День текущий 22.5365 сент ИЛИ
23 сентября 12 ч 52 мин
354-й день Шара
23+12 сент 21 час уровня К24
… для подъявшего голову вверх мир светлел
накалялся округлой стеной башни
звуки там высоки и звонки
движения быстры до неразличимости
0.
Добытыми деньгами и расплатились с НИИвцами; частично даже валютой.
(По наивности своей никто из руководства НИИ не подумал, что кредитки эти могут распознать. Но все обошлось — по той причине, что новоиспеченные банкиры-»комсомольцы» тоже не позаботились ни оставить на них какие-то метки, ни даже записать номера серий и тому подобное.
Впредь будут умнее. Но и другая сторона тоже.
Так и живем, развиваемся, прогрессируем и дальше будем еще и еще — вплоть до перехода на четвереньки.)
1.
О том, как подружились Вениамин Валерьянович и Альтер Абрамович
(разговор, попавший в информационную сеть)
— Так я вас душевно приветствую: вы теперь безработный! — сказал завснаб Альтер Абрамович начальнику грузопотока Бугаеву при встрече на административном уровне в осевой башне около лифта.
— Вот только не надо меня так пугать, Альтер Абрамович. Почему это?
— Но вы же знаете: Ловушки теперь работают в режиме «На!» — а то было только «Дай!» Это же ж совсем другое дело. Проблемы грузопотока больше нет. И Внешнее Кольцо вы мастерили напрасно. Как вам это понравится?
— Я в восторге от этого, Альтер Абрамович.
— Скажите, пожалуйста, он прамо таки в восторге. А почему? Вы же остались без работы. Ваш отдел теперь надо упразднить.
— Но ваш же не упразднили, Альтер Абрамович. Хотя он по сути был отменен еще «Дай!»-транспортировкой. Если метод «Дай!» не заменяет снабжение, то что же тогда его заменяет!
— Но вы же ж неправы! Мало взять — надо же ж знать где. Взять и доставить это и дурак сможет… хотя я, боже упаси, никого не имею в виду! А вот насчет ГДЕ и ЧТО… да еще и СКОЛЬКО — здесь техника бессильна, здесь только голова. В частности, моя. А если теперь меня избавили от проблемы КАК ВЗЯТЬ, так спасибо им и больше ничего. Ведь сколько с ней было нервов! Сколько я одних коробок с шоколадными конфетами попередарил выдрам-секретаршам. Сколько я пил, когда не хотел, а мне ж таки вредно…
— Но вы же ж теперь получаетесь не отдел снабжения, а отдел наводок.
— Так я ж и говорю: мы теперь «отдел ГДЕ ЧТО ВЗЯТЬ». А вот вы какой будете?!
— ДОСТАВКУ ГРУЗОВ упразднить невозможно, дражайший Альтер Абрамович. И если в части «Дай!» преуспеваете ныне, как я от вас слышу, вы, то в части «На!» по-прежнему буду король я, ваш покорный слуга. Как вы знаете ГДЕ и ЧТО, так и я знаю ОТКУДА КУДА КАК и ЧТО — лучше всех, разве не так?
Разговор сей шел в темпе allegro с повышенной любезностью на повышенных тонах, как это принято у гонористых южан. Альтер Абрамович и Бугаев с давних пор были в изрядной мере соперниками на ниве обеспечения Института.
Но Приятель воспринял доводы, быстро понял что к чему — и перестроился:
— Так, значит, мы теперь взаимно дополняемся — можно сказать, созданы друг для друга! Я рад. Мы же ж своим участием в их делах затмим всех. Руку, товарищ!
Альтер Абрамович никогда не ходил в театр и вряд ли читал пьесу Островского «Лес». Но по натуре он был театрал и сам немножко актер.
И это ж было, я извиняюсь, аж в
День текущий 25.3373 сент ИЛИ
26 сентября 8 ч 5 мин
В 357-й день Шара
В 39-й день ИЛИ в 42-ю Гал. микросекунду
Дрейфа М31 (потому что она же ж
тоже двигалась в Небе галактик!)
А на уровне К4 так даже 26+1 сент 8 часов,
чтоб вы мне все так были здоровы!
Подобные разговоры — иллюстрация того, как перестраивался «нижний» комсостав НИИ НПВ в это сложное интересное время. Да, они входили и в КоордСовет, многое решали, ворочали делами… но все равно преимущественно внизу, при К1, от силы К2 в зоне — вне стен Института. На грешной земле и в многогрешной Катагани с прилегающими многогрешными местностями. Но теперь и сюда внедрялся неоднородный мир — и для них стали реальны сильно уплотненное пространство и высокоускоренное время.
