и принеси мне положительный ответ.

Насир и еще несколько офицеров гвардии пришли поздравить его и организовали небольшой пир. Питером овладело радостное ожидание. Он никогда не был в английской фактории. Более того, он повышен в чине и избран для исполнения этой миссии. Что касается англичан, то он пока не думал об их предполагаемом вероломстве. Ему просто было любопытно, какие они, понравятся ли ему.

Питер выбрал команду всадников из своей дивизии вместе с тук-баши Билимом Аббасом в качестве своего тавачи. Дорога на Бомбей шла прямо на север от района боевых действий. Путь пролегал через самые опасные места, поэтому он организовал путешествие, как военную кампанию. Но вопреки ожиданиям добрались они довольно спокойно. К тому же быстро. Как и все офицеры Аурангзеба, он не знал другого способа движения, кроме предельно быстрого.

Как и Диу, Бомбей расположился на острове, находящемся к северо-западу от побережья полуострова. Эта португальская фактория, двадцать лет назад уступленная Карлу II Английскому в виде части приданого его жены, была значительно больше Диу и раскинулась на целой группе островов вдоль береговой линии на юг, включая в себя значительную территорию прибрежных вод, где всегда стояло на якоре несколько кораблей под флагом с крестом Святого Георгия.

Все побережье представляло собой пляжи белого песка, омываемые волнами Арабского моря. Там, где раньше простирались джунгли, теперь построили дома и пакгаузы, среди которых выделялось строение с островерхой крышей, в котором Питер, судя по рассказам матери, узнал церковь. Фактория была полна людей, среди которых встречалось много индийцев, но не меньше и белых. Небольшой паром соединял материк с островом. Всю делегацию сразу он не мог забрать, поэтому Серена и Бутджи с частью эскорта остались дожидаться следующего рейса. Бланту все было в диковинку. Большинство людей на приближающемся берегу одеты просто, без излишеств, учитывая климат. Их белые рубашки, тяжелые штаны и кожаные туфли отличались от могольских не только качеством, но и покроем. А двое мужчин на пристани и вовсе своей одеждой вызвали у него улыбку. Красные, достигающие колен шелковые камзолы, расстегнутые, чтобы показать подкладку тоже ярко-красного цвета. Обшлага и карманы расшиты золотой нитью. Через плечо свисали перевязи, укрепленные ленточными петлями, на которых висели тонкие шпаги, такие же, как у отца Питера. Под стать камзолам была и другая одежда. Белые рубашки украшены своеобразными оборками у шеи. Просторные рубашки дополняли голубые шелковые штаны до колен, поддерживаемые красными подвязками, икры обтягивали белые чулки, а черные кожаные туфли с высокими красными каблуками украшали огромные банты. Но самым изумительным показалось Питеру, что из-под черных фетровых шляп с широкими полями на плечи спускались роскошные черные волосы. Когда паром проплывал мимо, Питер увидел, как один из мужчин снял шляпу, а затем и всю копну волос, открывая коротко остриженный череп под ними. Стоящий на берегу человек вытер голову платком и водрузил всю конструкцию на место, причем несколько косо, продолжая осматривать лодку.

Серена, наблюдавшая за манипуляциями мужчины на пристани, засмеялась:

— Должно быть, это удобно: снимать волосы.

Англичане, со своей стороны, тоже заинтересовались бледнолицым пришельцем в роскошной парчовой накидке, красных штанах, такого же цвета тюрбане и в коричневых туфлях из настоящей кожи. Грозный меч висел у него на боку. Когда лодка пристала к берегу, один из англичан подошел к прибывшим.

— Что вы хотите? — спросил он Питера на вполне удовлетворительном хинди. По мнению Бланта, ему было около сорока лет. Хорошо сложен, с привлекательным лицом, несмотря на то, что кожа под жгучими лучами солнца и крепким морским ветром приобрела светло-коричневый оттенок.

— Я туман-баши гвардии его императорского величества падишаха Аурангзеба, — сказал ему Питер. — Я здесь по официальному делу моего господина... А кто вы? — в свою очередь спросил он человека на пристани.

Оба мужчины переглянулись, пока Питер в сопровождении эскорта спускался на берег.

— Пошли паром назад за остальными, — сказал он Билиму Аббасу и повернулся к ожидающим его англичанам. — Вы проводите меня к губернатору? — спросил он людей на пристани.

Вокруг уже собралась большая толпа любопытных.

— Конечно, сэр, я отведу вас к нашему губернатору, капитану Кейгвину, — предложил один из двоих мужчин. — Прошу следовать за мной.

Питер повернулся к Серене.

— Подождите здесь, — сказал он по-персидски. Разочарованная женщина опустилась на корточки рядом с пристанью, сложив складки сари на коленях.

— Меня зовут Нольс, — сказал англичанин, когда они с Питером шли по пыльной, засыпанной песком улице, преследуемые в некотором отдалении толпой любопытных. — Чарльз Нольс, майор семнадцатого флота и командир гарнизона Бомбея.

— Питер Блант, — в свою очередь представился Питер. Нольс остановился.

— Тогда вы, должно быть, сын сэра Ричарда Бланта? Так вот почему вы так хорошо говорите по-английски.

— Вы знали моего отца?

— Я много слышал о нем за время, пока здесь нахожусь. Ваш отец служил Великому Моголу.

— Так же, как и я, — сказал Питер.

— Здорово, что вас послали сюда...

— Ничего особенного, сэр, — сказал ему Питер. — Падишах выбрал меня только потому, что я говорю по-английски.

Нольс остановился перед воротами довольно привлекательного здания на краю деревни, охраняемыми солдатами в красных мундирах и черных фетровых шляпах, и приказал доложить о прибывшем. Охрана отсалютовала с большим изяществом.

Затем они миновали нескольких секретарей и наконец добрались до самого губернатора.

Ричард Кейгвин оказался низеньким, краснолицым мужчиной в синем камзоле и белых штанах.

— Посланец императора? — Он хмуро посмотрел на Бланта. — Итак, сэр, изложите дело своего хозяина.

Он не пригласил Бланта сесть.

— Дело моего хозяина — дело всего Индостана, — ответил Питер. — Он недоволен, что английские корабли напали на могольский флот недалеко от Мочхи.

— Это ложь, сэр. Отвратительная ложь.

Питер еле сдерживал гнев, но Нольс пришел на помощь.

— Может быть, император имеет в виду наши действия против маратхских кораблей несколько лет назад, мистер Блант? Тогда императору будет, видимо, приятно узнать, что мы их уничтожили. Капитан Кейгвин командовал тогда кораблями.

Губернатор, явно неравнодушный к лести, улыбнулся. Блант позже узнал, что Бомбей тогда не имел своего губернатора и официально управлялся из фактории в Сурате. Кейгвин после победы захватил контроль над факторией и объявил себя губернатором, однако до сих пор не был утвержден в этой должности Лондоном.

— Я уверен, что падишаху понравится это известие, — сказал Питер. — Но не может быть сомнения и в том, что могольский флот был атакован. Спасшиеся утверждают, что именно английскими кораблями.

Кейгвин тяжело сел и наконец сообразил предложить Питеру и Нольсу стулья.

— Могу вас заверить, что они подверглись нападению кораблей не Ост-Индской компании или военно-морского флота ее величества.

Нольс продолжил:

— Возможно, нападавшие были пиратами из Западной Индии.

— О Боже! — воскликнул Кейгвин.

— Как так? — спросил Питер.

— Дело в том, что английское правительство было в состоянии войны с западными индийцами несколько лет назад. Сначала с испанцами, во время так называемого содружества, а в последнее время — с датчанами. Губернатор Кейгвин служил в Западной Индии, — добавил Нольс, желая вставить хоть слово в разговор высокого начальства.

— Ужасно трудная была работа, — заметил Кейгвин.

Блант ждал. Он никак не мог связать события, произошедшие на другом конце света, с нападением на могольские суда в Арабском море.

— Один эпизод этих войн, — продолжал Нольс, — заключался в том, что значительное число английских кораблей, а также французских и датских нападали на испанские суда без прямого приказа правительств, даже во время перемирия.

— Пираты, — пробормотал Кейгвин.

— Ими командовал парень по имени Генри Морган, — продолжал Нольс. — И опасность была настолько велика, что в конце концов последний король Карл решил положить этому конец...

— Сделав этого подлеца Моргана лейтенантом и губернатором острова Ямайка, — перебил его Кейгвин. — Вот это дипломатия! Между тем это отлично сработало, — продолжал капитан.

— Возможно, даже слишком хорошо. Сэр Генри Морган заставил своих парней подчиняться закону или стать вне его. За теми, кто презрел закон, организовывалась настоящая охота. Поэтому возможно, кто-нибудь из них и решил поискать свою удачу в Западной Индии.

— И вы думаете, что именно эти пираты напали на корабли Могола?

— Это определенно так, сэр.

— Ну, тогда, джентльмены, мой вам совет укомплектовать людьми свои корабли и выйти в море, чтобы схватить этих подлецов, — заявил Блант.

— Как, сэр? — воскликнул Кейгвин. — В этих водах пиратство не касается нас, пока не страдает имущество Ост-Индской компании.

— Вы неправильно понимаете свое положение, — продолжил Питер. — Сомневаюсь, что вы найдете слово «пират» в персидском языке, в урду или хинди. Оно не известно падишаху. Он уверен, что на его корабли напали суда с английскими экипажами, а значит, все англичане ответственны за это. А вы, джентльмены, представляете в Индостане Англию. Не стоит забывать об этом.

— Но... — Кейгвин, ища поддержки, посмотрел на Нольса. — Мне кажется, что это несправедливо, сэр.

— Возможно, но, если Могол направит свой меч в сторону Бомбея, ваше положение будет безнадежно.

Кейгвин побагровел.

— А теперь по поводу мушкетов, — продолжал Блант. — Месяц назад падишах нанес поражение маратхам. У убитых найдены современные мушкеты европейского производства. Некоторые сделаны в Англии.

— Боже мой! Нас обвиняют в том, что мы вооружаем мятежников?

Кейгвин посмотрел на Нольса. Тот, казалось готов был взорваться.

— Я вас заверяю, что мы не продавали оружия здесь, в Бомбее, — стал убеждать Питера Нольс. — Как я уже говорил, мы последнее время боролись против маратхских кораблей. Вы наверняка должны быть осведомлены о нашей лояльности...

— Падишах требует, чтобы больше ни одно ружье английского производства не попало в руки маратхов, — прервал его Блант.

— О, мы охотно сделаем это, — торопливо ответил Нольс. — А сейчас, может быть, немного освежительного?

Он торопился закончить разговор, и Блант почувствовал, что тот не все сказал и хочет поговорить без свидетелей.

— Мне нужно помещение для себя и своих людей, — сказал Питер Нольсу, когда они потягивали белую жидкость, которую Питер никогда раньше не пробовал. Довольно крепкая, хотя нельзя сказать, что неприятная на вкус. Голова стала совсем легкой. Алкоголь ведь был запрещен в армии Аурангзеба.

— Я позабочусь об этом. Ваши люди разместятся в бараках. А вы окажете мне большую честь, если остановитесь в моем доме.

— Это очень любезно с вашей стороны, но со мной двое слуг...

— Их поместят там же.

Чувствуя легкое опьянение, Блант возвратился на пристань, где его терпеливо ждали солдаты эскорта и с ними Серена и Бутджи, окруженные толпой любопытных жителей фактории. Нольс отправился проводить Питера вместе с офицером гарнизона.

— Мы останемся здесь, в Бомбее? — спросила по-персидски Серена.

— Да, на несколько дней, — ответил Питер. — Чрезвычайно приятное место.

Он остался доволен устроенным ему приемом. Кейгвин тяжелый человек, но Чарльз Нольс, похоже, имел собственное мнение.

Бланту очень понравился порядок в английском гарнизоне, состоящем почти из трехсот солдат. Он настоял, чтобы в залив вошел хотя бы один корабль. Хотел познакомиться с его конструкцией.

Но сначала ему предстояло воспользоваться гостеприимством Нольса. Люси Нольс определенно известили заранее, ведь весь Бомбей уже знал о приезде посланника Могола, и она ждала гостей со своими двумя дочерьми на пороге великолепного дома. Сын Нольса служил офицером в полку гарнизона под командой отца. Двух девушек — Ангелину и Каролину — представили Бланту.

Питера Бланта покорила внешность этих женщин. Самой младшей, Каролине, он дал не больше пятнадцати лет. Она была в белой блузке с воротником под самое горло и с корсажем и юбке, которую поддерживали несколько нижних юбок, образуя некое подобие колокола от бедер до самого пола. У Ангелины же, как и у ее матери, низкий вырез блузки почти полностью открывал грудь, подпираемую снизу корсажем, скрывавшим только соски, так что она, казалось, готова была выскочить наружу.

Питер бросил быстрый взгляд на Нольса, чтобы увидеть его отношение к такому бесстыдному виду его женщин, но хозяин вовсе не обращал на это внимания. Сняв шляпу, он также снял и волосы, дав отдых черепу. С явным облегчением он скинул и камзол.

Питер позволил себе еще раз посмотреть на очень похожих друг на друга женщин, которые представляли собой привлекательное трио. Все низенького роста, с миловидными чертами лица и выразительными зелеными глазами. Его взгляд, даже больше, чем груди, привлекли их волосы. Рыжая шевелюра матери Питера делала ту весьма заметной среди местных жителей везде, где бы она ни появлялась. Но он никогда не видел таких красных волос, удивительно ярких, цвет которых можно сравнить с цветом красного вина, которые удивительно эффектно оттеняли белизну кожи женщин. Эти красивые волосы множеством завитушек ниспадали на плечи.

Леди сделали реверанс, открывая его взгляду новые подробности.

— Мистер Блант останется у нас на несколько дней, — объяснил Нольс, словно его близкие этого еще не знали.

Питер повернулся к Серене и Бутджи, которые молча ожидали позади, удивленные увиденным распутством.

— Мои слуги, — представил он их.

Люси Нольс хлопнула в ладоши, и появилась индианка.

— Позаботься о людях сахиба, Дулип, — наказала она.

— Слушаюсь, мэм-сахиб, — поклонилась Дулип. — Пусть они следуют за мной.

Серена посмотрела на Питера в нерешительности.

— Я пошлю за вами позже, — сказал он по-персидски.

Успокоившись, она последовала за служанкой хозяев, а за ней Бутджи с вещами.

— Присядьте и возьмите рюмку, мистер Блант, — пригласил Нольс, провожая его в комнату, заставленную мебелью — многочисленными стульями диковинной для Питера формы. На полу лежало несколько тростниковых ковриков. Англичанин подал ему рюмку с таким же белым напитком.

— Боюсь, что вина сейчас нет, — объяснил Нольс. — Сырье почти всегда портится еще до того, как мы успеваем его довести сюда. Но этот ром ведь очень приятен на вкус, как вы находите? Мы делаем его из сахарного тростника, который сами выращиваем.

Питер сделал глоток и слегка вздрогнул. К удивлению гостя, Нольс налил питье своей жене и дочерям, которые, к еще большему его удивлению, последовали в комнату за мужчинами и расселись, словно собирались здесь остаться. Он сделал вывод, что ему еще многое предстоит узнать об обычаях европейцев.

Семье Нольса не терпелось услышать рассказ о Моголе и огромной Центральной Индии. За едой они забросали Питера вопросами. Он старался удовлетворить их любопытство и одновременно не сболтнуть чего-нибудь лишнего, чтобы не подвергнуть сомнению силу и величие Аурангзеба.

Присутствие женщин вскоре перестало стеснять Питера, хотя ему трудно было удержаться и не смотреть на вызывающе обнаженные груди. Но еще труднее оказалось управляться с многочисленными ножами и вилками, лежащими перед каждым из присутствующих за столом.

К концу обеда он почувствовал себя изрядно пьяным от выпитого рома. Именно теперь Нольс приступил к тому, ради чего организовал застолье.

— Я действительно очень сожалею, что Могол подумал, будто наши люди продали мушкеты маратхам, — начал он. — Сокровенное желание наших директоров — оставаться в хороших отношениях с его величеством.

— Это было бы мудро с вашей стороны, — согласился Питер.

— Компания хотела бы расширять торговые отношения с Индией... — Нольс сделал паузу. Блант промолчал, и хозяин дома продолжал: — У нас имеются фактории на западном побережье полуострова. Мы бы хотели построить еще одну в Бенгалии, в дельте Ганга. Как вы думаете, ваш хозяин даст нам разрешение?

— Португальцы, построившие там факторию, арестованы и посажены в тюрьму, — напомнил Питер хозяину дома.

— Я понимаю, но это произошло несколько лет назад. Насколько мне известно, португальцы не потрудились попросить разрешения. А мы это делаем.

— Сомневаюсь, что падишах благосклонно воспримет эту идею. Особенно учитывая его недовольство вами.

— Но если бы вы раскрыли ему правду и рассказали о разбитом флоте маратхов... — Выдержав короткую паузу, он продолжил: — Мы бы, конечно, отблагодарили вас за участие, мистер Блант.

Питер посмотрел на него не в состоянии понять, что этот человек предлагает ему. Впрочем, он слишком пьян, чтобы думать об этом.

— Мне нужно время обдумать ваше предложение, мистер Нольс, — сказал он. — Извините меня, но я хочу отдохнуть.

— Конечно. Вы, должно быть, устали. Мы оказались невнимательны к вам, утомляя вас беседой. Мы поговорим с вами более подробно завтра.

Блант, пошатываясь, встал.

— Я бы хотел осмотреть завтра остров, а также один из ваших кораблей.

— К вашим услугам.

— Позвольте показать вашу комнату, мистер Блант, — предложила Ангелина, беря свечу с ближайшего канделябра.

Питер снова удивился. Даже мысль, что молодая девственница, наполовину обнаженная, могла провожать мужчину в спальню, была непривычна. Но родители не беспокоились.

Девушка прошла вперед, показывая дорогу, и он последовал за нею, не спуская глаз с колыхающегося на бедрах платья.

— Сколько вам лет? — спросил он заплетающимся языком.

Она остановилась, и Питер увидел, как ее уши покраснели.

— Сэр, если вам это интересно, мне семнадцать лет. Он почувствовал, что обидел ее, но не понял чем. Она открыла дверь и вошла в спальню, поставив свечу в изголовье кровати. Питер осмотрелся, не переставая удивляться.

Комната не походила ни на одну из виденных им раньше. Во-первых, она оказалась очень мала, как и весь дом. Пол устилали циновки из тростника. Обстановку составляли темный громоздкий комод со стеклянным зеркалом на нем, единственный стул странного вида, поскольку его ножки были поставлены на деревянные дуги, позволяя раскачиваться взад и вперед. Но самым странным предметом, на его взгляд, оказалась высокая узкая кровать со стойками в каждом углу, поддерживающими своего рода крышу из ткани.

— Надеюсь, вам будет удобно, сэр, — сказала Ангелина.

— Уверен, что да, — ответил Блант. — Не могли бы вы прислать ко мне слуг?

— Обоих?

— Да, конечно, — ответил он.

Девушка, слегка качнув бедрами, покинула комнату. Через несколько минут появились Серена и Бутджи.

— Очень странное место, — заметила Серена, — здесь нет даже ванной комнаты.

— Они, без сомнения, покажут ее нам завтра. — Пока женщина его раздевала, Питер стоял спокойно. — А теперь в постель, я устал.

Два раза за ночь Серена падала с кровати.

Наутро Питер попросил для них ванну. Серена с ужасом посмотрела на маленькую оловянную бадью, которую принесли и поставили посреди комнаты. Бутджи старательно наполнил ее тепловатой водой.

— Это лучше, чем ничего, — сказал Питер, умываясь. Затем он оделся, чтобы присоединиться к семейству Нольса.

Утром Нольс показывал Питеру склады, предварительно построив свой полк для смотра, а затем осмотрел отряд Бланта. Потом они отправились на лодке к стоящему в заливе большому кораблю.

Если раньше Питер удивлялся увиденному, то теперь был просто потрясен. Ничего подобного парусам он раньше не видел. Он не мог понять, как матросы находили нужное направление среди переплетения канатов, исполняя работу споро и со знанием дела. Паруса были свернуты, конечно, но Бланту понадобилось совсем немного воображения, чтобы представить их развернутыми и мчащийся по ветру корабль под парусами.

У корабельных пушек он задержался дольше всего. У Могола имелось несколько сот пушек, но все очень маленького калибра, удобного при необходимости маневрировать. Однако Питер никогда не видел ничего подобного двадцатифутовым или тридцатиоднофутовым орудиям, стоящим сейчас перед ним на пушечной палубе. Когда Нольс заявил, что пушки стреляют железными ядрами такого веса на расстояние около мили, он усомнился.

