Черт.

Николь умела готовить.

Возможно, я просто давно не ел ничего по-настоящему домашнего, но приготовленная ею мексиканская вкуснятина была лучшим блюдом на моей памяти. Когда она сказала «рис с фасолью», я предположил, что это будет полуфабрикат из коробки, но она явно от начала и до конца готовила все сама, вплоть до свежего перца чили.

Это было феноменально.

Хотя мой разум был не особо заинтересован в еде, тело цеплялось за ощущения, вызываемые вкусом теплого соуса и овощей. Я наполнил желудок тремя порциями и добавкой риса.

– Когда ты ел в последний раз? – спросила Николь с улыбкой, когда я заканчивал третью порцию.

– После игры, – ответил я.

– Сегодня была игра?

– Нет. Прошлым вечером.

– Так я была права, ты сегодня весь день ничего не ел?

Я покачал головой.

– Неудивительно, что ты так проголодался, – улыбнулась она.

– Думаю, все дело во вкусной еде, – ответил я.

– Спасибо. Я положу тебе немного в контейнер, и ты сможешь взять с собой.

– Правда?

– Да, правда.

На мгновение я задумался, какие вопросы повлечет за собой наличие в нашем холодильнике остатков домашней еды. Папа, похоже, не был против, чтобы Николь делала за меня домашку, но у меня было такое чувство, что он воспримет готовку, как переход через некую черту.

– Наверное, это не очень хорошая мысль, – сказал я.

– Ты довольно быстро передумал, – отметила Николь.

– Ну… – мозг заметался в поисках правдоподобной причины. – Если ее увидит мой папа, то захочет узнать, откуда она взялась. И впоследствии может случайно упомянуть об этом при твоем отце. Ведь твой работает на моего. Понимаешь ли…

– Да, наверно, ты прав, – согласилась она.

Она начала убирать со стола остатки еды и собирать блюда. Я прихватил наши тарелки и отнес к раковине. У нее не было посудомоечной машины, поэтому она мыла, а я вытирал все полотенцем. Голова снова начала затуманиваться – я мысленно видел маму: вот она готовит и моет посуду, а я сижу за столом и ем свежеиспеченное печенье или просто читаю комиксы в газете...

Разложив посуду по местам, Николь спросила, не хотел бы я посмотреть телевизор. Мы устроились на диване в гостиной, но я едва сдерживался, чтобы не прикрыть глаза, пока она переключала каналы в поисках чего-то стоящего. Похоже, проспав большую часть дня, я чувствовал себя еще более уставшим, чем если бы вообще не спал. Я ощущал измотанность, хотя была суббота и лишь половина одиннадцатого, а я недавно проспал, по меньшей мере, четыре часа.

– Тебе стоит пойти в кровать, – сказала Николь.

Она выключила телевизор и повела меня назад, вверх по лестнице. Порывшись в высоком, узком шкафу в коридоре, выудила зеленую зубную щетку в заводской упаковке и вручила мне вместе с маленьким дорожным тюбиком зубной пасты и фиолетовой мочалкой.

– Тебе нужно что-нибудь еще?

– Не думаю, – сказал я.

Пару раз моргнув, когда в голове начал заново прокручиваться день, механически зашел в ванную, умылся и почистил зубы. Глянул на себя в маленькое круглое зеркало, стараясь понять, кто передо мной. Не получив ответа у своего отражения, я безуспешно попытался усмирить волосы, бросил эту затею и вернулся в комнату Николь.

Переодевшись в футболку и спортивные штаны, она печатала что-то за компьютером. Посмотрев на меня, прикусила нижнюю губу и, еще пару раз щелкнув мышкой, выключила компьютер. Я стоял в дверях, не зная, что делать. Николь выглядела взбудораженной, и я задумался, не сделал ли чего-нибудь, что могло опять ее разозлить, но ничего не смог вспомнить.

– Что-то не так? – в итоге спросил я.

Николь натянуто улыбнулась.

– Нет, вообще-то ничего – просто чувствую себя слегка виноватой.

– Виноватой? – переспросил я. Понятия не имею из-за чего бы ей чувствовать себя виноватой.

– Да, ну… – она глубоко вдохнула и выдохнула через рот, после чего встала и жестом пригласила меня лечь в кровать. Я повиновался, и она села рядом со мной.

– Расскажешь? – тихо спросил я, вновь устроившись на подушке. Она еще раз вздохнула и, начав теребить свои пальцы, заговорила.

