Сам Акбар пришел проститься с телом Питера Бланта.

— У него нет храма для погребения? — спросил он. — Как это случилось?

— Ему нужен только простой крест, падишах, — печально объяснила Елена.

— Простой крест! — возмутился Акбар. — Для моего самого верного бахадура? Да я сооружу такой крест, что вся Индия будет дивиться ему. Но скажите, почему случился приступ?

— От волнения, падишах. — Елена рассказала о новости из Диу.

— Ну, тогда ладно, — сказал падишах. — По крайней мере, он умер счастливым. Теперь малыш должен выполнить волю деда и жениться на этой девушке. Это также и моя воля. Ты сопроводишь его, Елена-ага.

Женщина покорно склонила голову.

Питера Бланта, великого Блант-бахадура, похоронили со всеми полагающимися его положению почестями. Вся гвардия по этому случаю была одета в золотую с красным униформу, в железные латы и шлемы, сверкающие на солнце. Гроб несли Уильям и пятеро тук-баши из гвардии. Сразу за ним шел сам император с Абул Фазлом, а следом — Елена, одетая в белое сари.

Для погребения тела решили построить мавзолей. На самой окраине Фатехпур Сикри уже заложили фундамент, на котором он должен был вскоре вырасти.

— Его будут помнить, — печально объявил Акбар.

И вот пришло время готовиться к путешествию в Диу. Неизвестность предстоящего путешествия тяготила душу Елены не меньше, чем смерть отца, ведь со дня смерти матери тоска не оставляла ее, и это естественно.

Беспокоилась Елена не о себе: как глава женской половины семейства Блантов она находилась под защитой султана. Ее отец был очень богатым человеком, потому у нее сложился особый круг друзей среди мусульманок, с которыми она пила кофе, лакомилась сладостями и сплетничала. И у нее был Уильям, чтобы любить и баловать его, словно своего собственного сына.

У нее возник собственный мирок, в котором она жила, для которого родилась и от которого никогда не отделялась.

Ее подруги, как правило, были замужем, причем отданы замуж сразу по достижению половой зрелости, и потому не могли понять ее удовлетворенности.

— Как может женщина жить без любви мужчины? — удивлялись они. — Только под мужчиной можно получить полное удовлетворение.

Эти высказывания вызывали у нее чувство неприятия.

— Я предпочитаю остаться хозяйкой в доме отца, — отвечала она. — Я родилась в Фатехпур Сикри и умру здесь, в родительском доме.

Она не любила покидать Агру и кроме Дели не ездила никуда.

Но сейчас ей приказали ехать значительно дальше... в Диу, в португальский город.

Елена никогда раньше не общалась с земляками своей матери, хотя Хуана учила ее португальскому языку — ведь это был ее родной язык. Она не имела представления ни о манерах, ни об обычаях, ни об одежде, ни даже о морали: мать вспоминала о Гоа тридцатипятилетней давности.

Она долго размышляла, как же быть, но в конце концов решила, что самое лучшее для нее — надеть сари, очень ей шедшее.

Уильям наблюдал за приготовлениями тоже с некоторым беспокойством.

Он бывал с войсками далеко на юге, но никогда не добирался до самого Диу. И вот теперь собирается туда за невестой, которую выбрали для него дед и император. Но это не индийская девушка, стремящаяся угодить мужу, покориться ему, почитать его.

— За ней надо будет ухаживать, — предупреждала Елена. — Европейские женщины не так раболепны, как индийские.

Уильям не представлял, как надо ухаживать за женщиной, и не был уверен, что жаждет этого. Только двух женщин он признавал: Елену и свою бабушку, поскольку те были ему ровней. Конечно, каждый кланялся до пола, когда мимо проходила одна из жен Акбара или одна из жен какого-либо высокопоставленного представителя мусульманской иерархии. Но Елена не уставала твердить, что его мать была раджпутской принцессой, поэтому он такой высокородный, как никто на земле.

Что касается социального положения, то всю его сознательную жизнь именно оно определяло место мужчины в обществе. Положение тук-баши в гвардии не позволяло ему иметь дело с женщинами вне стен своего дома. Когда ему требовалось удовлетворить желание, он звал одну из своих наложниц, привлекательную индийскую девушку. Их у него было много, они хихикали и шептались, но никогда не говорили серьезно, ибо единственная их обязанность была удовлетворять господина, и он знал это.

Он намного сильнее переживал смерть деда, чем его тетка. Уильяму было только девятнадцать, когда Питеру уже перевалило за семьдесят, хотя в то время он оставался все еще как прежде бодрым. Судя по его здоровью — а дед перед смертью выглядел здоровым как никогда, — ему бы еще жить да жить, и вдруг столь внезапный конец.

Потеряв близкого человека, которого боготворил, Уильям чувствовал себя нестерпимо одиноким. Возникло ощущение наследственной изолированности Блантов. Наверняка и сам Питер чувствовал то же, узнав о смерти Ричарда Бланта, а Ричард Блант испытывал нечто подобное, когда у него на руках умер сэр Томас. Каждое ушедшее поколение переживало подобные потери.

Ошибкой Блантов было их решение сохранить индивидуальность в этом обществе, ведь они были слугами Могола, и никем больше. Несмотря на индийскую кровь Уильяма, в его воспитание и обучение никому не разрешалось вмешиваться. Он никогда не знал матери, и она никак не могла повлиять на него. Родом она была с далекого запада Раджпутаны, поэтому мальчик не был знаком ни с кем из ее семьи. Наверняка у него имелось множество кузенов и кузин, но он бы ни за что не узнал их, войди они к нему в комнату.