Но по склонностям натур и специфике своей работы они обсудили новые события и веяния с простой и ясной позиции: насколько это коснется их и как изменит их работу и положение.
Практичные люди подобны триггерам, они всегда решают: да или нет. «Вкл» или «выкл», On или Off, «за» или «против». Им иначе нельзя. Они обречены на это. Переброс был обеспечен. Триггер сработал, переключился в новое состояние. И не только у них.
Но, впрочем, разговор Альтера и Бугаева мог быть и позже. Дело в том, что классическое выражение «O tempora, o mores!» (О времена, о нравы!) в НПВ имеют свое воплощение. И времена бывают неоднородны настолько, что не понять что раньше, что позже; а о нравах и вовсе лучше не вспоминать.
Вообще все это происходит в плане пространственно-временного К-смешения.
— Ви меня понял?
— Чтоб нет, так да, чтоб да, так нет.
Ничего, впереди почти весь роман.
2.
День текущий 25.7678 сент ИЛИ
26 сентября 18 ч 25 мин
26+18 сент 10 час уровня К24
… сразу за проходной они оказывались не на Земле
чем выше, тем космичней. Космично светилось то
что обычно темно. Космично звучали
искаженные голоса, лязги и рыки машин
Конфиденциальность на грани анонимности
(Полилог типа «Они», не попавший в информационную сеть Института)
Позиция автора индифферентна. Он не станет ни раскрывать участников, ни особо усердствовать в засекречивании. Кого-то узнаете, кого-то нет; не в них дело, а в содержании разговора. Может, он был и не один. Что-то вызревало и выговаривалось в кулуарах, что-то в лабораториях, что-то на Координационном Совете.
Отметим только, что в этом Полилоге в качестве Ведущих участвовали и те, кого в недавнем совещании на проходной третировали, ставили на место. Жизнь заставила, всех по местам расставила.
Вообще же нужно иметь в виду, что все Полилоги типа «Они» — здесь и далее — таковы, что могут быть даже произнесены иными существами на иных планетах; кроме имен и мелких житейских подробностей, разумеется.
………………………..
— Прежде всего вот какое предложение: отключить систему записи. Да, она хороша и полезна, но не для этого случая. Тема деликатная.
— Да все равно ж все всё знают.
— Знают и делают. В многотысячном коллективе такое не утаишь. Особенно после раздачи части зарплаты валютой… И о нашем разговоре постепенно узнают. Но постепенно! Не будем торопить события.
— Поддерживаю. Надо отключить. Руководство должно идти с опережением и иметь свободу маневра.
— И у меня предложение: давайте сохранять респектабельность. Хороший тон. Не называть все своими словами. Простыми, я имею в виду. Это как-то принижает. Все — таки мы ученые. Вот нашли же политики подходящие понятия: «приватизация», «ваучеризация», перераспределение собственности, передел имущества…
— Ну, там если называть вещи своими словами, то там, в политике, всем, включая министров и президента, надо носить челки, ботать по фене и сверкать фиксами. И поддерживающим их СМИ тоже. Вы нас с ними не равняйте. Дело не в фальшивой респектабельности: за этими методами, НПВ-Ловушечными, есть большая глубина. Познание мира. В том числе и философское. А за делами политиков ее нет. Одно жлобство.
— Хорошо сказано! Даже жаль, что отключили информсеть.
— Карманник на рынке тоже перераспределяет собственность — в свою пользу. Но он подобных слов не знает.
— Теперешние, пожалуй, знают. Там есть и с высшим образованием.
— Слушайте, мы же договорились! Отвлекаемся от этого.
— Итак, обобщим. Сейчас в стране идет тотальное перераспределение имущества. Всенародной собственности. В особо крупных размерах. Еще недавно за такое давали 15 лет с конфискацией, а то и высшую меру. А теперь нормально… Вот и происходящее у нас надо трактовать как НПВ-отчуждение и НПВ-перераспределение.
— Так какое понятие примем на вооруже: отчужде или перераспределе?..
— Перераспределение — общее.
