… — Глаза завязать?

— Да, давай.

Надевают бандану «Самооборона Майдана», пересаживают в первую машину-внедорожник. Залезает туда с нами еще и замполит! И тот, что возле меня сидел. Едем еще минут двадцать. Преимущественно вверх. Дорога асфальтированная заканчивается, начинаются терриконовые полевые горы-ямы. Останавливаемся.

— Дальше я не поеду, там окопы.

— Ну, ждем здесь, они придут.

— Хлопцы, а окопы наши или ваши? :))

— И наши там есть, и ваши…

Интересно же, куда привезли. Отсчет времени веду по ощущениям, приблизительно.

— О! Они! Выходим!

Меня выводят в наручниках с мешком на голове, отводят в сторону, ставят боком к машине. Слышу: «Здорова, мужики!» А вот и москали! Акцент явно из России… Светотени хорошо играют на солнце, потому неплохо вижу все. Даже различаю пятна на камуфляже. Кепки, балаклавы, оружие.

 Россиян двое. «Вещи ее передай!» — говорит один из автоматчиков, которые меня держат. Россияне подходят, берут меня под руки… Ковыляем по каким-то колдобинам, спотыкаюсь, справа поддерживает… Сажают в военный УАЗик.

Выехали на гравийный плацдарм. Слышу, как под колесами шуршит, знакомые звуки. Дальше, впереди, шумит трасса, машины ездят достаточно часто, но трассу лесополоса перекрывает. Выводят из машины, пересаживают в другую. По типу грузовой ГАЗели черного цвета, номера есть, белым светятся, но цифры рассмотреть не могу. Заводят через задние двери. Открыты обе стулки. Интересно, много они людей выкрали из Украины этой машиной?… Стало совсем темно. Но моим похитителям почему-то показалось, что я дохрена вижу. Перечирикиваются, перемигиваются. Тот, кто рядом, достает скотч. Заклеивает мне глаза поверх повязки, вокруг головы. Ну, молодец! Додумались сейчас!

Пока мотал — двинулись. Пошатнулась, оперлась ему на колено рукой. Таак… Ткань формы достаточно качественная, даже полушерстяная на ощупь, только у нас формы из такой ткани нет.

Ехали долго, часа три с половиной.

— Мне в туалет надо.

— Что?

— Ей в туалет.

Дальше без единого слова выводит один к лесополосе за заправку. То, что заправка, уже по освещению догадываюсь. Но либо какая-то закрытая или малопосещаемая… Ни наручники, ни повязку не снимает.

— Так сходишь?

— Ну, если ты отвернешься!

Чуть отвернулся. Хрен с тобой, у меня китель длинный. Приседаю… Слышу, притормозила еще какая-то машина, ведут переговоры. Ах ты ж твою, еще не конец? Одна стулка дверей открыта, но так, чтобы от дороги не видно было. Меня ставят за нее, начинают открывать наручники, ключ не подходит. Тихо чертыхаются, ковыряют минуты три. Не выдерживаю:

— Что, снять?

Быстро вырываю левую руку из наручников. Хлопцы прыскают смехом: «Вот это да!» Пробую стянуть правый. Не выходит. Уже сильно затянулся. «А вот так?» — спрашивает один и подливает мне на руку масла, да так щедро, что аж на берцы без шнурков течет…

Посадили в пятую по счету машину. Снимают повязку… «Жигуль», девятка. По капоту, в подсветке фар встречных машин, различаю цвет авто — темно-синий. В машине двое, гоповатой внешности, в спортивных костюмах.

— Куда везете?

— А? Че? (водитель)

— Спрашивает, куда везем. (сосед.)

— А, подарок атамана. Домой едешь. (водитель.)

Так, блин, я в России. Номера на машинах, указатели на дорогах — все российское. Указатель на дороге — Богучар — 56 километров назад. Т-образный перекресток. Впереди большая стела с железобетонными буквами, с названием какого-то колхоза. Прочитать не могу — совсем темно. Посреди перекрестка островок безопасности, стоят менты с машиной «ДПС». Двое. Менты российские. Хоть, может, это и хорошо? Хоть какие-то представители закона…

Водитель пошел «тереть», здоровается за руку. Значит, знакомые… Тут на всех парах подлетает еще одна машина, бусик цвета металлик. Двое в черной спецформе, в черных масках, с пистолетами, на поясе — палка, наручники, газовый баллончик, ни шевронов, ни надписей.