Итак, он был воспитан в духе джентльмена-христианина. Каждый день он молился, стоя на коленях, хотя никогда не бывал в церкви. Однако темная, кожа постоянно напоминала ему об индийском происхождении. Это немного пугало его. Он полагал, что наследственность спряталась где-то глубоко в сердце, в мозгу, в животе, но однажды она проснется и переполнит его.

В свое время Акбар приказал построить дороги, связывающие наиболее важные города, и теперь путешествовать по империи было довольно просто. Дед рассказал Уильяму, какие лишения претерпевал Ричард Блант на протяжении нескольких месяцев, чтобы только добраться от Сурата до Агры. Сейчас дорога от столицы до побережья занимала всего месяц, и караван, который снарядил сам Акбар с собственным отрядом Уильяма в качестве эскорта, мог легко проходить до двенадцати миль в день.

Это был поистине императорский караван, поражавший блеском золота. Они везли всевозможные подарки, включая и бесценные жемчуга. Для полной картины с ними даже шли четыре слона. В первом хаудахе сидел сам Уильям с Еленой, принимая приветствия в каждой деревне, через которую они проходили.

— Я чувствую себя королевой, — призналась Елена.

Диу располагался на острове в Камбейском заливе Аравийского моря, недалеко от побережья Гуджарата. Для переправы каравана не нашлось достаточно больших лодок, поэтому слонов и большую часть поклажи пришлось оставить на противоположном берегу. Уильям взял с собой только шестерых гвардейцев, включая Таласа Али. О Елене заботились четыре служанки.

Остров оказался очень маленьким, всего около пяти квадратных миль. Жителей в поселении было немногим больше, чем в обычной деревне, но над ним возвышался замечательной красоты собор. Это благословенное место, окруженное великолепными пляжами, дышало миром и спокойствием.

Прибытие знатных гостей было замечено, и на причале их уже ждал губернатор дон Энрике Порталадо со своей женой доной Луизой и несколькими служащими, а также сам дон Педро Домингес.

Испанец выглядел прекрасно: характерная бородка, привлекательные черты лица. Он галантно склонился к руке Елены, поглядывая на ее формы, подчеркнутые сари, с большим интересом, но с Уильямом держался значительно менее любезно.

— Добро пожаловать, сеньор Блант. Добро пожаловать, сеньорита. Вы оказываете нам большую честь, — рассыпался в любезностях губернатор. — Я был очень опечален, узнав о смерти великого бахадура.

— Мы очень вам признательны, ваше превосходительство, — ответила Елена.

Домингес довольно презрительно наблюдал за этими излияниями.

— Вы, конечно, остановитесь в моей резиденции, — продолжал Порталадо. — Все распоряжения уже сделаны. И...

— Вы поужинаете со мной, если не против, — вмешался Домингес, адресуясь больше к Елене, чем к ее племяннику.

— Не думаю, что я ему понравился, — прошептал Елене Уильям по-английски.

— Но ему понравится то, что ты привез, — ответила она.

Уильям уже почти невзлюбил Домингеса и его жену Маргариту, которая сильно потела, но все мгновенно изменилось, когда он увидел Изабеллу. К его удивлению, она оказалась именно такой красавицей, какой ее описал Таулат: среднего роста; с миловидным лицом, черты которого она унаследовала от отца, с маленьким носиком и пухленькими щечками. Ее зеленые глаза лучились как изумруды. У нее были роскошные черные волосы, а на коже не нашлось ни одного изъяна. Декольтированное платье открывало округлости груди, подчеркивало подтянутый живот.

Девушке исполнилось шестнадцать лет. Внезапно он представил себе ее в тридцать — наверняка она станет похожей на мать, — но сразу же отогнал это видение. Молодой человек подумал, что, возможно, влюбится в нее потом, не с первого взгляда.

А она тоже явно не была очарована им и глядела на молодого человека со страхом. Она резко вскинула голову и вырвала руку, когда Уильям попытался ее взять.

Мать ее ухитрилась смотреть еще неодобрительнее.

— Я им совсем не нравлюсь, — вновь сказал он Елене.

— Но девочка — хорошенькая маленькая штучка.

— Думаю, это самое красивое создание, какое я когда-либо видел.

Елена улыбнулась его восторгу:

— Тогда тебе непременно надо заполучить ее.

Хотел бы Уильям быть уверенным в возможности осуществить этот замысел.

Первый ужин с семьей Домингес оказался довольно скромным, но следующим вечером был устроен пышный прием в доме губернатора, на который получили приглашения все, кто носил цепь капитана и выше, а также знатнейшие комиссионеры с женами.

Столько европейцев сразу Уильям никогда не видел. Скоро он понял, что у него единственного среди приглашенных в венах течет индийская кровь. Если португальцы и содержат местных наложниц, то этот никак не отражается на них в социальном плане.

Присутствовало всего несколько женщин, представлявших различные имущественные слои маленького поселения. Чувствовалось, что здесь в женщинах большой недостаток.

После роскошного банкета заиграли лютни.

Уильям и Елена были удивлены, когда мужчины стали подходить к женщинам и, кланяясь, брать их за руку. Затем они сопровождали их в центр зала, где начинали танцевать.

При дворе Акбара и в любом другом месте Индии танцевали только профессиональные танцовщицы, чтобы ублажить хозяина и его гостей. Но здесь танцевали достойные португальские леди, одетые в кринолины с узорчатыми нижними юбками, и джентльмены в коротких штанах и шелковых куртках. Они хлопали в ладоши и важно ходили по кругу, наклонялись, а затем проходили под аркой сцепленных рук других танцоров, причем все время улыбаясь и перешептываясь в самой непристойной манере. Кроме того, ни один мужчина не танцевал со своей женой.

