Болезнь у заключенных, которую поначалу приняли за отравление от сосисок на завтрак, позднее была идентифицированных как грипп, поэтому меня определили в общую группу заключенных на постоянной основе, чтобы освободить место для больных. Я остался в той же камере строгой изоляции, и снаружи всегда был охранник, но, по крайней мере, меня не приковывали наручниками к кровати. Мне даже разрешили позаниматься в тюремном спортзале на крыше здания в свободное время, которого было не так много.

Спортивная площадка треугольной формы на самом верху здания была заполнена заключенными, забивающими мячи в баскетбольные кольца, курящими и просто общающимися друг с другом. Из меня был так себе баскетболист и в лучшие дни, да и в последнее время у меня было не слишком много хороших дней, поэтому я сидел у стены и пялился поочередно то на пасмурное небо, то на цемент под моими тюремными кроссовками.

Голова кружилась от недосыпа до такой степени, что я закрыл глаза и попытался остановить подступающую тошноту, сглатывая вновь и вновь. Это немного помогло, но все же недостаточно. Я думал о моей собаке, О́дине, и мне стало интересно, смогу ли я заснуть, если его пустят ко мне в камеру.

Его должна была забрать Лиа, как обещал один из арестовывавших меня офицеров. Она хорошо о нем будет заботиться – я в этом не сомневался. Лиа ему очень нравилась. Он привязался к ней практически с того момента, как она легла в мою кровать, как я увлекся ей.

— Арден, верно?

Я открыл глаза и посмотрел на очень мускулистого, тридцать с небольшим, парня мусолящего сигарету с заметным мексиканским акцентом, но не узнал его. Не было никаких оснований отвечать ему, поэтому я ничего и не ответил. Это его не остановило, и он сел рядом со мной.

— Я как-то раз видел тебя, — сказал он. — Мое имя Пабло. Я перевозил снег (кокаин) для твоего босса, пока меня не поймали за хранение с намерением сбыта. Приговорили к лишению свободы от шести до десяти лет, но они все еще не удосужились перевести меня в «Марион1».

Я все еще никак не мог его вспомнить, но его история показалась мне знакомой. Где-то около года назад арестовали троих парней, и я предполагал, что он, должно быть, один из них. Но я до сих пор не понимал, как его связь с бизнесом Моретти могла явиться причиной его признания. В любое время здесь можно было найти, наверное, парней двадцать, которые, так или иначе, имели отношения к организации.

Как бы то ни было, Пабло продолжил говорить.

— Я слышал, почему ты здесь оказался, — сказал он.

Наклонившись вперед и положив руки на колени, я медленно и глубоко вздохнул. Я заметил, что цемент под моими кроссовками растрескался, и слегка поддел его пальцем, чтобы отбросить отбившийся кусок прочь.

— Я здесь уже все знаю, — сказал Пабло, — так что, если у тебя есть какие-нибудь вопросы или еще что-нибудь нужно…

Его голос затих, стоило мне вздохнуть и мрачно на него посмотреть.

На его предплечье я заметил шрам, полученный, скорее всего, ножом в драке, а мозоли на ладонях указывали на того, кто любил проводить свободное время, тягая штангу и доказывая, что у него было больше тестостерона, чем у кого-либо еще в спортзале. Но выпирающий живот и сигареты давали понять, что он явно не придерживался здорового образа жизни. Он был, скорее всего, одним из тех, кто просто любил похвастаться сколько раз он мог выжать штангу лежа.

— Я что, похож на того, кому есть до этого дело? — спросил я его.

Он остановился и нервно облизал губы.

– Нет, — признался он, заглядывая в карман, чтобы вытащить другую сигарету. — И все-таки, если тебе что-нибудь понадобится, я тебе помогу. Во всяком случае, пока я здесь.

Мои глаза прошлись по нему. Его торс был достаточно мощный, но ноги были не такими сильными. Он или делал много упражнений на подъем и занимался физическим трудом, или он просто ненавидел делать приседания, поэтому не натренировал свои ноги так же хорошо, как руки. У него было множество скучных татуировок, которые, очевидно, делал начинающий художник, вероятно, в обмен на кокс, и коротко обрезанные черные, жирные волосы.

Я следил за сигаретой, у него во рту, и подумал, чем, интересно, сейчас занимается Джонатан. Тотчас всплыли четкие воспоминания, как я стоял, прислонившись спиной к стене гаража, чтобы украдкой покурить сигареты с молоденьким рядовым из моего отряда.

— Есть лишняя сигаретка? — спросил я.

— Конечно, — ответил Пабло.

