1.
Тем не менее, Имярек Имярекович определил верно: не умели НИИвцы пользоваться тем, что сами заложили в идею и конструкции Ловушек. Перед глазами было, да не видели. Застила им все тонкости оторопь от своих дел и достижений. Вот со стороны и оказалось видней.
Не пришлось даже новые кнопки и регуляторы на пультах Ловушек ставить; подогнали полевые режимы теми, что там наличествовали. Подгонка состояла в том и только в том, что ежели прежде они выбрасывали из зева Ловушки «оболочечный» НПВ-луч для разведки и наблюдений, и только найдя цель, выстреливали в нее хватающий игольчатый К-язык, — то теперь следовало и эту иголочку импульсами, толчками высовывать в поиске цели… НО НЕ ДО КОНЦА. В этом «не до конца» была вся тонкость: оболочка самоконцентрировалась, стягивалась вокруг К-оси. Нет расплывания, расширения, раствора НПВ-луча размерами с Луну и более. Никакого нет. Точечная наводка.
А когда навелись — ам! — и взяли. Втянули.
Это — после лабораторной проверки, понятно — и опробовали 14 октября на пировавших в Ицхелаури. Раньше бы так избирательно точно не смогли: или всех, или никого. Заодно убедились и в том, как быстро К-луч-миллиардник превращает напроказившего жлоба-номенклатурника в С-В, в скелет и вонь.
Это тоже было вроде лабораторной проверки. А может, и примерки. Через облака.
Главным теперь — и в тот же буквально день — стала исходная нацеленность «максутиков» на площадке в Овечьем ущельи вверх. Мимо облаков, теперь они были помехой. И намного дальше. В космос. На астероидный пояс. Неспроста эта их нацеленность с самого начала блазнилось директору Любарскому как некий намек.
2.
День текущий 10,6112 октября
то есть 11 окт 14 ч 28 мин
К1, Овечий филиал
Планеты были неинтересны — соринки в околосолнечной
круговерти пространства
Да и Солнце тоже — комок светящейся пены в центре вихря
Интересно там, как и на Земле, было то, что можно взять
… Здесь уж побоку пошли все симпатии-антипатии, интеллектуальные обиды. Подключился Буров, привлекли, привозя ее в Овечий Филиал вместе с детьми, с Димычем и Сашичем, Алю как главную по мостовым схемам. И первых проверках идеи НетСурьеза обнаружили чудесную вещь:
— заброшенный на десятки миллионов километров в космическую высь, в астероидный пояс самостягивающийся НПВ-луч начинал вибрировать, когда в кончике его оказывалась «добыча». Так вибрирует туго натянутая леска, если на уду попадается серезная рыбина. Это заметили сперва по приборам, затем Буров быстро перевел эффект в звучание. И оказалось, что по высоте тона этого звчания можно как бы «взвесить» попавшйися астероид: чем он крупнее и тяжеле, тем выше звук.
Внешне, геометрически протянувшееся за орбиту Марса из Овечьего ущелья Неоднородное Пространство-время (чужое, добытое, это стоит помнить, из МВ в Шаре) и представляло собой леску, тонкую струну. Но внутри, физически оно было многотысячекилометровым в поперечнике; пространственная труба, сравнимая по диаметру с планетами. И то, что оказывалось там около НПВ-острия этой «иглы», отнюдь не насаживалось на нее, а легко и свободно входило внутрь. Далее — жабье втягиванье НПВ-языка — и добыча на Земле.
Подобно тому как сначала Ловушками брали у владельцев то, что плохо лежит;
— и потом в окрестности Овечьего хватали ими тоже то, что неаккуратно лежит в горах (именно неаккуратно, небрежно — и посему чревато сходом лавин или оползней);
— а равно, впрочем, и то, что уже оползло, завалило ущелье или проход между горами… то есть для пользы человечества, конечно, не корысти ради; специально находили такие места, обозревая отраженным от облаков НПВ-лучом… нет, серьезно!..
— так вот, подобно этому и в космосе брали соответственно то, что, по мнению двух наибольших авторитетов, Дусика и Бармалеича… ну, не сказать, чтобы плохо лежало (там ничего не лежит), но, во всяком случае, плохо, ненадежно вращалось на орбитах; с большим, например, эксцентреситетом.
— … если еще эксцентреситет увеличится, то астероид, того и гляди, перейдет с эллиптической орбиты на параболу, уйдет в кометы — ищи-свищи… так лучше давайте мы его заберем. Пока не пропал, — довод Климова, с которым с кривой улыбкой соглашался и Варфоломей Дормидонтович.