— Ну, пусть так. Его ведь делают и в судебном порядке, и вышеупомянутыми приавтизациями-ваучеризациями… и многими еще способами, которым посвящены разные статьи уголовного кодекса: со взломом, без взлома, в том числе и с применением технических средств… Перераспределение — остановимся на этом. — Уточняю: перераспределение с перемещением. Потому что бывает недвижимое имущество, кое перераспределяют на бумаге: появляется новый хозяин и все. А у нас всегда с перемещением. И довольно далеко. — Да. Было там, стало здесь. Было ваше, стало наше.
— Ну, вот вы опять!
— Вообще-то и недвижимое нетрудно. Куда ее только потом деть?
— Как куда — в К-схроны.
………………………..
— Итак, сосредоточимся на своей специфике. Если выражаться обтекаемо и в духе времени, то наш Институт — в лице прежде всего Михаила Аркадьевича и иных авторов — вносит вклад в протекающие в обществе процессы передела имущества…
— … а тем и в реформы, гласность, плюрализм и демократизацию общества.
— Да. Серьезней, товарищи! Найден способ НПВ-перераспределения такового…
— Вышеупомянутого.
— Вот именно. И с учетом катастрофической ситуации в НИИ — после Шаротряса и вообще… — этот способ уже начал работать. Самообеспечиваемся. Зарплату выдаем. Вопрос в том, как нам к этому отнестись. И как быть дальше?
— Ну, прежде всего как к блестящему опытному подтверждению теории НПВ покойного Валерьяна Вениаминовича…
— Отнестись — спокойно. Дальше — развивать. В прежнее время я сам бы доставил за шиворот куда следует… ну, если и не авторов, то уж точно применителей такого способа. А сейчас-то… эге! Дурных нема, как говорится.
— Послушайте, вы упрощаете дело, съезжаете на примитив. Во-первых, никакой это не способ перераспределения, а тем более имущества. В физике таких понятий нет. Есть «вещество» и «пространство». Так вот, найден способ местного — не-вселенского в отличие от Системы ГиМ, — полевого управления НПВ, Неоднородным Пространством-Временем. Пространством, подчеркну, — независимо от того, что в нем. Есть ли в этом месте, куда направлен управляемый НПВ-луч, вещество, нет ли… а тем более, является ли это вещество чьим-то имуществом — это такая мелочь против сути самого процесса, что не о чем и говорить. Малое искажение Среды. — Для теории мелочь, для владельцев не мелочь.
— И для прокурора тоже.
………………………..
Эти разговоры велись не только в разное время и разных местах, но и вообще по-разному. Не так, как обычные — деловые, научные, житейские даже; и тон не тот. То полушепотком и с оглядкой, то, напротив, излишне бойко и громко — как рассказывают на подпитии анекдоты. Тема-то и вправду скоромная, похлеще тех анекдотов.
… А может, дело было в том, что это были честные люди, специалисты. Как для доктора наук, кой с подведенным брюхом вынужден торговать носками на рынке, это безусловное падение, так — при всем их техническом могуществе — и для них.
… В конце 40-х был диалог маршала Берии с видным физиком, ответственным за проект атомной бомбы. Лаврентий Палыч распекал, требовал и грозил. Физик пытался объяснить. Но тот снова грозил и требовал. Ученый не выдержал:
— Знаете, нам не понять друг друга. Вы моих трудов по физике не читали, я ваших тоже. Только по разным причинам.
— Я тэбэ пакажу фызыку! Я тэбе пакажу!..
И показал. Вскоре и Берии показали — quantum satis. Но главное, в этом диалоге, впоследствии преданном оголаске, прорвалось превосходство интеллектуала, аристократа ума и духа, над властвующим плебеем. Оно было всегда — даже над теми, вознесенными на немыслимую высоту, — есть и будет всегда: единственный подлинный аристократизм и превосходство познавших, проникших в природу вещей над прочими. Эти люди создали цивилизацию, а не шишиги с коронами, титулами и дворцами.
Но непременным условием такого аристократизма было — оставаться честным; это входило в технологию глубокого творческого мышления и поиска.
И теперь они сходили на тот же уровень. На уровень перевертышей, воров с красивыми фразами на устах, дрянь-людишек, сколько бы те не нахапали и как бы себя не вознесли. С прямохождения на четыре лапы. И даже Виктор Федорович Буров, который недавно обсволочил — правда, за-глаза — Катаганского мэра, с грустью думал, что вот теперь он того обокрасть и даже разорить сможет, а сволочить, пожалуй, не вправе. Потому — сам такой.
Словом, верный, соответствующий духу времени тон еще предстояло найти.
………………………..