Он протянул мне сигарету и коробку спичек. Было слишком ветрено, чтобы использовать спички, поэтому он передал мне свою сигарету, чтобы я смог прикурить. Дым опалил мои легкие, и было в этом что-то очень знакомое и в то же время давно забытое. Пришлось сделать несколько попыток, прежде чем я приноровился снова затягиваться сигаретой.

Пабло все время, пока я не скурил сигарету и не искрошил ее в трещину в цементе под моими кроссовками, молчал. Я в течение минуты пытался восстановить нормальное дыхание, в то время как мои легкие старались вспомнить, как бороться с дымом и всем остальным дерьмом, которое напихано в сигареты.

— Будешь еще?

— Не сейчас, — ответил я. — Спасибо.

— Дай мне знать, — сказал Пабло. — Если захочешь, я могу тебе достать еще.

Я кивнул. Хотя и не был уверен, действительно ли я захотел бы повторить. Легкие все еще горели, и я пару раз кашлянул, что заставило Пабло тихо засмеяться. Он пожал плечом, когда я, подняв бровь, посмотрел на него.

— Теперь ты меня убьешь за то, что я считаю это смешным? — спросил он.

Раньше – в другие времена – я бы так и сделал. Ну, во всяком случае, рассмотрел бы такую возможность. Но в данный момент я находился не совсем в здравом уме. Разумеется, у меня при себе не имелось пистолета, и, хотя я был совершенно уверен, что тем или иным способом мог бы без особых проблем достать заточку, это был достаточно грязный способ устранения. Если бы я хотел убить Пабло, это должно было быть сделано моими собственными руками, и даже тогда была бы слишком большая трата усилий с моей стороны из-за какого-то смешка.

— Нет, — в конце концов, сказал я, — я сейчас не в настроении.

Он в очередной раз засмеялся, но на этот раз это был нервный смех. Он, кажется, понял, что то, что я сказал, на самом деле не было шуткой, и ему было бы лучше вспомнить кто я такой. Возможно, я немного заблудился внутри себя, но больше никому это не нужно было знать.

— Значит, мне повезло, — наконец сказал Пабло, коротко выдохнув через нос. — И все же, пока я здесь, то могу помочь, если тебе что-нибудь понадобится. Хочешь травку?

— Я с этим дерьмом не связываюсь, — сообщил ему. Даже когда мое подразделение нуждалось в небольшом уходе от действительности, и можно было тайком покурить немного травки, я никогда этим не баловался. И никогда не останавливал других, но мне совсем не нравилась идея самому потерять контроль. Даже выпить больше пары бутылок пива или стакана хорошего скотча было для меня редкостью.

— Ну, если что-нибудь надумаешь, я рядом, мужик.

— Спасибо, — я этого не хотел, но ответ вылетел автоматически. Мне было наплевать на какого-то наркокурьера и на то, что он мог пронести в мою гребаную тюремную камеру. Возможно, он считал себя здесь полезным для всех и каждого, но не для меня.

Я ничего не хотел.

Спустя час мы все вернулись в общую зону, которая не была тем местом, где бы мне хотелось находиться. Поэтому, в связи с отсутствием каких-либо вариантов получше, я направился в свою камеру и встал, прислонившись головой к торцевой стене, откуда мог видеть из окна улицу.

В архитектурном плане здание тюрьмы было довольно странным. Оно было треугольной формы, а не обычной прямоугольной, и с улицы люди видели расположенные на всем двадцати семи этажном здании узкие двухметровые окна камер. Многие сравнивали стороны здания с устаревшими перфокартами из-за оконных прорезей на светло-желтых цементных стенах.

Я не знал точно, на каком этаже находился, но мог сказать, что довольно высоко – а именно в верхней половине почти тридцати этажного здания. Посередине узкого окна сверху вниз был установлен металлический прут на тот случай, если кто-нибудь был достаточно сумасшедшим, чтобы попытаться сбежать с такой высоты. Сумасшедшие или нет, но некоторые пытались, а парочка даже в этом преуспела. Вид из моего окна, обращенного на юг, был отстойный. Я мог видеть библиотеку Гарольда Вашингтона, но это не меняло дела. Все классные вещи были на севере и востоке.

Я повернулся к кровати с простой белой простыней и одной подушкой. Один только взгляд на нее вызвал в моем теле теплое, сонливое настроение. Я несколько раз медленно моргнул, еле передвигая ноги, и тяжело плюхнулся на край кровати.

— Не спи, — сказал я сам себе, когда матрас оказался под моей задницей.