Разровняли Ловушками-фрезами выше Филиала площадку-котлован в несколько километров, устроили здесь «плоский схрон» при К20; помещали туда для оценки и просмотра первые уловленные космические глыбы. Глыбы километрового размера при захвате давали себя знать низким шмелиным гулом в динамике ЛОМДа.
Оптимальны были именно километровые астероиды. Со всех позиций: во-первых, не зарегистрированы астрономами, бесхозны; во-вторых, их много; в-третьих, легко узнать-»взвесить» по характерному гулу НПВ-луча — и, наконец, удобны, в самый раз для дальнейших манипуляций. Они хорошо садились на титановое корыто, также распыляясь и дробясь снизу: самопритирались. И выходила примерно равная высота выстраивающегося на полигоне каре таких валунов (среди коих уже затерялись первые «острова», опорные пункты недавних наблюдений).
Да и откровенно сказать: брать еще более крупные, по нескольку километров в поперечнике было просто страшно. И от километровых-то пробирала жуть.
… Снять плоское НПВ-поле К20 — и даже такая глыба сразу возвысится над скалами, разворотит окрестность, сотрясет почвы. Боже упаси, его снять! А если несколько километров!..
Поэтому, оценив, прикинув: куда ее и как, глыбу снова вбирали в ЛОМ и освоенным уже «На-Дай»— способом пересылали на ВнешКольцо, опускали в полигон.
… Но все равно по мере накопления и таких небесных глыб на полигоне (внешним размером, напомним, со стадион), выстраивания их там в центре в изрядное каре — возникал, не мог не возникнуть, зудел в умах и душах вопрос:
— Что будет, если аварийно сбросится это сконцентрированное плоскозевными Ловушками, поддерживаемое ими же пространство К8640? Аварийно. Мало ли что… Даже если не всеми сразу, только одна выйдет из строя: упустит контроль над своей частью полигона. Все ж разворотит.
Пока там был только засосанный воздух, это грозило взрывной ударной волной, коя, ладно уж, обрушила бы башню. А сейчас… эти камни наверняка распространятся на добрый десяток километров — и сотрут с лица земли то, что здесь есть. То есть Институт, поселок Ширму и ближнюю часть Катагани.
А?..
Эти опасения обсуждали, но тоже не пропустили в информсеть. НИИвцы-верхние уже многое не пропускали туда.
Оставалось надеяться, что не сбросятся. Не было такого факта. Тем не менее Буров распорядился срочно изготовить второй комплект таких Ловушек.
Дублирование — основа надежности.
То есть лучше бы, безопаснее — еще мельче. Но тогда утрачивается совсем производительность.
— Послушайте, — уныло сказал Шурик Иерихонский, — но если брать такие километровые крохотулечки, то для Материка их понадобится, я извиняюсь, добрый миллион! Это ж на сколько лет работы? На века?..
Работа шла в «нулевом» времени. За день успевали взять десяток-полтора астероидов.
Иерихонский сделал соответствующий пересчет этого миллиона небесных валунов на дни работы в Овечьем, на пересылку, упаковку на полигоне… Да, получилось на век с гаком.
Выходило, что и эта мысля — не та. Не наилучшая.
3.
в День текущий 13,6512 октября
то есть 14 окт в 15 ч 26 мин -
произошло открытие, без которого они могли бы обойтись.
С размытой шлейфовой орбиты за Марсом был добыт Сорок Девятый Астероид. Очередная километровых размеров глыба рваных очертаний была выужена Ловушками и доставлена на площадку-котлован выше Овечьего ущелья. Назвать же космический камень заглавными буквами пришлось вот почему: когда опустили его на смотровую площадку, обратили внимание, что зазубрины на стороне его, оказавшейся вверху, странно периодичны: выступ — впадина, выступ — впадина… по огибающей, по дуге. Равных размеров и высот.
— Шестеренка, — сказал Панкратов.
— Без часов, — добавил Климов.
Действительно, на фоне искаженного розово-синего неба вырисовывался как бы краешек гигантской шестерни.
— Никакие не часы, не шестеренка, — выразил мнение Шпорьтко, любитель фантастики. — Просто признак разумности. Искусственная структура.
Они втроем добывали эту глыбу.
— Вот что, на полигоне ее ставим в середке и этим местом вверх. Там и рассмотрим.