Никто не пригласил танцевать Изабеллу. Она сидела в одиночестве и смотрела прямо перед собой. Губернатор дон Энрике поспешил через весь зал к Уильяму.

— Молодая леди ждет вас, сеньор, — объяснил он.

— Для чего?

— Конечно, чтобы вы пригласили ее танцевать.

— Но я не знаю, как это делается, — признался он.

Дон Энрике нервно сглотнул и посмотрел на Елену.

— Боюсь, что никогда не имела удовольствия заниматься подобным времяпрепровождением, — также призналась она, — но попробую.

Уильям был потрясен, глядя, как тетка, к великому удовольствию других гостей, демонстрировала медленные кружения в центре зала. Елене, конечно, не пришло в голову, что у нее под сари всего только тончайшая юбка и коротенькая блузка, когда она делала необычные движения, на которые ее провоцировал партнер. Шелк постоянно облегал то ее грудь, то ягодицы или лобок, оставляя очень мало места для воображения.

Что бы там ни чувствовал Уильям, никогда раньше Елена не проводила время так хорошо. Она пользовалась популярностью. И едва первый танец закончился, ее стали приглашать снова и снова. Вечер проходил хорошо. Изрядное количество выпитого вина сделало свое дело: всем было очень весело. Вот наконец и сам дон Педро Домингес пригласил Елену на танец.

— Надеюсь, ваш племянник не собирается обидеть мою дочь, — холодно заметил он.

— Обидеть?

— Ни один другой мужчина не может пригласить ее на танец, пока этого не сделает он — вы ведь почетные гости, — а он не двигается с места.

— Ах, боюсь, он не приглашает ее только потому, что не знает, как это делается. В Индии подобное не принято.

Пришла очередь дону Педро сказать «Ах!».

— Но, как я понял, вы тоже никогда не танцевали, — заметил он.

— Совершенно верно. Однако мой племянник робок, а я нет.

Дон Педро слушал ее с интересом.

— Как я понимаю, вы никогда не были замужем, сеньорита, — сказал он, глядя ей в глаза. — Как такое могло случиться со столь красивой женщиной?

— Вы развлекаете меня лестью, сеньор? — Елена оглянулась. — Однако вы-то женаты.

— Мы же цивилизованные люди, разве не так? — И в этот момент ему в голову пришла мысль, опровергающая его же собственное высказывание.

— Хотелось бы надеяться на это, сеньор.

— Тогда мы можем договориться с вами о встрече наедине для беседы?

Елена решила позволить ему самому залезть в петлю.

— С большим удовольствием, сеньор. Чем раньше, тем лучше.

— Ну... я гуляю по утрам у моря. Там спокойно, уединенно и к тому же очень красиво. До восхода солнца это самое прохладное время.

— Боюсь, что это очень рано для меня, сеньор. Не могла бы я прийти в вашу контору попозже?

— В мою контору? — Его брови поднялись. — Вы так смелы, сеньора.

— Почему нет? Нам же надо кое-что обсудить, — дразнила она старика. — Мой племянник будет сопровождать меня, конечно.

Испанец нахмурил брови:

— Вы меня не поняли, сеньора.

— Напротив, сеньор, я вас прекрасно поняла. Но я приехала в Диу искать жену племяннику, а не приключений для себя.

Лицо дона Педро вспыхнуло от гнева.

— Итак, — продолжала Елена, — мы придем в вашу контору завтра в одиннадцать часов, чтобы обсудить все необходимое для предстоящей свадьбы. А сейчас, сеньор, я хочу пожелать вам доброй ночи.

Она оставила его стоящим посреди зала и провожающим ее горящим от ярости взглядом.

— Имеются некоторые трудности, — начал разговор дон Педро на следующее утро, когда Елена и Уильям расселись в его конторе. — Некоторые трудности деликатного свойства.

— Вы имеете в виду индийскую кровь моего племянника? — напрямую спросила Елена.

— Ну... — Домингес выглядел смущенным. — Поскольку вы сами подняли этот вопрос, сеньорита, увольте меня от ответа. Я потакающий во всем дочери отец и не могу заставить ее выходить замуж за человека, который... ну...

— Неприятен ей? — продолжила за него Елена, глядя на внезапно покрасневшего Уильяма.

— Я не говорил этого, сеньорита. Просто ваш племянник не нравится Изабелле. И, конечно, она обижена его невниманием на приеме.

— Я уже объяснила это, — заметила Елена. Уильям выглядел сбитым с толку.

— Для меня ваших объяснений достаточно, сеньорита, хотя едва ли это может успокоить дочь. Но есть другие сложности, более важные, — заторопился он. — Это вопрос его национальности. Ваш племянник англичанин. Англия и Испания в настоящее время в состоянии войны. Я знаю, этому мало придают значение наши здешние португальские друзья, но это важно для меня.

— Мой племянник никогда не видел Англии, — возразила Елена. — В нем столько же португальской крови, сколько и английской.

— И еще вопрос. О религии. Ваш племянник верит в Бога, сеньорита?

— Христианство не имеет почвы в Индии, — холодно сказала Елена. — Хотя, конечно, оно присутствует в наших сердцах. Мой племянник — христианин.

Домингес скептически улыбнулся:

— Сейчас многие называют себя христианами, а на самом деле еретики.

— Итак, вы пригласили нас, желая сказать, что не может быть и речи о браке между моим племянником и вашей дочерью, так надо понимать?

— Сеньорита, весьма сожалею, что заставил вас напрасно совершить столь долгое путешествие...

— Действительно! Император будет очень недоволен. Глаза Домингеса округлились:

— Император принимает участие во всем этом?