— У вас много таких кораблей? — спросил он.

— В английском флоте более сотни.

— И все вооружены такими пушками?

— Большинство из них. Как вы думаете, вашего хозяина заинтересуют такие пушки?

— Скорее всего, если пушки доставят ему.

— Тогда это стоит обсудить. Вы обдумали мое вчерашнее предложение?

Конечно, Блант и не вспоминал о нем: слишком опьянел и слишком много времени потратил, пытаясь удержать Серену в постели рядом с собой. Однако он ответил:

— Я готов передать ваше предложение падишаху. Не знаю, что он ответит. Но такие пушки...

— Мы посмотрим, что можно сделать.

— Вопрос о Бенгалии очень интересует вас? — спросил Питер.

— О, да. Я скажу вам прямо, мистер Блант, Англия превратилась в проклятое место после смерти короля Карла. Наш теперешний король вроде бы стремится перевести часы на пятьдесят лет назад, когда монарх имел право решать все вопросы по своему усмотрению.

— Как же еще должен править монарх? — недоумевал Питер.

— Здесь, в Индостане, все по-другому. Но, сэр, я не верю, что англичанин по рождению может долго переносить такое нетерпимое положение вещей. Мой отец погиб во время великой революции, сэр. Я бы не хотел снова быть вовлеченным в гражданскую войну, поэтому стал искать удачи за границей. И поскольку избрал Бомбей своим домом, стараюсь развивать деятельность компании, сделать ее работу более успешной. Разве это не логично?

Когда они вернулись на берег, Нольс продолжал:

— Теперь вопрос о вашем вознаграждении.

— Я не думал об этом, — искренне ответил Блант.

Нольс смекнул это сразу. Позднее, когда они шли к дому на обед, он спросил:

— Простите меня, но ваши... служанки сопровождают вас везде?

— Как может мужчина пускаться в путь без наложницы?

— О, конечно. Разве что он путешествует с женой.

— У меня нет жены.

— Я думал, что мужчины в Индии женятся молодыми.

— Совершенно верно. Но моя мать хочет, чтобы я женился на англичанке. Такой, как она сама. Но в Дели нет англичанок. Первыми англичанками, которых я увидел, за исключением матери, были ваша жена и дочери.

— Понятно, — задумчиво произнес Нольс.

Вернувшись домой, Питер услышал смех из спальни и был приятно удивлен, обнаружив Каролину и Серену, вместе заправляющими постель. Дочь Нольса не говорила по-персидски и очень плохо на хинди. Но женщины вроде бы отлично понимали друг друга. Появление Питера привело Каролину в замешательство, и она выбежала из комнаты.

— Она смелая, — заметила Серена. — И к тому же англичанка. Может быть, она могла бы стать вам хорошей женой.

— Но она не старшая, — ответил Питер. — И вовсе не лучше своей сестры.

— Она похорошеет, когда станет старше, — настаивала Серена. — Ее сестра слишком непреклонна.

— Я полагал, что ты безразлично отнесешься к новому месту и к здешним людям. — Он взъерошил ей волосы. — Поверь, я приехал в Бомбей не жениться.

Однако эта идея показалась ему привлекательной.

За обедом к ним присоединились сын Нольса с женой, довольно простой молодой женщиной, у которой тоже была открыта грудь. Она прослышала о странном госте родителей мужа и, казалось, все время ждала, что тот чем-нибудь ее удивит. После обеда Блант снова почувствовал себя слегка опьяневшим. Он извинился и вышел в сад, окружающий дом.

Разомлев от рома, он опустился на траву под огромным деревом манго. День выдался теплым, легкий ветерок с моря навевал дрему, а возможно, давал о себе знать алкоголь. Как бы они ни воспринимали его, эти люди определенно нравились ему. Он даже чувствовал, что они нравятся ему больше, чем те, кого встречал раньше. Особенно женщины. Но какой бы привлекательной он ни считал Ангелину, его смущало ее бесстыдство в одежде. Каролина, безусловно, могла бы стать хорошей женой, как сказала Серена, но Ангелина — еще лучшей, поскольку была красивее сестры.

Он удивился заявлению Нольса, что его дочь выйдет замуж за могольского воина. Что он имел в виду? Англичанин, кажется, не может вернуться в Англию. Возможно, он хотел обосноваться с семьей в Индии, а самый быстрый путь к этому — договор с Блантом, а через него и с падишахом. У англичанина имелось то, чем бы хотел владеть падишах, — пушки.

Бланта пригласили стать в этом деле посредником. Но у Нольса нет ничего, что заинтересовало бы самого Бланта, кроме его дочери. Конечно, Ангелине пришлось бы научиться одеваться скромнее и вести себя согласно мусульманским законам. Ей не подобает оставаться в обществе посторонних мужчин, пить крепкие напитки. Но Серена быстро научила бы ее этим премудростям.

И ее мать была бы довольна, хотя, без сомнения, хотела бы сделать выбор для дочерей сама. Но это деловое соглашение. Эти волосы, эти груди и все остальное, что там еще скрывается у нее под одеждой, взамен слов Бланта, сказанных в поддержку Нольса падишаху. Об этом стоило подумать.

Чем раньше он вернется в Хайдарабад с докладом, тем лучше. Но удивительно, ему не хотелось покидать это семейство и это место с несмолкаемым шепотом моря и шумом ветра в кронах деревьев. Дели и Хайдарабад казались городами иного мира.

Услышав шелест юбок, он резко сел и увидел Каролину, стоящую всего в нескольких футах от него.

— С вами все в порядке, мистер Блант? — спросила она.

Он встал, подумав, что такова уж, видимо, привычка англичан — быть везде в сопровождении женщин.

— Конечно.

— В таком случае я прервала ваше уединение. Прошу прощения. — Она повернулась, сделав вид, что собирается вернуться в дом.

— Почему бы вам не посидеть со мной? — остановил он ее.

Он никогда не делал такого предложения мусульманским девушкам.

Каролина опустилась рядом с ним, и их глаза встретились.

— Мама и папа думают, что вы приехали искать жену, — сказала она, складывая губки буквой «О», словно была удивлена, что говорит так откровенно.

— Отличная идея, — согласился Питер. — Где бы я мог найти ее, по вашему мнению?

Она облизала губы, легкий румянец окрасил ее бледные щеки.

— Ангелина считает, что вы хотите жениться на ней.

— На самом деле?

— Но она говорит, что никогда не выйдет замуж за человека, который держит наложниц.

— А вы бы вышли замуж за такого человека, мисс Каролина?

Она опять сложила губы.

— Если мужчина понравится мне, возможно.

— Тогда, как мне кажется, вы мудрее сестры.

«Бог мой, — подумал Питер, — эта девушка хочет, чтобы я попросил ее руки. А почему бы и нет, если она согласна?»

— Каро, что ты тут делаешь?

Каролина вскочила на ноги, когда из-за дерева появилась Ангелина.

— О, мистер Блант, я и предположить не могла, что вы здесь, — солгала она. — Моя маленькая сестра не наскучила вам?

— Напротив, она развлекала меня.

— Я уверена, она успела вам надоесть. — Ангелина хлопнула в ладоши. — Уходи, Каро.

Младшая сестра, поколебавшись, бросила быстрый взгляд в сторону Питера и заспешила прочь. Ее щеки вновь залила краска.

— Надеюсь, она не сказала вам ничего нескромного, — сказала Ангелина. — Моя сестра легкомысленная девушка, которой нравится говорить самые неожиданные вещи.

Действительно, Ангелина чрезвычайно привлекательная женщина, особенно когда взволнована, как сейчас. Но декольте — вот что привлекало взгляд молодого человека и наводило на мысль о распутстве. В Индии женщины скрывают свое тело от взглядов посторонних, по крайней мере, куском шелка сари. Только куртизанки, рассчитывающие поймать в ловушку мужчин, иногда приоткрывали тело, демонстрируя тем самым, что все остальное тоже доступно за определенную цену.

Но девушка явно не из таких и этим заинтриговала его. Взаимоотношения европейских мужчин и женщин вообще вызывали у него неподдельный интерес.

Ангелина определенно ждала, что Питер попросит ее руки, чтобы получить удовольствие, отказав ему. Но ее отец явно хотел этого брака. Он удивился бы, узнай, что дочери известно его намерение.

Вдруг Питера осенило: Нольс пригласил его, чтобы ценой своей дочери купить себе прибыльное место под индийским солнцем. Но сначала ее надо бы познать... Блант настроился воспользоваться свободой английских женщин.

— Почему бы вам не посидеть со мной? — пригласил он.

— С удовольствием, сэр. — Она села на траву, шелестя юбками, но так, чтобы он не мог до нее дотянуться. — Вы довольны своим приездом в Бомбей?

— Да, очень. Здесь много необычного для меня. Она обернулась к нему.

— Но вы же англичанин, как мне сказал отец.

— Я никогда не бывал здесь, ваша семья — первая английская семья, которую я встретил на индийской земле.

— Ах! — воскликнула она несколько загадочно. — Без сомнения, я бы чувствовала то же самое в Дели.

— Если вам случится приехать в Дели, мисс Нольс, можете быть уверены: у вас уже есть друг, чтобы поддержать в общении с местными жителями.

— Вы это серьезно, мистер Блант? — Как и у сестры, щеки ее порозовели. — В этом случае я когда-нибудь, возможно, решусь на такое дальнее путешествие. Но не хотите ли вы, чтобы мы могли быстрее подружиться, узнать наши обычаи?

— А можно?

— Я бы хотела этого.

— Некоторые мои вопросы приведут вас в замешательство.

— Я отвечу вам на любой вопрос. — Девушка смотрела прямо перед собой.

— Ну... — Он решил произвести разведку, прежде чем перейти в атаку. — Вы пьете очень крепкий ром. Между тем алкоголь запрещен у нас приказом падишаха.

— О! Если я буду в Дели, мне нельзя будет пить?

— Воду и шербет. У вас что, все пьют ром?

— В Англии? О, нет. Мы пьем его только здесь, потому что вино не выдерживает путешествия. В Англии мы пьем вино, — засмеялась она. — Не хотели бы вы посетить Англию?

— Обязательно когда-нибудь соберусь. А теперь хочу вас спросить вот о чем: в каком возрасте в Англии женщина выходит замуж?

— Ну... — Уши Ангелины покраснели сильнее, чем щеки. — В любом возрасте после шестнадцати, наверное.

— Но вы не сделали так.

Она покраснела еще больше.

— Папа и мама еще не нашли мне подходящего жениха, сэр. — Она повернула голову в его сторону. — Ваши вопросы все такие прямые?

— Вы сказали, что вас это не смутит.

— Я вовсе не смущена, — возразила девушка.

— Как часто вы моетесь?

Она снова тряхнула головой.

— Сэр?..

— В Индии женщина моется каждый день перед тем, как идти к своему господину. Мужчина тоже, если возможно, но женщина обязательно.

Ее грудь вздымалась при дыхании очень соблазнительно.

— Но, сэр, английские женщины моются, когда необходимо, а не только тогда, когда идут к своим хозяевам.

Питер улыбнулся.

— Вы, по крайней мере, еще не делаете так. Но скажите, мисс Нольс, как происходит овладение женщиной в Англии?

Она снова отвернулась от него, но сразу бросила на него взгляд.

— Сэр?..

— Я имею в виду с целью завести наложницу или жену? Следует ли преподнести подарок отцу, или это решают во время переговоров?

— Сэр, в Англии нет наложниц... — Она немного помолчала. — А что касается женитьбы, это предмет для переговоров между родителями.

— К сожалению, моя мать слишком далеко.

Ангелина удивленно посмотрела на него.

— Я не поняла вас, сэр.

— Я решил обратиться к вашему отцу с целью приобрести вас для моего гарема, — объяснил он.

Лицо девушки застыло, и она вскочила на ноги.

— Вы оскорбляете меня, сэр.

— Спрашивая о вас? Напротив, я делаю вам комплимент.

Она взглянула ему в лицо, желая убедиться, не смеется ли он над ней. Ее руки лежали поверх юбки.

— Вы полагаете, что, едва появившись здесь и посмотрев на меня, можете взять меня в... в...

— В Дели, — напомнил он ей. — Это красивый город. Но я спросил вас, как все это происходит в Англии, а вы не дали мне ответа. Единственное, что я понял: обычно происходят переговоры с родителями невесты. Я готов переговорить с вашим отцом.

Она затопала ногами.

— Вы не поняли, мистер Блант. Переговоры, хорошо... Это происходит между старыми друзьями, которые знают друг друга давно. И дети их, как правило, знают друг друга много лет, возможно с раннего возраста. Их семьи имеют общие интересы в земледелии или торговле. А обстоятельства могут оказаться совершенно разные.

— Почему вы не сядете, мисс Нольс? — спокойно сказал Питер. — Или лучше называть вас Ангелина?

— Вы не можете звать меня так, — ответила она. — Это позволительно только близким друзьям и моим родственникам. — Но она все-таки снова села.

— И вы решили, что нам нужно стать врагами? Как вы сказали, здесь, в Индостане, все по-другому, но все же различия не очень велики. Вы находитесь в чужой стране, причем совсем недавно. Поэтому слишком мал шанс, что вас отдадут в семью старых друзей. А мы с вашим отцом определенно имеем общие интересы.

Она смотрела в землю.

— Вы говорили о наложнице.

— Я женюсь на вас. Она подняла голову.

— Без слов любви, даже без чувств?

— Какие могут быть слова или тем более чувства до женитьбы? — спросил Блант задумчиво. — Это все возникает после женитьбы, если вообще когда-нибудь возникает. Моя мать была отдана отцу как вещь и, конечно, не могла любить его.

Ангелина затрепетала.

— Но настоящая любовь возникла между ними, — продолжал Питер.

Девушка посмотрела на него.

— И сейчас вы страстно желаете меня, — наконец сказала она тихим голосом.

— Вы еще больше хотите меня, — улыбнулся он.

— И... купив, вы будете делить меня со своими служанками.

— Я уже сказал, что женюсь на вас. Серена моя наложница, и вы станете главенствовать над ней. Более того, вы будете командовать даже Джинтной, матерью моего сына.

Она вздохнула.

— У вас не одна наложница? И сын?

— Разве может мужчина иметь одну наложницу? — удивился Питер. — Да, у меня есть сын. Но вы родите мне еще.

Ангелина посмотрела в сторону.

— Зачем вы говорите мне это, если уже решили говорить с моим отцом?

— Потому что вы здесь, — сказал он, — и я хочу вести себя как принято среди англичан.

Девушка чуть не рассмеялась.

— Сомневаюсь, что такое возможно, сэр. — Она встала. — Папа никогда не согласится. — И быстро ушла в дом.

Но Питер действительно хотел ее. Он никогда не проводил время так необычно, ни разу в жизни не был так долго наедине с двумя странными женщинами, не связанными с ним никакими узами, не принадлежащими ему.

Нольс словно только этого и ждал. Без колебания он увлек Питера в форт, провел его в маленький кабинет с окнами на площадь, окруженную низкой стеной из сырого кирпича.

— Я обдумал ваше предложение, — начал Блант, — и готов передать его падишаху.

— Очень хорошо, — обрадовался Нольс.

— Но остается обсудить, что вы можете предложить взамен.

— Император получит пушки, — заверил его Нольс.

— А я?

— Ну... что вы имеете в виду?

— Вашу дочь Ангелину, — выпалил Блант. Нольс облизал губы.

— В качестве жены, — добавил Питер.

— Вашей жены? — прошептал Нольс.

— Я туман-баши императорской гвардии, — заявил ему Питер, — и в одно прекрасное время буду командовать всей гвардией. Падишах хорошо относится ко мне. Я, несомненно, сделаю блестящую карьеру у него на службе. Моя мать очень богата и имеет дворец в Дели. Ваша дочь будет жить в роскоши.

— В вашем гареме, — заметил Нольс.

— Она будет жить с моей матерью и со сводными матерями и наложницами, — сказал Питер. — По обычаю этой земли. Но ее ни в чем не ограничат, если вы этого боитесь. Так же, как и моя мать, она будет пользоваться достаточной свободой.

Нольс поднялся и обвел взглядом комнату.

— Вы христианин, сэр?

— Я не был крещен, потому что в Индии нет ни церквей, ни священников, — объявил Питер. — Но моя мать истинная христианка, и она обучила меня своей вере. Я постараюсь вести себя с вашей дочерью по-христиански, майор Нольс. Я уже говорил на эту тему с нею.

— В вас сидит дьявол, — пробормотал Нольс.

— Полагаю, что я ее не оскорбил.

Нольс развел руками, будто хотел сказать, что это не имеет значения.

— И как она отреагировала?

— Я бы сказал, удивилась.

— Еще бы. Ладно, я поговорю о вашем предложении с женой.

— Если у вас такой обычай... — ответил Питер.

— Да, сэр, особенно в таком необычном случае. Могу я спросить, сколько вам лет, мистер Блант?

— Мне двадцать восемь лет.

— Может быть, вам еще рано жениться?

— По здешним меркам я уже стар для женитьбы. Заверяю вас, что моя мать не откажет в благословении. — Питер посмотрел ему в глаза. — Майор Нольс, я солдат и предпочитаю прямой разговор. Если я добьюсь разрешения моего хозяина на постройку вашей фактории в устье Ганга, обещаете ли вы отдать дочь за меня? Да или нет?

Нольс заморгал.

— При подобных обстоятельствах, мистер Блант, хотя, должен признаться, весьма необычных обстоятельствах... Ну, если, если Ангелина хочет...

Питер улыбнулся:

— Хорошо, тогда пойдемте и найдем ее.

Только сын и его жена отсутствовали на семейном совете. Ангелина сидела между отцом и матерью на диване. Каролина нависла над плечом матери, волнуясь, казалось, больше всех.

Нольс изложил предложение.

— Я должен добавить, что мистер Блант вел себя с достоинством и уважительно. Он согласился добиваться согласия самой Ангелины.

— А его привычки? — спросила Люси Нольс.

Питер недоуменно поднял брови.

— Я имею в виду, сэр, ту женщину, которая путешествует с вами.

— Я уверен, что ваша дочь найдет в Серене очень приятную компаньонку, миссис Нольс.

— О! — Люси Нольс раздраженно всплеснула руками.

— Так же, как, без сомнения, и Джинтна, — спокойно вставила слово Ангелина.

— Джинтна? — спросила с удивлением ее мать.

— Другая наложница мистера Бланта. Мать его сына. На мгновение Люси Нольс, казалось, лишилась дара речи. Затем она тихо произнесла:

— Боюсь, мистер Блант, что в силу слишком большого различия в обычаях между нами о вашей женитьбе с моей дочерью не может быть и речи.

Нольс посмотрел на жену в полной растерянности, но Ангелина пришла ему на помощь.

— Папа сказал, что последнее слово будет за мной, мама. — Она глубоко вздохнула. — Я готова принять предложение мистера Бланта.

Каролина захлопала в ладоши от радости, хотя Питер был уверен, что она тоже хотела бы быть избранной.

— Ангелина, моя дорогая! — воскликнула Люси. — Ты действительно решила...

— Да, мама, мое решение твердо. — Она посмотрела на Питера. — Но я бы задала один вопрос мистеру Бланту. В Дели может не оказаться ни церкви, ни священника, но и то и другое есть здесь. Согласится ли он окреститься?

Все присутствующие устремили взоры на Питера.

— Почему нет, охотно, — согласился он, зная, что это обрадует и мать.

— Тогда все в порядке... — Нольс был уже на ногах, тряся руку Питера. — Я сердечно рад, мистер Блант. Едва получим согласие императора, сразу объявим о свадьбе.

— А до тех пор? — спросил озадаченный Питер.

— Ну, вы и Ангелина помолвлены, будьте уверены. Поколебавшись, Люси Нольс медленно вышла вперед и, к удивлению Питера, подставила ему щеку для поцелуя. Бланту понадобилось несколько секунд, чтобы он понял, чего она хочет от него. Когда он сделал то, что требовалось, миссис Нольс произнесла:

— Добро пожаловать в нашу семью, мистер Блант. — Интонация ее при этом была такова, словно она приглашала прокаженного.

Еще необычней было поведение молодой Каролины, которая обвила его шею руками и крепко расцеловала в обе щеки.

— Я так рада за вас обоих. — И повернулась к сестре, чтобы сделать то же самое.

— Ну, а теперь скажите, — продолжал Нольс, — когда вы намереваетесь отправиться в обратный путь?

— Чем быстрее, тем лучше, майор Нольс. Я отправляюсь завтра утром.