Выходит третий, вида забавного: деловой костюм, сорочка, галстук и маска-балаклава. Садимся в серебристый бусик. Едем в направлении Воронежа, 200 километров, часа два. По дороге общаемся. Темы все те же — Майдан, Украина, война. Мой украинский понимают, что не понимают — перевожу. Агрессивно не настроены. Перед тем, как в машину сажать, спросили:

— Боевыми искусствами владеешь?

— У меня рука ранена. С двумя вашими соколами точно не справлюсь.

Улыбнулись, посадили без наручников.

Доехали до Воронежа. Позвонили, куда дальше. Возле какого-то учреждения остановились. На выходе нас встретил какой-то хрен в штатском (позже выяснилось, аж целый подполковник! Начальник отдела следственного комитета РФ по фамилии Медведев!) Поднимаемся через все турникеты и ментовскую охрану на второй этаж учреждения, в кабинет 309.

— Садитесь, поговорим.

— Что я тут делаю?!

— Ну, к вам еще будут вопросы.

— А в Украине их задать нельзя было? Надо было меня в Россию переть?

— Но вы же знаете, что наши российские журналисты у вас там погибли?

— Вы понимаете, что это похищение человека?!

А то падло только лыбится… Куда-то вышел, я осталась с двумя «соколами» в черном. Следак предложил и сделал мне кофе, дали сигареты. Пью, курю. Уже светает. Выводят.

— До свидания, Надежда Викторовна…

…Итак: выкрали и вывезли меня тайно, незаконно, против моей воли, в наручниках и с мешком на голове, через границу Украины с Россией в ночь с 23 на 24 июня 2014 года, из пункта «А» в пункт «В» в течение одиннадцати часов. На шести машинах, под вооруженной охраной. Дальше была неделя незаконного удержания меня в мотеле «Евро» в городе Воронеж. За эту неделю никто в Украине не знал, где я. Консульство Украины в РФ тоже не известили о моем нахождении на территории России. Я просто пропала без вести. С 23 июня по 4 июля 2014 года.

В Луганске конечно же заявили, что я убежала из плена, и потому они не могут меня обменять по спискам военнопленных…

Охраняли меня так: к окнам не подходить, окна не открывать. Кури в комнате, сколько хочешь. Сами через одного курили, еще и сигаретами «подогревали». И за это спасибо. Когда обслуга мотеля приносила еду, меня в комнате закрывали. Когда идешь в душ или в туалет, двери на замок не закрывать. Дежурный свет всегда горел в коридоре, наблюдали за мной в зеркало шкафа-купе, который был в коридоре.

Каждый день с новой сменой похитителей-охранников начинался с вопросов: Украина, Майдан, война. Я терпеливо объясняла позицию украинцев, свою личную. Однажды так устала отвечать, да еще и после ночного допроса на детекторе лжи, что пошла в «отказ» от общения — завалилась на бок и продрыхла целый день.

Неделя проходила не только в общении с охранниками. Не успела в пятом часу лечь спать, как в девять приперлось «оно»: моих лет, около тридцати, хорошо откормленное, с пузцом, сразу видно — парень не из спецкоманды, в светлой одежде, с борсеткой, рост около 180 см, темно-русые волосы, карие глаза. «Следователь отдела Следственного комитета России майор юстиции Маньшин Дмитрий Сергеевич. Из Москвы приехал!» И что мне должно это говорить? Я знать не знаю ваши комитеты, в России никогда не была и Москвы отродясь не видела!

— А от меня что надо?

— Мы проводим расследование против Авакова и Коломойского по статье «Ведение войны незаконными методами». Вы у нас проходите как свидетель.

— Какой свидетель? Я Авакова и Коломойского в глаза не видела, разве по телевизору, и то редко.

— Ну, вы же там воевали!

— Воевала, потому что я офицер ВСУ…

— А откуда деньги у «Айдара» и других незаконных формирований типа «Правого сектора» и «Нацгвардии» поступали?