— Слушайте, хватит вам вокруг да около! Мы все прекрасно понимаем что к чему, не маленькие. Раньше наш Институт обеспечивали различные договоры на работы и испытания в ускоренном времени. В частности, с нами, военными. Сейчас договориться не с кем, даже получить за исполненные заказы нельзя: все разорены, обворованы… по официозу, пардон, перераспределены — в пользу «элиты». Как и мы. Недавно мой шеф, генерал-лейтенант инженерной службы, профессор Федосов, покончил с собой. Застрелился. Под впечатлением раскурочивания ракетных комплексов, уничтожения их электронной начинки, кою он творил… ради того, чтобы заокеанские дяди снисходительно похлопали по плечу. Да… Я говорю, прежде сам бы таких куда надо отвел. А теперь шалишь. Ясно, что только в этом способе наше спасение. Важны два момента: первый этический — брать у жуликов… вы понимаете, кого я имею в виду; второй — чтоб не было шуму.
— Во! Это самое главное.
— «Добро, воевода, бери себе шубу, бери себе шубу — да не было б шума…»
— Природа такого шума двояка: от внешних причин — и от своих…
………………………..
— … именно в качестве главного защитника всех нас от шума я хочу представить всем разработку нашего нового руководителя института. Благодаря его идее отражения НПВ-луча от ионизированных слоев атмосферы, а равно и таких же днищ облаков и туч… идею эту мы проверили и подтвердили хорошими опытами — так вот благодаря ей радиус действия Ловушек расширился. Раньше можно было… м-м… НПВ-перераспределять только в пределах прямой видимости, несколько километров. Что было чревато. Теперь это возможно на расстоянии до нескольких сот километров. (Одобрительный шум, возгласы: «Ай да Бармалеич!..») При подходящей погоде и состоянии атмосферы, разумеется.
— Более того, если при работе Ловушками в пределах видимости всегда был риск, что заметят, откуда возник НПВ-луч и куда им что-то… м-м… перераспределилось, почему и приходилось заниматься НПВ-перераспределением преимущественно в сумерках и ночью, то при отражении его от облака в небе, сами понимаете, это не так. Грешить теперь могут только на господа-бога…
— … или наоборот.
— Что? Да, или на его антиподов. Впрочем, те ведь не из заоблачных высей вроде действуют?
— Нет, отчего же! «Печальный Демон, дух изгнанья, летал над грешною землей…»
………………………..
— А раз так, то надо НПВ-перераспределять не из Института, не из зоны, вообще не из нашего города, а удалиться. И уже потом, знаете, оттуда сюда. В радиусе, позволяемом последними идеями нашего директора. Вот тогда точно не будет повода для шума. Ни у каких, понимаете ли, воевод. И без всяких, понимаете ли, шуб…
— Поддерживаю. Это, между нами говоря, главная заповедь блатного евангелия: не укради, где живешь — не живи, где воруешь! Это ж любой приблатненный знает. Так что надо где-то за пару сотен километров отсюда организовать филиальчик. Лучше в предгорьи. Там будет идеальная НПВ-»малина», «хаза» и схрон. Затырка.
— Вениамин Валерьянович! Я и не знала о вашем славном уголовном прошлом. Как раскрывается человек: ботать по фене, заповеди приблатненных… У вас была трудная юность?..
— А и знать нечего, ничего у меня такого не было. Я нормальный гражданин, смотрю телевизор. Там всему научат. У меня 40-канальный «Панасоник» с двойным экраном.
— Да! Так что вы, Людмила Сергеевна, будьте довольны, что он пока еще не маньяк и не пристает с половым извращением!
………………………..
— Филиал НИИ типа притон. Это славно!
— Товарищи, вы опять съехали. Мы же условились.
— Во! Овечье ущелье. Это исконно наше место. Исторически. Оттуда Корнев привел Шар.
— И командовать поручить Васе Шпортько.
— Почему?
— Он малый жох и из тех мест.
………………………..
— Это обезопасит от шума внешних причин. Но есть и внутренние.
— Например?
— Например, стукачи.
— Но кто же у нас сам себе враг! Это ведь для людей делается.
— Найдутся. Присматривайте, к примеру, за signore comandante.
3.