— Значит, вы захотите попрощаться со своей невестой. Оставим их одних. Люси, Каролина, пойдемте.

Он проводил обеих женщин из комнаты и прикрыл дверь, оставив смущенного Питера с глазу на глаз с Ангелиной.

— В Англии принято оставлять молодую женщину наедине с мужчиной?

— Мы же помолвлены, мистер Блант. В Индии нет такого обычая?

— Нет. Вам нужно растолковать мне все ваши обычаи. Я хочу понять их настолько глубоко, насколько возможно.

Ангелина несколько секунд смотрела на него. Ее щеки порозовели. Затем она пришла к какому-то решению, похлопав по дивану рядом с собой.

— Вы не присядете?

Питер сел рядом с ней.

— У нас принято, — сказала она, — мужчине и женщине, объявившим о свадьбе, поцеловать друг друга.

— Но мы еще не поженились.

— Но собираемся пожениться, — подчеркнула она. — Добровольно.

Они посмотрели друг на друга. Питер нервно облизал губы. Каждой клеткой он сознавал, что ее полуобнаженная грудь, ее губы, глаза и волосы делали Ангелину самым желанным созданием, которое он когда-нибудь знал. И она его приглашала... Он обнял ее и, крепко прижав к себе, поцеловал. Губы Ангелины разомкнулись, поскольку у нее перехватило дыхание от неистового порыва жениха, и Питер почувствовал ее язык. Она уперлась руками ему в грудь, стараясь оттолкнуть его. Он же круговым движением руки преодолел ее сопротивление и положил руку на грудь девушки. Тяжело дыша, она обмякла в его объятиях.

Питер тотчас ослабил хватку, и девушка опустилась боком на диван. Ее волосы рассыпались, она тяжело дышала.

— Я не сделал вам больно? — спросил Питер с беспокойством в голосе.

Ангелина медленно села, приводя в порядок одежду.

— Ваши ухаживания всегда проявляются через насилие, мистер Блант?

— Я горячий человек, а вы красивая женщина. Вам бы хотелось, чтобы за вами ухаживали иначе?

Ангелина вздохнула.

— Нет, мистер Блант, — ответила она. — Я бы не хотела иначе. Мы не присоединимся к родителям? Думаю, они в саду.

— Я стану рабыней, — печально произнесла Серена, когда они перебрались на материк, направляясь обратно в столицу.

— Уверяю тебя, что твоя новая хозяйка будет относиться к тебе как подруга, — сказал ей Питер.

— Вам следовало жениться на младшей, — надула губки Серена. — Мы с нею уже подружились.

— Но я собираюсь жениться на старшей, — твердо ответил Питер. — У него пела душа. Совсем скоро он станет обладателем этой удивительной девушки, чьи волосы подобны солнечному свету. Раньше он никогда не думал, что женщину можно так любить, а Ангелину он собирался именно полюбить и хотел сделать ее счастливой, видеть в ее глазах гордость за его успехи в военной карьере и за расположение к нему падишаха. С дороги он написал своей матери письмо и отправил его с Бутджи.

Он спешил в Хайдарабад. За время его отсутствия в городе мало что изменилось. Аурангзеб принял его сразу и внимательно выслушал доклад. Блант привез от Нольса одно тридцатидвухфутовое ядро и продемонстрировал его императору. Аурангзеб с трудом поднял снаряд.

— У них действительно имеются пушки, способные стрелять такими ядрами больше, чем на милю? — с недоверием спросил он.

— Это так, падишах.

— Тогда почему твои земляки не правят миром, Блант-бахадур?

— Возможно, однажды они завладеют им.

Аурангзеб строго посмотрел на него, а затем засмеялся.

— Только в том случае, если не дадут мне подобных пушек. Значит, взамен они хотят получить торговый пост в Бенгалии? Почему бы и нет? Но сначала я должен иметь эти пушки.

— Блант-бахадур рассказал нам, что эти чудовищные пушки можно устанавливать и на кораблях, — заметил Рай Сингх. — Нам будет трудно везти их по земле, понадобятся слишком большие повозки и много мулов.

— Деталями займетесь сами, — заявил Аурангзеб. — У нас должны быть эти пушки. Возвращайся в Бомбей, Блант-бахадур, и скажи это англичанам.

Только через неделю приехал Бутджи, привезя письмо от матери Бланта.

«Мой дорогой Питер! Я переполнена радостью от твоих новостей, и поэтому пишу вкратце и наспех. Но я буду полностью удовлетворена, когда получу возможность встретиться с молодой леди, о которой ты говоришь такие прекрасные слова. Того, что ты нравишься ей, а она тебе, уже достаточно. Билкис, Хилма и я с нетерпением ждем, когда сможем приветствовать твою невесту в Дели, и охотно даем тебе разрешение на женитьбу.

Любящая тебя мать

Анна Блант».

Питер отправился в Бомбей на следующий день. Он снова взял в сопровождение отряд гвардейцев, а также Бутджи, но Серену оставил в Хайдарабаде. Она горько плакала, но он понял, что ее присутствие постоянно порождало ненужные вопросы в семье Нольсов, а он ни в коем случае не хотел расстраивать родню невесты, а еще меньше ее саму.

Блант делал все возможное, чтобы быстрее добраться до Бомбея. Они одолели весь путь за восемь дней. Его сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из-под накидки, пока они переправлялись на лодке через водное пространство, отделяющее остров от материка. Когда Питер ступил на берег, его приветствовал офицер гарнизона.

— Роджер Мунро к вашим услугам, сэр. Я адъютант майора Нольса. Мы встречались во время вашего последнего визита в Бомбей.

— Я помню. — Питер пожал ему руку. — Я надеюсь, ничего не случилось, пока меня здесь не было.

— Как сказать, сэр. — Мунро выглядел расстроенным. — Меня просили немедленно проводить вас в дом майора.

Питер оставил Билима Аббаса распоряжаться людьми, а сам заспешил вслед за капитаном. Что-то явно не в порядке, почувствовал он.

Нольс ожидал его и поприветствовал, когда они вошли в дом. Рядом с ним стояла, обливаясь слезами, его младшая дочь Каролина.

— Она хочет видеть вас, — сказал Нольс, когда вел Питера по коридору в комнату Ангелины. Там они застали ее мать, сидящую рядом со странным незнакомым мужчиной, который оказался лекарем.

Его дорогая Ангелина! Она лежала, укрытая одеялами. Ее удивительные волосы разметались по подушке. Выглядела она непередаваемо красивой, но безнадежно больной. Ее щеки и шея пылали огнем. Само же лицо покрывала мертвенная бледность. Она лежала спокойно, слишком слабая, чтобы двигаться. Но кровать порой сотрясалась, когда сильная дрожь пробегала по ее телу.

— Питер! — прошептала Ангелина, когда открыла глаза и увидела своего жениха. Люси Нольс отступила в сторону; Питер присел на кровать, взял руку Ангелины, горящую, точно в огне. — Питер! — повторила она. — Мы поженимся?

— Конечно, — ответил он. — Как только ты выздоровеешь.

Она улыбнулась.

— Мне скоро станет лучше.

Когда Ангелина снова прикрыла глаза, Блант вышел из комнаты, чтобы побеседовать с Нольсом и доктором.

— Я много раз видел подобное течение лихорадки в Агре и Дели, — сказал он. — Необходимо снизить ей температуру. Ангелину нужно поместить в ванну с холодной водой и держать там, пока температура не снизится.

Доктор Пинкней сжал губы.

— Я никогда не слышал о таких мерах, сэр. После ваших методов лечения бедная девочка получит воспаление легких.

— Ее лихорадка пройдет через двадцать четыре часа, — заверил его Блант. — Затем ее снова следует положить в постель и хорошенько укутать. Но сначала надо заняться лихорадкой.

— Мне не нравится это, — проворчал Пинкней.

— Если это испытанное народное средство... — озабоченно произнес Нольс.

— Уверяю вас, сэр, — ответил Блант.

— Тогда нужно найти большую ванну. Я сейчас же отправлюсь за ней.

Но еще до того, как он покинул дом, крик Люси Нольс заставил всех вернуться в спальню Ангелины. Они собрались вокруг кровати девушки, глядя, как болезнь одолевает слабый организм. Лицо ее покрыл румянец, когда она пыталась дышать, но с каждой попыткой усилия становились слабее и слабее.

— Наступил кризис, — сказал Пинкней.

Блант почувствовал, что Каролина, найдя его руку, сжимает ее так, что ему стало больно.

Ангелина попыталась сделать еще вдох — и затихла. Они молча в растерянности смотрели на нее несколько секунд. Затем Люси Нольс громко зарыдала и упала на бездыханную грудь своей дочери.

 

Глава 23

ТИРАНИЯ

Питер смотрел на еще привлекательные черты девушки, скованные смертью. Ангелина лежала поспешно умытая, одетая в лучшее платье. На бомбейской жаре следует хоронить умершего быстро, а она умерла восемь часов назад. Уже наступали сумерки.

Гроб закрыли. Питер пошел следом за ним с ее семьей. Все белое население Бомбея пришло проститься с покойной в церковь, а затем на кладбище. Он мало понимал религиозные обряды, но видел, что все вокруг глубоко скорбят.

Собственные чувства показались Питеру странными. Он провел много времени на войне, и его так часто окружала смерть, что он стал относиться к ней довольно легко. Но, провожая красивую невинную девушку в мир иной, он испытывал незнакомую раньше тяжесть невосполнимой утраты. Он знал Ангелину недолго, а казалось, давно. Тут он поймал себя на том, что смотрит через могилу на стоявшую, опустив глаза, заплаканную Каролину.

Неужели его мысли кощунственны? Или это естественное желание? Он приехал в Бомбей найти себе жену-англичанку. И вот приходится возвращаться в Хайдарабад с пустыми руками. Он ничуть не сомневался относительно положительного ответа Каролины на вопрос о женитьбе.

Когда они вернулись, Нольс налил два бокала румбульона и один предложил Питеру. Люси Нольс и ее дочь удалились в другую комнату.

— У нас не было времени обсудить ваши дела, — с сожалением отметил Нольс.

— Все идет так, как вы хотели, — сказал Питер, — После поставки батареи больших пушек падишах разрешит вам построить факторию в дельте Ганга или чуть выше по реке, если захотите.

— Я весьма благодарен и хотел бы выразить это более конкретно, чем позволяет настоящий момент.

— У меня есть разрешение моей матери жениться на вашей дочери.

Нольс вздохнул.

— Человек предполагает, мистер Блант, а Бог располагает.

Питер ничего не ответил, Нольс поднял голову,

— Это печальное событие не испортит наши отношения, не так ли?

Питер повернулся и посмотрел на вошедшую в комнату Каролину. Она умылась и даже попробовала улыбнуться.

— Можно я возьму один стакан для мамы? Думаю, что от этого ей станет лучше.

— Пожалуйста, — разрешил Нольс. Он взглянул на дочь и заметил, что Питер провожает ее пристальным взглядом, у девушки даже щеки покраснели.

— Боже мой, — ошеломленно сказал он. — Неужели в вас нет ничего человеческого?

Питер насупился.

— Если вы имеете в виду, оплакиваю ли я ту, с которой был помолвлен, то да, оплакиваю. Конечно, меньше, чем вы, ведь я знал ее очень недолго. Но того, что было, не вернешь. Надо думать о будущем.

— И будущее для вас заключается в том, чтобы заполучить вторую мою дочь в жены? Но Каролина осталась у нас одна, и ей всего пятнадцать. В Англии мы считаем этот возраст слишком ранним для замужества.

— А когда ей исполнится шестнадцать?

— Ну... через месяц.

— Хорошо, даю слово не заключать брак в течение этого срока.

— Сэр, я не знаю, что ответить вам.

— Я буду относиться к ней так же хорошо, как относился бы к ее сестре.

— Дело-то не в этом! — раздраженно воскликнул Нольс. — Нельзя же так запросто переходить от одной моей дочери к другой. Тем более в то время, когда мы в трауре. Это бесчеловечно с вашей стороны, сэр. Бесчеловечно!

— Мы не в Англии, майор Нольс, — сказал Питер холодно. — К тому же есть одно маленькое обстоятельство, о котором вы забываете. Падишах ждет моего возвращения в Хайдарабад с невестой. Это, если хотите, его приказ.

Нольс резко поднял голову.

— А разве в Индии не принято говорить о любви, верности, уважении?

— Почему нет, сэр. Может быть, мы говорим о них меньше, чем вы, но верим в них так же свято. Однако оставаться верным покойному — абсурд. Я полюблю Каролину так же, как любил бы Ангелину, и буду глубоко уважать. Конечно, я сожалею, что вынужден поднимать этот вопрос в столь печальное для вас время, но мой хозяин ждет меня. Я не думаю, что у меня будет возможность вернуться сюда в ближайшем будущем, поэтому мы все должны решить сразу.

— А вы думаете, что император может расторгнуть соглашение, если вы вернетесь без жены-англичанки?

— Я бы не стал этого утверждать, — честно ответил Питер, — пока он получает свои пушки. Но настроение падишаха изменчиво, он может взглянуть на наше соглашение менее благосклонно, ведь он приказал мне жениться.

Нольс не нашел, что ответить. Питер посмотрел на дверь, в которой опять появилась Каролина.

— Как и в случае с сестрой, решать ей. Вы разрешите спросить ее прямо сейчас, в вашем присутствии?

Каролина перевела взгляд с одного лица на другое, и слабая краска разлилась на ее щеках. Она догадалась, о чем шел разговор.

— Садись, Каролина, так будет лучше, — предложил ей отец.

Девушка села напротив Питера, выпрямив спину и подобрав с обеих сторон платье под плотно сдвинутые колени. Питер с трудом находил слова, глядя на нее. Она была еще духовно чище, чем сестра.

— Я предложил твоему отцу заменить Ангелину тобой в качестве моей жены, — сказал он мягко.

Каролина вздохнула и посмотрела на отца.

— Меня возмутило это предложение, — сказал ей Нольс. — В такое время! Но он говорит, что если вернется без невесты-англичанки, то наши дела пойдут плохо. Я разрешил ему поговорить с тобой, но хочу, чтобы ты знала. Если ты откажешь, я буду на твоей стороне, независимо от последствий.

Каролина повернулась к Питеру.

— А я бы хотел, чтобы ты знала, Каролина, — сказал он, — что все обещания, которые я давал твоей сестре, о богатстве и уважении, о доброте и любви, теперь относятся к тебе. Я также поклялся не прикасаться к тебе, пока тебе не исполнится шестнадцать лет.

Каролина облизнула высохшие губы и повернулась к отцу.

— Я уверен, что даже мистер Блант не потребует от тебя ответа прямо сию минуту, — печально сказал ей Нольс.

— Но я готова дать ему ответ, папа. — Ее голос был совершенно спокоен. — Законно ли то, что он предлагает: жениться на сестре своей покойной невесты?

— Такие случаи бывали, — сказал Нольс. — Впрочем, английские законы все равно ничего не значат в этой варварской стране.

Каролина повернулась к Питеру.

— Вы оказываете мне большую честь, сэр, — сказала она. — И я очень рада стать вашей женой.

Люси Нольс пришла в ужас от такой новости, у нее чуть не началась истерика. Нольс тоже чувствовал себя очень несчастным. Но Каролина смотрела на Питера, не скрывая радости.

Вечером Блант со своими людьми вернулся на материк и разбил лагерь на берегу. Он знал, что в Бомбее вряд ли правильно поймут его желание. Однако на следующее утро он вернулся в порт, не обращая внимания на враждебные взгляды англичан.

У дверей его встретила Каролина.

— Мистер Блант, входите, пожалуйста.

Питер вошел, закрыл за собой дверь, обнял девушку, приподняв ее от земли, и поцеловал в губы. Она задохнулась от неожиданности, но горячо ответила, обвив руками его шею, чтобы не упасть. Потом откинула голову и сказала:

— Мистер Блант, я обожаю вас.

В конце коридора послышались громкие шаги, и появилась Люси Нольс.

Блант стал посещать их дом каждый день. Первую неделю Люси старалась не оставлять дочь с ним наедине. Но скоро позволила им сидеть в саду, где их было видно из дома. Питер нашел Каролину более приятной. Хотя она не была так красива, как сестра, ее тело, скрытое под платьем с высоким воротником, многое обещало. Ведь она была на два года моложе сестры. Девушка не стеснялась признаваться в любви с первого взгляда, и это очень нравилось ему.

Эти признания ее беспокоили.

— Я, наверно, очень грешна? — спрашивала она.

— Ты прелестна.

— Но бедная Ангелина... Не думаешь ли ты, что она смотрит сверху и осуждает нас?

— Я думаю, что она благословляет нас, — заверил ее Питер.

Губернатор Кейгвин также был шокирован этими скандальными событиями и решил выдать специальную лицензию, разрешающую не оглашать заранее имена вступающих в брак, чтобы не держать Питера три лишних недели в Бомбее.

— Если это делать, — сказал он Нольсу, — то делать скорее. Присутствие могольских парней заставляет всю общину беспокоиться.

— Это катастрофа, такого оборота я не ожидал. — Нольс стонал. — Боже мой, когда я думаю об этом...

— Разве не вы сами поощряли Бланта?

— Да... Тогда ситуация была многообещающей.

— И вы говорите, что девушка согласилась.

— О, эта дерзкая девчонка чувствует себя на седьмом небе. Она не понимает, что делает.

— Тогда вот вам лицензия, — сказал Кейгвин. — И давайте покончим с этим побыстрее.

Свадьба состоялась на следующий же день. Невеста была в белом, все остальные — в черном, кроме Бланта, который ходил в форме гвардии. Люси Нольс не переставая плакала. Плакала и Каролина. Но, как считал Питер, ее слезы лились от счастья.

— Мы отправимся на материк сразу же после свадебного пиршества, — сказал он своему тестю.

Нольс удивленно посмотрел на него.

— Вы дьявол или хороший человек, мистер Блант?

— Я обыкновенный человек, майор Нольс, ни больше, ни меньше.

Нольс посмотрел в сторону Каролины, стоявшей в окружении плачущих женщин.

— Они думают, что ее принесли в жертву моим амбициям и вашей похоти, — сказал он шепотом. — Относитесь к ней с добротой, умоляю вас.

— Я буду добр к ней, как к себе.

Нольс пристально посмотрел на него и сказал:

— Я верю вам. Но я когда-нибудь увижу ее вновь?

— Когда уладятся дела с маратхами, я уверен, вы посетите нас в Дели. Я сам пошлю за вами.

— Мы приедем, клянусь Богом! — Нольс схватил его за руку. — Желаю вам счастья.

— Его я найду с вашей дочерью...

Люси Нольс с трудом заставила себя попрощаться с молодоженами. Блант, в соответствии с могольскими традициями, посадил Каролину на своего коня и повел его к берегу на переправу. Индийское население Бомбея, не обращая внимания на чувства английских хозяев, собралось повеселить их. Собственные люди Питера на другом берегу тоже готовились приветствовать молодых.

— Мы сразу же отправимся в путь, — сказал он Билиму Аббасу и, повернувшись к взволнованной Каролине, спросил: — Ты можешь ездить верхом?

— А это не опасно? — спросила она.

Он постелил на седло одеяло, чтобы было мягче, и подсадил ее. Когда она свесила ноги с обеих сторон седла, юбка поднялась выше колен.

— Я извиняюсь за неудобство, — сказал ей Питер. — Если бы не торопился, непременно взял бы для тебя слона.

— Ничего, мне удобно, — ответила Каролина с улыбкой.

Блант спешил прибыть к Аурангзебу, как ему было приказано. Он заставил своих людей двигаться до наступления сумерек и только тогда разрешил разбить лагерь. Каролина, естественно, очень измучилась, но продолжала улыбаться.

Бутджи уже приготовил карри на ужин, и, когда Каролина появилась, Питер спросил ее:

— У тебя все в порядке?

— Лучше никогда не было, но я очень голодна. Наш с тобой первый супружеский ужин состоится в лесу. — Она подняла голову, глядя вверх, на деревья. Тишину сумерек оглашали пронзительные крики птиц и обезьян. — Разве не романтично?

— По-моему, это очень неудобно.

— Это романтично, — настаивала она. — Вот, папа подарил мне на прощание.

Питер посмотрел на бутылку румбульона.

— Алкоголь запрещен в армии падишаха.

— А нельзя ли сделать вид, что мы все еще в Бомбее? Ведь это первая ночь нашей брачной жизни.

Он позвал Бутджи, который принес две чашки. Каролина подняла свою и чокнулась с ним.

— За нас.

— За нас, — повторил он.

Пока они ели, Каролина, казалось, сгорала от нетерпения.