— Конечно. Мой племянник хочет жениться на вашей дочери только потому, что на этом настаивает император.

В первый раз за время разговора Домингес выказал обеспокоенность.

— Было несколько предложений передать факторию в собственность Испании, — продолжала Елена, — но сейчас я удивлюсь, если падишах разрешит остаться здесь даже поселению Диу.

Домингес побледнел.

— Кстати, мы привезли подарки для вас и сеньориты. Почему бы вам их не посмотреть?

Домингес, казалось, утратил дар речи, а Елена хлопнула в ладоши. Слуги внесли сундук и поставили на пол. Елена открыла его.

— Ваша жена могла бы иметь такой же, — сказала она, выкладывая изумруд в четыре карата на стол перед изумленным испанцем. — А для сеньориты, конечно, этот бриллиант...

Он был в два раза больше других камней.

Домингес открыл рот от изумления.

— Ну что ж, вы сообщили свое решение, — Елена убрала камни обратно в сундук и сделала знак слуге унести его, — и сейчас мы покинем вас, дон Педро, — сказала она, величественно вставая.

Домингес тоже встал.

— Вы разрешите мне еще раз обсудить ваше предложение с дочерью? Может быть, ее первое впечатление было слишком поспешным...

— Буду ждать вашего ответа до вечера, сеньор Домингес, — ответила Елена. — Мой племянник покинет Диу завтра утром. Всего хорошего.

Вернувшись в дом губернатора, Елена спросила Уильяма:

— Ты все еще хочешь девушку, которая презирает тебя за цвет кожи?

— Больше, чем раньше! — воскликнул молодой человек.

Елена положила свою руку на его.

— Будь с ней внимательнее, Уильям. Обещай мне. Иначе ты погубишь ее. Жалко потерять такую девушку.

— Есть ряд условий, которые я считаю обязательными, — сказал вечером Домингес, когда они расселись на веранде губернаторского дома. Порталадо и его жена деликатно удалились.

— Расскажите нам о них, — предложила Елена.

— Во-первых, мою дочь будет сопровождать ее духовник, отец Томас. Во-вторых, с ней отправятся четыре служанки. В-третьих, ей должны разрешить дважды в год приезжать к нам в Диу. И в-четвертых, все дети, рожденные от этого брака, должны будут обращены в католическую веру.

— Боюсь, что мы не сможем согласиться с первыми тремя условиями, — спокойно ответила Елена.

Голова Домингеса дернулась.

— Во-первых, император не любит христианских священников и никогда не позволит ни одному из них поселиться в его городе. Во-вторых, жене моего племянника будут прислуживать мои собственные служанки. В-третьих, невозможно жене моего племянника предпринимать такое путешествие дважды в год. Раз в два года — может быть. Тем не менее, — она одарила его лучезарной улыбкой, — я уверена, что мой племянник не будет иметь ничего против, если его дочери примут католическую веру. Что касается сыновей, то он сам решит, какую веру они будут исповедовать.

Домингес нахмурился:

— С вами трудно договориться, сеньорита. Все же вы настаиваете, чтобы я разрешил дочери поехать с вами в дебри Индии...

— Фу, сеньор! Вашей дочери предстоит отправиться в одно из самых цивилизованных мест на земле, и она выйдет замуж за человека, которым вы будете гордиться.

— Сеньорита Изабелла. — Уильям наклонился к руке девушки и коснулся ее губами. — Это самый счастливый день в моей жизни.

Когда он выпрямился, девушка холодно посмотрела ему в глаза.

— А для меня он самый ужасный, — ответила она. — Хотя не сомневаюсь, будут дни еще ужаснее этого.

Уильям остался невозмутим.

— Почему, сеньорита? — спросил он. — Ведь я считаю, что самое лучшее — угождать вам.

— Она по-настоящему ненавидит меня, — пожаловался он Елене.

— И она будет ненавидеть тебя еще больше. Некоторое время. Но потом ее ненависть перерастает в любовь.

— Почему ты так уверена?

— Такова человеческая природа. Отец часто рассказывал мне об ухаживании великого Ричарда за индийской принцессой Гилой Лоди. У них все началось с насилия, а закончилось такой любовью, что они умерли друг ради друга.

Свадебная церемония, происходившая в соборе Святого Матрица, собрала почти все население Диу и стала величайшим событием местной общественной жизни. Собравшиеся неодобрительно поглядывали на высокого темнокожего молодого человека в парчовой накидке и алых штанах, в мягких лайковых туфлях, с украшенным жемчугом мечом на боку и сверкающим рубином в тюрбане из парчи. Елена подумала, что никогда не видела более приятного мужчины.

Невеста выглядела не менее изящной в платье из белого шелка, но ее лицо было скрыто вуалью, до тех пор пока священник не объявил их мужем и женой. Уильям откинул вуаль и увидел слезы на ее щеках. Когда он целовал ее в губы, девушка плотно сжала их.

За столом было много выпито и съедено и не меньше произнесено заздравных речей. Изабелла все время сидела бледная и молчаливая, глядя прямо перед собой, а Уильям чувствовал на себе взгляды всего Диу, но больше всего — жгучие глаза Педро Домингеса и других испанцев. Как бы им хотелось вышвырнуть его отсюда, подумал он.

Наконец разговоры иссякли. Изабеллу увели готовить к первой брачной ночи. Уильяма тоже проводили скинуть парадные одежды и надеть ночную рубашку. Пока он шел в покои невесты, его сопровождали непристойные шутки, которые он выслушивал с улыбкой.

Изабелла полулежала в постели, стянув ночную хлопковую рубашку у горла. Ее мать стояла по одну сторону от нее, а Елена — по другую. Лицо девушки оставалось таким безучастным, что даже Елена испытала предчувствие несчастья.