Пожалуй, хватит темнить. Как главного избавителя от шума-скандала и разоблачений в Ловушечном бизнесе — а тем как и неявного «пахана» — представили Варфоломея Дормидонтовича Любарского заправилы Ловушечных дел Буров и Панкратов. Нет, боже избавь, ни одного низкого слова не было употреблено. Перед высокоученым КоордСоветом были развернуты мощные научные идеи и решения в деле достижения Ловушками недоступных прежде мест на немыслимых расстояниях, предложенные высокоученым директором. Не обошлось и без того, что и как удалось взять уже в тех местах этим новым высоконаучным способом, как легко это доставлялось в НИИ и упрятывалось в К-схроны…
… И так сказать: настоящие дела действительно развернулись после применения этого эффекта отражения НПВ-языка от облаков, предвиденного Любарским, развитым и воспетым Буровым и Мишей. Проверяли его они же и Дуся Климов.
Эффект выглядел замечательно даже в лабораторной проверке в башне.
Выпущенный из жерла Ловушки НПВ-лучик отражался от металлического листа почти так же четко, как свет от зеркала; но оставался невидим. Заметить его можно было, как всегда, по действию, по результату: например, из-за угла, из-за шкафа взять им какой-то предмет. Точно так можно было и увидеть сей предмет в оптику Ловушки, просмотреть через оболочку НПВ-луча.
— Вот и чудесненько, — потер руки приглашенный на финальный опыт в лабораторию Панкратова Любарский. — Теперь осталось заменить сей лист жести облаком в небе и проверить, далеко ли отразится.
— Варик, ты гений!.. — сердечно сказал Климов. — Ты открываешь нам дорогу за горизонт.
До горизонта, в пределах прямого видения, они и сами все могли взять.
… А на Конфиденциальном Совете Варфоломей Дормидонтович все равно сидел во главе стола, как на иголках, время от времени розовел от похвал коллег вплоть до лысины. В уме вертелось: вот я и «пахан», эрудированный, интеллектуальный пахан. Мы делаем — с нами делается?..
Высказывания на тему «блатного еванглия» принадлежат Бугаеву; реплики Малюте и Альтеру.
Овечье ущелье как место для Филиала НИИ предложил Буров.
Полковник Волков, который прежде был сама печатно шагающая государственность и оборона, после самоубийства своего шефа поначалу запил. «Эти мерзавцы с куриными мозгами и не осознают, что они наделали! Резать и взрывать такую технику — она даже на вес дороже золота! — чтобы похлопал по плечу западный дядя…» Но вот — собрался и внес конструктив.
(Позже он явится к Любарскому и вовсе с радикальной идеей: организовать НПВ-оборону Института. Твердо глядя в глаза Варфоломея Дормидонтовича, четко скажет:
— Раз мы пошли по такому пути, то сколько веревочке не виться, а концу быть. На нас налетят. Накатят, наскочат, накроют. И придется что-то делать. Может, даже отбиваться. Наверно, это тоже лучше делать НПВ-способами. Для этого нужны соответствующие разработки, люди, идеи — не мне вам объяснять. Берусь возглавить.
… Несколько недель назад полковник так же твердо глядел в глаза Пецу и столь же четко доказывал необходимость засекречивания в интересах государства на предмет возможного создания НПВ-бомб. Как меняется мир, так меняются и люди.
O tempora, o mores!)
«Заповедь из блатного еванглия, процитированная товарищем Бугаевым, правильная. Вообще это нынче почти такое передовое учение, как раньше был марксизм-ленинизм.» Это было сказано им весомо и по-армейски четко.
Бор Борыч Мендельзон теперь смотрел на Мишу с уважением. Он предложил создать наверху Лабораторию Полевого Моделирования; она поможет выжать из разных сочетаний полей в Ловушках оптимум. И сам вызвался возглавить.
— Разумеется, как и прежде, я буду исследовать все в плане чисто академическом, — пыхнув сигарой, уточнил он. На всякий случай.
И ортодокс Документгура, лысый, твердокаменно идейный, не только не изъявлял ныне намерения бежать доносить, но также определился вполне отчетливо. «Воры, кои нас обокрали, навязывают теперь уважение к законам, по которым нам нельзя у ни ничего вернуть!» — высказался на совете Василиск Васильевич.
И насчет «синьора коменданта» бросил реплику он. Ибо был в курсе.
Переброс и здесь был обеспечен. Триггер переключился в новое состояние.
4.