— У нас незаконные формирования — это сепаратисты на Донбассе. Все остальные формирования законные и подчинены МВД Украины и ВСУ, и зарплату им платят из бюджета Украины!

— А вам кто платил?

— А мне зарплату налогоплательщики уже десять лет платят, я десять лет в армии служу!

— А вы на Майдане были?

— Была. Я и еще миллион украинцев.

— А что вы там делали?

— Продукты приносила вместе с сестрой, дрова рубила, помогали, чем могли. Пытались митингующих остановить, когда они начали брусчатку в ребят-МВДшников бросать. Потому что камни до власти все равно не долетят. А потом защищали людей от «Беркута», когда тот в наступление пошел, потому что и те, и те — мой народ, украинский народ, которому я присягу давала!

— А коктейли Молотова бросали?

— Бросала. По местности бросали, чтобы разделительная полоса огня держала «Беркут» и он не пошел в наступление на людей. Держала вместе с сестрой щиты, чтобы защитить людей от огня. По людям коктейли не бросала!..

— А вы были на Майдане 21 февраля?

— Да.

— Что делали?

— Раненых выносила, первую медицинскую помощь оказывала. И «беркутовцам» тоже.

— Ну ладно, Надежда Викторовна, вы отдыхайте…

Второй день «марлезонского балета». И снова следователи:

— А почему вы прибыли в «Айдар»?

— У меня отпуск был.

— А где вы служите?

— Летчик-оператор Ми-24.

— А что вы делали в «Айдаре»?

— Делилась опытом, учила необстрелянных солдат.

— А что вы делали в бою 17 июня 2014 года?

— Пошла посмотреть, где есть раненые.

— А вам оружие в «Айдаре» выдавали?

— Нет. В бой я взяла чей-то автомат, первый, что под руку попался. Оружие, которое мне выдали в летном полку, занесено в мое удостоверение офицера. Оно у вас есть!

— Нет.

О! Это хорошо! Хоть этого у них нет.

— А что было на вооружении и как была расположена украинская техника?

— Я не смотрела! — ага, так я тебе и сказала…

И в таком духе каждый день. С камерой и без, с переводчиком и без, на полиграфе, который, кстати, показал, что я не вру…

А все, что я ему рассказывала о сепаратистах, — о том, что это чеченцы сбили АН‑26 над аэропортом в Луганске, что это их махновцы обстреляли блокпост «Металлист», где погибли российские журналисты, что на стороне ополченцев воюет много русских и чеченцев, которых я лично видела, что поставки боеприпасов и вооружения на Донбасс идут из России, — его абсолютно не интересовало. Для чего? Все это он и так знает… Тварь ехидная и подлая!

— Дима, что ты хочешь?! Что вам от меня надо? Долго еще у вас в России «гостить» буду?

— Ну, а я что? Я ж ниче. У меня сверху тоже начальство есть…

Как-то под конец недели приходит:

— Я не хотел, но этот человек подписал тебе приговор… — показывает видео, на котором один из бойцов «Айдара», взятых в плен, рассказывает: «Была там еще женщина, «Пуля», ее Надя звали. Она построение проводила, ее боялись больше комбата…»

Вот говорила же я, что с трусами и предателями в плен лучше не попадать! Чтоб ты сгорел, дебил…

— Ну и что? Он ранен, в плену били, вот и сказал все, что вам надо.

— Ну, ты либо с нами сотрудничаешь, либо небо в клеточку, — снова ухмылка, кривая, ехидная.

— Все, что мне было тебе сказать, Дима, я сказала.

И небо закрылось от меня клеточкой…

В тот же вечер, 30.06.2014, в 21.00 мне принесли одежду: спортивный костюм, футболку, кроссовки без шнурков… Следак: «Переоденься, нельзя же тебя так везти…» Переоделась. Еще и по размеру все подошло. Положила свои вещи на кровать. Собираю свой «камок», берцы, тельняшку в пакет, выпадают какие-то российские копейки. Не поняла откуда — подняла, положила возле телевизора. Заходит за мной конвой, уже лица под масками не прячут. Гордо носят мусорскую форму. Выводят в наручниках. Сажают в ментовский бусик…

Привозят на медицинское освидетельствование. Час ждем врача. Проходит в присутствии ментов. А как же! Конвой! Вдруг я сбегу через окно?! Осматривает, обмеряет и описывает мои шрамы от пулевых и осколочных ранений, синяки. Дает справку следователю, везут дальше. В то же учреждение, куда привозили в первую ночь — в СК РФ. И снова ночью…

Следователь оформляет протокол. «Ваша одежда…» Достает из пакета «камок», начинает рыться по карманам, вынимает из одного российские деньги, бумажные и копейки.