– Весь сегодняшний день мне было обидно за себя, – сказала она. – Прошлой ночью я разговаривала с мамой: она рассказывала про свои поездки и о множестве интересных вещей, которые с ней происходят. И меня взбесило, что я нахожусь здесь, а не там, с ней. Я очень по ней скучаю.

Она вновь повернула ко мне голову.

– А потом я нашла тебя, – мягко продолжила она, – и поняла, что мои сетования были вроде как незначительными по сравнению с твоей ситуацией. По крайней мере, я могу ей позвонить… или отправить электронное письмо.

– Почему ты просто не отправишь ей сообщение?

– У меня нет смартфона, – сказала Николь. – У меня обычный телефон, с которого можно лишь звонить. Я придерживаюсь общения по электронке.

Она кивнул в сторону компьютера, и я задался вопросом, не этим ли она занималась каждый вечер, когда я видел ее в окне. Я почувствовал, как ее рука прошлась по моим волосам, а затем она встала.

– Я буду на диване внизу, – сказала Николь и пошла к двери. – Дай знать, если тебе что-то понадобится.

– Николь? – окликнул я. У меня сдавило в желудке и груди. – Ты не останешься со мной?

Ее глаза чуть сузились. Знаю, как, должно быть, прозвучала моя просьба, но я не это имел в виду. Я не хотел оставаться в одиночестве. Это странно, потому что в этот день я всегда был один и никогда не задумывался об этом раньше. Но сейчас мне просто хотелось, чтобы Николь была рядом.

– Клянусь, с моей стороны не будет никаких поползновений, – сказал ей. – Совсем ничего – обещаю.

– Ты хочешь, чтобы я прилегла с тобой?

Облеченная в слова эта дурацкая просьба была чересчур нелепой, и я подумал, какого черта мне пришло в голову, что она вообще ее рассмотрит. Тем не менее, я все же кивнул, полагая, что хуже уже не будет. Если она скажет «нет», то все равно будет спать на диване, как и собиралась.

Разве что стало бы хуже от самого понимания, что она отказалась.

Я закрыл глаза, не желая до конца своих дней визуально помнить, как она произносит эти слова, даже если буду слышать их снова и снова. В следующее мгновение я ощутил, как она снова села на край кровати, но на этот раз, дергая одеяло и протискивая под него ноги.

Я отодвинулся подальше, чтобы освободить для нее место, и следил за каждым движением, пока она ложилась рядом и устраивала голову на подушке. Наблюдал, как она собрала одной рукой волосы и придержала их у затылка, чтобы они ей не мешали.

Смотрел, как она тщательно разглаживала поверхность одеяла, пока оно не укрыло нас полностью, и как она продолжала опускать глаза – не глядя на меня – пока устраивалась.

Раньше я никогда не был с девушкой в постели. В раздевалке, на задних рядах школьных автобусов, за трибунами, на заднем сиденье машины – да, но в кровати – никогда. Это казалось странным, но вовсе не в плохом смысле. И – что особенно не поддавалось осознанию – я совершенно не был возбужден, хотя, если задуматься, отчасти это могло быть из-за даты. Мой настрой был не совсем нормальным. Так или иначе, создавшаяся ситуация ничуть не была сексуальной. Она была теплой, уютной и безопасной.

Поколебавшись, я протянул руку и коснулся ее талии. Ее глаза чуть расширились, когда я обхватил пальцами ее спину, придвигая поближе к себе. Она сохраняла настороженное выражение лица.

– Так нормально? – спросил я и вновь почувствовал, как все внутри напряглось в ожидании ее реакции.

– Нормально, – ответила она и положила руку на мое предплечье. Почти так же, как когда мы танцевали на банкете.

Я закрыл глаза, откидывая голову на подушку и ощущая тепло, исходящее от тела Николь, лежащей рядом. В голове снова замелькали видения: черника, перчатки, полицейская машина, страх, боль – но когда я вздрогнул от воспоминаний, рука Николь пробежала по моей коже, и затем вверх, к волосам. Она гладила меня по голове, и когда давние образы двадцать третьего сентября прокрутились в моей голове в последний раз за этот день, я открыл глаза.

Она смотрела на меня со слабой, печальной улыбкой. Мои пальцы чуть усилили хватку на ее коже, удерживая ее покрепче, в то время как мозг запоминал все, что я видел. И когда мои глаза снова закрылись, перед ними повторился сегодняшний день, заканчиваясь образом насыщенно-голубых ирисов глаз и ощущением тепла и безопасности.

*** 

Я проснулся после самого мирного сна в своей жизни.