День текущий 26.7243 сент ИЛИ
27 сентября 17 ч 22 мин
27+1 сент 10 час уровня К2 (зона)
N = N0+618147514 Шторм-циклов МВ
… Жизнь была ежечасным чудом — и она была жизнь
Иван Игнатьевич Петренко, signore comandante, шел по Аллее Героев в сторону Катаганского управления СБ, того «самого высокого здания». Оно — не такое и высокое, кстати, три этажа с мезонином — виднелось впереди. Аллею так назвали, потому что на ней были выставлены бюсты всех катаганцев, заслуживших в войну или в труде звание Героя; их было немало по обе стороны, среди кленов и лип, начавших желтеть. Иван Игнатьич и сам чувствовал себя немного героем, ибо шел исполнять свой долг; шагал бодро.
Его насторожило сопоставление новости о недавнем ограблении банка «Славянский» с тем, что сразу после этого работникам НИИ выдали зарплату — и даже, небывалое дело, частично валютой. В том числе и ему. Вот он и нес свои кредитки, равно отечественные и «импортные», в сей дом. Пусть проверят.
… Он опытный человек, недаром правую руку украшают именные командирские часы с гравировкой «Лейтенанту И.И.Петренко за безупречную службу в органах ВД» — и опытом этим, а также интуицией, спиной сейчас чувствует, что его ведут. От самого НИИ. Пасут. Но ничего, ведь не куда-то он идет, не в посольство иностранное, слава богу, не в лес и не в трущобы — как говорится, куда следует. Так что пусть пасут. Он не слишком и таится. Долг есть долг; да и устроили его шефы из Управления комендантом в Институт с непременным условием, чтоб он там посматривал и сообщал.
И вообще сердцу не прикажешь. Самая его жизнь была в органах. Власть над людьми; полулюдьми, собственно, зэками. Благодаря им и власти над ними можно было чувствовать себя ого-го!.. Там — и, в частности, в этом здании — свои для него ребята, а не в том НИИ. Над этими, вольнонаемными, не очень-то повластвуешь.
Пасут его Люся (ей надо приобщиться) и Аля с двойней в коляске. Их высадили из машины, они следуют по той же аллее метрах в двухстах позади. Людмила Сергеевна одета под туристку, в руках видеокамера, через плечо сумка. Близнецы спят.
То, что ее Ловушка К100 была сработана под портативную видеокамеру для малых кассет, говорит, во-первых, о том, что взяли… или как там выше они выражались: перераспределили? — и такое имущество; контейнерок, а может, и автофургон; во-вторых, свидетельствует об изрядном прогрессе в этом направлении. Нашлось место и для баллончика с НПВ, для управляющих плат — и при этом сохранилась и видеокамера. Правда, объем К-пространства был невелик, поместить в него спешащего исполнить долг Петренко не удалось бы. Но в этом и не было необходимости.
Его предполагалось лишь вразумить.
На Але, занятой Ловушечными делами с первых минут, как говорится, негде пробы ставить; она теперь, можно сказать, НПВ-йная «Сонька Золотая ручка». На всех других из «активных верхних» тоже проба на пробе. А за Люсей Малютой еще ничего нет, ей надо приобщиться. У этого слова тоже есть блатной эквивалент, синоним, как и у «перераспределения» — но автор что-то никак его не вспомнит. «Замазаться», что ли? Ну, неважно.
Ловушка исполнена на славу. Очень удобно Людмиле Сергеевне через видоискатель следить за комендантом, а поскольку микрофон звуковой системы Бурова при этом приближается к ее устам, то и произносить приятным голосом:
— Иван Игнатьич, не ходите вы туда!..
Петренко на секунду замедлил ход, стал озираться — потом снова наддал.
… Был бы еще мужской голос, а то — бабий. Пасут, сучки, надо же. Знаем мы эти штуки с речью, направляемой через звуковые линзы, на курсах проходили. Нет уж, меня на шарапа не возьмешь. Раз пошел, то и дойду. Пусть там разберутся. А потом и с этими бабами тоже.
— Не ходите, Петренко, не надо! Себе хуже сделаете.
Это сказала Аля.
… и снова вокруг все будто увеличилось и потемнело. И голос другой, но тоже вроде слышанный раньше. Это что же, бабы из НИИ? Кто? Там их не так много. Ладно, потом разберемся. А пока пошли вы… уже близко. Аллея кончилась. Осталось пересечь улицу.
Пересечь ее ему не дали. Все вокруг вдруг потемнело и стало громадным: не только вожделенное здание по ту сторону, но и столб рядом, светофор, дерево, пробегающие автомобили. А потом и сам Петренко несколько минут бился рыбиной в упругой тьме, чувствуя, как с него все опадает.