Мне не нужно было проверять ярлыки, чтобы понять, что этот матрас не был известной торговой марки. Пружины сквозь него пока не утыкались мне в спину, но все было в одном шаге от этого. По крайней мере, пахло сильным моющим средством, а не чем-то более неприятным.

Я лег на спину и повернулся на бок. Усталость продолжала растекаться по моему телу, и, несмотря на мое желание оставаться в сознании, я знал, что проиграл эту битву.

— Не спать.

Снова, блядь, я разговариваю сам с собой.

Переворачиваясь с надеждой, что движение само по себе будет держать Песочного человека2 подальше от меня, я услышал, как пружины подо мной застонали в знак протеста. Это сразу же мне напомнило еще одну маленькую, дерьмовую кровать в самом сердце аризонской пустыни. В моей голове всплыли ритмичные звуки скрипящей кованой кровати, когда я вколачивался в Лиа.

Моя рука освобождает ее шею, и я хватаю девушку за волосы.

— Мой член чувствует себя так хорошо, трахая тебя, — рычу я в ее ухо. — Тебе нравится? Да?

Стон – единственный ответ, который я получаю, но этого достаточно.

Я резко вхожу в нее, на мгновение удерживаю себя глубоко внутри, а затем медленно, почти полностью, выскальзываю. Я бы вышел полностью, но в таком положении слишком затруднительно будет обратно возвращаться внутрь нее, не встав вновь на колени, а мне нравится, когда она, вся распластанная, так лежит подо мной.

Ей тоже нравится.

— Ты знаешь, как легко было бы, — стону я, и мой голос звучит тяжело и хрипло в ее ухо, — трахнуть тебя в задницу в таком положении?

Чувствую, как она напрягается, а на ее шее и плечах появляются мурашки. Я слегка улыбаюсь – она раньше никогда не принимала член в свою попку. Мои губы прижимаются к ее коже ниже уха.

— Не в этот раз, — шепчу я, и чувствую, как она ненадолго расслабляется подо мной.

С Лиа у меня никогда не было ничего, кроме традиционного секса. Пока она оставалась в той хижине, я столько раз ее трахал, но никогда не брал в попку. Кроме того единственного комментария, когда она была подо мной, и я совершенно не думал об этом. Я бы поимел ее так, как она бы захотела, но в отличие от любых других женщин, с которыми я когда-либо был, мой член нацеливался только на ее киску.

Потянувшись к голове, я схватил тонкую подушку и подтащил ее к груди. Она пахла чем-то вроде дешевого моющего средства с примесью хлорки, но я, прижавшись к подушке щекой, постарался не обращать внимания на жжение в носу. Мне хотелось воссоздать чувство, которое у меня было, когда я проснулся в то утро, лежа головой на животе Лиа, а ее рука перебирала мои волосы. Я ненадолго прикрыл глаза и сразу почувствовал, что сознание попыталось от меня ускользнуть.

— Еще нет, — прошептал я в пустой комнате. — Сначала она должна занять все мои мысли.

Может быть, тогда мне приснилась бы Лиа. Это ведь возможно, не так ли? Все мои сновидения начались снова сразу после того, как я покинул ту хижину, так что – я не могу вызвать в воображении сон о ней?

— Пожалуйста!

Я представил себе, как бы ощущалась ее кожа под моими руками и то, как она пахла на следующий день – как она была со мной всю ночь. Вспомнил звук ее учащенного дыхания и тихих стонов, когда я в первый раз вошел в ее тело. Я все еще мог почувствовать ее язык в своем рту после того, как утром она позаимствовала мою зубную щетку.

Я пытался наполнить свои мысли воспоминаниями о ее грустной улыбке, когда она взглянула на меня через плечо и поднялась по ступенькам в автобус. Она не хотела, чтобы я отвез ее к дому матери, и я в любом случае не смог бы надолго оставить свой пост, чтобы это сделать.

Она просто была девушкой, потерявшейся в пустыне.

Она не должна была ничего значить для меня.

Вернувшись в Чикаго, я попытался все забыть – особенно заблудившуюся девушку, которую уложил в свою постель и подпустил слишком близко к своему сердцу. Я занимал себя работой и проводил время со шлюхой, но все же понимал, что на самом деле потерял себя в том домике в пустыне – потерял себя в ее глазах и также между ее бедер. Эта потеря была тем, что толкнуло меня через край и привело на эту узкую кровать в крошечной камере, точно так же и Лиа очутилась в моей кровати в тесной хижине.

Я не мог больше удержаться и не спать, и, зная, что мои шансы на успех равны нулю, все же продолжал пытаться с этим бороться.

И проиграл.

Сны пришли снова.

И я проснулся от собственного крика.