Там и рассмотрели. Сперва с ВнешКольца, потом с «Бригантины», потом, когда вскарабкались, вблизи. Да, это была часть не то сооружения, не то изделия. Не сооружения, потому что не сооружали, не собирали — удаляли лишнее из каменного монолита. Есть в Индии, в Гималаях, храмы, вытесанные в цельной скале подобным образом — с колоннами, алтарем, скульптурами. На этой глыбе таких подробностей не оказалось; каждый выступ — «зубец шестеренки» — был размерами с крепостную башню. Внизу все они переходили в отвесную стену, вдоль которой шел также вытесаный в монолите ров.
Все это находилось на выпятившемся утесом краю глыбы и со всех сторон оборвано сколами; по ним легко угадывался материал: гранит и базальт. Осадочных пород, как и признаков наличия морей, воды, не было.
Поверхность же всего, что не попало в сколы, была оплавлена. В том числе и грани зубьев «шестерни». Так что если и имелись на этих башнях фигуры или письмена, они все пропали.
Открытие, без которого они вполне могли бы обойтись. Обескураживающее, руки от него опускались. Одно дело таскать астероиды просто как небесные бесхозные камни — мало ли их, кому они интересны! — и совсем другое, когда это вон, оказывается, что.
… Крепость ли это была, храм ли, что-то еще — дело второе. Десятое, собственно. Главное же — да, между Марсом и Юпитером жила, вращалась под Солнцем планета. На ней была жизнь, обитали разумные существа. И судя по тому, что в итоге осталось облако обломков — да и по оплавлению поверхности, признаку многотысячеградусных температур, она бабахнула, как осколочная граната. Раз — и нет. Как, почему?..
А если судить по размерам и формам «шестерни», то создавшие ее и трудились долго, и работали явно на века, на тысячелетия — то есть были уверены в надежности, прочности своего мира. Как мы — в надежности и прочности своей планеты.
И… горячий привет. Очень горячий, тысячеградусный. Даже фигур, скульптур не осталось, оплавились; не угадаешь, какие они были.
Знание, без которого лучше бы обойтись. Живешь так, действительно, живешь — и…
4.
Разговор с глазу на глаз.
— Послушайте, Витя, а в этом что-то есть, — сказал Варфоломей Дормидонтович.
— Что и в чем?
— Ну, что внешние факты и обстоятельства притормаживают нас, слишком быстрых на мысль и решения. Придерживают за штанишки, как зарвавшихся детей. Вот и Сорок Девятый этот астероид с Шестеренкой… Может, нам пора остановиться с небесными заготовками?.. Мы вправду разактивничались сверх меры. Вы знаете происхождение слова «халтура»?
Вопрос был неожиданный и с подтекстом.
— Ну… наверно «плохая работа».
— Нет. «Халтурой» у воров именовалось обворовывание могил — со свежими покойниками, на другую ночь после похорон. Таких воров соответственно звали «халтурщиками». Это были последние люди в блатном мире.
— Так вы что, аналогию, что ли, проводите?!.. С нами, берущими из космоса!
— В какой-то мере да. Мы орудовали не в астероидном поясе, а на астероидном кладбище.
— Ну, знаете!.. И что же вы предлагаете?
— Остановиться, притормозить, подумать. Разобраться с тем, что мы набрали, наворотили на полигоне. Освоить как-то. И думать, думать дальше.
— Вы еще скажите: в этом и есть сермяжная правда — как Васисуалий Лоханкин. — мрачно буркнул Буров.
Разговор шел с ним. В кабинете директора.
— Не кукситесь, Витя, — мягко, вразумляюще, как старший сказал Любарский. — Сорок Девятый с Шестеренкой получился от катастрофы там. А здесь?.. Вы по карте не прикидывали, на какую территорию раскинулась градусная сетка нашего полигона — и насколько распространятся все камни… особенно, если мы наполним «корыто» под завязку, под Материк… в случае чего? Ведь на реальные сотни километров. Сметая все.
— Нет. Но страхующие Ловушки К8640 готовы, можно подвесить.
— Это хорошо. А все-таки давайте остановимся. И пусть то, что есть, окажется… ну, первой примеркой к Материку, что ли?
5.
Полилог типа Они. Сначала на зазубринах-»башнях», под МВ-солнцем — слепяще голубоватым и маленьким на сей раз, электросварочным каким-то. Потом в башне, в сауне.
— Слушайте, как это может быть? Все гипотезы конца света, какие я читал, саму планету щадят. Поверхность, мол, пострадает, жизнь на ней уничтожится… но шарик будет летать дальше. Ведь здоровенный же, на тысячи километров!.. Как он может взорваться?
— Так разнести огромный шар, целую планету, мог только ядерный взрыв. Изнутри.