— О! Деньги! А кто это вас, Надежда Викторовна, денежкой «подогрел»? — делает удивленные глаза, пересчитывает. Я начинаю истерически смеяться.

— Не знаю. Российских денег никогда в руках не держала, даже не знаю, как они выглядят. Отпечатков моих вы там точно не найдете.

— Пять тысяч… (с чем-то, уже не помню).

— Это много или мало?

— Ну, до Харькова хватит доехать, еще и обратно!

— О, так давайте сюда, и я поехала!

Следователь криво улыбнулся.

— Наверное, ребята положили…

— Возможно! А вы у них спросите!

— Так кто же признается!

— Может, это ты положил, чтобы потом сказать, что я сама за гостиницу заплатила? — подкинула следователю идею. В дальнейшем так и сделали.

Маньшин был следак не очень сообразительный и в следствии очень сильно натупил, много проколов допустил. Позже его от моего дела отстранили… Думаю, русские деньги мне все же парни в масках положили. Крайняя смена, хлопцы были душевные, видно, помочь хотели, на всякий случай… Спасибо им, конечно, но только навредили…

Дальше привезли меня в «обезьянник» (Новоусманский райотдел). Глухая ночь! Классика тюремного жанра: баба догола раздела, обыскала, одежду переписала, пальцы «откатала». Слава Богу, без видеокамер.

Закинули в камеру: в ширину 2 метра, в длину 5 метров. Оконце маленькое, с решеткой вверху. Под стеной лепятся друг за другом: кровать, «очко» (туалет типа «сортир», дырка в полу), рукомойник. С другой стороны — тумбочка, стул (все прибито к полу). Над «тормозами» (дверями) лампочка ночного света бьет в глаза. И камера видеонаблюдения зарешеченная, чтобы не разбили. На «очко» идешь — заматываешься в одеяло, приседаешь задом к камере, чтобы не видели. Стены бетонные, пол — цемент. На шконке — тощий, грязный матрас, «каменная» подушка, тонкое, рваное одеяло. Постельного белья нет. «Зэки рвут, зверье… — поясняет мне мент. — Спать ложитесь, руки под одеяло не прячьте, чтоб я видел!» Заснула. Замерзла ночью, проснулась. Смотрю, мент сидит на стуле и смотрит на меня через «кормушку» в «тормозах» (окно для подачи пищи в дверях):

— Что, холодно?

— Ага.

— Вот, на! Возьми одеяло и на спину замотай.

Просовывает через «кормушку» одеяло, более толстое и теплое.

— Спасибо.

Больше уже не мерзла. Утром попросила что-то почитать, дали книгу. «Тюремная песня королевы» — название!

На следующий день меня снова отвезли в учреждение СК РФ. Там мне всучили «постановление об обвинении» по ст. 105, ч. 2. и ст. 33, ч. 5 УПК РФ. Обвинили меня по российским законам в убийстве российских журналистов! Там же представили мне моего «государственного бесплатного адвоката», фамилия тоже украинская — Шульженко. Блин, а вообще в России русские есть? Куда ни плюнь, везде «ко». А где же «ов», Иванов, Петров, Сидоров?!

Адвокат был похож на «человека в футляре», по Чехову. Такой плюгавенький, невзрачный, с перепуганными, бегающими глазами — «как бы чего не вышло»…

3 июля 2014 года меня отвезли в СИЗО-3 в г. Воронеж. Пришел адвокатишко: «Ну, видите, я им тоже не очень угодный. Я чего-то там пишу…» О-е, что ж ты там написал?! Одну апелляцию несчастную подал, когда должен был три подать!

— Позвоните моей сестре! Скажите, где я!

— Ну, вы же поймите… Я тоже пока не могу…

— Что ж тут мочь?! Меня же уже посадили! Просто позвоните, чтобы мама и сестра не переживали!

Так и не позвонил…