* * *

— У тебя гости, Арден.

Слова пронеслись в моей голове, но я не нашел их очень интересными. Я был гораздо более сосредоточен на попытке удержать воспоминания о мягких, темных волосах в моих пальцах и то, как моя душа, казалось, расслабилась около Лиа, пока моя голова лежала на ее животе.

— Давай, Арден, у тебя назначена встреча.

Не помню когда точно, но в какой-то момент парочка охранников и начальник блока пришли и потащили меня в одну из приватных комнат для свиданий. Вокруг запястий защелкнули наручники, а потом другие их концы закрепили на подлокотниках стула. Я слегка приподнял руки, но они не могли сдвинуться далеко.

Я вжался в пол подушечками пальцев ног и попытался сдержать панику из-за лежащих на запястьях наручников, но это действие недостаточно меня отвлекло. Я отчаянно пытался думать о чем-нибудь другом, чтобы отвлечься от того, что меня обездвижили. Я представлял, что буду делать, если зачешется нос. Вспоминал последний футбольный матч, который я смотрел, и задавался вопросом, смогу ли посмотреть здесь какую-нибудь игру этого сезона. Мне было интересно, что делала прямо сейчас Лиа, и нравится ли О́дину с ней. Я был уверен, что так и есть, и утешался мыслью, что он хотел бы жить с Лиа.

Через несколько минут после того, как меня усадили в кресло, в комнату вошел Ринальдо Моретти с высоким, застенчивым парнем в костюме, следующим позади него. Взгляд моего босса был суровый и закрытый – почти нечитаемый, если не считать того, что я точно знал, о чем он думал. Я должен был прийти к нему, если дойду до края, а я этого не сделал.

Проблема была в том, что когда пересекаешь эту черту, то думаешь не совсем рационально. Это было своего рода объяснение.

У меня прихватило горло. Я не мог смотреть на него и вместо этого решил опустить глаза на стол. Мои легкие не получали достаточно воздуха, и я заставил себя дышать через нос. Сжал руки в кулаки, чтобы они не тряслись и не гремели цепями.

Ринальдо прочистил горло, и я взглянул вверх.

— Я сожалею, сэр, — сказал я вопреки обыкновению дрожащим голосом.

Ринальдо уставился на меня; в его лице читалась ярость, хотя он старался казаться безэмоциональным. В его глазах угадывалась жесткость, в предплечьях было определенное напряжение. Он откинулся на спинку металлического стула, и его пальцы сжались.

— Мы обсудим это в другой раз, — пообещал он. — Не сомневайся. А пока я здесь, чтобы познакомить тебя с твоим адвокатом.

— Майкл Бирд, — представился молодой человек. — Я специализируюсь на случаях, где подсудимый пострадал от ПТСР. Я так понимаю, вам поставили этот диагноз? Можете точно сказать, когда?

Я внимательно посмотрел на мужчину в костюме. Он был ненамного старше меня, и я засомневался, что ему вообще больше тридцати. На мгновение я решил, что Ринальдо нашел мне дерьмового адвоката, чтобы гарантировать, что я застряну здесь надолго, но это не имело смысла. Если бы он хотел, чтобы я сошел со сцены, его бы вообще здесь не было, не говоря уже об адвокате с ним на буксире. Он знал, что все мои деньги были переведены в наличность и к ним не было доступа, и, если бы он не относился ко мне серьезно, то просто оставил бы меня гнить с общественным защитником.

Что он сделает со мной после освобождения, ну, остается только догадываться. Он не стал бы тратить время и силы, чтобы вытащить меня, а затем убить. Это была бы пустая трата денег, когда он мог бы сделать то же самое дешевле, дав взятку охраннику или какому-нибудь заключенному.

Майкл Бирд серьезно относился к делу – это точно. Он терпеливо ждал, когда я отвечу на его вопрос, и казался в последнюю очередь нервным или спешащим куда-нибудь. Учитывая, что Ринальдо, должно быть, рассказал ему, кем я был в его организации, я был немного удивлен, насколько он спокоен. Часто, когда меня первый раз кому-то представляли, все рядом начинали нервничать.

— Скажи ему, Арден, — приказал Ринальдо, когда я сразу не ответил.

Я постарался не обращать внимания на то, что он использовал мою фамилию, сглотнул, кивнул и посмотрел в лицо адвокату.

— Когда я вернулся из Германии, — сказал я ему. — Это было три года назад. Меня выписали в мае того же года.

Майкл сделал какие-то пометки в своем блокноте. Я практически видел его за одной из тех маленьких школьных парт, усердно делающего записи во время урока английской литературы, поджав под столом ноги.