Окутанный ее запахом, я медленно открыл глаза, и губы сами собой растянулись в улыбке. Николь лежала спиной, прижавшись к моей груди, а мой нос зарылся в ее волосы. Я по-прежнему обнимал ее, а она накрыла мою руку своей, крепко сжимая пальцами тыльную сторону моей ладони. Закрыв глаза, вдохнул через нос и выдохнул через рот.

Чуть склонив голову, открыл глаза и постарался заглянуть в ее спящее лицо. Ракурс был не очень удачным, и вместо этого я посмотрел вниз, на ее тело. Мои пальцы лежали на обнаженном участке ее кожи, где чуть задрался край футболки. Я постарался не обращать внимания на то, как ее груди поднимались и опускались в такт мерному, спокойному дыханию.

Прочь, утренний стояк...

По пробивавшемуся в окно солнечному свету я понял, что уже довольно позднее утро – во всяком случае, по моим стандартам. Почувствовал было волну паники, но отогнал ее. Во-первых, я ничего не мог с этим поделать. А во-вторых…

Ну…

Чем бы мне не грозила пропущенная утренняя пробежка, возможность остаться тут чуть подольше того стоит.

Я прикрыл глаза и откинулся на подушку, получая удовольствия от того, что просто слушаю ее дыхание, запоминая и наслаждаясь ощущением ее тела рядом с моим. Периодически шевелил пальцами, чтобы почувствовать электрический импульс, проскальзывавший при соприкосновении с ее кожей. Ее волосы щекотали мой нос, но я не двигался.

Как бы сильно мне этого не хотелось, я знал, что это не продлится вечно.

Стрелки на часах двигались слишком быстро, пока я впитывал ощущения, ее образ и обволакивающий запах. В конце концов, Николь зашевелилась, еще сильнее щекоча мне нос, двигаясь и распрямляя шею на подушке. Ее ресницы затрепетали, когда она открыла глаза, а ее хватка на моей руке усилилась, когда она повернулась ко мне лицом.

Даже с сонными глазами и зевая после пробуждения, она была прекрасна. Ее волосы разметались по подушке и простыням, словно были безумным, диким животным, атакованным практикантками-первокурсницами салона красоты, но она по-прежнему была самым восхитительным зрелищем из всех мною виденных.

Я просто уставился на нее, впитывая все это, пока не осознал, что делал.

– Привет, – сказал я, внезапно смутившись. Быстро отвел глаза, но не мог удержаться, чтобы вновь на нее не посмотреть.

– Привет, – ответила она и слегка улыбнулась. – Как ты?

Хороший вопрос.

Я пожал плечами.

– Лучше, – сказал я, вновь слегка напрягаясь: хотелось бы мне дать ей ответ получше. Она так много сделала для меня вчера, а я даже не…

Блядь.

– Эм… ты не… я имею в виду… черт, – я повернул голову и уткнулся лбом в подушку. Сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем вновь посмотреть ей в глаза. – Вчера ты и правда много сделала для меня.

Она одарила меня еще одной улыбкой Моны Лизы.

– Ты не обязана была этого делать, – продолжил я. Повернул голову и на секунду закрыл глаза, затем вновь посмотрел на нее. – Спасибо.

– Пожалуйста, – мягко ответила она.

Моя рука двинулась вверх, через край майки, к середине ее спины, и впервые за всю ночь я осознал, что на ней нет лифчика. Девчонки что, обычно снимают его перед сном? Вероятно, да. Иначе вряд ли бы им было комфортно.

Я старался не думать о том, что ее тело прижимается к моему и о том, что, я был уверен, ее соски упирались мне в грудь. Если бы я об этом задумался… ну… я просто не хотел испытывать удачу. Не сейчас.

Не говоря уже о том, что шериф Скай сегодня должен вернуться домой.

– Мне, наверное, пора, – сказал я, ненавидя слова, только что сорвавшиеся с моих губ. – Не думаю, что захотел бы увидеть, как твой отец сейчас входит сюда.

Бледные щеки Николь покрылись багряным румянцем.

– Скорее всего, нет, – согласилась она. – Хотя он вряд ли вернется до полудня.

Я еще раз глянул на часы на ночном столике, они показывали четверть девятого. Интересно, достаточно ли сильное у папы было похмелье, чтобы задержать его в постели. Глубоко вздохнул. Если мне удастся попасть домой до того, как он проснется, то я смог бы подготовиться, и он бы даже не узнал.

– Мне все же надо идти, – тихо сказал я.