— Значит, такие они там творили дела.
— Никто там ничего не творил, все произошло природным путем. Нет, серьезно. Вы о радиогенном тепле слышали?
— Что идет из глубин Земли от распада урана и тория? Конечно.
— А знаете, какой от него геотермический градиент? Три градуса на сто метров в глубину. Тридцать на километр. Проверено до пяти-шести километров, там под 150–200 градусов по Цельсию. Вы хоть представляете, что это такое? Если перенести на поверхность, то в десяти километрах отсюда, в станице Глинской, на 300 градусов жарче; там все сварились и изжарились. А в Катагани температура как на поверхности Солнца…
— Ничего себе! Выходит, мы живем на раскаляющейся сковородке?
— Если экстраполировать этот градиент линейно, то на глубине в тысячу километров в Земле за 30 тысяч градусов, на пяти тысячах кэмэ, около ядра, 150 тысяч градусов…
— Но это же внутризвездные температуры!
— Выходит, и наша планета так может шарахнуть? На куски?.. В любой момент?
— Наверно, не в любой. Сначала сильно повысится сейсмическая активность: землетрясения, оживут старые вулканы, появятся новые… Ведь действительно шар здоровенный, он не может так вдруг рвануть.
— Так что не спеши надевать чистую рубаху.
— А чистые рубахи и для жизни, между прочим, хороши. И для работы.
— Постойте, но почему мы такого не наблюдали в МВ?
— Взрыв это краткий миг. Попробуй выйти на него. То, как планеты саморазогреваются, начинают интенсивно излучать и затем расплываются жарким облаком, мы видели не раз. А уж что там: пар, пыль или обломки, дело второе.
— Постойте-постойте! Но тогда тот драматический вывод Корнева: что от активности нашей разрушаются миры, от творчества… вообще, от цивилизаций — неверен. Не от нас и не от нее они разогреваются и разрушаются. Есть процессы мощнее и глубинные.
— Пожалуй, да.
— То есть цивилизация лишь признак приближения конца. Вон и у тех она явно была.
— Вам от этого легче, Бармалеич?
— Знаете, да. Все-таки не мальчики с одухотворенными глазами виноваты.
— Но это означает, что и активничать сверх меры не надо. Просто глупо. Ведь натужную активность с жаждой подняться и далее таким всегда быть подпирает уверенность в стабильном бытии. Но раз мы обитаем в резко нестационарном мире…
— … и цивилизация лишь одно из проявлений этой нестационарности…
— … так какое уж тут «всегда»! Жить надо спокойно.
— И работать тоже.
— Жаль, Корнев этого не видел и не знал. Жил бы сейчас.
……………………………………
Знание, без которого они могли обойтись.
Впечатление от Сорок Девятого астероида на верхних НИИвцев было грустным и отрезвляющим.
Там же на полигоне осмотрели остальные выловленные на замарсианских орбитах камни: нет ли и на тех подобных примет? Ничего не увидели: сколы, трещины, разломы планетного монолита блистали, искрились под МВ-солнцем. Каре этих глыб занимало добрый десяток километров в центре титанового корыта.
Уплыли посуху на НПВ-»Бригантине» в НИИ, наверх — думать дальше.
……………………………………
— Послушайте, а не захватываем ли мы с этими камнями еще кое-что? Пси-поле бывшей планеты, ныне тучи астероидов, ее судьбу?
— Между прочим температура Венеры — признак, что там еще более все подогрелось. И может рвануть. Температура раскаленного утюга! Никакими «парниковыми эффектами» такую не объяснишь.
— А у Марса видик, будто там все уже произошло.
— Так что наша Земля — последняя планета из этой четверки?..
— Значит, у нас все впереди. В будущем, которое началось.
— Слушайте, бездоказательно все это: про Марс да Венеру… да и про Землю. И с Четвертой планетой мы, если честно, не знаем, что случилось.
Помолчали.
— Но главное, брать-то все-таки оттуда нехорошо. С планетного кладбища. Бармалеич прав.
— Не только поэтому. Ясно, что теми астероидами мы полигон не заполним, там работы на сто лет…
— … если не тысячу. Нулевого времени.
— Но если не оттуда, то откуда еще? Из Кольца Сатурна?
— Да оно совсем далеко. Миллиард километров.
— Брать или не брать, вот в чем вопрос. To take or not to take?
— To steal or not to steal? Красть или не красть?
— Словоблуды…
— Так что, сворачиваемся? Зря трудились, зря МВ-солнца проводили…
— Нет, почему же! Из того, что набрали, можно создать хоть и не Материк, но все-таки что-то.