— Вы принимали медикаменты в рамках вашего лечения?

— Да, какое-то время.

— Вы все еще принимаете наркотики в рамках лечения, которое вам предписали, либо незаконно? — пока я отвечал, глаза Майкла пристально следили за мной, и у меня было отчетливое ощущение, что он подмечает любую неправду.

— Нет, — я откинулся назад на стуле и не собирался отводить от него взгляд, но лязг наручников отвлек меня. Я сжал подлокотники и сделал пару глубоких вдохов.

— У вас бывают кошмары или повторяющиеся воспоминания о случившемся?

Я тяжело сглотнул.

— Да.

— Как часто?

— Каждый раз, когда закрываю глаза.

Я не пропустил, как сузились глаза Ринальдо, когда я признавался адвокату. Да, я был слишком разбит, чтобы прийти к нему после того, как убил Терри и Бриджет, но было очевидно, что в течение некоторого времени кошмары становились все хуже. Я не говорил ему об этом. Даже когда я сознался, что Бриджет оставалась со мной в постели на ночь, я никогда не озвучивал ему причину.

— Вы когда-нибудь чувствовали онемение?

— Большую часть времени.

— Вы когда-нибудь думали о причинении вреда себе или кому-то еще?

Я реально расхохотался, что заставило Ринальдо слегка улыбнуться.

— Эван прав, — сказал он адвокату. — Это очень глупый вопрос.

—Тогда продолжим, — пробормотал Майкл. — У вас есть проблемы с нарушением внимания?

— Да.

— Вы когда-нибудь говорили с семьей или друзьями о том, что с вами случилось?

— Нет, блядь.

— Ты собираешься поставить ему диагноз или вытащить его на хер отсюда? — прорычал Ринальдо, когда его терпение иссякло.

— Я просто пытаюсь понять его душевное состояние во время инцидента.

— Он облажался – состояние аффекта, вызванное стрессом из-за того, что одного из его коллег и одного друга нашли мертвыми, верно, Арден?

— Да, сэр.

— Пожалуйста, мистер Моретти, позвольте мне делать свою работу, — Майкл откинулся на пластиковом кресле и посмотрел в глаза Ринальдо.

Он был храбрым человеком, надо отдать ему должное.

Ринальдо какое-то время сердито глядел на него, но, в конце концов, снисходительно махнул рукой.

— Как скажешь. Продолжай.

Он задал мне кучу других вопросов, на которые я ответил как смог. После заключительного вопроса он проследил пальцем до конца страницы, просматривая свои заметки, кивнул и встал со стула.

— Это все, что мне сейчас нужно, — объявил он. — Если у меня возникнут дополнительные вопросы, мы организуем еще одну встречу. Я оставил начальнику блока мою контактную информацию, если вы вспомните что-нибудь, что посчитаете важным. Не думаю, что у нас будут проблемы с тем, чтобы вас выпустили под залог, если у вашего психолога не будет серьезных возражений.

— Подожди меня снаружи, — сказал Ринальдо.

Майкл убрал свои записи в портфель и покинул маленькую комнату. Я взглянул на своего босса и постарался не чувствовать себя слишком взволнованным, когда он посмотрел на меня с разочарованием в глазах.

— Я сожалею, — повторил я.

— Знаю, — он вздохнул, наклонившись вперед, и положил локти на стол. — Так или иначе, все решится.

Непонятно, должен ли я беспокоиться от том, что та́к или ина́че все решится, и я был уверен, что не оправдан полностью в его глазах. Но его следующие слова возымели успокаивающий эффект.

— Я вытащу тебя отсюда, Арден, — убежденно сказал Ринальдо. — Ты слишком ценен, чтобы позволить тебе сгнить. И к тому же ты оставил меня в затруднительном положении не только из-за своего отсутствия, но и из-за отсутствия подстраховки.

— Извините, сэр, — сказал снова. Я не мог поспорить с тем, что он сказал – я отправился в тюрьму сразу после убийства киллера номер два, Терри Крамера.

— И ты ведь об этом не сожалеешь, — пробормотал он, вставая.

Я даже не мог притвориться, что он ошибся. Я ненавидел Терри Крамера с того момента, как он попался мне на глаза. Когда я обнаружил, что он заманил мою проститутку/девушку, чтобы получить информацию, которую невольно сообщил ей, я окончательно ее потерял, убил их обоих, а затем оказался там, где я был.

— Мы вернемся, — пообещал Ринальдо. — Держись, сынок.

Ничто не могло вознаградить меня больше, чем это вновь услышанное из его уст слово.