— Я хочу показать тебе кое-что, — сказала она в конце концов. — Это свадебный подарок.

— Ты уже подарила мне самое дорогое в мире — себя.

— Это часть меня, — уверила она его. Держа за руку, Каролина провела мужа в палатку. Бутджи снисходительно улыбался. Войдя в палатку, девушка вдруг застеснялась.

— Бояться не надо, — успокоил ее Питер. — Я дал твоему отцу обещание, что не трону тебя, пока тебе не исполнится шестнадцать лет.

— Это абсурд, — сказала она. — Разве ты не хочешь меня?

— Я хочу тебя больше, чем желал какую-либо другую женщину в мире, — заверил он ее. — Но я дал обещание.

— Неужели ты оставишь меня одну? — воскликнула она. — Как ты можешь смотреть на меня и отказываться любить меня немедленно? — сказала Каролина со слезами на глазах.

Питер нежно погладил ее по плечу, и она подняла глаза.

— Я дал слово твоему отцу, и закончим на этом разговор. Хотя ты права, что я не могу смотреть на тебя и не желать тебя.

Успокоившись, она повернулась к нему.

— Ты знаешь, как удовлетворить мужчину? — спросил Питер.

— Тебе придется научить меня, мой господин, — ответила она.

Был ли он когда-нибудь счастлив? Питер стал думать о беспорядочных любовных связях своих предков. Его собственная мать была отдана отцу грозным падишахом, а он женился на девушке, которая открылась перед ним и думала только о том, как ему угодить, словно опытная наложница. Конечно, Каролину надо было учить сексу, объяснять, как удовлетворить мужчину, но она была так восторженна и любопытна, что он каждый день находил свободное время для нее.

Его люди снисходительно улыбались: у хозяина медовый месяц. Питер думал, как они удивились бы, узнав, что его невеста до сих пор девственница и все их любовные утехи ограничивались игрой рук и губ.

С приближением к Хайдарабаду Каролина стала беспокоиться.

— Допустим, что мы встретим врагов и тебя убьют, что будет со мной? — спросила она. — Я останусь невестой-девственницей?

— Ты вернешься к отцу и матери, чтобы начать новую жизнь с другим человеком, — объяснил он ей.

— Никогда, — сказала она. — Я постригусь в монахини и буду жить в одиночестве. — Каролина плутовски улыбнулась. — Я буду жить памятью.

Десять дней спустя они прибыли в Хайдарабад, и Блант взял ее с собой во дворец к падишаху.

У Каролины имелась только европейская одежда. Она надела свое самое строгое платье, но все равно шея оставалась открытой. Питер накинул на нее чадру, чтобы закрыть лицо.

Аурангзеб был заинтригован видом золотисто-каштановых волос, выбивающихся из-под чадры. Этого оказалось достаточно, чтобы все присутствующие принялись пялить на нее глаза. Аурангзебу понравилось, как молодая женщина держала себя.

— Ты сделал хороший выбор, Блант-бахадур, — сказал он. — Пусть твое ложе всегда процветает.

Богатство могольского дворца произвело на Каролину ошеломляющее впечатление. Она обрадовалась своему новому дому в Хайдарабаде. Серена помогала ей научиться вести себя как подобает мусульманской женщине. Они подружились.

Обе восхищались красотой Хайдарабада, удивлялись Чарминару... и ждали шестнадцатого дня рождения Каролины.

Сроки медового месяца Бланта давно прошли, и заветный день рождения приближался, а Питер был уже далеко, сопровождая падишаха. Могол горел решимостью разделаться с армией Самбаджи до наступления муссонов 1689 года. Поход оказался неудачным: победы были, но маратхи продолжали бороться, и Самбаджи удавалось избежать плена. Аурангзеб терял терпение, он начал интересоваться, когда прибудут английские пушки. Польза от этих пушек в джунглях была сомнительна, но несмотря на это Питеру приходилось дипломатично убеждать падишаха, что такие вещи быстро не делаются.

Подлинная причина проволочки была в том, что предсказание Нольса сбылось: англичане восстали против Георга II, свергли его и посадили на трон его зятя Вильгельма Оранского.

Это Аурангзеб понял, когда новости в конце концов достигли Индии, но он нашел много отрицательных черт в характере человека, присланного Ост-Индской компанией для создания фактории в устье реки Ганг. Джоб Чарнок, судя по отчетам губернатора Бенгалии, был невежественным человеком, который умел сделать своими врагами всех, с кем встречался. Питер выразил свое отрицательное мнение, написав об этом в Бомбей. Приближался сезон дождей, армия вернулась в Хайдарабад измученной и расстроенной. Когда он вошел в свой дом, Серена и Каролина поклонились ему. Невеста Питера с нетерпением ждала его. Серена нарядила ее в сари, расшитое золотом. Золотисто-каштановые волосы и светлая кожа делали Каролину похожей на солнце, восходящее в центре парадного зала.

— Нравлюсь ли я тебе, господин мой? — спросила она по-персидски. За время его отсутствия она выучила язык.

— Очень, — сказал Питер и, подняв ее на руки, направился прямо к своей спальне.

Серена хотела войти следом, но ее отослали обратно.

— Ты присоединишься к нам завтра, — пообещал Питер. — Этой ночью я хочу остаться один со своей невестой.

Серена ушла.

— Ты ее обидел, — сказала Каролина.

— А ты хотела, чтобы она осталась?

Каролина смутилась.

— Я предпочла бы остаться с тобой вдвоем.

Он осторожно снял с нее сари и, с восхищением глядя на ее нежную кожу, сказал:

— Знаешь, мне придется сделать тебе больно.

— Я знаю только то, что ты сделаешь из меня самую счастливую женщину на свете, — ответила она.

Это было самое счастливое время для семьи Блантов. После долгой разлуки Анна приехала из Дели вместе с Джинтной и Уильямом, так что у Питера был в прямом смысле слова полон дом.

— Я должен стать первым Блантом, который будет счастливым, — заявил Питер матери.

— Тогда очень тебя прошу, пожалуйста, — сказала она, — стань первым Блантом, который умрет в старости, в своей постели.

Едва дождь прекратился, Аурангзеб вновь выступил в поход. Но Самбаджи удалось взять в плен только через год, когда все его люди сдались. Предводитель маратхов пытался вести переговоры, как это сделал его отец лет десять назад, но Аурангзеб не хотел об этом и слышать. Вождь маратхов стоял перед победителем без одежды, со связанными за спиной руками.

— Для таких, как ты, может быть только один конец, — прорычал падишах в лицо старому воину.

Самбаджи не оказывал никакого сопротивления своим врагам. Аурангзеб приказал посадить его на кол перед всей армией и женщинами. Питер при этом вспомнил рассказ Елены, как двор Джахангира собрался смотреть на казнь его деда. Теперь он сам вместе с другими бахадурами и эмирами стоял позади могольского трона в ожидании казни Самбаджи и его военачальников. Женщины стояли в стороне. Анна изменилась в лице, вспомнив судьбу своего первого мужа. Каролину совершенно подавило непривычное проявление жестокости и насилия. До этого она, кроме счастья, ничего не знала.

Обычно кол смазывали, чтобы ускорить смерть, но Аурангзеб приказал сделать для Самбаджи шершавый кол и не смазывать его, чтобы продлить мучения смертника.

— Падишах чудовище, — сказала Анна, когда они оказались одни в доме Питера.

— Он наш хозяин, — ответил Питер. В ту ночь Каролина в первый раз осталась холодна к ласкам мужа.

Однако молодая женщина оправилась от этих переживаний, когда армия возвращалась на север, сначала в Агру, а затем в Дели. Она видела редкой красоты архитектуру и огромные толпы ликующего народа. Ее тепло приняла вся семья Блантов, Каролина встретилась с женой и детьми Насира. Ей показали новый дворец Бланта, поразивший ее размерами, бесчисленным множеством рабов и слуг. Она поняла величие положения мужа.

— Мне кажется, я попала в другой мир, — вздохнула она.

Радости Каролины не было границ, когда Питер пригласил в Дели ее родителей. Она была чрезвычайно горда тем, что на отца с матерью город произвел такое же впечатление, как в свое время на нее саму. Каролина с радостью показывала родителям свой дом и богатство.

Благодаря исключительному цвету кожи и жизнерадостности Каролина стала любимицей в императорской семье. Жены Аурангзеба часто приглашали женщин из семьи Бланта. Хотя по традиции ни один человек, даже император, не имел права присутствовать, когда женщины одного гарема приходили в гости к женщинам из другого, Питер не сомневался, что падишах мог видеть сад и открытые лица женщин через одно из многочисленных потайных окон гарема.

Каролине особенно нравилась младшая дочка Аурангзеба, Шалина. Когда Каролина приехала в Дели, той исполнилось десять лет. Ее мать была афганкой, и у девочки каштановые волосы и развитое тело, каким обычно обладают горные народы, удивительно гармонировали с утонченными персидско-могольскими чертами Дома Бабура. Когда ей исполнилось десять лет, Питер уже не видел ее лица открытым. Став взрослой, она всегда ходила в чадре, но жена рассказывала, что девочка превратилась в настоящую красавицу.

На первый взгляд империя Великих Моголов процветала, и приближенные падишаха понимали, что величественная структура, созданная великим Акбаром. разрушалась изнутри.

Наверно, потому, что Питер Блант был иностранцем, не связанным ни с одной из дворцовых группировок, ему многие доверяли тайны, на основании которых он сделал некоторые пугающие выводы.

Прежде всего настораживала утечка из страны ценностей. Блант всегда считал Индию неисчерпаемым источником золота и драгоценных камней, но расточительная могольская знать, познавшая промышленные товары французов, португальцев и англичан, покупала их за золото, не считаясь с реальной стоимостью.

Самым расточительным оказался сам Аурангзеб, не приобретавший предметов роскоши, но постоянно совершенствовавший вооружение своей армии.

Никого при дворе императора не волновало снижение численности населения. Военные походы моголов всегда требовали многочисленных жертв. Кроме того, религиозная политика императора сильно ограничивала возможности набора новых воинов. Аурангзеб старался принимать в свое войско только преданных мусульман, а их оставалось все меньше и меньше. Он уже погубил свою кавалерию в борьбе с раджпутами и категорически отказывался восстановить ее. А ведь достаточно было заключить честный мир с маратхами, и эти великолепные всадники стали бы его союзниками и прекрасным пополнением для кавалерии падишаха. Однако он продолжал считать их бандитами и постоянно преследовал. Это вызвало новую волну вооруженных выступлений, несмотря на то что Самбаджи уже казнили.

Питера беспокоила полнейшая неспособность принцев руководить войсками и управлять государством. Мохаммед Акбар умер в ссылке. Его братья служили падишаху лишь на словах. Им передавали губернаторства и тут же спешили отозвать обратно, когда они выказывали свое неумение. Им поручали командование армией, но только под наблюдением более опытных офицеров. Они часто обсуждали с близкими смерть своего отца, которая ввиду его почтенного возраста могла последовать в любой момент. Несомненно, при первом же признаке слабости здоровья падишаха они готовы будут перерезать друг другу глотки с такой же решимостью, как тридцать лет назад делали это сам Аурангзеб и его братья... Но на этот раз среди принцев не было подобного Аурангзеба Аламгира, который имел бы власть над событиями.

Аурангзеб через своих шпионов узнал о подобных разговорах и одного за другим арестовал преступных принцев. Он был суров и к другим членам своей семьи, не отвечавшим его взглядам на жизнь. Старшую дочь Джеб-ун-Ниссу посадил под стражу из-за малейшего намека, что она унаследовала пагубные страсти своей тетки. Впоследствии она была казнена.

Семейные неурядицы, проходившие на глазах людей, никак не влияли на состояние духа Аурангзеба. С годами он лишь становился энергичнее и оставался крепок физически. Решение всех вопросов он видел только в походах. Падишах то вел войска на северо-запад — воевать с персами и афганцами, то на восток — сражаться с тайцами. А то на юг, чтобы усмирять маратхов, по-прежнему проявлявших непокорность. Год за годом он совершал походы с одного конца империи на другой, побеждая во всех сражениях. В Азии не находилось полководца, способного противостоять Аурангзебу Аламгиру. Его войско было вооружено по последнему слову техники того времени.

Но и лишений тоже было достаточно. Причинами их часто оказывались его методы ведения боевых действий: совершать походы против любого врага открыто и быстро, независимо от погодных условий или естественных препятствий. Так, при переправе через реку Бхуну, несмотря на предупреждение о прошедших недавно сильных дождях в соседних горах, вызвавших сильный паводок, он потерял двенадцать тысяч человек и все свои сокровища, но поход продолжил.

Аурангзеб и в походах держал в руках бразды правления страной. Он принимал и увольнял послов, создавал и расторгал союзы, диктовал воспоминания, в которых рассказывал о своей деятельности. Шел 1694 год. Падишах решил выдать замуж за турецкого султана Ахмеда II свою дочь Шалину, которой к тому времени исполнилось шестнадцать лет. Ахмед был наслышан о красоте девушки, и Аурангзеб видел в этом браке возможность создать союз с турками против вечно враждебных персов.

Это была проверенная международная дипломатия. Блант не сомневался, что молодую принцессу с детства готовили к дипломатическому браку, в котором любовь не играла никакой роли. Поэтому очень удивился разговору, который падишах завел с ним наедине после объявления о брачном союзе принцессы с турецким султаном.

— Я не знаю, куда катится мир, Блант-бахадур, — ворчал Аурангзеб. — Нынешняя молодежь совершенно не понимает своей ответственности.

Блант сочувственно хмыкнул и ждал, что скажет падишах дальше.

— Моя дочь заливается слезами, не хочет, видите ли, замуж, — продолжал Аурангзеб. — Она слышала, что султан Ахмед урод и настоящий сатир в постели. Но разве жены не должны быть терпимы к любым поступкам своих мужей? — Он задумался на некоторое время. — Я старею, Блант-бахадур. Знаешь, сколько мне исполнится в следующем году?

— Семьдесят семь, падишах. Но вы выглядите как никогда хорошо.

— Я старею, — повторил Аурангзеб. — Был бы я молод, поколотил бы дочь за непослушание. А сейчас... мне приходится считаться с ее капризами. Однако этот союз очень важен для меня, и моя дочь в конце концов согласилась выйти замуж за султана, но при условии, что ее будет сопровождать в Стамбул лучшая подруга, твоя жена.

— Каролина должна ехать в Стамбул? — Блант был поражен. — Я буду сопровождать ее?

— Нет, — сказал Аурангзеб. — Ты мне нужен здесь.

— Могу я узнать, сколько времени моя жена будет путешествовать?

— Принцесса Шалина хочет, чтобы твоя жена, Блант-ага, месяц после свадьбы побыла с ней, поддержала, помогла на первых порах. Мои жены уже уговорили ее. Свадебную миссию я посылаю морем. Если предположить, что путешествие в один конец займет месяц и один месяц потребуется на возвращение, то, значит, ты будешь в разлуке с женой три месяца. Запомни, Блант-бахадур, это гораздо меньше, чем поход. Я был бы рад, если ты согласишься.

Сама Каролина была от поездки в восторге.

— Я так много слышала о Стамбуле! — воскликнула она.

— Это плохое место, — проворчал Питер. Но делать нечего, он пытался разделить ее энтузиазм по поводу интересного приключения. — Только обязательно вернись ко мне, — попросил он.

Приготовления к этому великому событию заняли почти год. Гонцы сновали туда и обратно, доставляя послания с условиями обеих сторон по различным пунктам брачного договора.

Принцесса отправлялась на корабле из Сурата до Басры через Персидский залив. Там она сойдет на берег и продолжит путь караваном под защитой турок через Багдад, Мосул, Антиохию, Конию, Анкару до Стамбула.

— Это путешествие ты запомнишь на всю жизнь, — заметила невестке Анна Блант.

— Оно наверняка займет гораздо больше месяца, — проворчал Питер.

Сроки окончательного согласования условий договора были достаточно длинными, и у Питера оставалась последняя надежда, что Каролина забеременеет. Тогда ее вынуждены будут оставить дома. Но его надеждам оказалось не суждено сбыться. Еще более раздосадовало Питера, что за это время Серена в первый раз после двадцати лет бесплодия, а Джинтна во второй раз родили. Джинтна — девочку, Элизабет, а Серена — мальчика, которого окрестили Ричардом.

Наконец настал миг расставания.

Каролина считала этот день началом самого невероятного приключения в своей жизни.

Бомбей волновал ее, конечно, но только вначале: слишком уж был маленьким, а общество — ограниченным. Временами ей становилось там скучно, и она часто стояла на причале и смотрела через залив на густой лес, а в ясные дни — на силуэты гор вдали, подобные теням. Когда-то она мечтала оказаться в глубине этой большой сказочной страны, мечтала, что однажды из леса выйдет прекрасный молодой человек и уведет ее с собой. Так и случилось. Зачастую она сомневалась, уж не сон ли это? Действительно ли она делит жизнь с Питером уже долгие годы, в самом ли деле живет во дворце с сотнями слуг, готовых явиться по первому зову, она ли это окружена любящими детьми и женщинами, регулярно пьет чай с императрицей и ее дочерьми, надевает украшения, стоимость которых и представить невозможно.

Раскованное поведение Каролины на брачном ложе с мужем, несомненно, привело бы ее мать в ужас, ибо та считала любые вольности в постели со стороны женщины непозволительными для истинной христианки. А у дочери близость с мужем вызывала такой экстаз, о котором та никогда и мечтать не посмела бы.

Мать, воспитанная в английских традициях, сочла бы ее положение рабским, но таков был мусульманский образ жизни. Конечно, приходилось стоять позади своего мужа, следовать после него через двери, а окружающие постоянно напоминали, что она его собственность и он может использовать ее, как хочет. Но она была уверена, что Питер ни за что не обидит ее. Когда же они оставались наедине, он ни разу не напоминал о ее подчиненном положении.

А вот свекровь приняла свое положение как должное много лет назад, но сумела сохранить цельность натуры и считалась главной в доме, особенно после смерти в 1692 году Билкис, самой старшей жены Ричарда. Каролина не смогла бы придумать себе лучшего будущего, чем стать второй Анной Блант. Конечно, с надеждой, что ей не придется провести почти половину своей жизни вдовой.

Она не могла представить, что в мире найдется женщина, живущая благополучнее. Только ее неспособность подарить мужу законного наследника вызывала некоторое разочарование.

Предстоящее путешествие в Стамбул с императорской дочерью обещало комфорт и безопасность. Первое ее путешествие без мужа или родителей. Она понимала и возложенную на нее большую ответственность. Конечно, невесту будут сопровождать старшие императорские тетки и двоюродные сестры, охрана из евнухов и многочисленные служанки, но принцесса Шалина cчитала именно Блант-агу своей наставницей во всем, и это стало ясно еще до отправления каравана в Сурат. Караван провожало почти все население Дели, сопровождал его полк императорских гвардейцев.

Каролина надеялась, что Питер проводит их хотя бы до Сурата, но служба требовала его присутствия при падишахе.

— Ты вернешься в его объятия через несколько месяцев, — грустно уверяла ее Шалина. — А я больше никогда не увижу Дели.

Две молодые женщины — Каролине тогда было всего двадцать два года — сидели в хаудахе, своего рода деревянной беседке с сиденьями внутри, укрепленной на спине переднего слона. Хаудах был закрыт занавесками, поэтому они позволили себе расположиться поудобнее. Каролина обняла подругу за плечи, так как крупные слезы текли из ее темных глаз на румяные щеки.

— К тебе будет очередь султанов, — попыталась она успокоить принцессу.

Шалина дрожала.

— Я отдана старику, погрязшему в пороках.

Трудно было возразить шестнадцатилетней девочке. Ахмеду исполнилось уже сорок три, а он держал целый гарем мальчиков, так же как и девочек.

— Это твоя карма. — Что еще могла ответить Каролина.

Шалина пуще прежнего залилась слезами.

Но девушка была любопытна и вскоре стала просить Каролину еще и еще раз рассказать, как мужчина овладевает женщиной и что она чувствует в это время. При этом принцесса чрезвычайно возбуждалась, ведь она, конечно, мечтала о ком-то молодом и красивом. Каролина догадывалась, что, став женой Ахмеда, та наверняка будет получать удовольствие в постели.