Толпа напирала, стараясь попасть в комнату позади Уильяма и его сопровождающих и выкрикивая граничащие с грубостью непристойности. Уильям решил, что его ждет нелегкое испытание.

— А теперь покиньте нас! — закричал он, и гул несколько стих.

— Оставить вас? — спросил какой-то пьяный джентльмен. — Но мы здесь для того, чтобы увидеть исполнение супружеских обязанностей.

— Вы ничего не увидите, — прорычал Уильям. — Оставьте нас. — Он окинул всех присутствующих яростным взглядом. — Все!

Елена поспешила от кровати выпроводить присутствующих за дверь. Гости медленно покидали комнату, недовольно ворча.

— И вы тоже, сеньор, — добавил Уильям.

Дон Педро посмотрел на него неодобрительно:

— Но первое исполнение супружеских обязанностей...

— Будут вам доказательства, не сомневаюсь. А теперь оставьте нас. И вы тоже, сеньора.

Домингес и его жена переглянулись, а затем посмотрели на дочь.

— Это было бы самое лучшее, — в первый раз заговорила Изабелла.

Домингес мгновение поколебался, а затем сделал знак жене.

— Поручаю дочь вашим заботам, — сказал он Уильяму.

— Вы оставляете меня с моей женой, сеньор, — напомнил ему Уильям. — И ты тоже, тетя.

— Помни... — сказала она и шагнула за дверь.

Уильям повернул ключ в замке и вернулся к кровати.

— Спасибо, сеньор, — сказала Изабелла.

— За то, что я не впустил толпу? Наблюдение за исполнением супружеских обязанностей не принято в Индии.

— И за это я тоже благодарна, — сказала Изабелла. — Но больше всего за то, что наша супружеская жизнь может начаться в приличной обстановке...

— Сомневаюсь, что это в полной мере возможно, — сказал он. — Должен признаться, что очень хочу вас, но сначала... разве мы не помолимся?

Он встал на колени и подождал. У Изабеллы не было выбора, и она последовала его примеру, соскользнув с кровати по другую сторону так, что он смог увидеть только мелькнувшие из-под покрывала ноги. Девушка встала на колени, положив локти на тюфяк.

Уильям не знал, что сказать, и поэтому молчал. Молчала и девушка. Ее глаза были закрыты, и молодой человек предположил, что она обращается к Богу.

Наконец Изабелла открыла глаза.

— Это так учтиво с вашей стороны, сеньор, — заметила она. — А сейчас, если только вы отвернетесь, я смогла бы вернуться в постель...

— Отвернуться? Драгоценнейшая Изабелла, я пришел смотреть на вас, и очень близко. — Он встал, стянул с себя рубашку и бросил ее на пол.

— Сеньор! — воскликнула девушка. — Вы ведете себя неприлично. — Она бросила быстрый взгляд на его возбужденный член и снова закрыла глаза. — Пожалуйста, наденьте рубашку.

— Я впервые надел что-то, ложась в постель, — сказал Уильям. — И, надеюсь, в последний.

Он встал перед ней. Изабелла снова открыла глаза, все еще стоя на коленях со сложенными на груди руками и глядя только ему в лицо.

— Что вы хотите от меня?

— Ну, конечно, вашу девственность. Но сначала я хочу посмотреть на вас. Снимите рубашку.

— Нет. — Девушка подняла руки к горлу. — Ваше поведение неприлично, сеньор. Я полагала, что вы джентльмен, но сейчас вижу — вы варвар, — сказала она и заплакала.

Но Уильям был слишком возбужден для того, чтобы испытать жалость. Он ухватился за воротник ее ночной рубашки, собираясь стянуть ее, но девушка вскочила на ноги и бросилась на кровать так стремительно, что рубашка разорвалась у молодого человека в руках.

Изабелла вскрикнула и отскочила в дальний конец кровати, съежившись в комочек и придерживая остатки одежды на животе.

Уильям перепрыгнул через кровать и обхватил ее. Она открыла рот от изумления и брыкнулась. Молодой человек засмеялся, поднял ее и опрокинул на кровать. Изабелла плюнула в него, продолжая бороться за кусок прикрывающей ее легкой ткани, который очень скоро полетел в угол комнаты.

Девушка снова вскрикнула, оставшись совершенно голой, и попыталась прикрыться простыней, но Уильям сорвал с нее и простыню. Изабелла осталась обнаженной на голой кровати, потому что подушки тоже полетели на пол.

Уильям схватил ее за бедра и перевернул на спину. Его взору предстало самое прекрасное существо, какое он когда-либо видел. Ее кожа поражала безукоризненной белизной.

Некоторое время она не могла двигаться, устав от борьбы, и глядела на мужа со всей злостью, на какую только была способна.

— Вы чудовище, — наконец выдохнула она.

— Некоторые говорят, что это лучший путь в первый раз, — сказал он и раздвинул ей бедра.

Девушка с трудом дышала, в то время как он ласкал ее, покрывая поцелуями ее живот, затем наклонился, чтобы поцеловать в губы, но Изабелла злобно клацнула на него зубами.

— Отлично, — сказал он, — тогда я найду другие губки для поцелуя. — И схватил ее за ноги.

Она вскрикнула громче обычного, села и впилась ногтями в его бока.

Уильям вскрикнул от боли и машинально взмахнул кулаком. Удар пришелся ей в челюсть, и девушка отлетела на пол, дважды перевернувшись.

В дверь уже стучали.

— Откройте дверь, или я выломаю ее! — Это был Домингес.