Затем восстановился день, ясное небо, улица и размеры предметов. Петренко обнаружил, что сидит на тротуаре, упираясь спиной в шестигранный бетонный столб — и что он совершенно голый. Только часы с надписью «За безупречную службу в органах…» на металлическом браслете болтались на правом запястьи. Ни трусов, ни носков — ничего. И блокнота с кредитками, что был в кармане брюк, не стало — как и брюк. Ухх-х!.. Вот это да… что же это такое?
Обнаружил свою наготу не только он, но и прохожие. Две женщины со словами «Ничего себе!» — отпрянули в сторону. С противоположной стороны улицы глазели, указывали на него скопившиеся у перехода в ожидании зеленого света люди. Кто-то загоготал, кто-то свистнул.
Ивану Игнатьичу не оставалось ничего более как, прикрывшись ладонью, бегом пересечь улицу и по ступеням ринуться в высокие двери того здания, в которое он и стремился. Дежурный вскочил ошеломленно:
— Эй, дядя, ты куда, здесь не баня!
Петренко узнал его, назвал по фамилии, по имени, назвался сам. Тот присмотрелся:
— Иван!.. Что такое?
— Та… пьяные хулиганы на аллее раздели.
— Среди дня! На Аллее Героев?!.. Погоди.
Дежурный тотчас связался с райотделом милиции, сообщил. Те сразу выслали наряд — прочесать окрестность, искать пьяных хулиганов с чужой одеждой. Положил трубку, посмотрел:
— А усы твои, волосы где? Я ж тебя еле признал.
Петренко провел ладонями по лицу: нет усов. По голове: ни волосинки… Вот теперь ему стало страшно до озноба.
— Та… сбрил. От перхоти. Пусть новые растут… Слушай, дай мне что-то надеть.
— Иди вон туда. Сейчас поищу. — Указал ему на каптерку под лестницей.
………………………..
— Ну вот, Людмила Сергеевна, теперь вы наша.
— Я и до этого была ваша… — сухо сказала Малюта, укладывая в сумку «видеокамеру»; лицо у нее было напряженное, губы кривились. Все-таки увидеть, как от твоих действий, наводки, прицеливания и нажатия кнопок рослый одетый мужик с усами и шевелюрой (чем-то ей, холостячке, и симпатичный) враз превратился в мечущуюся по людной улице нагую «саламандру», не слишком приятно; испытание для нервов немалое. Даже стало жаль Петренко.
И не вразумить его было нельзя; все правильно.
— Теперь можем спокойно отправляться на базар и по магазинам, — Аля развернула коляску со спящими близнятами. — Тратить деньги. Люблю тратить деньги — когда они есть… Не так и часто это бывает!
— Как думаешь, он там не расколется? — Люся Малюта указала в сторону здания СБ.
— Не расскажет, хотела ты сказать, — с некоторым упреком поправила ее Аля. — Мы же условились… Уверена, что нет. Во-первых, он ничего не сможет показать. Улики-кредиточки тю-тю, в пыль и прах. Во-вторых, ничего не сможет объяснить. И в-третьих, сейчас ему очень страшно.
………………………..
Так и было. Даже когда кое-как вскладчину одетого Ивана Игнатьича препроводили к начальству, а то стало выспрашивать, что нового «хе-хе, под куполом Шара», комендант — впервые — никакой информации не дал. Сказал, что работа НИИ после Шаротряса парализована и, похоже, надолго, денег нет, платить нечем.
Петренко в «бобике» доставили домой. Там он, чтобы прийти в себя, достал из холодильника бутылку водки и выглотал ее всю, как воду, не чувствуя ни крепости, ни вкуса. Хмель пришел, когда погляделся в зеркало в ванной — и не узнал себя: безволосое лицо с безумным взглядом, ни мужское, ни бабье. Трахнул бутылкой по стеклу; зеркало дало трещину, бутылка разбилась.
Из двенадцати тысяч работников НИИ он был единственный, кто попытался донести властям. В силу долга и привычки — или просто долгой привычки?
Видеопленку, снятую Людмилой Сергеевной, ему потом показали. Наверху, в гостинице-профилактории, куда он на следующий день поднялся с целью провести столько времени, сколько надо, чтоб отросли хоть какие ни есть усы. И отдохнуть, потренироваться, поплавать в бассейнах. Он комендант, ему можно. Имеет право.
Занял номер. Давненько здесь не появлялся; отметил, что все комнаты теперь с импортной видеотехникой, с «двойками». Криминального происхождения, конечно, отметил в уме — для рапорта в СБ и реванша.