Путешествие с принцессой оказалось более волнующим, чем с Блант-бахадуром. Шалина не пользовалась постоялыми дворами. Всадники с необходимыми вещами скакали впереди и на месте ночлега устанавливали большие шатры, готовили пищу, и принцессе оставалось только сойти с хаудаха и направиться к своему шатру. Иногда, если они останавливались невдалеке от какого-либо городка или деревни, она, сидя в окружении сопровождающих ее женщин, принимала подарки от местных жителей, среди которых попадались очень ценные — резные статуэтки, ювелирные изделия, а порой и целые стада баранов, которых она отправляла в Дели и надменно благодарила из-под яшмака, словно султанша, которой собиралась стать.

Сурат встретил их празднично. На каждом доме вывесили флаги. Гарнизон выстроили в полном составе для встречи принцессы, корабли на реке красиво убрали разноцветными флажками. В Сурате находилась английская фактория, и Шалина разрешила Каролине встретиться с работниками фактории и их женами. Некоторые из них знали полковника и госпожу Нольс и встретили Блант-агу с удивлением, разглядывая бесценные бриллианты, изумруды и рубины, украшавшие ее пальцы, тяжелые золотые браслеты на запястьях.

В Сурате собрали большой флот, который ждал в Рэнкае, что в устье реки. Большинство судов были невелики, так как моголы, в отличие от арабов, мало внимания обращали на море. Но головное судно оказалось весьма значительных размеров, водоизмещением в несколько сотен тонн и больше походило на старомодную каракку, чем на современный галион. Прекрасное на вид и очень удобное на ходу судно, по крайней мере, когда шло по ветру. Каюты принцессе и ее приближенным отвели самые просторные. Сопровождающих оказалось так много, что их пришлось разместить на всех двадцати судах флота. Имелись и четыре тридцатидвухфунтовых пушки, недавно полученные из Англии, которые разместили на главной палубе, создавая тем самым впечатление огромного могущества флота. Большое судно по праву называлось «Великим Моголом».

Казалось, Шалина снова расстроилась, так как на судне путешествовала впервые, и ее пугал безбрежный океан, простирающийся с юга на запад. Но Каролина Блант успокоила ее. Погрузка багажа и подарков Ахмеду от Аурангзеба, размещение дам заняло несколько недель, но в конце концов они тронулись в путь на запад, воспользовавшись легким восточным ветерком.

— Разве это не прекрасно? — спросила Каролина. Женщины сидели на корме, которую отгородили парусиной, чтобы защитить их от глаз команды.

Шалина, к собственному удивлению, хорошо переносила морское путешествие и согласилась, что оно и в самом деле чудесное.

На следующий день они увидели странный корабль.

Он появился на горизонте с запада и на глазах увеличивался, приближаясь, то и дело меняя галс. Несомненно, корабль держал курс в направлении могольского флота. Он двигался с довольно большой скоростью, насколько позволял восточный ветер. Вскоре корабль уже можно было разглядеть: длинная, низко сидящая двухмачтовая бригантина. Квадратный парус на передней мачте хорошо тянул корабль. Два меньших треугольных паруса на другой мачте позволяли использовать боковой ветер.

— Что это за корабль может быть? — удивилась Каролина. Она вместе с другими женщинами вышла из зашторенного укрытия спросить капитана, стоящего на юте.

— Думаю, это английские пираты, Блант-ага, — сказал капитан.

— Пираты? — вскрикнула Шалина.

С появлением европейцев в могольских водах это слово стало популярным.

— Английские? — переспросила Каролина. — Вы уверены?

— Англичане самые дерзкие подлецы, — ответил ей капитан. — Но бояться нечего. Одно судно никогда не осмелится атаковать двадцать кораблей.

— Я чувствую себя плохо, — заметила Шалина и вернулась на полуют.

Каролина осталась на юте. Наблюдая за приближающимся кораблем, она чувствовала беспокойство, но одновременно и любовалась его странными маневрами. Ветер был свежим, и с каждым поворотом бригантина приближалась, ощетинившись жерлами многочисленных пушек по правому борту.

— Они с ума сошли! — прорычал капитан. — Неужели ищут столкновения с нами? Зарядить пушки, — приказал он. — Гнать этих подлецов подальше.

Пушки подготовили к бою, хотя на это ушло немало времени. Каролина разглядывала пиратский корабль. Без сомнения, они намеревались пробиться в середину могольского флота. Корабль был уже достаточно близко, чтобы рассмотреть его флаги — один черный с каким-то непонятным рисунком, а другой явно с крестом Святого Георгия.

У Каролины возникло непреодолимое желание замахать руками и закричать: «Уходите, негодяи, уходите!»

Но она оставалась у планширя, и ее пальцы по мере приближения пиратов все сильнее сжимали дерево. Пиратский корабль уже совсем близко подошел к передним судам флота, открывшим по нему огонь, но пушки у них были маленькими и никакого вреда нападавшим не причинили.

При следующем галсе он оказался так близко, что Каролина различила людей на борту: бородатые лица с самыми разными оттенками кожи — от белого до коричневого и даже черного. Все обнажены до пояса, босые, с разноцветными платками на головах и у каждого кинжалы и пистолеты, заткнутые за широкие кожаные пояса.

Накренившись на борт, корабль шел прямо на «Великого Могола».

— Давай! — кричал капитан. — Давай! Огонь прямо ему в борт.

Матросы бросились к такелажу и начали готовить паруса к повороту, но моголы были по природе своей не слишком умелыми моряками, потому маневр занял много времени.

Тут капитан вспомнил о своих пассажирах.

— Блант-ага, — сказал он, — проводите ее высочество вниз, прошу вас.

Каролина колебалась, она хотела остаться на палубе и посмотреть, чем все закончится. Воздух наполнился грохотом канонады, так как все дау открыли огонь по противнику, но волны мешали вести прицельную стрельбу. Ядра чаще всего падали в воду. Все действия индийцев сопровождались громкими криками, словно ими можно было отогнать неприятеля.

А пираты действовали бесшумно, и только вода пенилась за кормой бригантины. Еще до того как Каролина приняла решение, совсем рядом, на расстоянии каких-нибудь ста ярдов, пиратское судно легло на другой галс. «Великий Могол» только еще начал разворот, когда его правый борт охватило пламя.

Каролину внезапно окутало горячим воздухом, она упала и поползла по палубе, потеряв свою паранджу. Отовсюду слышались крики, треск ломающихся досок, судно трясло от носа до кормы.

У Каролины кружилась голова, она с трудом поднялась на колени и со страхом огляделась вокруг. Носовая часть судна была разбита, бушприт тащился по воде, передняя мачта перебита, с верхнего обломка свисали остатки такелажа. На палубе собрались все обитатели корабля, крича и взывая о помощи.

Судно, потеряв управление, сильно качалось. Ядра корабельной артиллерии вредили больше сопровождавшим судам, чем пиратам, подошедшим очень близко и только в последние минуты давшим залп всем бортом.

Каролина пришла в себя, поднялась на ноги и по лестнице взошла на ют. От залпов ширма разлетелась, хотя ядра не достигали этого места. Принцесса и сопровождающие ее женщины, крича и причитая, поднимались с палубы наверх. Каролина отыскала среди них Шалину и, взяв ее за руку, сказала:

— Ваше высочество! Вам лучше спуститься вниз.

Каролина потащила задыхающуюся принцессу вниз по лестнице, но внезапно остановилась, увидев, что уже поздно. Пираты перепрыгивали через фальшборт и заполняли палубу «Великого Могола». Могольские моряки, оставив пушки, бросились им навстречу, но не могли противостоять огню пистолетов и сверкающим на солнце тесакам нападавших. Вокруг слышались крики людей, проклятья, стоны и предсмертные хрипы. Волна сражения охватила весь корабль и захлестнула вход в покои принцессы.

— Мы пропали, — простонала Каролина. — Мы должны броситься за борт.

Шалину испугала эта мысль. Она стала отбиваться от своей подруги, стараясь вырваться. Какое-то время две женщины боролись, и время было безвозвратно упущено, их обступили мужчины и, смеясь, растащили в разные стороны. С грубыми шутками пираты сорвали паранджу с Шалины и стали срывать с нее и Каролины сари, другие снимали с них кольца и серьги. От боли, злости и обиды Каролина закричала, но в следующий момент у нее перехватило дыхание: кто-то ударил ее в живот.

— Ну вы, подонки! — закричал кто-то по-английски.

Каролину и Шалину отпустили, оставив на палубе совершенно голыми, по шее у них текла кровь из порванных ушных мочек. Обнявшись, женщины смотрели на молодого человека с редкой бородкой и синими глазами. Он только что заткнул свой окровавленный тесак за пояс и теперь стоял перед ними.

— Кто из вас принцесса? — спросил он на ломаном персидском языке.

Шалина опомнилась. За всю свою взрослую жизнь она никогда не открывала лицо перед незнакомым мужчиной.

— Я принцесса Шалина, — тихо сказала она.

— Вот ты-то мне и нужна, — сказал капитан пиратской бригантины, и его люди громко захохотали. Затем он посмотрел на Каролину. — Но здесь еще одна. С двумя в постели будет теплее, — заметил он и сделал реверанс. — Джон Авери к вашим услугам, дамы, я рад познакомиться с вами.

 

Глава 24

ЯРОСТЬ

— Вы с ума сошли, сэр! — воскликнула Каролина, обращаясь к Авери по-английски и пытаясь прикрыть грудь обрывками сари. Она благодарила Бога, что освободилась от похотливых рук пиратов. Все кольца и золотые браслеты исчезли в карманах нападавших. — Вы представляете, что наделали? Это дочь Великого Могола. Он посадит на кол всех англичан в Индии, мужчин, женщин и детей.

Авери рассмеялся ей в лицо.

— Ты думаешь, это меня волнует, дорогая? Ну-ка, мальчики, пошли отсюда, и побыстрее.

Каролина посмотрела вокруг. Дау пытались приблизиться к флагману, но тщетно. Они двигались очень медленно. Прежде чем она решила, стоит ли броситься вместе с Шалиной за борт, чтобы какое-нибудь другое судно подобрало их, прежде чем они утонут, двое мужчин схватили их с принцессой за руки и потащили вниз по лестнице.

Здесь ей стало плохо. У нее перехватило дыхание, ее рвало, потому что везде валялись трупы — пираты хладнокровно добивали раненых моголов. Кровь текла по палубе и запачкала ее сандалии. Каролина ступала со страхом и отвращением. Потом ее оттащили в сторону и сильно толкнули. Она испуганно закричала: борт бригантины показался ей очень далеким. Она повисла, удерживаемая за руки, и попыталась освободиться от обрывков сари, но только потеряла сандалии. Внизу крепкие руки подхватили ее за ноги. Опять послышались непристойные шутки. Чужие руки гладили ее плоть, хватали груди, пока она спускалась на палубу. Каролина бросила взгляд вверх, на Шалину, с которой обходились точно так же, но, к счастью, принцесса была в обмороке.

За нею следом спустили самых хорошеньких могольских женщин. Каролина боялась даже подумать о том, что будет с их подругами постарше. Она слышала крики отчаяния и всплески воды: сняв с женщин золотые браслеты и другие украшения, их выбрасывали за борт.

Каролину протащили по палубе, затем через люк поволокли по лестнице вниз и втолкнули в маленькую каюту, всего пяти с половиной футов в высоту. Здесь находилось четыре койки, две из них тянулись через все пространство между переборками, посредине стоял прикрепленный к полу стол. Под потолком висел фонарь, который сейчас не горел.

В каюте пахло затхлой водой с днища судна, потом, алкоголем и прогорклой пищей. На каждой койке лежали матрацы, набитые конским волосом.

Каролина споткнулась и упала на ближайшую койку. Следом за ней в эту же каюту втолкнули и Шалину, упавшую прямо на подругу по несчастью. В отчаянии она села и прижала принцессу к себе, ожидая, что за нею последуют и другие девушки. Но в дверях появились их захватчики. Она ожидала, что их тут же изнасилуют, но вместо этого им связали руки за спиной и уложили на койке спина к спине. Затем привязали веревкой к койке, чтобы девушки не могли двигаться, оставив свободными только ноги, не позволяя между тем ни сесть, ни встать.

Над головой все время слышался топот ног, грохот канонады, крики людей, а затем девушки почувствовали, что корабль движется. Пираты поспешили из каюты. Уходя, они заперли дверь. Пленницы остались одни.

— Ваше высочество, — спросила Каролина, — вам больно?

Шалина простонала:

— Что происходит? Я ничего не понимаю.

— Нас захватили пираты, — вздохнула Каролина. — Английские пираты.

— Мой отец будет гневаться, — зарыдала Шалина. — Снять с меня вуаль! Это немыслимо! Они хоть знают, кто я такая!

— Боюсь, что знают.

— Я им всем велю голову отрубить за то, что они трогали меня так, — решила Шалина.

Похоже, девушка не совсем понимала, что может потерять нечто более ценное, чем вуаль, и Каролина не знала, как ей сказать об этом. Все произошло так быстро...

Дверь открылась. Каролина лежала лицом к ней и вся напряглась. В каюту вошел юноша лет четырнадцати — пятнадцати. В узких в обтяжку штанах, как и на всех пиратах, без рубашки и обуви. Не было у него и цветного платка на голове. Каштановые волосы свисали на уши жирными сосульками. На некрасивом лице отразилось похотливое желание.

Он стоял над девушками, разглядывая их и смеясь.

— Ты нас не освободишь? — спросила с надеждой Каролина.

— Капитану не понравится, — сказал мальчик. — Он мне исполосует весь зад за это. Я должен сторожить вас для него. Это ты принцесса?

— Нет, — ответила Каролина.

К ее ужасу тот полез на койку, больно нажав коленками на ее бедро, схватил за волосы Шалину и потянул их, чтобы увидеть лицо принцессы.

— Ох! — заорала Шалина. — Я тебя запорю, собака.

— Что она говорит? — спросил мальчик.

— Она очень разгневана, — задыхаясь, произнесла Каролина. Наглый мальчишка уже сидел на ее бедрах.

— У нее красивое лицо, — сказал он. — Но у тебя соски крупнее.

К ужасу и отвращению Каролины мальчик сорвал с нее остатки сари и начал мять ей груди, словно месил тесто.

— Капитан может тебя отдать мне, — заметил он.

Она хотела выругаться, но из-за этого могло случиться еще худшее. Надо держать себя в руках: принцесса по-прежнему оставалась на ее попечении.

— Твой капитан хочет получить выкуп за нас? — спросила она.

— Я об этом ничего не знаю, — ответил мальчик.

К большому облегчению Каролины он перестал играть ее грудью, но тут же она с тревогой заметила, что наглец переключился на Шалину, делая то же самое.

— Прекрати, прекрати! — закричала Шалина. — Я прикажу сжечь тебя заживо.

— Она очень шумная, — заметил мальчик. Бригантина совершила очередной поворот и легла на другой галс. Шум наверху затихал, но канонада слышалась время от времени.

— Послушай, — сказала Каролина, — принцесса — дочь самого богатого и могущественного человека в Азии. Помоги нам, и тебя хорошо вознаградят. Если же ты будешь относиться к нам плохо, то тебя жестоко накажут.

Мальчик оставил Шалину и опять полез к ней, скользя пальцами по ее бедрам.

— Нас всех рано или поздно повесят, — ответил он. — Короткая жизнь, но приятная — вот девиз нашего капитана.

Он слез и стал стаскивать сари с ее бедер. Каролина сильно пнула его ногой, но тот только рассмеялся, поймал ее ногу и, навалившись, согнул ее в колене и отодвинул от другой ноги. Она поняла, что совершила ошибку: привязанная к Шалине, она не могла повернуться, чтобы ударить негодяя другой ногой. Мальчишка, удерживая ее левую ногу в воздухе, подвинулся так, что оказался у ней между ног, как раз напротив промежности.

— Я мог бы спокойно войти в тебя, — сказал он, — и, держу пари, капитан никогда не узнал бы об этом.

— Подожди, — в отчаянии попросила Каролина, — подожди...

Тут дверь открылась, и она вздохнула с облегчением. Вошел капитан, который называл себя Авери. Он нес сумку из брезента, явно очень тяжелую.

— Ты что тут делаешь, подлец? — сказал он и ударил мальчишку по голове так сильно, что тот, заорав, отпустил ногу Каролины, рухнул на стол, а оттуда свалился на пол. — Негодяй! — приговаривал Авери, ударяя его еще несколько раз. Мальчишка забился под стол и всхлипывал там. — Я же говорил, что, может быть, потом, — напомнил ему Авери, глядя на Каролину, которая сильно сжала ноги вместе. — А ты действительно хороша, это факт.

Он вытащил нож из-за пояса и разрезал веревку, связывающую обеих женщин, а затем и веревки, которыми были связаны их руки.

— Показал я им, где раки зимуют, — бросил он. — Они не настоящие моряки, нет, не моряки.

Каролина медленно села, массируя руки, чтобы восстановить циркуляцию крови. Поправлять сари не имело смысла.

Шалина по-прежнему лежала, вытянув руки вперед и поглаживая их. Из ран снова стала сочиться кровь.

— С ней что-нибудь случилось? — Авери ткнул пальцем Шалине в бок, и та, слабо вскрикнув, поднялась на колени.

— Она принцесса, — сказала ему Каролина, — не мог бы ты относиться к ней с должным уважением?

— Всю жизнь мечтал поиметь однажды какую-нибудь принцессу, — ответил Авери и схватил Шалину за плечо, чтобы повернуть ее. Та не сопротивлялась. Она просто смотрела ему прямо в лицо черными глазами, из которых текли слезы и тут же высыхали, оставляя длинные дорожки на щеках. — Ох, какая красотка, — сказал Авери. — Да к тому же еще и принцесса... Считаю этот день самым знаменательным в моей жизни. Что, к черту, Морган добился в своей жизни? Ограбил несколько городов. А я получил принцессу. Она собирается бороться со мной? Скажи ей, если будет сопротивляться, я отрежу ей нос и все равно трахну.

— Прошу вас, — обратилась к нему Каролина. — Она направлялась на свою свадьбу к турецкому султану. Если вы вернете ее в сохранности, Могол щедро вознаградит вас.

— Вознаграждение? — Капитан засмеялся. — Я уже получил его. — Он вытряхнул сумку на стол. Из нее посыпались украшения, отнятые у них и других женщин.

Авери собрал все обратно в сумку и стянул ее шнурком.

— Мы нашли большой сундук с золотом на вашем судне, и теперь я богат и знаменит, — заметил он. — И владею двумя женщинами, самыми красивыми в мире. Скажи ей, если она будет сопротивляться, то после того, как я получу свое, отдам ее команде. — И он принялся стягивать штаны.

Шалина испуганно наблюдала за его действиями. Как самая младшая из детей Аурангзеба, она никогда не видела голым даже ребенка.

— Он собирается овладеть вами, — сказала Каролина.

— Я понимаю, — ответила Шалина и провела языком по губам, когда увидела его большой необрезанный член.

— Он говорит, что, если будете сопротивляться, он отрежет вам нос и отдаст команде.

— Разве этот человек не понимает, что мой отец все равно найдет его, куда бы он ни скрылся, если он это сделает.

— Не думаю, что это его волнует.

— Ты передала ей? — спросил Авери.

Насилие было неминуемо. Каролина не знала, что делать.

— Скажи ей, пусть снимет с себя все, — велел Авери. — Билли, вылезай-ка оттуда.

Каролина вздохнула.

— Он хочет, чтобы вы сняли с себя одежду. Шалина замотала головой.

— Меня раздевают служанки.

— Ей нужны служанки, — объяснила Каролина.

Авери засмеялся:

— Они сейчас заняты или плавают в море. Ты хочешь, чтобы мальчишка сделал это?

Билли уже стоял на ногах, довольно ухмыляясь.

— Нет, — сказала Каролина. — Я сама сделаю это. — Она взяла Шалину за руку. — Я должна раздеть вас, ваше высочество. Прошу, не сопротивляйтесь этому человеку, он может причинить вам боль.

Шалина кивнула головой:

— Я понимаю.

Пока Каролина раздевала принцессу, всякие мысли лезли ей в голову. Что предпринять, когда Авери будет в экстазе? Может, стукнуть его по голове или зарезать его же кинжалом... Хотя все это ничего бы не дало. Допустим, она убьет его, а что после этого? Открыть окно, выброситься вместе с Шалиной в море и утонуть?

Умирать она не хотела ни в коем случае. Жизнь была слишком хороша последние годы и покончить с ней таким образом... Это показалось ей бессмыслицей.

Но Авери не собирался рисковать. Когда Шалина уже стояла перед ним раздетой, он улыбнулся Каролине.

— Давай руки за спину, — приказал он ей. Каролина заколебалась, но Билли уже схватил ее. Они завязали ей руки за спиной и посадили на дальнюю койку.

— Следи за ней, Билли, — приказал Авери. — Если она попробует сделать что-нибудь, поддай хорошенько...