— Откроете дверь, дон Педро, — и вы мертвы, — предостерег его Уильям.

Он слез с кровати, подошел и встал над девушкой. Она не потеряла сознания, но явно была потрясена.

— Вставайте, — сердито приказал он.

Она медленно поднялась на ноги, трясясь мелкой дрожью.

По подбородку ее текла кровь из разбитой губы, а возле рта на белой коже уже образовался кровоподтек.

— Извините, — сказал он.

— Подлец, — прошипела она.

— Думаю, что в ваших глазах так оно и есть, — согласился молодой человек, — но во всем виновата моя горячая индийская кровь. А сейчас пришло время покончить с этим фарсом. Ложись, или нужно снова ударить тебя?

Она посмотрела на него уничтожающим взглядом и покорно легла. Уильям поднял две подушки и положил их одну на другую рядом с ней. Затем перевернул ее на живот и положил так, что тело ее выгнулось, а лоно оказалось как раз на подушках.

— О Боже! — воскликнула она. — О Боже, избавь меня от этой участи!

Уильям раздвинул жене ноги и стал на колени между ними, положив руки ей на ягодицы.

— Вы, сэр, подлец, — заявил дон Педро. — Будь моя воля, повесил бы вас на самом высоком дереве острова.

Уильям низко поклонился ему.

— Добрый день вам, сеньор.

Дон Педро уставился на него, на Елену и на свою дочь, которая съежилась в изголовье кровати. Перед приходом отца Уильям разрешил ей накинуть на себя одежду, но растрепанные волосы и усталые глаза свидетельствовали о бессонной и бурной ночи. Да еще и синяк красовался на лице.

Увидев отца, она соскочила с кровати и бросилась к нему, шепча что-то по-испански.

— Что она говорит? — спросил Уильям, который понял всего несколько слов, близких португальским.

— Она умоляет не оставлять ее с вами, но я не могу.

— Она моя жена. — Уильям указал на пятно крови на тюфяке. — Наше супружество освящено церковью и получило логическое завершение в постели. Вы покинете нас или я обвиню вас в похищении.

Домингес колебался, жуя губу. Изабелла, цепляясь за его руку, снова заговорила по-испански.

Елена подошла и встала рядом с девушкой.

— Дон Педро, думаю, вам лучше уйти. За моим племянником все права.

Домингес еще минуту поколебался, затем взял Изабеллу за руки и поцеловал в лоб. Сказав несколько слов, он отстранил ее и вышел из комнаты.

— Нет! — закричала Изабелла. — Нет, папа... — Она подбежала к двери, но там ее встретил Уильям. — Не трогайте меня! — зашипела она.

— Вам необходимо отдохнуть. — Он открыл дверь и позвал двух служанок Елены. — Останьтесь здесь с Блант-агой, — сказал он. — Приведите в порядок постель и уложите мою жену. Пусть поспит. Ни при каких обстоятельствах не оставляйте ее одну... — Он холодно посмотрел на Изабеллу и вышел из комнаты. Елена последовала за ним.

— Все было действительно так плохо, как об этом говорят? — спросила она.

— Она боролась со мной, как дикарка. Но теперь мы муж и жена.

— Я заметила. Но мне кажется, что ты пренебрег моим советом.

— Дорогая тетя, а что мне оставалось делать? Супружество надо было завершить, иначе этот подлец Домингес воспользовался бы своим правом аннулировать его.

— Но теперь она тебя ненавидит. Я вернусь к ней... — Елена посмотрела на племянника. — С твоего разрешения.

Он кивнул и вышел.

Было ясное и прозрачное утро. Легкий ветерок ласкал лицо, обещая прекрасный день. «Первый день моей супружеской жизни», — подумал Уильям с горечью. Казалось, вся колония слышала крики Изабеллы.

Он не собирался причинять ей боль. Но ее вид и мысль, что она теперь принадлежит ему, разбудили в нем дремавшее вожделение, которое оказалось трудно обуздать.

— Вначале с женщиной всегда бывает трудно, — ободрил его Порталадо. — Моя жена пыталась даже убить меня в первую брачную ночь...

— Вы меня очень успокоили, сеньор. Уверен, моя жена непременно убила бы меня, будь у нее оружие.

— Видите, они все вначале ведут себя так, но потом меняются.

Уильям не хотел продолжать этот разговор. Спустившись по ступенькам, он направился к заливу посмотреть на корабли.

Он полагал, что Изабелла не сможет противостоять его ухаживаниям. Она и не противилась ему физически после того непроизвольного удара, но так зажалась, что ему пришлось сделать ей больно, чтобы войти внутрь, и девушка даже заплакала. Когда возбуждение пришло к нему во второй раз и он принялся ласкать ее грудь и ягодицы, она вдруг все затрепетала, закрыв глаза, но когда Уильям снова перевернул ее, опять закричала.

Разве может женщина после таких страданий и питая такую сильную ненависть когда-нибудь полюбить? И все же он мечтал добиться ее любви... Изабелла была той женщиной, которую хотелось любить и лелеять.

Вдруг Уильям почувствовал себя глубоко несчастным. Он долго рассматривал корабли, представлял, что один из них когда-нибудь понесет их с Изабеллой в Англию. Это были первые океанские каракки, увиденные им в жизни, совершенно непохожие на арабские дау в Сурате. Среди них оказался даже один с огромным белым флагом и с красным крестом на мачте.

Но действительно ли он хочет поехать в Англию? А у Изабеллы вообще не было причин желать отправиться в страну, которую она называла варварской. Что ему там делать? Его жизнь и будущее здесь, в Индии. Ему нужно служить Акбару, так же как служили Великим Моголам его предки. Он услышал шуршание шагов по песку, обернулся на звук и увидел незнакомца — высокого худого человека с удлиненным лицом, которое ничуть не оживляла густая борода. Его одежду едва ли можно было назвать элегантной, хотя сбоку на поясе у него висел меч.