Но в нужное время, когда он, умиротворенный, вернулся из бассейна, сам включился спаренный телевизор-видеомагнитофон. Петренко увидел себя — идущего по аллее, оглядывающегося по стороном… потом голого и «обритого», безусого. Сидящего скрючившись у столба. Бегущего в Управление. И рядом вывеска с разборчивыми буквами.
Потом был телефонный звонок.
— Иван Игнатьич, ты все понял? Ты сознаешь, что с тобой произойдет, если эту пленку увидят, например, монтажники? Или верхние сборщики? Или НПВ-мастера?
Ответить было трудно, поэтому голос Петренко прозвучал сипло:
— Да…
К обязанностям внизу он вернулся на следующий земной день, малость обросший, с пробивающимися усиками. Но Катаганское управление СБ навсегда потеряло одного информатора.
5.
Но все равно главное была работа. И прежде, и ныне, и присно и во веки веков.
Воздвигнуть в Шаре Башню и наладить в ней исследования — работа многих людей с головой и руками, знаниями и умением.
Продвинуться выше в открытую ими Меняющуюся Вселенную — еще работа.
Восстановить деятельность НИИ после Шаротряса — снова работа.
… и так далее, и постоянно, все время земное и К-уровней.
Творческая и рутинная, интересная и такая, от которой хорошо бы отвертеться, а делать надо; изматывающая и вдохновляющая. И всегда — созидательная; то, в чем человек ближе всего к Богу.
Впрочем и ремонтная тоже; с учетом стремительности К-времени на верхних уровнях ее всегда хватало. Время созидает посредством людей, а разрушает и портит само. Ремонтные работы — при всей их занудности они антиэнтропийны наравне с созидательными и творческими. О приключениях этого не скажешь.
… и хорошо, что так. Что ситуация, в которой оказались не только персонажи повествования, но и планета: между двух Вселенных — породила не катастрофы (кроме мелочевки в начале), а дела, задачи, проблемы, которые надо решать головой и руками.
И решают. Это обнадеживает.
Пять этажей за уровнем К90, десятки людей готовили по чертежам детали, собирали, отправляли вверх на зарядку…
… и даже восстановленная благородная Система ГиМ служила преимущественно теперь не для наблюдения галактик, звезд и планет МВ, а для забора там пространства с высокими К в Ловушки-цистерны. Из цистерн это НПВ шло во все прочие. Как балонный газ-конденсат для дачников.
… Сначала, впрочем, вообще просто обозревали с помощью днищ далеких и высоких облаков еще более отдаленные пейзажи. За горами, за хребтами. От одного этого можно было чувствовать могущество.
Облако-отражатель высоко в небе позволяло заглянуть через Тебердинский хребет в различные, ныне независимые державки. Но лучше просто было глядеть на склоны гор, на шапки льда и снега на вершинах, на темные извивы ущелий, на блеск и белую пену водопадов в них… и на равных можно было взять вершину скалы, отделив ее от основания, от утеса, даже от далекого хребта, — и склад чего-то (не имеет значения, чего) в горном или равнинном городке. Но как спокойно-величественно происходило это в первом случае, на природе — и как суматошно-мелко во втором. Даже стреляли, поднимали вдогонку милицейские вертолеты. Фи!
День текущий 28.4113 сент ИЛИ
29 сентября 9 ч 51 мин
361-й день Шара
29+45 сент 5 час уровня К110
Вверху были свет и быстрота
внизу медленность и сумрак
Взяли в сей день еще контейнер с японскими видеомагнитофонами «Панасоник» — плоские, черные, вроде чемоданчика-дипломата без ручки. Подняли в мастерские н а 110-муровне. Рассмотрели, включили — и мысли в нужном направлении:
— Вот так и Ловушки надо делать — для плоских предметов! Где касету вставляют — выброс плоского НПВ-языка и захват. Справа окошко светоиндикации…
— Нам необязательно его справа, можно сверху. И плоский экранчик. И все кнопочки, клавиатуру управления. А сбоку этот паз захвата расширим на весь размер…
— И то. Делаем чертежи.
И снова пошла работа. Что бы ни задумывали, кого бы что бы ни осенило — за них никто это не исполнит.
«Хочешь жить, умей вертеться» это чепуха, девиз для дегенерирующих городов и юрких людишек с потными ладонями.
Хочешь жить — умей работать. Это не подведет никогда.