— Вы собираетесь делать это в присутствии мальчика? — попробовала протестовать Каролина.

— Почему бы и нет? Должен же он кое-чему учиться!

— Можно я трахну старшую после вас? — спросил Билли с энтузиазмом.

— Может быть, — ответил Авери.

— А можно я пока поиграю с ней?

— Только чтобы она не визжала.

Авери пристально посмотрел на Шалину, стоявшую перед ним. Ее красивое тело слегка раскачивалось вместе с кораблем.

— Да, ты стоишь кое-чего, — произнес он, ни к кому не обращаясь. — Настоящая живая принцесса!

Он провел рукой по ее щеке, затем по шее, по груди, по животу и ниже, по бритой промежности.

— Мне нравится, — сказал он. — Должен же мужчина посмотреть, что он собирается поиметь. — Пират поднял ее на руки, потер ее тело о свое, поцеловал несколько раз, а затем бросил на койку и раздвинул ей ноги. Не медля, он взгромоздился на девушку и резким движением вошел в нее. Шалина застонала от боли. Ее голова свесилась с койки. Волосы разметались по полу.

Каролина в страхе смотрела на эту сцену, не обращая внимания на неприятные ласки мальчишки.

Авери сделал несколько движений взад-вперед и обессилел. Потом поднял голову и улыбнулся ей.

— Не ревнуй, дорогая. Дай мне полчаса, и я буду готов для тебя.

Шалина безутешно плакала.

Аурангзеб глядел на испуганного гонца. Весь зал дворца затих в ожидании реакции императора, ни один не осмеливался даже дышать. Падишах медленно повернул голову. Его лицо покраснело от гнева, белая борода, торчащая в разные стороны, подрагивала.

— Блант-бахадур, — позвал он, — где Блант-бахадур?

— Я здесь, падишах.

Блант с трудом поверил сообщению. Каролина захвачена пиратами! Эта мысль сводила его с ума. Но девственная дочь могущественного падишаха также захвачена бандитами, вот что выходило за пределы понимания.

— Корабль был английским, — произнес Аурангзеб и заорал: — Английским! Сообщите моим генералам. Сообщите моим войскам. Я желаю видеть каждого англичанина в Индии перед собой, чтобы я слышал их крики, когда они будут умирать. Ты сделаешь это, Блант-бахадур. Они должны умереть!

— С уважением, падишах...

— Я ничего не хочу слышать. Они должны быть здесь.

Блант все-таки высказал свое мнение:

— Люди, которые похитили вашу дочь, пираты, падишах. Они вне закона в Англии, так же как и для вас. Но поскольку они англичане, то должны быть и наказаны англичанами. Разрешите поехать в Бомбей и приказать им освободить вашу дочь и вернуть, если они не хотят пострадать от всех последствий.

Аурангзеб пристально посмотрел на него.

— Вы не хотите, чтобы ваша дочь вернулась к вам, падишах?

— Она больше не будет моей дочерью! — закричал Аурангзеб. — Но привезите ее сюда. Вместе с негодяем, который похитил ее. Я хочу видеть его перед собой.

— Он захватил и мою жену, — сказал Питер. — Хотел бы получить ваше разрешение плыть на корабле и самому найти его.

Аурангзеб кивнул.

— Хорошо, иди и найди свою жену.

Его гнев угас, и Питер заметил, как он постарел за последние несколько месяцев.

Женщины молча уставились на Питера. Они знали, как тот любил свою рыжеволосую жену, да и сами любили ее не меньше за доброту и веселый нрав.

— Ты должен привести ее обратно, — сказала Анна Блант.

— Я сделаю это, — поклялся он.

Чарльз Нольс был убит горем.

— О принцессе-то мы слышали, — сказал он, — но что моя дочь с ней, я не предполагал.

— Кто сделал это? — спросил Блант.

Нольс вздохнул.

— Мы полагаем, что человек по имени Авери. Он давно торчит в здешних водах и прослыл порядочным подлецом. Возле восточного побережья Африки действуют несколько пиратов, но только Авери обладает наглостью совершить такое преступление.

— Где можно его найти?

— Мы полагаем, что он базируется на Мадагаскаре. Но Мадагаскар — большой остров, там довольно крупная колония пиратов. Да и местные жители не менее враждебны. Это не простое дело, потребуется послать целую эскадру.

— Ну, так пошлите!

Нольс опять вздохнул.

— А ты представляешь, что могло произойти с ними за это время?

— Да.

— Вполне возможно, что, натешившись с ними, Авери зарезал их и бросил акулам?

— Мы не знаем, что там произошло.

— Если нет, то... моя дочь, твоя жена каждый день в руках этого зверя... Мы самые несчастные из людей.

— Да, она моя жена и твоя дочь. И мы должны вернуть ее, Чарльз. И принцессу. Ради спасения жизни всех англичан в Индии.

Нольс согласился.

— Необходимо срочно встретиться с губернатором Гайором, чтобы начать приготовления. Мы должны вернуть ее, сколько бы времени ни занял поиск.

Их жизнь протекала на берегу, в море и в лесу.

Берег был длинным, белым и пустынным. Песок к полудню раскалялся на солнце и только к утру охлаждался. Вдоль берега тянулась открытая местность площадью в полквадратной мили, где было построено несколько хижин. Никто из этих людей не был уверен в своей дальнейшей судьбе, а потому, считали они, достаточно иметь крышу над головой, когда идет дождь, а шел он очень часто. В хорошую погоду пираты и их женщины спали на песке, отмахиваясь от комаров и москитов даже во сне.

За «городом», как они называли это место, деревья росли густо и начинался подъем, ведь Мадагаскар — горный остров. Никто не осмеливался ходить вглубь: местные племена относились к чужеземцам враждебно, но вождь терпел белых людей потому, что те давали ему ружья, порох и десятую часть добычи. Пираты служили для него источником дохода и поставляли рабов, особенно арабских женщин для гарема. Он знал и их силу.

В полумиле от берега из воды выступали рифы. Под их защитой пираты спокойно ставили свои корабли на якорь. Только в период сильных муссонов приходилось заботиться о них.

На якорях стояло одновременно не менее трех судов, и обычно три судна бороздили Индийский океан и Арабское море в поисках добычи. Адмиралов у них не имелось, и каждый капитан был сам себе хозяином. Зачастую они охотились вместе. Мадагаскар лежал на пути между мысом Доброй Надежды и Бомбеем, Гоа, Мадрасом и Диу. Добыча бывала богатой.

Но ни один капитан не мог сравниться в дерзости с Авери, который на единственном корабле пошел против целого могольского флота и заполучил головокружительный приз. Он считался первым среди равных.

Вот почему его женщины были неприкосновенны даже в его отсутствие, другие становились общественной собственностью, когда их «мужья» уходили в море. Это оказалось единственным преимуществом Каролины и Шалины. Ведь и жизнь среди отбросов общества становится приемлемой, если иметь перед собой цель выжить.

Каролина не раз подумывала о самоубийстве на протяжении всего пути, когда ее насиловали снова и снова, периодически отдавая мальчишке Билли для «обучения». Она знала, что ее сопротивление только подзадоривает их, потому смирялась, ненавидя и мечтая о возмездии. А вот принцесса ее всерьез беспокоила. Шалина была слишком молода, а ее ум вследствие тепличного воспитания был гораздо моложе тела. Из разговоров в гареме она научилась жить мыслями о мужчине, в частности, о своем суженом турке, хотя заранее боялась его. И вот она обнаружила, что мужчина, даже такой, как Джон Авери — пьяное, небритое, грубое чудовище, — также может стать источником удовольствия. Шалина воспитывалась в убеждении, что лишивший ее невинности мужчина является ее повелителем и хозяином на всю жизнь, и для нее имеется единственный путь — научиться любить его. Она забеременела и гордилась этим, с нетерпением каждый раз ожидая возвращения «мужа», отчаянно желая его присутствия при рождении ребенка.

Дух смирения, присущий Шалине, привел Каролину в состояние страха и полного смятения. Она также считалась «женой» Авери, хотя и не первой, но когда полнота принцессы стала заметной, она стала пользоваться большим спросом, понимая, что не может сравниться в глазах Авери с дочерью Аурангзеба. За это она благодарила судьбу, но будущее вырисовывалось достаточно мрачным. Останутся ли они на этом берегу до смерти, последующей, скорее всего, от лихорадки, которая косила пиратов? Или будут спасены? Что могло оказаться еще хуже.

Каролина стояла на берегу, наблюдая, как из моря вытягивали тяжелую сеть. Пираты использовали простейший способ рыбной ловли: две лодки с сетью, натянутой между ними, плыли к рифам, затем сеть опускали в воду, и лодки медленно возвращались к берегу. Едва они достигали мели, другие люди бросались в воду и принимали сеть, полную плещущейся рыбы. Берег оглашался криками нетерпеливых пиратов и не менее возбужденных местных женщин.

Каролина раза два сама участвовала в этом ритуале, плескаясь голой в воде и крови среди трепещущих скользких созданий. Сегодня она почти не следила за ловлей. Одета она была в мешковатое хлопковое платье и широкополую соломенную шляпу, сделанные своими руками. Кожа ее, постоянно открытая солнцу и ветру, покрылась веснушками. Хотя на солнце она всегда носила шляпу, волосы ее, когда-то темно-красные, выгорели до соломенных тонов с золотыми искрами. Шалина, стоявшая рядом, так же одетая и такая же загорелая, глядела на рыбаков с интересом. Впрочем, загар ее был более ровным. Крики усиливались по мере вытягивания сети на мель. Пираты, войдя в воду, начали резать и глушить рыбу. Их ножи и мокрые дубинки сверкали на солнце. Для всех рыбалка становилась самым ярким событием недели.

В остальные дни пираты валялись на берегу, курили сигары и пили ром, пока не приходило время снова отправляться в море. А выходили они только тогда, когда припасы подходили к концу и требовалось их пополнить торговлей, но торговля становилась возможной лишь после захвата добычи. Частенько они устраивали потасовки: дрались за какую-нибудь женщину или сводя счеты из-за воображаемой обиды. Драки обычно заканчивались убийством. В маленькой колонии царила атмосфера насилия. Даже женщины дрались с откровенной злобой. Обычно их стравливали мужчины, не находившие лучшего развлечения, чем наблюдать за двумя нагими женскими фигурами, катающимися по песку, царапающимися и кусающимися.

Женщины, в большинстве чернокожие, были выменяны у аборигенов центральных областей острова на ружья и красивую одежду. Некоторые пленницы были из Индии и арабских стран, а иные когда-то считались служанками принцессы. Они почти не отличались друг от друга, разве что разными оттенками кожи. Все они научились английскому жаргону, служившему языком общения на побережье. Все они смирились со своей участью и со своими мужчинами, поскольку не могли и помыслить о возвращении к прежней безмятежной жизни в благоухающих дворцах.

— Нате вам. — Билли подошел к ним со стороны берега, держа в руках две крупные рыбы. Кровь капала с его пальцев. — Это вам на обед.

Каролина присела на корточки, собрав платье между ног, как делали все местные женщины. Шалина опустилась рядом на колени. Живот ее стал слишком большим, чтобы сидеть на корточках. Они вытащили ножи, чтобы разделать рыбу. Билли сел между ними помогать.

Восемь месяцев назад Каролина думала воспользоваться такой возможностью, чтобы заколоть Билли в сердце. Теперь же мальчишка стал ей совсем как брат, хотя он обожал ее сексуально и в отсутствии Авери не мог воздерживаться от нее. Авери знал о страсти мальчишки, и это только забавляло его. Билли был оставлен заботиться о женщинах, получив строжайшую инструкцию никогда не трогать принцессу.

Работая вместе, они дружно смеялись. «Неужели и я смирилась», — думала с удивлением Каролина: любовные игры пятнадцатилетнего мальчишки в душе она отказывалась принимать, но ведь трудно постоянно ненавидеть.

— Я разведу огонь, — сказал мальчишка и пошел к берегу. Там уже горели другие костры, и воздух был наполнен запахом жарящейся рыбы.

Шалина погладила живот.

— Мы голодны. — Она стала обращаться к себе во множественном числе, имея в виду и ребенка. Другие обращались к ней также. Вдруг она встала и посмотрела вдаль. — Почему он не возвращается? — спросила она. — Скажите, что он вернется.

— Конечно, вернется, — ответила Каролина, хотя сильно сомневалась в этом. Рано или поздно кто-то должен поймать его. Но вдруг она прищурила глаза. — Посмотри, там парус.

Шалина от радости захлопала в ладоши, вокруг на берегу все засуетились. Мужчины, оставив стряпню, поплыли к своим кораблям готовить пушки, странный парус мог принадлежать и неприятелю. Другие поспешили к маленькому форту на мысу — там тоже стояли две батареи. Женщины на берегу наблюдали за поспешными приготовлениями и следили за приближающимся судном. Скоро они различили вымпел Авери, развевающийся на мачте.

— Это он! — воскликнула Шалина. — Это он!

Авери сошел на берег с озабоченным лицом. Люди обступили его.

— Боюсь, у нас могут быть проблемы, — сказал он. — Кажется, Могол желает получить свою дочь обратно. — Он посмотрел на Шалину. — Живот разбухший, и вся... Из Бомбея вышел флот. Мы захватили одного араба, который рассказал нам, что Могол пригрозил казнить всех англичан в Индии — мужчин, женщин и детей, если они не выдадут меня. Так что у англичан из фактории теперь одна забота — найти нас. До того как я перерезал ему горло, араб успел сказать, что они знают, где мы. И уже снарядили несколько военных кораблей.

— Я всегда знал, что наши похождения закончатся именно этим, — проворчал капитан Ингленд. — Ну, парни, я исчезаю. Индийский океан обложен английскими кораблями, и военные идут за нами по пятам. Скоро они будут здесь.

— Нам нужно сматываться, — сказал Авери. — И чем скорее, тем лучше. Мы найдем новую землю, парни. — Он пошел по берегу в сопровождении двух женщин.

— Куда вы заберете нас? — спросила Шалина.

Авери посмотрел на нее.

— Тебя? Тебя никуда не заберу, милашка. Из-за тебя-то как раз и все неприятности.

Шалина уставилась на него.

— Ты остаешься здесь. Помирись со своим папочкой, если сможешь. При условии, что местные черномазые раньше не приготовят тебя на обед.

— Ты не бросишь меня! — заплакала она. — Я твоя жена.

— Я найду себе другую. Не забивай этим свою красивую голову.

— Я ношу твоего ребенка! — крикнула она.

— И с ним стала куда уродливее.

Шалина выхватила нож и бросилась на него. Авери легко перехватил ее запястье, а Каролина за плечи стала оттаскивать ее прочь.

— Отлично, — сказал Авери, отнимая у принцессы нож и бросая его на песок. — Держи ее подальше от меня, Каро, либо я врежу ей ногой в живот, и у нее тут же будет выкидыш.

Он пошел прочь, а Шалина опустилась на колени, слезы бежали по ее щекам.

— Как он может бросить меня, — всхлипывала она. — Я его жена. — Она сжала руку Каролины. — Сделай, чтобы он забрал нас с собой.

— Он не пойдет на это, — ответила Каролина, не зная, плакать или радоваться. Если Авери и другие пираты уходят с Мадагаскара и бомбейский флот знает, куда идти, то час спасения близок. Могла ли она надеяться на это? Сможет ли показаться на глаза Питеру? Но в противном случае единственным выходом оставалась смерть.

Она сидела с всхлипывающей Шалиной, пока пираты торопливо собирали свои пожитки. Это не отняло у них много времени, поскольку никто из них не имел постоянного пристанища на побережье. Брать женщин они не собирались, и едва те узнали об этом, берег огласили крики и плач.

— Что же будет с нами? — вопили они.

— Будете ловить рыбу, — посмеиваясь, отвечали пираты.

— Или можете идти к черномазым, — сказал один из них. — Они приготовят из вас хорошее блюдо. Либо так, либо иначе.

Женщины стояли молчаливыми группами, наблюдая за отплытием кораблей. Большинство из них все еще пребывали в шоке от такого поворота в их жизни.

Билли прощался с женщинами со слезами на глазах.

— Был бы я капитаном, я бы забрал вас с собой, Каро, — сказал он. — Хоть на край земли.

— Короткая и веселая жизнь, — напомнила она ему. Понурив голову, он направился к ожидавшей его шлюпке.

Авери даже не оглянулся.

Берег выглядел пустынным, когда мужчины покинули его. Иногда слышался истерический смех какой-либо из женщин — они приканчивали оставшиеся бутылки рома. Большинство из них пришло в восторг от непривычного ощущения свободы — спи столько, сколько хочется!

— Что будет с нами? — спросила Шалина.

— Флот плывет сюда из Бомбея, — напомнила ей Каролина, поджаривая остатки рыбы. — Мы будем спасены.

Шалина дрожала от страха.

Пиратский флот замер на горизонте, так как ветер стих. Туземцы, наблюдающие из разных мест острова за отплытием пиратов, могли насчитать не менее восьми судов. Едва женщины улеглись спать, Каролина тронула Шалину за плечо. Принцесса тут же проснулась.

— Флот уже пришел?

— Нет. Но мы должны немедленно уйти отсюда. Шалина таращила в темноте глаза, стараясь разглядеть подругу.

— Туземцы видели, что все корабли ушли, и скоро спустятся на берег. Мы не сможем сопротивляться им.

Каролина взяла Шалину за руку, и женщины потихоньку ускользнули от остальных. За те восемь месяцев, что провели на острове, они хорошо изучили этот участок берега. Каролина знала, что среди нагромождений скал на самом берегу имелась пещера, над входом в которую до самой воды нависала скала. Во время прилива вход скрывался под водой. Каролина повела Шалину туда.

— Теперь мы должны сидеть тихо, — предупредила она.

Они даже умудрились поспать, но утром их разбудили крики женщин, победные возгласы туземцев и свирепый лай собак.

— Можем ли мы помочь им? — прошептала Шалина. Хотя ни одна из женщин не была их подругой, но их сблизила общая беда, некоторые когда-то прислуживали им.

— Не можем, — ответила ей Каролина. — Вы хотите, чтобы вашего ребенка зарезали прямо в животе?

— Мой ребенок, — застонала Шалина, поглаживая живот. — Мой бедный ребенок!

Каролина не осмелилась выйти из укрытия, пока снаружи не стихли последние звуки. Она осторожно выползла из пещеры и огляделась вокруг. Берег и «город» усеивали обломки хижин, домашней утвари и тела погибших. Часть женщин зарезали, остальных угнали в глубь острова. Осталось несколько собак, которые разрывали трупы. Они скалили зубы, когда она приблизилась. Мухи взялись за работу, стояло нестерпимое зловоние.

— Я так голодна, — жаловалась Шалина.

— Вам придется потерпеть до темноты, — сказала ей Каролина. Она не собиралась рисковать.

Когда стемнело, она еще раз осмелилась выйти. Теперь и собаки покинули берег. Она сняла платье, вошла в воду и поставила две рыболовные снасти, оставленные туземцами, затем залезла на кокосовую пальму — еще одно искусство, которому она научилась на острове, — сорвала несколько орехов и принесла в пещеру, чтобы там вскрыть их. Она знала, что мякоть и молоко орехов поддержат их на значительное время. Рыбу же придется есть сырой, поскольку огонь, без сомнения, привлечет внимание туземцев и те поймут, что на берегу остались живые люди.

Через три дня Шалина родила. Каролина знала, что это должно скоро случиться, но все же роды оказались неожиданностью для нее.

Когда Шалина стонала и кричала, Каролина могла только молиться, чтобы поблизости не появился ни один туземец. Она плохо представляла, что надо делать, но помогала, как могла. Руки ее стали скользкими от крови, она перерезала пуповину ножом и перевязала ее.

Каролина отнесла дитя — это был мальчик — к ручью, чтобы обмыть, затем принесла обратно и положила на руки матери.

— Дай ему грудь, — сказала она.

— Но молока нет, — жаловалась Шалина.

— Будет. Ему придется поголодать несколько часов.

Она привела все в порядок и легла спать, но была разбужена лаем собак и мужскими голосами. Вернулись аборигены. К счастью, ближе к ночи прилив поднял воду до самой пещеры, и собаки не почуяли запаха. Туземцы, похоже, догадывались, что разделались не со всеми женщинами.

Когда Каролина вышла в следующий раз, то увидела, что корзинки-ловушки пусты. У них оставались только орехи. Где, где же все-таки флот? Она стояла на берегу и смотрела на море. Вдруг сердце ее забилось: показалось, что она увидела огни. Да, там действительно горели огни и они приближались!