— Мистер Блант? — спросил незнакомец по-английски к великому удивлению Уильяма. — Должен попросить прощения за мое вторжение. Я с трудом поверил в свою удачу, когда услышал, что один из самых приближенных к могольскому императору людей сейчас в Диу. Но затем, узнав о цели вашего визита, решил, что до завершения ваших дел не следует докучать вам. Но мне сказали, вы собираетесь уезжать в самое ближайшее время.

— Завтра, — подтвердил Уильям. — Но у вас преимущество передо мной, сэр.

— Мое имя Джон Милденхол.

— И вы из Англии?

— Да.

— Тогда я пожму вашу руку, сэр, — сказал Уильям. — Вы первый англичанин, встреченный мной после моего деда. Вы слышали о нем?

— Нет. Вам интересно знать о цели моего приезда в Индию?

Уильям кивнул.

— Я представляю консорциум лондонских купцов, мистер Блант, которые заинтересованы в торговле с Индией. Мы считаем несправедливым, что португальцы, а сейчас и их хозяева испанцы, держат монополию на торговлю специями, шелком и всем, что идет из этих земель.

— О, они полностью все взяли в свои руки, — сказал Уильям. Он был настроен против испанцев очень решительно.

— Испанцы и португальцы претендуют также на целый континент Америку... И вы, наверное, знаете, что любой наш корабль, встреченный в тех водах, считается пиратским.

— Неужели, сэр?

— Да, это правда. Но Америка варварская страна, без своих правителей, к которым можно обратиться за разрешением на торговлю. Здесь, в Индии, другое дело.

Он замолчал, с надеждой глядя на Уильяма.

— В этой стране, конечно, есть великий правитель, — согласился молодой Блант.

— Чей указ, утвержденный единожды, не может быть опровергнут ни испанцами, ни португальцами! — воскликнул Милденхол с энтузиазмом.

— Вы хотите, чтобы я изложил ваше дело императору? Сомневаюсь, что вам стоит это делать, мистер Милденхол, — сказал Уильям. — Знаете, мой кузен ездил в Англию полвека назад с предложением не только торговли, но и союза моголов с Англией, однако ему во всем отказали.

— Я слышал об этом, — ответил Милденхол. — Но тогда было другое время и другие люди.

— Император наверняка еще помнит это, а вам лучше оставаться здесь и ждать известий от меня.

Милденхол был явно разочарован, но кивнул в знак согласия.

Уильям повернулся, чтобы продолжить прогулку по пляжу, и неожиданно увидел вышедших из кустов троих мужчин. Они направлялись к нему. Молодой человек еще вчера заметил их на свадебной церемонии — это были работники Педро Домингеса.

Милденхол тоже увидел их.

— Вам нужна помощь, сэр? — спросил он.

— Нет, — ответил Уильям.

Он почувствовал, как заиграла его кровь в предвкушении предстоящей схватки. Нельзя было и желать лучшего средства для поднятия настроения.

Милденхол явно нервничал, ожидая, когда эти люди подойдут поближе. Троица на ходу рассредоточилась. Мужчины, отойдя футов на тридцать друг от друга, сурово глядели на Уильяма.

— Доброе утро, — поздоровался он.

— Скажите, сеньор, — начал один из подошедших, — ваше сердце так же черно, как ваша кожа?

— Я слышал, что ваша тетушка величайшая блудница в Индии, сеньор, — продолжил другой. — Это правда? Но тогда нет сомнений, что и сами вы ее пробовали.

Уильям выхватил меч. У его противников были шпаги, которые они немедленно извлекли из ножен.

— Прекратите! — воскликнул Милденхол, подбегая к соперникам и на ходу доставая свой длинный английский меч. — Вы, джентльмены, замышляете убийство.

— Я собираюсь драться, — сказал Уильям.

— Конечно, сэр. Но только один на один.

— Это не ваше дело, англичанин, — бросил один из испанцев.

— Нет, это будет и мое дело, сеньор.

Испанцы переглянулись. В их планы не входило сражаться один на один. Они знали, что Блант — профессиональный воин и несмотря на молодость опытный боец. Кроме того, им было известно, чего стоил этот англичанин. Так что получалось трое на двоих. На это они не рассчитывали.

— Ну и черт с вами! — закричали они и напали. Уильям выступил вперед. Его меч замелькал, парируя первые выпады нападавших. После первой схватки один из нападавших на Бланта испанцев упал на песок. Уильям шагнул ко второму, бросив быстрый взгляд налево, чтобы удостовериться, что Милденхол справится с третьим противником.

Уильям ничего не знал о дуэлях. Он был обучен убивать по возможности быстро.

Второй испанец повернулся к нему лицом, крича что-то на своем родном языке, без сомнения призывая товарищей к себе на помощь. Уильям подбежал к раненому, когда тот уже поднялся на колени, размахнулся мечом и ударил им в то место, где шея соединяется с плечами. Острое, как бритва, лезвие вонзилось в кость, и хлынула кровь. Человек вскрикнул и снова упал на песок.

Внезапность и четкость убийства заставила Милденхола и его противника на мгновение опустить оружие. Второй нападавший на Бланта испанец уже не хотел ничего иного как сбежать поскорее отсюда. Но он замешкался на секунду, что и стоило ему жизни. Уильям поднял оброненную шпагу и, уравновесив ее в руке, метнул так, как учили его метать копья. Удар пришелся испанцу в живот. Он опустился на колени, пытаясь руками зажать рану. На камзоле расплывалось пятно крови.