– Хочешь сначала позавтракать?

Боже, да.

– Я, пожалуй, просто пойду.

Она слегка кивнула.

Я не сдвинулся с места.

Мои пальцы вновь порхали по ее коже, и, взглянув в ее глаза, я почувствовал, как сердце в моей груди заколотилось. Ее лицо было лишь в паре дюймов от меня, а мой взгляд был прикован к ее губам. Раскрытая ладонь Николь упиралась мне в грудь, и я ощущал слабое сопротивление кончиков ее пальцев. Облизал свои пересохшие губы.

Много-много раз было такое, что я смотрел на какую-нибудь девчонку и хотел почувствовать в ней свой член: у нее во рту, в киске – без разницы. Я целовал ее, поскольку это было средством для достижения цели – кончить. Я и ее доводил до оргазма, потому что это выглядело вроде как вежливостью с моей стороны, но, тем не менее, основная цель оставалась прежней.

Но это… Это было чем-то другим.

Я просто хотел поцеловать ее.

Быть ближе к ней.

Продолжать касаться ее.

Остаться с ней.

Никогда, ни за что не покидать.

Если бы кто-то сказал мне, что я могу остановить время – остаться прямо здесь и сейчас, чувствуя именно то, что чувствую, но за это никогда уже не смогу кончить – я бы согласился не раздумывая.

– Мне нужно идти, – сказал я, и хотя у меня было большое искушение сдаться и остаться на месте или принять ее предложение позавтракать, невзирая на чертовы последствия, я знал, что мне следует уйти, пока хватает здравомыслия. Я медленно убрал руку с ее талии, заставляя себя вылезти из-под одеяла и отправиться за одеждой.

Моя свежая и хрустящая после сушилки сорочка висела на вешалке. Я даже не заморачивался на то, чтобы застегнуть ее на все пуговицы. Просто продел голову в петлю ослабленного галстука – только для того, чтобы не нести его в руках. Держа туфли в руках, я съежился, ступая босыми ногами по гравиевой подъездной дорожке к своей машине.

По крайней мере, штаны были сухими.

Закинул свой, вероятно, испорченный свитер на заднее сиденье джипа вместе с носками и туфлями, после чего обошел машину, направляясь к водительскому месту. Раздался сигнал автомобиля, и я увидел, как мимо проехал Клинт Оливер, махая мне рукой и широко улыбаясь. Вяло махнул ему в ответ, залез в машину и отправился домой.

Я ни о чем не думал.

Все мое внимание было сконцентрировано на том, чтобы добраться до дома и постараться незамеченным попасть к себе в комнату. Я припарковался и пошел к двери, озираясь по сторонам. Мерседес папы был в гараже, было около девяти утра. Шансы, что он все еще спит, были невелики, но такое было возможно. Сделав медленный, глубокий вдох, я как можно тише открыл дверь и заглянул внутрь.

Тишина.

Пока все шло хорошо.

Из-за угла я заглянул в гостиную, но не увидел его. Не было его и на кухне. На цыпочках прошел по коридору, вверх по лестнице и прямиком к двери своей спальни.

– Где нахрен тебя носило?

Дерьмо.

Я замер на месте.

Я был близок, так близок к двери своей спальни. Он уже был зол. Насколько сильно он разозлится, если я просто подбегу к двери и захлопну ее за собой?

Это не сработает.

Я ни за что не успел бы вовремя ее запереть. Даже если бы и смог, мне бы пришлось когда-нибудь выйти, а это было бы еще хуже. Он мог бы даже просто выломать дверь, и тогда бы у меня не осталось единственного нормального барьера между нами.

Дерьмо.

– Я задал тебе гребаный вопрос, засранец!

На секунду я закрыл глаза, прежде чем развернуться к нему лицом.

Его волосы на голове были приплюснуты с одного бока и торчали с другого. Обычно ясные синие глаза были налиты кровью и прищурены, а руки сжались в кулаки. Лицо исказилось, челюсти были стиснуты, он тяжело дышал ртом.

Нехорошо.

Совсем нехорошо.

Отступив на шаг назад, плечом я ощутил угол двери.

Правильно подобрал слова Шекспировский Гамлет: «Выражение лица скорее печальное, чем злое» – я отлично знал, что папа не сердился на меня за то, что я поздно вернулся домой. Просто его скорбь и боль от того, что я сделал, была сильнее, чем он мог вынести. Так или иначе, единственное, что позволяло ему облегчить эту боль, – срываться на мне.

Теперь надо сосредоточиться и принять неизбежное.