Она повернулась в радостном возбуждении и попала прямо в объятия человека, подкравшегося к ней сзади.

Каролина отпрянула, но тот охватил ее, прижав руки к бокам. Она попыталась освободиться, поняв, что тот один, даже без собаки.

Мужчина ухмылялся, его зубы белели в темноте. Он подцепил ее левую ногу своей правой и повалил. Каролина приглушенно вскрикнула, тяжело упав на землю. В тот же миг она почувствовала рукоятку ножа за поясом, давившую ей на бедро.

Она перестала сопротивляться. Когда этот абориген стал над ней на колени и разорвал платье, она просунула руку под бедро и нащупала рукоятку. Мужчина снимал с себя набедренную повязку — единственную свою одежду. Все еще ухмыляясь, он раздвинул ей ноги и оказался между них. Внезапно она подалась вперед и со всей силой всадила в него нож, понимая, что если сейчас же не убьет его, то будет сама мертва.

Нож вошел мужчине в грудь, он изумленно воскликнул и опрокинулся на спину. Каролина вскочила на колени, снова и снова вонзая нож. Руки и платье стали красными от хлынувшей крови. Обидчик, коротко простонав, умер.

Несколько минут Каролина переводила дыхание, собираясь с силами. Потом схватила убитого за ноги и потащила в море. Он оказался тяжелым, но в воде тянуть стало легче. Она тащила его, пока вода не достигла ее плеч. И только тогда оставила его.

Смыв с себя, как смогла, кровь, Каролина вернулась на берег, разровняла песок, чтобы не осталось следов борьбы, хотя знала, что собаки возьмут след крови.

— Ты, значит, купалась, — упрекнула ее Шалина, поглаживая ребенка.

— Флот идет, — сказала ей Каролина.

— Флот идет уже несколько дней.

— Но сейчас он уже близко. Я видела. Нет, выходить не надо. Он будет только завтра.

«Молись, чтобы ветер оставался попутным и завтра флот прибыл», — подумала она про себя.

На следующее утро на берегу стоял шум. Мадагаскарцы искали исчезнувшего человека. Вскоре его тело нашли на мелководье. И легко определили, что он убит ножом. Но их внимание отвлек приближающийся корабль. Пушечные порты были открыты, из них выглядывали жерла пушек. На мачте развевался флаг с крестом Святого Георгия. Шлюпки быстро спустили на воду, вот они уже плывут к берегу через рифы. Прокатилось эхо выстрела, одного залпа хватило, чтобы разогнать туземцев.

Каролина и Шалина дожидались у пещеры, пока шлюпки не причалили к берегу. С них сошли вооруженные солдаты. Каролине с трудом верилось, что ее муж стоял на песке с мечом в руке. Теперь она испытывала страх.

Питер Блант приготовился ко всему. На борту имелись женщины, чтобы взять на себя заботу о принцессе, они закутали ее и ребенка в одеяла, а он повел большую вооруженную группу в лес.

Тоже закутанная в одеяло, Каролина сидела на юте, на поставленном для нее стуле, слышала звуки выстрелов и видела поднимающийся из-за деревьев дым. Компания решила показать свою силу, а мадагаскарская деревня оказалась единственной подходящей целью.

Блант сам провел атаку.

Он обнял Каролину, но для расспросов пока не имелось времени. Потом еще наговорятся. Но что она ему скажет?

Мужчины вернулись с победой через три дня. Они вырезали большое количество мадагаскарцев и нашли немного золота.

Каролину хорошо покормили, вымыли и одели в сари. Первый раз за девять месяцев она по-настоящему оделась и дожидалась своего мужа в яшмаке, за что была благодарна ему.

— Когда уплыл Авери? — спросил он ее.

— С полмесяца назад. Он собирался в Атлантику.

— Там его поджидает эскадра королевских кораблей. Сомневаюсь, что он уйдет далеко. По крайней мере, мы должны убедить падишаха в этом. — Улыбка Питера была мрачной. — Кто отец ребенка?

— Джон Авери.

Они уставились друг на друга.

— Если ты собираешься разойтись со мной, я не буду возражать, — сказала Каролина.

— Ты тоже была его женщиной?

— Он заставил меня. И еще один тоже. Его ноздри раздулись. По мусульманскому закону он имел право убить ее за неверность.

— Мог быть и третий, — сказала Каролина, — но я его убила.

Она отчаянно пыталась понять, каково ее положение.

— Но ты не могла убить их всех, — заметил он.

— Нет, — сказала она, — не смогла бы.

Он стоял у борта и смотрел вниз, на воду залива.

— Можешь себе представить, как переживали твои родители.

— Я благодарна им за заботу, — тихо произнесла Каролина.

Питер повернулся и прислонился к борту.

— Я тоже переживал, — сказал он.

Вдруг она оказалась в его объятиях.

— Ты можешь простить меня? — прошептала она.

— Простить тебя? Я горд твоей способностью выжить. Я сходил с ума из-за каждого дня задержки, пока собирали флот. О, моя дорогая. — Он крепче обнял ее. — Ни у одной женщины Блантов не было спокойной жизни. В будущем должно стать лучше.

У нее потеплело на душе. Но она все еще чувствовала ответственность за принцессу.

— А Шалина?

Питер вздохнул.

— Ее судьба зависит от настроения падишаха.

 

Глава 25

БЕГСТВО

Аурангзеб разглядывал двух стоящих перед ним женщин в парандже. Четыре месяца добирались они до Дели. В пути Каролина полностью оправилась от потрясений последних месяцев. По пути в Бомбей она впервые почувствовала, как горячо ее любил Питер... и как сильно ее чувство к нему. Почти года разлуки словно и не было. И все же разлука нависала над памятью черной тучей. Это замечалось по тому, как со всей страстью мужчины, надолго разлученного со своей любимой женщиной, он хотел ее в постели.

В Бомбее она провела прекрасную неделю с родителями, пока собирался караван на Дели. Затем, отправившись в путь, она впервые в жизни обнаружила отсутствие месячных в положенное время. Они покинули Мадагаскар два месяца назад, и Авери исчез из ее жизни еще за месяц до этого. Не оставалось сомнения, что зачала она от мужа.

Словно злоключения на берегу каким-то удивительным образом благотворно сказались на ее физиологии.

Каролина желала, чтобы чудесным образом и с Шалиной все закончилось благополучно. Она почти полностью обрела прежний облик, но уже не надеялась, что когда-нибудь избавится от обилия веснушек, покрывающих все тело, впрочем, это совсем не тревожило Питера. Важно, что она наслаждалась комфортом и поддержкой мужа, так же как и родителей. Они никогда не говорили о девяти месяцах, проведенных с Авери. Каролина подозревала, что ее мать хотела бы узнать побольше... но предчувствовала, что это открыло бы ящик Пандоры. Пусть лучше Авери и другие будут навсегда погребены в ее памяти. Каролина стала чувствовать себя уверенней.

Шалина была лишена всего этого. С момента освобождения она вновь жила, как и положено дочери падишаха, отгороженная от всех стеной охраны. Принцесса целиком ушла в себя, боясь показаться на глаза своему отцу.

Каролина проводила с ней много времени, но заметила, что Шалина стала пренебрегать ее дружбой. Она ласкала ребенка, словно боялась, что его могут у нее отнять. Для нее настоящее не имело смысла. Она жила прошлым и боялась будущего.

А это будущее стояло перед ней.

— Почему ты не убила себя? — сурово спросил император.

Паранджа колыхалась от ее дыхания.

— Я хотела жить, падишах, чтобы снова лицезреть вас.

— Ты запятнала свое имя и свой дом, — прорычал Аурангзеб. — А чей это ребенок?

Малыша держала нянька, стоявшая рядом с Шалиной.

— Это мой ребенок, — сказала Шалина дрожащим голосом. — А ваш внук. Он вырастет хорошей опорой для вас. Я позабочусь об этом.

— Ты проститутка, — бросил ей Аурангзеб. — И это существо мне ненавистно. Уберите его с моих глаз. Удавить его и скормить собакам.

— Нет! — закричала Шалина. — Вы не можете сделать этого.

Солдаты выступили вперед, чтобы забрать ребенка у няньки.

— Вы не можете сделать этого! — закричала Шалина снова и бросилась к отцу, но была схвачена стражником раньше, чем приблизилась к трону. — Негодяй! — закричала она, срывая паранджу с лица, к ужасу собравшихся придворных. — Если ты убьешь моего ребенка, ты должен убить и меня. Ненавижу тебя, ты чудовище...

— Уберите ее с моих глаз, — приказал Аурангзеб. — Заприте так, чтобы ни один человек не мог увидеть ее. Уберите. — Шалину, сопротивляющуюся и кричащую, уволокли прочь.

Аурангзеб посмотрел на Питера.

— Ты разочаровал меня, Блант-бахадур. Где тот пират, который надругался над моей дочерью?

— Он бежал, падишах. Океан огромен. Но весь королевский военно-морской флот Англии разыскивает его, и подлец будет пойман.

— Должен ли я жить твоими обещаниями? Мне нужна его голова. Я даю тебе еще один шанс только потому, что ничего не потерял из-за этой неудачи. Ахмед Турецкий умер, и моя дочь в любом случае не успела бы дойти до его постели. Поэтому все хлопоты оказались напрасными. — Он задумался, словно размышляя о превратностях судьбы. Затем продолжил: — Мне нужна голова пирата. Принеси ее или испытаешь на себе мой гнев.

— Низкий и злобный старик, — плакала Каролина, когда они вернулись под защиту стен своего дворца.

— Он падишах, — напомнил ей Питер, — и его слово закон.

— И из-за всего этого ты потерял его расположение, — сказала она.

— Ты обезумела от горя, — сказал он ей. — Я верну расположение падишаха, потому что слишком полезен ему, чтобы долго держать меня в немилости.

— Ха! — Она засмеялась ему в ответ.

Однако Каролина знала, что упрекать его бессмысленно и несправедливо. Ей оставалось переживать за Шалину... и пытаться связать прерванную нить своей жизни. В этом ей снова помогли любовь и поддержка свекрови и Хилмы, Джинтны и Серены, а также Ричарда и Элизабет, даже Уильяма, который в девятнадцать лет уже получил звание тук-баши в гвардии.

Она ожидала рождения сына, такого желанного для Питера.

Сам Блант вернулся в Бомбей.

— Необходимо Авери поймать, — предупредил он губернатора Гайера. — Не могу сказать, насколько хватит терпения падишаха.

— А что будет потом? — спросил Гайер. — Нет никаких известий. Опасаюсь, что негодяй обогнул мыс Доброй Надежды и отправился в Атлантику. Тогда мы бессильны до тех пор, пока пират снова не проявит себя.

— Разве пираты способны перестать быть пиратами?

— Ни в коем случае, особенно после содеянного Авери, — вмешался Нольс..

— Вы думаете, что он сумел улизнуть?

— У него имеются все шансы для этого.

— В таком случае мы должны извернуться. В Бомбее есть кто-нибудь, знающий Авери в лицо?

— Сомневаюсь в этом.

Питер обвел взглядом собравшихся.

— Я думаю, что нам понадобится голова англичанина примерно двадцати пяти лет.

— О Господи! — воскликнул Гайер.

— А моя дочь его узнает? — спросил Нольс.

— Конечно нет. Но Каролина нас не выдаст.

— А принцесса?

— Принцесса никогда больше не увидит дневного света, — сказал Питер.

— Это очень серьезно, — сказал Нольс. — Вы предлагаете нам выкопать труп?

— Нет, — возразил Питер.

— Тогда ждать, пока какой-нибудь несчастный не умрет от болезни...

— Нет, — снова возразил Питер.

Они уставились па него.

— Вы считаете Аурангзеба и его визирей глупцами? — спросил их Питер. — Этот человек должен умереть сразу, насильственно и в добром здравии.

— Вы предлагаете убийство?

— Я пытаюсь сохранить жизни всех англичан в Индии и ваши драгоценные фактории.

— Ну... полагаю, пока кто-нибудь совершит здесь серьезное преступление, пройдет слишком много времени, — заметил Гайер.

— Это тоже не подойдет. Ваши индийские слуги будут знать об этом, и весть о подлоге достигнет ушей падишаха, что будет означать смерть для всех нас. Одно из ваших судов отправится в море, укомплектованное совершенно надежной командой, и вернется через несколько месяцев с головой Джона Авери. Им ее вручит капитан одного из военных кораблей. Ее нужно обработать для сохранности.

Гайер посмотрел на Нольса с нетерпением.

— Я уверен, — сказал Питер, — что ваш военно-морской флот найдет какого-нибудь негодяя, заслуживающего смерти. Но важно, чтобы казнь произвели без свидетелей.

— Самое лучшее, что мы можем сделать сейчас, это найти судно, — согласился полковник.

Нольс и Блант вместе вышли в сад.

— Мы с вами прошли долгий и сложный путь, — заметил полковник.

— Который не скоро кончится, надеюсь, — добавил Питер. — Какие новости из Англии?

— А чего вы ожидаете? Король прочно сидит на троне и думает только о войне с французами. Но меня в данном случае больше интересует наше нынешнее положение здесь: что предпримет Аурангзеб дальше?

— Этого невозможно предсказать. Через два года ему исполнится восемьдесят. Сорок лет он имел власть над жизнью и смертью каждого живого существа в этой огромной стране. Не было ни единой души, которая могла бы возразить ему. Его предки Шах-Джахан и Акбар уважали и любили своих жен, несомненно игравших определенную роль в принятии ими решений. И у них росли талантливые сыновья, отцы же прислушивались к мнению своих детей, хотя те часто пытались захватить трон. У Аурангзеба ничего подобного нет. Жены боятся падишаха, а он, конечно, ни одну из них не любит. Его выжившие сыновья боятся отца не меньше и лишены каких-либо талантов. Он прекрасно все это понимает, и от того его настроение непредсказуемо. Нет никого, кто мог бы оказать на него хотя бы малейшее влияние. Вот почему я настаиваю, чтобы голова подставного Авери была доставлена падишаху как можно быстрее.

— Вы обрисовали нам лицо деспота, — заметил Нольс, — а сами служите ему.

— У меня не остается выбора, ведь все мы в его руках.

— И ради этого вам нужна какая-нибудь голова, — вздохнул Нольс. — Хорошо, мы найдем ее для вас. Слишком многое поставлено на карту. Но скажите мне, как вы представляете будущее?

— Трудно быть оптимистом.

— Вы сказали, что Аурангзебу около восьмидесяти. И до сих пор он чувствует себя хорошо?

— Его здоровье удивительно, так же как и его энергия.

— Но все когда-то должны умереть. И если ваши предположения верны, на его место придет слабый правитель или начнется гражданская война. Нам нужно ждать и наблюдать. Я вам скажу одну вещь, Питер. Ост-Индскую компанию не так просто будет изгнать из Индии. Мы постоянно укрепляем свои форты и увеличиваем наши армии. Мы здесь, чтобы остаться.

— Вы готовы пойти против падишаха, который может выступить во главе сотен тысяч человек?

— Молюсь, чтобы до этого не дошло. Но, повторяю, нас невозможно изгнать отсюда. И если вы решитесь когда-нибудь или у вас появится причина покинуть его службу, будьте уверены, вам поручат руководство отделением компании или здесь, в Бомбее, или в Мадрасе, или в Калькутте. Я поговорю на совете директоров в Лондоне.

Блант вернулся в Дели в раздумье. Многое из сказанного тестем несомненно было бравадой, но если флот падишаха смог одолеть пират-одиночка, то он никогда бы не смог противостоять эскадре королевского военно-морского флота. Но в то же время из полученных европейских известий следовало, что могольские орды способны нанести поражение дисциплинированной европейской армии. Страшно даже представить, какой ужасный разразился бы здесь, в Индии, конфликт.

И на чьей стороне окажется в этом случае он? Сумеет ли покинуть падишаха и пойти служить своему народу? Да и был ли это его народ? Блант никогда даже не видел Англию и сомневался, мыслит ли он как англичанин. Такой шаг серьезен и необратим. Оставалось надеяться, что подобное решение ему никогда не придется принимать, он не знал, как его семья переживет подобное. Слишком много поколений Блантов вовлечено в круговорот могольской политики, но для себя ему хотелось выбрать лучшую долю.

Весной 1697 года Каролина родила Питеру сына. Они назвали его Томасом в честь одного из двоих первых Блантов, появившихся в Индии. Годом позже родилась дочь Иоанна. Весьма неподходящее время для каких-либо перемен.

К тому же Аурангзеб снова стал благосклонен к британцам. Бальзамированную голову пирата Джона Авери доставили в Дели к большому удовольствию Аурангзеба.

— Пойдем, — сказал он Питеру, — покажем ее принцессе Шалине.

Это был удар для Питера. Такого он не ожидал.

В страхе последовал он за падишахом и его свитой в запретную часть дворца, отделенную даже от гарема, где последние два года в тесной башне содержалась принцесса Шалина. Стражники отдали честь. Когда они вошли, две женщины низко поклонились. Только эти служанки имели доступ к забытой всеми пленнице.

Принцесса стояла в комнате возле единственного маленького окна и глядела на город. Окно было узкое и зарешеченное, никто внизу на улице не мог представить, что за ним кто-то стоит.

Когда отец вошел, она обернулась, но не сделала и попытки поклониться или поприветствовать его. Не беспокоясь при этом, что была без паранджи, хотя падишаха сопровождали посторонние мужчины.

Она похудела, но не утратила былой красоты.

— Взгляни на голову своего любовника, — победно сказал Аурангзеб.

Блант затаил дыхание, когда открывали шкатулку, но Шалина отвернулась.

— Посмотри на него, — приказал Аурангзеб. Шалина отрицательно покачала головой.

—Заставь ее смотреть, Блант-бахадур, — приказал Аурангзеб.

Питер стоял, затаив дыхание, затем шагнул вперед.

— Не выполните ли вы приказание своего отца, ваше высочество?

— У меня нет отца, — сказала Шалина.

— Заставь ее смотреть, — раздраженно повторил Аурангзеб.

Блант схватил руку Шалины и потащил ее к шкатулке, думая, что подписывает себе смертный приговор.

— Поднимите шкатулку выше, — приказал Аурангзеб. Двое стражников подняли ее перед принцессой. Она наморщила нос при виде головы, уже начавшей разлагаться, несмотря на бальзамирование. И снова отвернулась.

Питер медленно перевел дух. Она недостаточно внимательно посмотрела.

— Теперь мечтай о нем все оставшиеся дни! — прорычал Аурангзеб.

Он сделал знак рукой, и шкатулку вынесли. Сопровождаемый Блантом, Аурангзеб вышел следом.

— Убийца! — закричала Шалина вдогонку отцу.

Аурангзеб приостановился на минуту. Питер испугался нового взрыва гнева, но падишах продолжил путь.

Он не рассказал Каролине, как близко к смерти оказались они сегодня.

Жизнь во дворце Блантов снова вошла в свою колею. Уильям собирался жениться. Подрастали младшие дети, Ричард и Элизабет, Томас и Иоанна, доставляя родителям много приятных минут.

Посетила дом и печаль. От разрыва сердца умер Саид, и Исканда скончалась от лихорадки. Зато Пенелопа процветала по-прежнему. Так же, как и Насир, ставший туман-баши.

Падишах продолжал свои бесконечные походы, проводя большую часть времени на юге, преследуя мятежников Шиваджи. Хотя у преемников этого вождя не оказалось его способностей, но маратхи держались стойко, вознамерившись больше никогда не уступать силе моголов. Бесчисленные человеческие жертвы и миллионы рупий поглощала война год за годом. Блант зачастую месяцами не видел своей семьи. Создавалось впечатление, что Аурангзеб решил перед смертью все-таки разделаться с мятежниками, и больше его ничто не трогало.

Империя скрипела и стонала в преддверии серьезных событий, которые вот-вот должны разразиться. Индусы по-прежнему подвергались гонениям. У них изымалось все подчистую в виде налогов на ведение войны. Но бремя налогов тяжелой ношей легло и на плечи мусульман, поскольку финансовые затруднения Аурангзеба росли. А сыновья мусульман гибли в бесконечных войнах.

Однако открытых выступлений не было. Все знали о жестокости падишаха и ждали его смерти. Те же, кто покусывал Индию по краям, процветали. После окончания сезона дождей в 1706 году Блант побывал в Бомбее, чтобы попрощаться с Чарльзом и Люси Нольсами, возвращавшимися в Англию.

— После двадцати лет, проведенных здесь, — заметил Чарльз, — трудно поверить, что больше не увидишь этих удивительных мест.