Уильям был уже возле него. Ударом меча он мгновенно отсек ему голову, покатившуюся по песку.

Уильям повернулся к третьему противнику.

— Ну, а теперь вы, сеньор, — сказал он.

Испанец посмотрел на него, затем на Милденхола и, бросив шпагу, со всех ног помчался в сторону деревьев.

— Благодарю вас, — сказал Уильям англичанину.

— Вы не нуждались в моей помощи, — признался англичанин. — Я никогда не видел такого жестокого боя. Все воины Акбара сражаются так?

— Так их обучают. Но в любом случае, нужна была мне помощь или нет, вы ее оказали. Я беру свои слова обратно и приглашаю сопровождать меня в Агру. Однако я передумал относительно времени нашего отъезда. Будьте на причале через два часа.

Он подошел к испанцу, которого повалил первым, и тоже отсек ему голову. Затем вытер меч об одежду убитого, вложил его в ножны и взял головы за волосы, по одной в каждую руку.

Милденхол на мгновение потерял дар речи.

— Можно спросить, что вы намерены делать с этими головами? — выдавил он из себя наконец, проглотив ком в горле.

— Отдам их тому, кому они принадлежат, — сказал Уильям и ушел.

Народ выглядывал из окон и дверей, когда Уильям Блант нес в руках головы, с которых еще стекала кровь. За спиной он слышал шепот, но никто не решался заговорить с тук-баши гвардии императора. Только Талас Али сзывал своих людей.

— Вам не следует ходить одному, Блант-сахиб, — предостерег он.

— Я был не один, — ответил ему Уильям.

Он направился к складам Домингеса, в дверях которых стоял сам испанец, и бросил головы к ногам тестя.

— Тела ваших слуг ждут захоронения, — сказал он. — Вы найдете их на берегу.

Обеспокоенная Елена стояла на крыльце дома губернатора.

— Ты ранен?! — подбежала она к Уильяму, увидев бурые пятна на его накидке.

— Это не моя кровь, тетя.

— Ну, что мне сказать? — оправдывался Порталадо. — Я не знал, что дон Педро строил такие планы, клянусь вам.

Его выдало то, что он назвал имя испанца, но Уильям не собирался продолжать ссору.

— Мы покидаем вас немедленно, — сказал он. — Талас, приготовь суда. И приготовь место для англичанина. Он поедет с нами.

Уильям взбежал наверх и открыл дверь спальни. Изабелла в ночной рубашке была еще в постели. Служанки поклонились хозяину.

— Одевайтесь, — приказал Уильям жене. — Мы тотчас отправляемся в Агру.

— Убийца! — бросила она ему. — Вы пришли ко мне с руками, обагренными кровью!

Молодой муж посмотрел на нее. Торжество поединка все еще играло в его крови.

— Я передумал, — сказал он служанкам, которые готовили одежду для госпожи. — Возвращайтесь через пятнадцать минут.

Они переглянулись и, хихикая, поспешили из комнаты. Уильям снял перевязь меча и опустил его на пол.

— О Боже! — закричала Изабелла. — Сеньор, умоляю вас, простите меня.

— Вы моя жена, и ваш вид возбуждает меня. Уильям скинул одежду. Она встала на колени, молитвенно сложив руки.

— Мне больно, сеньор... мне больно.

Он встал над ней. Жена упала ничком.

— У вас нет ни капли жалости? — простонала молодая женщина.

Жалость. Уильям никогда не думал о ней раньше. Это не то чувство, от которого пришли бы в восторг моголы.

Он схватил Изебаллу за плечи и поднял ее. Вся напрягшись, она посмотрела на него.

— Я пришлю вам служанок, — сказал он и поцеловал ее в лоб.

Слоны и эскорт ожидали их на противоположном берегу залива.

Уильям с тетей сели в первый хаудах, Изабелла — во второй с двумя служанками, а Милденхол — в третий.

— Она, кажется, немного успокоилась, — прошептала Елена.

Уильям ухмыльнулся:

— Я начал за ней ухаживать.

Он был сама галантность, когда караван остановился на ночлег.

— Вы можете спать одна, — сказал он жене. — Уверен, вы очень устали.

Он поговорил с Милденхолом и Еленой и отправился в свою личную палатку, предварительно приказав служанкам не спускать глаз с его жены всю ночь.

На следующий день видели, как Изабелла смеялась над ужимками обезьян, прыгающих с дерева на дерево. В полдень Уильям сел с ней в один хаудах, а служанки были отправлены в другой.

Он решил провести эту ночь с ней, но когда разбивали лагерь, готовясь к ночлегу, послышался стук копыт. Через несколько минут к ним подскакал тавачи в сопровождении четверых воинов.

— Блант-сахиб! — закричал тавачи. — Благодарение Аллаху, я нашел вас!

— Что случилось? — Уильям недовольно посмотрел на прибывших, которых стали окружать его люди.

— Вам надо вернуться в Агру как можно скорее, Блант-сахиб. Это приказ падишаха.

— Мне одному? — Неужели его арестовывают?

— Вам и людям, которых можете собрать, Блант-сахиб. Падишаху нужно как можно больше людей.

— О Боже! — воскликнул Уильям.

— Что будешь делать? — спросила Елена.

— Поскачу к Акбару с восьмьюдесятью моими людьми. Талас Али останется командовать здесь и обеспечит вашу безопасность.

— А твоя жена?

Уильям посмотрел туда, где его ждала Изабелла, раскрыв рот от испуга.

— Я оставляю жену на твое попечение, тетя. До тех пор, пока мы не встретимся снова.