— Островок. Островок по-любарски…
— Под названием Пшик.
— А такой был замысел, такой размах! Н-да… И снова воцарилось молчание. Хлестались вениками, потели — и думали.
— Как это Чичиков-то говорил, — прозвучал с верхней полки медленный голос Имярек Имярековича. — «Эх я, Аким-простота! Ищу рукавицы, а обе за поясом.» Нет, серьезно.
— Ты это к чему? — встрепенулся Климов. — Это ведь он сказал, когда сообразил, как мертвыми душами промышлять… А у нас где мертвые души, у нас какие рукавицы за поясом? Давай, не томи… Чичиков, он же Ходжа Насреддин!
— Мертвые души там по сюжету. Здесь неуместно. Хотя, может, и витают — с той планеты, вместе с астероидами. А рукавицы… вон ваши рукавицы, — НетСурьез мотнул мокрой головой вверх. — Залежи. В МВ того вещества греби не хочу — звездного, планетного, астероидного… и даром пропадает. Каждые пять сотых секунды Земли, между прочим. А извлечь — оно на века здесь останется. Нет, серьезно. Вся беда в том, что работаем в «нулевом времени», а ускоренные К-времена башни вынуждены равняться и ждать. Но вверху-то, на крыше К сто пятьдесят. А выше еще больше. Нет, серьезно…
В сауне снова воцарилась тишина. Кто-то вздохнул:
— Ну, мы доехали.
Кажется, это сказал Панкратов. Не совсем понятно, что он имел в виду. Разве лишь: вот, мол, все начиналось с дохлой ласточки, с гусей… а теперь!
Тем не менее взгляд свежего человека на привычный предмет (несмотря на всю необъятность его), Меняющуюся Вселенную в Шаре над их головами, сработал и здесь. Как-то так получилось, что с этой стороны: как резервуар запасов вещества, постоянно возрождающийся их источник и залежь, — МВ не рассматривали. Уж слишком громадны физические — то есть, реальные — масштабы в ней. Видно, сначала нужно было примерить подобное захватническое намерение к своей Вселенной; а уж потом…
Сейчас все осознали, что это действительно — мысля. Та самая. Работать наверху, при К150 и более, можно споро. И НПВ использовать не только в Ловушках.
6.
На собранном КоордСовете почти все согласились: да, с наполнением полигона астероидами из Нашего Космоса пора остановиться. Осваивать то, что взали, и думать, как брать из МВ. Буров при голосовании воздержался.
Это было в день текущий 15,3913 октября ИЛИ
16 октября в 9 час 22 минуты Земли
в 377-й день Шара
при N = N0 + 650404217 Шторм-циклов МВ
в 59-й день (64-ю гал. микросекунду) Дрейфа М31
при 63861-м МВ-солнце над «полигон-корытом» с
украденными астероидами
в координаторе (К24), где шел совет, было
16 + 9 октября 9 часов 6 минут
… сразу за проходной они оказывались не на Земле
чем выше, тем космичней. Космично светилось то
что обычно темно. Космично звучали искаженные голоса
лязги и рыки машин
Жизнь была ежечасное чудо — и она была жизнь
— и сей день и момент стали считать впоследствии Днем Сотворения Аскании Нова 2, сокращенно Аскании 2, даже Аск-2. Отсюда пошла ее хронология. Хотя слова сии в тот день еще не были произнесены. Да и творения еще не было.
Потому что путь к Аскании начали не ловцы астероидов.
Любарский был не так прост, разговор об приостановке добычи астероидов он затеял с главным инженером после того, как ему приоткрылись иные гороизонты. А приоткрылись они вот как: в кабинет к нему в приемные часы пришли зав Овечьим Филиалом старший инженер Василий Шпортько и его папа, Давыд Никитич, председатель пригородного колхоза. Оба были при галстуках, выглядели официально.
— Варфоломей Дормидонтович, — сказал Вася, — мы хотим вас познакомить с очень интересным человеком. Нужным нам. С Геннадием Борисовичем Иорданцевым.
— Пожалуйста, зовите, — откликнулся директор, думая, что тот, кого они представляют, ждет в приемной.
Шпортьки переглянулись. Старший, помявшись, сказал:
— Та нет… не тот случай. Это, понимаете, такой человек, что к нему нужно поехать. Там познакомиться с ним, у него дома.
— Мы вам все расскажем, — вступил Вася.
Они поехали в город.
Но об этом позже.
Всего ушло времени на описанные в части второй события такие же две земные недели, как и для первой: от начала октября до его середины.