Питер оглядел поселение, значительно выросшее и похорошевшее с того времени, когда он впервые приехал в деревню под названием Бомбей искать себе невесту. Многочисленные постройки, новый собор, артиллерийские батареи с прислугой в красных мундирах, дюжина кораблей в заливе — все говорило о процветании Ост-Индской компании.

— Вы не забудете о моем предложении? — спросил Нольс. — Оно все еще в силе.

— Не забуду, старина, — ответил Блант. — Но должен сказать вам, что мои дела никогда не шли так успешно и отношение ко мне падишаха не было столь дружелюбным, как сейчас.

— Дай Бог им и дальше развиваться так же, — ответил тесть.

— Я бы хотела повидаться с Каролиной еще раз до нашего отъезда, — прервала мужчин Люси. — Как знать, увидим ли мы нашу дочь когда-нибудь снова?

Питер мог только развести руками. Шансов было мало.

До конца года Аурангзеб возвратился в Дели. Он одержал несколько побед, но маратхи не были покорены, а старый падишах устал: приближался его восемьдесят девятый день рождения.

Самому Питеру исполнилось сорок шесть лет, а Каролине, которая была по-прежнему хороша, — тридцать один. Она с грустью выслушала рассказ Питера об отъезде ее родителей, подозревая, что больше никогда не увидит их снова. Ричарду пришла пора служить в гвардии, ему как раз исполнилось шестнадцать лет. И поздравлять Уильяма с должностью минг-баши, полученной им в двадцать девять лет.

— Ты снова отправишься в поход? — спросила его жена.

— Падишах собирается в поход на следующий год.

— Как я ненавижу этого старика, — сказала она шепотом, сдерживая себя даже в собственной спальне.

— Скажи это при нем, — посоветовал ей Питер, — посмотрим, что за этим последует.

На следующий день Бланта пригласили во дворец. В этом не было чего-либо необычного, что заставило бы Питера удивиться. Удивило его другое: падишах встретил его один. Рядом с ним не было даже визиря.

— Приветствую ваше величество, — почтительно поклонился Блант.

Белая борода Аурангзеба лежала на груди, руки тряслись, а лицо потемнело от ярости.

— Скажи мне, — произнес он, — разве не был я добр к той, которую называют моей дочерью?

— Конечно, падишах, — старался выиграть время Питер.

— Следовало удавить негодницу в тот самый день, когда ты вернул ее мне. Но я слишком потворствую детям и сохранил ей жизнь.

Питер подумал о Мохаммеде Акбаре и Джеб-ун-Ниссе, которые оказались не столь удачливыми.

— Я узнал, что принцесса Шалина беременна.

— Но это невозможно, мой господин!

— Как ты считаешь? Она что, совратила одного из стражников? Твой отец как-то помогал мне в одном неприятном деле: казнить мою собственную сестру. Теперь такое дело предстоит тебе, поскольку совершить это нужно в абсолютном секрете. Хочу знать имя любовника моей дочери. Если необходимо, вырви его. А затем ее уничтожь. Не хочу больше видеть эту распутницу. А мужчину доставь ко мне. Понял?

— О, падишах, я солдат, а не палач.

— Вернее тебя у меня нет никого, — прервал его Аурангзеб. — С тобой пойдут два человека, умеющих получать сведения. Все нужно сделать сегодня вечером, с наступлением темноты.

Бланту очень хотелось отказаться от такого ужасного поручения. Он не смог бы после этого жить. Но если он умрет, то и все, кого он любит, тоже умрут.

— Палачей уничтожить после, когда они сделают свое дело.

— Падишах, но могу я спросить, кто принес вам известие о состоянии принцессы?

— Одна из ее служанок, приставленная мной для наблюдения.

— И служанка не знает любовника в лицо?

— Говорит, что не знает. По ее словам, это произошло несколько месяцев назад.

— И вы верите ей, мой господин?

Аурангзеб нахмурился:

— Ты думаешь, она осмелилась бы лгать мне? Хорошо, возьми и ее к палачам тоже. Но смотри, чтобы ее тоже уничтожили. Она знает слишком много. Добудь мне имя мужчины. Он и все принадлежащие к его крови ответят за это преступление.

Блант понял, что у него нет иного выхода. Его превратили в убийцу.

Он захотел, чтобы все кончилось как можно быстрее. Он не решился идти домой и провел оставшиеся часы, нервно шагая по комнате. Едва стемнело, он вместе с двумя назначенными Аурангзебом людьми направился прямо к башне принцессы, прогнал ночную стражу, караулившую снаружи.

С тяжелым сердцем открывал он дверь. За его спиной стояли двое палачей с зажженными факелами.

В мерцающем свете он увидел принцессу.

Шалине исполнилось двадцать семь лет. Прошло десять лет с тех пор, когда он видел ее в последний раз. Она располнела, выглядела пухлой и удивительно здоровой, хотя и потерявшей наивную девичью чистоту. Она встретила Бланта немигающим враждебным взглядом, затем посмотрела на палачей. По ее телу пробежала дрожь.

Обе служанки низко поклонились, когда вошел Блант-бахадур.

Пять человек, думал он, и все сегодня должны умереть.

— Которую из вас зовут Биби? — спросил он. Та, что поменьше, поклонилась снова.

— Это ты донесла падишаху? — спросил Блант. Биби бросила быстрый взгляд на свою нахмурившуюся госпожу.

— Эта женщина сообщила вашему отцу, что вы носите под сердцем ребенка, ваше высочество, — сказал ей Питер.

Шалина посмотрела на Биби.

— Падишах мой хозяин, — ответила служанка тихим голосом.

— Теперь я твой хозяин, — сказал ей Блант и посмотрел на принцессу. — Это правда, ваше высочество?

— Ты слишком дерзок, — перебила его Шалина.

— Она пропустила уже три срока, — торопливо сказала Биби.

— Падишах хочет знать имя отца, — сказал Питер.

Шалина вскинула голову и отвернулась.

— Тогда ты, Биби, — произнес Блант, — назови нам его имя, если так хорошо обо всем осведомлена.

Биби запнулась.

— Я не знаю этого, господин. Все произошло три месяца назад. Я тогда здесь еще не прислуживала.

Блант понял, что женщина говорит правду, но хотел наказать ее за предательство Шалины.

— Приготовься к пытке, — приказал он одному из сопровождающих.

Человек улыбнулся, вставил факел в свободный канделябр. То же самое сделал и его напарник.

— Нет! — закричала Биби, когда палач схватил ее за руки, а второй стал срывать сари. — Мой хозяин — падишах!

Питер посмотрел на Шалину, не хочет ли та своим вмешательством спасти служанку, но принцесса, отвернувшись, смотрела в окно.

Руки Биби. связали за спиной, затем ее бросили на пол. Она снова и снова пронзительно кричала, извиваясь всем телом, пока один из экзекуторов раздвигал ей ноги, а второй брал один из факелов.

— Что вы собираетесь с ней делать? — наконец спросила Шалина.

— Мы подпалим ей, ваше высочество, — ухмыльнулся палач, — то, чем она нас развлекает.

— О, милосердный! — кричала Биби. — Я выполняла приказ падишаха! Аллах свидетель, я поступала так, как приказывал падишах.

Палачи поместили факел ей между ног, и пламя стало лизать выбритый пах. Крик служанки перешел в беспрерывный визг.

Блант посмотрел на другую девушку. Если Биби говорила правду, то только та могла знать имя виновного мужчины. Кто-то должен сказать, прежде чем все умрут. Ведь все они должны умереть.

Биби снова закричала в агонии, когда экзекутор перевернул ее на живот и раздвинул ягодицы, чтобы подпалить и здесь.

— Хватит! — закричала Шалина. — Да, я беременна. А что, я должна коротать время здесь, в башне, без сладострастных развлечений?

— Освободите девушку, — приказал Блант. Палачи неохотно выполнили приказание. Биби свернулась в клубок, стеная и плача.

— Падишах хочет знать имя любовника вашего высочества.

— Это твой собственный сын, Блант-бахадур, — ответила Шалина. — Разве я могла выбрать кого-либо получше?

В комнате повисло тягостное молчание. У Питера защемило сердце.

— Вы можете доказать это, ваше высочество? — прорычал он наконец.

— Ты смеешь называть меня лгуньей?

— Вы говорите о моем сыне Уильяме?

Шалина пожала плечами.

— Он довольно скоро признается, если твои палачи поработают над ним.

Шалина смотрела на него несколько секунд, а затем засмеялась.

— Ты создан для того, чтобы тебя использовали. А я нашла того, кто удовлетворяет меня, кто страстно желал этого даже будучи капитаном стражи, охраняющей меня. — Она снова повернулась к зарешеченному окну. — Может, падишах позволит мне выйти отсюда, чтобы присутствовать на его казни, как ты думаешь? Я бы получила удовольствие от этого зрелища. Может быть, именно для того я и соблазнила его!

Питер пришел в башню убить ее, несмотря на отвращение даже к мысли об уничтожении молодой женщины, которая так много пережила вместе с Каролиной. Теперь он понял, насколько она непривлекательна. Возможно, никогда и не была привлекательной. Аурангзеб, видимо, прав в ее оценке. Но он знал единственное: ее страсть погубила его семью. Ведь выполни он задание падишаха и предай своего сына, страшная месть падишаха неминуемо направится против всех Блантов, как поклялся Аурангзеб.

Податливость молодого человека и страсть бессердечной и жестокой женщины перечеркнули мечты нескольких поколений Блантов.

Он неожиданно выхватил меч. Палачи вскрикнули в испуге, швырнули в него факелы и бросились к двери. Питер увернулся от летящего пламени, и оба оказались мертвы еще до того, как смогли отодвинуть засов. Моментом позже настала очередь Биби. Другая служанка только раз и вскрикнула, когда он добрался до нее. Кровь забрызгала белое сари принцессы. Однако он знал, что проявил милость ко всем убитым, избавив их от мучений, уготованных им падишахом.

Шалина смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Ты хочешь спасти своего сына? — спросила она. — Разве у меня не найдется других служанок, которые позовут его ко мне в покои?

Питер задумался, глубоко вздохнув.

— Ну, что ты собираешься делать? — настаивала она.

— То, что должен, — ответил он.

— А я?

— У меня приказ твоего отца казнить тебя. Ты встанешь на колени?

Шалина заколебалась, затем медленно собрала на икрах сари и опустилась на колени, склонив голову.

— Ты совсем не любила моего сына? — спросил Питер.

— Я ненавидела твоего сына, — ответила Шалина, — как ненавижу всех мужчин. И больше всех тебя и своего отца.

Вытерев меч о сари принцессы, Питер тщательно запер дверь в комнату, где свершилась казнь. Он много пережил за эти минуты и ему трудно было разобраться в своих чувствах сразу.

У подножия лестницы его ждал Уильям с отрядом стражников. Он слышал, что в башне что-то происходит. Питер сделал знак сыну.

— Ты уничтожил нас неосторожным развратом, — прошептал он.

Уильям испуганно посмотрел на отца.

— А сейчас слушай меня внимательно, — продолжал Питер. — Скажи сержанту, что тебя срочно вызвали к падишаху, и прикажи, чтобы до твоего возвращения никто не смел входить в покои принцессы. Буду ждать тебя снаружи.

— Что ты наделал? — спросил Уильям.

— Я выполнял приказ.

— Она бы никогда не предала меня.

— Ты глуп. Ты для нее всего-навсего игрушка. Даже если лишь она одна знала обо всем, и то у нас имеется всего несколько часов. Если не послушаешь меня, через двадцать четыре часа все мы будем посажены на кол, с женами и детьми по бокам. А теперь торопись!

Уильям Блант послал привести своих жен и детей, а сам поспешил домой, где собрал всех женщин и детей и сообщил, что на сборы им дается час.

— До завтра нас никто не хватится.

— А что станет с Насиром и Пенелопой?

— Могу только послать им записку.

Анна дрожала, кутаясь в накидку.

— У нас нет выбора, — добавил Блант.

Они выступили в путь около полуночи — все двадцать человек. Несомненно, возраст многих беглецов будет помехой в пути: Анне уже семьдесят семь лет, Хилма и Бутджи немногим моложе, да и Серене с Джинтной под пятьдесят. А вот шестнадцатилетний Ричард был в самом расцвете сил.

Но некогда задумываться над такими мелочами, нужно двигаться на юг.

На рассвете беглецы остановились на отдых.

— Удивляюсь, что ты не оставил меня, — сказала Анна. — Что мне Аурангзеб — я уже старуха.

— Мы вместе спасемся или вместе умрем, — твердо ответил ей Питер, зная, что их наверняка будут преследовать. Они прошли всего двадцать миль за день, и на следующее утро уже показались преследователи. Питер стоял вместе с Уильямом и Ричардом на небольшом возвышении и наблюдал за приближающимся отрядом конных гвардейцев. Аурангзеб послал за ними целый полк.

— У нас только два выхода, — пояснил Питер. — Либо убить наших женщин, а самим умереть в схватке, либо сдаться и умереть, как животные, надеясь, что женщин пощадят.

Молодые люди посмотрели на него, такой выбор оказался слишком серьезен для них.

А уж женщинам этого говорить не стоило и подавно. Блант вернулся в лагерь и оглядел всех по очереди. Его мать Анна оставалась совершенно бесстрастной. Серена уподобилась комку нервов и постоянно шмыгала носом. Джинтна положилась на судьбу, так же как и Анна. Четырнадцатилетняя Элизабет переводила взгляд, полный страха, с одного на другого. Девятилетняя Иоанна не понимала, что происходит. Десятилетний Томас, полный воинского энтузиазма, слишком молод, чтобы понять уготованную ему судьбу. И наконец, Каролина. Ее маленькое личико выражало воинственность и решительность.

Он не мог поднять свой меч против них.

— Преследователи слишком близко, — сообщил он им. — Нам остается только сдаться.

— Сдаться? — Все были поражены.

— Из-за меня все произошло, — произнес Уильям. — Мне и сдаваться.

Его жена залилась слезами, не зная ничего о его поступке.

— Падишаху нужны мы все, — возразил ей Питер. — Оставайтесь здесь, — сказал он женщинам.

Каролина схватила его руку.

— Позволь мне пойти с тобой.

— Они придут за тобой довольно скоро.

К чему он ее приговорил? Но ей необходимо жить до самого последнего момента и молиться, чтобы случилось чудо. Аурангзеб зависел от компании в поставках нового вооружения, поэтому оставалась крохотная надежда спасти женщин.

Блант с двумя сыновьями выехал навстречу приближающимся всадникам, во главе которых скакал не кто иной, как сам Билим Аббас. Это значило, что до возвращения в Дели им не причинят вреда.

Билим выглядел совершенно несчастным.

— Ты арестован, Блант-бахадур.

Питер кивнул и достал свой меч.

— Мы с тобой слишком часто вместе ходили в походы, — сказал Билим. — Если дашь слово не использовать оружие, то можешь оставить его при себе.

Питер вложил меч в ножны. Ричард и Уильям сделали то же самое.

— А что будет с нашими женщинами? — спросил Питер.

— Они вместе с вами вернутся в Дели.

Отряд собрался и выступил в путь. Питер ехал рядом с Билимом.

— Какие новости о моем брате?

— Никаких, Блант-бахадур.

— А о моей сестре?

— То же самое. Ты понимаешь, что падишах жаждет отомстить, — сказал Билим. — Конечно, твоему сыну. Он должен умереть очень жестокой смертью.

Питер кивнул.

— А что касается меня?

— Я бы сказал, в этом все и дело. Он очень зол, считает, что ты злоупотребил его дружбой и доверием. Было бы лучше тебе воспользоваться мечом до возвращения в Дели.

— Но... если Уильям и я покончим с собой, что станет с нашими женщинами, нашими семьями?

— Как я уже сказал, он не тронет твоих брата и сестру, зная, что они невиновны. Поэтому я не верю, что падишах казнит и ваших женщин. Ты же не выступил против него. Выполнял его приказы, а бежал только, чтобы спасти своего сына. Я верю, что он поймет это.

Этой ночью Питеру позволили разделить палатку со своей женой.

— Что с нами будет? — спросила Каролина.

— Ты должна быть очень смелой, — ответил он. — Я приложу все усилия, чтобы тебя и мою мать послали в Бомбей, а затем в Англию. Ты должна вернуться к родителям, Томас и Иоанна поедут с тобой. Думаю, что смогу спасти даже Ричарда, хотя вряд ли падишах оставит его в Индии.

— Но ты не спасешься сам?

— Это невозможно.

Она помолчала немного.

— Мне придется смотреть на твою казнь?

— Нет, — пообещал он. — Это сделают без свидетелей.

Она снова заплакала, но так и не поняла, что он имел в виду.

Наутро Питер отозвал Уильяма в сторону и объяснил, что им предстоит сделать в следующую ночь.

Уильям нервно сглотнул.

— Нет другого выхода?

— Нет, если мы хотим спасти наших женщин и детей. Это лучший способ спасения для них. Мы, по крайней мере, должны верить в это.

Они ехали молча. Блант размышлял о жизни, о прошлом и, конечно, о судьбах Блантов. Он не мог представить, что на этом все закончится. Аурангзеб слишком уверовал в преданность Блантов, и Питер не сомневался, что падишах захочет удержать в своих руках Ричарда. Может быть, и Томаса.

Ну, тогда будущее за ними. В душе он оставался молодым человеком. Подумал, что мог бы дожить до смерти Аурангзеба, если тот и не назовет преемника. Ему представлялось, что сыновья выросли под внимательным родительским глазом, хотя его глаз оказался недостаточно зорким. Солнце склонилось к горизонту на западе, когда Билим приказал остановиться и разбить лагерь. Бланты расселись вокруг костра ужинать под присмотром сторожей.

Билим сел вместе с ними и завел разговор о последнем походе. С едой наполовину покончили, когда услышали стук копыт на дороге. Вскоре в лагерь на полном скаку влетел один из тавачи и соскочил с коня.

Билим был уже на ногах.

— Мой господин, — закричал мальчишка, — большое горе!

Все устремили взоры на гонца.

— Падишах умер. С ним случился удар, и он мгновенно умер.

Питер и Билим переглянулись, затем Билим повернулся к посланцу.

— Что происходит в Дели?

— Беспорядки, господин. Послали гонцов к Азам-шаху в Лахор, но едва те покинули город, принц Бахадур-шах провозгласил себя правителем. Пока никаких известий от принца Хам Бахша.

— Хам Бахш, несомненно, тоже займет независимую позицию, — сказал Блант.

— Тогда начнется гражданская война, — пробормотал Билим. — Блант-бахадур, приказы, касающиеся тебя, отданы самим Аурангзебом. Ныне они не имеют силы.

Смертный приговор Питера и Уильяма отменили, когда те стояли буквально на ступенях эшафота.

— Я должен вернуться в Дели побыстрее, — продолжал Билим. — Поедете со мной? Ваши мечи оказались бы полезными на той или иной стороне.

Блант колебался. Желание остаться, конечно, было сильно. Он знал, что может вновь зажечь звезду удачи Блантов и тем самым направить Ричарда и Томаса по дороге успеха...

Но он понимал, что среди претендентов на престол нет ни Акбара, ни Аурангзеба, ни тем более Бабура. Вся империя прогнила, и впереди ее развал.

— Нет, Билим, — наконец ответил он. — Если ты предоставляешь мне свободу, я продолжу наш путь в Бомбей.

Билим пожал ему руку.

— Конечно, ты свободен, старина. Собираешься покинуть Индостан?

Блант улыбнулся.

— Я намереваюсь остаться здесь, — ответил он. — Но с сегодняшнего дня буду служить своему собственному народу.

Питер Блант правильно оценил положение. Из гражданской войны между сыновьями Аурангзеба победителем вышел Бахадур-шах. Именно его потомки правили Индией следующие сто пятьдесят лет, но ни один из них не стал достойным преемником своих знаменитых предков.

Целые полвека после смерти Аурангзеба понадобились персидскому завоевателю Надир-шаху, чтобы захватить Дели. Он увез и павлиний трон, и алмаз «Великий Могол». Затем поднявшиеся маратхи расчленили Южную Индию на ряд княжеств. И наконец англичане и французы через свои Ост-Индские компании захватили контроль над всем субконтинентом.

Победа Роберта Клайва над франко-индийской армией при Плесси ровно через пятьдесят лет после смерти Аурангзеба сделала Британскую Ост-Индскую компанию единственной полновластной хозяйкой в Индии. Век спустя после неудавшегося восстания против британского правления, известного как восстание сипаев, британское правительство свергло последнего великого могольского императора, Бахадур-шаха II. Это формально положило конец 331-летнему правлению чрезвычайно яркой династии.

Британское правление длилось после этого меньше века.